Professional Documents
Culture Documents
Tatyana Melnik Rozhdennaya Botkina Vospominaniya o Carskoy S
Tatyana Melnik Rozhdennaya Botkina Vospominaniya o Carskoy S
Tatyana Melnik Rozhdennaya Botkina Vospominaniya o Carskoy S
Все книги —
иллюстрированы редкими
фотографиями, снабжены
научными комментариями и
именными указателями. -
Воспоминания
о царской семье
и ее жизни до и после революции
f •
ТАТЬЯНА МЕЛЬНИК
(РОЖДЕННАЯ БОТКИНА)
ВОСПОМИНАНИЯ
О
ЦАРСКОЙ СЕМЬЕ
И ЕЕ ЖИЗНИ
ДО И ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ
частная фирме
ТЛТЪЯНЛ ИЕЛЫШКЪ
ТОЖДГННЛЛ SOTXKHA.
В0 СП0МИНАН1Я
о т
1 ^А Р С К 0 Й C E M I ^
и ЕЯ ^ З Н И
до и n o c i b БЕВОЛЮЦ1И.
в
Татьяна Мельник
(рожденная Боткина)
Воспоминания
о царской семье
Иее жизни
до и после революции
ISBN 5 - 8 5 6 6 4 - 0 0 2 - 0 - 2
© Частная фирма «Анкор», 1993 — составление,
предисловия, художественное оформление, подготовка
текстов, научный комментарий, именной указатель.
Наивно полагать, будто чудовшцное по своел^ зверству и цинизму
убийство бывшего императора Николая II и его селаи — это всего лишь
троходной» эпизод нашей недавней истории. Увы... Вслед за кровавой
вакханалией в подвале Ипатьевского дома пришел общенациональный
геноцид, в аду которого безвинными жертвами оказались уже десятки
миллионов наших сограждан. Эта трагедия так или иначе отразилась на
судьбе всех последующих поколений. Ведь связь времен не распалась:
каждый из нас — это частица нации, у нас единая история и общая
судьба. Разбудить в себе заа^ш ую веру, сохранить нащюнальное
достоинство поможет нравственный и духовный опыт предков. Его
непреходящую ценность хранят в себе исторические мемуары, в том
числе и переиздаваемые нами. В нынешнее слитное время это чтение, мы
надеемся, станет тем мгновением, которое приблизит столь нужный
всем нам час прозрения, покаяния, возрождения...
i
ПРЕДИСЛОВИЕ ИЗДАТЕЛЯ
1921 ГОДА
1 2 -IT 7 7 17
Еще мой дед был лейб-медиком Императора Александра II и
Императора Александра III. Преемником его был назначен док
тор Гирш, и, когда последний умер и Императрицу Александру
Федоровну спросили, кого она желает пригласить, она сразу ска
зала: — «Боткина». В то время в Петрограде одинаково известны
бьши два Боткина: старший сын моего деда — Сергей Сфгеевич
и мой отец — Евгений Сергеевич. «Того, который был на войне»,
добавила Ее Величество^.
Это бьшо вскоре после Русско-японской войны, которую мой
отец всю провел в действующей армии. О его храбрости и неуто
мимой работе много говорили в Петербурге, и знала и Ее Вели
чество.
Вначале мой отец ездил в Царское Село из Петербурга, но в.
апреле 1908 года он бьш назначен лейб-медиком Его Величества,
и осенью мы все переехали в Царское Село, где жила Царская
Семья с 1905 года^.
Царская Семья жила в Александровском дворце, построенном
еще Екатериной Великой для Наследника Александра Павлови-
ча^. Красивое желтоватое здание в стиле empire украшалось бе
лыми колоннами и орнаментами. Дворец был построен покоем.
Фасадом своим, центр которого занимало полукруглое окно ка
бинета Его Величества, он выходил на газонную площадку парка.
Флигеля выходили на большой двор, с чугунными воротами на
улицу. За двором шел пруд с белыми лебедями, и расстилался
парк. В левом флигеле и нижнем этаже центра находились пара
дные комнаты; в правом флигеле помещалась часть свиты и ко
ронованные гости; в BqpxHCM этаже центра бьша спальня Их Ве
личеств и комнаты Их Высочеств. Дворец уже становился мал
для Царской Семьи, и жили они очень тесно. Алексей Николае
вич имел две комнаты; спальню и классную. Великие Княжны
имели две спальные, в которых они жили по двое и где стояли их
кровати, туалетные и письменные столы. Однажды мой отец за
стал Великую Княжну Анастасию Николаевну, лежащую ничком
I 29
ным и неприличным первым подходить к Ним, и Они приняли
это, как знак пренебрежения.
В конце 1913 или в начале 1914 года Петербург взволновался
приездом иностранных гостей — Наследного Принца Румынско
го и его молодого сына Кароля®. В городе сразу заговорили о сва
товстве, и «Новое Время» без всяких пояснений поместило в сво
ем субботнем иллюстрированном прибавлении на одной страни
це портрет Великой Княжны Ольги Николаевны, а на другой —
Принца Кароля.
Рассказам и сплетням не бьшо конца, и мой отец ужасно сер
дился, когда к нему бежали любопыгные с вопросами:
— Ну что, как, кого из Княжон вьщают?
— Неужели Вы думаете, — отвечал он, — что Государь Импе
ратор ходит спрашивать у свиты совета, за кого выдавать доче
рей, да и вообще еще о сватовстве никто не говорит: приехали в
гости.
Мой отец считал всегда совершенно недопустимым какие-ли
бо пересуды и сплетни о Царской Семье и даже нам, детям, не
пд)едавал ничего, кроме уже заведомо свершившихся фактов.
Впоследствии я слышала от других, что действительно принц
Кароль приезжал свататься к Ольге Николаевне, что ему больше
понравилась Татьяна Николаевна, а на Великих Княжон он вооб
ще не произвел особенного впечатления, и поэтому все мирно
разъехались, так как Государь и Императрица настолько любили
своих дочерей, что никогда бы не принесли счастья одной из них
в жчртву политическим интересам, хотя, в свою очередь, дочери
готовы бьши на какую угодно жертву.
Вскоре в Петербург прибыл еще один иностранный гость —
коро л ь Саксонский^®. Я запомнила его приезд, потому что ради
него бьш дан парад всему царскосельскому гарнизону, а также
потому, что о нем самом много тогда говорили. Говорили, что
он, может быть, очень добр и мил, как человек, но что очень мало
образован, груб и нетактичен до крайности, так что совершенно
невольно разобидел незаслуженно целую массу лиц свиты.
В день парада, который, как нарочно, выдался яркий и сол
нечный, все Царское Село бьшо разукрашено бело-зелеными
Саксонскими флагами. Ярко блестели в весеннем солнце золо
тые купола церкви Большого Дворца, перед которым на плацу
уже пестрой лентой стройно выгянулись войска, а на них с любо
пытством смотрела толпа публики, льнувшая к подъездам и сте
нам дворца и с нетфпением ожидавшая появления Царской
Семьи.
Вдруг воздух прорезал первый звучный аккорд величествен
ного гимна, и под стройные звуки «Боже, Царя храни» показа
лась из левых ворот группа блестящих всадников. Впереди, в
форме Конвоя Его Величества, ехал Государь. Едва замерли по
следние звуки «Боже, Царя храни», как воздух дрогнул от друж
ного «ура», катившегося широкой волной все дальше и дальше по
всем полкам и оттуда перешедшего на публику.
Вслед за свитой, сопровояодавшей Государя, показалась коля
ска, в которой ехала Государыня с Наследником, а затем — от-
1фытое ландо, где приветливо улыбались из-под больших белых
шляп 1фасивые личики Великих Княжон. Государыня ехала в
экипаже, запряженном а 1а Daumont, т. е. тремя парами снежно
белых лошадей, причем на первой и последней паре сидели жо
кеи в черных, с золотой бахромой, шапочках, красных куртках,
обтянутых рейтузах цвета крем-брюле и низких лакированных
сапогах с отворотами. За ландо Великих Княжон следовали два
конвойца.
Объехав войска, вся эта красивая группа двинулась мимо пуб
лики, налегавшей друг на друга, чтобы поближе увидеть краси
вую, добрую улыбку проезжающего Государя. Государь и свита
стали верхами около центрального подъезда Большого дворца, на
ступенях которого были приготовлены места для Государыни,
Наследника и Великих Княжон.
Начался молебен. По окончании его, публика, все время мол
ча крестившаяся, вдруг зашевелилась. Из правых ворот показа
лись первые ряды пехоты. Тут были Сводно-пехотный полк и
Стрелковая дивизия, затем следовала кавалерия, т. е. конвойцы,
гусары, кирасиры, казачья конная артиллерия и Сводно-казачий
полк. Каждый бьш хорош по-своему.
Из пехоты больше всего привлекали внимание барашковые
шапочки, малиновые рубашки и русский кафтан с золотым галу
ном Стрелков Императорской Фамилии, а кавалерия была так
пестра и красива, что в п^^лике все время вырывались крики во
сторга. Нельзя бьшо решить, кто лучше: стройные конвойцы в
черкесках, с тонкими талиями, красавцы гусары в снежно-белых
ментиках, обшитых бобром, чуть колебавшихся на их спинах,
блестевшие на солнце своими кирасами и грандиозными каска
ми величественные кирасиры или казаки в высоких шапках, ли
хо заломленных на затылок. Давно не видели такого парада. И
кто думал тогда, что это последний в этом Царствовании?
3-1777 33
зревали, откуда идет им помощь. Еще менее знали об этом в об
ществе, так как это шло иногда через моего отца, иногда через
других лиц, умевших хранить се1феты. Между прочим помогала
в этом деле и Вырубова — человек очень щедрый и отзывчивый к
чужому несчастью, благодаря чему, после того как во время рево
люции ее выпустили из тюрьмы, она, желая избежать вторично
го ареста, находила приют в подвалах и коморках бедняков, ког
да-то вьфученных ею из нищеты.
Сколько радости и утешения приносили Ее Величество и Ве
ликие Княжны своим присутствием в лазаретах! В первые же дни
войны после своего приезда в Царское Село старшие Великие
Княжны и Ее Величество стали усердно готовиться к экзаменам
на сестер милосердия и слушать лекции, для того чтобы иметь
право работать наравне с остальными сестрами. И впоследствии
они работали так, что доктор Деревенко, человек весьма требова
тельный по отношению к сестрам, говорил мне уже после рево
люции, что ему редко приходилось встречать такую спокойную,
ловкую и дельную хирургическую сестру, как Татьяна Никола
евна.
Великая Княжна Ольга Николаевна, более слабая и здоровь
ем, и нервами, недолго вынесла работу хирургической сестры, но
лазарета не бросила, а продолжала работать в палатах, наравне с
другими сестрами, убирая за больными.
Ее Величество, если только Ее здоровье позволяло Ей это,
приезжала также ежедневно в Дворцовый или Собственный Ее
Величества лазарет, где работали Великие 1Сняжны. Изредка Ее
Величество занималась перевязками, но чаще просто обходила
палаты и сидела с работой у изголовья наиболее тяжелых боль
ных. Бьши случаи, когда больные заявляли, что не могут заснуть
без Ее Величества или что только Ее присутствие успокаивает их
боли, и Она приезжала, в каком бы это ни бьшо лазарете, и сиде
ла часа два, три только для того, чтобы доставить хоть немного
спокойствия несчастным.
Однажды в Царском Селе на Братском кладбище хоронили
скончавшегося в одном из Царскосельских лазаретов офицера.
Один из наших друзей-офицфов поехал на вечернюю панихиду
и рассказывал нам впоследствии, как глубоко он был потрясен
всем им виденным. Служба еще не начиналась, но публики в
церкви собралось много, и в маленькой церкви стало так душно,
что он вышел на улицу. Темнело, и в сумраке весеннего дня кое-
где белели кресты могил. Вдруг у ограды кладбища остановился
автомобиль, из которого вышла дама, вся в черном, и, войдя в
ограду, остановилась у первой же могилы, осеняя себя крестным
знамением. Офицер отошел из скромности возможно дальше и
ожидал, что дама сейчас уедет или пройдет в церковь. Но велико
I было его удивление, когда она, отойдя от одной могилы, пошла
дальше и, остановившись с молитвой перед следующей, обошла
все кладбище, молясь перед каждым крестом. Когда она дошла до
офицера, он узнал в ней Государыню Императрицу, которая одна
ночью молилась за души погибших своих подданных...
Младшие Великие Княжны не работали сестрами милосер
дия, так как большая часть дня у них еще уходила на ученье, но
ежедневно они посещали лазарет своего имени при Феодоров-
ском Государевом соборе, а днем вместе со старшими сестрами
делали объезды остальных лазаретов.
Иногда в этих объездах принимал участие и Алексей Никола
евич, очень любивший вступать в разговоры с ранеными. Однаж
ды старшая сестра одного из лазаретов попросила офицеров, что
бы они как можно больше рассказывали Алексею Николаевичу
из жизни на фронте, и действительно он был так заинтересован,
что, когда Великие Княжны, бывшие в соседних палатах, пришли
звать его домой, он сказал:
— Ну вот, когда мне интересно, Вы всегда уезжаете раньше, а
когда скучно, так сидите, сидите без конца.
Но, конечно, все-таки поехал тотчас же.
Часто в лазареты приезжали артисты Императорских театров,
и давались спектакли и концерты, на которых Великие Княжны и
Наследник любили присутствовать. Еще до войны Великих Кня
жон очень редко вывозили, а с началом войны всякие развлече
ния прекратились совершенно. Помню, как Наследник смотрел в
лазарете Большого Дворца «Вова приспособился», что ему
страшно понравилось, а, уезжая, он просил поставить вторую
часть — «Вова в отпуску», про которую он слышал от сестер, что
это тоже очень забавно. Конечно, бьшо решено возможно скорее
удовлетворить его скромное желание, но революция расстроила
все планы.
—Я удивляюсь Их трудоспособности, — говорил мне мой
отец про Царскую Семью, — уже не говоря про Его Величество,
который поражает тем количеством докладов, которые он может
принять и запомнить, но даже Великая Княжна Татьяна Никола
евна; например. Она, прежде чем ехать в лазарет, встает в 7 часов
утра, чтобы взять урок, потом они обе едут на перевязки, потом
завтрак, опять уроки, объезд лазаретов, а как наступит вечер, они
сразу берутся за рукоделие или за чтение».
Действительно, во все время войны и без того скромная
жизнь Царской Семьи проходила одинаково изо дня в день за ра
ботой.
Так проходили будни, праздники же отличались только тем,
что вместо утреннего посещения лазарета Их Величества и Их
Высочества ездили к обедне в Феодоровский Государев собор^^
Феодоровашй го
сударев собор в Царскйм
Селе.
Царское место в
Феодоровском госуда
ревом соборе.
Этот собор был, собственно говоря, полковой церковью кон
воя и Сводно-пехотного полка и возродился из маленькой церк
ви, сплошь уставленной старинными образами и первоначально
устроенной в казармах Сводно-пехотного полка.
Древнерусский стиль и старина икон так понравилась Госуда
рю, что вскоре был построен собор. Нижний пещерный храм бьш
весь уставлен старинными иконами, и полумрак, царивший там,
придавал еще больше молитвенного настроения.
Помню всенощную в Великом Посту во время говения Их
Величеств, на которую мы приехали очень некстати, так как Их
Величества изъявили желание, чтобы во время говения, кроме
солдат, никого не бьшо.
Я никогда не забуду того впечатления, которое меня охватило
под сводами церкви: молчаливые стройные ряды солдат, темные
лики Святых на почерневших иконах, слабое мерцание немногих
лампад и чистые, нежные профили Великих Княжон в белых ко
сынках наполняли душу умилением, и жаркие молитвы без слов
за эту Семью из семи самых скромных и самых великих русских
людей, тихо молившихся среди любимого ими народа, вырыва
лись из сердца.
Верхний храм производил большое впечатление красивою
живописью Царских Врат и массивных колонн, поддерживавших
свод. Блеск золотых иконных риз, великолепие облачения духо
венства, величественные напевы хора как нельзя лучше гармони
ровали с ярким настроением больших праздников, когда хочется
побольше торжественности и необычайности...
Царская Семья приезжала очень рано и проходила на свои
места на солее, минуя публику, через маленькую боковую дверь.
Государь и Наследник стояли всегда на виду у публики, большая
колонна скрывала места Государыни и Великих Княжон. Около
алтаря была маленькая молельня для Ее Величества, в которой
горели H eyraatM b ie лампады и приносились к образам живые
цветы.
Однажды, в самом начале войны. Ее Величество и Великие
Княжны посетили лазарет, устроенный моим отцом в занимае
мом нами казенном доме. Мы с младшим братом были только
вдвоем дома. Мой отец, как всегда, страшно занятой, уехал по де
лам, а сестра милосердия ушла на полчаса домой, когда к нам на
верх прибежала гс^ничная с известием о приезде Ее Величества,
и Великие Княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна,
как всегда, скромно одетые в темные пальто и шляпы, уже были
в лазарете.
Большинство раненых были выздоравливающие и, сидя, кто
в халате, кто в нижнем белье, ифали в карты. Ее Величество по
дошла к ним и спросила, во что они играют.
— в дурачки, Ваше Величество, — был ответ.
В это время подошли мы, и Ее Величество обратилась к нам с
вопросами, но ласковый тон Ее Величества и счастье Ее видеть,
как всегда, лишили меня всякого самообладания, и я отвечала
что-то очень бестолковое.
Тогда Ее Величество подошла к лежавшему. Это бьш солдат
35 лет, глухой, ревматик и до такой степени изнуренный, что ему
можно было дать лет 75. Он лежал и читал Евангелие, ранее при
сланное Ее Величеством, и даже не обратил внимания на вошед
ших и не догадывался, кто это заговаривает с ним.
—Ты что читаешь? — спросила Ее Величество, наклоняясь к
нему.
—Да вот все ноги болят.
Ее Величество улыбнулась и попробовала задать другой воп
рос, но ответ был такой же бестолковый, и Она, отойдя, попроща
лась с нами и вышла вместе с Великими Княжнами в переднюю.
—Уже на зиму приготовили, — сказала, проходя, Ее Величе
ство, указывая на валенки, стоявшие в передней.
Затем она вышла на крыльцо, кивнула нам еще раз и села в
автомобиль.
Уже гораздо позже приехал к нам Алексей Николаевич. Он
очень стеснялся идти в лазарет и, чтобы оттянуть это, пошел с
моим отцом осматривать остальные комнаты нижнего этажа и
нашел, что у нас очень уютно. Мы же тем временем ждали Алек
сея Николаевича в лазарете. Все встрепенулись, когда в дверях
показалась его красивая маленькая фигурка.
Мой отец подвел к Алексею Николаевичу нескольких солдат,
которые стояли, вытянувшись, около своих кроватей, а затем
Алексей Николаевич прошел через лазарет в п^жднюю, а давно
приготовленный граммофон звучно грянул; — «Боже, Царя хра
ни», что, кажется, Алексею Николаевичу очень понравилось.
Однажды на Рождестве 1914 года мой отец как-то особенно
долго говорил по телефону и сам звонил куда-то и, наконец, вый
дя из кабинета, сказал мне:
— Сейчас было крушение шестичасового поезда, очень много
пострадавших, между прочим Анна Александровна Вырубова^з.
Действительно, Вырубова оказалась наиболее пострадав
шей: ссадины были по всему телу и на голове, но главное — бьшо
переломлено бедро, на всю жизнь сделавшее ее калекой. Дру
гой, сильно пострадавший, бьш учитель рисования той гимна
зии, где я училась. Их обоих, по распоряжению Ее Величества,
положили в отдельные палаты Собственного Ее Величества лаза
рета.
Вырубова очень страдала, была очень нервна и нетерпелива.
Действительно, перелом был настолько неудачен, что нога срос
лась неправильно, и она не могла после этого случая ходить без
костылей.
Во время болезни Вырубовой к ней часто приезжал Распутин,
и с тех пор все больше и больше стали говорить о нем в Петер
бурге, причем говорили не просто, а выдумывали, выдумывали
зло и неверно, кто с определенной целью оскорбить Царскую
Семью, кто просто из любви к сплетням.
Совершенно не хочу оправдьтать Распутина; это был нечест
ный, хитрый и распуш,енный мужик, обладавший, несомненно,
умением влиять на окружающих, а, главное, разыгрывать какую
угодно роль. Во дворце он принял на себя роль святого и выпол
нял ее настолько удачно, что Государыня Императрица, человек
глубоко верующий и имевший в этой вере и своей семье единст
венное счастие, поверила в него всей душой и ухватилась за веру
в него, как за спасенье горячо любимого сына.
Распутин постоянно говорил во дворце, что его молитвами
живет Алексей Николаевич, что не станет его — Царской Семье
будет худо, очень худо; он даже намекал на свержение с престола,
но говорил, что потом Государь будет избран вновь.
Само собой понятно, что во дворце он держал себя иначе, чем
в «Вилла Родэ», и Государыня не видала грязной стороны его
жизни.
В публике постоянно говорили:
— Почему же ей не скажут?
Беда в том, что о Распутине говорили и говорили слишком
много, и этими разговорами его создали.
Таково было мнение моего отца и многих людей, близко
знавших Царскую Семью. Мой отец говорил:
—Если бы не было Распутина, то противники Царской Семьи
и подготовители революции создали бы его своими разговорами
из Вырубовой, не будь Вырубовой, из меня, из кого хочешь.
И действительно, не будь людей, распространявших о его вла
сти совершенно невероятные слухи, не было бы тех, кто к нему
обращался; а чем больше к нему обращались, тем больше Ее Ве
личество верила в его святую жизнь, делавшую его известным;
если же Государыне рассказывали отрицательные стороны его
жизни. Она думала, что это гонение на святого.
Насколько же рассказы о приближенности Распутина к Цар
ской Семье были раздуты, можно судить из того, что мой отец,
прослуживший при их Величествах 10 лет и ежедневно в течение
этих 10 лет бывавший во дворце, причем не в парадных комна
тах, а как доктор, почти исключительно в детских и спальне Их
Величеств, видел Распутина всего один раз, когда он сидел в
классной Алексея Николаевича и держал себя, как самый обык
новенный монах или священник. Поэтому не было совершенно
Императрица Александра Федоровна со своей ближайшей подругой
АннойЛдександровной Выр^оеой.
Григорий Ефимович Распутин.
никакой надобности, чтобы быть при дворе, заискивать у Распу
тина.
Моего отца Ее Величество лично просила принять Распутина
на дому, как больного, и мой отец ответил, что в медицинской
помощи он ему отказать не может, но видеть его у себя в доме не
хочет, а потому поедет к нему сам. Несмотря на это заявление,
мой отец продолжал служить и пользоваться уважением Царской
Семьи.
Еще другой случай произошел на глазах моего отца, как раз,
когда Распутин приехал навестить Вырубову в лазарете. Старший
врач лазарета, княжна Гедройц, нашла, что он слишком засидел
ся и попросила его уйти. Он встал, но все еще не уходил. Тогда
она взяла его за плечи и, толкая к дверям, сказала:
— Ну, уходи, уходи.
Он обернулся и заявил:
—Я жаловаться буду, что ты меня прогнала.
— Ну и жалуйся потом, сколько хочешь, а сейчас уходи, раз
тебе говорят, — и вывела его за дверь.
— С каких пор Вы с ним на *ты*? — спросил ее мой отец.
— Раз он мне *ты» говорит, так и я не буду с мужиком церемо
ниться, — ответила княжна Гедройц.
Если основываться на петроградских слухах, то ее, по мень
шей мере, сослали бы в Сибирь, но она осталась преспокойно
старшим врачом Дворцового лазарета, который даже вскоре, в
виде особого внимания, был переименован в «Собственный Ее
Величества».
Несомненно, что Ее Величество следовала советам Распугина,
которые бывали очень вредны, как для Государства, так и для
Царской Семьи, но как же могла Она, с ее горячей верой, посту
пать иначе по отношению к человеку, которого Она считала свя
тым? В последнем же нет никакого сомнения: об этом говорят
письма Ее Величества и Великих Княжон к Распугину, из кото
рых три бьши напечатаны в первые же дни революции, когда
столько клеветы, столько преступных наговоров было на них и,
несмотря на это, в этих письмах, сплошь проникнутых горячей
верой и содержащих в себе столько рассуждений на религиозные
темы и просьбы молиться за всю Царскую Семью, и тогда никто
не мог найти ничего предосудительного.
Впоследствии, проезжая через Сибирь, я встретила одну да
му, спросившую меня об отношении Ее Величества к Распути
ну. Когда я передала ей все вышеизложенное, она рассказала
мне следующий случай: ей пришлось быть однавды в следст
венной комиссии, помещавшейся в Петрограде в Таврическом
дворце. Во время долгого ожидания она слышала разговор, про
исходивший в соседней комнате. Дело шло о корреспонденции
Царской Семьи. Одни из членов следственной комиссии спро
сил, почему еще не опубликованы письма Императрицы и Вели
ких Княжон.
—Что Вы говорите, — сказал другой голос, — вся переписка
находится здесь — в моем столе, но если мы ее опубликуем, то
народ будет поклоняться им, как святым.
— И п’у av£dt pas du mal, il у en avjdt seulement I’apparence*, — го
ворил один из наиболее близких к Царской Семье людей П.
Жгаьяр. — Mais c’est assez pour le peuple* •, — добавлял он.
Для народа — да, для народа, представляющего собой слепую
массу, которая поддается каким угодно внушениям; но меня
удивляет, как люди развитые и образованные, более или менее
знавшие Семью, могли верить и распространять всю преступ
ную болтовню, исходившую от «творцов революции», избравших
Распутина своим орудием.
Немного было людей, решавшихся защищать Государыню
Императрицу, как делал это мой отец, но зато в его доме никто
не позволял себе сказать что-либо дурное про Царскую семью, а
если моему отцу случалось попадать на подобные разговоры в
чужих домах, он всегда возвращался до крайности раздраженный
долгим спором и говорил:
—Я не понимаю, как люди, считающие себя монархистами и
говорящие об обожании Его Величества, могут так легко верить
всем распространяемым сплетням, могут сами их распростра
нять, возводя всякие небылицы на Императрицу, и не понима
ют, что, оскорбляя Ее, они тем самым оскорбляют Ее Августей
шего Струга, которого якобы обожают.
—Я теперь понимаю, — слышала я от одной дамы после рево
люции, — что мы своими неумеренными разговорами оказали
неоцененную услугу революционерам; мы сами во всем винова
ты. Если бы мы раньше это поняли или имели достаточно уваже
ния к Царской Семье, чтобы удерживать свои языки от сплетен,
не имевших даже основания, то революционерам было бы гораз
до труднее подготовить свое страшное дело.
У нас же к моменту революции не было ни одного уважающе
го себя человека, не старавшегося как-нибудь задеть, если не Его
Величество, то Ее Величество. Находились люди, когда-то Ими
обласканные, которые просили аудиенции у Ее Величества в за
ведомо неудобный час, и когда Ее Величество «просила» зайти на
следующий день, говорили:
— Передайте Ее Величеству, что тогда мне будет неудобно.
При помощи тех же злых язьжов распустился слух о германо
Великая княжна
Ольга Николаевна и
старший врач
Царскосельского
дворцового лазарета
княжна Вера
Игнатьевна Гедройц во
время перевязки
раненого солдата,
1915 г.
Цесаревич Алексей
Николаевич с
преподавателем
русского языка П. В.
Петровым.
фильстве нашего Двора и о стремлении Ее Величества заклю
чить сепаратный мир. Все 1фичали:
—Подумайте, Она немка, Они окружили себя немцами, как
Фредерикс, Бенкендорф, Дрентельн, 1^юнвальд, — и ухватив
шись за эти четыре фамилии, склоняли их во всех падежах, за
бывая прибавить, что, 1фоме этих лиц, при Дворе были графиня
Гендрикова, князь Долгоруков, генерал Татищев, Воейков, граф
Ростовцев, Нарышкин^ Мосолов, Комаров, князь Трубецкой,
князь Орлов, Дедюлин, Нилов, граф Апраксин, Аничков, князь
Путятин и другие. Да и никто не старался проверить, немцы ли
или германофилы граф Фредерикс и граф Бенкендорф.
Всякий же, хоть раз видевший Дрентельна, твердо запоминал
по его наружности, что он русский, имевший несчастье носить
иностранную фамилию, так как кто-то из его предков-иностран-
цев сотни лет тому назад поселился в России.
Бенкендорф, католик и говоривший даже с легким акцентом
по-русски, действительно бьш прибалтийский немец, но, во-пер
вых, он бьш обер-гофмаршал, т. е. заведывал такой отраслью, ко
торая к политике никакого отношения не имела, а, если бы он да
же пытался на кого-нибудь влиять, то результаты, наверное, по
лучились бы самые благоприятные, т. к он бьш человек большо
го ума и благородства.
Грюнвальд имел еще меньше касания к политике, чем Бен
кендорф. Действительно, при первом взгляде на него можно бы
ло догадаться о его происхождении: среднего роста, полный, ко
ренастый, со снежно-белыми усами на грубом, красном лице, он
ходил в своей фуражке прусского образца, прусским шагом по
Садовой. Иногда его вместе с женой можно бьшо видеть верхом,
и никто, глядя на молодцеватую посадку этих старичков, не дал
бы им их возраста. По-русски Грюнвальд говорил непроститель
но плохо, но опять же, на занимаемом им посту, это никого не
могло особенно смущать. Он заведывал конюшенной частью и,
т. к дело знал в совершенстве, бьш очень строг и требователен, то
конюшни бьши при нем в большой исправности, сам же он появ
лялся во дворце только на парадных обедах и завтраках.
Единственный, имевший возможность влиять на политику
как министр двора и близкий к Царской Семье человек бьш граф
Фредерикс. Но мне каждый раз становится смешно, когда гово
рят о нем, как о политическом деятеле. Бедный граф уже давно
был на этом посту, так как Его Величество бьш слишком благо
роден, чтобы увольнять верного человека, единственно из старо
сти. Уже к началу войны Фредерикс бьш так стар, что вряд ли по
мнил даже, что он министр двора Все дела велись его помощни
ком генералом Мосоловым, а он только ездил на доклады и, не
смотря всеобщее к нему уважение, служил пищей для анекдо
тов, т. к доходил до того, что собирался выходить из комнаты в
окно, вместо двери, или, подходя к Государю, спрашивал Его:
—А ты будешь сегодня на Высочайшем завтраке? — приняв
Его Величество за своего зятя Воейкова, хотя даже слепой, кажет
ся, не мог бы их спутать.
