Discover millions of ebooks, audiobooks, and so much more with a free trial

Only $11.99/month after trial. Cancel anytime.

Азият
Азият
Азият
Ebook617 pages2 hours

Азият

Rating: 0 out of 5 stars

()

Read preview

About this ebook

Composition that is excellent! Joy that is excellent! Excellent spirit!.. Sounds in center! Mister Stepanov - the renowned poet in their own nation. It's a sizable honor for his writing that is imaginative. He was called the poet of the nation in 2011 by visitors. The very best verses compiled by the poet within the 2005-2012 time were incorporated by this guide. Today Stepanov - among the many well known writers, printed in literary publications of the nation. Euro is composed in by him. Please, VIEW an Online or Sample Audience!

"Азият"! Aziyat! Вот она – долгожданная встреча с интересной книгой. Грандиозный поэтический проект! Бесподобное владение тканью стиха... Глубокий смысл. Яркие метафоры. Звучит и резонирует в душах. Поэзия – здесь и сейчас!..

Сергей Степанов – об этой книге:

– Всем привет! Предлагаю Вам напрочь увлечься книгой, над которой я работал довольно долгое время. Это издание удостоено крупной литературной премии. Свыше шестисот книжных страниц – каждый найдет нечто освежающее мысли и духовное дыхание, извлекающее на Божий свет глубоко личное, сокровенное, а может быть, и чувственное, и лиричное!.. На самом деле, я не знаю, каким образом рождаются стихи, выбрал ли я поэзию или она избрала меня... Одно могу сказать достоверно и ответственно, – подлинно живая жизнь без поэзии невозможна! Я свое дело, как мог, исполнил - вот она, книга, на ладони. Читайте! Желаю Вам незабываемых впечатлений и наслаждения прекрасным, друзья!..

***

Кое-что интересное. В 2012 году Сергей Степанов был удостоен Первой премии (номинация "Поэзия") литературного конкурса "Арча" – одного из крупнейших в Центральной Азии. Традиционно этот конкурс проводится под патронатом Международного Иссык-Кульского форума имени Чингиза Айтматова – всемирно известного писателя. На родине этого выдающегося литератора в 2011-м Сергей Степанов был назван "Поэтом года". В 2013–2014 гг. – выдвигался в номинанты конкурса "Поэт года" России. Сегодня Степанов – в числе самых известных современных авторов своей страны. Изданный Степановым в 2012 г. объемный сборник стихов "Азият" (ISBN 978-9967-15-151-2) сразу вывел автора в ряды первых.

"Это своего рода дверь в мир настоящей, живой мысли, что раскрывается перед нами благодаря трепетному и глубокому пониманию слова", – так высказался Аскар Айтматов, экс-министр иностранных дел Киргизии, о творчестве русского поэта Сергея Степанова.

"Книги Сергея Степанова увлекают с любой наугад открытой страницы..." – отзывается об этом поэте популярная российская газета "Комсомольская правда".

"Обычно более молодые авторы штурмуют Парнас, а здесь зрелый поэт сразу столь ярко заявил о себе. Но я всегда рад новым проявлениям в поэзии, новым подходам. Желаю Сергею Степанову дальнейших успехов на этом поприще!" – напутствовал автора некогда один из лучших друзей Андрея Вознесенского – Омор Султанов, Народный поэт Киргизии, член секретариата Международного сообщества писательских союзов (СНГ).

Книги Степанова погружают в мир ярких метафор и глубокого осмысления Бытия.

Знакомство с творчеством этого автора, благодаря таинственному духовному единению читателя и поэта, позволяет каждому познать новые стороны своего собственного внутреннего мира.

Эта книга – что надо книга!.. Поэзия – во!.. Скачиваем. Читаем. Думаем!

