***********************************************************************************

************
Семь небес Рая
https://ficbook.net/readfic/6377016
***********************************************************************************
************

Направленность: Слэш
Автор: Mr Abomination (https://ficbook.net/authors/183)

Фэндом: Ориджиналы
Пэйринг и персонажи: Зуо Шаркис/Тери Фелини
Рейтинг: NC-17

Размер: планируется Макси, написано 827 страниц

Кол-во частей: 63
Статус: в процессе
Метки: Насилие, Нецензурная лексика, Юмор, Фантастика, Детектив, Экшн, Психология,
Пародия, Дарк, Повествование от первого лица, Эксперимент, Стёб, Любовь/Ненависть,
Элементы гета, Элементы фемслэша

Описание:
Прямое продолжение работы "Семь кругов Ада": https://ficbook.net/readfic/6373056
Казалось бы, невзрачный парень со своеобразным взглядом на жизнь не лучшая пара для
амбициозного, вспыльчивого садиста, считающего, что весь мир должен лежать у его
ног.
"Бедный мальчонка", - подумал бы любой, кто не в курсе подводных камешков
взаимоотношений этих двоих.
"Земля тебе пухом, мужик", - пожелал бы садисту тот, кто о камешках не только знал,
но и спотыкался об них.

Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки

Примечания:
Данная работа является продолжением рассказа "Семь кругов Ада" -
https://ficbook.net/readfic/6373056

ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: работа своеобразная и На Любителя, далеко не всем она приходится по

вкусу, потому не удивляйтесь, если вам она не понравится, в этом нет ничего
необычного.

АРТЫ и КОСПЛЕЙ по данной работе (и не только) вы можете посмотреть в моей группе:

https://vk.com/mr_abomination11

========== Пролог... ==========

Более подробное описание работы (нет): Разрази меня яйца! Полгода спокойной жизни,
посещение клуба анонимных идиотов, чаепитие с психологом, ведра антидепрессантов, и
все зря! Все коту под хвост! А почему? Да потому что человек, повинный в моем
неуемном желании облиться бензином и поджечь себя, внезапно вернулся в мою жизнь,
но за свое долгосрочное отсутствие извиниться забыл! Думаете, я спущу ему это с
рук, ног и табуретки? Тысячи черносливов, Зуо Шаркис еще пожалеет, что когда-то
связался со мной! Не будь я Великим и Ужасным Лисом!

Не надо ничего говорить, молчи! Не надо размазывать сопли по рукавам, истерически

хихикать, биться головой о плоские предметы и пугать близстоящих людей
нечленораздельными воплями а-ля «Чубака». Нет-нет, если твои руки потянулись за
чем-то острым и тяжелым, то и от этого я попрошу тебя отказаться. Положи лизун
обратно в карман, там ему самое место! Хватит нажёвывать футболку! И не реви! Не
реви, тебе говорят! Териал Фелини, держи себя в руках! Мужик ты или не мужик?!
Пальма ты или кокос?! Лейка или грациозная лань?! Сапоги или варенье?! Кажется, я
отвлекся…
— Зу… — все же выдохнул я, но поперхнулся на середине, посему так и не смог
выговорить безумно сложное слово из трех букв.
— Вам плохо? — тут же среагировал на изданные мною звуки агонизирующего тюленя
молодой мужчина с козлиной бородкой, оглядываясь то на меня, то на парня, который
только что зашел в просторный кабинет. Мужчину звали Гаредом, и еще мгновение назад
он рассказывал мне обо всех прелестях обучения в институте, студентом которого я
теперь являлся.
— Ему всегда плохо, — послышалась насмешка со стороны новоприбывшего.
— У каждого свое хобби. Кому-то всегда плохо, а кто-то постоянно ходит злым, будто
в пятую точку ему забили вот такенную лыжу! — я развел руками, демонстрируя
«орудие» зла. — По сравнению с подобными лузерами я почти счастливчик.
— Вы знакомы? — удивленно ахнул преподаватель.
Знакомы? Знакомы? ЗНАКОМЫ???
— Нет, — спокойно выговорил я, показательно отворачиваясь от брюнета. — В первый
раз его вижу.
— Аналогично, — среагировал парень.
— Что ж… показалось, — пробормотал себе под нос мистер Гаред, — тогда прошу любить
и жаловать: Териал Фелини — это ваш сэмпай, Зуо Шаркис. Зуо, мальчик мой, Тери —
тот самый гениальный студент, о котором я тебе рассказывал, — с восторгом оповестил
сэмпая преподаватель.
— Тот самый? — наигранно ахнул Зуо, поравнявшись со мной и теперь искоса на меня
поглядывая. — Быть не может.
— Как-как ваше имя? — тем временем заговорил и я. — Зуй?
— Боюсь, что имя «Зуо» не склоняется, — поправил меня ничего не подозревающий
преподаватель.
— Нет, не склоняется, — согласился я, — но моя вариация — это потрясающий симбиоз
имени и мужского детородного органа, в народе именуемого «хуем»! Вы думаете, что
единственная связующая этих двух слов — наличие трех букв, одной из которых
является «у»? А вот и нет, связь тут куда более глубокая и нерушимая, ибо Зуо и
Хуй — это как две стороны одной медали, неспособные существовать по отдельности.
Причем заметьте удивительный факт: не каждый Хуй может быть Зуо, но Зуо —
неизменный Хуй! — последние слова я почти проорал в лицо несчастному преподавателю.
На брюнета же я упорно не смотрел.
Вы спросите: «О боже мой, кто этот скандальный парень и за что он так ненавидит
красавчика, что стоит рядом с ним и тихо скрипит зубами? И что здесь вообще
происходит? И почему повествование начинается с дебильного, непонятного,
нелогичного диалога?» Что ж… Ответ мой ярко отобразит всю суть мироздания, а кому-
то, возможно, разъяснит и смысл его существования. Почему-почему… по кочану и по
кочерыжке!
Зовут меня, как уже успел упомянуть мистер Гаред, Тери. Недавно мне исполнилось
семнадцать лет, я люблю мультики, курицу и пластиковых уточек, которых можно
пускать плавать в ванной, а ненавижу школу, утро и Зуо. Да-да, вот этого самого
зеленоглазого ублюдка, что стоит рядом со мной и вот-вот вцепится мне в шею. Хотя
раз его глаза еще зеленые, значит, пока угроза невелика.
— Простите за некорректный вопрос, но новенький точно прошел психологическое
собеседование? — как бы между прочим поинтересовался сэмпай, нагло приобнимая меня
за плечо и лучезарно улыбаясь ничего не понимающему преподавателю. Зуо и лучезарная
улыбка — боже, к чему катится мир!
— Да… вроде… — кажется, мистер Гаред и сам засомневался. Пришло время брать все в
свои золотые кривые ручки!
— Не слушайте его, — поспешно влез я в разговор, — единственный человек, которому
явно необходимо пройти психологический тест на выявление скрытых буйно-помешанных,
прямо сейчас пытается сломать мне плечо! — пожаловался я.
— Не преувеличивайте, мистер Фелини, обещаю, что ваше плечо будет в целости и
сохранности, — подарил Зуо очаровательную улыбку и мне.
— Ах, как вы любезны…
— Но только плечо, — уже тише добавил сэмпай, заставляя меня корчиться от боли.
— Мистер Шаркис, моя благодарность не имеет границ! Еще счастливее вы бы меня
сделали, если бы и вовсе отошли от меня, скажем, на пару… городов, — выдохнул я,
чувствуя, как плечо мое начинает неметь.
— Слишком много вам чести, мистер Фелини, — ответом мне было шипение, — вы и так
уже истратили лимит моего ангельского терпения.
— Ангельское терпение? Полноте, у какой бедняжки вы успели его отнять? А главное,
зачем? Вам эта побрякушка вряд ли хоть как-то поможет.
— Кхм… господа, не хочу прерывать вашу беседу…
— Так не прерывайте! — в унисон ответили мы с Зуо, переглянулись, опомнились, после
чего сэмпай от меня резко отошел.
— Надеюсь, вы закончили, — сурово нахмурился преподаватель, — так вот, всю
следующую неделю вам придётся провести вместе вне зависимости от того, поладите вы
или нет. Но, я надеюсь, все пройдет без эксцессов!
— Можете в этом не сомневаться, — заверил мужчину сэмпай.
— Да-а-а-а-а! Все пройдет тихо-мирно! Как в прошлый раз, правда, Зуй? — ухмыльнулся
я, намекая на произошедшее полгода назад. Дело в том, что каждый год в
общеобразовательной государственной школе, в которой мы с Зуо учились, проходит
мероприятие, называемое Отбором, цель которого состоит в создании некой дружеской
связи между учениками средних и старших классов. На руку каждого ученика из
среднего звена надевали магнитный браслет, который притягивался к магниту ученика
из старшего. Мне никогда не везло с сэмпаями, а в последний год не повезло вдвойне,
потому что в пару со мной поставили озлобленного на весь мир Зуо Шаркиса, живущего
по принципу «буйствуй-кидайся-грызи-убивай». Намечается вопрос: почему же столь
милое создание до сих пор не загремело в психиатрическую больницу? Может, потому
что его отец — мэр нашего «маленького» городишки? Может, потому что он — главарь
новой, быстро разрастающейся группировки под названием «Тень»? Или все дело в том,
что для нашего общества подобное поведение уже не кажется признаком сумасшествия?
Наверное, все и сразу!
— Давай поговорим не при свидетелях, — первое дельное предложение от Зуо за
последние полгода. Интересно, почему? Ах да, ты же, козел недодоенный, все это
время где-то пропадал! И как это у меня из головы вылетело, ума не приложу!
— Все мы когда-либо становились свидетелями чего-либо! — философски заметил я. — К
примеру, не ранее чем вчера я стал свидетелем жестокого морального изнасилования
умирающего тостера! Маман была беспощадна!
— Не при посторонних, — сухо поправился Зуо.
— А что посторонние? Тут много постороннего. Стулья, столы, стены…
— ВДВОЕМ!
— Мы и так вдвоем разговариваем, мистер Гаред молчит уже больше двух минут! Правда
же?
— Еще одно слово, и я убью тебя!
— Поэтому я скажу сразу восемь и сломаю систему!
— Ты…
— Кхм… — повторно кашлянул преподаватель, — молодые люди, оставьте свои разборки на
потом, — спокойно попросил профессор, — сейчас же вы оба должны пройти в актовый
зал. Сегодня у нас небольшое выступление для первокурсников, посещаемость таких
мероприятий стопроцентная. Выступление начнется уже через пару минут, так что прошу
вас обоих следовать за мной, — с этими словами мистер Гаред направился к двери. Я,
кинув на сэмпая угрюмый взгляд, последовал за мужчиной. Сэмпай, зло сопя, поплелся
следом.
Думаю, стоит сказать парочку слов и о том, где же мы, собственно, находились. Добро
пожаловать в ИСТ — Институт современных технологий. Поступил я сюда, поучаствовав в
олимпиаде по голографии и выиграв ее. Нет, школу я еще не закончил, поэтому мое
обучение будет проходить параллельно. Не знаю, как я буду все это совмещать, да
меня это не особо и волнует, только бы с Зуо сталкиваться пореже.
— Я смотрю, за время моего отсутствия ты слишком обнаглел, — послышалось злое
шипение сэмпая за моей спиной. Говорил он достаточно тихо для профессора, но
достаточно четко для меня.
— А я смотрю, за время твоего отсутствия ты совсем не изменился, — хмыкнул я,
изображая полное равнодушие. То же, что происходило у меня внутри, описать словами
куда сложнее. С одной стороны, я был до жопы счастлив. Спросите, почему? Да потому,
что я влюблен в этот ходячий сосуд сатаны. Втюрился в него по самые гланды и даже,
кажется, добился взаимности, а потом он исчез, а я последние шесть месяцев старался
научиться жить без получения постоянных пистонов. А я вам скажу, дело это оказалось
не из легких. Пистоны ― они же похуже наркоты. Раз втянешься — и уже никогда не
отпустит!
С другой стороны, я был очень разочарован. Сколько раз я мечтал о нашем
воссоединении? Сколько раз я представлял, как Зуо, увидев меня, с воплями «Те-е-е-
ери!!!» или «Териу-у-усек!!!», или, может, даже «Териа-а-а-альчик!» побежит в мою
сторону с распростертыми объятьями и наворачивающимися на глаза слезами. А получил
я обыкновенного Зуя, который беспардонно ворвался в мою жизнь, как к себе домой, и
теперь пытается качать права. Я, конечно, понимаю: окажись Зуо в общественном
туалете в компании трех унитазов, он бы начал качать права и у них — человек он
такой качательный. И тем не менее! Мог бы хоть изобразить, что скучал по мне!
Тем временем мы добрались до актового зала. Размеров он был колоссальных. Тьма
народу рассаживалась по местам. Я специально выбрал место за очень высоким парнем,
дабы со сцены никто не запалил, что я сплю или ковыряюсь в зубах. Конечно, вряд ли
меня можно было разглядеть среди толпы других учеников, но подстраховаться никогда
не помешает. Сэмпай, естественно, тут же плюхнулся рядом со мной.
— И долго ты собираешься от меня бегать?
— А долго ты собираешься меня преследовать?
— Я тебя не преследую! Это задание!
— Ну да, и быть моей нянькой ты вызвался случайно! Затмение разума было? Или тебя
застали врасплох? Начали говорить о новом ученике, и ты, не контролируя своих
действий, внезапно подбежал к преподавателю, упал на колени и Совершенно Случайно
взмолился стать человеком, которому целую неделю светит быть привязанным ко мне
магнитным браслетом! — прошипел я на одном дыхании.
— Я никого не умолял, — фыркнул Зуо. — И не то имел в виду… — тут зал наполнился
торжественной музыкой, и все замолчали, включая сэмпая. На сцену вышел старичок в
костюме и начал что-то вещать про ИСТ. Но я его не слушал, искоса поглядывая на Зуо
и гадая, о чем же он сейчас думает. Я ждал продолжения его фразы, но он не спешил.
Сэмпай все молчал, и молчал, и молчал, и… Когда это стало для меня невыносимо, я не
выдержал и со всей силы пнул Зуо по левой ноге. Сэмпай не выказал не единой эмоции,
просто ме-е-едленно повернулся ко мне и начал прожигать взглядом.
— Я нечаянно, — сдуру брякнул я.
— Что ты говоришь, — послышался враждебный рык.
— Да я еще и спеть об этом могу, — кивнул я, инстинктивно отстраняясь от Зуо.
— Тс-с-с! Выступление же, — послышался негодующий шепот за нашими спинами. Я тут же
изобразил саму невинность, Зуо не шелохнулся.
— Удивительно. Прошло полгода, а ты остался таким же идиотом, — фыркнул сэмпай.
— Удивительно! Прошло полгода, а тебя все еще не закрыли в буйном отделении, —
вторил ему я.
— Откуда же в вас столько смелости, мистер Фелини?
— Оттуда же, откуда у вас столько самоуверенности.
— Но не беспокойтесь, я смогу все вернуть на свои места.
— А я-то думал, что вы никогда не предложите! Тогда будьте добры, для начала
верните свой мозг… Ах, погодите, кажется, он был утерян еще во младенчестве?
— Тс-с-с-с-с! — послышалось повторное возмущенное шипение. Старичок на сцене к тому
времени закончил свою речь, и теперь вместо него появились три девушки, готовящиеся
спеть гимн Института.
— Ты нарываешься? — Зуо вновь проигнорировал чужое недовольство.
— Как обычно, — пожал я плечами, — с тобой иначе и не получится. Даже фраза вроде
«я пойду в туалет» для тебя наверняка звучит как вызов, — хихикнул я.
— Фелини… Так! Я серьезно: нам надо поговорить, и у меня нет времени на убогие
препирательства с тобой.
— А здесь ты хорошо подметил. Твои ответы действительно убоги, я же, как всегда,
великолепен!
— Тс-с-с-с-с-с-с-с! Еще одно слово, и… — возмущающийся не договорил. Зуо вскочил со
своего места, за секунду перегнулся через кресло, схватил незнакомца за шею и
приподнял его. Причем сделал он все настолько быстро и тихо, что большинство
окружающих даже не заметили этого, продолжая смотреть выступление.
— Еще одно «тс-с-с» — и я продемонстрирую тебе все прелести футфистинга, используя
твои же собственные ноги! — прорычал он. И никто не решился ему перечить. Лишь пара
человек поспешно отсела от сэмпая.
— И так всегда! Ты распугиваешь вокруг себя людей!
— Кто бы говорил!
— А я что? Я на людей не бросаюсь! — горячо возразил я.
— Да, не бросаешься. Зато можешь поковыряться в заднице, а затем вытереть палец о
штаны соседа!
— Это было всего пару раз, и я не виноват, что… — пара человек отсела и с моей
стороны.
— Как же я тебя иногда ненавижу! — тем временем продолжал шипеть сэмпай.
— Аналогично! — воскликнул я и обиженно надулся.
Зуо тоже, видимо, разговор продолжать не собирался. Так мы и просидели полтора
часа, наслаждаясь блеяньями выступающих, и каждый явно обдумывал, что же будет,
когда концерт подойдет к концу. И что вы думаете? Я тут уже размечтался, что, как
только занавес опустится, Зуо, осознав свою вину, падет к моим ногам. Ага, как же.
Сэмпай молча поднялся с кресла и проследовал к выходу. Я надеялся на то, что у
дверей он остановится и хотя бы оглянется. Фиг там! Как только Зуо скрылся за
дверьми, я сорвался с места и, как послушная собачка, побежал за ним.
— Эй! — выдохнул я, буквально задыхаясь от страха, что сэмпай вновь исчезнет из
моей жизни. Второй раз я бы выдержал едва ли! — Эй! Я к тебе обращаюсь, Зуй! — в
отчаянии выкрикнул я ему в спину. Сэмпай остановился и, не оглядываясь, поднял руку
с надетым на нее браслетом.
— Хочешь ты этого или нет… — тихо и холодно проговорил он, — ты Мой, — у меня по
спине побежали мурашки. Конечно, по канону я должен был начать ссаться кипятком от
восторга и перевозбуждения, но не ощущал я ни того, ни другого. Лишь холодный
липкий страх вспыхнул где-то в глубине души, а интуиция, наконец, забила в
колокола. Зуо был прав. Я действительно расслабился. Я действительно забыл. Я
действительно вернулся к тому состоянию, в котором пребывал до того, как Шаркис-
младший появился в моей жизни. А теперь… вспомнил.
— Не думай, что какой-то сраный браслет привяжет меня к тебе, — ощетинился я, вмиг
прекратив улыбаться.
— Не думай, что, лишившись браслета… — Зуо все-таки оглянулся на меня, — ты
обретешь свободу. Никогда, — прорычал он, после чего быстро зашагал по коридору,
теряясь в толпе других учеников.
«Никогда, — отозвалось у меня в голове. — Он сказал, никогда? Высокомерный козел. О
нет, Зуо. Не будь так уверен. Эти полгода дались мне не так легко, как тебе
показалось. И нет, я больше не тот Тери Фелини, о котором ты думаешь. И обещаю,
Шаркис, за эту неделю ты пройдешь все семь кругов Ада. Хотя… погодите! Если Зуо
приспешник сатаны, в Аду он будет как у себя дома! Тогда… Тогда!!! Я проведу тебя,
мой психанутый друг, по всем семи небесам Рая! О Боже, какой же я коварный! Так и
поступлю!»

========== Первые небеса Рая: 1. Первый учебный день ==========

Ничто не вечно. И даже мир, царивший веками, может разрушить один-единственный

надменный, ослепленный гордыней и жаждой власти глупец. Войско противника пришло,
казалось, из ниоткуда, приведя с собой черные тени, гнилостный смрад, рекламу и
боевые кличи, от которых кровь стыла в жилах (они называли это хоровым пением). Они
сжигали наши деревни, засаливали соплеменников, отравляли воду, оскверняли святыни
и отнимали леденцы у младенцев. К столь внезапному нападению королевство, не
знавшее горя уже несколько тысячелетий, подготовлено не было, но мы не сдавались!
Несмотря на немногочисленное войско, мы дали отпор врагу и победили! Но то была
победа в бою, а не в войне. Стычек становилось все больше, а войско наше
стремительно уменьшалось. Сотни и сотни солдат оставались на поле боя, орошая
холодную землю огуречным соком. Мы теряли своих друзей, близких, любимых. Но не
веру!
— Мы должны положить конец этому бесчинству! — кричал я, воздевая к небу длинный
окаменелый и покрытый плесенью батон. — И я клянусь, что голова предводителя
Багровых окажется на острие моего Батонабура!
И тысячи солдат кричали «Ура!!!» и восхваляли своего генерала.
Последнюю битву мы запланировали на следующее утро, сразу после завтрака, потому
что перед завтраком воевать, как и умирать, не комильфо. Войско противника в это
время как раз собиралось пересечь узкое ущелье, из которого получилась бы
великолепная ловушка. О более выгодном расположении нельзя было даже мечтать!
Я проснулся за час до восхода солнца, вышел из своей палатки, потянулся, разминая
затекшее от сна на земле тело и, хромая на обе ноги — отголоски старых боевых ран —
поковылял к главным воротам, изображая старую клячу, страдающую радикулитом.
— Доброе утро, мой генерал! — поприветствовал меня мой верный помощник, вытянувшись
в струнку и отдав честь. Я на это лишь снисходительно кивнул:
— Как поживает Снежинка?
— Полита и окучена, мой генерал! — с готовностью отрапортовал помощник.
— Отлично, — одобрил я, подходя к Снежинке — моему верному другу, боевому
баклажану, с которым мы успели пережить не одно сражение. Баклажан, завидев меня,
чуть подскочил, а затем начал рыть землю единственным торчащим из его основания
покорёженным стеблем. А ведь когда-то он был зелен и сочен — и посмотрите, что с
ним сделала война.
— Пр-р-р, Снежинка, не трать силы понапрасну, — посоветовал я баклажану, гладя его
по толстой корке. — Общий сбор, — провозгласил я, и помощник тут же повторил мой
приказ, но на куда более повышенных тонах. Я как раз удобно расположился в седле и
чуть натянул узду, проверяя новую экипировку, когда все мое войско в размере восьми
тысяч тридцати четырёх с половиной огурцов выстроилось передо мной в ровные
шеренги.
— Я не буду вам врать, — спокойно начал я, заставляя Снежинку тронуться с места,
дабы пройти вдоль первой шеренги и окинуть взглядом все войско, — не все вы
вернетесь обратно в эти изобилующие навозом и другими удобрениями палатки. Но…
уверяю вас, ваша жертва не станет напрасной! Я позабочусь об этом! Сегодня мы либо
вернем принадлежащее нам по праву чернозёмное поле, либо умрем все до одного! Без
исключений! Вы все поняли?
— Да, мой генерал! — прокричали тысячи огурцов.
— И все-таки вы должны осознавать, что, как бы добр я ни был, я — ваш предводитель
и должен быть Справедливым. А значит, если кто-то попытается сбежать, что должен
сделать я?
— Покарать дезертира, мой генерал, — после недолгого молчания выкрикнуло войско.
— Привести его, — приказал я своему помощнику, и уже через полминуты перед
солдатами предстал невысокий пупырчатый огурец. Я нарочито медленно слез с
баклажана и прошествовал к трусу. Тот дрожал и постоянно что-то говорил о своих
семенах. Но я пропустил его слова мимо ушей. Война — это вам не шуточки. А семена —
не оправдание трусости.
— Прошу вас! — почти навзрыд прокричал он, но я молча вытащил батон из целлофановых
ножен и произвел один не слишком эффектный, но очень точный удар. Головка огурца
медленно поползла вниз и была поймана мной всего в миллиметре от земли. Я
поморщился, глядя на кусок своего солдата, затем, чуть помедлив, наклонился к нему
и надкусил.
— Горький! — прохрипел я, отплевываясь. — Переспелый огурец! Горечь — вкус труса!
Да будете вы свежи и вкусны до самого конца!!! — и солдаты воинственно закричали,
соглашаясь со мной, чтобы уже через двадцать минут пересекать пудинговые болота,
продираться через рощи сладкого хвороста и взбираться на халвяные горы.
— Противник вошел в ущелье, мой генерал, — объявил мой помощник, взирая в подзорную
трубу.
— Дай-ка сюда, — с этими словами я отнял трубу и начал всматриваться вглубь ущелья.
Помидорное войско меня совсем не интересовало: пухлые, водянистые, гневливые, почти
не контролируемые солдаты противника рвались вперед, не зная страха. Их же генерал
бесстрашно шествовал впереди их всех верхом на огромном арбузе. Его черные латы
блестели в свете факелов.
— Генерал Зуо, — прошептал я одними губами, — вы поплатитесь за все, что
натворили, — с этими словами я сложил подзорную трубу, отдал ее помощнику, а сам
развернул Снежинку к солдатам. — Действуем по плану, эскадрилья, в бой!
Десятки солдат верхом на белках-летягах сиганули с высоких уступов и направились
прямо к войску противника, закидывая его орехами и шишками. Раздались первые
взрывы. Солдаты противника разлетались на куски и пачкали сочными ошметками своих
собратьев, внушая им страх и отчаянье.
— За погибших товарищей! — загорланил я, взмахнул батоном и припустил к войску, без
оглядки разрубая на части помидорину за помидориной, давя их баклажаном, не зная
страха и жалости. Благо, Зуо был не из тех, кто прятался за спинами своих солдат.
Не успел я преодолеть и десяти метров, как его арбуз преградил мне дорогу.
— Очень опрометчивый поступок, — хмыкнул он равнодушно. Его зеленые глаза даже не
тронула когда-то привычная краснота.
— А я так не считаю! — воскликнул я, взмахнув Батонобуром и производя несколько
рубящих ударов по арбузу Зуо. До него самого добраться я, увы, не мог из-за
размеров его питомца, которые сильно превышали величину моего пусть и бравого, но
всего лишь баклажана.
— Да, в этом весь ты! — презрительно фыркнул Зуо, соскакивая с арбуза и предлагая
то же самое сделать и мне. Ах так! Один на один, значит? Прекрасно!
Я слез со Снежинки, потрепал ее по торчащим из стебля маленьким листикам, после
чего воззрился на противника, готовый умереть, но унести его вслед за собой.
— Защищайся! — воскликнул я, размахивая батоном. Но мой удар парировало острое
лезвие. В руках у Зуо оказался священный металлический… кухонный нож! Боже мой!
Всего на секунду земля ушла из-под моих ног, а душу окутал мрак отчаянья, но я
быстро взял себя в руки, откинул остатки батона, схватил зубочистку, что уронил
один из бойцов противника, и вновь бросился на Зуо.
— За свободу! За огурцы! — воскликнул я. А в следующую секунду противное пиканье
заставило меня вскочить с постели, офигевши оглядываясь по сторонам и туго
соображая, что происходит.
— За огурцы-ы-ы-ы! — внезапный писк, явно передразнивающий мой воинственный клич,
заставил меня вздрогнуть и оглянуться. Посреди моей комнаты стояла Эллити. В руках
она держала новенький ПКП, купленный ей всего неделю назад.
— Что… случилось? — прохрипел я, чувствуя, что в горле у меня жутко пересохло,
глаза норовят закрыться, а все тело затекло и ломит.
— Огуречная армия, вперед! Да преклонят перед нами колени чертовы помидорины! Они
поплатятся за свою сочность и еще пожалеют, что родились красными! — вместо ответа
воскликнула сестра, гаденько захихикав.
— Ты что тут делаешь?! — приходя в себя и осознавая, что Эллити в моей комнате быть
не должно, просипел я недоуменно.
— Как что? — наигранно удивилась премерзкая сестрица. — Сегодня же первый учебный
день! Традиция! — воскликнула она, наконец-то выключая ПКП и пряча его в карман
джинсов.
Традиция. Какая еще традиция? Так… Постойте… Традиция… Ах, эта традиция… Ах, эта
традиция? АХ, ЭТА ТРАДИЦИЯ!
— Не смей! — заорал я как резаный, но моя сестра уже выбежала из комнаты с воплями
«Мама, а у Тери что-то в трусах!».
Традиция у нас была крайне своеобразная. Каждый год в первый учебный день Эллити
вытворяла нечто, что здорово меня позорило. Не иначе, в этот период времени в ее
венах просыпалась истинная кровь Фелини, главной задачей которой было отравление
жизни окружающих людей. Ну, а почему бы и нет? Весело и почти безнаказанно. В
прошлом году, к примеру, Эллити вбежала ко мне в туалет и сфотографировала меня
сидящим на унитазе. Нет, я все понимаю, наверное, в каком-то смысле здесь даже
попахивало эротикой. Хотя, как по мне, пахло лишь отходами жизнедеятельности. Так
или иначе, но фотография со мной в главной роли ходила по школе аж целых полтора
часа. Полтора часа унижения для меня и полтора часа популярности для Эллити. Эта
маленькая стерва считала, что первое впечатление самое главное, и если сотворить
нечто гадкое в начале учебного года, то весь оставшийся промежуток времени вокруг
нее будет витать определенная репутация. Самое смешное, что ее теория была верна.
Одноклассники ее уважали, а парочка девочек, всегда таскающихся за ней, как хвосты,
нередко называли сестру боссом.
— Маленькая дрянь! — воскликнул я в отчаянье и только теперь понял, что рука моя
все еще воздета к потолку, готовая нанести удар невидимому противнику невидимой
зубочисткой. — Ну что ж… я хотя бы был не на унитазе, — решил я подбодрить себя,
когда мое сознание с большим запозданием передало мне последнюю кинутую Эллити
фразу. Я медленно опустил взгляд к своим серым трусам в желтый горох и
действительно обнаружил в них нечто. Нормальные парни называют подобное Стояком, я
же предпочитал нарекать его по-скромному — Фудзиямой.
«Привет, Фудзи!» — махнул я ему рукой, когда до меня дошла еще одна не самая
приятная мысль.
«Она засняла мою личную гору! Стерва!» — прошипел я мысленно, начиная нервно
хихикать.
— А ну-ка быстро удалила видео! — взревел я, вскакивая с постели и собираясь
ворваться на кухню, выдрать с мылом из рук сестры ее ПКП и выкинуть его нахрен в
окно! Но дорогу мне преградила мама. Она молча окинула меня недобрым взглядом,
задержала внимание на том, что ниже пояса…
— Я, конечно, все понимаю, ты уже взрослый мальчик и…
— Мама!
— Но ты мог бы не демонстрировать своей сестре…
— Да кто демонстрирует-то?! Она сама вломилась ко мне в комнату!
— Она еще маленькая… — продолжала говорить мама, тогда как из-за двери выглянула
сестрица. На экране ее ПКП высветилось слово «ЛОХ», — и еще не понимает… — экран
ПКП мигнул, и дальше последовала бегущая строка «Зато не импотент», — она еще не
знает о физиологии мужчины, и потому… — «Но член у тебя маленький! В порно у
мужиков одна головка — как весь твой прибор! : P»
— МАМА! Да все она уже давно прекрасно знает! — взбесился я, желая придушить Эллити
здесь и сейчас.
— Что? Ты уже все ей успел рассказать? — лицо мамы стало куда суровее.
— Нет, я не это имел в виду! — тут же сник я.
— А что же вы имели в виду, мистер Фелини? — ну все, сейчас начнется.
— Лишь то, что и без моей помощи Эллити давно могла уз…
— Эллити! — загорланила маман на всю квартиру, не зная, что моя сестрица уже пару
минут стоит за ее спиной и корчит мне рожи. В ответ на крик Эллити спряталась за
косяком, затем сымитировала шаги и через мгновение вернулась в мою комнату уже
официально.
— Да, мамочка, — изображая истинного ангелочка и наивно хлопая глазками, отозвалась
сестра.
— Тери ничего не показывал тебе? — грозно нависла она над Эллити. Я же задержал
дыхание, зная, что, если сестре не хватит ума закончить шутку прямо сейчас, меня
могут обвинить в ее развращении, а там и до семейного линчевания недалеко!
— А что он должен был мне показать? — благо, Эллити все еще знала границы
дозволенного. Кажется…
— Ну… — маман внезапно смутилась, — он при тебе не раздевался?
— Да он постоянно раздевается! — брякнула сестра. Мама, вздрогнув, медленно
повернулась ко мне. Мне же следовало беспомощно попятиться от нее, дабы, если что,
успеть выпрыгнуть в окно — все-таки лучше сразу умереть, чем терпеть физические и
моральные пытки следующие десятки лет. Но буйная фантазия перекрыла мое чувство
самосохранения. Невольно я представил сидящую на моей кровати Эллити и себя самого,
под медленную музыку стягивающего с себя футболку, а затем и штаны. Танец был,
мягко говоря, отвратительным, как и его исполнение. Я еще мысленно решил для себя,
что скорее совершу самосожжение, чем проверну подобное. Вот только маму, вбившую
себе в голову какую-нибудь ерунду, разубедить в этой самой ерунде было очень
трудно. Так что оставалось мне признать странные инцестные наклонности, а затем,
как уже было сказано ранее, выброситься из окна и таким образом спасти себя с
помощью смерти!
— Он каждый раз раздевается, как приходит с улицы! И еще в ванной. Как не зайду,
постоянно застаю! — поспешно добавила Эллити, заставив меня шумно выдохнуть, а маму
расслабиться.
— Будь добра, больше не делай так, — облегченно проговорила она, ласково гладя
сестру по голове. Эй, а кто же погладит меня? Это, кажется, я пережил стрессовую
ситуацию! А не маленькая тварь, которая эту ситуацию создала!
— Но мам! Тери же такой придурок! Что я буду делать, если прекращу фотографировать
его в дурацких позах и идиотских ситуациях?
Действительно, что…
— Займись чем-нибудь более эстетичным!
— Но что может быть эстетичнее собирания компромата на противного брата? — резонный
вопрос, и не поспоришь. Мама попробовала разубедить сестру, я же краем глаза
заметил, что, пока мы привычно выясняли отношения, время тикало, и теперь мне
стоило поторопиться. Я быстро принял душ, после чего вернулся в уже, слава яйцам,
пустую комнату. Натянул на себя серые джинсы, серую футболку со скромной надписью
«Гений» и серую толстовку. Выходить на кухню я не рискнул, предполагая, что
разговор о переодевании в моей комнате еще не закончен. В связи с лютым
любопытством моей сестры мне бы и вовсе могли запретить делать это в комнате,
руководствуясь заботой о дочери, но, конечно же, в действительности желая в
очередной раз надо мной поиздеваться. Мама любила повторять, что готовит меня к
взрослой жизни, вот только я все не мог понять, где же именно она видит мое будущее
и эту самую взрослую жизнь? В инопланетной тюрьме строгого режима, где царит
беззаконие, а по ночам к тебе в камеру приползают ниндзя-тараканы или кто похуже?
Благо, рюкзак я собрал еще с вечера. И стилус туда положил. И флэшку чистую. Даже о
ластике не забыл. Правда, я не взял карандаш, который бы этим ластиком можно было
стереть, когда как к стилусу, понятное дело, никакого отношения он не имел и потому
наверняка был бесполезной частью моей и без того непосильной ноши, но я всегда
считал, что с собой надо носить хотя бы одну бесполезную вещицу. На всякий
бесполезный случай.
Еще одной причиной, по которой я так спешил уйти из дома, являлась всё та же
Эллити, которая неделю назад внезапно рассказала о своем страхе ходить в школу в
одиночку. Маман тут же прислушалась к просьбам дочери и сообщила мне «превеселую»
новость о том, что теперь я буду сопровождать это маленькое исчадие Ада в школу и
из нее. Стоит ли говорить, как я обрадовался столь прекрасной возможности проводить
лишние сорок минут в компании своей наилюбимейшей сестрицы, которая, ах да,
кажется, всего полчаса назад снимала, как я брежу во сне, а затем запечатлела на
камеру мой стояк, который теперь будут рассматривать малолетние стервы нашей школы
весь первый чертов урок!
Короче говоря, я убежал. На хлопок двери мама, конечно же, среагировала
моментально, но хватило ее лишь на то, чтобы выйти на лестничную площадку и
выкрикнуть мне в спину пару проклятий. Так что я легко отделался. Выбежав из
подъезда, я еще пару минут передвигался исключительно трусцой на тот случай, если
Эллити взбредет в голову настичь меня. Пропетляв в парочке дворов и убедившись, что
преследования нет, остаток пути я провел, наслаждаясь легкой апатией и стараясь не
думать о том, какой сложный день мне предстоит. К сожалению, браслет на левом
запястье, что так или иначе постоянно возвращал меня с небес на землю, не давал мне
забыть о чудесной участи. Потому, подходя к школе, я набрал в легкие побольше
воздуха на тот случай, если зеленоглазый ублюдок будет меня там поджидать.
Возглас облегчения и одновременно с тем разочарования сорвался с моих губ, когда ни
Зуо, ни его мотоцикла около школьного двора я не обнаружил. Зато почти тут же в
глаза мне бросилась знакомая фигура. За декоративным кривым кустиком на корточках
восседала девушка с кожей, отливающей сталью, синими волосами и одеждой, больше
похожей на пару поясков. Самыми целомудренными в ее наряде были лишь кожаные сапоги
на толстой подошве, что доходили ей почти до бедер и блестели десятками цепочек и
ремешков с причудливыми пряжками. Время шло, а Мифи совсем не менялась.
Недолго думая, я приблизился к подруге, осторожно присел рядышком с ней и посмотрел
в ту же сторону, что и она, но, так и не увидев объекта ее интереса, тихо
полюбопытствовал:
— Что там?
— А-а-а! — вздрогнула подруга. — Тери! Господи! Ты совсем спятил?! Ненавижу, когда
ты вот так подкрадываешься ко мне!
— Для тебя все что угодно, дитя мое, — откликнулся я на «Господи».
— Идиот, — фыркнула она уже беззлобно и вновь вперила взгляд в направлении
школьного двора. Я бы предположил, что она кого-то выискивает, вот только делом мне
это казалось безрезультатным. Тосамский цирк фриков цвел и пах! Буйство цветов,
блеск шипов и стали, каблуки, ремни, нижнее белье (натянутое на различные части
тела или даже используемое как брелок), пирсинг, татуировки, пигменты,
искусственные части тела — школьники, чтоб их.
— Так что ты делаешь? Только не говори, что вы снова поссорились с Лурной и теперь
ты ее здесь стережёшь? — вообще-то, говорить об этом Мифи действительно смысла не
имело, ибо с девушкой своей они ссорились каждое утро, как по часам. По выходным
они предпочитали ссориться даже по два, а то и по три раза. На мое же предложение
вместо ссор заниматься более интимными вещами Мифи заявила: «Так нет ничего лучше
примирительного секса!» Тоже мне, опытная девица семнадцати лет!
— Да, поссорились, — на автомате ответила Мифи.
— И поэтому теперь ты стережешь ее в кустах, как педофил, желающий молодой плоти?
— Нет, здесь я сижу не из-за этого.
— Тогда к чему весь этот…
— Тс! Вот они! — внезапно воскликнула подруга, нагибаясь ближе к асфальту.
— Кто «Они»?
— Наносы.
— Насосы?
— На-но-сы! — по слогам продиктовала Мифи.
— Дурацкое название…
— Не дурее имени твоего ведра!
— Не трогай Адольфика! — возмутился я, имея в виду черное мусорное ведро, что
стояло в нашем классе. Оно было мощнее и качественней своих предшественников и в
день своего появления тут же запало мне в душу.
— Наносы — новое нано-направление.
— А чем же эти наносы отличаются от нанитов? — недоуменно поинтересовался я,
наблюдая, как к центру школьного крыльца стекается группа людей, мало чем
отличающаяся от упомянутых мною неформалов, к коим относилась Мифи. Та же любовь к
железякам, к коже, обтягивающим вещам и нано-технологиям.
— Наносы пропагандируют прямое вживление, — прошептала Мифи, как будто боясь, что
ее услышат, хотя мы находились как минимум в пятидесяти метрах от школьного
крыльца.
— Ну, так и вы же…
— Нет! Мы всего лишь балуемся, вводим наномашины под кожу, меняем цвет глаз, делаем
клыки — изменяемся по мелочам.
— А они?
— А они вживляют себе новые части тела и переделывают уже существующие!
— Но ведь и ты хотела одну свою руку сделать искусственной, как у андроида, —
напомнил я, все еще не понимая, в чем же причина нашей засады.
— Именно так, но мечтать и делать — вещи разные. К тому же, наносы очень негативно
относятся к нанитам. И свою враждебность не скрывают. Вчера произошла очередная
стычка. Один парень сейчас лежит в реанимации! Наносы считают нанитов слабаками,
придурками, которые только выпендриваются, но ни на что не способны!
— А я-то считал, что любые молодежные течения — это так или иначе кучки придурков,
желающих повыпендриваться, — пожал я плечами.
— Да, Тери, но ты — идиот, и поэтому тебе можно думать обо всем! Тебя никогда никто
не послушает, лишь пожалеют и по головке погладят, как истинно убогого! А эти
ублюдки — совсем иной сорт людей! — фыркнула в ответ подруга. — И они отправили
моего собрата в больницу. Мы не можем все оставить как есть! Это война!
— провозгласила она, и на меня нахлынули воспоминания моей собственной войны, когда
я скакал на бравом баклажане, возглавляя огромную огуречную армию. И мой плащ
развевался за спиной, а волосы колыхал свежий утренний ветерок.
— Да-а-а, война, — выдохнул я с дебильной ухмылкой. — И что же, военные действия ты
решила начать с занятия стратегически выгодных мест? Таких, как эти кусты?
— Можно и так сказать… Чертовы новые неформалы! С каждым годом направлений
становится все больше, и одно идиотичнее другого! — продолжила возмущаться подруга.
— Если в прошлом году главенствующую позицию держали Зоо, Наниты, Пэрроты, Драйтеры
и Микки, то посмотри, сколько идиотов повылезало к новому учебному году!
— Стадо баранов было и остается стадом баранов, хоть ты стринги на них кожаные
нацепи, хоть белое платье с рюшками, — философски заметил я, но Мифи меня как будто
не слышала.
— Вон, видишь придурков, что стоят у самой лестницы? — кивнула она в сторону группы
людей. Я присмотрелся и увидел пятерых парней и двух девушек. Только вот парни
почему-то были разодеты в женские топики и мини-юбки, а девушки — в балахонистые
штаны и толстовки.
— Трансвеститы?
— Если бы! — Мифи даже руками всплеснула. — Они называют себя Альфа-перевертышами!
— И чем они отличаются от трансвеститов?
— Философией!
— Какой еще…
— У каждого направления есть своя философия, — терпеливо объяснила Мифи.
— Почему именно философия? Почему не математика, не география, не зоология, в конце
концов, почему именно философия должна страдать от сумасшествия людей? Пусть лучше
бы придумали себе диагноз, чтобы врачи не мучились. А не ваяли философии, чтобы
бедные Платон и Аристотель там, в раю, плакали навзрыд, высмаркиваясь в белоснежные
облака в виде барашков!
— Тери?
— Да?
— Будь добр, заткнись.
— Уже молчу.
— Так вот, философия этих придурков такова: «Я буду носить вещи другого пола и все
равно преобладать над идиотами, подчеркивающими свою принадлежность к определенному
полу», — то есть, таким образом они пытаются доказать, что они альфа-самцы и альфа-
самки.
— Типа, «Ты мажешь свою рожу сотнями кремов, чтобы быть девушкой, я же Девушка,
даже почесывая свои ментальные яйца»?
— Именно так, — со вдохом подтвердила Мифи.
— А Альфа-кретинами они себя показать не хотят? А то в этом смысле даже я готов им
позавидовать.
— Да ты не спеши! Тут у нас появился клуб любителей уток. Когда увидишь их, парни в
мини-юбках, демонстрирующие свои волосатые ноги и причиндалы, покажутся тебе
прекрасными принцессами, обладающими высоченнейшим IQ! — пообещала мне Мифи.
— Что-то я как-то не горю, — признался я, чем вызвал улыбку подруги.
Мы бы наверняка продолжили разбор полетов других неформальных направлений, но
первый предупреждающий звонок на урок, как всегда, смешал все карты. Позабыв и о
наносах, и о любителях уток, мы вслед за толпой других учащихся ринулись в здание
школы. Давка была кошмарной. Люди пинались, орали матом, задевали друг друга цепями
и шипами, но проламывались к лифтам. Мифи, будучи натурой пробивной, быстро
добралась до пункта назначения и попала в первый лифт. Я же, неплохо изображая
тень, попал в четвертый, поэтому ко второму звонку, говорящему исключительно о
начале уроков, мы с Мифи уже сидели в классе на своих местах. Мы, но не наш
классный руководитель. Джон Поликарпович — низенький старичок во всегда опрятном
костюме и при галстуке, вбежал в класс всего на минуту, сообщил о том, что его
срочно вызывают в учительскую, после чего исчез из нашего поля зрения, оставив
многих моих одноклассников в легком недоумении, которое быстро растворилось в
болтовне и играх на ПКП.
— Вау! У Фелини тоже бывает стояк! — послышался возглас откуда-то с первых парт, но
я предпочел его проигнорировать.
— Охо-хо, ничешный стоячок, — прокомментировала и Мифи, просматривая видео, — твоя
сестрица — истинная дьяволица! — похвалила она Эллити. — Была б она постарше — и я
бы обязательно за ней приударила!
— Забирай, — милостиво разрешил я, — я тебе совершенно бесплатно отдам ее лоток и
кормушку. Не забывай три раза в день поить ее транквилизаторами, и тогда
существование с ней будет даже чуточку походить на жизнь!
— Ну-ну, не преувеличивай. У тебя замечательная семья!
— Да, и чем дальше я от нее нахожусь, тем она более замечательная, — с готовностью
подтвердил я.
— Не будь унылым говном. Сил у меня уже нет смотреть на твою недовольную моську, —
нахмурилась Мифи.
— Так ты, вроде бы, особо и не смотришь! В последний раз ты кинула мне в лицо
шматок грязи, а потом, дебильно посмеиваясь, побежала домой!
— Я думала, что ты погонишься за мной и в процессе этого развеселишься, — пожала
девушка плечами.
— Так я и побежал! И ты захлопнула дверь прямо перед моим носом.
— Кто же знал, что за тобой увяжутся дворовые собаки! — развела подруга руками.
— Действительно, кто… — обиженно фыркнул я, отворачиваясь к окну.
— Эй, ну хватит. Прекрати кукситься! И вообще, тут болтают о тебе и твоем стоячке,
а ты разглядываешь голубей?! Разве ты не должен вскочить со своего места и начать
бегать по классу, брызгая слюной и пуская пену изо рта?
— Должен, да не обязан, — вздохнул я тоскливо.
— В чем дело? — строго потребовала объяснений Мифи.
— Дело в Зуо…
— Опять? — возмущенно воскликнула подруга. — Опять Зуо! Да может, хватит уже сопли-
то на кулак наматывать, а? Тоже мне, несчастная любовь! Кто же ее не переживал?
Пора забыть и забить!
— Да я и забыл, и забил! — пожал я плечами. Честное слово!
— Тогда почему мы снова говорим о человеке на букву «З»? Хотя я бы предпочла его
называть человеком на букву «К», ибо он еще тот «К»! И «Д»! И даже «П»!
— Согласен-согласен, — страдальчески закивал я. — Проблема в том, что человек на
буквы «З», «К» и «П» вчера внезапно нарисовался в ИСТ.
— А-а-а… приколь… ЧТО?! — Мифи аж со стула подскочила, и я очень обрадовался тому
факту, что Джон Поликарпович все еще не пришел.
— Тс-с-с! Можно так не орать! И не привлекать лишнего…
— Фелини, да ты ходячий цирк! — тем временем послышался очередной подкол с первых
парт.
— А ты ходячая глистоферма, но я же не кричу об этом на всю улицу, — огрызнулся я и
вновь переключил внимание на, мягко говоря, удивленную Мифи.
— И что он сказал? — во взгляде ее полыхнули огоньки непреодолимого любопытства. На
секунду я даже пожалел о том, что рассказал ей. Впрочем… через пару минут я пожалел
об этом еще сильнее.
— Да ничего особенного, только заявил, что я никуда от него не денусь. И, честно
говоря, как минимум на неделю я действительно… привязан к нему, — с этими словами я
поднял руку и покрутил ею, демонстрируя металлический браслет.
— Он напялил на тебя побрякушки Отбора, чтобы удержать рядом с собой? Как это
романтично! — воскликнула нанитка.
— Ничего подобного, — нахмурился я, — это своего рода институтское мероприятие для
новичков, — неохотно объяснил я. — Видишь ли, Зуо тоже учится в ИСТ, причем не
первый год.
— Да ла-а-а-адно?! И когда только он все успевает? Я вот третью неделю не могу
сделать себе нано-маникюр! — пожаловалась она, демонстрируя мне девственно чистые
ногти. — А он у нас и учится, и предводительствует!
— Да-да, Зуо крут во всем… — отозвался я вяло.
— Теричка! Сладкий мой, дорогой человечек!
— Меня сейчас стошнит!
— Не будь букой! — замурлыкала Мифи, обнимая меня за шею и начиная трепать за щеку.
— Давай же! Улыбнись! Ведь впереди тебя ждет столько замечательных моментов!
— мечтательно пробормотала она. — Я уже вижу, как Зуо прижимает тебя к стене, а ты,
такой весь растерянный и растрепанный, дрожа всем телом, сбивчиво шепчешь что-
нибудь вроде: «Ах, Зуо! Прошу, не надо! Стой же! Нет! Не трогай меня там! И не
говори таких смущающих вещей! Ах!», — после этого Мифи очень реалистично застонала,
привлекая этим ненужное внимание.
— Прекрати, или наши одноклассники решат, что тебя доводит до оргазма дерганье моей
щеки, — нахмурился я. — И я Никогда не скажу Нечто Подобное! — заявил я уверенно.
— Как это не скажешь?
— Вот так…
— Но ты должен!
— Кому и что?!
— Ты должен бредить подобным образом!
— Если я брежу, то в речи моей присутствуют такие слова как «валенки», «мозаика»,
«ветер» и «таз», при чем здесь «Не трогай меня там!»? И что это вообще за такое
таинственное «Там»?! Жопа? Член? Я все еще владею языком, и если бы мне что-то не
понравилось, я бы сказал это напрямую, например: «Руки прочь от моих яиц»! А не
«Руки прочь от моего Там»!
— Это как-то неправильно… Может, поэтому Зуо тебя и кинул?
— Что неправильно? — напрягся я.
— Каноны, друг мой. Ими пропитана наша жизнь. Ты каноничный пассив и должен вести
себя как пассив!
— Что за бред! Никакой я не каноничный!..
— Но тебя же пялили?
— Пред… положим…
— Во-о-от, а значит, ты должен вести себя, как девочка-истеричка с вечным ПМС, и
поверь мне, иногда у тебя это здорово получается!
— И… — сквозь плотно стиснутые зубы процедил я, все еще надеясь узнать особую
истину.
— А еще тебе надо постоянно ломаться… и плакать во время секса.
— Зачем ломаться, если я хочу трахаться не меньше среднестатистического подростка!
А реветь зачем? Из-за боли?
— Из-за удовольствия, конечно же!
— Из-за удовольствия стонут, а не ревут.
— Ну, у кого как… ты должен реветь!
— И где ты все это вычитала только?
— На просторах виртуалии, конечно же, — с гордостью сообщила мне Мифи.
— Какая молодец…
— А ты, Тери, стремный пассив хотя бы потому, что, как я понимаю, при возможности
сам бы нагнул Зуо. А самое страшное, что ты ему об этом, кажется, даже говорил, не
так ли?
— Не так ли…
— Настоящий актив будет оскорблен подобными позывами!
— И почему же? Он мужчина, но и я мужчина, у меня вполне нормальные желания!
— Ты не мужчина! Ты пассив! Это вещи разные!
— Никакие не разные! Я хотел нагнуть Зуо, хочу и буду хотеть! — выпалил я, но,
поймав на себе взгляды одноклассников, сразу сник и вновь уставился в окно.
— Но это… неправильно, — возмутилась Мифи. — Ты все делаешь не так! Зуо должен
прижимать тебя к стене, а ты плакать, смотреть на него исподлобья щенячьим взглядом
и просить быть с тобой понежнее!
— Ага, допросишься у него, огребешь таких нежностей, что потом встать не сможешь, —
пробубнил я недовольно.
— Но ты бы хотел, чтобы он с тобой был понежнее?
— Конечно же, хотел бы!
— Вот, истинный пассив!
— Ты дура?! Какой нахер пассив! Ты вот знаешь, какие могут быть осложнения, если
что-то пойдет не так?
— Например?
— ГЕМОРРОЙ! У тебя когда-нибудь был геморрой?
— А… нет…
— А у меня, семнадцатилетнего подростка, был! Рассказать, кто поспособствовал?
— Думаю, я догадываюсь…
— Может, хочешь еще и испытать на собственном опыте? Для тебя, Мифи, я готов на
все!
— Нет, думаю, не стоит…
— Ну, вот и молчи тогда.
— Какой-то ты сегодня злобный, — заметила нанитка, накручивая короткую прядку синих
волос на палец. — Спермотоксикоз обострился?
— А каким я, по-твоему, должен быть? По школе ходит видео с моим стояком, подруга
пытается научить меня поведению пасса, а после уроков меня будет ждать придурок-
психопат, бросивший меня на полгода и теперь нарисовавшийся с таким видом, будто бы
поведение его было логичным!
— Но его поведение действительно было логичным, — ответила Мифи, почесывая
подбородок. Видимо, она решила меня доконать.
— То есть как?..
— Да ну вот так.
— Объясни!
— Неа…
— Что значит «неа»?!
— То и значит… Зуо сам тебе все расскажет, и я уверена, что после его объяснений ты
почувствуешь себя еще той тупоголовой истеричкой.
— Я НЕ ТУПОГОЛОВАЯ ИСТЕРИЧКА!
— Да… Ты гений истерики…
— Ну… может быть, чуть-чуть, — не стал я спорить.
— Верь мне, я никогда тебе не вру!
— И иногда меня это угнетает.
Разговор был закончен, равно как и свободное время, ибо Джон Поликарпович вернулся
в класс и начал первый в этом учебном году урок. И мне очень хотелось верить в то,
что он будет для меня не последним…

========== Первые небеса Рая: 2. Настоящий мужчина ==========

— Вот ты, Мифи, когда-нибудь задумывалась о том, почему мухи потирают лапки? — тихо
проговорил я, не сводя взгляда с царственного насекомого, что последние двадцать
минут сидело на краю монитора и, в свою очередь, не сводило фасеточных глаз с меня.
— Не поверишь, посвятила размышлениям над этой темой последние три недели! — очень
правдоподобно всплеснула руками нанитка.
— Правда?! — обрадовался я, приготовившись размышлять над терзающим меня сакральным
вопросом о мухах и лапках, в процессе раздумий настроившись предсказать пару
апокалипсисов, построить амплитуду падения листьев клена и, на сладкое, рассчитать
влияние солнечных вспышек на кофеварку, что стояла в учительской.
— Тери, это был сарказм, — к моему сожалению, фыркнула подруга.
— А это была муха. Но муха осталась мухой, а остался ли сарказм сарказмом или за
эти пару секунд ты уже успела проникнуться духом любопытства и решила
присоединиться к дискуссии по поводу коварных мух и хаоса, что они привносят в наше
существование? — с надеждой спросил я. — А ведь с этим надо что-то делать! Если не
мы спасем ничего не подозревающее человечество, то кто?!
— Единственный, кто привносит хаос в мою жизнь, — насекомое другого сорта.
— Кто? Кузнечик? Или сверчок? Может, у вас завелись плотоядные мошки?
— Я имела в виду одну знакомую мозгоядную мошку, — вздохнула Мифи.
— Лурна? — продолжал я бомбардировать подругу воистину гениальными предположениями.
— Ты издеваешься?
— Я демонстрирую чудеса дедукции!
— Хилая демонстрация, если учесть, что намекаю я на тебя. У меня есть более важные
дела, чем думы о каких-то мухах, — тихо бросила Мифи, в этот самый момент, кажется,
занимаясь как раз одним из таких Очень Важных Дел, а именно: нанитка уже минут
двадцать старательно вырисовывала на планшете странную закорючку, а теперь выводила
коротенькие палочки на двух ее завитках.
— Что ж, тогда тебе пора обеспокоиться данной тематикой, — с серьезным видом
посоветовал я Мифи, гипнотизируя муху.
— Скажи, это куда более важное дело, чем продумывание плана по освобождению
канареек от людского гнета? — монотонно поинтересовалась она. Я нахмурился, сверяя
все данные и рассчитывая приоритеты:
— Думаю, в списке Самых Важных Дел они стоят рядом, — наконец, заключил я.
— Тогда, с твоего позволения, следующие тридцать лет я собираюсь посвятить
канарейкам, — все с тем же хладнокровием призналась Мифи, дорисовывая палочки на
завитушках, и теперь старательно подписывая картинку.
— И все-таки мухи не так просты, — продолжил я разговор через пару минут, заставляя
Мифи вздрогнуть и на мгновение застыть с плотно сжатыми кулаками.
— Тери, будь добр, попридержи коней своей фантазии. Летом мы почти не общались, из-
за чего мой иммунитет к тебе ослаб, — процедила она сквозь зубы.
— Насколько сильно? — деловито осведомился я.
— Настолько, что мое желание воткнуть стилус тебе в глаз становится почти
непреодолимым, — фыркнула девушка, яростно разукрашивая большой восклицательный
знак. «Наносы сосут!» — значилось на художестве подруги.
— Слушай… я подключил фантазийные резервы, обратившись даже к самым больным ее
источникам, и все равно не могу понять, что именно ты изобразила, — признался я
после недолгого рассматривания картинки.
— Это член, — сухо бросила Мифи.
— Член — в смысле «какая-то часть тела» или буквально «мужской детородный»?
— А что, не видно?!
— Ну… — с сомнением протянул я, — я не совсем понял, что это за…
— Это волосы. На яйцах.
— Оу… — подруга моя была явно не в духе, и оттого желание капать ей на мозги
становилось все явственней.
— Мне кажется, тебе следует немного попрактиковаться в изображении члена, ибо даже
Эллити рисует его куда правдоподобнее, — посоветовал я подруге. Ее реакция не
заставила себя ждать. В мгновение ока Мифи развернулась ко мне, замахнулась и
произвела удар, но до конца его не довела, остановив кончик стилуса всего в
сантиметре от моего глаза:
— Смотри внимательно, Фелини: это твоя радужка, а это пластиковая хреновина,
которая может в ней оказаться в ближайшем будущем. Все зависит лишь от тебя!
— прошипела она, после чего, наконец, убрала стилус от моего глаза и вновь
вернулась к почеркушкам на планшете. Я же пару минут пребывал в легком шоке, не
зная, куда деваться и что говорить. Кажется, Мифи со мной разговаривала так
впервые. И впервые же она обратилась ко мне по фамилии. Я, конечно, мог
предположить, что дело во мне, но, учитывая, насколько я интересный, умный и,
главное, замечательный человек, эта теория тут же была мною отвергнута. Но что же
тогда с ней произошло?
«О, черт, только не говорите мне… Ну да, тогда все встает на свои места! Мифи
похитили! Ворвались в ее комнату ночью через окно в виде яркого луча света и
утащили на огромный инопланетный корабль, чтобы проводить над ней различные опыты!
А прямо сейчас рядом со мной сидит инопланетное создание, принявшее обличие Мифи
и…»
— Я не инопланетянин, — уже менее раздраженно буркнула нанитка, уловив на себе мой
пристальный взгляд, которым до того была удостоена муха.
— Ты уверена? — на всякий случай удостоверился я.
— Уверена, — без энтузиазма фыркнула нанитка.
— Правда?
— Правда…
— Правда-правда?
— Тери, отвали!
— Но ты ведешь себя…
— Это потому что ты меня бесишь! — огрызнулась Мифи, вновь сжимая в руках стилус.
— Нет, это-то понятно, — пожал я плечами, — но я же занимаюсь этим на протяжении
многих лет. Вся наша дружба основывается на том, что мы друг друга бесим и
подъебываем. Но еще ни разу ты не вела себя настолько… по-Зуовски, — чуть подумав,
подобрал я точную характеристику.
— Как-как? Слышал бы тебя Зуо! — опешила Мифи, наконец, чуть заметно улыбнувшись.
Цель достигнута!
Дело в том, что после третьего урока на перемене Мифи вышла в коридор, а вернулась
в класс уже мрачнее тучи, и следующие сорок минут я только и делал, что всячески
пытался ее расшевелить. К сожалению, я не слишком оригинален, и если чувствую, что
с близким мне человеком что-то не так, и хочу его подбодрить, первая мысль, которая
приходит мне в голову: «Взбеси его!» Вот я и взбесил. Кроме того, потирающие лапки
мухи действительно заботили меня и даже чуточку пугали.
— Так что же случилось? — подождав, пока грузная преподавательница геометрии вновь
отвернется к доске, прошептал я.
— А… неважно, — лишь отмахнулась Мифи, вновь возвращаясь в мир планшетов и
стилусов.
— Хм… хорошо, — не стал спорить я, — тогда поговорим о мухах, — с этими словами я
вновь перевел взгляд на наглое насекомое, что все еще сидело на мониторе. Я пару
раз даже слегка махнул рукой, попробовав спугнуть его, но муха оказалась дерзкой и
просто так гляделки проигрывать не собиралась. Крылатая чертовка, тебе меня не
обдурить!
— Дело в наносах! — почему-то Мифи заговорила совсем не о мухе, а я-то уже
настроился. — На перемене ко мне подбежала нанитка из седьмого класса и со слезами
на глазах сообщила, что ее старшего брата сегодня избили за школой наносы!
— Сильно? — на автомате осведомился я, пробуя поджечь насекомое лазерным взглядом —
шестьдесят третья из ста пяти скрытых во мне способностей, о которых я подозреваю и
стараюсь раскрыть.
— Да нет, парень сильный оказался, так что отделался парой ссадин, сейчас сидит на
истории и наверняка хвастает перед своими одноклассницами, какой он крутой.
— Тогда к чему такие нервы? — удивился я, пробуя прочитать мысли мухи, мыслить как
муха, стать мухой — тридцать восьмая из ста пяти скрытых во мне способностей.
— Да потому что они…! — зарычала Мифи, но, уловив на себе взгляды одноклассников, а
затем и преподавателя, замолчала. — Да потому что они совсем обнаглели, —
прошептала Мифи, — и меня это бесит. Они появились совсем недавно, но уже желают
захватить власть над школой! Это возмутительно! — и по выражению лица подруги,
которое я разглядел боковым зрением, в это самое время стараясь внушить мухе, что
она человек — пятнадцатая из ста пяти скрытых во мне способностей, — я понял, что
нанитка разозлена не на шутку.
— Я и не знал, что в нашей школе держат власть, — признался я.
— Наивный-наивный Тери. Да будет тебе известно, что даже свалка на краю города
разделена на территории, каждая из которых принадлежит определенной мусорной банде.
— Ох, вот об этом можешь мне не рассказывать, — содрогнулся я, как-то раз решивший
прогуляться к городской свалке, дабы подыскать себе пару недостающих запчастей для
компьютера. В тот момент, когда я убегал от трех одетых в мусорные пакеты и газеты
бомжей, вооруженных палками и камнями и верещащих, что, прежде чем я удостоюсь
чести копаться в их драгоценном мусоре, я должен присягнуть их Мусорному Королю, я
решил, что мир отходов для меня слишком жесток и непредсказуем.
— Но я никогда не ощущал особой иерархии в школе, — признался я.
— Конечно! Куда тебе! — лишь фыркнула Мифи. — Ты же в самом ее низу, сразу после
инвалидов и больных синдромом Дауна! Таких как ты в Индии, когда она еще
существовала, называли «ачхут», то есть неприкасаемыми.
— Так это же здорово! Я и не люблю, когда ко мне прикасаются! — заявил я,
довольный.
— Ага… а еще закон запрещал им питаться в обычных столовых…
— Так я и не питаюсь!
— Носить нарядные одежды!
— Я и не ношу!
— Получать образование…
— Поздняк метаться!
— И, кстати говоря, ты умеешь ловить рыбу? Или артистичен?
— Вроде, нет, — с сомнением пробормотал я, не понимая, к чему ведет Мифи.
— Значит, ты проститутка. Ведь именно эти люди входили в состав Ачхут.
— Замечательно, — нахмурился я. — И что же мне делать? Я не хочу быть проституткой!
— Увы и ах, от судьбы не уйти, — наигранно вздохнула Мифи.
— Но я правда не хочу! — взвыл я.
— Фелини! Будьте добры, заражайте воздух своей глупостью менее громко, — пробасила
преподавательница, вперивая в меня маленькие карие глаза, под взглядом которых мне
захотелось скукожиться и принять вид чернослива или, на крайний случай, кураги.
«Я курага…» — пронеслось у меня в голове. Я — курага, и это сто шестая моя скрытая
способность! Отлично.
— Но Мифи говорит, что от судьбы не уйдешь, — пожаловался я на подругу.
— Фелини, в вашем случае это действительно так, — пробасила преподавательница.
— Но я не хочу быть проституткой! — воскликнул я. По классу прошла волна шушуканий.
— Не беспокойтесь, Фелини, с вашим удивительным умом и уникальным восприятием
действительности вы вряд ли сможете преуспеть на данном поприще, — ухмыльнулась
женщина.
— А… ну хорошо, — на секунду успокоился я.
Так… Нет… Постойте… Постойте-ка, меня это не устраивает!
— То есть, вы хотите сказать, что меня никто купить бы не захотел?! — задохнулся я
от возмущения. — Да я знаете какой! Да я такой, что ого-го! Что прям Ах! Да к моим
ногам пали бы и самые стойкие! И я бы стал отличной проституткой! — с этими словами
я, довольный, плюхнулся на стул, уверенный, что утер всем нос. Далеко не сразу я
заметил выражение лица Мифи, на котором прочиталось что-то вроде «Что за херню ты
порешь, чудик?!».
— …вписывая круг в равнобедренный треугольник, мы можем… — полностью игнорируя мое
заявление, продолжила объяснять преподавательница, видимо, осознавшая свою ошибку и
даже наверняка ощутившая на себе мои флюиды истинного жиголо. Ага! Давай-давай!
Отвлекайся на свои треугольники и квадраты! Мое очарование все равно еще долго не
даст тебе спокойно спать по ночам!
— Знаешь, я уверена, что ты действительно многим учителям по ночам спать не даешь,
но совсем по иной причине, — хихикнула Мифи, и я только теперь осознал, что
последние фразы бормотал себе под нос. — Куда правдоподобнее будет предположить,
что ты видишься им в кошмарах.
— Ой, да ладно, ты преувеличиваешь мою мощь, — отмахнулся я, смущенно краснея.
— Боюсь, что как раз-таки я ее еще и приуменьшаю, — фыркнула подруга.
— И все-таки… почему же мухи потирают лапки?
— Господи, Тери, виртуалия тебе в помощь!
— Нет, там все врут, — уверенно заявил я, — там говорится про то, что мухи всего
лишь очищают волоски на лапках, тем самым обеспечивая себе лучшее сцепление с
любыми поверхностями. Но это не так! Это слишком просто! Мухи дурят нас! Пудрят
мозги! Они садятся напротив нас и потирают лапки, явно замышляя что-то нехорошее, а
волоски — это лишь…
— Тери, стилус все еще у меня в руке, — предупредила Мифи, хотя от ее
первостепенного раздражения не осталось и следа.
— Да, и заметь, что муха тоже еще на мониторе, — обеспокоенно кивнул я в сторону
насекомого.
— Фелини, вы не могли бы… — учительница, явно не устоявшая перед моими феромонами,
скорее всего, хотела назначить мне приватное свидание, но ее планы разрушил звонок
с урока. Ученики повскакивали со своих мест, покидали в рюкзаки флэшки с домашним
заданием и стремительно ринулись к выходу. Мое же хорошее настроение как рукой
сняло. И даже замышляющая нечто коварное муха больше не вызывала столь болезненный
интерес, коим я обычно одаривал любой предмет, который, по его несчастливой судьбе,
попадался мне на глаза.
— Ты идешь? — окликнула меня Мифи.
— Что-то не хочется… — честно признался я.
— Не дрейфь, Маруся, не впервой! — ухмыльнулась в ответ подруга, хватая меня за
капюшон толстовки и силком поднимая на ноги. — Давай! Продемонстрируй Зуо все свое
очарование! — хихикнула она.
— Боюсь, удивлять мне его больше нечем, — вяло ответил я, плетясь за подругой,
будто умирающий лебедь.
— Тебе? Нечем удивлять? — Мифи будто воздухом поперхнулась, резко остановившись и
развернувшись ко мне. — Тери, да ты же одна большая удивительность, я общаюсь с
тобой не первый год, и то до сих пор не знаю, чего от тебя ждать в следующий
момент! Что уж говорить о Зуо!
— Думаешь… он тоже беспокоится по этому поводу? — с надеждой поинтересовался я.
— Ну… я не уверена, что Зуо способен на беспокойства, но что-то его все же
заставило прийти в ИСТ и организовать импровизированный Отбор. Ты же понимаешь, что
это не было случайным совпадением как в прошлый раз, так, естественно, и в этот. И
тот факт, что по истечении столь долгого времени он не забыл о тебе, о чем-то да
говорит. Ты действительно нужен ему!
Слова Мифи не могли не радовать, вот только верилось в них с трудом. Но подругу
было уже не остановить. Она продолжала расписывать мне мое прекрасное будущее с
Зуо, протаскивая через школьный коридор и холл, вталкивая в лифт и продолжая
промывать мозги все то время, пока мы спускались на первый этаж. К тому моменту,
когда мы вышли на школьное крыльцо, Мифи как раз называла нашего третьего ребенка
Дешином, имя которого являлось сочетанием имен наших с Зуо отцов. Первой же должна
была родиться девочка, которую, как оказалось, мы были обязаны назвать в честь
Мифи, а вторым — мальчик, имя которого нанитка почему-то еще не придумала.
— …Но я серьезно обдумаю все это, оформлю в электронном виде и вышлю тебе сегодня
вечером в сеть на подпись! — пообещала мне Мифи, хлопая по плечу. — Ну что? Где
твой прекрасный принц?
Вот и мне хотелось бы знать, где же мой буйно-помешанный на своей коняшке-качалке.
Я-то пребывал в уверенности, что не успею выйти из школы, как огребу арматурой по
голове, коронный тычок пальцем в живот или даже просто хлесткую пощечину, а не
получил ничего. Я ждал криков и воплей по поводу появления Зуо, шушуканий и тыканий
пальцем в его и мою сторону — но ничего. Хотел увидеть мотоцикл прямо посреди
крыльца — ничего! Я, конечно, понимаю, что первый учебный день сокращенный и время
для активации браслетов еще не настало, и тем не менее!
В результате тычком одарили вовсе не меня и совсем не Зуо. Высокая девушка на
массивных каблуках и в кожаном коротком платье на молнии намеренно толкнула Мифи
плечом, а затем сама же первая и заорала:
— Эй! — высокий голос незнакомки резанул по ушам, заставив нас с Мифи поморщиться.
Зеленоволосая же девушка, заметив это, закричала еще громче:
— Смотри, куда идешь, курица посеребренная!
Мифи в такие моменты тут же входила в непревзойденный гоп-стайл.
— Че-то вякнула, молекула кривоногая? — рыкнула подруга, явно не виновная в
столкновении.
— На себя-то посмотри, выдра нанитовская, — старалась не упасть лицом в грязь в
светской беседе зеленоволосая.
— Имеешь что-то против нанитов, жертва генной инженерии? — Мифи и так была на
взводе, так что я даже успел порадоваться тому, что подруга сможет сорвать свое
раздражение на глупой курице. Вот только домашняя птица, к сожалению, оказалась не
в единственном числе.
— Детка, что за шум? — мягко поинтересовался у девушки появившийся словно из
ниоткуда высокий парень в кожаных штанах, тяжелых ботинках и плаще, надетом на
голое тело. В грудь парню была вживлена стальная пластина. Из рукавов его
пробивались пучки проводов. В длинных темно-русых волосах угадывались вплетенные
разноцветные витые пары.
— Эта сучка толкнула меня! — воскликнула зеленоволосая, тыкая длинным когтем в
помрачневшую Мифи. Я был уверен, что подруга тут же ответит ей очередной колкостью,
но нанитка почему-то молчала, с явной ненавистью взирая на парня с витыми парами в
волосах.
— Ты нанитка? — тем временем подал голос незнакомец, оценивающе оглядывая мою
подругу и, кажется, даже проявляя к ней легкий интерес. Внешне парень показался мне
вполне привлекательным, так что его внимание должно было польстить Мифи, но по
выражению ее лица легко угадывалось, что сейчас нанитка думала об этом меньше
всего.
— А ты Длик — лидер Наносов, не так ли? — напряженно спросила Мифи. Ах вот где
собака зарыта! Наносы! Хотя я мог догадаться об этом и раньше, если бы обратил
внимание на серебристый рисунок, что вился по всему телу зеленоволосой. И, вообще-
то, я обратил. И даже состыковал факты… но затем меня отвлекли размышления о том,
что мухи могут почесывать лапки не из-за коварных планов, крутящихся в их маленьких
головках, а потому, что они попросту больны страшно заразным кожным заболеванием.
Конечно, коварный план у них есть, но один на всех! Заразить всю планету гадостным
заболеванием, а затем смотреть, как мучаются люди, и потирать лапками от
удовольствия. Удовольствие… Хм… эта теория также не лишена смысла!
— Длик? Тот самый Длик?! — вернувшись из пучины гениального, воскликнул я, вставая
между подругой и парнем. Куда ты лезешь, Тери, спросите вы! Поверьте, в тот момент,
когда я столкнулся взглядом с этим, как мне показалось, вполне дружелюбным
пареньком, я задался тем же вопросом. Что же меня вечно тянет на экстрим? Нет бы
помалкивать в своем углу, посасывая леденец или обгрызая ногти. Так нет же!
Передовая мне больше по нутру! Мое подсознание наверняка решило, что великие люди
вроде меня должны умирать молодыми, и теперь старалось обеспечить меня этим.
— Знаешь меня? — ухмыльнулся парень.
— Конечно! — закивал я. — Кто же не знает о великом и ужасном лидере Наносов, —
самодовольный вид парня в ответ на мои восторженные возгласы ярко продемонстрировал
его слабости. А парнишка-то у нас Нарцисс! — Мне вот давно хотелось у вас
поинтересоваться. Почему вы назвали свое течение именно Наносами? — изобразил я
раболепный взгляд и неподдельный интерес. — Ведь это так смело!
— Смело? — немного удивился парень, хотя и это замечание, безусловно, потешило его
самолюбие.
— Конечно, смело, ведь это слово так здорово рифмуется со словами «отсос» и
«понос», что даже немного смущает! — воскликнул я с улыбкой от уха до уха. Тот
факт, что в названии "Наносы" ударение падало на первую гласную, я стоически
проигнорировал.
На пару секунд мир вокруг меня будто бы замер. Огласил я этот вопрос довольно
громко, потому все, кто его услышал, остановились и уставились в мою сторону.
Внезапную тишину прервало тихое прысканье Мифи, которая, не ожидая от меня такой
наглости, сначала офигела, а затем начала давится смехом, не в силах успокоиться.
— Т…. Тери… — выдохнула она сквозь смех. — Ты… придурок! — воскликнула она и
разразилась новым приступом хохота. Самым страшным для Длика оказалось то, что и
подошедшие ближе ребята, услышавшие мой вопрос, рассмеялись вслед за Мифи. Моя
подруга вообще обладала удивительно заразительным смехом!
— А я ведь тебя знаю, — внезапно обратился ко мне лидер наносов, буравя меня злым
взглядом, — тебя же зовут Тери, верно? Тери Фелини. Подстилка прошлого босса
школы, — с этими словами он набрал в легкие побольше воздуха, а затем смачно
харкнул мне под ноги.
— Но он ушел, и теперь тебя некому прикрывать, — ухмыльнулся он, хватая меня одной
рукой за щеки и сильно сдавливая их, — так стоит ли продолжать вести себя столь
вызывающе? — ухмыльнулся он, смотря мне прямо в глаза. — Ведь твое положение в этой
школе и так очень и очень шаткое.
— Повожевие в шкове? — не люблю дни откровений, когда оказывается, что все было
совсем не тем, чем казалось! Сначала я узнал про школьные касты и свою
отверженность, теперь узнаю еще и о том, что о моем прекрасном статусе знают все,
кому не лень! А главное, меня всегда удивлял тот факт, что чем меньше я знаю
человека, тем больше он, как ему кажется, знает обо мне. Что за странная
закономерность?
— Ты же отрепье, — хмыкнул нанос.
— Эфо вак, — утвердительно кивнул я. Парень на секунду растерялся. Наверное, ожидал
от меня истерик или яростных отрицаний. Ой, да ладно вам, почему бы мне не побыть
отрепьем среди отрепья? Всегда готов, всегда на связи. Я даже могу открыть свой
бизнес, где буду предлагать уникальные услуги отверженного. Нет денег? Подработай
отрепьем! Помоги обществу!
Мысль-то не плохая! Вы лишь представьте, насколько я стану незаменимым! Я даже уже
слоган придумал: «Вас никто не любит, коллектив считает вас отверженным? Звоните
мне! Я — Тери Фелини — стану отрепьем в вашем трудовом коллективе, сняв с вас
функцию человека, который необходим в любой группе людей! Звоните 333-33-00! Акция!
Только сегодня! Если позвоните и закажите Тери-отрепье на шесть дней, седьмой день
в подарок! Да купите же вы отщепенца вашей группе, да станете же вы человеком!»
— Я серьезно! — не подозревая о крутящихся у меня в голове мыслях, прошипел нанос.
— Та и я, фрове вы пока не шуфив, — пожал я плечами.
— Вам повезло, что я не бью женщин и слабаков, — внезапно гордо провозгласил нанос,
отпуская меня. — Шайна, научи их уважению, — кивнул он девушке, а сам высокомерно
направился к спуску с крыльца.
— А я бью и тех, и других, — тихий голос, казалось, уловил только я, потому что
больше никто на него внимания не обратил. По всему телу тут же пробежали мурашки, а
на спине выступил холодный липкий пот. Сердцебиение же активно набирало обороты.
Я не знаю, как ему это удалось, но всего в метре от нас стоял Зуо. В синей рубашке,
черном галстуке, в кожаной куртке с глубоким широким капюшоном, что скрывал часть
его лица, черных джинсах и кедах он выглядел поразительно Ярко и в то же время
совсем неприметно. Никогда не думал, что увижу Зуо в капюшоне. Никогда не думал,
что на нем даже подобная деталь одежды будет выглядеть настолько… вызывающе.
«А ты, Зуо, я смотрю, растешь», — заметил я мысленно. Всего полгода назад его
появление оглашал рокот мотора. Всего полгода назад он считал своим долгом напугать
своим взглядом добрую половину школы. Теперь психопат повзрослел и начал понимать,
что, будучи незаметным, сделать можно намного больше. Что ж, сэмпай, аплодирую
стоя! Мне-то способность быть невидимым даровала сама природа, ты же очень неплохо
освоил ее самостоятельно! Будет интересно узнать, чему еще ты научился за это
время. А главное, с какой целью?
Ученики спокойно проходили мимо сэмпая, кидая на него украдкой взгляды, и
продолжали свой путь, так и не осознав, кто перед ними. Не стал исключением и Длик,
что, вздернув нос, прошел всего в метре от Зуо. Сэмпай проводил его снисходительным
взглядом, а затем направился к нам. К этому времени Шайна с диким визгом встала в
странную боевую позу, которую я бы назвал не иначе как «Удар разъярённой морской
свинки». Она не заметила, как сэмпай абсолютно бесшумно подошел к ней, поэтому без
зазрения совести замахнулась на меня, но завершить удар ей не удалось. Зуо поймал
ее руку в воздухе и одним легким движением вывернул настолько неестественно, что
даже моя ко всему устойчивая психика не выдержала и заставила отвести глаза.
Зеленоволосая же лишь тихо вскрикнула, а затем с тихим шлепком приняла
горизонтальное положение.
— Болевой шок, — фыркнул Зуо, бесцеремонно переворачивая девчонку одним неслабым
пинком с живота на спину, — выживет.
— О нано! Шайночка, что с тобой! — подскочила к девушке незнакомка, явно подруга
пострадавшей. — Настоящие мужчины с девушками так не поступают! — взвизгнула она,
кладя голову Шайны себе на колени. Зуо удостоил ее лишь секундным презрительным
взглядом:
— Настоящие мужчины не бьют лишь настоящих женщин. А я таких здесь не наблюдаю.
Шлюх за женщин я не считаю, — с этими словами сэмпай выразительно наступил на
грудную клетку лежащей без сознания девушки. Послышался хруст ломающихся ребер. До
того оравшая незнакомка впала в ступор и съежилась, боясь, что следующий удар может
прийтись по ней. Не беспочвенные опасения, между прочим.
— Нарисовался — не сотрешь, — нахмурился я, про себя отмечая, что таблетки от
злости Зуо либо не употреблял, либо выработал к ним стопроцентный иммунитет.
— И тебе подохнуть в муках, простейшее, — до странного мягко улыбнулся Зуо.
Подохнуть в муках. О да, Шаркис, я даже знаю, кто мне может это обеспечить… И
почему, черт бы вас побрал, я регрессировал до простейшего?!

