Косяки начинающих

психоконсультантов
Римма Павловна Ефимкина

© Римма Павловна Ефимкина, 2018

ISBN 978-5-4496-0684-6
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие
Всегда мечтала о книге, в которой психотерапевты не хвалились бы
своими достижениями, а рассказали откровенно, как они облажались
и как после этого выжили. Нельзя сказать, что таких признаний нет
вообще. Иногда великие делятся косяками, вселяя в начинающих
психотерапевтов надежду, что и у тех не все пропало. Так, Ирвин Ялом
описывает промахи, правда, от лица лирического героя в своих то ли
художественных, то ли популярно-психологических произведениях,
но все равно спасибо ему за это. Милтон Эриксон с высоты своей
гениальности тоже, посмеиваясь, рассказывает, как то один, то другой
пациент пытались его облапошить, хотя и чаще всего безуспешно.
Прекрасны автобиографические заметки Якоба Морено, явившего миру
психодраму не раньше не позже, а 1 апреля, в День дурака, когда его
освистали за то, за что позже канонизировали как родоначальника
метода. Опять же Фрэнк Фарелли, начавший карьеру провокативного
психотерапевта с расстегнутой ширинки…
На примерах этих и других известных людей вы можете убедиться сами,
что за одного битого двух небитых дают. Лично я на занятиях
по психоконсультированию за каждую ошибку выдаю студентам
звездочку и набравшему максимальное количество ставлю на экзамене
автоматом пятерку. Чем больше вы накосячите, тем у вас круче будет
«опыт, сын ошибок трудных». Вот почему мне показалась ценной идея
собрать все психотерапевтические ошибки под одну обложку. Я
на полном серьезе считаю, что такая книга нужна, и нужна, прежде всего,
начинающим специалистам в области психологического
консультирования. Я обучаю студентов факультета психологии второго
высшего образования более четверти века и все это время наблюдаю
в их профессиональном становлении одну и ту же динамику. Они
совершают одинаковые ошибки, которые можно назвать цепью
инициаций, каждая из которых поднимает психолога на очередную
ступеньку мастерства.
Поэтому, не дожидаясь, пока кто-то напишет эту книгу, я написала ее
сама как своеобразный учебник по консультированию. Отчасти в ее
основу лег мой курс, который я читаю все эти годы студентам. «Читаю» –
неточное слово, потому что оно используется в академическом подходе,
а мой курс организован интерактивно. Я считаю, психологическому
консультированию невозможно обучить теоретически. Единственный
эффективный путь, мне известный, – это вылечиться самому и понять,
как ты это сделал. К чему я это говорю? К тому, что книга – теория,
мертвый продукт, порожденный живыми ситуациями, которые прожила
и осмыслила я сама и мои коллеги. Вы прочтете о них, но это нисколько
не освободит вас от вашего собственного опыта, не подстелет соломки.
Вы будете падать, ушибаться, подниматься и, потирая ушиб, вспоминать
написанное в этой книге и восклицать: «Так вот он какой, северный
олень!»
Я собирала материал для учебника по консультированию долгие годы,
и долгие годы никак не могла структурировать материал. Этот
неуловимый предмет голографичен, в каждом его осколке проглядывает
целое. Те, кто до меня пытался писать подобные книги, думаю,
споткнулся о то же самое препятствие. Недаром Дмитрий Соколов
назвал свою книгу «Лоскутное одеяло»1, а Екатерина Михайлова –
«Пустяки психологии»2. Надорвавшись от непреодолимых потуг
разродиться чем-то фундаментальным, я оставила эти попытки
и позволила себе просто получать удовольствие от написания текста,
вспоминая юность. Те благословенные времена, когда я с энтузиазмом
шла в психологическую консультацию, как Одиссей в свое полное
приключений плавание, как Робинзон – в обживание необитаемого
острова, как Сталкер из одноименного фильма Тарковского – в Зону, как
герой волшебных сказок – туда не знаю куда, чтобы найти то
не знаю что.
В контексте этой книги я использую слова «психотерапевт»
и «психоконсультант» как синонимы, подразумевая под ними людей,
работающих с проблемами в области человеческих взаимоотношений,
а не представителей медицинской психотерапии. Также я не описываю
какой-то конкретный подход, а стараюсь брать для иллюстраций
примеры, отражающие неспецифические навыки психологического
консультирования, общие для всех гуманистически ориентированных
подходов.
Любите ли вы практическую психологию так, как люблю ее я? Тогда пусть
вам сопутствует вдохновение.

Глава 1. Как мы ими становимся

Никогда не признаюсь
Мы лечим других людей с помощью своих собственных ран… Та
проницательность, которая приходит к нам благодаря собственной
борьбе с нашими проблемами, и приводит нас к тому, чтобы мы развили
эмпатию и креативность по отношению к другим… и сострадание.
Ролло Мэй «Раненый целитель»
Я никогда не признаюсь незнакомым людям, кто я по профессии, а вы?
Если вы допускали эту оплошность, ну, там, где-нибудь в купе поезда, то
от вас либо шарахались, как от прокаженного, либо просили совета
(«Вот вы мне как психолог скажите…»), либо насмехались, обвиняя
в шарлатанстве-сектанстве-разгонянии облаков. К счастью, у меня есть
еще одна профессия, первая, и мне не приходится лгать, отвечая
на вопрос, кем я работаю: преподаватель.
Мне казалось, что психологом я стала случайно. Как-то я взмолилась,
куда бы уйти из школы, в которой в должности учителя-словесника после
педвуза оттрубила семь лет. Это было августовским утром, когда
закончился двухмесячный преподавательский отпуск и надо было снова
идти заниматься абсурдом: ставить детям оценки, зевать на педсоветах
и проверять в тетрадях одни и те же ошибки до тех пор, пока сама уже
не начнешь переправлять правильные гласные на неправильные.
По радио передавали: «Швейной фабрике „Северянка“ требуются швеи-
мотористки». Почему нет? Из двух зол швейная фабрика – меньшее.
Но в то достопамятное утро я все-таки выбрала школу.
На входе завуч остановила меня вопросом:
– Хочешь год не работать, а деньги получать?
– Канэшна хачу!
– Тут у нас ввели ставку школьного психолога… Приказ РОНО –
от каждой школы отправить по одному учителю на обучение с отрывом
от производства на год…
– А ты чего такая добрая, сама не идешь?
– Да предложили-то как раз мне… А оно мне надо?
– А мне – надо!!!
Так я попала не в швеи-мотористки, а в психологи, хотя в том и другом
разбиралась одинаково, то есть никак. Шел 1989 год, начало «лихих
девяностых», когда педагогам по нескольку месяцев не платили
зарплату, в магазинах не было продуктов, водка продавалась
по талонам, и повсеместно отрубали отопление и электричество. Это
была пора экономических пирамид, ваучеров, денежных реформ. Я
досрочно расторгла три страховки под стенания страхового агента,
пророчащего нищету, и не прогадала: мои родители тогда же вмиг
потеряли все сбережения, накопленные за жизнь. А я продержалась
на деньги от расторгнутых страховок до конца своего годичного
обучения, за которое, естественно, не заплатили.

Своя стая
Каждое утро, просыпаясь, я внезапно вспоминала, что мне не надо идти
в школу, и на всех парусах неслась в НГУ на занятия. Психология
распаковала для меня совершенно новый мир, по сравнению с которым
так называемая реальная жизнь выглядела плоской картонной
декорацией. Интересовало только одно: как устроены психические
процессы, скрытые от обыденного сознания: сновидения, синхронии,
пласты человеческих трансакций. Хотелось бесконечно применять
полученные знания и навыки, тренируясь на своих знакомых. Но те,
поначалу заинтригованные экзотической информацией, вскоре стали
сторониться.
Я попала в первый набор, который послужил экспериментальной
площадкой для обкатки новой учебной программы. В эпоху повального
дефицита у нас был единственный иностранный учебник – «Теории
личности» Фрейгера и Фейдимена, отпечатанный на ротапринте. Наша
группа из тринадцати человек расчленила его на главы и обменивалась
по цепочке, чтобы за день прочесть свою часть и передать другому.
Постоянно случались сбои в расписании, и когда во время занятия
по аутотренингу в аудиторию по звонку врывались студенты, ведущему
только и оставалось, что произнести: «Каждый посторонний звук
погружает вас в сон все глубже…»
В общем, это было время моей юности, и я вспоминаю его через
розовый фильтр, пропускающий в сознание только радостные или
смешные моменты. Помню, что по средам занятия были не с утра,
а с обеда, и каждую среду я забывала об этом, приезжая к десяти
часам – так мне здесь было хорошо. Лес, окружающий здание НГУ,
полыхал красками осени. Зимой корпуса университета тонули в сугробах,
и, выходя с занятий в морозную ночь, я выдыхала клубы пара, чтобы
полюбоваться на расплывающиеся пятна света фонарей. Эти картинки –
метафоры моего душевного состояния в тот год. Я, наконец, была среди
своих, где не нужно было притворяться. Здесь, напротив, было первое
и единственное в моей жизни место, где поощрялось быть самим собой.
Так вот, как я уже сказала, мне это счастливое разрешение моей
проблемы – смены профессии – тогда казалось случайностью. Сейчас,
имея за плечами психологический факультет, кандидатскую степень
и стаж преподавателя психологии длиной более четверти века, я знаю,
что случайностей не бывает. Я оказалась в этой профессии, потому что
здесь нашла свою стаю. Это были точно такие же, как и я, люди –
нуждающиеся в поддержке, не выносящие критики и оценок,
стремящиеся к свободе самовыражения. Мне и в голову не приходило,
что я пришла сюда за помощью себе.

Вряд ли кто-то способен

Возможно, кто-то заблуждается на этот счет и сейчас будет
фрустрирован, но должна сообщить, что мотивация, приводящая
человека в помогающую профессию, – бессознательное стремление
разрешить собственные проблемы. Автор книги «Драма одаренного
ребенка» Алис Миллер называет вещи своими именами: «Вряд ли кто-то,
чье детство протекало в совершенно иных условиях, был бы способен
потратить целый день на выяснение того, что у постороннего человека
происходит в бессознательном. Пережитое душевное расстройство
побуждает человека удовлетворять неудовлетворенную потребность,
помогая другим людям»3.
Иными словами, для того, чтобы стать психотерапевтом, нужно иметь
детство, полное проблем. Знание о них вытеснено в сферу
бессознательного. Вот что это значит: отношения в вашей родительской
семье строились по типу ролевого треугольника: жертва, обвинитель,
спасатель. От вас, ребенка, ожидалось поведение спасателя. И вы очень
рано начали выполнять эту роль, помогая родителям поддерживать
репутацию благополучной семьи в глазах окружающих: ухаживали
за своими младшими братьями и сестрами; хорошо учились; за что бы ни
брались, все у вас получалось; вы легко добивались успеха. Однако,
выросши, вы стали подвержены депрессиям, часто испытываете чувство
душевной пустоты и самоотчуждения, а также ощущение полной
бессмысленности вашей жизни. В ситуациях, когда вы не можете
соответствовать идеальным представлениям о том, каким вы должны
быть, вас мучают страхи, чувство вины и стыда.
Из вас получился психолог, потому что, не получив заботы и уважения
со стороны своих родителей, вы компенсировали это тем, что сами
выросли заботливым и внимательным. Чтобы выжить
в дисфункциональной семье, вы стали очень сензитивным, развили
в себе способность к самоанализу, научились сравнительно легко
проникать в души других людей. Тип отношений с родителями «жертва-
обвинитель-спасатель» наложил отпечаток на всю вашу дальнейшую
судьбу, и вы чувствуете себя в привычной атмосфере, когда оказываете
помощь другим людям.

Шрамы и раны
Разумеется, абитуриенты, поступающие на психфак, не осознают своей
глубинной мотивации. Проводя собеседования с будущими студентами
второго высшего психологического образования, я задаю из раза в раз,
из года в год один и тот же вопрос: «Почему вы выбрали профессию
психолога?» И получаю стандартный ответ: «Я всю жизнь помогаю
людям, даю им советы. Друзья говорят мне, что я уже готовый психолог,
только без диплома. Вот и пришла/пришел получить диплом». Нет,
друзья, вы, как и я, прежде всего пришли помочь себе. И если вы этого
не сделаете, то не сможете помочь и другим.
Мешают ли нам эффективно работать наши проблемы? Да, мешают,
если они не осознаны. И помогают, если осознаны и мы постоянно
работаем с ними с собственным психотерапевтом. Я перевидала много
так называемых дипломированных психологов, которые отсидели
в качестве пассивных наблюдателей долгосрочные обучающие курсы
по разным подходам в психоконсультировании. Если человек не делал
своих собственных сессий, если он не корчился от душевной боли,
оплакивая свои детские травмы, то его раны не зажили, а просто скрыты
повязками. Как сказал гештальтист Даниил Хломов, встреча терапевта
и клиента – это встреча двух уродов, у одного шрамы, у другого раны.
И это важное (если не основное) отличие психолога от клиента.
«Получается, что самое счастливое детство было у сталеваров,
агрономов и физиков-ядерщиков?» – спрашивают меня студенты. Нет,
отвечаю я, получается, что психологи – это люди, дерзнувшие вывести
свои подавленные чувства на свет Божий, осознать, оплакать их и тем
самым исцелиться, а потом помогать другим людям делать это же
самое.
 Глава 2. Инициация
Культурный шок
Получив диплом психолога, я сначала не поняла, как им распорядиться.
Поэтому как была преподавателем, так и осталась, только к русскому
языку и литературе добавился новый предмет – психология развития.
Мне доверили ее читать на факультете психологии НГУ, который я
только что окончила сама, потому что за моими плечами был опыт
работы с детьми. Я читала лекции студентам и не видела другой сферы
применения полученных знаний.
Впервые я поняла, для чего нужна практическая психология, только
познакомившись с работой Нифонта Долгополова. Он приехал к нам
из Москвы провести демонстрационную трехдневку по гештальт терапии,
чтобы на ее основе открыть в Новосибирске долгосрочную
образовательную программу. Эти три дня перевернули мое сознание.
То, что он делал в группе, не вписывалось в рамки моего ментального
опыта. Снаружи это выглядело так, что тридцать человек неподвижно
сидят в кругу на стульях и разговаривают. Но при этом внутри меня было
ощущение, что я проживаю жизнь сконцентрированно и настолько полно,
что это не с чем сравнить. Так, как разговаривают участники
терапевтической группы – больше не разговаривает никто и нигде.
Нифонт задавал вопросы, на вид простые и очевидные, но, благодаря
им, в душе происходили невероятные инсайты. Его наблюдательность
вызывала у меня культурный шок, в зеркале его обратной связи я
узнавала себя, и ничего интереснее до сих пор в моей жизни
не происходило.

Два диалога
Приведу пару самых рядовых коротких диалогов (а их было бесконечное
множество, именно они и составляют суть группового процесса), чтобы
дать представление о том, что это такое. Я их хорошо запомнила, потому
что на той группе впервые услышала терапевтическую беседу и была
сражена таким способом осмысления мира.
Диалог первый.
Я: Губы обветрили, стали шершавые.
Нифонт: И чем тебе это мешает?
Я: Ну, как… Помаду все время приходится поправлять, потому что кожа
отслаивается.
Нифонт: И тебе помады, что ли, жалко? Это про скупость, что ли?
Диалог второй.
Нифонт: Мысленно посади на стул маму и поговори с ней.
Я (сидя на одном стуле и поправляя второй стул перед собой ногами):
Не знаю, что сказать…
Нифонт: Что с тобой сейчас происходит?
Я: Поправляю стул.
Нифонт: Зачем?
Я: Чтобы стоял ровно. Чтобы швы на сиденье были параллельны.
Нифонт: Хочешь выровнять маму, чтобы отвечала твоим ожиданиям?
С отвисшей челюстью во все глаза я следила за работой мастера,
пытаясь уловить, как он это делает. Я и мечтать не смела научиться
разговаривать так же, да это тогда и не нужно было. Хотелось просто
находиться в этом трансе, потому что его работа позволяла видеть суть
вещей. Мир становился упорядоченным, осмысленным, осознанным.
И это было совершенно новое для меня качество жизни!
Сейчас я понимаю и могу объяснить, как «устроены» терапевтические
диалоги. Они как бы двухслойные. Представьте себе дробь, в числителе
которой содержание речи, а в знаменателе – процесс взаимодействия.
То, что мы слышим, – содержание высказывания: «Поправляю стул.
Чтобы стоял ровно. Чтобы швы на сиденье были параллельны». Оно
кажется бессмысленным до тех пор, пока мы не учтем контекст – то есть
какой свет проливает это высказывание на взаимодействие с другим
человеком. Если клиент делает ЭТО со стулом, то бессознательно он
делает ЭТО ЖЕ САМОЕ с людьми: поправляет согласно своим
ожиданиям, чтоб «стояли ровно».
Данный аспект высказывания называется метакоммуникационным,
и цель терапии – сфокусироваться именно на нем, прочитать
метасообщение бессознательных действий клиента. Если клиент
поймет, что он бессознательно делает с людьми, он может поменять
установку и изменить свое взаимодействие. Например, в данном случае
клиент обнаружит, что люди не стулья, они свободны и не должны
оправдывать его ожидания. Стало быть, вместо раздражения
на непредсказуемость людей следует научиться уважению к их свободе.
Именно с этим атрибутом самосознания к нему придет и собственная
свобода от ожиданий социума.

Психотерапия делает жизнь интереснее

Где-то у Джеймса Холлиса я прочла, что психотерапия не излечивает
человека, но делает жизнь интереснее. Это истинная правда, нет ничего
скучнее линейного хода событий, и стоит ли вообще жить, если убрать
из нашего человеческого бытия нуминозный аспект, ту самую тайну,
которая пронизывает каждое мгновение нашего существования? Разве
не ради этого проживания тайны младшие подростки ночью в темноте
палаты летнего лагеря рассказывают друг другу страшилки? И гроб
на колесиках, и летающая простыня – такая же полноценная часть их
жизни, как и утренняя зарядка, и овсяная каша на завтрак. Но зарядка
и завтрак нужны для поддержания жизни в теле, а гроб и простыня
из волшебной сказки – это пища для души, вызывающая в ней
священный сладостный ужас, столь же невыносимый, сколь и желанный.
Примерно так же ощущала я себя в нашей гештальтистской группе,
переживая гамму чувств, которые где-то дремали, подавленные из-за
привычки соответствовать социальным нормам. И теперь я была
подобна художнику, всю жизнь рисовавшему черной и белой красками
и вдруг получившему в свое владение весь спектр радуги и даже
с оттенками и полутонами.

Это не мое!
И все-таки я не осталась учиться в этой группе. Было так: под занавес
Нифонт предложил показать терапевтическую сессию, «что-нибудь
простенькое». Вышла женщина с действительно простым, банальным
запросом: что-то там про потерянный вкус к жизни. Не помню, как это
развивалось, но уже через несколько минут женщина орала во весь
голос, попеременно находясь то в роли рожающей матери, то
новорожденного ребенка, не могущего появиться на свет, а участники
группы в перепуге искали пятый угол. Одна держала своим телом две
половинки двери, чтобы в нее не вломились напиравшие снаружи
посторонние люди, услышавшие вопли и спешащие на помощь; другие
совали клиентке кто платок, кто воду. Лично я забилась в угол, закрыла
руками уши и зажмурила глаза…
Когда все смолкло, Нифонт обратился к участникам с предложением
позаботиться о себе и поделиться чувствами. Среди растерянного
молчания кто-то спросил:
– Ты сам-то как?
– Спасибо за вопрос!
И эта реплика разрядила обстановку. Тем не менее, в перерыве
участники пошли кто покурить, кто выпить коньяку – мы еще не знали
тогда, как можно по-другому канализировать сильные чувства. После
перерыва Нифонт открыто и прямо обратился к нам с предложением
высказать свои намерения: будем мы продолжать учиться методу в этой
группе в ближайшие три года или хотим закончить на этом, получив
трехдневный опыт.
Мне понравился его тон, но было так страшно и непривычно открыто
сказать «нет», весь мой опыт предшествующих отношений учил другому:
спрятаться и не светиться, а если отвечать, то уклончиво. Что-то такое я
проблеяла типа «не знаю» или «подумаю», а про себя твердо решила:
оно мне надо?! Пусть другие копаются в грязном белье клиентских
проблем, это не мое! На этом и кончилось.

Последний вагон
Но у провидения были на меня иные планы. Воскресным июньским днем,
возвращаясь с пляжа и идя мимо университета, я увидела мою родную
группу, чуть ли не в полном составе бредущую на обед по направлению
к столовой. Я расцвела в улыбке, но они прошли сквозь меня, даже
не заметив! Я глазам не могла поверить: не заметить меня?! Что могло
их так глубоко захватить, что окружающая действительность перестала
для них существовать? Остановив одного из них, я буквально допросила,
откуда он, такой зомбированный, идет? И оказалось, что с той самой
группы, которую я покинула.
Надо ли говорить, что на следующую трехдневку я пришла с намерением
узнать, что же там такого, что привлекательнее пляжа в погожий летний
выходной. Я запрыгнула в последний вагон, и это было лучшее, что
со мной случилось.

Теперь будет по-другому

Зимнее утро, я спешу на тренинг. Задерживаюсь около цветочного
киоска: через замерзшее стекло виден букет желтых хризантем. Не знаю,
зачем, но я его беру, попросив продавщицу хорошенько укутать в три
слоя газеты.
Проскальзываю в двери аудитории, где идет второй день гештальт
группы. На мне офисный черный костюм по моде 90-х: жакет с баской,
юбка-карандаш, туфли на каблуках-рюмках. На лице макияж.
Сейчас бы мне не пришло в голову явиться в таком виде на тренинг.
Из одежды больше бы подошли джинсы-бойфренды, футболка и поверх
нее толстовка или просторная хлопчатобумажная рубаха навыпуск.
Краситься бессмысленно – во время плача макияж будет стекать
черными слезами. Но я не собиралась в тот день плакать. Я схитрила
и опоздала почти на час, втайне надеясь, что утренний круг завершится,
и я отсижусь наблюдателем.
Не тут-то было. Нифонт видит меня насквозь и говорит:
– Решила затаиться?
– Нет, просто нечаянно опоздала. У меня сегодня нет запроса!
– Да, мне кажется, ты вообще никогда не выйдешь клиентом.
– Это я-то не выйду?!
Вот так он взял меня на обыкновенное примитивное «слабо», а я
повелась.
Нифонт долго устанавливает на треножник видеокамеру – огромную,
с кассетой, таких сейчас уже нет. Все групповые тренинги он записывает,
делая исключение для тех моментов сессии, которые специально
оговариваются кем-нибудь из участников. Потом снова включает камеру.
Я сижу в грациозной позе на стуле посреди круга. Выбираю себе
учебного терапевта из участников. Это Z, она садится напротив и, глядя
на меня, пересохшими губами спрашивает, что я чувствую. Я, конечно,
отвечаю: «Ничего». Я не подозреваю, что люди умеют чувствовать. Я
пользуюсь только головой, которая не чувствует, а думает.
Нифонт вмешивается:
– Не верю!
– В смысле? Я действительно ничего не чувствую! Так не бывает?
– Не бывает. На любой стимул у человека есть эмоциональная реакция.
– И это что значит, что я дефективная, что ли, раз у меня нет
эмоциональной реакции?
– Нет. Это значит, что ты никогда не говоришь себе правду.
Вот это сказал! Вот попал так попал! Плотину прорвало потоком слез,
скопленных, наверно, за все три десятка моих лет.
Не помню больше ничего из этой исторической сессии. Помню, как
удачно пришлись к моменту цветы – я подарила их своему терапевту
Z с искренней благодарностью за поддержку, которую я чувствовала
от нее. Помню, как мне показались они символичными – яркие желтые
цветы, как у Маргариты, когда она вышла с ними и в отчаянии
направилась по серой улице в никуда, сигнализируя всему свету о том,
что жизнь ее пуста и бессмысленна. И встретила Мастера. С тех пор я
внимательно отношусь к тем клиентам, которые приходят на группы
в одежде ярко-желтого цвета. Для меня это бессознательное сообщение
о готовности к большим переменам.
Вечером я осталась в библиотеке Центра психологии, где имелась
видеодвойка. Нифонт поставил кассету, оставил меня одну. Я смотрела
на себя со стороны: даже плача, притворяюсь: держу осанку, колени
вместе, стопы наискосок. Но лицо! Мышцы на нем настолько отвыкли
складываться в гримасу плача, что видно, как им нелегко, будто заново,
со скрипом учатся новым для них движениям. Я смотрю на экран и снова
плачу, и сейчас лицевым мышцам уже не так больно.
Сессия на экране закончилась. Я перемотала пленку и запустила запись
еще раз. В середине стало скучновато. Голоса все равно не слышно из-
за того, что микрофон далеко, видно только однообразные движения. Я
включила быструю перемотку. Очень смешно: неподвижная женская
фигура на стуле, и только рука с носовым платочком движется вверх-
вниз, вверх-вниз, как на шарнире. После слез стало легче: ну и что, что
не говорила себе правды? Теперь будет по-другому.

Луковица Перлза
Что происходит с человеком в психотерапевтической сессии? В гештальт
подходе эти процессы Фриц Перлз описал как луковицу, которая состоит
из нескольких слоев. Очистка луковицы – это постепенное прохождение
невротических уровней и восхождение к зрелости:

1. Уровень фальшивых отношений (социальная маска).

2. Фобический, искусственный уровень (клише).
3. Тупик, безвыходное положение.
4. Внутренний взрыв.
5. Эксплозия, внешний взрыв.

Последовательность этих этапов я наблюдаю в работе с каждым

клиентом, терпеливо ожидая, когда ему надоест играть в однообразные
предсказуемые социальные игры. И даже не надоест, это не дело
выбора, мол, надоело, хочу попробовать что-то новенькое. Так
не бывает. Гром не грянет – мужик не перекрестится. Я жду, пока в жизни
клиента грянет гром. Вот тогда он начнет меняться. Вынужден будет
начать. И последовательность этапов мне хорошо известна благодаря
Фрицу Перлзу, описавшему свою «луковицу».
1) На первом невротическом уровне, УРОВНЕ ФАЛЬШИВЫХ
ОТНОШЕНИЙ, человек живет в социальной маске, не осознавая этого
до такой степени, что принимает маску за свое собственное лицо.
Находясь именно на этом уровне, я покинула группу во время первой
демонстрационной сессии, сказав себе: «Это не мое».
2) На втором, ФОБИЧЕСКОМ, ИСКУССТВЕННОМ, вступая
во взаимодействие, человек говорит не то, что чувствует, а исходит
из усвоенных в несознательном возрасте интроектов. Лучше всего
шаблонные вербальные конструкции описаны у Эрика Берна в его книге
«Игры, в которые играют люди»: подобные диалоги предсказуемы,
позволяют получать необходимые человеку социальные «поглаживания»
и не вызывают тревожности при коммуникации. Если говорить обо мне,
то прекрасной иллюстрацией фобического уровня служит мой
отрицательный ответ на вопрос «Что чувствуешь?» во время сессии:
«Ничего не чувствую. Так не бывает?» Если же верования человека
подвергаются дискредитации, то это поднимает бурю отрицательных
чувств, и тогда он включает защитные механизмы: отрицание,
рационализацию, вытеснение, подавление и т. п.
3) Однако отрицание того, что он не живет, а делает хорошую мину при
плохой игре, рано или поздно заводит его в тупик. ТУПИК – это
состояние сильнейшей фрустрации, революционная ситуация в душе,
когда «верхи (голова, разум) не могут», а «низы (сердце, чувства)
не хотят». Вот тогда и происходят в жизни разные внешние события,
несовместимые со сложившимся образом жизни. Человек не может
долго находиться в таком состоянии.
4) Фрустрация приводит к ВНУТРЕННЕМУ ВЗРЫВУ, высвобождающему
огромное количество энергии, которая раньше уходила на подавление
собственного «Я». Впервые человек смотрит на мир своими
собственными глазами, а не через призму родительских интроектов. Ему
страшно и радостно, в русском языке это зовется устойчивым
выражением «страшно интересно».
5) И под влиянием этого восприятия происходит ВНЕШНИЙ ВЗРЫВ –
кожура луковицы слой за слоем отлетает, открывая сердцевину нашего
целостного исцеленного «Я», которое хочет теперь жить по-новому.
Человек начинает перестраивать все сферы своей жизни так, как
подходит ему, а не окружающим: маме с папой, соседке Марье
Алексеевне. Помните молитву гештальтистов: «Я живу в этом мире
не для того, чтобы соответствовать твоим ожиданиям».

Инициатическая сессия
Что-то подобное произошло и со мной в описанной выше сессии,
к которой я шла ни много ни мало, а на протяжении полутора лет
посещения учебно-терапевтической группы. Не всякая
психотерапевтическая сессия приводит к подобному взрыву, и это
естественно. Большинство сессий – крошечные капли, дающие
минимальные приращения к сознанию. Но одна капля однажды
становится той самой последней, что переполняет чашу человеческого
терпения.
Позже я назвала подобные сессии принципиального характера
инициатическими. Я провела параллель между ними и древними
ритуалами инициации, через которые человек проходит в те поворотные
моменты своей жизни, когда осуществляет переход к новым задачам:
становится взрослым, вступает в брак, занимает высокий пост, рожает
ребенка и т. п. Я провела исследование и защитила диссертацию
по социальной психологии на тему «Социально-психологическое
содержание возрастных кризисов женщины в инициатических сюжетах
волшебных сказок», и это позволило мне прояснить собственный взгляд
на те процессы, которые происходят в психической жизни человека
во время психотерапии. Более-менее доступным языком этот взгляд
изложен в мой книге «Пробуждение Спящей Красавицы».
То же самое произошло в тот день со мной: я пробудилась.

Ефимкина Р. П. Пробуждение Спящей Красавицы. Психологическая

инициация женщины в волшебных сказках.

Тренироваться на кошках
Я училась психотерапии у российских психотерапевтов, работающих
хотя и в различных подходах, но объединенных гуманистической
идеологией. Когда я попеняла Нифонту, что сам он учился
у иностранцев, а мы получаем метод из вторых рук, он возразил:
– Вы получаете метод из первых рук! Мы продирались сквозь сложности
перевода и адаптировали гештальт и психодраму к российскому клиенту,
а вам даем уже готовое.
С этим нельзя не согласиться, и я ценю работу, проделанную
психологами первой волны. Я много у кого и много чему училась (по ходу
дела расскажу), но из всех обучающих программ максимально
эффективной оказалась МИГиПовская 4. Программа здесь построена так,
чтобы будущий психоконсультант пропустил метод через себя.
И сертификация в конце обучения в МИГиПе – это незабываемый
инициатический ритуал, в котором вы проходите посвящение
в профессионалы. Я педагог и методист, среди всего прочего читаю
в университете курс «Методика преподавания психологии», и я знаю,
о чем говорю. Лично для меня аксиомой в обучении психотерапии
являются две вещи:
1. Психотерапии учатся через проживание собственного клиентского
опыта.
2. Обучение происходит путем проб и ошибок.
Я знаю, что так считают далеко не все из тех, кто берет на себя задачу
профессиональной подготовки специалистов в области психотерапии.
Зачастую они ограничиваются в обучении теорией, поэтому выпускники
способны осуществлять только диагностику, но не коррекцию. Лучшее
обучение – это участвовать раз в полтора-два месяца в трехдневной
обучающе-психотерапевтической группе опытного психотерапевта,
а в промежутках еженедельно собираться с участниками
на интервизионные встречи и тренироваться в проведении сеансов,
подобно герою Вицина в фильме «Операция Ы», на кошках – то есть
на самих себе.

Либо чувствовать, либо думать

Лично я училась консультированию в два этапа: сначала это была
первая ступень – годичная терапевтическая программа в рамках
долгосрочного проекта. Затем – вторая ступень программы,
двухгодичная образовательная. Признаться честно, лично для меня они
не различались: и там, и там в круг выходил в качестве клиента участник
группы либо «реальный» клиент (так мы называли людей, не членов
группы, согласившихся сделать бесплатную сессию в нашей учебной
группе), он ставил свою драму или гештальт сессию, а я неизменно
плакала, сочувствуя каждому клиенту до глубины души.
Как я уже призналась, свою сессию я сделала только через полтора года
участия в группе, тоже облилась слезами, а потом, рыдая, еще дважды
просматривала запись на видео. И лишь во время третьего просмотра
потеряла к ней эмоциональный интерес и выключила на середине. Вот
это и было началом обучения, а до тех пор для меня ВСЕ группы были
терапевтическими.
Почему я называю этот момент «началом обучения»? Как я уже
говорила, чтобы стать терапевтом, нужно «вылечиться» и понять, как ты
это сделал. Когда ты можешь только плакать, отождествляясь с каждым
клиентом в их сессиях, ты не способен к анализу того, как происходит
исцеление. Человек во время терапии может или думать, или
чувствовать, но никак не одновременно. И вот, наконец, ты ощущаешь
свою свободу! Клиент рыдает, а ты смотришь на него с сочувствием,
но не отождествляясь! С этого момента ты можешь понимать, как
«устроена» сессия, и способен делать сессии сам.
Таким образом, я выделяю несколько стадий в обучении психотерапевта:
1. Личный опыт участия и собственная терапия в образовательно-
терапевтической группе с последующим шерингом.
2. Наблюдение за работой опытного ведущего плюс процесс-анализ (то
есть акцент с терапии и группового процесса смещен на анализ
терапевтических сессий).
3. Тренировка навыков в рамках образовательно-терапевтической
группы: работа под включенной супервизией ведущего.
4. Работа в интервизионных тройках между сессиями вне группы.
5. Приобретение опыта в самостоятельной работе в паре с ко-
терапевтом.
6. Самостоятельная работа в одиночку, подразумевающая регулярную
личную терапию, интервизию и супервизию.
В своей работе я стремлюсь провести будущих психологов
и психоконсультантов через те же стадии обучения, через которые
прошла сама, сопровождая их на пути профессионального становления.

Глава 3. Путь героя

Тварь я дрожащая или право имею?
Первый учебный день на факультете психологии. Обучение начинается
с шестидневного тренинга личностного роста. Я веду одну из трех
подгрупп. На этот раз мне по жребию досталась группа с названием
«Чебурашки». За двадцать лет работы каких только не было названий –
«Апельсинчик», «Ассорти», «Золотая середина», «Искатели»,
«Экстремалы»… Хотя одни и те же процессы в группах повторяются
из года в год, уникальность все же дает о себе знать, вот хоть в том же
названии.
О повторяющихся процессах я еще скажу ниже, а сейчас
об уникальности. Я верю, что название группа берет себе не просто так,
в нем скрыто послание, иносказательно сообщающее о ее задаче,
с которой предстоит работать в ближайшие шесть дней. Кто такой
Чебурашка? Персонаж всем известного мультфильма, странная
и смешная мягкая игрушка с большими ушами, которая проходит тяжкий
путь от невостребованности и отвержения к осознанию собственной
уникальности, к самостоятельности, значимости и даже славе.
Знаменитый путь героя, воспетый в сказках и мифах всех времен
и народов, снова и снова воспроизводится в сюжете мультфильма,
а в моем случае – в тренинге личностного роста взрослых людей,
пришедших получать второе высшее психологическое образование.
Вечная тема, а потому всегда новая и всегда волнующая, тема,
отвечающая на вопрос человеческого существования – тварь я
дрожащая или право имею?

Герой и лжегерой
Что такое путь героя? Это архетип, которому наша психика следует
в своем развитии. Он развернут в волшебных сказках. Каждая
волшебная сказка содержит матрицу, представляющую собой
последовательность ходов. Мы за годы своего детства слышали столько
сказок, что матрица давным-давно усвоена и независимо от нашего
сознания ведет нас шаг за шагом по этому пути – пути героя.
Расскажу для примера о герое сказки «Царевна-лягушка». Этот парень
был послушным сыном своего отца, стареющего царя. До такой степени
послушным, что отправился вместе со своими старшими братьями
искать себе жену странным способом: стрелять из лука в чистом поле.
Так велел отец. Стрелы братьев подобрали дворянская и купеческая
дочери. Ивану-Царевичу не повезло: его стрелу подобрала лягушка. Он
и здесь послушался отца: женился, несмотря на унижение от насмешек
старших братьев.
Он долго еще слушался отца. До тех пор, пока не обнаружил, что это
не с женой у него проблемы – она как раз оказалась на высоте:
красавица и волшебница. Проблема была у него самого – он при своей
жене никто и звать его никак. Но так удобно видеть соринку в глазах
другого и игнорировать собственное бревно! Первый акт
неповиновения – Иван-Царевич тайком от жены сжигает ее лягушачью
шкуру.
Путь героя – это когда мы нарушаем запрет. Когда, переступив порог
теплого уютного дома, отправляемся туда-не-знаю-куда, чтобы найти то-
не-знаю-что. По-другому нельзя. Не нарушим запрет – не станем собой.
Не переступим за порог – умрем как личности, так и не родившись.
В волшебных сказках есть и лжегерой. Это тот, у кого не получилось.
Лжегерою сначала хорошо, потом плохо. Герою сначала плохо – потом
хорошо. Герой в конце сказки непременно получает награду: высокий
социальный статус, царевну в жены и богатство. Лжегерой в лучшем
случае остается тем же, кем был. В худшем – наказывается или умирает.

Жребий
Я ждала этой группы целый год. Это самая любимая моя группа из тех
пятидесяти, что я провожу за год. Что в ней такого особенного? Отвечу.
Это не просто группа людей, собравшихся на пару-тройку дней
на тренинг с тем, чтобы потом разойтись каждый своей дорогой. Эти
люди будут проживать в течение трех лет самый ошеломительный
по своему значению процесс – процесс инициации в психологи. И этапы
этого процесса я буду наблюдать своими собственными глазами,
проживать своими чувствами. Путь героя.
Процедура разделения сорока пяти только что набранных студентов
на три подгруппы отработана за предшествующие годы. «Объединитесь
в тройки по симпатиям и скажите, что вас объединяет». Они
с готовностью кидаются к тем, кто, как им кажется, не оттолкнет:
– Мы самые оптимистичные!
– А у нас полосатые рубашки!
– А мы – три блондинки!
Постепенно выстраивается колонна по три человека, всего пятнадцать
троек, стоящих в затылок друг другу в огромной аудитории. И вот
теперь – подвох от ведущих:
– Левая колонна, сделайте шаг влево! Правая – вправо! Те, кто остался
в середине, оставайтесь на месте! Из вас получились три группы
по пятнадцать человек. В них вы будете заниматься в течение шести
дней, меняться друг с другом нельзя. А сейчас придумайте название
вашим подгруппам и девиз.
Вот это подстава! Обижаются, возмущаются: только что успели
«сдружиться» – и тут же разлучают «злые» ведущие! Ничего, к субботе
с этими чужими людьми вы станете друзьями, может, на три года,
а может, на всю жизнь.
А ведущие в это время оглашают последнее задание:
– Уважаемые студенты, пожалуйста, назначьте представителя от каждой
группы для участия в жеребьевке! Вот три визитки трех ведущих,
которые будут работать с каждой из подгрупп в течение недели. Пусть
представители вытянут для своих групп одну из них…
А я какую из трех групп хочу себе? «Чебурашки» какие-то инфантильные,
«Калейдоскоп» – живенькие, шумят, энергии много, «Борода» – какое-то
название психоаналитическое, компенсаторное… Но выбираю не я.
Жребий брошен: «Чебурашки».

Отбор
Эти сорок пять счастливчиков, разумеется, тоже пришли учиться
помогать другим, как и я когда-то. Они еще не подозревают, что с того
самого мгновения, как они переступили порог этого заведения, их
сознание, а потом и вся их жизнь изменятся раз и навсегда. Хотя, видит
Бог, я всех честно предупреждаю еще на собеседовании. Вот, например,
передо мной абитуриентка – домохозяйка, так и не вышедшая
из декрета, хотя младшему десять лет:
– У вас в анкете написано, что вы не работаете. Скажите, кто платит
за ваше обучение?
– Муж!
– Что будете делать, если в ближайшие месяцы он откажет вам
в финансировании вашего обучения?
– Нет, только не мне!
– Скажите, а зачем лично ему, чтобы вы учились?
– Он меня так любит!
Ну что ж, последствия этой любви просчитываются легко. Вообще-то
Берт Хеллингер по этому поводу пишет, что когда муж оплачивает
высшее образование жены, особенно второе, он берет на себя роль
родителя, а это нарушение системного порядка. Вслух об этом я даже
не заикаюсь, абитуриентка решит, что я ее осуждаю. А я всего лишь
предвижу проблему, которая возникнет в ближайшие месяцы у этой
женщины. Здесь, на факультете психологии, она начнет переоценивать
ценности и меняться с такой стремительной силой и скоростью, что муж
возмутится: он-то под это не подписывался, когда собирал ей портфель
с тетрадками в университет. Поэтому муж потребует вернуть жену
«взад» – оставить такой, как была: предсказуемой, послушной, покорной.
И самый простой способ изменить ситуацию – перестать платить
за обучение. Поздно, изменения уже, увы, необратимы. Вот почему
о факультете ходят слухи, что на нем разводятся, и слухи, надо сказать,
небезосновательные. Однако наблюдается и другая тенденция: вслед
за женой сюда через пару лет приходит учиться муж.
А вот и типичный диалог с жизнерадостной кандидаткой в студенты:
– Скажите, что вас привело поступать именно в психологи?
– Хочу помогать людям. Я и так всем даю советы. Вы не поверите, все,
кому нужна помощь, обращаются ко мне!
Отчего же не поверю, я сегодня выслушала уже шесть таких признаний,
ты седьмая. И это только первый день. А всего около ста пятидесяти
человек, из которых надо отобрать сорок пять. Возьму тех, кто
поднимется до осознания того, что сам нуждается в помощи, а не люди.
А женщина все продолжает радостно щебетать:
– Все мои друзья говорят мне: ты прирожденный психолог! Вот я и пошла
к вам.
– А с чего вы взяли, что люди нуждаются в вашей помощи?
– Ну, может, с того, что я сама в ней нуждаюсь?..
И глаза абитуриентки уже наполняются слезами, а я смотрю на часы –
нужно, чтобы она успела отреагировать чувство в отведенные полчаса,
а то следующий кандидат будет дожидаться в коридоре.
Некоторые мои выпускники уже после получения диплома признавались,
что помнят те полчаса собеседования со мной. Я понимаю, почему: для
многих это был первый в жизни разговор по существу, первое
соприкосновение с собственными подавленными чувствами,
выпущенными, наконец, на свободу. И сладко, и больно.
– Ну и как, все еще не передумали идти в психологи? Это то, чем вы
будете заниматься остаток жизни.
Да, готова! Как в фильме «Бойцовский клуб», честное слово! Триста
баксов на похороны принес? – Да, сэр! Ну, заходи, что с тобой делать…

Первый тренинг
Первый свой тренинг личностного роста на факультете психологии я
провела в 1997 году вместе с коллегой, Мариной Горловой, с которой мы
вместе учились у Нифонта. Это было такое волнующее событие, что мы
не спали ночами, вели дневник, а потом, чтобы отреагировать
собственные эмоции (тогда нам не приходило в голову делиться ими
с членами группы), написали и издали психотерапевтические пародии.
В одной из них нам удалось так точно отразить стадии терапевтического
процесса, что я и до сих пор пользуюсь этим текстом как учебным, чтобы
продемонстрировать участникам групп предсказуемость их поведения.
Но главное, знаю сама, чего ожидать от участников тренингов.
 Закономерности группового процесса 5
1. Стадия знакомства
Члены группы говорят: «Мы очень коммуникативные, у нас столько
друзей!» Еще они говорят: «Как здорово, что все мы здесь сегодня
собрались». А еще они говорят: «Нам повезло с тренерами. Я знал
одного человека из Новосибирска, новосибирцы – отличные люди, лучше
их нет на всем белом свете».
2. Стадия прояснения целей
Тренеры спрашивают членов группы: «Зачем пришли?» Члены группы
отвечают: «Это вы нам скажите». «Наша цель – ваша цель». «Ваша
цель – наша цель». «Должен же быть какой-то у вас план?!»
3. Продолжение прояснения целей
Риммочка Мариночке: «Мариночка, огласим наш план?» Мариночка: «Да,
конечно. Сейчас только что по нашему плану самый недалекий из вас
должен был спросить о том, есть ли у нас какой-нибудь план. А где-то
между 16.00 и 16.30 мы расскажем анекдот про слабоумную девочку,
которая никак не могла понять, что это было».
4. Стадия агрессии
Члены группы: «Вы не матери, а ехидны!» «Держите нас семеро, пятеро
не удержат!» «Щас как уйдем!» Мариночка и Риммочка: «Вас тут никто
не держит. Деньги-то заплочены!»
5. Стадия пробуксовки
Все члены группы приходят как миленькие, потому что денег все-таки
жалко. Мариночка и Риммочка: «Что-то скучновато с вами, взбодрите
тренеров. Хотим быть султанами, а вы чтобы с нами возились». Группа
пучится в потугах удовлетворить тренеров. Тренеры: «Все не то! Это все
помои. Дайте золота!» Группа в изумлении: «Какого золота,
настоящего?» – «А какого же еще?» Группа принимает все за чистую
монету и отдает монеты тренерам. Также тренеры принимают цепочки,
кольца, коронки, часы и другие ценные предметы. Тренеры заметно
веселеют.
6. Стадия осознания
Группа чувствует вкус к жизни и к тренингу. Отдельные реплики:
«Наконец-то я начинаю понимать, чем мы тут занимаемся». Мариночка
и Риммочка: «Так скажи уже». Группа неожиданно сплачивается
в едином порыве вернуть свое барахлишко обратно. В результате
поцарапанных, с кровоподтеками под глазом тренеров осеняет: в группе
идет борьба за власть.
7. Рабочая стадия
Мариночка и Риммочка: «Мы тут главные. Конфликт исчерпан».
8. Стадия сплоченности
Члены группы говорят: «Мы очень коммуникативные, у нас столько
друзей!» Еще они говорят: «Как здорово, что все мы здесь сегодня
собрались». А еще они говорят: «Нам повезло с тренерами. Я знал
одного человека из Новосибирска, новосибирцы – отличные люди, лучше
их нет на всем белом свете».
9. Стадия рефлексии
Риммочка Мариночке: «Конечно, против закономерностей не попрешь,
но все же тяжелая у нас работа». Мариночка Риммочке: «На этот раз
легко отделались».
Ефимкина Р., Горлова М. Излечение неминуемо. Психотерапевтические
пародии. Новосибирск, 1999.
 Не проблемы, а яркие события
«Чебурашки» уже сидят в кругу, хотя до начала занятий еще 7 минут,
можно выпить чаю или подышать осенним воздухом, выйдя на крыльцо
аудиторного комплекса факультета психологии. Низкое солнце все еще
пригревает, куст боярышника почти уже облетел, но спелые ягоды птицы
еще не обнаружили – начало октября, корма достаточно. Сейчас сделаю
еще пару вдохов – и в аудиторию! Впереди – шесть дней тренинга
личностного роста.
Итак, на этот раз «Чебурашки»… Стулья расставил один из трех мужчин,
пересчитал их и выставил аккуратным кружком. Все как всегда –
мужчина демонстрирует силу и заботу, как будто женщина
не в состоянии сама поставить себе стул. Гендерные нормы до такой
степени бессознательно транслируются человеком, что он действует как
автомат, даже не осознавая своего поведения: за заботой таятся
контроль и власть. С завтрашнего дня стулья уже никто не будет
выставлять заранее – каждый, зайдя в аудиторию, позаботится
о себе сам.
Еще одна типичная деталь – рядом со мной справа и слева пустые
стулья. Их вынуждены будут занять те, кто придет последним. Почему
это всегда повторяется всюду, где бы я ни проводила тренинг? Меня как
ведущего наделяют особыми «божественными» функциями, которые,
надо сказать, тяготят, и вот почему. Сначала участники ждут, что я буду
«справедливым судьей», «волшебницей», «доброй мамой», «доктором»,
«авторитетом» или просто «хорошим человеком». Ясно, что сесть так
близко к «Богу» страшно, лучше держаться от него на безопасном
расстоянии и контролировать его издалека. Потом я их неизбежно
разочарую, и они понизят меня до роли «козла отпущения». Все это
до боли знакомая, не раз описанная хоть тем же Берном игра в «жертву-
тирана-спасателя», где участники сначала «жертвы» («О, помоги,
добрый волшебник!»), потом «тираны» («Ах вот ты как? Ну, получай!»),
а потом «спасатели» («Ладно, давай мириться!»)
С каждым днем игр будет становиться все меньше, участникам
понравится быть более реальными людьми, способными не только
справляться со своими проблемами самим, но и жить с ними. Потому что
проблемы – это вовсе не проблемы, а самые яркие события,
происшедшие с людьми в их бедной, серой, скучной, беспонтовой жизни.
Но это потом, а пока…

«Я пришла сюда учиться!»