LanguageРусский
Release dateMar 2, 2015
ISBN9781310721953
Азият
Author

Sergey Stepanov

Поэт Сергей Анатольевич Степанов (Серж Арбенин – литературное имя в России) родился в 1961 году в Донецке, на Украине. С детских лет жил и учился в России, которую исколесил от Крайнего Севера (полтора десятка раз пересекал Северный полярный круг!..) до Северного Кавказа, где оставался и всегда гостеприимно ждал его родительский дом. В середине 1980-х годов обосновался в столице Киргизии городе Фрунзе (сегодня – Бишкек).Сергей Степанов – журналист, редактор. В 1989 г., в самый разгар советской перестройки Сергей Степанов был осужден на два года (условно) за организацию мирных пикетов в защиту свободы прессы. Через несколько лет после распада СССР – реабилитирован. Четверть века проработал в крупнейшей и популярнейшей газете республики "Вечерний Бишкек", в том числе – первым замом гл. редактора и председателем Совета директоров Издательского Дома "Вечерний Бишкек". Как редактор Сергей Степанов организовал ведущее в Киргизии Информационное агентство "24.kg", сотрудничал с российскими печатными изданиями, "Радио России" и Британской корпорацией ВВС. Член Союза журналистов СССР, член СЖ России.Поэт Сергей Степанов удостоен звания лауреата Первой премии престижного литературного конкурса "Арча" (2012 г., номинация "Поэзия"). Конкурс проводится под патронатом Международного Иссык-Кульского форума имени Чингиза Айтматова – всемирно известного писателя, на родине которого в 2011-м Сергей Степанов решением авторитетного литературного жюри назван "Поэтом года". В 2012 г. Сергей Степанов выпустил в издательстве "Турар" сборник стихотворений "Азият" (ISBN 978-9967-15-151-2, 616 стр.), который сразу вывел автора в число первых и был замечен российской прессой. В 2012–2016 годах Сергей Степанов зачислялся в номинанты "Русской премии", в 2013, 2014 и 2021 – Национальной литературной премии "Поэт года" (Россия), в 2016–2017, а также в 2021 – престижной российской премии "Наследие", в 2017–2018 – литературного конкурса имени Сергея Есенина "Русь моя"...Сергей Степанов – автор свыше сорока весомых, полноценных поэтических сборников. Все эти замечательные книги востребованы заинтересованными читателями и официально доступны в продаже – реализацией этих изданий занимаются ведущие книжные сети мира – в десятках стран, где живет и дышит русское слово.

Read more from Sergey Stepanov

Related to Азият

Related ebooks

Poetry For You

View More

Related articles

Related categories

Reviews for Азият

Rating: 0 out of 5 stars
0 ratings

0 ratings0 reviews

What did you think?

Tap to rate

Review must be at least 10 words

    Book preview

    Азият - Sergey Stepanov

    Глава 1

    ***

    Скучно как глядеть на ваши лица,

    пьяницы, картежники, подонки…

    Братия моя! Я ваш возница.

    Подожмите дряблые мошонки.

    Выпрямите согнутые спины.

    В рай въезжаем, шапки набекрень!..

    Колесница рвется сквозь теснины.

    Нас встречает Божеская сень.

    Наслаждайтесь волей и покоем!..

    Мне же предстоит иная роль, –

    в рай переправлять вас под конвоем,

    возвышая слова жирандоль.

    Глава 2

    ***

    Ветер мглой пронзает души

    ноябрем постылым в вечер.

    Заметая снегом крыши,

    осень гасит в окнах свечи.

    Осень тлеет, словно души.

    И постылый ветер в вечер

    для постоя ищет крыши,

    раздувая окон свечи.

    Осень. Ветер. Мгла. И снег.

    Нескончаем этот век.

    Глава 3 – УТРО

    Придвиньте-ка свиные рыла ближе… –

    ворчал в хлеву надравшийся свинарь.

    …Душою вознесусь я неба выше!.. –

    на колокольне пел хмельной звонарь.

    Амбарный сторож, пьян, дремал под крышей

    навеса утлого, сам бывший пономарь.

    А хряк хрипел свой гимн прощальный в жиже,

    пока тесак, как встарь, точил свинарь.

    …Ждала дождя пожухлая трава.

    Несносный день вступал в свои права.

    Глава 4

    ***

    Судьба, что водишь за нос, все без цели!

    Богам быть равным можно ли во всем…

    Мольберт рассохся. И холсты просели.

    И гол король, расставшийся с ферзем.