========== Первые небеса Рая: 3. Тридцать первая божья коровка ==========

— Она не шлюха, — тут же предупредил я Зуо, как только он перевел взгляд со своей
жертвы на Мифи.
— Ну, спасибо, что разъяснил, сам бы он, конечно, не догадался, — огрызнулась
подруга.
— А что? Я бы не догадался, — честно признался я.
— Ты до прошлого года не догадывался, что Дедушка Мороз, который сидит в соседнем
супермаркете, ненастоящий!
— Но он такой убедительный!
— Ага, конечно…
— И взгляд у него проницательный, кажется, что он заглядывает в самую душу!
— Тери, он пластмассовый!
— У каждого свои недостатки: кто-то много курит и сквернословит, — глянул я на
Зуо, — кто-то вместо одежды использует аксессуары, — улыбнулся я Мифи, — а кто-то
всего лишь из пластмассы — и это меньшее из трех зол!
— Ах да, и наличие пластмассового тела не мешает дедушке в новогоднюю ночь
расставлять подарки под елкой.
— Конечно же, не мешает! Он же Дед Мороз, пусть он будет хоть из глазури, это не
станет преградой в завершении новогодней миссии!
— То есть, ты снова веришь…
— Я всегда верил!
— Чем же тогда была вызвана твоя истерика в супермаркете, когда ты сел на руки к
деду морозу и полчаса ревел и бил его рукой в грудь, обзывая обманщиком? Продавцы
тогда решили, что ты Даун, и пытались успокоить тебя леденцами. А я активно делала
вид, что не знакома с тобой, листая порно-журналы.
— Все потому, что он не подарил мне плазменную боеголовку, о которой я так мечтал.
Это же всего лишь плазменная боеголовка! Я что, о многом просил?
— Да, что-то дедушка зажопил подарок…
— Вот и я о том же!
— Это был сарказм.
— Нет, эта была жестокая правда, — со скорбью в голосе вздохнул я.
— Достаточно, — тихо, но властно произнес Зуо, заставив нас с наниткой вздрогнуть.
— Ты — Мифи, не так ли? — обратился он к подруге, без стеснений оглядывая ее с
головы до ног и, кажется, не слишком веря в то, что она зарабатывает деньги не
собственным телом. — Много слышал о тебе.
— Надеюсь, не от Тери? — улыбнулась в ответ нанитка, без тени страха протягивая
сэмпаю руку. — На всякий случай предупрежу, что у меня нет щупалец в самых странных
местах, я с этой планеты, у меня все в порядке с головой, пищеварением,
конечностями и кровью, я живу не рядом с кладбищем, крематорием, заброшками,
цирком, дурдомом или детским садом. Не вою на луну, не превращаюсь в летучую мышь,
не дышу под водой, не умею летать, поджигать вещи взглядом, ослеплять одним лишь
видом или оглушать. И да, предпочитаю я только девушек — это на тот случай, если он
захочет с помощью меня вызвать у тебя приступ ревности. Не хочу пасть жертвой его
идиотизма, это и так происходит слишком часто, но в случае с тобой боюсь не
пережить!
— Это еще что значит?! Бунт на галактическом корабле? — ахнул я, не веря своим
ушам.
— Тери, с твоей легкой руки я три года свято верила, что наш дворник в печке
сжигает детей!
— Но он сжигал!
— Но не детей, а листья!
— Где листья, там и до детей не далеко!
— Это его работа!
— Его работа убирать, но не сжигать! Проклятый пироман! Он превратил нашу школу в
крематорий для растений! А что, если теперь души незабудок, кленов и одуванчиков
бродят по длинным коридорам этого давно сгнившего, погрязшего в грехе здания и
жаждут мести! А что, если…
— Началось, — закатила Мифи глаза, — сделаем вид, что его здесь нет?
— Согласен, — кивнул Зуо.
— На чем мы остановились? Ах, да. Я тоже многое о тебе слышала и давно хотела с
тобой познакомиться. Интересно было посмотреть на человека, который не побоялся
взять на себя статус Парня этого чуда, — кивнула она в мою сторону — я в этот
момент в ярких красках расписывал теорию восьмиступенчатого ада для крыжовника. От
последних слов Мифи меня бросило в пот. Очень не хотелось, чтобы она присоединилась
к представителю наносов, что все еще лежал у наших ног. Но, к моему удивлению, Зуо
не разозлился и ломать подруге конечности не торопился, а лишь, наконец, пожал ей
руку.
— Так же как и мне хотелось посмотреть на девушку, которая столько лет терпела его
и при этом не потеряла человеческого облика или не утратила рассудок, —
очаровательно улыбнулся он.
— Что ты прям, встретились два одиночества, — буркнул я. — Вы обо мне отзываетесь
как о венерическом заболевании!
— Если сравнивать тебя с болезнями, то ты у нас не венерическое, точнее, не одно.
Скорее, целый букет. Твоим именем можно назвать ту кладезь болячек, которые таятся
под трусиками самых прокачанных проституток. Тенерическое заболевание! О святые
кеды, я, кажется, только что открыла новую разновидность крайне опасного вируса!
— добродушно улыбнулась Мифи.
— А я смотрю, ты многое о проститутках знаешь! Быть может, мои выводы насчет тебя
были поспешны? — огрызнулся я, но подруга и бровью не повела, продолжая издеваться.
— Тенерическое — это венерическое заболевание мозга! Надо срочно прописать это в
интернет-энциклопедии! Люди должны знать!
— Подобные болезни передаются только половым путем, — фыркнул я, стараясь сделать
вид, что мне совсем не обидно, — на то они и венерические.
— Вот именно! — активно закивала Мифи. — Но тенеризм — группа тяжёлых токсико-
инфекционных заболеваний, характеризующихся поражением головного мозга! То есть ты
трахаешь мозг человека и проникаешь в него не хуже адовой заразы.
— Слушай, а ведь правда. Чудовище дало себе самую точную характеристику, —
неожиданно согласился с Мифи Зуо, — отныне буду называть тебя Венерой, — зло
ухмыльнулся он.
— Только попробуй! — грозно прошипел я.
— Венера… — спокойно проговорил сэмпай.
— Хорошо, на первый раз, так и быть, прощу, — деланно пожал я плечами.
— Ты что-то сказал, Венера? — явно издевался надо мной Зуо.
— Я сказал, хватит!
— А я сказал «Венера».
— Ненавижу тебя!
— Это мы уже проходили.
— Вас обоих ненавижу! — в запале воскликнул я, привлекая нежелательное внимание к
своей персоне со стороны проходящих мимо школьников.
— А это уже что-то новенькое, — улыбнулась Мифи. — Ладно, не буду больше
задерживать тебя, Зуо. Вам с Тери надо о многом поговорить до того, как он
окончательно впадет в черепашье бешенство или начнет источать желание интима с моим
мозгом, — хмыкнула подруга. — Крепись, Зуо, разговор обещает быть преисполненным
дебилизма, идиотизма, странных сравнений и волшебных улиток.
— НЕ ТРОГАЙ ВОЛШЕБНЫХ УЛИТОК! КАК ТЫ МОГЛА РАССКАЗАТЬ О НИХ?! ЭТО ЖЕ БЫЛА НАША С
ТОБОЙ ТАЙНА!
— Удачи, Зуо, — дружески похлопала Мифи сэмпая по плечу и буквально растворилась в
толпе школьников.
— Она мне понадобится, — тяжело вздохнул в ответ Шаркис, пряча руки в карманах
куртки. — Ну что, Венера, поехали, — скучающе проговорил он, кивком давая мне
понять, чтобы я шел за ним.
— А вот и нет, — с наигранным спокойствием заявил я.
— А вот и нет? — переспросил Зуо, изобразив удивление.
— А вот и да! Я сказал именно «А вот и нет»!
— Взял кривые ноги в кривые руки и вперед и с песней.
— Нет, — настойчиво повторил я, усаживаясь прямо на крыльцо, — с места не сдвинусь.
— Да ладно? — глаза сэмпая по-прежнему оставались желто-зелеными, но на губах
играла улыбка, которая ничего хорошего мне не сулила. Ну и хрен с ней! Я покажу,
какой у меня волевой характер! И как я изменился за эти полго…
— Ай-яй-яй-яй! — воскликнул я, против воли поднимаясь с грязного пола вслед за
ухом, в которое вцепился сэмпай и с помощью которого поставил меня на ноги.
— Я не расслышал, ты, кажется, что-то сказал про свое неуемное желание поехать со
мной.
— Вот уж нет! — воскликнул я, после чего хватка Зуо стала лишь сильнее. — ХОЧУ!
ЖЕЛАЮ! ЖАЖДУ! В НЕТЕРПЕНИИ! — взвыл я, наплевав на всякие там характеры и
изменения. Ухо мне дороже!
— Вот и умница, — фыркнул Зуо, отпустил мое ухо, развернулся на сто восемьдесят
градусов и направился к выходу с крыльца. Мне ничего не оставалось, кроме как
смириться со своей участью и последовать за ним.
И все-таки это было до странного приятно — наблюдать за тем, как сэмпай легко,
словно кошка, проходит между нескончаемыми потоками людей. Между наносами и
нанитами, зоо и пэрротами, скандалистами и спорщиками, чему-то радующимися толпами
первоклашек, снующих в ногах и заставляющих тех, кто повзрослее, злиться и выливать
в их сторону нескончаемые потоки брани. Зуо среди всей этой суматохи людей, эмоций,
ярких красок и громких звуков, словно черная-черная дыра, проходил мимо, заглушая
все происходящее тяжелой гнетущей тишиной, что окутывала его со всех сторон. И его
не касались ни школьники, ни блики солнца, ни истошные внезапные визги,
заставляющие окружающих вздрагивать от неожиданности. Он просто шел вперед, и я
видел, как жизнь вокруг него бьет ключом, наполняется невообразимыми сочетаниями,
сочностью. Но это было совсем не то место, к которому относился сэмпай. Будто две
параллельные вселенные, наплевав на физические законы, в одном единственном месте
пересеклись, и совершенно разные миры слились воедино, предоставив мне возможность
видеть существ из другой, совсем мне незнакомой параллели, кардинально отличающейся
от той, в которой жил я сам. Причем под «незнакомыми существами» я подразумевал
проходящих мимо меня школьников, а отнюдь не Зуо. Нет, смотря на широкую спину
сэмпая, на его черную куртку и глубокий капюшон, я ощущал ту странную, ни с чем
несравнимую близость, которой у меня никогда не было ни с кем другим. Почти ни с
кем. Близость, что когда-то так меня испугала, а затем с тем же успехом привлекла.
Близость, говорившая о том, насколько мы с Зуо похожи в своем опустошении. Или,
быть может, все дело в голоде? Или волшебных улитках? Эту тайну раскрыть мне еще
предстояло.
— Если ты думаешь, что я собираюсь ждать тебя весь день… — пока я размышлял над
тем, насколько мы с Зуо подходим друг другу и каким именно способом у меня
получилось бы его убить, сжечь и запихнуть в маленькую колбочку, которую бы я
всегда носил на шее, сэмпай уже успел спуститься с крыльца и теперь с недовольством
смотрел на меня снизу вверх.
— А мне нравится этот ракурс, — поделился я с Зуо своими мыслями, — пади на колени
и моли о пощаде, раб, — провозгласил я куда более грубым голосом, чем говорил
обычно.
— Спустись вниз и заставь меня, — чуть нахмурился Зуо, прожигая меня взглядом
желто-зеленых глаз. Не знаю, что он там сделал: нацепил линзы, перенес операцию или
что похуже, но тот факт, что теперь степень его ярости по цвету глаз я определить
не мог, меня несколько удручал.
— Не царское это дело — заставлять, — сник я, обреченно спускаясь по лестнице.
— Да, царское — слизывать пыль с моих кед. И я готов предоставить тебе такую
возможность, — пообещал сэмпай, но, тем не менее, не дождавшись, когда я спущусь к
нему, продолжил свой путь к мотоциклу. Знакомое средство передвижения ожидало нас
за одним из ближайших жилых домов.
— Зачем… так… далеко?! — я успел запыхаться от безуспешных попыток догнать сэмпая.
— Необходимость, — сухо бросил Зуо, усаживаясь на мотоцикл. Я же, подойдя к нему
ближе, едва коснулся руля механического коня, проверяя, не очередной ли это
дебильный сон с участием Зуо. Обычно такие сновидения заканчивались нападением
ниндзя-слизняков или распылением окружающей среды на пиксели и майских жуков. Но
руль оказался более чем реальным. Как и царапина, что я оставил полгода назад на
мотоцикле, чтобы выиграть спор у Зуо. Как ни странно, но сэмпай так и не убрал ее.
Интересно, связано ли это было со мной или… Да кого мы обманываем, конечно же, это
было связано со мной, только со мной и ни с кем, кроме меня! Я ж офигенный, аж
слезы на глаза наворачиваются!
Эта мысль взбодрила меня, и я, к удивлению Зуо, без лишних препирательств
разместился за его спиной и с готовностью вцепился в торс парня.
— Шлем надень, — посоветовал сэмпай, натягивая на голову черный матовый шлем с
тонированным, отливающим красным визором.
— С каких пор?..
— Просто заткнись и надень шлем. Твой у тебя за спиной.
Я оглянулся и обомлел. На меня в столь прекрасный солнечный день смотрело нечто
потрясающее: ядовито-зеленый шлем испещряла тьма божьих коровок.
— Ох, он такой… такой!!! Такой!!! Потрясный! — воскликнул я, натягивая подарок на
голову.
— Еще бы, ведь, придя в магазин, я попросил у продавца самый идиотский шлем,
который только у него был. Ничто не приводит тебя в такой экстаз, как вещь,
лишенная смысла и попахивающая безумием своего создателя, — фыркнул на это сэмпай.
— Ты так заботлив, — удивился я, — только не подумай, что из-за одного крутого
шлема я растаю и отдамся тебе в первом же переулке, — заявил я, любуясь на себя в
зеркало заднего вида и действительно приходя в тот самый экстаз. Представлять, что
по твоей голове ползает с полсотни пятнистых насекомых — что еще для счастья надо?!
Сэмпай моей уверенности по поводу неприкасаемости моего бренного тела, кажется, не
разделял, потому очень медленно и выразительно обернулся ко мне. И хотя за
тонированным стеклом разглядеть его лица я не смог, моя потрясающая интуиция
подсказала мне, что Зуо на пределе, и за моим следующим комментарием последуют
потери. Потери зубов, в первую очередь. Поэтому я не стал вглядываться в его визор,
предпочтя начать на ощупь считать выпуклых божьих коровок на шлеме. Я настолько
увлекся процессом, что даже Зуо понял, насколько неэффективным оказался бы разговор
со мной. В ответ на любой его вопрос прозвучало бы нечто из разряда: «Тридцать
первая божья коровка, тридцать вторая божья коровка, трид…»
— Держись за меня, еблан, — кинул сэмпай, газуя. Вновь вцепиться в Зуо я успел
всего за секунду до того момента, как мое тощее тело слетело бы с сидения. Нет уж,
это мы уже проходили, и повторной демонстрации трюка я не жажду. И от прошлого-то
раза до сих пор по ночам спина ноет. А, быть может, она болит, потому что у меня в
простыне постоянно валяется с десяток иголок, которыми я цепляю плакаты на стену у
своей кровати и которые с таким же успехом постоянно с нее слетают, орошая мое
покрывало иглами, которые я, естественно, не убираю. Ну, а зачем, мне и так удобно,
а на принцессу я не тяну. Она-то и на горошине спать не могла, когда как я сплю с
десятками иголок и, лишь проснувшись поутру и обнаружив на лице или теле пару новых
царапин, узнаю об этом. Очень интересный опыт!
Мотоцикл Зуо больше не издавал тех страшных громких рокотов, от которых когда-то
просыпалось несколько кварталов. Ехал он бесшумно и даже мягко, но при этом не
менее быстро. Вот уж что-что, а стиль вождения чокнутого дачника сэмпай не поменял,
все так же обожая резкие повороты и игнорируя тормоз в тех случаях, когда он бы не
помешал. Так как за последние полгода мой организм от таких нагрузок отвык, реакция
его была вполне предсказуемой. Меня затошнило. И, если при первой нашей встрече с
Зуо, когда мы вот так же колесили по улицам города, обгоняя машины и пугая
прохожих, я с приступами тошноты яростно боролся, боясь, что огребу за это знатных
пистонов, то сейчас я не боялся, а знал, что огребу. При этом желание поделиться с
Зуо своим завтраком оказалось почти неконтролируемым. Все-таки, каким же я стал
дерзким! Мерзким! Резким! Зверским! Венерой…
А нехер было бросать меня на такое длительное время! Я злопамятный! И одно лишь
внезапное появление не заставит меня все забыть и простить! Нет, здесь, Зуо, тебе
придется попотеть! Чтобы загладить вину, ты должен будешь совершить нечто
фантастическое: захватить галактику, побрить персидского кота, вырастить из
грецкого ореха дерево, постирать мои носки и, быть может, только затем… О-ГОСПОДИ-
ЭТО-ЖЕ-КРОЛИЧЬЯ-НОРА-ЗУО-Я-ЛЮБЛЮ-ТЕБЯ!
Действительно, после недолгой, но для меня крайне мучительной поездки мотоцикл
сэмпая остановился напротив больших деревянных дверей, над которыми красовалась
яркая, зазывающая вывеска «Кроличьей норы» и висел козырек со столь родными и
всегда вдохновляющими меня кроличьими ушками.
— Слезай, — тихо выговорил Зуо, стаскивая с головы шлем.
— Мы… мы правда приехали в это кафе? — скромно поинтересовался я, стараясь не
слишком ярко демонстрировать то, насколько я этому счастлив. Так… побегал вокруг
мотоцикла, махая руками и издавая странные звуки, похожие на мяуканье морских
котиков в момент, когда они, хлопая ластами, клянчат рыбку.
— Ага, — с какой-то обреченностью в голосе подтвердил Зуо, морщась при взгляде на
трехэтажное здание без окон.
Ох, сэмпай, неужели в прошлый раз тебе это кафе не понравилось Настолько сильно?
Быть такого не может! Оно же идеально, шикарно, неповторимо! Кроличье!
— Ты собираешься идти прямо так? — Зуо героически держался, и глаза его все еще не
приобрели столь греющий душу красный оттенок, но я явственно слышал эти ни с чем не
сравнимые нотки раздражения, что так и проскальзывали в его голосе.
— Конечно, — подтвердил я, подходя к сэмпаю.
— В шлеме?!
— Он крут!
— Нельзя идти в кафе в шлеме.
— Почему это?
— Потому что это… шлем? — не сумел сказать ничего умнее Зуо.
— А еще на мне штаны. И, о боже мой, штаны — это штаны. А толстовка — это
толстовка. И на шлеме божьи коровки, а они — очешуительные, — заявил я и уверенно
открыл большую дверь. К нам тут же подскочила худенькая низкая девушка в коротких
шортиках, топике, с кроличьими ушками на голове и в лапках-варежках. Она посмотрела
на меня и собралась что-то сказать, но почти тут же увидела за моей спиной Зуо,
раскраснелась и так и не издала ни звука.
— Господин Зуо, как же мы рады вновь видеть вас в нашем заведении! — резко отпихнув
девчушку, воскликнул уже знакомый нам парень, стандартная форма которого отличалась
от формы других официантов наличием галстука-бабочки. В руках у него покоилась
толстая книга.
— А я-то как рад… — фыркнул сэмпай, накидывая на голову капюшон.
— Мы сейчас же освободим ваше место! — пообещал парень. — А пока… — он протянул мне
большой ободок с кроличьими ушами, а Зуо вновь достались волчьи.
— И что, это Действительно обязательно?! — поинтересовался сэмпай, вызывая у меня
приступ déjà vu.
— Боюсь, что так, — кивнул парень, лучезарно улыбаясь и не сводя с сэмпая
заинтересованного взгляда. Эй, морда кроличья, доиграешься, я натравлю на тебя
божьих коровок, и они выгрызут тебе глаза. Хотелось бы сказать ему подобное в лицо,
но не стоит — а то эти ненормальные еще решат, что я один из них. Так что я
предпочел ограничиться давно отработанными методами устрашения: убрал защитный
экран и уставился на врага, надеясь на то, что он ощутит всю мощь моего
прожигающего взгляда.
Зуо тем временем надел на голову волчьи ушки и окончательно завоевал внимание
окружающих. Я без раздумий напялил кроличьи уши прямо на шлем — благо, ободок, на
который они крепились, был прочным и гибким — и гордо встал перед Зуо, пытаясь
спрятать его за собой от любопытных глаз. Тот факт, что Зуо был по-прежнему на
голову выше меня и в полтора раза шире, меня не смутил. На мне же шлем и уши — это
непобедимая экипировка!
— Следуйте за мной, — посмотрев на меня как на больного, сухо бросил парень с
книгой, развернулся на сто восемьдесят градусов и повел нас через просторный
кроличий зал к vip-местам с диванчиками. Я в «Кроличьей норе» являлся постоянным
клиентом, потому что обожаю это место и его меню. Меня вдохновляли кролики, что
наблюдали за мной со стен, радовали чучела кроликов, которые украшали вход, и
жареные кролики, которых можно было съесть. Но больше всего мне нравилась услуга,
которая появилась совсем недавно! Уже после того, как Шаркис меня бросил. И я был
уверен, что Зуо она приведет в восторг. Ну, или в бешенство, разница лично для меня
невелика.
Мы уселись по своим местам, официант активировал нам голографическое меню и
удалился, предоставив возможность выбрать блюда.
— Между прочим, с нашего прошлого посещения тут многое изменилось! — заявил я, не
скрывая радости. — Официант! — загорланил я на весь зал, заставляя парня, что успел
отойти от нас всего на пару шагов, вздрогнуть. — Официант!!! — повторно провопил я,
пока к нашему столу не подскочил один из кроликов.
— Слушаю вас, вы уже выбрали блюдо? — залебезил он.
— Нет, но для начала мы хотим Кроликлайв, — оповестил его я. — Ты же за все
платишь, как я понимаю? — осведомился я тише у Зуо. — Потому что если нет, тогда
мне надо начинать делать зарядку, дабы размять мышцы и приготовиться бежать.
— Плачу, — сухо бросил сэмпай.
— Отлично! Тогда Десять Кроликолайвов!
— Вы… вы уверены?
— Абсолютно! — с готовностью кивнул я, что получилось очень выразительно в шлеме с
божьими коровками.
— Как скажете, — вздохнул официант, — десять Кроликолайвов принесут через пару
минут. Что-нибудь еще?
— Нет, мы пока выбираем, — чувствуя себя царем, махнул я рукой. Парень тут же исчез
из нашего поля зрения. Зуо все это время пристально наблюдал за каждым моим
движением.
— Я не знаю, что ты заказал, но Десять… тебя не разорвет?
— Нет, функцию разрывателя я оставлю за тобой, — хмыкнул я, отвечая Зуо таким же
пристальным взглядом. — Ну, так зачем ты меня сюда притащил?
— Разве тебе не нравится это место?
— Мне — да, а тебя от одного только названия коробило, — сейчас самое время
поговорить по душам, поэтому для более легкого общения мне следует притвориться
среднестатистическим посредственным человеком, уверенным в своей уникальности и
страдающим различными фобиями, без которых не влиться ни в одно общество. Что бы
выбрать? Боязнь высоты? Страх описаться перед толпой? Или стандартный трепет перед
пауками? Какой сложный выбор и как мало времени для становления себя!
— Я решил, что в этом месте ты сможешь расслабиться.
— Рядом с тобой, Зуо, даже демоны в аду, сидя на толчке, расслабиться не смогут, —
решил я начать со стандартных комплиментов. Ведь люди любят комплименты? Я вот
люблю, и Зуо должен любить.
— Давай мы постараемся разговаривать, а не перекидываться колкими замечаниями, —
выговорил сэмпай.
— И долго ты заучивал эту фразу? Где вычитал? Или кто посоветовал? Психолог, может?
Мой вот постоянно выдает нечто подобное, удивляюсь, и как ему в голову приходят
столь странные и, на первый взгляд, совсем не логичные фразы?! Это же безумие
какое-то!
— Венера, умолкни.
— Не думаю, что молчание можно назвать разговором.
— В твоем случае Только молчание и может обеспечить разговор, — фыркнул Зуо.
— Ладно, кроме шуток, расставим все точки над «ё».
— Наконец-то…
— Наша планета в действительности не круглая, а чуть приплюснутая, и это очень
важно, ведь я долгое время думал, что держат ее три пингвина и тюлень. Твоя
очередь.
— Ты еблан.
— Ну, наконец-то, хоть одна здравая мысль! — всплеснул я руками.
— Я Уже устал от тебя.
— Стареешь, — фыркнул я.
— Борзеешь, — в тон мне ответил Зуо.
— Не без этого, — с готовностью согласился я. — А почему бы, собственно, и нет.
Почему бы не поборзеть перед козлом, который бросил меня шесть месяцев назад, не
сказав ни слова?
— Ты…
— Ваш Кроликлайв! — прервал наш разговор официант, подкатывая к столику тележку с
большой клеткой. Остановившись рядом со мной, парень вытащил из кармана миниатюрных
шорт брелок и, наведя его на потолок над нашим столиком, нажал на единственную
красную кнопку, что на нем была. Послышалось тихое жужжание. Элементы потолка
раскрылись не хуже потайной двери, из которой к нашему столику спустился большой
стеклянный куб, внутри которого мы и оказались.
— Это еще что за?.. — недовольно проворчал Зуо.
В кубе оказалось небольшое окошко, через которое официант начал выкладывать на наш
столик мой заказ — это были кролики. Живые, пушистые, толстые, необычайно
озабоченные кролики. Десять штук.
— Данная стеклянная защита для того, чтобы животные не разбежались по всему кафе, —
с извиняющейся улыбкой объяснил официант, засовывая в нашу импровизированную
маленькую комнатку последнего кролика. — Как только вы будете готовы сделать заказ,
зовите меня, данный куб не изолирует, но слегка приглушает общую суматоху кафе.
Если захотите выйти, то прошу заметить, что в данном кубе присутствует дверь, она
замаскирована. Для того чтобы увидеть ее, вам следует всего лишь коснуться стекла.
Прошу, при выходе из куба следить за тем, чтобы животные не вырвались на свободу.
Заранее спасибо! — выпалил все это парень чуть ли не на одном дыхании, после чего
закрыл окошко и стремительно удалился.
— Я тебя ненавижу, — сквозь плотно сжатые зубы выдавил Зуо, прожигая меня взглядом
изумительных ярко-красных глаз. Один из кроликов умудрился запрыгнуть сэмпаю на
голову и теперь яростно грыз одно из его волчьих ушей. Зуо же, сложив руки на груди
и явно желая мне смерти, то ли не замечал зверя у себя на голове, то ли ожидал
каких-то действий с моей стороны.
— Кроликлайв — это же здорово, — пропищал я, как-то сразу растеряв весь гонор, —
они пушистые, и вообще…
— Одна из этих тварей у меня на голове.
— Ой, правда, а я так сразу и не заметил! — включил я дурака, но поздновато, так
что не прокатило.
— Будь добр, сохрани животному жизнь — убери эту хреновину с моей головы. Потому
что, если к ней прикоснусь я, она встретится со стеклянной стеной этого куба и
превратится в кровавое месиво, — пообещал сэмпай, и я не решился усомниться в
правдивости его слов. Осторожно забравшись на стол, я уселся на него напротив Зуо,
из-за чего мне пришлось поставить ноги по обе стороны от сэмпая, и с осторожностью
хирурга снял кролика с головы Шаркиса, молясь всем мультяшным идолам о том, чтобы
глупое животное не вздумало опорожнить кишечник здесь и сейчас, иначе бы в кровавое
месиво превратился не только кролик, но и я за компанию. К счастью, операция по
спасению пушистого комка прошла успешно. Кролик соскочил с моих рук и присоединился
к одному из своих собратьев, что как раз потрошил салфетки. Еще три кролика
обнюхивали то место, на котором я сидел, двое бегали под столом, один опасливо
поглядывал на Зуо, еще двое совокуплялись. Я продолжал сидеть перед сэмпаем. И не
то чтобы мне не хотелось уйти, просто Шаркис в то время, пока я убирал с его головы
кролика, положил ладони на мои колени, а когда я попытался уйти, сжал их с такой
силой, что «мама не горюй». Со стороны, возможно, это выглядело даже романтично. А
на самом деле я готов был завыть от боли и ощущения, что мои коленные чашечки
пытаются либо вырвать, либо раздавить.
— Я могу… вернуться на свое… место? — стараясь делать вид, что мне совсем не
больно, выдавил я.
— Не можешь, — за это время Зуо научился очень мило улыбаться. Вот только науку эту
применял не когда следует. Потому что видеть на лице человека, причиняющего тебе
кошмарную боль, столь невинную улыбочку — страшнее жуткого оскала или злобной
ухмылки. А, быть может, Зуо как раз об этом знал и просто издевался.
Его пальцы вцепились в меня еще сильнее, все же заставив тихо вскрикнуть, после
чего Зуо стащил меня со стола и усадил себе на колени. Лишь когда я окончательно
разместился на сэмпае, хватка его ослабла.
— Вот теперь мы действительно можем поговорить, — оповестил меня Зуо, от которого я
попытался отстраниться, но этого мне не позволила сделать его левая рука, что
слегка приобняла меня, вцепившись в ребра с такой силой, что я предпочел попыток
отстранения не повторять.
— Честно говоря, мне неудобно, — промямлил я.
— Честно говоря, мне похуй, — вновь в тон мне ответил Зуо. Не слишком ли часто ты
это делаешь в последнее время, Шаркис?!
— Хорошо, о чем же ты хочешь поговорить? — взяв себя в руки и стараясь не замечать
боли в районе ребер, посмотрел-таки я Зуо в глаза. — Лично мне интересно, чего тебе
от меня надо, — нахмурился я.
— Мне надо, чтобы ты жил, — довольно расплывчато ответил Зуо. Будь я героем
третьесортного любовного романа, мне бы следовало всплеснуть руками, разреветься,
простить сэмпаю все грехи и тут же отдаться ему прямо на кроликах. Но я жил не в
романе, и оттого мне эта фраза ой как не понравилась.
— Я и так живу.
— Благодаря мне.
— Да что?!.. Да как?! И вообще, отпусти меня! — в порыве злости я умудрился не
только скинуть с себя руку Зуо, но и перебраться через стол обратно на свое место.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь! Потому что уж кому-кому, но не тебе… и ты…
козлина сраная! И… и… ненавижу тебя, ясно! — выдохнул я, чувствуя, как к горлу
подкатывает комок. Вообще-то, пореветь мне хотелось еще утром в туалете и в ванной.
И на кухне бы не помешало, и потом у школы, и в школьном туалете, и в коридоре, и
на крыльце. Была бы моя воля, я бы только и делал, что упивался жалостью к себе и
ревел, ревел и упивался жалостью к себе. Ну, а почему бы и нет, ведь мне
действительно было и плохо, и больно, и Земля оказалась приплюснутой, черт бы ее
побрал! Жизнь рушилась на глазах, а окружающие упорно игнорировали это. А что
делать мне? Мне оставалось реветь. Ну, или сдерживаться, чтобы не зареветь. Сейчас
я также пытался сдерживаться, но накопившийся поток слез, того и гляди, был готов
вырваться и затопить нас с Зуо и десятком кроликов в чертовом стеклянном кубе.
— Хорошо, гений, я расскажу тебе, почему ушел, если ты сам до сих пор не
догадался, — устало вздохнул Зуо, будто не замечая, как дрожит мой подбородок и
нижняя губа — верный признак наступающей истерики. — Ты помнишь, что мы тогда
сделали? Полгода назад?
— Такое трудно забыть, — тихо выговорил я, хватая ближайшего кролика, силком
усаживая его к себе на колени и начиная яростно наглаживать, дабы успокоиться.
— Мы не просто разрушили ПКО-вирус. В этот день Тень впервые продемонстрировала
свои силы.
— Тень? Банда твоя, что ли? О ней же и так было известно.
— Слухи. Все, из чего состояла Тень, — были слухи. А в тот день она обрела форму,
стала реальной, если тебе угодно. Она впервые продемонстрировала, какую угрозу
может нести остальным бандам Тосама.
— И?
— Что «и», придурок? На меня и других теней тут же объявили охоту. За эти полгода
на мою жизнь покушались тридцать два раза.
— Ох, и сейчас ты мне скажешь, что все это было сделано ради меня и моей защиты, —
фыркнул я, чуть ли не сдирая с несчастного кролика скальп.
— Именно это и скажу, — кивнул Зуо.
— А мне насрать! Все это — бред! Защитник нашелся! Я сам могу о себе позаботиться!
— В том-то и дело, что не можешь! — внезапно повысил голос Зуо, тут же заставляя
меня сникнуть. — Да, ты можешь заболтать и задолбать кого угодно, но что ты
сделаешь со снайпером, сидящим в сотне метров от тебя, а?! Как ты заболтаешь его?!
Или заорешь?! Как ты вообще о нем узнаешь?! Летящее чудовище! Ты же живущий в
собственном мире слабак!
Меня словно холодной водой окатило. Слабак. Это я-то слабак?! ЭТО Я-ТО СЛАБАК?! Ну
да, слабак… не всем повезло родиться гориллами. Это не причина бросать меня на
произвол судьбы! Или причина… вообще-то, все, что говорил Зуо, не было лишено
смысла, и, если уж на то пошло, в глубине души я всегда знал причину его ухода, вот
только, как я уже сказал… мне было насрать. Вот прям взять и насрать, думал он там
о моей безопасности или еще какой-то херне из геройского списка. Я же любил его. И
люблю. И лучше бы прожил рядом с ним неделю и был застрелен, чем влачил жалкое
существование эти полгода, задыхаясь от безнадеги. Все же, любовь — это вещь
коварная. Коварнее Тузика из соседней квартиры, который постоянно пытается нагадить
нам под дверь, причем не на коврик, а под него, оттого он в моем личном списке по
коварству и значится на первом месте.
— Пусть я слабак. Что дальше? Бросил обузу? Прекрасно. На кой-хрен ты сейчас-то в
моей жизни нарисовался?! — выдохнул я, честно говоря, ужасно боясь ответа на этот
вопрос.
— На меня за эти полгода покушались тридцать два раза…
— Это я уже слышал.
— На тебя — пятнадцать, — Зуо сказал это удивительно тихо, но я все равно
расслышал.
— Прости, что? — проговорил я фальцетом, вцепляясь в уши несчастному кролику и
начиная их скручивать.
— Хотя ты и не был рядом со мной, мой интерес к тебе не остался без внимания, —
осторожно продолжал Зуо.
— Какой еще интерес, раз ты меня кинул?! — ахнул я. Сэмпай в ответ на секунду отвел
глаза, и мне даже показалось, что ему стыдно, правда, это ощущение тут же пропало,
а Зуо вновь превратился в непробиваемую глыбу.
— В общем, я совершил ошибку, — смотря мне прямо в глаза, проговорил он.
— Какую именно? — сделал я вид, что не понимаю, о чем он.
— Я совершил ошибку, когда… оставил тебя одного.
— Ты хотел сказать — бросил меня?
— М-м-м… Да. Именно. Я совершил ошибку, бросив тебя, — я наблюдал за каждым
мускулом Зуо, и веселью моему не было предела. Сэмпай был настолько напряжен, что
мне так и хотелось проверить, насколько еще его хватит, прежде чем невидимые нити,
что стягивают все его тело, таки лопнут от напряжения и на меня вывалится тот самый
эмоционально-несдержанный агрессивный психопат, который в приступе бешенства может
сломать тебе пару костей. И я бы обязательно сказал еще какую-нибудь гадость, если
бы мой слух не уловил тихий писк. Я не сразу осознал, в чем дело, а когда понял,
бесить Зуо передумал. Дело в том, что не только я мучал кролика, пытаясь сорвать на
нем часть своего недовольства. Примерно этим же занимался и сэмпай. Только если я
своего зверя гладил, Зуо пушистый комок просто сжимал. И досжимал. Пушистая тушка,
издав последний протяжный писк, кажется, отдала концы. Сам не понимая, что делаю, я
вскочил со своего места, оббежал стол, сел по другую сторону и вырвал из ослабевшей
хватки сэмпая несчастного кролика.
— Зуо… ты ж убил его, — выдохнул я, прикладывая ухо к еще теплому животному,
прислушиваясь, и так и не улавливая стука сердца. — Ты убил крольчишку!
Зуо почему-то растерялся. Причем куда сильнее, чем я предполагал.
— Я… не хотел, — выдавил он, удивительно плохо делая вид, что ему все равно.
— Зуо… ты хоть представляешь… сколько они стоят? Теперь нам придётся купить всего
кролика! — возмутился я.
— Это все, что тебя, йоптвоюмать, заботит?!
— Ах да. Платишь ведь ты, ну что ж… покойся с миром, вкусняшка, да приготовят тебя
с любовью, — похлопал я пушистую тушку по спине и вернулся на свое место. — Но
больше так не делай, это жутко, — добавил я, поймав на себе недоуменный взгляд
сэмпая.
— А над кроликом не всплакнешь?
— На кой черт? Их всех рано или поздно съедят, — пожал я плечами. — По идее, и
Кроликлайв изначально придумали, чтобы заказчик мог посмотреть на зверушек и
выбрать, какую из них хочет съесть. Но я не настолько кровожадный и предпочитаю
просто тискать их, — заявил я, и в качестве доказательства поймал одного из зверей
и действительно начал его тискать. Кролик, к слову сказать, совсем не обрадовался
моему вниманию и напрудил на стол передо мной.
— О да, совсем не кровожадный, — фыркнул сэмпай, наблюдая, как я с помощью салфеток
пытаюсь прибрать за кроликом совсем не застольный сюрприз.
— Скажи, — как бы между прочим продолжил я разговор, увлеченный раскладыванием
салфеток по столу, — а если бы на мою жизнь не покушались, ты бы вернулся?
— Нет, — не задумываясь, ответил Зуо. Я вздрогнул. Знал же, что он ответит что-
нибудь в таком духе, но почему-то все равно надеялся на другое. Реакция моя была
моментальной: я схватил со стола стакан с водой, который ставили перед каждым
посетителем кафе совершенно бесплатно, и плеснул его содержимое в лицо Зуо.
Конечно, после этого стоило бы предположить, что у меня не все в порядке с головой.
Если уж на то пошло, подобные предположения можно делать каждые пять минут,
находясь в опасной от меня близости, и тем не менее. Сейчас лимит моей дерзости
закончился. Как и лимит моего терпения. Рука, что держала опустевший стакан,
дрожала и сжимала его с такой силой, что будь я действительно не таким слабаком, он
бы наверняка разлетелся вдребезги. Но я слабак, потому на стакане не появилось и
трещины. И это неожиданно настолько взбесило меня, что я размахнулся и кинул его в
стену куба прямо над головой Зуо. Все это казалось каким-то сном или трансом, будто
я делал именно то, что должен был, и в то же время нечто, что мне совсем не
свойственно. Но сейчас это было уже неважно.
«Он бы не вернулся…»
Гнев, что копился во мне все эти гребанные шесть месяцев, рвался на свободу.
«Он бы не вернулся?»
Мне больше не хотелось плакать, гладить кроликов, рассуждать о пингвинах и Земле, а
вот вдарить Зуо казалось чем-то восхитительным.
«ОН БЫ НЕ ВЕРНУЛСЯ ЗА МНОЙ!»
Пинком отправив ползающего под ногами кролика к другому концу куба, я выскочил из
стеклянной клетки и, пользуясь тем, что браслеты еще не активированы, припустил к
выходу. Все-таки что-что, а бегал я неплохо. Вот только от чего я бежал… От
собственного гнева? Или от гнева сэмпая, с челки которого монотонно капала
бесплатная вода?
Все произошедшее после казалось чередой быстро мелькающих картинок. Вот я
выскакиваю из кафе, пересекаю дорогу, ныряю в один из темных дворов — и в этот
самый момент сильнейший удар буквально вбивает мою голову в стену кирпичного дома.
Единственное, что меня спасло, — это мой шлем с божьими коровками. Зуо пригвоздил
меня рукой к стене, вдавив мою голову в нее примерно наполовину. По крайней мере,
одним глазом я лицезрел крошащийся кирпич.
— И куда это ты собрался? — злое шипение сквозь плотно сжатые зубы дало мне понять,
что бешеный Зуо никуда не уходил. Нет, все это время он просто ждал, когда же я
позволю ему выйти наружу.
— Отпусти, — застонал я, чувствуя, как шлем вместе с моей головой продолжают
вдавливать в стену.
— Никогда, — еще один ощутимый толчок, после которого Зуо таки убрал руку, и я
обессиленно сполз на асфальт, дрожащими руками стащил с головы помятый шлем и
коснулся пальцами быстро растущей шишки.
— Больно… — пробормотал я.
— Знаю, — спокойно ответил Зуо, присаживаясь передо мной на корточки.
— Тогда зачем?
— А как еще я могу удержать тебя?
Действительно, «как»?
— А стоит ли держать, если я такая обуза. Ну и пристрелили бы, меньше проблем, —
нахмурился я.
— Нет, если тебя кто-нибудь и пристрелит, то это буду я, — фыркнул сэмпай, хватая
меня за капюшон толстовки и силком заставляя встать на ноги.
— И ты не хотел возвращаться…
— Но рад, что появилась причина, по которой вернуться все-таки пришлось.
— Ага, мои убийцы — офигенная причина возобновления отношений.
— Ничего возобновлять я не собираюсь, — равнодушно заявил Шаркис и, явно
насладившись выражением моего лица, снисходительно продолжил: — Возобновляют только
утраченное.
— Ты не думал завести дневник и забить его дебильными цитатками для маленьких
девочек? У тебя бы получилось, — выдохнул я, стараясь сдерживать желание кинуть в
голову Зуо шлем.
— Нет, зато думал сломать тебе ноги — от этого и пользы было бы больше, — расплылся
сэмпай в очаровательной улыбке.
— Себе сломай, психопат, — фыркнул я.
— Сказал мне дебил, который чуть не кончил от шлема с божьими коровками.
— Ты стал еще противнее!
— То же могу сказать и о тебе.
— Потрясающе!
— Охуенно.
— И что дальше?
— А дальше боль и тренировки.
— Тренировки? О чем ты? — не понял я.
— Тебе придётся стать частью Тени, так безопаснее. Но ты не можешь оставаться таким
же слабым.
— Но что, интересно, я могу с этим поделать?!
— Ты — ничего. А Тень может. В конце концов, чтобы дать отпор, не обязательно
становиться горой мускулов.
— Я не сторонник физического насилия, — все еще слабо сопротивлялся я, увлекаемый
Зуо к мотоциклу.
— Значит, пора им становиться, — хмыкнул сэмпай, усаживаясь на железного коня.
Да он надо мной издевается! Точно издевается! Какие, черт побери, тренировки!
Какая, к чертям, Тень и приплюснутая Земля!
— Либо ты садишься на мотоцикл сам, либо я проламываю тебе череп.
И не поспоришь.

========== Первые небеса Рая: 4. Рука ==========

— Ого, какой странный предмет! Похож на фаллоимитат…

— Не трогай.
— А для чего нужна эта трубка? Похожа на фаллоимитат…
— И это не трогай.
— Странные шурупы. Похожи на фаллоимитат…
— Положи на место!
— Эта лампочка должна мигать?
— НЕ ПРИКАСАЙСЯ! Надеюсь, хотя бы она на фаллоимитатор не похожа?
— Нет, хотя… Если приглядеться… Светящиеся фаллоимитаторы сейчас в ходу.
— Не продолжай!
— Хм… А это что такое?
— Не Фаллоимитатор!
— Это я уже понял, потому что совсем не похоже…
— Аллилуйя.
— Так что же?
— Старый турбодвигатель.
— Что вы собираетесь с ним делать? Вряд ли он еще когда-нибудь заработает!
— Не зарекайся.
— Собираетесь починить его?
— Нет, я его разберу.
— Ради ржавых деталей?
— Ради информации. Хочу понять, по какому принципу он работал.
— Разве у вас недостаточно знаний для того, чтобы сконструировать свой собственный
двигатель?
— Достаточно.
— Тогда зачем?
— Интересно.
— Просто интересно, и все?
— Очень интересно, а это многое.
— Ваше хобби?
— Моя раб… Слушай, ты еще долго собираешься сидеть над моей душой? — нахмурился
Ник, нехотя отрывая взгляд от искусственной руки, в начинке которой он копался уже
больше часа, соединяя нужные для ее функционирования провода. Рука после
необходимых манипуляций вздрогнула, а затем внезапно вскочила на гибкие пальцы,
будто паук на лапки, и забегала по рабочему столу нанита.
— Оу, ну… Мне интересно наблюдать за вашей работой, но если я вам мешаю… — протянул
парень с красной шевелюрой, при этом размышляя о том, что ни при каких
обстоятельствах с места он не сдвинется.
— Нет, вовсе нет, — спохватился Ник, — просто не понимаю, что может быть
интересного в прозябании в темной лаборатории, — пожал он плечами, ловко излавливая
непослушную искусственную руку и ввинчивая в ее силиконовую прошивку последний
шуруп.
— Райн не прозябает! Райну нравится находиться рядом с Ником, — воскликнула Мари —
девочка в пышном платье, что уже некоторое время заплетала длиннющие красные волосы
Райна в две толстые косы. — Мари тоже нравится быть с Ником и Райном, — добавила
она бодро, не замечая, как ее хозяин бледнеет. Слишком двусмысленно звучали ее
слова.
— Да-да, Мари, не сомневаюсь, — проворчал нанит, поглаживая девочку по голове. — Не
обращай внимания, у нее сознание ребенка, о многом она еще не задумывается, —
взглянул Ник на парня, что расположился на высоком стуле всего в метре от него, не
подозревая о том, что красноволосый Мари мысленно аплодирует. Хоть кто-то в этом
помещении еще понимал намеки.
— Что вы, устами младенца глаголит истина, — очаровательно улыбнулся в ответ Райн,
при этом учтиво наклонив голову.
— И я же просил не обращаться ко мне на «вы». Я чувствую себя неуютно.
— Ничего не могу с собой поделать. Простите ли вы мне дерзость попросить вас и
дальше терпеть подобное обращение к вам? — спросил парень, взирая на Ника из-под
густой длинной челки, что доходила ему до кончика носа.
— Не могу понять, как при всей твоей чрезмерной вежливости и культурности ты можешь
говорить про различного рода секс-игрушки?
— Работа, ничего не могу с собой поделать, — пожал Райн плечами, имея в виду сеть
секс-шопов, владельцем которых он являлся.
— Тогда объясни, как такому человеку как ты взбрело в голову открыть Такой магазин!
— О, все просто, — улыбнулся Райн, — знаете ли вы поговорку «В тихом омуте черти
водятся»?
— Что-то слышал.
— Так вот, чем культурнее и скромнее человек кажется, тем развратнее его мысли,
гарантирую, — без стеснения заявил он.
— Но мне этого знать было совсем не обязательно, — обреченно вздохнул нанит и хотел
было вернуться к работе с искусственной рукой, вот только ее на столе не оказалось.

****
Я смирился с тем фактом, что Зуо как истинное зло и уважающий себя коварный злодей
под место своего проживания подбирал темные, промозглые, гниющие, гадкие, кишащие
тараканами и другой живностью местечки, которые легким движением руки
переоборудовались в склепы, пыточные или бомжатники. Но так как за последние
полгода Зуо явно вырос, перейдя на новый уровень коварства-зла-всесилия, его
нынешним местом проживания я представлял скромный страшный серый замок на вершине
какой-нибудь скалы. Немногочисленные бойницы, словно раззявленные пасти, пугали бы
собой местных жителей, а пики и башни терялись в чернеющих тучах, которые
попеременно разрывали бы яркие смертоносные молнии. Ворота же замка, грязные и
заросшие пугающими кривыми кустарниками, наглухо запирались каждое утро и
распахивались по ночам на тот случай, если в столь пугающую местность забредет
невинная душа, которую затем можно было бы принести в жертву Сатане или любому
другому любимчику Зуо.
Поэтому я удивился, если не перепугался, когда сэмпай внезапно завернул в элитный
район Тосама. Некоторое время после столь ужасающего поступка я успокаивал себя
мыслью о том, что мы в этом месте проездом: так, посмотрим на богатые дома,
поплачем рядом с ними, осознавая, что у самих такого никогда не будет; я бы, может,
в приступе жалости к себе и неконтролируемой зависти к богачам произвел какой-
нибудь акт вандализма типа осквернения лужайки или коврика для вытирания ног. Но
после столь богатой культурной программы мы неотвратимо должны были поехать дальше,
к родной грязи, таракашкам и влажным стенам, то есть в северные трущобы, к которым
пару недель назад как раз на вертолетах притащили прибавление в размере пятидесяти
домов. Но, к моему всепоглощающему ужасу, проехав пару кварталов, мы остановились у
роскошного особняка. Не веря всему происходящему, я слез с мотоцикла и хотел было
сказать что-нибудь в меру умное, к примеру, «Ва-а-а-а-у!», вот только поездка
безнаказанной для меня не осталась. Брезгливый желудок, вконец обнаглевший в
последнее время, решил-таки рассказать моему окружению о том, что он думает о
вождении Зуо. Поэтому вместо возгласов восхищения я моментально сиганул к первым
попавшимся мне на глаза ухоженным кустам, где и произвел прицельный выстрел в
маленькую, противно тявкающую и наверняка безумно дорогую собачку, что имела
глупость выбежать на звук подъезжающего мотоцикла. Собачке данное приветствие не
понравилось, поэтому она, с моей помощью пребывая в не самом аппетитном виде,
сиганула за мной, а я, тут же приободрившийся после избавления от лишнего пищевого
балласта, побежал за ворота усадьбы к сэмпаю.
— Тебя что, стошнило на собачку миссис Фуксии? — поморщившись, проговорил Зуо.
— Это не я, — выпалил я, убегая от маленького злого исчадия собачей преисподней не
столько из-за страха, что она меня покусает, сколько от отвращения и нежелания к
ней прикасаться. — То есть, конечно же, я, но не специально! Не было у меня сегодня
по плану подобного трюка! И вообще, она сама подставилась! Извращенная собачка!
Страшно представить, чем в таком случае увлекается ее хозяйка!
— Ебанутое создание… — с какой-то обреченностью в голосе пробормотал Зуо.
— И не говори! — простонал я, забегая за ворота и захлопывая их. Но вот беда,
прутья их были достаточно близко, чтобы преградить путь человеку, но вполне
свободны для миниатюрной собачки, что без проблем протиснулась между ними и
продолжила погоню за мной.
— Зуо! Прошу тебя! Помоги! — плаксиво провыл я.
— Достала, — прошипел в ответ Зуо, несильным пинком отправляя взвизгнувшую
собачонку в недолгий полет через ворота. Не слишком удачно приземлившись на
асфальт, собачка неуклюже поднялась на лапы и, прихрамывая, побрела к дому хозяйки.
— Ты пнул маленькую собачку? – неодобрительно нахмурился я.
— Не заткнешься — отправишься за ней, — предупредил меня сэмпай.
— Кажется, еще полчаса назад ты плакал у моих ног, умоляя вернуться к тебе и
никогда больше не уходить, — заявил я, на что в ответ получил испепеляющий взгляд
сэмпая.
— Умолял? Так вот как в наше время называют членовредительство, — ехидно ответил
Зуо. Видимо, к нашей встрече он подготовил парочку интересных фраз. Что ж, вызов
принят! Проверим, кто кого!
— А тебя хлебом не корми, дай повредить кому-нибудь эти самые члены! Я уже вижу
это: с полсотни врагов, привязанных к стене и со спущенными штанами, и ты,
облаченный в БДСМовский костюмчик, состоящий из кожаных стрингов, пары ремешков,
цепей, и с черными крестиками-пластырями на сосках, с плеткой в руках идешь
параллельно этому ряду и Караешь! — воскликнул я, при этом изображая походку от
бедра и хлесткие удары той самой плетки, за что получил настоящий хлесткий удар по
затылку.
— Не заткнешься — и я оторву твою смешную пародию на член, поджарю ее и заставлю
сожрать, — пообещал мне Зуо, наблюдая, как я, присев на корточки, потираю больное
место.
— БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ И ПРЕСВЯТЫЕ НЕБЕСА, ты что же, научился готовить? — несмотря на
свое положение, ахнул я, за что получил ощутимый пинок под ребра.
— Идиот… — процедил сквозь зубы сэмпай, устало потирая глаза. — Просто заткнись и
следуй за мной, — взяв себя в руки, постарался проговорить это Зуо с наигранным
спокойствием. Но только его взгляд упал на мою, несмотря на побои, лучащуюся
счастьем рожу, как лицо сэмпая исказила гримаса лютой ненависти. Ох, Зуо, ну
прекрати! Перестань так изумительно вестись на мои провокации! Священные носки, я
готов заниматься этим вечность!
— Ох, Зуо, ты явно отвык от меня, если думаешь, что можешь кидать в мою сторону
фразы, в которых присутствует слово «просто», потому что там, где Я, — «просто»
быть не может! — в меру пафосно провозгласил я, поднимаясь на ноги. — Мы с этим
самым «просто» — как две противостоящие стороны, и любое наше соприкосновение
подобно мировому парадоксу, который повлечет за собой раскол времени, страшнейшее
землетрясение и кетчуп со вкусом маринада!
— А я-то все ждал, когда ты ебанешь какую-нибудь наркоманскую хуйню.
— Ну, так вот же она, туточки! Рвется из меня двадцать четыре часа в сутки семь
дней в неделю!
— Может, тебя просто снова тошнит? — предположил Зуо.
— И эта теория имеет право на существование, — не стал спорить я. За разговором я
совсем не заметил, как мы уже поднялись по длинной широкой лестнице к дверям
особняка. Сэмпай коснулся дверной ручки и потянул ее на себя. Я же приготовился
увидеть армию головорезов, что, встав в две шеренги по обе стороны от двери,
отдавали бы честь любимому уважаемому боссу и выкрикивали его имя. В дальней части
большой залы тем временем на небольшом пьедестале выплясывал бы шаман, тряся в
руках обезглавленную курицу и рисуя ее кровью странные символы, что должны были
сберечь их любимого Шаркиса-младшего от всех бед. Я вообще не представляю мафиозный
клан без шамана и безголовой курицы. Особенно без безголовой курицы.
Но встретила нас только пустота. Я вслед за Зуо зашел в просторный холл,
заставленный огромным количеством ваз и скульптур, завешанный картинами от потолка
и до самого пола и пестрящий самыми разными оттенками. И ни единой живой души.
— А где же твоя бравая армия, готовая исполнить любой твой приказ? — решил
поинтересоваться я.
— Исполняют мои приказы, быть может? — вопросом на вопрос ответил сэмпай. Зуо, да
ты растешь у меня на глазах!
— И никто не будет стучать в барабаны или бить в колокола, оповещая о том, что ты
на горизонте?
— Эту функцию я решил оставить за тобой.
— А курица?
— Что?
— Где курица?
— Какая курица?
— Обезглавленная!
— На кой хуй тебе обезглавленная курица?
— Мне ни к чему, — пожал я плечами. — С чего ты взял, что мне нужна обезглавленная
курица? Зачем она мне? — удивился я.
— Но ты же только что… ар-р-р-р, забей.
— А вот тебе курица необходима, — продолжил я рассуждать.
— Она у меня уже есть! — раздраженно бросил сэмпай.
— Где? — начал я озираться по сторонам.
— Ты и есть моя курица!
— О, я твоя курица… О-о-о-о! Курица… курочка, куропатка, то есть… пташка? Я твоя
пташка!
— Пташка-хуяшка!
— Это так… романти-и-ично!!!
— Иди на хуй!
— Так вот как ты себя ведешь со своей курочкой!
— Что там про обезглавливание курицы было?
— А? Где?
— Ты можешь помолчать хотя бы секунду?!
— О чем ты?
— Мне срочно необходим скотч.
— А мне абрикосы в шоколаде!
— Будут тебе абрикосы. Такие, что ходить потом месяца три не сможешь, — прорычал
Зуо, шагая через пестрый холл к одной из пяти отходящих в разные от него стороны
двери.
— Это ты сейчас про свои яйца?
— Это я сейчас про Твои яйца, — ухмыльнулся сэмпай, распахивая передо мной
выбранную им дверь и пропуская внутрь.
— Что ждет меня во тьме ночной, не чудище ли страшное, чей вой клокочет, словно…
— Пиздуй уже! — выдохнул Зуо, легким пинком под зад толкая меня в помещение,
оказавшееся длинным мрачным коридором, который также заканчивался дверью.
— А можно понежнее? — возмутился я подобному обращению. — Ты что-то там говорил про
мою неудержимость, а теперь…
— Скорее, про твое словесное недержание. Шевели кривыми ножками, у нас мало
времени.
— А между прочим, эти кривые ножки очень даже тебе по вкусу.
— ИДИ УЖЕ ВПЕРЕД!
— Да я иду-иду… Ковыляю на кривоножках, которые, ПРИЗНАЙ, нравятся тебе, как ничто
другое!
— За-мол-чи, — по слогам четко проговорил Шаркис-младший.
— За-мол-ка-ю, — в тон ему проговорил я и действительно замолчал. Вот такой я
неожиданный! Сам себе удивляюсь! Нет, вы можете в это поверить, я просто Взял и
Замолчал! ЗАМОЛЧАЛ! Я! О БОЖЕ МОЙ! Я МОЛЧУ!!! МОЛЧУН! Я МИСТЕР МОЛЧУН!
— Ты все это выкрикиваешь, — выдавил Зуо, трясясь от гнева, и я только сейчас
осознал, что действительно рассуждаю о своем великолепном молчании вслух.
— А, ну что ж… Теперь и ты знаешь, что я молчу!
— Молчишь, не замолкая?!
— Да, кстати, — задумался и я, — зелебобу мне в трусы, это же сто седьмая скрытая
во мне супер-способность!
— Идиот…
— А это сто восьмая!
— С тобой вообще диалоги лучше не вести, да?
— Что было очевидно еще в первый день нашего знакомства!
Зуо, тяжело вздохнув, замолчал, а я, дабы идти по коридору нам было хоть немного
веселее, начал рассказывать ему анекдот про трех тараканов. Сэмпай, естественно,
находился в очевидном восторге от моего порыва развлечь его.
— …и вот третий таракан оседлал поросенка и уже хотел… — не обращая внимания на то,
как к глазам Зуо приливает кровь, вещал я. Коридор был не очень длинным, потому
добрались до противоположной двери мы примерно на середине анекдота. Мне пришлось
прерваться, потому что еще один грубый пинок помог мне проникнуть в следующую
комнату. Это оказалось просторное помещение с очень высокими потолками, ярким
освещением и мягким полом, на котором значились различные отметки непонятного для
меня значения. В середине комнаты, странно изогнувшись, сидел некто.
— Джу, я привел его, — наконец, подал голос Зуо, и Некто разогнулся, взглянул на
нас и, поднявшись на ноги, направился в нашу сторону. Джу оказалась худенькая
блондинка с очень выразительными карими глазами.
— О, так ты Тот Самый Лис, — улыбнулась она мне и протянула руку, — мое имя
Джульетта, но все называют меня просто Джу. С сегодняшнего дня я твой тренер.
— Тери, — представился и я, украдкой осматривая новую знакомую в поисках подвоха.
Она? Мой тренер? Худенькая девушка с меня ростом и без намека на крутые бицепсы
или, скажем, мега-накачанные икры?
— А ты чего ожидал? — ловя на себе мой взгляд, подмигнула мне Джу. — Что тебя будет
тренировать мускулистый мастер Кунг-фу? Такого дрища?
Эй-эй, полегче! Я ведь и обидеться могу. Как обижусь. Как разревусь. Как начну
растирать сопли по всему тренировочному залу! Будете знать!
— Я не дрищ, — вяло возмутился я, при этом напрягая все мышцы и пытаясь
продемонстрировать их Джу. И я был бы великолепен, и сердце юной девы оказалось бы
в моей власти, если бы не одно Но. Не было у меня мышц. Так, хилые намеки, которые,
кажется, являлись выпирающими костями.
— Ну да, просто юноша с очень хрупким телосложением, — кивнула девушка.
— Вот-вот! То есть, нет! Я не хрупкий, я… Я могучий! — подобрал я себе идеальную
характеристику.
— Оставляю его на тебя, — кинул Зуо девушке, развернулся к двери и уже хотел было
уйти, но затем вновь повернулся к Джу:
— Крепись, — ободряюще похлопал он ее по плечу и только после этого вышел из
комнаты.
— Эй-эй-эй, ты бросаешь меня? Как можешь ты, бесстыдный муж, бросать самое
драгоценное, что когда-либо было в твоей… — в ответ Зуо захлопнул за собой дверь,
да с таким грохотом, что я подскочил на месте.
— Да вы идеальная пара, — тем временем улыбнулась Джу, разминая шею и плечи, тем
самым давая мне понять, что тренировка сейчас начнется.
— Да нет, что ты, все не так. Между нами никогда и ничего…
— Не старайся, все знают, как Босс прется по тебе.
— Правда? — воссиял я. — То есть, он собрал всех вас в большой комнате, поставил
перед вами мою фотографию формата А1 и несколько часов говорил о том, как он меня
любит и какой я весь из себя замечательный?
— Нет, просто твой портрет висит у него в кабинете. В нем обычно торчат дротики и
ножи, — пожала Джу плечами.
— А, ну так тоже неплохо, — смиренно вздохнул я, наблюдая за тем, как Джу, будучи в
коротеньких шортиках и клетчатой рубашке, нагибается вперед, разминая спину и
одновременно с тем давая мне возможность полюбоваться некоторыми частями ее фигуры.
— Продолжишь пялиться — и я тебе вломлю, — пообещала мне девушка. Как она
умудрилась заметить мое повышенное внимание к ее пятой точке, осталось для меня
загадкой.
— А я что, я ничего… — пробормотал я, для видимости начиная делать разминку,
которую мы проделывали в школе в младших классах. Нагнулся вбок, выпрямился,
подпрыгнул и хлопнул в ладошки, затем в другую сторону, и снова прыжок и хлопок.
Джу выпрямилась и пару минут наблюдала за моими изысканными движениями, прежде чем,
наконец, подала голос:
— Ты правда веришь, что эти движения разогреют твои мышцы?
— А ты правда веришь, что сможешь чему-то меня научить? — хмыкнул я. — Я, конечно,
потрясающ, но будем же честны: мое великолепие распространяется на виртуалию. А эти
тренировки — пустая трата времени.
— Ах вот оно что, — улыбнулась Джу, собирая светлые волосы в высокий хвост. — Нет
смысла рассуждать о том, чего еще не было, — подмигнула она мне ободряюще. — Не
знаю, заметил ты или нет, но мы неспроста одного роста и телосложения. Я научу тебя
технике, в которой используется не собственная сила, а сила противника.
— Я почему-то думал, что такое только в кино бывает, — вздохнул я, стаскивая с себя
толстовку и оставаясь в футболке.
— Тогда я покажу тебе, что ты неправ, — улыбнулась Джу, вставая в боевую позу.