Самая «вредная» – Оксана. Она преподает психологию в вузе. Свой
козырь – кандидатскую степень – она пока держит в загашнике, чтобы
в кульминационный момент ка-ак торжественно швырнуть мне в лицо,
дескать, знай наших! А пока что каждое утро начинается с нашей с ней
перепалки:
– Я пришла сюда учиться!
– А мы что делаем?
– Учиться для меня – это значит сидеть не вот так в кружке на стульях,
а за партой, с тетрадью и ручкой, и записывать теорию!
– Могу тебе предложить подтащить к себе поближе парту, взять тетрадь
и ручку и записывать теорию.
Парты стоят у стен, причем друг на друге, чтобы было больше
свободного места для интерактивных занятий. Вопли про то, что студент
пришел учиться, я слышу на каждом тренинге, но Оксана, пожалуй,
самая воинствующая сторонница своей правды.
– Я под тренингом не подписывалась!
– А под чем ты подписывалась?
Во время собеседования лично я предупреждаю абитуриентов, что
в первую неделю занятий им не понадобится ни ручка, ни тетрадь, что
они будут сидеть кружком и разговаривать о своей жизни, и спрашиваю,
подходит им это или нет. Но Оксану брала на факультет не я, а то бы
сразу же по ее документам увидела, с кем имею дело. Педагоги и их
дети входят в группу психологического риска, а потому предупреждать их
о том, что их ждет, считаю особенно важным.
– Оксана, если ты педагог, то ты в курсе, что записывание теории под
диктовку в тетради, то есть лекционная форма, дает 5% эффективности
усвоения.
– Да, знаю.
– Ну, тогда ты знаешь и то, что интерактивная форма обучения, то есть
тренинг, дает 70—90% эффективности.
– И что из этого?
– А то, что если пришла учиться, как ты утверждаешь, то ты сейчас
получаешь от меня знания в максимально эффективной форме.
Привычный тебе способ далеко не единственный, им ты и так
обладаешь, научись чему-нибудь новому.
– Чему тут можно научиться?
– Тому, чему ты больше нигде не научишься – пониманию процесса.
Рисую на полу мелом дробную черту, над которой в числителе –
«содержание», в знаменателе – «процесс».
– Смотри, вот содержание – это то, что видно глазами и слышно ушами.
Например, в нашем случае ты ратуешь за лекционную форму обучения.
Это видимый пласт. А что под ним? Под ним – процесс, то есть то, что
люди делают друг с другом здесь, сейчас, по какой-то причине.
Например, с точки зрения процесса, ты борешься со мной за власть.
Если я послушаюсь тебя и перейду на лекционное обучение, то тут ты
спец и думаешь, что я буду под твоим контролем. Например, ты будешь
мне задавать вопросы на засыпку и доказывать, что ты умнее и главнее,
а я глупее и слабее. Зачем? Чтобы избежать встречи со своими
чувствами, в частности – страхом неизвестности.
– И чему я тут должна научиться?
– Осознанности. Если ты будешь осознавать процесс, скрытый
за содержанием, то сможешь делать прямые послания. Например,
вместо: «Читайте мне лекцию!» – «Я боюсь».
– У меня нет никакого страха!
– Есть, но ты его не осознаешь, потому что он спрятан под злостью.
– И злости нет никакой, это ваша фантазия!
– Страха нет, злости нет – скажи, что есть.
– Ничего нет, спокойствие!
– Чему мне верить – твоим словам или своим глазам? Ты раскраснелась,
голос громкий, интонации враждебные, ногой притопываешь – это
спокойствие?
Каждое утро начинается с перепалки с Оксаной. Хорошо, что я пишу
пародии и благодаря этому знаю стадии группового процесса. Согласно
его закономерностям, скоро мы обе устанем от борьбы, всплакнем
и обнимемся. А пока что:
– Я пришла сюда учиться, но до сих пор мы топчемся все на том же
месте!

Глава 4. Интервизии
Объединиться в тройки
Среди всех «жанров» обучения интервизия стоит особняком. Интервизия
(англ. «inter» – взаимодействие, взаимная направленность; «vision» –
виденье) дословно переводится как взгляд в середину, проникновение
в суть. Интервизионные встречи – это супервизия без супервизора,
профессиональный обмен и представление своей работы в среде
коллег, а для начинающих – получение опыта работы и поддержки с их
стороны.
Нифонт, заканчивая первую обучающую трехдневку, велел нам прямо
сейчас, на занятии, объединиться в тройки, взяв за критерий выбора
взаимную симпатию и близость места жительства.
– Собираетесь на пару часов, распределяете роли: клиент, терапевт,
наблюдатель. Терапевт с клиентом проводит 20-минутную сессию.
Наблюдатель пишет протокол, потом отдает терапевту. Дальше шеринг,
обмен ролями. Протоколы сдавать на проверку мне!
– А если не успеем за 20 минут?
– Тогда останавливаете по времени! Наблюдатель следит
за регламентом, предупреждает за 5 минут до окончания.
– А как писать протокол?
– Просто слово в слово записываете реплики диалога; на полях, если
успеете, замечания типа «покраснел», «заплакал» и т. п.
– А если наблюдатель не успевает записывать?
– А вот для этого и тренируйтесь! Для сертификации вам нужно будет
сдать несколько десятков протоколов. Очень часто бывает, что человек
показал отличную работу, а вот протоколы написать и сдать никак
не может. Конечно, рука устает, но в этом есть свой смысл: пока вы,
потея, записываете слово в слово беседу, ваш экономный мозг учится
сокращать лишнее, и вы со временем сможете видеть схему сессии.
Лично мне запись протоколов сильно помогла структурировать сессию.
Говорят же: лень – двигатель прогресса. Записывая реплики терапевта
и клиента, я сокращала все незначительное, доведя сессию у себя
в голове до «скелета». Для меня это важнейший сухой остаток,
помогающий экономить время, энергию и деньги клиента и позволяющий
двигаться непосредственно к цели, то есть к ответу на запрос клиента
(о строении сессии см. ниже).

«Ну, что ж ты так?»

В жизни не забуду своей первой сессии, проведенной на интервизионной
группе. Моя работа была смехотворно наивной, после нее осталась
пародия6, которая на самом деле есть не что иное, как записанный
близко к тексту протокол:

Клиентка: У меня проблема – никак не заставлю себя помыть окна

в доме.
Терапевт: Ну, что ж ты так? Ты уж давай, постарайся как-нибудь, помой.
Клиентка: Ну, ладно, помою.

Что здесь не так, в каком месте смеяться? Во-первых, к психологу

обращаются не с бытовыми проблемами, а с проблемами душевного
плана. Конечно, клиент может начать и с метафоры немытых окон,
но тогда этот запрос следует уточнять: почему ты обратилась с таким
вопросом к психологу, а не в бюро услуг, например? Или: как это
относится к твоей жизни, на что похоже? И что ты при этом чувствуешь?
Что будет, если ты их не помоешь? Вопросов может быть задано
множество, их назначение – перевести проблему в эмоциональную
сферу, тогда для психолога откроется поле деятельности. Пока клиент
не заговорил о своих чувствах – нам, психологам, делать с ним нечего.
Во-вторых, я в ответ на запрос клиентки дала совет, а делать, как вы
помните, этого нельзя. Кроме совета, я еще и попыталась вызвать
у клиентки чувство вины и стыда («Ну, что ж ты так?»), а это никуда
не годится. И совет-то, если уж на то пошло, беспонтовый: постарайся,
то есть изнасилуй себя, а наши клиенты – люди свободные.
Но клиентка моментально согласилась, и моя сессия закончилась
за полминуты. Я, помнится, была обескуражена: нам велели делать
сессии на интервизиях по 20 минут, и я еще опасалась, что не хватит
времени! И чем заниматься остальные девятнадцать с половиной
минут?
Вот для этого и организуются подобные встречи, чтобы обучающиеся
методом проб и ошибок сами прошли весь путь от кухонной психологии
до профессиональной.

Как Бог на душу положит

Тем не менее, у меня остались самые теплые чувства к моим
одногруппникам, с которыми мы учились проводить сессии. Одну из них
особенно хорошо помню, это было упражнение на курсе NLP Ричарда
Коннера, в результате которого я дописала недописанную книгу. Мы
работали, как обычно, в тройке, я была клиентом. Инструкция была дана
такая: 1) вспомните, что вы умеете делать хорошо; 2) расскажите
пошагово, как вы это делаете; 3) примените это умение к тому, с чем вы
не справляетесь.
Мой запрос был дописать злосчастную книгу, черновики к которой были
давно готовы. Я бойко рассказала «терапевту», как я отлично варю
борщ, он, выслушав, велел мне, согласно инструкции, применить этот
алгоритм к написанию книги. Я дошла до визуализации того, как
черновики разложены по письменному столу, подобно нарезанным
овощам, приготовленным для борща. Но если с борщом все понятно, я
знаю последовательность погружения их в бульон, то с книгой по-
другому: Бог знает, в какой последовательности собрать записи
в структурированный текст… Я разразилась рыданиями от бессилия,
и мои помощники растерялись в нестандартной ситуации:
– Может, позвать ведущего?
– Да ладно ты, сами справимся! Пусть поплачет!
Я поплакала, мой «терапевт» меня спросил:
– Знаешь, мне тут в голову пришло… А что бы ты сделала, если б
захотела поэкспериментировать и не знала, в какой последовательности
нужно класть в борщ какой-нибудь новый овощ? Фасоль, там, или
болгарский перец?
– Положила бы, как Бог на душу положит. Если бы он не доварился или
переварился, то в следующий раз учла бы это.
– Можешь применить это в написании книги?
И тут меня догнал инсайт: ведь это МОЯ книга! Как хочу, так и пишу! Как
хочу, так и структурирую! Не получится – перепишу! В отличие от борща,
книгу можно переиздать, напечатав «Издание 2-е, исправленное
и дополненное». Уфф, отлегло!

Психотерапия второго сорта?

Хотя и кажется, что интервизия – это что-то вроде психотерапии второго
сорта, но для меня результаты интервизионных сессий не менее ценны,
чем работа мастеров. Их сильная сторона в том, что проводятся
подобные встречи систематически, раз в неделю, а недостаток опыта
компенсируется огромным количеством взаимоподдержки и энтузиазмом
первооткрывателей.
Чего только мы не перепробовали в нашей малой группе, набираясь
опыта! Любая прочитанная книга давала импульс к эксперименту,
который с храбростью неофитов мы тут же проводили на самих себе.
Огнехождение, дыхательные техники, тантра, гипноз,
телесноориентированные упражнения, бодиарт, ночные марафоны…
Нужно сделать поправку на время, в которое мы учились – в девяностые
психология только-только прорвала заслон и хлынула в Россию сначала
в виде книг, фильмов и программ зарубежных волонтеров, а позже
появился интернет, открывший неограниченный доступ к сокровищнице
психологических знаний. Однако никакая теория не заменит
практического опыта, а интервизионная группа – лучший инструмент для
его приобретения.
Помню свои первые открытия, поражавшие даже не новизной, а тем, как
можно было жить и этого не знать. Например, после проведения первых
групповых тренингов мы с моей подругой и ко-терапевтом в одном лице
вели протокол группового процесса. Для этой цели я расчертила тетрадь
в виде колонок, в которые мы по памяти вписывали реплики свои
и участников, а в отдельную колонку – чувства ведущих. К моему
изумлению, наши в коллегой чувства различались! Вот уж воистину
обнаружить, что мы не клоны, а уникальные отдельные личности – все
равно что открыть колесо! Но нельзя забывать, что открытие колеса
знаменовало в развитии человечества новую эру. Моя новая эра – это
обнаружение моей уникальности, которая изменила все аспекты жизни,
как в профессиональном плане, так и в личном.
Но возвращусь к теме интервизии как необходимому звену в обучении
психоконсультантов. Те мои ученики, что встречались малыми группами
между учебными сессиями, рванули вперед, оставив далеко за спиной
тех, кто посещал только положенные трехдневки. В их работе было
больше смелости, креативности, спонтанности, они давали друг другу
и клиентам больше поддержки. А во время сертификации те, кто, на мой
взгляд, показывал более слабую работу и чья квалификация вызывала
у меня опасения, проявились во всей своей индивидуальности
и получили от супервизора честно заслуженный зачет и аплодисменты
одногруппников. И наоборот: ученики, игнорировавшие интервизионную
подготовку, развивались медленнее, потому что культивировали лишь
сильные свои стороны. В компании себе подобных обучение идет
быстрее, вспомните, к примеру, как дети мгновенно обучают друг друга
всему: катанию на коньках, плаванию, игре в шахматы…
Когда-то Нифонт, приехав в Новосибирск, где до него не ступала нога
гештальтиста, сказал: «Вы сможете гораздо быстрее развиваться, если
в вашем окружении будет хотя бы семеро гештальтистов». Это правда:
для профессионального развития нужна поддержка и фрустрация,
которую дают друзья-конкуренты, то есть интервизионная группа.

Глава 5. Структура сессии

Когда б вы знали, из какого сора…
И все же лучшим для меня обучением было смотреть на работу
Мастера. К счастью, таких людей в моей профессиональной жизни было
немало, и я обязательно расскажу об их работе на страницах этой книги.
Это не приедается, не теряет своего очарования. Однако настает
момент, когда уже хочется самому пробовать консультировать. Я
подступила к нашему ведущему чуть не с ножом к горлу:
– Хочу работать так же, как ты!
– Значит, будешь.
– Я не умею! Расскажи, как ты это делаешь!
– «Когда б вы знали, из какого сора…»
– В стихах я разбираюсь, я филолог! Вот что, давай, ты будешь вести
сессию, а потом мы всей группой разберем по шагам видеозапись, а ты
расскажешь, почему ты делаешь и говоришь так, а не иначе!
Нифонт согласился, несмотря на мою грозную манеру, и вот мы уже
нажимаем на паузу, остановив кадр, и с пристрастием допытываемся,
что он делает и почему. Ответив пару раз, Нифонт делает встречное
предложение:
– Лучше давайте так: ВЫ скажите, почему я так делаю. Какие версии?
Побекав-помекав, мы все смелее делимся мыслями, и надо же! –
структура терапевтической сессии начинает вырисовываться на глазах.
Выясняется, что независимо от подхода (а мы обучались параллельно
психодраме, гештальт и артгештальт подходам, и пару раз случалось
так, что учебная сессия длилась три трехдневки подряд, то есть
непрерывно девять дней) все психотерапевтические интервью строятся
одинаково. Сейчас, разбуди меня ночью, я отбарабаню, как таблицу
умножения, эту универсальную схему:

1. Установление контакта.
2. Заключение контракта.
3. Сбор информации.
4. Эксперимент.
5. Подведение итогов.

Это так прозрачно, так просто, так ясно, но столько времени ушло на то,
чтобы я поняла, что именно кроется под этими емкими и краткими
формулировками! Поэтому делюсь.

1-й этап: установление контакта

Это главное. Не будет контакта – не будет терапии. Если вы его
установили, но в ходе сессии потеряли – все бросайте и нащупывайте
заново эту тонкую нить, связующую сердца, ваше и клиента.
Установление контакта – это «Привет!», «Я вижу и слышу тебя», «Я
с тобой», «Я признаю твое существование», «Я уважаю твое мнение».
Уйдя с той самой первой моей обучающей группы после эмоционального
шока, послужившего реакцией на впервые увиденную
психотерапевтическую сессию, и вернувшись через несколько месяцев, я
достаточно настороженно чувствовала себя среди участников-
старожилов. Когда я утром вошла и села вместе со всеми в круг, Нифонт
сказал: «Группа прошла вместе уже два модуля-трехдневки, это третий.
На первом ты была, но потом ушла и теперь возвращаешься. Спроси
у членов группы, согласны они принять тебя в свои ряды?»
Возмущению моему не было предела: как, я должна спрашивать,
возьмут ли меня в эту группу? Да я половину этих людей обучила
психологии, а вторая половина – мои коллеги, да меня каждая собака
знает! А с другой стороны, холодок внутри говорил, что мне есть чего
опасаться: а вдруг да не возьмут? Нужен ли моим бывшим студентам
член группы, с которым еще недавно они были в подчиненном статусе?
А коллегам человек, который узнает о слабых местах и, в случае чего,
будет иметь возможность использовать это знание в целях конкуренции?
Обычные социальные страхи… Но меня тепло приняли, и от сердца
отлегло. А на ведущего я надулась.
В перерыве я почувствовала на своем плече руку Нифонта: «Хорошо,
что ты в этой группе!» – «Почему?» – «Потому что сразу принесла
с собой новую энергию. С тобой забавно!»
Новая энергия, про которую говорил Нифонт, это моя послеразводная
тема, которая была актуальна на тот момент моей жизни. Я с места
в карьер заявила, что женщина в нашем обществе бесправна, что
власть, деньги, информация – у мужчин-фаллократов. И когда женщины
поддержали меня, свалив в ту же кучу и деторождение, от которого
освобождены мужчины, Нифонт просто закатывался от смеха, а потом
согласился, что так оно и есть, и чтоб мы, женщины, что-нибудь с этим
сделали для самих себя.
Сейчас, в перерыве, его слова для меня послужили той самой
поддержкой, которая сразу же восстановила чуть было не прервавшийся
контакт. Что бы ни происходило потом, как бы ни разнились наши мнения
и чувства, контакт оставался и означал, что хотя мы и разные,
но уважаем ценности друг друга. Я помню, как нуждалась в поддержке
в тот момент. С нашими клиентами такая же история. Поддержите их.

Рефрейминг
Для меня ярким примером для подражания в установлении контакта был
и продолжает оставаться трансперсональный психотерапевт, доктор
психологических наук Владимир Васильевич Козлов. Едва зная меня
по заочной переписке, в которой я отправила тезисы статьи для научного
сборника, он отреагировал на мой голос в телефонной трубке, когда я
позвонила ему в первый раз: «Привет, дорогая! Конечно, помню!» Я чуть
не прослезилась от реакции этого на тот момент не знакомого мне
человека.
Чтобы понять мои чувства, нужно рассказать предысторию. За полгода
до звонка я оформила соискательство степени кандидата наук и начала
ездить в другой город для встреч с научным руководителем моей
диссертации. Каждую нашу встречу после моего долгого ожидания
в приемной сопровождал один и тот же диалог:
– Я Ефимкина Римма Павловна, соискатель.
– Кто ваш научный руководитель?
– Вы.
– Да-а-а?
Надо ли говорить, что в результате моим научным руководителем стал
Владимир Васильевич?
Потом я увидела Владимира Васильевича, что называется, живьем. Это
был для меня первый выездной тренинг в заповедник на Урале на озере
Зюраткуль. Участники, не знакомые друг с другом, прибывшие из разных
населенных пунктов нашей страны, ежились на утреннем ветерке под
накрапывающим дождиком, из застенчивости не вступая в разговор.
В моей голове билась единственная мысль: «И на кой я сюда
приперлась?» Одна девушка предложила доесть жареного сома. Я
до этого никогда не пробовала эту рыбу, но тоже застеснялась.
И тут из подъехавшего автомобиля вывалился невысокий и крепкий, как
гриб-боровик, мужичок в белой холщовой рубахе и брюках и осветил
своей улыбкой всю нашу унылую компанию: «Сом, говоришь? Это
озерная свинья! Давай, а то когда еще обедать будем!» От озерной
свиньи вмиг остались только кости, компания мгновенно накрыла
импровизированный стол остатками дорожной провизии,
перезнакомилась, и я уже ликовала, что начинается потрясающее
приключение под предводительством вот этого жизнерадостного
человека.
И это не единственные примеры его способа устанавливать контакт. Был
случай, когда группа участников другого выездного тренинга, на этот раз
в Горном Алтае, собралась на вокзале для отправления на автобусе,
и тут заявляется опоздавший участник:
– Я только что вернулся из-за города, подождите меня, мне надо быстро
смотаться домой, принять душ и взять рюкзак!
Я была уверена, что Владимир Васильевич отчитает его за такую
наглость, и каково же было мое изумление, когда он с нескрываемым
восхищением в голосе произнес:
– Конечно, подождем! Ка-ков парень!
Парень действительно оказался душой компании, распиливал и таскал
огромные бревна для группового костра, готовил охотничьи чаи, травил
анекдоты так, что все валялись, и сильно украсил собой как ту
незабываемую поездку, так и многие другие в последующие годы.
Правда, за великодушием профессора Козлова, согласившегося ждать
опоздавшего участника вместе со всей группой в тридцать человек,
стояла объективная необходимость: автобус не трогался, потому что
часть участников еще не прибыла на поезде, тоже опаздывающем.
Однако это ничего не меняет в манере контактировать: такой прием,
который оказал Владимир Васильевич тому парню, дорогого стоит.
Люди, находящиеся в контакте с действительностью, излучают радость,
хочется быть с ними в одном пространстве. На мой взгляд, они владеют
рефреймингом (англ. frame – рамка) – термин из NLP для описания
процедуры переосмысления, умения переводить информацию в позитив.
Каждое явление нашей жизни имеет два полюса, положительный
и отрицательный, и если вы способны сконцентрироваться
на положительном полюсе, то вам значительно легче будет установить
контакт.

Когда контакт утрачен

А если все-таки не установили? Во время моих с клиентами сессий
не раз бывало, что контакт утрачен. Вы всегда увидите этот момент:
человек подживает губы, перестает смотреть вам в глаза, откидывается
на стуле, таким образом бессознательно увеличивая дистанцию. Я
в таких случаях сообщаю об этих изменениях: «Я вижу, что вы изменили
позу в ответ на мои слова: откинулись назад и как бы отдалились. Для
меня это означает, что вы перестали мне доверять. Мне жаль. Я бы
хотела знать, что вы услышали в моих словах такого, что на вас так
подействовало. Могу ли я как-то изменить эту ситуацию?»
Это не всегда помогает. Были случаи, когда клиенты уходили с обидой
или возмущением. Эти случаи описаны в моих психотерапевтических
новеллах, например, «Агрессивная среда», «Метод не подходит»
и многих других, а клиентам-динамистам, которые намеренно прерывают
контакт с целью отреагировать свою ненависть, я посвятила целую
главу. Не берите на себя лишнего, помните молитву гештальтиста:
«И если нам случилось встретить друг друга – это прекрасно. А если
нет – этому нельзя помочь».

2-й этап: заключение контракта

Переходим ко второму этапу сессии – заключению контракта. Это
означает, что наши клиенты формулируют свой запрос, а мы должны
подписаться под тем, на что мы согласны, а на что нет. Главная
проблема здесь в том, что люди жалуются не на свои невротические
стратегии, а на внешние обстоятельства, не зависящие от них,
но надеются, что всесильный психолог разведет руками их беду.
Но психолог не может ни вернуть ушедшего мужа, ни привлечь в жизнь
клиентов денежный поток (хотя многие дают такую рекламу).
Что же мы можем? Можем с помощью вопросов дискредитировать
систему верований клиента в то, что внешние обстоятельства являются
причиной их несчастья. И когда из-под ног клиента уйдет дотоле
надежная почва под названием «обстоятельства сложились так, что нет
никакой возможности», мы на голубом глазу можем спросить его:
«И что же ты теперь будешь делать?»
И вот тогда он начнет (или не начнет) искать ресурсы в себе. Муж ушел,
и что ты теперь будешь делать? Денег нет, и что ты с этим будешь
делать? Клиент начнет испытывать бурные чувства, а мы будем его
учить канализировать их в трехчастном высказывании: 1) «Я злюсь… 2)
…что муж ушел… 3) … потому что для меня это означает, что мне
теперь самой придется обеспечивать свое существование… Ы-ы-ы!!!»
Таким образом, заключая контракт, мы подписываемся под тем, что
будем способствовать изменению установок сознания и эмоционального
состояния клиента. И не подписываемся под тем, что поменяем внешние
обстоятельства его жизни.
Этот пункт не простой, а с подвохом. Дело в том, что заключить
здоровый контракт можно со зрелой ответственной личностью, но такие
редко ходят к психологам. А с незрелой безответственной личностью все
содержание психотерапевтической сессии и будет попыткой заключить
хоть какой-нибудь контракт. И следующая, и еще одна – и так до тех пор,
пока незрелая безответственная личность не поймет, что за свою жизнь
отвечает она сама, а не психолог.
Незрелая личность все время будет обвинять вас, что вы ей что-то
недодали, не так поняли, исказили ее слова, придрались к деталям,
надавили на нее и т. п. Периодически я в бессилии записываю диалоги
с клиентами и называю эти записи психотерапевтическими
миниатюрами. Вот одна из них, как раз на тему контракта.

Тютюшки-люлюшки
– Перерыв! Через десять минут продолжим работу.
– Я только на секундочку, коротенький вопросик… Ты сделала мою
психодраму, но я так и не решила свою проблему, с которой пришла
на группу…
– Какую?
– Узнать, почему я никак не могу познакомиться с мужчиной,
заинтересовать его собой…
– И чего хочешь сейчас?
– Понять, что я опять делаю не так.
– Слушай, давай после перерыва, у меня чай остывает.
– Ты можешь просто сказать: почему мы не про мужчину-то работали,
а про маму?
– Сделали, что смогли. Пока что у тебя нет ресурса решить эту
проблему.
– Почему?
– Потому что ты ведешь себя, как маленький ребенок, а мужчин
интересуют взрослые женщины. Тебе надо подрасти.
– В чем я маленький ребенок?!
– В том, что ждешь от окружающих, что они будут нянчиться с тобой.
– Ничего я не ребенок! Что же мне делать?!
– Повторяю: подрасти!
– Я и так взрослая, мне двадцать лет!
– Объясняю еще раз: сейчас перерыв, и все пьют чай. Я тоже
собиралась, но ты остановила меня и продолжаешь юзать. Я уже
провела твою психодраму и дала тебе все, что ты была способна взять
на сегодняшний момент.
– А как же про мужчин?
– Ты меня слышишь? Сейчас перерыв, перестань хватать меня за подол
и просить титю. После перерыва скажешь о своих чувствах!
– Нет у меня никаких чувств!!! Неужели трудно просто ответить
на короткий вопрос?!!
– Алё, агу-агу! Титя улетела на самолете! Тютюшки-люлюшки, баюшки-
баю!

3-й этап: сбор информации

Не знаю, откуда начинающие психоконсультанты «набираются этой
пошлости», но под сбором информации они понимают множество
лишних и ненужных сведений о клиенте, типа «Когда это началось?» или
«Давно это у вас?» Друзья, нам, психологам, эти сведения никуда
не уперлись. Учитесь у мудрого Микеланджело, который на вопрос: «Как
вы создаете свои скульптуры?» – ответил: «Я беру глыбу и убираю все
лишнее».
Вот и мы убираем лишнее из длинной речи клиента, потому что речь его
льется не для того, чтобы дать нам информацию, а наоборот – надежно
скрыть ее:
Терапевт (Т): Я вас внимательно слушаю.
Клиент (К): Даже не знаю, с чего начать… Я первый раз у психолога…
Может, вы мне подскажете?
Т.: Чего бы вы хотели от нашей с вами работы за этот час?
К.: Я тут набросал небольшой список на листочке… Где же он… А-а, вот
он! Ой, очки, кажется, забыл…
Т.: Можете сказать своими словами, что вас беспокоит?
К.: Ой, извините, что я отрываю у вас время…
Т.: Это ваше оплаченное время, у вас есть час. Потом зазвонит
будильник, и ваша сессия закончится.
Как видите, время тикает, а мы не получили ровно ни грамма вербальной
информации (невербальную, конечно же, получили, но сейчас
не об этом). Что нам с вами нужно успеть за этот час? Добыть три
ингредиента, из которых один известен (то есть остается всего два):

К -» Х
К – клиент.
Стрелка (-») – чувство.
Х – человек, к которому клиент испытывает это чувство.
Например: «Я тебя ненавижу», «Я тебя боюсь», «Я по тебе скучаю»
и т. п.
Как только вы выманили из клиента эти ингредиенты, можете переходить
в следующему этапу сессии – эксперименту.
Так просто? Ага, попробуйте из него достать это чувство и этого
человека! Вместо чувства он будет называть мысли, телесные
ощущения, оценки или отрицания, а вместо конкретного человека
говорить «люди», «окружающие», «все», «да буквально каждый».
Давайте сделаем еще попытку:
К.: Окружающие меня не понимают…
Т.: Кто именно вас не понимает?
К.: Да буквально все!
Т.: Можете привести конкретный пример?
К.: Их так много, что я не могу выбрать.
Т.: Возьмите последний случай: кто, когда, в чем вас не понял? Вот хоть
сегодня?
К.: Нет, лучше не сегодня, лучше расскажу вчерашний случай…
Т.: Хорошо, слушаю вас.
К.: Вчера возвращаюсь домой, а муж…
(Ура! Один из двух ингредиентов найден – муж! Осталось обнаружить
чувство. Продолжаем диалог):
К.: …а муж мне говорит: «Чем весь день проводить на работе, лучше
сидела бы дома, убиралась и готовила есть! Баба ты или кто?! Все равно
у тебя не зарплата, а слезы!»
Т.: И что вы почувствовали в ответ на эти слова мужа?
К.: Ой, помалкивал бы, если б сам нормально зарабатывал, разве б я…
(Друзья, это не чувство, а оценка.)
Т.: И какое у вас в связи с этим чувство?
К.: Да какое тут может быть чувство? Козел он, да и только!
(Снова оценка, а не чувство).
Т.: Правильно ли я понимаю, что вы рассердились на эти слова мужа?
К.: Что вы, я никогда не сержусь! Я спокойно развернулась и ушла в свою
комнату, теперь не разговариваем.
Не буду продолжать этот диалог, целью моей в данном случае является
только одно: показать, что клиенты не обмениваются друг с другом
чувствами. Если б так было, диалоги были бы короткие и по существу. Ей
станет значительно легче, когда ей удастся сформулировать то, что
заперто у нее в душе: «Я сержусь, когда ты говоришь мне, чтобы я
не ходила на работу, потому что для меня это означает, что ты
не понимаешь меня. А я бы хотела, чтобы ты понял: работа для меня
не только деньги, а прежде всего развитие, самореализация, и они
не сразу приносят доход, нужно время».
В течение часовой сессии мы будем предлагать ей проговорить эти (или
другие, подобные слова) мужу (не настоящему, упаси Бог, мы поставим
вместо него стул или какой-то символический предмет). А потом она
обменяется с мужем ролями, встав на его место, и попробует ответить.
Возможно, они и поймут друг друга, и тогда у нее будет опыт понимания,
но достигнет она его САМА. То есть женщина возьмет ответственность
за то, что если хочешь быть понятой, донеси это понятным способом.
Позже я вернусь к теме сбора информации, она подразумевает
изощренный инструментарий. Но сейчас хочу, чтобы ухватили суть:
не распыляйтесь, но фокусируйтесь: К -» Х!
 4-й этап: эксперимент
Собственно, о нем я уже сказала только что. Если вы поняли, чего нужно
клиенту от другого человека, то в безопасных условиях терапевтической
сессии вы предлагаете клиенту донести эту нужду до другого человека.
Потому что, согласно гештальт подходу, каждую из своих потребностей
мы удовлетворяем в контакте со средой.
Клиенту нужно прочувствовать: хлеб за пузом не ходит! Если вам что-то
нужно от людей, то это ваша (а не их!) ответственность выразить им
в социально приемлемой форме вашу потребность.
Каким образом то, что получено клиентом во время сессии, переносится
им в реальную жизнь? Изменится ли в жизни человека что-то после того,
как он в кабинете психотерапевта поговорил с пустым стулом?
Представьте, да! Студенты-психологи бесконечно задают мне вопрос:
«А это поможет?» А я в ответ бесконечно пересказываю историю про
Жучку.

Сессия «Жучка»
Эта история имеет под собой реальное событие, но сейчас она
в результате многократных повторений уже стала психотерапевтической
притчей, и я написала о ней рассказ с одноименным названием 7. Я буду
ее рассказывать именно как притчу.
В те времена, когда я сама была участницей образовательной группы
по гештальт терапии, был среди нас один парень, назовем его N. И вот
выходит он как-то в круг ставить свою сессию. И говорит: «У меня такая
проблема: моя собака меня не слушается. Что хочет, то и делает, может
даже лечь на мою постель. Я ей говорю: „Жучка, а ну слезай!“ – а она
лежит и ухом не ведет! Жену слушается, а меня – нет».
Психотерапевт ему: «И чего ты хочешь?»
N: «Хочу, чтобы она слушалась меня, все-таки я ее хозяин!»
Тогда психотерапевт ему и говорит: «Слышишь ты свой голос? У тебя
оправдывающиеся интонации. Предлагаю тебе поставить стул,
представить на нем свою собаку и поговорить с ней так, чтобы она тебя
послушалась».
N так и сделал. Сначала он плаксивым голосом просил Жучку уйти с его
кровати, а потом разозлился и так саданул по стулу кулаком, что
воображаемая Жучка сразу все поняла.
На другой день мы собрались на продолжение тренинга и ждем, когда
придет N. Вот он заходит в группу, и все мы к нему с одним вопросом:
«Ну и что с Жучкой? Послушалась она тебя?»
На что N недоуменно ответил: «Да сам не знаю… Как только я вернулся
домой после вчерашней группы, Жучка мигом залезла под ванну
и больше из-под нее не вылезала».
Вот такая история.
А теперь три правила.

Правила безопасности во время

эксперимента
1. Никогда не предлагайте клиентам сказать в жизни реальным
родственникам то, что они говорят на сессии стульям. То, что способны
выдержать стулья, не способны выдержать родственники. Я не устаю
повторять студентам еще и еще раз: не трогайте реальных
родственников, пусть живут! Хотите что-то менять – меняйте в себе,
а не в них!
2. Изменения, произошедшие с вами во время сессии, уже состоялись
и стали частью вашего сознания. Другим людям (а в вышеприведенной
сессии – собаке) они сразу видны, так что отношения теперь станут
другими по умолчанию.
3. Не задавайте вопрос: «А точно помогло?» Этим вы обесцениваете
результаты работы, что препятствует интеграции.
 5-й этап: подведение итогов
Со временем вы сами без слов будете понимать, воспользуется клиент
итогом сессии или нет. Например, после сессии в арт-подходе вы
спрашиваете его:
– Что вы сделаете со своим рисунком?
– Можете оставить его себе!
По-моему, тут нечего добавить, и без того все ясно. Человек, взявший
у терапевта для себя что-то важное, ответит по-другому: «Я заберу его
с собой, пусть побудет, я еще раз посмотрю на него, в нем так много
важной информации». Некоторые намерены повесить на стену в рамку,
другие собираются перерисовать рисунок дома.
Итоги можно подводить по-разному. В психодраме есть процедура
закольцовывания сессии, когда директор предлагает протагонисту
в конце поставить первоначальную сцену. Если состояние протагониста
поменялось, он сыграет ее по-другому, более зрело, живо, цельно.
В NLP есть процедура экологической проверки. В гештальт подходе,
заканчивая сессию, принято в конце спрашивать: «Что для вас стало
сухим остатком?» Или: «С чем уходите?», «Каков будет ваш первый шаг
в осуществлении намерения?»
Это не наше с вами дело, что клиент будет делать со своими
результатами. Он свободен, это его жизнь. Наша же задача – провести
сессию на пределе своих возможностей. И если наш труд оказался
невостребованным, философски говорим себе: делай, что можешь –
и будет как будет.

Глава 6. Откуда приходят ответы

Перфоманс
Итак, скелет сессии мы рассмотрели, но не это в сессии самое
интересное, а творческий компонент. Это новичкам нужно
до автоматизма отрабатывать структуру, а профессионалы высокого
класса чихать на нее хотели, они наоборот ищут, как бы обойтись
со стандартной схемой неординарно! Если бы наши педагоги проводили
сессии стандартно: «Здравствуйте, присаживайтесь, с чем пришли?» –
я бы не высидела в группе три года. Но мастера не повторяются! И я
продолжала выслеживать, что же такого делает Нифонт, чтобы сессия
с самым занудным клиентом превратилась в захватывающий
перфоманс.
И таки выследила. Так, в психодраме, например, он внимательно
слушает речь клиента, а потом предлагает поставить сцену, исходя
из буквального, а не метафорического значения слов. Например,
клиентка говорит: «Я у него в ногах валялась, чтобы он остался!» –
«Выбери себе кого-нибудь на роль мужа и покажи, как ты валялась у него
в ногах». И вот уже вся группа покатывается со смеху, наблюдая, как муж
пытается выйти за дверь, а жена, ухватив его за ноги, волочится по полу.
Или: «Этот хондроз меня уже забодал!» – «Сделай сцену и изобрази, как
он это сделал». С открытыми ртами все наблюдают поединок, в котором
участник в роли хондроза, наклонив по-бараньи голову, пытается
забодать протагониста. Такого не только в жизни, но и в театре
не увидишь! А если повезет и тебя выберут на одну из ролей, то еще
и сыграешь.
Кого я только не сыграла за три года обучения! И не только «кого»,
но и «что». Я была рюмкой, бюстгальтером, левой ногой, волком. Кстати,
в роли волка заснула (уж больно затянутая была драма), а проснувшись,
не знала, какой у меня текст, и просто протяжно завыла. Как это обычно
бывает в психодраме, мое спонтанное действие оказалось для
протагониста как раз тем, что нужно.
Как-то, помню, на драму пришла «реальная» клиентка и, увидев, что
в группе больше двух десятков участников, огорчилась:
– Я-то собиралась работать с психосоматикой, а тут вон сколько народу,
мне неловко…
– А с какой психосоматикой вы собирались работать?
– Простите, с поносом. Кто же согласится играть понос…
– Я!!! – хором ответили двадцать три участника.
Чем абсурднее сцена с точки зрения обыденной реальности, тем ярче
психодрама. Это дает возможность клиенту увидеть свою тему в новом
ракурсе, что вызывает сильные чувства, а нам того и надо! Чувства –
энергия, которая позволяет людям быть живыми, настоящими. Нифонт
делал потрясающие сессии, я перестала ходить в театр – он померк
в сравнении с настоящими драмами в жизни людей.

Получилось!
И вот однажды у меня тоже получилось. «Реальная» клиентка,
приглашенная на нашу учебную группу, чтобы сделать свою сессию,
говорила о том, что ей приходится все проблемы своих родственников
тащить на себе. И вдруг я представила, что если она для обозначения
этих чужих проблем воспользуется стульями, а потом повесит их на себя
все одновременно, то ей удастся невещественные явления сделать
явными и ОЧЕВИДНЫМИ (видными очами). Я рискнула поделиться
своей идеей, и сработало: увешанная стульями, женщина перестала
думать и начала чувствовать! Когда она сказала: «Я устала, я злюсь, я
хочу сбросить с себя все эти не мои вещи», – я ликовала. Вот теперь
у меня есть ключ. С этого момента я начала мысленно видеть образ
за словом и представлять, как это можно сыграть.
Похожее озарение произошло на занятиях в телесно-ориентированном
подходе, которые проводила Татьяна Юрьевна Калошина. В один миг
эта женщина растолковала, как работать с психосоматикой, и если ты
раз это понял, то уже не разучишься. Это как с чтением в дошкольном
детстве, когда за рядом не связанных друг с другом букв ты вдруг
впервые видишь слово.
На одном из занятий Татьяна Юрьевна предложила упражнение в парах:
один просто стоит прямо, закрыв глаза, а второй рисует его, как может,
спереди, сзади и с боков. Наблюдателю нужно заметить какое-то
движение в теле, любой еле различимый импульс: покачивание вперед-
назад или из стороны в сторону, асимметрию – наклон корпуса или
головы и т. д. И потом следует усилить этот импульс и «прочитать», про
что он в жизни человека. Помню, как со мной в паре оказался мужчина,
прошедший когда-то боевые действия. Он стоял как вкопанный, но его
тело едва-едва колебалось вокруг вертикальной оси, будто он был
на крутящейся подставке. Я видела это, но не могла сообразить, про
что бы это могло быть. Я была не одна такая, все новички стояли
и хлопали глазами со своими блокнотами в руках. Татьяна Юрьевна
подбодрила нас:
– Доверяйте своей интуиции. Встаньте в позу клиента, влезьте в его
шкуру с помощью вашего воображения. А теперь сами воспроизведите
и усильте это еле заметное движение, продлите импульс, поймите, про
что он. Что первое придет в голову – то и есть правильный ответ!
Спасибо ей за это разрешение! Когда ищешь, на кого бы в своей работе
опереться, тебе не приходит в голову, что это ты и есть. Я вросла ногами
в землю, как мой партнер по упражнению, начала чуть-чуть вращаться
вокруг вертикальной оси, усилила вращение и через минуту обнаружила,
что мое тело делает не что иное, как очерчивает вокруг себя
раскинутыми руками круг – личное пространство, куда посторонним вход
запрещен.
Мое внутреннее зрение заработало в нужном направлении, получив
новый инструмент. Теперь я могла за мгновенья считывать
непроизвольные телесные импульсы клиентов. Позже в книгах Арнольда
Минделла я прочла о его процессуальном подходе, базирующемся
на наблюдательности терапевта, который считывает сигналы
«сновидящего тела»8. Что ж, многие говорят, что Минделл переоткрыл
гештальт подход.
 Духовная субстанция
Эти примеры, к сожалению, слабо передают суть интуитивной работы
психотерапевта. Когда мы ведем сессию, то меньше всего думаем
головой. Никто не рассуждает так: «Контакт установлен – переходим
в стадии заключения контракта», вы и не вспомните про эти стадии.
Во время сессии вы не понимаете, что делаете, проанализировать ее вы
сможете только постфактум, когда она закончилась.
Что же мы делаем? Мы бессознательно погружаемся в транс, входим
в резонанс одновременно с клиентом и с той мудрой своей
субличностью, которая знает ответы. Назовите ее, вслед за Юнгом,
архетипом мудрого старца или вашим ангелом-хранителем, мировой
душой, высшей мудростью или Богом. Я не знаю, как это называется,
но все как один мастера в минуты откровенности признаются, что
работают не сами, а позволяют протекать через них высшим знаниям,
и главное при этом – не мешать.
Неважно, кто ты по профессии, важен уровень мастерства. Сейчас я
перечитываю книгу С. Моэма «Театр» о великой английской актрисе
Джулии Лэмберт, и что же я нахожу? Прямо о нас с вами: «Она часто
чувствовала, что ее талант – критики называли его „гений“, но это было
слишком громкое слово, лучше сказать, ее дар – не она сама и не часть
ее, а что-то вне ее, что пользовалось ею, Джулией Лэмберт, для
самовыражения. Это была неведомая ей духовная субстанция,
озарение, которое, казалось, нисходило на нее свыше и посредством
нее, Джулии, свершало то, на что сама Джулия была неспособна. Она
была обыкновенная, довольно привлекательная стареющая женщина.
У ее дара не было ни внешней формы, ни возраста. Это был дух,
который играл на ней, как скрипач на скрипке»9.
Сравните со словами Берта Хеллингера в его интервью: «Я, назовем это
так, посредник, через которого что-то протекает. Это странный процесс.
Я не могу его описать. Он случается только тогда, когда я свободен
от всяких желаний, когда я нахожусь в смирении, в том смысле, что я
полностью забываю, что я здесь, я не замечаю, что происходит вокруг
меня, и я часто не замечаю даже клиента. Я даже не смотрю ни на что. Я
просто остаюсь внутренне собранным, и я осознаю, что что-то
происходит»10.
У меня поначалу это было так: я слушаю клиента, и мне на ум приходят
ассоциации, на мой взгляд, не всегда уместные в данном контексте. И я
раздражаюсь, что приходится отвлекаться от работы на какую-то строчку
из песенки или анекдот. Но чем больше их подавляешь, тем навязчивее
они себя ведут. Попробовав раз не прогонять, а высказать вслух эти
навязчивые мысли, я обнаружила, что сильно сокращаю путь
к пониманию сути проблемы клиента. Всегда процитированная песенка
или анекдот оказываются более чем к месту. И теперь я доверяю этим
«помехам в эфире» и говорю так: «Прости, я отвлекаюсь, потому что
не могу отделаться от мысли, которая приходит на ум. Можно, я ее
выскажу вслух, и будем работать дальше?» Или так: «Не знаю, к чему
это, но мне в голову приходят строчки из песни, может, это как-то
относится к здесь-и-теперь»?