Много смеялись в Царском по поводу еще одного случая с
графом Фредериксом. Однаяоды начальник военно-походной
канцелярии князь Орлов делал ему доклад, как вдруг Фредерикс
остановил его.
— Погодите, милый князь, — он провел пальцем по своей ще
ке, — мне кажется, что я сегодня не побрился, как Вы думаете?
— Право не знаю, — ответил князь Орлов, стараясь скрыть
улыбку.
— Ну, ничего, князь, продолжайте.
Через пять минут Фредерикс опять положил руку на рукав
князя Орлова.
— Постойте, мне кажется, что я сегодня не брился.
— Не могу знать, я думаю, что лучше всего Вам спросить Ва
шего камердинера.
Фредерикс нажал звонок*
— Послушай, голубчик, что я брился сегодня или нет?
— Брились, Ваше Сиятельство.
— Хорошо, можешь идти.
Князь Орлов еще не успел докончить доклад, как Фредерикс
поднялся со сюего места.
— Нет, князь, докончите в другой раз, я положительно сегод
ня не брился, я еду в парикмахерскую.
По дороге в парикмахерскую бедного старика в карете так
укачало, что он заснул, а кучер, приехав в назначенное место,
долго удивлялся, что граф так долго не выходит, наконец, загля
нув в карету, он увидел его спящим и поспешил доставить его до
мой.
Конечно, такой человек не мог иметь никакого влияния, и
все, знавшие его, относились к нему с большим уважением, но
когда приходилось переходить на деловую почву, обращались к
генералу Мосолову.
Теперь об Ее Величестве. Я утверждаю, что не бьшо ни одной
более русской женщины, чем бьша Ее Величество, и это с особен
ной яркостью высказывалось во время революции. Глубоко пра
вославная, она никогда и не была немкой иначе, как по рожде
нию. Воспитание, полученное Ее Величеством, было чисто анг
лийского характера, и все, бывшие при дворе, знали, как мало об
щего у Ее Величества и Ее немецкими родственниками, которых
Она очень редко видела, из которых некоторых, как например дя
дю — Императора Вильгельма^^, прямо не любила, считая его
фальшивым человеком. Не будь Ее Величество такая русская ду
шой, разве смогла бы Она внушить такую горячую любовь ко
всему русскому, какую Она вложила в своих Августейших детей.
После революции особенно сказалось отношение Ее Величе
ства ко всему русскому. Пожелай она, намекни она одним сло
вом, и Император Вильгельм обеспечил бы им мирное и тихое
существование на родине Ее Величества, но, уже будучи в заклю
чении в холодном Тобольске и терпя всякие ограничения и неу
добства, Ее Величество говорила;
— Я лучше буду поломойкой, но я буду в России.
Это — доподлинные слова Ее Величества, сказанные
моему отцу. Я думаю, что этого не скажет ни одна русская жен
щина, так как ни одна из них не обладает той горячей любовью и
верой в русского человека, какими была проникнута Государыня
Императрица, несмотря на то, что от нас — русских Она ничего
не видала, 1фОме насмешек и оскорблений. Нет тех кар, которы
ми русский народ может искупить свой великий, несмываемый
грех перед Царской Семьей, и, переживая теперь все нескончае
мые несчастья нашей родины, я могу сказать, что, продолжайся
они еще 10, 20, 30 лет, это будет вполне заслуженное нами нака
зание.
Перед революцией осуждение Царской Семьи принимало все
более и болёе грандиозные размеры. Совершенно умышленно
каждое Их действие, каждое слово толковались вкривь и вкось.
Я уверена, что, поддайся Их Величества тогда наговорам на
Распутина и заточи Они его в какой-нибудь монастырь, это не
пременно истолковалось бы так, чтобы выставить Их Высочеств
в черном свете.
Мне вспоминается один незначительный, но характерный
случай. В начале войны все возмущались немецким названием
столицы, а когда вышло распоряжение о переименовании Петер
бурга в Петроград и патриотический подъем немного улегся, те
же самые люди начали вышучивать перемену, на которой так на
стаивали...
Раздражение против Распутина все росло. Постоянную смену
министров приписывали исключительно его влиянию, забывая,
что советы Распутина исходили не от него лично, а от всевоз
можных интригующих лиц, при его помощи старавшихся полу
чить хорошие места и убирать своих врагов, а Его Величество,
один из самых умных русских людей, как истый христианин,
считал всегда свое мнение наименее достойным исполнения и
прислушивался к голосу окружающих, думая, что они, как ближе
стоящие к делу, более опытны. Многие же из министров этим
пользовались, и когда потом, по их советам, выходило плохо, ни
когда не имели мужества сознаться в том, что неудачные проек
ты исходили из их голов, а, пожимая плечами, отвечали на на
падки:
—Что мы можем сделать? — воля Государя Императора.
Насколько я помню, мой отец отличал в данном случае Сазо
нова и говорил, что он имел мужество брать на себя неудачные
постановления...
Назначение на пост министра иностранных дел Штюрмера,
человека с немецкой фамилией, опять вызвало целую бурю него
дования. Наконец последовало назначение Протопопова, члена
думы и ее протеже; но как только он проявил себя неудачно, все
забьши о его думской карьере и закричали:
— Опять Государь назначает каких-то распутинцев, да ведь
Протопопов, всем известно, болен прогрессивным параличом.
Разве таких людей назначают?
Эти и подобные рассуждения позволяли себе даже офицеры
гвардии, из которых многие стали увлекаться думскими речами.
Гвардия к тому времени была отведена, к сожалению, слишком
поздно в резерв. Они не нашли ничего лучшего, как называть се
бя в насмешку «династический резерв», совершенно забывая, что
если бы такой резерв существовал на самом деле, то состоять в
нем — только честь для каждого русского офицера. К сожалению,
гвардия была отведена в резерв уже тогда, когда лучшие солдаты
были выбиты, и в Петрограде и в Царском Селе к моменту рево
люции запасные гвардейские батальоны состояли из деревен
ских парней или фабричных рабочих во главе с прикомандиро
ванными неизвестно откуда прапорпщками-социалистами. Будь
гвардия в старом составе, неизвестно, какой оборот приняла бы
революция; но и здесь все было рассчитано, и губительная работа
революционеров и здесь сделала свое дело...
К концу 1916 года настроение было напряжено у всех до по
следней степени. Одни знали о готовящихся событиях, другие
предвидели их по ходу дел, третьи бессознательно чувствовали
надвигающуюся грозу, когда вдруг разнеслась весть об убийстве
Распутина^^. Сперва показалось, что этот удар разрядит атмос
феру, но вскоре стало ясно, что это начало, что дальше будет го
раздо хуже, и даже его противники, прежде говорившие:
— Вот бы кто-нибудь догадался его прикончить, — теперь по
жалели о случившемся.
Надо сказать, что Царская Семья вела себя в данном случае,
как всегда, с большим тактом. Ее Величеству донесли об этом со
бытии утром, когда Она была в лазарете. Со свойственной Ей си
лой воли Она ни одним словом, ни одним движением не обнару
жила того большого потрясения, которое несомненно должно
было в ней вызвать это известие, и только страшная бледность,
покрывшая Ее щеки, была доказательством Ее волнения.
Окончив утреннюю работу, как обыкновенно, Ее Величество и
Их Высочества уехали домой в обычный час, и вечером того же
дня Их Высочества, как всегда, опять были в лазарете.
Следствие по убийству велось обычным порядком, наказание,
наложенное на участников дела, было не больше, как в случае
убийства всякого другого смертного, посещение Ее Величеством
тела и присутствие на церковных службах было тоже сделано не
заметно и скромно, а жизнь двора шла по-прежнему.
Впоследствии, уже в Тобольске, я слышала от доктора Кост-
рицкого, приезжавшего из Ялты лечить Их Величеств, подробное
описание того убийства, сльппанное доктором Кострицким от
князя Феликса Феликсовича Юсупова-младшего.
Заговор состоялся из пяти лиц; великого князя Дмитрия
Павловича —любимого двоюродного брата Государя, князя Ф. Ф.
Юсупова, В. М. Пуришкевича, доктора Л. и поручика К.1^. Реше
но было Распутина отравить, для чего Юсупов приготовил пи
рожные и вино, отравленные цианистым калием, а затем поехал
за "старцем" в автомобиле.
Привезя Распутина, Юсупов остался с ним вдвоем пить вино
и есть пирожные, тогда как остальные заговорпщки находились в
верхнем этаже. Когда Распутин выпил все полагавшееся ему ви
но и съел все пирожные, а яд не начинал действовать, Юсупов в
отчаянии кинулся за советом к остальным, и там его осенила
мысль застрелить Распутина. Он схватил револьвер и снова побе
жал к гостю. Чтобы отвлечь внимание Распутина, он подвел его к
старинному распятию и, одной рукой указывая на Христа, дру
гой выстрелил Распутину в сердце. Тот упал в судорогах, а когда
он стих, Юсупов наклонился над ним, и вдруг Распутин опять от-
крьш глаза, приподнялся, схватил Юсупова за погон и оторвал
его.
Юсупов опять побежал наверх к своим сообщникам, и когда
они все вышли на лестницу, им представилась ужасная картина;
Распутин — весь в крови, с кровавой пеной изо рта, ползком на
четвереньках пробирался к передней. Тогда Пуришкевич еще
двумя выстрелами из револьвера добил его, после чего тело было
отвезено в автомобиле и брошено в прорубь.
Рассказывая о своем разговоре с 10суповым, Кострицкий
вспоминал, какое неприятное впечатление произвел на него хо
лодный и даже циничный тон последнего.
— Ну, что же, князь, — спросил его Кострицкий, — неужели у
Вас никогда не бывает угрызения совести? — Ведь Вы все-таки
человека убили?
— Никогда, — сказал Юсупов с улыбкой, —я убил собаку.
Вскоре после убийства Юсупов просил аудиенции у Ее Вели
чества, в которой ему бьшо отказано, так как у Ее Величества, как
Она говорила моему отцу, явилось подозрение, что эта аудиен
ция окончится покушением уже лично на Нее...
Через несколько дней новое несчастье постигло Царскую
Семью: Алексей Николаевич и Ольга Николаевна заболели
корью, заразившись от маленького кадета, который ездил к
Алексею Николаевичу в гости из одного из Петроградских кор
пусов. В корпусе уже была эпидемия кори, к мальчика, жаловав
шегося на недомогание, отпустили в Царское Село. Он захворал,
вернувшись из отпуска, а через несколько дней слегли и Царские
дети. Дружба с кадетом, фамилии которого я, к сожалению, не
помню, завязалась у Алексея Николаевича в Могилеве!"^.
Государь Император с начала войны почти безвыездно жил в
Ставке, находившейся сперва в Барановичах, потом в Могилеве.
Взял на себя командование армиями в самый критический мо-
мент^в и остановив, таким образом, отступление, которое велось
систематически. Государь окончательно переехал в Ставку и пе
ревез к себе Алексея Николаевича.
Государь и Наследник жили вместе в одной комнате, вся об
становка которой состояла из походных 1фоватей и нескольких
стульев. И отец и сын — оба одинаково наслаяодались своей со
вместной жизнью; Алексей Николаевич обожал отца, и трога
тельно было видеть, как он Его всюду сопровождал.
С Алексеем Николаевичем приезжали в Ставку его учителя,
так что занятия его не нарушались. Окончив уроки, Алексей Ни
колаевич уходил с Жильяром гулять в городской сад. Там он
очень скоро подружился со всеми мальчиками своего возраста, и
они, все вместе, устраивали шумные и воинственные игры.
Больше всего доставляла удовольствие Алексею Николаевичу
эта простота общения с другими детьми, и он с восторгом рас-
сказьшал о всех происходивших баталиях или о том, как он упал
в грязь и т. п. Ф
Двое из этих мальчиков кадеты, один Петроградского, другой
Московского корпусов, допускались в Ставку и приезжали в Цар
ское Село, если Алексей Николаевич был там^®.
Мой отец только раза два ездил с Его Величеством в Став!^^,
так как Государь брал с собой лейб-хирурга профессора Федоро
ва, сказав моему отцу, что он его желает видеть при Ее Величест
ве и детях. Жизнь в Могилеве, протекавшую в непосредственной
близости к Государю Императору, мой отец вспоминал всегда,
как особенно счастливые дни.
Особенно были дороги для моего отца вечера, когда Государь
приходил отдохнуть и сыграть в домино или кости с лицами
своей свиты: Воейковым, Ниловым, Мосоловым, флигель-адъю
тантом князем Игорем Константиновичем, моим отцом и неко
торыми другими. После этого приносили самовар, и Его Величе-
4-1777 49
ство лично разливал чай. За столом велись разнообразные разго
воры; очень часто Его Величество рассказывал что-нибудь, и мой
отец всегда любовался содержательностью и ясной простотой
Его рассказов.
В период первых дней болезни Алексея Николаевича и Ольги
Николаевны Его Величество бьш в Царском Селе, но собирался
скоро выехать в Ставку^о. Болезнь проходила с осложнениями:
вслед за Ольгой Николаевной заболела Татьяна Николаевна и А.
А. Вьфубова, оставшаяся во дворце и очень страдавшая.
Мой отец дни и ночи проводил во дворце, и мы его почти не
видели. Я лично тоже бьша больна ревматизмом и лежала навер
ху у себя в комнате и благодаря своей оторванности от домашней
жизни и обпщх разговоров совершенно не представляла себе, что
творится в Петрограде.
А там уже начинались забастовки, и рабочие ходили по ули
цам, крича:
—Хлеба, хлеба!
И вдруг однажды после отъезда Его Величества в Ставку моя
тетя рассказывает мне, что солдаты запасного батальона Павлов
ского полка убили своего командира и вместе с рабочими и еще
какими-то полками выступили против верных полков, в Петрог
раде идет перестрелка, манифестации принимают все более угро
жающий характер и к крикам «Хлеба» прибавились возгласы:
—Долой Правительство, долой Алису! — с еще более грубы
ми замечаниями об Императрице.
Я не поверила, и по этому поводу мы даже поссорились с те
тей, т. к. я стала утверждать, что это все сплетни петроградских
кумушек и что никогда не может дойти дело до того, чтобы сол
даты, русские солдаты, серые герои во время такой великой вой
ны позволили себе убивать своих командиров и участвовать в ос
корблениях Царской Семьи.
Понятно, что тете, читавшей газеты и видавшей очевидцев
этих собьггий, оставалось только рассердиться на мою наивность
и уйти.
Все-таки страх зз 1фался в мою душу, и, к ужасу своему, я ве
чером получила подтверждение всех этих слухов от моего отца.
—Это может бьггь хуже пятого года, — говорил он в эти дни.
Революционеры ждали и хотели отъезда Государя в Ставку,
так как все говорили, что Его присутствие здесь парализует на
род — так сильно Его обаяние.
Я не могу налюбоваться твердостью и мужеством Ее Величе
ства и младших Великих Княжон. Они присутствуют при всех
докладах Ее Величеству, и надо сказать, что эти доклады делают
ся подробнее, чем, может быть, нужно. Они стали совсем взрос
лыми и такие очаровательные, такие умные и сердечные. Они
так поддреживают Ее Величество своими ласками и вниманием.
Как сейчас помню день 27 февраля...
Часа два дня...
Мы все собрались в гостиной брата, где солнце яркими весен
ними пятнами играет на малиновом плюше большого ковра, на
лакированной крышке рояля и светлом 1фетоне мебели.
Наша родственница, сестра милосердия, пришедшая на час
из лазарета, рассказывает нам со слов только что приехавшей из
Петрограда дамы, что на 1фышах домов поставлены пулеметы,
из которых полиция стреляет по бунтующим войскам.
Пулеметы стоят и на Полицейском мосту, уже неизвестно да
же чьи — восставших или Правительства, и по Литейному при
ходится передвигаться чуть не ползком, так как пулеметы трещат
безостановочно.
Офицеры в лазареге в удрученном состоянии, особенно во-
лынцы, т. к они узнали по телефону, что солдаты их запасного
батальона припши разоружать офицеров, и девять сопротивляв
шихся были убиты, а остальные арестованы^!.
Офицеры других запасных батальонов тоже бьши обезоруже
ны и арестованы; убитых еще бьшо мало. Мы слушали все эти
рассказы и все-таки никак не могли проникнуться серьезностью
положения, так нам, жившим своим особым семейным миром,
казалось это диким. Мой отец, всю ночь дежуривший при Их
Высочествах, еще не возвращался, и в этот момент мы с радо
стью увидали его карету, въезжавшую во двор.
Вскоре его шаги раздались по лестнице, и он вошел в комнату
в пальто и с фуражкой в руках. Мы кинулись к нему с приветст
виями и расспросами о здоровье Их Высочеств, которые уже все
лежали, но он отстранил нас, чтобы не заразить корью и, сев в
сторонке у дверей, спросил, знаем ли мы, что происходит,
— Конечно, знаем, но разве это все так серьезно? — ответили
мы, уже сами теперь встревоженные видом отца, у которого
сквозь обычную выдержку и спокойствие проскальзывало что-то,
пугавшее нас.
— Настолько серьезно, что существует мнение, будто во избе
жание кровопролития Государь должен отречься от престола, хо
тя бы в пользу Алексея Николаевича.
Мы ответили на это гробовым молчанием.
— Несомненно, что и здесь, в Царском, начнутся выступле
ния и беспорядки и, конечно, центром будет дворец, поэтому я
Вас очень прошу уехать пока из дому, т. к я сам переселяюсь во
дворец. Если вам дорого мое спокойствие, то вы это сделаете.
— Когда же, к кому?
— Не позже, чем через два часа, я должен бьггь обратно во
дворце, а до этого я бы лично хотел отвезти вас.
и действительно, через два часа мы с младшим братом уже
были выдворены к старому другу наших родителей Устинье
Александровне Тевяшовой22. Старший брат, больной ревматиз
мом, с женой был у тещи, а в нашем доме оставалась только при
слуга да тетя, решившая, что ее никго не тронет.
Погода, точно нарочно, переменилась соответственно нашему
настроению. Солнца уже не было, и снег начал падать густыми
белыми хлопьями. Дом, в который мы переехали, стоял как раз в
районе, занимаемом казармами, и когда стемнело, на улице по
слышались выстрелы и щелканье пуль. На разведку был тотчас
же послан старый лакей Иван Капитонович, а мы с хозяйкой до
ма сидели в столовой при одной свече, с тревогой прислушива
ясь к тому, что происходило на улице.
Иван Капитонович вскоре вернулся и сообщил, что 1-й
Стрелковый полк и артиллеристы бунтуют, а в остальных полках
пока спокойно.
Часов около семи пришел мой брат, котс?)ый объявил, что
стрелять перестали, ходят патрули под командой офицеров, и хо
тя в толпе и говорили: — «Идем дворец громить*, — однако никто
туда не пошел, а, по слухам, Великий князь Павел Александро
вич принял командование всеми Царскосельскими полками, и
поэтому все будет спокойно.
Однако он очень и очень ошибся. Вскоре пришли сведения,
что из Петрограда толпа революционеров в количестве 8 тысяч
человек, с пулеметами и броневыми автомобилями, идет на Цар
ское Село, чтобы разгромить дворец.
Несмотря на эти ужасные сведения, бы с братом пошли спать.
Я разделась и легла, но спать не могла, а потому на рассвете вста
ла и вышла в столовую.
Иван Капитонович в клетчатых ночных туфлях и большом
переднике накрывал утренний чай. Он рассказал, что ночью 1-й
Стрелковый полк и артиллеристы пошли снимать другие полки.
2-й полк примкнул сразу, а 4-й Императорской Фамилии сперва
отказался, и все солдаты плакали, слушая речь старого офицера,
капитана Кулешева, но потом, по словам Ивана Капитоновича,
пошли и «весь чихауз разграбили» и теперь пьют и грабят вместе
со всеми.
Действительно, на улице творилось что-то невероятное:
пьяные солдаты, без ремней и расстегнутые, с винтовками и
без, бегали взад и вперед и тащили все, что могли, из всех
магазинов. Кто бежал с куском сукна, кто с сапогами, некото
рые, уже и так совершенно пьяные, тащили бутылки вина и
водку, другие все замотались пестрыми шелковыми лента
ми. Тут же бегал растерянный жид-ростовщик, бабы и гимна
зисты.
Ночью был пожар в одном из самых больших магазинов, во
время которого в погребе угорели пьяные солдаты.
Иван Капитонович, подав чай, опять побежал за новостями.
Наша хозяйка и ее дочь не спали всю ночь и с нетерпением ожи
дали каяздый раз результатов разведки. Оказалось, что вчера был
послан в Петроград на усмирение взвод стрелков Императорской
Фамилии. Они долго отстреливались на вокзале, но затем вы
нуждены были отступить, так как патроны, доставляемые им
взводом 1-го Стрелкового полка под командой прикомандиро
ванного к этому пол!^ капитана Аксюты, были Аксютой переда
ны рабочим.
Другой офицер — корнет Тимофеев и два солдата ранены и
отвезены в Царское Село. Зато революционные войска, шедшие
на Царское Село, потерпели неудачу: они дошли только до стан
ции Средняя Рогатка, где автомобили застряли в снегу, а пока
они их отрывали, революционный пыл настолько охладел, что
они решили вернуться в Петроград.
В течение всего этого дня мы все чаще и чаще слышали имя
капитана Аксюты, которого 1-й полк избрал своим командиром.
Дом прежнего комавдира — полковника Джулиани^з окружили и
обстреливали, несмотря на то, что сам Джулиани лежал больной
грудной жабой. Это, а также и обстрел дома доктора Ястребова^^,
в лечебнице которого умерла жена Аксюты, приписывались Ак
сюте.
Все безобразия, происходившие в Царском Селе, велись глав
ным образом 1-м полком и всюду сопровождались именем Ак
сюты.
Из Петрограда прибыла милиция с белыми повязками на ру
кавах, объявившая, что за появление в пьяном виде виновный
будет расстрелян. Однако это распоряжение ни разу не было при
ведено в исполнение, так как следовало бы начать с милиции.
По улицам гарцевали нижние чины Конвоя Его Величества,
надушенные, напомаженные, с красными бантами, все момен
тально забывшие то исключительное положение, которое они за
нимали при Дворе, ту ласку и внимание, котсфое им оказывали
Их Величества.
Сводно-пехотный полк держался дольше других, так что Го
сударыня лично приказала караулу от этого полка надеть белые
повязки, чтобы они не подвергались враждебным выступлениям
других полков.
Целые дни проводили мы у окон столовой, наблюдая за про
исходящим на улице. В нашем районе было немного спокойнее.
Изредка появлялись ipynnbi пьяных солдат или пролетали i^jy-
зовые автомобили с плакатами, призывавшими к порядку. На
одном из автомобилей, на переднем месте, рядом с шофером по
I
чему-то сидела сестра милосердия в развевающейся белой ко-
сьшке, а внутри всюду солдаты. Не те прежние солдаты, хорошо
одетые, спокойные и веселые, а какие-то другие, новые для нас,
растерзанные, без ремней, с красными возбужденными лицами,
на. которых читалось какое-то страшное вьфажение пьяного,
зверского наслаждения.
На углу улицы все время стояла группа из нескольких любо
пытных обывателей, между которыми появлялись наши развед
чики — Иван Капитонович или молодой лакей Петр. Неизвестно
чей гусь, быстро перебирая своими 1фасными лапами по белому
снегу, все выбегал на середину улицы, вертелся в толпе, куда-то
исчезал и через пять минут опять появлялся, растерянно бегая
взад и вперед.
Вдали слышались выстрелы, говорили, что это и есть обстрел
домов Джулиани и Ястребова.
Иван Капитонович приносил газеты, из которых мы узнали
новый состав кабинета со Львовым, Керенским и Гучковым, ко
торый выпустил свой приказ № 1, приведший нас в ужас, т. к яс
но можно было предвидеть, чем закончится законная распущен
ность, предоставляемая каяздому солдату. Также из газет узнали
мы, что Рузский, Гучков и Шульгин выехали к Государю в
Ставку25.
В один из первых же дней появился какой-то реалист лет 15-
ти и объявил Устинье Александровне (нашей хозяйке), что он те-
перь начальник участка и в случае беспорядков она может обра
щаться к нему, а приемные часы у него от 5 до 6 ежедневно.
Семидесятипятилетняя величественная старушка, генерал-
губернаторша, привьпопая видеть других представителей власти
в своем доме, приняла все это со свойственным ей юмором и,
сделав серьезный вид, проводила молодого человека до передней,
причем он на прощание басом заявил:
— Извиняюсь, я Вам тут, кажется, наследил.
2 марта мой отец приехал нас навестить. Его карета, запря
женная парой лошадей, в блестящей орлами упряжи, кучер в тре
уголке, тоже весь увенчанный орлами, а больше всего пальто мо
его отца на генеральской подкладке привлекли толпу солдат с
винтовками и красными бантами. Пока мой отец разговаривал с
нами, несколько человек с офицером во главе позвонили с пара
дной и наткнулись на саму Устинью Александровну.
—У Вас генерал Боткин, — приступил к ней прапорщик в па
пахе и с 1фасным бантом.
— Не генерал, а доктор, приехал лечить больного (это был
факт, так как брат Устиньи Александровны лежал больной, и мой
отец его лечил).
—Это все равно, нам велено всех генералов арестовывать.
— Мне тоже все равно, кого Вы должны арестовывать, а я ду
маю, что, разговаривая со мной, вдовой генерал-адъютанта, вы,
во-первых, должны снять шапку, а, во-вторых, можете отсюда
убираться.
Опешившие товарищи, еще недостаточно проникнутые рево
люционным духом, сняли шапки и удалились, но т ^ не менее,
когда мой отец вышел и сел в карету, за ним поскакал верхом во
оруженный солдат, сопровождавший его так во всех разъездах по
городу и проводивший до самого дворца.
Мой отец рассказал нам, что несколько комнат во дворце за
няты большими ящиками, в которые спешно упаковываются ве
щи, и Ее Величество спросила его, согласен ли он, в случае отъез
да Их Величеств заграницу, ехать тоже. Конечно, ответ моего от
ца был утвердительный, что, видимо, очень тронуло Ее Величе
ство, уже так привыкшую к холодности окружающих. Мы только
и думали о возможно скором выезде Их Величеств, так как чув
ствовали, чем может кончиться «великая и бескровная револю
ция*.
3 марта вечером Устинья Александровна, встревоженная,
вошла в мою комнату, где мы с братом пробовали развлечься
чтением какой-то книги.
— Сьш Ивана только что вернулся из Петрограда и говорит,
что офицеры и солдаты ездят на автомобиле и разбрасывают
бюллетени, в которых сказано, что Государь отрекся за себя и за
Наследника в пользу Михаила Александровича, а Михаил Алек
сандрович предоставил все народному собранию.
Мы не поверили, как не верили с первого слуха ни одному
дурному известию, но на следующий день появился в газетах ма
нифест об отречении, изложенный теми простыми и великими
словами, кот<ч)ыми умел говорить один Государь...
Вновь сформированное Временное правительство разослало
листки для подписки. Офицеры одного лазарета не хотели под
писывать, но Ее Величество по телефону приказала это им сде
лать.
Все было кончено.
Впоследствии мы узнали ту ужасную обстановку, которую со
здали вокруг Его Величества с момента революхщи. Когда Он по
желал ехать в Царское Село, Его поезд задержали на станции
Дно, и там Гучков, Рузский и Шульгин в течение целой ночи го
ворили с Его Величеством^б, вынудив у Него отречение, как го-
юрили, под страхом причинить ухудшение положения семьи.
Не знаю, кто из этих трех лиц распустил отвратительный и
совершенно не имевший никакого основания слух, что Государь
Император, Нилов и Воейков находились в исключительно воз
бужденном состоянии под влиянием выпитого вина. Эта ложь.
как и все грязные сплетни про Царскую Семью, быстро распро
странилась среди публики, передававшей ее, как и вообще все
дурное про Царскую Семью, с особым удовольствием.
Те же, кто хоть раз видел Его Величество и обстановку. Его
окружавшую, могут подтвердить, какая это нелепая ложь.
Я не буду отрицать, что Нилов пил не только дома, но появ
лялся иногда при Их Величествах в веселом состоянии, однако
никогда не переходившем границ приличия и поэтому вполне
терпимом. Возможно, что и в этот вечер он выпил, тем более, что
в такие дни каяодому из нас хотелось как-нибудь забыться, но го
ворить, что Воейков пил, могут только люди, абсолютно его не
знавшие. Еще в бытность свою командиром Лейб-Гвардии Гу
сарского Его Величества полка он бьш известен тем, что всеми
силами противился даже умеренному питью, так что демонстра
тивно пил на полковых обедах молоко, применяя вино только
для заздравных тостов.
Позволить же себе такую ложь относительно Его Величества,
человека самой скромной и святой жизни, могут только люди,
которые для достижения своих целей развращения масс не гну
шаются никакими средствами, и это является хорошей характе
ристикой наших революционных деятелей.
5 марта мой отец опять приезжал к нам, но уже в штатском, и
говорил, что приезд Его Величества ожидается с минуты на ми
нуту. Тотчас же после возвращения Его Величества в Царское вся
Царская семья и бьшшая во дворце свита и прислуга были объ
явлены арестованными^^.
К приезду Его Величества на перроне Императорской ветки
были выстроены взвод 1-го Стрелкового запасного батальона со
своим командиром капитаном Аксютой и взвод запасного ба
тальона стрелков Императорской Фамилии с командиром
штабс-капитаном Апухтиным. Он, тоже избранный революци
онными солдатами, но офицер старого времени, Георгиевский
кавалер, сумел за время командования батальоном настолько де
ржать его в руках, что нижние чины батальона 4-го полка еще
долго сохраняли остатки старой выправки, а некоторые и старых
убеждений.
Рассказывали, что Аксюта, встречая Государя, на Его «Здрав
ствуйте* демонстративно вызывающе ответил:
— Здравствуйте, господин полковник.
Апухтин же постарался с1фыться, чтобы не быть вынужден
ным ответить также.
В Александровский дворец бьш назначен комендантом рот
мистр Коцебу, когда-то служивший в Уланском Ее Величества
пол!^ и исключенный оттуда за какие-то истории. Мы подумали,
что и здесь постарались уколоть Ее Величество, но если действи
тельно таковы были намерения у назначавших Коцебу, то этот
план у них не удался, так как Коцебу держал себя с большим так
том и вскоре был сменен по наговорам охраны.
Говорили, что здесь опять виноват Аксюта, проследивший,
как Коцебу передавал корреспонденцию заключенным, не вскры
вая. Мой отец не мог сказать, исключительно ли это Аксюта сде
лал, так как охрана тоже была недовольна любезностью Коцебу.