****
Элла обожала загорать, потому каждое утро, нарядившись в очень откровенный
купальник, который первые пару раз многих в Тени ввергал в шоковое состояние, и
намазав тело специальным защитным кремом, она шла на просторный балкон особняка,
располагалась в шезлонге и загорала. Сегодняшнее солнечное утро не стало
исключением. Элла улеглась на живот, расстегнула бюстгальтер, чтобы на спине не
осталось светлых следов, и провалилась в сладкую дрему. Правда, не прошло и
получаса, как ее разбудили странные ощущения: как будто кто-то массировал пальцами
кожу ее спины.
— М-м-м… Пухляш, это ты? — пробормотала блондинка, имея в виду грузного низенького
снайпера, постоянно бегающего за девушкой и исполнявшего все ее капризы, которые
она с удовольствием озвучивала.
Но на этот раз массаж девушке делал вовсе не Пухляш. Это была… рука.
— МА-А-А-А-А-А-АМО-О-О-О-О-ОЧКИ-И-И-И-И-И-И-И-И!!!

****
— Ау-ау-ау-ау! — взвыл я, когда Джульетта заломила мою руку за спину вот уже в
четвертый раз. При этом удары ее были направлены аккурат выше моих колен. — Почему
ты постоянно бьешь в одно и то же место?! — взвыл я обиженно.
— Потому что это твои слабые места.
— Почему слабые? До того, как ты начала бить, ноги у меня не болели!
— Но судя по тому, как ты двигаешься, там раньше были повреждения, не так ли?
— ухмыльнулась девушка, отпуская-таки мою руку и отпрыгивая от меня на пару метров.
Ну да… Ноги-то мне прострелили.
— Я даже подумать не мог, что после лечения остались последствия, — пробормотал я
себе под нос.
— Они всегда остаются, — хмыкнула в ответ девушка, и я почему-то в этот момент
подумал вовсе не о своих ранениях, а о повреждениях, которые получил Зуо. И ведь я
знал лишь о малой толике таковых.
— А теперь посмотри на меня и попробуй отыскать мое слабое место, — предложила Джу.
— Я, конечно, могу попытаться… — промямлил я, с опаской оглядывая девушку. Почти
сразу мне в глаза бросились странные браслеты у нее на руках, которые оказались
двумя комплектами наручников. Но, кроме оригинального украшения, больше ничто
внимания моего так и не привлекло. У Джу не было ни шрамов, ни родимых пятен, ни
даже странных отметин или мозолей. Лишь соблазнительная фигурка, длинные ноги и
скептицизм во взгляде, когда я начинал пялиться на ее грудь. И как прикажете искать
ее слабое место?
— Ну? — поторопила меня Джу, и я уже хотел с позором признать свое поражение, когда
весь особняк наполнил чей-то душераздирающий вопль.
— Это еще что такое? — удивился я.
— Понятия не имею, — почему-то прошептала Джу, тут же отталкивая меня от двери и,
кажется, собираясь меня защищать. Тем временем неподалеку послышался топот, а уже
через мгновение дверь распахнулась, и в комнату для тренировок ворвалась девушка… в
одних лишь купальных стрингах. Я заскулил, Джу выдала что-то вроде «Ну, блять,
начинается…», девушка же, зареванная и совсем не стесняющаяся того, что грудь ее
оголена, пронеслась мимо нас с воплями о какой-то руке. Через секунду в след за ней
в комнату вбежала рука…
Ну ладно, с кем не бывает, рука как рука. Чего удивляться, такое же часто
случается. Идешь в магазин, а тебе навстречу рука. Заходишь в кафе, а меню тебе
приносит рука. Стоишь у писсуара, а у соседнего — рука. Рука. РУКА, ЧТОБ ЕЕ!!! ЭТО,
МАТЬ ВАШУ, БЕГАЮЩАЯ НА ПАЛЬЧИКАХ РУЧОНКА! РУЧЕЧКА! РУКА!
Я завизжал круче обнаженной блондинки, закрыл лицо руками и начал бегать вокруг
Джу, бормоча про то, что у меня снова обострение! Мой личный тренер при этом тяжело
вздохнула, закрыв глаза ладонью и поздравляя Зуо с прибавлением идиотов в Тени.
За рукой тем временем в комнату вскочил разъярённый пес, за которым следовало два
парня-близнеца с круглыми бомбочками, за ними бежал красноволосый парень, косы
которого доставали ему аж до колен, а заканчивал всю эту процессию вооруженный
отверткой Ник, облаченный в белый халат.
— Если от нее отойдет хоть один проводок, я самолично засуну ее в задницу виновнику
этого!!! — орал он, сжимая отвертку так, будто в руках его покоился охотничий нож.
Он пробежал еще пару метров, поравнялся со мной и внезапно остановился как
вкопанный. Позабыв и о руке, и о людях, убегающих и бегущих за ней, он опустил
отвертку и сделал шаг в мою сторону.
— П… привет, Тери, — выдохнул он с какой-то странной интонацией, от которой по коже
у меня побежали мурашки. Странное это было ощущение, как будто я видел Ника — того
самого, давно мне знакомого нанита, и в то же время совсем другого человека.
«Он такой же, как Зуо», — пришла мне в голову разумная мысль.
— Привет, — улыбнувшись, ответил я наниту, решив для себя, что обязан узнать, что
же произошло за эти полгода.

========== Первые небеса Рая: 5. Непростые отношения ==========

ХХХ: Эй, кто-нибудь сегодня ночью просыпался?

YYY: Спал как убитый.
РРР: Я вообще по ночам работаю в баре, мне не до сна.
ССС: А я проснулся и, кажется, понимаю, к чему ты клонишь.
ХХХ: Это снова произошло!
ССС: Да, произошло.
YYY: Что произошло?
OOO: Наверное, они говорят о землетрясении.
YYY: Землетрясение? В Тосаме? Вы что, с вышки рухнули? У нас сроду землетрясений не
было!
OOO: То-то и оно!
ХХХ: Отвечаю, это было именно землетрясение! У меня мебель в комнате вытанцовывала
джигу-дрыгу!
ССС: Я вообще с кровати свалился.
PPP: А я ничего не почувствовал.
ССС: На каком этаже ты живешь?
PPP: На восьмом, а это важно?
ССС: Важно, потому что я живу на сорок шестом и, поверь, тряска была так же
реальна, как этот чат.
ХХХ: Я живу на сто восьмом! Материнок отложил на пять лет вперед. Это действительно
страшно.
YYY: Не ссыте, девочки, мы и не такое переживали!
XXX: Быть может. Но поговаривают, что это первые предпосылки к возобновлению вирту-
войны.
ХХХ: После того, как ПКО-вирус уничтожили, разборки на какое-то время улеглись.
ХХХ: Но в последнее время все больше и больше поговаривают о новых инцидентах на
вирту-просторах.
YYY: Честное слово, людям делать нечего!
ССС: Нечего, не нечего. Не суть. Землетрясение реально.
ХХХ: А что, если Это все-таки нашли. И именно Оно — источник.
ССС: Если так, то нам пизда.
****
Отдав чудовище на попечение Джу, Зуо перевел дыхание и прошел в большую просторную
кухню. Столь странный порыв со стороны Шаркиса заключался вовсе не в его внезапно
потребовавшем пищи организме — есть Зуо предпочитал в своем кабинете, потому что он
являлся единственным помещением во всем огромном особняке, где босса Тени оставляли
в покое. Реальная причина, по которой парень пришел именно сюда, в данный момент
уже привычно напивалась.
— Опять? — нахмурился Зуо, обнаружив интересующего его человека расположившимся за
кухонным столом в обнимку с бутылкой виски.
— И снова, — весело икнул тот, делая очередной глоток горячительной жидкости.
— Хватит пить, — фыркнул брюнет, отнимая у друга бутылку виски и грубым толчком
усаживая потянувшегося было за спиртным парня обратно на стул.
— Хочу и пью, — пьяно пробормотали ему в ответ.
— Нет, — нахмурился Шаркис. — Ты будешь пить только в том случае, если я тебе
прикажу. Сейчас я приказываю обратное, — уверенно заявил он. — Посмотри, во что ты
превратился. Когда ты в последний раз принимал душ?
— Что ты… Король нашелся… Наплевать мне на твои… — Ян не договорил, получив
увесистый удар в челюсть. Как ни странно, но это подействовало лучше любого
химического отрезвителя, которые продавались в аптеках два по цене одного.
— Больно, между прочим, — буркнул парень, мотая головой и устало потирая
пострадавшую челюсть.
— Ты не просыхаешь.
— А ты не добреешь, что, между прочим, куда более глобальная проблема.
— Хватит изображать из себя страдальца.
— Кто бы говорил!
Оба замолчали.
— Может, выпьем?
— Нет, мы пить не будем, — уверенно ответил брюнет.
— Потому что пить буду я!
— А ты — тем более…
— Но очень бы хотелось? — пьяно ухмыльнулся Ян. Зуо на него лишь бросил
раздраженный взгляд.
— И нечего косить на меня лиловые глазенки. Судя по твоему ярому желанию прочитать
мне нотацию, могу предположить, что ты уже натворил дел. Сколько продержался-то?
— Минут сорок.
— Ну, уже неплохо. А потом?
— Впечатал головой в стену, — с какой-то обреченностью вздохнул Зуо.
— Ого… Сразу перешел к голове, разумно.
— Ты же знаешь, что я не собирался его бить. Вообще не собирался его бить!
— прошипел Шаркис, вцепившись в доску для резки хлеба и случайно разломив ее на две
половинки.
— Мало ли, что ты собирался делать или не делать, — вздохнул Ян. — И несмотря на
все это, он все равно с тобой, — пробормотал он, упираясь лбом в холодную
столешницу. — А мой кусок кошачьего дерьма снова трахается где-то на стороне, —
простонал он и вновь потянулся к бутылке.
— Хватит, — убрал Зуо спиртное под стол. — Глоу всегда был шлюхой. Был, есть,
будет. Ты знал, с кем связываешься.
— Но я же его люблю-ю-ю-ю-ю, — пьяно заныл Ян, — и не могу так просто взять и…
взять и… и…
— Бросить его?
— Да-а-а…
— Можешь.
— Нет, не могу!
— Еще как можешь. Можешь и бросишь. Прямо сейчас, — с этими словами Зуо протянул
свой телефон, — позвони с моего, тогда он точно возьмет трубку.
— Но…
— Прямо сейчас. Задолбало смотреть на твою кислую рожу.
— Если мы расстанемся, моя рожа станет еще кислее.
— Я знаю, ты справишься с этим. Несмотря ни на что. Иначе бы ты не оказался рядом
со мной, — Зуо говорил грубо и не щадил, но, как ни странно, его слова все равно
немного приободрили Яна.
— Я позвоню, когда ты уйдешь, — пообещал он.
— Но я никуда не собираюсь, — непонимающе нахмурился Шаркис.
— Нет, ты должен… — тут по всему особняку прокатился женский визг.
— О боже, опять блондинка на что-то наткнулась, — вздохнул Ян. — Ты уверен, что она
вписывается в нашу группировку?
— Неделю назад я застал Коня за тем, как он вкручивал камеры в ободки унитазов на
случай, если к нам захотят проникнуть через канализацию вражеские насекомые.
— Ну-у-у…
— А Грензентур уже который день ваяет в подвале статую Смерти из тарелок и вилок.
Говорит, что у Эсэф скоро день рождения. Для нее старается. Уже приделал к статуе
табличку с надписью: «Я пришла за тобой, старая карга». Хочет поставить ее перед
дверью именинницы. Искренне верит, что девушка придет в восторг.
— Эм-м-м…
— А вчера Фейерверк во дворе запихивал крысам в задницы петарды собственного
изобретения, подбрасывал их вверх и при каждом взрыве кричал: «Кровавое конфетти!».
— Ладно-ладно, я понял.
— А моя правая рука страдает по Зоо, который за полгода умудрился изменить ему с
сотню раз.
— Просто замолчи.
— Ты уверен?
— Уверен, — вздохнул парень, стаскивая со лба вирту-очки и пряча глаза за упавшей
на лоб челкой, доходящей тому до подбородка. — Чем беспокоиться о моем душевном
равновесии, подумал бы о своем.
— Со мной все отлично.
— А то и видно, — нахмурился Ян. — Пару минут назад ты разломал мою любимую доску.
Это ненормально.
— Иметь любимую доску — вот это ненормально, — попытался отшутиться Зуо, но Ян так
просто отставать не собирался.
— Парнишка любит тебя. Хватит заниматься ебланизмом и сидеть с пьянью на кухне. Иди
и…
— И?
— И трахни его.
— Еще рано… — поморщился Зуо.
— Трахаться никогда не рано, — резонно заметил Ян.
— Сейчас он с Джу. Тренируется.
— Может потренироваться и позже. После одного занятия он вряд ли многому научится.
— И тем не менее.
— Зуо, ты оглох? Сейчас же иди и трахни его!
— Ян…
— Сейчас же, йоптвоюмать! Была бы моя воля, я бы прижал Глоу к любой плоской
поверхности и… Но он с другим.
— Ян, перестань. Если ты разревешься, я сломаю тебе руку. Опять, — при этой угрозе
парень поморщился, невольно прижав левую руку к груди. Пару месяцев назад у него
уже был своеобразный нервный срыв все из-за того же Глоу. Зуо же, как истинный
друг, успокаивал Яна как мог. И руку ему сломал, и почки отбил, даже пару зубов
выбил. Через пару дней парень очнулся в компании Инфа и Нэйс разозленный, но в то
же время пребывающий в некоем умиротворении. Все-таки Зуо знал, что делает. Всегда
знал.
— Нет, моя рука мне пока еще пригодится.
— Вот и отлично. Почаще вспоминай об этом.
— Иди к нему. Мы же оба знаем, что ты на пределе. Хватит над собой измываться. Он
здесь. Прямо сейчас. И он твой. Ты можешь делать с ним, что хочешь.
— Я с любым могу делать, что захочу, — резонно заметил Зуо.
— Но он единственный, кто не будет сопротивляться.
— Поверь мне, он как раз-таки будет сопротивляться сильнее всех.
— Но это уже часть вашей забавной борьбы за доминирование, — прыснул Ян.
— Какое еще доминирование? Я доминирую. Во всем! — огрызнулся Зуо.
— В том-то и дело, что не во всем, — хмыкнул Ян. — Ну? Сколько еще ты собираешься
здесь сидеть? Пиздуй!
— С тобой точно все…
— Пиздуй, говорю, — рассмеялся Ян, шутливо подталкивая друга к двери.
— Сделаешь так еще раз и…
— Я помню еще прошлый хук, да-да, — улыбнулся парень, провожая друга взглядом. Зуо
ушел. А Ян остался один на один с его телефоном. Пару минут он просто
гипнотизировал тонкую пластину, что покоилась на столе, прежде чем решился
прикоснуться к ней, ощутить ее гладь, наконец, вставить в ухо и набрать номер Глоу.
Трубку взяли после первого же гудка.
— Да, Босс! — послышалось бодрое по ту сторону.
— Привет… — тихо выдавил Ян.
— А, это ты, — тут же куда более равнодушно отозвался Глоу.
— Тебя уже неделю нет, где ты ходишь? — парень старался держать себя в руках, но
получалось у него это плохо.
— Да так… Неважно, — ушел от ответа котенок. В последнее время «неважно» стало
стандартным ответом на большую часть вопросов, которые задавал Ян.
— Мне важно, — выдохнул парень, закрывая глаза. — Мне правда важно. Прошу тебя,
давай поговорим.
— Я занят.
— Чем?
— Неважно.
— С кем?
— Не твое дело.
— Мое!
— Твои проблемы, — сухо выговорил Глоу и, кажется, уже решил бросить трубку, когда
Ян тихо выдавил:
— Я расстаюсь с тобой.
— Что? — переспросил котенок, не расслышав.
— Я люблю тебя, но… Так больше продолжаться не может. Поэтому я расстаюсь с тобой.
В трубке на пару секунд воцарилось молчание.
— Хорошо, я подожду, пока ты перебесишься, — наконец, послышалась насмешка, за
которой последовали быстрые тревожные гудки, ознаменовавшие конец разговора.
— Никогда! — проревел Ян, хватая с пола бутылку виски и швыряя ее в как раз
открывающуюся дверь. Фейерверк, парень, которому повезло именно сейчас возжелать
посетить обитель чревоугодия, ловко увернулся от снаряда в последний момент и,
опешив, воззрился на разозленного Яна.
— Вау, — только и выдавил он, оглядывая парня, — впервые вижу тебя таким злым, —
улыбнулся он, беспечно проходя к столу, хватая с тарелки печенье и беспощадно
вгрызаясь в него.
— Наслаждайся, — прорычал в ответ парень, отшвыривая от себя стул, усаживаясь на
пол и начиная монотонно несильно постукивать затылком по дверце кухонного шкафа.
— Что-то произошло? — поинтересовался красавчик, усаживаясь на стол напротив Яна и
внимательно наблюдая за каждым его движением. Большая часть людей, которые когда-
либо ощущали на себе этот взгляд, не могли остаться к нему равнодушными, но не Ян.
Сейчас его голова была забита совсем другим.
— У нас всегда что-то происходит, — буркнул он, упорно разглядывая кухонный пол.
— Это так, но обычно ты выступаешь в роли человека, пытающегося все замять. Впервые
вижу тебя инициатором происходящего.
— Ну, простите, — пробубнил Ян, явно не желающий продолжать разговор.
— Слушай, тут слухи ходят…
— Какие еще слухи? — тут же нахмурился парень.
— Что ты якобы встречаешься с Глоу. Это правда? — заискивающе ухмыльнулся
красавчик.
— А какая тебе разница? — Ян тут же изменился в лице. — Хотя не надо! Не отвечай!
Все и так ясно. Не беспокойся, он свободен, — буквально выплюнул парень, поднимаясь
с пола и направляясь к выходу.
— М-м-м… Значит… — но Ян, не дослушав Фейерверка, вышел из кухни, громко хлопнув
дверью, — что и ты свободен, — ухмыльнулся подрыватель, беря с тарелки еще одно
печенье.
****
— Как… поживаешь? — после затянувшегося молчания, попробовал я продолжить разговор
с Ником, что стоял столбом и просто смотрел на меня с таким видом, будто я
привидение или зомби. А быть может, и что-то худшее? Что? У меня сопли по лицу
размазаны? Или я успел наступить в собачье дерьмо, не заметил этого, и от меня
тянется огромный вонючий грязно-коричневый след через весь особняк? Или… или я стал
пингвином, который очень странно выглядит в серых человеческих шмотках? Нет! Быть
не может! Уж что-что, но в какашки я точно не наступал!
— Я… эм… я очень рад тебя видеть, — внезапно проговорил Ник, делая шаг в мою
сторону. Я не сразу заметил, что в комнате все будто бы замерли. Даже рука, которую
поймали парни-близнецы, застыла, жутко скрючив пальцы. Присутствующие же воззрились
на Ника с таким видом, будто он сделал что-то противозаконное.
— Взаимно, — пробормотал я, ежась под напором гнетущей тишины.
— Слуфайте, тут кво-то умивав или я… — в комнату зашел невысокий парень с длинными
взлохмаченными каштановыми волосами, собранными в низкий хвост, в красной
толстовке, узких джинсах и шоколадкой в зубах. Он пару секунд взирал на всех
присутствующих, а все присутствующие, включая меня, взирали на парня.
— Че? Она не последняя, там еще были, — нахмурился он, имея в виду шоколадку. — И я
не толстый!
— Да об этом-то никто и не говорил, — первой отреагировала Джу.
— Они меня толстым считают.
— Не считают.
— Но хотят считать!
— И не хотят.
— Откуда ты знаешь?!
— Аки, продолжай жевать шоколадку, ладно?
— Наверняка ты хочешь, чтобы я растолстел, — вздохнул парень и продолжил поедать
шоколад как ни в чем не бывало. — Так кво ве овал то?
— А ты догадайся, — фыркнула Джу, поглядывая на грудастую блондинку, что,
закутавшись в занавеску и обливаясь слезами, жаловалась большой собаке по поводу
того, как ее все обижают.
— А-а-а-а… Ну ясно, — прожевал Аки, только теперь переводя взгляд на меня.
— А это еще кто? — вполне себе без церемоний кивнул он в мою сторону.
— Эй-эй, побольше уважения, это же Лис, — прошептал парень с красной шевелюрой.
— Оу… — выдохнул Аки, сразу как-то стушевавшись. — Ща все будет, — прошептал он так
тихо, что услышал его каждый. После этого парень забежал за дверь. Закрыл ее. А в
следующую секунду распахнул с таким видом, будто до того в комнату не заходил.
— Слушайте, тут кто-то вопил и я… Вау! Ты же Лис, правильно? — подскочил он ко мне,
схватил мою руку заляпанной шоколадом ладонью и начал ее лихорадочно трясти. — Мне
очень-очень-очень приятно с тобой познакомиться! — воскликнул он. — Хотя я даже не
помню, кто ты?
— Аки! — возмущенно воскликнула Джу, давая парню, как мне показалось, совсем не
дружеский подзатыльник. Ногой.
— Но это правда! Я не помню! Но, судя по вашим рожам, он ахуенно важный человек!
— Идиот, он… он это… — Джу показала мизинчик, — Зуо.
— Мизинец Зуо?
— Парень его!
— Па… У ЗУО ЕСТЬ ПАРЕНЬ?! — завопил Аки, теперь смотря на меня с удесятерившимся
уважением. — Да ладно? Реально?! — воскликнул он, схватив меня за плечи и, кажется,
вытирая о них остатки шоколада. — Ты? Ты??? Как ты его выносишь?!
— Может, хватит? — буркнула Джу. — Извини его, он у нас слегка…. Того, — покрутила
она у виска.
— Да у нас тут, если подумать, все Того, — резонно заметил Ник.
— ПАРЕНЬ! А-ФИ-ГЕТЬ! А-ПУ-ПЕТЬ! О-БО-СРАТЬ-СЯ! ПИЗ… — Аки не докричал все свои
восхищения по поводу моей великолепной персоны, потому что Джу, схватив его за
руку, силком утащила парня из комнаты. Блондинка к тому времени, подхватив
занавески, словно платье, поплелась одеваться. Верный пес последовал за ней.
Близнецы пообещали отнести руку в какую-то лабораторию и следить за ней, потому в
комнате остались только я, Ник и парень с длиннющими красными волосами. Правда, и
он, взглянув на меня со странным сожалением, молча вышел.
— У вас всегда здесь так шумно? — поинтересовался я, борясь с тишиной, что вновь
сгустилась вокруг нас с Ником.
— Бывает и куда хуже, — улыбнулся он, переминаясь с ноги на ногу.
— Ты изменился, — немного подумав, проговорил я.
— Меньше, чем ты думаешь, — улыбка Ника превратилась в наглую ухмылку. — А ты
совсем не изменился, — сказав об этом, нанит подошел ко мне совсем близко. Э-э-э… Я
чего-то не понимаю?
— Ты совсем не появляешься в школе в последнее время, и вообще… — промямлил я,
непроизвольно пятясь.
— Да, Тень взяла меня в оборот, и не сказал бы, что я в особом восторге от этого, —
пожал Ник плечами, продолжая и продолжая подходить ко мне.
— О, ну… Ну клево… Наверное, — естественно, пятиться вечно я бы не смог, рано или
поздно спиной бы я наткнулся на стену. И я предпочел бы сделать это позже, нежели
раньше. Вот только не помню, чтобы вселенная интересовалась моим мнением. Вечно она
сама себе на уме.
Остановился в силу появившейся преграды я для себя очень неожиданно, а для Ника,
видимо, вполне вовремя.
— А пахнешь ты все так же при… — моментальный удар заставил Ника не просто отойти
от меня. Отлететь к противоположной стене, врезаться в нее и сползти на пол. Зуо
выглядел вполне себе спокойным. Если бы не красные радужки глаз, я бы решил, что
ему и вовсе наплевать на все происходящее, а ударил Ника он, к примеру, нечаянно
поскользнувшись на банановой кожуре или использованном презервативе.
— Охо-хо, вот и наш всесильный Босс, — хмыкнул Ник, как ни в чем не бывало
поднимаясь на ноги и облизывая уголок рта, из которого сочилась кровь.
— Еще раз увижу подобное — убью, — пообещал Шаркис, хватая меня за руку и буквально
утаскивая из комнаты.
— Увидишь! — дал ответное обещание Ник, но Зуо явно проигнорировал его угрозу. Я
тоже не придал словам нанита особого значения. Не до того мне было, знаете ли. Все
мое внимание поглощал тот факт, что если Зуо сожмет мою руку еще чуть сильнее, то
она наверняка переломится.
— Зуо, да отпусти же, у меня рука сейчас отвалится! — наконец, не выдержав,
застонал я, на что сэмпай кинул на меня удивленный взгляд, потом перевел его на
руку и только затем ослабил хватку.
— Куда ты меня ведешь? Разве я не должен тренироваться?
— Сегодня с тебя хватит.
— Но я ничего особенно и не сделал, — возмутился я.
— Сделаешь завтра.
— А если завтра ты так же схватишь меня и потащишь куда-нибудь? — резонно заметил
я.
— Значит, перенесем на послезавтра, — спокойно проговорил Зуо, заводя меня в
кабинет. Судя по всему, принадлежал он сэмпаю. Закрыв дверь на ключ, что самую
малость меня насторожило, Зуо повернулся ко мне с таким видом, будто впервые меня
увидел.
— Что? Что не так? — запаниковал я, начиная машинально приглаживать полуседые
волосенки.
— Все так, — спокойно отозвался Зуо, направляясь ко мне. В отличие от Ника, от
сэмпая мне пятиться совсем не хотелось, хотя этот его уверенный шаг напугал куда
сильнее. Быть может, из-за страха я и не шевелился?
— Только не по лицу, — почти взмолился я, когда сэмпай подошел ко мне вплотную и
поднял руку. От этой фразы Зуо изменился в лице.
— Я не собираюсь тебя бить, — нахмурился он.
— Правда?
— Правда.
— В чем подвох?
— Ни в чем не подвох, — с легким раздражением бросил Зуо, едва касаясь моего
подбородка.
— Теперь, когда ты сказал, что подвоха нет, я окончательно уверился, что он есть, —
выдохнул я, чувствуя, как все мое тело напрягается, готовясь к внезапным пиздюлям.
Согласен, заслужил.
— Это не так, — Зуо все еще пытался не терять самообладания.
— Тогда на кой черт ты привел меня в пустую комнату, да еще и дверь запер?
— чувствуя, как к горлу подкатывает комок, прохрипел я.
— А тебе не приходило в голову, что я могу Хотеть тебя? — со странной интонацией
произнес Зуо. Каждое слово давалось ему с большим трудом.
— Нет, это звучит как-то абсурдно, — уверенно махнул я рукой.
— Почему?
— Ну… это же ты, — пожал я плечами, предполагая, что мой довод неоспорим.
— И что? — Шаркису мой ответ по вкусу почему-то не пришелся. Странно. Я думал, что
ему это польстит.
— Ты бы такого никогда не сказал! — заверил я Зуо.
— Я говорю об этом прямо сейчас, — фыркнул он.
— Зачем?
— Что, блять, значит, зачем? Потому что хочу!
— Это практически признание в любви, а ты на такое не способен. Сейчас ты надо мной
издеваешься, — с еще большей уверенностью проговорил я, торжествуя по поводу того,
что без труда смог распознать издевки сэмпая. Ха! Что? Удивлен, что тебя раскусили!
Так-то! Не шутите с Тери Фелини — лучшим детективом Тосама!
Зуо замер.
— А у меня впечатление, что издеваешься сейчас ты.
— Я никогда и ни над кем не издеваюсь, — заверил я.
— А вот это действительно звучит абсурдно, — хмыкнул Зуо, наклоняясь ко мне и
целуя.
Целуя…
Целуя?
Целуя???
ЦЕЛУЯ???
Я оцепенел. Так, притормозите-ка, мартышки, дайте я сойду с велосипеда, я не понял,
что сейчас происходит. То есть, Зуо завел меня в кабинет, чтобы поприставать ко
мне? Не побить? Не унизить? А тупо поприставать? Я имею в виду, что он все это
делает даже без моего нытья, требования внимания к моей персоне и попыток повиснуть
у него на шее? Без моих умоляющих взглядов, слез, соплей и воплей о том, как он
меня не любит? И мне не надо даже пытаться покончить жизнь самоубийством или начать
шантажировать его для того, чтобы Зуо чмокнул меня, скажем, в лоб?! Да это же
чистой воды наебалово!
Ощущение губ Зуо на своих собственных вызвало во мне такую бурю противоречивых
эмоций, что я, не справившись с ними, заскулил, как умирающий тюлень. Я надеялся,
что сэмпай, услышав столь мерзкий звук, прекратит творить столь фантастические
вещи, но он не обратил на это никакого внимания. Наоборот, одной рукой сэмпай
приобнял меня, прижимая к себе.
Так! Все! Хватит! Больше так продолжаться не может!
— Погоди, что-то здесь не клеится! — выдохнул я, силком отпихивая от себя Зуо и
пытаясь отдышаться. Вроде бы простой поцелуй, но мать моя женщина, как меня от него
заколотило. Да я почти физически ощущал, как кровь с бешеной скоростью циркулирует
по моим венам! Колени мои дрожали, потому мне стоило труда оставаться в
вертикальном положении. А дыхание, чтоб его, все никак не хотело восстанавливаться.
От одной лишь мысли, что Зуо добровольно поцеловал меня, вот так, не из-за моей
раздражающей навязчивости и даже не для того, чтобы что-то мне доказать или сделать
гадость, меня начинало подташнивать от восторга.
— Я не понял, ты меня сейчас оттолкнул, что ли? — Зуо задал этот вопрос таким
тоном, что все мои ощущения по поводу нереальности и неправильности происходящего
тут же улетучились.
— Я? Нет, не отталкивал, тебе показалось, — выпалил я, ощущая, что если до этого
меня еще собирались щадить, то теперь явно передумали.
— Фелини, ты идиот, — прорычал Зуо, одним легким движением стягивая тугой галстук и
уже не приближаясь, а Надвигаясь на меня.
— Просто мне кажется, что мы немного торопим события, — пробормотал я, натыкаясь
спиной на большой письменный стол и понимая, что дальше бежать мне некуда.
— Не торопим, — сухо проговорил сэмпай, одним рывком усаживая меня на стол,
раздвигая мои ноги и вставая между ними.
— Нет, стой, не надо! Не надо, говорю, прекрати! — заверещал я, ощущая, как Зуо
одним незатейливым движением стаскивает с меня толстовку и как его холодные руки
пробираются под мою футболку. Сильные пальцы без труда пересчитали мне все ребра и
двинулись к груди. Только не соски! Только не мои чувствительные-нежные-чертовы-
гребанные-сраные-сосочки-Зуо-отстань-я-же-не-девчонка-не-трогай-их-я-не-выдержу!
— Почему? — запоздало отреагировал сэмпай на мои вопли, перед этим буквально
заставив меня позорно застонать.
— Потому что… — запыхтел я, пытаясь убрать руки Зуо, но сэмпай в ответ на это
повалил меня на стол и зафиксировал мои руки у меня над головой.
— Потому что сегодня на мне некрасивые трусы, — захныкал я, сам поражаясь тому, на
кой черт я говорю это. На мне же крутые труселя! Самые крутые из всех крутых!
Серые!
— Ты, блять, ебанулся?
— Нет, я надел некрасивые трусы. И вообще, я не планировал давать тебе… первые пару
дней… хотя бы, — в отчаянье выкрикнул я, как завороженный наблюдая за тем, как язык
сэмпая скользит по моему оголившемуся животу, оставляя влажную дорожку и вызывая
сладкую истому ниже пояса. Здравствуйте, приехали! Зуо, может, ты еще передумаешь и
просто парочку раз ударишь меня?!
— Почему? — обдал Зуо мой торс горячим дыханием. Да что дыхание, сэмпай сам по себе
был очень Горячим. А сейчас, с этим взглядом, с этой ухмылкой и с этой прядкой
волос, что выбилась из его зачесанной назад челки, одним лишь своим видом он
обжигал и плавил мое и без того хрупкое сознание.
«Зуо, я так люблю тебя…» — пронеслось у меня в голове, но вслух я сказал совсем
другое:
— Потому что ты долбоеб, который бросил меня на полгода умирать в одиночестве!
— обиды никуда не деть. И тебе, Шаркис, придется очень постараться, чтобы загладить
вину передо мной!
— Ты не умирал, — возразил сэмпай, после чего лизнул мой правый сосок, заставив
меня вздрогнуть от резких позабытых ощущений.
— Но пребывал в одиночестве, и ты меня бросил, — продолжал спорить я, нервно
облизывая губы.
— Я тебя не бросал, лишь… отступил, — ответил мне Зуо, уже добираясь до моей шеи.
Вот я и чувствую свой первый будущий засос.
— По всем фронтам? — я уже не особенно-то и сопротивлялся, с готовностью подставляя
шею для болезненных поцелуев. Но, видимо, совсем без боли сэмпай обойтись не мог. К
тому же, все происходящее и так казалось из ряда вон не кровавым. Мне лишь
оставалось надеяться, что все продолжится в том же духе.
— Не по всем, — не прекращал препираться сэмпай. Я хотел было ответить, но Зуо на
пару минут отвлек меня глубоким поцелуем, после которого я окончательно расслабился
и смирился со всем происходящим. Ну… может, Почти смирился.
— И что же ты тогда делал? Трахал проституток, похожих на меня? — выдохнул я, когда
Зуо, наконец, отстранился. Сэмпай всего на секунду изменился в лице, правда, тут же
взял себя в руки, но и этого хватило, чтобы дать мне повод для дальнейших издевок.
— Ты трахал проституток, похожих на меня? — повторил я вопрос.
— Нет.
— Я тебе не верю.
— Мне плевать.
— Зуо трахал проституток, похожих на меня!!! Аха-ха-ха!
— Если и трахал, то что с того?
— ТЫ ТРАХАЛ ПРОСТИТУТОК, ПОХОЖИХ НА МЕНЯ?! ТЫ АХРЕНЕЛ?! — завопил я, тут же
попытавшись вырвать руки из мертвой хватки Зуо, впрочем, у меня ничего не вышло.
Припечатали меня к столу конкретно.
— Ты только что смеялся, — прошептал Зуо, вновь отвлекаясь на мою шею.
— Я смеялся над шуткой, а не над реальностью! Ты изменял мне с телками!
— Мне надо было как-то справляться с потребностями, — прошептал Зуо мне в самое
ухо, при этом прижимаясь ко мне сильнее и тем самым давая на себе ощутить всю
Твердость его потребностей.
— А на кой черт природа даровала тебе руки, в таком случае?! — нервно сглотнул я,
понимая, что и сам сейчас в похожем положении. К слову сказать, стояк, который не
может прорваться сквозь грубую джинсовую ткань — это, мать вашу, ахрененно больно!
— Ну и хрен с тобой! Я бы расстроился, но не буду, потому что и сам погулял на
славу! — только чтобы позлить сэмпая, выпалил я. Пальцы левой руки, что все это
время держала мои запястья над моей головой, в мгновение сжали их куда сильнее.
— Ты ни с кем не спал, можешь даже не пытаться уверить меня в этом, — тем не менее,
с напускным спокойствием проговорил Зуо. Что же ты тогда руки мне ломаешь, собака,
раз такой весь из себя уверенный?
— А вот и спал! — настаивал я на своем.
— Нет, не спал, — прошипел Зуо, уже не целуя, а кусая мою шею, да так больно, что я
заскулил.
— Откуда такая уверенность? — не смотря на все это, упорствовал я.
— Потому что всех потенциальных любовников я от тебя отвадил, — ухмыльнулся сэмпай,
внезапно свободной рукой расстегивая мою ширинку. От прикосновения пальцев к
возбудившейся плоти меня передернуло как от разряда током.
— Уф! Ты! Ты!!! Ах… М-м-м… Хватит! Не тро… М-м-м-м… Ты ничего не знаешь! Ах, да что
же ты… М-м-м-м… я… я ненавижу тебя! — обиженно выпалил я.
— Как скажешь, — фыркнул Зуо, явно уставший от разговоров. Мне же говорить хотелось
до одури в первую очередь из-за того, что меня все это ужасно смущало. Будем
честными, господа, я никогда не обладал внеземной красотой — ни я, ни тем более мое
тело, — и под взглядом Зуо у меня тут же появлялось ощущение, что он замечает все
мои изъяны и мысленно смеется над каждым из них. А болтовней я его от этих изъянов
отвлекал. Конечно, Зуо меня бы никогда в этом смысле понять не смог, ведь он
обладал и безупречной внешностью, и действительно красивым телом. За что его только
природа всем этим наградила, спрашивается!
— Может быть, мы займемся этим как-нибудь в другой раз? Я забыл захватить свои
геморройные свечи! — обреченно выдохнул я, ощущая, как сэмпай приспускает мои
штаны, после чего закидывает мои худые ноги себе на плечи и уже почти…
— Идиот, — спокойно выговорил на это Зуо, на секунду отстраняясь от меня и словно
бы рассматривая. Хотя на что тут смотреть, наверняка мне просто показалось! Вот я
то и дело пялился на какую-нибудь из частей тела сэмпая, думая о том, что все в Зуо
идеально. Все! Кроме гребанного характера!
— Босс! У нас проблема! — внезапный голос за дверью кабинета заставил меня
вздрогнуть, а Зуо зло скрипнуть зубами.
— Сейчас моя главная проблема — наличие тебя за дверью моего кабинета! — рявкнул
он, явно не желая останавливаться. Ведь мы только начали.
— Но это действительно важно! Яказаки! Босс Железа сегодня вышел из тюрьмы!
— оповестил сэмпая встревоженный голос.
— Твою-то нахуй… — тихо выругался Зуо, давая понять и мне, что все очень плохо.
— Продолжим позже, — кинул он, натягивая рубашку и, морщась, застегивая ширинку. Да
уж, не самое приятное дело, когда у тебя стоит колом.
«Фух…» — мысленно выдохнул я. Кто бы мог подумать, что я могу так испугаться. И
боялся я вовсе не Зуо. И не секса. Отчего-то меня пугала мысль о том, что сэмпай за
эти полгода отвык от меня и, переспав, мог осознать, что я не так хорош, как ему
казалось. Ведь люди любят со временем неосознанно приукрашивать свои воспоминания.
А что, если и я давно стал тем самым воспоминанием, которого никогда не было и
никогда не будет?
Да ну, конечно! Тери, ты же офигенный! Просто без свечек действительно слегка
некомфортно! Но это еще ничего не значит. Только Зуо вновь останется один — и я сам
на него наброшусь! И изнасилую! Да, я так и сделаю! Зуо, бойся меня!

========== Первые небеса Рая: 6. Поглощение ==========

Протекая мыслями, смыслами, брошены

Две души заблудшие, падшие, серые.
Отрешенный взгляд, дышим неосознанно,
Поглощая мрак, лишь друг другу верные.
Бесконечных лун с жизнями бесцельными
За дверьми, мирами, за стеной искромсаны.
Капли крови слизаны, пальцы наши скованы,
Двое как один, двое беззаконные.
Умирать — так в свет, палача приветствовать,
Мы с тобой одни, мы с тобой ответственны.
Ты не скажешь «нет», ты молчишь и слушаешь.
Только мой — потерянный, миром покалеченный.
Ты идешь за мной, злишь, молчишь, нервируешь,
Ты любимый мною, мною ненавидимый.
Пусть сегодня мы меркнем по отдельности,
Все равно вдвоем, все равно единые.

— …Разве я неправ? Знаешь же, что Прав! Только перестаешь верить в Бога — и он тут
же напоминает тебе о своем существовании! Наверное, сидит на пушистом облаке,
свесив ноги в золотистых сандалиях, и смотрит вниз, наблюдая за сомневающимися. Я
же у него в любимчиках, потому что Всегда сомневаюсь. Одного подтверждения его
Возможного существования мне мало, вот меня и бомбардируют доказательствами изо дня
в день не хуже голубей, страдающих диареей. За мой гениальный и непробиваемый
скептицизм!
— То есть, нормальные люди видят в вере в Бога надежду, а ты превращаешь ее в сток,
в который можно свалить причины всех своих проблем? Интересный скептицизм.
— Вот именно! Сваливать проблемы логичнее и результативнее, чем строить дурацкие
надежды, которые в основе своей изначально лишены смысла! И вот Он видит, что я,
мотающийся как гавно в проруби, вроде бы даже счастлив, и думает о том, что надо бы
это исправить, щелкает пальцами, дабы меня вразумить, и тут же кто-то все портит!
По его указке, конечно же! Потому что, кроме как Божественной издевкой, больше
никак я подобные идиотские стечения обстоятельств объяснить не могу! Сам посуди.
Только меня прижимают к стене, как обязательно грядет телефонный звонок, стук в
дверь, взрыв на ближайшей электростанции или кошачьи роды! Только меня целуют, как
с орбиты сходит планета, а не успевают мне раздвинуть ноги, как на город летит
метеорит! Поэтому знай, что если в один прекрасный день на Тосам высадятся зеленые
человечки, которые начнут оплодотворять горожан семенами плотоядных инопланетных
растений из класса Папоротниковых, то можешь смело сооружать плакаты, в которых бы
всю вину за это происшествие возложили на мои и Зуовы плечи. Потому что если так
пойдет и дальше, любые наши попытки близости будут заканчиваться вызовом Сатаны или
кого похуже! Сделав нас плохишами, ты, кстати, сможешь создать свой культ, в
котором станешь праведным папой Яновым! У тебя будет всё! Деньги, женщины, еноты,
власть! И личная армия летающих свиней!
— Свиней?
— Да, именно свиней. Ты не ослышался. Идеальная армия — свинятина со вкусом
курятины и свиными крылышками, которые забавно шкварчат на сковородке и звучно
хрустят при пережевывании! Всегда хотел таких! А еще из них можно было бы делать
чипсы и соленые леденцы! Ты бы открыл особый магазин по производству уникальных
леденцов, из-за чего твоя и без того безграничная власть возросла бы втрое! А уже
через пару лет ты бы стал Президентом планеты, улетел бы на переговоры с
папоротниковыми инопланетянами, где при встрече угостил бы их свиными чипсами,
которые бы настолько им понравились, что они бы пообещали оставить планету при
условии, что ты отсыплешь им пару сотен летающих свиней! Так армия
генномодифицированных свинюшек со вкусом курятины ввергнет инопланетян в пучины
бесконтрольного обжорства и тем самым спасет ни на что не способное человечество!
— воскликнул я, воздевая руки к потолку.
— Ну… ну ок, — кивнул Ян, явно не вслушиваясь в мои причитания. — Правда, я не
совсем понимаю, как это связано с моим вопросом.
— Вопросом? — встрепенулся я, уже окончательно потеряв ход собственных мыслей.
— Да, я спросил, сколько тебе яиц, — вздохнул Ян.
— Ну, пересадка каждого яйца стоит кругленькую сумму денег, которой у меня, увы,
нет. Да и мои яйца меня вполне устраивают. Они не слишком большие и абсолютно
лысые, что заставляет меня каждый раз, сидя в ванной, плакать в мочалку, но ты же
понимаешь, что они все равно мои родные, заменить их на другие я бы не решился, но
вот пришить третье…
— Я про куриные яйца…
— Тем более! Птичьих яиц мне только и не хватало для полного счастья! Нет, я еще
понимаю леопардовые или волчьи, но, боюсь, подобные операции вне закона, да и смысл
их мне не ясен. Кроме того, представляешь, как оскорбится Зуо, если у меня яиц
окажется больше, чем у него! Да он мне вырвет их голыми руками и запих…
— Я говорю об этих… — показал мне Ян зажатые между пальцев куриные яйца.
— Эти точно не приживутся, — немного подумав, мотнул я головой.
— Так, блять, жрать будешь или нет?!
— Буду!
— Сколько!
— Сколько получится!
— СКОЛЬКО, СУКА, ЯИЦ?!
— Два! Моя мутация распространяется лишь на седение волос, — ткнул я пальцем на
когда-то темно-русые волосы, которые теперь испещряли белоснежные пряди, — а вот
лишних конечностей…
— Сколько. Куриных. Яиц. Тебе. Пожарить. Дабы. Ты. Ебантяй. Наелся?! — замолкая на
пару секунд после произнесения каждого слова, выговорил Ян.
— А-а-а… Штук шесть давай!
— А тебя не разорвет? — с сомнением поинтересовался парень, окидывая меня
оценивающим взглядом.
— Если ты не приправишь блюдо нитроглицерином, то не должно, — пожал я плечами.
— Вообще, мы с Зуо собирались поесть в «Кроличьей норе», но не срослось, — горестно
вздохнул я, облокачиваясь о стол и наблюдая за тем, как Ян растирает сливочное
масло по сковороде.
— Под «не срослось» ты подразумеваешь свою потрясающую способность бесить Зуо? Да и
не только Зуо… — пробормотал Ян тише. — Хотя в случае с Шаркисом и таланта особого
иметь не надо. Ты просто встаешь перед ним и начинаешь бесить одним лишь своим
существованием, — поспешно добавил он, поймав на себе мой недоуменный взгляд. — Но,
согласись, ты от этого получаешь неописуемое удовольствие.
— И вовсе нет, — пробормотал я, кладя руки перед собой на стол и утыкаясь в них
носом, — я это делаю неосознанно.
— Еще как осознанно, — хмыкнул в ответ Ян. — Точно шесть? Ты уверен?
— Ну, пять, — вздохнул я. — Откуда тебе-то знать, что я делаю осознанно, а что
нет, — продолжил я разговор, внимательно наблюдая за другом Зуо. Меня всегда мучил
вопрос по поводу того, кто же крылся за улыбчивым и не в меру заботливым для нашего
времени парнем. Чем милее Ян мне казался, тем больше пугал. У Зуо всегда и все на
лице было написано. Ты еще ничего не сделал, но уже видишь, как он хочет тебя…
сломать. Ян же относился к иному сорту людей: такие ломают с добродушной улыбкой на
губах, при этом еще и уверяя тебя, что их действия — не что иное, как
оздоровительный массаж.
— Ты мне кое-кого напоминаешь, — уклончиво ответил на это Ян, — он тоже
периодически здорово выбешивал Зуо. Значит, пять?
— У меня есть конкурент? — встрепенулся я, тут же взревновав. — Если подумать, и
четырех хватит.
— Нет, он умер еще до вашего с Зуо знакомства, — с грустью в голосе ответил парень,
разбивая Три яйца на сковородку. — Глазунью?
— А можно мне и глазунью, и в виде желтой кашицы?!
— А в розу тебе яйца не собрать? — фыркнул Ян.
— Нет, к розам я равнодушен. Но если ты соорудишь из них Фрау-3001, презентацию
которого транслировали две недели назад, я буду тебе безмерно благодарен!
Ян в ответ на это обернулся и выразительно глянул на меня.
— Нет, если хочешь сделать розу, я сопротивляться не буду, — поспешно добавил я,
поежившись под недоброжелательным взглядом.
— Может, ты и правда делаешь это не совсем осознанно, — вздохнул Ян, возвращаясь к
готовке.
— Что именно?
— БЕСИШЬ! — прошипел парень, стискивая ручку сковороды до такой степени, что его
костяшки побелели. Я не ответил на вопрос, решив, что это чистой воды провокация!
Лишь грустно вздохнул, размышляя над тем, как тяжело живется в этом мире нормальным
людям. Куда ни плюнь, везде психопаты, истерички, шизофреники и маразматики. И как,
скажите на милость, мне среди всего этого великолепия жить и выживать? Несчастному
среднестатистическому мальчику с лысыми яйцами?
Я молча пронаблюдал за тем, как Ян приготовил мне скромный обед, решив не отвлекать
его от столь важного дела и не провоцировать повара на плевки в мое угощение. Лишь
когда передо мной поставили тарелку с яичницей, между прочим, сделанной именно так,
как я попросил, я вновь, на горе Яна, открыл рот:
— Если я так бешу Зуо, что я вообще здесь делаю? — мне было интересно послушать
версию друга сэмпая. Я приготовился к его рассуждениям по поводу сумасшествия
Шаркиса, о важности моих талантов или вообще мыслям о странном межконтинентальном
смещении Вселенных из-за неудачного варп-прыжка, что привело к возникновению
парадокса, заставившего Зуо вернуться за мной. Но никак не ожидал я услышать того,
что ответил мне Ян.
— Потому что он любит тебя, — я аж яичницей подавился. — Что? Чему ты удивляешься?
До сих пор не веришь в его чувства? — улыбнулся парень, наблюдая за тем, как я
кашляю и стучу себе по грудной клетке, пытаясь избавиться от попавшей не в то горло
пищи.
— Я-то верю, — просипел я, откашлявшись и вытерев выступившие на глазах слезы. — Я
всегда верил, даже когда сам Зуо не верил, ибо мы же идеальная пара! Самая
идеальная из всех идеальных! Как сраные потертые пластиковые пазлы, которые, раз
скрепив, разъединить потом практически невозможно, настолько они друг в друга
вцепляются! И хотя со стороны выглядит, будто в нашем случае вцепился в Зуо только
я, в действительности он в меня вцепился куда раньше, да так, что не давал мне
вздоха лишнего сделать. Наверняка ты понимаешь, о чем я говорю. Это странное
ощущение, когда ты стоишь рядом с Зуо и почти физически ощущаешь, как запястья и
шею тебе сковывают невидимые кандалы. И хотя он на тебя даже не смотрит, ты знаешь,
что один неверный шаг с твоей стороны — и цепи, что идут от твоих кандалов и
удерживаются сэмпаем, вернут тебя в первоначальное необходимое Зуо положение.
— Оу, очень точная характеристика. Но я это называю еще проще — Очарованием
психопата, — улыбнулся Ян, проходя к холодильнику, вытаскивая из него графин с чем-
то прозрачно-красным и разливая содержимое в два высоких стакана. — Компот…
— поймав на себе мой заинтересованный взгляд, объяснил парень, ставя один стакан
передо мной, — сам сделал, — гордо заявил он, а потом, сникнув, уже тише добавил: —
Для Глоу.
Сперва я хотел поинтересоваться, где же шляется это маленькое исчадие кошачьего
ада, но, посмотрев на Яна, отказался от этой идеи.
— Так вот, я-то всегда знал, как сильно меня любит Зуо. Так, как в книжках! Или в
кино! Или в этих маленьких историях, что печатают на туалетной бумаге! Даже
сильнее! Но для меня удивительно слышать это от третьего лица, — как ни в чем не
бывало продолжил я рассуждать.
— Можно подумать, ты один у нас такой наблюдательный, — хмыкнул Ян, усаживаясь
напротив меня и прикладывая холодный стакан ко лбу.
— Но… вы же должны уверять меня в том, что Зуо меня ненавидит, чтобы отвадить меня
от сэмпая и тем самым избавиться от занозы в заднице Тени! — не успокаивался я.
— Настоящая заноза в заднице Тени — это Зуо без тебя, — фыркнул Ян, пробуя компот
на вкус и явно оставаясь довольным.
От кинутой им фразы мне окончательно поплохело.
— О… Ну… Это так… ми-и-ило! — выдохнул я. — Жаль, Зуо не такой романтик, как ты,
Ян. Ты клевый, — на полном серьезе сообщил я. — И я завидую тому, кого ты полюбишь!
— парень в ответ скептически хмыкнул.
— Ну да… Таким как я везет как утопленникам, они счастливы только в тех самых
женских третьесортных романах с туалетной бумаги. Ах, он добр, красив и чуток! Он
заботится обо мне! Как же его можно не любить?! А вот можно! Не любит! На кой черт
сдались добренькие идиоты, которые тащат тебе завтрак в постель, принимают с тобой
ванну и влюбленно любуются тобой, пока ты спишь, когда есть ебаный психопат,
который сломает тебе пару костей?!
— И вовсе ты не прав. Я, конечно, влюблен в психопата, но я и сам немного того…
— повертел я пальцем у виска. — Знаешь же, детская травма, бла-бла-бла, озлобленный
на весь мир, трым-пым-пым, по мне не скажешь, но у меня есть небольшие проблемы, и
я даже хожу к психологу!
— По тебе действительно не скажешь, что ты ходишь к психологу. Ибо тебе уже давно
пора обращаться к психиатру!
— А вот это грубо! — нахмурился я.
— Зато правда! — огрызнулся Ян. И хотя меня слегка задели его слова, он казался
таким несчастным, что я произвел еще одну попытку взбодрить Яна.
— Да, я влюблен в психа и жалею об этом! Ведь, даже несмотря на его припадочные
чувства ко мне, он бы не вернулся за мной, не будь всех этих посягательств на мою
жизнь, — горестно вздохнул я. — Нет, я все понимаю: он сделал это ради меня и был
готов страдать, но не подходить ко мне ради того, чтобы защитить, и все-таки…
— Пф! — фыркнул Ян, а затем внезапно рассмеялся.
— Что смешного? — обиделся я.
— Он? Не вернулся бы? Чтобы? Спасти? Тебя? — простонал сквозь смех Ян. — Да ты тоже
малый недалекий! — заявил он, после чего засмеялся еще громче.
— Это еще почему?
— Да потому что даже если бы он точно знал, что ты умрешь, начни вы снова
встречаться, он бы все равно вернулся. Так как любит тебя своей особой извращенной
любовью. Зуо не из тех людей, которые ценят самопожертвование. И от него ты
подобного не дождешься. У него всегда в приоритете будет он и только он. Не ты, не
я, не Тень — только он. И если он любит тебя, с этим уже ничего не поделаешь.
Будешь мучиться и страдать, но оставаться с ним. Даже если решишь уйти от него, он
запрет тебя в комнате, прикует к батарее, будет приходить каждый день и трахать. И
несмотря на чувство вины и вопли совести, он никогда… Понимаешь? Никогда тебя не
отпустит, — последние слова Ян проговорил таким тоном, будто пытался меня напугать.
Не напугал.
— Тогда почему он ушел? — вместо воплей ужаса задал я очередной вопрос.
— Ему надо было подготовиться к тому, что его ждало впереди. Он, как и я, и многие
другие, понимал: останешься рядом с ним — Зуо, и без того на тебе зацикленный,
окончательно будет тобою поглощен. Как трясиной. Не в буквальном смысле, конечно,
но он и так думает о тебе слишком много.
— А что же изменилось теперь? — я пытался сдерживаться, но все равно лыбился, как
придурок.
— Он научился более или менее сдерживаться и концентрироваться на необходимых
вещах. Судя по свежим пятнам на твоей шее, равно как и по твоим пиздостраданиям по
поводу жестокости судьбы, вас прервали на самом интересном месте, и он взял себя в
руки и занялся делом.
— Он и раньше так делал, — нахмурился я.
— Тогда он еще не осознавал, что к тебе чувствует, или противился этому, — резонно
заметил Ян. — А когда осознал, у него крыша поехала. Ты не знаешь, через что он
прошел в тот день, когда ты попал в руки создателей ПКО-вируса. А я знаю. Я видел.
И не пришел от этого в восторг.
— И что же он делал? — заинтригованный, поинтересовался я.
— Вот у него и спроси. Захочет — расскажет, — ухмыльнулся Ян, отхлебывая еще
компота.
— Ну пожа-а-алуйста! — заныл я, понимая, что уж из кого, из кого, а из Зуо точно
ничего не вытяну. — Расскажи-и-и-и!
— Нет, — оставался непреклонным Ян.
— Тогда я не верю тебе. Наверняка ты все придумал! — решил я пойти другим путем.
— Думай, что хочешь, — не повелся на провокацию Ян. — Одно могу сказать с
уверенностью: как бы яростно он ни убеждал тебя в том, что никогда бы за тобой не
вернулся, не верь ни единому его слову, — подмигнул он добродушно. Я как-то сразу
успокоился. Все же у моего собеседника не было причин врать мне, кроме того, Ян
оставался одним из самых близких друзей Зуо, и кто, как не он, лучше остальных
понимал, что чувствует сэмпай.
— Что ж… Значит, придется все вытягивать из Зуо, — наигранно вздохнул я, заставив
Яна при этом выдавить нервный смешок.
— Ты уж с ним помягче, — пробормотал он. — Шаркис у нас и так психологическим
здоровьем не отличается.
— Не знаю, не знаю, — пожал я плечами, — не могу отвечать за свои действия.
— Ага, так же как и я не могу отвечать за действия Зуо. Вы действительно стоите
друг друга, — последнюю фразу Ян произнес со странной меланхолией.
— В отличие от кого? — решился-таки задать я вопрос. Ян в ответ обжег меня
взглядом, но, заметив мое недоумение, мгновенно остыл и сник.
— Да есть тут один… Из семейства кошачьих…
— Глоу, что ли? Кстати, где он? — завертел я головой.
— Хрен его знает, — вздохнул парень, в сердцах отхлебывая компота с таким видом,
будто напиток входил в разряд алкогольных. Дабы проверить свою теорию, я понюхал
свой стакан, а затем осторожно отпил сладковатой жидкости. Градуса в ней, как ни
пытался, я так и не обнаружил.
— Меня тут кое-что озаботило, — решив не продолжать разговор про Зоо, которого я,
между прочим, терпеть не могу, перепрыгнул я на другую тему.
— Что же?
— Когда нас прервали, Зуо сообщили о том, что босса Железа Яказаки выпустили из
тюрьмы.
— И?
— Так Яказаки же босс Лавы. Всегда огнестрельным и холодным оружием в Тосаме
занимались японцы. Причем здесь Яказаки и Железо?
— А ты не знаешь? — удивился Ян. — Ты же великий и могучий Лис! Неужели не следишь
за сводками в виртуалии?
— Я все это время был занят другим, — пробормотал я недовольно. Неприятно, знаете
ли, осознавать, что ты чего-то не знаешь, что, кажется, знают все остальные.
— Например?
— Вашим поиском!
Лжец…
— Ха! Ты, конечно, гений, но у нас пол-Тени — прокачанные хакеры, мог бы и
догадаться.
Ни на что не способные идиоты…
— Я и догадывался… — развел я руками.
У меня и без вас было чем заняться…
— И все равно продолжал искать?
— А что еще мне оставалось? — возмутился я.
Мне многое следовало сделать, вы бы только мешали…
— Попробовать забыть Зуо?
— Зуо? Забыть? Да ты издеваешься! Его никогда и никто забыть не сможет!
Я не обязан забывать того, кто является моим по праву…
— И то верно, — не стал спорить Ян. — Ладно, не об этом. Дело в том, что
демонстрация силы Тени не осталась незамеченной другими группировками. А ты же
понимаешь, почуяв силу, они тут же начали обдумывать, как именно этой силой либо
завладеть, либо и вовсе ее подавить. Так или иначе, мы им мешали. Амуры, Алмазы и
Лава к тому времени только еще начинали обдумывать сложившееся положение дел,
Серебро в связи с тем, что их босс Жизель находилась, да и находится, на крючке у
Зуо, старалось не отсвечивать, а вот Грин — босс Железа — не слишком обрадовался
тому факту, что мы разломали парочку их игрушек. Не говоря уже о том, что несколько
из них нам еще и помогали. Представь же его удивление, когда он наведался в гости к
своему главному конструктору, желая разобраться, в чем дело, и узнал, что Дайси-
старший мертв, тогда как Дайси-младший вступил в Тень.
— А как он узнал, что Ник перешел на Теневую сторону Силы? — заинтересованно
спросил я.
— Ха… трудно не догадаться, когда у дверей нос к носу ты сталкиваешься с Зуо с
зубной щеткой в руках, не правда ли?
— Палево.
— Еще какое! Надо было видеть лицо Грина. Мужик реально охуел. Зуо тоже хорош.
Стоял перед ним в одних джинсах с расстегнутой ширинкой, с капающей с волос водой и
невозмутимо чистил зубы!
— Что он вообще делал у входной двери в таком виде?! — нахмурился я, решив при
возможности отчитать Зуо за подобное! Только я должен видеть его таким! Больше
никто права на это не имеет!
— Что-что… Распиздон Тени устраивал за один косяк. Лучше спроси, почему Грина
стучаться не научили. Уставились друг на друга, как два барана, а через секунду
сцепились не хуже львов. Драка. Перестрелка. Вопли. Многих наших тогда ранили,
одного хакера вообще еле откачали, Зуо прострелили ладонь, я руки чуть не
лишился, — с этими словами Ян оттопырил рубашку и продемонстрировал мне толстый
длинный шрам на плече. — Забавно тогда получилось, — с каким-то мечтательным видом
протянул он.
— А потом? — подтолкнул я парня на продолжение повествования, нетерпеливо ерзая на
стуле.
— Мы тогда одержали верх. Лучших мы завербовали, кто отказался… — Ян замолчал и
выразительно посмотрел на меня, решая, говорить все как есть или не стоит.
— Вы убили их, не так ли? — не стал я ходить вокруг да около. — Можно подумать, я
не понимаю этого. Мы все-таки не персонажи мультика или какого-нибудь комедийного
сериала, чтобы мафиозная группировка стояла наравне с другими и при этом не марала
руки кровью.
Мой ответ Яну не слишком понравился, хотя он и вздохнул с облегчением.
— В шестнадцать лет так думать…
— Мне уже семнадцать, — поправил я парня.
— Ах да, что это я! — шутливо всплеснул тот руками. — Значит, все обстоит совсем
иначе! — продолжал он издеваться. — Грин тогда смог уйти. Он собрал что-то вроде
совета, в который вошли боссы пяти главных группировок Тосама, не смог прийти
только Яказаки, так как пребывал в местах не столь отдаленных. Вместо себя он
послал своего помощника. Понятия не имею, что произошло, но представителя Лавы в
результате убили. Мало того, что это является оскорблением, так парнишка еще и
оказался одним из любовников Яказаки. И босс Лавы, естественно, с подобным не
смирился. Не могу говорить наверняка, но, кажется, он решил поглотить все банды
Тосама, включая Тень. И начал он с самой ослабленной на тот момент группировки —
Железа. Ведь после потери Дайси-старшего и стычек с Тенью они оказались в
незавидном положении. Конечно, верни они себе хотя бы Ника — и восстановление их
группировки пошло бы быстрее, вот только Зуо скорее сам бы убил нашего юного
конструктора, чем кому бы то ни было отдал его. И это при том, что я до сих пор не
уверен, что Ник здесь по своей воле!
— Не иначе, в ход пошел удивительный дар убеждения Зуо, — улыбнулся я.
— О да, второго такого попробуй найди, — хохотнул Ян, настроение которого явно
стремительно повышалось.
— Но я и подумать не мог, что он завербует Ника. Это же Ник!
— Ха! После того, что Дайси-младший для него сделал… Да Зуо ему теперь по гроб
жизни обязан, и, быть может, никогда не признает этого, но он благодарен Нику, — я
вновь почувствовал себя не в теме.
— Что же такого он сделал?
— О-о-о, об этом тебе пусть поведает кто-то из них, — ехидно улыбнулся Ян.
— Что-то мне подсказывает, что и это останется для меня великой тайной, — проворчал
я обиженно. Нет, ну что, Яну так трудно рассказать мне о произошедшем? Не доверяет
мне, значит. Посмотрим-посмотрим, как ты позже заговоришь! Когда я спасу тебя. Вас
всех! От какого-нибудь глобального катаклизма или чего похуже! Я спасу мир, и он
падет к моим ногам, и все и всегда будут все-все мне рассказывать! Цель поставлена,
осталось ее достичь — всего ничего!
И вы еще все пожалеете, что бросили меня. И ты, и Ник, и Зуо. Вы все…
— Кто знает, может, Ник и решит поделиться с тобой этой презабавной историей
спасения Зуо, — пожал Ян плечами. — За пару месяцев Лава полностью поглотила
Железо, точнее, то, что от нее осталось после многочисленных стычек с Лавой. Если
учесть, что они держатели практически безграничных запасов оружия и действуют
слаженно, тогда как Железо всегда состояло из одиночек или небольших групп людей и
совместно они работать не могли, как бы Грин ни пытался управлять ими, у Железа
изначально не было шансов. В общем, Яказаки не стал уничтожать Железо полностью,
потому что это бы разрушило баланс, устоявшийся между бандами. Управление Лавой он
поручил своему старшему сыну Томо Яказаки, а сам возглавил Железо — и все это
будучи в тюрьме! Он также организовал несколько нападений на дом Ника: здесь
хранится слишком много интересующих его технологий, не говоря уже о самом Дайси-
младшем. Но мы каждый раз отбивались. Проблема в том, что это убежище давно
раскрыто, и нам следовало бы уехать отсюда, но мы не можем выйти незамеченными,
потому как за нами следят все пять банд. Сейчас мы в тисках, зажатые сразу с пяти
сторон. Каждая из банд не хочет сотрудничать с остальными. Даже Томо не помогает
своему отцу — они стали своего рода конкурентами, хотя Яказаки этому явно рад:
сыночка проявляет характер, что может быть лучше!
— Мда, «многообещающее» положение.
— Еще не представляешь, насколько, — тяжело вздохнул Ян. — Сейчас я описываю общую
картину, а вдавался бы в подробности, так у тебя бы уже волосы на голове дыбом
встали.
— Но вы же сильные, вы со всем справитесь! — заявил я уверенно.
— Да, мы сильные, — не стал спорить Ян. — Но мы сильные до тех пор, пока с нами
Зуо. Не станет его — и все разбегутся.
— Куда ж он денется, — отмахнулся я, на что парень глянул на меня с каким-то
скептицизмом.
— Зуо несгибаемый. Чем больше на него давить, тем больше он будет давить на тебя,
это верно. Его непреклонность и своего рода принципиальность восхищают, если не
пугают. Вот только… — Ян замолчал, не договорив.
— Вот только? — осторожно подтолкнул я его к продолжению фразы.
— Вот только Зуо всего лишь человек, — прошептал Ян с таким видом, будто раскрывает
мне страшную тайну.
— Я подозревал об этом! — подыграл я парню, так же нагнувшись к нему ближе и
зашептав.
— А люди имеют глупую привычку умирать.
— Но Зуо-то точно не умрет! — мгновенно среагировал я. — Я ему этого не позволю.
— На это я и рассчитываю, — улыбнулся Ян неожиданно добро, — потому что если не ты,
то никто.
— Но вот полгода он неплохо справлялся и без меня, — вздохнул я горестно.
— Ага! Неплохо! Да мы все на стены лезли! — внезапно начал жаловаться парень. — Он
и так вечно злой, как собака, а в последнее время вообще с цепи сорвался. Ты
заметил, как он теперь себя контролирует? То есть, нихера еще и не поймешь, в каком
он настроении! Раньше увидел, что глаза покраснели, — и быстренько ретировался с
его дороги, а теперь огребают все! Все!!! Нет, есть в этом и плюс — все по струнке
ходят. Забавно наблюдать, как матерые убийцы скромно тупят взгляды при виде Зуо,
надеясь на то, что он не одарит их своим бесценным вниманием, но все же… Его
поведение — как немой крик о помощи. Ему плохо, действительно плохо и одиноко,
пусть он никогда не признается в этом. Все же людям, подобным Зуо, противопоказано
влюбляться. Они куда острее ощущают боль от разлуки. И вымещают ее на окружающих!
Так что поверь, многие ждали твоего возвращения как манны небесной. Не факт, что
Зуо станет менее невыносим, но теперь ему будет куда проще. По крайней мере, я
очень надеюсь, что ты станешь громоотводом, который ему так необходим. Потому что
без него он долго не протянет. Он Уже не выдерживает напряжения, потому что тащит
все это в одиночку и никому не позволяет забрать на себя хоть толику
ответственности. Ты же сам ее заберешь и у Зуо разрешения не спросишь.
Послушав Яна, я аж собой возгордился. Вот такой я великолепный, охмурил крутого
парня и заставил его страдать! Ну и пусть, что страдал он явной херней, ибо сам же
решил уйти от меня, это уже не так важно! Приятно осознавать, что не я один, такой
идиот, ревел ночами в подушку! Конечно, Зуо иначе выражал свою скорбь по поводу
разрушенных отношений, а быть может, и нет! А вдруг он тоже ревел! И тоже в
подушку!
Я представил, как сэмпай, запершись в комнате, падает на кровать, зарывается носом
в подушку и размазывает по ней пузыри соплей, воя не хуже раненого зверя и
обливаясь слезами — такой Зуо мне очень понравился. Я бы присел на край постели
рядом с ним, погладил его по головке, стараясь успокоить, а потом… привязал бы к
спинке кровати и жестко оттрахал! Это была бы моя страшная месть!
Пронаблюдав за тем, как я, уставившись в стену, гаденько посмеиваюсь, Ян вздрогнул
и, видимо, решил даже не пытаться угадать, о чем я думаю, предпочтя просто вернуть
меня на грешную землю:
— Так вот, Яказаки внезапно выпустили из тюрьмы раньше срока. Он должен был
провести за решеткой еще как минимум пару лет. Но, видимо, договорился с полицией.
Вообще, ходят слухи, что у него есть влиятельные друзья в Мировом Правительстве.
— И это еще одна замечательная новость! — пропел я, прожевывая последний кусочек
яичницы, которую все это время с удовольствием поглощал.
— Воистину, — вздохнул Ян, вытаскивая из кармана пачку сигарет. — Не против?
— кивнул он на нее.
— Мне все равно, — пожал я плечами.
— Ну да, конечно, рядом с Зуо проще привыкнуть к запаху сигарет, чем просить его не
курить в твоем присутствии. Не поверишь, но он как-то пытался бросить.
— И как? Успешно?
— Помнится, в ту злосчастную неделю в городе произошло рекордное количество аварий,
а в последний день я в ванной своей уже бывшей квартиры обнаружил средних размеров
деревце, которое Зуо выдрал из земли в квартале от моего дома и метнул в окно в
приступе бешенства. Белки негодовали.
— Ясное дело! Я бы тоже негодовал, — вздохнул я. — А сейчас-то Зуо куда убежал? Я
уже скуча-а-аю…
— В переговорную, скорее всего. Наверное, мучает Инфа по поводу информации об
освобождении Яказаки.
— А Инф тоже здесь?! — ахнул я.
— Если ты о том, присоединился ли он к Тени, то да, присоединился. Точнее, его
вынудили. Не будем показывать пальцем, Кто. Если ты о физическом пребывании Инфа в
этом доме, то нет, он по-прежнему обитает на улице Красного Тумана, которая,
предполагая твой следующий вопрос, Да, теперь принадлежит нам.
— Улица Красного Тумана… Кру-у-у-уто! — выдохнул я.
— Да, кру-у-уто… Другие три улицы теперь, правда, для нас под запретом, да и вообще
осталось не так много мест, где нас ждут с распростертыми…
— Но вряд ли Зуо это когда-то останавливало, — ухмыльнулся я.
— И то верно, — кивнул Ян. И будто подтверждая мои слова, на кухню зашел сэмпай.
— Насекомое, — позвал он, — мы уезжаем.
— Уже? Куда?!
— Тебе понравится.
А ты, Зуо, умеешь интриговать.