Женщина с косой
Идет практикум психоконсультирования у студентов выпускного курса.
Режим занятия: десятиминутная учебная сессия под моей включенной
супервизией с последующим шерингом и процесс-анализом. Цель:
до автоматизма довести владение структурой сессии, чтобы
не отвлекаться на нее и освободить свое сознание для самого главного –
творческого момента.
Сейчас одна из таких сессий-десятиминуток достигла кульминационного
момента: клиентке плохо эмоционально и физически, она застряла
в пресловутом тупике. Выглядит это так: женщина (протагонистка)
и мужчина в роли ее мужа стоят напротив друг друга, и никто не делает
шаг навстречу первым. Студент в роли психотерапевта-директора
пытается сдвинуть дело с мертвой точки:
– И что тебе мешает сказать твоему мужу, что ты любишь его?
– Не знаю, почему я первая должна? Как будто что-то удерживает…
– Выбери на роль этого «Чего-то, что удерживает» участника группы.
Протагонистка выбирает участницу – зрелую женщину в черной одежде,
с черными волосами, заплетенными в длинную косу. Показывает ей, как
нужно крепко держать ее, заломив руки за спину.
– И с мужем то же самое! Его тоже что-то держит!
– Выбирай «Что-то» для мужа.
И вот психодраматическая сцена: двое супругов с заломленными
за спину руками стоят друг против друга, не в силах приблизиться.
Студентка в роли терапевта-директора задает вопрос:
– Кто эта женщина за твоей спиной?
– Не знаю…
Я в супервизорской позиции помалкиваю: пусть тренируются. Неужели
не очевидно после нескольких лет обучения, что это мама с ее
материнскими установками? Но тут осеняет другая идея: черная
женщина С КОСОЙ!
– Может, она говорит тебе какие-нибудь слова? – со слабой надеждой
интересуется директор.
– «Memento mori!» – кричу я спонтанно со своего места. – «Помни
о смерти!»
И клиентка внезапно бросается, вывернувшись из удерживающих рук
черной женщины с косой, навстречу мужчине, тоже вырвавшегося
из своего плена, и оба сливаются в объятиях со слезами в глазах.
Мы бы еще долго мутызгались с материнскими установками,
предписывающими женщине «быть умнее», «выдержать характер» и т.
п., пока клиентка и мама, наконец, не договорились бы. Это привычный
план сценарных отношений, названный Эриком Берном «играми,
в которые играют люди». Но едва на сцене появляется Черная Женщина
С Косой, Смерть, как все человеческие игры отступают на задний план,
а важным становится лишь одно: невосполнимое время жизни, которое
можно потратить на борьбу, а можно прожить в любви и близости.
Ирвину Ялому принадлежат слова: «Физически смерть разрушает
человека, но идея смерти спасает его». И уж точно ускоряет процесс
осознавания в сессии!

Бабочка
Следующая учебная сессия-десятиминутка подходит к концу. Студентка
в роли клиентки с застывшим выражением лица находится в том самом
тупике, когда по-старому нельзя, а по-новому не умеешь. Оказавшись
в ситуации любовного треугольника, она головой приняла решение
прекратить отношения, но не смогла воплотить его в жизнь. Любовь ее
сильнее разума, но она не соглашается это признать, отказываясь
слышать голос своей души.
Студент-терапевт и группа безмолвствуют. Уровень энергии упал. Когда
никто не знает, что дальше делать, Нифонт учил: «Скажите клиенту: это
кульминационный момент сессии!» В такие моменты может произойти
прорыв, «квантовый скачок», выход за пределы ситуации в новую точку.
Я в таких случаях отпускаю контроль и жду – ответ откуда-нибудь да
придет.
Я смотрю на молодую женщину. Ее лицо бледно, глаза наполнены
слезами, губы поджаты. В зоне декольте выступило красное пятно. Я
обращаюсь к ней с вопросом: «Можно тебе что-то показать?» Получив
утвердительный ответ, подхожу к ней вплотную и делаю ее фотопортрет
айфоном. Показываю снимок на мониторе. Реакция женщины
неожиданная: она начинает вслух рыдать, спрятав лицо в ладони.
– Что ты увидела?
– Бабочку!
Сев на свое место в кругу, я продолжаю диалог:
– Бабочка в древней Греции символизировала человеческую душу. Как
бабочка проходит последовательные превращения из яйца в гусеницу,
из гусеницы в куколку, а из куколки в прекрасную бабочку, так и душа
человека проходит свои трансформации. Про что ты расплакалась?
– От радости! Я получила ответ.
– И что это за ответ?
– Что неважен треугольник, когда общение между людьми идет
на уровне душ. А мозг не давал это увидеть.
Пятно в области декольте побледнело и растворилось. Бабочка
упорхнула.
Ради таких моментов в сессии стоит быть психотерапевтом. Творческая
субличность ликует, наслаждаясь приобщением к таинству.
Откуда приходят ответы? Считается, что из нашего бессознательного.
Когда мы перестаем думать головой, контролируя процесс сессии, мы
вступаем в контакт с другим способом осмыслять мир – более древним,
изгнанным из нашей жизни, но до конца не уничтоженным научной
парадигмой. Мы стыдливо прячем этот свой способ воспринимать
информацию, и зря. Если, выйдя из детства с его неизбежными
атрибутами – зубными феями и дедом Морозом, – вы окончательно
и бесповоротно стали взрослым и перестали в них верить, то на долю
вам как психотерапевту остается когнитивно-бихевиоральный подход.
Кстати, тоже не так уж и мало, если у клиента запрос, не затрагивающий
глубинных изменений личности. Что-нибудь из серии, как срубить
деньжат, одержать победу в спортивном соревновании, отучиться грызть
ногти и т. д. Но:

Мы не знаем, что при первой неудаче,

Только стоит, только стоит оглянуться,
К нам лошадки деревянные прискачут
Пароходики бумажные вернутся…11

Обыкновенный человек, выполняющий

необыкновенную работу
Мой невидимый помощник-дух лучше меня знает, что делать. Вы
не представляете, насколько легче и интереснее работать с таким
покровителем, нежели в одиночку! Главное – не мешать ему, это я его
инструмент, а не он мой. К новичкам он тоже стучится, но они пока
не знают, как с ним быть. Просто имейте в виду, что он есть, а пока что
продолжайте ходить на личную и групповую терапию, развивая
осознанность и решая проблемы по мере их поступления. И помните
о своих ограничениях.
Мне нравится, как сформулировал мысль об этом Питер Келлерман,
автор книги «Психодрама крупным планом»: «Директор психодрамы –
обыкновенный человек, выполняющий необыкновенную ответственную
работу. Он не волшебник, а разумно спонтанный и творческий человек,
как правило, представляющий собой более целостную личность, чем
средний индивидуум. Главное его достоинство состоит в том, чтобы
оставаться самим собой, со своей человеческой ограниченностью,
набором ролей и аутентичностью. Только так возможно, не играя
всемогущего, быть директором психодрамы»12. Для меня это означает,
что чем чище ты сам, чем свободнее от собственных установок
и проекций, тем качественнее ты работаешь как психотерапевт.
Тема психотерапевта как проводника очень актуальна для меня сейчас,
пожалуй, гораздо актуальнее вопросов для начинающих
психоконсультантов. Работая с душой (психе) человека, мы вольно или
невольно постоянно касаемся вопроса веры. Если начинающий психолог
не может нащупать твердой почвы под ногами, то это только потому, что
он не верит в себя. В кого – себя? В себя как проводника некой силы,
которая мудрее нас и которая, если мы к ней приобщены, дает нам
мудрость, спокойствие и порядок.

«Я знаю, почему я от нее ушел!»

И вот долгожданная награда за наши совместные со студентами труды.
Под конец обучения, буквально на последнем часе занятий, с вами
случается то же, что и некогда со мной: вы берете на себя окаянство
с твердой почвы структурированного интервью шагнуть в окрыляющую
неизвестность процесса.
Учебную сессию ведет студентка. Другая студентка (клиентка)
разговаривает с отцом (в его роли молодой человек из группы):
К.: Мама сказала, что ты не хотел, чтобы я родилась! Ты ушел и бросил
нас, когда я была маленькая, и я ненавижу тебя за это! Ты не знаешь, как
это больно – расти без отца, ты не знаешь, как мне тебя не хватало!
Т.: А почему ты веришь маме? Возможно, все было не так, спроси отца,
почему он ушел.
К.: Нечего с ним разговаривать! Мама не обманывает. Вы не знаете мою
маму: она всегда говорит правду, она надежная, она правильная…
И в этот момент молодой человек, играющий отца клиентки, ушедшего
от ее матери, чтобы «разобраться со своими бабами», которых у него
«было миллион», внезапно произносит:
– Я знаю, почему я от нее ушел. Она была СЛИШКОМ правильная.
Момент истины. Наблюдатели потрясены, и через минуту вся группа
взрывается аплодисментами. Я тоже хлопаю в ладоши, и даже не тому,
ЧТО сказал мой студент, а тому, КАК он это сделал: твердым
и убедительным тоном. Я счастлива: вы, мои студенты-психологи,
начали слушать свою интуицию и доверять ей.

Забегая вперед
Сильно забегая вперед, расскажу, что случится с вами в будущем.
К последнему курсу вы освоите структуру сессии. Вы сможете задавать
вопросы, метамоделируя по ходу диалога. Ваш страх будет уравновешен
любопытством и радостью совместного с вашим клиентом поиска ответа.
Это значит, что вы сможете, наконец, оторваться от твердой почвы
ремесла консультирования и прикоснуться к чуду. Это будет.
Но сейчас то, что я пишу про ваше профессиональное будущее и про
ангела-помощника, не берите в голову. Это на актрисе Джулии Лэмберт
он играет, как на скрипке, это Берту Хеллингеру он подсказывает ответы.
Начинающие психологи моментально чуют халяву, и вот им уже
мерещится, что ангелы бросили все дела, чтобы за них пахать.
Друзья, признаюсь честно: едва только молодой психолог начинает
морочить голову про то, что сходил в астрал, что ему передали
информацию, что он услышал голоса и т.п., у меня, кроме раздражения,
есть к нему еще и пожелание: пусть получит хорошее классическое
образование по психологии и пройдет практику у мастера. Не то что бы я
сильно высоко ценила классическое образование, дело не в этом.
Просто любой труд с обязательным экзаменом в среде
профессионалов – это та самая инициация, которая дает статус,
признанный обществом.
Тема психолога как проводника столь глубокая и спорная, что вам сейчас
лучше не замудряться. Помните определение Л. С. Выготского ЗБР, зоны
ближайшего развития? ЗБР – это концептуальное пространство, которое
ребенок уже готов освоить с чьей-то помощью. Вот и осваивайте
постепенно. Все мы находимся на разных уровнях развития, принимайте
себя там, где вы есть в данный момент. Чтобы ангел смог водить по вас
своим смычком, вам нужно стать совершенным инструментом. А вы
сейчас на той стадии, когда психолог больше обеспокоен
самоозабоченностью, тем, как он выглядит со стороны, и это
необходимая фаза в профессиональном становлении. О ней
и поговорим ниже.
 Глава 7. Самоозабоченность
начинающих
Упражнение «Я психоконсультант»
Самоозабоченность – это когда вы смотрите на себя со стороны глазами
стороннего наблюдателя с осуждением и обесцениванием.
Самоозабоченность – это регрессия в детское состояние зависимости
от маминых ожиданий. Самоозабоченность – это когда вы находитесь
под влиянием чувств страха, тревоги, вины, стыда, волнения, ужаса,
паники настолько, что не способны работать. Друзья,
самоозабоченность – главное препятствие в освоении профессии
на первых этапах.
Вас учили, что чувства мешают работе консультанта, поэтому вы их
подавили. Но они остаются внутри, и чтобы вытащить эти чувства
наружу и хотя бы частично освободить от них, я начинаю курс
«Неспецифические навыки психологического консультирования»
у второкурсников с упражнения «Я психоконсультант». Даю задание:
сесть в крутящееся кресло, стоящее в центре круга, и произнести слова:
«Я, имя, психоконсультант».
Студенты не спешат занимать кресло, хотя им не грозит прямо сейчас
подтверждать свою квалификацию, требуется просто произнести фразу.
Однако это, на первый взгляд, простое упражнение иногда вызывает
шквал эмоций и тем самым усиливает мотивацию к обучению. Назвался
груздем – полезай в кузов.
Моя же работа сводится к диалогу, в котором я «вылавливаю»
блокирующие установки, мешающие овладению профессией, и здесь же,
по горячим следам, предлагаю найти альтернативные активирующие
установки. Привожу несколько типичных примеров, имена участников
изменены.
«Я не владею техниками»
Тишина, кресло стоит посередине круга, в котором сидим на стульях я
и студенты моей подгруппы. После некоторой паузы в кресло
порывистым движением устремляется Наталья:
– Я Наталья, психоконсультант.
– И что ты сейчас чувствуешь?
– Страх.
– Страх оттого, что…
– Оттого, что я не имею права здесь сидеть! Я еще не владею техниками
психоконсультирования.
Комментарий
Это неправда. К концу второго курса студенты второго высшего
трехгодичного образования прошли практически всю программу
обучения (третий курс – специализация). Они сами приняли участие
в нескольких тренингах и владеют базовым инструментарием
консультирования. У них мало опыта в применении этих техник, это
верно, но вот сейчас они его как раз получают. Проблема не в техниках,
а в чувствах; про техники это типичный миф и рационализация
начинающих.
На днях прочла в FB высказывание гештальтиста Бориса Новодержкина
как раз на эту тему: «Психотерапевтические техники – это костыли
восприятия». Очень точно сказано и перекликается с уже не раз
цитированными на страницах этой книги словами Фрица Перлза: «У меня
есть глаза, уши, и я не боюсь». Качество вашей работы напрямую
зависит от того, насколько вы наблюдательны. И второе: насколько вы
толерантны к неопределенности. А техники легко придумываются
по ходу процесса вами самими.

«Что дальше делать?!»

Следующая Анна, она делится похожим страхом. Вообще студенты
во время упражнений эмоционально заражаются друг от друга, это
обусловлено закономерностью социального взаимодействия в малой
группе, называемой индуцированием. В индуцировании есть свои плюсы:
студенты могут заразить друг друга не только страхом, но и воодушевить
азартом. Пока что в кресле в центре круга только «ужас-ужас». Анна
говорит:
– Тревожно как-то.
– О чем тревожишься?
– Вдруг я не буду знать, что дальше делать?
Комментарий
Это следующий распространенный среди начинающих миф:
психоконсультант всегда должен знать, что делать. На самом деле
в каждой сессии есть момент, когда оба – и психоконсультант, и клиент –
не знают, что делать дальше. Это кульминационный момент сессии,
и именно за такие моменты я ценю психоконсультирование как
профессию – каждый раз в такие моменты рождается истина прямо
на твоих глазах в диалоге с клиентом.
Эта работа напоминает сократовские диалоги, когда философ для
начала дискредитировал блокирующие установки ученика, а затем оба,
будучи очищенными для нового знания, в диалоге искали истину. Все мы
отлично помним высказывание Сократа «Я знаю, что я ничего
не знаю…», но не все помнят продолжение цитаты: «…но другие
не знают о себе и этого».

«Меня осудят коллеги»

Вячеслав, сев в кресло, опускает глаза и молчит.
– Помнишь инструкцию?
– Я боюсь, что если я скажу эти слова, меня осудят.
– Кто именно?
– Мои однокурсники.
– Предлагаю сейчас снова сесть в круг, побыть одним из них
и посмотреть на Вячеслава со стороны. Что чувствуешь к нему?
– Что он из себя строит?! Никакой он не психоконсультант!
Комментарий
Во время обмена ролями стало очевидно, что не однокурсники, а сам
Вячеслав склонен к осуждению и обесцениванию, и это свое качество он
проецирует на окружающих. Студенты не скрывают своего возмущения:
они-то как раз о Вячеславе как о будущем психологе высокого мнения.
Если удастся это до него донести, то следующим шагом будет
изменение стратегии с обесценивания на способность ценить то, что
есть.
Перфекционизм – еще одна типичная проблема начинающих. В его
основе лежит убеждение, что возможно достичь наилучшего результата,
а несовершенный результат неприемлем. Это убеждение родом
из детства, когда родители пытаются собственное человеческое
несовершенство исправить не сами, а, ожидая от детей, что те
не повторят их «ошибок». К сожалению, при этом радость открытия себя
подменяется стремлением достигать высоких целей, подстегивая себя
и лишая возможности идти к мастерству в естественном темпе.
Исцеление от перфекционизма состоит в том, чтобы вернуться
к реальности, признать, кем человек является в действительности,
и каково реальное положение вещей. В упражнении «Я
психоконсультант» студентам предлагается назвать себя тем, кем они
пока не являются, но кем будут в ближайшее время, то есть ступить
в ЗБР, зону ближайшего развития. Для того и упражняемся, тяжело
в учении – легко в бою.
Как «лечат» перфекционизм? Для исправления блокирующей установки
перед тем, как приступить к действию, необходимо поставить задачу.
Исключительно важно при этом четко определить критерии, по которым
можно судить, выполнена задача или нет. Особенно недопустимо при
этом «перевыполнение плана», то есть задачу нужно просто выполнить –
не меньше, но и не больше. В нашем случае не требуется БЫТЬ
психоконсультантом, требуется СКАЗАТЬ фразу: «Я Вячеслав,
психоконсультант».
Как ребенок постепенно осваивает ходьбу, речь, чтение, так и мы
постепенно осваиваем новую деятельность. Для примера я прошу
Вячеслава и участников перечислить то, что они уже умеют в плане
будущей профессии. Во время перечисления становится очевидным, что
студенты проделали огромную работу, и между тем, какими они сюда
пришли два года назад, и тем, какими стали сегодня, огромная пропасть.
А то ли еще будет!

«Чужой стул заняла»

Следующая участница Светлана хмурит брови и поправляет волосы,
стремясь с помощью этого жеста прикрыть глаза:
– Дурацкое чувство. Будто чужой стул заняла. Роль на сцене играю.
– Такое ощущение, что ты оправдываешься.
– Точно, это чувство вины!
Комментарий
Светлане кажется, что она заняла «чужой» стул, хотя имеет на это право
на том основании, что является студенткой факультета, как и все
остальные участники группы. Она одновременно со всеми поступила
на учебу, успешно пройдя тесты; так же, как все, заплатила за обучение;
у нее статус, равный статусу остальным однокурсникам. Так в чем же
дело, откуда чувство вины?
Возможно, в ее сознании нарушен тот порядок, о котором говорит Берт
Хеллингер. Согласно его подходу, у каждого члена семейной системы
есть свое место, которое определяется его временем вхождения в эту
систему. Если порядок нарушен, то чувство вины за посягательство
на чужое место будет проецироваться и в других системах, например,
в студенческой группе. А позже, во время адаптации на рынке, возникнут
проблемы с конкуренцией, в которой психолог будет чувствовать себя
неконкурентоспособным.
И наоборот: если место ребенка не подвергалось сомнению, то он будет
чувствовать себя в любой среде в своем праве, сотрудничая с другими
людьми и получая от этого удовольствие.
Пока что это моя гипотеза относительно чувства вины Светланы. Так это
или нет, выяснится в ближайшие дни занятий, когда студенты приступят
к тренировочным сессиям в парах друг с другом. Те чувства и установки,
что сейчас в виде коротких диалогов проявляются в контакте со мной,
снова и снова будут повторяться, пока не будут осознаны. И только тогда
возможна будет коррекция. В противном случае обучение
психоконсультированию будет натыкаться на одно и то же препятствие.

«Я НЕпсихоконсультант!»
Катя плюхается в кресло и выпаливает под взрыв смеха однокурсников:
– Я Катя, НЕпсихоконсультант.
– Что с тобой?
– Страх не оправдать надежды.
– Чьи надежды?
– Ой, не поняла, вы что-то спросили? Кто там, я сам открою!
– Катя, вижу, что ты испытываешь сейчас сильные чувства. Могу как-то
сейчас тебя поддержать?
– Ой, это вообще не мое место. Психотерапевт – это человек, который
здесь и теперь может работать с проблемой!
– И что тебе для этого нужно?
Комментарий
Диалог пришлось прервать, потому что Катя просто вернулась на свое
место и заплакала. Это еще один случай самоозабоченности, когда
актуальное эмоциональное состояние психоконсультанта несовместимо
с профессиональной ролью. Для меня это означает, что если человек
в данный момент сам в клиентской позиции, то ему следует оказать
поддержку. Зачастую такие вещи пугают студентов, им кажется, что
в обучении можно обойтись и без таких «жертв».
Друзья, у Кати есть два варианта. Первый – «успокоиться», то есть
подавить свои актуальные чувства, сделать хорошую мину при плохой
игре и уйти «в голову», то есть начать «учиться», набирать знания. Это
тупиковый путь, никак не продвигающий ее ни в личностном, ни
в профессиональном развитии. Второй – проплакаться в безопасной
поддерживающей обстановке группы, затем с моей помощью понять, про
что плакала, и тогда спокойствие придет само. При этом на своем
собственном клиентском опыте Катя поймет, как работает психотерапия.
Это и есть наилучшее обучение психоконсультированию.
Для развития ее личности второй путь тоже более эффективен.
В Катином случае ключевой фразой была «страх не оправдать
надежды». Учитывая ее возраст, 30 лет, она сейчас находится в кризисе
сценарной эмансипации, когда человеку предстоит осознать, что он
проживает не свою жизнь, а следует родительскому сценарию,
оправдывая ожидания родителей и социума. Чтобы стать самим собой,
нужно дерзнуть отказаться оправдывать чьи бы то ни было ожидания
и сосредоточиться на потребностях своей собственной души.
Естественно, человеку страшно сделать такой отчаянный шаг, потому
что мы социальные существа и боимся быть отвергнутыми. Но пока
не рискнешь и не попробуешь, ты не узнаешь, поддержат тебя в этом
выборе или нет.
Если сейчас Катя сделает смелый шаг и позволит себе поисследовать,
что за процесс происходит в ее душе, она получит ошеломляющий опыт
воздействия психотерапии. Кроме того, она ощутит, как благотворно
испытывать состояние целостности, когда больше не нужно подавлять
свои субличности. Высвобождается океан энергии, и весь процесс
сопровождается радостью и приливом сил.
Вот только после этой целительной работы мы становимся способны
сосредоточиться на клиенте. Мы по своему собственному опыту знаем,
что с клиентом все в порядке, если он испытывает сильные чувства. Мы
максимально включены в процесс, мы полностью с клиентом, нас
заинтересовывает его ситуация, его проявления в контакте с нами, его,
можно сказать, загадка, которую нам очень интересно разгадать. И нас,
наконец, покидает самоозабоченность.
 Азарт = страх + радость
А теперь подведем итоги, касающиеся самого психологического
обучения. Как видно из приведенных примеров, я рассматриваю
психологические сессии участников как неотъемлемую часть процесса
обучения. Если исключить практику и оставить только теорию, то
у студентов не будет инструмента отреагирования подавленных эмоций,
неизбежного при изменении установок, и они не смогут адекватно
консультировать.
Отсюда вывод о структуре подготовки будущих психоконсультантов:

И еще, возвращаясь к теме самоозабоченности начинающих

психоконсультантов. В процессе интерактивного обучения, включающего
вашу собственную психотерапию, вы будете становиться все более
и более самими собой, постепенно переставая подавлять и принимая
палитру собственных чувств. Вы примете и то, что страх в нашей работе
до конца никогда не исчезнет, вы просто научитесь с ним дружить. Это
возможно, если его сопровождает радость. Подходящее для
консультирования чувство – легкий азарт. Это чувство «состоит» из двух:
страха и радости, то есть это когда вам «страшно интересно».

Глава 8. Как лучше угробить клиента

 Если насилие неизбежно
– Римма, добрый день! После твоего тренинга мне приснился жуткий
сон. Могу я его разобрать с тобой?
– Ты хочешь консультацию по скайпу?
– Мне больше подойдет письменный формат в чате. Так возможно?
От этого сообщения начинает слегка сосать под ложечкой. Для меня оно
означает, что человек намерен воспользоваться моими знанием, опытом
и временем для удовлетворения своих потребностей в одностороннем
порядке. На каком основании? На том, что я вела тренинг, после
которого ей приснился сон, и должна осуществлять посттренинговую
поддержку? Или на том, что я с симпатией отношусь к участнице, и она
ждет от меня дружеской помощи? Ни то, ни другое я делать не должна. Я
психотерапевт, моя работа – оказывать платную помощь по запросу
клиента. Но…
– Если просто прочесть твой сон и написать коротко свои мысли – это
еще терпимо. А так – утомительно в клавиши тыкать.
– Да, прочесть и коротко написать. А дальше я почувствую конкретику
и тогда уже заявлюсь на консультацию по скайпу.
Вот такой запрос на консультацию на условиях клиента. По-простому
торг. Можно отказаться, но это моя давняя клиентка, и это ее
поведение – прогибать людей под себя на ее условиях – ее
бессознательный паттерн. Дать ей возможность очередной раз проявить
ее стратегию, чтобы осознать ее разрушительные последствия –
подходящий случай. Поэтому в данном конкретном случае поступаю, как
в анекдоте: если насилие неизбежно, то надо расслабиться и получить
удовольствие.
– Пиши сон.
– Я его уже напечатала.

Мой сын убивает людей

Эта женщина была на моей психотерапевтической группе с запросом
на рождение ее собственного авторского тренинга. Она поменяла
профессию, прошла обучение на бизнес-тренера и начала свою
собственную практику. Ее воодушевляет новая профессия,
но одновременно она испытывает тревогу, удастся ли ей привлечь
достаточно клиентов, чтобы получать достаточный доход от новой
работы. Второе ее чувство – страх. Когда ей удается найти клиентов,
чтобы проводить с ними занятия, она опасается, что не сможет быть им
полезной, и они уйдут разочарованные.
На психодраматической группе мы ставили ее сцену, в которой она
встретилась со своими чувствами и снизила их накал. Однако сон,
приснившийся после тренинга, испугал ее. И вот она отправляет мне
запись ее сновидения:
– «Мой сын убивает людей в городе. Я узнаю и ужасаюсь. Обращаюсь
в полицию чтобы его арестовали. Мои родственники в ужасе и боятся
его. Сын чувствует, что за ним придут, и начинает играть с топорами
на длинной палке типа секиры, а еще у него есть пистолет. Я бегу
к соседям вызывать полицию, он находит повод пойти со мной. Я
хитростью убегаю к другим соседям и прошу соседку вызвать
вооруженную полицию для ареста моего сына. Я собираюсь покинуть
город, чтобы избавить родственников от присутствия моего опасного
сына. До моего отъезда мы пришли смотреть кино на уличной эстраде, я
рядом с сыном и обнимаю его. Ему лет 9—11. За ним пришли из комнаты
по делам несовершеннолетних в сопровождении автоматчиков. Он
плачет. Я чувствую себя предателем. Говорю: „А как ты думал? А как ты
хотел?“ Испытываю облегчение, что его ждет не тюрьма, а колония для
малолетних, так как он еще маленький». Проснулась.
Мне ее сон понятен. Ее малолетний сын (ее детище) – это ее новая
работа. Убивает людей (ее клиентов) – нарушает рамки этики. Но ей это
опасно говорить. Почему? Потому что такая обратная связь вызовет
у нее чувство протеста, и она включит защитные механизмы. Это
приведет к дискуссии, в которой она будет настаивать на том, что я
не права. Старая игра в «Тирана-Жертву-Спасателя». Этого нельзя
делать вне рамок психологической консультации. Но она отказывается
от консультации и просит дать обратную связь. Я в ловушке: что бы я ни
сделала – все равно окажусь «плохой».
Печатаю, деликатно подбирая формулировки:
– Если бы это был мой сон, то для меня бы это означало, что сын – моя
новая работа, и я боюсь навредить ею людям.
Пауза.
– Спасибо, Римма. Я тоже так ассоциировала, но не получилось. Больше
всего я боюсь, что во сне мой сын уже убил, а не только собирается.
Таки дискуссия начинается.
– В данный момент ты как раз воспроизводишь свой сон: отказываясь
от консультации, но по факту беря её, ты ставишь меня как терапевта
в двусмысленное положение. С одной стороны, ты просишь помощи,
с другой – связываешь мне руки. Ты подстрекаешь меня нарушить
психотерапевтическую этику и тем самым взять ответственность за то,
что я наврежу тебе как клиенту. Интерпретировать твой сон «просто так»
не полезно, так как я говорю тебе опасные вещи, но ответственности
за них не несу – это же не консультация. То есть своей работой «убиваю
людей».
Пауза.
– Да. Мне нужна консультация.

Двойные отношения
Из вышеприведенного примера видно, как терапевту нелегко ходить
по проволоке, балансируя между манипуляциями клиента. Это
не единственный случай, практически каждое обращение клиента
за помощью сопровождается бессознательным стремлением нарушить
этику. Поэтому следует держать ухо востро и отслеживать манипуляции,
ведь этические нормы потому и сложились, что манипуляции постоянны
и однотипны. Будучи систематизированы, они составили свод правил,
который призван позаботиться о безопасности как клиента, так
и терапевта.
Этот свод правил достаточно короткий и новичкам кажется совсем
простым и легко выполнимым. Но это до тех пор, пока вам не пришлось
эти правила применять. Так или иначе, вся этика нашей работы сводится
к тому, чтобы развести между терапевтом и клиентом так называемые
двойные отношения. Они многолики и скрыты, поэтому нужен опыт,
чтобы различать ловушки еще «на берегу», пока не увяз по самое
не хочу. А чтобы получить опыт, нужно увязнуть по самое не хочу,
вылезти, отряхнуться и извлечь необходимые уроки. Замкнутый круг.
Этика психотерапевтической работы складывалась в ходе развития
психотерапии, благодаря терапевтическим неудачам. Те, кто накосячил
до нас, предупреждают: не повторяйте! Но если бы все было так просто,
то у каждого психоконсультанта не было бы своего маленького
кладбища. Каждый, кто учился в автошколе, помнит, как сильно
отличается знание правил дорожного движения от движения
по реальной дороге, где нарушение правил может закончиться смертью.
Поэтому давайте вспомним, чему нас учили, и начнем с самого простого
и очевидного.

Не увечить людей и не портить имущество

Студентам-психологам этический кодекс психолога за период обучения
преподают неоднократно в рамках нескольких дисциплин. Поэтому,
придя в конце второго курса вести «Основы психологического
консультирования», я начинаю от противного:
– Итак, есть идеи, как можно угробить клиента?
– Э-э-э… Плеткой бить?!
Группа ржет. А между тем вопрос физического насилия
в терапевтическом контексте весьма и весьма актуален. Я начинаю
каждый тренинг с оглашения двух правил: не увечить людей и не портить
имущество. Новички пугаются: куда это мы пришли?! Однако именно
новички чаще всего первыми нарушают правило. Почему так? «Потому, –
терпеливо разъясняю я им, одновременно рисуя маркером айсберг
на листе флипчарта, – что договариваются о правилах во вменяемом
состоянии, а нарушают в невменяемом. У каждого человека есть
сознательное и бессознательное. И бессознательное подобно той
большей части айсберга, что скрыта под водой, а потому не видна
и опасна.
Мы с вами будем работать с бессознательными процессами, которые
вам не подконтрольны. И когда ваш клиент впадет в измененное
состояние сознания и перестанет контролировать свои аффекты,
договариваться о правилах будет поздно. Поэтому, как только видим, что
его легкое раздражение переходит в злость, а потом в гнев, ярость
и бешенство, то, не дожидаясь, останавливаем его и договариваемся,
как безопасно организовать исследование и отреагирование его
подавленных чувств».

«Теперь хорошо»
Вспоминаю в связи с затронутой темой одну девочку. Вся такая
буддистка, обшитая по одежде индийскими колокольчиками, вся
на позитиве, бывало, сидит, звенит и улыбается. На гештальт тренинге
вышла в круг прояснить отношения со своей подружкой, подружка тут же
сидит. Я ей говорю: «Знаешь, давай, ты не с подружкой поговоришь,
а стул поставишь и скажешь, что хотела». Ну, Бог уберег меня, ее
подружку и участников группы. Говорю:
– Чего хочешь?
– Я на нее злюсь.
– Вырази злость.
– Хочу стукнуть.
Я осмотрелась по сторонам, нашла глазами лист ватмана, сворачиваю
в трубку:
– Вот тебе «палка», по стулу постучи.
Буддистка наша, маленькая такая, сухонькая, стукнула по спинке стула
два раза, видно, показалось недостаточно. Хватает стул за передние
ножки, хрясть об пол, и молотила до тех пор, пока от него не остались
щепки. Мы всей группой стояли, размазавшись по стенам. Когда опилки
осели, она с улыбкой говорит:
– Теперь хорошо.

Канализировать агрессию
Лично мне драться на группах не нравится, и если клиенту нужно
выразить агрессию физически, то я организую пространство так, чтобы
он мог побить подушку, мягкий стул, а не людей и, главное, не меня.
Но даже предварительная договоренность с клиентом не всегда
срабатывает, его может «понести». Поэтому я предпочитаю
канализировать (предоставить канал) агрессию не физически,
а вербально, в виде трехчастного высказывания:

1) Я злюсь на тебя (реакция),

2) за то что ты сделал то-то (стимул),
3) потому что для меня это означает то-то (значимый эффект).

Конечно, все относительно, кому-то физическая активность на группах

подходит, и я сама своими глазами видела документальный фильм про
Фрица Перлза, как тот подставлял клиенткам свою руку и предлагал
щипать, для того чтобы они могли перенаправить свою аутоагрессию
изнутри себя наружу. И Арнольд Минделл пишет, как во время
терапевтических сессий вступает в физическую борьбу с клиентами,
после чего дружески обнимается. Экзистенциальный психотерапевт Олег
Лукьянов на наш совместный тренинг-марафон принес палки, предлагая
участникам посражаться на них друг с другом. А во время обучения
телесно-ориентированной терапии я сама лично выполняла упражнение
«Анти-Баскаков», названное по имени автора, и под его руководством.
Оно предписывает щипать, щекотать, бить, царапать тело клиента для
получения эффекта диссоциации: чтобы человек научился «выходить
из тела».
Но это всё психотерапевты-мужчины, у них свои границы приемлемого.
Однажды на психологическом интенсиве Нифонт объявил мужскую
группу, куда женщины не допускались. Надо ли говорить, что женщины
сделали все возможное, чтобы хоть краешком глаза увидеть, что от них
скрывают. Мужчины как в рот воды набрали. Спустя несколько лет я все-
таки случайно выведала, что там было: они сражались, сидя верхом
на конях (которых играли члены группы), как когда-то рыцари
на поединках. Разочаровалась даже, что это не про нас, женщин, а про
мужскую инициацию, которая заключается в сепарации от отца
и переходе из детства во взрослость посредством боевых действий.
Все эти исключения на самом деле отлично укладываются в основное
правило: разрешено только то, на что получено согласие ведущего
и участников. Агрессивное физическое воздействие предваряется
обсуждением, как можно выразить его социально приемлемым способом
и обязательно в игровой форме. Нарушение этой договоренности вместо
заявленного терапевтического эффекта наносит психологическую
травму, делая исследования небезопасными для всех. Поэтому в начале
тренинга я всегда говорю: «Люди! Пока вы в доброй памяти, давайте
договоримся о правилах!»
 Синхрония
Студент: А у тебя были случаи?
Я: Увы.
Студентка: Что, прямо с кулаками?
Был один незабываемый участник обучающей группы, очень большой,
который в ответ на замечание ударил другого незабываемого участника,
поменьше ростом, но тоже крепкий был парень. Не ударил даже, а взял
за голову и не толкнул, а так, задал направление, и все столы, стоявшие
в ряд, сложилась, как домино. Я потом год читала книги, что можно было
сделать. Хотя в прошлом ничего не исправишь, я нашла ответ у Ялома
на будущее: при наборе группы не брать людей с социопатическим
поведением. Это особый тип характера, когда человек неизбежно
нарушает договоренности.
Потом, проводя собеседования с абитуриентами, поступающими
на психфак, я отказывала в приеме людям с подобными проявлениями.
При этом все время сомневалась: а вдруг это моя проекция? А вдруг,
обжегшись на молоке, я на воду дую? И невинный человек платит долги
того, кто реально виноват? И как бы в ответ на мой вопрос я переживала
синхронию: в ближайшие дни, а то и часы встречала или видела из окна
автобуса того самого огромного парня, сложившего телом другого парня
мебель в аудитории.

Беременные тоже люди

Так в чем вопрос, запретить отреагирование агрессии на тренинге –
и дело с концом! Нельзя, друзья. Лучше пусть человек символически
«убьет» своего обидчика здесь, в виде свернутого одеяла или подушки,
нежели сделает это с реальным человеком после тренинга. Бог миловал,
но я слыхала про такие случаи после так называемых «обучающих»
групп, на которых участнику, попавшему в процесс, ведущие заявляют:
группа обучающая, никакого отреагирования чувств не предполагает.
И куда с ними? Два пути: либо внутрь (непреднамеренные травмы,
болезни в результате бессознательной аутоагрессии), либо наружу,
на людей, что, естественно, недопустимо. Я всегда считала и настаиваю
на том, что обучающая группа для психотерапевтов должна обучать
на реальном материале здесь-и-теперь, и единственная разница между
обучающей и психотерапевтической группами в смещении акцентов:
в первом случае больше внимания уделяется процесс-анализу,
во втором – личностному развитию и терапии.
Не отреагировать агрессию участников опасно. Вы почувствуете очаг
отрицательной энергии, и не надейтесь, что его можно проигнорировать.
Так, однажды в моей подгруппе было сразу три беременных, и одна
из них на большом сроке. Я ее оберегала, как могла. Я тогда еще
не знала, что беречь не означает не давать работать, иначе за время
тренинга скопится большое количество подавленных эмоций. И когда
в заключительный день участники стали подводить итоги тренинга,
беременная участница размахнулась и швырнула в моего соведущего
книжку. В тот момент я поняла, что беременные тоже люди, им хорошо
и правильно отреагировать агрессию, а мое дело как ведущей – обучить
их канализировать эту агрессию приемлемым способом.

Бойцовский клуб
Хочу рассказать еще пару историй из своего опыта на тему агрессивного
поведения в группах. Первая история трагикомическая, и трагедия ее
в том, что участница психодраматической группы, женщина тридцати
лет, делясь запросом, расплакалась от жалости к своему сыну, что тот
не умеет постоять за себя в классе, и мальчишки его унижают. Она
поставила сцену, в которой ее муж, отец ребенка, пытается научить сына
давать отпор. Как на грех в этой группе не было ни одного мужчины.
– Ну, выбери на его роль женщину, какие проблемы?
– Женщины не дерутся!
– Да неужели? У нас в школьные годы девчонки нет-нет, да и устраивали
драки из ревности, по-девчачьи, за косу – и об коленку.
– А я росла с двумя старшими братьями, никому и в голову не приходило
меня обижать, себе дороже!
– То есть дрались за тебя они?
– Выходит, да, а сын мой не умеет!
– И что будешь с этим делать?
– Я бы хотела научить его, но сначала сама хотела бы научиться
храбрости стоять за себя.
– Есть идеи, как ты можешь этому научиться здесь и сейчас?
– Я бы с кем-нибудь подралась… Если бы кто-то согласился…
В этот момент вошла опоздавшая участница, которая, услышав
последние слова, с радостной готовностью воскликнула:
– Я могу!
Мы не знали в тот момент, что у этой милой голубоглазой девушки какой-
то там пояс по каратэ и что она работала в органах. Она сделала
незаметное движение, и наша мать уже лежала на полу. Я немножко
запаниковала, но увидев, что у женщин есть азарт, как у тренера
и ученика в спарринге, но нет враждебных чувств друг к другу,
расслабилась и позволила процессу течь спонтанно. Благодаря
женщине-каратистке, обучение храбрости прошло как по маслу: через
несколько минут обе сидели в кругу, полные воодушевления: одна
закалывала булавкой место оторванной пуговицы на блузке, вторая
запиливала пилкой края обломанного ногтя.
У остальных женщин-участниц горели глаза, и они жаждали
поучаствовать в спарринге, потому что каждой казалось, что она
обделена опытом, на который в нашей культуре наложен запрет. Я снова
вспомнила культовый фильм «Бойцовский клуб», поднимающей тему
того, что современный цивилизованный человек утратил животные
инстинкты и перестал ощущать жизнь во всей ее полноте. И особенно
мой любимый момент, когда на запись в клуб стоит очередь
из желающих, и для допуска нужно пройти собеседование, в котором
есть вопрос: «Триста долларов на похороны принес?»
Комический момент истории заключается в том, что, забыв свои
изначальные намерения, участницы в течение пары часов устраивали
спарринги, интегрируя такое непривычное качество, как физическая
храбрость. Позже на фестивале психологии и бизнеса я вместе
с мастером ножевого боя Евгением Борковским провела воркшоп,
на котором женщинам предлагалось вступить в поединок друг с другом
на тренировочных деревянных ножах, чтобы поисследовать свои
стратегии взаимодействия. В подобных формах тренинга очень много
энергии, которая освобождается, как только женщина перестает
подавлять ее под влиянием социальных норм.