    Платона повстречать или Сократа

    дано лишь избранным. И за своим столом

    не вижу я ни друга, ни собрата.

    Одни пергаменты, гори они огнем…

    Как, Времена, вы умысел таите!..

    И на Таити я готов бежать.

    И, вновь своей судьбы сплетая нити,

    воспеть Гогеном таитянок стать.

    И поутру мазилой и растяпой

    вернуться в жизнь, как в замысел большой.

    …И Поль Гоген соломенною шляпой

    меня приветит с радостной душой.

    Глава 5

    ***

    Я так тебя любил!.. И ломит спину

    от ощущений пагубности дня.

    И снова тянет в зиму в Палестину.

    И крестоносец понял бы меня.

    Но не кресты ношу, – живую душу.

    Ее багаж в порту не оценить.

    Таможенник меня сажает в лужу.

    И обрывает будущности нить.

    И рвет меня в пакет аэрофлота.

    Тоской. И талой грустью по местам,

    в которых повстречать я мог бы Лота.

    И поклониться соляным столбам.

    Но все не сразу. Только постепенно.

    И не дано пространство охватить

    ни взглядами, ни жизнью. Неизменно

    мы выбираем: быть или не быть.

    И крынка молока коту накрыта.

    И все ему, хотя он и прохвост…

    Но душу, нет, не ублажить досыта, –

    ей предпочтительнее строгий пост.

    И что нам делать с тем, что лезет в очи.

    Бездарностью. Бессмыслием. В ночи

    успокоение приходит поздно очень.

    Не ты тому виною, но… Молчи.

    Все сказано. И сделано. И ливень

    опять смывает прошлого грехи.

    Да, я наивен. Не хватает гривен –

    публиковать в издательствах стихи.

    И вот, они, как черви дождевые,

    собою изукрасили асфальт…

    Официант желает чаевые.

    Но на эстраде так фальшивит альт!..

    Зря многорукий Шива ждет подачки

    средь европейских трепетных осин.

    И балерина вынет ли из пачки

    заначки цент… Подайте лимузин!

    По временам пришла пора промчаться…

    Или в подвале у madame Justine

    надраться под завязку. Может статься,

    вслед за зарей взойду на guillotine.

    Глава 6

    ***

    Не потрафить нашим вкусам невозможно.

    Вот бы вылить молоко со дна бутылки.

    И смешать его с говном. И осторожно

    поднести ко рту… И снять оливку с вилки.

    Но не вызовет и это омерзенья

    в нас к тому, что напечатано в газетах.

    И за что же нам такое невезенье –

    проживать в эпоху камер в туалетах.

    Впечатленье, что сегодня будет жарко.

    Не спасает вечный бег мочи в фонтанах.

    В чебуречных в час полуденный запарка.

    Праздный плебс глотает вонь в кафешантанах.

    И потеют проститутки на бульваре.

    Им до вечера раздеться невозможно.

    И потеть потом придется уже в паре.

    Или в группе, только очень осторожно.

    И асфальт стекает эбонитом в лужи.

    Кровь солдат сочилась в битвах Ганнибала

    так во славу Карфагена. Но не нужен

    оказался Риму этот дар Ваала…

    И брусчатка площадей молчит в пометах

    голубиных драк и шарканья старушек.

    Завтра тоже будет жарко. По приметам,

    в туалетах понаставят нам прослушек.

    И услышат, что скрывает глубь пространства.

    И извилины в мозгу соединятся.

    Для того ли оторвались мы от пьянства,

    чтоб так шумно и прилюдно обосраться…

    Светофоры движут толпы биомассы.

    Вам налево, тем – направо. Этим – к Богу.

    Нам давно открыты тупики и трассы.

    Рассосется все, я верю, понемногу.

    Глава 7

    ***

    Встает с рассветом ветер восприятий

    и к нам спешит по ребрам облаков.

    Звенит будильник, старый мой приятель.

    И я впадаю в облако штанов.

    И в облако из чувств и впечатлений.

    И проплываю в тусклых зеркалах,

    в них застревая клочьями сомнений,

    представленных в изношенных штанах.