Охрану несли стрелки 1-го, 2-го и 4-го запасных батальонов,
преимущественно с прикомандированными офицерами. Один
из этих офицеров во время прогулки Государя по парку нарочно
наступил Ему на пятку. Государь, не оборачиваясь, в тот же мо
мент, с такой силой дал размах назад своей тросточке, что ни
этот, ни другие конвоиры не пробовали больше таких выходок.
Конечно, солдаты продолжали позволять себе разговоры об
Их Величествах и Их Высочествах в Их присутствии, во время
прогулок по парку или работ, в которых даже Ее Величество при
нимала участие.
Весной Его Величество с дочерьми очищали парк от снега, а
летом они все вместе работали над огородом, причем неутоми
мость Его Величества так поразила солдат, что один из них ска
зал:
—Ведь если ему дать кусок земли и чтобы он сам на нем ра
ботал, так скоро опять себе всю Россию заработает.
Безобразно было отношение публики, собиравшейся в эти ча
сы около решетки парка, облеплявшей ее со всех сторон и прово
жавшей каяедое движение Великих Княжон и Его Величества на
смешками и грубыми замечаниями. Конечно, попадались и та
кие, которые с болью в душе шли еще раз посмотреть на обожае
мую Семью, но их бьшо не больше одного-двух человек
Первое время по возвращении в Царское Село Его Величество
по требованию правительства бьш отделен от Ее Величества, и
им разрешено было видеться только в обеденные часы, когда в
столовой присутствовали офицеры и нижние чины охраны. Даже
к детям, еще больным, они должны были приходить в разные
часы.
Раньше других поправилась Татьяна Николаевна, ежедневно
проводившая несколько часов вдвоем с Его Величеством в каби
нете и, возвращаясь, говорила:
— Мы с папа вдвоем сидели, так бьшо уютно.
Ее Величество проводила все дни возле детей и А. А. Вьфубо-
вой. По вечерам Его Величество читал вслух Великим Княжнам,
которые, выздоравливая, переехали в одну комнату, причем Оль
га Николаевна и Мария Николаевна, как не вполне поправивши
еся, спали в кроватях, а Татьяна Николаевна и Анастасия Нико
лаевна вместе на одной атаманке. Его Величество приходил к
Император Николай
и и великая княжна
Татьяна Николаевна во
время содержания их под
арестом в Царском Селе,
апрель 1917 г.
Великая княжна Ольга
Николаевна, цесаревич
Алексей Николаевич,
великие княжны
Анастасия и Татьяна
Николаевны отдыхают
во время перерыва в
работе по устройству
огорода в Царском Селе,
май 1917 г.
ним, когда они уже лежали в постелях. Великие Княжны приго
товляли для Него кресло и маленький столик с лампой и книгой
посреди комнаты, чтобы им всем было хорошо слышно, и трога
тельно было видеть, как дочери и отец искали утешения и раз
влечения в обществе друг друга.
Жизнь во дворце протекала тихо. По Mq?e выздоровления Их
Высочества принялись за уроки, но так как учителей к ним не до
пускали, за исключением тоже арестованного Жильяра, то эти
обязанности Ее Величество разделила меяоду всеми. Она лично
преподавала всем детям Закон Божий, Его Величество — Алек
сею Николаевичу географию и историю, Великая Княжна Ольга
Николаевна — своим младшим сестрам и брату английский
язык, Екатерина Адольфовна Шнейдер — Великим Княжнам и
Наследнику — арифметику и русскую грамматику, графиня Ген-
дрикова — Великой Княжне Татьяне Николаевне — историю,
доктору Деревенко было поручено преподавание Алексею Нико
лаевичу естествоведения, а мой отец занимался с ним русским
чтением. Они оба увлекались лирикой Лермонтова, которого
Алексей Николаевич учил наизусть, кроме того, он писал пере
ложения и сочинения по картинам, и мой отец наслаждался эти
ми занятиями.
Разрешалось два раза в день выходить на прогулку в сопро
вождении часовых или, как я уже говорила, на садовые работы.
Развлечение доставляли книги и переписка с друзьями и род
ственниками; свите иногда разрешались свидания с родными, но
в присутствии часовых. Переписка тоже очень теряла, т. к каждое
письмо с обеих сторон прочитывалось не только комендантом
Дворца, но даже дежурным офицером, а иногда и солдатами.
Комендатом после Коцебу был назначен полковник Корови-
ченко, друг Керенского, впоследствии командующий войсками
сперва Казанского, потом Ташкентского округов, где он бьш
большевиками разорван на части, а его жена и дети скрывались в
сартских деревнях. Это был очень образованный и неглупый, но
чрезвычайно нетактичный и грубый человек Он позволял себе,
получив и прочитав письма, носить их в кармане и не выдавать
их адресату, рассказывая в то же время в посторонних разговорах
содержание этих писем. Затем, подметив некоторые любимые
выражения Их Высочеств, как например, употребление слова
♦аппетитно» не для одних съедобных вещей, вдруг говорил кото
рой-нибудь из Великих Княжон:
— Какая у Вас аппетитная книга, так и хочется скушать.
Конечно, подобные выходки не могли к нему расположить
арестованных.
Изредка приезжал Керенский, и эти посещения тоже никого
не радовали. Он начинал подробный осмотр всех комнат и рас
спрашивал Их Величества, в чем они нуждаются, причем всегда
получал один и тот же ответ, что Они всем довольны. В первый
свой приезд он обратился к Его Величеству с предложением
уехать в Англию^»^ что было Его Величеством отвергнуто.
Затем он приехал еще раз, чтобы отдать распоряжение об уво
зе Анны Александровны Вьфубовой, причем обш ился с вопро
сом к моему отцу, не считает ли он состояние здоровья Анны
Александровны препятствием для ее отъезда из дворца. Мой
отец, не без основания думавший, что присутствие Атаы Алек
сандровны еще больше раздражает революхщонное начальство и
привлекает внимание толпы, дал свое согласие, т. к. к тому же
Анна Александровна вполне поправилась. Этот отъезд был боль
шим огорчением для Ее Величества, и, может быть, если бы отец
предвидел все мучения, предстоявшие Анне Александровне в
Петропавловской крепости, он воспротивился бы ее отъезду.
Между тем революция шла своим порядком: началось звер
ское избиение офицеров в Кронштадте, где людей обкладывали
сеном и, облив керосином, сжигали, клали в гробы вместе с рас-
стреляным живого, расстреливали отцов на глазах у сыновей. На
фронте братались и отступали, несмотря на колоссальные техни
ческие силы, собранные перед революцией. В тылу все ухудшал
ся продовольственный вопрос, и купцов возили по городу с пла
катами или повешенными на шее продукгами, в которых они,
якобы, смошенничали. На железных дсфогах классные вагоны
были переполнены удиравшими с фронта или просто путешест
вовавшими солдатами, которые сдирали обивку, плевали на пол
и били стекла. Дворцы разграблялись по мелочам какими-то не
известными посетителями и солдатами, уносившими тюки
штофных портьер на платья женам.
Несмотря на все беспорядки, революционный Петроград го
товился к большому празднеству; похс^юнам жертв революции.
Похороны должны были быть гражданские, чего многие родст
венники вовсе не желали, и поэтому часть.тел оказалась, несмот
ря на стражу, выкраденной. Количество жертв оказалось очень
ничтожным, и это смутило революционные власти, но ненадол
го: они отправились по всем мертвецким и набрали каких-то ки
тайцев, умерших от тифа, и неизвестных покойников, которых
положили в гробы, затянутые в красные тряпки, и отправились
хоронить их на Марсовом поле29.
То же самое решено было сделать в Царском Селе, но там ко
личество жертв революции оказалось совсем мизерным: всего 6
человек солдат, угоревших пьяными в подвале магазина. Тогда в
больнице нашли какую-то покойницу кухарку, а с Казанского
кладбища выкопали уже давно похороненного стрелка, который
был ранен на усмирении революционеров в Петрограде. Решено
было похоронить их на лужайке в Александровском парке, под
окном кабинета Государя. Уже не говоря о том, как это бьшо на
меренно оскорбительно для Царской Семьи, всякий, даже не по
рядочный, но хотя бы одаренный известным эстетическим чув
ством человек, должен был воспротивиться этому, так хороша
была эта ярко-зеленая лужайка, расстилавшаяся от чугунной ог
рады, между двумя аллеями вековых лиственниц, до самого
дворца, который белел в глубине, на фоне синего неба, своим по
лукруглым фронтоном.
Это была середина Пасхальной недели, и погода была уже
теплая, весенняя; почки зеленели, и грело веселое солнце. Ее Ве
личество с Великими Княжнами сидела у одного из окон дворца;
у другого окна в нижнем этаже сидели фрейлины — графиня
Гендрикова и баронесса Буксгевден, и все вместе, как потом ока
залось, желали одного и того же — чтобы погода испортилась. Их
желание было услышано, и в тот момент, когда красные гробы,
сопровождаемые местным гарнизоном и довольно небольшим
количеством публики, под звуки «Вы жертвою пали в борьбе ро
ковой» появились в ограде парка, солнце вдруг спряталось, небо
заволокло тучами, и густыми хлопьями стал падать мокрый, хо
лодный снег, закрывший своей пеленой всех участников торже
ства от глаз Царской Семьи...
В конце мая мой отец был временно выпущен из-под ареста
для жизни дома, так как жена моего брата была при смерти. Из
других лиц свиты была освобождена обер-гофмейстрина Елиза
вета Алексеевна Нарышкина, заболевшая воспалением легких,
так как охрана сократила отопление дворца.
До возвращения моего отца домой я два раза была у него во
дворце. Он выходил меня встречать к воротам парка, В виде
большой любезности мне разрешали пройти в караульное поме
щение, но и там мы все время разговаривали в присутствии де
журного офицера или одного из солдат. Мой отец выбирал всегда
дни дежурства запасного батальона 4-го Стрелкового Импера
торской Фамилии полка, т. к. они держали себя лучше остальных,
и я торопилась, чтобы уйти до смены караула и появления 1-го
или 2-го полка.
Ко времени выезда моего отца из дворца комендант Корови-
ченко уже был назначен командующим Казанским Военным Ок
ругом, а его место занял полковник лейб-гвардии Петроградско
го полка Евгений Степанович Кобылинский, впоследствии со
провождавший Их Величества в Тобольск Люди правого направ
ления возмущались поступком Кобылинского, удивляясь, как
гвардейский полковник старого времени мог взять на себя долж
ность «тюремщика» при Царской Семье. Между тем никто из
них не подумал, какую пользу может принести верный человек
на таком псхлу, никто не оценил великого и благородного по
ступка Кобьшинского по достоинству, никто не подумал, что, не
смотря на революцию и состоя якобы в противном лагере, он
продолжал служить Государю Императору верой и правдой, тер
пя грубости и нахальство охраны и презрительное отношение со
стороны некоторых арестованных, не понимавших трудности его
гцекотливого положения.
Евгений Степанович Кобылинский сделал для Царской
Семьи все, что мог, и не его вина, если недальновидные монар
хисты-организаторы не смогли даже в этом разобраться и не об
ратились к единственному человеку, который имел полную воз
можность организовать освобождение Царской Семьи и яздал
только какой-нибудь помопщ извне, которую он сам не мог при
звать, так как каждое его действие, каждое его слово, чуть не
мысль, были под непрестанным надзором трехсот враждебно на
строенных, подозрительных солдат. Впоследствии, рассказывая о
жизни Их Величеств в Тобольске, я буду подробнее рассказывать
об участии в этой жизни Кобьшинского. На место коменданта
Кобылинский был назначен генералом Корниловым, который
еще был командующим войсками.
Когда мой отец увидел, что жена брата вне опасности, он
спросил Их Величеств, желают ли они его возвращения, и, полу
чив утвердительный ответ, обратился к полковнику Кобылинско-
му с просьбой спросить на это разрешение Керенского, т. к., по
правилам, раз выпущенное из Дворца лицо свиты нельзя было
впускать о^)атно.
Вскоре полковник Кобылинский дал знать моему отцу, что
Керенский лично желает его видеть. Разговор отца с Керенским
происходил в Петрограде и подробно мне неизвестен; по-види
мому, он касался лишь желания моего отца вфнуться во дворец
и предполагаемого отъезда Их Величеств. Не знаю, сказал ли Ке
ренский назначенный день отъезда, т. к мой отец до последнего
момента говорил, что он только предполагает, что отъезд состо
ится вскоре после дня рождения Алексея Николаевича, что же ка
сается места отправки, то Керенский назвал несколько городов
Поволжья и СибириЗО.
30 июля мой отец вошел к арестованным в Александров
ский дворец, а в ночь с 31 июля на 1 августа Их Величеств увез
ли в Тобольск, причем во все время пути до Тюмени они не зна
ли, где им будет назначено остановиться. Говорили потом, что
эта ночь отъезда из родного дома в неизвестные места была
очень тяжела.
Отъезд назначен был в 1 час ночи, а выехали они около 6 ча
сов утра. Великие Княжны много плакали. Императрица тоже
была встревожена, а мой отец ходил от одних к другим с буты
лочкой капель и всех утешал. Когда все уселись, Керенский под
скочил к автомобилям и повелительно крикнул:
—Можно ехать!
Тотчас же весь поезд тронулся по направлению к Импд)атор-
ской ветке.
Из лиц свиты Их Величества сопровождали: фрейлина графи
ня Анастасия Васильевна Гендрикова, гоф-лектриса Екатд)ина
Адольфовна Шнейдер, генерал-адъютант Илья Леонидович Та
тищев, гофмаршал князь Василий Александрович Долгоруков,
Петр Андреевич Жильяр и мой отец.
Доктор Деревенко с разрешения Керенского получил отпуск и
должен был приехать впоследствии, фрейлина баронесса Букс-
гевден вынуждена была остаться в Петротраде из-за предстояв
шей ей опфации аппендицита.
Охрану нес Отряд Особого Назначения, состоявший из трех
рот от 1, 2 и 4-го запасных гвардейских стрелковых батальонов,
каждая при двух офицерах на роту: от 1-го полка — прапорщики
Зима и Мяснянкин, от 2-го — прапорщики Семенов и Пыжов, от
4-го — поручики Каршин и Малышев. Хозяйственной частью
заведывал все тот же капитан Аксюта, комендантом и начальни
ком отряда был полковник Кобылинский, при нем адъютант-по
ручик Мундель.
Офицеры все были не кадровые, а прикомандированные, в
больпшнстве очень левого направления, за исключением Мунде-
ля, уже немолодого человека, бывшего правоведа, действительно
го статского советника, занимавшего какое-то большое место в
одном из министерств, и поручика Малышева, сразу приобрет
шего расположение Царской Семьи.
Остальные офицеры тоже держали себя очень корректно, и
даже страшный для нас по царскосельским воспоминаниям ка
питан Аксюта ни во что, кроме хозяйственной части, не вмеши
вался, редко ходил к солдатам, и когда один раз ему пришлось
заменить в карауле одного из захворавших офицеров, он очаро
вал всех арестованных любезностью своего обращения, так что,
судя по его жизни в Тобольске, ему никак нельзя было приписать
всех царскосельских слухов.
Кобылинский получил от Кренского бумагу, в которой пред
писывалось всем: «Слушаться распоряжений полковника Кобы-
линского, как моих собственных. Александр Керенский». Кроме
бумаги, были устные наставления поадерживать в Тобольске
царскосельский режим, т. е. не выпускать никого за пределы от
веденных помещений, за исключением доктора Деревенко и мое
го отца, которым разрешалось приносить медицинскую помощь
населению. Мой отец был назначен Керенским состоять при Их
Величествах, а Деревенко — врачом Отряда Особого Назначения.
Александр Федорович Керенский — министр-председатель
Временного праеительства.
Маргарита Сергеевна Хитрово, фрейлина императрицы
Александр ы Федоровны.
Кроме Кобылинского, бьш назначен комиссар по граждан
ской части Макаров, пробывший два года на каторге и говорив
ший, что он социалист-революционер, и это заявление повфгло
всех, в особенности Илью Леонидовича Татищева, в величайшее
недоумение. Высокого роста, с тонкими чертами красивого лица,
прекрасно одетый, гладко причесанный, с полированными ног
тями, он с первого взгляда производил впечатление человека из
хорошей семьи и отнюдь не зараженного новыми идеями. Не
знаю, за что он был на каторге.
Илья Леонидович очень любил рассказывать о своем знаком
стве с Макаровым. Государю Императору был подан список тех
генерал-адъютантов, из которых одного разрешалось взять в То
больск. Б списке стояли Воейков, Нилов, Нарышкин, Татищев и
еще три человека, фамилии которых я не помню. Выбор Госуда-
,ря пал на Татищева, и удачнее нельзя было придумать, т. к. Тати
щев бьш человек христианской души и кротчайшего характера,
которого все за время пребывания в Тобольске искренне полю
били.
Татищев состоял до войны при Императоре Вильгельме, а по
сле жил в Петрограде, изредка неся дежурства в Царском Селе.
Макаров был послан к нему Керенским объявить желание Госу
даря Императора. Макаров сразу произвел на Татищева чрезвы
чайно приятное впечатление и заинтересовал его вниманием
знатока, с которым рассматривал старинные вещи.
—Какой Вы партии? — спросил его Татищев.
—Социалист-революционер.
На это Татищев рассмеялся и сказал:
—Вы такой же социалист-революционер, как и я.
Макаров промолчал.
Я видела Макарова два раза, когда он по просьбе моего от
ца заезжал ко мне в Царское Село. С исключительной любез
ностью и вниманием давал он различные советы относительно
переезда, предупреяодая о тобольской скуке и пустоте, и советовал
запастись возможно большим количеством книг, подписаться на
газеты и журналы, а также захватить с собой картины, фотогра
фии, скатерти и занавески и вообще всевозможные безделушки и
тряпочки, которые могли бы скрасить комнаты. Он дал мне
письмо к сменившему его комиссару Панкратову и, прощаясь,
сказал:
— Пожалуйста, передайте всем в Тобольске, что я всегда готов
к их услугам и буду рад помочь им, в чем только возможно.
После отъезда Царской Семьи и моего отца я еще в течение
месяца оставалась в Царском Селе в страшном беспокойстве. Ка
залось, что эта ссылка в заброшенный в снегах город, представ
лявшийся мне деревней, освеп^аемой лучинами, нарочно приду-
5-1777 65
ман для того, чтобы медленно погубить Царскую Семью или,
пользуясь глухим краем, под благовидным предлогом покончить
сними.
В Царском же Селе и Петрограде процветал в то время двор
Керенского — *главноуговаривающего* или «Императора Алек
сандра IV», как его тогда называли.
В начале революции много бьшо говорено о том, как дорого
стоил императорский двор. Репшли упразднить его и начали с
распродажи за О ц ен ок великолепных лошадей и автомобилей,
но потом, после знаменитых июльских дней," когда Керенский
остался один со всеми портфелями и скрывался от петроград
ских беспсфядков в Царском Селе у комиссара Екатерининского
дворца барона Штейнгеля, появился новый двор — двор Керен
ского, который тратил деньги раза в четыре больше прежнего
двора.
Все лошади, экипажи опять с1^ а л и с ь уже по баснословным
ценам, и в великолепных экипажах, с коронами и английской
упряжью, разъезжали грязные и затрепанные члены Совета сол
датских и рабочих депутатов, а физиономии Керенского и Штей
нгеля препротивно выглядывали из-за зфкальных окон автомо
биля, за которыми привыкли мы видеть такие красивые и доро
гие нам лица.
Все императорские «^анжереи опустошались для стола Ке
ренского, который, конечно, не только не думал, по примеру
прежнего двс^, уделять что-нибудь в лазареты и раненым, но
даже лишал их и сиротские приюты возможности получать мо
локо и сливки, т. к продукты Императорской фермы также все
поглощались им и каким-то веселым обществом, собиравшимся
у Штейнгеля в Екатерининском дворце и у Керенского в Зим
нем.
Приезжая в Царское Село, Керенский со всеми своими гостя
ми отправлялся гулять по парку, предпочитая бродить по хоро
шенькому садику Императрицы Марии Александровны, примы
кавшему к комнатам Императора Александра II и помещению
офицерского лазарета.
Во1фуг сада, еще по старой памяти, стояли часовые, так как в
прежнее время публике был запрещен вход туда. Однажды один
из часовых отказался пропустить Керенского, и на заявление по
следнего, что он военный министр, не окатил никакого внима
ния. Важный Керенский оказывался в глупом положении перед
своими гостями и целой группой офицеров и сестф милосердия,
смотревших на него через решетку, но туг он вовремя вспомнил
календарный анекдот про какого-то из императоров и сказал, но
почему-то на «ты*:
— Поблагодари своего фельдфебеля, но не ротного командира
за то, что у него солдаты хорошо знают службу. Я — военный ми
нистр Керенский.
Однажды ко мне в лазарет, как раз в начале корниловского
движения, когда вокруг Царского уже были вьфыты окопы, а
корниловские войска стояли на станции Дно, приехала и раньше
часто бывавшая у меня фрейлина Мгфгарита Сергеевна Хитрово,
работавшая вместе с Их Высочествами в собственном Ее Величе
ства лазарете и страстная поклонница всей Царской Семьи.
—Я еду в Тобольск, —объявила она мне.
Я уже раньше слышала об ее намфении ехать в Тобольск, но
не ожидала, что это будет так скоро после Их отъезда.
— Я еду завтра, у меня билет уже есть, а чтобы не возбуждать
подозрения, я еду как будто бы на поклонение мощам Иоанна
Тобольского. Туда много ездят, отчего же я не могу поехать на
богомолье? А Вы мне дайте письмо, если хотите.
Я дала ей письмо к моему отцу, и она отправилась, взяв еще
много писем к лицам свиты и даже Их Величествам.
Тем временем я уже получила письма от моего отца, сперва с
парохода, потом из Тобольска.
3 августа Их Величества прибыли в Тюмень и ночью были
переведены на пароход, который отошел к Т обо л ьск у 3 1 _
По приезде в Тобольск в город выехали полковник Кобылин-
ский и комиссар Макаров и вернулись с известием, что помеще
ние еще не готово, так что Их Величествам пришлось жить на па
роходе около двух недель.
В это время шел спешно ремонт губернаторского дома, в ко
тором предполагалось поместить Царскую Семью, и дома купца
Корнилова напротив — для свиты и части охраны. Кроме того,
небольшой кусочек площадки перед губернаторским домом ок
ружался высоким сплошным забором. Это место предназнача
лось для прогулки арестованных.
За время жизни на пароходе часть арестованных два раза
съезжала на берег для осмотра помещений. П фвый раз для этого
был отправлен мой отец с Кобылинским и Макаровым, второй
раз — камердинер Ее Величества Волков и камер-фрау Тутель-
берг.
Кобылинский и Макаров делали все, чтобы улучшить поме
щение. Часть мебели в губернаторском доме сохранилась еще от
старого времени, недостававшие же вещи покупались в лучших
домах Тобольска. Макаров настоял на покупке для Великих Кня
жон рояля. Упорно искали для Их Величеств пружинные крова
ти, так как не хотели давать Им походных, предназначенных для
Их Высочеств и лиц свиты. В конце концов и 1фовати были куп
лены в какой-то семье, поступившейся своим удобством.
Для ремонта были приглашены обойщики, столяры, маляры
и электротехники — пленные и военнообязанные немцы, единст
венные хорошие работники в городе.
В особенно плачевном состоянии были водопроводы, очень
долго не чищенные, так что первое время вся грязь подымалась
кверху и наводняла весь дом невероятным запахом, но это скоро
бьшо исправлено, и в обоих домах были поставлены ванны.
Наконец, в середине августа Их Величества и свита переехали
в город и пешком шли от пристани до домов, причем собравшая
ся смотреть публика отметила Их бодрое и веселое настроение.
Вскоре после отъезда Маргариты Хитрово я получила от свое
го отца разрешение ехать и была в отчаянии, что некоторые дела
меня заде1мсивали. Вдруг до нас дошли слухи об аресте Хитрово
и препровояодении ее под конвоем в ПетроградЗ^.
Вслед за тем приехал Макаров, на смену которому в Тобольск
был послан комиссар Панкратов с помощником — пpaпqpщикoм
Никольским.
Бедная Хитрово была очень поражена всем случившимся, не
представляя себе, что исключительно ее странное поведение по
вело к ее аресту, а ее приезд — к удалению Макарова и смене его
на более доверенное лицо. Но, действительно, она вела себя так,
точно хотела довести до этого. Уезжая, она вся закуталась в паке
ты со всевозможной корреспонденцией, а с пути писала открыт
ки родственникам следующего содержания: «Я теперь похудела,
так как переложила все в подушку» или «Население относится от
лично, все подготовляется с успехом» и т. д.
Приехав в Тобольск, она моментально направилась в дом, где
помещалась свита, и наткнулась на графиню Гендрикову, кото
рая провела ее в свою комнату. Затем туда же пришел мой отец, и
они все мирно разговаривали, когда появился Кобылинский и
объявил, что он вынужден арестовать Хитрово. Корреспонденция
был отофана, у графини Гендриковой сделали обыск, и ее, моего
отца и Хитрово допр^ивали, причем последняя, говорят, де
ржала себя очень вызывающе. Затем ее под конвоем отправили в
Петроград.
В этой истории обе стороны держали себя глупейшим обра
зом. Хитрото должна была подумать о том, что ее внезапный
отъезд, ее переписка и появление неизвестной барышни в глухом
Тобольске сразу будет отмечено революционными властями,
придиравшимися к каждому пустяку, каким и была ее поездка.
Она уехала самостоятельно, не по поручению каких-либо орга
низаций и главным образом для того, чтобы как-нибудь, хоть
мельком, повидать Царскую Семью. Может быть, она и лелеяла
мечту подготовить почву к освобождению Их Величеств, но мож
но было понять, что не здесь кроется главная сеть организаций,
настолько появление Хитрово было наивно. Ясно было, что на
68
нее не стоило тратить революционного пыла. Для Их Величеств
последствия были несомненно неприятные, так как из-за этого
уволили Макарова, человека безусловно иначе настроенного, чем
ПанкратовЗЗ.
Все это произошло незадолго до моего отъезда в Тобольск, ку
да я приехала 14 сентября. Наш маленький и грязный парохо-
дишко часов в б с половиной утра подходил к Тобольску, еще
окутанному голубоватой дымкой предрассветного тумана, сквозь
которую просвечивали очертания больших белых зданий на на
горной части и серые тени каких-то лачужек у пристани.
Долгое время длилась процедура проверки наших бумаг и,
наконец, мы, т. е. старушка — воспитательница графини Гендри-
ковой и я очутились на пристани и собрались выезжать в гсфод,
как помощник начальника милиции объявил нам, что не имеет
права отпустить нас в город, так как мы едем к арестованным.
После часового ожидания, во время которого мы наблюдали
за чуждыми нам типами длинноволосых провинциальных семи
наристов, грязных киргизов и х (^ ш о знакомыми фигурами
стрелков Отряда Особого Назначения, мне удалось, наконец, до
биться разрешения пройти в город под конвоем солдата, чтобы
по телефону сговориться с Кобылинским.
Было серенькое свежее утро, шел мелкий дождь, и все улицы
представляли собой расплывшуюся скользкую массу, по которой
я еле поспевала за быстро шагавшим солдатом. Оказалось, что по
случаю праздника все магазины закрыты и нет ни одного теле
фона, по которому я могла бы позвонить. Тем не менее я потре
бовала, чтобы мне показали здание, где помещаются арестован
ные, и квартиру полковника Кобылинского.
Довольно скоро мы дошли до небольшой площади на главной
улице с зеленевшим сзади крошечным городским садиком.
Здесь находились два довольно больших здания: одно белое —
бывший губернаторский дом — теперь «Дом Свободы* с огоро
женным пространством перед ним и часовыми вокруг, и дру
гое—розовое, с завитками и украшениями — Корниловский
дом, где помещалась свита.
Я кинулась туда и наткнулась на графиню Гендрикову, но она,
памятуя случай с Хитрово, отскочила от меня с возгласом:
— Не подходите ко мне, не подходите, — и, справившись, бла
гополучно ли я доехала, не прошла в д в ^ и до тех пор, пока я не
ушла.
Полковник Кобьшинский оказался в этом же доме и тотчас
проводил меня сам обратно на пристань, где его бумажка от Ке
ренского произвела на милицию магическое действие, и через
полчаса я уже была водворена в комнатах моего отца.
Ксфниловский дом был довольно большой, в два этажа, неле
по построенный, с мраморной лестницей и украшениями на де
ревянных крашеных потолках, изо^ажавшими лепку.
В верхнем этаже помещались: генерал Татищев, Екатерина
Адольфовна Шнейдер, графиня Гецдрикова, мистер Гиббс, князь
Долгоруков, доктор Деревенко с семьей и три горничные.
Внизу была офицерская столовая и бу<1^, комната, в которой
происходили заседания Отрядного Комитета, и комнаты, где жи
ли; мой отец, комиссар Панкратов, его помопщик Никольский и
прапорщик Зима. В подвальном этаже помещалась прислуга и 8
человек стрелковой охраны.
Мой отец имел две комнаты, из которых одна — большая,
светлая, с окнами на дом Их Величеств была предоставлена мне,
а в другой, меньшей и проходной, где двери никоща не запира
лись и чч>ез которую по утрам ходило мыться в ванную все насе
ление нижнего этажа и целый день пробегал к себе в комнату
прапорщик Никольский, поместился мой отец с младшим бра
том Гле^м .
Обстановка отчасти была казенная, отчасти купленная моим
отцом, а один желтый штофный диванчик и стул к моему пись
менному столу, сделанному из крашеного деревянного умываль
ника, были присланы мне из другого дома Ее Величеством и Ве
ликой Княжной Ольгой Николаевной, несколько раз спрашивав
шей, есть ли у меня мягкая мебель.
На этом же диванчике я нашла две подушки, вышитые одна —
Ее Величеством, а другая — Великой Княжной Марией Никола
евной, — еще трогательный знак внимания с Их стороны, всегда
думавших о том, как доставить удовольствие оифужавшим.
Из окон моей комнаты был виден весь дом, где помещались
Их Величества, и площадка, отведенная для прогулок, В это утро,
несмотря на дождь. Его Величество и Их Высочества вышли гу
лять в 11 часов, и я впервые увидала Их здесь после Царского Се
ла. Его Величество, в солдатской шинели и защитной фуражке,
своей обычной быстрой походкой ходил взад и вперед от забора
до забора. Великие Княжны Ольга Николаевна и Татьяна Нико
лаевна в серых макинтошах и пуховых шапочках — синей и крас
ной — быстро шагали рядом с отцом, а Анастасия и Мария Ни
колаевны, сидя на внутреннем sa6qpe, отгораживавшем город и
кладовые, разговаривали с караульными солдатами.