Чье место?
Второй случай не касается нарушения правила «не увечить людей»,
но здесь тоже имело место нарушение границ. Во время тренинга после
обеденного перерыва участница N пересела в кресло участницы Y,
пользуясь отсутствием последней. Вернувшись с обеда, Y обнаружила
свое кресло занятым, и произошел следующий диалог:
– Ты заняла мое место!
– Нет, я села в свободное кресло. Оно не твое и не мое, кто первый сел,
того и место.
– Вот я первая и села на него, оно мое на время этого тренинга.
– Ничего подобного! Когда я на него садилась, оно было свободным.
На других тренингах действует такое правило – все участники
рассаживаются по свободным местам.
– Но оно не свободно! Вот мои вещи, и я не хочу их переносить на другое
место, тем более, что мои руки заняты, видишь, у меня кружка с чаем!
– Только в этом дело? Я помогу перенести твои вещи на свободный стул,
на котором я до этого сидела. Он жесткий, и я устала на нем сидеть,
а это кресло мягкое.
Участница Y села на пол возле ног участницы N, оставшейся в кресле. Я
не вмешивалась: подобные проявления групповой динамики – отличный
материал для осознавания стратегий коммуникации участников, в них,
как в зеркале, видны причины, которые привели их в конце концов
на психотерапевтический тренинг. Участница N пришла с запросом, что
делать со злостью, которая мешает сотрудничать с людьми, а участница
Y – с темой жалости к себе за то, что с ней не считаются другие люди.
Остальные участники группы были не так терпеливы, как я. Кто-то
кричал, что занимать чужое место – это наглость и хамство. Кто-то
требовал, чтобы я немедленно прекратила это безобразие и вела
тренинг, что там у меня дальше по плану?! Кто-то на это возражал, что
это и есть работа, и пусть участники сами договариваются, как
разрешить ситуацию. Когда все прокричались, я предложила желающим
высказаться в трехчастном высказывании и высказалась сама: «Я
чувствую возмущение, что в отсутствие Y N заняла ее место, и для меня
это означает, что со мной в этой группе могут поступить так же, а я бы
хотела, чтобы спрашивали моего мнения и согласия». Участницы
договорились и расселись, тренинг сдвинулся с места.
Но когда группа закончилась, женщины, собравшись в круг, продолжили
разбор полетов. Кто-то даже заподозрил, что ситуация была подстроена
мною заранее в терапевтических целях, и N была со мною в сговоре…
Отвечу так: ни у одного самого гениального ведущего не найдется такой
крутой методики, чтобы она переплюнула саму жизнь, подкидывающую
неразрешимые головоломки.

Правила безопасности
Итак, резюмируем. Если вы хотите помочь вашему клиенту
отреагировать агрессию в рамках терапии, то соблюдайте следующие
правила:
1) напомните, что нельзя увечить людей и портить имущество.
Убедитесь, что клиент согласен выполнять это правило, в противном
случае остановите сессию и откажитесь сотрудничать.
2) Если вы согласны на физический контакт, то договоритесь о границах
безопасности. Если клиент их нарушает, остановите сессию.
Даже при соблюдении правил внештатные ситуации случаются.
Можете ли вы быть подготовленными к ним одной лишь теорией
психологического консультирования? Только отчасти. Пока вам самому
не навешают или пока у вас на группе не произойдет
членовредительство, вы и не предполагаете, насколько сильна
энергетика групповых процессов. Но знайте: и после этого можно
работать. Для сравнения: автомобилист начинает водить машину,
не чувствуя ее габаритов, потом стукнется пару раз – почувствует.
А за одного битого, не устаю повторять я, двух небитых дают.

Глава 9. Колхоз – дело добровольное

Раскрутить и дожать
Добровольность – это еще один этический принцип психотерапии,
но какой-то непопулярный. Начинающим психологам все время хочется
во что бы то ни стало помогать людям, и не просто вести их к светлому
будущему, но и подталкивать. У меня было то же самое. Как сейчас
помню слова одного из участников обучающей программы по гештальт
терапии, которые стали в нашей группе антипословицей: «Клиента надо
раскрутить и дожать».
Я и сейчас, записывая строки книги, ловлю себя на желании подстелить
соломки, напихать побольше шпаргалок – то есть сделать как раз то,
против чего я вас предостерегаю в этой главе: причинить добра.
На самом деле никуда никого вести не надо, а надо быть рядом
с клиентом и делать свою работу исключительно при его осведомленном
согласии, иначе это будет не терапия, а насилие.
Как отличить просьбу от насилия? Получайте очередную шпаргалку! Она
про жизнь, но к психотерапии тоже подходит.

1. Просьба должна быть озвучена.

2. У вас должно быть то, что у вас попросили.
3. Вы должны хотеть это дать.

Благими намерениями
По этому случаю на память приходит история, свидетельницей которой я
стала в купе поезда. Мама везла девятимесячную девчушку куда-то
за тридевять земель, с пересадками, к чудо-врачу, который вылечит
гемангиому на ее левой щеке. Гемангиома – это часто встречающееся
у новорожденных детей доброкачественное опухолевидное разрастание,
состоящее из сосудистой ткани, которое само рассасывается
со временем. Но у девочки красное большое пятно не рассосалась,
а наоборот, увеличивалось, и встревоженная мама подробно все это
рассказывала по-соседски, пока дочка спала. Она все говорила
и говорила, как они все уже перепробовали, но ничего не помогло, и вот
сейчас осталась последняя надежда, и т. д. Я слегка утомилась
и отключилась от ее голоса, воспринимая его как фон.
Девочка проснулась только утром, и я увидела гемангиому своими
глазами. Действительно, вся нижняя часть левой щеки свисала ярко-
красным отеком. Я вспомнила, что в народе это заболевание иногда
называют «диким мясом». Девочка проснулась в хорошем настроении
и не капризничала. Мама взяла ее на руки и принялась тетешкать.
И в этот момент я поняла, почему ее заболевание с невыясненной
этиологией не проходит, а прогрессирует. Мама зацеловывала девчушку,
а та, зажмурив глаза, замерла и перестала дышать. Видимо, ритуал был
настолько привычен, что девочка уже давно поняла, что насилие
неизбежно, и бессознательно выработала стратегию подчинения. Она
повисла мешочком в руках одержимо любящей мамы, а я смотрела
на сцену родительского насилия и понимала, что все, что она может
сделать, – это подать сигнал своим телом, вот этим красным пятном, как
светофором: стоп! Но мама не воспринимала сигнал.
Однако не только дети заложники своих незрелых родителей,
но и психологи заложники своей профессии с ее принципом
добровольности. Сиди и заткнись, Римма, ты не на работе. Если ты
сейчас, в этом купе, хоть звук издашь на тему психосоматики, то есть
связи симптома с душой, добираться до места назначения тебе придется
следующим поездом. Вся массовая культура с ее лучшими намерениями
на стороне детей, и ты отлично знаешь, куда вымощена дорога этими
самыми намерениями. Мать лучше знает, что ей делать. Она любит, как
может, вот этой удушающей любовью. А все, что встанет на ее пути, она
уничтожит. И гемангиому, и меня, если я выскажу мнение, расходящееся
с ее.

Надо было
Это важный момент. Мнение ваших клиентов ВСЕГДА будет расходиться
с вашим. Все люди рождаются не пробужденными, в виде зачатка,
потенциала, и все они хотят обрести рай досрочно. Они пришли к вам
и заплатили денег, чтобы вы ускорили и облегчили этот процесс. Но вы-
то знаете, что это невозможно. Вы-то помните, что развитие идет
этапами, и форсировать пробуждение не в ваших силах. Это будет
делать сам клиент, проживая последовательно каждое звено цепочки.
А вы? А вы, подобно Клариссе Пинколе Эстес, будете чувствовать себя
«старой седой собакой», которой «хочется прикрыть глаза лапами
и застонать». Потому что вы видите то, чего не видят они, и знаете, что
они с бездумной храбростью пойдут навстречу околосмертному опыту,
«пока потрясение не заставит их пробудиться»13. А вы будете
сопровождать их в их странствии и поддерживать их дух.
Тридцать шесть лет назад у моей новорожденной дочери тоже была
гемангиома. Участковый врач сказала, что она рассосется сама собой,
но она начала мокнуть, и в три месяца ребенка прооперировали под
общим наркозом. И сегодня, тридцать шесть лет спустя, мне грустно
от этого выбора, но именно столько лет мне понадобилось, чтобы я
осознала взаимосвязь между симптомом и психикой. Сегодня я знаю, что
НАДО БЫЛО делать. Возможно, и тогда был человек, который пытался
мне это растолковать. Не помню. Если бы кто-то и рискнул дать совет, то
получил бы с моей стороны агрессивный протест, я восприняла бы
подобную помощь как злостное вмешательство не в свое дело, как
праздное и невежественное любопытство.

Пять законов Милтона Эриксона

У меня в коллекции устойчивых блокирующих выражений, которые я
регулярно слышу на консультациях от клиентов, есть и фраза «Надо
было». Люди употребляют ее в тех случаях, когда обнаруживают более
эффективный выход, но поздно. И хотя говорят, что нет ничего тягостнее
сознания только что сделанной глупости, важно осознавать: то, что
в прошлом, уже не вернуть.
А что же будет активирующей установкой? В данном случае подойдут
законы, сформулированные Милтоном Эриксоном. Их пять, давайте еще
раз повторим их, лишним не будет.

1. В основе поступков человека всегда лежат лучшие намерения,

какими бы они ни казались постороннему взгляду.
2. Человек всегда делает лучший выбор из тех, которые есть у него
на данный момент.
3. Все, что нужно человеку, есть у него в виде ресурсов.
4. Человек хорош таким, какой он есть.
5. Все люди способны к изменениям.

Добровольно и с песней
Завершая тему, я вдруг вспомнила анекдот, который нам рассказывали
как раз на учебном занятии про принцип добровольности
в психотерапии. Русский, американец и еврей поспорили, кто живет
в более свободной стране. Решили: у кого кошка добровольно съест
горчицу, тот и победил. Американец открывает кошке пасть, запихивает
туда горчицу. Русский и еврей: «Нет, так не пойдет, это насилие!» Еврей
берет кусок мяса, внутрь запихивает горчицу и скармливает кошке.
Американец и русский: «Нет, так не пойдет, это обман!» Русский берет
кошку за хвост и окунает в ведро с горчицей. Кошка выскакивает
из ведра и с воем начинает облизываться. Американец и еврей в шоке.
Русский, гордо: «Вот так! Добровольно – и с песней!»
К чему это я? Люди не начинают меняться, пока не попадают
в состояние жесточайшей фрустрации. Но если попадают – то начинают
меняться добровольно, хоть и от безысходности. Чего нам, психологам,
не следует делать, так это насильственно окунать их в ведро с горчицей.
Это люди сделают и без нас, своими собственными жизненными
стратегиями. И тут на арену выходит психолог, весь такой в белом
фраке…

Глава 10. Психотерапия в алкогольном

опьянении
А сами проверяли?
Друзья, теперь про алкоголь и наркотики. Ну, нельзя работать, если ты
бухаешь и колешься, это аксиома! А аксиома не нуждается в проверке,
просто тупо выполняешь – и все! Алкоголь и наркотики вызывают
химическое изменение в организме, ты становишься зависимым,
и не думай, что именно ты справишься с зависимостью. Тех, кто
не справился, больше, чем тех, кто прошел ад и вышел оттуда целым.
Так-то студенты об этом знают, но…
Стимулирую их вспомнить пройденный материал:
– Какой этический принцип записываем дальше?
– Нельзя пить с клиентами, нельзя работать с пьяными клиентами,
а также в пьяном виде и под наркотиками.
– Скажите, почему?
– Ну, измененное состояние сознания… А сами-то вы проверили, почему
нельзя?
– А то! Даже научно-практическое исследование провели!
Это правда, у меня на эту тему даже есть рассказ, написанный
по следам реальных событий.

Тренинг осознанного пития

– И кто вообще придумал все эти этические нормы? Вот вы лично,
на своем опыте, проверяли, почему нельзя, например, работать
с пьяными клиентами?
Я не проверяла. Но мне и в голову не приходило, почему. А Сане
пришло. Потому что по просьбе организаторов закрыли пивной бар
на целую неделю – то есть на все время работы психологического
интенсива. Чтобы сто двадцать участников искали ресурсы в своей
психике, а не в зеленом змие, и ходили на тренинги трезвые.
Разумеется, пива можно было достать и в других местах, но это был бы
уже вызов.
И Саня этот вызов бросил:
– А давайте проведем научный эксперимент! Купим пару литров водки,
соберемся узким кругом и проведем тренинг пития!
– То есть набухаемся, что ли, тренерским составом на глазах
у изумленной публики?
– Нет, это будет осознанное питие!
И Саня развил эту мысль, а мы, тренеры, проведшие свои утренние
ленты, а потому с чувством выполненного долга валяющиеся на пляже
санатория среди дня, сначала ржали в ответ на его бред, но постепенно
втянулись в план, становящийся все более стройным. Решили в полночь
тайно от рядовых участников интенсива собраться в номере, пригласить
«самых-самых» и провести ночной тренинг осознанного пития.
Выработали правила, оповестили избранных (надо ли говорить, что ради
науки не отказался никто) и стали ждать ночи.
За водкой съездил сам Саня, выбрал и купил две литровых бутылки
«Абсолюта». Не только потому, что он был автор идеи, но и по статусу:
в отличие от нас, Саня был не тренером, а ассистентом. Кроме того, он
был самым младшим из нас.
В полночь, задернув шторы, десять преданных науке экспериментаторов
(пять мужчин и пять женщин, это важно) сидели вокруг стола кто на чем.
Я категорически отказалась пить водку, посетовав, что это не коньяк,
и меня, было, дисквалифицировали, но поскольку комната моя,
вынуждены были принять мои условия:
– Какая разница, что пить. Я вместо водки буду есть шоколадные
конфеты «Пьяная вишня». В конце концов, одержимость сладким –
такая же зависимость, что и алкоголизм, даже химическая формула
спирта и сахара похожа!
Со мною согласились, и тренинг начался. По отмашке Саниной руки
участники тренинга осознанного пития должны были взять в руки рюмку
с водкой (я, соответственно, конфету с ликером), провозгласить номер
тоста и опрокинуть. После чего на специально приготовленных листах
бумаги подробно записать свои чувства.
По принятым нами на берегу правилам, первое, пить нужно было строго
одновременно, никакой отсебятины. Второе, не следовало выходить
из комнаты даже в туалет, чтобы не привлекать ночью внимания
к нашему специфическому мероприятию. Если же приспичит, то идти
с провожатым.
Приспичило после пятого тоста девушке Любе. Она встала из-за стола
и направилась к запертой двери. Ей участливым шепотом напомнили
правило – выходить наружу исключительно с провожатым. Но, то ли ей
было не до правила, то ли она имела свое особое мнение на этот счет,
только через минуту вся группа уже орала в праведном гневе, заглушая
друг на друга, про конфликт между свободой личности и социальными
нормами.
И все-таки пик групповой динамики случился вовсе не из-за нарушения
Любой правила, а из-за изменения численного баланса мужчин
и женщин. Самый крутой член интенсива (доминантный самец в нашей
групповой психотерапевтической иерархии), который почему-то повелся
на участие в нашем эксперименте, попрощался и отправился к себе
спать, и мужчин стало четверо. Выпили по шестой, и направление
разговора переместилось на тему власти в группе вообще и женской
конкуренции в частности.
После шестого тоста я не все хорошо помню, хоть и ела всего лишь
конфеты с ликером. Зато теперь знаю на собственном опыте, как
работает механизм социального индуцирования – то есть
эмоционального заражения людей друг от друга. Помню, что орали все
разом, в конце концов, перейдя на чистый мат, за исключением
предлогов. И что к рассвету сложилось четыре пары, а я осталась одна
с пачкой брошенных на столе протоколов…
Слухи о нашем тайном ночном марафоне, разумеется, просочились
наружу и дошли до организаторов, и мы, что называется, проснулись
знаменитыми. Не выгнали нас только потому, что главный тренер
интенсива наравне с нами участвовал в ночной попойке. Это меняло
дело, поворачивая вектор на 180 градусов – вместо нарушения режима
тренерским составом мероприятие приобретало статус элитного
междусобойчика для избранных.
Протоколы так и остались храниться у меня, и что-то мне мешало
опубликовать их содержание. Возможно, причина была в том, что при
расшифровке читалась только первая страница, даже свои собственные
записи я не могла разобрать. Но потребность донести наш опыт
до психологического сообщества оставалась – ведь мы-то поняли,
почему нельзя работать пьяными и с пьяными!
Конец этой истории возносит ее на уровень притчи. Саня как-то приехал
в наш город и навестил меня с исключительно деловой целью:
– Нужно написать о том нашем эксперименте. Отдай мне протоколы, я
сделаю научную статью.
– Конечно, забирай, в конце концов, идея тренинга была твоя…
Статья не вышла. Саня в тот же вечер, напившись до беспамятства,
безвозвратно потерял протоколы, оставив в такси.

Исцелись сам и исцели другого

А между тем были и есть психотерапевты-алкоголики, гениально
работающие в своей области. А значит выходит, что
вышеперечисленные правила входят в противоречие с тем, что
психотерапевт прежде всего неординарная личность,
а не адаптированная к социуму посредственность.
Так, Ролло Мэй в книге «Раненый целитель» пишет: «Двое самых
великих терапевтов, которых я когда-либо знал, были плохо
адаптированными людьми. Одним из них был Гарри Стэк Салливан,
который был единственным психиатром, родившимся в Америке, чтобы
создать такую новую систему, которая была бы в силах повлиять
не только на психиатрию, но и психологию, социологию и другие науки.
Салливан, который был одним из моих учителей (мы все очень почитали
его), был алкоголиком и латентным гомосексуалистом. Складывается
впечатление, что в течение нескольких лет в старшем подростковом
возрасте Салливан страдал шизофренией. Но у него было – и я
не должен был говорить „но“ – у него была потрясающая
проницательность по отношению к людям, их проблемам и что вообще
с ними происходит. Он описывал психические проблемы как то, что
возникает и излечивается в сфере межличностных отношений».
Что в приоритете: соблюдение правил или яркая неординарная
личность? Ролло Мэй говорит, что «адаптированность – это абсолютно
то же самое, что и невроз… Это адаптированность к небытию, для того,
чтобы даже самое маленькое существование могло бы быть
защищенным. Адаптация всегда существует рядом с вопросом –
адаптация к чему? Адаптация к психотическому миру, в котором мы
совершенно очевидно живем?» Личность всегда выбирает творчество.
Другой пример жена Станислава Грофа Кристина Гроф, пережившая
алкогольную зависимость. Она имела смелость рассказать свою историю
на страницах совместной с Грофом книги «Неистовый поиск себя».
Кристина предположила, что «у многих людей за потребностью
в наркотиках или алкоголе скрывается потребность в трансценденции,
потребность в целостности. Если это так, то наркотическая
и алкогольная зависимости, равно как и всевозможные другие виды
зависимости, во многих случаях могут быть формами духовного
кризиса». В этом случае, пишет она, «эти две области могут научиться
друг у друга».
12-шаговая программа исцеления от алкоголизма построена именно
на допущении, что если человек капитулирует перед своим недугом
и примет помощь, направленную на развитие своей духовности, то
может шагнуть в более глубокие измерения себя.

Открытый вопрос
Так где ответ? Может алкоголик быть психотерапевтом? Бывший – да.
Если у человека есть аддикция, то он будет даже более эффективно
оказывать помощь людям с подобной аддикцией, чем не употреблявший.
Но только в ремиссии и после того, как пройдет 12-шаговую программу.
Достигнув 12-го шага, человек приобретет опыт собственного исцеления
и сможет делиться этим опытом и знаниями с людьми, которым это
необходимо. Здесь работает тот же принцип, что и в подготовке
консультантов – исцелись сам и пойми, как ты это сделал.
И все же, сколько не делись опытом с молодым поколением, они хотят
учиться на своих собственных ошибках.
Студент: Классная история! А мы с «Абсолютом» будем на занятиях
отрабатывать?
Смех.
Я: Я уже отработала, мне не надо!
Студент: А мы сами соберемся на интервизию, без вас.
Второй студент: Еще и косячок забьем!
Третий студент: А еще устроим промискуитет, чоуш.
Первый студент: Кстати, вспомнил еще две этических принципа – нельзя
употреблять наркотики и спать с клиентами!
Я: Записываем!

Глава 11. Теперь про наркотики

Рыба или удочка?
Теперь про наркотики. В золотые времена Станислава Грофа и Тимоти
Лири на только что открытое психоактивное вещество ЛСД делали
ставку как на инструмент в различных трансцендентных практиках, таких
как медитация, психонавтика и даже психоделическая терапия, которая
прямиком приведет человека к расширению сознания. В 60-е годы
в университетах США и других стран активно велись исследования ЛСД,
и считалось, что полезный эффект от него превышает возможные
побочные.
Затем использование ЛСД вышло из-под контроля и приобрело
в молодежной среде слишком большой размах, что вызвало
политический скандал и привело к полному запрету ЛСД для любых
целей, включая медицинские.
ЛСД не наркотик, возразите вы. Тем хуже для наркотиков, имеющих
несравнимо более серьезные побочки. Но речь не об этом. А о том, что
народ падок на халяву. Даже Ева, наша прародительница, не устояла
перед соблазном получить знание легким путем, надкусив плод. И она же
продемонстрировала последствия такого выбора – была изгнана из рая
со всеми вытекающими.
Для меня именно эта причина – отказ от труднейшего пути индивидуации
с его душевными страданиями, взлетами и падениями в пользу быстрого
и легкого получения результата – является главным противопоказанием
против наркотиков. В этом пункте наркотики и терапия антагонисты:
первые дают рыбу, последняя – удочку.

Ненадежный элемент
Разумеется, имея дело с клиентами (а они элемент ненадежный), я
проработала этот вопрос. И читая книги Дмитрия Соколова, не без
интереса обнаружила утверждение автора, что если вы запретите
на выездном тренинге употреблять наркотики и алкоголь, люди будут
делать это тайно от вас. А я как раз делаю выездные тренинги, и как раз
тайком от меня народ покуривает и попивает.
Им не запретишь, а нам с вами нельзя. Каких только рационализаций я
не переслушала на эту тему! И в Бога-то народ начинает верить
от приема психоделиков! И чувства-то пробуждаются в самых
непробиваемых клиентах после косячка! И сам-де Станислав Гроф
использовал ЛСД в психотерапевтических целях! Есть даже теория,
согласно которой Ева съела в раю не яблоко, а псилоцибиновый гриб.
А что, все сходится: есть в раю тучные стада? Есть! А где стада, там
и навозные лепешки. А разве не на них растут грибы из рода Psilocybe?
Съела гриб – и прозрела. А у ее потомков пробудилось сознание…
А еще ведутся непрерывные дискуссии о том, что считать наркотиком,
а что нет, и если нет, то и нечего запрещать. И что если относишься
к приему веществ сакрально, а не профанно, то это совсем другое
дело… В общем, ум человеческий изобретателен, и, как сказал
неизвестный автор, когда говорят, что в жизни нужно попробовать
все, то имеют в виду наркотики и беспорядочные половые связи,
а не квантовую физику, хоровое пение и шахматы.
Друзья, да кто б спорил, может, все оно и так. Но все-таки нельзя
употреблять, если вы психоконсультант, и дело с концом. Идти
к осознанности, к Богу, к целостности и к абсолюту вам придется
собственными ногами, а не с помощью запрещенных веществ. А то
заблудитесь… Об этом мой рассказ.

Трип
Ботинок глубоко и тяжко вздохнул, втянув бока, и снова выдохнул…
Мамочки, это совсем другое, чем я могла ожидать! Он был живой,
разумный, он дышал и приглашал вступить с ним в контакт!
Это был первый мой трип, и я совершенно не знала, что со мной будет.
Целых полчаса после приема грибов напрягала все свои пять органов
чувств, пытаясь выдавить что-нибудь необычное из своего восприятия.
Но ничего не происходило, и я стала уже разочаровываться и грешить
на кого-то из незаконопослушных участников длинной цепочки, через чьи
руки ко мне попал пакетик с псилоцибиновым зельем. Но напрасно плохо
думала о людях…
Происходило это в июне на краю света – у кромки северного Байкала,
только что освободившегося ото льда, отсюда и зимние меховые
ботинки. Сейчас был полдень, поэтому ботинки я сняла, поставила
рядом с собой, погрузив босые ноги в чистейший песок, сверху
раскаленный, но чуть глубже совершенно ледяной. Сидела
на крошечном островке горячего песка и ждала прихода. Строго говоря,
это был не островок, а полуостровок, потому что я была окружена
кедровым стлаником только с трех сторон, а с четвертой – прямо передо
мной – свинцовой гладью уходил к горизонту Байкал.
Когда ботинок вздохнул, это было приглашение к путешествию. Я
повернула голову вправо – там, в глубокую глубину, в неведомые дали,
змеясь, убегали-манили коридоры в межветочное кедровое
пространство. Взглянула на солнце сквозь левую руку – алеющие линии,
огибающие пальцы, вдруг набухли кровью, капли под собственной
тяжестью налились и заструились вниз, кожа сморщилась, полопалась,
прямо на глазах гниющее мясо стало кусками отваливаться от гладких
белых костей. Пошевелила изящной костлявой кистью руки
и расхохоталась: вот теперь я доподлинно знаю, что никакой смерти нет!
Я скелет, и мне не больно, не страшно, я двигаюсь, и столько
потрясающего вокруг! Меня обуяла жадность – за что первое
схватиться?
Пролетела огромная чайка. Крылья описали сложную траекторию, от них
в воздухе, пардон, эфире разошлись радужные круги. Крик разложился
на составляющие, которые тут же трансформировались в небесную
симфонию – ряды ангелов с золотыми арфами исполняли ее как-то так
божественно, что у меня от счастья полились слезы. Я поняла, что могу
ускорять или замедлять время, регулировать величину видимого
от макро до микро в немыслимом диапазоне.
«Немыслимом» – земное слово. Со словами вообще оказалось сложно,
нет их, таких слов, в языке, чтобы описать здешние ощущения. Скорость,
с которой все происходило, сверхсветовая. Опять земное слово. Надо
будет записать свои озарения, чтобы потом, вернувшись в тривиальный,
ничтожный обыденный мир, прочесть то, что здесь, в этом
необыкновенном, волшебном, уникальном мире, понимаешь без всякого
напряжения, без тяжелейшей аналитической работы. Просто видишь мир
насквозь и точно знаешь, что это так, а не иначе.
Пройдясь беглым взором по внутренней поверхности собственных
сосудов, а потом заглянув в молекулы и атомы, я убедилась, что ничто
никуда не денется, еще успею изучить, как оно там все устроено.
На мгновение отвлеклась на то, чтобы по-быстрому пролистать мировую
классику. «Алиса в стране чудес», наркоман Булгаков с его балом
сатаны – все «наши», всё чистая правда, ё-моё! Выясняется, что я
приобщилась к тайному союзу посвященных, к великой мировой
культуре! Грандиозно! Ура-ура-ура! Я Бог – вот это да!
Нужно, пока есть время, жить на всю катушку! Пройдусь по берегу,
посмотрю на мир новыми глазами. Краски такие яркие, что сердце щемит
от восторга перед неземной красотой. Чувства такие сильные, что
умиление сопровождается одновременно и потоком рыданий,
и гомерическим хохотом. Поднялась, сделала шаг босой ногой по песку –
какое богатство ощущений! То, что в обычной жизни воспринималось бы
как боль, сейчас можно описать как изысканнейший массаж с целой
гаммой разнообразных утонченных оттенков.
Брать или не брать с собой ожившие ботинки? С одной стороны, взять
надо: своя ноша не тянет и все свое ношу с собой. С другой, – а чего их
таскать? Чем меньше вещей, тем человек свободнее. В этом мире нет
правил, или, точнее, здесь правильным считается ВСЕ! Берешь
ботинки – правильно делаешь! Оставляешь на берегу – опять правильно
делаешь! Противоположные полюса сходятся воедино, прикольно! Вот
она, пресловутая целостность! Вот он, искомый абсолют!
Можно управлять реальностью – какая у меня сверхъестественная сила
и высочайшая власть! Можно отдаться потоку – потрясающее
путешествие в запредельное! Только пусть это длится вечно, ну,
пожалуйста, пожалуйста…
Но что-то изменилось. Сначала чистейшие в мире цвета по границе
окрасились в кислотные ядовито-салатные оттенки. Потом сакральные
мотивы вдруг стали как будто приедаться, что ли. Потянуло к земному,
захотелось поэкспериментировать с профанной реальностью.
Из кармана куртки вынула яблоко, надкусила, разжевала – его плоть
взорвалась во рту мириадами сочных клеток, которые тут же вошли
в ткани моего тела неотъемлемой частью и стали мною. Попробовала
закурить – вот это была ошибка: все нечистоты мира ринулись в мои
разветвленные легкие липким дымовым спрутом. Потушила сигарету
о песок под ногами – тут же раскаялась: земля живая, она – как мы, а я
об нее сигарету… Надо все это запомнить, взять с собой, нет, записать,
я же хотела, а то вдруг потом, когда вернусь туда, в обычную жизнь,
не вспомню, утрачу навсегда!
Скорее карандаш достать, вот он! А вот и листок бумаги… Успеть
записать хоть что-то, хоть одно откровение… Жаль на это времени, оно
и так истекает последними каплями, чуть-чуть осталось… Вот именно
правильно говорят: время течет… Как все правильно… Правила… Пра-
ви-ла… П-р-а-в-и-л-а… А-а-а…
Потом все схлопнулось, как и не бывало. Мир снова стал плоским,
коридоры в запредельное закрылись. Карета превратилась в тыкву,
бальный наряд – в лохмотья, кучер – в крысу. С надеждой вгляделась
в ботинки – увы, больше не дышат, не чувствуют. Я тоже постаралась
не чувствовать, чтобы не погрузиться в пучину грусти по утраченному
раю. Отоспалась без сновидений – да и какие сновидения сравнятся
с трипом?
Однако что-то брезжило на задворках сознания, какая-то смутная
надежда… Что-то очень-очень важное я вчера записала в состоянии
психогенного просветления, что-то я такое поняла о жизни… Нашла
вчерашний листок, развернула, прочла, еле разбирая неверный почерк.
«Ботинки существуют для того, чтобы носить на ногах».

Глава 12. Доктор, поцелуйте меня

Человек слаб
И еще один этический принцип – нельзя вступать в сексуальные
отношения с клиентами.
Анекдот:

– Доктор, вы меня поцелуете на прощанье?

– Что вы, это не этично, я с вами и спать-то не должен был!

Не должен, но переспал. И хотя сотни раз говорено-переговорено, что

вступать в сексуальные отношения с клиентами недопустимо, по какой-
то таинственной причине нарушение именно этого этического принципа
происходит повсеместно и во все времена. Сюжет вечен, тема
неисчерпаема, и примерам несть числа.
Фильм «Повелитель приливов». Сюжет: главная героиня, психоаналитик
(Барбра Стрейзанд), вступает в сексуальные отношения со своим
пациентом (Ник Нолти). Если подходить формально, то он не пациент,
а родной брат пациентки – женщины, госпитализированной в связи
с очередной суицидальной попыткой. Брата вызвали в психиатрическую
клинику письмом для того, чтобы через него получить информацию
о детстве больной, так как та разговаривать отказывается. Вместо нее он
ежедневно проходит психоанализ у главной героини. И что это меняет?
Фильм «Окончательный анализ». Психоаналитик (Ричард Гир)
влюбляется в сестру своей пациентки, красавицу (Ким Бэсинджер),
и озабочен, не нарушит ли он этику, если начнет за ней ухаживать. Его
коллега встревожен и пытается образумить его, восклицая: «Нет
в реальности таких прекрасных женщин…» Но в этот момент входит
ослепительная Бесинджер, и коллега, не закончив фразы, молчаливо
капитулирует, признавая, что перед либидо хлипкая мужская воля
бессильна.
Фильм «Цвет ночи». Психиатр (Брюс Уиллис), замещая погибшего друга,
соглашается вести его психотерапевтическую группу, в числе участников
которой есть юноша с проблемой половой идентичности. Одновременно
в ДТП он знакомится с очаровательной девушкой (Джейн Марч), которая
становится его любовницей. Надо ли говорить, что юноша из группы
и девушка-красавица по ходу развития действия оказываются одним
и тем же человеком?
Сюжеты на тему нарушения запрета на секс всегда вызывают в зрителях
неослабевающий интерес: как герой, вдряпавшийся в ловушку,
выпутается из нее, сохранив человеческое достоинство
и профессиональную репутацию?! И еще: как он найдет в себе силы
отказаться от отношений с человеком, которого воспринимает как свою
вторую половинку? Все мы знаем: слаб человек! Но также мы хотим
уметь находить в себе ресурс, чтобы противостоять этой слабости.

Причины нарушения
Что же за причина, толкающая психотерапевта и клиента в объятия друг
друга? Их несколько.
Первая: клиенты влюбляются в представителя помогающей профессии,
потому что он обладает привлекательными качествами: добрый,
сочувствующий, понимающий, принимающий. Но клиент не подозревает,
что это не личные качества психотерапевта, а приобретенный в ходе
обучения инструментарий для эффективного установления контакта.
Этими же самыми качествами обладают и маньяки, и социопаты, и тоже
используют их как инструмент, правда, для менее гуманных целей.
Вторая причина: психотерапевты, хоть и должны быть «Инструментом
для решения проблем клиента», как мы писали выше, но они люди,
и ничто человеческое им не чуждо. Они так же нуждаются в любви,
восхищении, принятии, сочувствии, уважении, а многие клиенты как раз
обладают всеми этими качествами в избытке. В общем, хотели как
лучше, а получается, как в Отелло Шекспира: «Она его за муки
полюбила, а он ее – за состраданье к ним».
Третья причина: хоть мы и знаем, что нельзя, но слово «нельзя» никогда
не останавливало человечество, начиная с Евы, первой
нарушительницы запрета. Наше бессознательное гораздо древнее
и могущественнее сознания, и куда уж последнему тягаться с этой
звериной мощью! Остановить человека в познании непознанного может
только само познание, приобретение опыта, который, как известно, «сын
ошибок трудных». Откусив яблоко, первые люди были изгнаны из рая и,
конечно же, раскаялись, но поздно: совершив грех, мы уже больше
никогда не станем невинными. И это стремление человека познать
непознанное неистребимо. Сознательно мы будем останавливать себя,
бессознательно же – искать лазейку, чтобы «обстоятельства сложились
так, что нет никакой возможности», как в сюжетах вышеприведенных
фильмов.

Дать инструмент
Друзья, запреты не помогают! Не помогают и призывы к совести.
Например, бессмысленно запрещать: «НЕ сорить в лесу». Бессмысленно
также стыдить: «Если ты козел по жизни, можно мусорить в лесу,
невзирая на природу и земную красоту». Хотите результата – дайте
людям инструмент, например: «Мусор складывать вот в эти мешки
и ставить их у дороги: машина вывозит их раз в неделю».
Что касается нас с вами, психоконсультантов, то наша задача – сделать
врага союзником. Наша сексуальность может работать на нас, если мы
научимся не подавлять ее, а легализуем и признаем: мы не роботы,
а люди, мы воспринимаем наших клиентов в том числе как сексуальные
объекты, мы испытываем к ним эротическое влечение.
Не забуду случай, как молодой коллега при наборе абитуриентов
на факультет психологии в телефонном разговоре с очень красивой
девушкой сделал классическую оговорку: «К сожалению, вы не прошли
тест. Но вы попали в резервный список, и если появится свободное
место, то я буду ИМЕТЬ вас в первую очередь!» Разумеется, он хотел
сказать «буду ИМЕТЬ В ВИДУ».
И что же нам, психологам, делать? И как же нам сделать свою
сексуальность инструментом в работе? Есть, по крайней мере, один
психотерапевт, справившийся с этой задачей и поделившийся своим
опытом в книгах, Милтон Эриксон. Так давайте уже скорее их прочтем,
чтобы, не приведи Господь, не «переиметь» своих сексапильных
клиентов!
Милтон Эриксон, американский психиатр и один из самых талантливых
психотерапевтов ХХ века, от рождения был лишен правильного
цветоощущения, не различал звуки по высоте и был не способен
воспроизвести музыкальную мелодию. В детстве страдал от нарушения
процесса чтения и дислексии, а в семнадцатилетнем возрасте перенес
полиомиелит и смог вести полноценную жизнь благодаря разработанной
им самим программе реабилитации. Его наставник посоветовал
молодому человеку выбрать профессию психиатра на том основании,
что он хромой: женщины будут его жалеть и делиться секретами, как
с подружкой, а мужчины не будут ревновать.
Однако хромота доктора совершенно не препятствовала пациенткам
в него влюбляться. И доктор Эриксон впоследствии научился включать
в свою работу не только хромоту, сниженное цветовосприятие и другие
свои особенности, которые обычные люди считают дефектами. Но также
свою мужественность, которую Эриксон максимально эксплуатировал,
работая с молодыми женщинами. Доктор предполагал, что если
женщина убедится в своей привлекательности для него, в рамках
безопасного психотерапевтического контакта, то она сумеет научиться
нравиться и остальным мужчинам.
Вот два эпизода на эту тему из книги Дж. Хейли о работе мастера.

Большие ноги
Первый пример – работа с девочкой-подростком, переживающей
пубертат. «У четырнадцатилетней девочки возникла мысль о том, что
у нее слишком большие ноги. Ее мать пришла к Эриксону одна и описала
ему ситуацию. В течение трех месяцев девочка становилась все более
и более замкнутой. Она не хотела ходить в школу, в церковь и даже
на улицу. Говорить о своих ногах ни с кем, даже с врачом, она не хотела.
Попытки матери переубедить ее не имели никакого успеха, и девочка
становилась все более и более замкнутой»14.
Эриксон договорился с матерью девочки, что на следующий день придет
к ним домой под ложным предлогом – осмотреть мать на предмет
гриппа. Когда он пришел к ним, мать находилась в постели. Девочка
находилась тут же, и врач послал ее за полотенцем, а затем попросил ее
все время стоять около себя, на случай, если понадобится что-либо еще.
Здоровье матери очень беспокоило девочку, и это дало Эриксону
возможность рассмотреть ее. Она была довольно крепкого сложения,
и для ее тела ступни имели нормальный размер.
Изучая девочку, Эриксон думал над тем, что он может для нее сделать.
Наконец, у него созрел план. Закончив осмотр матери, он сделал так,
чтобы девочка находилась точно сзади него. Он сидел на кровати,
беседуя с матерью, затем медленно и осторожно начал вставать,
а потом внезапно сделал шаг назад. При этом он изо всех сил наступил
девочке на ногу. Она взвизгнула от боли. Врач повернулся к ней и,
демонстрируя абсолютный гнев, воскликнул: «Если не можешь
вырастить свои ноги настолько, чтобы они были достаточно большими
и заметными для мужчины, то причем тут я!»
Девушка озадаченно посмотрела на него и продолжала смотреть, пока
он писал рецепты и звонил в аптеку. В этот же день девушка спросила
у матери, может ли она пойти в кино, где она не была уже несколько
месяцев. Затем она пошла в школу и в церковь, и таким образом ее
добровольное трехмесячное заключение закончилось. Через некоторое
время Эриксон проверил, как идут дела у девочки, и оказалось, что она
продолжала оставаться дружелюбной и общительной. Она не осознала,
что он сделал, равно как не осознала этого ее мать. Мать заметила
лишь, что он был невежлив с ее дочерью. Но с возвращением дочери
к нормальной жизни она это не связала.

Комментарий
Как вы заметили, Эриксон использовал парадоксальную фразу: «Если
не можешь вырастить свои ноги настолько, чтобы они были достаточно
большими и заметными для мужчины, то причем тут я!» С одной
стороны, он наступил на ноги, потому что они огромные и заняли все
место; с другой стороны, они маленькие, так как он их не заметил. Разум
клиента в таких случаях не способен проконтролировать двойное
послание, и он впадает в транс, что и лежит в основе эриксонианского
гипноза.
Но кроме этой вилки в восклицании Эриксона есть и сексуальный
подтекст. Употребляя слово «мужчина», он использует его
в обобщающем смысле, как бы мужчина вообще. И от лица всех мужчин
Эриксон доносит до сознания взрослеющей девочки, что у нее
маленькие ножки, а для нее это один из атрибутов женской
привлекательности. Именно это является главным лекарством
в исцелении «недуга» девушки-подростка.

Лишний вес
Второй пример использования мужественности психотерапевта.
«Однажды к Эриксону обратилась молодая девушка по поводу того, что
она чувствовала себя ужасно толстой. Конечно, у нее был липший вес,
но не в такой мере, как она настаивала. Это была религиозная девушка,
очень приличная и чопорная. Ее сверхприличность и восприятие себя
ужасно толстой привели к тому, что она избегала молодых людей.
Эриксон рассказывает:
«Как только я увидел эту девушку, я сразу понял, что она чопорна
и не в меру стыдлива. Я пригласил ее в кабинет и усадил на стул; и хотя
я был очень вежлив, я взглянул на нее только мельком. Затем я
попросил ее рассказать мне ее историю, а сам взял со стола пресс-папье
и пристально стал смотреть на него. Пока она говорила, я лишь
несколько раз взглянул на нее, почти все мое внимание уделяя пресс-
папье.
Закончив свой рассказ, она спросила, возьму ли я ее на лечение: ведь
она чувствует себя такой непривлекательной, и если даже похудеет, то
все равно останется самой непривлекательной девушкой на свете.
Я ответил ей так: «Надеюсь, вы простите меня за то, что я сделал. Когда
вы говорили, я не смотрел на вас, и я знаю, что это очень грубо. Вместо
того, чтобы смотреть на вас, я играл с этим пресс-папье. Мне было
довольно трудно смотреть на вас, и я не склонен обсуждать, почему это
так. Но поскольку мы находимся в ситуации терапии, я просто обязан
сказать вам все до конца. Возможно, вы сами найдете этому объяснение.
Итак, разрешите мне изложить это следующим образом. Я испытал
очень сильное чувство, и оно подсказало мне, что когда вы похудеете,
вы будете еще более сексуально привлекательной, и поэтому я избегал
смотреть на вас. Я знаю, что существует нечто, чего мы с вами
не должны обсуждать. Но вы, конечно, крайне привлекательны
в сексуальном плане. И ваша привлекательность еще сильнее
увеличится, если вы похудеете. Но мы не должны говорить об этом».
Пока я говорил, девушка краснела, бледнела и ерзала. В том, что я ей
сказал, не было ничего оскорбительного или обидного, но она
восприняла это как что-то ужасно неприятное. Но я был человеком,
которого она весьма уважала – и который сразу же заметил, что она
сексуально привлекательна, и сказал ей об этом.
Через некоторое время она действительно похудела и очень вежливо
рассказала мне, что влюбилась в человека много старше ее, и что этот
человек ею не интересуется. Я сказал ей, что влюбившись в этого
человека, она сделала ему огромный комплимент. Теперь, научившись
делать мужчинам приятное, она вполне может обратить внимание
на мужчину своего возраста. Но она должна еще некоторое время
сохранить свое чувство к пожилому человеку. Впоследствии она
потеряла ко мне интерес и обручилась с мужчиной соответствующего ей
возраста»15.
 Комментарий
Дж. Хейли, автор книги о работе Милтона Эриксона, так комментирует
этот эпизод: «Когда Эриксон использует свою мужественность таким
образом, он особенно озабочен тем, чтобы подобное отношение к нему
не стало суррогатом естественных отношений с мужчиной. Если
влюбленность возникла, она немедленно должна быть направлена
на подходящий объект из социального окружения девушки. В отличие
от психотерапевтов, ориентированных на длительную терапию
и глубокую эмоциональную вовлеченность в отношения с пациентом,
Эриксон старается как можно скорее исключить себя из круга
привязанностей пациентки и ориентировать ее на других мужчин. Он
делает это сразу же или через некоторое время»16.

Инструкция
От себя добавлю пошаговый анализ, который может служить
инструкцией.
1. Если у вас возникает эротический контрперенос на клиента, делайте
его явным, говорите об этом. Например: «Я испытываю к вам симпатию
как к женщине/мужчине».
2. Далее: озвучьте пункт этического кодекса о недопустимости двойных
отношений в психотерапии. Например: «И это мешает мне работать, так
как я переживаю внутренний конфликт: с одной стороны, вы мне
нравитесь, с другой – я как психотерапевт не имею права развивать
с вами личные отношения».
3. Наконец, примите решение, есть ли у вас ресурс соблюдать этику,
либо откажитесь от работы с этим клиентом. В обоих случаях вам
показана собственная психотерапия. Чтобы не подавлять сексуальные
фантазии, на собственном сеансе полезно проиграть или проговорить,
что будет, если вы вступите с клиентом в сексуальные отношения.
Кстати, мужику из анекдота об утюге помогло такое мысленное
проигрывание ситуации. Напомню, если забыли. Решил мужик согрешить
с соседкой с пятого этажа. Поднимается по лестнице и по дороге
придумывает предлог: «Сейчас приду, попрошу утюг».
Доходит до второго этажа: «Соседка, конечно, пригласит зайти, выпить
чаю».
Доходит до третьего: «Предложит чего покрепче – я тоже не смогу
отказаться».
Поднимается на четвертый: «Так и до койки дойдет. А вдруг соседи
увидят и жене донесут? Или сама проболтается? И надо оно мне?»
В этот момент подходит к двери соседки и нажимает на кнопку звонка.
Дверь открывается, и мужик выпаливает: «Да пошла ты со своим
утюгом!»