========== Первые небеса Рая: 7. Фантом антивиртуалии ==========

Стопроцентная имитация — то, что предоставляла глубокая Виртуалия всем желающим.

Имитация звуков, вкусов, запахов, ощущений и эмоций. Имитация смеха, живой музыки,
ночного неба и заката. Имитация рек, океанов, лесов, деревень, городов. Имитация
настоящей жизни, остающаяся всего лишь имитацией, что превращалась в блеклые грезы,
как только пользователь стягивал с себя вирту-очки.
Белоснежный песец, навострив уши, осторожно продвигался по темному виртуальному
лесу, утопающему в тусклом свете виртуальных лун и то и дело подлетающих к зверю
пиксельных светлячков, излучающих все цвета радуги. Песец забрался в это место не
просто так. Уже некоторое время он шел по слабо выраженному следу той, что на
данный момент считалась одним из самых загадочных и необъяснимых явлений всей
виртуалии.
Внезапный шорох заставил песца забавно подскочить на тонких лапах и резко
развернуться. Та, что появилась за его спиной, в ответ протянула к зверю руку и
слегка потрепала его по макушке.
— Кто ты? — прорычал зверь, понимая, что попался, и пути назад нет.
— Я? — удивилась девушка, всматриваясь в морду песца ничего не выражающими глазами
без зрачков. — Мое имя Лаирет (ударение на «А», «И» читается, как Й, как в слове
«андроИд»), — представилась она. — А твое? Впрочем… бессмысленно знакомиться, ведь
больше мы никогда не увидимся, — улыбнулась она еле заметно. Ее бледные пальцы, на
каждом из которых сверкало по серебряному кольцу, продолжали мягко перебирать
шерстку на макушке песца, тогда как зверь, не в силах сдвинуться с места, с ужасом
наблюдал за тем, как его лапы медленно и плавно распадаются на пиксели, в животе
разрастается сквозная дыра, а хвост тает.
— Что ты… — прошипел песец до того, как распылилась и его морда.
— Прощай, — улыбнулась девушка, держа в руках клочок белой шерсти — все, что через
мгновение осталось от нерадивого преследователя. Пронаблюдав за тем, как серо-
зеленые пиксели, когда-то бывшие пушистым зверем, опали на землю и буквально
впитались в нее, девушка стащила со спины бежевый рюкзак, вытащила из него коробку,
куда и отправился белоснежный клочок шерсти.
— Ты тысячный, — улыбнулась Лаирет, обнимая бездонную коробку с трофеями. — Но не
последний.
****
Думаю, если Тень таки накроется медным тазом или даже пластиковым ведром, Зуо
всегда сможет податься в цирк в качестве балагура. Конечно же, приняли бы его
далеко не сразу! Пришлось бы попотеть, убирая навоз за слонами и расчесывая волосы
на ногах бородатой женщины, но рано или поздно его бы все же выпустили из клетки на
сцену, и тогда он с каменным лицом ничего не выражающим тоном шутил бы так, что
весь зал бы валялся от смеха. Конечно же, выступал бы он при полном параде: в
разноцветных шароварах, яркой рубашке, с повязанным на шею бантом и в потрясающем
макияже в стиле классического клоуна. А в руках бы он держал за тонкие ниточки с
десяток воздушных шариков, которые хотели бы заполучить самые юные зрители цирка. И
успех сэмпая держался бы исключительно на его потрясающем чувстве юмора, ну и
чуточку на Зиг-зауре, дуло которого он бы приставлял к виску каждого второго
зрителя со словами «Смейся, сука, продлевай себе жизнь!». И ведь в данном случае
люди бы продлевали свою жизнь в прямом смысле слова, походя на жертв Джокера или
смехосатанистов, которые уверены, что каждый день смеяться надо определенное
количество времени. Мама вон тоже какое-то время практиковала столь жуткий способ
оздоровления. Он по всем пунктам переплюнул и огуречные маски, превращающие маман в
орка, и терапию пиявками, при виде которых у меня просыпался рвотный рефлекс, и
даже уринотерапию, которую так любила бабуля. Все это поблекло в моих глазах после
того, как в одно ужасное утро мама зашла на кухню и без предупреждений начала ржать
как конь, заставив меня подавиться злополучной овсянкой. Если учесть, что взгляд ее
оставался таким же ледяным, а смех звучал глухо и неубедительно, к выводам я пришел
соответствующим. Позже маме пришлось попотеть, дабы уверить меня в том, что она
человек, а не киборг-клон, пришедший убить меня. Что самое страшное, я до сих пор
не до конца уверен, что она не киборг. Вот и смейтесь после этого без причины.
Говорят, что это признак дурачины, а по мне так попытка искусственного организма
влиться в общество. Неудачная попытка. Куда более неудачная, чем даже старания Зуо
стать частью цирка.
Вы, наверное, удивитесь, что же меня натолкнуло на мысль о новой профессии Зуо. А я
вам скажу. Помните, он пообещал, что мне понравится то место, куда он меня отвезет?
И я ведь, наивный дурак, действительно поверил в то, что сэмпай на полном серьезе
хочет меня порадовать. Теряю сноровку, честное слово.
— Съебывай, — спокойно проговорил Зуо, остановив мотоцикл напротив моего подъезда.
— Ты привез меня явно не туда. Я и поездке на свалку по утилю использованных
презервативов порадуюсь больше, чем возврату домой, — нахмурился я, для
убедительности вцепившись в торс Зуо.
— Я сказал, поднимайся и уходи, — сдержанно прорычал сэмпай.
— Нет, ты сказал совсем не это, — возмутился я.
— Насекомое, — выразительно взглянул на меня Зуо, подняв визор шлема.
— Где? — вздрогнул я, не ослабляя хватки.
— Не выводи меня из себя, — угрожающе попросил сэмпай.
— Из себя — то есть, из меня? Ты просишь, чтобы я не выводил тебя из меня? Потому
что если ты просишь, чтобы я не выводил тебя из меня, то я откажусь выводить тебя
из меня. И дело будет даже не в том, что я не хочу выводить тебя из меня, хотя я
правда не хочу выводить тебя из меня, вот только тебя во мне еще и не было, чтобы
выводить тебя из меня, — на одном дыхании выпалил я.
— Я сейчас ударю тебя.
— И с каких пор ты меня об этом предупреждаешь? — хмыкнул я, а в следующую секунду
получил звонкую затрещину, от которой меня не спас даже погнутый шлем.
— Больно! — взвыл я, рефлекторно отпуская сэмпая и хватаясь за голову.
— С каких пор тебе больно? — издевательски хмыкнул Зуо, приподняв одну бровь.
— С каких пор ты так круто орудуешь бровями? Может быть, ты с их помощью еще и
нунчаками жонглируешь?! — сказав это, я тут же живо представил, как Зуо вертит
бровями восточное оружие и при этом еще издает странные звуки по типу «Йо-о-оукх-х-
х!». Боевой клич бровей сэмпая — неповторимо.
— Слезай с мотоцикла, — сдерживаясь из последних сил, прошипел Зуо, после чего,
явно решив помочь мне в столь нелегком деле, схватил меня за шкирку и попросту
скинул с железного коня. Можно подумать, от меня так легко избавиться. Да если бы у
людей прокатывала каждая попытка отвязаться от меня с помощью одного-единственного
пинка, толчка или посыла к мужским и женским детородным органам, я бы давно стух от
скуки и одиночества.
В общем, недолго думая, я вернулся на свое место позади Зуо и как ни в чем не
бывало махнул сэмпаю рукой:
— Упал, — заявил я, улыбаясь во все тридцать два зуба. — Бывает, я сегодня
неуклюжий, жуть! Так куда едем?!
— Я что, непонятно выражаюсь? — у Зуо задергался левый глаз, а радужки наконец-то
приобрели красный цвет.
— Вполне понятно! В том-то и дело. Еще полчаса назад ты пообещал меня отвезти в
место, которое мне понравится. И я ни разу не усомнился в истинности твоих слов. Я
верю в тебя, сэмпай!
— Идиот, это был сарказм!
— Ничего не знаю, ничего не слышу. Обещал? Вези!
— Место, в которое я сейчас поеду, опасно. Ты там и сдохнуть можешь, — предупредил
меня Зуо с таким видом, будто действительно надеялся меня напугать.
— Безупречно, — выдохнул я, изо всех сил сжимая Зуо в своих объятьях, — вот это, я
понимаю, романтика по-сэмпаевски, — пропел я, начиная тереться шлемом о его спину.
Слегка помятый, шлем все равно продолжал меня радовать наличием на нем нарисованных
божьих коровок. Правда, в месте, где после знакомства с Зуо образовалась вмятина и
появились трещины, божья коровка, на которую и пришелся удар, теперь была похожа на
матерого лидера насекомых со шрамом, проходящим через пятнистые крылья, а также с
саблей в одной из лап, которой являлась тонкая царапина. Я почти ощущал, как
божьекоровковый революционер поднимает саблю над головой и взывает к своим
собратьям с просьбой восстать против несправедливой власти. «Я был такой же божьей
коровкой, как и все вы! — кричал бы он. — Жена, дети, работа — как и у всех! Но
затем меня ударили о стену, и я понял! Многое понял! Все понял! Понял, что нам
врали, говоря, что мы живем на самой прекрасной поляне. В действительности это
Шлем! Самый обыкновенный мотоциклетный шлем, слышите?!» Я даже представил, что бы
случилось со мной, узнай я, что все это время жил на шлеме. Ощущение очень
странное, но, безусловно, пугающее и в какой-то степени ввергающее в отчаянье.
— Придурок… — будто бы прочитав мои мысли, а быть может, и просто так, бросил Зуо.
— Психопат, — промурлыкал я в ответ.
— Щас словишь…
— Всегда готов!
— Я не шучу.
— А я не курю, что, между прочим, круче!
Зуо вновь повернулся ко мне и буквально пронзил взглядом.
— Я ведь могу избить тебя до полусмерти.
— Ага, так же, как бешеная собака может меня покусать, а машина — сбить, и что же
мне теперь, не гладить бешеных собак и переходить дорогу на зеленый?!
— Так бы поступил любой разумный человек.
— То есть и ты слышал миф о том, что когда-то по Земле ходили разумные? Ничего,
Зуо, все образуется. Я верю в Деда Мороза, ты в разумных людей. Каждому свое!
— У меня нет времени препираться с тобой. Хочешь ехать, окей. Но если попадешь в
заварушку, я тебя вытаскивать не буду, — предупредил Зуо, газуя.
— Ты сам-то в это веришь? — тихо ухмыльнулся я, но мои слова потонули в рокоте
мотора. Глушители почти тут же свели раскатистый звук на нет, тогда как мотоцикл
сорвался с места с такой скоростью, будто бы внезапно возжелал обогнать сам ветер.
Я поспешно опустил визор шлема и для пущей эффективности зажмурился, надеясь на то,
что организм мой больше не взбунтуется. Нет у меня сегодня настроения блевать, хоть
убейте.
Долго ехать с зажмуренными глазами я, впрочем, не смог, ибо страшно. Знаете ли,
жутковато ощущать, как тело твое кренится то в одну сторону, то в другую, а колеса
издают жуткие душераздирающие визги, и ты, не видя происходящего, каждые пару
секунд отпускаешь себе грехи, моля о всепрощении. Не скажу, что с открытыми глазами
я веду себя в компании с Зуо иначе, но так хотя бы обоснованней. Но, конечно,
главная причина, по которой глаза я таки открыл, оставалось мое безудержное дурное
любопытство. И я ни разу не пожалел о его наличии.
Пусть и с опозданием, но Зуо все же привез меня туда, где мне однозначно
понравилось! Еще бы, ни один уважающий себя парень не сможет остаться равнодушным
перед кварталом любви! К слову сказать, в Тосаме таких кварталов насчитывалось
около семнадцати легальных и пятидесяти нелегальных. И все они принадлежали Амурам.
На легальных кварталах предоставляли классические услуги, включающие в себя секс,
секс и ничего, кроме секса. В нелегальных — тоже предоставляли подобные услуги.
Только вот выбрать в свои спутники можно было не только парня или девушку, но и
ребенка, или труп, или животное. А во время процесса разрешалось обмазываться и
гавном, и кровью, и конфетами, а своего любовника могли калечить или даже есть. В
общем, бизнес любви не зря считался одним из самых грязных, куда грязнее даже
убийств.
Попасть в легальный квартал было не так уж и просто, а для меня вообще невозможно,
так как туда не пускали несовершеннолетних — это раз, бедняков — это два. А на
нелегальный я бы сам не сунулся, потому что без должной защиты тебя вполне могли не
только принять за одного из предлагающих свою любовь, но еще и, не смотря на твои
отговорки, жестоко обесчестить тебя — и это оказалось бы только началом проблем.
Ведь после бурной ночки тебя бы выловили Амуры, возмущенные тем, с какого хрена ты
промышляешь на их территории и не отстегиваешь им за крышу?! После этого все
«честно заработанные» деньги у тебя бы отняли, мало того, ты бы еще и должен
остался. Должен за то, что тебя изнасиловал какой-то богатый старикан!
Потому, когда мотоцикл Зуо въехал через железные резные ворота с изображением
грудастых русалок на территорию одного из нелегальных кварталов, я невольно вжался
в сэмпая, вместе с тем оглядываясь по сторонам и жадно пялясь на проходящих мимо
жриц и жрецов любви. Все кварталы подобного типа признать было не так уж и сложно
по куполам, что закрывали их от внешнего мира и тем самым создавали эффект вечной
ночи. Въезд же в кварталы проходил через подземные дороги, потому сюда солнечные
лучи не попадали вовсе. Высоток здесь не было, в основном пяти- и двенадцатиэтажные
здания — сплошь отели и рестораны, усеянные лампочками, подсвеченные неоновыми
вывесками и до отказа заполненные посетителями. Но, несмотря на тематику квартала,
вдоль дороги девушек стояло немного, потому что в основе своей они предлагались в
специализированных салонах, что располагались на первых этажах зданий. Вот мы
проехали публичный дом в стиле ретро, где проститутки, выряженные в сверкающие
платья и с волнистыми коротко остриженными волосами, элегантно курили сигареты
через мундштук. Несколько «экземпляров» сидели по ту сторону стекла и бросали
томные взгляды на проходящих. Любой желающий мог ткнуть пальцем в понравившуюся ему
девушку и, расплатившись, тут же пойти наверх в номер, чтобы уединиться с ней. А
напротив этого салона совсем иной — садо-мазо, вывеска которого блестела от цепей и
шипов. «Стальная лилия» — так назывался салон — считалась одним из лучших садо-мазо
клубов во всем Тосаме. Рядом с ним мы и остановились.
— Да ты шутишь! — возмутился я. — Пойдешь снимать себе проститутку при мне, живом и
офигенном?!
— А что, неужели ты против? — невинно поинтересовался сэмпай.
— Категорически против! — насупился я. Зуо в ответ на это что-то хмыкнул и,
несмотря на мои вопли, слез с мотоцикла, снял шлем и направился в салон. Я, держа
его за талию, сполз за сэмпаем на асфальт и буквально поволочился за ним.
— Не пущу! — дурным голосом заорал я на весь квартал. — Только через мой труп!
— Легко устрою, — фыркнул Зуо, отдирая меня от себя и толкая в сторону железного
коня. — Я здесь по делу. Оставайся у мотоцикла и никуда не отходи.
— А если нет?
— Тогда тебя кто-нибудь снимет, а через неделю твой труп найдут в канаве, —
вдохновил меня сэмпай.
— А мотоцикл, значит, защитит меня от обидчиков? — скептически ухмыльнулся я. — Он
что у тебя, с Кибертрона?!
— Нет, он всего лишь принадлежит Мне, поэтому тебя никто не тронет, — сказав это,
Зуо без усилий отодрал меня от себя, оттолкнул в сторону мотоцикла, а затем исчез
за шипастой дверью салона.
— А вдруг меня захотят тронуть именно потому, что я буду стоять рядом с этой
шайтан-машиной? — воскликнул я в отчаянье, но ответом мне была тишина. Ну, или,
точнее, какофония звуков квартала любви.
— Ох, зайка, всего тысяча дэлов — и я твоя на целый час! — ворковала с заказчиком
девушка, выряженная в красный купальник, черные колготки в сетку и с заячьими
ушками на голове. Причем, присмотревшись, я понял, что эти уши — вовсе не накладки,
какие раздавали в «Кроличьей норе», а самые настоящие. Зоо, значит. Интересно, как
еще проявилась ее мутация? Любит морковку или спиливает постоянно растущие передние
зубы?
— Ах, вот ты где, новенький! — послышались чьи-то старческие причитания рядом со
мной, и прежде чем я сообразил, что происходит, сухие пальцы сомкнулись на моем
запястье и потащили внутрь клуба, в который минуту назад зашел Зуо. Подслеповатая
старушка, что оказалась хозяйкой сухих пальцев и скрипучего голоса, за секунду
протащила меня через длинный отделанный бархатом коридор и втолкнула в светлую
комнату.
— Давай же, скорее одевайся! — воскликнула старушка, начиная суетиться вокруг меня.
— Кажется, вы напутали… — замялся я.
— Ну же, скорее! Клиент ждет! — с этими словами мне в руки впихнули нечто лишь
отдаленно напоминающее одежду.
— Говорю же, я здесь не рабо…
— А уже пора! — моя толстовка полетела в неизвестном направлении. За ней
последовали футболка, штаны, носки и даже трусы, после чего старушка с ловкостью
ниндзя натянула на меня черные латексные очень узкие шортики, топ из того же
материала, ремни выше локтей и коленей с блестящими пряжками, а на шею напялила
ошейник с острыми шипами, от которого отходила длиннющая цепь.
— Девочки, ваша очередь, — нарядив меня и усадив на стул перед большим подсвеченным
зеркалом, проговорила старушка. Тут же ко мне подскочили три «девочки» под два
метра ростом с волосатыми грудными клетками и массивными бицепсами, но при этом
выряженные в женское нижнее белье и парики.
— Ох, какой неказистый! — пробасила одна из «девочек», хлопая накладными ресницами.
— В Его вкусе, — лишь отмахнулась старушка.
— На себя посмотри, — фыркнул я, виртуозно уклоняясь от спонжика.
— Не сопротивляйся! Девочки, держите его, — двое из трех трансвеститов схватили
меня за плечи и шею, да так сильно, что я двинуться с места не мог. Третий же минут
пятнадцать малевал мое лицо. Когда он, наконец, отошел от меня, при этом позволяя
взглянуть в зеркало, я вздрогнул, встретившись глазами с ничешной такой, но
проституткой! Глаза из-за черной подводки казались несуразно большими и какими-то
дикими, а затонированные губы будто и вовсе исчезли с лица, превратившись в тонкую
полоску.
— Красавица! — воскликнул один из трансвеститов, идиотски захлопав в ладоши.
— Да-да-да, — закивали другие два мужика в женском белье, противно хихикая.
— Я ж говорю, вы путаете! Не ваш я! — взбунтовался было я, но меня по-прежнему
игнорировали.
— Скорее-скорее, клиент и так ждет уже слишком долго.
Не успел я вставить еще хоть слово, когда старушка схватила меня за цепь, что
свисала с ошейника, и потащила сквозь череду утопающих в полумраке коридорчиков
мимо похожих одна на другую темно-бордовых дверей.
— Простите за ожидание! — слащаво пропела старушка, вталкивая меня в одну из комнат
и захлопывая за собой дверь. Я, растерянный и обозленный, огляделся по сторонам и
почти тут же наткнулся взглядом на знакомую фигуру.
— Зу… — выдохнул было я, параллельно размышляя о том, с какого хрена сэмпай в одном
лишь полотенце, когда фигура развернулась ко мне и я к своему ужасу и удивлению
осознал, что это не сэмпай. Парень такого же роста, что и Зуо, брюнет с похожей
прической и телосложением оказался японцем.
— Э-э-э… — выдохнул я, не в силах переварить тот факт, что есть кто-то настолько
похожий на сэмпая. Пусть и со спины. А вот раскосые карие глаза, более широкий нос
и пухловатые губы схожесть между Зуо и этим парнем тут же сводили к нулю.
Незнакомец молча оглядел меня с головы до ног, заставив съежиться под пристальным
изучающим взглядом, затем стремительно приблизился ко мне, схватил за подбородок и
повертел мою голову в разные стороны, разглядывая лицо.
— Эй! — возмутился я, рефлекторно вырываясь из хватки парня и отходя от него на
шаг. — Что вы себе позволяете?! — решил я изобразить гордеца.
— Вредный, значит? — ухмыльнулся в ответ парень, приподнимая левую бровь. — И
правда, обслуживают здесь по высшему разряду, все пожелания учли, — кинул он.
Пожелания?
Чего?
ЧЕГО?!
— Вы не так поняли! Я вообще здесь ни при чем! Стоял на улице, никого не трогал,
когда меня схватила премерзкая старушенция, разодела во все это непотребство,
накрасила и вообще! — выдохнул я, исчерпывающе рассказывая обо всех своих бедах.
— И чего же теперь ты ждешь от меня? — изобразил удивление парень, делая шаг в мою
сторону.
— Что вы меня отпустите! — уверенно заявил я.
— Но я уже заплатил за тебя кругленькую сумму.
— Нет, не за меня! А за кого-то из их списка! И… и вообще, посмотрите на меня, я
совсем не подходящий…
— О, наоборот, в самый раз, — хмыкнул заказчик, протягивая ко мне руку, беря цепь,
что свисала с ошейника, и начиная накручивать ее на руку, тем самым подталкивая
меня к себе. Я сопротивлялся, как мог. Все пару секунд, пока в очередной раз не
осознал, что физическое противостояние — не моя стихия.
— Наверняка эти губы умеют многое, — ядовито заметил парень, касаясь пальцами
свободной руки моих губ. Полотенце с него сползло, и теперь он стоял передо мной
абсолютно голый. А я понятия не имел, что мне делать и куда бежать. Зуо, где ты?!
Спаси меня, скотина! Спаси, говорю!
Фишка в том, что за эти полгода я осознал одну простую истину: единственный, на
кого я могу положиться — я сам. Руководствуясь этим, я незаметно нашарил за спиной
какой-то твердый предмет и в момент, когда парень наклонился ко мне, дабы
поцеловать, со всей своей Фелиновской дури ударил незнакомца импровизированным
оружием. А затем еще разок. И еще. Прежде чем осознал, чем я так прекрасно орудую.
А оказался это…

****
Док судорожно содрал с себя вирту-очки и отбросил их на пол, после чего закрыл
глаза ладонями и еще пару минут яростно тер лицо.
— Что случилось? — вздрогнул Конь, что вышел из виртуалии через пару минут после
своего друга. — Только не говори, что тебя засекли! — воскликнул он, автоматически
протягивая руку в сторону заготовленного для побега рюкзака, который всегда
чудесным образом оказывался неподалеку от Коня, где бы тот ни находился: в магазине
ли комиксов, в туалете или даже бассейне.
— В некотором роде, — прохрипел парень, беззастенчиво задирая футболку и вытирая ею
вспотевший лоб. — Я следил за фантомом антивиртуалии.
— Воу! И как? Надеюсь, она тебя не…
— В том-то и дело, что заметила, — горестно вздохнул Док.
— Армтямпфпирожкискапустойвтар, — прервали разговор парней сонные бормотания
Хикари, который, облокотившись о стену, самозабвенно пускал слюни себе на свитер.
— Шутишь! — не обратив никакого внимания на блондина, выдохнул Конь, тут же хватая
друга за голову и вглядываясь в его глаза.
— Ты уверен, что она тебя обнулила?!
— Я распался на пиксели! Сам-то как думаешь! Уверен!
— Хреново, — пробормотал Конь, почесывая затылок. — И ты ничего не успел узнать от
нее, прежде чем она тебя чпокнула?
— Она меня не чпокала, а обнулила!
— Разница не велика! Так что?
— Она лишь имя свое сказала…
— А это нам как-нибудь поможет?
— Сомневаюсь…
— Тяфтрбегемотовнакостерыладоф, — выдохнул Хикари очередную сонную фразу.
— Тут друга твоего обнуляют, а ты спишь! — воскликнул Конь, хватая блондина за
пятку и начиная тормошить его ногу, стараясь тем самым разбудить парня. Но все его
попытки не увенчались успехом.
— Оставь его, — горестно вздохнул Док, — он не сможет мне помочь. Теперь уже никто
не сможет.

****
Юная Госпожа, выразительно покачивая бедрами, провела Зуо в необходимые апартаменты
на последнем этаже гостиницы при садо-мазо клубе, а уходя, вложила ему в руки свою
визитку с надписью на оборотной стороне «Твоя госпожа ждет звонка». Визитка тут же
полетела в мусорное ведро, что так удачно оказалось у дверей, после чего брюнет
прошел в просторную комнату, где его уже ожидал молодой мужчина. На вид ему было
около двадцати восьми. Светло-русые волосы он постоянно прилизывал к голове, а
взгляд его светло-карих глаз впился в Зуо с момента, когда парень попал в комнату,
и теперь не выпускали его из виду ни на секунду. Мужчина даже не моргал, отчего
походил на игуану. Еще большее сходство с представителем рептилий русоволосому
придавал его темно-зеленый костюм, состоящий из жилетки, узкого пиджака и брюк.
Несмотря на то, что выглядел он вполне уверенно, если не непобедимо, Зуо знал, что
все это лишь видимость. Грин потерял группировку, а сейчас боролся за то, чтобы не
потерять еще и жизнь.
Лидер Тени медленно прошел к дивану, что стоял напротив мужчины, и сел на него, при
этом ненароком замечая с десяток людей, что следили за каждым его движением. Самые
верные псы Грина, которые ушли из Железа вслед за своим боссом.
— Добрый день, — спокойно проговорил Грин, чуть кивнув. — Могу я предложить вам
чаю? — указал он на поднос, на котором дымились две чашки с обжигающим напитком.
— Перейдем к делу, — отказавшись от чаепития, не стал ходить вокруг да около Зуо.
— Яказаки на свободе.
— Данная информация дошла и до моих ушей.
— Мое предложение все еще в силе.
— Да, это я также понимаю, — кивнул мужчина. — Но не в моих правилах подчиняться
кому-либо. Я уважаю вас, Шаркис, более того, в какой-то мере даже восхищаюсь, но
становиться одним из членов Тени отказываюсь. Моя гордость мне этого не позволяет.
— Да, но, мистер Грин, ваша гордость позволяет вам жить в номере при садо-мазо
борделе под присмотром Амуров, за охрану которых вы отстегиваете круглую сумму
денег, коих, как мне недавно нашептали, становится все меньше. Я предлагаю вам
оптимальный выход из ситуации, — нахмурился Зуо.
— Вы не привыкли получать отказ? — слегка улыбнулся Грин.
— Почему же, я привык получать отказ, так же, как привык и заставлять людей затем
жалеть о нем.
— Это угроза?
— В данном случае констатация факта. Мне нет смысла угрожать вам, ведь и без моей
помощи больше месяца вы не продержитесь. Яказаки найдет и уничтожит вас.
Окончательно.
— А затем он возьмется за вас, мистер Шаркис.
— Именно. Потому я и предлагаю вам вступить в Тень.
— Но мой ответ по-прежнему «нет».
— Тогда я не понимаю, в чем смысл нашей встречи, — напрягся Зуо, мысленно размышляя
над тем, как ему будет проще всего увернуться от нападения окружающих его людей.
Тадеус, пухлый снайпер, не расстающийся с шоколадными батончиками, уже держал Грина
на прицеле, а Файер и Поль находились в непосредственной близости от клуба. Ведь
было бы наивно предполагать, что Зуо придет абсолютно один. И, тем не менее, успех
побега в большей степени зависел именно от Шаркиса.
Вот только бывший босс Железа и не думал нападать.
— Я хочу предложить вам сделку.
— И как вы это себе представляете?
— Вы поможете мне вернуть Железо, а я обещаю вам всяческое сотрудничество со
стороны моей группировки после.
— После. Это при условии, что вы сможете вернуть Железо себе. Один раз в руках вы
ее уже не удержали, откуда уверенность в том, что сможете на этот раз?
— Потому что теперь я знаю о слабостях Яказаки, — загадочно улыбнулся Грин, после
чего наклонился к Зуо совсем близко и что-то проговорил настолько тихо, что услышал
его лишь брюнет. — Так что, мистер Шаркис, рискнете ли вы помочь мне или решите
остаться не у дел? – поинтересовался он, вновь откидываясь на мягкую спинку дивана.
Зуо чуть нахмурился, расставляя приоритеты и обдумывая складывающуюся ситуацию.
Война с Яказаки назревала в любом случае, независимо от того, согласится ли сейчас
Зуо помогать Грину или нет. С другой стороны, Шаркис был бы наивным дураком, если
бы полностью доверял бывшему лидеру Железа, если учесть, что во многом вина за
ослабление его группировки лежала на плечах Тени, что в один миг лишила ее большей
части технологий. И вряд ли Грин успел забыть об этом.
— Что ж… я согласен, — наконец, ответил брюнет, протягивая руку блондину.
— Я рад, что мы пришли к соглашению, — улыбнулся мужчина, пожимая руку Зуо и все
еще вглядываясь в него немигающими глазами. Брюнет улыбнулся в ответ: холодно и
неискренне, после чего поднялся со своего места и, попрощавшись, вышел из комнаты.
****
Зуо искренне надеялся на то, что найдет Тери рядом с мотоциклом, но вовсе не
удивился, таки там его не обнаружив.
— Где мальчишка? — прошипел он, схватив копошащуюся у входа в клуб старушку.
— Какой мальчишка? — прокряхтела та, непонимающе хлопая глазами.
— Тот, что был у мотоцикла. Полуседой дрищ с идиотским выражением лица и в тряпках,
будто снятых с бомжа.
— Не было такого, — прокряхтела старушка.
— Давай так, старая перечница, либо говоришь, где он, либо я голыми руками выдираю
у тебя изо рта твою вставную челюсть и запихиваю ее тебе в…
— У меня свои зубы! — возмутилась было бабушка.
— Тем больнее будет! Я не шучу, — прошипел парень, взирая на женщину наливающимися
кровью глазами. В любой другой ситуации она бы отпиралась до последнего, но именно
этот парень оказался на удивление убедителен в своих угрозах.
— Он сказал, что ему нужны деньги и…
— Не лги, тварь. Он скорее сообщил бы тебе, что нуждается в армии красных муравьев,
владеющих телекинезом, чем начал бы ныть про деньги! Еще раз спрашиваю, где он?!
— Третий этаж, комната четыре-один, — пискнула старушка, пытаясь освободиться из
хватки Зуо, что в данный момент сжимал ее вспотевшую морщинистую шею.
— Если соврала, вернусь и разъебу, — пообещал брюнет, после чего сорвался с места,
в мгновение взлетел на третий этаж и без стука ворвался в указанную комнату, чтобы
в полном недоумении застыть на месте. Тери, выряженный в кожу и с блядским макияжем
на роже, с идиотскими воплями размахивал вокруг себя длиннющим зеленым дилдо,
пытаясь защититься от в конец охеревшего заказчика. Но не так Зуо удивил Тери в
коже. И даже не дилдо в его руках. Самым идиотским в сложившейся ситуации был тот
факт, что парень, на которого были нацелены удары «джедаевского» зеленого меча,
оказался Томо Яказаки — нынешний босс Лавы.
— Пизда, — не смог сдержать эмоций Зуо, привлекая столь незатейливым способом
внимание обоих участников происходящего.
— Это не я! — тут же выпалил Тери.
— Вы знакомы? — единственное, что озаботило Томо.
— Пизда, — так и не подобрав иного слова, повторился Зуо, ибо то, что происходило,
действительно было именно ею.

========== Первые небеса Рая: 8. Панкратион ==========

Берлитора: Ах, Хуан, я не могу сбежать с тобой в другую страну! *падает на диван и
громко рыдает*
Хуан: Но почему, Берлитора?! Ты не хочешь бросать своих родителей? *хватается за
сердце*
Берлитора: Нет, дело не в этом! *всхлипывая*
Хуан: Ты боишься оставить сестру со старшим братом? *хватается за голову*
Берлитора: Нет, дорогой! *воет и кусает подушку*
Хуан: Ты беспокоишься о том, что жизнь наша будет полна лишений? *хватается за
яйца*
Берлитора: Нет-нет, милый… и прекрати уже трогать себя! *возмущенно ударяет
любимого по рукам*
Хуан: Тогда я не понимаю! Почему ты не можешь убежать со мной, любимая?
*действительно не понимает*
Берлитора: Потому что ты мудак, а я не Берлитора, а Берлитор… *неудобно получилось*

«Сопливые дрязги: Возвращение» Серия 1, сцена 48

Мягкий мячик подлетел к потолку, но, не задержавшись там и пары секунд,

стремительно ухнул вниз, столкнулся с гладкой поверхностью отражающего свет
многочисленных прицельных ламп пола, после чего, отпружинив, вновь взмыл вверх,
стремясь к потолочной вселенной, когда его остановила широкая ладонь. Ник пару
секунд повертел мячик в руках, после чего размахнулся и вновь ударил им об пол,
пуская в повторное турне от потолка и к полу. Маленький трюк заключался в том, что
парень, рассчитав траекторию, ловил мячик, не глядя на него, поэтому, каждый раз
проделывая подобное, он не был на сто процентов уверен в том, что мячик столкнется
с подставленной ладонью. Ведь погрешности в расчётах никто не отменял. От того было
еще приятнее каждый раз вновь и вновь ощущать мягкую игрушку в руке.
Не то чтобы Нику было так уж лень наблюдать за подкидываемым им же мячиком. Просто
он не мог оторвать взгляда от детища, которое собирал последнюю пару месяцев.
Воистину лучшая работа, которую он когда-либо делал.
— Зуо тебя за такое по головке погладит разве что железной балкой, — удрученно
вздохнул Ян, что периодически заглядывал в лабораторию Ника, так сказать,
«помолчать». Обычно он действительно молчал, подавая признаки жизни лишь в редких
случаях.
— Да что мне твой Зуо, — равнодушно выдохнул Ник, ловя мячик и сжимая его до боли в
пальцах.
— Он не мой. Он наш. Босс, — напомнил парень, нашаривая в темноте бутылку
спиртного. Спасительного напитка в ней оказалось всего ничего. Хватило бы от силы
на один глоток. Ян, расстроенно поморщившись, вернул бутылку к ногам, решив
отложить последний глоток на момент, когда желание промочить горло станет совсем
нестерпимым, то есть на пару минут.
— Босс-хуесос, — фыркнул Ник, подбрасывая мячик к потолку и ту же ловя его.
— Эта кличка так же по вкусу ему не придется.
— Конечно. Ведь он любитель серых щуплых мальчиков, которых можно колошматить и
всячески над ними издеваться, и которые никогда не смогут дать отпор, — раздраженно
фыркнул брюнет, ловя мячик и со всей силы запуская его в ближайшую кучу железок. На
мгновение вся лаборатория заполнилась скрежещущим оглушительным грохотом.
— Не может дать отпор? Это ты сейчас о ком? — нервно хихикнул Ян. — Не о Фелини,
надеюсь? Потому что о ком — о ком, но о нем сказать подобного язык не повернется.
— А у меня вот повернулся! — фыркнул Ник, наконец, поднимая глаза к Яну. — Он
только делает вид, что ему на все наплевать, а в действительности…
— Дайси, — тяжело вздохнул шатен, все же проглатывая остатки спиртного, — Фелини
делает вид только одного — того, что слабый беззащитный котенок, которому
необходима нянька. На самом же деле кого и стоит жалеть в их парочке, так это Зуо.
— Ты говоришь это, потому что Шаркис твой друг. Хотя лично я не понимаю, как можно
оставаться другом такому человеку!
— Какому такому? — нахмурился Ян, который и без того находился в последнее время на
взводе. Изображать из себя мирную овечку становилось все тяжелее, особенно после
пары бутылок спиртного. А уж за Зуо Ян готов был порвать любого и в трезвом
состоянии.
— Наглой, высокомерной скотине, — проигнорировав витающую вокруг шатена угрозу,
бесстрашно заявил Ник.
— Слова ревнивого идиота, — Ян все еще старался держать себя в руках. — Ты видишь
угрозу в Зуо, но почему-то не замечаешь, как сильно ею веет от Фелини.
— А что Тери? Он еще совсем ребенок!
— Вот поэтому он всегда и будет выбирать Зуо. Он видит Фелини таким, каков он есть,
тогда как ты любишь его тем, кем он притворяется. Ты сам еще ребенок, тебе не
хватает жизненного опыта, чтобы осознать это, — настоятельным тоном заявил Ян.
— Он не понимает, что ему опасно оставаться рядом с Зуо! Шаркис навлекает проблемы
на всех, кто оказывается рядом с ним! — игнорируя слова шатена, продолжал
распаляться нанит.
— Именно! И самая страшная проблема, которую он навлек на Тень — Териал Фелини,
прославленный Лис, любящий строить из себя дурачка, а в действительности способный
на такое, о чем и Зуо не снилось. Шаркис жесток, но он прямой, как лом. Он говорит
то, что думает. Делает то, что считает нужным. У него есть принципы, определенные
моральные нормы, границы, которые он сам для себя построил и которые куда шире и в
то же время жёстче, чем у кого бы то ни было из нас. Но они есть. А у Фелини их
нет. Совсем. Он непредсказуем. И лично я не представляю, чего от него ждать. Вот
наша проблема. А вовсе не дурной характер Зуо.
— Не выставляй Тери монстром! — угрожающе зашептал Ник, сжимая кулаки.
— Зачем мне делать это? Когда он сам прекрасно справляется с сим заданием.
— Да что он такого сделал?! — воскликнул нанит, вскакивая на ноги и искренне не
понимая, почему этот глупый миротворец Ян внезапно ополчился на возможно самое
невинное создание, которое он когда-либо встречал.
— Ничего. Но это не значит, что не сделает, — Ян напротив оставался невозмутимым.
Яркая реакция Ника на слова собеседника свела на нет его собственные негативные
эмоции, и даже развеселила пьяного шатена. — Можешь считать это моим чутьем. Оно
меня еще ни разу не подводило, — широко улыбнулся он.
— Видишь это, — внезапно Ник расстегнул белый халат и задрал клетчатую рубашку. На
левом боку красовался шрам толщиной с указательный палец. — Знаешь, откуда он у
меня?
— Не представляю.
— Помнишь два месяца назад я попытался увидеться с Фелини?
— О да… Зуо тогда рвал и метал!
— Когда вы оставили нас наедине, он избил меня, а потом пришпилил к стене моим же
гаечным ключом. Ударил насквозь и оставил как есть. Сказал, что я все равно выживу
из-за нано-машин. Я простоял в полуобморочном состоянии несколько часов. Все это
время нано пытались залечить рану, но, так как ключ им мешал, они растащили его
буквально по молекулам и… — Ник постучал по шраму, послышался железный гул.
— Теперь добротный кусок железа внутри меня, а главное я не представляю, как его
вырезать, потому что я словно сросся с ним. Но не это самое страшное! Страшно то,
откуда у Зуо, обычного человека без каких-либо модификаций организма, столь
кошмарная сила, если он одним ударом пробил толстым гаечным ключом не только мое
тело, между прочим укрепленное нано, но и вбил его в стену. И ты после этого
пытаешься уверить меня, что Тери опасен?!
— Знаешь, что такое Панкратион? — лениво растягивая слова, внезапно задал вопрос
Ян.
— Что? Это здесь при чем? — нахмурился Ник, пряча шрам под рубашкой.
— Так знаешь или нет?
— Понятия не имею.
— Вид единоборства в древней Греции. Между прочим входил в состав олимпийских игр
того времени.
— И что?
— В наше время остались лишь отголоски панкратиона, но и они многого стоят.
Называют их Смешанными боевыми искусствами, потому что, как ты, наверное, понял,
представляют они из себя сочетание множества техник, школ и направлений
единоборств.
— То есть бои без правил?
— Нет же, называть так Панкратион нельзя, — нахмурился Ян. — Там присутствуют
правила, кроме того в бою нельзя пользоваться оружием.
— Я все еще не понимаю, к чему ты это, — фыркнул Ник, уже расхотевший спорить с
занудным Яном. Ему бы только рассказать какую-нибудь чушь!
— Самый сильный удар в истории Смешанных боевых искусств называется ударом Маваши.
Это удар левой ногой, выбивавший две тысячи триста семь килограмм.
— Разбудишь, как закончишь?
— Я к тому, что этим ударом можно пробить ключом твою плоть и стену.
— И что? Хочешь сказать, что Зуо — фанат Маваши?
— Нет, — тяжело вздохнул Ян, поднимаясь со стула на колесиках и медленно подходя к
Нику. — Фанат Маваши — я, — сухо бросил он, ударом ноги отправляя Ника в ближайшую
стену. — Понимаешь, этот удар своего рода произведение искусства, апогей техники. И
именно я научил ему Зуо, — спокойно продолжил он, приблизившись к Нику и присев
перед ним на корточки. Парень как раз отплевывался от попавшей в рот побелки.
— Ахерел?! — выдохнул он скорее от удивления, чем от страха или боли.
— И вот представь, я — человек, который научил Зуо этому приему, продолжаю
утверждать, что в их парочке опасен именно Фелини. Ты и сам вскоре поймешь,
почему, — вздохнул он, возвращаясь в потрепанное кресло и вглядываясь в потолок.
— Безумие какое-то, — уже менее уверенно пробормотал Ник, морщась от боли в носу.
Благо переносица приходила в норму прямо на глазах.
— Да уж, иначе эту парочку и не назвать…
****
Зуо, ты только не нервничай, хорошо? Дыши через нос. Не сопи, а дыши! Глубокий
вдох, медленный выдох. Вдох, выдох. Вот, у тебя почти получается! Пену со рта
только стряхни, а то выглядит неопрятно. И в глазки что-нибудь закапай, а то
покраснения пугающие. Зуо… Зуо, ты меня слышишь?
Сэмпай внешне выглядел вполне себе спокойно. Если бы не зычное «Пизда»,
разрушительной волной разнесшееся по всему садо-мазо борделю аж два раза и возможно
разбудившее самых укуренных клиентов и даже пошатнувшее ядро планеты, Зуо и вовсе
казался бы самым невозмутимым человеком в этом помещении.
— Несомненно, — фыркнул обнаженный парень, которого еще пару минут назад я красочно
избивал зеленым самотыком. Кто бы мог подумать, что они такие тяжелые и при этом
эластичные. И в мыслях не было, что подобное оружие будет столь эффективным. Что уж
говорить о самоуверенности, которую он тебе придает! Теперь я понимаю, почему парни
с большими членами ведут себя столь вызывающе. Да жезл любви такого размера с
самооценкой творит чудеса! Даже если он силиконовый и зеленого цвета! Я прямо
ощущал, как его мощь впитывается в меня через кожу, разносится кровью по всему
организму и прибавляет мне плюс сто очков к всесилию и плюс тысячу к сексуальности.
Дилдо оказался настолько восхитительным и так ладно лежал у меня в ладони, что уже
через пару ударов по макушке настырного обнаженного красавчика, я мысленно
признался самотыку в вечной любви, раз и навсегда уверовав, что сделали его как раз
для меня. Более того, я поклялся, что больше никогда с ним не расстанусь! Только
представьте, ночью вы идете домой, и вдруг вас окружают местные гопники. Если
раньше вы бы разревелись, начали размахивать пакетами или призывно вытащили баночку
смазки, то теперь в любой непонятной ситуации достаточно вытащить из штанов, из-за
спины или из тубуса — кто как носит — зеленый дилдо длиной примерно сантиметров
семьдесят, подпрыгнуть и встать в какую-нибудь дикую позу, а затем завизжать что
есть мочи. От гопников и следа не останется, а ты преспокойно пойдешь дальше. А
представьте, если вы заходите в магазин и начинаете рассматривать предлагаемый
товар, когда к вам подбегает назойливый продавец и начинает мучать вас вопросами о
том, что именно вас интересует. Можно, конечно, как обычно скривить лицо и пафосно
сообщить, что в этом клоповнике ничего для вас не найдется, после чего гордо
проследовать к следующим стеллажам, даже не думая уходить. Я люблю так делать в
дорогих отделах, где одна вещь стоит как наша квартира или половина Эллити.
Продавцы, оглядывая мои вещи из секонд-хенда, нечесаную испещрённую сединой
шевелюру и дебильное выражение лица, тут же пугаются и бегут вызывать санитаров из
местной психиатрической больницы, когда как я, воспользовавшись их заминкой, минут
десять наслаждаюсь тишиной и лицезрением товара. С дилдо все окажется намного
проще, потому что с его наличием даже говорить ничего не придется. Я уже вижу, как
тут же вытаскиваю самотык из штанов — естественно долго и натужно пыхтя — а
девушка, лишь заметив выглянувший из моей ширинки зеленый конец, визжит не хуже
актрисы из хоррор-порно. Один минус — за мной вполне могут приехать не санитары, а
полиция. С другой стороны, они и так бегают за мной уже который год.
— Зуо, фас! — руководствуясь своей самоуверенностью, воинственно выкрикнул я, тыча
дилдо в сторону моего недонасильника. Оба парня тут же перевели взгляд на меня.
Обнажённый удивился, Зуо — ментально испепелил.
— Что, прости? — процедил он сквозь зубы, одним лишь тоном вмиг разъясняя мне,
насколько большую ошибку я допустил.
— Я хотел сказать… — торопливо забормотал я, лихорадочно размышляя, как бы
выкрутиться, — Вальс! Точно! Я сказал «Зуо! Вальс!» — с этими словами я неуклюже
обнял дилдо в качестве воображаемого партнёра и закружил с ним по просторной
комнате, полной цепей, кожаных ремней, секс-игрушек и мазей в неистовом танце.
— Вальс? — не смог сдержать улыбки японец.
— Хуяльс, — думаю, не трудно догадаться, кому принадлежал столь душещипательный
крик души. — Дай сюда! — раздраженно прошипел сэмпай, выхватывая у меня из рук
дилдо.
— Эй, так нечестно! Он мой! — возмутился я, за что получил смачный подзатыльник.
— Быстро, уходим! — Зуо схватил меня за руку и поволок к выходу, но через пару
шагов сильный рывок заставил меня вернуться в центр комнаты. Это японец, все же
вновь завязав полотенце на бедрах, дернул за поводок, что отходил от моего
ошейника.
— Шаркис, ты совсем обнаглел? Вламываешься в мой номер, хватаешь мою проститутку и
думаешь, что можешь вот так просто уйти? — ухмыльнулся он, натягивая поводок
сильнее. Я и вовсе оказался бы рядом с ним, если бы не Зуо, вцепившийся в ошейник и
в это же самое время тянувший меня в свою сторону. Так вот как ощущали себя люди,
которых казнили посредством разрывания их на части лошадьми. Только в моем случае
кони оказались уж слишком ретивыми, а потому казнь обещала быть долгой и куда
мучительнее обыкновенной.
— Это не твоя проститутка. Он попал сюда случайно, — выдохнул Зуо, явно
сдерживаясь, чтобы не начать разъяснять о произошедшем недоразумении на королевском
языке. А если вспомнить о таланте Зуо объяснять вещи таким образом, что больше это
смахивает на смачный посыл в сексуальное Средиземье, то и вовсе в очередной раз
осознаешь, как тяжело сэмпаю живется на бренной земле среди всех нас смертных.
— Я заплатил за него, значит он мой, — с ядовитой улыбкой заявил японец, не
намеренный отпускать поводка.
— Он не продается, — угрожающе прорычал Зуо, сдавливая мой ошейник сильнее. Лишь я
судорожно пытался избавиться от оков, надеясь на то, что успею расстегнуть замок
раньше, чем меня придушат. Вот был бы зеленый дилдо со мной, он бы мне помог не
физически, так морально! Он бы подмигивал мне своими пупырышками или махал знатными
яичками, говоря что-нибудь вроде: «Все будет хорошо, бро. Я с тобой, а это
главное!»
— Я знаю! Спасибо! — прохрипел я, пытаясь смахнуть скупые мужские слезы, что
выступили у меня на глазах то ли от умиления, то ли от попеременной асфиксии.
— Руки от него убрал, — тем временем уже переходил на повышенные тона Зуо,
приблизившись ко мне справа.
— От своего рук убирать я не привык, — в тон ему отвечал второй парень, почти
вплотную подойдя ко мне слева. Если бы не я в качестве не самой надежной преграды,
они бы уже подобно баранам, борющимся за внимание самки, столкнулись бы лбами,
грозно выдыхая и стуча копытами. Батюшки-матушки, так самка — это ж я! И за меня
борются два мужика? Два крутых молодых мужика? За меня, всего такого никакого, в
коже и под семью слоями макияжа? Будто я попал в женский роман, где потрёпанную
девушку не могут поделить все красавцы города! Правда вряд ли хотя бы одна из
героинь успела сделать минет одному и отдубасить искусственным членом другого, но
это уже мелочи! Ведь главное не то, что героиня делает, а то, о чем она при этом
думает и, что еще важнее, чувствует! Я вот чувствую, что меня душат кожаным
шипастым ошейником, который бы куда эффектнее смотрелся на матерой овчарке. А еще я
чувствую, что мне припекло поссать, но это случается часто и оттого внимания не
достойно. Кроме того я чувствую, что у меня кошмарно чешется левая пятка — быть
может я подхватил грибок? И если уж говорить о чесотке, то иногда чешется еще и
зад — неужели мне снова надо глистогониться? А я это ненавижу, потому что все
таблетки от глистов как одна — жестокие разочарования. На пачке написано, что со
вкусом банана, а на деле смесь мела и какой-то вязкой забивающейся между зубов
дряни, от которой этим бананом только пахнет! Ну и напоследок с уверенностью
заявляю, что уже скучаю по малышу Фредди — так я решил назвать дилдо. В честь
всемирно известного Фредди Крюгера, что приходил к людям во снах и дарил добро.
Бьюсь об заклад очень многим во снах приходил и зеленый дилдо. Так вот, теперь я
могу с уверенностью заявить, что это был мой Фредди. Эх, малыш, как жаль, что ты не
со мной, что сейчас твои сморщенные силиконовые яички сжимаю не я. Нет, я ничего не
говорю, руки Зуо великолепны, но сильные и грубые. А вдруг он поцарапает тебя
заусенцем? Или…
Хм, надеюсь, я размышляю как среднестатистическая героиня женского романа и моими
внутренними страданиями прониклись если не все, то очень многие? Да я сам готов
всплакнуть от обостренной жалости к себе!
— Яказаки, будь добр, отпусти, — баталии между Зуо и японцем тем временем
продолжались. Ошейник они стягивали так, что мое лицо, судя по искаженному
отражению в зеркальной стене, давно приобрело бледно-зеленоватый оттенок.
Попеременное давление на мой еле заметный, но все-таки кадык, почему-то все в
большей степени провоцировало у меня очень неприятное желание. Надеюсь, героини
романов расстаются со своими завтраками, обедами и ночными похождениями к
холодильнику с тем же постоянством, что и я?
— Шаркис, не порть мне вечер с куколкой.
— У нас, кажется, временная договоренность.
— Не помню, чтобы она распространялась на проституток.
— Это не проститутка!
— Это? — ухмыльнулся японец. — Тогда кто он?
— Он мой… Он… Э-э-э-э… — Вот это «Э-э-э-э» из уст гордого, напыщенного и не в меру
пафосного Зуо с прилизанными к голове волосенками и облаченного в дорогой костюм,
прозвучало настолько идиотски, что даже я, уже частично превратившийся в человека-
ящерицу из-за цвета кожи, все больше наливающейся зеленью, прыснул сквозь зубы.
— Ну же… Скажи ему… Кто я… — выдохнул я, хватая пересохшими губами воздух.
— Тебя здесь вообще никто не спрашивает, — кинули мне в ответ.
— И правильно… Я-то здесь при чем! — хрипнул я. — Только почему у меня ощущение,
будто я измеритель ваших яиц!
— Насекомое! — зашипел Зуо.
— То самое? — тут же среагировал японец.
— Ты-то помолчи!
— И что? Нам молча выслушивать твои маты? — фыркнул японец, показавшийся мне куда
более доброжелательным, чем Зуо. — Ну хочешь поделюсь им? Трахнем вдвоем? Можешь
считать это закреплением нашего соглашения, — так, я беру свои слова обратно, он
совсем не доброжелательный.
— Нет, — сухо прорычал Зуо, краснеющими глазищами явно пытаясь прожечь в лице
японца дыру.
— А что так? Разве тебя не учили в детстве делиться? — не успокаивался парень в
полотенце. — Не все же тебе одному трахать приносящих пользу хакеров.
Финальная фраза видимо оказалась последней каплей. Я и понять ничего не успел,
когда кулак Зуо уже врезался в руку японца, которой парень в последний момент
прикрыл свое лицо. Послышался хруст кости. Хороший удар, ничего не скажешь. Вот
только японец и бровью не повел.
— Сильно, — выдохнул он, не сводя взгляда с Зуо.
— То ли еще будет, — прошипел и сэмпай, отвечая тем же. Лишь я, все еще находясь
между ними, чувствовал себя третьим лишним.
— Ну я это… Пойду пока… — пролепетал я скромно, надеясь на то, что парни, наконец
отпустившие мой ошейник, и вовсе обо мне забудут.
— Стоять, — в унисон прорычали они, вновь вцепившись в меня, как две маленькие
девочки, не поделившие тряпичную куклу. Обычно в такой ситуации заканчивался дележ
игрушки тем, что голова куклы оказывалась в руке у одной девочки, когда как тело —
у другой. И я очень надеялся, что меня не постигнет та же участь!
— Так что же, это действительно тот самый прославленный…
— Заткнись!
— Кто бы мог подумать, что наши вкусы столь схо…
— Я сказал, замолчи!
— Прекрати орать, иначе испугаешь нашего…
— Я не ваш, — наконец вступил в разговор и я, до смерти уставший от постоянных
дёрганий. — Я ничейный! — нагло заявил я.
— Вот оно как, — хмыкнул японец, когда как Зуо посмотрел на меня столь
выразительно, что у меня сложилось впечатление, будто все мои внутренние органы
давно пронумерованы и темны от печатей, на каждой из которых значится, что я
являюсь собственностью Зуо Шаркиса до последней капли крови и мочи.
— Именно так, — тем не менее брякнул я, возомнив себя шикарной главной героиней все
того же женского романа. Как никак, мужики за внимание борются, а я тут еще
комплексую. Думы о том, что у меня есть член и безволосые подмышки, на которые
западать должны прекрасные девицы, а не злобные мужики, я решил оставить на
ближайшую ночь, в которую по обыкновению всплакну и вздрочну в подушку, чтобы затем
крепко уснуть.
— Так может мне тебя приголубить? — ухмыльнулся парень, нагибаясь ко мне совсем
близко и шепча последнее слово на самое ухо.
— Я сейчас сам тебя приголублю. Вот этим, — пообещал Зуо, помотав концом дилдо над
головой японца.
— Ты собираешься разорвать договор из-за какого-то бледного мальчишки?
— Это мой бледный мальчишка, так что руки прочь, — с этими словами Зуо саданул
дилдо по рукам японца. Тот отпрянул, но не разозлился, а наоборот продолжил
ухмыляться.
— Тем лучше для меня. Чем больше слабостей у тебя окажется, тем проще будет отнять
у тебя Тень, — хмыкнул он, наконец, отпуская поводок.
— Не слишком увлекайся мечтами. Ведь за то время, пока ты упиваешься своими
грезами, Лава может развалиться на части или превратиться в придаток Тени.
— Говорит босс группировки, на которую ополчился практически весь мир, — хмыкнул
японец, со вздохом опускаясь на круглое ложе, к которому меня, судя по наручникам,
торчащим из-под алого покрывала, собирались приковать. — Как долго ты еще
продержишься?
— Тебя должно волновать не то, как долго выстоит Тень. А то, что будет после того,
как она выстоит.
— Какая самоуверенность!
— Это не самоуверенность, это факт, — прорычал Зуо, после чего схватил меня за
ошейник и буквально выволок из комнаты. — Шевели ногами, ничейный, — фыркнул он в
мой адрес.
— Неужели обиделся? — изобразил я удивление.
— Я? Обиделся? — как же мне нравится, когда Зуо перекашивает!
— Конечно, обиделся, — продолжал я его провоцировать. — Можно подумать, мне не
обиден тот факт, что ты все еще не открылся мне! Между прочим, после возвращения из
полугодового воздержания, мог бы уже и признаться!
— Признаться в чем? — сквозь зубы процедил Шаркис.
— Что любишь меня, конечно же! — воскликнул я, заставив вздрогнуть проходящую мимо
нас по коридору девушку в миниатюрном костюме полицейской. Она от неожиданности аж
плетку выронила и еще один предмет, мягко подкатившийся к моим ногам. Я тут же
поднял его и с интересом оглядел.
— Забавное ожерелье, но крупноватое, не находишь? — дабы разрядить обстановку,
показал я находку Зуо, приложив ее к своей шее.
— Анальные шарики-то? Для тебя в самый раз, — хмыкнул он, заставив взвизгнуть
теперь уже меня. Я поспешно вернул девушке ее «ожерелье» и продолжил доставать Зуо.
— Ты не признаешь, что влюблен в меня, ты не говоришь, что мы пара, ты лишь иногда
заявляешь, что я принадлежу тебе, но это звучит так, будто я твоя мебель, или ужин,
или чахлый чихуахуя!
— Последнее сравнение в самую точку!
— Тогда ты трахаешь чихуахуа и это гадко! — зло выкрикнул я. — Вы слышали? Все
слышали? Зуо Шаркис предпочитает маленьких собачек! — завопил я, забыв о том, где
нахожусь. Да уж, здесь таким заявлением никого не удивишь.
— Как ты вообще оказался в его комнате?! — виртуозно ушел от темы сэмпай.
— Меня схватила какая-то бабулька, — пожаловался я, поняв, что мучать Зуо с
чувствами сейчас бесполезно. Только пару синяков новых приобрету. А у меня и так
вся шея синяя. Как я объясню это маме? Вдруг она решит, что я пытался повеситься?
Расстроится, что у меня не получилось? И в сговоре с Эллити все же доведет начатое
сэмпаем и японцем до конца?!
— Ты что, не смог справиться со старухой?!
— Но она была сильной… — неуверенно буркнул я.
— СТАРУХА? Эта?! — ткнул Зуо пальцем в бабульку перед входом в клуб, что в этот
самый момент, охая и ахая, пыталась нагнуться, чтобы поднять выроненную кем-то
монетку. Потратив десять минут на наблюдение за тем, как она до своей добычи
добирается, а затем разгибается, я все же кивнул:
— Да, это однозначно она.
Зуо в ответ матюгнулся, подлетел к бабушке и начал тормошить ее, требуя вернуть мою
одежду. После долгих и мучительных мыслительных процессов, старушка припомнила, что
вещи мои тут же отправили на половые тряпки. Взамен же моему костюму могли
предложить латексный желтый комбинезон с дырками в районе зада и сосков, а так же
несколько платьев подобного пикантного фасона. В конце концов, Зуо ничего не
оставалось, кроме как стащить с себя куртку и, пряча глаза, протянуть ее мне,
процедив сквозь зубы что-то вроде «прикройся, не порти людям эрекцию». Долго
ерничать я не стал, ибо в моем наряде мне было мягко говоря прохладно и неуютно.
Поэтому я с удовольствием натянул куртку, практически утопнув в ней, застегнулся до
самого подбородка и полюбовался на себя в первое-попавшееся на глаза зеркало.
Одеяние Зуо на мне смотрелось как самое настоящее платье, доходя мне чуть ли не до
коленок.
— А мне идет! — воскликнул я, в ответ получив нечленораздельный мат.
— Пошевеливайся, — раздраженно закончил Зуо длинную реплику одним единственным
культурным словом, отгоняя меня от зеркала и даже не подозревая, что в этот самый
момент я вспоминаю нашу первую встречу и первую поездку на его мотоцикле, когда я
боролся с тошнотой, попеременно прижимаясь к его спине и втягивая неповторимый
запах кожаной куртки. Этой самой. Я и сейчас поднял один рукав и выразительно
принюхался к нему, вводя этим Зуо в «легкое» недоумение.
— Совсем крыша поехала? — одернул он меня.
— Было бы чему съезжать, — хмыкнул я, босыми ногами шлепая за сэмпаем по холодному
асфальту.
— Впервые соглашусь, — пробормотал он себе под нос, усаживаясь на мотоцикл. Я
смиренно разместился у него за спиной, сцепив руки у него на торсе и вжавшись всем
телом в прямую спину сэмпая. Он почему-то вздрогнул, но ничего не сказал.
— А обещал, что не станешь вытаскивать меня, если я вляпаюсь в передрягу, —
напомнил я, торжествуя.
— Заткнись, а? — с какой-то обреченностью в голосе тяжело выдохнул сэмпай,
выруливая из запретного квартала.
То ли от переизбытка эмоций, то ли организм после каникул не смог смириться с тем
фактом, что вновь просыпаться надо ни свет ни заря, но меня, уморенного теплом и
запахом сэмпая, потянуло в сон. Потому я зажмурился и всю поездку лишь
прислушивался к гулу города и странно тяжелому дыханию Зуо, ни о чем особенно не
думая.
— Все, слезай и иди домой, — совсем не удивил меня сэмпай, остановившись у моего
дома и грубо скинув с мотоцикла.
— А я думал, что налюбовавшись на меня в столь вызывающем костюме, в приступе
ревности и мучаясь от воздержания, ты первым делом потащишь меня…
— Просто иди домой, — четко повторил Зуо, будто чем-то раздосадованный.
— Ну и пойду, — обиделся я. Нет, конечно, если бы он начал ко мне приставать, я бы,
безусловно, его отшил! А потом бы он сломал мне руку! И я бы передумал! А так… даже
не интересно. — Хотя…! — нет, сэмпай, ты так просто не отделаешься!
— Зуо, а знаешь…
— Что? — раздраженно отозвался сэмпай.
— Я люблю тебя, — заявил я, ощущая себя снайпером, производящим прицельный выстрел
в голову. Конечно же, я сказал это не из-за того, что действительно люблю Зуо, ибо
он и так об этом прекрасно знает, а значит, лишний раз напоминать об этом нужды
нет; и вовсе не из-за того, что у меня сегодня внезапно романтическое настроение.
Всю прелесть от моего признания в любви вы смогли бы оценить, взгляни в этот самый
момент на рожу Зуо. Нет, правда, это надо видеть! Такое в кино не показывают, да и
в жизни встретишь с большим трудом. Бедняга сэмпай не знал, куда себя деть, что
сказать, как себя вести, как реагировать, но все это читалось лишь во взгляде,
слегка дергающемся левом глазе да раздувающихся ноздрях.
— Идиот, — после долгого молчания, буквально родил Зуо. Мотор взревел, и мотоцикл
сорвался с места, оставляя меня наедине с моим домом, любопытными бабульками, в
секси-костюме и пахнущей Зуо куртке.
— Поезжай-поезжай… Далеко все равно от меня не убежишь… Сэм-пай…
****
— Что? — практически набросился Зуо на Яна, что встретил его у дверей.
— Хуй через плечо, — не растерялся друг, левая скула которого припухла и
покраснела.
— Что с твоей рожей?
— А с твоей?
— Нахуй пошел!
— Вслед за тобой, как обычно, — выдохнул шатен перегаром.
— Хватит пить.
— В аду брошу. Сразу же, — пообещал Ян, следуя за разгневанным Зуо вплоть до его
кабинета. — А куда подевалась мечта энтомолога? Где ты его потерял?
— Его потеряешь, — послышалось невнятное ворчание, — проще повеситься.
— Ну, начинается. Вы что, пока порознь — страдаете друг по другу, а как вместе, так
можно ставки делать, кто кого первый прибьет?
— Что-то вроде, — к удивлению Яна не стал спорить брюнет.
— Я думал, ты его трахнешь…
— Он тоже так думал.
— Так в чем проблема?
— В этом, — Зуо осторожно поднял шелковую рубашку. Всю его спину покрывали волдыри.
— Опять?
— Звони Пуху.
— Зуо, так не может продолжаться! — возмутился Ян.
— Я сказал Звони, — прохрипел босс Тени, уже теряя сознание.