    И вваливаюсь облаком печали

    в ваш радостный и неказистый мир.

    И снова, с вами вместе, я в начале

    событий. И колышется эфир,

    присутствием неясностей стесненный.

    И смысл перетекает на словах

    из уст в уста, никем не просветленный.

    И ветер вновь гуляет в головах.

    И гонит души в облаках к закату.

    И там они падут за горизонт…

    Дождя не будет, кажется. Раскату

    нам верить грома ли, с собой таская зонт.

    И пробуждаться надо ли, не знаю.

    К чему по кругу заведенный бег…

    И в облако чернил я окунаю

    перо раздумий, неба человек.

    Глава 8

    ***

    Нельзя избежать потрясений,

    когда поутру без страховки

    бреду я на кухню по бровке

    не выясненных отношений

    с семьей, окружением, миром.

    Хоть не вылезай из постели.

    И Времени арки просели,

    изношенные ампиром.

    Вселенная скрылась за тучкой.

    Ей тесно в убогой квартире,

    где солнце не встретишь в сортире

    вам машущим солнечной ручкой.

    И дней потолок ограничен

    дырявой земной атмосферой.

    Она протекает. И, верой

    в конечность миров обезличен,

    терзаю с утра кофемолку –

    молю в пыль я зерна. И Бога

    молю подсластить хоть немного

    напиток. Но в нем мало толку.

    Имею в виду я, конечно,

    не Бога, а утренний кофе.

    Приносим мы дань катастрофе,

    глотая рассветы поспешно.

    …А где-то палят канониры,

    колышется море знамен.

    И входят под своды Времен,

    надравшись вином, кирасиры.

    Постелят им саван в постели

    их матери, вдовы и сестры.

    В сражениях лица так пестры,

    а после – сплошные пастели.

    Но что до того мне… Мортиры

    сродни амулетам племен.

    Жилплощадью обременен,

    я не выхожу из квартиры.

    Для Времени нет воскресений.

    И, падая в вечность ничком,

    под теплым еще мозжечком

    нельзя избежать потрясений.

    Глава 9

    ***

    Экскурсия окончена. И гид

    прощается, ничем не озабочен.

    Его рассудок вычерпан. И спит,

    как сытый червь в утробе червоточин.

    И точен шпиль, вонзившийся в клубок

    из туч и молний. И уж нет сомнений,

    что дождь прольется на собор. И Бог

    почтит собой амвонные ступени.

    А, впрочем, нет. Сойдет лишь дождь. Не весь,

    а только тот, что слезно выжмет туча,

    нам лужи выплеснув под ноги. Смесь

    из сумерек и готики гремуча.

    Брусчатка площадей ходьбой людей

    изношена. Плевки экскурсовода

    заметами оставлены на ней.

    И шпили, как штыри громоотвода,

    приманивают молнии к себе.

    И сотрясают вслед за ними громы

    дома и души, павшие в мольбе

    наладить переправы и паромы

    из суеты к возвышенности дней.

    Соборы к воскресенью непригодны.

    И шпилями пронзают до костей,

    экскурсоводам высью неугодны.

    Глава 10

    ***

    Останься до весны. Ведь в доме слишком пусто.

    И взявшееся ниоткуда чувство

    влюбленности – лишь древнее искусство

    сокрытой, потаенной ворожбы,

    в обход предусмотревшей все судьбы

    ниспосланное нам не письменно, изустно –

    из уст в уста, звеня на все лады.

    И плеск речной волны – всего лишь плеск печали.

    Нас с нею в колыбели повенчали.

    И обозначили еще в начале,

    что кем-то решено, где быть концу.

    И ветру перемен, эпох гонцу,

    что в лодке нас заждался на пустом причале,

    мы кланяться не будем, не к лицу.

    И ледоход проводим. И весну приветим.

    Нам жизнь дана, возможно, и за этим:

    весною посвятить все силы детям.

    Приняв их в жизнь в апрельскую капель,

    им мастерить в июльский день свирель,

    а в ноябре, убрав дары садов в подклети,

    ждать в гости и морозы, и метель.