Глава 13. У меня есть глаза, уши, и я

не боюсь
Как я слышу
Будущие психотерапевты сидят в кругу. Я включена и полна
любопытства, передо мной несметное богатство, прямо клад – новые
участники, загадку которых я еще не разгадала, непрочитанные книги.
Но это для меня, а не для самих участников. Что толку держать в руках
том с захватывающим текстом, если не владеешь грамотой? Беседую
с одним, а другие в это время еле сдерживают зевоту, вертятся,
посматривают на часы: скоро кончится эта тягомотина и начнется
перерыв?
– Давайте я обучу вас слушать и смотреть, чтобы вам было так же
интересно, как и мне. Это почище распутывания преступления
в детективе. Я буду беседовать с одним из вас, а параллельно
комментировать, что и как я при этом вижу и слышу.
– Классно, давно бы так! – оживляются студенты, у которых разговоры
об этике уже в печенках сидят.

Схватило и не отпускает
Взвякивает чей-то телефон, Светлана спохватывается, что забыла
отключить звук перед занятием. Нажав нужные кнопки, она хмурится,
садится в асимметричную позу, скрутив тело вправо и рукой держась
за правый бок.
– Что с тобой происходит?
– Схватило и не отпускает!
Обращаясь к участникам группы, комментирую:
– Если внимательно слушать слова, которыми человек описывает
симптом, то вы получите информацию о том, как он взаимодействует
с другими людьми. Итак, я предполагаю, что у Светланы есть кто-то, кто
ее «схватил и не отпускает», но можно сказать и наоборот: она кого-то
«схватила и не отпускает», и это тоже будет верно. Эти отношения
болезненные, вызывают у Светланы страдания. Предположительно это
мужчина.
Светлана согласно кивает:
– Да, бок схватило как раз в тот момент, когда он прислал эсэмэску! Как
только вы сказали, что это мужчина, сразу поняла, кто это и про что,
и бок сразу отпустило. Но в группе пока не готова это обсуждать!
Ну что ж, в группе действует принцип добровольности. По мере
углубления взаимодействия будет развиваться доверие участников друг
к другу, и тогда каждый будет воспринимать возможность открыться
перед другими людьми как радость. Каждая жизненная история будет
восприниматься не как позор и ошибка, а как притча, несущая жизненную
мудрость, как яркое и наполненное чувствами событие, которое
произошло с человеком и сделало его более зрелым, более осознанным.
А группе говорю:
– Обратите внимание, я не настаиваю, чтобы человек открывался, это
было бы насильственным актом. Я просто оставляю человека на той
станции, на которой ему важно самому остановиться и побыть столько,
сколько ему нужно. Я доверяю его скорости, его ритму, я с уважением
отношусь к его выбору, потому что только он сам знает и чувствует, что
ему полезно. Светлана, как будешь готова идти дальше – просто сообщи
об этом.
Кто-то из студентов не выдерживает:
– Ага, от вас скроешь! Вы ж насквозь нас видите! Как вы узнали, что это
мужчина?!
– Очень просто. Бок правый, а все, что у нас в теле справа,
символизирует активное, мужское, отцовское, яньское. Соответственно,
слева – наоборот: пассивное, женское, материнское, иньское.
– Я тоже так хочу слышать! Расскажите подробнее!
– Легко! Но только с самого начала, с азов.

Мама мыла раму

Друзья, вспомним первые прочитанные нами слова из букваря: мама
мыла раму. Вот эту фразу и берем за основу. Если наш клиент говорит
такими фразами, то с ним все в порядке: есть субъект (мама), он
совершает действие (мыла) по отношению к объекту (раму). Если речь
клиента по структуре отступает от схемы – то это материал, с которым
нам предстоит работать во время психотерапевтической сессии. Потому
что структура речи отражает установки сознания клиента.
Тренируйте ухо, оно, подобно камертону, должно отслеживать любые
отклонения от заданного образца. Наши клиенты так и норовят
вымолвить что-нибудь типа «рама мылась мамой» или еще чего
похлеще. Конечно, про моющуюся мамой раму звучит смешно, но что вы
скажете про вот эти фразы, привычные нашему уху настолько, что
не воспринимаются как нонсенс:
– Уборка квартиры у нас назначена на субботу.
– Обстоятельства заставили меня изменить решение.
– Сложилась такая ситуация, что наша встреча отменяется.
В этих фразах уборка, обстоятельства, ситуация и встреча совсем
распоясались и творят с нами, что хотят! Друзья, в данных речевых
конструкциях именно они являются субъектами, совершающими с нами
действия, а не мы с ними, а мы выступаем всего лишь пассивными
бесправными объектами. Обидно! Но еще обиднее, наверное, парню,
фраза которого до сих пор является для меня непревзойденным
шедевром клиентской речи: «Меня клещом укусило»!
Для психотерапевта подобное построение фраз означает, что человек
воспринимает себя жертвой обстоятельств, а не автором собственной
жизни. Если клиент, пришедший к вам на прием, жалуется, что у него нет
квартиры, любимой работы, достойной зарплаты, партнера или детей,
обратите внимание на построение его речи. Пока он так говорит –
не видать ему ни квартиры, ни денег, ни партнера с ребенком как своих
ушей. Поэтому будем терпеливо переучивать его, предлагая в качестве
образца «мама мыла раму».
Только те люди, которые употребляют в качестве подлежащего слово
«Я», способны менять свою жизнь! Давайте прямо сейчас потренируемся
на вышеприведенных образцах:
– Я назначил уборку в нашей квартире на субботу. Я отказываюсь
решать. Я отменяю встречу с вами.
– Разве можно так говорить? Нас учили не якать, это нескромно!
– Да, есть такое. Говоря так, вы сразу же становитесь нескромными
и даже немного невежливыми, зато в конце туннеля вы видите
забрезживший свет надежды на квартиру, деньги, любимую работу
и личную жизнь.

В переводе с марсианского
Подробно приемы работы со структурой речи я описала в своей книге
«В переводе с марсианского»17, по которой обучаются мои студенты.
В ней я привела примеры исключений, генерализаций, номинализаций,
долженствований и так далее – всего около тридцати стандартных
речевых конструкций, а также приемов работы с ними.
Но, как я уже не раз повторяла, усвоение происходит исключительно
на практике. Поэтому прямо сейчас предлагаю студентам разделить
группу пополам и сесть одна шеренга напротив другой, «стенка
на стенку». Слева клиенты, справа терапевты.

Ефимкина Р. П. В переводе с марсианского: Приемы метакоммуникации

в психологическом консультировании и психотерапии.

– Давайте начнем с долженствования. Клиенты придумывают

и произносят любое долженствование, желательно относительно своей
жизни. Например, «Я должен выучить английский». Это фразы,
в которых мы используем слова «должен», «надо», «обязан», «мне
следует», «мне нужно». Когда мы так говорим, это означает, что мы
делаем не то, что хотим, а то, чего от нас ожидают другие, и это
не позволяет нам осознать свои собственные потребности.
– А что должен при этом делать терапевт?
– А терапевты задают такой вопрос, чтобы поставить это
долженствование под сомнение. Как Сократ, задачей которого было
разрушить установки ученика, чтобы подвергнуть его заблуждения
сомнению. Можно делать это как минимум тремя способами: 1) задать
провокационный вопрос: «А что будет, если ты этого не сделаешь?»; 2)
спросить: «А чего бы ты хотел на самом деле?»; 3) узнать, чья это
установка: «И кто тебе так говорил?» Поехали!
– Я ДОЛЖНА подготовиться к завтрашнему зачету!
– А что будет, если ты этого не сделаешь?
– Я ДОЛЖЕН придумать долженствование!
– А чего бы ты вместо этого хотел?
– Э-э-э… Сейчас-сейчас… Мне НАДО хорошенько подумать, прежде чем
что-то сказать вслух!
– Кто и когда тебе так говорил?
– Молодцы! Следующая конструкция – генерализация…
Друзья, сэкономлю место в этой книге на другие вещи, а вы знаете, как
найти нужную информацию: в моей книге «В переводе с марсианского»,
написанной специально для вас, будущих психоконсультантов.

Тело не умеет врать

Теперь возвращаемся к случаю Светланы. Когда мы собираем
информацию во время психотерапевтической сессии, то самая
правдивая исходит от тела: оно не умеет врать. Написано бесконечное
множество книг о том, как читать тело, словно открытую книгу. Для меня
это книги Лиз Бурбо, Рудигера Дальке, Курта Теппервайна, Барбары Энн
Бреннан, Александра Лоуэна, Фрица Перлза, Милтона Эриксона
и т. д. Но важнее всего практические занятия, в которых я училась
наблюдательности и доверию к своим чувствам.
Сегодня мне нужно несколько секунд, чтобы сделать диагностику. Я
понимаю проблему человека уже на входе в двери кабинета, а иногда
и того раньше – когда он звонит по телефону и договаривается
о встрече. Я мечтала научиться такой сенситивности, и я научилась.
Примером была невероятная проницательность Фрица Перлза,
а компасом – его слова в ответ на вопрос, почему у него получается:
«У меня есть глаза, уши, и я не боюсь».
Психотерапевт сам есть инструмент работы. Он работает настолько
эффективно, насколько наблюдателен. У меня есть глаза. Я вижу то, что
люди делают друг с другом.

Как я вижу
Пара, записавшаяся на прием, раздевается в прихожей. Он быстро
снимает и вешает свое пальто. Она не спешит, позволяет ему принять
короткую шубку с ее обнаженных плеч. Странный выбор одежды для
психотерапии – блестящая туника с открытой спиной и бахромой
по подолу. Бахрома цепляется за замочек сапога на шпильке. Он
опускается к ее ногам и осторожно распутывает шелковые нити, чтобы
не повредить наряд. «Любовница, – проносится в моей голове, –
Соблазняет, хочет женить». Тикают минуты их оплаченного времени.
Дальнейший разговор только подтверждает мою догадку. Он женат
и мечется между двумя женщинами. Она жалуется на то, что больше так
жить не может. Восклицает, что не хочет разрушать семью, что ей легче
уйти из его жизни, отболеть и забыть. Я не верю ей, потому что она
делает двойные послания.
Как я вижу? Целая лавина информации врывается в мозг. Это и ее
неадекватный наряд, и ее мнимая беспомощность (так-то женщине
за тридцать, способна сама раздеться, не создавая проблем),
и бессознательно спровоцированная сцена с мужчиной у ног (из серии
«сила женщины в ее слабости»).
Перед глазами вспыхивает (как это обычно со мной бывает во время
работы) кадр из фильма «Госпожа горничная» с аналогичной ситуацией.
Героиня (актриса Дженифер Лопес) в роскошном платье и бриллиантах
приходит на великосветский прием, чтобы отказать влюбленному в нее
мужчине (Рэйф Файнс):
– Я пришла сказать, что этот вечер должен стать для нас последним,
иначе нельзя.
– Тогда вы зря надели это платье.
А еще откуда ни возьмись из недр памяти вылазит игра «Чулок»,
описанная в книге Эрика Берна «Игры, в которые играют люди»:
женщина в незнакомой компании приподнимает ногу, привлекая к себе
всеобщее внимание, и восклицает: «Ах, боже мой, у меня чулок пополз!»
с расчетом возбудить сексуальный интерес у мужчин и разозлить
остальных женщин.
Я вижу ее манипуляцию. Я не сужу ее. Чтобы помочь этой паре, я
должна вскрыть двойную игру. Но женщина, как и персонаж книги Берна,
на любое замечание относительно ее поведения ответит протестом,
призванным свидетельствовать о ее невинности, или же встречными
обвинениями.
Доля секунды уходит на диагностику. Остальное время сессии –
59 с лишним минут – на то, чтобы наиболее безболезненно донести
до пары информацию о их скрытых трансакциях. Если я смогу – то и они
смогут, назвав вещи своими именами, прийти к решению,
устраивающему все стороны.

По периметру невидимой клетки

На ее груди на тонкой золотой цепочке висит кулон: дикая кошка,
пантера или леопард, перехваченная поперек живота так, что если бы
это было настоящее животное, оно бы не смогло жить. Пантера
из дорогого металла, усыпанная драгоценными камнями. Женщина,
украшенная пантерой, тоже выглядит дорого, ухоженно. «Содержанка,
узнала, что у мужа есть другая семья» – это моя интуиция жестко
и бесцеремонно подсказывает диагноз.
Есть женщины, которые вместо того, чтобы за свои деньги покупать
свободу, наоборот, продают свою свободу за деньги. Опять-таки,
повторяю: я не сужу. Я знаю, что, будучи маленькими детьми, такие
люди пережили опасность, представлявшую угрозу жизни. Возможно,
надолго (или навсегда) остались без родителей, может, голодали или
бедствовали: свободная пантера попала в ловушку. Если на заре жизни
с вами случилось нечто подобное, бессознательно вы можете сделать
выбор на всю оставшуюся жизнь в пользу безопасности.
Но у безопасности есть свои минусы. Джеймс Холлис писал, что
оборотной стороной безопасности является депрессия, оборотной
стороной риска является тревога. Депрессия или тревога – третьего
не дано.
Причем здесь пантера? Притом, что пантера – дикий хищный зверь,
который любит риск. Эта пантера в силу обстоятельств когда-то выбрала
безопасность. И теперь она в беде: если у мужа клиентки, который
пообещал ей безопасность, есть тайная семья, его обещания могут
лопнуть, как мыльный пузырь. Нельзя делать ставку на людей: они
свободны и непредсказуемы.
А что с пантерой? Я слышала, что если хищное животное, долгое время
проведшее в клетке, вывезти в дикую природу и убрать клетку, то оно
не бросится на свободу, а останется на том же месте, лишь совершая
движения по периметру невидимой клетки. Три шага вперед, три шага
назад…

Выход там же, где и вход

– Я попала в замкнутый круг и все время хожу по нему. Я не вижу
выхода…
Выдвигаю ящик рабочего стола, вынимаю лист бумаги и карандаш,
протягиваю ей:
– Можете нарисовать свой замкнутый круг и показать, как вы по нему
ходите?
Берет карандаш и кругообразно водит по одному и тому же месту.
– Ваше движение против часовой стрелки.
– Да? Правда…
– Что это значит?
– Не знаю… А вы как думаете?
– Если бы это был мой рисунок, то для меня это бы означало, что я хочу
повернуть время вспять. Иногда люди говорят, что если бы смогли все
вернуть назад, то поступили бы по-другому. Выход там же, где и вход…
Ее глаза наполняются слезами. Это значит, что своими словами я
попала в больное место.
Если честно, можно было обойтись и без рисунка. На ее белой майке уже
все нарисовано. Пара зашнурованных кроссовок в квадратной рамке.
Но если не рассматривать, а просто бросить беглый взгляд, то мозг
считывает другое: рентген-снимок грудной клетки с ребрами,
расходящимися от позвоночника.
Но есть еще одно прочтение этого рисунка. Рама с шнурками-ребрами –
это клетка, в которой заперта душа. Я видела много подобных рисунков
у моих клиентов. Я сама когда-то рисовала такие. Круг, а в центре
квадратная решетка с замком. Или кошка, спящая под квадратным
одеялом, а оно простегано в клеточку. Это значит, что так нестерпимо
больно, что закрываешь свои чувства на замок, чтобы выжить…

А все-таки мы с ней пойдем назад, против часовой стрелки. Жду, когда

она высморкается, вытрет слезы и расскажет свою историю. Потому что
выход там же, где и вход.

Мысли, тело, чувства

Чтобы развить наблюдательность будущих психоконсультантов,
на занятиях обычно проводят упражнения. Сколько я их выполнила –
не перечесть, это было полезно, но, признаюсь, скучно. Другое дело
сразу же одновременно и получать знания, и применять в работе.
Мотивация высочайшая, а материал врезается в память раз и навсегда.
Даю задание студентам:
– Сейчас будете делать десятиминутные сессии. Одна пара
(психотерапевт, клиент) работает, остальные – наблюдатели.
Распределяю роли между наблюдателями, внимание!
Прохожу по кругу и каждому по очереди даю роль:
– «Мысли», «тело», «чувства», «мысли», «тело», «чувства», «мысли»,
«тело»…
– А что это значит? Что мы должны делать?
– Те, кто отвечает за чувства, ведет протокол сессии и на полях
напротив каждой реплики записывает свои чувства. Те, кто отвечает
за тело, пишет протокол и на полях отмечает все, что ВИДИТ:
невербальные проявления клиента и терапевта: движения, жесты,
мимику, изменения позы, плач, покраснение кожи и т. п. Те, кто отвечает
за мысли, пишет протокол и отмечает на полях все, что СЛЫШИТ:
назначение вопросов терапевта, структуру ответов клиента, а также свои
варианты вопросов.
А после сессии во время процесс-анализа не я, а они рассказывают, кто
что почувствовал, увидел и услышал.
– Я увидела, что клиентка слегка притопнула ногой.
– Правой или левой?
– Не помню…
– В какой момент она это сделала?
– Не знаю, я не заметила…
Студентка огорчена. Трудно одновременно наблюдать, записывать да
еще и делать гипотезы, что это может означать. А ее сосед в нетерпении
тянет руку:
– А я заметил! Правой ногой! В тот момент, когда терапевт задал ей
вопрос, что она чувствует по отношению к мужу!
– И что это для тебя означает?
– Что она на него злится! Все, что справа – мужское!
– Молодец, горжусь тобой! Кто еще что заметил?
Пока что три эти функции тренируем по отдельности. Позже студенты
научатся воспринимать информацию сразу по трем каналам:
кинестетическому, визуальному, аудиальному. А еще они будут
заниматься в терапевтических, учебных и интервизионных группах.
А еще смотреть видео с записью работы крутых психотерапевтов, читать
книги. И однажды, взглянув на своего клиента, они через мгновенье уже
будут знать, с чем тот пришел.

Глава 14. Колесо чувств

Что ты чувствуешь?
И все же гораздо больше вреда мы наносим клиентам не нарушением
этических норм, а заблуждениями относительно содержания нашей
работы. Каков ее результат? Я не говорю о терапии вообще,
на страницах этой книги я уже про это упоминала: терапия делает жизнь
интереснее и т. д. Сейчас я говорю о результате конкретной
психотерапевтической сессии.
Главная ошибка начинающих в том, что они считают результатом сессии
ответ клиента на вопрос, что ему делать с его проблемой. А еще
неопытные психоконсультанты предполагают, что это ОНИ должны
принести клиенту в клювике это решение. Нет, нет и нет! Результат
конкретной сессии в том, чтобы способствовать отреагированию чувства
клиента. Остальное он сделает сам.
В связи с этим главный вопрос клиенту в психотерапии: «Что ты
чувствуешь?» Если ему удастся точно назвать чувство – только
назвать! – подавленное чувство начнет проявляться, и клиент прямо
на наших глазах начнет оживать. Но здесь есть тонкий момент – чувство
должно быть названо ТОЧНО.
Чувств всего около сотни, и я тщательно отбирала эти девяносто пять
слов вместе со своими студентами на протяжении двух десятков лет. Это
происходило так: во время обучения консультированию я просила
записывать в столбик слова, обозначающие чувства, отсеивая те,
которые чувствами не являются.
На чем только не записывали мы эти шпаргалки! И на байкальских
камнях, собранных по побережью во время выездного тренинга.
И на подушках, которые вышивали или расписывали на арт-тренингах.
Практически у каждого моего студента есть распечатка этого списка,
некоторые даже заламинировали этот листок бумаги, чтобы дольше
служил. Разумеется, со временем он окажется в вашей памяти, и это
надежнее всего.

Список чувств
Вот он, этот драгоценный список. Он не закончен, его можно дополнять.
Некоторые его пункты и сейчас спорные. Но пока что он вот в таком
виде:
Если клиент не способен точно назвать свое чувство, то вам придется
обучить его. Некоторые люди живут исключительно телом (физическими
ощущениями), и на вопрос «Что чувствуешь?» отвечают что-то типа:
«Меня бросило в жар». Тогда вы обучаете его, что обычно в жар бросает
он стыда (неловкости, смущения, стеснения). Другие отражают
реальность головой (мыслями) и на вопрос о чувствах отвечают:
«Чувствую непонимание». И снова вы помогаете перевести реакцию
из рациональной сферы в эмоциональную: обычно под непониманием
подразумевают возмущение.

Шпаргалка «Колесо чувств»

Для того, чтобы точно определять чувства клиента, я создала еще одну
шпаргалку – «Колесо чувств». Я обнаружила, что клиенты от вопроса
«Что чувствуешь?» обычно сбегают в четыре сферы: интеллектуальную,
телесную, оценочную и в отрицания. Поэтому для удобства
и наглядности я разделила лист на эти четыре сферы, разместив
чувства в центре. Эта картинка-шпаргалка в моей голове, и когда клиент
из центра «Колеса» стремится ушмыгнуть в один из четырех секторов, я
буквально ВИЖУ, как и куда он уходит от своих чувств, и это помогает
удерживать его в центре.
Почему клиенты так делают? Есть несколько причин. Основная –
воспитание. Нас в детстве учили быть предсказуемыми,
социализованными, культурными, спокойными – то есть НЕ чувствовать.
Однако не научили, куда и как канализировать эту мощную энергию.
Поэтому мы научились ее подавлять. Эти подавленные энергетические
сгустки и посейчас лежат в нашей душе и теле травмами, напряжениями,
и на удержание их уходит много нашей жизненной энергии.
Отсюда вторая причина. Мы избегаем чувствовать, потому что это
больно. Понаблюдайте за собой. Едва на глаза наворачиваются слезы –
вы непроизвольно поднимаете лицо, смотрите вверх и стремитесь
думать о чем-то другом, безопасном. Мы отлично знаем, как подавлять
чувства. Но в терапии выход там же, где и вход. Чтобы помочь клиенту,
мы должны отправиться в ту самую болезненную ситуацию, которая
до сих пор лежит камнем на дне души, вспомнить ее, отплакать –
и только тогда человек почувствует облегчение.
А теперь давайте изучим те четыре сферы – интеллектуальную,
телесную, оценочную и отрицания, – в которые сбегают от чувств наши
клиенты.
Шпаргалка для студентов «Колесо чувств».

Уход в сферу интеллекта

Пример:
– Что сейчас чувствуешь?
– Непонимание.
Слово «непонимание» устроено хитро. Во-первых, оно не имеет
отношения к чувствам, «непонимание» – это отсутствие «понимания»,
а понимать что-то и чувствовать что-то – это разные вещи. Понимать –
интеллектуальная функция, чувствовать – эмоциональная. Говоря
об интеллектуальном состоянии, человек уходит от разговора о его
чувствах, избегая фрустрации (боли).
Во-вторых, как вы уже заметили, в слове «непонимание» есть
отрицательная приставка «не». Она указывает на отсутствие признака,
что опять-таки является уходом от состояния. Наконец, слово
«непонимание» по форме является именем существительным,
образованным от глагола «понимать». Отглагольные существительные –
так называемые номинализации – «опредмечивают» действие, делают
его статичным, в результате чего человек лишается возможности влиять
на процесс собственных изменений. Чтобы это снова стало возможным,
«опредмеченное действие» следует снова «превратить в действие»
(подробнее см. Ефимкина Р. П. «В переводе с марсианского»18).
В языке есть несколько таких хитрых слов, подобных приведенному
выше. Формально они отвечают на вопрос о чувствах, но на самом деле
не имеют к чувствам никакого отношения. Это такие слова как
«недоумение», «растерянность», «интерес», «любопытство»,
«удивление».
Про последнее слово хочу сказать особо. Хотя «удивление» в разделе
общей психологии считается эмоцией, в психотерапии я его отношу
также к интеллектуальным функциям. Как правило это слово произносят,
стремясь избежать одной из двух эмоций: возмущения («Ну ты меня
удивляешь!») или восхищения. Какой именно из них – легко определить
по контексту и интонации говорящего.
Таким образом, такие слова, как «непонимание», «недоумение»,
«растерянность», «интерес», «удивление», обозначают не чувства,
а апеллируют к интеллектуальным функциям человека.
Что делать? Главная задача психоконсультанта – обнаружить чувство
клиента и помочь его выразить, найдя для этого социально приемлемую
форму, или канал выражения. Когда клиент избегает контакта со своим
чувством, уходя в интеллектуальную сферу (это видно еще
и по телесным проявлениям, человек поднимает голову вверх и взгляд
его тоже устремляется вверх, как бы показывая этим, что он уходит
в область головы, отвечающей за интеллект), я поясняю, что чувство
и разум – это разные вещи, а потом еще раз прошу сказать про чувства,
если нужна подсказка – делюсь своим предположением.
Пример
Терапевт: Что сейчас чувствуешь?
Клиент: Непонимание.
Терапевт: Непонимание – это отсутствие понимания. Понимаем мы
головой, разумом (показываю себе на голову), а что у тебя здесь (кладу
руку себе на область сердца), в твоей душе? Для меня это похоже
на возмущение.

Уход в телесные ощущения

Терапевт: Что чувствуешь?
Клиент: Боль.
Он может сказать и по-другому: «слабость», «усталость», «жжение»,
«замерз», «хочу покурить», «чувство голода», «пить хочу» и т. п., при
этом придраться не к чему, вы спросили про чувства – он ответил.
Однако ответил не про свои эмоции, а про телесные ощущения, и таким
образом избежал контакта с эмоциями, что и требовалось, чтобы
не было больно.
Действия терапевта все те же – объяснить разницу между телесными
ощущениями и эмоциональными проявлениями. Например, таким
образом:
Терапевт: Что чувствуешь?
Клиент: Боль.
Терапевт: Боль – это телесное ощущение. А что ты при этом
чувствуешь?
Можно воспользоваться вопросом «К чему тебя принуждает твой
симптом?», чтобы разгадать его метафору и таким образом выйти
на чувство, например:
Терапевт: Что чувствуешь?
Клиент: Боль.
Терапевт: Расскажи про свою боль поподробнее.
Клиент: Ну, она в груди, распирает изнутри, будто разрывает меня
на части.
Терапевт: Что твоя боль хочет от тебя, к чему тебя принуждает?
Клиент: Как будто что-то стремится вырваться наружу, а я удерживаю
изо всех сил.
Терапевт: Если это чувство, которое стремится вырваться наружу, то
какое и к кому обращено?
Клиент: Чувство раздражения! Я бешусь, когда думаю про утреннюю
ситуацию, как мама меня обидела! Я еле сдержался, чтобы не ответить!

Зевота
Как-то на занятии по консультированию во время разговора о чувствах
у одной студентки началась беспрерывная зевота. Я поинтересовалась,
что с ней происходит:
– Что чувствуешь?
– Зеваю.
– Это телесное ощущение, а какое чувство при этом?
– Самой интересно!
– Тогда можешь озвучить зевоту от первого лица в настоящем времени.
Из распахнутого по случаю весенней оттепели окна доносились звуки
улицы, группа приготовилась слушать монолог участницы. В тот момент,
когда та произнесла фразу: «Я зевота…», – из-за окна отчетливо
послышалась другая фраза, произнесенная как будто специально
в рифму молодым мужским голосом: «Г…о месить неохота!»
Группа грохнула со смеху от такого синхронистичного совпадения. Ведь
студенты, которые пробирались по растаявшему снегу ко входу
в общежитие, не могли слышать наш разговор в аудитории, они говорили
о своем, скорее всего, о том, что под ногами оттаявшие нечистоты.
Но в контексте нашей с группой работы эта фраза дала ключ в ответе
на вопрос, о чем зевота.
Участница группы засмеялась вместе со всеми и призналась, что если
начнет говорить, то ей придется «месить г…о», то есть вспомнить в тех
вещах, которые хочется забыть, вычеркнуть из жизни и из памяти
и которые ассоциируются с «г… ом», произошедшим с ней в ее жизни.
Однако так же, как нельзя забыть о нарывающем абсцессе, а нужно
прочистить рану и дать возможность ей затянуться, зарубцеваться
и зажить, так и душевная рана нуждается в очищении, в освобождении
от «нечистот» – болезненных эмоций, таких как вина, страх, гнев, скорбь,
горечь, печаль… И единственный способ освободиться от них – это
отреагировать подавленные когда-то чувства.

Использование оценок
Еще один весьма популярный способ избегания эмоций – оценочные
слова.
Пример:
Терапевт: Что сейчас чувствуешь?
Клиент: Я себя чувствую нормально.
Такие слова, как «нормально», «хорошо», «плохо», «отлично»,
«превосходно», «замечательно» и т. п., помогают человеку избежать
контакта со своими чувствами, позволяя при этом «сохранить лицо».
Поясню, что я имею в виду.
Что такое «нормальное» или «ненормальное» поведение? Объективного
ответа на этот вопрос не существует. Он зависит исключительно от тех
критериев, которые приняты у представителей данной культуры
в определенную эпоху. Чаще всего «ненормальным» считают человека,
поведение которого идет вразрез с ценностями, привычками
и установками других людей. Согласно определению Годфруа,
«поведение будет считаться тем „ненормальнее“, чем
больше опасности оно будет представлять для самого человека или для
окружающих»19.
В нашей культуре «нормальным» считается выглядеть спокойным,
уравновешенным, а следовательно – «безопасным» для окружающих.
Поэтому отдельную категорию в речи людей составляют высказывания,
в которых название чувства заменено оценочным словом: нормально,
плохо, хорошо, приятно, неприятно, отвратительно и т. п. В силу
социальных норм люди с детства воспитываются таким образом, чтобы
скрывать сильные чувства и сохранять лицо, или так называемый
«нормальный» вид.
Однако если человек говорит: «У меня все нормально», – подобный
ответ не дает информации о реальном его состоянии, напротив,
скрывает его.
Что делать? Цель психотерапевтического воздействия – отреагирование
подавленных эмоций, а не поддержание благополучного имиджа.
Изменить ситуацию помогает осознавание разницы между чувствами
и оценками, если терапевт расскажет об этой разнице. Например:
«Чувства не бывают ненормальными, любое из них имеет право
на существование и приходит само, безотносительно к тому, хотим мы
его испытывать или нет. Попробуй осознать его и дать ему название».
Например:
Терапевт: «Что ты сейчас чувствуешь?»
Клиент: «Легкое раздражение».

Отрицания
И, наконец, четвертая сфера – уход в отрицания. Это слова
с приставками НЕ- и НИ- и частицами НЕ, которые клиент произносит
в ответ на наш вопрос «Что ты чувствуешь?»: «Ничего не чувствую»,
«Нет чувств», «Гнева я не чувствую», «Непонимание» и т. п. Эти ответы,
разумеется, тоже дают информацию. «Гнева я не чувствую» означает,
что клиент в гневе, который хотел бы спрятать либо не осознает. Но как
сделать так, чтобы осознал?
Лично мне с отрицаниями работать тяжело. У меня есть два
инструмента, которые помогают дать обратную связь по поводу этого
защитного механизма. Первый – анекдот про холодильник, который, как
ни откроешь, чего в нем только нет: и молока нет, и мяса нет, и колбасы
нет. Если клиент реагирует хотя бы слабой улыбкой, значит чувство
юмора присутствует, и тогда можно спросить: что же есть?
Второй инструмент убойный, и я применяю его только в тех крайних
случаях, когда уверена, что либо контакт с клиентом установлен, либо
терять уже нечего. Это анекдот про ежика. Ежик медитирует перед
зеркалом:
– Я не хочу какать, я не хочу какать…
– Я не обкакался, я не обкакался…
– Это не я, это не я…
После этого анекдота клиент вступит в сотрудничество или в жесткую
конфронтацию или вообще покинет кабинет. В любом случае, цель будет
достигнута – чувство вызвано, дальше дело техники. И технику эту –
трехчастное высказывание – рассмотрим в следующей главе.

Глава 15. Трехчастное высказывание

А. Я чувствую то-то…
И вот главная терапевтическая отмычка – трехчастное высказывание.
На вид простое до банальности, но, видит Бог, обучить будущих
консультантов ему сложнее всего.
И что тут сложного? Да то, что если даже психоконсультанту удалось
услышать ответ клиента про чувство, которое он испытывает, и это
действительно чувство (а не мысль, не физиологическое ощущение,
не оценка и не отрицание), то назвать его еще недостаточно. Чтобы
клиент смог отреагировать это подавленное чувство (вынуть из себя),
его нужно развернуть в следующую схему из трех частей:

А. Я чувствую то-то…
В. Когда ты делаешь то-то…
С. Потому что для меня это означает то-то…

Ну что ж, засучим рукава – и вперед! С первым пунктом, вроде,

разобрались в предыдущей главе. Теперь следующий шаг: это чувство
есть не что иное, как эмоциональная реакция на стимул, который
исходит от какого-то человека. И на этих словах переходим ко второму
пункту трехчастного высказывания.
 В. Когда ты делаешь то-то…
Кажется, козе понятно: наше чувство есть реакция на стимул другого
человека:
S -» R
Однако раскопать этого человека, вызвавшего эмоциональную реакцию
клиента, целое искусство. Вам будут подсовывать самые разные версии
типа «я сам», «ситуация», «все люди», «окружающие» и т. п. Друзья,
набираемся упорства и ищем, пока не найдем этого единственного.
Чаще всего им оказывается человек из ближайшего окружения клиента:
муж, жена, ребенок, родители, начальство, коллеги.

С. И для меня это означает то-то…

Последний шаг – значимый эффект. То есть объяснение, почему
у клиента была именно такая реакция на именно такой стимул. Третий
шаг трехчастного высказывания раскроет психотерапевту блокирующую
установку клиента, сформировавшуюся в детстве. Для него это
настолько естественная установка, что он воспринимает ее как норму
для ВСЕХ людей, и если кто-то ведет себя иначе, у клиента возникают
сильнейшие чувства.
Друзья, внимание! За третьим шагом трехчастного высказывания чаще
всего кроется детская травма, об этом ниже.

АВС
На занятиях по консультированию я использую команду, которая
включает у психологов «рефлекс»: как только клиент в учебной сессии
произносит чувство, я подсказываю со своего места: «А-В-С!». Этот
прием я увидела и переняла на супервизорских группах по психодраме
у Жанны Лурье, а та в свою очередь – у гештальтистки Вики Дубинской,
за что вам, дорогие коллеги, сердечная благодарность. Это означает, что
психоконсультант должен помочь клиенту выразить чувство
по вышеприведенной схеме20.
Например: «Я боюсь (А), когда ты кричишь на меня (В), потому что для
меня это означает, что ты можешь меня ударить (С)». Дальше остается
один крошечный шажок до обнаружения травматического события,
вызвавшего когда-то эту причинно-следственную связь в поведении
клиента.
Вот пример нашего типичного тренировочного диалога на занятиях
по консультированию:
Психоконсультант – клиентке: Что чувствуешь?
Клиентка: Я огорчаюсь…
(Я с места показываю психоконсультанту листок с опорным сигналом –
картинкой А-В-С).
Психоконсультант: …От того, что…
Клиентка: Я огорчаюсь от того, что муж часто оставляет меня одну…
(Я шепчу психоконсультанту: «С!»)
Психоконсультант – клиентке: …Потому что для меня это означает…
Клиентка: Я огорчаюсь от того, что муж часто оставляет меня одну,
потому что для меня это означает… одиночество, такое же, как
в детстве, когда родители уходили на работу, и я одна сидела часами
и смотрела в окно, когда же они наконец вернутся…

Шпаргалка для студентов.

Сработало!
Ура, отмычка сработала! Мы сделали диагностику – вышли
на травматичное событие, повлекшее за собой блокирующую установку
сознания: клиентка воспринимает мужа как родителя, а себя как
маленького ребенка, которому без родителей одиноко.
Теперь ей нужно в ходе терапевтического диалога 1) отреагировать
чувство горечи и жалости к себе-ребенку (то есть пожалеть себя
за пережитое в детстве одиночество, поплакать про это); 2) осознать
свою детскую блокирующую установку. Последняя заключается в том,
что подавленное чувство одиночества, адресованное когда-то маме,
теперь направлено на мужа. Активирующей установкой будет осознание
клиенткой того, что она уже взрослая и в отсутствие близких людей
способна наполнять время своей жизни интересными и важными для
себя событиями.
Без помощи подобных вопросов клиент не в состоянии обнаружить
подобную причинно-следственную связь. Начинающий консультант,
в свою очередь, тоже упускает эту связь, однако если регулярно
тренировать навык развертывания чувства в трехчастное высказывание,
то со временем он становится автоматическим. Прием «А-В-С»
действует как опорный сигнал.

Сначала обучись сам

Этот же опорный сигнал я использую во время шерингов на групповых
занятиях. Психологи сами должны обучиться трехчастным
высказываниям, чтобы на собственном опыте понимать, чего они хотят
от клиентов. Пример:
– Поделитесь чувствами, которые вы испытали во время сессии.
– Я чувствовала сострадание к клиентке.
– Как это относится к твоей жизни?
– (А) я почувствовала сострадание, (В) когда она заплакала, оттого что
ее мама отказывала ей в теплом отношении, (С) потому что для меня это
означает… У меня была в детстве похожая ситуация, моя мама тоже…
(и т.п.)
У меня на все терапевтические случаи есть картинки, нарисованные
мною специально для обучения студентов. Эти картинки – опорные
конспекты – есть и у студентов-психологов. Причем, они во время
занятий перерисовывают их своими руками с помощью карандашей,
красок или фломастеров. Есть и такие студенты, кто просто щелкает
камерой телефона, пребывая в иллюзии, что таким образом усваивает
материал, экономя время. Ошибается.
Перерисуйте картинку и тренируйтесь в трехчастном высказывании
до тех пор, пока, что называется, от зубов не будет отскакивать, пока
не войдет в вашу психотерапевтическую плоть и кровь, не станет вашим
основным инструментом, позволяющем А) точно обозначать
эмоциональную реакцию клиента В) в ответ на стимул конкретного
человека в конкретной ситуации и С) узнавать значимый эффект,
позволяющий отыскать блокирующую установку и запускающее
травмирующее событие.

Четвертая часть
– Римма, а как же четвертый пункт трехчастного высказывания, D?
Ах, да! Чуть не забыла. Друзья, я еще столько всего не рассказала про
психологическое консультирование, что одним пунктом больше, одним
меньше… Ну ладно, раз пошла такая пьянка…
Трехчастное высказывание на самом деле может быть
и четырехчастным (АВСD):
А. Я чувствую то-то…
В. Когда ты делаешь то-то…
С. Потому что для меня это означает то-то…
D. А я бы хотел от тебя то-то.
Четвертая часть прямиком ведет нас в стадию эксперимента, в которой
мы предлагаем клиенту сказать то, чего он хочет, тому, кому это
предназначено.
Например, продолжая высказывание все той же нашей клиентки,
получим следующее: «Я огорчаюсь от того, что муж часто оставляет
меня одну, потому что для меня это означает одиночество, такое же, как
в детстве, когда родители уходили на работу. А я бы хотела, чтобы мой
муж всегда был со мной».
Бред? Совершенно верно. Но клиенты в начале работы с терапевтом все
время хотят невозможного. Стадия эксперимента в терапевтической
сессии предназначена для того, чтобы клиент в безопасной обстановке
высказал свои невротические ожидания другому человеку
(ненастоящему!!!), а потом, путем обмена ролями, сам дошел до той
мысли, что его ожидания незрелые, невозможные, несовместимые
с жизнью.
Например:
Терапевт: Скажи о своем желании своему мужу (подставляет стул,
предлагая представить на нем своего мужа).
Клиентка: Я хочу, чтобы ты всегда был со мной!
Терапевт: Теперь перейди в роль мужа, сядь на этот стул, а на другом
представь свою жену. Что ты ей ответишь на ее слова?
Клиентка (из роли мужа): Ты что, офонарела?! А на работу кто будет
ходить?!
Как видим, без всякого нашего вмешательства она сама обнаруживает
несостоятельность своих ожиданий.

Бог его знает!

Чего же мы можем хотеть от людей и от жизни? Где взять здоровые
стратегии? Откуда психотерапевт узнает «правильные» ответы? Эти
вопросы отсылают нас к еще одному громадному пласту
психотерапевтических знаний. Верно сказал Гераклит: «Чем больше
становится наше знание, тем больше становится площадь поверхности
шара, а следовательно наше „соприкосновение“ с незнанием». Ладно,
скажу как есть. Лично для меня источники «правильных» ответов
в психотерапии – Иисус Христос, Берт Хеллингер и Сократ.
В каждой сессии есть момент тупика (или кульминационный, как мы его
называем) когда ни клиент, ни психотерапевт понятия не имеют, что
делать.
Клиент: И что мне с этим делать?
Терапевт: У кого сейчас спрашиваешь?
Клиент: У себя самого.
Терапевт: Поставь в сцену своего дубля и спроси у него, что тебе
делать.
Клиент: Он тоже не знает.
Терапевт: А кто знает?
Клиент: Да Бог его знает!
Это хороший ответ. Очень часто клиент вместо Бога говорит «черт»,
«хрен», а бывает и того почище. В психодраме мы можем предложить
выбрать Бога (черта, прародительницу Еву, высшую силу, хрен и т. п.)
и задать вопрос ему, а потом, обменявшись ролями, дать ответ
на поставленный вопрос: что клиенту делать.
Известно, что основатель психодрамы Якоб Морено в свое время
построил терапевтический театр для того, чтобы разыгрывать на сцене
драмы клиентов. Так вот, сцена в этом театре предполагала несколько
уровней: концепции, развития, завершения действия, а балкон был
предназначен для спасателей и героев.
Я тоже создаю уровень повыше – ставлю стул, на который становится
Бог. Клиент задает ему свой вопрос, а потом меняется с ним местами
и сам из его роли дает ответ на свой же вопрос. Если кто-то не был
свидетелем подобных диалогов, вряд ли сможет поверить, до какой
степени повышается вменяемость людей, как только они входят в роль
Бога. Они как будто подключаются к высшему разуму и дают сами себе
такие советы, которые, говоря словами из «Тысячи и одной ночи», нужно
записывать золотыми иглами в уголках глаз!
Одна женщина из роли Бога на вопрос, надо ли ей оставить науку
и выйти замуж за нелюбимого человека, изрекла: «Пошли его подальше
и пиши диссертацию!» Другая на упрек, что Бог отвернулся от нее,
ответила: «Бог всегда с вами, это вы отвернулись от Бога!» Когда я
становлюсь свидетельницей подобных сцен, то слезы умиления
выступают на глаза от такой высшей премудрости. Хуже, если клиент
спрашивает совета у черта или у хрена. Кому вопрос, таков и ответ, сами
понимаете.
Как это работает? На уровне коллективного бессознательного. Юнг
считал, что в каждом из нас живет архетип мудрого старца, который
знает ответы на все вопросы. Эта мудрость усвоена еще
в бессознательном возрасте из устного народного творчества –
волшебных сказок, притч, мифов и библейских текстов.
«Да я сроду не читал библию!» – воскликнете вы. Я тоже по разным
причинам стала читать эту книгу, имеющую самый большой тираж
в мире, сравнительно поздно. Но когда читала, то обнаружила, что очень
хорошо знаю ее содержание. Откуда? Она вся разошлась цитатами,
пословицами, притчами, сюжетами, многократно воспроизведенными
в художественных произведениях. А раз знаю, то где-то в глубине души
знаю и «правильные» ответы. Вы тоже их знаете.

Разрешающие фразы Берта Хеллингера

Есть еще один источник «правильных» ответов для меня в моей
работе – это разрешающие фразы автора семейных расстановок Берта
Хеллингера. Человек, подаривший миру теорию о порядках в семейной
системе, сам по профессии философ и богослов. То место, откуда
приходит информация, Хеллингер называет «знающим полем».
В процессе накопления опыта и наблюдений Берт Хеллингер нашел
и сформулировал несколько действующих в системах законов,
нарушение которых приводит к явлениям («динамикам»),
предъявляемым клиентами как проблемы. Следование законам
позволяет восстановить порядок в системе и способствует разрешению
проблем.
Разрешающие фразы Хеллингера в большинстве своем есть не что
иное, как констатация фактов. «Вы большие, а я маленький», «Ты моя
мать, а я твоя дочь», «Мне тяжело пришлось», «Я принимаю жизнь
в дар», «Я согласен заплатить за жизнь эту цену»… Короткие и на вид
простые, эти фразы неизменно наводят порядок в сознании людей,
расставляя всех по их законным местам, которые, согласно концепции
Хеллингера, закреплены за каждым из нас в нашей семейной системе
и не подлежат оспариванию ни при каких обстоятельствах.
Законы функционирования семейных систем, открытые и описанные
Бертом Хеллингером, получили название «Порядки Любви». Разве
не тому же учит Евангелие, которое переводится как «Благая весть»?