========== Первые небеса Рая: 9. Никак ==========

Знакомая боль яркими вспышками пронзает тело, локальными взрывами овладевает

плотью, овладевает духом, мыслями, острыми осколками стремится по венам к сердцу,
скапливается в почках, пульсирует в печени, царапает желудок и разрезает легкие.
Она выжигает тебя изнутри не хуже раскаленного свинца, заставляя пристыженно
стонать сквозь плотно сомкнутые зубы. В бреду тебе даже мерещится, что меж губ
твоих проскальзывают струи обжигающего пара. И некая темная фигура в безразмерном
балахоне и черном капюшоне наклоняется к тебе, делает один единственный вдох,
высасывая из тебя то ли горячий пар, то ли саму душу. И несмотря на разгорающийся
пожар внутри, тебе становится невыносимо холодно, а тело начинает бить страшный
озноб.
— …Зу… Зуо, черт воз… и! Дав… же! При… ди в себ…! — доносится до тебя обеспокоенный
голос Яна. Ты и рад бы ответить, но не можешь. Сколько бы ни говорили о силе воли,
сколько бы книг ей ни посвящали, сколько бы ни возвышали ее в фильмах, она не
настолько всемогуща, как может показаться. И как бы человек, потерявший пару минут
назад ноги, ни хотел подняться, чтобы защитить любимых или отстоять свою честь,
сделать этого он не сможет. Организм не позволит, воспротивится, окунет его в негу
бессознания, чтобы прекратить бессмысленные мучения. Вот только Твоя нега походит
на Личный Ад, состоящий из череды неприятных воспоминаний, которые ты все это время
силился забыть, подавить и безвозвратно стереть из памяти.
Ты видишь отца, который сидит перед тобой в рабочем кресле, как на троне, с
неизменной ухмылкой на бледных губах и с холодным взглядом, никогда не сулящим
ничего хорошего.
— У меня для тебя подарок, — раз за разом повторяет он и улыбается, а ты
переминаешься с ноги на ногу, мысленно умоляя, чтобы на этот раз все прошло
нормально.
Ты видишь мать, что, пребывая в очередном наркотическом опьянении, ползает по
главному залу в одной ночной рубашке и без нижнего белья. Она бормочет что-то про
потерянные линзы, которых у нее никогда не было. Ее красота увядает на глазах, а
апогей происходящего наступает в день ее смерти.
И почему все это ты обязан вспоминать именно сейчас?
— Мама? — тебе двенадцать, и ты давно уже не заходишь к матери, предпочитая
оставаться в метре от полуоткрытой двери, ведущей в ее комнату.
— Зу… — слышится тихий хрип. Но ты не двигаешься с места.
— Что-то случилось? — в ответ раздается болезненное клокотание. Но ты не двигаешься
с места.
— Помог… и! — шипение, тяжелое дыхание, глухой стук, напоминающий звук падения. Но
ты не двигаешься с места.
Ты все еще помнишь, как заходил в эту комнату в последний раз. Тогда мать, приняв
очередную дозу, прыгала на кровати, кричала, как тебя ненавидит, а затем предлагала
трахнуть себя. В тот день внутри тебя что-то надломилось, и в душе не осталось
места для этой женщины.
Мама мучается. Но ты не двигаешься с места.
Стонет и умоляет помочь ей. Но ты не двигаешься с места.
Она медленно умирает от передозировки. Но ты не двигаешься с места.
Благо, на болезненные стоны женщины прибегают горничные. Они врываются в комнату,
укладывают ее на спину, делают искусственный массаж сердца.
Поздно.
— Раз-два-три, сильнее! — кричит одна из женщин.
— Раз… Два… Три… Разряд! — доносится голос Нэйс.
Они мучают уже бездыханное тело женщины, кажется, целую вечность, прежде чем,
наконец, понимают, что сделать больше ничего не могут. Тогда они поднимаются с
пола, и одна из горничных направляется к тебе.
— Еще раз! Скорее! Раз… Два…
Женщина присаживается перед тобой на корточки, приобнимает за плечи:
— Как вы, господин Зуо? — задает она, на твой взгляд, удивительно нелепый вопрос.
— Никак, — честно отвечаешь ты.
Ни-как.
— Он в шоке! — утверждает другая горничная, берет тебя за руку и поспешно уводит от
комнаты, надеясь на то, что ребенок увидел не слишком многое. Но ты видел все.
Обнаженное тело матери, впалые щеки, выразительные синяки под глазами, сухую
потрескавшуюся кожу ее губ, стеклянный взгляд, ставший мертвым задолго до остановки
сердца женщины… И вибратор, что все еще жужжал в месте, где ему и положено быть.
Картина настолько же комичная, насколько и трагичная.
— Раз… Два… Три… Разряд! — Нэйс не теряет надежды.
— Он ведь не… — слышится оторопелый голос Яна.
— Идиот! И о чем ты только думаешь! — а вот это уже вопли Инфа.
Как странно. Как необычно. Осознавать, что твоя смерть действительно кого-то
беспокоит. Что за твою жизнь на самом деле борются. И не так, как это делали
горничные с твоей матерью, руководствующиеся долгом и толикой ответственности. Тебя
спасают добровольно. И, что делает ситуацию абсурдной окончательно, бесплатно.
Просто потому, что это ты.
— Давай, мать твою, дыши, Шаркис, дыши! — уже не сдерживая эмоций, орет Ян, явно
тормоша тебя за плечи. А твой Ад продолжается…
До похорон тело твоей матери по приказу отца помещают в прохладную комнату. Но
несмотря на это, когда на следующий день после ее смерти тебя приводят к ней
Попрощаться, вас встречает вовсю разлагающийся труп.
— У нее был сепсис, — меланхолично пожимает плечами патологоанатом. — Она гнила еще
при жизни, так что ничего удивительного.
Ни мужчину в белом халате, ни отца не заботит тот факт, что все это время ты
пристально смотришь на гнилое тело, когда-то бывшее твоей матерью.
— И как вы не углядели ее недуг, — бормочет патологоанатом. — Вам бы обратиться в
похоронное бюро, они бы привели ее в порядок. Кажется, вы можете себе это
позволить, — но встретившись с тяжелым взглядом твоего отца, мужчина поспешно
извиняется и уходит.
— Ну же, подойди к ней, — толкает тебя Шаркис-старший к выразительно попахивающему
трупу.
— Я не хочу… — шепчешь ты, но отец делает вид, что не слышит тебя.
— Посмотри на мать. Эгоистичный образ жизни этой женщины привел ее к Такому
состоянию, — говорит он, силком подводя тебя к телу и заставляя наклониться к
матери. Ты задерживаешь дыхание, ощущая, как к горлу подкатывает рвотный комок.
— Ну же, Шаркис, открывай змеиные глазюки! — снова Ян, чего ж ему неймется. — Давай
же! Пошли меня в ахуительное турне по пёздам самых дешевых шлюх или в еще куда
более длительное путешествие!
— М-м-м… — хрипишь ты против воли.
— Он жив! — восклицает друг.
— А ты сомневался?! — фыркает Нэйс. — Я тут не для красоты вокруг него прыгаю!
Какие же они шумные. Каждое их слово отдается в висках обжигающей болью и проникает
сквозь черепную коробку не хуже гнилостного запаха, что исходит от матери, пока ты
смотришь на ее посиневшую кожу. Хочется отстраниться, но отец продолжает давить на
шею, не давая тебе возможности сдвинуться с места.
— Ты должен хорошенько попрощаться с ней, — говорит он. — Давай, поцелуй ее в лоб.
Ты и живую-то мать не целовал, а мертвую не хочешь тем более. И зачем только отцу
все это надо?! Он постоянно твердит о том, что все вокруг — куски мяса, и внезапно
устраивает этот спектакль?
Морщась, ты еле касаешься губами ледяного лба матери, затем резко отстраняешься и
судорожно вдыхаешь кошмарный запах, понимая, что больше не способен задерживать
дыхание.
— Запомни это отвращение, — улыбается отец, который будто вовсе не чувствует вони.
— Запомни и то, что живые люди ничем не отличаются от мертвых. Разве что гниение
скрывают чуть лучше.
Ты киваешь и уже было отворачиваешься, когда замечаешь движение, присматриваешься —
и видишь, как белая личинка с черной головкой извивается в левой ноздре матери. А
затем приглядываешься лучше и только теперь понимаешь, что еле уловимое копошение
происходит и под ее веками. В эту секунду ты не выдерживаешь, и тебя выворачивает
на пол.
Кашель. Стон. Ты открываешь глаза и видишь загаженный тобой же ковер, а затем
обеспокоенное лицо Яна.
— Ну что? Живой? — хрипит он, выглядя так, будто это он минуту назад умирал, а
вовсе не ты.
— Нор… мально, — отвечаешь, вновь утыкаясь носом в подушку. Спина горит. Нэйс
невозмутимо обрабатывает свежие раны новым лекарством.
— Скажи мне, что все закончилось… — с надеждой просишь ты, еле ворочая языком.
— Нет, — Пух беспощадна, когда дело касается твоего здоровья. — Еще как минимум два
очага. Нанит не пожалел на тебя нано. Душевненько отсыпал. Впрочем, не его вина. Он
же не мог предугадать, что его малышки вступят в реакцию с лекарствами Серебра и
моими медикаментами, которыми ты был тогда напичкан по самые гланды. Такую ядерную
смесь не каждый выдержит.
— Если так продолжится, то Никто не выдержит, — угрюмо замечает Ян. — Сколько еще
продлится это чертово отторжение? Уже полгода прошло, — напоминает он. — Ты
уверена, что Зуо сможет пережить его? Потому что я все больше сомневаюсь в этом.
Последние приступы проходят куда тяжелее!
— Хватит паниковать, — вздыхает Нэйс, — все не так уж и плохо.
— Не так уж и плохо?! У Зуо отказывает сердце! Что может быть хуже?!
— Не отказывает, а скорее… Зависает. Отказать оно не может, слишком хороший
имплантат. Но нано периодически закупоривают сердечную мышцу, то есть Зуо раз за
разом переживает сердечный приступ, когда как нано пытаются выйти из его тела
любыми возможными способами, в первую очередь через поры его тела, разрывая ткани и
выводя вместе с собой из тела, как вредоносные вещества, так и необходимые ему.
Оттуда и волдыри. Спину твою они полюбили больше остальных частей тела. Хорошая
взлетная полоса, видимо. Вообще, случай уникальный и крайне интересный, так что…
— Думаю, сейчас термин «интересности» неуместен, — хмурится и Инф.
— Да… Пожалуй… Прошу прощения, — вздыхает Пух, в данный момент явно считая всех
занудами. — Я так и не поняла, чем руководствуются нано и почему выходят они по
частям. Что снизило их активность до того, и что теперь пробуждает нано отдельными
группами. Выяснить это мне еще предстоит. А пока, Шаркис, прописываю вам недельный
покой и сон! — с этими словами девушка выходит из комнаты. Вы вместе с Яном и Инфом
проводите ее насмешливыми взглядами. Ага. Конечно. Недельный сон и покой. Ты сама-
то в это веришь?
После ухода Пух еще какое-то время царит мертвая тишина.
— Ты-то что здесь делаешь? — наконец аккуратно выговариваешь, пытаясь оценить,
насколько тебе хреново.
— Это ты мне? — возмущается Инф. — Неблагодарный! Я тут, значит, беспокоюсь, а он!
— жалуется он Яну. — Вдруг бы ты помер! И я бы оказался не в числе первых, кто бы
узнал об этом. Не бывать этому! — добавляет он с хитрой ухмылкой.
— Я? Умереть? Вот еще… — хрипишь ты, дрожащей рукой убирая со лба налипшие волосы.
— Не может быть, чтобы ты пришел только для этого.
— Не только, — улыбается Инф, поправляя фиолетовую шляпку, увитую десятком атласных
лент. — Еще я пришел поговорить с одним из твоих хакеров. По поводу новой проблемы
виртуалии.
— Фантом?
— Именно.
— Он снова напал на одного из наших?
— На Дока. Симптомы те же. Теперь парню закрыто прямое подсоединение к сети через
вирту-очки. Только общий ограниченный доступ. А ты же знаешь, как это чревато в наш
век.
— Но как это возможно? Не просто удалить аккаунт и аватар, а будто стереть
человека? — удивляется Ян, и ты полностью поддерживаешь его. Действительно, Как
Такое Возможно?!
— У меня есть теория, но она покажется вам безумной, — предупреждает Инф,
усаживаясь у тебя в ногах. — Быть может, фантом, который по свежим источникам,
между прочим, является обворожительной девушкой, прописывает виртуальный блок,
который активируется, нарываясь на определенные мозговые волны. Волны пострадавших.
По недоброжелателю он дает будь здоров, так что одной попытки проникновения в
виртуалию после твоего обнуления тебе хватит, дабы понять, что билет туда тебе
заказан.
— Быть может, балуются детишки ПКО-вируса? — без охоты напоминаешь ты.
— Не-е-е-ет, — протягивает Инф, любуясь на себя в небольшое зеркальце, что он
извлекает из цветастого кармана. — Они ведут себя тише воды, ниже травы.
— Это-то меня и настораживает.
— Не напрягайся понапрасну, Зуо. Ты и так в заднице. Насколько бы ни усугубилось
положение у остальных, твое Хуже стать Не может, понимаешь меня?
— Всегда может быть Хуже, — резонно замечаешь ты, на что информатор лишь мило
улыбается.
— А ты опытный малый, верно? — нагибается он к тебе ближе. — Потому и иду за тобой,
хотя и похож ты на камень, который тянет всех ко дну, — с этими словами Инф
подмигивает тебе, спрыгивает с постели и направляется к выходу. — Оставляю нашего
босса на тебя, Януш, — мурлычет он и уходит.
— Ненавижу, когда меня называют полным именем! — тут же морщится твой друг,
показывая в сторону закрывшейся двери некультурный жест. — Ну что? Как ощущения?
— Заебись…
— А если серьёзно?
— Заебись ахуенно…
— Так-то лучше, — смеется Ян, хватая тебя за руку. — Давай-ка вставай.
— Дай мне минуту, — хрипишь ты, понимая, что у тебя совсем нет сил.
— Хуюту тебе не дать? Ты полкровати обблевал. Прикинь, если кто-то увидит тебя в
таком состоянии. Великий и могучий босс Тени в собственном завтраке, обеде и ужине.
Пальчики оближешь. В качестве зрителей столь уникального зрелища хватит и Инфа с
Нэйс. Для полноты картины тебе осталось обосраться, чтобы уж совсем…
— Еще слово, и я так и сделаю, — обещаешь ты.
— А давай! — Ян внезапно усаживается на стул и, не мигая, пялится на тебя.
— Что-то настроение неподходящее, — наконец, прерываешь ты затянувшееся ожидание.
— Боже мой, тебе настроение необходимо даже на то, чтобы посрать? Страшно подумать,
как тяжело тебе живется.
— На хуй пошел…
— Сначала в ванну, — не успокаивается Ян, вновь хватая тебя за руку. Несмотря на
то, что ты почти ни на что не способен, друг буквально взваливает тебя на плечо и
тащит в ванную комнату. В душевой кабине ты на мгновение опираешься спиной и лишь
чудом сдерживаешь болезненный вскрик. Ян включает воду, какое-то время удерживает
тебя под прохладными струями воды, не обращая внимания на то, что сам промокает до
нитки.
— Нет, я бы, конечно, разделся, но вдруг вид моего орудия ввергнет тебя в отчаянье,
и ты в приступе лютой зависти заколешь меня зубной щеткой? — дабы разрядить
обстановку, продолжает он шутить.
В ответ на это ты уверяешь, что в состоянии справиться сам, и парень выходит из
душевой кабины, невозмутимо стягивает с себя мокрые штаны и усаживается на унитаз.
— Что ты, блять, там?..
— Что? У меня желудок барахлит, — жалуется Ян, морщась. — Мне вообще пугаться
противопоказано.
— И поэтому надо это делать здесь и сейчас?!
— Бодрящие ароматы тебе в помощь.
— Я ТЕБЯ НЕНАВИЖУ!
— Не, ну, а что? Думал, в сказку попал…
— ВЫЙДИ СЕЙЧАС ЖЕ!
— На середине процесса? Извини, друг, но даже ради тебя я на такое не пойду.
— ЯН, БЛЯ!
— Пусть так. Даже Янбля звучит круче Януша.
— Я сейчас выйду и…
— Я лишь порадуюсь, если ты сможешь выйти Сам, — неожиданно серьезно отвечает
парень, и ты замолкаешь.
Так вы время и проводите: Ян на унитазе, ты в душе, корчась от боли. Силы
возвращаются медленно и словно с неохотой, тогда как неприятные ощущения угасают,
оставляя после себя раздражающее тянущее чувство. Иногда ты оглядываешься на друга,
и его устремленный в никуда взгляд напоминает тебе о том, что все не так весело,
как кажется. А громогласные звуки с его стороны утверждают, что и не так уж плохо.
— Ян, — через какое-то время шепчешь ты.
— М?
— Помоги мне выйти…
— Ты ли это, Зуо?!
— Заткнись и просто помоги!
— Щас только подотрусь…
— Ебись ты конем! Как можно быть настолько мерзким?!
— И это Ты меня спрашиваешь?
С горем пополам друг помогает тебе вернуться в постель, а затем по твоей просьбе
уходит. Ты закрываешь глаза в надежде окунуться в успокаивающую дрему, но в голову,
как назло, лезет одно неприятное воспоминание за другим. Провалявшись так около
часа и частично восстановив силы, ты поднимаешься с постели и, не совсем понимая,
что делаешь, начинаешь одеваться.

****
Восьмое тараканье собранье на тему «Как испоганить жизнь населению планеты Земля»
объявляется открытым. И первым человеком на повестке дня, которому в срочном
порядке надо попортить кровушки, является, конечно же, госпожа Эллити. Двенадцати
лет от роду, она уже является ярким омерзительным представителем общества, которого
следует немедленно проучить. Есть предложения? Не забывайте представляться, прежде
чем будете делиться идеями.
— Таракан под номером сорок три! Я предлагаю размазать сопли по волосам девчонки,
пока она спит!
— Таракан под номером сто двадцать четыре! Соглашусь с тараканом под номером сорок
три, козюльки всегда были беспроигрышным вариантом в войне со многими смертными.
— Таракан под номером восемь, не соглашусь с коллегами, козюльки — это прошлый век.
Нам необходимо модернизировать наши планы мести! Немедленно!
— Таракан под номером двадцать шесть! Не уверен, что модернизация что-то улучшит
или ухудшит. Мы лишь потеряем время, когда как козюльки не ждут, а Эллити достойна
столь отвратительной и унизительной кары.
— Таракан под номером двести два! Мы говорим об Эллити, но почему никто не хочет
поразмышлять над наказанием куда более опасного врага?
Тараканы встрепенулись и зашушукались.
— Действительно, — нахмурился и я, — Эллити у меня под боком, ей могу подгадить в
любое время…
— Я, между прочим, все слышу! — послышался вопль за стеной. — Хватит уже
разговаривать с засушенными насекомыми! Это мерзко! И я спать хочу!
— Так спи, — буркнул я, аккуратно складывая тараканов обратно в коробочку.
— Я не смогу заснуть, пока ты не заткнешься! И верни мою кукольную мебель! Опять на
мои стульчики сажаешь тараканов?!
— Никого и никуда я не сажаю! — воскликнул я, поспешно напаивая последнего таракана
выдуманным чаем из игрушечной чашки, а затем отправляя его к собратьям.
— Если я найду хотя бы один усик!
— Ничего ты не найдешь! — пообещал я, заталкивая пару отвалившихся лапок в ту самую
кружку. Все как здесь и было!
Вы спросите, с чего это я играю с тараканами и даже, быть может, предположите, что
это гадко. А вы сами играли? Нет? Вот и помалкивайте.
Спрятав кукольный стол и стулья обратно в коробку, я поднялся с пола и прошествовал
к зеркалу. Несмотря на то, что домой я пришел еще два часа назад, повеселив своим
видом дорогую маман, что истерически смеялась надо мной минут сорок, я все еще
расхаживал в утонченном изыске БДСМа. Мне хотелось смотреть на себя еще и еще. Не
так уж часто я себе нравился. Еще меньше я нравился себе в облегающей одежде. И
совсем не нравился с макияжем. Но именно этот вид госпожи меня вполне устраивал.
Мне бы еще плетку, которой бы я смог дубасить Зуо, и вообще все идеально!
А сэмпаю бы наверняка пошли кожаные стринги! И намордник. И тявканье. А насколько
привлекательным его бы сделали виляющий хвост и сладострастные поцелуи моих
коленей!
Я наслаждался своим видом до позднего вечера, пока от косметики не защипало глаза.
Лишь тогда я переоделся в серую пижаму с розовыми мультяшными поросятами и кое-как
смыл с себя макияж. Перед сном я собирался еще немного поговорить с тараканами в
коробке и таки решить проблему с местью, когда послышалось тихое вибрирование.
Далеко не сразу я понял, что жужжал мой телефон. Поспешно вставив старую пластину в
ухо, я еще некоторое время взирал на незнакомый номер, прежде чем все-таки решился
взять трубку.
— Дверь открой, гавно, — послышался голос с приятной хрипотцой.
— А это кто? — невозмутимо ответил я, хотя не узнал бы Зуо разве что в жесточайшем
припадке эпилепсии.
— Ты оглох, даун?
— Вы не туда попали! — сообщил я бодро. — В нашей квартире даунов нет! — и положил
трубку. Нифига какой я дерзкий!
Конечно же, через секунду звонок повторился:
— Я сейчас выломаю дверь и убью тебя, сучара ебаная!
— А-а-а… Зуо, ты ли это?
— И как ты, блять, догадался?!
— Ой, мне помогла моя потрясающая дедукция, — похвалился я. — Я круче Шерлока
Холмса! Зуо, хочешь стать моим доктором Ватсоном?! Только тебе придется отрастить
усы. Нет, я не настаиваю, но по идее надо. Вот ты представляешь себя с усами?
— Открывай дверь, ебанашка!
— Какую?
— ВХОДНУЮ!
— Какую входную?
— Давай так. Либо открываешь дверь ты, либо ее открываю я, а затем куски твоего
тела разбросает по всему городу.
— Все?
— Все…
— А что ты сделаешь с членом?
— Скормлю обезьянам в зоопарке!
— Это так романтично… Кусочек меня будет с тобой в зоопарке!
— Я не намерен больше ждать.
— Уже бегу, — встрепенулся я, поняв, что и дальше испытывать терпение сэмпая не
стоит. Зуо всех разбудит, а виноватым-то, являясь уродом в этой семье, окажусь
однозначно я!
Не хуже ниндзя, я прошмыгнул в коридор, прополз последние пару метров на коленях и
локтях, и максимально тихо открыл дверь. На пороге действительно оказался Зуо.
— Херово выглядишь что-то, — с легкой обеспокоенностью заметил я.
— Ты выглядишь херово Всегда, я тебя этим ебу?
— Нет, ебал ты меня, помнится, другим местом. Хотя, быть может, я что-то путаю.
Знаешь ли, мне семнадцать. Память уже не та!
— Впусти меня, — вместо ответа оттолкнул меня Зуо от двери, прошел в квартиру,
разулся, стянул пиджак, но умудрился повесить его мимо вешалки. Пиджак бухнулся на
пол, но сэмпай этого даже не заметил. Стараясь не демонстрировать волнения, я так
же аккуратно закрыл дверь, поднял пиджак Зуо и повесил его рядом с курткой, что он
мне оставил к моему бдсм-наряду, а затем уже проследовал за сэмпаем в комнату. Зуо
обнаружился у меня на кровати. Улегшись на живот, он закрыл глаза и, кажется… спал?
Заперев дверь в комнату на замок — отличное приобретение, как мне кажется, — я
подошел к нему ближе.
— Эй, Зуо…
— Мм-м? — послышалось замученное мычание.
— Ты вообще чего пришел-то?
— Спать… Свет выруби.
— Я спать не хочу! — соврал я, хотя минуту назад собирался насладиться парой
наркоманских снов.
— Не хочешь, захочешь, — буркнул сэмпай, хватая меня за руку и грубо сгребая в
охапку.
— Эй! — божечки-божечки-божечки, что творится-то, люди добрые?! Зуо, ты совсем…
того? Умираешь, что ли, или, не знаю, забыл выпить свои таблетки, и поехала крыша?
— Отпусти, я ж свет выключить не смогу, — начал я показательно вредничать, мысленно
охреневая от происходящего.
— У тебя есть пульт, — сонно напомнил мне сэмпай.
— Он далеко.
— Рядом с подушкой.
И не проведешь его, а? Откуда такая внимательность?!
Свет таки покинул мою комнату. А вместе с полумраком пришла гнетущая тишина.
— Зуо? — через пару минут все же не удержался я.
— Что еще?
— Ты правда пришел ко мне… СПАТЬ?!
— Да, — сухо бросил босс Тени.
— Без всяких там… поебушек?
— Замолчи уже!
— Нет, мне надо знать, потому что я вообще-то собирался ломаться. А так получается,
что ломаешься ты?! То есть пришел, улегся, уперся в меня всеми частями тела и все,
Теричка, лежи и думай о том, какой ты лузер, и как тебе не вставили? А завтра я
приду в школу и громогласно всем сообщу о том, что Зуо Мне Не Дал?! Сэмпай
НЕДАВАЛКА?! А? АА? ААА?
Но Зуо ничего не ответил. Зуо спал.

========== Вторые небеса Рая: 10. Мармеладный мишка ==========

Столкновение лбами,
Мы с тобою опять на краю,
Рука об руку, знаем:
Нет понятия «Я не могу».

Мы с тобою — два знамени,

Сила разума, сила войны.
Поцелуи перстами
Тленны, сладки, невинны, больны.

Потерявшись местами,
И частично ослеплены,
Мы прошепчем устами,
То, как сильно друг другу нужны.

Апокалипсис наступил на удивление неожиданно для события, которое после всемирного

опроса назвали не иначе как Самым Ожидаемым Происшествием XXIII века, ведь смерть и
разрушение всегда привлекали людей, являясь вековыми монополистами, завладевшими
вниманием человечества раз и навсегда. Потому, когда год назад ученые заметили
стремительно движущийся в сторону нашей планеты метеорит, народ возликовал, с
нетерпением ожидая неповторимого зрелища.
Конечно же, не обошлось и без скептиков, которые в ответ на объявление о
приближении опасного космического объекта к солнечной системе ухмылялись,
отмахивались и часами вещали о том, что поверить в подобное может только последний
идиот.
Последних идиотов оказалось больше, чем первых. Снимались фильмы, создавались
парки, шились футболки с веселыми кровавыми пятнами на груди и спине и надписями
типа «Я пережил Апокалипсис 2245 года». Но, естественно, всерьез воспринимали эту
угрозу единицы. Не удивительно, ведь сколько бы столетий людей не стращали концами
света, ни один из них не наступил даже наполовину! Потому, пока метеорит
целенаправленно летел к голубой планете, его будущие жертвы продолжали любить и
изменять, сидеть на диетах и объедаться до полусмерти, выращивать цветы и
марихуану, а по вечерам смотреть шоу с клоунами, утверждающими, что они
экстрасенсы.
Только не подумайте, что я один из тех самых скептиков, что не верят в концы света,
а заодно и в сверхспособности людей. О нет, просто купающиеся в деньгах шоумены
являлись шулерами и никем больше, тогда как настоящим экстрасенсам приходилось
перебиваться с копейки на копейку. Мне, например.
В один из последних дней человечества я, как обычно, использовал свои способности
во благо:
— Ваша вставная челюсть… ваша вставная челюсть… она… чувствую! Я чувствую ее! Она
близко… — бормотал я, водя руками над стеклянным шаром, что купил на распродаже за
двадцатку. Изначально он стоил сорок миров, но я сторговался! Пришлось применить на
продавце суперэкстрасенсорные способности.
Нет, я делаю так нечасто — лишь в случае, если у меня не хватает денег. Хотя денег
у меня не хватает постоянно, а потому и экстрасенсорю я тоже с угнетающим
постоянством. Скорее, мне хочется верить, что на самом деле силой своей я не
злоупотребляю, ну или хотя бы убедить в этом тебя, о незнакомец, кем бы ты ни был и
к какой бы расе ни принадлежал. Явно не к человеческой, ведь на тот момент, как
этот дневник попадет к тебе в руки, щупальца или клешни, люди исчезнут как вид с
лица планеты. Да, мне говорит об этом все та же экстрасенсорика! И ты окажешься
очень наблюдательным, если тут же придешь к выводу, что способности мои
величественны и великолепны.
Почему же, обладая столь удивительной силой, по вечерам я делю хлебные корки с
козой Мотькой, а полусгнившую морковку с кроликами, что живут тут неподалеку? Все
дело в том, что настоящий экстрасенс и не должен просить денег за свой дар, иначе
способности ослабнут, а затем и вовсе исчезнут. Так или иначе, прямо сейчас я
практически спасал человеку жизнь.
— Слушаю тебя, солнышко! Внимательно слушаю, сладкий мой, вкусный мой, котлетка ты
моя ненаглядная! Пельмешки ты мои недоваренные, колбаска не запакованная, совсем
свежая. Блинчики с мясом, куриная лапка под сырным соусом, фаст-фуд ты мой…
— прошамкала беззубая бабуля, сглатывая слюну и наглаживая кривым крюком, что
значился у нее вместо правой кисти, лежащего у нее на руках драного, безухого кота.
На мгновение мне пришла в голову мысль, что без вставной челюсти бабуля куда
безопаснее. Уж слишком голодной она выглядела. Но профессия моя такова, что
обязывает помогать людям, даже рискуя собственной жизнью! Или мясом.
— Я вижу… Вижу кровавую лужу у вас перед кроватью, — грозно прогремел я, тайком
нажимая на напольную кнопку и тем самым включая миниатюрный кулер, что встроил себе
в спину пару месяцев назад для охлаждения всего тела, а также произведения должного
эффекта на таких вот заказчиков. Плащ из тонкого черного шелка эффектно приподнялся
и начал развеваться у меня за спиной, в свете тусклых лампочек переливаясь от
зеленого к фиолетовому.
— Так, супчик! Все так, поджаристая картошечка! Была лужа, мой бутербродик!
— воскликнула бабуля, медленно перевоплощаясь в молодую девицу, все яростнее
наглаживающую кота крюком. — Петенька напрудил, несъедобная дрянь, — кивнула она на
несчастное уродливое животное. Уже не кот, а нечто совсем иное, мерзкое и пугающее
с утробным гудением переминало многочисленные когтистые лапки на коленях у хозяйки.
«Петенька?» — переспросил я мысленно, приходя в ужас от звериной, жутко звучащей
клички. Надо же было придумать такое странное имя!
— Напрудил кровавую лужу? Это вообще нормально? — осведомился я с беспокойством.
Быть может, животное следовало спасать от живодерки? Впрочем, зверю явно нравилось,
как крюк цепляется за его шерсть и оставляет после себя глубокие борозды, из
которых вытекало нечто, похожее на взбитые сливки.
— Еще там рассыпаны осколки, жалящие не хуже шипов розы! — решив не заострять
лишнего внимания на нашпигованного вкусностью зверя и крюке, с которого девушка
вызывающе слизывала белую сладко-пахнущую субстанцию, продолжил я впечатляющую
речь, откинув голову назад и теперь взирая на потолок.
— И они были! Стейк, а ты хорош! — кивнула заказчица, нагло складывая ноги на мой
стол и демонстрируя деревянную конечность.
— Ваш лазерный бластер «Вставная челюсть» в спальне под тумбочкой. Он попал туда,
после того как ночью кто-то задел емкость с раствором мехопластики.
— Но раствор стоял в гараже…
— Банка упала на большую доску на колесиках, которая, повинуясь внезапному
северному ветру, сквозящему сквозь дыру в двери, докатилась до двери.
— Но дверь вела на кухню.
— И потому, тогда как доска врезалась в дверь, банка с раствором, повинуясь
инерции, влетела в проем для вашей живности и проскользила по чистому полу до самой
лестницы!
— Но лестница ведет наверх?!
— Вот только банка раствора остановилась на краю шатающейся доски, тогда как на
другой край как раз прыгнула крыса-тяжеловес, заставив банку взмыть высоко-высоко.
Она долетела до самой спальни и приземлилась на подушку, отпружинила, упала на пол
и разбилась, оставив красный раствор и осколки, тогда как бластер оказался под
тумбочкой.
— И как я сразу не догадалась! — хлопнула девушка себя по лбу.
— Но главное — это причина произошедшего. Не буду показывать пальцем, но виновник
Он! — заголосил я, указывая пальцем в недокота, после чего наконец-то выдохнул и
убрал трясущиеся от напряжения руки от хрустального шара бывшего употребления.
— Так что Петенька если и прудил, то не около вашей кровати.
— Вот это да, вот это новость. Петр, ну что за дела, — пробасила девушка, разводя
рукой и длиннющим крюком, что теперь торчал из самого ее плеча.
— Не, ну, а че… — внезапно отозвался зверь, вспрыгивая на мой шар и начиная точить
об него пару десятков длинных когтей. — Я ж не специально. Я же медик-бурундук.
Логично…
Девушка перевоплотилась в девочку, крюк у которой выглядел теперь нелепее прежнего.
Пожав плечами и поблагодарив меня за мою великолепную силу, заказчица направилась к
выходу из шатра. Денег, конечно же, я с нее не попросил. Тихо-мирно вытащил пару
мелких купюр из выуженного из сумки клиентки кошелька и был таков.
Тогда-то, распихивая скромный гонорар по карманам и размышляя, стоит ли помогать
еще кому-нибудь или план по спасению жизней на сегодняшний день можно считать
выполненным, я поднял глаза к небу и онемел от увиденного. На нашу планету
надвигалось нечто.
— Мама-мама, посмотри! Мишка! — воскликнул один из маленьких посетителей ярмарки,
тыча в небо полу-обглоданным облаком голубой сладкой ваты.
— Боже мой! — воскликнула его мать, привлекая внимание и других людей к
происходящему в небесах.
На планету действительно надвигался мишка. Мармеладный мишка. Со вкусом малины, как
затем оповестил диктор спец-новостей.
— Только без паники! — уже через полтора часа пытался успокоить бьющееся в истерике
население планеты мировой президент. — Вместе мы со всем справимся! Даже с
медведем! Даже с мармеладным! Даже с малиновым! — заявил он, ободряюще воздевая
руки к небу и не зная, что прямо над его головой в данный момент в лучах заходящего
солнца вспыхивает мишка-убийца, делая оратора похожим на изображение сатаны, что
висит в городском музее.
Люди обезумели окончательно. Мишкоистерия показала себя во всей красе.
Из сточных канав и мусорных баков повылазили новоиспеченные пророки, намалевали на
дряхлых табличках предостережения для всего человечества, предрекая массовое
заражение сифилисом, эпидемию диареи и шоколадное мясо. Следующие шаги к спасению
люди предприняли через бесконтрольное и бессмысленное мародёрство. В первую очередь
вычистили продуктовые магазины: растащив всю еду, люди брались за тряпки и вымывали
окна и полы магазинов, подметали в подсобках, чистили туалеты. Затем пришла очередь
супермаркетов бытовой техники. А потом нападению подверглись остальные магазины.
Уже вечером, направляясь домой, я пронаблюдал, как уже знакомая мне старушка с
крюком семенит по узкой дорожке, вооруженная штучками, украденными явно в секс-
шопе. Зачем бабуля впихнула себе в рот шарик-кляп, я решил не узнавать. Зачем
напялила на безухого зверя страпон — тем более.
Позже мишкоистерия взошла на новую ступень развития. Когда было разграблено все,
что можно и чего нельзя — некоторые, к примеру, на кой-то черт выкапывали и
утаскивали искусственную траву, — людям внезапно пришла в голову абсурдная мысль
защищаться. Повытаскивав на улицу кто что может, народ как по команде начал швырять
в медведя чем ни попадя, стрелять в него из пистолетов и дробовиков, метать кинжалы
или вызывать его на мужской бой Один на Один. Вот только стрельба по небу никакого
действия не возымела — быть может, потому, что мармеладная смерть находилась в
тысячах километров над планетой.
К ночи истерия подошла к завершающему этапу: народ, поняв, что все их усилия
бесполезны, опустил руки и загрустил. Люди ходили по улицам и рыдали, падали друг
перед другом на колени, прося прощения за разбитое сердце, любимую кружку или бачок
унитаза. Признавались в любви кустам и асфальту, целовали стены домов, вещая о том,
как они будут скучать по всему по этому, когда умрут. Как можно скучать, умерев, я
решил не узнавать.
Народ страдал. Народ плакал. Народ находился в тлене и ничего не мог с собой
поделать. Люди ели и плакали, пили и плакали, занимались любовью и снова плакали в
ожидании неминуемой смерти. Они жалели себя. Жалели окружающих. Жалели о сделанном
или не сделанном. А некоторые, решив переплюнуть остальных страдальцев, громогласно
жалели о том, что вообще появились на свет.
Пребывая не в лучшем расположении духа, кто-то со скуки поджигал машины, другие,
самые нетерпеливые, заканчивали жизнь самоубийством. Я сидел в своей комнате в
свете полнолуния, скучающе смотрел на все происходящее с высоты седьмого этажа и
размышлял о том, что все эти люди Такой интересной гибели не заслуживают. Что им
хватило бы и полномасштабного наводнения. Я — совсем другое дело.
— Как насчет последнего предсказания, прежде чем мы отбросим бренные оболочки?
— предложила красная игуана, неуклюже подползая к моей ноге — моя соседка по
квартире.
Наверняка вы тут же захотите спросить, каково это — жить с игуаной, а я вам
отвечу — за-ме-ча-тель-но. И главный ее плюс заключался в том, что она не была
человеком. А минусом — ее нелюбовь выносить мусор и невозможность мыть посуду, так
как до раковины она не доставала.
— Я предсказываю камнепад, попкорн и машину времени, — сходу выдал я одну из
стандартных реплик. Игуана одобрительно качнула головой.
— Я в туалет, надеюсь, ты не трогал мой лоток? — с напором поинтересовалась она.
— Сколько раз повторять, я в лотки не…
Мармеладный мишка подлетал все ближе.
На рассвете мы с игуаной пробрались на крышу и разложили там шезлонги, вооружились
молочными коктейлями, селедкой и варёным луком и устроили своеобразный пикник.
Мишка к тому моменту уже закрыл собой половину неба и теперь взирал на нас большими
мармеладными глазами. Мне почему-то казалось, что при такой близости постороннего
объекта на планете уже следовало бы начаться катаклизмам, но пока что единственной
катастрофой оставались люди.
К вечеру того же дня медведь стал совсем необъятен. Небо, сплошь мармеладное,
грозно нависло над нашими головами. Игуана хрустела мухами, я посасывал колпачок от
шариковой ручки, полная луна на фоне медведя давала понять, что, при ее
невообразимых размерах, мармеладная смерть находилась еще относительно далеко.
Затаив дыхание, мы ждали столкновения мармелада со спутником Земли, и оно таки
произошло через каких-то пять часов — глубокой ночью, когда большинство людей,
замученных и усталых, спали, пили или, решив умереть чистенькими и свежими,
принимали холодный душ.
Оглушительный рокот обрушился на планету, подняв кошмарный ветер. И тогда я увидел
одно из самых захватывающих зрелищ за всю мою жизнь: Луна под напором мармелада
треснула, но устояла, тогда как медведь развалился на куски, и биллиарды
миниатюрных мишек разлетелись по космосу.
Большую их часть, естественно, притянула Земля. Словно снаряды, горящие мармеладки
стремились к планете, падая на нее огненным дождем, но успевал долететь до
поверхности один мишка на миллион, при этом оставляя после себя небольшой
мармеладный кратер.
Один мишка пролетел прямо у меня за спиной. Жар окутал меня, но не обжег.
— Теплый мишка, — хихикнула игуана, подбегая к остаткам плавящегося мармелада и с
аппетитом слизывая его с крыши.
— Да, теплый, — кивнул я, закрывая глаза…

…А распахнув их, я первым делом уперся взглядом в шкаф, дверцы которого были
распахнуты, давая мне возможность полюбоваться творящимся внутри срачем. Спину все
еще обволакивал приятный жар.
«Мармеладные медведи — это вам не шуточки! Даже если вы экстрасенс и живете с
игуаной!» — первое, что пришло мне в голову после вполне себе привычного
расслабляющего сна, какие периодически посещают каждого человека. Второй мыслью,
конечно же, оказался вопрос по поводу необъяснимого тепла, которое все еще ощущали
мои спина и живот. Следовало немедленно разузнать обстановку, что я и сделал,
осторожно повернув голову и наткнувшись взглядом на сопящего сэмпая.
На мгновение я впал в ступор, туго соображая, что он делает в моей постели, а
точнее, почему он в ней спит. И лишь затем девичья память напомнила мне о
произошедшем накануне. Точно, Зуо же сам ко мне пришел. Да что пришел, практически
вломился в мою комнату и, не обращая внимания на мои сопротивления не на жизнь, а
на смерть, бухнулся на кровать, сгреб меня в охапку и был таков. Естественно, спать
я даже и не подумал, всячески мешая делать это и сэмпаю до тех пор, пока Зуо не
психанул и не вырубил меня, пережав сонную артерию.
Вспомнив об этом, я пихнул сэмпая локтём под ребра. Правда, совсем легонько, чтобы
ненароком не разбудить любимого придурочного психопата.
— Чего? — к моему ужасу, послышалось недовольное сонное ворчание со стороны Зуо.
— А представь, если бы я был экстрасенсом? — выдохнул я тихо, только теперь
замечая, что живот мой в тепле из-за рук сэмпая, что его обвивают. Теперь, сжав
объятья сильнее, чем мне бы хотелось, Зуо как бы напомнил об этом.
— Экстраидиотом ты стать не хочешь? — фыркнул он.
— Это я уже. Пора двигаться дальше, развиваться, становиться кем-то более значимым
и важным в нашем обществе, — бодро отозвался я.
— То есть, экстрасенсом, — подвел итог Зуо.
— Ну да, — кивнул я, радуясь его пониманию. — Представь, как бы здорово мы зажили!
Ты еще ничего не сказал, а я уже надел передник, сварил борщ и почесал тебе яйца!
— Ты, блять, нормальный? Спи.
— А что? Только не говори, что не любишь борщ! — возмущению моему не было предела.
— Спи.
— Это же БОРЩ!
— СПИ!
— БОРЩ СВЯЩЕНЕН! ЭТО ЖЕ БОРЩ! БОРЩИСТЫЙ БОРЩ! Его нельзя не любить, понимаешь? Это
настолько же абсурдно, насколько и мармеладный медведь, надвигающийся на планету!
— Что за чушь…
— Борщ — это удивительное сочетания свеклы, мяса и…
— Убейте меня…
— Сначала ты должен полюбить борщ!
— Да люблю я этот гребанный борщ! А теперь заткнись и спи!
— Хорошо… Правда любишь?
— ЛЮБЛЮ!
— Вот это да! Никогда бы не подумал!
— Ты уже не заткнешься?
— Почему же, теперь можно и поспать.
— Заебись! Спи, — ответили мне, после чего я ощутил, как Зуо, явно не до конца
проснувшийся, утыкается носом мне в макушку и согревает голову ровным горячим
дыханием.
— А ты знаешь, что считается, будто Луна спасает нашу планету от метеоритов и
мармеладных медведей? — Зуо промолчал. — Она притягивает объекты, что летят на
Землю, к себе. Это правда, я читал статью об этом в виртуалии!
— Ну да, ну да, ведь все статьи в виртуалии истинны, и информация в них держится на
голимых фактах, — раздраженно бросил сэмпай, явно не расположенный слушать про
спутник Земли. А зря! Ведь придётся!
— Именно так! — с готовностью кивнул я. — Так вот, каждый год Луна отдаляется от
Земли на четыре сантиметра. Но раз в двадцать лет происходит нечто необъяснимое!
Это называют Суперлунием! Луна резкими скачками вновь приближается к Земле, тем
самым компенсируя свое удаление! Представляешь! Это необъяснимо, потому что, по
логике, Луне давно следует быть за пределами солнечной системы. На крайний случай
примкнуть к спутникам Юпитера! Ты в курсе, что у Юпитера куча спутников?
— Нет и не…
— Например, Ио, Европа, Ганимед, Каллисто…
— Великолепно.
— Вот и я о том же! Так как движения Луны необъяснимы, некоторые предполагают, что
она — искусственный спутник и на самом деле является космическим кораблём! А вдруг
это действительно так, и… — видимо, космический корабль «Луна» стал последней
каплей. Зуо одним резким движением прижал меня к постели, навалился сверху и
размахнулся для удара.
— Я. Хочу. Спать. И. Потому. Мы. Будем. Спать, — выдохнул он, не мигая смотря мне в
глаза и заставляя покрываться мурашками под жёстким, не принимающим возражений
взглядом.
— Некоторые части твоего тела давно проснулись и засыпать больше не желают, —
брякнул я на свою голову, действительно ощущая паховой областью утренний стояк Зуо.
Я рассчитывал на то, что сэмпай взбесится окончательно, надает мне подзатыльников и
убежит в ванную спускать напряжение.
Вот только он так и не сдвинулся с места. Уставился на меня не хуже, чем питон на
кролика, и продолжил наблюдать за каждым моим движением.
Зуо, все хорошо, ты, главное, не нервничай…
Сэмпай наклонился ближе.
Не нервничай, говорю!
Зуо опустился к моей шее и внезапно сомкнул зубы на бедной, отвыкшей от подобного
обращения коже.
СПОКОЙНО! БЕЗ РЕЗКИХ ДВИЖЕНИЙ!
— Отпусти, — прошипел я, чувствуя, как сэмпай прокусывает шею до крови, и не
испытывая восторга от происходящего. — Мне больно! — выдохнул я, ощущая, как тонкие
струйки крови сбегают по ключицам к груди.
Но Зуо и не думал ослаблять хватки. Губами он вобрал в себя часть кожи в явном
намереньи оставить у меня на шее качественный засос-укус. Лично мне эта идея не
слишком понравилась.
Не знаю, заметил ли ты, Зуо, но мы у меня дома, где за стеной наверняка уже не спят
мама и сестра. Нет, я очень рад, что додумался запереть дверь, но, боюсь, если
маман прознает, что за ней творится, вялая щеколда не выдержит ее любопытства.
Дверь распахнется, и с порога она увидит, как великолепный Зуо облизывает мерзкого
меня, схватит сэмпая за шкирку и побежит мыть ему рот с мылом, а затем вернется за
мной и отхлещет полотенцем за то, что я — нерадивый, недостойный сын — посягнул на
святое, или святого, или святую. Это я о Красоте Зуо, если что. Хотя, как по мне,
так и его внешность святой назвать смог бы только слепец.
Зуо, понятное дело, и не подумал прислушиваться к моим возмущениям. Конечно, что
путного может сказать придурок с зашкаливающим IQ?! Вместо этого он, наконец-то,
оставил мою шею в покое, сел на постели на колени и попытался раздвинуть мои ноги.
— Ты чего делаешь?! Чего творишь, я тебя спрашиваю?! — шепотом завизжал я, если,
конечно, такое вообще возможно. Хотя у меня возможно все! А еще и орать могу молча,
и моргать, не моргая, и плакать, делая вид, что посасываю леденец. Безграничная
череда способностей, таящихся в моем теле, иногда кружила голову, но я стараюсь
держать себя в руках и не восхищаться собой слишком часто. Вслух.
— Не ломайся, — сухо кинул в ответ Зуо, не гнушаясь применять силу, дабы таки
добиться своего.
— Я отказываюсь! — выкрикнул я самую абсурдную фразу за последние пару месяцев.
Отказываюсь, как же. Да у меня член сейчас резинку трусов порвет от напряжения. В
конце концов, в этой комнате не один самец, а целых два! И я утром, как и любой
другой парень семнадцати лет, без стояка не обхожусь.
— Отказываешься от чего? — Зуо явно задавал вопросы не для того, чтобы узнать на
них ответы, а дабы отвлечь меня разговорами, когда как пальцы его уже скользнули от
моих колен к бедрам, вцепились в пижамные шорты и нижнее белье и рванули на себя,
стягивая с меня спасительные тряпицы.
В последнее мгновение я ухватился за полосатую резинку и попробовал таким образом
удержать на себе хотя бы радужные трусы (мне их на день рождения подарила Мифи,
заявив, что они олицетворяют всю мою суть. Никогда не думал, что мою суть будут
олицетворять трусы, но подруге я привык доверять, а потому, пусть вещь была и не
совсем в моем вкусе, носил я ее не реже остальных!), но ничего не вышло. Зуо
буквально вырвал нижнее белье из моих рук и ловко стащил вслед за шортами. Я тут же
попытался закрыться, не готовый блистать гениталиями перед сэмпаем, когда он сказал
нечто, что заставило меня полностью изменить отношение к происходящему:
— Хм… Ты вырос, — бросил Зуо тихо и невзначай, скорее, просто делясь наблюдением, а
не пытаясь раскрепостить меня или, того хуже, сделать комплимент.
Я тут же убрал руки от своего члена и, не мигая, уставился на него.
— Думаешь? — протянул я, взирая на Сигизмунда Эдуардовича Гигантского и пытаясь
представить, каким же Маленьким он был раньше, раз сейчас Вырос и это заметно
невооруженным глазом.
— Я не про член, — фыркнул Зуо, руша все мои надежды, — а про размер ноги.
Вот здесь я, кстати, и сам заметил. С моего тридцать восьмого за шесть месяцев лапа
моя выросла до сорок первого. Если учесть, что рост мой практически не изменился,
теперь я выглядел еще нелепее, чем раньше.
— А-а-а, — протянул я разочарованно, — да уж, нога истинной принцессы, — с этими
словами я растопырил пальцы на левой ступне. — Интересно, найдется ли хрустальная
туфелька сорок первого размера? М? Зато теперь мы можем меняться обувью!
— У меня сорок четвертый, — хмыкнул Зуо, поймал мою ногу за щиколотку и внезапно
поцеловал лодыжку. Я вздрогнул и удивленно уставился на сэмпая, затаив дыхание.
Что происходит? И кто рискнет мне это объяснить? Мне мерещится, или Зуо Шаркис
действительно проявляет ко мне нежность?
Поцелуй оказался мимолетным. При том сэмпай и не подумал отвести от меня взгляда,
будто следя за моей реакцией на подобное его действие. Быть может, в любой другой
Нормальной паре акт нежного поцелуя являлся само собой разумеющимся. Но лично мне
было бы куда проще, если бы Зуо прописал мне по роже, заломил руки за спину или
сделал нечто в этом же духе, дабы убедить меня в том, что ничего не изменилось и
все будет по-старому. Тогда бы я сразу приготовился орать, желать ему смерти и
размазывать сопли по подушке. А теперь… Что мне делать теперь, встретившись с его
взглядом и наблюдая, как его тонкие бледные губы, сводящие с ума наверняка не один
десяток таких же дебилов, как я, касаются моей ноги, а затем медленно скользят к
икре? И ладно бы он делал это с закрытыми глазами. Тогда бы я мог предположить, что
ему стремно или он просто Старается быть со мной помягче. Но он смотрел на меня в
упор, явно не пытаясь что-то из себя строить и не стыдясь своих действий.
— Ты тоже вырос, — наконец выдавил я из себя. Зуо к этому моменту уже добрался до
моего колена. — На проститутках тренировался? — вырвалось из меня против воли. Ну,
а что? С обидой так просто не справиться. По крайней мере, пока не отомстишь.
— На них, — провокационно улыбнулся Зуо. Мне кажется, или мы поменялись местами, и
теперь сэмпай издевается надо мной, а я, как последний дебил, ведусь на каждую его
провокацию?
— Так может, и сейчас гульнешь к одной из своих девок, — я был бы и рад сказать,
что, раскусив сэмпая, не повёлся на его шуточки. Но нет. ПОВЕЛСЯ КАК МИЛЕНЬКИЙ!
— Не гульну, — продолжал улыбаться Зуо, размещаясь между моих ног.
Я уже полностью расслабился и не удивился бы услышать от сэмпая какую-нибудь
романтическую чушь про то, что я единственный, что меня он никогда и ни на кого не
променяет. Можете считать меня наивной девчонкой, но я бы действительно обрадовался
услышать нечто подобное. Вот только Зуо и дальше нежничать со мной не собирался.
Ответ сэмпая, хоть и был в его духе, напрочь выбил меня из колеи.
— Им за услуги приходится платить, когда как ты бесплатный, — выговорил он все тем
же тихим, не предвещающим ничего хорошего тоном.
Бес-платный?
Я?
И тут Фелини понесло. Мне будто крышу сорвало. Получив словесный удар под дых, я,
не совсем соображая, что творю, одарил Зуо самым что ни на есть настоящим ударом
прямо в солнечное сплетение. Со всей таящейся во мне дури.
На секунду сэмпай замер. Сомневаюсь, что сильно ему навредил. Больше навредил я
самому себе. Последствиями. Потому что перешел черту.