    И елку наряжают дети; следом – внуки

    и правнуки. И мухи мрут от скуки.

    И в суете дней не доходят руки

    ни до чего. Забот круговорот

    влечет лишь смену лет. И шлет вперед,

    на смерть. И стай пернатых мартовские звуки

    преподнесет не нам небесный свод.

    Ну, а пока нам снег скрипит, и тени густы,

    останься до весны. Ведь в доме слишком пусто.

    И, дней прощальных избежав тщеты,

    забыв о кадках квашеной капусты,

    что в подполе томятся, так горды

    своей начинкою со знаменитым хрустом,

    проводим жизнь, звеня на все лады.

    Глава 11

    ***

    Вечность силки нам свои расставляет, как птицам

    певчим и трелями славным. И всякий пленен.

    Но у колодца веков ни остыть, ни напиться

    на бивуаке, устроенном ходом Времен.

    Так уж налажено все. Жизнь – лишь смерти граница.

    Мы – постовые. И пусть караул утомлен,

    пост не оставить нам запросто. Свиток имен

    где-то утерян давно. Без него – не смениться.

    Быть на посту у Времен так почетно. И лица

    наши запомнятся, может быть, в гуще племен.

    Вся философия… А суета так приятна.

    Водка студеная греет души холодок.

    Сердце, согретое на ночь, вновь бьется так внятно.

    Жаль, я в бессмертие с сердцем таким не ходок.

    Мечется пламя свечи. Смысл колеблется. Пятна

    слов и сомнений сплетают тугой узелок.

    Хватка бульдожья нужна, чтоб сорвать поводок

    твой, суета. Но, увы, ремешок – сыромятный:

    крепок он глупостью, ленью, привычкой. И мятный

    мне б заварить, вместо водки студеной, чаек.

    Время течет. Но откуда, куда… Знать бы. Где вы,

    прошлого славные, горькие, терпкие дни.

    Так по весне на лугу в небо сморят посевы, –

    зиму встречают лишь колкие иглы стерни.

    Так по весне в заблуждение вводят напевы.

    Души, как птицы, – не знают они западни.

    Но, сквозь века, эхом вечным звучит нам: Распни!..

    Мирру являет в окладах припавшим лик девы.

    И оставляем раздоры и сплетни. И гневы

    так неуместны. Распни!.. От сует нет брони.

    Есть лишь надежда. Так пылью пропитаны рамы

    окон, чьи стекла разбиты. И своды небес

    в них отражаются трещинами, словно шрамы.

    Что же виной тому… Может, – антропогенез.

    Или же нет. При душе ни к чему ходить в храмы.

    Все преходяще. А вдруг, там, на паперти, бес…

    Вооружимся терпением. Это ликбез –

    то, что записано в книгах святых. Только сами

    можем измыслить финал нашей тягостной драмы,

    срамы представив на суд – заявленьем в собес.

    Глава 12

    ***

    Я устал. И что-то нервы… Не в порядке

    что-то в самой сердцевине млечной лужи.

    Или в Солнечной системе неполадки.

    Снова пятна на светиле или хуже.

    Здесь, у нас, пространство мало ощутимо.

    Все углы да ребра, пики, полукруги.

    Рассветет едва, – и день проходит мимо.

    По ночам теснятся люди – друг на друге.

    Много воздуха. Но он почти не виден.

    В жаркий полдень миражи в глухой пустыне

    да синь неба… Вот и все явленье истин.

    Было так в веках. Да будет ли отныне…

    Океаны душ зажаты в тесных скалах.

    Скалы жмутся к небесам под мерзлым снегом.

    Вся история записана в анналах.

    Сожжены они пожаром прошлым веком.

    А всему виною галлы. Их нашествий

    избежать не удалось. И Публий Муций,

    адвокат, трибун, не пожалел сестерций

    и Annales воссоздал без контрибуций.

    В них затмения – и лунные, и Солнца,

    и знамения, и сведенья о войнах:

    Александр, – сын Филиппа, македонца, –

    что взял Персию, был воином не промах…

    Впрочем, прошлое кого интересует…

    Раздобыть бы для начала пропитанье.

    Имя Божие тут поминают всуе.