Диалоги Сократа
Наконец, третий источник – диалоги Сократа. Они так устроены, что рано
или поздно участвующие в них ученик и учитель находят истину. Сократ
оставил в наследство своей метод, и мы можем использовать его
в психоконсультировании. Последовательность действий такова.
1) Учитель дискредитирует верования ученика, полученные не через
свой собственный опыт, а усвоенные с чужих слов. В психотерапии они
называются интроектами, или родительскими установками, как правило,
блокирующими, так как они взяты из чужой жизни и не подходят
к ситуации клиента.
Прием, которым Сократ дискредитирует эти знания, проглоченные,
но не переваренные, лежащие камнем в желудке ученика (клиента),
но которые он считает своими собственными, получил название метода
сократической иронии.
2) Если ученик (клиент) отказывается от чужих знаний, то он остается без
концепции, позволяющей ему надежно ориентироваться в этом мире.
Теперь оба – и ученик (клиент), и учитель (терапевт) очищены для
нового знания. Оба понятия не имеют, что делать. Учитель в более
выгодной позиции, так как (цитируя Сократа) он знает, что ничего
не знает, а ученик не знает о себе и этого.
С клиентом все то же самое: он требует дать совет, что ему делать,
предполагая, что психотерапевт знает правильный ответ. Увы, друзья,
ответ нам предстоит найти в диалоге здесь и теперь. Откуда? Из опыта
взаимодействия. Как? Опираясь все на тот же библейский принцип:
«поступай с другим так, как хочешь, чтобы поступали с тобой».
Это теория, друзья. А как это все делается, словами рассказывать
бесполезно. Идите учиться на курсы повышения квалификации, где вы
получите в руки практические инструменты. А о книгах, включая эту,
можно сказать: по усам текло, а в рот не попало. Тот же Сократ, активно
вступавший в различные собеседования, не написал ничего. Он
высказывался против такого способа фиксации знания, так как
письменность делает его внешним, мешает внутреннему глубокому
усвоению: «Письмена мертвы. Они всегда твердят одно и то же, сколько
их ни спрашивай».

Глава 16. Анестезия

Вечная мерзлота
По каналу «Дискавери» показывают добычу золота на Аляске. Крупицы
золота находятся в песке, и взять их достаточно легко – песок поступает
в драгу, промывается водой, остается только выбрать из лотка
сверкающие кусочки неправильной формы и ссыпать в мешочек. Но слой
песка находится на двухметровой глубине, а над ним – слой вечной
мерзлоты, покрытый обычной землей с растительностью – лесом,
деревьями и кустарниками.
Сорокапятитонный бульдозер с насаженным сзади плугом пропарывает
вечную мерзлоту, как скорлупу. Это грандиозное зрелище – гигантские
пластины сверкающего льда вперемешку с землей (а может, наоборот –
земля вперемешку со льдом?), им миллионы лет, и их не трогали
со времен великого оледенения. А теперь эту мерзлую чешую счищают,
оставляя слой мягкого песка – вот и добрались до драгоценного нутра.
В сутки бульдозер-великан съедает горючего на тысячу долларов.
Взломать вечную мерзлоту не так-то легко – если поверхность уходит
под уклон, тяжелый бульдозер скользит по льду, как по маслу.
Я смотрю на экран и провожу параллель с психикой – очень похоже!
Внутри нас уязвимая нежная субстанция, наше «Я» – чистое золото,
не поддающееся ни коррозии, ни ржавчине! Почему его так нужно было
спрятать под слоем вечной мерзлоты? Иначе было нельзя, потому что
надо же как-то выживать после травм, нанесенных зависимым детством.
А сверху все прикрыто зеленой травкой, кустиками и деревцами – нет,
не деревцами, а могучими деревьями. Как это они смогли вырасти
до таких размеров? Смогли как-то. Нужно было прикрыть следы
преступления – вот их и насадили. Давно это было! Теперь, чтобы
добраться до золота нашей души, нужна тяжелая техника. А в переводе
на психический язык – нужна посттравма.
Это важно. Чтобы помочь клиенту, мы лезем в травму. А дальше все
зависит от нашей скорости и квалификации – либо мы поможем ему
отреагировать чувство и он исцелится, либо получит посттравму.

Неосведомленное согласие
Чтобы растолковать это все студентам, я рисую на доске три кружка
разного размера – один в другом. Они напоминают матрешки, а еще –
сказку про Кощея Бессмертного. Смерть Кощея на конце иглы, игла
в яйце, яйцо в утке, утка в зайце, заяц в сундуке, а тот сундук висит
на дубе на семи цепях, и Кощей тот дуб день и ночь стережет.
Наши клиенты тоже стерегут свою сердцевину, свое драгоценное нутро.
Центр кружка – ядро личности: его подлинность, его суть и при этом его
уязвимость. Вокруг ядра второй кружок – отрицательные чувства:
раздражение, злость, гнев, ярость, бешенство. Эти чувства всегда
на страже: только сунься!
Третий кружок снаружи: социальные маски. Он призван замаскировать
то, что внутри: смотрите, какой я милый и вежливый!
Друзья, работая с клиентом, всегда помним про эти три кружка. Да,
клиент сам, по доброй воле пришел к нам за помощью. Но это его
добровольное согласие – неосведомленное! Он пришел поговорить
с нами о своих проблемах, которые снаружи. Он понятия не имеет, что
снаружи всего лишь проекции его внутреннего мира, а мы полезем
внутрь! Наше слово – острейший скальпель, это трехчастное
высказывание, которое мгновенно достает до самой сердцевины. И это
больно.

Боль
А теперь давайте поговорим о том, как облегчить боль.
Я описала основные инструменты психотерапии, позволяющие быстро
и точно диагностировать и осуществлять коррекцию, те самые три
отмычки, позволяющие в считанные минуты выйти на чувство,
вызванное блокирующей установкой. Я оттачивала эти инструменты
годами работы и делюсь с вами, неустанно напоминая при этом, что
усвоить их можно только на практике, взяв в руки из рук мастера, под его
супервизией и в результате постоянных тренировок. Когда студенты
удивляются, как быстро я улавливаю суть процесса, я отвечаю, что здесь
нет тайны, это можете освоить и вы. Вот эти три «отмычки»:

– Структура сессии.
– Фокусировка на контакте со значимым человеком: К -» Х.
– Трехчастное высказывание.

Но сейчас не об этом. Сейчас о том, зачем нужна такая скорость.

А затем, что соприкасаться в терапии с чувствами клиенту больно.
Избежать этой боли нельзя, поэтому речь пойдет о том, как свести эту
боль к минимуму.
У нас не так много возможностей для этого, ведь немедицинский
терапевт не имеет права выписывать медикаментозные средства, у нас
в арсенале только слово. Тогда что мы можем сделать, чтобы облегчить
душевные страдания клиента? Наше обезболивающее средство –
скорость.
Вот для чего нам наши инструменты, наши три отмычки, позволяющие
максимально быстро делать диагностику и канализировать подавленное
чувство! Теперь давайте посмотрим на наш инструментарий с точки
зрения анестезии в психотерапевтическом процессе.
Первую «отмычку» я описала выше. Структура сессии – это скелет,
который уже интегрирован в кровь и плоть вашей работы до такой
степени, что вы не замечаете ее:

1) контакт,
2) контракт,
3) сбор информации,
4) эксперимент,
5) подведение итогов.

Вы свободны отступать от схемы в случае необходимости вправо-влево,

не боясь потерять нить. Однако вы должны помнить, что структура вам
нужна не ради нее самой, а ради того, чтобы разогреть клиента и выйти
на его чувства, чтобы их отреагировать.

Разогрев
Помню, как пришла на прием к хирургу со стеклом, застрявшим под
кожей подъема стопы. Все торчащие осколки я убрала сама, но место
травмы воспалилось и болело, и я не исключала, что там есть еще
частицы стекла. Увидев приготовления врача, я спросила, что он
собирается делать.
– Обтыкаю иголкой поверхность раны, может, наткнусь.
– А нельзя как-нибудь гуманно, рентгеном, например?
– Стекло не видно, только на ощупь.
– А анестезию?
– Тогда ты не почувствуешь.
В психотерапии мы также не видим, что ранит душу клиента. Разумеется,
клиент меньше всего хочет, чтобы тыкали острыми предметами в его
душу. Но к психологу приходят тогда, когда боль от проблемы
превышает боль от вмешательства психотерапевта.
И вот он у нас на приеме. Подавленные в его душе чувства не видно,
снаружи человек такой, как обычно. Он улыбается и ведет себя вежливо.
Он не знает, в каком месте находится и как выглядит его «стекло». И мы
узнаем об этом, если только точно «ткнем иголкой» в нужное место. Его
эмоциональное состояние изменится – и по этому признаку (резкому
изменению состояния) мы поймем, что попали куда надо. И тогда
останется только извлечь «стекло» и дать зажить. Рана зарубцуется,
но больше не будет болеть.

Глава 16. Анестезия

 Метафора
Средств анестезии в психотерапии не так уж много. Как я уже сказала,
лично я предпочитаю быстроту и скорость – меньше мучений. Кроме
того, чтобы ускорить процесс психотерапии (и уменьшить время
страданий), я использую в работе метафору. Рассказывая о своем
психосоматическом симптоме или сновидении, клиент
не отождествляется с ним и не страдает. При этом мы-то знаем, что этот
рассказ о нем самом, и получаем всю нужную информацию. Например,
мы просим клиента рассказать свой сон, а затем предлагаем озвучить
одну из частей сна от первого лица настоящего времени. В конце ему
предлагается сказать: «И я так живу, и в этом суть моего
существования»21.
Так, молодой женщине приснилось, что у нее с соседями вставлены
розетки с двух сторон одного сквозного отверстия в общей стене, что
соответствовало действительности. И когда в обеих квартирах
одновременно включили электрические приборы, то розетка
задымилась, не вынеся нагрузки. Я попросила озвучить розетку
от первого лица в настоящем времени. Она начала: «Я розетка, в меня
воткнули приборы с двух сторон, и я задымилась, потому что
не выдержала нагрузки. И я так живу, и в этом суть моего
существования». И когда я спросила: «Как это относится к твоей
жизни?» – женщина расстроилась и призналась, что у нее адюльтер,
который она скрывает от мужа. И тут же набросилась на меня
с упреками, что я использую отвратительные методики.
Горечь, прикрываемая гневом, – показатель того, что «иголка» попала
«в стекло». Если мы видим такое яркое проявление чувства, то это
означает, что диагностика точная. А еще это означает, что клиенту
больно, и у него сейчас только один-единственный вопрос – что ему
делать? Мы не знаем. И это кульминационный момент сессии.

Кульминация сессии
Почему кульминация? Потому что именно в этот момент психотерапевт
встречается с чувством клиента и со своим собственным, и это самое
болезненное в сессии. И клиент, и психотерапевт неосознанно будут
стремиться к избеганию эмоциональной боли, хотя именно ради этого
мы и затеваем сессию – найти и отреагировать подавленную эмоцию
и боль, которая сопровождает эмоцию.
Поскольку эмоции – штука для начинающих психологов неосязаемая
и невидимая, я на семинарах привожу пример опять из хирургии. Так,
представьте себе, что к хирургу приходит пациент с абсцессом на руке,
но его не видно, так как гнойный отек скрыт под чистым бинтом. Что
делает хирург? Разбинтовывает абсцесс и, несмотря на физические
страдания пациента, как можно быстрее стремится вычистить рану.
Именно это нужно, чтобы началось заживление и облегчение страданий,
и никому в голову не придет ругать хирурга за черствость, жестокость
и отсутствие сочувствия к пациенту. Метафора про абсцесс очень
наглядна, тем не менее, зачастую начинающие психологи фантазируют,
что можно обойтись и без подобного болезненного вмешательства.
Более того, они моментально чувствуют, где «абсцесс» клиента,
и улепетывают от этого места как можно скорее. Это самая частотная
ошибка, мы вернемся к ней позже.

Авгиевы конюшни
Другая метафора, которую я также часто использую на занятиях для
наглядности, – про авгиевы конюшни. Кто-то из психологов хоть
и не эстетично, зато точно назвал эмоции «экскрементами души». То
есть душе, как и организму, тоже нужно регулярно опорожняться,
очищаться. Речь идет о катарсисе (греч. «очищение») – облегчении
после большого напряжения чувств.
Знаменитый миф о Геракле может быть интерпретирован именно с точки
зрения очищения души от застоявшихся эмоций. Представьте, сколько
сил и энергии уходит на их подавление, удержание маски. Гераклу
пришлось повернуть русло горной реки, чтобы прочистить конюшни
Авгия! То же приходится проделывать психотерапевту по отношению
к клиенту. По сути, его работу можно свести к работе ассенизатора –
недаром на группах частенько возникает метафора дерьма, особенно
когда начинается озвучивание сновидений, приснившихся во время
тренингов.

Забудьте про структуру

Начинающие психологи, как и многие непрофессионалы, думают, что
главное в работе психолога – владение техниками и методиками. Если
их научат методикам работы с клиентом, то они будут подкованы
и подстрахованы и будут знать, что делать в момент кульминации.
На самом деле все эти фокусы нужны только для единственной цели –
разогреть клиента, то есть вызвать у него такое эмоциональное
состояние, которое позволит ему еще раз пережить подавленную
эмоцию и наконец выразить ее, отреагировать. Если клиент уже
приходит к нам разогретый, бессмысленно и расточительно тратить
время на методики и техники, зато можно сразу же создавать условия
для выражения чувства.
Когда-то я участвовала в семинаре Татьяны Юрьевны Калошиной
по телесно-ориентированной терапии, посвященном детско-
родительским отношениям. Это был учебный семинар, на котором
предполагалось ознакомиться с упражнениями. В самом начале занятия
Татьяна Юрьевна серьезно предупредила: «Это учебная группа, и я буду
давать структуры. Но если вдруг у кого-то начнется процесс – забудьте
о структурах, мы немедленно будем работать с процессом».
Это предупреждение оказалось как нельзя кстати, потому что невинные,
на первый взгляд, упражнения вызывали у членов учебной группы
на первом же занятии такие сильные эмоции, связанные с травмами
первых лет жизни, что было бы просто невозможно и даже
безнравственно остановить этот процесс и продолжать выполнять
инструкцию. Поэтому наиболее яркие процессы ведущая превращала
в психотерапевтические сессии, – и это были наиболее впечатляющие
уроки, которые, собственно, и явились обучением.
Теперь, обучая своих студентов, я поступаю точно так же, как и мои
учителя – отдаю предпочтение процессу. Набраться методик и техник –
это самое легкое в психоконсультировании. Начинающие стремятся все
сделать «как положено», то есть провести методику по инструкции, даже
если они уже в самом центре процесса и методика потеряла свой
первоначальный смысл – выйти на чувство клиента. Опытные
психотерапевты, прекрасно владеющие огромным багажом методик
и техник, отбрасывают их в сторону без сожаления в тот самый момент,
когда видят цель, и находят к ней наиболее изящный и короткий путь –
то есть отыскивают «душевный абсцесс» и умеют быстро и точно
«вычищать» его.

Метко выстрелить
Я еще и еще раз настаиваю на том, чтобы вы усвоили это отличие. Цель
терапии – не структура, а процесс! Все время помните о том, что мы
ищем подавленное чувство, причиняющее боль, а если нашли – все
бросаем и «вычищаем»!
И вот еще одна прекрасная метафора на эту тему, сцена из романа Льва
Толстого «Анна Каренина». Сам страстный любитель охоты, писатель
сравнивает подготовку к охоте неопытного, но амбициозного Васеньки
Весловского и опытного Стивы Облонского: «Первый вышел Васенька
Весловский в больших новых сапогах, доходивших до половины толстых
ляжек, в зеленой блузе, подпоясанной новым, пахнущим кожей
патронташем, и в своем колпачке с лентами, и с английским новеньким
ружьем без антапок и перевязи. (…) Степан Аркадьич был одет в поршни
и подвертки, в оборванные панталоны и короткое пальто. На голове
была развалина какой-то шляпы, но ружье новой системы было
игрушечка, и ягдташ и патронташ, хотя истасканные, были наилучшей
доброты. Васенька Весловский не понимал прежде этого настоящего
охотничьего щегольства – быть в отрепках, но иметь охотничью снасть
самого лучшего качества. Он понял это теперь, глядя на Степана
Аркадьича, в этих отрепках сиявшего своею элегантною, откормленною
и веселою барскою фигурой, и решил, что он к следующей охоте
непременно так устроится»22.
Если проводить аналогию между охотой с психотерапией, то главное
в экипировке охотника – это не одежда, а, конечно же, оружие. Так вот:
методики – это одежда в психотерапевтическом процессе. Но сама суть
психотерапии – в умении точно и метко «выстрелить», и умение это
приобретается опытом. Оружие должно быть отлаженное, чисто
вычищенное и всегда наготове.

Главный косяк начинающих

Под занавес напомню главную ошибку начинающих – страх
в кульминационный момент. Вот как это бывает.
Охотник встал ни свет ни заря, долго выслеживал дичь, наконец, она
на мушке! Самым странным сейчас было бы вместо быстрого и меткого
выстрела опустить ружье и начать раздумывать о чем-то вроде: «А вдруг
это не то, что я искал?» В это время дичь исчезает, и теперь ищи-свищи.
Или пример с хирургом, разбинтовавшим руку пациента, пришедшего
на прием, и обнаружившего под бинтом абсцесс. Вместо того, чтобы
немедленно приступить к обработке раны, хирург начал бы размышлять:
«А вдруг сейчас пациенту будет больно? Лучше я забинтую от греха
подальше его болячку, и пусть уже идет откуда пришел!»
Именно нечто подобное проделывают начинающие психологи в тот
момент, ради которого все и затевалось, – момент, когда нащупана
болевая точка. Так же точно поступала на своих первых сессиях и я.
Едва вы подходите к чувству клиента, у вас начинает сосать под
ложечкой в предчувствии встречи с болезненными эмоциями, и вы
начинаете юлить, собирая «дополнительную информацию», совершенно
ненужную для процесса. В этот момент дайте себе сигнал: «Фас!».
Потому что это сосание под ложечкой, эта подступающая к горлу
тошнота, этот привкус страха во рту – это все и есть признаки того, что
вы на верном пути к цели, страшно – значит «зверь» рядом, и сейчас
нужно просто хорошо и быстро сделать свое дело – «метко выстрелить»,
то есть дать возможность клиенту отреагировать его эмоции, которые он
до сих пор подавлял.
 Глава 17. Техника безопасности
психоконсультанта
Залипнуть в проблему клиента
И опять читатели вовремя подбрасывают письмо. Лукашевич Ольга:
«Римма, добрый день! Ты просила проблематику, волнующую
начинающих. Меня волнует вот что – моя эмоциональность. Я боюсь
залипнуть в проблему клиента, стать жилеткой для слез и перестать
быть инструментом для разрешения его проблем. Как быть
чувствующим, включенным и в то же время сохранять себя в рабочем
состоянии?
Оля, отвечаю тебе и всем: есть четыре новости; три плохих и одна
хорошая. Сначала плохие.
1. Это типичная проблема начинающих – залипнешь точно;
2. Какие у психотерапевта собственные проблемы – с такими клиенты
к ним и идут;
3. В этот момент ты будешь не инструментом для разрешения проблем
клиента, а сама клиентом из серии «ни петь, ни свистеть».
4. И хорошая новость: включить себя в рабочее состояние можно, есть
специальные техники. О них и поговорим.

Процесс
Самый ответственный момент во время сессии – вхождение в процесс.
Вы сразу его заметите, это не что иное, как резкое изменение состояния
клиента, он, что называется, «пошел в чувства». Вот вы говорили-
говорили, вдруг вы задали какой-то вопрос – и попали в больное место.
И ваш визави замолкает, лицо краснеет либо покрывается пятнами,
глаза наполняются слезами. Если у человека запрет на выражение
чувств, то он поднимет лицо вверх, как бы рассматривая что-то
на потолке – таким образом он пытается подавить волну чувств.
Что нужно делать психотерапевту? Ликовать! Этот момент сродни тому,
когда охотничья собака учуяла дичь! Немедленно бросайте ваш диалог,
потому что то, ради чего вы его вели, найдено! И задавайте клиенту
самый важный вопрос: «Что чувствуешь?»
Он не с первого раза ответит, потому что всю его жизнь его отучали
различать свои чувства и обучали жить головой. Он ответит, но назовет
не чувство, а мысль, телесное ощущение, оценку или отрицание. Это,
конечно, не приведет к катарсису, но на это здесь вы! Клиент сейчас
испытывает страдания, но как только чувство будет названо точно,
человека начнет отпускать. Помогите ему, разверните «меню» чувств.
 Меню чувств
Я обычно делаю это так:
Терапевт (Т): Можешь назвать свое чувство сейчас?
Клиент (К): Нет никаких чувств.
Т.: Это отрицание. Я вижу, что ты плачешь. Про что?
К.: Непонимание.
Т.: Это не чувство, это голова (показываю на свою голову), а чувство
здесь (кладу руку себе на сердце).
К.: Дискомфорт.
Т.: Это не чувство, а оценка. А какое при этом чувство?
К.: Боль…
Т.: Это не чувство, а телесное ощущение. Боль от какого чувства?
К.: От злости!
Т.: Не похоже. От злости ругаются и топают ногами, а ты плачешь.
Плачут от жалости к себе, отчаяния, грусти, печали, горечи, горя,
сочувствия…
К.: О, вот, точно! Мне жаль себя.
Т.: Пожалей!
Как только чувство названо, ваша задача – стимулировать клиента
на его выражение. Как это делать – читайте выше: все тем же нашим
любимым трехчастным высказыванием. Если отреагировать чувство
удастся, ему станет легче, он освободится от «экскрементов души». Да-
да, друзья, мы ассенизаторы души, забыли?

Не бросать клиента!
Я рассказала, как работаю я. А что обычно делаете вы, начинающие
психоконсультанты? Подойдя вплотную к чувству, вы перепугиваетесь
насмерть и капитулируете, бросая клиента в момент беспомощности.
Откуда я это знаю? Во-первых, наблюдаю это в ста случаях из ста
на тренировочных сессиях во время обучения консультированию; во-
вторых, я сама испытывала те же чувства, когда обучалась. Это
происходит из-за того, что вы присоединяетесь к чувству клиента,
начиная проживать собственное аналогичное состояние. Неохота с ним
снова соприкасаться, неохота снова чувствовать боль.
Что же делать? Как было сказано неоднократно, «психолог вступает
с клиентом в «инструментальные», а не в «человеческие» отношения;
психолог может работать, не болея, не уставая, не «сгорая» (С.
Петрушин). Но КАК он это делает, черт возьми?!

«Коли доктор сыт, так и больному легче»

Чтобы не болеть, не сгорать и не уставать во время работы, мы
применяем диссоциацию от эмоций. Это одна из защитных стратегий
психики, когда, по-простому говоря, человек не использует в своей
работе чувства.
Вот что пишет о диссоциации М. Гордеев: «Диссоциация
характеризуется трезвым взглядом, холодностью ума, конкретностью
рекомендаций, которые человек может дать сам себе и другим.
В диссоциированной позиции человек легко справляется
с эмоциональными реакциями, они у него не выражены или отсутствуют
вообще. Человек остается рациональным даже тогда, когда происходит
нечто страшное в его жизни, поскольку речь здесь идет, с его точки
зрения, не о его жизни, а о жизни как будто иного человека. Такой
человек хорошо анализирует свои ошибки и ошибки окружающих,
спокойно вспоминает неприятные моменты жизни, однако зачастую
характеризуется людьми как холодный и бесчувственный»23.
Достигается такое состояние разными путями. Например, если вы
чувствуете, что «сливаетесь» с клиентом в похожей теме (а тема клиента
всегда синхронна нашей собственной, об этом еще будем говорить), вам
нужно не молчать об этом, подавляя свои эмоции, а поделиться прямо
во время сессии, здесь-и-сейчас. Например: «Я сочувствую тебе, у меня
резонирует твоя тема, потому что я переживаю сейчас в жизни нечто
подобное…» Поделившись, вы убьете двух зайцев: во-первых,
освободитесь от актуального переживания и сможете работать; во-
вторых, вызовите доверие у клиента, потому что ваши слова для него
будут поддержкой. Очень важно позаботиться о себе, чтобы
не отвлекаться на себя во время работы. Как сказал доктор
в исполнении Леонида Броневого в «Формуле любви», «коли доктор сыт,
так и больному легче».

«Ход конем» и «третье легкое»

Если это психодрама, то можно диссоциироваться от переживаний
клиента с помощью перемещения в пространстве. Помню, как мы вели
психодраматическую группу вдвоем с Жанной Лурье. В момент, когда
обучающийся участник в роли директора драмы растерялся,
присоединившись к чувствам протагониста, Жанна включилась
и показала, что нужно делать:
– Если видите, что присоединились к протагонисту, делайте «ход
конем»: два шага назад и шаг в сторону! Так вы придете в себя
и продолжите вести сессию!
Я удивилась, потому что в тот момент впервые видела подобную
технику. Я показала, что делаю в таких случаях я:
– Если ваш протагонист попадает в процесс, то подходите к нему
и кладете ему ладонь на «третье легкое» – это термин из телесно-
ориентированной терапии, означает место между лопатками. Таким
образом, вы даете ему поддержку, а не бросаете в чувствах, потому что
нас учили ни в коем случае не бросать клиента. А о себе заботитесь тем,
что выражаете вслух свои переживания: «Я сочувствую тебе, у меня
аналогичное состояние».
Самое забавное, что и я, и Жанна учились психодраме у одного и того же
человека – Нифонта Долгополова, только Жанна на десять лет позже.
В итоге студенты получили от нашего совместного ведения вдвое
больше информации. Сначала, по их признанию, у них ехала крыша,
а потом они начали получать наслаждение от многообразия техник
и богатства стратегий.

А теперь – к терапевту!
Ну, а когда вы завершите сессию, вам необходимо проработать вашу
собственную тему, вызвавшую резонанс во время работы,
у собственного терапевта. Это не вопрос выбора: если вы
психоконсультант, то вы находитесь в собственном процессе терапии
пожизненно.
Лично мне очень помогали в этой связи еженедельные интервизионные
сессии. Раз в неделю мы с двумя подругами-коллегами собирались
у одной из нас дома и проводили сессии, меняясь ролями: клиент,
терапевт, наблюдатель. Эта традиция пошла со времени нашего
обучения, когда интервизии были непременным условием получения
сертификата. Для меня эти встречи всегда были важным и волнующим
событием, потому что позволяли в компании очень близких людей
делиться актуальными моментами и поддерживать состояние
осознанности. Наша тройка просуществовала около десяти лет
и сыграла огромную роль в моем становлении как специалиста. Здесь
мы обсуждали свои самые лучшие идеи, ставили над собой самые
смелые эксперименты (о некоторых из них я поведала в этой книге),
а главное – получали друг от друга эмоциональную поддержку, которой
так не хватает начинающим!

Нет гарантий
Со мной было так. Сессию каждого участника во время обучающих
программ я сопровождала безутешными рыданиями, находя у себя точно
такие же психические травмы, что и у протагонистов. Я думала, этот
поток слез никогда не иссякнет. И вот в один прекрасный момент краны
закрылись, и дождь слез перестал. Было это года через полтора-два
от начала занятий. Я помню, что как раз шла сессия про трудные роды –
мать и ребенок были на грани гибели, и все ждали чуда, которое их
спасло (а спасло точно, потому что клиентка была перед нами
живехонька). Я приготовилась к рыданиям – а они не начались. И я
выдохнула, еще не до конца веря своему счастью: теперь я смогу
работать!
Понятно, что это произошло не раз и навсегда, периодически случались
сессии, которые трогали за какие-то струны души, но я уже знала, что
в таких случаях делать – идти после сессии к психотерапевту. Так
и жила, пока не произошел неожиданный казус…

Горбушка хлеба с сахаром

Это было в Алма-Ате, я приехала в командировку обучать студентов
филиала нашего факультета психологическому консультированию. Как
всегда, во время занятий участники тренировались друг на друге, было
много смеха и слез, а во время шеринга задали обычный вопрос, как я
справляюсь со своими чувствами? И я, вся такая умудренная опытом,
стала говорить про личную терапию, проработанность, диссоциацию
и т.п., смотри выше.
А вечером меня пригласили на концерт Олега Митяева, моего любимого
барда, у которого я, между прочим, во время его концерта училась вести
группу – так он волшебно контактирует с залом! И вот на песне про маму
меня прорвало! Слезы лились такими бурными потоками, что
праздничный костюм промок до пояса, потому что носовой платок
на концерт я взять не догадалась.

…А когда-то мальчик был обеспокоен,

Если только мама покидала дом,
И, уткнувшись взглядом в пальмы на обоях,
Ел горбушку хлеба с сахарным песком.
И ждал, когда в подъезде ржавая пружина
Скрипнет, возвращая ласку и покой…
А у нее работа, а потом дружина,
И под вечер с полной сумкою домой…

В антракте я пришла в себя, отмотала в туалете от рулона бумаги кусок

побольше и отправилась слушать второе отделение.
К чему это я? К тому, что психотерапия не сделает из вас
бесчувственных чурбанов. Она сделает из вас людей с чутким сердцем,
отзывчивым на чужую боль. При этом в вас разовьется что-то вроде
камертона, который реагирует на «правильную» ноту. Вас совершенно
не будут трогать манипуляции, разве что вызывать легкую тошноту.
Но на настоящие чувства вы будете отзываться всей душой.
Что касается воспоминания о концерте Олега Митяева, то песня «Мама»
показала мне, что невозможно проработать все темы раз и навсегда.
И что никогда не знаешь, какая мина замедленного действия сработает,
и где. Через полгода после того случая, уже в Новосибирске, я увидела
афишу – Олег Митяев выступает в Доме ученых. Программа этого
концерта отличалась от алма-атинской, и первое отделение я
прослушала с радостным спокойствием. А второе открывала песня
«Мама», и на «горбушке хлеба с сахарным песком» я поехала… В этот
раз я подготовилась: носовые платочки были со мной.
Вы будете плакать, и не раз – главное, имейте на этот случай носовые
платки!

Бросайся на мяч первым!

Кстати, главный совет, что делать, чтобы не пугаться чувств клиента,
дала мне Марина Горлова, когда мы еще только учились вести сессии
во время трехдневок долгосрочной программы.
Обычно дело было так: ведущий приглашает участника в качестве
клиента в круг сделать сессию, тот выбирает себе из участников группы
терапевта. Через пять минут сбора информации клиент впадает
в эмоциональное состояние, терапевт присоединяется – и вот в кругу
уже не один, а два клиента! Тогда ведущий доводит сессию сам, а потом
работает со вторым участником.
Это нормально. Постепенно периоды, когда участники образовательных
групп сами ведут сессию, становятся длиннее и длиннее, наконец,
супервизор начинает раздражать своим вмешательством и даже самим
присутствием. Хороший знак! Душа требует подвига, идем «лечить»
народ!
Так вот, когда мы с Мариной открыли свою частную практику, обычно
начинала сессию я, но, едва соприкоснувшись с чувством клиента,
оглядывалась на Марину, и та заканчивала сессию. Наконец, она
заметила мне это: «Знаешь, вспомни, как ты играешь в волейбол.
На тебя летит мяч – и ты невольно приседаешь, накрыв голову руками.
А надо бросаться мячу навстречу, не дожидаясь, пока он ударит тебя
по голове!»
Это очень точная метафора. Если вы учились играть в волейбол, то
обязательно преодолевали этот момент страха. Вы поймете, что
преодолели, когда к вашему страху присоединится чувство радости
охотника, обнаружившего зверя. А страх плюс радость, как я уже
говорила, – равняется азарт!

Глава 18. Техническая организация

процесса
Кабинет
Не знаю, нужна ли эта глава вообще. Чай, не в Америке живем,
а в России, и все эти кабинеты с кожаными кушетками и секретаршами,
записывающими на прием клиентов, видели только в кино. Так что,
может, и нет всего этого в реальной жизни. И все-таки почему-то
в большинстве «плохих» учебных программ, на которых мне доводилось
учиться психоконсультированию, половину моего оплаченного времени
тратили именно на разговоры о том, каковы требования к кабинету для
психологических консультаций, как должен стоять стул клиента да как
выглядит табличка на вашей двери.
В связи с этим вспоминается коллекция прикольных картинок на тему
«Ожидание и реальность», какое-то время ходившей в новостной ленте
фэйсбука. На левой картинке нарядная дизайнерская елка у камина
со страницы глянцевого западного журнала – на правой искусственная
лысая ель, опрокинутая на пол котом, который лежит здесь же,
обмотанный серпантином, среди разбитых игрушек. На левой картинке
девушка с чувственными губами, призывно припудренными цветной
кондитерской крошкой – справа тоже девушка с испачканными губами,
но ее не опишешь словами, надо видеть.
Самые абсурдные приколы, касающиеся технической организации
процесса, приходились как раз на начало моей практической
деятельности, а это разгар девяностых. Начать с того, что моя
собственная первая психотерапевтическая сессия проходила
в загородке для ведер, тряпок и швабр учебного корпуса университета,
потому что все помещения были заняты, а я нуждалась в экстренной
помощи. Как клиент признаюсь: мне было плевать на ведра
со швабрами, был бы живой человек рядом, который выслушает
и не бросит в течение часа.
Сейчас, когда у меня уже давным-давно есть свой кабинет, все-таки мой
любимый антураж для психотерапевтического процесса – это скалистый
берег Телецкого озера, где мы сидим на камешках у воды или валяемся
на зеленой травке у палатки. А если дождь, то кабинетом служат
дощатые сени брошенного домика егеря с распахнутой в ненастье
дверью. Видимо, собственный опыт наложил отпечаток на восприятие
материальных условий психотерапевтической работы: для меня главное
не рама, а сама картина.
 Контакт с предметом безопасен
И все же у меня есть несколько мыслей по технической организации
процесса, и я ими поделюсь с вами, дорогие начинающие
психоконсультанты. Проблема кабинета напрямую связана с проблемой
заработка. Здесь опять мы имеем дело с замкнутым кругом:
у начинающих нет кабинета, потому что на него нет денег, потому что
у него нет клиентов, потому что нет кабинета. Как разомкнуть этот
замкнутый круг? Легко! Следите за мыслью.
Есть две области человеческого взаимодействия: «человек-человек»
и «человек-предмет». Психология – помогающая профессия, то есть
относится к сфере «человек-человек», деньги нам приносят люди,
а не предметы. Чем лучше мы контактируем, тем больше людей придет
к нам на прием или тренинг и тем лучше мы решим проблему
обеспеченности.
Я понимаю желание начинающих консультантов сосредоточиться на том
аспекте нашей профессии, который поддается контролю. Это общее
место в сознании малоопытного неофита: встречаться с клиентом
страшно, но арендовать и обставлять помещение – другое дело.
Друзья, будет у вас кабинет, но позже! А сейчас консультируйте
на уединенной скамейке в сквере, в безлюдном кафе – в любом месте,
за которое не нужно платить денег! Не до жиру, быть бы живу! Все, что
вам сейчас нужно для консультации – это уединение. А параллельно
набирайте клиентскую базу. То есть светитесь, где только можно:
на психологических конференциях, фестивалях, где вам разрешат
провести мастер-класс или сделать доклад и где вашу работу могут
увидеть сотни людей. Ведите блоги, печатайте психологические посты
или хотя бы делайте репосты моих постов. И не забудьте раздавать
визитки всем встречным-поперечным.

Бронзовый бюст Фрейда

Вот среднестатистический начинающий психолог Маша. Блестяще
защитив диплом, она покидает альма-матер и приступает
к профессиональной деятельности. Маша замужем, поэтому первое, что
она делает – просит у мужа денег на аренду кабинета для приема
клиентов. Тот, поморщившись, дает. Маша снимает помещение, снова
просит денег на ремонт, который съедает втрое больше первоначальной
сметы. Опять просит денег – теперь уже на кожаные кресла и бронзовый
бюст Фрейда. На стены Маша вешает рамки с сертификатами,
а на дверь – табличку с крупными буквами «Психолог» и мелкими –
своим именем. К удивлению Маши, клиенты не бегут на ее консультации,
между тем подходит срок уплаты за аренду.
Муж мягко намекает Маше, что он вполне может позволить своей жене
сидеть дома и не работать, а чтобы не скучала, предлагает
поучаствовать в долгосрочной обучающей программе, которая,
безусловно, поднимет ее квалификацию на новый уровень и увеличит
шансы на успешный бизнес. В учебной группе Маша оказывается вместе
с коллегами, которые прошли кто три, кто четыре подобных программы,
получив сертификат, но так и не начав практику…

Некорпоративное поведение
Второй вариант развития событий не менее типичный. Выпускница
факультета психологии Люба думает, как применить полученные знания.
Мама, оплатившая ее второе высшее образование, обещает и дальше
давать денег на профессиональное развитие с тем условием, что та
рано или поздно станет зарабатывать самостоятельно. Люба рассылает
свое резюме по психологическим организациям, и – о, чудо! – ее
принимают стажером в один из муниципальных центров помощи семье
с окладом 15 тысяч рублей, которого хватает на обеды и транспорт,
чтобы ездить на работу.
Любу взяли на освободившееся место коллеги, проработавшей в центре
несколько лет и уволенной за некорпоративное поведение: оказалось,
что та проводила платные сессии с клиентами не только в рамках
учреждения, но и в свое свободное время в частном порядке.
На примере коллеги Люба видит свои профессиональные перспективы…

Не было счастья, да несчастье помогло

А вот нетипичный пример. Поступив на психологический факультет, Таня
оказалась в трудной ситуации: муж ушел к другой женщине, оставив ее
с ребенком. Ей пришлось переживать не только эмоциональные
последствия развода, но и материальные. Чтобы на что-то жить, Тане
пришлось соглашаться на любые предложения, и она пускала в ход все
те знания, которые получала на занятиях в вузе.
К концу обучения у нее была небольшая еженедельная
психотерапевтическая группа женщин, переживших развод, а также
несколько индивидуальных клиентов. Не имея собственного кабинета,
она брала в субаренду зал у коллеги-психолога по приемлемой цене.
Параллельно Таня начала обучение психологическому
консультированию, это позволило, с одной стороны, решить
собственные проблемы, с другой – лучше понимать процессы
взаимодействия со своими клиентами и получать супервизию. Раз
в неделю она тренировалась на бесплатной интервизионной группе
с такими же увлеченными своим делом коллегами, как и она сама.
Ее курсовую похвалили за нестандартность подхода и предложили
выступить на студенческой конференции, а потом она прочла свой
доклад на эту же тему еще на двух психологических конференциях,
после чего стала подумывать о том, чтобы оформить его в методическое
пособие. Тане нравилось вести блог, и благодаря ему она постепенно
стала приобретать известность как практикующий психолог…
Друзья, КОНТАКТИРУЙТЕ С ЛЮДЬМИ, А НЕ С ПРЕДМЕТАМИ!!! Тогда
у вас точно в ближайшей перспективе будет кабинет. А какой он будет –
с этим вы и без меня разберетесь.

Расходный материал
А вот о чем есть смысл поговорить, так это о другом материальном
атрибуте психоконсультирования – о салфетках. Только не говорите, что
вам пофиг, во что сморкается ваш клиент во время сессии и чем он
вытирает слезы. Уж если сам Франсуа Рабле не побрезговал посвятить
главу своего бессмертного сатирического романа «Гаргантюа
и Пантагрюэль» подтиркам, проанализировав бесконечное многообразие
способов и материалов, от бархатной полумаски одной из придворных
до теплого пушистого гусенка, то нам с вами тем более не пристало
игнорировать основной аксессуар при консультировании.
У меня есть четкая градация, какие подтирки, пардон, салфетки
предпочтительнее, и главный критерий тут скорость. Как только
состояние клиента в результате ваших точных и метких вопросов
меняется (а вы это увидите по подступившим слезам и заложенному
носу), вы бросаете беседу, потому что достигли ее основной цели –
нашли болевую точку. И именно сейчас, не раньше не позже, ваш
клиент/клиентка начнет поднимать лицо вверх, рыться в сумочке
в поисках платочка или, самое недопустимое, вскочит и выбежит
за дверь. Почему это недопустимо? Потому что он вернется
успокоенный, извинится и скажет: «Все нормально, я в порядке, давайте
продолжим».
Нет, друзья мои, не в порядке! Порядок – это когда человек освободился
от эмоций, которые он подавлял иногда несколько лет, и ему стало,
наконец, легко. Это называется катарсисом (очищением)
и физиологически сопровождается какой-нибудь разрядкой.
Теоретически разрядка может принимать разные формы: рыдание,
сморкание, крик, смех, рвота, оргазм, мочеиспускание или дефекация.
Но практически клиенты на психологической сессии обычно
ограничиваются двумя способами: плачут и сморкаются. Причем, и этого
стараются избежать в силу воспитания, ведь принцессы, как известно,
не какают. И вот вся ваша работа насмарку, вам опять нужно начинать
беседу сначала, только теперь клиент уже не так легко потеряет
бдительность.
 Иерархия платочков
Так вот, чтобы этого не случилось, платочки должны быть наготове.
И градация, как я уже сказала, зависит от скорости применения. Самые
беспонтовые – это, конечно же, влажные салфетки. Что от них толку,
если они не впитывают влагу? Я уж не говорю о том, что их не с первого
раза добудешь из полиэтиленовой упаковки, потому что отверстие
заклеено специальным непроницаемым клапаном, который фиг
найдешь, особенно в возбужденном состоянии.
На втором с конца месте эти чертовы одноразовые платочки, и тоже
в упаковках, которые пять раз вспотеешь, пока распечатаешь. Особенно
бесит то, что они сложены в несколько раз. Выглядит это так: вы,
стремясь облегчить страдания клиента, уговариваете его высморкаться,
чтобы очистить проход для дыхания. А он, с одной стороны, упирается,
что «все хорошо» и «в носу ничего нет» (в то время как там вовсю
клокочет), с другой – вступает в неравную борьбу с плотно запечатанным
брикетом. Наконец, природа берет верх над воспитанием. Но когда
клиент подносит к носу этот толстый свернутый в восемь прямоугольник,
толку от него в таком виде – как от обувной стельки.
Лично я обожаю коробки с выдергивающимися салфетками за их
сплошные плюсы: они эстетичны, их надолго хватает (170—200 штук),
и они уже развернуты и позволяют сморкаться без подготовительных
процедур. Как я уже сказала, время на терапевтической сессии так же
дорого, как на охоте: если ваше ружье не заряжено – потенциальная
добыча вспорхнет и улетит. Но и эти салфетки несовершенны:
непрозрачная коробка пустеет в самый неподходящий момент, и они
дорого стоят.

Лидер
Поэтому лидирует в списке расходных материалов рулон туалетной
бумаги. Он выигрывает по всем номинациям: скорость, доступность,
качество, дешевизна. Во время сессии вы просто вручаете рулон
клиенту, и он отрывает нужные куски в нужное время, не парясь, что
расходует дорогостоящий реквизит (бывают и такие совестливые
клиенты).
Одна из участниц моей группы написала благодарственное письмо
с таким текстом: «Я научилась у Вас на тренинге двум вещам – громко
сморкаться и носить с собой туалетную бумагу». Хотя это признание,
возможно, носило иронический подтекст, я смотрю на эти два
приобретенные ею умения как на атрибуты зрелого поведения. Для меня
это означает, что она стала меньше зависеть от общественного мнения,
старается заботиться о потребностях организма и способна опираться
при этом на собственные ресурсы. Согласитесь, что для одного тренинга
это не так уж мало.
Что касается основной темы книги – «Косяки начинающих
психоконсультантов» – то я этим текстом призываю студентов-
психологов максимально оптимизировать процесс консультирования
хотя бы в тех моментах, которые поддаются контролю. Пусть мы
не знаем заранее, как развернется диалог и удастся ли клиенту с нашей
помощью найти выход из его затруднения, но когда он соприкоснется
со своими чувствами, мы с нашим рулоном бумаги окажемся
во всеоружии и на высоте.

Глава 19. Клиенты-динамисты

Закон Паретто
А теперь сосредоточимся на приобретении клиентской базы. Все мы
знаем закон Паретто: 20% клиентов приносит 80% дохода – и наоборот.
Представьте, в нашей с вами профессии этот закон тоже работает.
И если вы на самых первых минутах контакта распознаете клиентов,
которые не приносят ни дохода, ни удовлетворения, ни радости,
а отнимают ваши время, силы и энергию, то буду рада за вас. Для меня
это означает, что и я не зря тратила на вас время, обучая
распознаванию манипуляций.
Один из распространенных косяков начинающих психоконсультантов –
потеря времени и энергии на общение с динамистами. Это особый тип
клиента, выведенный в анекдоте, хоть и неприличном, но зато
убийственно точно определяющем суть проблемы.

Приходит мужик к врачу и говорит:

– Доктор у меня три яйца!
– Раздевайтесь, посмотрим!
Мужик разделся, доктор щупал-щупал:
– Я только два нашел, странно…
Пригласил медсестру. Сестра щупала-щупала и говорит:
– Да где же три-то? Два!
Мужик говорит:
– Странно, утром три было… Ну, ладно, раз все нормально, пойду я!
Выходит из больницы, встречает друга. Друг спрашивает:
– Ты что, заболел?
– Да нет! Вот была пара свободных минут, зашел яйца почесать!

В результате такой коммуникации профессионалы, хоть и сделали свою

работу безупречно – согласились на консультацию, удовлетворили
запрос пациента, поставили правильный диагноз, – тем не менее,
унижены ни за что, а пациент оказывается безнаказанным.
В практике психоконсультирования подобные контакты сплошь и рядом,
давайте научимся распознавать клиентов с подобными стратегиями
и держаться от них подальше в целях сохранения собственных ресурсов.