****
Первая мысль, которая возникает у тебя в голове после полного возвращения из мира
грез в реальность, — о том, как хочется трахаться. В общем-то, желание за последние
шесть месяцев стало вполне привычным и даже терпимым — но не в момент, когда ты
понимаешь, что объект вожделения лежит рядом с тобой и несет какую-то несусветную
чушь про Луну. Космический корабль, ну конечно. Хотя это бы объяснило, откуда
вывалилось непредсказуемое чудовище.
Следующее твое действие — скорее инстинкт, нежели прямой приказ мозга. Мальчишка
злит тебя, потому что не дает спать, еще больше злишься, не позволяя себе сделать
то, чего хочется. Еще рано. В голове раз за разом прокручивается эта мысль, но
насекомое явно нарывается либо на хорошую взбучку, либо на жесткий трах. Хотя ему
наверняка не нравится ни то, ни другое. Тогда зачем?
Раздражение быстро перерастает в лютую ярость, и тогда, уже не до конца соображая,
что делаешь, ты наваливаешься на него сверху и даже хочешь ударить. Все-таки лучше
пара отрезвляющих ударов, чем изнасилование, которое ранит его больше и… глубже. Но
он не чувствует опасности или она его возбуждает, потому что именно чудовище
обращает внимание на твой стояк, что упирается ему в пах.
Пульс учащается, дыхание начинает срываться на хрип. Ты еще ничего не сделал, но
тело уже сводит судорогой. Мышцы напрягаются, а организм сам собой готовится к
предстоящей буре ощущений. Ты еще пытаешься убедить себя, что делать этого не
стоит. Вот только тело говорит об обратном. Оно не хочет тебя слушать, оно желает
обладать мальчишкой.
Ты сам не понимаешь, как оказываешься между его ног, пальцами сжимаешь его плечи,
одежда, скрывающая от тебя его тело, кажется удивительно бесполезной. Надо как
можно скорее стянуть ее с серого чуда. Но сперва…
Смотрите-ка, он еще и сопротивляется. Нет, забавная игра в «хочу — не хочу» для вас
обычное дело, но не сейчас же, после полугодового воздержания. Проститутки не в
счет, истинного удовлетворения они все равно не приносили. Или, быть может, на
самом деле этой близости хочешь только ты?
Хочешь?
От прозвучавшего в голове признания неприятно горчит. Хочешь. Нет, это вполне
логично и даже совсем не неожиданно. Действительно хочешь, главное — не произносить
это вслух, дабы не баловать серое нечто, из любой ситуации извлекающее свою, только
ему ведомую выгоду.
Дальнейшие действия также попахивают инстинктами. Наклоняешься к насекомому совсем
близко и буквально дуреешь от знакомого и столь желанного запаха его тела. Сколько
раз он тебе снился. Не насекомое, не его тело, а именно запах. Ощущаешь себя
гончей, которая наконец-то учуяла добычу, и прежде чем трезво оцениваешь свои
желания, губами впиваешься в его шею. Но и этого тебе оказывается мало, потому в
ход почти мгновенно идут зубы. Лишь ощутив вкус крови на кончике своего языка, ты
немного успокаиваешься. Он недовольно, но не слишком настойчиво трепыхается под
тобой не хуже кролика, попавшего в пасть лисы. Вот только на самом деле Лиса — это
он. А кто же тогда ты?
Оставляешь на его шее багровое пятно, на диком, почти зверином уровне довольный
видом рваной раны: верно, пусть все знают, что хозяин мальчишки вернулся, и даже
близко к нему не подходят.
Хозяин. На секунду, заостряешь внимание на этом слове. Так вот кем ты его считаешь?
Своей вещью? Тебе же самому не нравится, как это звучит. Нет, все совсем не так!
Просто… для себя другого наименования ты подобрать не в состоянии. Не называть же
себя его… парнем. От одной только мысли у тебя пробегают мурашки по коже. Мерзость
какая. Еще хуже — Любимым. Тут и до рвотных позывов недалеко. Второй половинкой?
Твой мозг будто издевается над тобой, имитируя поведение Фелини. Бойфренд? Партнер
по сексу?
Муж… Вот это наименование кажется тебе вполне приемлемым: это определенный статус и
ответственность друг перед другом. Здесь твои взгляды так же старомодны, как и вкус
в одежде. Брак ты воспринимаешь как нечто очень важное, непоколебимое и практически
необходимое. Тогда как твои сверстники съезжаются и разъезжаются, рассуждают о
глупости подписи на ничтожной бумажке и безрассудности заключения брака как
такового, ты уверен, что это, возможно, один из самых главных моментов в жизни
человека, которые ему пока еще, при желании, дано пережить.
Ведь настоящий брак — это священные узы, включающие в себя связь не столько
материальную, сколько духовную. Тот, кто рядом с тобой, становится не просто
другом, не просто партнером. Он становится твоей семьей. Официально. Кроме того,
пора уже думать о наследнике.
Что, прости? Откуда такие мысли? И почему именно сейчас? Что за бредятина, в самом
деле?! Какой брак?! Какой, мать его, наследник?! Ты сошел с ума?! Кажется, безумие
Фелини заразно.
Пытаясь отвлечься, делишься наблюдением по поводу того, что Фелини вырос. Он
действительно вырос. Везде. Но когда тот начинает разглядывать свои гениталии, не
выдерживаешь и ехидно упоминаешь о его ногах. Хотя не только они — все тело
насекомого изменилось. Быть может, для мальчишки это совсем незаметно, зато ты
видишь невооруженным глазом: конечности удлинились, плечи стали шире, скулы
выразительнее.
Он растет. А ты даже не можешь понять, нравится тебе это или нет. Скорее всего, и
вовсе наплевать. Он устроит тебя в любом виде.
Эта мысль также заставляет тебя вздрогнуть. Все, хватит на сегодня откровений с
самим собой. Для одного утра этого и так уже слишком много. Наконец-то переходишь к
действиям. Слегка касаешься губами его лодыжки и с удовольствием замечаешь, как
лицо его вытягивается от удивления. Не ожидал? Конечно же, не ожидал, наверняка уже
приготовился к очередным побоям. Но как он успел заметить, ты тоже вырос и больше
не намерен вести себя как ребенок. Теперь ты держишь себя в руках. Дышишь ровно. И
спокоен как танк. Или хотя бы пытаешься убедить себя в этом.
Удар в солнечное сплетение, не то чтобы очень сильный, но не такой уж и слабый,
будто приводит тебя в чувство.
Это чудовище пинает тебя в грудную клетку за то, что ты пошутил по поводу
проституток. Хотя именно он заводит неприятный ему разговор.
К этому моменту ты как раз добираешься до его колена. На мгновение ты замираешь,
пытаясь понять, что задумало насекомое. Но во взгляде его мелькает только страх
перед последствиями. И не зря, потому что, как бы ты ни старался показаться
спокойным, прямо сейчас хлипкие замки, за которыми ты в последнее время
предпочитаешь прятать большую часть эмоций, срываются с петель и чувства волной
окутывают тебя, обдавая жаром бесконтрольной ярости и жажды мести.
Твои сильные пальцы впиваются в его колени. Чудовище зажимает рот руками и тихо
мычит от боли. Ах да. Вы же не одни, и потому надо быть осторожнее. Странно, что он
даже не пытается позвать на помощь. Или, быть может, боится, что тогда ты сделаешь
что-то его матери и сестре? Нет, вряд ли. Он знает тебя достаточно хорошо, чтобы
понимать, что и у тебя есть свои принципы. Достаточно хорошо… да…
Он злит тебя намеренно. Внезапное осознание заставляет тебя, размахнувшись,
приостановиться. Лишь теперь ты понимаешь, что смотря на кулак, он выглядит куда
менее растерянным и даже затравленным, чем когда ты целовал его лодыжку. Так вот в
чем дело.
Твой кулак таки опускается к насекомому, но останавливается всего в миллиметре от
его щеки. Парень жмурится и вжимается в постель, готовясь к удару, пока ты
наклоняешься к нему и целуешь.
Поцелуй действует хлеще апперкота. Секундное замешательство со стороны насекомого
перерастает в настоящую панику. Он начинает сопротивляться хуже прежнего, пытаясь
отодвинуться от тебя, колотя кулаками по спине и неуклюже пинаясь. Продолжает
провоцировать. Нет, ты совсем не против одарить его парой ударов в живот, чтобы,
настырное чудовище наконец-то перестало дергаться и лежало смирно. Но плясать под
его дудку ты не намерен. К тому же, угомонить его можно и иначе.
Одной рукой резко сжимаешь шею насекомого, тогда как пальцами другой начинаешь
водить по его ключицам, сползаешь к соскам, но, не задерживая на них внимание,
поглаживаешь живот мальчишки и затем добираешься до паха. Насекомое гневно сопит,
пытаясь помешать тебе, но ты вжимаешь его в подушку слишком сильно, доступ
кислорода частично перекрыт, потому голова его кружится, тогда как на все тело
нападает слабость. Но он остается в сознании.
Ты следишь за этим. Ничего, позже Ян, конечно же, будет ругать тебя за то, что ты
снова слишком груб в постели, но тебе кажется, что более нежным ты еще никогда и ни
с кем не был. Ну и что, что при этом пальцы твои сжимают его горло, вызывая
кислородное голодание. Между прочим, вполне распространенная практика, которая, как
поговаривают, обостряет все ощущения.
Твои пальцы смыкаются на его члене. Несмотря на разгневанный вид серого чудовища и
яростные сопротивления оного, его стояк убеждает тебя в том, что не так уж
мальчишке все это и не нравится. В общем-то, как обычно. Чертов мазохист явно сам
не понимает, чего же он хочет.
На невнятные движения рукой насекомое, тем не менее, реагирует очень бурно.
Вцепившись пальцами в твои плечи, он начинает беззастенчиво драть твою кожу
погрызенными ногтями, при этом с готовностью выгибаясь навстречу твоей руке.
Посмотрите-ка, кто-то порядком соскучился по чужим прикосновениям. Еще бы, ведь
после тебя у него никого не было. Ты сам же об этом и позаботился.
Наклоняешься к нему ближе, убираешь руку с его шеи, и насекомое, обнимая тебя,
усаживается на твои колени и начинает покрывать правую скулу робкими поцелуями,
смешивающимися с подавляемыми стонами и шипением. При очередном касании пальцев ко
влажной головке его члена он внезапно вгрызается зубами в твое плечо, давая понять,
что вот-вот…
Одним рывком укладываешь его обратно на спину, расстёгиваешь свою ширинку и
подаешься к серому чуду. Он чуть приподнимается на локтях и внимательно наблюдает
за происходящим. Ты готовишься к полному ужаса взгляду мальчишки, но насекомое не
выглядит напуганным. Скорее, в глазах его можно прочитать ожидание, если не
вожделение. И все равно ты стараешься держать себя в руках и вспоминать наставления
Яна на сей счет. Потому, прежде чем вставить ему по самые гланды, ты спускаешься
ниже и нащупываешь влажными от смазки пальцами узкое отверстие.
На мгновение ты и сам удивляешься, как умудрялся проникать в него раньше. Наверняка
без подготовки это очень больно. Впрочем, лимит заботы заканчивается в тебе очень
быстро. Несколько раз введя в насекомое два пальца и ощутив, как он сжимается,
когда ты прикасаешься к влажным стенкам, ты не выдерживаешь, извлекаешь пальцы,
приставляешь член к его заднему проходу и толкаешься внутрь.
— Б… больно, — запинаясь, шепчет насекомое, притягивая тебя к себе и скрещивая ноги
у тебя за спиной.
Ты упираешься руками в кровать, чтобы окончательно не навалиться на чудовище.
Дышишь тяжело — самоконтроль забирает неожиданно много сил. Тело желает большего,
но ты лишь скрипишь зубами, мысленно притормаживая себя каждые полсекунды.
Ты осторожно проникаешь в чудовище до основания, на мгновение останавливаешься,
встречаешься с ним взглядом и замираешь.
Раньше ты никогда не замечал, как он на тебя смотрит. Так, как никогда и никто
больше не смотрел. Это не дружеская искра, не критический прищур и не пошлая
похоть, которую ты ловишь на себе каждый раз, оказываясь в большом скоплении людей.
Серое чудовище смотрит на тебя иначе. Открыто и с доверием, которого ты не
заслуживаешь.
Специально наклоняешься к нему и упираешься лбом в подушку, чтобы не видеть и не
чувствовать этого взгляда. Ощущения от него смешанные. Не то чтобы тебе неприятно,
скорее, сковывает и вызывает странное ощущение собственной неполноценности.
Кажется, чувствуешь ты подобное впервые, и тебе эти ощущения не нравятся, потому ты
торопишься как можно скорее отвлечься. Не вслушиваясь в тихий шёпот насекомого о
безмерной и бесконечной любви, ты производишь толчок за толчком, то срываясь и
увеличивая темп, то вновь беря себя в руки и сбавляя скорость.
Насекомому нравится все. Приглушённо постанывая тебе в самое ухо, он продолжает
царапать твою спину и плечи, с готовностью подаваясь к тебе при каждом толчке. Он
наверняка уже и не помнит, что еще пару минут назад сопротивлялся и не желал этого.
Зато теперь, вцепившись в тебя и руками, и ногами, впечатление он производит любое,
только не несчастной жертвы жуткого насильника.
Ссадины жгут еще сильнее, когда серое чудо проводит по ним ногтями по второму и
третьему разу. Спина начинает пылать, но тебя это почему-то стимулирует к еще более
безумному продолжению. Плечо немеет от сильного укуса. Впервые в постели ты
получаешь повреждения, но продолжаешь двигаться, и не думая останавливаться, для
того чтобы отомстить насекомому. Понимаешь, что царапины и укусы — скорее, порывы
страсти, чем очередное желание позлить тебя. Потому раздвигаешь его ноги шире,
приподнимаешь таз насекомого и прижимаешь колени мальчишки к его плечам.
Твое лицо оказывается напротив его и взгляды сталкиваются так неожиданно, что ты на
мгновение замираешь, тогда как он пересохшими губами тихо просит, чтобы ты не
останавливался. И ты, повинуясь внутренним инстинктам, что вспыхивают в тебе от его
взгляда с новой силой, наконец-то перестаешь жалеть насекомое и позволяешь себе
делать так, как нравится тебе: не сдерживая силы и овладевая им без остатка.
Комната наполняется кошмарным недвусмысленным скрипом. Оставив твою спину в покое,
насекомое упирается руками в спинку кровати и напрягает все тело, стараясь этот
скрип подавить. Частично у него это даже получается. Вот только он не понимает, что
напрягает не только мышцы рук и пресса. Внутри твой член будто сжимают тисками. И
это так заводит, что ты окончательно забываешь и о его матери за стеной, и о страхе
навредить насекомому.
Появляется непреодолимое желание подразнить его. Думает, что сможет продержаться
так до самого конца? Посмотрим, кто кого.
Языком рисуешь влажную дорожку от солнечного сплетения до его шеи, нащупывая одной
рукой член насекомого и начиная его массировать. Громкий, даже Слишком громкий стон
срывается с его губ, но прерывается им же самим. Продолжая упираться одной рукой в
спинку кровати, второй мальчишка с силой зажимает себе рот и с укором смотрит на
тебя. Но ты не позволяешь вымолвить серому чуду и слова возмущения, очередным
выразительным толчком заставляя его выгибаться и шипеть сквозь плотно стиснутые
зубы. По щекам его катятся слезы. Непонятно, вызваны они болью или удовольствием.
Наверное, и тем, и другим.
На миг у тебя появляется мысль, не изменить ли позу, но выходить из него совсем не
хочется. Внутри слишком тепло, слишком приятно. Терпкий запах смазки и пота
дурманит, вкус поцелуев, которыми ты заглушаешь охрипшие вскрики насекомого, сводит
с ума, полная отдача заставляет задыхаться от столь долгожданной близости, а все
новые царапины на спине играют роль спусковых крючков.
Тебя не волнуют скрип, скорость, осторожность. Впиваешься пальцами в его живот и
грудь, оставляя мгновенно вырисовывающиеся синяки, вбиваешься в тело насекомого,
будто ненормальный. Капли пота с кончика твоего носа капают ему на лицо, но он не
замечает их, полностью поглощенный процессом.
Завершение приходит неожиданно быстро даже для тебя самого, но ты понимаешь, что
сдерживаться больше нет сил. В последнюю секунду он резко закрывает лицо подушкой,
подавляя протяжный сладкий стон. Ты упираешься в подушку сверху лбом, ощущая, как
все тело немеет от оглушительного удовольствия.
И не думаешь выйти из него, когда кончаешь. Мышцы рук неумолимо сводит, пресс
напрягается настолько, что отдается болью, которая обычно возникает при тренировке.
Тело бьет легкий озноб, что странно, если учесть, что ты буквально пышешь жаром. От
низа живота по телу начинает распространяться приятная успокаивающая нега.
Осторожно выходишь из насекомого и откидываешься на кровать, пытаясь восстановить
дыхание, затем тянешься к подушке и убираешь ее с лица серого чуда. Почему-то тебе
хочется видеть, что он удовлетворен. Хотя это и так заметно по густой сперме у него
на животе. Пара капель его семенной жидкости остается у тебя на торсе. Странно, что
тебе это совсем не противно. Впрочем, насекомому об этом знать не обязательно,
потому ты вытираешь живот, а заодно и член подушкой, после чего скидываешь ее с
кровати.
Насекомое не заботят твои действия, он, словно в прострации, взирает в потолок. Ты
устремляешь взгляд туда же. Странное чувство. Как будто в этот самый момент нет
никого, кроме вас двоих, кровати и потолка, усыпанного дурацкими надписями. Вы
двое…
Оглядываешься на насекомое и пару мгновений смотришь на него, отмечая, как же ты по
нему скучал.
Об этом Он тоже никогда не узнает.
****
Вы будете смеяться, но, лежа на кровати и пялясь в потолок, я не мог отвязаться от
чувства, будто бы из меня высосали душу. Членом. Сладкая пустота внизу живота и
ворох умных мыслей, которые мне еще предстояло обдумать на ночь глядя, не давали
сосредоточиться на произошедшем непростительно долго. Еще немного — и Зуо решит,
будто я и вовсе умер от удовольствия. Что, на самом деле, было недалеко от истины.
Потому что… ну… потому что, знаете… Секс был потрясным! Конечно, задница теперь
слегка напоминала о своей временной недееспособности и тело ныло от слишком сильных
пальцев Зуо, но, в общем и целом, все прошло относительно безболезненно. И безумно
приятно.
— Десять минут — как полжизни, — наконец-то собрался я с силами и выговорил хоть
что-то. Таким образом я пытался рассказать, как мне было хорошо, но Зуо понял мою
фразу иначе.
— Сказал придурок, который кончил через три, — фыркнул он, вытаскивая из кармана
джинсов помятую пачку сигарет и засовывая одну из них в рот.
— Я подросток, у меня гормоны и полугодовое воздержание, — заметил я, совсем не
стесняясь трех минут. Ну и что, затем-то я продержался целых семь!
Правда, теперь тело не желало даже с места сдвигаться. Слишком много ярких ощущений
за столь недолгий промежуток времени. Будто на самом деле прошло полжизни.
— Я, между прочим, в таком же положении, — фыркнул сэмпай, которого его десять
минут явно заботили больше, чем меня мои три.
— Знаешь, Зуо, — выдохнул я, неимоверным усилием воли заставляя себя перевернуться
со спины на бок, — ты был хорош, — выговорил я тихо, но четко, стараясь не
показывать, как меня это смущает. Сэмпай, как раз затянувшийся, закашлялся и уронил
сигарету на пол.
— Нашел время! — прошипел он раздраженно, наклоняясь за никотиновой палочкой.
Почувствовав слабину со стороны Зуо, я тут же захотел сказать ему еще что-нибудь
ядовито-смущающее, когда в дверь мою постучали. Вздрогнув от неожиданности и под
действием адреналина, одним пинком я отправил наклонившегося за сигаретой Зуо с
кровати на пол, а сам натянул на себя одеяло, скрывая оголившиеся части тела и
готовый к приходу гостей. Запоздало я вспомнил о том, что дверь моя заперта на
замок.
— Териал Фелини, Зуо Шаркис, будьте добры выйти на кухню для разговора.
Немедленно, — выговорила мама металлическим голосом, заставив меня съежиться под
осуждающим взглядом, который я ощутил даже сквозь неприступную дверь. Зуо, было
разъярённый моим толчком, застыл у кровати, также взирая на дверь с некоторой
опаской.
— Нам конец, — пискнул я, лихорадочно натягивая на себя трусы и шорты.
— Не сомневайся, — послышалось за дверью куда более тихое мамино.

****
Разговор обещал быть длинным.
Мы сидели за кухонным столом, напротив расположилась мать. Судя по отсутствию
снующей туда-сюда Эллити, разговор действительно обещал быть очень серьезным. На
тарелках перед нами благоухали яичница и жареный хлеб, и в любое другое время я бы
накинулся на небывалое утреннее угощение не хуже бомжа, которому повезло найти в
мусорном ведре свеженедоеденный бургер. Но на этот раз я боялся пошевелить и
пальцем. Под тяжелым маминым взглядом мне не то что есть — жить не хотелось.
— И как давно вы… — она запнулась. — У вас… — попробовала она начать иначе, но
вновь неуспешно. — Какие у вас отношения, — решила-таки мама пойти длинным путем.
— Мам, ты все не так поняла, — защебетал я, имитируя молодую монашку, незаслуженно
обвиненную в похотливых мыслях по отношению к приблудному мужчине.
— Не так? — удивилась она. — Взрослый безумно красивый парень с репутацией ходячего
Ада на Земле среди ночи наведывается к моему сыну и остается в его постели до утра.
Я что-то упустила? — вскинула она брови, буравя взглядом сначала меня, а затем Зуо.
Так, Шаркис, только без угроз. Скажешь мамуле хоть слово, и…
Но, переведя взгляд на Зуо, я, к своему удивлению, заметил, что сэмпай вовсе не
жаждет грубить моей матери. Он даже кажется слегка растерянным. Даже не слегка.
— Зуо негде было переночевать, и я пригласил его в гости, — продолжал я плести
малоправдоподобное оправдание.
— С чего бы это? — задала слишком прямой вопрос мама.
— Ну, мы же с ним друзья! — бодро выпалил я.
— С каких пор? — будто допрашивает, честное слово.
— С самого Отбора, — стоял я на своем.
— Что-то за эти полгода не припомню я у тебя таких друзей, — резонно заметила она.
— Мы дружили тайно… — пробормотал я, косясь на Зуо. Вместо того чтобы хоть как-то
мне помогать, он уткнулся взглядом в тарелку и начал усиленно поглощать яичницу с
хлебом.
Эй, сэмпай. Ты, мать твою, мафиози! У тебя целая группировка под контролем, и ты
тупишь взгляд перед моей мамой?! Ты издеваешься?!
— Что ты в нем нашел? — дала маман понять, что нам ее не одурачить.
— Ну… как бы… — замялся я, обдумывая, то ли это провокация, то ли она действительно
не верит ни единому моему слову.
— Я не к тебе обращаюсь, — внезапно фыркнула она, переводя взгляд на Зуо. Он как
раз проглотил кусок желтка.
Чересчур аккуратно отложив вилку в сторону, сэмпай поднял взгляд на маму, пару
секунд поиграл с ней в гляделки, прежде чем выдал:
— А вы оцениваете своего сына столь низко, что не верите, будто он может стать
кому-то интересен? — проговорил он с напором.
Вот это ты зря, сэмпай. Очень зря.
— Нет, Я Считаю моего сына гением, коим он и является. Я Считаю, что типы вроде
тебя ищут в нем Выгоду. А потому Я Считаю, что ты ему не пара. Но это лишь мои
«Считаю». Быть может, взгляды мои поверхностны, и ты разубедишь меня в моих
подозрениях, — проговорила она столь холодно, что мне показалось, что еще чуть-
чуть — и все на кухне покроется инеем.
Боже мой, мама, откуда столько толерантности по отношению к людям?! И заботы ко
мне… И мне послышалось, или она назвала меня гением? Когда я успел так пропалиться?
— Так какие же у тебя намерения в отношении моего сына? — задала мама один из тех
коронных вопросов, которыми собиралась отваживать от Эллити ее будущих кавалеров. У
нее была целая книга с подобными фразами, которые она периодически зачитывала нам
вслух, дабы продемонстрировать, насколько может быть грозной.
Даже подумать не мог, что сборник вопросов применят по отношению ко мне или,
точнее, моему спутнику жизни.
Зуо с легкой обреченностью во взгляде оглянулся на меня.
— Мам, ну какие намерения, мы даже не знакомы толком! — выпалил я.
— Потрахаться вам это не помешало, — уже шипела маман, вцепившись пальцами в стол.
— Тебе всего семнадцать. Куда ты, черт тебя дери, спешил?! У нас что, завтра война,
а потому сегодня все в скором порядке расстаются со своей девственностью?! — я даже
удивился, что при последнем выдохе мать не извергла порцию обжигающего огня. — И о
чем думал ты? — вновь обратилась она к сэмпаю. — Он же еще совсем ребенок!
— Верно, — внезапно кивнул Зуо. — Но… я люблю его, и можете мне поверить, мои
намерения вполне серьезны, — выговорил он.
Гробовая тишина наполнила кухню, превращая ее в кладбище.
На мгновение мне показалось, что глаза мои повылезают из орбит.
Либо у меня…
Либо у мамы…
Либо у Зуо, который явно охерел от сказанного самим же собой.
— Мам, ну что ты, в самом деле, — просипел я, не зная, куда девать взгляд и как
реагировать.
Прозвучало, конечно, все красиво, вот только кто сказал, что сэмпай был искренен. В
любом случае, следовало как можно скорее закончить разговор и, желательно, больше
никогда к нему не возвращаться.
— Не спали мы! — собирался я врать до последнего, но мама лишь окинула меня
скептическим взглядом.
— Укус у тебя на шее говорит об обратном, — сказала как выплюнула она.
— Ну хорошо-хорошо… Но ты не волнуйся, я был нежен с Зуо! — выдал я раньше, чем
подумал о сказанном.
Лицо сэмпая вытянулось больше прежнего. Мама уставилась на меня, будто на
инопланетянина.
— Так ты… его? — выдохнула она обескураженно. — Да ладно? — недоверчиво вздернула
она левую бровь.
Заметив же праведный гнев во взгляде сэмпая, она окончательно убедилась, что я вру,
но не лишила себя удовольствия подтрунить над Зуо. Фелиновская кровь — это вам не
хухры-мухры.
— И каков же мой сын в постели?! — осведомилась она, улыбаясь во все лицо.
Зуо не смог ответить. Он уставился в одну точку, явно предпочтя абстрагироваться от
происходящего. Но усилия его были тщетны, потому что даже в таком состоянии я
слышал, как его лексикон сводится к королевскому языку и как тщательно он сейчас
употребляет его, формируя одну мысль за другой. Естественно, вслух ничего из
обдуманного сэмпай не оглашал, так как грязно выражаться перед тещей — жуткий
моветон.
Так и не дождавшись ответа от Зуо, мама тяжело вздохнула и окинула нас уже менее
грозным взглядом.
— Разобьешь моему сыну сердце — голыми руками придушу, — будничным тоном оповестила
она Зуо, поднимаясь со стула. — Завтракайте быстрее, Териал не должен опаздывать в
школу, — сообщила она и вышла из кухни, оставив нас с сэмпаем приходить в себя от
произошедшего.
Поглощали пищу мы молча.
— А ты правда лю…? — через пару минут не выдержал я.
— Заткнись, — сухо ответили мне.
— Я так и думал, — буркнул я обиженно, продолжая ковыряться в тарелке.
— Эй… — тихо позвал меня Зуо через какое-то время, после чего нагнулся и внезапно
укусил меня за левую скулу. Да так сильно, что я чуть не завизжал на весь дом.
— И больше меня с этим не доставай, — нахмурился он, вновь переводя взгляд на
тарелку и оставляя меня в полном недоумении. И Что Это Сейчас Было?!
Впрочем, желание разговаривать сэмпай отбил напрочь, так что мне ничего не
оставалось, кроме как есть и мысленно желать Зуо подавиться мамиными гренками.
— Знаешь… — теперь разговор начал сэмпай, заставив подавиться чертовыми гренками
именно меня, чтоб его. — Твоя мать роскошна, — без тени сарказма произнес он.
— А то! — отозвался я с гордостью. — Терпеть меня семнадцать лет. Это закаляет, —
ухмыльнулся я, взглянув на Зуо.
Так странно, завтракать вместе после утреннего секса, получив некое одобрение на
отношения от матери. Слишком все хорошо, не находите? Настоящее затишье перед
бурей…

****
Механический перезвон заполнил лабораторию до упора.
Ник тихо застонал, подняв голову с железного стола и стряхивая прилипшие к щеке
шайбы. Кому приспичило звонить в такую рань? После работы до рассвета телефонный
звонок производил впечатление наковальни, которую раз за разом скидывали на гудящую
голову нанита.
Поднявшись с рабочего места, парень постарался вспомнить, где именно оставил
телефон, потому что идти на звук было не лучшей идеей. Перезвон отражался от стен и
огромного количества деталей и будто бы исходил со всех сторон.
— Мари нашла! Мари нашла телефон! — воскликнула маленькая девочка, подбегая к парню
и протягивая ему тонкую пластинку. Вблизи телефон трезвонил еще громче, заставляя
парня морщиться от мигрени, которую вызвал противный звук.
Прилепив пластину к уху, Ник нажал на кнопку принятия неизвестного вызова, готовый
наорать на придурка, которому приспичило названивать ему с утра пораньше, но
осекся. Вместо бодрого «Привет» или пожелания доброго утра послышался изможденный
хрип.
— Н…ник… — выдохнул некто, заставив нанита вздрогнуть.
— Тур? Тур, это ты?! — узнал долговязого друга парень. — Что случилось?
— Пжлста… приезжай и забери меня… — простонал парень, звучно всхлипнув. — Пжал.
— Скажи мне, где ты?!
— В школе… Они… сказали, что хотят… — звонок прервался. Ник попробовал позвонить в
ответ, но телефон уже выключили.

========== Вторые небеса Рая: 11. Усы ==========

В Этрусе, как и в любом другом густонаселенном городе — пусть, в данном случае, и

виртуальном, — рано или поздно был просто обязан появиться рынок.
Вы спросите, что вообще можно купить в виртуальной реальности? Ведь всё в ней такое
же виртуальное, как и она сама! То есть… ненастоящее! А затем припомните, как
дарили на день рождения друзьям платные картинки в социальных сетях, закидывали
деньги, чтобы сыграть в онлайн-игру, или проплачивали виртуальный секс, и все тут
же встанет на свои места. И даже не заикайтесь о том, что вы никогда не проделывали
последнее, потому что если это действительно так, значит, вам просто пока не
подвернулась хорошая возможность.
Так или иначе, в Этрусе первый рынок открылся уже через пару дней после
возникновения города. Еще через неделю его многочисленные лабиринтовые улочки
буквально заполонили магазинчики, лотки да рекламные стенды. Изначально рынок
Этруса походил на барахолку, на которой можно было приобрести всё: от запаха ванили
до виртуальной подружки. Но рынок разрастался вслед за городом, пока, наконец, не
раздробился на несколько точек продажи, каждая из которых предлагала свойственный
лишь ей товар.
Так, услужливых виртуальных куколок самых разных возрастов и с различными, даже
самыми дикими внешними данными следовало подбирать на рынке, располагавшемся на
пересечении вирту-улиц Аморе и Аст. Огромный выбор разнообразных запахов, приобретя
которые, вы смогли бы наслаждаться ими каждый раз при входе в виртуалию, можно было
отыскать на рынке, раскинувшемся вдоль проулка Нэмсэй. Рынок же, на котором много
времени и денег оставляла Эсэф, открывался всего пару раз в неделю в совершенно
рандомные часы на площади Нуар. Несмотря на столь странное время работы, рынок не
жаловался на отсутствие клиентов, скорее всего, потому, что он был черным.
Черный рынок запрещенных программ: трояны, взломщики, шпионы, ботнеты — все, что
твоей душе угодно. Свеженькие, еще не распознанные ни единым антивирусом, с пылу с
жару, дописанные каких-то пару минут назад, предоставлялись на виртуальном блюдечке
с голубой, сиреневой — да какой хотите каемочкой за довольно солидную сумму денег.
Торг уместен.
Эсэф стабильно затаривалась на рынке раз в неделю, не лишая себя удовольствия
опробовать новые запрещенные брандмауэры, продегустировать бэкдор или перезаписать
пару-тройку эксплойтов. Иногда волчица даже разбивала собственную палатку и
продавала свои детища. Но сегодня она выступала в роли жадного до новинок
покупателя и намеревалась вернуться в свой профиль не с пустыми руками.
Вот только первую же заинтересовавшую волчицу вещь умыкнули прямо из-под носа
девушки. Некто с бледными пальчиками, каждый из которых украшало по кольцу,
выхватил сперва один так понравившийся Эсэф вирус, затем еще один и еще. Незнакомка
потянулась и к последнему файлу, примеченному волчицей, когда хакер, наконец, не
выдержав столь откровенного хамства, окликнула ее:
— Эй, — нахмурилась Эсэф, приближаясь к покусительнице. — Ты что, не видишь, что я
первая забронировала этот файл, — указала девушка на парящую над программой красную
звездочку с никнеймом волчицы.
Естественно, на каждом рынке действовали свои негласные правила. На этом, к
примеру, вещи для их просмотра сначала бронировали через личный аккаунт, который
предоставлялся каждому, кто регистрировался на рынке. Бронь на любую вещь держалась
целых десять минут. За это время покупатель мог спокойно разглядывать и тестировать
заинтересовавший его товар, не беспокоясь по поводу того, что его прервут или
помешают. Придумали это для того, чтобы покупатели не толпились в отдельных частях
рынка и не создавали этим системные помехи и баги. Потому завсегдатаи рынка
прекрасно знали, что к забронированной вещи прикасаться нельзя. Это считалось
своего рода рыночным моветоном.
Обладательница пальцев в серебряных кольцах встрепенулась и не мигая уставилась на
Эсэф.
Странно, что она расхаживала по виртуалии в человеческом облике. Конечно же, каждый
пользователь в закромах личных данных хранил человеческий аватар, но носить его
считалось еще более дурным тоном, чем покушение на забронированный файл на черном
рынке. Зверочеловеческие формы являлись самыми модными и популярными, за ними шли
аватары мифических существ, затем предметы, странные, до того не существующие
объекты, а уж после, в самом конце такого изобилия внешних видов маячила самая
обыденная человеческая оболочка. Какой бы нормальный пользователь выбрал столь
скучный аватар, когда у него есть возможность стать практически кем, а то и чем
угодно? Правильно, у Нормальных таких идей даже не возникает.
— Ты слышишь меня? — нахмурилась Эсэф, столкнувшись со слишком пристальным, пустым
взглядом.
— Эта вещь моя, — добродушно улыбнулась незнакомка, касаясь звездочки над файлом и
разрушая ее.
Волчица встрепенулась. Чтобы проделать такой, на первый взгляд, простенький трюк,
следовало взломать систему рынка изнутри. А эта девчонка… Так вот просто…
— Тебе она все равно не понадобится, — продолжила тем временем незнакомка.
— Это еще почему?! Да ты знаешь, кто… — Эсэф не договорила, почувствовав странное
еле заметное жжение на тыльной стороне лапо-руки. Девушка невольно взглянула на
эпицентр непонятных ощущений и, к своему ужасу, пронаблюдала, как ее конечность в
прямом смысле слова рассыпается на пиксели.
— Я знаю, кто ты, — улыбнулась девушка, вертя захваченный файл в руках. — Ты одна
из «Тени», — с придыханием произнесла она. — А я… Лаирет. Та, кого называют
фантомом антивиртуалии. Та, кто уничтожит все, к чему вы так привыкли. Так моему
ненаглядному Локи и передай.

****
Для меня, как и для большинства населяющих эту адом забытую планету (именно адом, а
не Богом, потому что второй, как я подозреваю, о существовании нас даже не
подозревает), утро всегда считалось изобретением преисподней. Разве вы не замечали,
что каждый жест, каждое движение в это проклятое время превращается в настоящую
пытку?!
Вы только подумайте: сначала любимая мелодия, которую вы заслушивали до рвотных
рефлексов, установленная на будильник, мгновенно превращается в сатанинские напевы,
которые вгрызаются в ваш мозг, разрывают барабанные перепонки или давят на голову.
Со стоном без пяти минут умирающего птеродактиля вы вырубаете демоническое
изобретение, после чего из мягких и теплых объятий дорогой сердцу кровати вас
вытаскивает Реальность, Мочевой пузырь и премерзкая Сестрица, которые буквально
тащат вас в ванную комнату.
Пытаетесь отлить, но из-за утреннего стояка моча бьет в стену, а то и в потолок.
Пробуете умыться, но из крана льется либо вода из самой Антарктиды, либо
качественный кипяток — и третьего, увы, дружок, не дано. Вслед за этим идут мятые
вещи, нерасчесываемые волосы и выражение лица полуразложившегося трупа.
Потому, заходя на кухню, естественно, вы успеваете уверовать в конец света,
безысходность жизни и в то, что после вымирания пчел через каких-то пару лет с лица
планеты будет стерто и человечество. И Слава ПсевдоБожествам, так как треклятое
утро наконец-то перестанет измываться над нами, смертными.
Но вот, я, наконец-то, не без помощи практики разузнал, что превращает адовое утро
во вполне себе нормальное начало дня, когда стояка у тебя уже нет, на кипяток тебе
глубоко пофиг, мятые вещи и всклокоченные волосы ты просто оставляешь в покое, а на
кухне олицетворяешь само спокойствие. Хотите знать, в чем секрет? Наклонитесь ко
мне поближе, чтобы я прошептал вам выход из заколдованного утреннего круга на самое
ухо. Готовы? Точно готовы? Секс.
Да-да, вы не ослышались! Удивительно, но низменный, почти звериный инстинкт
размножения или, в моем случае, скорее стремление к самоудовлетворению, будучи
выполненным, повлиял на меня покруче сильнейшего антидепрессанта.
Секс бодрит, веселит, вселяет веру в собственное долголетие и счастливую концовку!
Он… он восхитителен, и я, Тери Фелини, обещаю, что в тот момент, когда я наконец-то
стану президентом Мирового Правительства (а я стану, даже не сомневайтесь), первый
закон, который я введу, будет об Обязательном утреннем ритуале мастурбации или
секса — кому как повезет с партнером. Учителям и большим боссам подобные
манипуляции проделать будет необходимо дважды, а то и трижды — за вредность работы.
Пока я сидел на мотоцикле и обнимал Зуо за пояс, меня так и распирало поделиться с
сэмпаем моими задумками по поводу будущего завоевания планеты и о моих великих
модернизациях, вследствие которых человечество поднимется на новую ступень развития
как минимум в сексуальном плане. И да искоренится спермотоксикоз. И да наступит
эпоха удовлетворения и добряков!
Жаль, Зуо с моими планами мириться не захотел от слова «совсем». Будто почуяв
неладное — а именно великолепную, продуманную речь на каких-то двадцать минут, — он
остановился у школьного крыльца, молча спихнул меня с железного коня и умчался
восвояси раньше, чем я произнес первые сорок слов. Чувственный монолог,
предназначенный для сэмпая, так и застрял у меня в горле, не найдя для себя
достойного слушателя.
Своё внезапное поражение я тщательно обдумывал аж целых полминуты, прежде чем,
наконец, пришел к страшному, но неотвратимому логическому выводу:
— Старею… — выдохнул я, с кряхтением поднимаясь по длинной лестнице на крыльцо.
Зуо ехал с такой скоростью, что умудрился привезти меня в школу на полчаса раньше
начала первого урока. Даже и не припомню, когда это я приходил в рассадник знаний
настолько рано?! Кажется, никогда.
Естественно безумцев вроде меня, что приперлись в школу в такую рань по ведомым
лишь их психиатрам причинам, не набралось бы и десяти человек. Темноволосый мальчик
с лихорадочным взглядом усиленно листал лекции, явно готовясь к предстоящей
контрольной; девочки-близняшки спорили, кто из них сегодня сделает два хвостика, а
кто — один; старшеклассник рубился в онлайн-игрушку, явно не замечая никого
вокруг — быть может, он здесь еще с вечера? Так или иначе, но пустое крыльцо
произвело на меня куда большее впечатление, чем я мог предположить. Мне и в голову
не приходило, что оно настолько просторное! Да по нему же можно бегать! Да что
бегать, по нему же можно танцевать!
Я схватил оставленную дворником метлу в руки и начал кружить с ней по крыльцу,
представляя на месте деревянного черенка сэмпая (это оказалось куда проще, чем я
думал). К концу второго круга, правда, метла меня перетанцевала, и я обиженно
откинул ее подальше от себя. Ни нервный мальчик, ни близняшки, ни, тем более,
геймер не обратили на меня никакого внимания. А зря, не каждый день увидишь столь
великолепное исполнение мазурки! Я учил ее аж половину дня на одном из вирту-
имитаторов.
Что? Хотите сказать, что вы еще не выучили мазурку? А вот зря! Что же вы
собираетесь танцевать на своей свадьбе?! У нас с Зуо однозначно будет она! В
крайнем случае — чечетка. Или лезгинка. Мне еще предстоит поразмышлять над этим на
досуге.
Так и не спровоцировав кого-либо на кошмарное общение со мной любимым, я, к своему
безмерному сожалению, без единого препятствия добрался до лифта, в полном
одиночестве доехал до необходимого мне этажа и прошел в совершенно пустой коридор.
Никогда раньше я не видел его настолько нежилым. Даже во время уроков несколько
человек то здесь, то там да мелькало, но сейчас… Абсолютная и безграничная пустота.
И давящая, непривычная тишина. Жуть какая.
Я подошел к одному из больших окон и посмотрел вниз, поражаясь тому, насколько с
высоты птичьего полета люди маленькие и совсем не опасные. Вглядываясь в
миниатюрные фигурки, не спеша приближающиеся к школе, я уперся лбом в холодное
окно, выдохнул и оставил на прозрачном стекле матовый след. Чуть подумав, я
прочертил по нему диагональную полосу, чуть отодвинулся, полюбовался содеянным.
Нет, чего-то не хватает. Через мгновение одну полосу пересекла вторая, превращая
общую картину в крестик. Естественно, на этом моя творческая душа ограничиваться не
стала. Подышав на стекло повторно, рядом с иксом я уместил еще два знака, превратив
наскальную, а в данном случае наоконную живопись в целую кладезь информации.
«ХУЙ», вычерченный мной, оказался настолько выразителен на фоне располагающегося
напротив школы офисного здания, что творец во мне проснулся окончательно, готовый
создавать великое и обязательно в будущем отмеченное в истории.
Следующие пятнадцать минут я неистово дышал на стекло и творил, то и дело обновляя
места, которые успели померкнуть. К концу остервенелого вдохновения на окне помимо
уже написанного «Хуй» появилась его художественная интерпретация в стиле, как я
полагаю, постмодернизма или чего-то подобного. Эрегированный постмодернистский хуй.
Обрезанный, так как рисовать крайнюю плоть мне показалось довольно сложным делом.
После эрекции было бы нечестным не изобразить данный орган и в обычном спокойном
состоянии, или не совсем в обычном.
Для следующей картины я выбрал сюрреалистический стиль, который так любил Сальвадор
Дали. Еще, как мне помнится, он любил усы. А потому следующий хуй оказался очень
длинным, почти тягучим, как время, а у основания головки я нарисовал маленькие
усики. И, о боже мой, я никогда не видел ничего прекраснее! Эти усики, они меня
заворожили!
И я понял, что сам очень хочу усы. Не те, что появляются у моих ровесников, которые
по какой-то только им известной придури зачем-то отращивают над губой волоски,
очень уж походящие на лобковые, хотя… Святые трусы, мне ли, безволосому чудовищу,
выбирать, какие отращивать усы?! Я бы и от лобковых не отказался! Даже на лице! Но
лучше все-таки сперва там, чуть пониже живота. Но ладно, когда-нибудь волосы на
моем теле таки заколосятся! После чего я однозначно стану самым брутальным мужиком
из всех брутальных мужиков, которые только могли существовать. Вот тогда я отращу
усы. И бороду. Я буду восхитительно стильным бородачом. И когда Зуо будет
представлять меня кому-то, он будет говорить что-то вроде: «А этот брутальный
крутой накачанный бородач — мое насекомое, и да, я его пялю!»
Стоп.
Если я стану брутальным бородачом, то, быть может, эстафета первенства наконец-то
перекочует в мои руки? По-моему, это было бы честно. Если сейчас Зуо на моем фоне
выглядит самцом, я, так и быть, позволяю ему доминировать, но так как на самом деле
самый что ни на есть шикарный мужчина — это я, мне осталось дождаться, когда на
моем лице появится борода. А до того — усы. Усы — камень преткновения! И почему я
раньше об этом не подумал, ведь все это на поверхности, все взаимосвязано, важно! И
поразительно логично!
— Однозначно, усы, — наконец выговорил я, с гордостью взирая на нарисованные мной
мужские детородные органы, которых к концу моих умозаключений на окне стало куда
больше. Последний был воспроизведен с толикой кубизма, что привнесло в творение
определенный, свойственный лишь кубизму шарм.
— Однозначно, дебил, — знакомый голос заставил меня улыбнуться настолько широко,
что еще чуть-чуть — и губы мои грозили потрескаться от напряжения.
— Мифи, ты никогда не догадаешься, что…
— Тери, мне и знать ничего не надо, чтобы понять ход твоих мыслей. Усатый хуй как
новое видение вселенной, я полагаю? — невесело усмехнулась подруга, пока я
внимательно рассматривал ее лицо. — Чего уставился? — в раздражении бросила она,
начиная нервно теребить фиолетовую бархотку с красным крестиком посередине, что
украшала шею подруги.
— Что-то в тебе изменилось, — нахмурился я, продолжая разглядывать нанитку.
— Это тебе усатый хуй нашептал?
— Нет, можешь считать это интуицией.
— И что же она тебе подсказывает?
— Что либо ты забыла накрасить один глаз фиолетовыми тенями, либо у тебя
действительно фингал, — тоном истинного ученого пробормотал я.
— Гениально, Шерлок, — буркнула подруга и направилась к классу, который уже кто-то
успел открыть.
— Погоди! Не уходи! — схватил я Мифи за руку, стараясь вернуть обратно к окну.
— А в чем дело?
— Я не могу оставить этих крошек одних, — вдохнул я, кивая на свои произведения
искусства. Я ожидал от Мифи очередной шуточки или стандартной издевки, но никак не
того, что она сотворила. Подруга взяла и просто стерла мой хуй в стиле
постмодернизма, мой хуй в стиле сюрреализма и даже мой хуй в стиле кубизма. Ничего
этого не стало. В одночасье, а точнее, в одноминутье. Однозначно, во всем виновата
зависть!
— Эй! — не смог я скрыть возмущения. — Ты что творишь?!
— Знаешь что, Теричка, — вместо извинений, пробормотала подруга. — Иди-ка ты на хуй
со своими хуями, — выдохнула она, вырвала руку из моего слабого захвата и зашагала
в класс.
— Ты что-то имеешь против пенисов? А я подозревал! — воскликнул я, не понимая, из-
за чего Мифи так разозлилась. Не понимая, но нацеленный-таки разобраться, в чем
дело. Неужели вид члена на нее действует, как тряпка на быка? Или и того хуже?
Интересно…
Настроившись по-боевому, я взял себя в руки, вспомнил, что я, мать его, брутальный
без пяти минут бородатый мужик, и зашагал в класс, настроенный приободрить явно не
излучающую счастье подругу во что бы то ни стало. И, конечно же, тематику нашего
разговора я продумал заранее, намеренный вдохновить Мифи первой же своей репликой.
— А фингал у тебя крутой! — проговорил я, плюхаясь рядом с мрачной и сегодня до
бесстыдного одетой подругой. Рубашка с длинными рукавами, брюки. Даже пупка не
видать. Как так, Мифи, ты еще не задохнулась? Еще не бьешься в конвульсиях из-за
страшного приступа клаустрофобии? Нет, все это неспроста! Куда ты дела мою
оголенную подругу, нечисть?!
— Тери, ты что, не улавливаешь, что сегодня ко мне лучше не лезть? — почти
прошипела Мифи, утыкаясь взглядом в монитор.
— Почему? — не отставал я. — У тебя ПМС?
— Фелини, черт бы тебя подрал, Зуо бы тебя выеб, в нашем классе самые острые
приступы ПМС только у тебя, ясно!
— Это все потому, что я седой?
— Что? В смысле?.. Нет, нет, не смей опять это делать! Брякнешь какую-нибудь херню,
полностью уведешь разговор в другое русло, и затем поминай мой рассудок как звали!
Просто отвали!
— Отвалиться может только болячка, — заметил я. — И вообще… У моей подруги фингал
под глазом, а я до сих пор не знаю, кого же мне убивать, — добавил я, мрачнея не
хуже Мифи.
— Чего? — удивленно уставилась она на меня, а затем внезапно расхохоталась.
— Ладно, окей! — отмахнулась она, продолжая смеяться. — Твоя взяла! — простонала
она, уже соскальзывая под парту. — Ох, нано! От кого ты только такого нахватался?!
Хотя чего я спрашиваю?! Конечно же, от Зуо! — Мифи продолжала содрогаться от смеха.
— Так, я не понял, что тут смешного? Я на полном серьезе, — нахмурился я.
— Минуту назад с таким же серьезным видом ты вырисовывал хуй из геометрических
фигур, — заметила Мифи, оставаясь сидеть на полу.
— Потому что это было сложно. Я, знаешь ли, не лучший художник!
— Хоть в чем-то ты не лучший… — выдохнула нанитка, все же выбираясь из-под парты и
усаживаясь обратно на стул.
— Так что произошло? — уже без придури спросил я.
— Да… Забей, Тери. Ты не являешься частью этого, и потому…
— Так, стоп. Ты моя подруга, а значит, я являюсь частью всего, частью чего
являешься ты, — заявил я.
— Чего-чего ты там про части говоришь?
— Я говорю, что все части, частью которых ты являешься, являются частями, частью
которых являюсь и я. Частично, — добавил я, не понимая, почему Мифи вновь начинает
ржать. Причем делала она это как-то странно, то и дело охая и хватаясь то за живот,
то за бок, то за грудь. Так, кроме шуток, что здесь происходит?!
Одним рывком я развернул Мифи к себе и без раздумий задрал ее рубашку. Глазам моим
предстала россыпь ярко-фиолетовых синяков, которыми было покрыто все тело моей
дорогой подруги.
— Фелини, не могли бы вы продолжить брачные игры после уроков, — проговорил
учитель, наблюдая за тем, как я разглядываю, как ему казалось, бюстгальтер соседки
по парте. Блин, почему уроки всегда начинаются так Внезапно?! Запоздало я заметил
на себе еще и взгляды одноклассников, резко опустил рубашку Мифи и, прошептав
извинения, изобразил усиленное изучение страниц электронного учебника.
— Дурак, — прошептала Мифи, тяжело вздыхая.
— Что произошло? Почему ты вся в синяках? Это не заразно?! — крайне заботливо
поинтересовался я.
— А давай проверим! — заискивающе улыбнулась подруга, а в следующее мгновение
хорошенько пнула меня по ноге.
— Уй! — выдохнул я, подавляя в себе желание заорать громче. — Ты сегодня совсем
неадекватная! — пожаловался я.
— Боже мой, Тери, кажется, ты заразился! — театрально всплеснула Мифи руками, после
чего схватилась за бок и поморщилась от боли. — И кто бы говорил об адекватности.
Это слово из твоих уст звучит абсурдно, — проговорила она уже с меньшим
энтузиазмом.
— Ладно, кроме шуток, — решил я быть серьезным. — Кто тебя избил и, куда важнее,
Как Ему Это Удалось?! — поразился я, сам в прошлом не единожды желавший наподдать
Мифи хотя бы в шутку, за что всегда огребал вовсе не шуточные пиздюли.
— Вот удалось, — пожала подруга плечами.
— Расскажи, — попросил я, стараясь выглядеть не так придурковато, как обычно. Шутки
шутками, но я-то прекрасно понимаю, какое вызываю впечатление. Я веду себя как
ненадежный слабак, и как бы Мифи меня ни любила, она не может в полной мере
осознать, насколько я не таков, каким кажусь.
Вот были бы у меня усы, и она бы еще пожалела о том, как недооценивала потрясающего
меня. Но пока усов не было, следовало как можно скорее исправлять ситуацию с
помощью подручных средств. Например, сделать ужасно серьезное лицо.
— У тебя запор или что? — нанитка моих потуг не оценила.
— Так, хорошо, перехожу к кардинальным мерам, — развел я руками. — Зеркало есть?
— деловито осведомился я.
— Да пожалуйста, — фыркнула подруга, разворачивая ладонь перед моим лицом. В ее
стального цвета коже я отражался удивительно четко.
— Секунду подождешь? — деловито осведомился я, стараясь не растерять толику
брутальности, которую, как казалось, мне удалось продемонстрировать.
— Хоть две, — щедро разрешила Мифи. Я же по-быстрому залез в рюкзак, с минуту в нем
рылся, пока, наконец, не извлек желаемое. Черный маркер.
Нарисовать усы мне показалось делом достаточно простым. Пара прямых черточек прямо
под носом должны были стать основой, от которой бы усы разветвились в обе стороны,
а на щеках, скорее всего, завились бы, как у Барона Мюнхгаузена. Вот только Мифи
отняла у меня маркер раньше, чем я закончил свое преображение.
— Тери, ты ебнулся?! — зашипела подруга. — Это же… это же мой маркер! Я его искала
две недели назад, и ты сказал, что не видел его! — шёпотом воскликнула подруга.
— Конечно, я его не видел, — вздохнул я, — он же был в рюкзаке. Я не умею видеть
сквозь предметы, — проворчал я.
— И что он, мать твою, там делал?!
— Лежал, — сохранял я удивительное спокойствие.
— А как он туда попал?!
— Я положил, — продолжал я изображать из себя буддийского монаха, которого ничего
не колышет.
— С какой целью?
— Конечно же, я хотел его спереть. И я это сделал! — развел я руками.
— То есть, теперь ты еще и вещи таскаешь?! Если бы ты попросил, я бы и так отдала
тебе этот чертов фломастер!
— Но тогда бы это уже не было актом клептомании!
— С каких пор ты клептоман?!
— С тех самых, как узнал, что эту болезнь лечат налтрексоном!
— И что это за херня?
— Это антагонист опиоидных рецепторов.
— И зачем он тебе?
— Понимаешь, еще этим лекарством можно лечить алкоголизм.
— ПРИЧЕМ, БЛЯТЬ, ЗДЕСЬ АЛКОГОЛИЗМ?! — окончательно взбесилась подруга.
— Я… — я вздохнул поглубже, — не хотел говорить тебе, чтобы не торопить события,
но, в общем… Я хочу стать алкоголиком, — признался я, краснея. Мать моя плата, это
сродни признанию в любви, только в будущем алкоголизме.
— Господи, за что мне все это… — схватилась Мифи за голову. Кажется, старею не
только я.
— А теперь, когда мы все разъяснили, не могла бы ты вернуть мне фломастер, чтобы я
закончил работу? — очень вежливо попросил я, надеясь на благоразумие подруги.
— Тери, ты идиот! — продолжала тем временем рычать Мифи. — Это же хирургический
маркер! — взвыла она, закрывая глаза руками.
— Ну и что? Что ж, мне теперь необходимо медицинское образование, чтобы
пользоваться им?
— Придурок. Осел. Олень. Идиот. Дебил. Олух. Боже мой, Териал Фелини, что с тобой
не так?!
— Ладно-ладно, кто ж знал, что ты так расстроишься из-за маркера. Забирай, —
выдохнул я, конечно, опечаленный, что остался без роскошных усов. Но и маленькие
усики над верхней губой выглядели вполне прилично.
— Тери, ты хоть соображаешь, что сейчас наделал? — Мифи посмотрела на меня, как на
дауна.
— Нарисовал усы… Что в этом такого? — продолжал я недоумевать. — Что странного в
том, что человек нарисовал маркером усы?! Можно подумать, ты никогда так не
делала?! — возмутился я. Нанитка смерила меня тяжелым взглядом.
— Хорошо, я поставлю вопрос иначе. Ты собираешься ходить таким вот усатым-полосатым
весь день? — уточнила она. — Что-то я сомневаюсь, что твой дорогой Зуо оценит столь
оригинальный макияж, — заметила нанитка.
— Да ладно паниковать, после разговора с тобой я все смою, так что не напрягайся, —
похлопал я Мифи по плечу.
— Чем смоешь? — задала нанитка очередной вопрос, явно напрягаясь.
— Ну как чем. Водой, чем еще я могу это смыть? Или слюнями, как пойдет.
— Тери…
— Да?
— Это не просто маркер.
— Он волшебный?
— До пизды.
— Погоди, я сейчас не понял. До чьей еще пизды? — запаниковал я. — Только не
говори, что я рисовал усы предметом, которым ты ублажаешь Лурну? Я ЭТОГО НЕ
ПЕРЕЖИВУ! — в ужасе схватил я Мифи за плечи.
— Фелини, Лэйри, я вам не мешаю? — учителя явно не вдохновляли наши тихие, но
бурные переговоры. — Фелини… Что за? … — выдавил он, заметив мои усы.
Ого, усатая магия в действии! Он аж побледнел!
— Так вот каков ваш ответ на мой урок, Фелини, — с непонятной мне злобой прорычал
учитель. — Вон из класса. И вы, Лэйри, прекратите лыбиться и составьте своему
однокласснику компанию, — выдохнул он, сотрясаясь от ярости и тыча пальцем в дверь.
— Но… — хотел было я вступить в привычные мне дебаты, когда Мифи ухватила меня за
рукав толстовки и буквально потащила из класса.
— Мы… мы еще не закончили! — пообещал я учителю, прежде чем дверь за нами
захлопнулась. — Не представляю, почему он так разозлился, — нахмурился я.
— Быть может, потому что мы изучаем Вторую Мировую? — предположила Мифи.
— И что? — не понял я намека.
— Тери… Гитлер, — указала она на мои нарисованные усы, а затем повертела у виска.
— Нет, я же… Погоди-ка! Сюда закралась страшная ошибка! Я не Гитлер! Я Чарли
Чаплин! Мало кто знает, что Чарли Чаплин был старше Гитлера всего на четыре дня! Ты
представляешь?! И когда он снимал свою легендарную картину «Великий диктатор», в
которой высмеивался Гитлер, актер действительно вжился в роль и…
— Тери, да всем насрать!
— Нет, я должен объяснить учителю, что к чему! Или выпить… я же, как-никак, будущий
алкоголик! — заявил я, уже ухватившись за дверную ручку.
— Откроешь ее, и я сломаю тебе ногу, — пообещала Мифи без тени улыбки. Вот опять
она злобствует, а ведь так толком и не рассказала, что случилось.
Следующие десять минут мы простояли в полной тишине. Мифи была погружена в ведомые
только ей размышления, меня же распирало на поговорить. Ведь, не высказавшись перед
Зуо, я обрел ужасающую потребность разговаривать со всеми вокруг.
— Но согласись, Териал Гитлер звучит лучше, чем Териал Чаплин, — заговорил я,
заставив Мифи вздрогнуть. — Хотя нет, и так, и так звучит божественно. Да,
однозначно… А что, если я стану Териалом Читлером или Гаплином?! Кажется, в эту
самую секунду родилось нечто великое и… — меня прервал несильный подзатыльник,
вслед за которым последовал куда более ощутимый поджопник. — Да что у тебя
происходит в голове?! Ты как с цепи сорвалась!
— У тебя спирт есть, придурок? — проигнорировав мои обвинения, поинтересовалась
нанитка.
— Я понимаю, что ты расстроена, но спирт — это не вариант.
— Идиот. Не для меня, для тебя!
— Эй, я не алкоголик, я только учусь, а потому чистым спиртом, скорее всего,
траванусь! Ты меня переоцениваешь!
— Для усов!
— А им не надо, они у меня трезвенники! Что-то же во мне должно оставаться
разумным!
— ПРИДУРОК! Маркер! Мой маркер! Он Хирургический! Насекомого кусок! Хирургический,
понимаешь?! Почему ты знаешь о Чарли Чаплине и налтречегототам, но не имеешь
понятия об особенностях этого маркера?! Не смоешь ты его ни водой, ни, тем более,
слюнями. Хоть сопли по роже развези, не сотрется он, мать твою, блять, господи,
Тери, ты сводишь меня с ума! — выдохнула Мифи, схватившись за синие локоны.
— То есть… — я как-то сразу разнервничался, — ты хочешь сказать… — я постарался
восстановить дыхание, — что я… — так Тери, главное без истерик, — буду ходить с
этими усами, пока не найду спирт?
— Браво, мистер детектив, ваши выводы настолько точны, что я даже не представляю,
кто бы еще был на них способен! — Мифи похлопала в ладоши. Звук хлопков отразился
от стен почти пустых коридоров и обрушился на меня не хуже лавины вместе с мыслью о
том, что со мной сделает Зуо, когда обнаружит с гитлеровскими, а точнее, чарли-
чаплинскими усиками?!
Наверняка позавидует и захочет такие же. А я не потерплю конкуренции!
— Неловко, — пробормотал я, разглядывая себя в щеке Мифи. — И все же… — я стащил с
себя серую толстовку и начал яростно обтирать ею лицо. Мифи наблюдала за мной со
скептической усмешкой, застывшей на ее бледных губах. И не без причины, потому как
после долгих потуг с моей стороны настырные усики не смазались ни на миллиметр, что
уж говорить об их полном исчезновении с моего лица.
«Все-таки гитлеровские…» — подумал я, поражаясь настырности усов.
— Мне крышка, — произнес я вслух, вновь натягивая толстовку на себя.
— Что за символ? — тем временем обратила подруга внимание на мою супер-мега-крутую
футболку, которую я самостоятельно заказывал в одном из вирту-магазинов!
— Крутая, правда? — продемонстрировал я подруге довольно простой рисунок на серой
ткани — всего лишь трехцветный прямоугольник. Белый. Синий. Красный.
— Не вижу ничего крутого. Странно как-то, — фыркнула Мифи.
— Ты обезумевшая женщина, это же флаг!
— Какой еще флаг?
— Флаг России!
— Чего, прости?
— Мифи, мы должны знать свои корни! Свои…
— Хочешь сказать, что теперь ты будешь расхаживать с флагом России на груди и
Гитлеровскими усами на роже?
— А, забей, — отмахнулся я, поняв, что мои разглагольствования на данную тему
останутся тщетными. Фиг с ними, с людьми, которые ничего не понимают и не знают. Я-
то осознаю, что афигенность этой футболки зашкаливает! А вместе с ней я сам
становлюсь чуточку лучше! Нет, я как истинное олицетворение прошлого! Я Мистер
Россия! Или Россиямэн. Или… или Россиянтвинг! Во всей своей красе!
Вдохновленный столь шикарной мыслью, я даже попробовал встать в какую-нибудь крутую
позу, но быстро осознал, что, кроме коленно-локтевой, ничего больше нормально
воспроизвести не способен, а потому продолжил приставать к подруге.
— Так кто тебя побил? — спросил я, заставив Мифи скривиться. А она-то было решила,
что я от нее отстал? Ха! Наивная.
— Я не хочу об этом говорить, — поморщившись, сообщила мне подруга, пряча руки в
карманы брюк и как-то странно съеживаясь.
— Это потому, что я седой?
— Бля, это здесь при чем?!
— А чего ты бесишься? Я всего лишь пытаюсь найти разумное объяснение тому, почему
ты не хочешь делиться проблемами со своим лучшим другом! Это я о себе, если что, —
на всякий случай уточнил я, а то вдруг Мифи забыла и именно поэтому теперь пытается
увильнуть от ответа.
— Я… — Мифи взглянула на меня и прыснула, — я не могу говорить с тобой, когда у
тебя на лице эти усы! — выдавила она, давясь от смеха.
— Оставь в покое мои великолепные усики и… Это потому, что я усат?! Или потому, что
я алкоголик?!
— Так, все, замолчи. Я расскажу, — сдалась Мифи.
— Слушаю внимательно тебя, мой юный падаван.
— Вчера, после вашего ухода, я с парочкой нанитов, счастливая из-за того, что Зуо с
полпинка наподдал одному из нанОсов-понОсов, пошла в местную кафешку, — начала она,
понизив голос. — Посидели, посмеялись. Лурна после уроков ходит в химический
кружок, потому я обычно жду ее в этом самом кафе. И… — Мифи внезапно замолчала,
зажмурилась, перевела дух и продолжила: — потому я и не думала беспокоиться. Пока
мне на телефон не пришло сообщение. От нее. Лурна просила помощи. А еще написала,
что я должна прийти одна, иначе с ней сделают что-то нехорошее. Назначили встречу в
школьном спортзале. Ты же знаешь, спортивные кружки в первую неделю обучения не
работают. Так что это идеальное место для того, чтобы… Фух… Я, естественно, тут же
побежала на место встречи…

Немногие смогли бы тягаться со скоростью, с которой Ник вылетел из дома, оседлал

старый велосипед, на котором до недавнего времени проезжал по нескольку километров
в день, и налег на педали с таким видом, будто за ним кто-то гонится.
— Твою мать, твою мать, твою мать! — нашептывал себе под нос парень, не замечая,
как по лбу струится пот, и совсем позабыв, что до сих пор облачен в белый
лабораторный халат и такие же белые тапочки, которые так любили носить старики в
домах престарелых.
От дома Ника до школы неспешным шагом добраться можно было за полчаса. Ник
преодолел это расстояние за восемь минут, кинул потрепанный велосипед в кусты
скорее от беспечности, а не потому, что действительно пытался его спрятать, и
побежал мимо школьного крыльца прямиком на спортивное поле к двум дальним
одноэтажным домикам, в которых хранился спортивный инвентарь. После звонка Тура
Нику пришло сообщение, в котором место встречи назначали в самой дальней из
школьных кладовых, в той, где хранились баскетбольные мячи и бейсбольные биты.

— А затем? — я продолжал старательно изображать вполне адекватного и понимающего

человека, мысленно прокручивая варианты того, чем бы я мог оттереть, безусловно,
красивые, но сейчас слегка не подходящие усы.
Быть может, сходить в медпункт? Уж там-то спирт наверняка найдется. Вот только в
прошлом году, когда у меня разболелась голова и я пришел к медсестре во время
урока, я застал жгучую брюнетку средних лет, которая являлась эротической фантазией
многих учеников школы, мастурбирующей небольшой лавовой лампой в форме конуса. Мы
такие дарили на день учителя, собственно, учителям и вот медсестре. Не могли же мы
не уделить внимание даме. Вот только мы-то рассчитывали, что женщина будет
расслабляться, наблюдая за плавающими внутри стеклянного корпуса пузырями.
Медсестра поняла нас иначе.
В тот день я, не будь дураком, уйти потихоньку, конечно же, не догадался. Вместо
этого я прошел мимо медсестры, порылся в ее ящике, где, как я знал, хранились
таблетки от головной боли, выпил их, поблагодарил сестру за внимание и вышел. Стоит
ли говорить, что путь в медпункт с того времени стал мне заказан?
— Я пришла в назначенное место, — передо мной душу раскрывают, а я вспоминаю
мастурбацию с лампой, замечательно, — и никого не обнаружила. А затем меня ударили
сзади, сбили с ног и поколотили, — вздохнула Мифи.
— Просто взяли и поколотили? И ты не защищалась? — недоверчиво переспросил я.
— Скорее, закрывалась. Меня били не меньше шести человек. Тяжелыми ботинками. Если
бы не моя защита и не моя кожа, я бы, может, отделалась не так легко, — проговорила
подруга бесцветным голосом.
— Кто-то из друзей той девчонки, которой наподдал Зуо?
Подруга отрицательно покачала головой.
— Не знаю. Те, кто меня бил, они даже лиц не скрывали. Они не из нашей школы. И у
меня сомнения насчет того, что они вообще школьники. Выглядели взрослее. Четыре
парня и две девушки.
— И все равно я не верю, что они так просто с тобой справились, — упорствовал я.
— Было еще кое-что, — кивнула Мифи. — Звук.
— Звук?

Ник без раздумий распахнул дверь кладовой и вбежал внутрь. Он приготовился

обнаружить избитого Тура и многочисленных противников, но встретили его спортивный
инвентарь и свежий слой пыли.
— Что за… — пробормотал себе под нос Ник, когда до ушей его донесся странный
свистящий звук, а в следующее мгновение наномашины в его теле взбесились.

— Что еще за звук? — заинтересовался я.

— Не знаю, как объяснить, — поежилась Мифи. — Вот только из-за этого звука
наномашины во мне будто с ума посходили. Мое тело отяжелело, движения ужасно
замедлились. Я прекрасно понимала, что происходит, реагировала, как и раньше, но не
успевала наносить удары. Двигаться было очень сложно. Думаю, источник звука прятал
один из этой шестерки. Там был парень, у которого нижнюю часть лица скрывала
железная маска, на месте рта располагался динамик. Его внешность мне вспомнить
сложнее всего. Он казался Мутным. Понимаешь?
— Значит, он хозяин источника, — согласно кивнул я.
— Да… Так вот, они меня избили. Но не так чтобы совсем сильно. Скорее, хотели
напугать, чем покалечить.

Все тело Ника пронзила жгучая обжигающая боль. Огромное количество нано-машин,
которые циркулировали по его телу, вышли из-под контроля. Дезориентированные, они
начали хаотично двигаться по организму носителя, причиняя боль и парализуя нанита.
— Нх-х-х-х… — выдохнул Ник, падая на колени, а через мгновение получая несильный
удар по затылку.
— Ну что, нанит-Хуит, — пропел некто, чье лицо скрывала железная маска, — ходят
слухи, что ты среди ваших один из сильнейших, — ухмыльнулся он, присаживаясь на
корточки перед корчащимся в судорогах парнем. — У-у-у, как тебя колбасит. Видать, в
твоем теле нано на порядок больше, чем в той девчонке, раз тебе настолько херово.
Оно и к лучшему! — ухмыльнулся парень, хватая Ника за волосы и начиная бить его
головой об пол. — Ну что, паскуда, все еще чувствуешь себя всесильным? — прорычал
он.
— А… ты? — выдохнул Ник, не особенно испугавшийся ни боли, ни тем более шестерки
недоумков. — Не страшно было идти… на меня? Всего с пятью помощниками? Смотри штаны
не намочи… — сипло выдохнул он, ухмыльнувшись. Если бы этот звук причинял только
боль, нанит бы наверняка уже расправился со своими обидчиками. Вот только тело ни в
какую не желало слушаться приказов хозяина, чтоб его.
— А ты наглый. Мне это даже нравится, — парень в маске, кажется, улыбнулся, а затем
ударил Ника под ребра. — И мордашка ничего так, — прокомментировал он, хватая Ника
за подбородок и наклоняясь к нему ближе. — Оставлю-ка я тебе подарок… — прошептал
он.
Железная маска расползлась, открывая нижнюю часть его лица.
— Уверен, тебе понравится, хотя переживешь ли ты это — большой вопрос, —
ухмыльнулся он и впился в губы Ника.

— А затем этот парень меня поцеловал.

— Облобызал мою подругу?! Это тебе так просто с рук, ног и яиц не сойдет, мерзавец!
— погрозил я потолку.
— Ненавижу, когда ты так делаешь! Я же серьёзно. Он меня слюной отравил, —
вздохнула Мифи совсем обреченно.
— Он что, Цербер, чтобы хвастать ядовитой слюной?! Надеюсь, ты не умираешь? Потому
что ты не можешь умереть, не побывав на моей свадьбе и не поучаствовав в
танцевальных батлах по мазурке! — возмутился я.
— Мазурке?
— Ну да, я буду вальсировать или нет... мазурить? Короче танцевать с Зуо…
— И твои усы будут развеваться на ветру? Теперь мне хочется жить еще меньше, —
проворчала Мифи.
— Скорее, прямо сейчас, нам надо на улицу Красного Тумана, Нэйс обязательно тебя
вылечит! Во имя Мазурки! Во имя усов! Во имя мира во всем мире и войны во всей
войне!
— Да ничего смертельного, — лишь отмахнулась Мифи. — Он просто… вывел из строя мои
нано, видишь? — с этими словами подруга задрала рукав и почесала блестящую
поверхность. С руки посыпались серебристые ошметки. Открылся кусок истинной кожи
подруги. Через пару минут образовавшаяся «рана» начала медленно зарастать. — Пока
еще нано шатко-валко работают. Но через пару дней такими темпами ни одной машины в
моем теле не останется.
— То есть, они нашли нечто, что уничтожает нано?
— Да ничего нового. Нано другого производства, запрограммированные уничтожать
машины, отличные от них самих. Это своего рода наногеноцид, понимаешь? Сначала они
уничтожают нано противника, а затем пожирают друг друга. Не остается и следа. Так-
то…
— Вот только не надо сегодня о Геноциде! Я не в тех усах! — предупредил я. — А что,
если нано в твоем теле окажутся сильнее уничтожителей? Что будет тогда?
— А вот это хороший вопрос…

Глубокий поцелуй оказался слишком долгим, но его завершение не принесло Нику хоть
какого-то облегчения. Тело его напряглось, взгляд помутнел, изо рта пошла пена.
— Эй… Что это с ним? — удивилась одна из девушек, наблюдая за тем, как брюнет
мучается от нового приступа повсеместных судорог.
— А хер его знает, — пожал плечами парень в маске. — Может, его нано
сопротивляются? Хотя раньше такого не наблюдалось.
Ник не слышал разговора противников. Их голоса заглушал звук его собственного
пульса. Вены вздулись от нарастающего давления. Суставы выворачивало, внутренние
органы будто распухли. В теле своего хозяина им стало настолько тесно, что они
начали давить изнутри, желая вырваться. По крайней мере, Нику так показалось. К
горлу парня подкатил комок, а затем нанита вырвало сгустком темно-бордовой крови.
— Слушайте, пошлите-ка отсюда, — запаниковала одна из девушек. — Понятия не имею,
что происходит. Но если он сдохнет, я не хочу при этом присутствовать. Еще не
хватало, чтобы нас спалили со свежеспекшимся трупом, — разумно предложила она и
попятилась к выходу.
Спорить с ней никто не захотел. Каждый направился к двери. Лишь парень в маске
задержался, присел перед Ником и провел пальцем по искаженному болью лицу.
— Еще увидимся, красавчик. Я приду на твои похороны, — подмигнул наниту незнакомец
и последовал за соратниками.
Выйдя из кладовой, они прикрыли за собой дверь и поторопились подальше от места,
где брюнет содрогался от обжигающей боли.

— А что с Лурной? — нехотя поинтересовался я о судьбе пугающей и невзлюбившей меня

девицы.
— Ее звонок вывел меня из дурмана. Она оказалась в больнице. Ревела в трубку,
просила прощения, спрашивала, где я и что со мной, — вздохнула Мифи, подперев
спиной стену. — Девушку тоже побили. Слава богу, ничего больше, — пробормотала
подруга, внезапно обнимая себя за плечи, — иначе я никогда больше не смогла бы
взглянуть ей в глаза, — прошептала она, — я бы не пережила…
— Да, я тебя так…
— Блять! Только я настроюсь на драму, как ты маячишь с этими дурацкими усами!
— чертыхнулась Мифи, начиная нервно смеяться сквозь слезы. — Тери, знаешь, ты самое
ебанутое создание, которое я когда-либо встречала. После Лурны, естественно, —
добавила она, утирая слезы с лица вместе с серебристой пылью.
— Что? Я на втором месте? Я не хочу быть на втором месте, я буду на первом! Я
Россиянтвинг, я усат, и я всегда первый! А еще я умею танцевать мазурку.
— Ты дебил, и ты всегда Вне Места и Вне Конкуренции, потому что второго такого
субъекта на этой планете нет! Я надеюсь, — ухмыльнулась она, дружески потрепав меня
по волосам. — Ладно, что-то мы все обо мне да обо мне, лучше расскажи мне, как ты
«Не дал» Зуо за целые сутки, проведенные с ним?! — расплылась Мифи в уже знакомой
мне улыбке.
— Ну… Э-э-э… понимаешь…
— Конечно, я понимаю, что не дать Зуо — то же самое, что взять и заставить планету
крутиться в обратном направлении. И как это было? Твое «недавание»? Натянул по
самые гланды, как понимаю? Хотя выглядишь ты бодро… Так как?
— О, это было… — я хотел было начать восторгаться тем, что все прошло куда лучше,
чем могло показаться, когда Мифи внезапно жестом заставила меня замолчать. Она
коснулась уха, будто к чему-то прислушиваясь, а затем схватила меня за руку и
потащила прочь из коридора.
— Что? Ты чего?!
— Ник! Что-то с Ником! — выдохнула она, вновь напрягаясь, как и при рассказе о
вчерашнем дне.
— Ты не думаешь, что тебя снова дурят? Ник же и в школе почти не появляется, а
потому…
— Нет! — буквально прорычала подруга. — Мы с Ником негласные лидеры нанитов. Я и
Он!
— Вот это новость! С каких это пор?!
— Сейчас важнее другое!
— Что может быть важнее того, что моя подруга какой-то там лидер каких-то там
нанитов, а я об этом ни сном ни духом?! — возмутился я.
— То, что прямо сейчас Нику нужна наша помощь!