День их Величеств в Тобольске проходил следующим обра
зом: вставали все часов в 9 утра и после утреннего чая занима
лись каждый своим делом: Его Величество и Ольга Николаевна
— чтением, младшие дети —уроками, Ее Величество продолжала
преподавать детям Закон Божий и занималась чтением с Вели
кой Княжной Татьяной Николаевной. В 11 часов все выходили
на прогулку за загородкой. В 1 час дня был завтрак и затем опять
прогулка до 4 часов, когда подавался дневной чай. После чая
опять занимались уроками и рукоделиями, а Алексей Николае
вич часа два проводил за играми. В 7 с половиной подавался
обед, после которого свита, обедавшая и завтракавшая с Их Ве
личествами, оставалась на вечер. Тут устраивались игры в карты
или домино, без денег, конечно, причем каяодый вечер Его Вели
чество читал вслух, преимущественно что-нибудь из классиков.
Один Алексей Николаевич отсутствовал, так как сразу после обе
да шел спать.
Преподаванием Алексею Николаевичу, кроме Ее Величества,
занимались Е. А. Шнейдер, Жильяр и Клавдия Михайловна Бит-
нер, приехавшая в Тобольск вместе с Кобылинским, очень обра
зованная и милая женщина, искренне любившая Царскую
Семью и помогавшая Кс^ылинскому п^жносить стойко все
огорчения и мучения его тяжелой службы.
По вос1фесеньям Их Величествам разрешали ходить к ранней
обедне в храм Благовещения, находившийся в нескольких шагах,
и в который можно было пройти через городской сад, почти при
легавший к загородке около губфнат(ч)ского дома. По всему саду
расставлялись в две шеренги солдаты, между которыми и прохо
дили Их Величества и свита.
В этой церкви служил отец Алексей Васильев, назначенный,
по выбору епископа Г^могена, духовником к Их Величествам,
человек, сыгравший роковую роль во всем, происшедшем впос
ледствии. Сам же епископ Гермоген, как известно, тоже погиб
ший мученической смертью, вел тайную переписку с Их Величе
ствами, посылал Им просфоры и вообще до самой своей смерти
не забывал Их.
Их Величествам не разрешено было выходить за пределы ог
рады, и мой отец, без ведома Их Величеств, написал Керенскому
письмо, в котором говорил, что считает своим долгом врача зая
вить о недостатке моциона для арестованных и просит разреше
ния предоставить Им прогулки в город, хотя бы под охраной. На
это вскоре пришел ответ Керенского с разрешением, но когда
мой отец показал его Панкратову, то тот долго думал и решил,
что он разрешить этого не может, так как могут бьггь покушения
во время прогулки. Эти предположения были очень мало основа
тельны, так как громадное больпшнство населения относилось к
Их Величествам с прежними верноподданическими чувствами, а
в крайнем случае можно бьшо бы усилить о:?фану.
Панкратов был человек лет под 50, растрепанный, в очках, по
хожий на старого черного ворона. По его словам, он девятнадца
ти лет был посажен в Шлиссельбургскую крепость за убийство
жандарма, посланного арестовать какую-то политическую дея
тельницу, скрывавшуюся у Панкратова. К тому же он имел типо-
график), и у него нашли массу недозволенной литературы. В кре
пости он просидел в одиночном заключении 15 лет, причем один
из его соседей по камере бьш буйный сумасшедший, чрезвычай
но раздражавший его своими криками, прыжками и стуком в
стену.
Через 15 лет он был сослан в Якутскую область, где пробьш
12 лет и познакомился с сосланным туда же на 7 лет, не знаю за
что, Никольским. Оттуда они оба выехали после революции.
Пан 1фагов был человек безусловно идейный и скорее симпатич
ный, но чрезвычайно наивный и нерешительный. Имей он боль
ше настойчивости, а, главное, желания, он мог бы держать в ру
ках Отрядный Комитет, собственно говоря, руководивший всей
жизнью в Тобольске, и от которого Кобылинский с большим
трудом добивался каких-нибудь послаблений.
Никольский, тоже, по-видимому, идейный и яростно боров
шийся с местными большевиками, производил довольно непри
ятное впечатление своим грубым, скуластым лицом, растрепан
ной головой, манерой вваливаться в комнату, не стучась, в шапке
и с папиросой в зубах, и жать руки своими костистыми пальца
ми, так что можно было кричать от боли. К арестованным он не
имел никакого отношения и занимался распропагандированием
отряда, солдаты которого жаловались, что все было хорошо, пока
Панкратов и Никольский не пришли с политическими разгово
рами, а теперь весь отряд разделился на партии и перессорился.
Иногда Никольскому вдруг приходило в голову являться с ка
ким-нибудь заявлением к лицам свиты, чаще других к князю
Долгорукову, причем от последнего он всегда получал очень вну
шительные и не очень приятные наставления, заставлявшие его
отступать.
Как я уже сказала, отряд управлялся Отрядным Комитетом.
При переезде в Тобольск Кобылинскому удалось устроить по
слабление для свиты, т. е. вместо Царскосельского режима разре
шить им прогулки по городу. Вскоре это солдатам не понрави
лось, и они решили сократить эти прогулки до часу в день и в со-
провояодении одного стрелка. Хотя свита была очень с1фомна:
Татищев ходил только к зубному врачу, Гендрикова раза два в
неделю и только князь Долгоруков ежедневно, однако солдатам
надоело их сопрово^ать, и они решили совсем лишить свиту
прогулок.
По этому поводу состоялось бурное заседание, на котором Ко
былинский заявил, что они не имеют права совершенно лишить
свободы иностранных подданных Жильяра и Гиббса, а если од
ним разрешать какие-нибудь послабления, то нельзя обходить и
других. Мудрый комитет поддался на эту удочку и решил всем
предоставить свободный выход без конвоя, но не больше, чем на
один час в неделю. Все долго недоумевали, почему они всего на
один час становились безопасны для революционных властей, но
решили уже не указывать комитету на странности его решений и
подчинились, тем более, что гулять одним хоть раз в неделю все-
таки было приятнее, чем иметь, как выражался Mr. Gibbs: «This
wretshed soldier in your back**.
Вскоре после моего приезда из Царского Села привезены бы
ли вещи для Их Величеств, отправленные Макаровым, который
был помощником дворцового комиссара. Присылка этих вещей
еще раз доказала сердечность отношения Макарова. Кроме вы
писанных ковров и портьер, он прислал, по собственному побуж
дению, любимые вещи Императрицы: некоторые портреты,
ширмочки, картины и вазы, руководствуясь указаниями царско
сельской прислуги. Кроме того, был им же прислан, с разреше
ния Kq)eHCKoro, ящик с вином для Царской Семьи. Этот ящик
произвел целую бурю. Комитет собирался несколько дней под
ряд, солдаты целыми днями толпами ходили к нашему соседу
прапорщику Зиме, так что тяжелый воздух, ими приносимый,
проникал даже к нам через запертые и заставленные двери.
Шли бесконечные спсфы о том, можно ли опфьггь этот ящ ик
Офицеры и Кобылинский старались доказать им всю законность
появления этого ящика, так как посланный за вещами отрядный
же солдат, один из самых левых, клялся и божился, что ящик
упаковывался и в присутствии и с разрешения Керенского, но
доказательств у него никаких не бьшо, и солдаты кричали:
—Нам сам комиссар Макаров говорил, чтоб мы не пили и
другим не давали.
После длинных споров, несмотря на просьбу доктора Дере
венко отдать вина ему в распоряжение отрядного лазарета для
больных, ящик во избежание искушения был спущен нераскупо
ренным в Иртыш.
В день моего приезда Ее Величество сказала моему отцу:
—Я надеюсь, что Таня будет бывать у нас.
Решено было испросить разрешение у комитета под благо
видным предлогом общих уроков и дождаться только приезда
моего брата, чтобы просить сразу за двух, так как Ее Величество
пригласила и его.
Мы уже были преисполнены самыми радужными планами о
почти совместной жизни с Их Высочествами.
Жильяр уже развивал план литературных лекций и состяза
ний, когда комитет объявил, что он этого разрешить не может, а
если нам нужно брать уроки, то пусть Жильяр ходит к нам. Отче
го Жильяру, жившему с Их Высочествами, разрешалось без вся
1
Вдр)гг звонок, организатор бежит сам открыть двери, затем воз
вращается с каким-то растерянным видом и представляет нам
господина открывающего в Тобольске кинематограф.
При первом взгляде на него мы поняли, что кинематограф
здесь не причем. Это был человек среднего роста, с маленькими
холеными руками, с правильными чертами интеллигентного ли-
Щ1, с великолепным английским пробором и тщательно подстри
женной и расчесанной бородкой. Его слегка картавое произноше
ние обличало человека, привыкшего говорить на иностранных
языках. Мы не знали, кто он, но сразу я догадалась о его петрог
радском происхождении, а он, очевидно, предупрежденный орга
низатором, сел около нас с братом и начал разговор, сначала об
щий, потом постепенно переходя на рассказы из петроградской
жизни:
— Моя 1^ и н а княжна Урусова... Вы знаете князя Кочубей...
Когда мы бьши на Высочайшем обеде... У нас в первой гвардей
ской дивизии, — и т. д. без конца и без удержу, не замечая ужас
ных тримас организатора и насторожившегося члена совдепа.
При второй встрече повторилось то же самое, так что бывшие
у организатора гости предупреждали его:
— Берегитесь, он не похож на варшавского мещанина.
Понятно, что комиссары все его отлично знали, о чем, к его
великому изумлению, ему и говорили, но тем не менее дали бес
препятственно выехать из Тобольска.
Между тем никакой организащ 1И в Тобольске не бьшо, и все
300 человек, о которых любил говорить отец Васильев и о кото
рых даже Их Величества знали, были чистым вымыслом.
Несмотря на это, не было ничего легче, как организовать спа
сение Их Величеств, только стоило обратиться к тому, кого все
обходили, благодаря наговорам отца Алексея, кого считали рево
люционером и записали в черную книгу, — полковнику Кобы-
линскому. Он один мог дать точные сведения о настроении охра
ны, которое еще до февраля 1918 г. было самое благоприятное.
Отряд состоял в большинстве случаев из старых гвардейских
унтер-офицеров, георгиевских кавалеров, из которых почти все
относились к Их Величествам дружелюбно, а некоторые мучи
лись сознанием своей великой вины перед Ними, называли себя
клятвопреступниками и старались мелкими услугами, как, на
пример, подношением просфор и цветов Их Величествам, как-
нибудь выразить свои чувства. Кроме того, целый взвод стрелков
Импфаторской фамилии во главе со своим командиром пору
чиком Мальппевым передавал полковнику Кобылинскому, что в
их дежурство они дадут Их Величествам безопасно уехать, и вот
такими-то обстоятельствами не сумели воспользоваться, потому
что никто не знал об этом, никто не постарался даже узнать это
го, никто не обратился к Кобылинскому, потому только, что он
вынужден был жать руки комиссарам и быть наружно угрюмым
с арестованными. Только Татищев и мой отец поняли его и вся
чески защищали даже в глазах Царской Семьи, которая тоже
вначале относилась к нему недружелюбно и только уже перед са
мым отъездом Государь занес в свой дневник: «Кобыливский
мой лучший друг*.
—Что он выносит от них, — говорил один старый солдат из
охраны, знавший Кобылинского до револющ1И, — как с ним об
ращаются, ругают прямо, а он все терпит.
И он терпел для того, чтобы удержаться при Их Величествах,
хотя поседел и состарился за эту зиму, точно за 10 лет.
Настроение отряда несколько изменилось к марту 1918 года,
когда большевизм окончательно заразил Тобольск и коща поло
вины старых солдат уже не было, так как они разъехались, отпу
щенные приказом Керенского, а на их место появились ново
бранцы из Петрограда и Царского Села; но даже это обстоятель
ство можно было повфнуть благоприятно для дела, так как мож
но всегда иметь нескольких верных людей, которые в качестве
новобранцев могли быть назначены в охрану из тех же Царско
сельских батальонов.
— Помилуйте, — говорил Жильяр — швейцарец, признавав
ший республику в Швейцарии, но бывший ярым монархистом в
России, — да у нас каяедый грузчик, каждый капитан на парохо
де, каждый ямщик были бы своими людьми.
Действительно, ничего не бьшо легче, как иметь среди служа
щих парохода или среди почтовых ямщиков своих же людей.
Наконец, существовал еще один простой способ: денежный
подкуп всей охраны, из которой многие говорили Их Высочест
вам:
— Как большевики нам денег дадут, так мы и уйдем.
Несомненно, они не стали бы противиться, если бы деньги
шли от монархистов.
Наконец, самое географическое положение Тобольска, соеди
ненного водными и санными путями с Благовещенском, с одной
стороны, и Обдорском, с другой, куда ежегодно приходили нор
вежские пароходы, как нельзя более благоприятствовало побегу.
Несмотря на запрещение и охрану, отец Алексей продолжал
иметь сношения с Их Величествами и хвастался этим в городе.
Половины того, что он рассказывал о посылаемых ему на хране
ние вещах и каких-то письмах, благодаря которым он держит в
руках всю Царскую Семью, конечно, никоща не происходило, но
все же он давал знать Их Величествам о своих мнимых организа
циях. Они пересылали через него некоторые письма, передавали
же все че’тез одного из слуг — Кирпичникова. Кирпичников за
нимал какое-то очень низкое место в кухонной иерархии, но об
ратил на себя внимание Их Высочеств своей колоссальной, не
смотря на маленький рост, физической силой и большой услуж
ливостью.
Маленький, коренастый, вечно грязный, он производил впе
чатление жулика и развязного нахала. Не знаю, какие были его
официальные занятия, но в Тобольске он главным образом зани
мался разведением свиней.
Несколько свиней были куплены Их Величествами, осталь
ных Кирпичников притащил своих и бесцеремонно пас их на от
веденном для прогулки дворике.
Несколько раз в неделю он принимался за варку обеда для
своих питомцев, причем производил это на той же igrxne, где го
товили Их Величествам.
В Губернаторском доме, когда он принимался за это дело, та
кой запах распространялся из кухни, что из нижнего этажа все
мчались наверх, одержимые приступом морской болезни, а на
верху Их Величества закрывали двери и только говорили:
—Лх, это Кирпичников варит, — но никогда никто не делал
ему замечания и предлагал производить варку в другом месте.
Однажды мистер Гиббс пришел совсем простуженный, не
смотря на довольно сносную погоду. Коща мой отец поинтересо
вался, где это он простудился, то оказалось, что они бьши вынуж
дены целый день сидеть с открьггыми окнами. Мой отец сперва
удивился, потом вдруг догадался: «Was it the pigs food?» — *It was
just the pigs food»*, — ответил Гиббс с унынием.
Кирпичников каким-то образом приобрел большое доверие
солдат охраны, и уже при большевиках мы посылали через него
сласти Их Высочествам, половину которых он, конечно, съедал
сам. Впоследствии он хвастался, что Ее Величество дала ему ни
тку жемчуга на хранение, но вряд ли это была правда. Он был
большим другом отца Алексея и также беззастенчиво врал и
сплетничал.
Однажды утром, незадолго до Рождества, мы узнали о приез
де фрейлины баронессы Буксгевден. Она задержалась в Петрог
раде из-за операции аппендицита, но как только поправилась,
принялась за деятельные приготовления к отъезду.
Человек деловой и энергичный, много помогавший Ее Вели
честву в организации всевозможных складов, она решительно
отправилась к Керенскому и, посидев несколько раз у него в пе
редней в Зимнем дворце, добилась получения бумажки с разре
шением ехать. С ней приехала старушка-англичанка, друг де
тства ее матери. Обе они много натерпелись дорогой, так как по
6-1777 81
Великие княжны Анастасия, Ольга, Мария, Татьяна
Николаевны (слева направо).
сти Никольского, невоспитанности Пан1фатова и глупости от
рядного комитета, вместо того, чтобы всячески избегать подо
бных разборов, конечно, не способствовавших подобрению на-
сфоения Их Величеств.
Ледяную гору Великих Княжон солдаты разрушили на том
основании, что, поднимаясь на эту гору. Их Высочества оказыва
лись уже вне забора, на виду у щ ^ и к и , которая собиралась ни
Них смотреть.
Опять охрана начала говорить про возможные по1^шения, о
которых никто и не думал, так как большинство публики было
настроено совершенно иначе. Один старенький полковник на
следующий день после приезда Их Величеств надел полную па
радную форму и в течение получаса стоял, вытянувшись во
фронт, под окнами дома Их Величеств.
Некоторые ходили гулять специально, чтобы видеть в окно
кого-нибудь из Царской Семьи, другие через моего отца, Дере
венко и Кобьшинского посьшали конфеты, сахар, торты или ка-
ких-нибудь замечательных копченых рыб.
Из женского Ивановского монастыря привозили молочные
продукты, квас, присылали просфоры, а в марте искусно испе
ченных жаворонков, по 50 штук в гнездышке величиной с десер
тную тарелку.
Конечно, уничтожение горы бьшо лишением для Их Вы
сочеств, воспитанных в здоровом духе здоровых физических
развлечений, но не помню кто, кажется, Жильяр, вскоре на
шел другое занятие: домашние спектакли. Эти спектакли
преимущественно ставились на иностранных языках под руко
водством Жильяра и Гиббса. Только один был русский, в кото
ром единственный раз принимал лично участие Бго Величество
и от которого у меня сохранилась программа, написанная Его
рукой.
Действующими лицами чаще всего были: Татьяна Николаев
на, Мария Николаевна и Алексей Николаевич, и для мужских
ролей — Жильяр и Гиббс, реже других — Анастасия Николаевна
и Ольга Николаевна, иногда кто-нибудь из свиты. Мой отец ка
тегорически отказался от участия, прося оставить себе роль зри
теля, которых и так было немного, но однажды Алексей Никола
евич после обеда подошел к нему и с серьезностью делового че
ловека сказал:
— Мне надо Вам кое-что сказать, Евгений Сергеевич.
После этого он взял моего отца под руку и пошел с ним взад и
вперед по зале. Дело заключалось в том, что Алексей Николаевич
просил моего отца взять на себя роль в следующем спектакле.
Мой отец сперва отказался, но Алексей Николаевич так просил
его сделать это для него, что это будет роль старого докгора,
6» 83
очень легкая, что мой отец согласился, но спектакль не состо5ш-
ся, не помню отчего.
Эти спектакли всем доставляли много удовольствия, не толь
ко игравшим, но и зрителям, так как Жильяр и Гиббс оказались
искусными режиссерами, а Великие Княжны, в особенности
Т^1тьяна Николаевна, проявили много живости и таланта. Алек
сей Николаевич, с привязанной бородой и говоривший басом,
был тоже необычайно мил.
Дни протекали хотя и скучно, но все же довольно мирно, и все
мы с содроганием читали об ужасах, происходивших в Петрогра
де и Москве, уже давно перешедших в руки большевиков. В То
больске все еще боролись против них, и так как не было еще
красноармейцев, то дела шли мирно.
Но вдруг однаиоды мы все были свидетелями появления мно
гих троек с бу<бенцами, в которых сидели по двое-трое человек
солдат. В тот же день страшная для всех весть разнеслась по То
больску: «Краснофмейцы». Действительно, это был отряд из
50 человек Начальниками их были два молодых офицера, мест
ные жители, хорошо известные в Тобольске; один Демьянов, вы
гнанный из семинарии, про которого говорили, что он был маль
чишкой скверного поведения, другой — корнет Дегтярев, появле
ние которого в числе красноармейцев всех страшно поразило.
Дегтярев был сирота, чуть ли не родственник одного из то
больских губернаторов и известный с гимназической скамьи
своим крайне монархическим направлением. При поступлении в
Петроградский университет он был членом Союза Михаила Ар
хангела и вдруг появился в роли красногвардейца. Но по его по
ведению видно бьшо, что он такой же красногвардеец, какой был
и прежде.
За все время пребывания в Тобольске этот отряд красноар
мейцев не произвел ни одного обыска, не сделал ни одного рас
стрела, не замешался ни в одну скандальную историю. Когда же
приехал какой-то особенно грозный отряд из Тюмени, присту
пивший к опустошению карманов клубных завсегдатаев и заста
вивший кормить себя в этом клубе даром, то Дегтярев со своим
отрядом потребовал их удаления, а так как дегтяревский отряд
поддержал отряд особого назначения, то те на другой же день по
кинули Тобольск
Наш знаменитый организатор говорил, что Дегтярев, в их
кругу, совершенно от1фыто говорил о своем монархическом на
правлении, показывая даже какие-то бумаги от омских монархи
ческих организаций; по словам того же организатора, был какой-
то случай в Тобольске, когда Дегтяреву удалось, благодаря свое
му положению начальника 1фасногвардейцев, спасти жизнь Цар
ской Семьи...
Поздравление, II 9•»4 ■
собственноручно
подписанное
императрицей Алек-
санфой Федоровной и
всеми ее детьми,
Тобольск, 1918 г.
Автографы импера
тора Николая и
(слева) и императрицы
Александры
Федоровны, Тобольск,
1918 г.
!• i
■/Sm m ^
^ ^ ifUd^L. Л й и ^ — ^.^,-
£у.4-у>^/и> А
///Л .
/f //.
Во всяком случае никто не слыхал о таких кротких большеви
ках, как эти. Единственными пострадавшими от них были Панк
ратов и Никольский, так как они потребовали их удаления. Ни
кольский долго боролся в Совдепе, составляя какие-то блоки, но
в результате их попросили о выезде.
— Не думали мы, что раньше вас уедем, — сказал он нам на
прощание, проходя через нашу комнату с чемоданчиком и в
грандиозной лохматой черной папахе, в которой он еще больше
имел вид разбойника.
— Куда же Вы едете? — спросили мы.
— Не знаем; искать оскорбленному чувству уголок
Кажется, этот уголок они оба нашли в Уфе, а на их место поя
вился новый большевистский комиссар латыш Дуцман, подпи
савший смертный приговор епископу Гермогену, — высокого ро
ста, с типичным непроницаемым лицом и гол^овато-серыми
глазами с полуприкрытыми веками.
Председатель отрядного комитета тоже сменился к моменту
переворота; это место занимал унтер-офицер 1-го стрелкового
полка Киреев, возбудивший неудовольствие отряда тем, что пе
ренес в комнату заседаний из казармы свою кровать и спал там,
устроенный не хуже нас всех. Это обстоятельство особенно воз
мущало нашего истопника Георгия, или Жоржика, как его все
называли, удивительного типа с лохматой кудрявой головой и
кривыми, как колесо, ногами. Он явился к председателю в ком
нату, долго и усердно ругал его на весь корниловский дом непе
чатными словами и, наконец, пообещал вынести его ночью на
улицу вместе с кроватью.
Место Киреева было вскоре после этого занято прапорщиком
Матвеевым, произведенным самим Лениным в прапорщики из
подпрапорщиков. Матвеев поселился в комнате Никольского и
сделал на ней этикепу «Квартера Павла Матвеевича товарища
Матвеева*. Не знаю, указал ли ему кто-нибудь на некоторую без
грамотность этой надписи, но вскоре там появилась другая: «гр.
П. М. Матвеев*. К чести его надо сказать, что он, по производстве
своем в офицеры, купил глобус и какие-то книги и стал брать
уроки у местных учителей.
По возвращении своем из Петрограда Матвеев привез пе
чальные нововведения^^. Приказом Ленина было, во-первых,
объявлено, чтобы вся свита, кроме докторов, жила безвыходно в
том же доме, где Их Величества, во-вторых, перевести Их Вели
чества на солдатский паек.
При отъезде Их Величеств в Тобольск Керенский вьщал Ко-
былинскому деньги, которые должны были пополняться из Пет
рограда. Сумма была значительная; из нее оплачивалось
содержание более 20 человек прислуги и стол свиты Их Вели
честв, состоявший из утреннего кофе с закуской, завтрака из
двух блюд, обеда из трех и чаев с печеньями и сластями.
Но уже в октябре Петроград денег не выслал, а Кобьшинский
не хотел обращаться к ненризнаваемому еще Тобольском боль
шевистскому правительству. Уже много было взято в долг, и куп-
щ >1 не решались давать больше. Тогда Кобьшинский обратился за
помощью к Татищеву и Долгорукову, и они оба выдали распи
ски, в которых обязались ушхатить эти деньги из своих личных
средств. Так шли дела до тех пор, пока не пришло распоряжение
Ленина перевести арестованных на солдатский паек^б. На содер
жание всей Царской Семьи, свиты и прислуги отпускалось по
4 ООО рублей в месяц. Свита, конечно, тотчас стала платить за се
бя, но не так-то легко бьшо устроиться с прислугой. Лениным
указывалось количество могущих служить людей, и половину
приходилось уволить. Для того чтобы эти люди не оказались на
улице без заработка. Ее Величество решила в течение трех меся
цев платить им жалование из личных средств, но так как отпу
скаемых денег не хватало, то Ее Величество сделала очень умное
распоряжение: слугам, оставшимся при них, выдавать в течение
трех месяцев две трети содержания с обещанием из последую
щих экономий это пополнить, а пока на остающуюся треть под
держивать существование уволенных.
Кажется, к а ^ ы й из продолжавших жить на всем готовом
слуг должен был бы без всякого колебания временно отказаться
от одной трети для помощи своим же коллегам, но вышло со
всем наоборот.
Оставшиеся на своих местах, сытые и прикрытые люди под
няли такое возмущение, такой скандал, что бедный Жильяр, ко
торому поручено было это дело, пришел в совершенное отчаяние
от корысти этих людей, от которых он никак не ожидал такого
безобразного отношения к своим же сослуживцам.
Надо вообще отдать справедливость придворной прислуге,
что она оказалась не вполне на высоте положения. Несомненно,
некоторые из них были искренне преданы Их Величествам, что и
доказали своим дальнейшим поведением, но многим эта предан
ность совершенно не мешала даже в такое трудное время красть
провизию, подавать невероятные счета, съедать половину при
сланных Их Величествам подарков, что узнавалось из рассказов
других служащих, обиженных неравным дележом.
Наконец, в день своего увольнения они все так перепились,
что ползали на четвереньках мимо комнат Их Высочеств к себе в
мансардное помещение.
Теперь, с сокращением денег, стол Их Величеств стал не толь
ко скромным, но прямо скудным. Они должны были лишиться
сладких блюд, печений, кофе, даже яйца и масло давались в огра
ниченном количестве, так как становились с каждым днем все
дороже.
Переезд свиты тоже бьш большим неудобством, так как места
в губернаторском доме бьшо мало. Пришлось ставить перегород
ки и выкраивать комнаты из лестничных площадок Екатерина
Адольфовна должна была жить со своими горничными, из кото
рых одну больную, еле двигавшуюся, она держала из жалости.
Татищева поместили с Долгоруковым, что было обоим не
очень приятно, так как они не вполне сходились характерами и
часто спорили. Татищев был проникнут духом христианского
милосердия, а Долгоруков, наоборот, очень резко осуждал всех.
Татищев любил много говорить и рассказывал все одни и те же
истории буквально по 10—15 раз, так что мы, при всем своем
уважении к нему, не могли удерживаться от улыбки. Долгоруков
рассуждал о политике не очень умно, делал всевозможные умо
заключения, выводившие Татищева из себя.
Гиббс должен бьш бьггь помещен с Жильяром, который за
нимал большую комнату, служившую часто Их Высочест
вам классной, но Гиббс категорически отказался. Вся свита
должна была в определенное количество часов уложиться и пе
ребраться в другой дом, но Гиббс объявил, что он не переедет
до тех пор, пока ему не отведут отдельную комнату. С упорным
англичанином даже отрядный комитет не мог сладить, и специ
ально для него отремонтировали теплый и обширный, в два ок
на, каменный сарайчик, где его и преследовал запах свиного ва
рева.
Когда Гиббс жил в корниловском доме, у него была своя от
дельная прислуга— беззубая Анфиса, или Физа, и Великие
Княжны, шутя, говорили, что Гиббс без Физы не переедет. Дей
ствительно, через несколько дней Гиббс потребовал, чтобы Физа
была переведена в дом № 1 для его личных услуг и что тоже было
моментально исполнено.
Как раз в этот период открылись славные дела боцмана Дере-
венько. Раньше очень к нему привязанные Алексей Николаевич
и Великие Княжны, во время революции стали замечать, что Де-
ревенько не тот. Мой отец часто находил его слишком развязным
и даже иногда грубым, тогда же он окончательно перестал стес
няться. В день назначения комендантом Коровиченко он бежал
за ним по коридору с такими низкими поклонами, что Алексей
Николаевич смеялся до упаду и говорил Жильяру. «Vojer 1е gros,
1е gros**. За время ареста в Александровском дворце он подал
счет на 3000 р;^лей за какие-то сапоги и платье Алексея Никола
евича, которых никто никогда не видел.
* «Посмотрите на толстяка».
По переезде в Тобольск оказался случайно пропавшим сундук
Деревенько, так как он сам, под благовидным предлогом, отка
зался ехать. Он несколько раз умолял выслать ему вепщ, но, ко
нечно, всем было не до сундуков Деревенько. Наконец, когда про
изводили разборку ненужных вещей, наткнулись на сундук и от
крыли его. Он оказался наполненным новыми сапогами от Вейса
и платьем от лучших портных, шитых на Алексея Николаевича,
начиная чуть не с двух лет, и приберегаемых Деревенькой для
своих сыновей. Среди прочих вещей был найден кожаный фут
ляр с разобранным монте-кристо великолепной работы — пода
рок Алексею Николаевичу от Великого Князя Сергея Михайло
вича.
Конечно, при таком составе низших служапщх двор стоил ра
за в четыре дороже, чем тратилось в действительности на Их Ве
личеств и свиту. Известен случай, когда еще во время Государя
Александра III один из обер-гофмаршалов, возмутившись пред
ставленными счетами, отправился и лично закупил дешевой и
свежей провизии. На следующий день никто во дворце не мог
проглотить ни кусочка, и, когда призвали старшего повара, то он
ответил:
— Не могу знать. Их Высокопревосходительство сами изво
лили покупать провизию.
В те же дни фрейлина Бюцова, получив к завтраку тухлую ку
рицу, завернула ее в бумажку и побежала в обер-гофмаршалу гра
фу Бенкендорфу, но он сказал:
— Что поделать? Я сам такую ем.