Игра «Динамо»
В психологической литературе стратегию такого клиента описал Эрик
Берн под названием «Динамо». Правда, Берн относит эту игру
к сексуальным играм, а не к играм на приеме у психотерапевта, и речь
у него идет о мужчине и женщине. Возможно, поэтому начинающие
психоконсультанты не сразу распознают клиента-динамиста. Надо
самому пройти через опыт взаимодействия с людьми,
демонстрирующими подобные стратегии, чтобы с первой реплики
увидеть их и применить антитезис, ибо увязнете в переговорах по самое
не хочу.
Если честно, мне одного раза не хватило. Динамисты изобретательны,
свои диалоги начинают с лести, а я на нее клюю. Уж сколько раз
твердили миру, что лесть гнусна, вредна; но только все не впрок…

«Такая яркая фигура, как вы!»

Вот первый пример. Изменив узнаваемые детали и опустив имя,
помещаю письмо как типичный образчик манипуляции. Пишет коллега,
молодой человек, с которым мы знакомы заочно через Сеть. Год назад
он предложил мне свои менеджерские услуги по набору моей группы
в его городе, но так и не набрал людей, и у меня остался привкус досады
от долгой и бесплодной переписки с ним по поводу деталей набора.
И вот он снова на связи:
– Добрый день, Римма! Я был полон надежды увидеться на юбилейной
конференции… но не случилось. И, тем не менее, вопрос остался: как
так-то… 20 лет – и без такой яркой фигуры, как Вы?
– Что предлагаете?
– Первое – объяснить свою позицию; второе – приехать уже
в следующем году с тренингом в наш город. Вторая попытка имеет все
шансы быть успешной!!!
– Это от Вас зависит.
– По 1 пункту – нет; по 2 пункту – согласен. Свободные даты?
Даю даты и объявляю сумму своего гонорара в евро, на который я
перешла по случаю инфляции. Молодой человек реагирует:
– В рублях сумму можно зафиксировать? Или намеренно курсовые риски
вешаете на приглашающую сторону???
– Я не вешаю, а сообщаю условия райдера. Приглашающей стороне
не воспрещается объявить участникам стоимость в евро, в чем
проблема?
– Проблема в том, что такой риск: 1) объективно существует! 2) ставит
в неудобную позицию принимающую сторону – евро только растет
в России. 3) усложняет расчеты с рублевыми участниками.
Конструктивное предложение: фиксируем гонорар за 3 дня в рублях.
– Коллега, мне так жаль времени на переговоры с Вами! Забудьте
о нашем разговоре, хотите поучаствовать в моих тренингах – приезжайте
и участвуйте.
– Ок. Обязательно, судя по всему, это действительно будет идеальным
вариантом! Извиняюсь за доставленное неудобство! Шикарного дня!
– Ближайший тренинг в эти выходные в Новосибирске.
– Благодарю за информацию. К сожалению, нет возможности. Где-то
есть список дат с темами тренингов на следующий год?
– Нет. Как только найдете возможность, я тут же пришлю дату и тему
ближайшего тренинга.

Злорадство = злость + радость

После разговора чувствую злорадство. Это положительная эмоция,
потому что катарсическая: то, что послали вам, вы отразили и вернули
агрессору. Как слово «злорадство» является сложным и состоит из двух
корней, так и чувство злорадства состоит из двух чувств – злости
и радости. Злюсь на молодого человека, который называет себя
психологом, но играет в игры и «не лечится». Радуюсь тому, что
не повелась на его манипуляции.
А теперь давайте разберем наш диалог с точки зрения процесса
взаимодействия. Игра «Динамо» состоит из последовательности ходов
по следующей схеме:

1. Уайт – обольщение; Блэк – контробольщение;

2. Уайт – капитуляция; Блэк – победа;
3. Уайт – нападение; Блэк – крах.

В данном случае мне уготована роль Блэка. Вряд ли это осознанное

намерение молодого человека, ведь игры ведутся бессознательно. Тем
не менее, если я поведусь, то выбешусь, потому что он навешает мне
в хвост и гриву просто так, ни за что. Но я уже помню этого джентльмена
и знаю, чего от него ожидать. Схемы игр хорошо описаны Берном,
описаны также и антитезисы. Антитезис к «Динамо» состоит
в способности 2-го участника взаимодействия (Блэка) «избежать
вовлечения в игру или хотя бы удержать ее под контролем, которое
зависит от его умения отличить выражение истинных чувств от хода
в игре»24.
Как же их отличить-то? В этом-то и весь прикол! Если вы примете
комплимент за чистую монету, за выражение уважения и восхищения,
а не за манипуляцию, то попадетесь, как периодически попадаюсь я.
Берн описал игры, но не проиллюстрировал своим опытом, вот беда!
Учитесь, пока я делюсь своими косяками.
Итак, классическое начало: молодой человек с первых строк отвесил мне
комплимент – назвал «яркой фигурой в психотерапии». Приятно, я
и сама так считаю. Но как узнать, искреннее это чувство или
манипуляция? Манипуляция, потому что он выразил чувство не в виде
прямого высказывания («считаю Вас яркой фигурой в психотерапии
и сожалею, что Вас не было на юбилее»), а в виде упрека
(«не случилось… как так-то»). Вот эта гремучая смесь меда с дегтем
и жабы с розой как раз показывает, что перед вами двойная трансакция
(восхищается как ученик учителем и упрекает как папа дочку).
Но и это не все. Молодой человек, как выясняется из его письма, «был
полон надежд увидеться». Стесняюсь спросить, зачем? И почему
сообщает об этом сейчас, когда конференция уже прошла? Был бы
полон надежд – сообщил бы об этом не после, а до. А раз не сообщил,
то значит, снова манипулирует. На этот раз я «виновата» в том, что а)
не обладаю телепатией, чтобы прочесть его мысли; б) не оправдала его
ожиданий; в) не могу повернуть время вспять и исправить оплошность.

Контрперенос
Мы распознаем подобные «смеси» по своей бессознательной реакции
на стимул собеседника, или по контрпереносу, которому можно
доверять, разумеется, если он осознан. Что вам хочется сделать
с собеседником: поблагодарить, послать подальше, плюнуть в лицо,
двинуть по морде, обнять со слезами, убаюкать на ручках? Внутри себя
мы не так вежливы и церемонны, как снаружи, и это как раз то, что нужно
в данной конкретной ситуации. Осознавайте свое чувство и верьте ему!
Мой внутренний текст молодому человеку: «Ты кто такой, чтоб я перед
тобой отчитывалась? Не была на юбилее – мое дело! А тебе че надо?
Хотел встретиться – написал бы заранее, после драки кулаками
не машут!» Разумеется, будучи социальными существами, опускаем
асоциальную часть текста, оставляя только то, что допустимо: «Что
предлагаете?»
Это законный вопрос, потому что теряюсь в догадках, в какой роли его
воспринимать. Коллега? Ученик? Эксперт? Кавалер? Менеджер?
Клиент? В зависимости от того, чего он от меня хочет, я буду
действовать по-разному.
В ответ получаю еще раз предложение провести группу. Если честно,
заранее знаю, что группы не будет, потому что уже знакома
со стратегиями этого человека по прошлой переписке. Но даю шанс, так
как верю, что, согласно одному из пяти основополагающих постулатов
Милтона Эриксона, «все люди способны к изменениям». Увы, пока что
все то да потому: восторженные комплименты немедленно сменяются
упреком на жаргоне: «Намеренно курсовые
риски вешаете на приглашающую сторону???» Это второй виток
«Динамо». Цель этой разрушительной игры – злонамеренная месть,
психологическое вознаграждение – выражение ненависти и проекция
вины.
Опять проверяю – точно это не мои «гуси», может, это я сделала что-то
не то? Перевести оплату тренингов в евро – вынужденная мера,
позволяющая ведущему и организатору позаботиться о себе. Рубль
падает – евро растет. Пока организатор собирает группу в течение двух
месяцев за рубли, гонорар уменьшится. Но если купить за рубли евро –
он сохранится. Это не повышает, а понижает риски. Правда, есть одно
неудобство – участникам придется потратить свое время на поход в банк
и обмен рублей на евро. Сумма для них от этого не изменится,
но менеджер и ведущий будут спать спокойно – инфляция не уничтожит
их труд. А может, и уничтожит – курс валюты не стабильный, но я под
этим подписываюсь, рискуя в равной степени со всеми. До сих пор эта
схема устраивала всех моих партнеров в силу ее выгоды для всех трех
сторон.

«Почему бы вам не… – Да, но»

Однако мой собеседник не соглашается. Уважаю его право. Больше,
кажется, беседовать не о чем. Но он продолжает диалог – снова вежлив,
извиняется за доставленное неудобство и даже как будто в восторге
от возможности стать не организатором, а участником моего тренинга.
Игра пошла на третий круг: как только сообщаю даты ближайшего
тренинга – снова манипулирует, на этот раз начав игру «Почему бы вам
не… – Да, но», также блестяще описанную Эриком Берном в той же
книге25. Суть игры не в том, чтобы согласиться с предложениями,
а в том, чтобы их отвергнуть. Цель – обретение уверенности,
а психологический выигрыш – торжество над беспомощностью
собеседника. В ответ на мое сообщение молодой человек отвечает:
«Благодарю за информацию. К сожалению, нет возможности». Кто бы
сомневался.
И последний виток игры. Видимо, поднаторевшая в боях с динамистами,
я все же приобрела способность сохранять себя, экономя силы и время,
поэтому пить из меня кровь не слишком легко. Вопрос: «Где-то есть
список дат с темами тренингов на следующий год?» – просто насмешил
меня. И не только меня; я прочла его вслух гостившей в этот момент
подруге-психологу, и та, будучи в теме, заржала без всяких
комментариев. Но для уважаемых читателей прокомментирую. Если ваш
собеседник просит вас проделать с вашей стороны вашу работу, а сам
отказывается взять на себя какие бы то ни было обязательства, то это
не партнерство. Как говорит моя дочь, тоже психотерапевт,
«партнерство – это когда выгодно всем сторонам, а не когда один
поимел другого». Правда, Аня, не стесняется в выражениях и использует
более экспрессивные глаголы. Мой ответ, положивший конец переписке,
вы прочли выше.

Содержание и процесс
Я много раз влипала в жир подобных манипулятивных переписок, пока
не обучилась процессу. Процесс – это ответ на вопрос: что один
собеседник чувствует и делает с другим, произнося те или иные слова?
Если содержание слов и процесс совпадают, то перед вами прямое
высказывание. Если расходятся – мы имеем дело с манипуляцией. Если
вы научились видеть это расхождение, то вы нашли антитезис и даже
можете получать удовольствие во время жестких психологических игр
ваших клиентов, как получает мужчина удовольствие от легкого флирта
в игре «Динамо», если держит ситуацию под контролем.

Доктор Милтон Эриксон

о профессиональных пациентах
Сделав это открытие, я несколько раз намеренно доводила переписку
с динамистами до конца – только для того, чтобы иметь письменный
образец в учебных целях. Я додумалась до этого не сама, а прочла
у старого мудрого Милтона Эриксона, который тоже записал диалог вот
с таким динамистом, потому что «подобный материал мог пригодиться
для преподавания»26. Доктор Эриксон, читая бесконечные описания
рационализаций своего несостоявшегося пациента, на трех страницах
объясняющего, почему тот никак не доедет до города Феникса, чтобы
попасть, наконец, к нему на прием, комментирует их так: «Вот еще один
профессиональный пациент, который никогда не излечится, а лишь
высосет из меня время и силы, и все напрасно»27.
Что ж, позвольте клиентам-динамистам высосать ваши силы и время,
чтобы получить свой урок, но только отнеситесь к этому опыту как
к ценности! За одного битого двух небитых дают.

«Надеюсь, вы понимаете…»
– Здравствуйте, Римма, я хотела узнать о возможности консультаций
с вами по скайпу. Мне вас порекомендовала общая знакомая.
Пожалуйста, сообщите, ведете ли вы консультации через интернет.
С уважением, Z.
– Здравствуйте, Z. Да, с иногородними работаю по скайпу. Вы из какого
города?
Спасибо за ответ, Римма. Я нахожусь за рубежом. Скажите, а paypal
к оплате вы принимаете?
– Z, нет, у меня есть карта Сбербанка. Обычно зарубежные клиенты
решают проблему тем, что просят оплатить консультацию своих
российских близких.
– Да, я постараюсь этот вопрос решить. Надеюсь, это получится. Мне бы
хотелось вас попросить о кратком разговоре без оплаты до сессий,
если бы я могла вам позвонить на телефон. Мне бы хотелось понять,
работаете ли вы с моими проблемами, вы не возражаете?
– Возражаю. Это платная работа, потому что является диагностикой.
– Я вас поняла, я подумаю. Вы могли бы меня ознакомить с возможными
вариантами работы и расценок?
– Сообщаю стоимость часа работы. Про вариант работы вопроса
не поняла, Вы сами, мне кажется, предложили беседу по скайпу.
– Спасибо, Римма.
Через два часа.
– Римма, конечно, вы понимаете, что ваши расценки совершенно
не конкурентны, я надеюсь. Кроме того, ваш подход оставляет желать
лучшего. Ну а ту часть, которую вы не поняли, меня интересовало,
какими методиками вы пользуетесь, работаете ли вы коротко или долго
и проч., странно, что вы не смогли ответить на этот вопрос как
специалист. Именно эти вопросы я и хотела вам задать в бесплатном
коротком разговоре, предварительной консультации, если хотите, наряду
с тем, чтобы узнать, на чем вы специализируетесь, и подходите ли вы
мне, как специалист. Если это и диагностика, то, скорее, с моей стороны,
которую я желаю сделать перед тем, как платить деньги и ставить
на уши знакомых и друзей. Надеюсь, что этот маленький опыт пойдет
на пользу и вам, и мне. С уважением, Z.
– Z, благодарю за Ваше мнение. Смею напомнить, что это ВЫ мне
написали, а не я Вам, то есть ВЫ нуждались в моих услугах, а не я
в Ваших «маленьких опытах», не правда ли? Всего доброго.
– Конечно. Главное, не волнуйтесь. Сходите на курсы по работе
с клиентами, тут у вас огромный пробел, и у вас тоже будет счастье.
Всего доброго.

Крах Блэка
После предыдущего комментария я не буду еще раз рассказывать
подробно про игру «Динамо», напомню только схему:

1. Уайт – обольщение; Блэк – контробольщение;

2. Уайт – капитуляция; Блэк – победа;
3. Уайт – нападение; Блэк – крах.

В данном диалоге схема выдержана классически: вежливая

потенциальная клиентка, заручившись именем общей знакомой (которая
оказалась никакой не знакомой, просто ответила на форуме на просьбу
найти хорошего психотерапевта, назвав мое имя), запрашивает
информацию об условиях работы и соглашается с ними, по крайней
мере, внешне, на словах. Единственное, что меня насторожило, что она,
после нашего обоюдного согласия, вместо того, чтобы начать работать,
делает предложение, идущее вразрез с этикой психотерапии –
предлагает бесплатную беседу. После моего отказа продолжает эту
беседу, но уже без моего согласия и в письменном виде – с ожиданием,
что я дам развернутый ответ на вопрос о том, какие методы я применяю
в психоконсультировании. Если я пойду на это, то мне придется написать
в виде письма женщине ту самую книгу по психологическому
консультированию, которую я никак не могу закончить уже 15 лет.
Но дело даже не в том, что на это уйдет масса моего времени и сил,
а в том, что эта информация никак не продвинет ее в решении ее
проблемы, зато выбесит меня, чего ей и нужно.
Получив отказ, женщина выходит из контакта, но через два часа
возвращается и наносит сокрушительный удар, вынеся мне вердикт, что
я плохой профессионал, потому что не так поняла ее вопрос,
а следовательно не имею права ни на высокую (с ее точки зрения)
стоимость работы, ни на удобный для меня способ оплаты. В ответ
на мое возражение, уже забыв приличия, просто хамит, обнаруживая
этим истинные мотивы своего обращения к специалисту («поставить
на уши»). Напомню, что подоплекой игры является стремление
инициатора игры (Уайта) выразить ненависть и спроецировать вину.
Кстати, в конце женщина дает дельный совет – сходить на курсы
по работе с клиентами, и будет вам счастье. Полностью поддерживаю
эту инициативу – научитесь выявлять клиентов-динамистов, чтобы
отсекать их на первой же реплике. И еще: психологу нужно научиться
идти навстречу клиенту, но при этом не быть заинтересованным
в результате.

«Это очень муторно»

– Здравствуйте, Римма. Вас порекомендовала наша общая знакомая как
психотерапевта, который мог бы помочь разобраться в моей ситуации.
Консультируете ли вы по скайпу, и что для этого нужно?
– Да, консультирую, стоимость часа следующая, о времени нужно
договариваться с учетом разницы поясов.
– Отлично! У вас есть счет в paypal? К сожалению, Яндекс. Деньги
и другие системы не принимают мои карточки к оплате, а банковские
переводы – это очень муторно. Спасибо.
– Нет, у меня есть карта Сбербанка.
– А как вы обычно поступаете с заграничными клиентами? Может быть,
возможна какая-нибудь альтернатива – открыть вам счет в paypal или
перевести вашим знакомым, послать подарочную карту Амазона,
перевод Вестерн Юнион? Спасибо.
– Когда заграничные клиенты пишут, что не хотят морочиться, а хотят
заморочить меня, я им возвращаю это намерение. К сожалению, это
УЖЕ бесплатная терапия. Почему бы Вам самому не найти в России
знакомых, перевести им деньги удобным для Вас способом, а потом они
с легкостью переведут на мою карту Сбербанка Ваши деньги?
– Да, это было моим вторым предложением, но я не стал его озвучивать.
Может быть, вы пять лет хотели открыть счет в paypal, а это был бы
прекрасный повод? (смайл).
К счастью, чувство юмора у клиента оказалось сильнее, чем желание
получить бонус в виде отреагирования ненависти, поэтому контакт
состоялся, правда, через несколько месяцев, когда изменились цены,
и пришлось заново договариваться об условиях. Клиент даже
не скрывает своего эгоизма, предлагая психотерапевту подстроиться под
него, называя эту манипуляцию «альтернативой». Альтернативу он
рассматривает только для МОИХ действий, но не для своих.
Были времена, когда я соглашалась на не удобные для себя
предложения: ехала в банк, по дороге простаивая в пробках, стояла
в очередях за деньгами, теряя время. И обнаруживала в итоге, что
с иными клиентами дешевле не иметь дела, нежели соглашаться на их
условия.

Так можно?!
Справедливости ради следует сказать, что есть исключения среди
клиентов. Привожу еще один фрагмент переписки, чтобы вы
почувствовали разницу.
– Здравствуйте, Римма! Я знакома с Вами заочно через Ваши книги.
Обращаюсь к Вам за психотерапевтической помощью. Я живу далеко,
поэтому возможна ли работа с Вами в скайпе с оплатой через
банковский перевод? Готова отправить деньги через систему Вестерн
Юнион, а Вы просто получите их по паспорту. Или какие Ваши условия?
– Мне удобно получать деньги на карту Сбербанка. Обычно иностранные
клиенты предлагают другие возможности – это предполагает мое
обращение за деньгами в банк и отнимает времени больше, чем сама
консультация. Чаще всего в России у моих иностранных клиентов есть
друзья или родственники, которые берут на себя эти хлопоты, за что я
им благодарна.
Через сутки:
– Римма, я не смогу отправить оплату на карту. Мне везде отказали.
Только через Вестерн Юнион или Юнистрим. Мне так жаль.
– До вас тоже никому не удавалось. Поэтому я написала готовое
решение – Вы можете попросить кого-то из Ваших знакомых в России
получить Ваши деньги с помощью Вестерн Юнион и переслать на мою
карту. Это отнимает время, поэтому, как я уже написала выше, я этого
делать не буду.
Чтобы не утомлять читателя, скажу, что моя клиентка, перебрав
возможности и проделав лишнюю работу, которую до нее безуспешно
проделывали другие, пришла к тому, что я ей предложила изначально.
Наши клиенты – свободные люди, поэтому давать им советы
бессмысленно, и вы сами это хорошо знаете. Совсем другое дело, когда
они найдут выход самостоятельно.
Наш дальнейший диалог с женщиной шел по скайпу после того, как она
осуществила через своих российских знакомых перевод на мою карту.
Она сказала, что мой отказ «просто» сходить в банк и получить перевод
изумил ее: так можно? По ее словам, эта моя стратегия как раз
и явилась той помощью, в которой она нуждалась.

Психологу ничего не нужно от клиента

Примеров, которые я выбирала для этой главы, так много, что пришлось
ограничиться самыми последними по времени. Предложения
о бесплатной беседе, предваряющей консультацию, я уже получала
не раз и даже написала миниатюру, основанную на реальном диалоге,
«Есть ли у нас химия?»28 Также не отказала себе в удовольствии
записать беседу с мужчиной, который дал фору всем динамистам,
доселе встреченным мною, получился рассказ «Видите ли»29. В нем
количество и качество рационализаций, почему клиент НЕ придет
на сессию, о которой он туманно попросил, восхищает бесконечным
разнообразием. Клиенты-динамисты думают, вероятно, что
психотерапевту больше нет дела, как вникать в подобные причины,
тратя на это бесценное время жизни.
Психолог-консультант вступает с клиентами в инструментальные,
а не «человеческие» отношения; он не мама, не друг, не спасатель,
не «хороший человек», а инструмент для решения психологических
проблем клиента. Но только психологических, а не всех подряд. И хотя
психолог общается с клиентом за деньги, стояние в очереди
за банковским переводом не входит в контракт. И еще: чтобы психолог
мог работать максимально непредвзято, ему нужно помнить: у психолога
во время консультирования нет проблем, ему ничего не надо от клиента.

«Была бы очень признательна»

А вот пример другого рода, хотя из той же оперы: «Динамо» третьей
степени. Это женщина, с которой я отказалась иметь дело в рамках
групповой работы, потому что она не соглашалась соблюдать правила
участия.
– Римма, добрый день. Хочу узнать о возможности прийти на личную
консультацию по обсуждавшейся нами теме. С уважением, Y.
– Y, я подумала над этим и поняла, что лучше отказаться до начала.
Предлагаю обратиться к моей коллеге, у которой квалификация
позволяет работать с подобными случаями.
– Хотела бы тогда поинтересоваться о причинах и предпосылках
к такому пониманию. Была бы очень признательна.
– Причины мои личные, хотела бы оставить их при себе.
– На мой взгляд, у Вас более подходящая квалификация, и я Вам
больше доверяю, чем Вашей коллеге.
– Спасибо, я это ценю.
– Потому мне бы хотелось хоть одну встречу с Вами провести.
– Уже ответила выше.
– Ну, я надеюсь как-то поколебать Ваше решение.
Через час:
– А можно, я тогда полюбопытствую, какая квалификация требуется для
работы с подобными случаями? Может быть, я, опираясь на Ваши
рекомендации, найду более приемлемого для меня человека, чем Ваша
коллега?
– Y, все, что я имела сказать, написано выше. Дальше в беседе
не участвую.
В данном случае мое чувство во время переписки не злость, а страх. То,
что это «Динамо» – сто процентов, но в описании Берна эта игра имеет
три степени. По разным признакам данный вариант сильно смахивает
на высшую степень – жестокую игру с тяжелыми последствиями, вплоть
до суда или самоубийства.
Как я это поняла? Аватарка моей собеседницы – это не ее портрет,
а пустой квадратик с фотокамерой, вместо ее собственного имени –
название литературного персонажа. Наше предварительное общение
строилось по этой же схеме – по причинам конфиденциальности опускаю
подробности, скажу только, что эта женщина записывала мою речь
на диктофон, не спросив ни у меня, ни у группы разрешения
и не предупредив об этом. Настаивание на том, чтобы я согласилась
«хотя бы на одну встречу» после того, как я уже отказала,
свидетельствует вовсе не о том, как ей нужно получить помощь, потому
что за одну встречу чудесного изменения с человеком, как правило,
не происходит. Зато она получила бы возможность за этот час оставить
от меня одно только мокрое место.

Ничего, кроме слез и пота

Что же делать начинающему психоконсультанту с этими
«профессиональными пациентами»? Мне близки и слова выдающегося
политика ХХ века Уинстона Черчилля: «Я не могу вам предложить
ничего, кроме пота и крови, тягот и слез». Поэтому получайте опыт,
осознавайте, учитесь за содержанием видеть процесс и отличать
истинные чувства от манипуляций.

Глава 20. Любить за деньги

«Я не зря потерял время»
– Ты меня любишь?
– Не, ну что ты начинаешь, нормально же общались!
Анекдот.
И опять обжигаемся о самую горячую точку нашего ремесла – тему
денег. Она табуирована, и вот почему. Психолог оказывает помощь
за деньги. Вроде бы, нет проблемы, сантехник тоже, и никто не ропщет.
Но тут вот в чем косяк: унитаз потрогаешь, психологическую помощь –
нет, и тогда за что платить? Как-то один клиент после сессии оценил мою
работу: «Любопытно было с вами поболтать». А другой поблагодарил
за участие в групповом тренинге следующими словами: «Я не зря здесь
потерял время».
На уровне восприятия клиента главный итог психологической работы –
изменение эмоционального состояния. Чем и как оно достигается
в беседе с психологом, клиенту неведомо, но, обретя покой и гармонию,
он обескуражен: как, за это надо платить?! Он получил бы то же самое,
только бесплатно, задушевно беседуя на кухне с другом под водочку
с селедочкой. В головах людей есть установка: помогать – хорошо, брать
деньги – плохо. И пока мы, психологи, так думаем, мы будем считать
себя плохими и жадными.

«Ты меня любишь?»

Чего же они от нас хотят за свои деньги? Ирвин Ялом пишет о том, что
главный вопрос клиента психотерапевту: «Ты меня любишь?» «Этот
вопрос представляет собой угрозу самой сути психотерапевтического
контракта, так как поднимает на поверхность темы, которые обе стороны
договорились не замечать. От таких вопросов всего лишь один шаг
до вариаций на тему «дружбы за деньги»: «Если тебе действительно
есть до нас дело, то стал бы ты лечить нас, если бы мы не могли
заплатить?»30
Ирвин Ялом назвал зверя по имени, открыто признав тот факт, что
«глубочайший и ужасный секрет психотерапевта» заключается в том, что
«напряженная драма», разыгрывающаяся между ним и клиентами, в его
жизни «играет очень незначительную, строго ограниченную роль». То
есть, с одной стороны, человечность психотерапевта есть «ядро
терапевтических отношений», к ней мы стремимся и именно она,
а не техники, исцеляют клиента; с другой – мы вступаем в близкие
и открытые отношения с клиентом в строго ограниченное время и –
за деньги.
Сразу скажу, что четкую границу между человечностью и деньгами
в психотерапии вы раз и навсегда не проведете, а будете нащупывать ее
в каждом конкретном, отдельно взятом случае, опираясь на интуицию
и опыт. В начале пути того и другого катастрофически не хватает,
поэтому шишки будете набивать чаще, вступая вольно или невольно
в двойные отношения. Но несколько костылей попробую дать.
 Чек на 10 долларов
Помню, какое шокирующее впечатление произвело на меня
воспоминание Джона Энрайта о работе Фрица Перлза. Основатель
гештальт терапии засыпает прямо во время психотерапевтической
сессии, демонстрируя не только равнодушие к проблеме клиента,
но и абсолютную материальную незаинтересованность.
«Однажды человек прорабатывал сон, который казался
неправдоподобно скучным. Это было так скверно, что в какой-то момент
я подумал, как он, Фриц Перлз, мог не заснуть от этого. Фриц, по-
видимому, тоже так думал – он соскальзывал все ниже и ниже в своем
кресле, и послышались тихие похрапывания. Человек был озадачен,
остановился на мгновение, и когда стало ясно, что Фриц действительно
заснул, а не притворяется, имея в виду показать нечто, человек встал,
подошел к креслу Фрица и легонько его встряхнул. Когда Фриц открыл
глаза и взглянул на него, человек выразил свое неудовольствие,
оправдывая это тем, что, как он сказал, он заплатил уйму денег за это
занятие и требует внимания Фрица. Фриц повернулся, вынул свой
бумажник, выписал ему чек на 10 долларов и снова закрыл глаза,
засыпая»31.
Я не раз вспоминала этот случай, когда, клюя носом на скучнейших
сессиях своих клиентов, осуждала себя за такие «недостойные чувства».
Ведь клиенты заплатили нам, чтобы мы, психотерапевты, оказывали им
помощь. Является ли помощью высказанная нами клиенту «правда»
о том, что «нам с ними спать хочется»? И не психанет ли клиент,
услышав такое откровение, и не потребует ли свои деньги назад?
И на что мы будем жить, такие все правдивые, если к нам перестанут
обращаться за помощью и платить за нее?

Клиент дает заработок

Именно эта тревога звучит в ваших комментариях к моему
опубликованному отрывку о клиентах-динамистах, уважаемые коллеги.
Процитирую психолога Ирину Волченко: «Клиент, реально нуждающийся
в помощи психолога, так и не попадает на прием к профессионалу,
который видит его стратегии и действительно может показать ему суть
его игры, ну, и заработать (а для начинающих и частных психологов
важен каждый клиент, так как дает опыт и заработок). Я обычно молча
отмечаю особенности контакта с клиентом, понимая, что это потом
можно использовать в работе. Хотя действительно при договоренности
бывает непросто, помогают принятие, заинтересованность в работе
и доходе»32.
Вот она, ловушка начинающих психологов-консультантов –
заинтересованность в доходе. Это наше слабое место, ведь мы люди,
живем на деньги, как и все. И пока мы, подобно персонажу известного
мультфильма, бьемся над дилеммой, в каком месте поставить запятую
в пресловутом задании: «ПОМОГАТЬ НЕЛЬЗЯ ЗАРАБАТЫВАТЬ», пока
это наше слабое место не укреплено с помощью соответствующих
установок, клиент будет жать на эту кнопку, манипулируя нашим
страхом.

Помогать и/или зарабатывать?

Так помогать или зарабатывать? И то, и другое: и помогать,
и зарабатывать. Совмещение этих двух функций психолога-консультанта
вызывает трудность, если они входят в противоречие. Суть его, как было
сказано выше, в двойных отношениях, в том, что мы «любим» клиента
за деньги в течение часа. Эта мысль для клиента невыносима, но для
него много чего невыносимо, потому что в его голове психолог – это мать
родная, предназначенная для круглосуточного бесплатного юзанья,
а не профессионал для решения его проблем.
Любить, с точки зрения клиента, это значит оправдывать его ожидания.
Все эти ожидания не имеют никакого отношения к делу, потому что
«от психолога требуется лишь одно качество – уметь оказывать
психологическую помощь. Идеальный психолог – никакой, то есть
разный. Он такой, каким надо быть, чтобы помочь: грубым и спокойным,
агрессивным и ласковым, скучным и эмоциональным и т. д. Все зависит
от того, насколько это поможет в работе. Психолог – это не человек,
а „инструмент“ для решения психологических проблем»33.

Любить по-нашему
Не сразу, но постепенно, в ходе терапии, мы доносим до нашего клиента,
что наша «любовь» отличается (и сильно!) от его ожиданий. И если все
пойдет как надо, то в конечном итоге такой строптивый психолог
не только «слюбится-стерпится», но и откроет новые горизонты
отношений, несомненно, более здоровые и зрелые. И принципы,
на которых базируется эта «любовь», оказывается, подойдут и для
отношений с людьми в той жизни, что за пределами кабинета
психолога, – с мужьями-женами, партнерами по бизнесу, детьми и проч.
Вот сравнительная таблица «любовей»: в первой колонке – с точки
зрения клиента; во второй – психотерапевта.
 Курсы о возврате мужа
Сравнивая содержание колонок, вы обнаружите, что эти двое далеки
от взаимности: первый ждет любви, второй подписывается не под
любовь, а под оказание помощи. Но и это еще не все. Взгляд
на проблему у клиента и терапевта тоже не совпадает, поэтому, чем мы
лучше делаем свою работу, тем больше раздражается клиент.
Вот одно из писем от незнакомой женщины, которая взывает о помощи:
– Здравствуйте, Римма Ефимкина. Мне нужна ваша помощь, скажите,
пожалуйста, вы даете какие-либо консультации или курсы о возврате
мужа?
– Такие курсы интересно было бы создать, но их нет, потому что люди
свободны, они сами решают, уходить или оставаться. А с Вашим
состоянием на психологической сессии – Вы можете что-то сделать,
например, снизить панику и найти силы жить дальше на случай, если
муж все-таки не вернется. Вот даты и стоимость тренинга, вот условия
индивидуальной консультации.
– То есть от курса ничего не зависит, вернется муж или нет, я вас
правильно понимаю?
– Если Вам нужны гарантии, то психологи их не дают. Это что-то типа
приворота, не наш профиль.

Только не называйте это любовью

Это письмо, типичное для «непуганого» клиента, то есть человека,
с которым психолог еще не работал ни разу. Письмо настоящее, я
скопировала его из своей почты (такие приходят ежедневно), опустив
имя для соблюдения конфиденциальности. Женщина не стала со мной
работать, но анализировать письмо я буду так, будто я знаю, что будет
дальше. Это нетрудно, потому что поведение большинства людей
предсказуемо и поддается прогнозу (до тех пор, пока они не начнут
пользоваться своим сознанием и не станут индивидуальностями).
Запрос женщины предполагает, что психолог-маг заочно сделает нечто
с человеком (мужем), который не просил с ним что-то делать. Аксиома
психотерапии – помогать только инициатору психотерапии, в этом суть
этического принципа добровольности.
У женщины другие ценности, она считает, что прогнуть человека без его
согласия – хорошо и правильно. Она и психолога будет прогибать точно
так же, потому что это ее бессознательная стратегия, распространяемая
ею на все, что шевелится. Работа психолога (если б женщина
согласилась работать) – показать женщине ее стратегию и ее
последствия. Когда она мысленно встанет на место мужа (и любого
другого человека, кого она прогибает), то почувствует отчаяние
и раздражение. Она вспомнит, что и с ней так поступали в ее
родительской семье, горечь подступит к ее сердцу и прольется
очистительными слезами, и это ее шанс на изменение. В ходе терапии
ее осенит, что она сбежала из родительского дома в семнадцать лет,
потому что невыносимо изо дня в день выдерживать психологический
террор. И тогда ей легче будет понять своего мужа, который тоже
не вынес и сбежал…
В общем, обычные психотерапевтические будни. Минуточку, скажете вы,
где здесь любовь? «Любовь» терапевта здесь в том, чтобы, несмотря
на ее психологический террор, продолжать оставаться с ней рядом
и терпеливо отражать в зеркале контрпереноса ее паттерн. Бесплатно
никто не в состоянии переносить общество этой доминантной женщины,
а за деньги в течение часа – другое дело. И стакан бесплатного молока.
Только не называйте это любовью, друзья, это ра-бо-та!

Просто интересно
Такой подход очень сильно отличается от кухонного, когда за рюмкой
чаю закадычная товарка, обняв вас за плечо, запевает: «Пошли его на…
лево за звездочкой!» Увы, это не работает, потому что подруга дает
совет, куда кого послать, то есть как изменить мир снаружи. А психолог-
профессионал сосредоточен на том, что внутри самого клиента – то есть
что не так в его коммуникации. Как мы сказали выше, он ни в коем
случае не дает советов, его помощь – «это активизация внутренних
ресурсов человека для того, чтобы он сам мог справиться со своей
проблемой»34.
Получим мы за свою отличную работу благодарность и деньги клиентов?
Нет. Получим обвинения в некомпетентности и угрозу уйти к другому
психологу, хорошему. Пример – еще одно письмо (тоже типичное, из тех,
что так же регулярно приходят от людей, не умеющих по-другому
канализировать свою ненависть, кроме как проецировать на других):
– Прочитала ваш рассказ «Троянский волк». А вы никогда
не задумывались, что думают клиенты о вашей работе? Просто
интересно!

Соответствовать ожиданиям
Как только вижу вопросительную форму предложения, усиленную
словосочетанием «просто интересно» – так сразу тошнит. Это
профессиональная деформация, друзья, по-другому – опыт. По опыту
знаю, что человеку, задавшему этот риторический вопрос, нужен
не ответ, а повод, чтобы прочистить авгиевы конюшни подавленной
ненависти и обрушить их содержимое на меня.
Отвечаю всем и сразу: мне совершенно неинтересно, что клиенты
ДУМАЮТ о моей работе. Если мне понадобится супервизия или
экспертиза, на то есть мнение о моей работе специалистов, обладающих
соответствующей квалификацией. У клиента ее нет, он может только
глючить, исходя их своих бытовых представлений о работе психолога.
Здесь же скажу, что если мне наплевать на мысли клиента, то
не наплевать на его чувства. И если я буду тверда в своей ментальной
позиции, но отзывчива эмоционально, то, возможно, что клиент это
услышит, поймет, хотя и не сразу. Но если я не поведусь
на манипуляции и буду шаг за шагом, последовательно, терпеливо
делать свое дело, сочетая поддержку с фрустрацией, то наши клиенты
будут расти и становиться более зрелыми людьми. И самое главное –
поймут, что психолог «любит» клиента вот так. Так, а не иначе.
В «Молитве гештальтиста» Фриц Перлз прекрасно об этом сказал: «Я
делаю свое, а ты делаешь свое. Я живу в этом мире не для того, чтобы
соответствовать твоим ожиданиям. А ты живешь в этот мире не для того,
чтобы соответствовать моим. Ты это ты, а я это я. И если нам случится
найти друг друга – это прекрасно. Если нет, этому нельзя помочь».

Парадокс
Все это прекрасно, но начинающий психоконсультант боится, что
клиентам нашим такое поведение не понравится. И до тех пор, пока он
этого боится, им очень легко манипулировать, что и делают клиенты.
И на какие шиши тогда психологу жить? Как ему зарабатывать деньги?
Ведь мы успешны настолько, насколько востребованы клиентами,
которые приносят деньги! И как же не зависеть от них и их денег?
Парадоксально, но чем меньше мы зависим от клиентов, тем честнее
и качественнее мы работаем. И как следствие – тем более мы
востребованы как специалисты. И наоборот: чем больше мы стараемся
угодить и соответствовать ожиданиям клиентов – тем менее мы
профессиональны. И как следствие – менее востребованы
и конкурентоспособны как специалисты.
Вот несколько принципов, которые четко и ясно сформулировал Сергей
Петрушин и которыми я пользуюсь при обучении психологов
консультированию:

– «психолог вступает с клиентом в «инструментальные»,

а не в «человеческие» отношения;
– психолог общается с клиентом за деньги;
– у психолога нет проблем, ему ничего не надо от клиента;
– психолог не «дружит» с клиентом;
– психолог не консультирует родных и близких;
– психолог может работать, не болея, не уставая, не «сгорая»»35.

Вам придется на себе испробовать перечисленные выше принципы,

чтобы убедиться в их эффективности. И наоборот: вам придется
прочувствовать все последствия нарушения этих законов. Если вы
дадите слабину и броситесь спасать ваших клиентов, то огребетесь
по самое не хочу. Коготку увязнуть – всей птичке пропасть.

Глава 21. Вне конкуренции

Знание основных принципов
А теперь, когда мы с горем пополам отличили помощь от любви
и обнаружили различие между нашей профессией и древнейшей, вновь
вернемся к теме денег. Их приносят клиенты. Но если мы начинающие,
то где нам взять этих клиентов? Как стать конкурентоспособными
в социальных джунглях среди зубастых коллег? Как донести до мира, что
вот он, я, весь распрекрасный, идите ко мне, и будет вам счастье!!!
В коучинге есть упражнение, в котором предлагается 1) выбрать
человека, на которого вы хотите быть похожим; 2) начать делать то же
самое, что и он. В начале главы я ссылалась на работу Фрица Перлза.
Фриц имел собственный самолет. На его демонстрационные занятия
народ ломился, стремясь первым занять горячий стул. В Биг Суре ему
построили отдельный дом для проживания. Его метод изучают
на факультетах психологии в университетах мира. Его книги переведены
на все языки. Вот он, наш герой, давайте быть похожими на него!
Когда Фрица спросили, как ему удается быть преуспевающим
психотерапевтом, он ответил: «У меня есть глаза и уши, и я не боюсь».
Друзья, черт возьми, чем мы хуже Фрица? Почему он мог себе позволить
швырнуть клиенту чек на десять баксов и оставаться верным себе, а мы
читаем об этом в хрестоматии? Ответ: Фриц НЕ БОЯЛСЯ. Вернее,
боялся, но продолжал быть собой.
Забавно, но когда я выложила текст на сайт Проза.Ру, некто Дмитриев
(имени он не указал, поэтому получается какая-то невежливая с моей
стороны ссылка) в комментарии к этому фрагменту текста написал:
«А по-моему, совершенно бессмысленно пытаться быть похожим
на Перлза. И тем более, если собственный самолет – цель твоей жизни
и критерий успеха. Во-первых, успех характеризует не Фрица Перлза,
а то место, которое он занимал в свое время и на своем месте, а это
нельзя ни вернуть, ни повторить. Во-вторых, Перлз стал великим – так
хотел походить на самого себя, подражатель же хочет походить
не на себя, а на Перлза. А это принципиальная разница»36.
Верите, нет – полностью согласна с этими словами, именно это и имела
в виду; единственное, в чем призываю быть похожими на Перлза, так это
в смелости быть не Перлзом, а самими собой! Зачем для этого нужен
социальный образец? Затем, что, согласно учению Льва Семеновича
Выготского, «Всякая функция в культурном развитии ребенка появляется
на сцену дважды, в двух планах, сперва – социальном, потом –
психологическом, сперва между людьми, как категория
интерпсихическая, затем внутри ребенка как категория
интрапсихическая». В этом суть интериоризации, или «вращивания»
чужих установок, которые из внешнего плана (плана общения) затем
переходят во внутренний план, план сознания. То есть
вышеприведенное упражнение из коучинга, о котором я написала выше,
вы уже однажды сделали, скопировав в детстве установки своих
родителей. Если они вам подходят – продолжайте жить по ним. А если
нет – проделайте эту работу снова: выберите носителя других установок,
более эффективных, и интериоризуйте их, сделайте своими. Это и есть
то, что мы называем «быть собой» – взять то, что нам подходит, а не то,
что в нас впихнули в бессознательном возрасте. Стать Перлзом вам при
этом точно не грозит.
Что же это за эффективные установки, которые меняют сознание
и позволяют быть финансово независимыми? Это несколько основных
принципов, знание которых освобождает от знания многих фактов. Не я
их открыла, о них написаны тонны книг, и вы сами отлично их знаете,
только не применяете в своей работе. Я их напомню, а применять или
не применять, решаете для себя вы.
 Принцип 1. Вкладывайся в актив
Основа основ: нужно инвестировать в актив, а не пассив. Актив – это то,
что приносит доход. Пассив – то, на что уходят деньги. Одна и та же
вещь (например, автомобиль) может быть как активом (если вы на нем
«бомбите» вечерами), так и пассивом (если используете как средство
передвижения для себя).
Как обстоит дело в нашей с вами профессии? Мы работаем
не с помощью средств производства, а самими собой. Фриц Перлз,
повторюсь, сформулировал принцип успешной психотерапевтической
работы: «У меня есть глаза и уши, и я не боюсь». Вот в этот актив
и нужно вкладываться. Применительно к психологии актив – собственная
личность. Чем я наблюдательнее, чем я осознаннее, чем я опытнее –
тем я лучший инструмент для такой работы, как психологическое
консультирование. Тратить деньги на собственное обучение,
на собственную психотерапию, на супервизию, на участие
в конференциях и конгрессах – это выгодная инвестиция.
Но ведь все эти инвестиции требуют денег, скажете вы! Это правда,
и еще каких! Но у меня были хорошие учителя, научившие, где взять
денег. Когда во время обучения параллельно в трех долгосрочных
образовательных программах по психодраме, гештальт терапии
и арттерапии плата за следующий учебный модуль поднималась из-за
инфляции или отсева участников, мы вопили, а директор программ
Нифонт Долгополов невозмутимо отвечал: «Я вам даю мощный
инструмент. Если вы его не используете для зарабатывания денег –
ваша проблема».

Сначала научись плавать, потом наполним

бассейн
И я начала работать этим инструментом еще задолго до того, как
получила сертификат. Тряслась от страха, брала за работу
символическую плату, но все-таки работала, а не ждала, когда будет
можно. И к тому времени, когда я защитилась, у меня уже были свои
клиенты. И какое-никакое, но имя. Уверяю вас, что за четверть века, что
я обучаю студентов-психологов, я наблюдаю противоположную
тенденцию: человек учится, набираясь знаний, дипломов
и сертификатов, но так и не начинает практиковать. Это инвестиция
в пассив.
Я знаю, что есть другая точка зрения: что нужно сначала выучиться,
получить документ о квалификации, а уж только потом вы имеете право
работать. Не соглашусь с этим. Для меня эта стратегия напоминает
анекдот про психбольницу, в которой психам предлагают сначала
научиться плавать, а уж потом нальют в бассейн воды. Абсурд, в сфере
психоконсультирования нужно одновременно и учиться, и работать.
Единственное, нужно пробовать методы сначала на себе, потом друг
на друге под руководством наставника и в интервизионных группах,
а потом все же на клиентах, помня о границах своей квалификации
и честно предупреждая, что вы студент. И даже в этом статусе вы
способны оказывать посильную помощь, приобретать бесценный опыт
и зарабатывать пусть небольшие, но заслуженные деньги.
Мое кредо, о котором не устаю повторять студентам: утром слушаете
лекцию по психологии на занятиях – вечером читаете ее за деньги. Вот
как я понимаю инвестицию в актив.