    Слышен шепот – про восстанье и братанье.

    Здесь животные мигрируют стадами.

    Всюду кастовость. Всем правят гоминиды.

    Их скопления прозвали городами.

    Среди них иные очень знамениты.

    В основном, своих пещер архитектурой –

    из углов и ребер, шпилей, закруглений.

    Здесь расплачиваться принято натурой

    за отсутствием сомнений, мыслей, мнений.

    Есть отсутствие себя перед рассветом.

    Сон – правитель Бытия – спасеньем славен.

    Встрепенулся чуть, – и стражник с пистолетом.

    Потому совет: не раскрывайте ставен.

    И, конечно же, не раскрывайте душу.

    Слышал я, опасно это в понедельник.

    (Здесь в неделе дней зачем-то семь.) Как грушу,

    обнесут. Когда б не Пасха да сочельник…

    Да, – любовь, одно из местных наваждений.

    Не понять, что это. Только все покорны.

    И бордели – это опыт наблюдений –

    посещаются охотно и повторно.

    Обмен жидкостями вовсе не тлетворен.

    Мне сказали, жизнь таится в млечной луже.

    Без потомства пусть союз и не бесспорен,

    но без пятен на постели только хуже.

    А еще здесь изучают части речи.

    Дескать, это отличит от обезьяны.

    Отличает. Но не всех и недалече.

    Мать-природа так являет нам изъяны.

    В целом, мило. Реки, горы и озера.

    Стайки бабочек в лугах. Лесные виды.

    И приятен кисло-сладкий вкус бельфлёра…

    Но, куда ни глянь, повсюду гоминиды.

    Я устал. И что-то нервы… Не в порядке

    ход времен. Куда-то ветер гонит лужи

    за окном. Сбежать и мне бы, без оглядки.

    Но накажут воскрешеньем или хуже.

    Глава 13

    ***

    Схождением дождей ход дней нарушен.

    Как зачарованный, ступаю в лужи,

    и отражением уже не нужен

    ни зеркалам, ни теням. И простужен

    мой голос. И не так уж важен

    я сам себе. И тем обескуражен.

    И, безысходностью времен приважен,

    хотел бы скрыться от секунд и сажен

    пространства. Только некуда, наверно…

    Быть может, в Альпы. Там цветет люцерна.

    И тучные стада хотят безмерно

    всё поглотить – с достоинством примерным,

    не ведая, что будут съедены чуть позже

    с ножом и вилкой. Повар осторожен

    при выборе продуктов, огорошен

    тем, что гуляш без мяса невозможен.

    Зато возможен мир без осмыслений,

    в котором мы не ведаем сомнений,

    никто ни в чем. И прирожденный гений

    всегда объект насмешек и гонений.

    Как это скучно… В лужи небеса

    закрались. Травам выпала роса

    так рясно. И в тумане голоса

    звучат напрасно… На пример овса

    дарована нам речь, стадам пещерным,

    что шествуют по пажитям бесценным

    путем неведомым, – навряд ли верным,

    но безвозвратным. Словом эфемерным

    мир перевешен к гибели. И лужи

    возьмутся коркой льда, в уступку стуже.

    Так модный повар кухней офранцужен,

    безвкусием нисколько не сконфужен.

    Но все мы мясо. Все пригодны в пищу.

    Никто не брезгует ничем. И липнут к днищу

    морских судов улитки. И так тыщу

    миль путешествуют. Себя очищу,

    предвосхищая долгий путь. Словесность

    ведет, тропинками петляя, в вечность.

    Кругами, видимо… И бесконечность

    нам испытанием на человечность.

    Глава 14

    ***

    Нет во мне ничего от Бога –

    ни на грош, ни на полкопейки.

    И пустыней ли Иудейской

    пролегает моя дорога.

    Превзойти бы хоть ненамного

    Бога в преданности судьбе

    мне так надо. Но при ходьбе

    кровоточат не только ноги.

    Сколько можно петлять кругами

    по пустыне души библейской…

    И о гамме песков житейских

    написать бы Васко да Гаме,

    Enjoying the preview?
    Page 1 of 1