Мой отец пробовал воспользоваться своим правом получения
казенных закусок, но результатом этого оказались такие гранди
озные счета в гофмаршальской части, что мой отец отказался от
своих прав и только изредка выписывал конфеты и вина.
Однажды часов в семь, вскоре после прихода красноармейцев,
мы с братом были заинтересованы необычным возбуждением в
доме и на улице. Наш сосед, прапорщик Зима, щелкал винтовоч
ными затворами и бегал взад и вперед, держа по винтовке в каж
дой руке. К казармам отряда то и дело карьером подъезжали из
возчики, на которых стрелки возвращались, очевидно, по вызову
из города.
Вскоре мы узнали от прислуги, что красногвардейцы ночью
обещают сделать нападение на губернаторский дом, чтобы вы
красть Царскую Семью, и что отряд готовится к защите. Дейст
вительно, караул был усилен, выставили пулеметы, и отряд не
спал всю ночь. Не знаю, было ли действительно что-либо серьез
ное, может быть, одно из "дел" Дегтярева, только ночью ничего не
произошло, а наутро Демьянов явился и объявил, что они
только хотели проверить, насколько отряд хорошо знает свои
обязанности, и что теперь они вполне удовлетворены его дея
тельностью.
Между тем отряд все больше распускался; часовые уже очень
редко стояли на своих постах, а забрав винтовку под мышку, пу
тешествовали взад и вперед, размышляя о том, отчего это бур
жуи ездят на собственных лошадях, а по ночам Кобьшинскому
часто случалось заставать посты пустыми и весь караул играю
щим в шашки в караульном помещении, так что в случае дейст
вительного нападения их бы забрали всех живьем.
Демьянов сделал подробный осмотр всего дома и обыск ору
жия, причем Зима опять забегал с озабоченным видом и, нако
нец, показал брату взятую им, якобы для спасения от красноар
мейцев, шашку Его Величества, но мы так и не узнали, кому он
ее отдал на хранение. Больше никто этой шашки не видел.
Однажды вечером я, ложась спать, долго не могла заснуть.
Под моей комнатой, в помещении охраны, происходило что-то
невфоятное: пьяные возгласы, пение, рев граммофона, топанье
многих ног и падение тяжелых тел. Я надела халат и села в ожи
дании, когда они, окончательно напившись, придут нас резать,
когда, к довершению моего беспокойства, послышались выстре
лы, вызвавшие появление караула. Оказалось, что стрелки напи
лись и, несмотря на уговаривание чухонки горничной, заявляв
шей, что «комишари Душмани и каспатини доктори» спать не
могут и что только «шумазетци» такие подымают скандалы, уст
роили пение и пляску и, в конце концов, стрельбу, так что только
вмешательство караула их успокоило.
Зима начинала проходить. Нас очень пугал тобольский кли
мат, но он оказался вовсе не так плох, как о нем говорили. До
конца октября почти не было снегу, и мороз не больше 5°. Декаб
рьские морозы бьши порядочные: градусов 16—20, иногда дохо
дили до 25 и 30, но мы все продолжали храбро вьиодить еже
дневно, а в более теплые дни можно бьшо видеть Ее Величество
среди гуляющих.
Только в феврале начались снежные бури, но все же просту
живались мало, и только Великие Княжны захворали довольно
легкой краснухой, которой их заразил сын доктора Деревенко.
Но вдруг слег Алексей Николаевич. Это бьшо для всех боль
шое несчастье, так как он опять очень страдал; у него появилось
то же внутреннее кровоизлияние от ушиба, уже так измучившее
его в Спале. Страшно живой и веселый, он постоянно прыгал,
скакал и устраивал очень бурные игры. Одна из них — катанье
вниз по ступенькам лестницы в деревянной лодке на полозьях,
другая— какие-то импровизированные качели из бревна. Не
знаю, во время которой из них, но Алексей Николаевич ушибся
и опять слег.
Между тем февральские бури прошли, и их сменили теплые
весенние дни. Уже в конце марта все начало таять, а в апреле я
ходила в летнем костюме, а брат без пальто. Правда, это не поме
шало маю быть холодным и дождливым, вроде ноября, но тогда
мы все наслаждались. Царскую Семью все чаще, за исключением
Алексея Николаевича, можно было видеть на их большом балко
не, на котором они и осенью часто сидели, так что публика могла
ясно их видеть.
Приближалась Пасха, и на первой неделе поста мы все говели.
Однаяеды, числа 10 апреля, прибыл в корниловский дом
новый комиссар, назначения которого никто не знал; недоуме
вали, отчего он приехал, на место ли комиссара Дуцмана или
будет теперь два комиссара. Приехавшего звали Яковлев, гово
рили, что он матрос. Он ходил в матросской блузе, тулупе и
папахе. Лицо у него было довольно интеллигентное и ско
рее симпатичное. На второй день его пребывания мой отец сооб
щил нам важную новость: Яковлев приехал сюда, чтобы повезти,
по приказанию Ленина, Их Величества на суд в Москву, и вопрос
в том, отпустит ли их отряд беспрепятственно. Несмотря на стра
шное слово «суд», все приняли это известие скорее с радостью,
так как были з^еждены, что это вовсе не суд, а просто отъезд за
границу. Наверное, сам Яковлев говорил об этом, так как Кобы-
линский ходил бодрый и веселый и сам сказал мне, уже после их
отъезда:
— Какой там суд, никакого суда не будет, а их прямо из Моск
вы повезут на Петроград, Финляндию, Швецию и Норвегию.
11 апреля все утро заседал отрядный комитет в присутствии
Яковлева и Кобьшинского. Наконец, часов около трех мой отец
пришел нам сказать, что по распоряжению Яковлева его и Дере
венко также объявляют арестованными вместе с Их Величества
ми, неизвестно на сколько времени, может быть, только на не
сколько часов, а может быть, дня на два, на три. Взяв только ма
ленький чемоданчик с лекарствами, сменой белья и умы
вальными принадлежностями мой отец надел свое чистое двор
цовое платье, перекрестил, поцеловал нас, как всегда, и вышел.
Был теплый весенний день, и я смотрела, как он осторожно на
каблуках переходил грязную улицу в своем штатском пальто и
фетровой шляпе. Мой отец носил форму: генеральское пальто и
погоны с вензелями Государя и в Тобольске все время, даже с
приходом большевиков, когда ходили уже вообще без погон, по
ка, наконец, отрядный комитет не заявил, что они, собственно
говоря, ничего против не имеют, но красногвардейцы несколько
раз спрашивали, что тут за генерал ходит, поэтому, во избежание
недоразумений, просили моего отца снять погоны. На это он им
ответил, что погон не снимет, но если это событие действительно
грозит какими-нибудь неприятностями, просто переоденется в
штатское.
Мы остались одни, недоумевая, что может означать арест. Ча
сов в 7 вечера к нам прибежала Клавдия Михайловна Битнер.
—Я пришла Вам сказать по секрету, что сегодня ночью уво
зят Николая Александровича и Александру Федоровну, и Ваш
1Угец и Долгоруков едут с ними. Так что, если хотите что-либо па-
iie послать, то Евгений Степанович Кобылинский пришлет сол
дата из караула.
Мы от души поблагодарили ее за сообщение и принялись ук
ладывать вещи, а вскоре получили прощальное письмо от отца.
Отчасти из письма, отчасти из рассказов Кобылинского и быв
шей вместе с графиней Гендриковой ее воспитательницы узнали
подробности этого дня и ночи. После объявленного ареста Яков
лев явился к Их Величеству и в очень вежливой форме сообщил,
что он должен увезти всю Царскую Семью и сделает это сегодня
ночью. На это ему сказали, что Алексея Николаевича нельзя вез
ти, так как он еще болен. Яковлев объявил, что в таком случае Его
Величеству придется ехать одному.
—Я не отпущу Его Величестю одного, — сказала Императри
ца, и ей Яковлев разрешил тоже ехать, также и одной из дочерей.
Великие Княжны посоветовались между собой и решили, что
Ольга Николаевна слаба здоровьем, Татьяна Николаевна должна
остаться для ухода за Алексеем Николаевичем и для ведения хо
зяйства, Анастасия Николаевна еще мала.
—Тогда я поеду, — сказала Мария Николаевна с улыбкой, но
слезы блестели в ее чудных синих глазах.
Зашел разговор о свите. Яковлев сказал, что с Его Величест
вом может поехать или Татищев, или Долгоруков и по одному из
мужской и женской прислуги. Решено было, что поедет Долгору
ков, а Татищеву Ее Величество сказала:
—Я Вам поручаю детей.
Из прислуги попали камердинер Его Величества Чемодуров и
горничная Демидова. О докторах не было никаких распоряже
ний, но еще в самом начале, услыхав, что Их Величества едут,
мой отец объявил, что он поедет с Ними.
—А как же Ваши дети? — спросила Ее Величество, зная наши
отношения и те ужасные беспокойства, которые мой отец пере
живал всегда в разлуке с нами.
На это мой отец ответил, что на первом месте для него всегда
стоят интересы Их Величеств. Ее Величество до слез была этим
тронута и особенно сердечно благодарила.
Начались спешные сборы и укладка. Я с содроганием вспо
минаю эту ночь и все за ней последующие дни. Можно себе пред
ставить, каковы были переживания и родителей, и детей, никогда
почти не разлучавшихся и так сильно любивших друг друга, как
любили Их Величества Их Высочеств.
Родителям предстояло опасное путешествие в несколько суток
на лошадях, по еле проходимым дорогам, так как последние дни
погода стояла теплая, снег почти стаял, и с часу на час медали, что
тронется Иртыш.
Дети оставались одни в чужом городе, больные, не зная, когда
увидятся с родителями. К тому же приближалась Пасха, великий
праздник, особенно чтимый Их Величествами, который Они
всегда привыкли проводить вместе, говея на Страстной неделе.
Перед отъездом Ее Величество разослала в город уволенным
по распоряжению Ленина слугам по одной или две тысячи денег,
а 80 тысяч были даны на хранение князю Долгорукову, который
решил захватить с собой револьвер. Татищев и все остальные его
отговаривали, говоря, что это только повлечет к недоразумени
ям, но он не послушался их советов.
При этом отъезде еще раз можно было наблюдать колоссаль
ную вьвдержку и силу духа Царской Семьи. Ее Величество лежала
у Себя на кушетке, и слезы градом текли по Ее лицу, но когда
Она вышла прощаться, то выражение Ее было доброе и ласковое,
действующее на всех ободряюще.
В эту ночь я решила не ложиться и часто смотрела на ярко ос
вещенные окна губернаторского дома, в которых, казалось мне,
появлялась иногда тень моего отца, но я боялась открывать што
ру и очень явно наблюдать за происходящим, чтобы не навлечь
неудовольствие охраны. Часа в два ночи пришли солдаты за по
следними вещами и чемоданом моего отца. Около этого же вре
мени с улицы слышался нещ)естанный скрип полозьев, топот
верховых и запряженных лошадей. Это бьши ямщики и конные
из отряда Яковлева. Накануне собирали лучших ямщиков и сани
со всего города и еле-еле нашли крытый возок для Ее Величества.
На рассвете я потушила огонь. Губернаторский дом и казармы
были ярко освещены.
За заборами загородки вереницей стояли сани и возок, ожи
дая, чтобы им открыли ворота. На улице то и дело появлялись то
Дуцман, то Кобылинский или кто-нибудь из солдат охраны. На
конец, один взвод вышел из ворот корниловского дома и, постро
ившись на улице, ушел куда-то в сторону почтового пути. Изред
ка являлись какие-то незнакомые солдаты верхом, очевидно, из
отряда Яковлева.
Наконец ворота загородки открылись, и ямщики один за дру
гим стали подъезжать к крыльцу. Во дворе стало оживленно, поя
вились фигуры слуг и соддат, тащившие вещи. Среди них вьще-
лялась высокая фигура старого камердинера Его Величества Че-
модурова, уже готового к отъезду.
Несколько раз из дому выходил мой отец в заячьем тулупчи
ке князя Долгорукова, так как в его доху закутали Ее Величество
и Марию Николаевну, у которых не было ничего, кроме легких
шубок Наконец, на крыльце появились Их Величества, Великие
Княжны и вся свита. Было часов пять утра, и на рассвете бледно
го весеннего дня всех можно было хорошо видетьЗ?. Комиссар
Яковлев шел около Государя и что-то почтительно говорил ему,
часто прикладывая руку к папахе. Стали садиться, укутываться.
Вот тронулись. Поезд выехал из противоположных от меня ворот
загородки и загнул мимо забора, прямо на меня, чтобы затем
под моими окнами повернуть налево по главной улице.
В первых двух санях сидели четьфе солдата с винтовками, за
тем Государь и Яковлев. Его Величество сидел справа, в защит
ной фуражке и солдатской шинели. Он повернулся, разговаривая
с Яковлевым, и я, как сейчас, помню Его доброе лицо с бодрой
улыбкой.
Дальше были опять сани с солдатами, державшими между
колен винтовки, потом возок, в глубине которого виднелась фи
гура Государыни и красивое, тоже улыбающееся такой же обод
ряющей улыбкой, как у Государя, личико Великой Княжны Ма
рии Николаевны, потом опять солдаты, потом сани с моим от
цом и князем Долгоруковым.
Мой отец заметил меня и, обернувшись, несколько раз благо
словил. Потом опять солдаты, Демидова с Матвеевым, Чемоду-
ров с солдатами, опять солдаты и верховые вокруг. Все это со
страшный быстротой промелькнуло передо мной и завчрнуло за
угол.
Я посмотрела в сторону губернаторского дома. Там на крыль
це стояли три фигуры в серых костюмах и долго смотрели вдаль,
потом повернулись и медленно, одна за другой, вошли в дом.
Прошло несколько дней без известий, потом вдруг на Страст
ной неделе пришла телеграмма от Яковлева, не помню, Кобы-
линскому или Дуцману: «Передаю полномочия екатеринбург
скому совдепу, еду в Москву». Это нас всех страшно удивило. Яс
но было, что произошло какое-нибудь недоразумение, только не
на пользу Их Величествам. С нетерпением ^ а л и последующих
известий, которые долго не приходили.
Наконец, приехали те восемь человек стрелков отряда особого
назначения во главе с Матвеевым, которых Яковлев брал с собой.
Они рассказали мало утешительного. По дороге они узнали, что
екатеринбургский совдеп, не согласный с решением московско
го — отправить Царскую Семью в Москву, решил их задержать.
Узнав это, Яковлев, чтобы обмануть их хоть на время, повернул
на Омск, рассчитывая оттуда проскочить на Челябинск Но, к не
счастью, может бьггь, по чьему-нибудь злому намерению, у них
не хватило воды, и пришлось ее набирать в нескольких верстах от
Екатеринбурга, где их и застигли екатеринбургские красноар
мейцы, потребовавшие сдачи Царской Семьи.
Стрелки отказались это сделать и в течение четырех дней сто
яли на площадках вагона. Не знаю, почему Яковлев не дал знать
в Москву с просьбой поддержки, но стрелки должны бьши усту
пить, так как было всего восемь человек, а екатеринбургские
красногвардейцы обещали расстрелять весь поезд.
После того, как стрелки покинули свои посты на площадках
вагона, их посадили на хлеб и на воду в какие-то подвалы, а Госу
даря, Государыню, Великую Княж1дг Марию Николаевну, моего
отца, князя Долгорукова, Чемодурова и Демидову взяли из по
езда,
^ о м у предшествовал oбыclq у Долгорукова были найдены
два револьвера и 80 тысяч денег. Его отделили и отвезли в тюрь
му, а остальных, на извозчиках, в Ипатьевский дом. Оттуда, че
рез некоторое время. Их Высочества и мы получили письма от
наших родителей. К сожалению, эти, как и все остальные письма
моего отца, были мною уничтожены.
Мой отец писал, что их поместили в приличном доме, в трех
комнатах, с разрешением пользоваться ванной. В одной комнате
поместились Их Величества и Великая Княжна Мария Никола
евна, в другой Демидова, в столовой на полу мой отец и Чемоду-
ров.
Дом окружили двойным забором, один из них был так высок,
что от собора виднелся только золотой крест, но и видеть крест
доставляло много удовольствия заключенным.
Обедали они все вместе с прислугой, и на Пасху были 1ди1ичи,
яйца и пасхи, но ни к заутрене пойти не разрешили, ни туда при
гласить священника.
Все-таки первые дни, по-видимому, еще было более или ме
нее сносно, но уже последнее письмо моего отца, помеченное
3 мая, т. е. даже до отъезда Их Высочеств из Тобольска, бьшо, не
смотря на всю кротость моего отца и желание его во всем видеть
только хорошее, очень мрачное.
Он писал о том, как обидно видеть ничем не заслуженное не
доверие и получать резкие отказы со стороны охраны, когда об
ращаешься к ним, как врач, с просьбой в послаблениях для за
ключенных, хотя бы в прогулках по саду. Если в тоне моего отца
проскальзывало недовольство и если он начинал считать охрану
резкой, то это значило, что жизнь там уже очень тяжела и охрана
начала издеваться.
В Тобольске дни проходили тоскливо. Все наши помыслы бы
ли сосредоточены на Екатеринбурге, и все стремились скорее по
пасть туда. Кобылинский обещал нам с братом взять нас с собой.
Собственноручное
гшсшо великой княжны
Ольги Николаевны
Татьяне Боткиной,
Тобольск, 29 апреля
1918 г.
Собственноручное ,/й у
письмо веткой княжны
Марии Николаевны с
припиской великой //■ t C J 4 l u u .i l i e ^ U iT J c ^
княжны Анастасии % a c y ^
Николаевны одному из
офицеров, лечивиаася Cui4 ZlU^l
ранее в лазарете их
имени. ^LUUcf-U^
y irju ,y .tH y U i A
P ln C .'in *'.-
/л .
когда он повезет Их Высочества к родителям, и мы все с нетерпе
нием издали этого отъезда.
Еще на Страстной неделе приехал из Екатеринбурга отряд
красной гвардии, который должен был сменить отряд особого
назначения и сопровождать Их Высочества в Екатеринбург, но
Деревенко заявил, что еще две недели нельзя везти Алексея Ни
колаевича, да и отряд не хотел сдавать своих полномочий, не по
лучив жалования за последние месяцы.
Ни Дущлан, ни отрядный комитет уже не имели прежней вла
сти. Их места были заняты двумя комиссарами: Хохряковым и
Родионовым. Хохряков, кочегар по профессии, был доволь
но безобидным и неумным созданием. Он с первых же слов рас
сказал моему брату, о чем брат передал свите, что по приезде в
Екатеринбург вся свита будет арестована отдельно от Их Высо
честв, так что им и ехать не стоит. Не таков был Родионов. Он
был жандармом в Вержболове: баронесса Буксгевден запомнила
его лицо.
Татищев тоже видел его раньше, и Родионов не отрицал, что
тоже знает Татищева. Это был человек небольшого роста, с оттал
кивающим выражением довольно благообразного лица. Если он
был любезен, то делал это, точно издеваясь; если начинал кри
чать, то становился зверем. Они оба с Хохряковым ежедневно яв
лялись к Их Высочествам, присутствуя при электризации Алек
сея Николаевича и наблюдая за обедами, чтобы не было вина и
лишних блюд.
Когда отряд особого назначения, наконец, сдался, получив
свое жалование, Родионов сделался уже полновластным хозяи
ном положения и стал вводить новые правила. Он запретил Их
Высочествам запирать двери Их комнат, чтобы, как он говорил:
—Я каждую минуту мог войти и видеть, что Вы делаете.
Затем Им нельзя было без его разрешения не только выхо
дить гулять, но и спускаться в нижний этаж, и для соблюдения
этого правила бьши поставлены часовые внизу и вверху лестни
цы. Но часовые были не очень точны в исполнении этих прика
заний.
Однаязды Родионов встретил Их Высочества внизу:
— Как вы смели сюда прийти без моего разрешения? — наки
нулся он на них.
—Часовые нас пропустили, — ответили они.
— Ну, посмотрим, как они Вас пропустят сейчас, — злобно
сказал он.
Но нижний часовой с безмолвной улыбкой дал пройти Их
Высочествам мимо себя беспрепятственно и, несмотря на гроз
ные крики Родионова, что «товарищи* позорят свое звание рево
люционного солдата, верхний часовой последовал примеру ниж-
7-1777 97
него. Крикам Родионова не было конца, и Их Высочества со сме
хом ушли к себе.
Наконец настал день отьездаЗв. Перед этим Великие Княжны
усиленно работали, собирая свои драгоценности. Окружающие
советовали им оставить все у доверенных лиц в Тобольске, но
Татьяна Николаевна, которой это дело бьшо поручено Императ
рицей, настаивала на том, чтобы везти все, так как таково было
желание матери. Еще лично Их Величества, уезжая, передали
часть вещей и денег полковнику Кобылинскому и часть вещей
отослали в Ивановский монастырь с тем, чтобы оттуда выдали
вещи Жильяру либо Татищеву; теперь же Великие Княжны все
решили везти с собой. В Царском Селе, перед отъездом в То
больск, они из большей части вещей вынули камни из оправ и
отдельно зашили в платье и белье жемчуга и брильянты.
Мы выехали из корниловского дома за два дня до отъезда Их
Высочеств, так как нам посоветовали это сделать лучше самим,
чем ждать, пока придут выселять силой. Утром, накануне дня Их
отъезда, мы пошли к губернаторскому дому. Под его окнами сто
яли жена и дочь повара Харитонова, пришедшие проститься с
мужем перед отъездом. Родионов, размахивая руками, неистово
кричал:
— Нельзя перед окнами останавливаться, нельзя, говорят вам:
расстрелять велю.
Мы прошли в корниловский дом, который сейчас весь был
занят охраной, и стали ждать Родионова. Он скоро появился в
фуражке, с деловым видом и пачкой бумаг в руке. Я назвала себя
и сказала, что хочу ехать к моему отцу.
—До Екатеринбурга я могу Вас довезти, а дальше что будет, я
не знаю.
Я сказала, что желаю попасть к отцу.
— Помилуйте, зачем Вам? Ведь это заключение продлится
еще, может бьггь, годы; а Вы еще молоды, у Вас вся жизнь впе
реди.
Я повторила, что мое единственное желание — быть с отцом,
хотя бы заключение продлилось сотни лет, но получила катего
рическое заявление, что меня могут довезти до Екатеринбурга,
но там к отцу и Их Величествам не пустят. В таком случае ехать,
конечно, не имело смысла.
—А правда,— спросил брат,— что свиту всю посадят в
тюрьму?
Родионов насторожился.
— Нет, неправда.
—А как же нам Хохряков сказал?
— Если он сказал, так это его дело, а я ничего не знаю, — объ
явил Родионов с недовольным видом. На этом мы расстались.
I я решила не ехать, так как знала, что мой приезд в Екатерин
бург будет только лишним поводом к разговорам и может по
влечь за собой какие-нибудь осложнения, вроде приезда Хитро
во. Свита тоже была предупрегадена, что они могут и не ехать, но
они надеялись все-таки попасть к Их Величествам. Даже баро
нессе Буксгевден разрешено было проехать до Екатеринбурга, и
она этим воспользовалась.
Несмотря на то, что с полковника Кобылинского были уже
сняты все полномочия, он хотел сопровождать Их Высочества и
получил, не только разрешение, но почти приказание Родионова
это сделать, но от всех потрясений последних дней и без того ос
лабленный своими тяжелыми ранениями и уже хворавший в То
больске нервной экземой полковник Кобылинский вдруг слег и в
день отъезда Их Величеств лежал с температурой 40° и не мог
подняться с постели. Это обстоятельство ставили тоже Кобылин-
скому в вину, якобы симулировавшему болезнь, но я определен
но знаю о желании Кобылинского сопровождать Их Высочества.
Да и как можно сомневаться в чувствах и действиях этого высо
копорядочного и преданного Их Величествам человека?
—Я самое дорогое отдал Государю Императору— свою
честь, — вот подлинные слова полковника Кобылинского, в кото
рых, как нельзя лучше, выражено все, что ему пришлось выне
сти.
В день смены отряда особого назначения на отряд Родионова
произошел еще один маленький инцидент: Алексею Николаеви
чу и сыну доктора Деревенко очень нравилось тайно переписы
ваться, хотя никто не мешал им переписываться явно, через са
мого Деревенку. Им же доставляло особенное удовольствие пере
сылать письма каким-то таинственным способом, в просверлен
ных просфорах, например. В этот раз Алексей Николаевич пере
дал свое письмо к Коле Деревенко через своего лакея Нагорного,
который должен был принести ему ответ, но Нагорный запоздал,
вернулся обратно, когда караул от отряда особого назначения уже
сменился родионовским.
Нагорного обыскали, напши письмо самого невинного содер
жания и подняли целую историю. На основании этой истории с
письмом доктор Деревенко не был допущен к Их Величествам,
но и под арест не попал.
Самого отъезда Их Высочеств мы не видели и не пошли на
пристань, так как нам сказали, что туда не пускают. Между тем
туда пускали кого угодно, и последние полчаса их Высочествам
разрешено было стоять на палубе на расстоянии каких-нибудь
двух аршин от публики на пристани.
Дальнейшее же я знаю со слов Жильяра, баронессы Буксгев
ден и камердинера Волкова.
Издевательство охраны продолжалось на пароходе, все
прогрессируя. К открытым дверям кают Великих Княжон
были приставлены часовые, так что они даже не могли раз
деться.
Вся провизия, присланная Их Высочествам местными жите
лями, Ивановским монастырем и заключавшаяся в ледниках с
молоком, квасом, творогом, пирогами и печеньем, была отобра
на красногвардейцами в свое пользование. Они выдавали им
только немного молока, а у баронессы Буксгевден нашлось в кар
мане несколько холодных зраз и сладких кексов. Это было все их
питание.
Не знаю, как продолжалось в поезде до Екатеринбурга, но по
приезде туда все были немедленно разделены. Великие Княжны
и Наследник в сопровождении двух лакеев — штандартских мат
росов Нагорного и Седнева, повара и поваренка были отвезены в
Ипатьевский дом, причем Великих Княжон самих заставили не
сти свой багаж, и Татьяна Николаевна поразила всех своей си
лой, неся с легкостью по чемодану в каждой руке.
Графиня Гендрикова и Екатерина Адольфовна Шнейдер, Та
тищев и камердинер Волков были отправлены в тюрьму, где пер
вых двух, по нездоровью, поместили в тюремную больницу.
Жильяра, баронессу Буксгевден, несколько человек прислуги,
Кирпичникова в том числе, отвезли на запасные пути, где уже
скопилось до 35 ООО беженцев, хворавших и умиравших в неве
роятной грязи, которая может образоваться от такого скопления
народа.
Доктор Деревенко, как я уже говорила, под арест не попал, а
стал жить свободным человеком, через день приходя к Их Вели
чествам под конвоем и контролируемый в лечении Алексея Ни
колаевича каким-то безграмотным фельдшером.
Когда же был назначен комиссаром Юровский, за Деревенкой
перестали посылать, а он, по его собственному выражению, не
хотел о себе напоминать большевикам и больше не бывал у Их
Величеств. Таким образом он избегнул той ужасной участи, ко
торая постигла всю свиту, и практиковал с большим успехом в
Екатеринбурге.
С тех пор, как Их Высочества уехали, мы уже больше не име
ли никаких сведений ни от них, ни от моего отца, так как стали
железные дороги, и вскоре мы очутились под разными прави
тельствами, благодаря, чешскому движению. Все остальное я
знаю со слов Жильяра и баронессы Буксгевден, которые, живя на
запасных путях, изредка заходили в город и видались с доктором
Деревенко.
В первые же дни по приезде в Екатеринбург Жильяр проходил
мимо Ипатьевского дома, когда оттуда красногвардейцы вывели
лакеев Нагорного и Седнева и, усадив на извозчика, увезли куда-
то под конвоем. В тот же день оба были расстреляны.
Красноармейцы ими давно были недовольны, так как счита-
ЛИ) что они позорят честь матросов, служа при Царской Семье.
Теперь же, в Екатеринбурге, Нагорный не стерпел грубого обра
щения Родионова с Алексеем Николаевичем и, выйдя за ним, за
кричал на него, что если он еще раз позволит себе какую-либо
грубость, он, Нагорный, его просто изобьет.
Только после ухода большевиков удалось разыскать по
платью брошенные красногвардейцами и разлагающиеся тела
матросов и похоронить их.
Та же участь, что и Нагорного с Седневым, постигла всю сви
ту, заключенную в тюрьме. В разное время были выведены из
тюрьмы Татищев и князь Долгоруков и расстреляны. Графиню
Гендрикову, Екатерину Адольфовну Шнейдер и камердинера Ее
Величества Волкова перевели в Пермь и держали в одной тюрьме
с супругой Его Высочества Князя Иоанна Константиновича —
Еленой Петровной и Ее приближенными. Они очень нуждались
в тюрьме, в особенности графиня Гендрикова, не имевшая при
себе никаких вещей. Она сама стирала свое белье под краном,
причем, имея только одну смену белья, она, стирая блузу, над
евала рубашку, а стирая рубашку, надевала блузу. Однажды ее
вызвали к комиссарам;
— Отчего Вы не попросите Ваши вещи? — спросили ее.
—Мне ничего не нужно, — спокойно сказала графиня.
—Что Вы хотите?
— Служить Их Величествам до конца дней своих.
—Ах так?
— Да, так
—Ведите обратно в тюрьму.
Когда после этого пришла стража и велела графине и Екате
рине Адольфовне идти за собой, то всем стало ясно, зачем. Гра
финя встала совсем спокойная и только сказала: «Уже?*, но, по-
видимому, потом она поверила словам красноармейцев, объя
вивших, что их просто переводят в другую тюрьму.
Кроме ее и Екатерины Адольфовны Шнейдер, в этой партии
было еще несколько мужчин и женщин и камердинер Волков.
Последний, заметив, что их ведут все дальше и дальше и слы
шатся какие-то подозрительные свистки из лесу, решился бе
жать и в тот момент, когда ведшие их солдаты, по одному из сви
стков, свернули в чащу, он перепрыгнул через канаву и бросился
бежать; за ним раздались выстрелы, и он слышал, как графиня
Гендрикова вскрикнула. Впоследствии ее тело и тело Екатерины
Адольфовны Шнейдер были найдены зарытыми около города.
Теперь же они похоронены в Перми.
Великие княжны Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия Николаевны
(слева направо).
m
I «Штандарт». Севастополь. Сентябрь 1911 г.
■ Через Министерство Двора я испросил для них** Высочай-
^ шее разрешение навестить меня в моей каюте, и им было разре
шено бывать у меня каждый день.