Принцип 2. Продвигай имя

Психологов много, а вам нужно, чтобы клиенты шли именно к вам.
Надо ли говорить, что если вас не знают, то клиентам сложновато будет
вас найти и принести вам денег за консультации. Так почему же, черт
возьми, вы прячетесь?! Отвечу за вас: из-за страха оценки. И вам есть
чего бояться. Чем выше лезет обезьяна, тем лучше видна ее задница.
Поделюсь своим опытом. Я известный психолог, и обо мне много чего
говорят, но до сих пор не побит рекорд, поставленный участниками
одной из групп в неком городе, куда меня пригласили поработать сразу
после публикации книги про инициации «Пробуждение спящей
красавицы»:
– Много слышали о вас и вашем инициатическом подходе
в консультировании, давно хотели познакомиться.
– И что вы обо мне слышали?
– Слышали, что вы бросаете людей в яму с ядовитыми змеями
и смотрите, выживут или нет…
Па-па-ба-па-пам…
Но вернемся к продвижению имени. Меня знают, потому что я хорошо
работаю. Но многие мои менее успешные коллеги работают не хуже.
Разница в том, что 30% моего рабочего времени я посвящаю
продвижению имени. Самый эффективный мой инструмент для этого –
книги. Это работает, потому что писателя или журналиста воспринимают
как эксперта, ему доверяют, к нему идут. Благодаря книгам меня знают
везде, я получаю не только ругательные, но и благодарственные письма,
которые являются той энергией, которая стимулирует писать еще. Я
востребована, меня приглашают в разные города с тренингами
и семинарами – а это клиенты и деньги.

Скромные люди ничего не дали миру

Конечно же, среди вас найдется тот, кто скажет, что не умеет писать. Вот
терпеть не могу этих «НЕ» вместо «КАК»! Наймите филолога, пусть
напишет за вас, скажите ему, что именно. Я сама, прежде чем рискнуть
написать свое, отредактировала 15 чужих книг. Я знаю, что такое страх.
Про вас тоже будут говорить что-то, что вам не понравится, это обратная
сторона известности. Это страшно, но про страх нужно помнить одно:
невозможно от него избавиться, через него нужно пройти.
Не хотите – не пишите книг! Ведите блог, колонку в местной газете,
страницу или группу в Сети, участвуйте в теле- и радиопередачах.
Светитесь, открывайтесь, покажите, что вы есть, иначе как о вас узнать-
то?
Моя студентка-психолог активно участвовала в психологических
форумах в Сети, комментируя вопросы участников. Она привлекла этим
к себе внимание и вызвала доверие и симпатию. Заинтересованным
призналась, что консультирует, и участники форума выразили желание
с ней работать. Так она заложила основу своей клиентской базы.
Другой студент вывесил объявление на психфаке, что возьмет трех
бесплатных долгосрочных клиентов на 10 консультаций для
приобретения квалификационных часов, требуемых при
сертифицировании. Желающих оказалось намного больше, и он рискнул
предложить небольшую плату. Клиенты согласились, и студент начал
зарабатывать своим ремеслом и набирать клиентскую базу.
Сами придумайте, как вам стать известными, прочтите книги
на соответствующую тему, пройдите учебные курсы. Если бы соратник
Берта Хеллингера Гунхард Вебер не убедил его дать разрешение
опубликовать записи с его семинаров с комментариями, мир так
и не узнал бы о методе семейных расстановок, который теперь приносит
пользу сотням тысяч людей. Это случилось в 1992 году, Берту
Хеллингеру в это время было 67 лет. Скромные люди ничего не дали
этому миру.

Принцип 3. Делай, что любишь

Даже такие монстры среди экспертов по зарабатыванию денег, как Бодо
Шефер, не до конца, мне кажется, догоняют основополагающий принцип.
Он пишет: «Вы должны полюбить то, что делаете»37. Не-е-ет! Вы должны
делать то, что любите!!!
Невозможно полюбить нелюбимую работу, как невозможно жене
захотеть спать с мужем, с которым не хочется спать! А ведь и с этой
темой регулярно приходят клиентки и просят помочь захотеть этого
нежеланного мужа. Кому из психологов удается в этом помочь – скиньте
контакты, буду отправлять таких клиенток к вам. Мне так и не удалось
за семь лет полюбить работу учителя русского языка в средней школе.
Невозможно полюбить то, что выбрал от страха, нужды и безысходности,
это будет стокгольмский синдром, а не любовь.
Если этот главный принцип нарушен, если в основе вашей деятельности
лежит не желание быть собой, а стремление заработать, то вы сбились
с пути и вам немедленно нужно пересмотреть свои ценности.
Вроде как, это очевидный принцип, но именно тот, который игнорирует
подавляющее большинство. И стоит мне только заикнуться о нем
начинающим психологам, как я слышу в ответ шквал оправданий,
отрицаний, обвинений: «Ага, я брошу работу, а кто меня кормить в это
время будет? Откуда я знаю, что мое, а что нет? А вдруг я снова
ошибусь – что тогда? Кто даст мне гарантии, что я начну заниматься
любимым делом, и это принесет мне деньги? Это ты так говоришь,
потому что тебе самой везет, а у меня нет никакого таланта!»

Везет тому, кто везет

Отвечаю: гарантий не даст вам никто и ни в чем. Что касается везения,
то оно начинается в тот момент, когда вы точно попадете в свое; тогда,
кажется, сама Вселенная начинает помогать в том направлении, которое
совпадает с вашим путем. Все ваши жалобы я слушаю ежедневно
на приеме и на занятиях, и они означают, что в вас нет веры.
Я сразу отличаю тех людей, кто занимается любимым делом. Они
светятся, и это видно с полувзгляда. Так, знаменитый писатель Стивен
Кинг рассказал, как отдал сына учиться играть на саксофоне. Тот
исправно занимался только в часы, отведенные на репетиции, –
но не больше. И через полгода Кинг понял, что с саксофоном лучше
завязать. «Если вы найдете что-то, в чем вы талантливы, вы будете это
(чем бы это ни было) делать, пока не пойдет кровь из пальцев или глаза
из орбит не начнут выпрыгивать. Даже если никто не слушает (не читает,
не смотрит), каждое такое действие – это бравурный спектакль,
поскольку вы как творец – счастливы. Даже, быть может, в экстазе, –
страстно пишет Стивен Кинг о радости творения. – В чем нет радости –
то нехорошо»38.
Абсолютно согласна с этим человеком. Я не поклонница его
фантастических романов-жутиков, но маленькую книжицу «Как писать
книги» прочитала на сто рядов с цветным маркером в руке.
«Плохо обращаться к какому-то жанру беллетристики только для
заработка. Во-первых, это морально нечистоплотно – работа
беллетриста в том, чтобы найти внутреннюю правду в сотканной паутине
выдуманного рассказа, а не жертвовать интеллектуальной честностью
в погоне за бабками. А во-вторых, братья и сестры, все равно
не выйдет»39. Вставьте в эти строки вместо «беллетрист» –
«психоконсультант», а вместо «беллетристика» – «консультация», и вы
получите все тот же основополагающий принцип – делай, что любишь.
 Принцип 4. Слушай душу
Душа командует, голова подчиняется – не наоборот! Кинг развивает этот
тезис, ссылаясь на свой опыт. Он пишет, что многие думают, что
писатель управляет материалом. Это не так: командует книга,
а писатель подчиняется, и это не только в писательском деле. Об этом
говорят все люди, счастливые в своем выборе профессии. Они словно
проводники, через которых проходит поток божественной воли.
Как же узнать эту божественную волю относительно себя? Теоретически
все просто – это то, что вы НЕ МОЖЕТЕ НЕ ДЕЛАТЬ. И тогда останется
сделать из этого товар, необходимый людям, рассказав о себе и вашем
товаре большому кругу людей, а рекомендации клиентов разойдутся
сами.
Заблуждение людей в том, что они в выборе дела жизни делают ставку
на разум. Помните разговор Карла Юнга с пятидесятилетним индейским
вождем, который смог объяснить разницу между миром индейца
и белого? Охвия Биано считал белых сумасшедшими на том основании,
что те говорят, что думают головой.
– Ну, разумеется! А чем же ты думаешь? – удивился Юнг.
– Наши мысли рождаются здесь, – сказал Охвия, указывая на сердце.
Этот ответ ошеломил великого психоаналитика, который и сам был
невысокого мнения о своих соотечественниках, в беседе с которыми «вы,
словно песок сквозь пальцы, пропускаете общие места, всем известные,
но тем более никому не понятные»40.
Эти общие, всем известные места относительно работы и денег,
принятые в нашей массовой культуре, так глубоко засели в наших
головах, что воспринимаются как сами собой разумеющиеся. Мы
сначала вычисляем, в какой сфере будут водиться деньги, а потом
подстраиваем себя к тому, к чему совершенно не лежит душа.

Деньги там, где энергия

Помню, как после Перестройки на факультет психологии, где я
преподаю, ломился поступать целый поток экономистов,
разочаровавшихся в своей «денежной» профессии, а потому решивших
приобрести новую «модную». Чему же удивляться, когда мы встречаемся
с ужасными последствиями такого выбора, ведь мы сами его сделали!
Запомните, все наоборот: не голова, а душа командует в выборе дела
своей жизни. А голова, этот чудесный биокомпьютер, данный нам
Господом Богом и матерью-природой, подчиняется, придумывая, как
воплотить желания души и превратить их в товар, который люди будут
расхватывать, давая возможность нам радостно творить, не думать
о деньгах и при этом иметь их в достаточном количестве. Подход
из серии «Здесь хорошо платят, поэтому пусть это будет моим
бизнесом» имеет настолько крупные отрицательные побочные эффекты,
что в корне неверен. Только область, в которую ваша энергия рвется
сама, сделает вас счастливым. А деньги всегда там, где энергия.
Потрясающе проникновенно сказал об этом величайший мифолог ХХ
века Джозеф Кэмпбелл, автор знаменитой книги «Тысячеликий герой»:
«Я знаю, что такое счастье: это чувство присутствия, глубокое
ощущение, что вы делаете именно то, что должны делать, чтобы быть
самим собой. Если вы этим и занимаетесь, то считайте, что вы уже
стоите на краю трансцендентности».
И еще он сказал про деньги, и эти слова – чистое золото: «У вас может
не быть никаких денег – это не важно. Вот что я всегда говорил своим
студентам: следуйте за своим счастьем. В вашей жизни непременно
будут мгновения подлинного счастья. А когда оно пройдет, что тогда?
Просто будьте счастливы, пока можете; это куда надежнее, чем знать,
где вам взять денег в следующем году»41. Эти слова сказаны
счастливым человеком, делавшим то, что он любит, а это значит – ему
можно верить.

Принцип 5. Будь уникальным – будь собой

Я не припомню, кто из гештальтистов-преподавателей проводил с нами
это упражнение – потрясение мое было столь велико, что включился
защитный механизм вытеснения или забывания. Наша гештальт группа
к тому времени уже сертифицировалась, и из сплоченных друзей мы
сами незаметно для себя превратились в конкурентов, сражающихся
за каждого клиента на только-только начавшем формироваться рынке
психологических услуг.
Ведущий почувствовал наше настроение по подколам друг друга, по той
холодно-ироничной атмосфере, что царила в нашей группе, прошедшей
вместе ни много ни мало три года обучения.
Чтобы сделать тайное явным, он провел мелом черту на полу внутри
круга, на одном конце нарисовал ноль, на другом – сотню и сказал:
– Встаньте в то место на черте, где вы себя ощущаете как
профессионалы.
Вот задачка так задачка! Куда встать? С одной стороны, я понимала, что
в психологическом мире я пока что никто и звать меня никак.
Но не в этой группе! Здесь я точно не хуже других.
И пока я замешкалась, размышляя, двадцать человек сгрудились,
толкаясь локтями, на отметке 100%. Они хихикали, делая вид, что нет
никакой конкуренции, и подбадривали друг друга оптимистическими
репликами:
– Вставай к нам, здесь веселее!
– Не имей сто рублей, а имей сто друзей!
– Места всем хватит!
Ведущий молча наблюдал эту картину со стороны. Я прошла
на середину черты и встала на свободное место.
– Что ж, получается, ты хуже всех? – спросил ведущий.
– Получается, что у меня своя система координат.
И хотя я забыла, кто вел тогда нашу группу, я отлично запомнила это
социометрическое упражнение. Оно позволило за несколько минут
увидеть и прочувствовать, как ведут себя люди в ситуации конкуренции.
Как много сил впустую уходит на борьбу. И как много свободного места
на рынке, если не идти стандартными путями.
Неча на зеркало пенять
Сначала ты не ты. Когда я только начинала обучаться психологическому
консультированию, то во всем подражала своему учителю Нифонту
Долгополову, главным образом голосу, манере говорить, бессознательно
воспроизводя его стиль. Нас было почти тридцать человек в группе,
и все мы были уменьшенные копии своего кумира. И не только мы;
приехав на конференцию и увидев учеников Нифонта из других городов,
я усмехнулась про себя: количество Нифонтов увеличивалось
в геометрической прогрессии. Выглядело это довольно противно.
В конце обучающего курса Нифонт предложил любопытное
упражнение – показать работу друг друга в виде психодраматических
этюдов. Мы побросали в центр круга одежду, по одной детали туалета,
и каждый мог взять вещь, надеть на себя и изобразить любого
из одногруппников. Мы с энтузиазмом бросились пародировать друг
друга, но не тут-то было! Хотя мы все вместе прошли нелегкий
трехгодичный путь обучения, про многих из нас показывать было нечего.
Пародий удостоились далеко не все, а только самые яркие личности,
имеющие в своем поведении и манере консультировать узнаваемые
отличия.
Когда мою работу изобразил не кто иной, как сам учитель, я испытала
два противоречивых чувства. С одной стороны, гордость – то, что он
выбрал из всех членов группы именно меня, было большой честью.
С другой – стыд; когда он накинул на себя мой стеганый жилет и принял
доминантную позу по отношению к «клиенту», это выглядело хотя
и утрированно, но очень забавно, и вся группа покатилась со смеху.
Неужели это я, неужели я так наезжаю на бедного клиента?!
Увы, неча на зеркало пенять, коли рожа крива! Как это было ни тяжело,
но пришлось признать, что мои отличительные черты – это резкость,
прямота, ироничность, властность. «Белая и пушистая» – это точно
не про меня, я другая. Но одновременно с этим открытием я сделала
и другое: тебя можно изобразить только в том случае, если ты
выделяешься чем-то из фона, если ты уникален!
Есть два пути изменения себя. Первый – «искоренить» недостатки,
«побороть» в себе то, что не нравится. Второй – акцентировать, усилить
эти черты и сделать их своим фирменным стилем. То есть перестать
стыдиться быть собой. В психологическом консультировании ты и есть
инструмент психологического консультирования, поэтому все, что тебе
остается – пользоваться тем, что есть, доводя эти качества
до совершенства.
Ширинка
Один молодой психолог получил задание выяснить, есть ли объективные
основания для ревности к жене у одного клиента. Если выяснится, что
она ему действительно изменяет, тогда диагноз «паранойя» у ее мужа
будет снят. Как только психолог увиделся и заговорил с супругой
клиента, она практически с порога призналась ему в адюльтере.
Довольный, он вернулся в офис и похвастался коллегам своим легким
успехом. Единственное, что его смущало – он сам не мог понять, как ему,
молодому неопытному психологу, удалось так быстро «расколоть»
неверную жену. В этот момент по лицам коллег он понял, что что-то
с ним не так: проследив траекторию их взглядов, молодой человек
обнаружил, что все это время у него была расстегнута молния
на брюках… То есть сработала не его высокая профессиональная
квалификация, а момент соблазнения, спровоцировавший ответную
реакцию дамы.
Это был Фрэнк Фарелли, американский психотерапевт, создатель
уникального направления – провокативной терапии. Он описал этот
казусный случай в своей одноименной книге. Вместо того чтобы
переживать чувство вины и стыда за свой профессиональный конфуз,
психолог отнесся к происшедшему как к знаку, указавшему путь к его
фирменному стилю. Сегодня Фарелли ведет обучение своему подходу,
использующему провокацию как способ активации ресурсов клиента, его
книга переведена на многие языки, а описания его психотерапевтических
кейсов читаются с неизменным интересом, настолько яркие
и нестандартные у него ходы. Провокатор, мастер шутки, его как коуча
и консультанта приглашают работать с топ-менеджерами крупнейших
компаний мира.
Фрэнк мог поступить и по-другому, и я видела много тому примеров.
Чаще, потерпев подобный конфуз, начинающие консультанты решают
для себя: это не мое! Что скажут люди! Но люди – странные существа.
Они оценивают, и порой оценки бывают жесткими. Но если вы будете
верны себе, а не пытаться угодить гипотетическим «людям», то рано или
поздно признание придет.
 Вне конкуренции
Становясь уникальными, мы сразу же убиваем двух зайцев. Одна
из любимых сиротских песен начинающих психологов – большая
конкуренция на рынке психологических услуг. Возвращаясь к тому
самому упражнению, описанному выше, соглашусь: да, если делать
то же самое, что делают другие. Но если вы уникальны – вы вне
конкуренции, вы можете сами диктовать стоимость ваших услуг, и она
будет выше рыночной.

«Да, – скажет начинающий психолог, – хорошо говорить тем, у кого уже

все на мази! А как быть нам, сирым и убогим?» Когда на моих тренингах
кто-то из участников начинает причитать о том, как тяжело идти туда
не знаю куда и искать то не знаю что, я беру мел и пишу прямо на полу
внутри круга, который образуют наши кресла, слова «НЕ» и «КАК».
«НЕ» – это все объяснения, оправдания, рационализации про то, что
мешает вам встать, оторвать задницу от дивана и пойти искать свой
единственный и неповторимый путь. Предполагаю, что таких людей
большинство.
Это именно они будут ставить палки в колеса и плевать в спину тем, кто
путем проб и ошибок, методом тыка, со скрипом и стонами, но все же
продираются вперед сквозь тернии, ища в себе источник энергии,
который будет питать их творчество. Таких меньшинство, и они
не парятся, почему «НЕ», их интересует «КАК» – как найти и сделать то,
к чему они стремятся. Об этом и поговорим в следующей главе.

Глава 22. Хочу знать, чего хочу

Синие грибы
Я догадываюсь, почему так трудно понять, чего ты хочешь: опять все
из детства. У маленького ребенка вообще нет проблем с желаниями, нет
и страха в чем-то пережить провал или неудачу. Моя внучка Масяня
на занятии по рисованию в детском саду раскрасила гриб синим цветом.
На иронию воспитательницы, что синих грибов не бывает, трехлетняя
девочка не нашлась, что ответить, потому что как раз накануне она сама
лично с любопытством рассматривала синие грибы в большой грибной
энциклопедии с картинками. Так чему верить: своим глазам или
насмешкам воспитательницы? Своему опыту или чужому?
Книга Масару Ибука, президента и основателя фирмы «Сони», одного
из первопроходцев, поднявших Японию из руин и отчаяния на уровень
мирового лидера, называется «После трех уже поздно»42. В ней
рассказывается о том, что наше общество обусловливает разум ребенка,
до этого не знающий границ в творческом освоении реальности,
в результате чего большинство людей привыкает мыслить шаблонно.
В названии книги уже все сказано – после трех обычно уже поздно.
И что же теперь делать, ведь нам уже далеко не три! Только одно –
вернуть детскую непосредственность, научиться заново чувствовать,
хотеть, испытывать азарт.
Вспомните главное условие при проведении мозгового штурма – никакой
критики! Группа людей собирается вместе для поиска креативной идеи
и радостно несет все что ни попадя, а модератор следит за тем, чтобы
ни у кого не было соблазна сорвать голову цветку творческого
воображения еще до того, как тот распустится. И в конце концов люди
попадают в транс, знакомый нам по детской игре – все мы были в этой
иной реальности, где все возможно, и не существует никаких «НЕ».
Сама я на первые учебные тренинги долгое время приходила с одним
и тем же клиентским запросом: «Я хочу знать, чего я хочу». Для меня это
был главный вопрос. Если Архимед требовал дать ему точку опоры,
чтобы перевернуть Землю, то я страстно стремилась получить доступ
к своим подавленным желаниям, чтобы исполнить их. Помехи, которые
встретятся на пути, меня не беспокоят, они решаются с помощью «КАК».

Четыре этапа в поиске идеи

Двигаемся дальше. Если основополагающие принципы ясны, то можно
переходить к путям и методам достижения. Теперь нужна красивая идея,
которая позволит вам осознать то, что рвется из вашей души наружу.
Осознать что-то – это значит выразить словами, потому что
бессознательное «говорит» образами (симптомами, сновидениями). Вы
чувствуете только неясное томление, фрустрацию, но о чем она – КБЗ.
Бодо Шефер43 утверждает: чтобы развить новую идею, надо пройти
четыре этапа. Я заметила, что их содержание и последовательность
совпадают с «луковицей Фрица Перлза» – последовательностью этапов
психотерапевтической работы с клиентом. Если два наблюдательных
и опытных человека пришли к одному и тому же, я склонна им доверять.
 Первый этап: сбор информации
Цель – найти свою актуальную проблему, то есть главную отторгнутую
субличность. Опять приведу цитату из полюбившегося мне Стивена
Кинга: «Пишите о том, что знаете. Если вы слесарь, то слесарное дело
знаете, но этим же ваше знание далеко не исчерпывается: много знает
сердце, еще больше знает воображение». Главное при этом – быть
честным. «Если вы начнете лгать о том, что знаете и чувствуете,
развалится все».
Для психолога, как и для слесаря, правило точно такое же: делайте то,
что знаете о себе умом и сердцем (но не головой!) Во время поиска
своей области в психологии я перепробовала массу вещей, пока
не доперла до главного о себе. Так, например, на одном из семинаров
(это была программа социальной помощи молодежи, преподаватели –
итальянцы) нам предложили вырезать из бумаги ромашку (по-
итальянски – маргаритку) и на каждом лепестке написать, что я умею
делать. Моя ромашка напоминала своей густотой георгин, но никак меня
не продвигала, потому что ее лепестки – это были пути и приемы,
а не основополагающие принципы. Я очень много чего умею и знаю,
но все это рассыпалось, отчего я бесилась и огорчалась одновременно,
едва сдерживаясь, чтобы не оборвать у чертовой маргаритки все
лепестки. Когда я нашла главное в себе – остальное схлопнулось,
пристроилось, расцвело и дополнило друг друга.
А главное я нашла так: у кого что болит – тот о том и говорит. Я считаю,
что идти надо от своей актуальной потребности. В психологии это, как
правило, называется «проблемой». Работайте именно с ней – и к вам
придут клиенты с подобной. Если вы не можете создать семью или
состоите уже в четвертом браке – то вы семейный терапевт, если вы
алкоголик в завязке – помогайте людям с алкогольной аддикцией, если
вас боятся дети – вам прямая дорога в детские психологи. Моя «родная»
тема – созависимость, и работать мне надо по этой теме с собой и себе
подобными. Это никогда не наскучит, потому что касается меня самой.
Так оно и вышло впоследствии: моя тема и стремление исцелиться
толкали меня вперед, давая энергию и обеспечивая включенность.
 Второй этап: сравнение, подражание
и заимствование
Здесь нам в помощь чувство зависти. Оно показывает нам, чего мы
хотим для себя. Чужие идеи вдохновляют. Хочется немедленно делать
то же самое, что уже до нас успешно сделали другие.
Когда я, не в силах больше таскать переполнявшие меня знания,
собралась написать и защитить диссертацию, я ничего лучше
не придумала, чем пожаловаться своему научному руководителю
Владимиру Васильевичу Козлову: «А я не умею». На что тот ответил
(представляю, сколько раз он это делал до меня!): «По аналогии,
дорогая!» И я пошла в библиотеку и засела за пыльные фолианты,
пытаясь разобраться, как устроен текст научного исследования.
Если уникальная потребность обозначена («Дайте мне точку опоры, и я
переверну Землю!»), то остальное можно воровать беззастенчиво.
Идеи – ничьи, они просто есть, их хозяин тот, кто их воплотил в жизнь. Я,
например, ворую у Шефера идею четырех этапов, но применяю
в области психологии первая. У Стивена Кинга ворую идею, как писать
книги, но применяю в психотерапии – в основе проведения
психотерапевтических сессий лежат те же самые принципы. Ну что ж, я
не одна воровка – Карнеги признавался, что содрал идеи для
бестселлера «Как завоевывают друзей» у Сократа, Честерфилда
и Иисуса. По подсчетам Уильяма Бройда44, 73% патентов базируются
на публично доступных и всем известных знаниях. Так что воруйте
знания и идеи на здоровье, это законно, был бы только в коня корм.

Третий этап: фрустрация

Голова полна заготовок, мучения ужасны, вы зашли в тупик. Такой этап
есть в любом новом деле, я несколько раз его пережила, пока писала эту
главу.
Ежедневно встречаюсь с таким этапом в психотерапевтических сессиях
своих клиентов. В этот миг нужно проникновенно и убежденно сказать:
«Это кульминационный момент нашей работы». Подобной манипуляции
обучил нас когда-то Нифонт Долгополов, мой Учитель в гештальте
и психодраме, и она работает. Главное – самим не сбежать со страху
или не кинуться помогать клиенту, пытаясь решать его проблему за него.
Стивен Кинг все в той же полюбившейся мне книжке пишет про «страну
писательского затыка». Он случается, когда вы заходите
в неразрешимое противоречие. Мне очень нравится этот образ, а еще
больше нравится то, что он нормативный, – значит, есть у всех. И еще
это значит, что и у меня он разрешится рано или поздно.
«Я вертел эту проблему так и сяк, все кулаки об нее отбил, стучался
в нее головой, как в стену… и однажды, когда я ни о чем особо не думал,
пришел ответ. Он пришел целиком и полностью – в подарочном
целлофане, можно сказать, одной яркой вспышкой… Если есть что-то
в работе писателя, что нравится мне больше всего остального, – так это
внезапное озарение, когда видишь, как все складывается вместе»45.
Кинг прекрасно описал свои ощущения. Могу только добавить от себя,
что затык бывает абсолютно во всех областях деятельности
и переживается так же точно тяжело, а инсайт догонит в любом случае,
если вы не испугаетесь неопределенности и не пойдете на попятную.
И тогда вы вместе с Кингом скажете с облегчением: «Чего так
волноваться насчет развязки? Зачем так стараться всем всегда
распоряжаться? Рано или поздно повествование само к чему-нибудь
придет»46.

Четвертый этап: инсайт

Инсайт – это озарение. Это часто бывает во сне, еще чаще – в диалоге.
История изобилует примерами «случайных» подсказок. Однако они
не случайны, уж мы-то, психологи, взращенные на тексте фрейдовской
«Психопатологии обыденной жизни»47, это знаем наверняка. Инсайт
абсолютно гарантирован, если выполнены три предыдущих условия.

У меня это было. Я это потерял. Я хочу

обрести это вновь
Мужик поймал золотую рыбку. Та взмолилась:
– Отпустишь меня – проси, чего хочешь.
– Хочу, чтоб у меня все было.
– У тебя все было, мужик!
Анекдот

Под занавес хочу поделиться еще одним эффективным приемом

восстановления контакта с собственной душой. Лично мне он помог
понять, чего я хочу, и я делюсь своей историей.
Все началось с короткого упражнения на мастер-классе по коучингу. Я
пришла посмотреть на работу своего бывшего студента. Олег Поляков
закончил факультет психологии по программе второго высшего
образования около 10 лет назад, и вот теперь мы встретились как
коллеги на фестивале бизнеса и психологии. Он специализировался
в коучинге, и сегодня я присутствую на его занятии. Я пришла
не обучаться, но никогда не знаешь, что тебя ждет за поворотом.
Олег говорит: «Дети умеют радоваться. Потому что они всегда делают
то, что хотят. Живут здесь и теперь. Поэтому отправимся в детство.
Объединитесь в пары, вспомните и скажите партнеру, какие три вещи вы
любили делать в детстве. И потом произнесите: «У меня это было. Я это
потерял. Я хочу обрести это вновь».
И я внутренним взором увидела густой палисадник, среди буйно
зеленеющих кленов и акаций люк колодца, под которым глубоко внизу
журчит поток воды, и пятилетнюю девочку, которая, сидя на корточках,
половинкой кирпича крошит на чугунном люке осколки бутылочного
стекла. Из них будет сделан секрет: в ямку, вырытую под кленом,
кладется золотинка от конфеты, на нее – стеклянная разноцветная
смесь, все это накрывается прозрачным куском оконного стекла,
оттертого до блеска листом лопуха, и засыпается землей. Сверху –
приметный камень, чтобы потом разыскать место. Если аккуратно
расчистить окошечко пальцами, то в земной глубине вдруг откроется
пещерка с драгоценностями, подсвеченная снизу фольгой. Красота!
На люке канализационного колодца поколения дворовой детворы
столько раз крошили стекло, что сам он весь уже переливается
россыпью осколков всевозможных цветов: бирюзового, изумрудного,
янтарного. Есть даже мелкие вкрапления частичек красного и синего –
редких, а потому особо ценных: бутылок такого цвета нет, это или
от катафота, или от синей лампочки.
Эти стекла были моими первыми драгоценностями – я складывала их
в плоскую жестяную банку из-под леденцов монпансье. Зеленые
и желтые от битых бутылок не годились – слишком много их валялось
повсюду. Ценились синие и красные либо стекла необычной фактуры:
от битых ваз, например, или фарфоровые осколки с фрагментами
узоров. А иногда в заветную банку попадали вещи и поценнее, чем
осколки стекла – бусинки, значки и даже брошь со сломанной застежкой
или серьга. Вот радость-то!
У меня это было, я это потеряла, я хочу обрести это вновь…

Стыдная привычка
В детстве для меня сделалось привычкой внимательно смотреть под
ноги и замечать необычные предметы, и эта привычка сохранилась
до сих пор, хоть я ее и стесняюсь.
Вот оно, чувство, сопровождающее радость и счастье, – стеснение,
неловкость, стыд! Я заметила, что когда люди говорят о своих детских
увлечениях, то вместо гордости начинают чувствовать неловкость
и переводят разговор на другую тему. Почему?
В моем случае я отлично помню причину. В детском саду во время
прогулок я с моей подружкой наслаждалась самым своим любимым
делом – искала «драгоценности». Ежедневно мы обшаривали участок
для прогулок по периметру, и иногда успешно: как-то раз обнаружили
целую россыпь ярко-красных, белых и голубых бусин необычной
цилиндрической формы. Потом выяснилось, что это остатки подставки
под сковороду, но это не важно. Важно, что бусины можно было нанизать
на стебель травинки, а дома – на нить, и они были прекрасны! Мы
разделили их по-братски и сложили в банки со своими коллекциями.
Но воспитательница, не дозвавшись играть в коллективно
организованную игру, отчитала нас, обозвав «колобковыми коровами»
и «подбирушками», запретила поднимать с земли «всякую заразу»
и велела отмыть руки, «чтобы не было цыпок и бородавок». Пришлось
шифроваться получше, но от счастья своего отказаться я не могла.
Просто оно стало тайным, с привкусом вины и стыда.
Потом, работая в качестве психотерапевта с клиентами, страдающими
от скучной работы, от апатии и бессмыслицы проживаемой жизни, я
предлагала проделать это упражнение: «У меня это было, я это
потерял…» И каждый раз мы с трудом, но обнаруживали причину,
почему человек перестал делать то, что он любит больше всего
на свете. Причина эта – осуждение или запрет близких авторитетных
людей.

Закопать
Моя история тоже грустная. Однажды, не выдержав больше «хламу
в доме», мама велела выбросить мои драгоценные сокровища, и я,
давясь слезами, понесла свою жестяную банку вон из дому. Я закопала
ее в землю где-то посреди пустыря, символически похоронив ее,
а вместе с ней и свою детскую радость на долгие десятилетия. Я ничего
тогда не знала о библейской притче о зарытом таланте, но сделала
так же, как все. Потом, спустя какое-то время, я одумалась, побежала
раскапывать эту могилку, но так и не нашла ее. И где-то в сердце
окаменел тот участок, который «отвечал» за мои любимые, сверкающие
на солнце, цветные стеклышки. Нет так нет, и точка, забудем об этом.
А потом был французский фильм «Амели», и эпизод, в котором героиня
вынула из-за плинтуса случайно найденную жестяную банку с чьей-то
детской сокровищницей. И я плакала на этом месте, и камень в сердце,
видимо, растопился от горячих слез и стал оживать, дал ростки и пустил
зеленые листочки.
Упражнение закончилось. Теперь Олег предлагает связать детскую игру
с сегодняшним днем. Как это относится к моей взрослой жизни? Может,
любовь к собирательству осколков превратилась в арт-терапию? Или
в то, что во время психотерапевтических сессий я разыскиваю по мелким
осколкам нить истины и собираю пазл? Я не улавливала связи. Но мое
мудрое бессознательное приняло сигнал к сведению.
Мастер-класс по коучингу был в конце августа, а спустя три месяца,
12 декабря 2013 года, я выложила в интернет фото своего первого
браслета из стеклянных и каменных бусин – аналог моих детских
сокровищ. Это была точка отсчета моего нового бизнеса – авторская
бижутерия из натуральных камней. Теперь я, помимо психотерапии,
собираю из стекла и натуральных камней украшения. И продаю их.

Почему это работает?

Почему работает это упражнение? Потому что в детстве, а именно с трех
до семи лет, согласно концепции Льва Семеновича Выготского, ведущей
деятельностью в развитии человека является игра. Если ее нет, то все
развитие идет неравномерно и с отставанием. Таким образом, в идеале
игра – главное времяпрепровождение ребенка вплоть до школы, потом
она сменяется учением. В норме, если дошкольник не спит и не ест, то
он играет. И самое замечательное в этом, что его никто не заставляет,
не принуждает играть, он делает это по зову души, по свободному
выбору. Это значит, что именно в этом возрасте человек знает, чего он
хочет, его желания еще не подавили словами «надо» и «нельзя» –
и поэтому им можно доверять.
А что потом? Если бы родители были внимательны к этому выбору, то
всячески поддерживали бы склонности ребенка, и постепенно игра
трансформировалась бы в будущую профессию, в которой человек
был бы счастлив. Тогда среди взрослых не было бы несчастных
сотрудников, отбывающих повинность в своих офисах с девяти до шести,
мы с радостью играли бы всю жизнь.
У меня это было. Я это потерял. Я хочу обрести это вновь.

Глава 23. Личность или метод?

Лохушка
– Что такое психотерапия?
– Не ЧТО такое психотерапия, а КТО такое психотерапия!
А. Алексейчик

На заре своей преподавательской деятельности я пригласила провести

один из модулей моей долгосрочной обучающей программы
по психологическому консультированию коллегу из Москвы. Это такое
правило в МИГИПе – если обучаешься методу, то хорошо и правильно
посмотреть работу нескольких мастеров. Мне и самой нравится эта
традиция, когда приглашают меня. Или других специалистов в ту группу,
в которой учусь я. Как бы ни боготворили мы Нифонта во время нашего
обучения, но те несколько модулей, что вели Татьяна Бессонова, Борис
Новодержкин, Олег Немеринский, Георгий Платонов по психодраме
и гештальт консультированию, расширили горизонты, позволив увидеть
другие стили ведущих и тем самым увеличить гибкость собственного
подхода.
Но вот я оказалась в роли организатора, а мою группу приглашен вести
другой человек. Настал первый день тренинга, и что же происходит?
Из почти тридцати участников моей огромной группы на занятия
добрели… семеро! Сижу я чернее ночи, а коллега из Москвы
воспитывает меня:
– Это все оттого, что на тебя идут как на яркую харизматичную личность!
– Ну да, я такая и есть!
– А это неправильно! Участники должны идти учиться на метод,
а не на личность, а ведущий должен быть взаимозаменяемым!
Вот те нате хрен в томате! А я-то всегда считала, что наоборот.
А гонорар приглашенной коллеге платить надо. И за билеты,
и за гостиницу, и за аренду зала… Коллега сочувственно-осуждающе
качает головой:
– Так ты и предоплату с участников, что ли, не собрала?!
Ну да, вот такая лохушка, все на доверии… Короче, сижу в расстроенных
чувствах, пытаясь скрыть отчаяние от оставшихся членов группы, тем
более, что это мой косяк, они-то тут не при чем, они как раз пришли.
Коллега – опытный тренер, посмотрела на мою полную
несостоятельность как менеджера, взяла бразды в свои руки и навела
порядок в моем хозяйстве:
– Значит, так. Вечером после тренинга обзваниваете своих
одногруппников и говорите: «Участие в тренинге подтверждали?» –
«Да!» – «Тренинг прогуляли?» – «Да!» – «Деньги платите!» И Римму,
главное, не трогайте, это ваше дело разбираться друг с другом, она свою
работу сделала!
Деньги заплатили все до одного, а на тренинг все же не пришли.
И на другие модули, которые вела уже я сама, тоже не пришли.
С приглашенным тренером я расплатилась, но группу потеряла. А потом
долго еще размышляла о роли личности в психоконсультировании (то,
что обучение консультированию происходит непосредственно через
консультирование, я уже писала, для меня это идентичные процессы
с небольшими нюансами), да так и осталась при своем мнении, правда,
с чувством вины.
 Все дело в нас
С тех пор проходит, уж не знаю, сколько времени, лет, может,
пятнадцать или около того. Вижу в Сети: та самая коллега делает ссылку
на статью «Все дело в нас». И надо же, как раз на эту тему – о роли
личности в психотерапии!
Читаю: «Одним из первых, кто провел количественное исследование
мастерства психотерапевта, был Дэвид Рикс в 1974 году. Он проследил
судьбу двух групп взрослых, проходивших терапию в детстве, одни
выживали и вели благополучную жизнь, а другие оказывались в тюрьме,
жили на пособие или погибали. Разница между группами была в том, что
одних лечил терапевт А, а других терапевт Б. Это довольно страшный
факт. Возможно, поэтому ни один человек не читал это исследование
еще 30 лет»48.
Ну-ну! И чем же отличаются эти двое, А и Б? Читаю дальше: «Эта тема –
как контактный рельс в нашей профессии. Оказывается, значение имеет
не модель психотерапии, а ты сам. ТЫ имеешь критическое значение
для жизни своего клиента!»49
Кто бы сомневался?! Наконец-то вижу вменяемый текст, где черным
по белому написано, что личность становится личностью только рядом
с личностью! Читаю дальше: «Разница в этих результатах не зависит
от модели психотерапии, возраста, пола, рабочей нагрузки, научных
предпочтений, социальных навыков, уровня эмпатии, наличия ученой
степени, опыта, практики или количества часов, проведенных в работе
с клиентами. Искать нужно не здесь. Дело не в модели, а в чем-то
другом – уникальном качестве определенного терапевта. ВСЕ ДЕЛО
В НАС».
Да-да-да!!! Метод – ничто, личность – все! А дальше, изучая столь
интригующие результаты исследования, разочаровываюсь все больше.
Чтобы не грузить читателей цитатами, перескажу своими словами,
а подробности узнайте сами, зайдя по ссылке.
Обнаружено: то, что отличает лучших от остальных, происходит
за рамками сеанса психотерапии. Важно то, что вы делаете вне сессий
и что направлено на профессиональный рост. Исследователи назвали
это «намеренная практика». Лучшие терапевты проводят в 14 (!!!) раз
больше времени за «практикой вне практики». Кстати, такие же
результаты оказались в исследованиях, где были рассмотрены
шахматисты, пианисты, хирурги и т. д.
Еще было измерено время, проводимое терапевтами в «одиночной
практике» в течение первых 8 лет карьеры. К восьмому году у группы
более успешных терапевтов насчитывается 3500 часов «практики вне
практики» по сравнению с наименее успешной группой, которые провели
за ней в 14.5 раз меньше времени.
Чему же успешным терапевтам следует посвящать свое время? Собрав
огромный фактический материал в попытках найти ту самую
единственную вещь, которую может делать каждый из нас в целях
улучшения качества работы, ученые признались: «МЫ НЕ НАШЛИ ЕЕ».
Однако обнаружили: что бы коллеги ни делали во время своей
«намеренной практики», они просто «делали это» БОЛЬШЕ ВРЕМЕНИ:
– гораздо больше времени уделяли изучению и повторению основ;
– тренировали навыки вовлеченности;
– изучали мелкие ошибки в процессе работы с конкретными клиентами;
– терапевты с наилучшими результатами работали на грани зоны
центрального развития.
И в конце статьи объясняют, почему нужно работать на границе
возможностей, сравнив психотерапевтов с фигуристами на Олимпийских
Играх 2006 года: золотые медалисты большую часть времени
тренируются на границе зоны центрального развития. Бронзовые
чемпионы и спортсмены ниже уровнем большую часть времени
отрабатывают то, что они и так делают хорошо. Спортсмены же,
получившие травмы, делают вещи, которые вне их возможностей.

Так почему?!
Вот и все. Не знаю, как у вас, а лично у меня по усам текло, а в рот
не попало. Ох, не люблю я эти количественные исследования – ни уму,
ни сердцу. Неужели не очевидно, что настоящая причина лежит вовсе
не в количестве проведенных в трудах праведных часов, где «мерилом
работы считают усталость»? Рассуждая так, мы должны прикованного
к галере раба считать образцом профессионализма, но разве к этому мы
стремимся? Подавляющее большинство моих клиентов приходит как раз
с запросом изменить рабскую ситуацию в работе и жизни и найти тот
ресурс, который позволит им светиться радостью от того, чем они
занимаются в рабочее время!
Так не логичнее было бы продолжить исследование вопросом: ПОЧЕМУ
психотерапевт А занимается своим делом в 14,5 дольше, чем
психотерапевт Б? Разве не ясно, что это счастливый в своем
профессиональном выборе человек, который следует предназначению
своей души?
И опять я не могу не вспомнить Стивена Кинга, который просек истину
без всяких лонгитюдных исследований и сказал о ней так, что хочется
повторять за ним вновь и вновь: «Если вы найдете что-то, в чем вы
талантливы, вы будете это (чем бы это ни было) делать, пока не пойдет
кровь из пальцев или глаза из орбит не начнут выпрыгивать. Даже если
никто не слушает (не читает, не смотрит), каждое такое действие – это
бравурный спектакль, поскольку вы как творец – счастливы. Даже, быть
может, в экстазе. В чем нет радости – то нехорошо»50. И те, кто попадет
в поток исходящего от вас радостного сияния, захотят быть такими же
и будут стремиться тоже поймать это состояние, войти в свой
собственный поток света.

Все, что надо делать – косячить

Вот оно откуда берется, это число 14,5! Если вы попытаетесь следовать
рекомендациям статьи, стремясь «проводить больше времени
в намеренной практике», веря, что «и вам это подойдет», то изнасилуете
сами себя и получите как раз тот самый результат, который получают
клиенты у психотерапевта Б. Все наоборот: счастливые часов
не наблюдают и не делают хронометраж своего радостного
времяпрепровождения.
Кстати, идея для психотерапевта Б. Вместо того, чтобы увеличивать
в 14,5 раз злополучную «намеренную практику», которую он хотел бы
свести к нулю, пусть сделает хронометраж своих других,
«ненамеренных» практик. И то, что он делает чаще и дольше всего, безо
всякого намерения, просто потому что любит, пусть и станет его новой
профессией. И опять все то да потому: будьте собой, слушайте душу,
делайте то, чего она хочет, и будет вам счастье, а иже с вами и вашим
клиентам. Эта песня хороша, начинай сначала…
Что касается метода – нехай с ним, я никогда не радела о его чистоте.
Рядом с такими светлыми личностями, как мои учителя, я готова была
хоть футбол пинать, лишь бы находиться в их поле, ощущать пульс
жизни. Если это называется гештальт методом или психодрамой – пусть
будет так; как говорится, хоть горшком назови, только в печь не ставь.
Но однажды приходит момент, когда нужно отделяться. Это похоже
на сепарацию от родителей – больно, с кровью. Но иначе невозможно.
Однажды вы перестанете быть начинающими, как перестала когда-то я.
У Берта Хеллингера есть разрешающая фраза: «Мама и папа!
Благодарю вас за самое ценное, что вы мне дали – за жизнь!
А остальное я возьму сам на том основании, что я взрослый».
Все, что у меня для вас было – я дала в этой книге. А дальше – сами.
У настоящего мастера не должно быть последователей.
Последователи – это зависимые несамостоятельные люди, бледные
копии мастера. А я хочу, чтобы вы сами стали мастерами, нашедшими
себя, свой стиль, свой подход в деле. Вы знаете, что надо для этого
делать – косячить. Удачи вам, а меня ждет новая книга.
11.11.2016