========== Вторые небеса Рая: 12. Потому что могу... ==========

Высокий сухощавый старик, облаченный в бинокулярные очки, несколько минут молча

разглядывал гостя сквозь толстые линзы, в руках теребя два камня, в которых лишь
эксперт сумел бы распознать алмазы. Неогранённые, грубые минералы в ладони хозяина
с выверенной периодичностью менялись местами, оставляя после себя на коже мужчины
тонкие кровоточащие царапины, на которые старик не обращал никакого внимания. По
окрасившимся в красный камням можно было предположить, что в руках хозяина они
описывали сферы уже не первый час. Они же выдавали его обеспокоенность то ли
сложившейся ситуацией в целом, то ли присутствием в его кабинете зеленоглазого
юнца, который за последние месяцы умудрился внести неразбериху и смуту в
десятилетние укоренившиеся устои.
— Вы не понимаете, о чем говорите, молодой человек, — наконец, выговорил старик с
легким акцентом. — Ваша недальновидность меня поражает. Покровительствовать над
группировками Тосама — не слишком ли высокую планку вы стремитесь взять для
человека, достаточно неопытного в подобных вопросах? — поинтересовался он,
отрываясь от разглядывания молодого парня, откладывая алмазы в сторону, тщательно
вытирая чуть кровоточащую ладонь влажным полотенцем, а затем все свое внимание
переключая на красные камни, что лежали перед стариком на столе.
— Я адекватно оцениваю свои силы и уверен, что подобное возможно, — последовал
холодный ответ от брюнета.
— Все в этом мире возможно… Вот только к чему приведет ваше правление, если вы таки
его добьетесь? Понимаете ли вы, что пять группировок Тосама — это не просто сброд,
занимающийся различного рода грязными делишками. О нет, молодой человек, это
бизнес. И каждый из нас повязан с остальными, хотим мы этого или нет. Вы же
стремитесь вклиниться в доведенную до идеала систему, оборвать наши нити и подмять
все под себя. Но к чему вам это? Вы жаждете власти? У вас ее и без того с лихвой.
Обогащения? Уверен, для этого не обязательно так рисковать. Быть может, все дело в
желании потешить собственное Эго? Подобное стремление еще никого до добра не
доводило. Так к чему же вы стремитесь, Шаркис? — подарил старик собеседнику
добродушную улыбку, не отрываясь от разглядывания кроваво-красной драгоценности.
— Я желаю… Справедливости, — осторожно ответил брюнет. Старик аккуратно отложил
камень, стащил с глаз очки и посмотрел на Зуо так, будто пытался угадать, шутит ли
его гость или говорит на полном серьезе.
— Справедливости? — на всякий случай переспросил он. Брюнет кивнул. Тихий смешок со
стороны старика, что вырвался из него через мгновение, быстро перерос в глубокий
заразительный хохот. Ювелир смеялся до тех пор, пока по его лицу не потекли слезы.
Шаркис терпеливо ждал.
— Боже, давно я так не смеялся! — простонал старик, невольно вновь беря в руки
алмазы и начиная привычно перебирать их в руках. — Справедливости, значит. Вы что
же, Шаркис, возомнили себя супергероем? Какую справедливость вы собрались вершить?
Грабить богатых наркоманов и раздавать наркотики бедным? Или давать шлюхам деньги
на презервативы лучшего качества? О какой справедливости может идти речь здесь? В
Тосаме? — развел старик руками.
— О моей собственной.
— И в чем же она заключается? Эта ваша Справедливость?
— Она заключается в смерти моего отца, — не задумываясь выговорил Зуо, не отводя
взгляда от старика. Алмазы, что выписывали в ладони ювелира неровные сферы, резко
остановились.
— О, как, — выдохнул старик, вглядываясь в собеседника с куда большим интересом.
— А что же будет после? Вы думали, что будете делать затем?
— Я хочу объединить группировки, и с их силами пробиться выше.
— Зачем?
— Стремясь к справедливости.
— Но разве ваша жажда не будет утолена со смертью вашего отца.
— Нет, с этого все только начнется. Данное событие станет отправной точкой.
— Знаете, до меня доходили слухи, что молодой босс Тени — личность своевольная,
амбициозная и, что самое главное, перспективная. Но кто бы мог подумать, что
настолько! Браво, молодой человек, браво. Я уважаю людей, которые не размениваются
по мелочам. Хотя ваша задумка продолжает казаться мне безумной. Ваше стремление
подняться к небесам мне импонирует. В конце концов, вы молоды и вам кажется, что
весь мир лежит у ваших ног. Да и засиживаться на одном пусть и удобном месте — удел
стариков, таких как я. Вам же следует двигаться дальше, к звездам, чтобы дотянуться
до того, обо что когда-то обожглись ваши предки. Самое смешное, что уверять вас в
бессмысленности ваших действий бесполезно. Нет, вы сами должны прочувствовать вкус
поражения.
— Я не собираюсь проигрывать.
— Никто не собирается. Только вот кто же вас спрашивает, — нахмурился старик,
возвращаясь к рассматриванию камней. — Как я уже сказал, вы не знаете, во что
ввязываетесь, мистер Шаркис. Предполагаете, не спорю. Но не знаете. Насколько бы вы
не были сильны, вы должны понимать, что всегда найдется тот, кто окажется
доминирующим звеном в пищевой цепи.
— А что, если именно я стану этим доминантом? — упорствовал Зуо.
— Боюсь, что нет. С Ними вам не совладать.
— Вы говорите о…? — чуть подумав, осмелился было высказать предположение Шаркис.
Старик, прищурившись, жестом прервал собеседника, вновь начиная перебирать пальцами
необработанные драгоценные минералы.
— Так вы знаете, — улыбнулся он. — Вы знаете и все равно желаете подняться над
нами?
— Именно потому, что я знаю, что происходит, я и решил подняться.
— Открытие за открытием, — одобряюще кивнул старик, подаваясь вперед к собеседнику.
— Теперь вы в моих глазах еще больший безумец. Ваша задумка не лишена смысла, но ее
реализация невозможна. Хотите знать, почему?
— Из-за меня? Вы считаете, что я не смогу справиться с ношей?
— В некотором роде, — кивнул старик. — Мы назвались Алмазами, потому что самые
крепкие среди всех группировок. Нам не присущи внутренние распри. Мы самые
неконфликтные из пяти, а точнее, прошу прощения, уже из шести преступных групп
Тосама. Людей мы убиваем редко, в дележку территорий не ввязываемся, хотя на
посягательства того, что принадлежит нам, реагируем крайне негативно. Но сейчас не
об этом. Почему же ваша авантюра кажется мне столь утопичной… Я объясню это с
позиции нас — Алмазов. Все из-за Тосамского Куллинана, — и в ответ на непонимающий
взгляд брюнета старик поспешил объяснить. — Куллинаном называли самый большой алмаз
в мире. Три тысячи сто шесть целых и семьдесят пять сотых карата. Его подарили
английскому королю в двадцатом веке, а тот, естественно, пожелал сделать из алмаза
бриллиант. Вот только в Куллинане обнаружились трещины, а потому один гигантский
бриллиант изготовить из него возможности не было. Приняли решение расколоть его, а
вверили данную ответственность в руки Йозефа Асскера — лучшего гранильщика Европы.
Он несколько месяцев изучал алмаз, прежде чем сделать на нем еле заметную царапину.
Затем он приставил к царапине стамеску и в присутствии нескольких знаменитых
ювелиров того времени ударил по ней и… потерял сознание. Человек согнулся под
тяжестью возложенной на него ответственности. Он осознавал, насколько важно то, что
он делает, и насколько страшными будут последствия, если он совершит ошибку. И я
сейчас говорю не о наказании со стороны недовольного хозяина камня. А о том,
насколько тяжело, почти богохульно для ювелира раскалывать алмаз подобного размера.
Но, естественно, расчеты Асскера оказались верны. Придя в сознание, он закончил
работу.
— К чему вы ведете? — нетерпеливо прервал рассказ старика гость.
— К тому, мистер Шаркис, что в свое время один виртуоз ударил стамеской по
Тосамскому Куллинану. И разбился он на пять частей — пять группировок. Этим
человеком был ваш отец. И вот через десятки лет в моем кабинете сидит его сын —
такой же самоуверенный, как в свое время его отец. Такой же статный молодой
человек, еще не взрослый в моих глазах, но уже не ребенок. И ваша цель столь же
глобальная, как и у вашего отца. Вот только одно дело — раскалывать алмазы, а
совсем другое — пытаться склеить их воедино.
— Я не хочу склеивать, — возразил брюнет. — Я хочу обладать.
— Тогда вам придется побороться с тем, кто является хозяином драгоценных камней
Тосама прямо сейчас.
— То есть, с моим отцом?
— Знаете, Куллинан пусть и поражал своими размерами, но считался Осколком от алмаза
куда более внушительных размеров. Только его так и не отыскали. Вам придётся
бороться не с отцом, а с тем самым кристаллом, осколками которого мы являемся. С
теми, кто предоставил Шину Шаркису возможность стоять над группировками Тосама.
— И это… — На этот раз Зуо сам не договорил.
— Схватываете на лету, молодой человек! Похвально-похвально. Проще говоря, вы
собираетесь объявить войну. Мировую войну. Вот как это выглядит в моих глазах. Вы
все еще думаете, что справитесь?! — с прищуром оглядел брюнета старик.
— Я уверен в этом, — с напором подтвердил парень, не отводя взгляда.
— Сколько страсти таится в вас, право дело, это радует. Но если вы в свои силы
верите слепо, то я — нет.
— Но в моего же отца вы поверили?
— Что вы, конечно же, нет. Я столь же неконфликтен, как и вся наша группировка в
целом. Мне нравится сидеть в моем маленьком кабинете, — развел старик руками, — я
люблю разглядывать камни, — указал он на пригоршню камушков, что блестели в
хрустальном блюде поодаль от него, — а войны, переделы — этого я не сторонник, уж
вы то знаете. Мой преемник не столь вдумчив. Молодая кровь бурлит в нем так же, как
и в вас. Быть может, разумнее было бы вести подобную беседу с нынешним боссом
Алмазов? — предположил старик с усмешкой.
— Ваш авторитет превышает его, не думайте, что я не знаю об этом, — нахмурился
брюнет, совсем не обрадовавшись отсылке к нынешнему боссу интересующей его
группировки.
— Какая осведомленность, — протянул старик, начиная барабанить пальцами по столу.
— Что ж… Угроза сейчас нависает над каждым из нас. Яказаки перешел в наступление.
Он производит впечатление сильного и целеустремленного человека. Такие люди никогда
не останавливаются на уже достигнутом. В этом вы с ним похожи. Но он сильнее и
опытнее, а потому если к кому и присоединяться, то я предпочту молодому Шаркису
проверенного временем Яказаки.
— Это логично. Но никто не гарантирует, что Яказаки не разрушит Алмазы до
основания. Вы не сможете быть уверенными, что перемены вас не коснутся. Вас и
вашего мира, заключенного в маленьком кабинете ювелира до основания забитого
драгоценными камнями.
— А вы, мистер Шаркис, сможете? — с усмешкой протянул старик.
— Да, я гарантирую это, — с серьезным видом кивнул парень.
— Вот что я скажу вам, мистер Шаркис. За последние полгода вы укоренились в нашей
системе и приобрели определенный лоск. Я наблюдаю за вами так же, как наверняка
делают это и мои оппоненты. И да, вы настолько многообещающи, что это даже чуточку
пугает. Вот только при появлении молодого поколения, старому необходимо уйти в
тень. А никто из нас этого делать не желает. Вы говорите, что присоединись я к вам,
и все останется по-прежнему, но это не так. Ведь, как минимум, я окажусь под
предводительством мальчишки.
Брюнет чуть нахмурился, пальцами вцепившись в подлокотники деревянного кресла, но
смолчал.
— Желаю ли я на старости лет стать шестеркой юнца, не способного держать свои
эмоции под контролем? Нет, не желаю, — продолжал напирать старик, мгновенно
заметив, насколько Шаркис-младший напрягся.
— Куда приятнее оказаться на улице, потеряв все, что было нажито непосильным
трудом? — брюнет говорил ровно, но желто-зеленые глаза его чуть потемнели и
приобрели красный оттенок.
— Это мне так же не по душе.
— А что же вам по душе?
— Посмотреть со стороны, кто одержит верх, а затем присоединиться к победителю.
— Тактика… труса, — не смог сдержаться брюнет, последнее слово практически
выплюнув. Но старик и бровью не повел.
— А чего вы ожидали от старого ювелира? Мое дело маленькое. Я не собираюсь
рисковать жизнями своих людей ради достижения Вашей мечты. Мне необходим покой.
Война — это дело молодых.
— Я понял вашу позицию. Что ж, встретимся вновь, когда я одержу победу, — выдохнул
парень, поднялся с кресла, учтиво поклонился и спешно вышел из кабинета.
— Занятный юноша, — послышался глухой голос, а через мгновение скрытая в стене
дверь распахнулась, и в кабинет вышел статный японец.
— Занятный, не то слово, — кивнул старик с легкой опаской. Вот уж с кем — с кем, а
с Яказаки следовало быть особенно осторожным. — Он хочет объявить войну всем.
Сначала Вам, затем Шину Шаркису, а затем и…
— Я все слышал, — кивнул мужчина размещаясь в кресле, в котором до того сидел
молодой босс Тени. — Боюсь, он слишком загадывает вперед. Впрочем, я всегда уважал
достойных противников. Столько самоуверенности в такие-то годы, я таким
похвастаться не мог.
— Зато ваш сын…
— Мой сын мальчишке и в подметки не годится. Ему бы таскаться по борделям, да
распивать дорогое вино. Я дал ему толику власти, надеясь, что он распорядится ей
как следует, но в ответ получил лишь бесполезный детский восторг. А вот Шин… Шин
воспитал себе достойную замену. Убивать такой экземпляр было бы непростительной
расточительностью. Впрочем, посмотрим насколько большой проблемой для нас окажется
Зуо Шаркис.
****
Несмотря на безграничную любовь к плащам и широкополым шляпам, сегодня Райну
пришлось отойти от полюбившегося стиля. Плащ заменила красная толстовка в тон
длинным волосам, которые юркая Мари заплела в три толстые косы. Кончики волос
теперь скрепляли бережно нанизанные андроидом шайбы, которые не то чтобы мешались,
но по сгибам колен периодически лупили знатно. Вместо шляпы на голову парень
натянул синюю кепку, а левый слепой глаз спрятал за вовремя отросшей челкой.
Высокий и худой в таком одеянии Райн вполне походил на ученика двенадцатого класса,
чем и пользовался, без зазрения совести блуждая по территории школы и выискивая
полюбившуюся ему «цель».
Как и любой другой уважающий себя киллер, к каждому новому заказу парень подходил
сугубо конструктивно. За месяц до назначенного самим же собой времени выполнения
задания, Райн начинал изучать цель, ее привычки, черты характера, специфические
увлечения, чтобы максимально точно просчитать каждый шаг цели и вывести ее из строя
так, как того желает заказчик, без сучка и задоринки.
— Твоя новая цель, — оповестил киллера босс Тени пять месяцев назад, протягивая
Райну фотографию кого бы вы думали? Именно так, Ника Дайси. Всклокоченные, черные,
отливающие краснотой волосы и замученный взгляд красноречиво рассказали о том, что
фото парня сделали совсем недавно и не при самых приятных обстоятельствах.
— Этот мальчишка — наш конструктор, — не возразил, а скорее уточнил Райн.
— Поэтому твоя задача на данный момент — следить за ним. А убить его ты всегда
успеешь, — чуть подумав, уточнил босс, смотря киллеру прямо в глаза. Никогда и ни у
кого больше парень не встречал столь тяжелого и пробирающего до костей взгляда.
— Как скажете, — без раздумий согласился Райн. С того мгновения началась его
полномасштабная слежка за Ником.
Никогда раньше парень не уделял цели так много времени. Он исследовал лабораторию
юного конструктора, пролистал всевозможные фотографии, узнал о матери нанита, и о
его отце. Даже раскопал полустертую запись с камер наблюдения, на которых
запечатлено, как Ник убивает Дайси-старшего. Все эти элементы составили портрет
одинокого, в какой-то мере несчастного, но однозначно и достаточно интересного
человека, к которому едва ли можно было бы остаться равнодушным. Райн и сам не
заметил, как потерял профессиональное самообладание, приблизившись к Нику слишком
близко и начав воспринимать его уже больше, чем обыкновенную цель. Точно
интерпретировать собственные ощущения у Райна не получалось, но он предполагал, что
нечто подобное чувствует старший брат по отношению к младшему: смесь
ответственности, заботы и, конечно же, раздражения, когда мальчишка делал что-то,
по мнению киллера, неверное.
К примеру, сегодня Ник должен был проспать как минимум до обеда, после чего
посетить ванную комнату, а оттуда со скоростью улитки добраться до кухни, выпить
там крепкий кофе и, вернувшись в лабораторию, сесть за работу. Поесть бы он,
конечно же, забыл, но Райн ближе к вечеру принес бы мальчишке питательный ужин,
который восполнил бы силы нанита на всю ночь. Оттого внезапное пробуждение брюнета
раньше времени, а так же его скоротечный уход, смешали киллеру все карты и вызвали
в нем приступ тихого раздражения. Связано это было не столько с тем, что Райн не
мог проследить за нанитом, сколько с тем, что у него не было никакого желания
бежать за велосипедистом — данный способ слежки казался ему слишком топорным и
бросающимся в глаза. Искать же мотоцикл или машину времени не оставалось — цель
того и гляди могла исчезнуть из поля зрения Райна и поминай как знали. Благо в это
самое время у ворот особняка Дайси припарковала машину Нэйс Пух, вернувшаяся в
пристанище Тени после месячной отлучки. Лишь девушка зашла в дом, как Райн,
воровато оглядываясь, юркнул к машине и вполне себе профессионально позаимствовал у
девушки ее автомобиль.
Благо, кроме умения убивать практически любым подвернувшимся под руку предметом,
Райн обладал и иными талантами, например, был каким-никаким, а следопытом.
Добраться до школы по следу, оставленному велосипедными колесами, труда ему не
составило, а вот определить, куда же свернул Ник после того, как бросил железного
коня в кусты, оказалось делом куда более сложным. Сперва Райн прогулялся по первым
этажам школы, потом заглянул в помещения бассейна и лишь затем направился в сторону
спортивных полей, которых при школе было аж три штуки. Теннисный корт парень
пересек без приключений, а на футбольном поле неожиданно натолкнулся на странную
шестерку. Заметив, что Райн следует к дальним домикам с инвентарем, ребята явно
напряглись.
— Куда прешь, патлатый?! — прорычал один из парней, намеренно толкнув киллера.
— Пожалуйста, простите, я действительно не хотел, — в привычной для себя манере
проговорил Райн, лучезарно улыбаясь.
— Не хотел, говоришь? Ага, как же… Может, выйдем? — продолжал напирать задира, то и
дело поглядывая на парня в маске, что стоял в отдалении от остальных ребят, и явно
ожидая от того то ли одобрения, то ли разрешения на дальнейшие действия.
«Значит главный здесь он», — пришел к выводу Райн, невольно всматриваясь лидеру
шестерки в глаза и еле сдерживая улыбку в ответ на попытки незнакомца изобразить
нечто, лишь отдаленно напоминающее угрожающий взгляд, которым обычно не напрягаясь
одаривал все свое окружение Зуо.
— Зачем же куда-то уходить? Ведь все можно решить здесь и сейчас, — пожал Райн
плечами, убирая руки в карманы. Задира напрягся, ожидая, что незнакомец в синей
кепке вытащит нож или и того хуже, и очень удивился, когда вместо оружия в руках
Райна появился кошелек. Киллер расстегнул застежку и извлек из кошелька его
содержимое, после чего все с той же дурацкой улыбкой протянул деньги
раздражительному собеседнику. Парень сначала опешил и растерялся, но затем без
стеснений буквально вырвал новенькие купюры из рук киллера, едко бросил «Слабак»,
смачно плюнул под ноги красноволосому и с напускной уверенностью в себе зашагал в
противоположную от Райна и его цели сторону. Остальные последовали за ним, так же
щедро одаривая прохожего презрительными взглядами. Лишь парень в маске не спешил
разделять всеобщего восторга, поглядывая на казалось бы случайного прохожего с
нескрываемым подозрением.
Красноволосый проводил хулиганов внимательным взглядом, запомнив лица и
отличительные черты каждого на случай, если позже от них придётся избавиться. Лишь
когда толпа скрылась за зданием школы, Райн продолжил путь к домикам. Теперь у него
не оставалось сомнений, что Ника он найдет в одном из них. Но шага он не прибавил и
внешне беспокойства, что нарастало внутри, не выказал. Он продолжал с напускным
спокойствием прогуливаться по полю, медленно приближаясь к своей цели.
Ник нашелся во втором домике. Он лежал на полу. На губах у него выступила пена, а
все тело колотила мелкая дрожь. Без возможности оценить всю серьезность ситуации,
Райн приблизился к корчащемуся от боли парню и проверил его пульс. Сердце Ника
выколачивало с такой скоростью, что можно было не сомневаться, если в ближайшее
время ничего не предпринять, мальчишку настигнет сердечный приступ. К удивлению
киллера, мысль о возможной гибели Ника привнесла в его душевное равновесие легкую
смуту. Он даже, кажется, немного расстроился из-за того, что может лишиться уже
привычной цели. Следовало как можно скорее предпринять что-либо для спасения
подростка. Вот только Райн не умел сохранять жизнь, предпочитая ее забирать.
«Следует отвезти его в Тень к Нэйс!» — принял мужчина решение, беря тяжело дышащего
Ника на руки и собираясь уже выйти из злополучного домика, но нежданные гости
порушили все его планы.
****
— Тери! Прекращай изображать из себя смертельно больного старика! Шевели кривыми
ногами! Это же вопрос жизни и смерти! — уже не сдерживаясь, выкрикнула Мифи,
обогнав меня на пять этажей.
— Видимо… Твоей жизни и… Моей смерти?! — задыхаясь, прохрипел я.
— Мужик ты, черт тебя дери, или не мужик?! Возьми свои яйца в кулак и
поторапливайся!
— Если я… Возьму свои яйца в кулак, бежать окажется еще труднее!
— Не в буквальном смысле, придурок! Убери руки из штанов! — зло прорычала Мифи.
— Да я и… Не собирался… — выдохнул я, поспешно выуживая левую руку из своих трусов
и застегивая ширинку.
— Скорей же, хлюпик! Моя бабушка и то выносливее тебя!
— Но… Уф… Что я могу поделать… Если… Боже… Мои почки… Моя селезенка… Я сейчас умру!
— простонал я, преодолевая очередной пролет. — Мне семнадцать! Я слишком стар для
всей этой херни!
В последнее время среди школьников стало модно отпрашиваться с урока в туалет и
больше в кабинет не возвращаться, так как лишь подростки спускались на крыльцо на
перекур, и их захватывал бесконечный круговорот сплетен, концентрирующийся сугубо в
этом в определенном смысле святом для каждого ученика школы месте. В связи с этим,
на время каждого урока лифты было решено выключать. Это как экономило
электричество, так и отбивало у учеников желание спускаться на крыльцо, ибо
преодолеть сорок этажей, чтобы из первых уст узнать, что Стефани переспала с
ватными палочками — дело неблагодарное. О том, что отключение лифтов противоречило
пожарной безопасности, директор предпочитал не думать, решив, что куда опаснее
любого пожара выпускник, так и не выучивший алфавита. В каком-то смысле он был
прав. И в любое другое время я бы поаплодировал директору, скандируя: «Долой
невежество! Скажем „Да“ развитию интеллекта!», сейчас же, преодолевая тридцатый
этаж кряду, скандировать я мог лишь шипение умирающего барсука, которого вместе с
сердечным приступом настигли диарея и эрекция.
Так как наш кабинет находился на сорок четвертом этаже, Мифи, поймав сигнал SOS от
Ника, потащила меня к лестничной площадке. Я был уверен, что через пару этажей ее
энтузиазм потихоньку начнет сходить на нет, а этаже на двадцатом она и вовсе
остановится и предложит выпить чаю или сыграть в карты, только бы никуда больше не
идти. Не тут-то было. Подруга моя оказалось выносливее динозавра. Зато я сам себя
не разочаровал, уже через пять пролетов ощутив кошмарную одышку. Теперь же я и
вовсе волочил ноги будто подстреленный олень, все еще борющийся за свою жизнь. Из
носа у меня обильно текли сопли, из глаз — слезы, губы пересохли, а дыхание
сопровождалось кровожадным хрипом, которым обычно одаривают маньяков в
некачественных ужастиках.
— Просто… Брось меня, — наконец, простонал я, падая на колени и хватаясь за сердце.
— Окей! — послышалось от подруги, и я уже было обрадовался, что она действительно
оставит меня влачить жалкое существование между седьмым и шестым этажом. Но
избавиться от надоедливой Мифи оказалось не так просто. Она буквально влетела вверх
на несколько этажей, схватила меня за шкирку и потащила за собой. Выбежали на
крыльцо мы измученные и уставшие. Моя футболка промокла насквозь от пота, у Мифи же
выступили капельки пота лишь на лбу.
— И куда теперь? — сипло поинтересовался я.
— Навигатор указывает, что Ник где-то на спортивном поле.
— Закопан?
— Типун тебе на язык, Тери! Как ты можешь такое говорить, вы же друзья!
— Аха-ха-ха! Друзья?! Аха-ха-ха-ха-ха! Вот это ты сейчас хорошо пошутила! Друзья!
Боже, это гениально! — воскликнул я, смахивая невидимые слезы.
— Что в этом смешного? — нахмурилась нанитка.
— То, что за последние полгода мы с Ником словом не обмолвились, но ты уверяешь
меня, что мы с ним друзья, — выговорил я уже без смеха. — А еще, судя по всему, с
тобой общаться он время находил, — продолжил я, прищурившись и рассматривая
подругу.
— Не начинай… Жизнь Ника в опасности, а ты…
— Да Насрать Мне На То, Чья Там Жизнь В Опасности, — ощетинился я. — И не делай
вид, что не знаешь об этом!
— Хорошо, — пожала Мифи плечами. — Окей, твоя взяла. Делай что хочешь, катись в
свою виртуалию или иди поплачь в шкафу, ноя о том, что Боже Мой с Тери Фелини никто
Не дружит Бедняжка наш неадекватный, — развела она руками, после чего развернулась
и побежала в направлении, которое указывал ее навигатор. Я же, наблюдая за
удаляющейся подругой, ненавидел ее еще какие-то пару секунд, прежде чем вышел из в
последнее время все чаще проявляющегося оцепенения. Странно, и что на меня только
нашло? Я ж не обидчивый и всепрощающий! Я же добро и справедливость! Я же святой и
милосердный! Я кекс и фрикаделька! Добряк, которого этот свет еще не видывал!
И просто всех их зачастую ненавижу…
Но смерти Ника я точно не желаю! Не от чужой руки…
— Погоди! — воскликнул я, спотыкаясь, но следуя за Мифи. — Ты же знаешь, что я не
всерьез! Я просто пытаюсь выглядеть крутым!
— Но выглядишь как обычно Ебланом! — не остановившись, выкрикнула подруга.
— Да, согласен, не просто стать кем-то иным, нежели тем человеком, коим ты уже
являешься! — согласился я, нагоняя нанитку. — От себя не сбежишь! Но желание
сделать это все равно остается! Быть может, будь я злее, как Зуо, я бы начал
внушать уважение!
— Зуо уважают не за злость. А за решительность и ответственность за каждое
сказанное им слово!
— Я тоже ответственен за свои слова!
— Да, вот только эти слова — бред сивого мерина, — фыркнула Мифи, подбегая к одному
из домиков со спортивным инвентарем, распахивая дверь и на миг застывая на пороге.
— Ах ты… Немедленно отпусти его! — прорычала подруга, обращаясь к кому-то, кого я
пока не увидел. А в следующее мгновение нанитка сорвалась с места, кидаясь на
незнакомца. Тот будто был готов к нападению и, несмотря на то, что Мифи явно
застала его врасплох, быстро сориентировался. Он легко увернулся от атаки Мифи и с
разворота ударил ее прямо под ребра. Нанитка тут же согнулась пополам, но взгляда
от незнакомца не отвела.
— Отпусти… Его! — вновь выдохнула она, прежде чем застонать от боли. Я же только
теперь толком рассмотрел парня и признал в нем одного из членов Тени.
— О, мистер Териал, — обратив на меня внимание, улыбнулся незнакомец. — Давно хотел
увидеться с вами лично и без свидетелей, но не предполагал, что наша встреча
состоится при таких обстоятельствах.
— А вы…?
— Мое имя Райн, вчера я уже имел возможность мимолетно увидеть вас, — поклонился
мне парень, все это время державший жутко бледного Ника у себя на руках. — Я бы с
удовольствием пообщался с вами поближе, но, как видите, у нас чрезвычайное
положение, — кивнул парень на нанита.
— Так это не ты его так уделал? — задал я вопрос, ответ на который, в общем-то, был
мне и так ясен.
— Нет, я нашел его в таком состоянии.
— Вы знакомы? — тем временем прохрипела Мифи, не без труда поднимаясь на ноги.
— Да, он один из тех, кто работает на Зуо, — утвердительно кивнул я.
— И что? Шаркис решил поквитаться с Ником за прошлые грешки? — больше прежнего
напряглась нанитка.
— Что? Конечно же, нет. Ник — ценный кадр Тени, — развеял подозрения Мифи Райн.
— Он входит в Тень? — опешила Мифи.
— А ты не знала? — ахнул я, изобразив удивление. — Вау, наверное, неприятно, когда
все вокруг знают то, чего не знаешь ты!
— Ой, не выпендривайся — отмахнулась Мифи, — ты и сам, небось вчера только обо всем
об этом узнал, — фыркнула она, потирая живот. — У тебя хороший удар, — кинула она
комплимент в сторону Райна, и тот в ответ лишь учтиво кивнул.
— Раз не ты довел Ника до такого состояния, не остается сомнений в том, что здесь
постарались наносы, — продолжила рассуждать Мифи, подходя к Райну и вглядываясь в
лицо дрожащего нанита. — Наверняка они сделали с ним то же самое, что и со мной, —
пробормотала она, разглядывая вены Ника, которые проявлялись на бледной коже темно-
серыми полосами. — Но мои нано-машины — это обычные побрякушки, тогда как нано Ника
высокотехнологичные. Слишком большая нагрузка на организм. И я понятия не имею, как
ему помочь! — прошептала она с явной обреченностью в голосе.
— Я отвезу его к нашему доктору.
— К вашему? — нахмурилась Мифи. Райн ей, кажется, не слишком понравился. Наверное,
тяжело доверять человеку, который минуту назад одним пинком чуть не отправил тебя к
праотцам.
— Что еще за доктор?
— Если ты о Нэйс Пух, то это очень хорошая мысль! — обрадовался я.
— О ней самой, — кивнул Райн, направляясь к выходу.
— Эй! Постой! — окликнула его Мифи, было направившись следом, но тут же вновь
согнулась пополам от отдавшейся в животе боли. — Вот черт… — Прошипела она себе под
нос. — Тери, чего ты стоишь?! Помоги мне! — взвыла она, и я тут же подскочил к
нанитке и попробовал взять ее на руки, как Райн это проделал с Ником. Попытка
оказалась не самой удачной, потому что пусть я каким-то чудом подругу и поднял, она
взвизгнула и ударила меня коленом в челюсть. Не слишком сильно, но достаточно для
того, чтобы я потерял равновесие и шлепнулся на свой несчастный зад с Мифи на
руках.
— Идиот! Ты меня и метра не пронесешь! — зашипела нанитка, негодуя.
— А вот и пронесу! — не согласился я, вцепившись в девушку мертвой хваткой и
пытаясь подняться со своей ношей на ноги. В процессе свершения великого подвига в
спине у меня что-то протяжно и звучно захрустело, отчего Мифи полетела на землю, а
я согнулся не хуже старика.
— Моя спина! — простонал я, не в силах выпрямиться.
— Я же говорила, дебил! — повертела подруга пальцем у виска.
— Это все от того, что кое-кому надо меньше жрать!
— Это все от того, что кое-кому не мешало бы заняться спортом! — в тон мне
выговорила Мифи, с напускным хладнокровием прошествовав за Райном, хотя удар
мужчины явно до сих пор отдавался во всем ее теле. Я же, разогнув-таки спину,
поспешил за ними, но умудрился нагнать их уже у выхода из школы. Райн прошел к
припаркованному неподалеку черному джипу и аккуратно разместил Ника на заднем
сидении.
— Вы поедете со мной, Териал? Или предпочтете вернуться на урок? — поинтересовался
он.
— Про меня не забывай, — в ответ нагло заявила Мифи, усаживаясь на переднее место
для пассажира.
— Но… — было возразил красноволосый.
— И никаких Но, — настояла на своем Мифи. — Я должна знать, в каком состоянии мой
заместитель!
— Не беспокойся, она знакома с Зуо, да и о Тени знает не понаслышке, — решил я
вступиться за подругу. — И уж поверь, она умеет хранить секреты.
— Хорошо, — чуть подумав, кивнул Райн, — но тогда вам, Териал, придётся поделить
заднее сидение с Ником.
— Да без проблем, — пожал я плечами, осторожно усаживаясь в машину так, чтобы мои
колени оказались у Ника под головой и сыграли роль подушки. Райн всунул ключ в
замок зажигания, машина загудела и мы сорвались с места.
****
Пошла сороковая минута лицезрения Грензентуром двери Эсэф. Он яростно буравил ее
взглядом, не решаясь постучать.
«Так-так-так, чел, это совсем не сложно! — мысленно подбадривал он себя. — Девчонка
открывает дверь, ты тут же даришь ей лучезарную улыбку, она ахуевает от того, какой
ты красавчик, и всё — она твоя! Нет, не так… Она открывает дверь, ты даришь ей
легкую полуулыбку альфа-самца и выдаешь: „Йо, чика, чё-как?“, она ощущает мужскую
силу, что исходит от тебя, и всё — девчонка потекла, девчонка твоя! Нет, альфа-
самец, это слишком даже для меня. Да и если я назову ее чикой, она превратится в
Чикатило. Окей-окей, главное не нервничать, время есть… Как насчет такого расклада:
она открывает дверь, а ты такой: „Ой, я нечаянно постучал в твою дверь трижды, а
вообще проходил мимо! Что? Хочешь прогуляться? Ой, я даже не знаю, я, конечно, могу
сделать тебе одолжение и…“ Главное тщательно скрывать свой интерес к ней! Нет, это
тоже не подойдет. Ладно, ночью я еще поразмышляю о смене стратегии, а пока не буду
отходить от старого плана…» — наконец-то принял он окончательное решение.
— Эй, швабра! — выкрикнул парень, ощутимо пнув дверь.
«Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста ответь! Я так скучаю!»
— Давай выходи, поговорим по-мужски, кривая!
«Она ведь не обижается на меня, нет? Я же шучу! Она ж это понимает?!»
— Ты там оглохла, перечница, или что?
«А Вдруг Она Действительно Обиделась?!»
— Эсэ-э-э-э-э-э-эф! Выходи!
«Так, я начинаю нервничать. Может с ней что-то случилось или… или она в душе?»
Последняя мысль Грензентура неимоверно вдохновила.
— Я, короче, дверь сейчас выломаю, поняла?! Бесишь меня только! — выдохнул парень,
вновь пнув дверь, а затем схватился за дверную ручку и начал яростно ее дергать.
Каково же было его удивление, когда оказалось, что ломился он в незапертую дверь.
Приоткрыв ее, Грензентур пару секунд скромно потоптался на пороге, не решаясь
сделать шаг в обитель девушки, к которой он дышал более чем неровно.
«Была не была…» — все же решился он, тихо прошествовал в комнату и прикрыл за собой
дверь.
Помещение утопало в полумраке. Лишь тонкая полоска солнечного света пробивалась
сквозь неплотно сдвинутые шторы, да мигали кнопки компьютера, вошедшего в спящий
режим.
— Как в склепе, — одобрительно прокомментировал хакер, подходя к шторам и
занавешивая тонкую полоску света, что портила общую картину затворничества. Глаза
его мало-помалу привыкли к темноте, позволяя разглядеть различного рода побрякушки,
расставленные на книжных полках. Старые сетевые платы, фигурки древних компьютеров…
Не без удивления и одновременной радости Грензентур заметил, что одну полку девушка
отвела под «изысканные» подарки хакера, что он вручал девушке время от времени.
«Я был уверен, что она все выкидывает…» — подумал он, невольно касаясь одной из
своих фигурных статуэток, исполненных в виде парня и девушки, сливающихся в
страстном поцелуе. Витая пара и шурупы у основания статуэтки должны были
подчеркнуть определенную драматичность, сокет играл роль пьедестала, южный мост
стал частью самих фигурок — работа, достойная музеев современного техно-искусства.
Тихий стон, раздавшийся со стороны спящего компьютера, заставил Грензентур резко
отдернуть руку от своего детища и повернуться на звук. Лишь присмотревшись, он смог
разглядеть почти в кромешной тьме фигуру девушки, что сидела на стуле. Вирту очки
покоились на ее голове, но находились в спящем режиме вместе с компьютером, чего на
самом деле быть не могло, если данное устройство покоилось на человеке, ведь очки,
водруженные на переносицу носителя, автоматически подключались непосредственно к
мозгу и вырубиться могли лишь, если были отключены от питания, чего в данном случае
не наблюдалось, либо в случае, если подключаться было больше не к чему, то есть при
смерти мозга.
Грензентур недолго думал над тем, что делать дальше. Метнувшись к девушке, он
сорвал с ее головы очки, а затем с нескрываемым беспокойством воззрился на Эсэф.
— Эй! Эй! Эй-эй-эй! — начал трясти парень девушку за плечи. — Эй! — в отчаянье
выговорил он, не зная, что еще сказать.
— Мх-х… — послышалось тихое со стороны хакера, а через мгновение она открыла глаза.
Компьютер автоматически вышел из спящего режима и голографическая пластина,
игравшая роль платформы для сжатой версии виртуалии, осветила собой всю комнату.
Первое, что заметил Грензентур, это наряд девушки — полупрозрачная футболка, да
миниатюрные черные трусики — единственное, что скрывало наготу волчицы.
Второе — что удар у Эсэф достаточно сильный.
— Ты чего здесь забыл?! — гневливо выдохнула хакерша, морщась после каждого
сказанного собой слова. Голова у нее раскалывалась.
— Жизнь тебе, видимо, спасаю, — совершенно серьезно заявил парень, поднимаясь с
пола. — И не обязательно было меня бить! — добавил он, потирая челюсть.
— М-м-мх… Как же мне плохо, — выдавила вместо благодарностей девушка, а затем
внезапно перегнулась через спинку стула и ее стошнило прямо на пол.
— Скорее скажи мне, что ты траванулась, и дело в этом!
— Мхф-ф-ф…
— Не хорошо. Это очень не хорошо, — забормотал Грензентур, позабыв об образе
плохого парня, который за собой закрепил.
— Не ной… — лишь выдохнула Эсэф, силясь вспомнить, из-за чего могла пребывать в
теперешнем состоянии. — Дай мне… дай мне что-нибудь из одежды, — застонала она,
ощущая, как головная боль волнами то отходит на задний план, то с удвоенной силой
обрушивается на нее.
Грензентур, растерявшись, кинулся к шкафу девушки, потянул на себя первый
попавшийся ящик, и, не рассчитав силы, выдернул его из основного корпуса тумбы.
Нижнее белье, которое по случайному стечению обстоятельств хранилось в этом ящике,
разлетелось по всей комнате. Грензентур отрешенно стащил с головы опустившиеся на
него розовые трусики с бантиками, повертел их в руках, заторможено сообразил, что
наделал, с визгом отбросил белье в сторону и угодил ими прямо в лицо плохо себя
чувствующей Эсэф.
— Какого хера ты кидаешь мне в рожу мои же трусы? — выдохнула она, желая подняться
на ноги и вдарить глупому Грензентуру за подобное. Но сил ей хватило лишь едва
повысить голос.
— Если захочешь, в следующий раз кину свои, — неуверенно выпалил хакер, чувствуя,
как краснеет от смущения. Господи, вокруг него тонна женского белья. Господи, он
трогал ее трусики! Господи! ОНИ БЫЛИ РОЗОВЫЕ И С БАНТИКАМИ!
Со второй попытки парень таки отыскал ящик со штанами и юбками. После мучительно
долгого выбора, он протянул девушке свободные шорты — их надеть было бы проще
всего. Эсэф, раздраженно вырвала предмет одежды из рук Грензентура, кое-как
поднялась на ноги, натянула на себя жуткую, но удобную вещь, а затем, застонав,
согнулась пополам и ее вновь стошнило.
— Надеюсь, ты не умираешь? Не умираешь же? Ведь нет? Скажи мне, что ты не умираешь!
— почти взмолился парень, вновь начиная трясти Эсэф за плечи.
— Я не уверена, что не умираю… — выдохнула волчица, насчитывая не одного, а сразу
троих Грензентуров в своей комнате.
— И кто из нас после этого ноет! Радуйся, что Нэйс здесь! Она приехала полчаса
назад, чтобы осмотреть Дока после его обнуления, так что и с тобой все будет
хорошо!
Эсэф как током дернуло. Внезапная череда воспоминаний нахлынула на нее вместе с
новым приступом кошмарной мигрени.
— Меня тоже… — выдавила она из себя, опираясь на подставленное Грензентуром плечо.
— Что «тоже»? — не понял парень, ловко ухватив девушку за талию и осторожно помогая
ей пересечь комнату.
— Меня тоже… обнулили.
****
Каждый третий и восьмой месяцы в году в Тосаме проходила форменная вакханалия,
направленная на обновление и ремонт города. Облупившиеся дома покрывали тысячным
слоем краски, в фонарях меняли одни перегоревшие лампочки на другие, мусорные
свалки заменяли табличками «не мусорить», ну и пиком активности являлась починка
дорог. Хотя практически весь транспорт давно перешел на антигравитанты и парил над
землей, а потому совершенно ровная поверхность была им без необходимости, создатели
антигравитантов не учли одного — кошмарное положение дорожного покрытия нашего
города. Великолепие неровностей Тосамских дорог зашкаливало настолько, что даже
антигравитанты не всегда справлялись с задачей обеспечения автомобилисту спокойной
и гладкой поездки. А потому периодически встречающееся метровые ямы, череда ухабов
и полосы с препятствиями вместо трассы удручали. Но вот наступал месяц ремонта и
бравая толпа работяг в ядовито-оранжевых и зеленых жилетах выходили на тропу
дорожной войны. Иногда они работали по ночам, но любимым рабочим временем у них
таки оставался час пик, когда подобные ремонтные работы создавали километровые
пробки, объехать которые было попросту невозможно. А самое интересное, что эти
парни всегда вырисовывались на твоем пути Внезапно. Десять минут назад еще было
активное движение, а теперь половина дороги уже перекрыта.
По вине ремонтных работ мы и встряли в пробку в каких-то двухстах метрах от дома
Ника. Сперва патлатый решил донести нанита до дома на руках, но лишь он коснулся
парня, как тот болезненно застонал и мы решили не рисковать. Теперь же Райн нервно
постукивал пальцем по рулю, Мифи напевала какую-то заунывную мелодию, а я
разглядывал своеобразные узоры, что оставила после себя пена на губах и скулах
нанита. Интересно, а нано у Ника вообще везде? Если так, получается что у него
нано-слюна? И нано-сопли?
— М-м-м… — очередное мычание со стороны Ника я расценил как утвердительный ответ на
мой вопрос. — М-м-м-м-м-м-м… — протяжнее первого раза застонал нанит и я,
улыбнувшись, потрепал его по волосам:
— Да понял я, понял. Успокойся уже, — шутливо обратился я к парню, не ожидая
услышать ничего кроме знакомого мучительного выдоха. Оттого так сильно и удивился,
когда Ник внезапно открыл глаза и воззрился на меня мутными глазами.
— Прив… вет… — выдохнул он настолько тихо, что мне пришлось наклониться к парню
ближе, чтобы расслышать его.
— Привет, — кивнул я тихо, решив оставить пробуждение нанита в тайне от Мифи и
Райна. — Как ты?
— Подых… дыхаю, — прошептал он, внезапно медленно поднимая руку и касаясь моего
лица. — Но тепе… перь не так страш… ашно.
— Не так страшно что?
— Ум… умирать…
Данная фраза заставила меня посмотреть на складывающуюся ситуацию со всей
серьезностью. Целые пару секунд… После чего я задался вопросом, что станет с нано
после смерти Ника, не завладеют ли они его телом и не проживут ли целую жизнь
смертного, отыскав себе подружку по имени Эльмира, которая так до самой старости и
не узнает, что встречалась не с единственным парнем, а с миллиардами нано, что не
чаяли в ней души. Не менее важной оказалась тема зачатия ребенка, а точнее его
формирование в утробе матери. Получается, он будет первым нанитом От рождения! А
вдруг у него окажутся стальные конечности или те же яйца? Но тогда он уже будет
больше походить на наноса, а не на нанита. Погодите, так можно ли сделать вывод,
что наносы — это лишь эволюционирующие наниты?! Точнее, это было, конечно же,
очевидно с самого начала, но, быть может, узнай об этом сами наносы, и нанитов
ненавидеть они бы перестали?! Нет, что-то во всем этом не вяжется. К сожалению,
ответы на мучающие меня вопросы я смогу получить лишь уложив Ника в гроб. А это с
моей стороны было бы не очень тактично.
— Ты не умрешь, — заверил я парня, рефлекторно поглаживая его по голове. Каждый
раз, когда мы с мамой ходили в больницу, и я боялся идти к врачу, она вот так же
начинала перебирать мои волосы, и мне становилось легче.
— Ты не мо… можешь быть в эт… этом уверен, — вполне справедливо заметил Ник.
— И, тем не менее, — улыбнулся я наниту, мысленно гадая, какой бы венок принес ему
на похороны: серебристый — под цвет его глаз или черный с красным отливом, как его
волосы?
— Так ж… жаль… — тем временем продолжал бормотать Ник. Удивляюсь желанию людей
постоянно говорить в момент, когда они при смерти. Молчи и сохраняй энергию,
дурачина!
— Мне так жаль… — продолжал страдать Ник, вздрагивая и морщась от приступов боли во
всем теле.
— Молчи, тебе сейчас лучше не…
— Мне… так… жаль… что ты… не мой, — наконец выдавил он из себя, не мигая взирая на
меня. Только теперь я заметил, что его обычно серебристые глаза внезапно стали
карими. Видимо нано, что отвечали за его цвет глаз, вышли из строя.
— Не жалей об этом, — вздохнул я, наклоняясь к Нику совсем близко, к самому уху.
— Радуйся…
— Не понимаешь… еш. Я… я люблю тебя.
— Не меня, — отрицательно покачал я головой. — Ты любишь того, кем мне хочется
быть, но кем я, так или иначе, являюсь лишь отчасти. Ты любишь во мне то, о чем
знаешь. А это не так уж и много, — пожал я плечами.
— Я не… — Ник хотел продолжить фразу, но его одолел приступ кашля. Он прикрыл рот
ладонью и на ней осталась смесь крови с серой слизью.
— Не понимаешь, о чем я говорю? — решил я помочь Нику. — И не надо. Твоя задача
сейчас — не умереть.
— Если… если ты никогда не станешь моим, есть ли смысл… смысл мне вообще жить?
— Сейчас, Ник, ты сам не понимаешь, о чем говоришь, — покачал я головой. — Все твое
тело раздирает кошмарная боль, а ты отчаянно желаешь, чтобы все прекратилось.
Хочешь знать, зачем тебе жить? Хорошо, я подскажу. Ты обязан выжить хотя бы потому,
что должен испытать мою месть за то, что бросил меня. За то, что бросили меня все
вы, — прошептал я, удовлетворенно замечая, как во взгляде Ника мелькает недоумение.
— Так и быть, открою тебе секрет, — ухмыльнулся я, почти касаясь губами уха нанита.
— Вы будете умолять меня простить вас, кричать: «Нет, Тери, мы же делали все это
только ради тебя!» Бред. «Мы хотели защитить тебя!» Ага, как же. «Мы думали только
о твоем благополучии!» Нашли дурака. «Зачем же ты делаешь это с нами?! С теми, кто
любит тебя! Кто защищает?!» Зачем… А ты хочешь знать, зачем, а, Ник? Я буду
наблюдать за вашими муками и наслаждаться каждой секундой. Знаешь, почему?
Предположи, почему? Давай же, хотя бы один вариант! Нет? Не знаешь? — Ник,
измотанный болью, начал терять сознание, потому я поспешно прошептал ответ ему на
ухо прежде чем он вновь окунулся в болезненную дрему. — Потому что могу…

========== Вторые небеса Рая: 13. Провода ==========

Ты делаешь мне больно,

Слышишь?
Рвешь на куски, нещадно мучаешь, пытаешь.
Ты слишком груб со мной, ты мне не потакаешь,
Но, несмотря на это, утверждаешь,
Что любишь. Только вот кого?

Ты делаешь мне больно,

Слышишь?
Опять молчишь, опять что-то решаешь,
И мне, естественно, ты ничего не раскрываешь,
Лишь утверждаешь,
Что любишь. Только вот когда?

Ты делаешь мне больно,

Слышишь?
Проходит время, ты меня ломаешь, изгибаешь,
И под себя нещадно изменяешь.
При этом всё еще ты утверждаешь,
Что любишь. Только вот зачем?

Так сделай же мне больно снова,

Слышишь?
Я стал другим, меня ты в этом обвиняешь.
И встреч со мною избегаешь.
Не утверждаешь,
Что любишь. Значит вот как?

— Боюсь, нам придется расстаться, — проговорил психолог, взирая на юного пациента

сквозь толстые стекла очков.
— Простите? — встрепенулся подросток, что последние сорок минут сидел на кушетке
без движения и взирал в одну точку. Он не отвечал на вопросы врача, не реагировал
на его шутки, он не слушал мужчину и будто бы пришел в себя лишь теперь.
— Я не могу продолжать лечение, Тери, — вздохнул психолог. — Твое состояние
нестабильно.
— Оно всегда было нестабильным, — мрачно заметил пациент, буравя мужчину колючим
взглядом блеклых, серых глаз.
— Да, но раньше это было не критично, ты неплохо держал себя в руках. Я думал, что
мое лечение помогает тебе, потому что пусть и медленно, но ты приходил в себя.
— Хотите сказать, что сейчас что-то изменилось, доктор Силетти? — в голосе пациента
зазвенели нотки подавляемого гнева.
— Изменилось, — кивнул мужчина, откладывая блокнот в сторону, снимая очки и потирая
уставшие глаза. — Тери, твое состояние после ухода Шаркиса… — при упоминании
фамилии молодого бандита парень вздрогнул, — … оставляет желать лучшего. Я больше
не в силах помочь тебе. Ты нуждаешься не в психологе, а в психиатре. Надеюсь, ты
понимаешь, в чем состоит разница?
— Вы не сделаете этого, — парень напрягся, вцепившись пальцами в мягкие
подлокотники кресла. — Вы не посмеете.
— Это для твоего же блага, Тери.
— Я не сумасшедший!
— Об этом речь не идет, — постарался психолог успокоить подростка. — Мои методы
больше не абсорбируют твои ухудшения. Более того, я даже не могу с точностью
поставить тебе диагноз, не потому что мне не хватает знаний и компетентности.
Проблема в твоем интеллекте.
— Я думал, что проблема большей части общества в его отсутствии, — тут же
среагировал мальчишка.
— В обществе — да, твоя проблема — его переизбыток, если можно так выразиться.
— С каких это пор пытливый ум превратился в проблему?
— Тери, это всегда становилось проблемой для людей гениальных. У большинства из них
прослеживалась и прослеживается тяга к полной замкнутости в себе, к уходу от
реальности. Иной взгляд на жизнь, иное мировоззрение, иное мышление. Все это делает
их особенными для окружающих, так же как окружающих для них делает блеклыми и
скучными. Человеческий разум и человеческая психика — это два механизма, до конца
не изученных и по сей день. Их связь так же остается для нас черной дырой — мы
знаем о ее существовании, но не можем полностью проанализировать, что это такое и
как работает. Одно я могу сказать с уверенностью, выражаясь твоим языком: чем
мощнее компьютер, тем страшнее он глючит.
— И вы хотите сказать, что на данный момент глючит мой мозг? Или психика? Или и то,
и другое? И вы хотите избавиться от сложного механизма, продав его какому-нибудь
дураку до того, как компьютер полностью выйдет из строя?! — прошипел мальчишка,
вскакивая с кресла, забираясь на стол и хватая врача за галстук.
— Нет, Тери, — Силетти оставался спокоен. — Я хочу починить механизм, отдав его в
ремонт. На данный момент ты не развиваешься, а деградируешь. Замыкаешься в себе все
сильнее, постоянно находишься в своих мыслях. Ты не отвечаешь мне, не
разговариваешь с матерью неделями. Ты прогуливаешь уроки и постоянно находишься в
виртуалии. Ты теряешь связь с нашей реальностью. И что самое страшное — тебя это
устраивает, и я не способен переубедить тебя в том, что данная позиция — твоя
гибель. Психиатр сможет сделать для тебя то, на что не способен я. Он выпишет
необходимые лекарства, сделает для тебя…
— Никакой ремонт мне не нужен, — четко выговорил подросток, притянув врача за
галстук к себе настолько близко, что мужчина почувствовал дыхание пациента на своих
губах. — А если вы передадите меня другому врачу, то еще сильно об этом
пожалеете, — пообещал он, выпустил из рук галстук, после чего плюхнулся обратно в
кресло:
— Простите? — удивился подросток, будто разговора секунду назад и не было. — То
есть как это, расстаться?
Силетти лишь вздохнул. Это оказалось сложнее, чем он думал.

****
А что Вы знаете о Шизофрении? Вот я, помимо кучи интересных фактов, давно пришел к
выводу, что самые лучшие психологические триллеры — те, где хотя бы один из
персонажей страдает столь интересным недугом. Еще лучше, если сразу парочка. Но
главное не перебарщивать, ибо если шизофрениками сделать всех и каждого, получится
суровая и скучная реальность. Но вот представим, что шизофреник у нас все-таки в
единственном лице. Такой странный и непохожий на других, выделяющийся из толпы не
внешним видом, но поведением и восприятием мира. Симптоматика данного
психологического заболевания достаточно интересна. Только не путайте шизофрению с
диссоциативным расстройством, в народе именуемом раздвоением личности. В свое
время, дабы поподробнее узнать, что происходит с Джонни, я прочитал достаточно,
чтобы с уверенностью утверждать — это абсолютно разные вещи. Диссоциативное
расстройство — так же весьма и весьма интересная штука, но шизофрения в последнее
время интересовала меня куда больше. Быть может, потому что тема становилась все
более животрепещущей.
Самым интересным в шизофрении мне всегда казались галлюцинации: зрительные,
слуховые, обонятельные и даже осязательные. Только вдумайтесь, как же работает
мозг, что у тебя может появиться впечатление, будто ты держишь бутерброд,
откусываешь от него кусок и, быть может, даже чувствуешь его вкус? Не слишком ли
это похоже на принцип работы Виртуалии? Ведь в сети происходит то же самое, мы
видим то, чего нет, чувствуем то, чего не существует. Лишь раз проведя параллели,
шизофрения для меня превратилась в бесконечный источник изучения, в нечто
загадочное и непонятное. Психические заболевания нельзя сравнивать с физическими.
Во втором случае все предельно ясно: болезни вызываются вирусами, микробами,
экологией и далее по списку. Психологические заболевания куда интереснее: здесь
возбудителем может стать все, от простого переутомления, до события, которое
полностью или частично изменяет что-то в человеке. И для каждого из нас это
абсолютно уникальная составляющая. Поневоле начнешь восхищаться. То есть кто-то
дуреет после смерти родителей, а иным жизнь ломает грозная утка, совершенно
случайно залетевшая в уличный туалет.
Не подумайте, что я не осознаю истинного ужаса подобных заболеваний и потому ими
восхищаюсь. Моя беспечность и утрированная восторженность ими связана с достаточно
неоднозначным состоянием, в котором я в последнее время пребываю. Говорят, мозг
человека сродни мощному компьютеру и что ни одна технология не сможет сравниться с
ним. Пусть так. Но ведь и самый мощный компьютер может поймать вирус. Хотите ли вы
узнать, что происходит, если подобно вирусу Мысль, Событие, Воспоминания начинают
затормаживать работу вашего мозга? И как бы вы ни пытались почистить кэш, они будто
продублированы в каждой папке с информацией, подстерегают вас везде, они даже
успели внедриться в вашу операционную систему, и вытравить их ничем уже не
получается. Единственное решение — полная переустановка системы. Вот только как же
это сделать человеку? Наверное, единственное, что может помочь в данном случае —
это амнезия. Но вызвать ее тоже надо постараться. Ну, а пока я не знаю, как мне
вернуть свой разум в состояние, в котором он пребывал до событий полугодовой
давности, приходится наслаждаться своеобразным, но воистину любопытным результатом
пошатнувшейся психики и работающего вхолостую мозга.
Мы с Мифи и Райном уже около часа скромно коротали время в узком коридорчике
напротив двери в комнату, куда утащили Ника, обильно пускающего пену изо рта.
Каждый размышлял о своем. Райн, наверняка, обдумывал, можно ли будет трахнуть Ника
после его смерти. Это я к тому, что мужчина, ловко изображающий из себя подростка,
но оным не являющийся, явно имел виды на моего любовника на одну ночь. Мифи
безусловно представляла, как размажет по стенке виновников произошедшего, в глубине
души испытывая животный ужас от всего произошедшего и ненависть к себе за
собственное бессилие. Я размышлял о пене на губах Ника и о том, как бы забавно в
его теперешнем состоянии было бы протащить его по территории детского сада или той
же школы, крича о том, что «Господи, у него Бешенство! Бешенство, слышите!!!»,
после чего кидать Ника в толпу и наслаждаться нарастающей паникой.
Я уже было решил поделиться неплохим вариантом развлечения больного нанита с Мифи и
Райном, когда в коридор вбежал взбудораженный Ян. За эти полгода жизнь его явно не
пожалела. Сейчас, небритый, без вирту-очков вместо ободка, нечёсаный и явно
мучающийся похмельем, он выглядел лет на тридцать пять и не внушал покоя и доверия,
с которыми я его всегда ассоциировал.
— Что, мать вашу, произошло? — сходу накинулся он на Райна. — Тебе же было
приказано следить за ним!
— Моя вина, я провалил задание, — кивнул в ответ красноволосый, все силы тратя на
то, чтобы скрыть от окружающих свою встревоженность. Но меня не проведешь, хуй на
ландыш не похож. Райна выдавали красные и зеленые провода, что выползали из-под его
кепки и скручивались с длиннющими волосами.
— Констатацией фактов ситуации не изменить! — продолжал бушевать Ян, явно
расстроенный чем-то иным и просто отыгрывающийся на парне. Об этом говорили белые и
коричневые провода, что оплетали его шею, щиколотки и запястья.
— И что здесь делает она! — ткнул Ян пальцем в Мифи, которая навела на себя
невозмутимый вид, внутри умирая от страха. Синие провода, вылезающие из ее макушки
и забирающиеся под одежду подруги, рассказывали мне о том, что она чувствовала на
самом деле. А самое смешное состояло в том, что никто из присутствующих не
подозревал о проводном произволе, наверное, потому что не видели того, что видел я.
Потому что проводов не было. Потому что это была лишь очередная галлюцинация,
основанная на логических умозаключениях. Моя галлюцинация.
Не поймите меня неправильно, не то чтобы я настолько хладнокровен, что могу со
спокойной душой вещать о галлюцинациях, как о само собой разумеющемся. Чтобы прийти
к некоему смирению с сим фактом, мне потребовалось почти полгода. Да-да, вы не
ослышались, это продолжается уже чертовых пять месяцев. Но согласитесь, подобный
исход был для такого, как я, неизбежен. Границы, которые я годами выстраивал в
собственном разуме, разрушил создатель ПКО-вируса. Некоторые рассыпались в тот же
день, превратившись в ментальную пыль, другие рухнули позже. Я вспомнил все, что
только можно было вспомнить в столь неприятной ситуации. Джонни. Эксперименты.
Лютую ненависть ко всему происходящему. И безграничное презрение к человечеству. И
к старым воспоминаниям красиво приписались новые, не менее интригующие мое шаткое
психологическое состояние.
Иногда я задумывался, докатился бы я до такого, останься Зуо рядом со мной? Мне
кажется, я бы справился, будь у меня его поддержка. Но эта тварь, эта эгоистичная
дрянь, думающая в первую очередь о благополучии своей банды, а не о человеке,
который его любит, бросила меня. И я спятил. Теперь, по мнению многочисленных
друзей с психологических форумов, в которых я публиковал свои симптомы, я
полноценный шизофреник. С суицидальными наклонностями и хронической депрессией. С
возможной тягой к зоофилии и самокастрации. Как говорят. Но мое состояние пытаются
просчитать, опираясь на среднестатистические данные среднестатистического человека,
к коим я себя не приписываю. И с диагнозом подобного рода я так же не согласен,
хотя признаю, в последнее время мое состояние начинает пугать даже меня самого. Но
дело вовсе не в том, что мне кажется, будто я схожу с ума. Нет, я в здравом уме и
доброй памяти. Просто супер способности, о которых я всегда мечтал, наконец-то дают
о себе знать. В крайнем случае, я обыкновенный инопланетянин и скоро мои собратья
прилетят и заберут меня с этой убогой планетки от этих убогих людей. А прямо сейчас
я перевоплощаюсь в истинную форму, медленно приспосабливаясь к будущему, совсем
иному миру.
Первыми пришли голоса.
— Эй, — зашептал мне на ухо один из них. — Ты глянь, что-то у тебя под кожей
— Под кожей мясо, — спокойно оповестил я внезапного собеседника.
— Там что-то шевелится, копошится, — заговорил второй голос.
— Вы о моем сердце? — все еще недоумевал я.
— Твои мизинцы…
— А с ними то что?
— Они странные.
— Да ладно вам, я и так слишком закомплексован! Если окажется, что и пальцы мои —
эталоны уродства, я окончательно отчаюсь!
— Они желают тебе смерти.
— Кто, мизинцы?!
— Все вокруг, они хотят тебя убить!
— Справедливое желание.
— Убей их первый.
— Не могу, силенок не хватит.
— Ты сможешь.
— Спасибо за веру в мои силы, но она сродни вере в то, что мангусты способны
вынашивать в животе до ста желудей.
— Если не поторопишься, все пропало.
— Если не потороплюсь, все пропадет в холодильнике, потому что Эллити явно желает
избавить мир от еще одной худышки.
На самом деле разговор с голосами меня даже забавлял. Было в этом нечто сакральное.
Но присутствовало кое-что, чего не мог вытерпеть даже я: они не реагировали на мои
шутки, им было плевать на глупости, что я говорю. Голоса у меня в голове жили своей
жизнью и требовали, чтобы я жил по их указке. Они шептали, и шептали, и шептали о
том, какие заговоры готовятся против меня, кто, где, когда и каким способом желает
от меня избавиться. Я не решался говорить об этом Силетти, потому что он бы тут же
направил меня к психиатру, а это, знаете ли, не самая приятная процедура. Кроме
того шизофрения ведет к инвалидности, а мне совсем уж не хотелось подобной пометки
в личном деле. Правда психолог каким-то образом догадался о моем состоянии и без
моей помощи и пару недель назад огорошил меня возможным переводом на новый уровень
отношений с психологией. Говорил что-то про медикаменты и помощь, в которой, как я
уже сказал, не нуждаюсь. Как вообще может вылечить меня человек, который глупее
меня раза в полтора? Что он отыщет в моем разуме, чего не нашел я сам?
— Они хотят избавиться от тебя, — тут же подхватывали мои сомнения голоса.
— Ты нужен им для новых экспериментов.
— Всего лишь морская свинка, на которой испытают новый препарат.
— Да, они все против тебя.
— Особенно Силетти.
— Особенно Эллити.
— Особенно Мифи.
— Особенно Зуо.
— Они опасны.
— Беги.
— Или убей их.
Сперва, моё состояние вызывало у меня откровенное любопытство: что еще наговорят
голоса в голове? А вдруг они расскажут мне нечто важное? Почему улитки
ассоциируются у меня с говорящими соплями, когда они не говорят? Как лучше
подобрать таракана для дальнейшего распятья? Можно ли сварить варенье из стрихнина
и сделать из него клизму без последствий?! Согласен, про улиток и тараканов — это
так, чисто дурачества. Но вот про стрихнин, бьюсь об заклад, узнать бы захотел
каждый! Кто не мечтает о подобной клизме?! Только сумасшедший. Вот я и ждал ответа
на свои вопросы, потому что понимал, голоса в голове — еще не симптом. Вдруг это
некая связь с космосом, о которой постоянно вещают экстрасенсы? Быть может пули,
выпущенные ПКО-маньяком в мои ноги, раскрыли во мне необходимые чакры, взбудоражили
ауру или что там еще могло со мной сотвориться кроме скучного повреждения костей и
тканей, естественно.
Не хуже курильщика, уверенного в способности в любой момент бросить, я верил в то,
что игры с голосами я всегда смогу предотвратить, надо лишь сильно постараться. Но
как я ошибался. Нельзя недооценивать противника, особенно если им является твой
собственный разум. Ситуация стремительно выходила из-под моего контроля. Голоса
мешали спать, спорили между собой на мои внутренние органы по поводу новых
заговоров, хихикали и все больше походили на меня самого. Вы только представьте, не
один, а сразу семь Тери Фелини в одной голове. Они научились шутить. Иронизировать.
Издеваться. И вот тогда настал истинный Ад.
Когда же голоса к моему облегчению на какое-то время замолкали, я тут же
проваливался в болезненную дрему и испытывал муки иного рода. Каждую ночь мне
снились кошмары, в которых я часть ПКО-вируса, лежу в опломбированной капсуле,
насквозь пронизанный проводами, без способности говорить, видеть или слышать не
через камеры или динамики, а своими собственными глазами и ушами. Просыпаясь в
холодном поту, я обнимал подушку не хуже среднестатистической ванильной девочки и
как последний кретин мысленно звал Зуо на помощь, размазывая сопли и слезы по всей
своей глупой роже. Я молил его вернуться ко мне, забрать меня, позволить быть рядом
с ним. Этого самого ублюдка, который бросил меня на растерзание реальности, забрав
после «развода» всех общих друзей, даже Ника. Пока он решал свои проблемы,
окруженный армией людей, я сходил с ума, копя в себе все большую ненависть к
гребанному козлу.
Чем больше я зверел и чем усерднее соглашался с голосами, тем тише они становились.
Теперь они посещают меня редко. Звуковые галлюцинации сменили зрительные. Поэтому
теперь иногда я начинаю видеть мир иначе в прямом смысле слова.
«Все потому что я избранный», — уверенно подумал я, наблюдая за тем, как провода
обвивают собой все вокруг, будто пластиковые черви. Они вились по стенам,
выбивались из-под паласа, украшали собой люстры и картины, а самое жуткое —
вылезали все они из меня. Из правого бока, если быть точнее. Они всегда лезли
только оттуда. И делали это очень больно.
— Тери, ты как? — встрепенулась Мифи, поймав на себе мой остекленевший взгляд и
встревожившись. Она чувствовала, что со мной что-то происходит и пару раз даже
пыталась вывести меня на откровенный разговор, но у нее ничего не выходило. Почему?
Потому что…
«Они хотят избавиться от тебя».
«Особенно Мифи».
То есть, как я ни старался, я не мог довериться ей. Это было выше моих сил.
— Как что? — привычно отреагировал я на вопрос подруги.
— А, значит все нормально, хорошо, — думая, что моя придурь — лучший показатель
стабильности моего состояния, облегченно вздохнула Мифи, нервно потирая руки.
— Надеюсь, с Ником все будет хорошо.
— Надейся, — кивнул я, стараясь не слишком откровенно разглядывать провод, что
только что вылез из ее зрачка и нырнул в ноздрю.
— Тери, ты можешь хотя бы сейчас забыть о неуемном сарказме и просто поддержать
меня?! — поморщилась подруга, разворачиваясь и вперивая испещренные копошащимися
проводами глаза прямо в меня. Ощущения от этого зрелища я бы назвал неоднозначными.
Я не мог решить, что я чувствую в большей степени: ужас или отвращение. Потому что
от отвращения мне хотелось скривить гримасу, а от ужаса заорать. Но кривить
физиономию и орать одновременно было не по силам даже избранному типа меня. Поэтому
я продолжал смотреть Мифи в глаза, держа оба порыва при себе. Терпи, Тери, терпи, в
дурдом уходить еще рановато.
— Я бы поддержал, но только глянь на мои руки аля Освенцим. Они не выдержат твоего
веса, тем более что…
— Хватит, — резко оборвала меня подруга, уставившись жуткими глазами в стену. — Я
люблю тебя, Тери, но иногда ты становишься невыносим! Ник может и кони двинуть, а
ты сидишь и черти чем занимаешься.
Почему же сразу черти чем? Я следил за тем, как провод из уха Мифи сполз к моей
ноге и попытался внедриться в плоть. Я даже почувствовал, как он тихонько бьет меня
током и царапает кожу токопроводящими жилами.
— Просто я сильно нервничаю, — машинально соврал я, пытаясь незаметно ото всех
отогнать от себя надоедливый провод. Противная галлюцинация оказалась упертой и,
прежде чем уползти, дернула меня током, заставив вскрикнуть. Мифи, Ян и Райн все
как один подскочили на месте и уставились на меня.
— Совсем больной? — прохрипел Ян.
— Не больнее новоявленного алкоголика, — пожал я плечами.
— Не беси меня, крысеныш. Не то у меня настроение, — предупредил шатен.
— Да мы тут все счастья особого не излучаем, — заметил я, тем не менее, решив особо
Яна не раздражать. Нет, надо оставить весь потенциал для Зуо.
— Давайте не будем ссориться. Все мы волнуемся за Ника, но я уверен, что все будет
хорошо. Все-таки его осматривает Нэйс Пух, — решил разрядить накаляющуюся
обстановку Райн.
— Я даже не знаю, кто это, — фыркнула Мифи, чуть-чуть все же расслабившись.
— Она та, кто вытащил Босса с того света, — объяснил Райн с натянутой улыбкой.
Скрывать беспокойство у него получалось все хуже.
— Лучше бы не вытаскивала, — зло выдохнул я внезапно. Сам себе удивился! Честное
слово, не хотел!
Троица вновь посмотрела на меня, но ответить что-либо на это никто не решился,
потому воцарилась напряженная тишина. Райн притворился статуей, Мифи нервно стучала
ногой по полу, Ян то и дело поглаживал щетину на лице, я наблюдал за проводной
вакханалией, мельтешащей передо мной не хуже калейдоскопа. За дверью в комнату,
куда красноволосый парень отнес Ника, тем временем раздавались тихие обеспокоенные
голоса. От нечего делать я попытался вслушаться в них, но их диалог показался мне
странноватым:
— Необходимо засвистеть мангуста в почву.
— В почву? Абрикосовые танки светят в кегли!
— А чего ты хотел?!
— Пингвиньи свиньи кричат на рассвете. Нам не следует оставлять без верблюдов
отстойники!
Я вздрогнул и постарался абстрагироваться от услышанного. Сначала верблюды в
отстойники, а затем они завоюют местные порно-сайты?! Я уже было погрузился в
собственные фантазии, когда слух мой уловил приближающиеся шаги, а через мгновение
в небольшой коридор, ворвался некто, заставивший меня уже не просто вскрикнуть, но
заорать во все горло. Пугающая фигура, увитая черными проводами от ног и до самой
головы, приблизилась к нам, вызвав во мне приступ бесконтрольного ужаса. Еще
никогда и никто в моих галлюцинациях не становился подобным монстром. И как бы я не
старался уверить себя в том, что все это не по-настоящему, сердце все равно
колотилось как бешеное.
— Что произошло? — прогремел монстр на весь коридор, заставив Мифи вздрогнуть,
Райна вскочить с места и учтиво поклониться, а Яна тяжело выдохнуть. — Не ори,
придурок, — обратился монстр ко мне. — И что с твоим лицом? — прошипел он, и я
увидел, как из его рта вырываются красные провода. Они мгновенно вцепились в мои
ноги и руки, проникли под кожу и начали шевелиться внутри моего тела. Я с ужасом
задрал рукав своей толстовки и пронаблюдал, как один из проводов проталкивается
между моих вен, обозначаясь толстой вспухшей бороздой.
— Я спросил, что с твоим лицом? — хуже прежнего загрохотал монстр, насылая на меня
новую партию проводов. Он схватил меня за подбородок и покрытые оксидной пленкой
черви ворвались в мое горло.
— Мне показалось или я слышала голос Зуо? — тем временем высунулась из-за двери
растрепанная и вспотевшая Нэйс. — Боже, это и правда ты! Вся надежда только на
тебя!
Зуо? Так вот оно что… Почему, черт бы тебя побрал, даже в моих галлюцинациях ты
кажешься таким жутким?
Ответом мне стали провода, что мгновенно сформировали на голове сэмпая два
закручивающихся рога, которые тут же включили у меня в голове красочный
ассоциативный ряд:
— Никогда бы не подумал, что мое подсознание воспринимает тебя в качестве…
Барашка, — пробормотал я себе под нос. Рогатое чудовище в ответ лишь кинуло на меня
взгляд ярко-красных глаз и скрылось за дверью в комнату вслед за Нэйс.
— Да что с тобой такое, Тери? Ты вообще в этой вселенной?! — странно было слышать
это от девушки, в чьих деснах копошились тысячи маленьких нитей. Не менее странно —
пребывать в комнате, стены которой превратились в цельный, постоянно пребывающий в
движении ком из проводов. Впервые источником этой дряни был не я один. Добрая часть
галлюцинации пришла вместе с Зуо. И теперь его провода обматывались вокруг моих,
словно демонстрируя своё доминирование над ними. Как же так получается, что даже в
моих галлюцинациях, ты сильнее меня, а, Зуо?