_Л4не гораздо лучше, и я снова должен только благодарить
I Бога за свою болезнь: она не только доставила мне радость при
нять наших дорогих маленьких* ** в моей каюте, не только при
носить им радость навещать меня здесь, где им так нравится, но
дала им необычайное счастье быть обласканными всеми Велики
ми Княжнами, Наследником Цесаревичем и даже Их Величест
вами. Я также истинно счастлив и не только этим, но и безгра
ничной добротой Их Величеств. Чтоб успокоить меня. Императ
рица казедый день приходит ко мне, чтобы я послушал, а вчера
был и сам Государь. Я не в силах передать Вам, до какой степени
я был тронут и счастлив. Своей добротой Они сделали меня ра
бом Своим до конца дней моих... Эльза Христиановна**** каж
дый раз благодарит меня после того, как увидит Императрицу
или Государя...
IV
26.III.1914. (По дороге в Севастополь.)
...под окном гуляет ненаглядный Алексей Николаевич. Сегод
ня Алексей Николаевич обходил вагоны с корзиночкой малень
ких дутых яиц, которые он продавал в пользу бедных детей по
поручению Великой Княгини Елизаветы Федоровны, севшей к
нам в поезд в Москве... Сегодня после завтрака я носил Алексею
Николаевичу показывать свою замечательную пепельницу.» Он
был очень доволен и очень хвалил, но, т. к. я застал его за обыч
ным дневным отдыхом, когда Жильяр ему что-то интересное
рассказывал, я, заметив, что он хочет продолжать слушать, по
спешил уходить. Когда я в дверях раскланивался, этот ненагляд
ный мальчик, очаровательно улыбаясь мне, сказал: «Аи revoir
Monsieur, Je Vous aime de tout mon petit coeur»* *. Это ли не очаро
вание? Я в восторге ему ответил; «Vous e’tes adorable...»* **
VI
Ливадия. 28JX1911. Базар был необыкновенным праздни
ком для множества жителей Крыма, имевших счастье видеть Их
Величества и Великих Княжон совсем близко и получить вещи
даже прямо из рук Ее Величества (настроение было самое вос
торженное и умиленное).
VII
Ливадия. 5.IV.1914. ..Долгие службы, благодаря дивному слу
жению о. Александра*, простаиваются легко, производят сильное
впечатление и надолго создают особое настроение. В четверг мы
все приобщались, и я не мог удержать слез умиления, когда Царь
и Царица клали земные поклоны, кланялись нам, многогреш
ным, и вся Царская Семья приобщалась...
IX
Тобольск. 24X11.1917, ...Сегодня вечером я был на елке в доме
№ 1, где все женские руки Семьи приготовили всем по несколько
подарков и все вместе своею бодростью и приветливостью суме
ли всем 01 фужающим устроить настоящий праздник.
Молитва
Ее Императорского
пера Высочества
Великой
\кой 1шяжны Ольги Николаевны
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы —
Молиться кротко за врагов.
Найдено среди оставшихся в Екатеринбурге вещей фрейлины
графини Анастасии Васильевны Гендриковой. Впоследствии вы
яснилось, что стихотворение это было прислано Царской Семье
и переписано Великой Княжной Ольгой Николаевной, что и вве
ло в заблуждение следствие.
ПРИЛОЖЕНИЯ
к настоящему изданию
8-1777 113
письмо Е. С. БОТКИНА
В ЕКАТЕРИНБУРГСКИЙ ИСПОЛНИТЕЛЬНЫЙ
КОМИТЕТ*
[Без даты]
В 0БЛА(ЛВ0ЙИСП0ЛНИТЕЛЬНЬ1Й КОМИТЕТ
ГОСПОДИНУ ПРЕДСЕДАТЕЛЮ
'
9-1777 129
Свита, находившаяся при царской семье в Тобольске: в нижнем
ряду слева—Е. А. Шнейдф, справа — графиня А. Б. Гендрикова, в
верхнем ряду слева направо — генерал И. Л Татищев, П. А.
Жильяр, князь В. А. Долгоруков, Тобольск, сентябрь 1918 г.
I зыва Учредительного собрания, которое решит дальнейшую
судьбу бывшего царя, вести себя с достоинством, не допуская ни
каких обид и грубостей с бывшей царской семьей. Всякая бестак
тность с нашей стороны только легла бы позором на нас же. Гру
бость с безоружными пленниками недостойна нас. Поэтому я
призываю всех держаться этого правила, — сказал я в конце
своей речи, — за всякий свой поступок мы должны будем дать
отчет. Нам не дано право быть судьями вверенного нам бывшего
царя и его семьи.
Отряд вполне оценил мое заявление и доказал это тем, что за
все пять месяцев моего комиссарства ни разу не проявил себя ха
мом. Поведение отряда было почти рыцарским.
Большинство солдат отряда произвело на меня отрадное впе
чатление своей внутренней дисциплиной и военным видом —
опрятностью. За исключением немногих, наш отряд состоял из
настояпщх бойцов, пробывших по два года на позициях под ог
нем немцев, очень многие имели по два золотых георгиевских
креста. Это были настоящие боевые, а не тыловые гвардейцы, вы
сокие, 1фасивые и дисциплинированные. И я почувствовал тяже
лую ответственность и обязанность помочь им сохраниться. Для
этого необходимо было создать более или менее здоровую обста
новку, занять их работою и просвещением. Обстановка была да
леко не совершенная: казармы плохо оборудованы и не приспо
соблены. Требовался основательный ремонт. Работу в навигаци
онное время наши гвардейцы находили на пристанях, где паро
ходчики охотно предоставляли им выгрузку и погрузку барж и
пароходов. В свободное от караула время часть отряда работала
на пристанях. В зимнее время на такую работу рассчитывать
нельзя. Я решил устроить школу для неграмотных и малогра
мотных солдат и лекции, доклады для всех, полагая, что этим
удастся занять отряд разумным и полезным делом. В этом отно
шении мне согласились помогать три офицера
Всю же работу по охране мы поделили с полковником Кобы-
линским таким образом: он взял на себя хозяйственную и фи
нансовую часть, а я остальную. Кстати, должен заметить, что все
те «мнения и отзывы» о Кобылинском, которые мне пришлось
слышать в Петрограде, к моему величайшему удовольствию, со
вершенно не оправдались.
Военные круги относились к нему отрицательно. Но я нашел
в нем лучшего, благородного, добросовестного сотрудника. Евге
ний Степанович Кобылинский — гвардейский офицер. Прини
мая участие в войне с немцами, в одном из боев был жестоко ра
нен и лишь благодаря умелому лечению остался жив. Ни к ка
ким политическим партиям он никогда не принадлежал и не
стремился примыкать, он просто был человек в лучшем смысле
этого слова. Благородный и честный по природе, воспитанный и
развитой, он всюду проявлял такт и достоинство с людьми; тру
долюбивый и бескорыстный, он завоевал к себе доверие и уваже
ние. Я быстро сблизился с ним и от души полюбил его. Взаим
ные наши отношения с ним установились самые искренние.
Всенощная
На воле мне много приходилось слышать о том, что семья
Николая II очень религиозна, что этим и объяснялось то влия
ние, какое имел Григорий Распутин на царскую семью. Но рели
гиозность слишком различно понимается людьми, и в данном
случае судить об этом более чем трудно. Эта духовно-нравствен
ная потребность царственных пленников сначала удовлетворя
лась тем, что богослужение совершалось в зале губернаторского
дома, т. е. в том же доме, где жила семья бывшего царя. И в бли
жайшую субботу мне первый раз пришлось присутствовать на
всенощной.
Всю работу по обстановке и приготовлению зала к богослуже
нию брала на себя Александра Федоровна. В зале она устанавли
вала икону Спасителя, покрывала аналой, украшала их своим
шитьем и пр. В 8 часов вечера приходил священник Благове
щенской церкви и четьфе монашенки из Ивановского монасты
ря. В зал собиралась свита, располагаясь по рангам в определен
ном порядке, сбоку выстраивались служащие, тоже по рангам.
Когда бывший царь с семьей выходил из боковой двери, то и они
располагались всегда в одном и том же порядке: справа Николай
II, рядом Александра Федоровна, затем Алексей и далее княжны.
Все присутствующие встречали их поясным поклоном. Священ
ник и монашенки тоже. Во1фуг аналоя зажигались свечи. Начи
налось богослужение. Вся семья набожно крестилась, свита и
служащие следовали движениям своих бывших повелителей. По
мню, впервые, на меня вся эта обстановка произвела сильное
впечатление. Священник в ризе, черные монашки, мерцающие
свечи, жидкий хор монашенок, видимая религиозность моля
щихся, образ Спасителя. Вереница мыслей сменяла одну дру
гою...
О чем молится, о чем просит эта бывшая царственная семья?
Что она чувствует? — спрашивал я себя.
Монашки запели: «Слава в вышних богу, и на земли мир, в
человецех благоволение»... Вся семья Николая II становится на
колени и усердно крестится, за нею падают на колени и все ос
тальные. В то время мне казалось, что вся семья бывшего царя
искренне отдается религиозному чувству и настроению.
Служба кончается. Начинается обряд миропомазания. Свя
щенник обращается лицом к бывшей царсксж семье. К нему пер
вым подходит Николай II, затем Александра Федоровна, наслед
ник, дочери и далее свита и служапще в порядке рангов. И затем
зала пустеет.
Ко мне подходит князь Долгоруков.
— Господин комиссар, когда же будет разрешено сходить в
церковь? Николай Алексацдрович и Александра Федоровна про
сили меня узнать, — обратился он ко мне.
— Как только будет все приготовлено. У меня нет ни малей
шего намерения лишать их посещения церкви, — ответил я.
— Какие же нужны приготовления?
—Устраняющие всякие неприятности и недоразумения.
— Не понимаю, — огорченно отвечает князь.
— Не думайте, что меня беспокоят неприятности, только ка
сающиеся меня лично, возможны неприятности другого поряд
ка, которых я не могу допустить, — пояснил я князю. Но он
опять не понял меня.
Дело заключалось в том, что я не столько опасался попыток
побега или чего-либо в этом роде, я старался предотвратить воз
можность выпадов со стороны отдельных тоболяков, которые уже
успели адресовать на имя Александры Федоровны, Николая и да
же его дочерей самые нецензурные анонимные письма, мною за
держанные. Вся корреспонденция к бывшей царской семье про
ходила через мои руки.
А что, как кому-либо из авторов подобных писем придет в го
лову во время прихода в церковь выкинуть какую-либо штуку?
Бросить камнем, вьпфикнуть нецензурную похабщину и т.п.
Пришлось бы так или иначе реагировать. Лучше заблаговремен
но устранить возможность подобных историй.
И мы с Кобылинским старались принять все меры против та
кой возможности.
Хотя Благовещенская церковь находилась всего в нескольких
сотнях саженей от дома, где жил Николай II, но, не устранив не
которых неудобств в указанном смысле, мы не могли удовлетво
рить просьбы. Впрочем, через неделю уже все было сделано.
Времяпрепровождение
До наступления холодов любопытство тоболяков находило се
бе удовлетворение в том, что они могли видеть семью бывшего
царя на балконе их дома. Обыкновенно в ясные дни вся семья,
чаще после обеда, выходила на балкон, откуда от1фывался вид на
городской сад, на нагорную часть города и вдоль улицы Свободы.
Проходящие по улице вначале с большим любопытством за
сматривались на семью Николая Александровича. Вполне понят
ное и естественное любопытство. Больше всего обывательниц по
ражала прическа княжон: почему это они подстрижены как маль
чики?.. Александра Федоровна чаше всего выходила на балкон с
вязаньем или шитьем. Усевшись в кресле, она принималась за
работу. Она лишь временами любовалась видом города, которого
никогда бы не увидела, если бы не «судьба». Реже всех появлялся
на балконе Николай Александрович. С того дня, как только были
привезены 1фугпяки и дана поперечная пила, он большую Часть
дня проводил за распилкой 1ф утяков на дрова. Это было одно из
любимых его времяпрепровождений. Приходилось поражаться
его физической выносливости и даже силе. Обыкновенными его
сотрудниками в этой работе были княжны, Алексей, граф Тати
щев, князь Долгоруков, но все они быстро уставали и сменялись
один за другим, тогда как Николай II продолжал действовать. То
же самое наблюдалось и во время игры в городки: все быстро ус
тавали, тогда как он оставался неутомимым. Вообще физически
бывший царь был очень здоров, любил движение. Иногда он це
лыми часами ходил по двору один или в сопровождении своих
Тючерей. В этом отношении Александра Федоровна представляла
ему полную противоположность. Она проявляла весьма малую
подвижность. В смысле общительности также замечалась разни
ца между нею и Николаем II. Дети гуляли чаще с отцом, чем с
нею. Замкнутость Александры Федоровны и склонность к уеди
нению бросались в глаза. Бьтть может, это объяснялось тем, что
она вообще острее переживала положение и новую обстановку, но
во всяком случае, насколько мне удалось заметить, и по своей на
туре она представляла полнзто противоположность Николаю II.
Она сохранила в себе все качества германки — и германки с ма
нией величия и превосходства. Все ее движения, ее отношение к
окружающим проявлялись на каждом шагу. В то время, когда
Николай II охотно, просто и непринужденно разговаривал с каж
дым из служащих, в отношениях Александры Федоровны заме
чалась черствость и высокомерие. В игре в городки и в пил
ке кругляков она никогда не принимала участия. Иногда лишь
она интересовалась курами и утками, которых завел повар на за
днем дворе-садике. Здесь она чувствовала себя как-то свободнее.
Здесь не раз заговаривал я с ней, но темами всегда были куры и
утки.
По вечерам бывшая царская семья собиралась в зале, куд&
приходили доктор Боткин, Долгоруков, Татищев и Гендрикова со
Шнейдер, и проводили время в разговорах. Иногда кто-либо чи
тал вслух. Но это чтение не всегда удавалось, ибо слушателям на
доедало молчать и они затевали разговор, а некоторые даже засы
пали под звуки монотонного чтения.
—Мы часто, господин комиссар, вечерами поднимаем вопрос
о прогулке по городу и даже за город, — говорил мне доктор Бот
кин, рассказывая о том, как проводятся длинные вечера в доме
губернатора.
—У нас еще не кончено дело с хождением в церковь. Вы знае
те, с чем это сопряжено, — отвечаю я.
—Мне кажется, ваши опасения напрасны. Даже мысли о по
беге не может быть у их величеств...— Боткин всегда величал так
бывшую царицу.
—Меньше всего я этого опасаюсь, — возражаю я, — есть мно
го других причин, да и права на это мне не дано.
— Тогда я сам буду ходатайствовать перед Временным прави
тельством.
— Я не протестую. Хлопочите.
Через несколько дней меня просит к себе бывший царь. Явля
юсь. Он извиняется за беспокойство:
— Я хотел бы П1 юсить вас разрешить осмотреть город. Чего
вы боитесь за нас?
—Я не имею на это разрешения от Временного правительст
ва. Кроме того, есть и другие причины...
— Когда же оно будет? Нам интересно посмотреть город, цер
кви. Город старинный, исторический.
^ Вы здесь были, кажется? — спросил я.
— Проездом... несколько часов, — как-то неохотно ответил
бывший царь.
Лично я ничего не имел против удовлетворения просьбы быв
шего царя посмотреть город, но, во-первых, инструкция, данная
мне Временным правительством, а во-вторых, складывающиеся
условия, — а это было самое главное препятствие, — всего более
отнимали эту возможность. Что-то грозное надвигалось на Рос
сию после истории с генералом Корниловым. Русская револю
ция вступала в новую фазу...
Окружающая атмосфера
По инструкции Временного правительства вся корреспонден
ция бывшего царя, его семьи и свиты должна была проходить че
рез меня. Признаюсь, — обязанность весьма неприятная и даже
противная. Дело в том, что российские «патриоты* полагали,
очевидно, что все их письма, адресованные на имя членов быв
шей царской семьи, как бы похабно ни было их содержание, не
пременно попадут адресатам. Никогда в жизни не приходилось
мне читать такие отвратительные порнотрафические письма, как
в это время. И вся эта мерзость адресовалась или на имя Алек
сандры Федоровны, или на имя Николая II. Некоторые письма с
порнохрафическими трязными рисунками, грубыми до безобра
зия, я сдал полковнику Кобылинскому. Я сказал, что письма эти
от российских «патриотов», ибо я уверен, что многие из авторов
этих писем до переворота, когда Николай II был еще всемогущ,
готовы были пресмыкаться перед ним и его семьей, а теперь со
чиняют такие отвратительные анонимные письма, думая, что
это очень хорошо и остроумно. Было много писем, заклеенных в
револю1Щонных красньи конвертах с революционным девизом:
«Да здравствует русская революция*. Все письма, — а их часто
было очень много, — приходилось тщательно просматривать и
бросать в печку. Не мало получалось и писем угрожающего ха
рактера. Даже в Америке нашлись такие писатели, и оттуда при
ходили письма на английском языке на имя дочерей бывшего
царя с предложениями™ Иногда такого рода писем получалось
так много, что целое утро тратилось на эту мерзость.
Сам же Николай II и его семья переписывались с очень не
многими из своих родственников. Бывший царь писал только
своей матери и сестре Ксении Александровне. Дети вели более
обширн5то переписку, и, по-видимому, она доставляла им боль
шое удовольствие, так как каждый раз, когда я приходил в дом,
где помещалась семья Николая, почти всегда встречал кого-ни
будь из княжон с вопросом — нет ли писем. Любопьггно отме
тить, что Александра Федоровна и дети ее никогда не писали Ма
рии Федоровне. Благодаря известным отношениям между по
следней и Александрой Федоровной даже у детей установились
какие-то холодные отношения к бабушке.
Кроме русских газет, Николай II получал английские и фран
цузские газеты и журналы. Кто-то, очевидно, зная вкус бывшего
царя, присылал ему довольно веселые журнальчики. Николай
Александрович любил читать эти журнальчики. В передаче газет,
журналов никаких препятствий не чинилось, хотя это удовольст
вие иногда приносило и огорчение: в газетах иногда сообщали
слухи, которые сильно тревожили семью бывшего царя.
I — Скажите, пожалуйста, господин комиссар, зачем в газетах
пишут о нас неправду? — однажды спросила меня одна из кня
жон.
— Какую?
— О побеге... Ведь это неправда. Вы читали, конечно...
— Так привыкли исстари некоторые из наших газет„ Хотят
побольше заработать денег, — ответил я.
Действительно, «Новое время» и какая-то другая газета напе
чатали ложь о побеге Николая 11, и мне пришлось послать сроч
ную телеграмму с опровержением. Но пока это опровержение хо
дило, а иногда и не печаталось в газетах, пущенная утка облетала
уже всю Россию и даже фронт, будоражила население. Мне дела
лись даже запросы и угрозы. Пускались слухи о распущенности
отряда, охраняющего бывшего царя, — словом, создавались тре
воги и озлобление.
Тобольский совдеп под председательством врача Варнакова
попросил меня как-нибудь зайти к ним в Совдеп «по очень важ
ному делу».
В ближайший день захожу.
— В чем дело? — спрашиваю я.
Присутствующие как-то мнутся, точно подыскивают, с чего
начать. После некоторого молчания первым заговорил Варнаков.
— Насколько нам удалось ознакомиться с отрядом, он мало
сознательный.»
— Это значит ненадежный, — вмешались Писаревская и Ки-
селевич, — из Омска можно выписать надежных людей, рабочих,
вполне сознательных...
— Омск пришлет настоящих. Ваш отряд», — снова заговорила
было Писаревская. Я не дал ей договорить и заявил: — Всякая
попытка к смене отряда кем-либо раз и навсегда должна быть ос
тавлена. Если же об этом я сообщу отряду, то последствия будут
очень неприятные для вас... Я не допущу вмешательства, пока я
здесь. Прошу больше меня не беспокоить подобными разговора
ми. Я бы желал, чтобы всюду сохранилась такая дисциплина и
сознание, как в нашем отряде, — закончил я и ушел.
С этого времени отношения ко мне тобольского совдепа сло
жились почти враждебные.
Я должен констатировать, что отряд первого состава представ
лял собой воинскую часть, вполне сохранившую дисциплину, и
резко вьщелялся среди солдат местного гарнизона своей опрят
ностью, трезвостью и уменьем себя держать. В то время, коща
солдаты местного гарнизона частенько встречались пьяненькие,
грязные, невообразимо одетые, наши гвардейцы одевались чис
то, вели себя хорошо и быстро стали покорять сердца местных
обывательниц и прислуги. На этой почве уже возникали нена
висть, вражда и ревность солдат местного гарнизона к нашим
гвардейцам. Если дело до столкновений не доходило, то только
потому, что местные солдаты боялись наших гвардейцев.
it
кое потрясающее впечатление произвели на всех детей поэмы
Не1фасова.
— Как это нам никогда не говорили, что у нас был такой чуд
ный поэт? — говорили княжны.
— Все слушали, —рассказывала Клавдия Михайловна, —даже
бывший царь и Александра Федоровна приходили. Дети в вос
торге. Странно™ Как мало заботились об их развитии, образова
нии.
— Не было времени заниматься собственными детьми, окру
жить их здоровой атмосферой и настоящими людьми, а не царе
дворцами, — говорил полковник Кобылинский, — даже обыкно
венная бедная интеллигентная семья лучше обставл5ша своих де
тей. В таком возрасте в этих семьях дети гораздо развитее и обра
зованнее.
— Но что же вы скажете, Клавдия Михайловна, о ваших заня
тиях? Идут успешно?
—Алексей не без способностей, но привычку к усидчивой ра
боте ему не привили. У него наблюдается какая-то порывистость,
нервность в занятиях. Что же касается Марии и Анастасии, то
метод, какой применялся в занятиях с ними, не в моем вкусе, —
ответила Клавдия Михайловна.
— По моим наблюдениям, забота об образовании и воспита
нии детей была присвоена Александрой Федоровной. Николай II
почти не вмешивается. Но вмешательство Александры Федоров
ны не всегда удачно. — И Клавдия Михайловна рассказала слу
чай, когда после одного из таких вмешательств, совершенно неу
местных, она довела Алису до слез: — Меня так расстроило пове
дение Александры Федоровны, что я заявила ей о своем намере
нии отказаться от занятий с княжнами и Алексеем.
— Вы, конечно, не осуществите своей угрозы, — сказал я, —
повышенная нервность вполне понятна в ее положении. Какая
среда их окружает... Вы, Клавдия Михайловна, уже успели к ней
присмотреться...
— Да, окружающие», приходится поражаться. Сегодня на уро
ке Алексей спрашивает меня:
— Скажите, Клавдия Михайловна, почему нас все обманыва
ют?
— Как обманывают? Кто вас обманывает? — переспрашиваю
я Алексея. И вот что он рассказал мне:
— Вчера вечером Владимир Николаевич (доктор) велел мне
принять ванну. После ужина я сижу и жду, когда меня позовут в
ванну. Сидел, ждал... до поздней ночи и вдруг мне говорят, что
ванной пользоваться нельзя: она испорчена.- А сегодня утром уз
наю, что вчера в ванне купалась мадам Тутельберг...
— Я была возмущена таким поведением особы, которая не раз
заявляла о своей преданности, о своем желании смягчать участь
пленниц, и вдруг — такая бесцеремонность! Хотелось мне ска
зать Алексею: ведь это ваши любимцы, ваши придворные, а не
все, как вы сказали, но воздержалась и обещала сообщить вам,
как комиссару. Вы, Василий Семенович, конечно, не оставьте без
внимания этого случая.
— Никоим образом: иначе ведь будут думать, что я поощряю
подобные гадости, издевательства.
Немедленно отправляюсь в губернаторский дом, вызываю
дворецкого и мадам Тутельберг и заявляю им, чтобы впредь это
го отнюдь никогда не повторялось. Мадам Т^ельберг пыталась
оправдываться; можно с уверенностью сказать, что она никогда
не позволила бы себе подобного поступка до февральского пере
ворота. А теперь — почему же нет? Такова придворная тактика
дворни — хамство и лакейство. А бывшие властелины
были уверены в бескорыстной и чистой преданности своих ра
бов.
Свитская заботливость
По положению все служащие и свита жили, получая жало
ванье и питание за счет личных средств бывшего царя. Завтраки,
обеды, ужины и чаепитие совершали они в том же губ^)натор-
ском доме, соответственно рангам. Доктор Боткин, храф Тати
щев, князь Долгоруков, графиня Гендрикова, Шнейдер, учителя
Лбшьяр, Гиббс обедали вместе с семьей бывшего царя (доктор
Деревенко иноща обедал у себя дома). Остальные фрейлины — в
своей комнате, но стол имели почти такой же, как и семья Нико
лая II. Что же касается остальных слуг, дворецкого, повара, гор
ничных, камердинеров и т. д., то стол у них был значительно ху
же и притом по рангам. Так, камердинеры Николая и Александ
ры Федоровны питались лучше, чем все прочие, и, кроме того,
им должны были прислуживать лакеи. С первых же дней при
шлось лишить их этой привилегии. Любопьггный обычай завез
ли они из дворцов в тобольское изгнание — это каждый раз после
обеда, завтрака и ужина прихватывать с собою узелки с проти-
зией еще и домой. Несмотря на то что все они питались вдоволь,
каждый из них непременно уходил домой с набитым узелочком.
А повара и дворецкий обязательно делали такие большие за
купки на базаре, что не только хватало всего к столу, но еще оста
валось и для узелков. Тоболяне стали жаловаться на непомерную
скупку продуктов обитателями губернатс^)ского дома. Перегово
рив с полковником Кобылинским и выяснив, как обстоит дело с
питанием, — оно оказалось обильным, — я объявил служащим.
что впредь воспрещается закупка продуктов с таким избытком, а
главное — воспрещается уносить этот избыток за ограду губерна
торского дома. Некоторые из служащих пытались было опровер
гнуть такое распоряжение традициями прежних времен и необ
ходимостью прикармливать свои семьи.
— Ведь все вы кушаете досыта три раза в день. Пожаловаться
на плохое питание не можете, — заявляю им.
— Какие жалобы? — соглашаются они.
— Тогда о чем же разговор?
—Жалованье маловато.
— Ну, это нас уже не касается: об этом вы должны заявить
Николаю Александровичу. Жалованье вам платится из личных
средств Николая Александровича, а не из казны... Кроме того, я
должен всем вам заявить, что обращение с посудой весьма не
брежное: бьют ее слишком много. Надо быть бережливее на буду
щее время. За последнее время обращение с посудой стало неми
лосердным. Били стаканы, тарелки, чашки, — и взамен разбитой
хорошей посуды появлялась дрянь.
Все эти указания большинству служащих очень не понрави
лись. Многие первое время очень дулись на меня. Но это недо
вольство быстро рассеялось. Причиною послужили два следую
щие обстоятельства: во-первых, я и Кобылинский перевели всех
офицеров, в том числе, конечно, и себя, на простой стол. Вначале
все мы питались так же, как и Николай II с семьей и свитою, как
это было в Царском Селе. Другой случай был более суровый и
неприятный для придворной челяди. Из Петрохрада были посла
ны разные принадлежности внутренней обстановки дома, зани
маемого царской семьей: ковры, драпри, занавеси и т. п. Все эти
вещи были высокой ценности и оказались большим соблазном
для некоторых. Как-то раз утром захожу и застаю в передней су
матоху, суету и споры «верных» царских слуг.
— В чем дело? — спрашиваю споривших.
— Портьеры пропали. Вчера вечером были, а сегодня утром
их не оказалось». Целое утро ищем, не можем найти, — отвечает
камердинер Николая II.
— Портьеры должны быть найдены немедленно. Вам было за
явлено раз навсегда, чтобы отсюда ни одна вещь не выносилась
без ведома дежурного офицера, — категорически говорю нахо
дившимся в передней служащим. —Если пропавшие вещи не бу
дут сегодня же найдены, то завтра совсем удалю некоторых... То у
вас посуда бьется, то белье пропадает». Что это такое! Повто
ряю — портьеры должны быть сегодня же найдены. — И ухожу.
Через какие-нибудь полчаса или минут сорок один из служа
щих сообщает мне, что портьеры найдены. Прохожу на задний
двор, где находятся садик и огород. Там и тут бродят куры и утки.
Александра Федоровна одиноко ходит по засоренным дорожкам.
Подхожу к ней и здороваюсь, спрашиваю о здоровье.
— Здравствуйте, господин комиссар, отвечает она, — благода
рю вас, здорова. Иногда болят зубы. Нельзя ли вызвать нашего
зубного врача из Ялты?
— Он уже вызван. Временное правительство разрешило ему
приехать сюда.
Бывшая царица опять благодарит.
— Вы любите огородничать, заниматься цветоводством? —
спрашиваю ее, ибо она очень много времени проводила в этом
запущенном огороде-садике.
— Мне нравится здесь... Куры, утки ходят... Какие красивые
1^ ы , совсе ручные. Погода здесь хорошая... Мы не думалн_ Мы
думали, что здесь холодно... очень холодно.
Каждую фразу Александра Федоровна произносила с трудом,
с немецким акцентом, словом, — как иностранка, выучившаяся
русскому языку по книгам, а не практически.
— К сожалению, у нас очень мало знают о России даже при
родные русские, а о Сибири и того меньше, — говорю я.
—Это почек^ — спрашивает Александра Федоровна.
— Не любят России, больше разъезжают по Западной Евро
пе...— Мое объяснение, по-видимому, не понравилось ей. Она
замолчала, а за мной пришел дворецкий.
— Господин комиссар, у нас опять несчастье с двором около
кухни. Запах по всему двору, — доложил он.
—А ваши повара опять все отбросы выбрасьшают прямо под
окна. Сказано: этого делать нельзя...
—Да, господин комиссар, иногда воздух такой, что нельзя ок
на открыть, — подхватила Александра Федоровна.
— Служащим уже было сказано, чтобы отбросы сваливать в
ящики, которые вывозятся каждый вечер, но они что делают?
Помещение, которое вы занимаете, было рассчитано на 10—15
человек, а сейчас в нем живет свьппе 40. Нужно, чтобы обитатели
сами это помнили и вели себя соответствуюпщм образом.
— Не все люди одинаковы, — отвечает дворецкий.
—Я буду спрашивать с вас. Вы должны следить за чистотой и
требовать с других.
Иду с ним. По дороге он сообщает мне, что некоторые служа
щие «не слушаются его», особенно один повар и два поваренка:
они выбрасывают мясные отбросы в мусорную яму, ще все и
разлагается. А яма выкопана почти под окнами княжон и быв
шей царицы.
Приказываю поварам исполнять распоряжения дворецкого.
Служащим очень не понравился дворецкий, а это был из них са
мый деятельный, работящий и приличный человек, которому и
было поручено наблюдать за чистотою и порядком. Завистники
его нередко, желая допечь его, позволяли себе делать пакости, от
которых страдала семья пленника и свита, а отнюдь не дворец
кий. Иногда, благодаря небрежности, неряшливости, по всему
дому распространялась такая вонь, что для всякого вошедшего
делалось невьшосимо. В доме губернатора никаких канализаци
онных приспособлений не бьшо. Вообще дом был плохо оборудо
ван в этом отношении.
Низшие служапдае ни с чем не считались. Они почти еже
дневно приставали ко мне с просьбою разрешить им выписать
семьи из Петербурга и тем еще больше увеличить население гу
бернаторского дома. Сколько ни доказьшал я им невозможность
такого уплотнения, они не понимали, не хотели понять.
Препятствия
За несколько дней до беседы с доктором Боткиным произош
ла довольно скверная история, которая чуть-чуть не разыгралась
в драму. Из дворцового ведомства, по просьбе бывшей царской
семьи, были посланы вепщ, мебель и ковры, принадлежавшие
бывшей царской семье. Сопровождать их командировали какого-
то военного, который, по-видимому, даже плохо был осведомлен
о том, что находится в ящиках, а дворцовое ведомство, не снесясь
с Тобольском, где недель пять-шесть назад был винный погром,
отправило несколько ящиков вина. Пока кладь шла в вагоне, все
обходилось благополучно, но вот при перегрузке с железной до
роги на пароход в г. Тюмени один ящик разбился, и из него за
пахло вином. Один из пассажиров, солдат-тыловик, сразу «уню
хал*, как он потом рассказывал, сообщил своим товарищам, тоже
тыловикам. По прибытии в Тобольск они пустили утку, что вино
везется для офиц^юв отряда особого назначения, охранявшего
семью бывшего царя.
Ко мне явилось несколько солдат-тьшовиков, в том числе и
«унюхавший», в сопровождении нескольких из нашего отряда.
Выслушав, в чем дело, я распорядился послать офицера со взво
дом солдат охранять кладь на берегу, ще она бьша сложена. Уню
хавшему тыловику очень это не понравилось. Он начал агитиро
вать тут же против нашего отряда, особенно против офицеров.
— Вы что хотите?
— Нас, солдат, за выпивку в часть отправляют,- у купцов вино
уничтожают, а офицерам из дворца,.. — заговорил унюхавший.
— Не говорите вздора, — перебиваю я, — привыкли всякие
выдумки распространять. Чтобы уличить вас, я сейчас же вызову
милицию. Откуда вы взяли такие сведения?
Толпа растет все более и более, все из пришлых солдат (может
бьпъ, даже и не солдат), которых за последнее время в Тобольске
скоплялось до 2000. Это все демобилизованные, пробиравшиеся
домой. Порою они осаждали губернский комиссариат и город
скую управу, требуя отправки, подвод и продовольствия. Многие
выкрикивали: «Мы 1фовушку проливали на фронте». На самом
же деле, судя по их бумагам, это были тыловики. Чтобы быстрее
добиться их успокоения, я действительно послал за городским
головой и начальником мшшции, явился и председатель То
больского исполкома врач Варнаков.
—Я не могу допустить зфанение такого количества вина в ча
сти города, 1;це содержится семья бывшего царя, и так как здесь
распущен слух, что вино это прислано будто бы для офицеров на
шего отряда, предупреждаю, что это ложь, и впредь до официаль
ного выяснения, кому назначалось это вино, прошу милицию
принять его на хранение.
—Я не могу, господин комиссар, это сделать. Народ узнает,
нас раз1ромят, — запротестовал начальник милиции.
— Городская управа — тем более, — говорит председатель уп
равы.
— Господа, вы можете сдать вино в больницы.
— Больницы не примут. Мы не ручаемся, — заявляет врач
Варнаков: — самое лучшее, г. комиссар, оставить его у вас во дво
ре. У вас свой отряд.
— Благодарю вас, доктор, за совет. Вы знаете, что это будет
значить. Около нашего дома и губернаторского будет скопляться
горючий материал и приманка. Нет, этого я не допущу, скорее
прикажу уничтожить вино. Но прежде чем на это решиться,
предлагаю вам, доктор, взять вино для больных и раненых.
—Что вы, что вы! Избавьте нас, — отказывается врач Варна
ков.
Повторяю свое предложение с большой настойчивостью, ибо
по собравшейся толпе и по растущему недовольству против на
ших офицеров ясно вижу, что надо действовать быстрее и реши
тельнее, иначе придется разогнать оружием, что совершенно не
желательно и даже вредно. На мое предложение получается вто
ричный отказ.
— В таком случае я сейчас же прикая^ уничтожить вино.
Единственная возможность сберечь его для больных в больницах
исчезает...
—А ответственность вы берете на себя? — как-то робко спро
сил меня врач Варнаков.
— Разумеется, с указанием на окружающие обстоятельства, —
i ответил я. — Вы боитесь ответственности и не боитесь оставить
больных и слабых без помощи.^
После этого все начали охать, ахать и жалеть доброе вино, ко
торое могло бы пригодиться для слабых и больных. Но никаких
мер никто не предлагал. Собравшаяся же толпа, серая и темная,
ждала наступления вечера- Надо бьшо выбирать между уничто
жением вина и уничтожением людей. Выбор ясен.
Был составлен протокол, котс^ый я подписал. И все вино в
присутствии начальника милиции, городского головы и под на
блюдением моего помощника и одного офицера было выброше
но в Иртыш. Недовольная толпа растаяла. Уходя, многие откры
то ворчали:
— Сколько добра в Иртыш спущено по капризу комиссара, —
говорили одни.
—А все же вино было прислано для офицеров, — ворчали не
которые солдаты нашего отряда, — надо будет спросить комисса
ра, когда получится ответ из Петрограда-
—А этого полковника назад до ответа мы не отпустим, —
прибавил Рысев, председатель роты 2-го полка.
Поход на офицеров не удался, но приблизительно в это же
время зародилась идея нападения на дом губернатора... Всех
этих условий не могли знать ни Боткин, ни Долгоруков.
A
зование они считали законченным. Иногда они являлись в шко
лу и отпускали плоские остроты по адресу старших групп, кото
рые проходили геометрию.
—Все хотят быть семинаристами, учеными, — как-то бряк
нул один из них.
— Вы мешаете заниматься, — сказал я.
— Пусть занимаются семинаристы...
—Уходи вон, — громко 1фикнул один из учеников, — не то
иначе е тобой заговорю...
В отряде не мало было таких.
В казармах они нередко мешали учить уроки и тем вызывали
страшное негодование и ядовитые насмешки. Внутренний разлад
в отряде усиливался с каждым днем. Все мои усилия примирить
солдат ни к чему не приводили. Удавалось только смягчать ост
роту вражды между ними. Но и то до поры до времени.
Наконец, приехал из Крыма зубной врач, который считался
зубным лейб-медиком бывшей царской семьи. Теперь я забыл
его фамилию*. Поселился он у меня, а врачевать членов бывшей
царской семьи ходил в дом губернатора. Не знаю, каких убежде
ний он бьш прежде, но в Тобольске он мне говорил, что он тол
стовец. У меня с ним оказались некоторые обпще знакомые вра
чи. По вечерам мы с ним часто подолгу беседовали о прошлом
Николая II. Его рассказы вполне подтверждали мои наблюдения
над царской семьей; она задыхалась в однообразной дворцовой
атмосфере, испытывала голод духовный, жажду встреч с людьми
из другой среды, но традиции, как свинцовая гиря, тянули ее на
зад и делали рабами этикета. Когда же кому-либо из нецаредвор-
цев удавалось появиться в кругу царской семьи, то такое лицо
сразу делалось предметом всеобщего внимания, если только
придворная клика вовремя не успевала его выжить. Так было с
Григорием Распутиным. Однажды вечером зубной врач увидал у
меня мои воспоминания «Возврат к жизни». Это воспоминание о
выходе из Шлиссельбургской крепости.
— Не можете ли дать мне прочесть? — спросил он.
Я согласился. Дня через два он, возвращая их мне, говорит;
— Вы извините меня за самовольство. Ваши воспоминания я
давал прочесть бывшей царской семье. Все читали и, представь
те, говорю вам без всяких преувеличений, все в восторге. Только
Александра Федоровна задала мне странный вопрос: почему он, т.
е. вы, так не любите жандармов. Просили узнать, нет ли у вас
описаний ваших путешествий. Вы много рассказывали о них де
тям Николая Александровича.
ii
13 августа, в воскресенье, утром, весь багаж — очень боль
шой — был уложен, и Бенкендорф обратил внимание коменданта
дворца, что для его перевозки понадобится много насильщиков и
грузовиков. Но только в половине одиннадцатого вечера комен
дант распорядился перенести багаж в ротонду дворца и хфислать
для этого 50 солдат из караула. Начальник караула уведомил
Бенкендорфа, что его солдаты отказываются делать это бесплат
но и требовали по 3 рубля на человека. Бенкендорф согласился
заплатить.
Час спустя, тфиехал во дворец Керенский. «Он мне сооб-
пцш, — рассказывает Бенкендорф, — что сейчас приедет великий
князь Михаил Александрович. Министр устроил это свидание,
чтобы братья могли проститься. Я передал об этом царю, кото
рый был тронут и удивлен. Когда великий князь приехал, то Ке
ренский вместе с ним и ординарцем первым вошел в кабинет его
величества. Он сел за стол и рассматривал альбомы. Офицер ос
тавался у двери. Свидание длилось 10 минут.
Братья были так взволнованы тем, что приходится говорить
при свидетелях, что почти не находили слов. Великий князь,
выйдя, весь в слезах, сказал мне, что он не рассмотрел даже как
следует лица царя.
Керенский уселся затем в хфиемной. Мы разговаривали о
разных вещах. Так как он уверял меня несколько раз, что отсут
ствие их величеств продлится не больше нескольких месяцев, то
я схфосил его, когда можно рассчитывать на возвращение цар
ской семьи. Он снова убеждал меня, что после Учредительного
-обрания, в ноябре, ничто не помешает царю или вернуться в
Царское Село или уехать, куда он захочет.
Около половины первого Керенский попросил меня передать
ш величествам, что время ехать, так как поезд отходит в час. Но
кюзь Долгоруков указал ему, что до сих пор нет ни грузовиков,
ни -втомобилей. 1^о очень взволновало Керенского. Он быстро
BCTai и вышел, говоря, что узнает, почему его приказания не бы
ли ишолнены.
Грузовики прибыли только после часу ночи, и перенос багажа
закон»ился лишь около 4 часов утра. Царь, царица, дети и свита
оставадись в ротонде дворца, наблюдая, как безобразно шла рабо
та. Солдаты и офицеры в шапках говорили громко, ругаясь за то,
что им дали такую работу. От времени до времени то один,
то другой садился рядом с царем. С вокзала получались све
дения неясные и противоречивые. Около 4 часов утра я уз
нал, что отъезд состоится не раньше 6 час. Поезда, заказанные
на 12 час., еще не прибыли, и причин опоздания никто не знал.
Среди хфисутствующих властей это вызвало общее смущение.
Лейтенант Кузьмин выражал опасение, что железнодорожные
рабочие, узнав о назначении поездов, воспрепятствовали их отъ
езду.
Царская семья отправилась отдохнуть, но затем скоро верну
лась. Баронесса Бенкендорф пила чай вместе с дамами и не
сколькими офицерами, надзиравшими за отправкой багажа. Им
ператор подошел к ней и попросил чаю. Тогда офицеры встали,
заявив, что они не могут сидеть за одним столом с «Николаем
Романовым». Один из них, бывший гвардейский капитан, геор
гиевский кавалер, сконфуженный, шепнул мне на ухо, что Кузь
мин угрожал ему революционным трибуналом, так как он разго
варивал с одной из великих княжон. Другие оправдывались, что
перед солдатами они не могли обнаружить своих настояпщх
чувств. Но эти оправдания на ухо, конечно, не извиняли позор
ной сцены.
Уже было совсем светло, но с вокзала не получалось никаких
вестей. Только около 6 часов утра мы услышали гудки многочис
ленных автомобилей. Они остановились у перрона дворца. Ке
ренский вышел из первого автомобиля, приблизился к импера
тору и сообщил, что поезд готов. Потом с преувеличенной не
принужденностью он пожал руки императрице и великим княж
нам, уверяя их для чего-то, что он очень хорошо спал. Это бьша
неправда, — замечает Бенкендорф, — так как он провел ночь вол
нуясь, как черт перед заутреней, и была даже минута, когда он от
чаивался в возможности отправить императора».
Царская семья и их спутники направились к автомобилям.
Керенский шел впереди. Царь, очень серьезный, послал остав
шимся последний привет, махая рукой. Он покидал навсегда
дворец, где прожил 23 года.
Париж
г. к ЛУКОМСКИЙ
ПОСЛЕДНЯЯночь
в АЛЕКСАНДРОВСКОМДВОРЦЕ*
в марте 1917 г. Временное правительство создало художественно
историческую комиссию по приемке и охрам имущества бывшего двор
цового управления в Петербурге, Царском Селе, Петергофе и Гатчине.
Работу комиссии возглавил известный искусствовед и :^ож ник Георгий
КрескентьевичЛукомский (1884—1952 гг.).
Г. К. Лукомский положил немало сил, чтобы уберечь бесценные сокро
вища мирового искусства, хранящиеся в столичных дворцах, от разграб
ления. Но то, что удавалось спасти от мародеров, нередко оказывалось
ненужным представителям новой власти. Достаточно сказать, что од
ним из руководителей Гохрана — организации, ведущей учет реквизиро
ванных царских сокровищ, оказался Юровский — убийца Николая II и его
семьи. Десятки мхтдатов на разграбление частных коллекций в Петрог
раде были выданы комиссаром по охране художественно-исторических
памятников и коллекций Г. С. Ятмановым.
В конце января 1918 г. художественно-историческая комиссия
Г. К. Лукомского была включена в состав Наркомпроса, и ее деятель
ность окончательно приобрела формальный харсастер.
Прилагаемые читателю воспоминания Г. К. Лукомского рассказыва
ют о событиях в Александровском дворце, связанных с отъездом Нико
лая II в ссылку в Тобольск 14 августа 1917 года.
Издатель
II
гвардии казачьего полка. У б т 3 де низаторов и лидеров эсеровской
кабря 1914 г, - 1 1 . партии. Более 20 лет пробыла на
каторге и в ссылке. После октября
БОТКИН ЕВГЕНИЙ СЕРГЕЕВИЧ 1917 г. в эмиграции. —123.
(1865—1918 гг.) — лейб-медик БУКСГЕВДЕН СОФЬЯ КАРЛОВ
императора Николая II, приват- НА—баронесса, фрейлина импе
доцент Военно-медшфшской ака ратрицы Александры Федоровны. —
61,63,79,80,97,99,100.
демии. Участник русско-японской БУТАКОВ АЛЕКСАНДР ИВАНО
войны 1904—1905 гг. Расстрелян ВИЧ — старший лейтенант Гвар
большевиками вместе с царской дейского экипажа. Погиб 14 декаб
ря 1914 г .- 2 1 .
семьей в Екатеринбурге. Отец Т. Е.
БЮЦОВА ОЛЬГА ЕВГЕНЬЕВНА -
Мельник-Боткиной. — 7, 8, 10 — фрейлина императрицы Александ
13,16,18, 20 - 30, 34, 35, 38,39, ры Федоровны, родственница Бот
42,46 - 63, 70, 74, 78,79, 81,83, киных. —20,26,89.
91, 94, 95, 98, 102, 103, 105, 107 ВАРНАВА (1860-1921 гг.) - ар-
химандр|гг, настоятель монастыря в
- 111, 114, 131, 139, 142, 145, Коломне, затем олонецкий викар
151 - 153, 155, 159, 165, 166, ный епископ. При содействии Г.
172,174,190. Распутина был назначен епископом
в Тобольске. —136,137.
БОТКИНА ОЛЬГА ВЛАДИМИ ВАРНАКОВ — врач, председатель
РОВНА — жена Е. С. Боткина. С тобольского Исполкома. — 141,
1910 г. —в разводе. 154.
БОТКИН ПЕТР КОНОНОВИЧ ВЕРШИНИН ВАСИЛИЙ МИХАЙ
(1781—1853 гг.) — крупный чае- ЛОВИЧ (род. 1874 г.) —член Госу-
т<фГовец, родоначальник династии дарствешой Думы, сопровождав
Боткиных. — 7. ший царскую семью в ссылку в То
БОТКИН СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ больск. —124.
(1832—1889 гг.) профессор Меди ВАСИЛЬЕВ АЛЕКСАНДР ПЕТРО
ко-хирургической академии ВИЧ (отец Александр, батюшка) —
(1861 г.), основоположник русской протоиерей, духовник царской
клинической медицинской школы, семьи, пресвитер придворного со
общественный деятель, почетный бора «Спаса нерукотворного обра
член Московского университета. — за» при Зимнем дворце. — 110.
7.
ВАСИЛЬКОВСКИЙ О. П. - гене
БОТКИН СЕРГЕЙ СЕРГЕЕВИЧ рал-майор, главнокомандующий
(1859—1910 гг.) — старший брат Петроградским военным округом.
Е. С. Боткина; профессор, заведую
щий кафедрой заразных болезней и
бактериологии Военно-медицин ВАСИЛЬЕВ АЛЕКСЕЙ (ОТЕЦ
ской академии; почетный лейб-ме АЛЕКСЕЙ) — священник в То
дик императорского двора; дейст больске. - 71 - 79, 110, 166 -
вительный член Академии худо 168.
жеств. Участник русско-японской ВЕЙДЕМАН ЭЛЬЗА КРИСТИА
войны. — 18. НОВНА — гувернантка Боткиных.
БОТКИН ЮРИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ - -1 0 8 .
старший брат Т. Е. Мельник-Ботки ВИКТОРИЯ ФЕДОРОВНА
ной. -1 1 6 ,1 2 0 . (1876—1936 гг.) — великая княги
БРЕШКО-БРЕШКОВСКАЯ ЕКА ня, урожденная принцесса Саксен-
ТЕРИНА КОНСТАНТИНОВНА Коб^г-Готская, жена великого
(1844—1934 гг.) — одна из орга князя Кирилла Владимировича. —
29.
ВИЛЬГЕЛЬМ II ГОГЕНЦОЛЛЕРН 61, 63, 68 - 70, 72, 92, 100, 101,
(1859—1941 гг.) —германский им 112,131,139,142,145.
ператор и прз^кий король в ГЕОРГИЙ МИХАЙЛОВИЧ
1888—1918 гг. После революции в (1863—1919 гг.) — великий князь,
Германии 28 ноября 1918 г. отрек генерал-адъютант (1909 г.), во вре
ся от престола. Умер в Нидерлан мя Первой мировой в<»Ь1Ы состоял
дах. —45,46,65. при Ставке В^ховного Главноко
ВИШНЯКОВА МАРИЯ ИВАНОВ мандующего. Расстрелян боль
НА — няня цесаревича Алексея Ни шевиками в Петропавловской кре
колаевича. —. пости в январе 1919 г. —14,27.
ВОЕЙКОВ ВЛАДИМИР НИКОЛА ГЕОРГИЙ — истопник в Тоболь
ЕВИЧ (1868 — после 1930 гг.) — ске.
генерал-майор свиты Его Величест ГЕРМОГЕН (1858-1919 гг.) -
ва, командир лейб-гвардии Гусар Саратовский, затем Тобольский
ского полка; с 1906 г. — флигель- епископ. —71,86.
адъютант. 24 декабря 1913 г. на ГИББС СИДНЕЙ ИВАНОВИЧ -
значен дворцовым комендантом. По англичанин, i^Bepnep цесаревича
Высочайшему повелению с 19131*. Алексея Николаевича. После рас
был «главнонаблюдающим за фи стрела царской семьи через Даль
зическим развитием народонаселе ний Восток вернулся в Лондон. Пе
ния Российской Империи*. После решел в православие, приняв имя
февральской революции арестован Николай. Постригся, получил сан
Временным гфавительством. С архимандрита. — 25,70,72,73,79,
1919 г. — в эмиграции. — 26, 27, 83.84,88,114,131,142,145,190.
44.45.49.55.56.65.182. ГИРШ ГУСТАВ ИВАНОВИЧ
ВОЛКОВ АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВИЧ (1828—1907 гг.) доктор медицины,
(род 1859 г.) — камердинер импе лейб-хирург императоров Алексан
ратрицы Александры Федоровны. — дра II, Александра III, Николая II.
67,99 - 1 0 1 . -1 8
ВЫРУБОВА АННА АЛЕКСАНД ГОЛИЦИНА МАРИЯ МИХАЙ
РОВНА (1888-1964 гг.) - урож ЛОВНА — урожденная Пашков-
денная Танеева (в эмиграции вновь ская, светлейшая княгиня, обер-
носила девичью фамилию). Фрей гофмейстерина. —107.
лина и близкий друг императрицы ГОЛОВИН ФЕДОР АЛЕКСАНД
Александры Федоровны. После РОВИЧ (1867-1929 гг.) - Гфед-
февраля 1917 г. неоднократно аре- седатель московской губернской
стовьшалась Временным прави земской управы (1904—1906 гг.),
тельством, потом Петроградской член II—IV Государственных дум.
ЧК. В декабре 1920 г. бежала из Председатель фракции кадетов в III
Советской России. Проживала в Государственной Думе. С марта
Финляндии. — 20, 21, 34, 38, 39, 1917 года комиссар Временного
41.50.57.60.181.182. правительства по управлению
ГАН ФОН — придворный фото дворцовым ведомством. — 185,
граф. —105,106.
ГЕДРОЙЦ ВЕРА ИГНАТЬЕВНА - ГРИНВАЛЬД (ГРЮНВАЛЬД) ФОН
княжна, доктор медицины, старший АРТУР АЛЕКСАНДРОВИЧ (род
врач Царскосельского дворцового 1847 г.) — генерал-адъютант, гене
лазарета. — 41. рал от кавалерии (1912 г.), обер-
ГЕНДРИКОВА АНАСТАСИЯ ВА шталмейстер (1897 г.), заведую
СИЛЬЕВНА (? - 1918 г.) - графи щий придворной конюшенной час
ня, фрейлина императрицы Алек тью (1901 г.). — 44.
сандры Федоровны, расстреляна ГУЧКОВ АЛЕКСАНДР ИВАНО
большевиками в Перми. — 44, 59, ВИЧ (1862-1936 гг.) - дейстеи-
тельный статский советник, пред 118.131.145.183.190.
седатель III Государственной Думы, ДЕРЕВЕНКО НИКОЛАЙ ВЛАДИ
член Государственного Совета, МИРОВИЧ — сын врача Деревен
член Главного Управления 1фасно- ко В. Н. - 26,27,90, 99,106.
го Креста, председатель Централь ДЕРЕВЕНЬКО АНДРЕЙ ЕРЕМЕЕ
ного военно-промышленного коми ВИЧ — боцман яхгы «Штандарт».
тета (1915—1917 гг.), основатель Дядька цесаревича Алексея Нико
газеты «Голос Москвы», член Вре лаевича. Умер от тифа в 1921 г. в
менного правительства. После Ок Петрограде. — 25, 27, 29, 88, 89,
тябрьской революиии эмигрировал 130.131.190.
в Ге1иианик). —54,55,180. ДЖУЛИАНИ АЛЕКСАНДР ИВА
ДЕГТЯРЕВ — учился в Петербург НОВИЧ — полковник, командир
ском университете, член Союза лейб-гвардии 1-го стрелкового по
Михаила Архангела, командир от лка. —53,54.
ряда красноармейцев, прибывшего ДИДЕРИХС (ДИТЕРИХС) МИХА
из Омска в Тобольск 26 марта ИЛ КОНСТАНТИНОВИЧ
1918 г .- 8 4 ,8 9 . (1874—1937 гг.) — окончил Нико
ДЕГТЯРЕВ — служитель в Алек лаевскую академию Генерального
сандровском дворце. —190. Штаба (1900 г.), участник Шрвой
ДЕДЮЛИН ВЛАДИМИР АЛЕК мировой войны. С сентяб
САНДРОВИЧ (1858-1913 гг.) - ря 1917 г .— генерал-кварти1»1ей-
генерал-адъютант, генерал от кава стер в Ставке Верховного Главно
лерии (1912 г,), .Санкт-Петербург командующего. С 3(16) ноября
ский градоначальник (янв. 1905 г.), 1917 г. —начальник Штаба Ставки.
комаццир отдельного корпуса жан После революции командовал Си
дармов (дек. 1905 г.), дворцовый бирской армией Колчака. В июне
комендант (сент. 1906 г. — 1922 г. Земским собором в При
1913 г.).- 2 6 ,4 4 ,1 0 4 . морье избран «единоличным прави
ДЕМИДОВА АННА СТЕПАНОВ телем и воеводой Земской рати».
НА — комнатная девушка императ Умер в Шанхае. Автор книги
рицы Александры Федоровны. Рас «Убийство царской семьи и членов
стреляна большевиками вместе с Дома Романовых на Урале». —102.
царской семьей.— 12, 92, 94, 95, ДМИТРИЙ ПАВЛОВИЧ
172,174. (1891—1942 гг.) — великий князь,
ДЕМЬЯНОВ — комаццир отряда флигель-адъютант, штаб-ротмистр
красноармейцев, прибьшшего из лейб-гвардии Конного полка. Уча
Омска в Тобольск 26 марта стник убийства Распутина, за что
1918 г .- 8 4 ,8 9 ,9 0 был переведен на службу в Персию.
ДЕРЕВЕНКО ВЛАДИМИР НИКО После февраля 1917 г. служил в
ЛАЕВИЧ (1879-1936 гг.) - по ^итанском экспедиционнстл кор
четный лейб-хирург. Окончил Пе пусе, действовавшем в Месопота
тербургскую Военно-медицинскую мии. После революции жил в США.
академию (1904). Работал в клини Умер в Швейцарии от туберкулеза.
ке профессора С. П. Федорова. В - 26,29,48.
1912 г. получил звание приват-до ДОЛГОРУКОВ ВАСИЛИЙ АЛЕК
цента, в октябре того же года был САНДРОВИЧ (1868-1918 гг.) -
командирован в Спалу для лечения князь, генерал-майор Свиты Его
цесаревича. Оставался при цесаре Величества (1912 г.), в должности
виче до февраля 1917 г. В качестве гофмаршала императорского двора.
врача отряда особого назначения После расстрела царской семьи
сопровождал императорскую убит большевиками в Екатеринбур
семью в ссылку в Тобольск и Екате ге. _ 44, 63, 70,72, 76, 81, 87, 88,
ринбург. - 11, 26, 27, 34, 59, 63, 92, 93 - 95, 101, 131, 135, 138,
70,73. 74,83, 91, 97, 99,100,102, 139,145, 149,151, 152, 153, 155,
163,165,172,174,178,186. ский гражданин. В 1904 г. окончил
ДРЕНТЕЛЬН АЛЕКСАНДР АЛЕК университет в Лозанне по отделе
САНДРОВИЧ (1868-1922 гг.) - нию классической словесности, по
генерал-майор Свиты Его Величе сле чего был приглашен в Петер
ства, командир лейб-гвардии Пре бург в качестве преподавателя
ображенского полка с сентября ^анцузского языка. В следу1^ е м
1915 г.; в звании флигель-здью- году он был приглашен давать уро
танта состоял штаб-офицером для ки французского языка великим
поручений при Императорской княжнам Ольге Николаевне и Тать
главной квартире до сентября яне Николаевне; в 1913 г. стал пре
1915 г. - 26,44,105,108. подавателем французского языка у
ДУЦМАН В. Д. — комиссар Запад наследника цесаревича Алексея
но-Сибирского Совдепа, прибыл из Николаевича. После отречения Ни
Омска в Тобольск 24 марта 1918 г. колая II он последовал за царской
— 8 6 91 9 4 9 4 9 7 семьей в ссылку в Тобольск. В Ека
ЕКАТЕРИНА II ’ АЛЕКСЕЕВНА, теринбурге он не был допущен к це
саревич. Уже после гибели Нико
урожденная принцесса Ангальт- лая II Жильяр женился на няне де
Цербсткая (1729—1796 гг.) — же тей императора Александре Алек
на Петра III, императрица; в сандровне Теглевой. Через Даль
1762 г., низложив мужа, вступила ний Восток он вернулся в Еврсяту и
на престол. —18. поселился в Швейцарии. — 25, 29,
ЕЛЕНА ПЕТРОВНА 42,49, 63, 71 - 73, 78,81, 83, 84,
(1884—1962 гг.) — княгиня, урож 87, 88, 98, 99, 100, 109, 114, 131,
денная принцесса Сербская, жена 142,145,183.
князя Иоанна Константиновича ЗАНОТГИ МАГДАЛИНА ФРАН
(1911г.). После ареста мужа по ЦЕВНА — старшая камер-юнгфрау
следовала за ним в Алапаевск, по императрицы Александры Федо
том вернулась в Петро1рад, где бы ровны. —191.
ла арестована. Под давлением нор
вежского посольства освобождена ЗЕЕСТ ГЕНРИХ АНДРЕЕВИЧ -
и выехала из России. — 16,101. начальник отделения русской упря
жи при бьгешей придворной коню
ЕЛИЗАВЕТА ФЕДОРОВНА шенной части. — 191.
(1 8 6 4 -1918 гг.) — великая княги
ня, урожденная принцесса Гессен- ИЗМАЙЛОВ — чиновник дворцо
Дармштадтская, старшая сестра вого ведомства.
императрицы Александры Федо ЗИМА ИВАН ТИМОФЕЕВИЧ -
ровны, вдова убитого 4 февраля прапорщик лейб-гвардии 1-го
1905 г. эсером И. П. Каляевым ве стрелкового полка; состоял в отря
ликого князя Сергея Александрови де особого назначения полковника
ча. После смерти мужа великая Кобылинского в Тобольске. — 63,
княгиня целиком посвятила себя 70, 73,74,89, 90.
благотворительной деятельности, ИВАН КАПИТОНОВИЧ - стар
основала Мар<}ю-Мариинскую оби ший лакей вдовы генерал-адъютан
тель милосердия в Москве. В апре та Тевяшевой У. А. — 52 —54.
ле 1918 г. была арестована. В конце ИГОРЬ КОНСТАНТИНОВИЧ
мая 1918 г. она, великий князь (1894—1919 П -.) — князь, сын ве
Сергей Михайлович, князья Иоанн, ликого князя Константина Кон
Константин и Иг(^ь Константино стантиновича, штаб-ротмистр
вичи были перевезены в Алапаевск. лейб-гвардии Гусарского полка; до
18 июля ночью большевики февраля 1916 г. состоял в Свите
сбросили их живыми в шахту и за Его Величества. 27 февраля 1916 г.
бросали гранатами. —109. назначен флигель-адъютантом.
ЖИЛЬЯР ПЬЕР (ПЕТР АНДРЕЕ Убит большевиками в Алапаевске.
I
ВИЧ) (род. 1879 г.) — швейцар -4 9 .
ИОАЩ КОНСТАНТИНОВИЧ 135, 140, 142, 144 — 146, 148,
(1886—1918 гг.) — княэь, сын ве 160,165,169,174,181,184.185.
ликого князя Константина КОМАРОВ ВЛАДИМИР АЛЕК
Константиновича, убит САНДРОВИЧ (род. 1861г.) - ге
большевиками в Апапаевске. — 16,
101 . нерал-майор Свиты Его Величества
(1907), начальник Санкт-Петер
КАРОЛЬ (КАРЛ) (1893-. бургского дворцового управления,
15>53гг.) —принц, сын румьшского —44,
короля Фердинанда I, румынский КОРНИЛОВ — купец э То(5ольске,
король (1930—1940 гг,). —30. в доме |фторого жили Татьяна и
КАУЛЬБАХ (вероятно, Фрвдрих Глеб Боткины, в такжр <{Лвны отря»
Август) (род. 1850 г,) — немецкий да особого назначения.
з^дожник, директор мюнхенской КОРНИЛОВ ЛАВР ГЕОРГИЕВИЧ
художественной академии. — 19%. (1870—1918 гг.) =- ген^)ал от ин
КАРШИН АНАТОЛИЙ ФЛЕГОН- фантерии (1917 г.), Ро эремя Пер
ТОВИЧ — подпоручик лейб-гвар вой мировой войны командовал 48-
дии 4-го стрелкового полка; состо Й пехотной дивизией, В марте-ап-
ял в отрдце особого назначения реле J917f, командовал Петрог-.
полковника Кебылинского в То радским военным о к р ^ м , С 19
больске. — 63. июля (1 августа) по 27 ав1уста (9
КЕРЕНСКИЙ АЛЕКСАНДР ФЕДО сентября) 19J7 г. — Верховный
РОВИЧ (1881-1970 гг.) - лидер Главнокомандующий. В конце авгу
фракции трудовиков в IV Государ ста 1917 г, поднял мятеж, двинув
ственной Думе. Министр-председа- войска на Петроград. 2(15) сентяб^
тель Временного правительства в ря арестован Временным прави
1917 г. Эмигрировал. Проживал в тельством, Бежал в Новочеркасск.
США. - 11, 54, 59, 62 - 67, 69, Возглавил Добровольческую ар
71, 73, 78, 79, 86, 123, 126, 127, мию. Убит при штурме Екатерино-
130, 151, 155, 156, 157, 181 - Д|ра 13 аг1редя JQ18 г. - 62, 126,
192.
КИМЕЛЬ — сотрудник народного КОРОВИН С, М. помощник
комиссариата просвещения. —191. председател)? художественно^исто-
КИРЕЕВ ИВАН - рядовой лейб^ рической комиссии по приемке и
гвардии ?-го стрелкового полка, рхране 11мущества бывшего двор
председатель отрядного комитета. цового управления. = 19Q,
- 86, КОРОВИЧЕНКО ПАВЕЛ АЛЕК
КИРПИЧНИКОВ АЛЕКСАНДР - САНДРОВИЧ — военный юрист и
слуга, работавший на кухне г^ер- адвокат по профессии, уполномо
наторского дома в То(5ольске. — 79, ченный Временного правительстч
100. ва, комендант Александровского
КИСЕЛЕВИЧ — член тобольского Дворца. ^ 59,61,88,181,184.
Совета рабочих депутатов. — 141. КОСТРИЦКИЙ (КАСТРИЦКИЙ)
КОБЫЛИНСКИЙ ЕВГЕНИЙ СТЕ СЕРГЕИ СЕРГЕЕВИ^^ - зубной
ПАНОВИЧ — полковник лейб- врач царской семьи. — 48, 158,
гвардии Петроградского полка, уча 1S9.
стник Первой мировой войны, ко КОЦЕРУ ПАВЕЛ ПАВЛОВИЧ -
миссар Александровского дворца в ротмистр, комендант Александров^
Царском Селе. Начашник отрчда скога Дворца в Царском Селе, г-
особого назначения Временного 56,57,59.
правительства по охране царской КОЧАНЦЦКИЙ (КОГАНИЦКИЙ)
семьи в Тобольске. — 61 — 64, ИСАЙ ЯКОВЛЕВИЧ (род.
67 - 73, 76 - 80, 83, 86, 87, 90 1884 f.3 ^ большевик, член
95,98, 99,124,126,130,131,133, Твбшмкого Сомта рабочих
депутвтоЁ. — 168. МАКАРОВ ПАВЕЛ МИХАЙЛО
КСЕНИЯ АЛЕКСАНДРОВНА ВИЧ — помощник комиссара Вре
(1875—1960 гг.) — великая княги менного правительства по Мини
ня, дочь Александра III, — 14,140. стерству Императорского двора. —
КСЕНИЯ ГЕОРГИЕВНА 65,67,68,69, 73,124,185.
(1903—1965 гг,) — княжна, млад МАКОВСКИЙ КОНСТАНТИН
шая дочь великого князя Георгия ЕГОРОВИЧ (1839-1915 гг.) -
Михайловича и великой княгини профессор живописи, знаменитый
Марии Георгиевны, —14. з^ожник. —105.
КУЗЬМИН АНДРЕЙ ИЛЛАРИО МАЛЫШЕВ АЛЕКСАНДР ВА
НОВИЧ (род 1878 г.) — помощник СИЛЬЕВИЧ — поручик лейб-гвар-
командующего войсками Петрог дии 4-го стрелкового полка; состо
радского военного округа (фев ял в отряде особого назначения
раль-октябрь 1917 г.). — 123,157, полковника Кобылинского в То
186,187. больске. —63,77.
КУШЕЛЕВ — капитан Лейб-гвар МАРИЯ АЛЕКСАНДРОВНА
дии 4-го стрелкового полка. 52. (1824—1880 гг.) — жена импера
ЛАЗАВЕРТ СТАНИСЛАВ - поль тора Александра II, императрица с
ский врач, прикомандированный к 1 8 5 5 Г .-6 6 .
военно-санитарной организации МАРИЯ НИКОЛАЕВНА
Петрограда, участник убийства Рас (1899—1918 гг.) — великая княж
путина. — 48, на, третья дочь императора Нико
ЛЕНИН (УЛЬЯНОВ) ВЛАДИМИР лая II. - 22, 24, 27, 57, 70, 83, 92,
ИЛЬИЧ (1870-1924 гг.), 86, 94, 95, 106, 108, 142, 144, 162,
87,91,93. 171,174,176.
ЛЕРМОНТОВ МИХАИЛ ЮРЬЕ МАРИЯ ПАВЛОВНА (старшая)
ВИЧ (1814-1841 гг.). - 59. (1854—1920 гг.) — великая княги
ня, вдова великого князя Владими
ЛУКОМСКИЙ ГЕОРГИЙ КРЕ- ра Александровича. —29..
СКЕНТЬЕВИЧ (1884-1952 гг.) -
:кудожник, искусствовед. Председа МАРИЯ ФЕДОЮВНА
тель художественно-исторической (1847—1928 гг.) — жена импера
комиссии по приемке и охране иму тора Александра III, императрица с
щества бывшего дворцового управ 1 8 8 lp ,-1 4 ,1 4 0 .
ления. С 1924 г. ида во Фран МАСЛОВСКИЙ (МСТИСЛАВ
ции, 188. СКИЙ) СЕРГЕЙ ДМИТРИЕВИЧ
ЛУНАЧАРСКИЙ АНАТОЛИЙ ВА^ (1876—1943 гг.) — эсер, участник
СИЛЬЕВИЧ (1875-=1933 гг.) = революционного движения. До ре
гласнуй петроградский геродской волюции —библиотекарь Академии
Думы, заместитель городского го Гтштаба. Член президиума 2-го
ловы. Нарком прос^ещенид РСФСР Всероссийского съезд?! Советов,
(1917-1929 гг.), предеедетель Помощник главного редактора
Ученого комитета при ЦИК СССР Ьольшой Советской Энциклопедии,
(1929-1933 гг,),- 1 9 3 , Литератор. —181.
ЛЬВОВ ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ MATBEEfi ПЕТР ^ прапорщик
(1862—1925 гг.) -= князь, кадет, лейб-гвардии 2-го стрелкового по
русский политический деятель, в лка; состоял в отраде особого
годы Первой мировда войны — значения полковн11Ка Кобылинско
председатель Земсног<1 Союза; в го. - 86,94,
марте^июле 1917 г, — глава первых МЕЙЕР ИОГАНН П, (ум,
двух кабинетоэ Временного правит 1964 г.) — солдат австрийской ар
тельстэа. —54. мии в Первой мировой войне; по
МАКАРОВ ЕВГЕНИЙ = кадет, пел р РУРСКИЙплен, В Екатеринбург
прцахмк црсаре^ич* Адакс^я. ге перешел на службу к бодьшеви-
кам. Опубликовал воспоминания Олега Константиновича; в апреле
«Как погибла царская семья». Одна 1917 г. вышла замуж за князя И.
ко, некоторые историки ставят под Орлова. — 29.
сомнение их достоверность. — 11, НАРЫШКИНА ЕЛИЗАВЕТА
12. АЛЕКСЕЕВНА (род. 1840 г.) -
МЕЛЬНИК К. С. - муж Т. Е. Мель урожденная Куракина, обер-гоф-
ник-Боткиной. — 13. мейстерина, статс-дама. —61.
МЕСНЯНКИН АЛЕКСАНДР ВЛА НАРЫШКИН КИРИЛЛ АНА
ДИМИРОВИЧ — прапорщик лейб- ТОЛЬЕВИЧ (1868-1924 гг.) -
гвардии 1-го стрелкового полка; флигель-гдаьютант, генерал-майор,
состоял в отряде особого назначе полковник в военно-полевой кан
ния полковника Кобьшинского в целярии императора Николая II,
Тобольске. — 63. начальник главной квартиры импе
МИХАИЛ АЛЕКСАНДРОВИЧ раторского двора (с 1916 г.). — 44,
(1878—1918 гг.) — великий князь, 65.
младший брат императора Нико НЕКРАСОВ НИКОЛАЙ АЛЕКСЕЕ
лая II; 3 марта 1917 г. отрекся от ВИЧ (1821-1877 гг.), - 143,144.
престола, преданного ему Никола НЕСТЕЮВ — служитель в Алек
ем II манифестом от 2 марта сандровском дворце. —190.
1917 г. Убит большевиками под НИКОЛАЙ II АЛЕКСАНДРОВИЧ
Пермью в ночь с 12 на 13 июня (1868—1918 гг.) — император с
1918 г. - 55,180,185,186. 1894 г.
МИХАИЛ ФЕДОРОВИЧ НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ
(1596—1645 гг.) — русский царь с (1856—1929 гг.) — великий князь,
1613 г .- 2 7 . генерал-адъютант, генерал от кава
МОСОЛОВ АЛЕКСАНДР АЛЕК лерии (1900 г.) С 20 июля 1914 г.
САНДРОВИЧ (1854-1939 гг.) - по 23 августа 1915 г. — Верховный
генерал-лейтенант (1908 г.), слу Главнокомандующий, затем наме
жил в лейб-гвардии Конном полку. стник Его Величества на Кавказе,
Начальник канцелярии Министер главнокомандующий Кавказской
ства HMnqjaTopcKoro двора армией и войсковой наказной ата
(1900—1916 гг.), затем — послан ман Кавказских войск. Умер в
ник в Румынии. Эмигрировал. С эмиграции. —26.
1933 г. жил в Болгарии. — 44, 45, НИКОЛЬСКИЙ АЛЕКСАНДР
49. ВЛАДИМИРОВИЧ — прапорщик,
МУНДЕЛЬ НИКОЛАЙ АЛЕКСАН- помощник комиссара Панкратова
ДГОВИЧ — поручик, адъютант (до 9 февраля 1918 г.), с которым
полковника Ко6 >1Лииского. — 63. был знаком по ссылке в Якутской
МЯСОЕДОВ-ИВАНОВ - товарищ области. — 68, 70, 72, 83, 86, 157,
министра путей сообщений Вре 160,169.
менного правительства. —189. НИНА ГЕОРГИЕВНА
НАГОРНЫЙ КЛЕМЕНТИЙ ГРИ (1901—1974 гг.) — княжна, стар
ГОРЬЕВИЧ — матрос, состоявший шая дочь великого князя Георгия
при Цесаревиче Алексее Нико Михайловича и великой княгини
лаевиче. Последовал с цар Марии Георгиевны.
ской семьей в ссылку в Тобольск и НИЛОВ КОНСТАНТИН ДМИТ
Екатеринбург. Убит большевиками РИЕВИЧ (род. 1856 г.) — генерал-
в Екатеринбурге в конце мая или адъютант, адмирал, флаг-капитан
начале июня 1918 г. — 25, 99,100, императорской яхты «Штандарт». —
101,114,190. 44,49,55,56, 65.
НАДЕЖДА ПЕТРОВНА (род. ОЛЬГА АЛЕКСАНДЮВНА
1898 г.) — дочь великого князя (1882—1960 гг.) — великая княги
Петра Николаевича, невеста князя ня, дочь императора Александ-
ня, дочь императора Александ го Совета рабочих депутатов. —
ра III. —14. 141.
ОЛЬГА НИКОЛАЕВНА ПИСАРЕВСКИЙ — председатель
(1895—1918 гг.) — великая княж тобольского Совета рабочих депу
на, старшая дочь императора Нико татов. —164,165,168.
лая II. - 20, 30, 33, 34, 37, 49, 50, ПОБЕДОНОСЦЕВ КОНСТАНТИН
57, 59, 70, 83, 92, 106, 107, 108, ПЕТРОВИЧ (1827-1907 гг.) -
112,162. юрист, обер-про1^ о р Синода
ОРЛОВ ВЛАДИМИР НИКОЛАЕ (1880—1905 гг.), член Государст
ВИЧ (1868-1927 гг.) - князь, венного Совета. Преподавал право
флигель-адъютант, генерал-лейте- Николаю II. —192.
нант, помощник начальника ПРОТОПОПОВ АЛЕКСАНДР
(1901—1906 гг.), начальник воен ДМИТРИЕВИЧ (1 8 6 6 -
но-походной канцелярии Нико 1917 гг.) —симбирский предводи
лая II; с августа 1915 г. — помощ тель дворянства, член партии ок
ник Наместника на Кавказе по тябристов, депутат III и IV Государ
гражданской части. — 26, 44, 45, ственных Дум (с 1914 г. товарищ
189. председателя Думы). 16 сентября
ПАВЕЛ АЛЕКСАНДГОВИЧ 1916 г. был назначен министром
(1860—1919 гг.) — великий князь, внутренних дел. Расстрелян органа
шестой сын императора Александ ми ВЧК.- 4 7 .
ра II, генерал-адъютант, генерал от
кавалерии, 28 мая 1916 г. был на ПУГАЧЕВ ЕМЕЛЬЯН (около
значен командиром гвардейского 1742-1775 гг.).- 1 5 6 .
корпуса, позже — инспектором ПУРИШКЕВИЧ ВЛАДИМИР
войск гвардии. Расстрелян больше МИТРОФАНОВИЧ (1 8 7 0 -
виками в Петропавловской крепо 1920 гг.) — депутат II—IV Государ
сти в январе 1919 г. — 52, 179, ственных Дум. Один из основате
180. лей «Союза русского народа», после
ПАВЛОВСКИЙ — регент хора Бла его раскола — руководитель «Сою
говещенской церкви в Тобольске. за Михаила Архангела». Во время
-1 4 8 . Первой мировой войны возглавил
ПАНКРАТОВ ВАСИЛИЙ СЕМЕ один из санитарных поездов, дейст
НОВИЧ — член партии эсеров. За вующих на фронте. Участник убий
убийство жандарма в Киеве был за ства Григория Распутина. После
ключен в Шлиссельбургскую кре февраля 1917 г. выступал за
пость сроком на 14 лет, после этого восстановление монархии. В октяб
сослан в Вилюйск ре 1917 г. организовал заговор в
(1898—1905 гг.). Комиссар Вре Петрограде. Осужден в январе
менного правительства в Тобольске 1918 г. Амнистирован 1 мая 1918 г.
(с 1 сентября 1917 г. — 24 января Уехал на юг, издавал в Ростове-на-
1918 г.). Умер в 1925 г. - 65, 68 - Дону газету «Благовест». Умер от
74,83, 86.122,124,125,160,169. тифа. —48.
ПЕТР — лакей Тевяшевой У. А. — ПУТЯТИН МИХАИЛ СЕРГЕЕВИЧ
54. (род. 1861г.) — князь, генерал-
ПЕТР НИКОЛАЕВИЧ майор, штабс-офицер для поруче
(1864—1931 гг.) — великий князь, ний при управлении гофмаршаль-
генерал-адъютант, генерал-лейте ской части императорского двора
нант. В годы войны состоял при (1900—1911 гг.), начальник Цар
Ставке Верховного Главнокоманду скосельского дворцового управле
ющего, а затем находился на Кав ния (с 1911 г.). —44.
казе. —29. ПУШКИН АЛЕКСАНДР СЕРГЕЕ
ПИСАРЕВСКАЯ — член тобольско ВИЧ (1799-1837 гг.). - 143.
ПЫЖОВ НИКОЛАЙ — прапорщик СЕДНЕВ ИВАН ДМИТРИЕВИЧ -
лейб-гвардии 2-го стрелкового по матрос с императорской яхты
лка, состоял в отраде особого на ♦Штандарт», слуга цесжевича
значения полковника Кобылинско- Алексея Николаевича. — 25, 100,
го в Тобольске. —63. 101,172.
РАЗИН СТЕПАН (около 1 6 3 0 - СЕМЕНОВ ПЕТР — прапорщик
1671 гг.). - 1 5 6 . лейб-гвардии 2-го стрелкового по
РАСПУТИН (НОВЫХ) ГРИГО лка; состоял в отряде особого на
РИИ ЕФИМОВИЧ (1 8 6 4 - значения ткмпсовника Кобылинско-
1916 гг.) — крестьянин села По- го в Тобольске. — 63.
кровское Тобольской губернии. СЕРГЕЙ МИХАЙЛОВИЧ (1 8 6 9 -
Убит в Петрограде князем Ф. Ф. 1918 гг.), великий князь, генерал-
Юсуповым, великим князем Дмит адъютант, генерал от артиллерии, в
рием Павловичем и В. М. Пуришке- январе 1916 г. был назначен поле
вичем в 1916 г. — 39, 41, 42, 46, вым генерал-инспектором артилле
47,134,136 -138,158,161,162. рии при Верховном Главнокоман
РОДИОНОВ — комиссар в Тоболь дующем. Убит большевиками в
ске.- 9 7 ,9 8 , 101. Алапаевске 18 июля 1918 г. — 89.
СКОРОПАДСКИЙ ПАВЕЛ ПЕТ
РОМАНОВ — гоф-фурьер, штабс- РОВИЧ (1873-1945 гг.) - гене
капитан. рал-лейтенант. Во время Первой
РОСТОВЦЕВ ЯКОВ НИКОЛАЕ мировой войны командовал корпу
ВИЧ — граф, заведующий канцеля сом. С 29 апреля по 14 декабря
рией императрицы Александры Фе 1917 г. гетман «Украинской держа
доровны, ее личный секретарь. — вы*. Эмигрировал в Германию.
44,76. СЛОВЦОВ Р. — сотрудник риж
РУЗСКИЙ НИКОЛАЙ ВЛАДИ ской эмигрантской газеты «Сегод
МИРОВИЧ (J854 - окг. ня».- 1 7 8 , 183.
1918 гг.) —генерал от инфантерии СОЛОВЬЕВ БОРИС НИКОЛАЕ
(с 1909 г.), в начале войны коман ВИЧ —член распутинского кружка,
довал 3-й армией. В сентябре в марте 1917 г. —офицер для пору
1914 г. —марте 1915 г. командовал чений и адъютант председателя Во
6-й армией, с августа 1915 г. по ап енной комиссии Комитета Государ
рель J917 г, —войсками Северного ственной Думы. 5 октября 1917 г.
фронта, Во время Февральской ре женился на дочери Распутина Мат
волюции настаивал на отречении рене. Поселился в Тюмени. Через
Николая II. В сентябре 1918 г. по горничных императрицы, прожи
пал в число заложников, взятых вавших в Тобольске, переписьгаал-
Кавказской красной армией, был ся с императрицей Александрой
убит в Пятигорске. —54,55,180. Федоровной, выдавал себя за орга
РЫСЕВ ДМИТРИЙ - радовой низатора заговора с целью осво
лейб-грэрдии 2-го стрелкового по бождения царской семьи. — 75,76.
лка, — 155. СТОЛЫПИН ПЕТР АРКАДЬЕВИЧ
САЗОНОВ СЕРГЕЙ ДМИТРИЕ (1862—1911гг.) — министр внут
ВИЧ (1860-1927 гг.) - гофмей ренних дел, председатель Совета
стер, член Государственного Сове министров с 1906 г. — 192.
та, министр иностранных дел (с СУСЛОВ Н. В. — чиновник канце
1910 по 07.07.1916 гг.). После Ок лярии дворцового коменданта.—
тябрьской революции служил в 192.
правительствах Колчака и Деники СУХОТИН А. С. — поручик, участ
на, был их представителем на Па ник убийства Распутина.
рижской мирной конферен1щи. ТАТИЩЕВ ИЛЬЯ ЛЕОНИДОВИЧ
Эмигрировал, Умер &Ницце, 47, (1859—1918 гг.) — генерал-майор
! Свиты Его Величества (с 1905 г.).
Последовал за царской семьей в
ссылку. Убит большевиками в Ека
теринбурге. — 44, 63, 65, 70, 72,
78,81,87,88,92,93,98,100,101,
131, 138, 139, 145, 156,161, 174,
ФРАНЦ-ФЕРДИНАНД (1 8 6 3 -
1914 гг.) — эрцгерцог Австрий
ский, наследник престола Габсбур
гов. С 1898 г. — заместитель Глав
нокомандующего Австро-Венгер
ской армией. Один из инициаторов
аннексии Боснии и Герцеговины в
175.
ТАТЬЯНА НИКОЛАЕВНА (1 8 9 7 - 1908 г., отстаивал кдею превраще
1918 гг.) — великая княжна, вторая ния Австро-Вешрии в триединое
дочь императора Николая II. — 20, государство Австро-Венгро-Югос-
22, 30, 33, 34, 35, 37, 50, 57, 59, лавия.
70,83,84,92,98,100,108. ФРЕДЕРИКС ВЛАДИМИР БОРИ
ТЕВЯШЕВА УСТИНЬЯ АЛЕКСАН СОВИЧ (1838-1922 гг.) - барон,
ДРОВНА — родственница Ботки граф (с 1913 г.), генерал-адъютант,
ных, вдова генерал-адъютанта, ге генерал от кавалерии (с 1900 г.),
нерала от кавалерии Тевяшева. — помощник министра (1893—
52. 1897 гг.), затем министр импера
ТЕВЯШЕВА - дочь У. А Тевяше- торского двора (1897—1917 гг.^,
вой. член Государственного Совета (с
ТЕТЕРЕВНИКОВ (вероятно, Тете- 1905 г.). Умер в Финляндии. — 44,
рятников Н. К.) — камердинер Ни 45.
колая II. ХАРИТОНОВ ИВАН МИХАЙЛО
ТИМОФЕЕВ — корнет. —53. ВИЧ — повар, расстрелян
большевиками вместе с царской
ТРУБЕЦКОЙ (возможно) - ТРУ семьсз!. —12,98.
БЕЦКОЙ ГЕОРГИЙ (Юрий) Ива ХИТРОВО МАРГАРИТА СЕРГЕ
нович (род. 1866 г.), генерал-майор ЕВНА (РИТА) — фрейлина импе
Свиты Его Величества (с 1907 г.), ратрицы Александры Федоровны. —
командир Собственного Его Ве 67,68,69,99.
личества Конвоя (1906—
1913 гг.), помощник коменданта ХЛЫНОВ, ОТЕЦ ВЛАДИМИР -
императорской главной квартиры священник Тобольска, сменил отца
(1915 г.). - 4 4 . Алексея (Васильева) 7/20 марта
ТУТЕЛЬБЕРГ МАРИЯ ГУСТАВОВ 1918 г.- 7 5 .
НА — камер-юнгфера императрицы ХОХРЯКОВ ПАВЕЛ - матрос Бал
Александры Федоровны. — 67,144, тийского флота, член РСДРП(б).
145. Председатель Тобольского Совета
ФЕДОРОВ СЕРГЕЙ ПЕТРОВИЧ рабочих депутатов (9 апреля
(1869—1936 гг.) — тайный совет 1918 г.). Погиб в 1918 г. - 97,120.
ник до 1917 г., почетный лейб-хи ЧЕМОДУРОВ ТЕРЕНТИЙ ИВА
рург, заслуженный деятель науки НОВИЧ (1849-1918 гг.) - камер
РСФСР с 1928 г. Окончил меди динер императора Николая II. По
цинский факультет Московского следовал за ним в Тобольск и Ека
университета (1891), возглавлял теринбург. 24 мая 1918 г. был вы
кафедру госпитально-хирургиче везен из дома Ипатьева и посажен
ской клиники Военно-медицинской в екатеринбургскую тюрьму, оттуда
академии (1903). Во время миро через два месяца был освобожен и
вой войны находился в Ставке. — вскоре скончался. —92 —95,172.
26,49,180. ШАУС — сотрудник народного ко
ФЕРДИНАНД I (1865-1927 гг.) - миссариата просвещения. —191.
румынский король с 1914 г. — 30 ШНЕЙДЕР ЕКАТЕРИНА АДОЛЬ
ФЛАКСЕРМАН — сотрудник на ФОВНА (ТРИНА) (1 8 5 6 -
родного комиссариата просвеще 1918 гг.) —гофлектриса императ
ния. — 191. рицы Александры Федоровны. Рас
стреляна большевиками в Екате билизован в армию. В
ринбурге в августе 1918 г. — 26, 1917—1918 гг. избирался в Урал-
59, 63, 70, 71, 88, 100, 101, 131, совет. С января 1918 г. —председа
139,142,145. тель следственной комиссии ревт
ШТЕЙНГЕЛЬ БОРИС ЛЕОНГАР- рибунала, товарищ комиссара юс
ДОВИЧ — барон, уполномоченный тиции Уральской области, член
комиссара Временного правитель коллегии Областной чрезвычайной
ства над министерством двора и комиссии, комеццант «Дома особо
уделов по Царскосельскому двор го назначения» (4—19 июля
цовому управлению. — 66, 189, 1918 г.). Один из организаторов и
191. исполнитель убийства царской
ШТЮРМЕР БОРИС ВЛАДИМИ семьи. Личный друг Я. Свердлова.
РОВИЧ (1848-1917 гг.) - обер- После убийства царской семьи —
камергер, член Государственного заведующий Московской районной
Совета. 20.04.1916 г. назначен ЧК и член коллегии МЧК; с
председателем Совета Министров, 1919 г. —председатель Екатерин
с марта по июль был одновременно бургской гзгбернской ЧК. Далее —
министром внутренних дел, а с зав. управлением Гохрана, началь
июля по ноябрь — министром ино ник отдела Резинотреста; зам. ди
странных дел. 10 ноября 1916 г. ректора завода «Красный бога
уволен в отставку в связи с предъ тырь*, секретарь партийной ячейки
явленным ему обвинением в герма Русаковского трамвайного парка;
нофильстве и подготовке сепарат директор Политехнического музея.
ного мира. После Февральской ре Умер в Москве от рака желудка. —
волюции арестован Чрезвычайной 11,12,100,102,188.
следственной комиссией. Умер 2 ЮСУПОВ (ГРАФ СУМАРОКОВ-
сентября 1917 г. в Петропавской ЭЛЬСТОН) ФЕЛИКС ФЕЛИКСО
крепости. — 47. ВИЧ (1887-1967 гг.) - князь,
ШУЛЬГИН ВАСИЛИЙ ВИТАЛЬЕ муж княгини Ирины Александров
ВИЧ (1878-1976 гг.) - политиче ны, племянницы императора Нико
ский деятель, монархист. Окончил лая II. За участие в убийстве Распу
юридический факультет Киевского тина был выслан в свое имение «Ра
университета (1900 г.). Во время китное» Курской губернии, где про
Февральской революции член Вре живал до Февральской революции.
менного комитета Государственной Эмигрировал в 1918 г. —48.
Думы. Участвовал в создании Доб ЯКОВЛЕВ ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕ
ровольческой Армии. После окон ВИЧ (он же Мячин Константин
чания Гражданской войны — в Алексеевич) (1886—1938 гг.) —
эмиграции. С 30-х гг. жил в Югос уполномоченный ВЦИК по пере
лавии. В 1937 г. отошел от полити возке царской семьи из Тобольска.
ческой деятельности. В 1944 г. аре - 9 1 -9 5 ,1 0 2 ,1 7 1 ,1 7 2 .
стован в Югославии и приговорен к ЯСТРЕБОВ НИКОЛАЙ ВАСИЛЬЕ
тюр^емному заключению, в ВИЧ — профессор медицины, дей
1956 г. — освобожден. Умер во ствительный статский советник. —
Владимире. Автор книг «Дни* 53,54.
(1925 г.), «1920-й год» (1927 г.), ЯТМАНОВ Г. С. — комиссар по ох
♦Три столицы» (1927 г.). —54,55. ране художественно-исторических
ЮРОВСКИЙ ЯНКЕЛЬ ХАИМО памятников и частных коллекций.
ВИЧ (ЯКОВ МИХАЙЛОВИЧ) Один из организаторов продажи
(1878—1938 гг.) — мещанин г. Ка- сокровищ петроградских дворцов
инска Тюменской губернии. Член заграницу после октября 1917 г. —
партии большевиков с 1905 г. В 188,192.
1912 г. сослан в Екатеринбург, где
открыл фотоателье. В 1915 г. —мо
:i
Г
От издателя.
СОДЕРЖАНИЕ