****
— Что за хуйня здесь происходит?! — не смог Зуо скрыть легкого недоумения, зайдя в
комнату и обнаружив трех членов Тени в крайне нездоровом состоянии. Док и Эсэф
сидели у дальнего окна под капельницами. Выглядели они бледными и изможденными. Док
тихо бредил, Эсэф же то и дело зло рычала на суетящегося вокруг Грензентура,
который то предлагал девушке поправить подушку, то тыкал ей в руку иглой толщиной с
мизинец, утверждая, что таким образом проверяет, жива ли она.
На широком же столе, что выдвинули в центр комнаты, лежал посеревший Ник. Тело его
то и дело сводило судорогами. Лицо искажала гримаса боли, но парень почти не
издавал звуков, тихо корчась от непередаваемых ощущений.
— Приехала к одному пациенту, а получила сразу троих! — пожаловалась Нэйс. — Да
держите же его сильнее, кому говорю! — прикрикнула она на подвернувшихся под руку
Виллоу-Ви и Сао-сан.
— Мы пытаемся, пытаемся! — пыхтя, пробормотал первый, действительно вцепившийся в
ноги агонизирующего нанита мертвой хваткой. — Кто ж знал, что он такой сильный!
— Все знали, — буркнул в ответ Сао-сан, стараясь привязать руки Ника к столу.
— Хрен с ним, с мальчишкой, лучше посмотрите Эсэф! — продолжал паниковать
Грензентур.
— Все что я могла, я для нее сделала! Прекрати мешаться! — рявкнула в ответ Нэйс,
раскрывая кейс со своими принадлежностями и выуживая оттуда длинный шприц. — Или я
впендюрю тебе лошадиную дозу успокоительного!
— Себе впендюрь, — обидчиво огрызнулся Грензентур, отходя обратно к обнуленным
хакерам.
— Ян? — окликнул Зуо друга, что зашел в комнату вслед за ним.
— Слушаю, — послышался хрип в самом темном углу комнаты.
— Объясни ситуацию в двух словах, — приказал брюнет.
— Хакеры обнулены. Новый вирус, гуляющий по виртуалии, добрался и до нас. Точнее,
по словам очевидцев, он целенаправленно открыл охоту на хакеров Тени. Но это сейчас
не самое главное, потому что, как видишь, наш главный конструктор, кажется,
подыхает после школьной разборки, — без тени иронии кивнул Ян в сторону мучающегося
парня.
— Школьной разборки, значит, — нахмурился брюнет, подходя к Нику ближе. — Он
выживет? — последний вопрос он адресовал уже Нэйс.
— Это зависит не от меня, — пропыхтела девушка, пытаясь попасть катетером в вену
содрогающегося нанита. — В тело Дайси ввели враждебные нано, которые вступили с его
собственными в некий резонанс. Они уничтожают нано Ника, а те, пытаясь
сопротивляться, преумножают свою механическую популяцию. Силы, как бы странно это
не звучало, равны, а потому резонировать они будут ровно до того момента, пока
организм Ника не исчерпает все свои ресурсы, ведь его нано подпитываются его
энергией. Очень странен тот факт, что доза враждебных нано выверена идеально — если
бы их было чуть меньше, через час они бы были уничтожены, если бы их было больше —
они бы уже уничтожили нано Ника и лишили его тех способностей, которые ему давала
данная технология. Но нет — их ровно столько, сколько необходимо, чтобы данный
резонанс оставался бесконечным и, в конце концов, после долгоиграющих мучений
носителя, уничтожил бы его. Если учесть, что даже я, врач Тени, понятия не имела о
количестве нано, циркулирующих по телу Дайси… Кто-то очень хорошо осведомлен о нем
и захотел убрать с дороги столь изощренным, но не особенно надежным способом.
— Ненадежным, это же хорошо? — осведомился Зуо, тут же акцентировав внимание на
главном.
— В некотором роде, — кивнула Нэйс, — на самом деле мы можем использовать это в
своих интересах. Введенные нано не умеют самовосстанавливаться, потому если из тела
Ника забрать хотя бы часть оных, остальные нано справятся с непрошенными гостями.
— А разве есть возможность вывести часть этой дряни из его тела? — удивился Зуо,
который полгода мучался именно потому, что из его тела нано Ника извлечь не могли
хоть ты тресни.
— Можно перетянуть их к иному источнику подобных нано-машин, — объяснила Нэйс, но
заметив промелькнувшее в глазах Босса недоумение, поторопилась добавить. — Я говорю
об источнике в твоем теле, Зуо. Это будет тебе даже на руку, так как данные нано
уничтожат в тебе очаги не прижившихся, а потому лишенных способности к
самовосстановлению машин Ника, а затем запустят самоуничтожение. Никаких страшных
последствий не останется, разве что пару дней при мочеиспускании будешь ощущать
дискомфорт.
— Так чего мы ждем? — удивился Зуо, желающий поскорее избавиться от изрядно
поднадоевшего недуга.
— Все не так просто, — покачала головой Нэйс. — Сама процедура достаточно
болезненна, а твой организм ослаблен. Я не могу предугадать, как он отреагирует на
очередную нагрузку. Пусть сердце у тебя и искусственное, но все остальные органы
пока еще самые обыкновенные, человеческие. Они могут не выдержать.
— Плевать, — холодно выговорил Зуо. — Я не могу оставаться слабым. При таком
раскладе лучше сразу умереть. Так что я готов к передаче нано в мое тело. Всю
ответственность за последствия я с тебя снимаю, — проговорил он непреклонным тоном.
— Что ж… Слова Босса — закон. Тогда, думаю, стоит переходить к самому интересному.
А именно, к поцелую, — Нэйс не выдержала и расплылась в довольной улыбке.
— К какому еще поцелую? — опешил Зуо.
— Помнишь, как Ник передал тебе свои нано? Мне тогда стало очень любопытно с
медицинской точки зрения, как такое можно проделать. Я спросила Ника, и он
поделился со мной интересным методом.
— Вот сучоныш!
— И правильно сделал. От личных лечащих врачей тайн хранить не стоит.
— Сомневаюсь, что что-то из этого выйдет, я же не контролирую эти машины.
— А тебе и не надо. Нано противника запрограммированы на уничтожение машин Ника.
Почувствовав их в тебе, они сами ринутся в твой организм. Осталось создать для них…
Мост, — хмыкнул врач, намекая Зуо на то, чего делать ему совсем не хотелось. Лидер
Тени поразмышлял еще пару секунд, прежде чем глубоко выдохнул:
— Если кто-нибудь когда-нибудь расскажет о произошедшем насекомому… Прибью нахуй, —
пообещал лидер Тени, приближаясь к Нику. Недолго думая, Зуо с силой вцепился в
подбородок Дайси, сжал его челюсть так, чтобы парень волей-неволей приоткрыл рот, а
затем, не раздумывая, впился в его губы.
****
После ухода монстра, которым оказался Зуо, я совсем погрустнел. Меня уже ни провода
не радовали, ни противное бурчание Мифи, ни даже еле заметные страдания Райна. Зато
так и распирало от желания с кем-нибудь поговорить, то есть — поиздеваться. Но Мифи
бы мне этого не простила, а Райн казался парнем достаточно непробиваемым.
— Райн, — все же решился я на активные действия.
— Заткнись, — тут же среагировала Мифи, прекрасно поняв, к чему все приведет.
— А? — запоздало отреагировал красноволосый.
— И вы помолчите, — выдохнула подруга, выглядя настороженной. — Что они там делают
и почему Зуо туда пустили, а нас нет?! Шаркису что, больше всех надо? Да они с
Ником терпеть друг друга не могут!
— Прошу вас, не волнуйтесь, все будет… — попытался было успокоить подругу Райн, но
Мифи уже накрутила себя до такого состояния, когда успокоить ее смогла бы разве что
пуля в лоб.
— Что значит не Волнуйся?! Это я пришла Нику на помощь, я готова была тащить его на
спине в больницу, а в результате он в сомнительном заведении с сомнительными
людьми!
— Почему же с сомнительными, — обиделся Райн. — Ведь все мы относимся к
группировке, которой управляет любимый человек вашего друга, — скромно заметил он.
Нет, вы только вслушайтесь! «Любимый человек», о как романтично это звучит и как
разнится с суровой реальностью.
— В том-то и дело. Я прекрасно знаю, какого сорта мой друг, предполагаю, кем
является Зуо, и представляю, кто вы все! Убийцы, воры, бандиты. И правда, чего это
я так разнервничалась! — всплеснула подруга руками, ярко всем демонстрируя
приближающуюся истерику.
— Мифи, — я постарался придать себе серьезный вид. — Тут наверняка еще и пара
насильников найдется, — подмигнул я ей весело.
— ИДИ НА ХУЙ! — взревела подруга, вскакивая со стула. — Если Ник не выживет, я… я!
Я не знаю, что сделаю! — грозно заявила она, начиная метаться по коридорчику.
— И я не знаю, — понимающе закивал я.
— Тери, я и так на пределе! — зарычала девушка, сжимая кулаки и надвигаясь на меня.
— Хорошо-хорошо, — поспешно поднялся со стула и я. — Если ты так нервничаешь, давай
я взгляну, что творится за дверью, — с готовностью предложил я, на самом деле
последние десять минут только об этом и думая. Не дождавшись ответа от Мифи, я лег
на пол и, пыхтя от натуги, пополз к двери, как гусеница.
— Не подвергайте сомнениям… — было вновь запротестовал Райн.
— А я и не подвергаю! — возразил я. — Я ищу доказательства для подруги, — заверил я
парня, добираясь до желанного.
— А преодолеть эти пару метров с помощью ног было, конечно же, слабо? — наблюдая
спектакль, фыркнула Мифи.
— Нет, я ниндзя, я быстр, как ветер, опасен, как гроза…
— Прожорлив, как саранча, и туп, как морковка? — закончила за меня подруга.
— И это тоже может быть, — кивнул я, всматриваясь в замочную скважину. — Боже мой,
я же как Мисс Марпл! Так волнующе! — воскликнул я, разглядывая в маленькое
отверстие часть стены и вазу. Как бы я не менял ракурс обзора, увидеть что-то
интересное мне не удавалось. Тогда я вцепился в ручку двери, медленно повернул ее,
толкнул дверь на себя и заглянул в узкую щелку между дверью и косяком. Я уже
собрался было тихо гаденько рассмеяться, поаплодировав собственному коварству, вот
только разглядел то, что творилось в комнате. А именно… Зуо целовал Ника.
В первое мгновение я глазам своим не поверил. Что за бред?! Мой дорогой
непревзойденный психопат никогда бы на такое не пошел! Зачем ему целоваться с
каким-то там Ником, когда есть великолепный я?! А вдруг за эти полгода Ник заменял
меня?! Стал чем-то вроде боссовской подстилки? Но это я должен быть боссовской
подстилкой!!! Какого хрена здесь происходит?!
Подобные мысли пронеслись у меня в голове за какие-то миллисекунды, после чего я
сорвался с места и прежде чем понять, что делаю, преодолел расстояние от себя до
сэмпая и захреначил Зуо такой поджопник, какой, кажется, за всю свою жизнь не
получал даже я сам.
Мертвая тишина знаменовала мой конец.
Зуо медленно оторвался от губ бледного Ника, еще медленней повернулся ко мне и
зарядил мне кулаком в нос с такой силищей, что ноги мои оторвало от пола, и я
пролетел обратно к двери пару метров. Я даже не успел сказать что-то дурацкое в
свое оправдание. Шмякнулся на пол не хуже мешка с картошкой, ощущая, как из носа
хлещет кровь, как она заливает мою великолепную футболку с флагом, скрывает за
собой гитлеровские усики, пачкает мои штаны и дорогой ковер.
— И все равно… — прохрипел я невнятно на последнем издыхании. Сознание мое поплыло.
Удар оказался слишком сильным. Я попытался подняться на ноги, но в результате
бухнулся обратно на пол. Лишь неимоверным усилием воли я заставлял себя оставаться
в сознании еще пару мгновений, для того чтобы успеть насмотреться на Зуо с укором.
Пусть помучается чувством вины, хренов бабник! Или, в данном случае, мужильник!
Вот только сэмпаю мои взгляды были явно по боку, потому что через мгновение он сам
упал на пол. И последнее, что я увидел, прежде чем отключиться, это Зуо, из глаз
которого потекли кровавые слезы…
****
Томо Яказаки не любил солнечный свет, предпочитая ему тусклое освещение неоновых
ламп. Именно поэтому большую часть своего времени он проводил в собственном ночном
клубе. Обосновавшись в Вип-зоне на третьем этаже с видом на огромные танцполы, Томо
лежал на кожаном диване, вертя в руках телефон.
— Босс, вас что-то тревожит? — после долгого молчания, все же подал голос Тэкира,
телохранитель Томо.
— Не тревожит, — отмахнулся парень. — Волнует.
— Босс, вас что-то волнует? — поправился Тэкира.
— Не что-то, а кто-то, — продолжал издеваться парень.
— Босс, вас…
— Он, — не дав телохранителю договорить, протянул Томо телефон, показывая раскрытую
на экране фотографию невзрачного парня.
— Позвольте узнать, кто это? — осведомился телохранитель.
— Хороший вопрос, — улыбнулся Томо, вновь все свое внимание переключая на фото.
— Вот и узнай, — потребовал он. Мужчина кивнул и тут же вышел из Вип-зоны, дабы
отдать необходимые распоряжения.
— Мр-р-р-р… — послышалось с кресла, что стояло напротив дивана.
— О, я разбудил тебя? Прости, — расплылся парень в плотоядной улыбке. — Как моему
котику отдыхается? — проговорил он ласково.
— Бессс тебя… Плохо, — нагло заявил Глоу, зевая. — Бессс тебя… Холодно.
========== Вторые небеса Рая: 14. Это не Я ==========

«Будь хорошим мальчиком», — говорила тебе учительница продленки, одной рукой

поглаживая по голове, а другой — шаря по карманам детской курточки в поисках чего-
нибудь ценного, что ненароком ты мог умыкнуть у родителей, чтобы поиграть. Но ты
ведь уже тогда понимал, насколько бесполезен ее совет для дальнейшего
сосуществования с глупым, не слишком приветливым обществом.
«Будь хорошим мальчиком», — твердила медсестра в заведении, не слишком похожем на
детский лагерь, вводя тебе в вену препарат, от которого затем страшно знобило,
тошнило, а то и рвало. И уже в то время ты осознавал, что, желая подобного, люди
пытаются упростить собственную жизнь, а вовсе не твою.
«Будь хорошим мальчиком», — об этом просила даже мама, в моменты отчаянья запираясь
от тебя в туалете и тихо всхлипывая. Помнишь, какой ужас ты наводил на нее одним
лишь взглядом серых глаз? Помнишь, как она, глотая слезы, пятилась от тебя и
шептала: «Не подходи ко мне! Пожалуйста, не подходи!». А ведь тогда ты уже был
хорошим мальчиком, как она и просила.
Будь хорошим мальчиком, Тери.
Иначе им стану я.

Я распахнул глаза и подскочил на кровати, невольно впившись пальцами в мягкое

покрывало. Огурцы, берущие на абордаж детские карусели, в мои сны вписывались
лучше, чем противный безглазый слизень, что иногда наведывался в мои грезы почитать
псевдофилософские лекции. Нет, я вовсе не против безглазых и не надо строчить на
меня очередную повестку в суд за, якобы, оскорбление инвалидов. Поумерьте свой пыл
и вы, ярые защитники животных. Ведь дело не в отсутствии глаз, не в елейном голоске
и даже не в том факте, что когда этот слизень говорит, шевелящиеся абсолютно
человеческие губы на его брюшке кажутся мне особенно жуткими. Мне не нравятся его
слова. Но еще больше мне не нравится его блеск для губ. Где это видано, чтобы
слизень красил свои губы в ярко-алый. Это же жесть! Просто жесть! Кошмарная жесть!
Другое дело — розовый блеск с маленькими блесточками в виде звездочек. От такого я
бы и сам не отказался. Мазал бы им брови и мочки ушей и чувствовал бы себя на коне
или баклажане.
Возмущенный безвкусием слизня из сновидения до глубины души, я не сразу заметил,
что в комнате нахожусь не один. В момент моего пробуждения три пары глаз обратились
в мою сторону и теперь внимательно следили за каждым движением.
— Здрасте, — гнусаво поприветствовал я своих, видимо, надзирателей, ощутив, как
каждое произносимое мной слово отдается тупой болью в носу. Не сразу поняв, в чем
причина малоприятных ощущений, я коснулся носа пальцами и тут же с тихим шипением
отдернул руку от поврежденного места. Нос был сломан. Зуо явно вложил в удар всю
любовь, которую ко мне испытывал. И даже чуточку больше.
— Не трогай нос. Нэйс поколдовала над ним, но следующие пару часов к нему лучше не
прикасаться, чтобы сросся как надо и без осложнений, — сообщил мне Сао-сан,
облокотившись на спинку кровати и виртуозно изображая из себя саму доброту. Но
слишком пристальный взгляд разнился с располагающей улыбкой и ровным тоном.
— Нифига себе самодеятельность! — возмутился я. — Быть может, предел моих
мечтаний — сломанный нос, у которого левая ноздря смещена к центру, а правая
смотрит и сморкается прямо в безоблачные небеса?!
— Глупый, мы же помогли тебе, — встрепенулся Виллоу Ви, восприняв мое негодование
за чистую монету.
— Конечно-конечно. Рассказывайте дальше о своих стремлениях помогать. Небось,
внедрили в меня бомбу замедленного действия и теперь собираетесь шантажировать? Что
это? Чума? Свиной грипп?! Неконтролируемая тяга есть бекон со сгущенным молоком?!
— Не будь дураком, Виллоу. Фелини на то и Фелини, чтобы нести всякую чушь и пудрить
нам мозги. А лишь поддадимся или расслабимся, сбежит как миленький, — похлопал Сао-
сан друга по плечу. Так значит, выводы мои были верны и они действительно следят за
тем, чтобы моя невероятная персона не выбралась наружу из душного помещения?! Из
темницы, переоборудованной в шикарные покои?! Ничего, где наша не пропадала? Верно,
нигде она не пропадала. А посему…
— Так, значит?! — выдохнул я грозно. — Непростительная грубость! Требую книгу жалоб
Тени! Не-мед-лен-но! — хлопнул я ладонью по мягкому пружинистому матрасу,
рассчитывая на то, что в этот самый момент выгляжу страшнее ревизора. — Что
вылупились не хуже детенышей птеродактиля?! Нет книги? Прекрасно. Раз так, зовите
главного менеджера. Или директора. Зуо ко мне, сейчас же!
— Не получится, — покачал Сао-сан головой так печально, что у меня дыхание сперло.
— Это еще почему? — запаниковал я. — Он не хочет меня видеть? Захочет! Не хочет
слышать? Придётся. Не хочет терпеть? Никуда не денется. Не хочет любить? Поздняк
метаться!
— Нет, дело не в этом, — покачал хакер головой, помрачнев хуже прежнего.
— А в чем же тогда?
— В том, что Зуо умер.

****
— Он не здоров, — после затянувшегося молчания заговорила-таки Нэйс, понимая, что
слова ее присутствующим не понравятся. — Это я нашла у него в кармане, — девушка
продемонстрировала тонкий блестящий предмет. — Заметила засохшую кровь на лезвии.
Проверила. Кровь его. Воспользовалась возможностью без лишних сторонних воплей
осмотреть тело и обнаружила кое-что мало обнадёживающее. Парень не дурак, хорошо
прятал последствия, делал не напоказ. Даже я, врач со стажем, не сразу заметила.
Его девиантное поведение указывает на психологические отклонения куда большего
масштаба, чем мы могли предполагать, оценивая его состояние с точки зрения лишь его
поведения в обществе. Я не психиатр, но, думаю, и вы согласитесь, что люди не
причиняют себе боль от хорошей жизни. С ним что-то произошло. Переживания. Страхи.
Насилие такого рода в его случае может указывать абсолютно на всё. А ведь это один
из факторов, по которому в наше время выявляют потенциальных самоубийц и… маньяков.
Проще говоря… — девушка набрала в легкие побольше воздуха, чтобы произнесенные
далее слова прозвучали убедительней. — Он опасен для себя. Но еще больше он опасен
для нас.

****
— То есть, как это умер? — я ощутил, как череда нервных тиков прокатилась по всему
телу, сводя судорогой конечности и заставляя мышцы самопроизвольно дергаться. — Да
такие, как он, не умирают!
— Такие — это какие? — с горечью ухмыльнулся Сао-сан. — Он обычный человек. Такой
же, как ты или я.
— Нет, не обычный, — отрицательно покачал я головой, чувствуя внезапный прилив
жгучей ярости. — Обычные люди сторонятся трудностей, плывут по течению и
беспокоятся о собственном комфорте и благополучии. А люди, которые не боятся, но
сами добровольно вылезают из зоны комфорта и пребывают в постоянном стрессе ради
достижения определенной цели — не обычные! Если говорить проще, вы все овцы, а Зуо
пастух. И сколько бы овца ни верила в свое равенство с пастухом, она останется
овцой, а пастух останется пастухом. Законы мироздания не обмануть.
— Если мы овцы, а Зуо пастух, кто тогда ты? — усмехнулся Сао-сан, и не думая
обижаться на мои слова. Наоборот, в глазах его промелькнули искорки интереса.
— Разве не очевидно? Я лиса, от которой пастух защищает овец, — с вызовом
проговорил я, отвечая взаимностью на выразительный взгляд Сао-сан.
— А у лисы пасть не порвётся от столь большой добычи? — продолжал меня
провоцировать хакер.
— Проверим? — заискивающе приподнял я полуседые брови, острее прежнего ощущая, как
из тела моего выползают гибкие провода и вонзаются в податливую плоть Сао-сан. Я не
видел, но чувствовал, как они разрывают мягкие ткани, оборачиваются вокруг влажных,
действующих внутренних органов, сковывают работающее, словно мотор, сердце и лезут
дальше, выше, к голове, пока не добираются до самого мозга. Ах, если бы они были
настоящими и подчинялись моей воле. Тогда, лишь пожелав, я мог бы лишить
раздражителя зрения или способности говорить, мог бы поиграться с его
воспоминаниями или заставить и вовсе потерять человеческий облик. Я мог бы держать
его тлеющую жизнь в своих проводах, ощущать трепет сердца и упиваться мыслью о том,
что сожми я мягкий орган чуть сильнее, и наглые искорки в глазах хакера потухнут
раз и навсегда.
Но о чем это я? Отвлекся, забылся, где там моя клоунская маска? В конце концов, я
добрый, благодарный, отзывчивый дурак с улыбкой до ушей и мозгом размером с
горошину! А дураку негоже разбрасываться пафосными речами. Это прерогатива Зуо, вот
он пусть и корчит из себя садиста со стажем. А я постою в уголочке и понаблюдаю.
— Проверим? И как же? — усмехнулся Сао-сан, не подозревая о мучающих меня мыслях.
— Конечно же, на просторах Виртуалии!
— Ну уж нет. К сети мы тебя и близко не подпустим, — не согласился хакер.
— И как же я должен, в таком случае, доказывать Вам свое лисье происхождение?
— А ты по старинке, используя конечности, а не фаерволы, — хмыкнул парень, намекая
на драку.
— Да без проблем! — вскочил я с кровати. — Давай, ну? Попробуй, ударь меня! Да я
порхаю как бабочка, жалю, как металл на морозе! — провозгласил я, начиная неуклюже
прыгать на месте, изображая из себя боксера. Сао-сан понаблюдал за мной мгновение,
а затем замахнулся, явно пытаясь испугать, а не ударить меня. Этого-то я и ждал.
Изобразив скорбный вид, с которым в детстве разве что хоронил траву в глине, я
сосредоточился, пытаясь выдавить из себя скупую мужскую слезу. Получилось это у
меня далеко не сразу, а потому Виллоу Ви и Сао-сан пришлось несколько минут
наблюдать за тем, как я корчу самые разнообразные рожи, больше намекающие на мою
востребованность в уборной, чем вызывающие жалость ко мне.
— Можешь придуриваться сколько душе твоей угодно, мы все равно не попадемся на твою
уловку, — предупредил меня Сао-сан.
— Уловку? — меня, наконец, прорвало, а потому я не сказал, но прорыдал вопрос,
падая на колени и начиная царапать пол обгрызенными ногтями. — Нет здесь никакой
уловки! Просто когда ты вот так замахнулся на меня… Я… Внезапно… — мою речь начали
прерывать колоритные всхлипы. — Вспомнил… — я протянул руку к Сао-сан, заставляя
его попятиться.
— О чем вспомнил? — более наивный и душевный Виллоу Ви обеспокоенно всплеснул
руками, вызвав со стороны Сао-сана обреченный стон.
— Вспомнил, что у меня траур. Чего тупите-то? Я, знаете ли, потерял своего
любимого! — последнее слово я произнес с театральным надрывом. Мне достаточно
быстро удалось разгадать стратегию Сао-сан. В конце концов, никто не знал хакеров
Тосама лучше меня. Характер каждого можно было прочитать по стилю написания кода,
по тому, когда, что и как они любили взламывать, по манере общения и даже по
вкусовым предпочтениям в вирту-кафе! Сао-сан среди безумной компании гениев-
недоучек всегда казался самым сознательным, если не хуже, адекватным. К такому и на
сраной козе в балетной пачке не подкатишь. Ты пошутишь, постебешься, попытаешься
потроллить, а он ответит тебе очередной умной лекцией про мораль или и того хуже!
Потому и слова Сао-сан по умолчанию воспринимались всерьез. Чем он иногда и
пользовался. Сейчас, например.
Сообщив мне о смерти Зуо, он понадеялся выбить меня из эмоциональной колеи и у него
это почти получилось. Заметьте, шуточки у этого хакера ох какие недобрые. Так ведь
человека и до инфаркта довести можно. Хотя в моем случае вся Тень возликовала бы и
присудила Сао-сану премию за самый полезный поступок тысячелетия. Но, увы и ах, на
провокацию я так просто не ведусь. Над эмоциями всегда преобладает логика. И прямо
сейчас она говорила мне о том, что если бы Зуо умер, никто бы меня не утащил в
отдельную комнату и в кроватку мягкую не положил, потому что всем на меня плевать.
Всем, кроме Зуо. Значит ли это, что он дал распоряжение позаботиться обо мне, а
затем умер? Нет, умри он, и вся Тень сейчас бы бесновалась и ходила на ушах. И не
нашлось бы ни единого придурка, и уж тем более двух придурков, которые бы захотели
провести пару часиков со столь приятной персоной, как я.
— Его больше нет, — прорыдал я, хватаясь за сердце. — Моего пупсика. Сладкого
медвежонка. Моей бескрылой ласточки. Моего ласкового дятлика. Больше. Нет, —
прошептал я и глубоко вздохнул, одновременно посматривая на Сао-сан и Виллоу Ви,
лица которых слегка посерели. — Солнышко мое кровавое, мой комочек черной шерсти.
На кого ты оставил меня, демон отверженный! Как жить-то теперь, когда сердечко мое
разбито?! Кто бить-то меня теперь будет, приблудный ты сукин сын! Бусинка ты моя
жемчужная, цветочек аленький, ноготок отрезанный, ножка ты моя прогнившая!
Хакеры по-прежнему оставались относительно невозмутимыми. Смотрите-ка, какие
стойкие. Вызов принят.
— Не вонзишь ты в меня больше свой жезл, мой Аполлон. Не возведешь к небесам лютого
удовольствия. Не придет больше твоя гора к моему Магомеду!!! Не оросишь нутро
обжигающим живительным эликсиром! Человеческой амброзией!
— Не надо так убиваться, — залепетал Виллоу Ви, явно желая убежать из комнаты,
только бы не слышать всего этого.
— Нет, надо! — мстительно прошипел я, а затем схватился за сердце и запричитал хуже
прежнего. — Головка ты моя, налившаяся кровью. Вернись ко мне, мой Бог Любви. Твое
неистовство в постели…
— Господи, я не хочу этого слышать! — перешел на повышенные тона Сао-сан. Можно
подумать, его мнение кого-то интересовало.
— Не будет больше тех ночей, когда под взглядами очей твоих я таял, словно розы
лепесток да в серной кислоте, — проговорил я с чувством, поднимаясь с пола и
надвигаясь на надзирателей. — Присядьте, давайте я расскажу вам, как Зуо признался
мне в любви в первый раз! — воскликнул я, вытирая сопли обо все, до чего
дотягивался. — Он открылся мне на вершине огромной башни. Встал на одно колено и
протянул коробку. Я открыл ее, а там!!! — я зарыдал хуже прежнего. — А там розовая
кожаная плетка, которую Зуо обещал опробовать на нашу первую брачную ночь! Вы
понимаете! Брачная плетка первого Зуо! — невнятно проблеял я, пытаясь ухватиться за
руку Виллоу Ви. Парень, как я и ожидал, отшатнулся от меня, попятившись к двери,
которая и являлась моей настоящей целью.
— Кто-нибудь из вас когда-нибудь думал о том, как Зуо идут чулки в сетку?! Нет?
Значит, подумаем об этом вместе прямо сейчас!
Хакеры разве что сквозь зубы не застонали, явно жалея о наличии хорошей фантазии.
— А если он надевает еще и каблуки на платформе! — Виллоу Ви отвернулся от меня и
зажал уши руками, чем я и воспользовался. Тут же метнулся к двери, схватился за
ручку и хотел было потянуть на себя, но меня остановила холодная хватка, сковавшая
мою шею до такой степени, что я тут же потерял способность не только говорить, но и
дышать. Упс. Совсем забыл про обладателя третьей пары глаз. Видимо он оказался
самым сознательным надсмотрщиком.

****
— Опасен? — в холодном взгляде Зуо будто искры засверкали. — А кто из членов Тени у
нас не опасен? — поинтересовался он тихо. После очередной остановки сердца и
откачивания молодого мужчину перетащили в его спальню, нацепили на него с десяток
датчиков и теперь внимательно наблюдали за его физическим состоянием. Нано, что
циркулировали по организму Шаркиса и знатно портили ему жизнь, наконец были
уничтожены, но брюнет не торопился выглядеть здоровым. Под глазами его залегли
черные тени, и без того бледное лицо осунулось. Но даже в таком состоянии босс
продолжал производить впечатление человека, с которым лишний раз лучше не
связываться.
— Но от Фелини можно ждать чего угодно, — развела Нэйс руками. — Он нас всех с ума
сведет!
— Сведет, — согласился Шаркис, — если поддадитесь.
— Босс, при вашем нынешнем состоянии…
— При моем нынешнем состоянии, как и при любом другом состоянии, мои решения
неоспоримы.
— Как ваш лечащий врач!..
— Как мой лечащий врач, вы, госпожа Нэйс, явно забываетесь. Ваше дело — лечить
меня, а не давать советы, — сказал как отрезал Зуо.
— Так значит?.. — нахмурилась девушка, нервно дергая край белого халата, с которым
она не расставалась. — Вот какая она, Шаркисовская благодарность?
— Благодарность? — желто-зеленые глаза начали темнеть. — Только не строй из себя
униженную и оскорбленную, Нэйс. За каждый твой приезд, за каждый укол я плачу тебе
круглую сумму. Так что бессмысленно изображать из себя жертву, — осадил девушку
брюнет, злясь все больше.
— А как насчет нас? — в разговор влез взвинченный Грензентур, находящийся в крайней
степени раздражения из-за нестабильного состояния Эсэф. — Не помню, чтобы вы так уж
сильно парились об оплате наших услуг! — наигранно смело заявил он. — Мы здесь на
добровольных началах. Идем за вами, босс, вверяя вам свои жизни, а вы…
— А я? — Зуо приподнял брови, ожидая ответа, но хакер так и не решился продолжить.
— А я всего лишь дал вам Цель в ваших жалких жизнях сделать что-то значимое.
Нравится сидеть в каморке три на три метра, впихивать в себя очередную пищевую
дрянь и взламывать порно-сайты? Так выметайся. Никого не держу. Если твоих амбиций
недостаточно для осознания всей важности того, что мы делаем…
— А что мы делаем?! — развел Грензентур руками. — Вы же нам толком ничего и не
говорите. Мы как марионетки. У каждой свое назначение, но что мы делаем в Общем и
целом, никто не знает!
— Я знаю. И этого достаточно.
— И кто же это решил?!
— Я.
— А не слишком ли много на себя берете?
— Я лидер, моя задача брать на себя столько, сколько другим удержать не под силу.
Хочешь поменяться со мной местами? Пожалуйста, дерзай. Правда, не уверен, что ты
продержишься и пару минут, раз устраиваешь подобные истерики из-за ничего.
— Из-за ничего?! — Грензентур задохнулся от возмущения. — Наши собратья лишаются
возможности жизни в сети. И виною этого вполне может быть подстилка босса! От Лиса
надо избавиться! Как можно скорее! Я…
Грензентур хотел сказать еще что-то, вот только оглушительный выстрел заставил его
замолчать. Тихо выдохнув, парень дрожащей рукой коснулся левого поцарапанного пулей
уха.
— Я смотрю, мои марионетки забыли свое место, — прошипел Шаркис, сжимая в руке
любимый Зиг-Зауэр, что все это время покоился у него под подушкой. — Мое физическое
состояние пошатнулось, и все вокруг тут же позабыли, кто их хозяин? Как интересно.
Напомнить? — ухмыльнулся он, подзывая хакера дулом пистолета к себе ближе. — Давай,
подойди, я хочу сказать тебе кое-что.
Грензентур сглотнул, но к боссу подошел.
— Наклонись.
Парень подчинился, опустившись к Зуо совсем близко.
— Скажи мне, ты ведь влюблен в Эсэф? — подобный вопрос из уст Шаркиса прозвучал
странно. Грензентур нерешительно кивнул.
— Прекрасно, — на губах босса появилась злая ухмылка. — Каждый мужчина желает
обладать рукой и сердцем любимой дамы. Так вот, если хоть одна седая волосинка
упадет с башки этого придурка, — заговорил Шаркис совсем тихо, так что услышать его
мог лишь хакер, — я исполню твое желание. Я отрежу Ей руку у тебя на глазах и
торжественно вручу ее конечность тебе. Ты понял меня?
Грензентур вяло кивнул, чувствуя, как колени начинают дрожать.
— Что? Почему побледнел? Неужели страшно? А так, — Зуо схватил руку хакера и вложил
в нее свой пистолет. — Он заряжен. Смотри, ты можешь застрелить меня здесь и
сейчас, — ухмыльнулся брюнет, — и тогда угроза будет исчерпана. Попробуешь?
— Шаркис заставил хакера приставить пистолет к своей голове. — Давай. Нажмешь на
курок — и можешь становиться новым лидером Тени. Свидетели подтвердят, что все
происходило добровольно, — Шаркис смотрел парню прямо в глаза, не мигая. — Всего
лишь нажми на курок, и решения будешь принимать Ты.
Грензентур выглядел как человек, которого вот-вот стошнит.
— Сделай же это!
— Нет.
— Зуо, может, все же… — залепетала Нэйс, не зная, что делать.
— Молчать, — зло кинул босс и вновь обратился к Грензентур. — Ну? Долго мне еще
ждать? Застрели меня! НЕМЕДЛЕННО!
— Нет! — воскликнул парень, неуклюже вырвался из слабой хватки босса и упал на пол.
Пистолет ударился об пол и скользнул под кровать.
— Теперь ты понял, в чем разница между тобой и мной? Я за Него устрою геноцид, если
понадобится. А ты не можешь убить одного-единственного человека, чтобы сохранить Ей
руку. И чтобы ты больше не смел даже Думать, что можешь перечить мне. Я внятно
изъясняюсь?
— Да, босс, — кивнул парень, поднимаясь с пола и еле удерживаясь на ногах. — Прошу
прощения. Меня, кажется, сейчас вырвет.
— Отлично. Можешь идти. А ты, Нэйс, пригласи ко мне Фелини. Если кто с ним и будет
разбираться, так это я.
— Быть может, стоит повременить? Ты еще не настолько окреп, чтобы…
— Веди его сюда. Сейчас же.

****
— …вы бы видели его глаза, когда я решил сделать ему минет! Только представьте…
— так как побег мой пресекли, мне ничего не оставалось, как продолжать мучать двух
надсмотрщиков и украдкой следить за третьим, которым оказалась змея Виллоу Ви. Она
размеренно ползала вокруг кровати, то и дело сверкая на меня глазами и всем своим
видом демонстрируя, что с ней шутки плохи. И я внимал ее немым угрозам, так как
один раз она меня уже чуть не придушила. Когда питон, как бы нечаянно, но при этом
очень вертко обвил мою шею и перекрыл поток извергаемой из меня речи, хакеры тут же
пришли в себя, вспомнили, для чего их вообще оставили в комнате, и оттащили от
двери обратно к кровати.
Я кричал: «Провокация!» — но меня и не думали слушать.
Я кричал: «На абордаж!» — но провода, даже проникая в тела противников, не вредили
им, как бы я этого ни хотел.
Я кричал: «Требую жалобную книгу!» — но на мои желания все наплевали.
Расстроившись из-за неэффективности своих действий, я хуже прежнего ударился в
рассказы о наших с Зуо идеальных отношениях, умело смешивая правду и вымысел.
— …когда мы узнали, что Зуо залетел, мы предстали перед тяжелым выбором. В конце
концов, я еще несовершеннолетний, а он молодой босс мафиозной группировки. О детях
мы и не думали!
— И все это произошло за неделю вашего общения, — подвел черту Сао-сан, у которого
еще оставались силы периодически реагировать на меня. Виллоу Ви просто плакал в
углу.
— Да, именно так.
— И Зуо залетел, даже будучи мужчиной и… Активом? Боюсь спросить, но…
— Нет, не спрашивай его, пожалуйста! — захныкал Виллоу Ви.
— А кто вам сказал, что он актив? Да когда мы остаемся одни, он скулит как сучка,
желая подчиняться ее единственному хозяину — мне! — заявил я и тут же представил
яркую картину, от которой у меня разве что не встал.
— Предположим, — Сао-сан, твоя стойкость будоражит мою кровь! — И все же… в какой
части тела должен был развиваться эмбрион в мужском-то организме.
— Естественно, в яйцах, — не моргнув и глазом, продолжал я плести убедительную
околёсицу.
— То есть, через пару месяцев одно из я… яиц босса раздуло бы до размера арбуза?
— Оба, — одними губами с придыханием прошептал я. — У нас должна была вылупиться
двойня!
— Даже двойня… — совсем не удивился Сао-сан. — То есть, ментальный размер яиц босса
превратился бы в физический. Жутковато.
— Нет! Я не хочу это представлять! Пожалуйста, не надо! — раздался несчастный
возглас из дальнего угла, где прятался Виллоу Ви.
— Расслабься и получай удовольствие, — посоветовал я хакеру. — А хотите знать, как
у меня так получилось оприходовать Зуо?!
— Не интересно, — вздохнул Сао-сан, зная, что меня это не остановит.
— Умоляю! — простонал Виллоу-Ви.
— Я схватил его за шею…
— Не Интересно!
— Боги небесные, смилуйтесь!
— Поставил на колени…
— НЕ ИНТЕРЕСНО!
— Во имя блок-питания, процессора и видеокарты, да услышит меня винчестер на 800
терабайт…
— И как начал шпиливилить! — с этими словами я соскочил с кровати и, минуя питона,
вцепился в стул, уложил его так, что ножки его оказались параллельно полу,
разместился между ними и начал наглядно показывать, как я овладевал неутомимым Зуо.
В фантазиях своих, естественно. За этим делом меня и застала Нэйс, через мгновение
заглянувшая в комнату и увидевшая меня, стул, рыдающего в голос Виллоу Ви, зеленого
Сао-сан и питона, что медленно обвивал мою ногу.
— Даже знать не желаю, — предупредила она, лишь я открыл было рот, дабы объяснить,
что она поняла все не совсем верно, что Виллоу-ви на самом деле плачет от счастья,
Сао-сан позеленел от зависти, питон давно мечтал о тройничке, а стул совсем не
стул, а распластанный на шелковых простынях мерзавец Зуо, гроза соблазнения и
сладострастия.
— Тебя зовет Шаркис. Будь умницей, оставь чужую мебель в покое и следуй за мной.
— Так Зуо не умер?! — изобразил я искреннее удивление.
— Ага, как же, — фыркнула в ответ чем-то раздосадованная Нэйс.
Я с готовностью отшвырнул от себя стул и поторопился за скрывшимся за дверью
врачом.
— Ты же ему не расскажешь?! — заговорщицки зашептал я, настигнув девушку уже в
коридоре.
— О чем это? — Пух на мгновение бросила на меня заинтересованный взгляд.
— О стуле, конечно же.
— О стуле?
— Ну да, о стуле.
— Зачем мне рассказывать Зуо о стуле?
— Затем, что я чуть не изменил ему с…
— И на что я только надеялась, — пробормотала Нэйс себе под нос. — Можешь не
растрачивать на меня силы. Они понадобятся тебе в разговоре с Зуо.
— В разговоре? Так вот как теперь это называется?! — бодро отозвался я, на что Нэйс
лишь кинула на меня странный взгляд, будто бы не в силах решить, ненавидит она меня
или все же жалеет. Наличие первого меня совсем не удивило. А вот жалость навела на
определенные размышления.
— Он не в духе, — предупредила она, открывая передо мной дверь. Что-то…
Подозрительно.

****
Ник пришел в себя уже через пару минут, после «живительного поцелуя» босса, но даже
спустя час не мог избавиться от вкуса любимых сигарет Зуо у себя во рту.
— Ядрёная дрянь, — фыркнул парень, пихая в рот очередной бутерброд и морщась от
чувства, будто и хлеб с маслом добротно приправлены табаком. Дожевав не слишком
вкусное блюдо, нанит в очередной раз провел тыльной стороной ладони по уже и без
того раскрасневшимся от постоянного трения губам. Легче Нику от этого стало едва
ли. Хорошо хоть с расспросами к нему больше никто не лез. Мифи, что накинулась на
друга с объятьями и проклятьями, была мягко отослана домой. Райн же, что кружил
вокруг нанита, будто курица-наседка, по просьбе парня поехал выбирать для него
новые болты, которые якобы понадобились Нику не жить не быть, а именно в эту самую
минуту. Потому теперь Дайси сидел на кухне и гипнотизировал вазу с фруктами,
впервые за долгое время действительно не представляя, как жить дальше.
— Ого! Бодрствуешь уже почти час, и все еще не заперся в своей лаборатории? Такое
не каждый день увидишь, — послышался за спиной парня надсадный смешок. Ян буквально
ввалился в обитель чревоугодия и начал шарить взглядом по полкам явно в попытке
найти что-то ценное.
— Теперь не тянет, — помрачнел нанит, прожигая взглядом мутное отражение в вазе и с
ужасом осознавая, что с вернувшимся после уничтожения нано натуральным карим цветом
глаз он до противного сильно напоминает себе отца. Убитого им отца.
— Неужели так расстроился из-за пары сломавшихся побрякушек в теле? — протянул Ян
равнодушно, забираясь на столешницу, просовывая руку в верхний ящик и усиленно шаря
в его глубине. Где-то здесь с недельку назад он припрятал заначку.
— Эти, как ты выразился, побрякушки делали меня сильнее, выносливее, быстрее. Став
частью меня, они позволили мне быть сверхчеловеком! Ты даже представить не можешь,
сколько сил, времени, сколько боли мне пришлось пережить, прежде чем они прижились.
Ведь они были одними из первых нано, что сделал мой отец. Бета-версии! А теперь…
Теперь я бесполезный.
— Бесполезный для кого?
— Для всех. Для Тени.
— Если бы, — Ян лишь отмахнулся, усаживаясь напротив Ника. — Я сейчас раскрою тебе
страшную тайну, но… — шатен выдержал эффектную паузу.
— Но?
— Но Зуо ценит тебя. И вовсе не за машины, что циркулировали по твоему телу, и даже
не за то, что в свое время ты помог ему. Он ценит тебя в первую очередь за это, —
Ян перегнулся через стол и постучал Нику указательным пальцем по лбу. — За твою
думалку и конструкторские навыки. Усёк?
— Усёк, — Ник едва ли вдохновился услышанным.
— И ты все равно чем-то недоволен, — вздохнул Ян, откидываясь на стуле, будто в
шезлонге.
— Не то чтобы недоволен, — пожал Ник плечами. — Скорее не привык быть таким…
— Таким?
— Таким… Слабым, — вздохнул парень, демонстрируя кровоточащий палец. — Вот делал
бутерброд и, представляешь, порезался. Так всю раковину кровью залил. До сих пор
идет.
— Конечно, идет. Должна идти, ты же человек.
— Но раньше…
— Какая разница, что было раньше? Теперь ты стал более уязвим, так пользуйся этим.
Ведь чем человек уязвимее, тем больше его стимул стать сильнее, — с присущей ему
назидательностью сообщил Ян.
— Да, наверное, — Ник через силу улыбнулся, ловя себя на мысли, что «Правая рука»
босса обладает некой способностью приободрять. И как такой с виду обычный,
добродушный парень мог стать лучшим другом злобной, хладнокровной скотины?
— Но, несмотря на все это, мне в данный момент попросту тошно. Готов на луну выть.
И я понятия не имею, что делать с этим, а потому…
— Что ж ты сразу не сказал! — прервав нанита, весело отозвался Ян. — Решение
простое! Тебе всего лишь надо выпить! — заявил он, ставя бутылку с добротным виски
на стол.
— Я несовершеннолетний, — напомнил Ник.
— А я и не настаиваю, — усмехнулся Ян, разливая виски по кружкам в цветочек.
— Если только чуть-чуть, — подумав, добавил Ник, протягивая руку к кружке.
Но, конечно же, «чуть-чуть» не ограничилось.

****
Я зашел в комнату к Зуо, искренне надеясь на то, что пока я преодолевал путь в пару
метров, ненаглядная мать моих будущих вынашиваемых в яйцах детей заснула или
потеряла сознание, на крайний случай, начала рожать! Но Шаркис, мертвенно бледный и
с более недовольным выражением лица, чем обычно, оставался в сознании и был явно
настроен на серьезнейший разговор, а не на роды.
— Ну ты и сволочь! — заявил я с порога, дабы не получать тумаков понапрасну. Так
хотя бы вырисовывалась какая-никакая, а причина.
Зуо и бровью не повел.
— Подойди ближе, — попросил он тихо, призывно похлопав по кровати рядом с собой.
— Да мне и здесь неплохо стоится, — залепетал я, переминаясь с ноги на ногу.
— Я сказал, подойди ближе, — Зуо даже тона не поменял, но я, на мгновение оцепенев,
подчинился, приблизился к постели и с громким выдохом разместился где было
позволено.
— Как чувствуешь себя? — решил я продемонстрировать свою заботу.
— Раздевайся, — в ответ продолжал раздавать приказы сэмпай.
— Разд… что? Прям вот так сразу? — не смог я сдержать изумления.
— Ты отупел или тебе кажется, что в моем нынешнем состоянии я ни на что не
способен? — последние слова он произнес с особой злостью.
Я судорожно стащил с себя толстовку и футболку и взялся было за штаны, но сэмпай
жестом приказал мне остановиться.
— Иди сюда, — поманил он меня пальцем. Все еще чувствуя подвох, я осторожно
забрался на кровать и уселся привалившемуся к спинке кровати брюнету на ноги.
— Доволен? — поинтересовался я, разводя руками. — И что дальше? Ты вот-вот от
лишнего вздоха кони двинешь. Так, может, все же… — Зуо коснулся моего живота и
кончиками пальцев начал прощупывать кожу с такой сосредоточенностью, будто
выискивал блох. — Может, все же объяснишь, что тебе нужно?
Ответом мне послужила резкая обжигающая боль в правом боку. Это Зуо после
тщательного осмотра нащупал-таки пластырь нового поколения, который полностью
сливался с кожей и становился абсолютно незаметным внешне. Оторвав от моего тела
добротный кусок размером двадцать на двадцать, Зуо со злостью откинул пластырь на
пол, вперив взгляд в ровные глубокие порезы, коими был исполосован весь мой правый,
да что таить, на самом деле и левый бок тоже.
— Это что? — кивнул сэмпай на раны.
— Это… Мое тело, — замямлил я, запоздало замечая, что избегаю взгляда уже красных
глаз.
— Откуда это?
— Упал.
— Судя по тому, что некоторые раны совсем свежие, другие зажили наполовину, а
третьи и вовсе превратились в шрамы, падаешь ты с завидным постоянством, — хмыкнул
Зуо, нащупывая пластырь и на втором моем боку и так же беспощадно срывая его.
— Что хочу, то и делаю, — стиснув зубы, промычал я, борясь с желанием закричать от
новой вспышки боли. — Хочу — книги читаю, а хочу — падаю.
— Дай-ка догадаюсь, на что именно падаешь. Не на это ли, — в руках сэмпая оказался
длинный блестящий предмет — маленький скальпель.
— Это провокация.
— Это скальпель, который Нэйс нашла у тебя в кармане.
— А какое она имела право лазить по моим карманам! Коварная человеческая женщина!
— возмутился я, еще пытаясь свести все к шутке.
— Нравится причинять себе боль? — Зуо не оценил моих стараний.
— Не нравится, — совсем сник я.
— Тогда зачем ты делаешь это?
— Напоминаю себе о жестокости этого мира.
— Врешь. Зачем ты делаешь это?
— Боль позволяет мне чувствовать себя живым.
— Врешь. Зачем ты делаешь это? Последняя попытка, а иначе…
— И что же ты сделаешь? Порежешь меня? — не смог я сдержать смешка. — Испугал так
испугал.
— Нет. Я верну тебя домой. И уеду. И на этот раз уже не вернусь.
Не стоило и сомневаться, что Шаркис говорил серьезно. И его угроза действительно
возымела действие.
— Если я расскажу, ты не поверишь мне, — совсем тихо проговорил я.
— А ты попробуй.
— Ну… — я замялся, на полном серьезе решая, говорить или нет.
— Ну? — Зуо оставался непреклонным. И будьте уверены, начни я сейчас врать, и он
сразу бы меня раскусил. Попробуй же я перевести тему разговора на что-то иное,
огреб бы сильнее прежнего.
— Все дело в проводах, — наклонившись к сэмпаю, прошептал я ему на самое ухо.
— В каких еще проводах?
— В тех, что пытаются из меня вылезти. Я помогаю им, — на полном серьезе произнес
я, смотря Зуо прямо в глаза.
— И как давно? — вместо смеха задал он мне новый вопрос.
— Как давно Что?
— Как давно помогаешь? Когда они начали вылезать?
— Не знаю. Пару месяцев назад, — ответил я неопределенно.
— А прямо сейчас из тебя что-нибудь вырваться пытается?
Обескураженный столь спокойной реакцией Зуо на свои слова, я взглянул на правый бок
и увидел два провода, что тыкались острыми концами сквозь пленку запекшейся крови.
— Пытается.
— И если высвободить это, что будет тогда?
— Обычно они оплетают людей, что находятся рядом со мной. Но можешь не
беспокоиться, к тебе они не приблизятся.
— Почему?
— Потому что в тебе тоже есть провода и они куда страшнее, — выдохнул я, чувствуя,
как меня начинает знобить. На самом деле до этого самого момента о своих
галлюцинациях я никому не рассказывал, и теперь, поведав о проблеме сэмпаю, я
ощутил себя в сравнении с ним еще слабее и более жалко. А что самое страшное,
произносимые мною слова казались бредом даже мне самому.
— Вот, значит, как, — Зуо повертел в руках скальпель, а затем приложил его лезвия к
своему боку и сделал длинный неглубокий надрез слева между шестым и седьмым
ребрами. Тонкая струйка крови поползла по белой коже.
— Что ты делаешь? — ахнул я.
— Выпускаю свои провода, разве не видно? — из Зуо действительно выползло с десяток
черных толстых кабелей, которые мгновенно опутали меня.
— Ты их видишь?! — мое сердце застучало, как отбойный молоток.
— Нет. Их видишь ты, а я наблюдаю за твоей реакцией, — Зуо оставался настолько
спокоен, что все более неспокойным становился я. Сэмпай, подарив мне одну из тех
милых улыбок, с которой он ломал людям кости, приложил лезвие ножа к не
исполосованному шрамами участку кожи на моем боку и сделал неглубокий надрез. Мои
провода и кончиков высунуть не успели, когда черные кабели ворвались в свежую рану
и словно сжали меня изнутри. Они начали опутывать мои внутренние органы, внедряться
в кровеносную систему и царствовать в желудке и легких. Я и сам не заметил, как на
глазах у меня выступили слезы.
— Они внутри? — удостоверился Зуо, стирая большим пальцем капли, катящиеся по моим
щекам.
— Внутри.
— Больно?
— Очень.
— Хочешь, я остановлю их?
Глупости, Зуо, это же мои глюки. Как ты собираешься контролировать их?! Ты,
конечно, сильный малый, но не до такой же степени!
Сэмпай наклонился к оставленной им ране и с силой провел по ней языком, слизывая
кровь. Провода, что уже добрались до моей глотки и вот-вот собирались вырваться
наружу через рот, встрепенулись и стремительно потянулись обратно к хозяину. Мои
ощущения при этом словами передать невозможно. Одно могу сказать с уверенностью —
этого бы я не пожелал и врагу. Силы будто утянуло вслед за черными змеями, а потому
я, не имея возможности удерживать себя в сидячем положении, привалился лбом к плечу
Зуо, тяжело дыша и находясь на границе между реальностью и мнимой болью.
— Тебе плохо?
— Да.
— Очень хорошо, — кивнул Шаркис удовлетворенно. — А теперь ответь мне на один
простой вопрос, — зашептал он, кладя ладони на мои исполосованные бока и надавливая
пальцами на раны, будто бы стараясь выжать из них новую порцию проводов.
— Я сейчас… не в состоянии, — еле ворочая языком, пробормотал я.
— Лаирет — это твоя месть Тени? — Зуо даже не слушал меня.
— Кто это? — вяло отозвался я.
— Не притворяйся, Фелини, — Шаркис отодвинул меня от себя, заставляя самостоятельно
держать спину прямо.
— Я и не притворяюсь. Мне очень плохо. Можно я прилягу.
— Нельзя, пока не признаешься.
— Признаюсь в чем?
— В том, что ты написал Лаирет, чтобы насолить мне.
— Что за бред?! Кто такая эта Лаирет? И с чего мне ей писать?! — вспылил я,
действительно не понимая, о чем Зуо ведет речь.
— Вот, значит, как… — по лицу сэмпая пробежала тень волнения.
— Так кто это?
— Вирус обнуления, который дискредитирует тебя, — ответил Зуо, прекращая давить на
бока и позволяя мне вновь привалиться к его плечу.
— И как же он это делает?
— Представляется некой Лаирет. Именем, которое является зеркальным отображением
твоего. Сам вдумайся.
Лаирет. Л. А. И. Р. Е. Т. Териал. Териал? ТЕРИАЛ?
— Погоди-ка, — встрепенулся я, запоздало осознавая услышанное и теперь отстраняясь
от Зуо по собственной воле и смотря ему в глаза. — Это не я!
========== Вторые небеса Рая: 15. Искусственно совершенные ==========

— Здесь проглядывается определенная ирония, — задумчиво протянул я, вертя в руках

найденный в ящике стола простой остро наточенный карандаш.
Сперва я попытался помять в руках пальцы Зуо, но сэмпаю моя идея не понравилась.
Стеснительный недотрога отнял у меня свою руку и со смущенным «Нахуй пошел,
недоразвитый!» попытался скинуть меня с кровати изящным пинком под ребра. Увы,
сегодня сэмпай не мог похвастаться былым проворством, а потому постельный пируэт не
получился. Зуо, крайне обеспокоенный своей немощью, демонстративно уставился в
потолок. Мне же, бедному, несчастному и обделенному человеческим теплом и вниманием
со стороны Зуо идиоту, ничего не оставалось, кроме как раздобыть иной объект для
тактильной сенсорной стимуляции, как называется в научных кругах маниакальное
желание что-то теребить в руках. В ящике прикроватной тумбочки нашелся карандаш, и
бьюсь об заклад: будь он разумен, от моих поглаживаний, полизываний и погрызываний
он уже подходил бы к пику восьмого карандашного оргазма. А все почему? Потому что я
хорош.
— О да, детка, я очень хорош, — пробормотал я. Зуо предпочел проигнорировать мои
слова.
Насмотревшись на потолочную гладь, он закрыл глаза еще минут десять назад и теперь
старательно изображал спящего. Или же…
Я наклонился к сэмпаю ближе:
— Эй, Зуо… — позвал я его. — Ты спишь? — ответа не последовало. — Тебе меня не
провести! Не притворяйся! — сэмпай продолжал хранить интригующее молчание. — Если
ты сейчас же не подашь признаков жизни, я тебя поцелую! — пригрозил я, уверенный,
что после подобного сэмпай, точно ошпаренный, подскочит с кровати и надает мне по
голове.
Ноль реакции.
— Сэмпа-а-ай.
Ноль реакции.
— Сладкий мой.
Ноль реакции.
— Любимый мой человечек!
Ноль реакции.
— Самый важный, самый нежный, самый дорогой! — уж таких оскорблений Зуо бы точно не
стерпел!
Ноль реакции.
— Неужели и правда спишь? — все еще не мог я поверить такому везению. — В таком
случае… — я осторожно стащил с Зуо покрывало и уселся ему на живот. — А что, если я
тебя трахну? — прошептал я, наклоняясь к Шаркису ближе.
Ноль реакции.
— Господи, да я вижу, как ты мысленно отвечаешь мне что-то вроде «Ну давай, говно,
попробуй. Посмотрим, сколько минут после подобной попытки ты проживешь на этом
свете в качестве мужчины»! — воскликнул я. — А затем ударишь меня по лицу! — я
размахнулся и подарил себе пощечину. Между прочим, хорошо приложился. С душой. — И
еще под ребра! — я, что есть мочи, стукнул себя в бок, закашлялся, перевалился с
Зуо на кровать, но, не удержав равновесия, слетел на пол и растянулся на дорогом
ковре. — Между прочим, больно! — заявил я, но реакция сэмпая продолжала
балансировать на нулевой отметке. — Так нечестно, как ты мог заснуть при мне?! Так
спокойно? Только не говори, что настолько мне доверяешь! Это ж жесть. Я бы себе
никогда и ничего не доверил. Особенно себя спящего. Поэтому я сплю при условии, что
я сплю, — заявил я и затем уже кинулся в размышления по поводу глубокой философии,
заключенной в произнесенных мной словах.
Зуо по-прежнему не реагировал. Значит, я мог заняться собственными грязными
делишками. Забравшись обратно на кровать и мимолетно чмокнув Зуо в губы, я сгреб с
тумбочки сэмпаевский ноутбук с вирту-очками и направился с добычей прямиком в шкаф.
Можете смеяться сколько угодно, но шкаф являлся единственным замкнутым местом после
туалета, где я всегда чувствовал себя в безопасности. Даже не знаю, почему. Может,
потому, что в детстве это было мое личное убежище, в котором я хранил самое дорогое
от любимых игрушек до флешек с первыми самодельными вирусами. Может, потому, что
когда я играл в прятки с Джонни и прятался в шкафу, под грудой вещей он никогда
меня там не находил, даже заглядывая внутрь. Может быть, потому, что после того,
как Зуо бросил меня, тогда как кошмары про заключенных в капсулы хаксов
наведывались каждую ночь, я в каком-то смысле ассоциировал себя с одной из частичек
ПКО-вируса. Я тоже мог быть в капсуле и уничтожать все, к чему прикоснусь. Это до
ужаса пугало, но в то же время вносило в мою душу определенное спокойствие,
уверенность в правильности всего происходящего, в справедливости, которая никак не
могла нагрянуть на мою больную и не в меру умную голову.
Распахнув дверцы большого шкафа и оценив его содержимое, сплошь состоящее из
костюмов и рубашек, я, убрав в сторону расставленные внизу комплекты дорогой обуви,
разместился в самом темном углу и аккуратно прикрыл за собой дверь. Оказавшись в
приятном полумраке, я расслабился окончательно, натянул на глаза вирту-очки и зашел
в виртуалию. Лаирэт, значит. Посмотрим, кто ты есть на самом деле.

****
У каждого человека должно быть хобби — нечто, что позволяло бы ему реализовывать
себя как личность. Деятельность, от которой человек мог бы получать удовольствие.
Длик к своему хобби подходит с завидной серьезностью, тратя на него почти все свое
свободное время. Дело было непростое, но он справлялся, и с каждым днем у него
получалось все лучше. Хобби Длика было самолюбование. Кто-то рассмеется, решит, что
это шутка, но для Длика это было действительно непросто и очень важно. Не всегда он
был так хорош, как теперь. Еще полгода назад он страдал от лишнего веса, был очень
неуклюжим, неуверенным в себе и слабохарактерным подростком, на которого не глядела
ни одна уважающая себя девушка. Тогда он и мечтать не мог, что жизнь его может так
круто измениться. Теперь Длик обладал сногсшибательным телом и с каждым днем
раздувающимся все больше Эго. Теперь он был уверен в себе. Теперь он любил себя и
верил в свою сногсшибательность. Единственной проблемой оставался толстый
неказистый парень, которым он все еще был в глубине души. Иногда он проявлялся
внезапно и совсем не кстати, а потому Длик старательно боролся с ним, каждый день
вставая напротив большого зеркала в своей комнате, раздеваясь до трусов и любуясь
собой.
«Вот какой ты стал! — повторял он, играя бицепсами или напрягая пресс. — Да-да,
тебе не кажется! Это ты! И ты офигенный!»
Сегодняшний день не стал исключением. Придя домой и раздевшись, Длик расположился у
зеркала и начал тщательно осматривать себя на наличие возможных изъянов. Когда он
напрягся посильнее, на животе у него появилась тонюсенькая складка кожи. Сперва
парень не поверил своим глазам. О нет, ему однозначно померещилось. Не может быть,
чтобы его идеальное тело перестало быть таковым! Конечно же, не перестало. И
складка эта была всегда. И жиром там и не пахло. Но парень в приступе паники
ворвался в ванну, схватил с полки мамин крем от целлюлита и обильно нанес его себе
на живот. Гадкая складка не стала единственной целью. Немного подумав, парень
обмазал мазью торс, плечи, руки и даже задницу. Легкое покалывание, говорившие о
действии мази, успокоило такого красивого, но такого нервного Длика.
Около получаса он восстанавливал душевное равновесие, продолжая с помощью зеркала
убеждаться в совершенстве своего тела. Он бы героически убеждался и куда большее
время, вот только квартира его заполнилась трелью звонка. Быстро натянув поверх
совершенного тела леопардовый халат, парень вальяжно прошествовал к входной двери и
распахнул ее, изображая из себя самого сексуального человека на планете. Его гостя,
впрочем, появление Длика ничуть не впечатлило. Скептически приподняв левую бровь,
парень в маске беспардонно ввалился в небольшую обитель бывшего толстячка, не
разуваясь, прошествовал на его кухню и без спроса полез в его холодильник.
— Эол, рад тебя видеть! — перед гостем строить из себя крутого Длику смысла не
имело. Ведь именно Эол был тем человеком, который изменил его.
— Ага, — безразлично отозвался тот, вытаскивая из холодильника молоко, снимая
маску, что скрывала нижнюю часть его лица, и припадая губами к горлышку бутылки.
— Как все прошло? — переминаясь с ноги на ногу, продолжал пытаться завести диалог
нанос.
— А как должно было пройти? — пожал плечами парень, звучно рыгая и плюхаясь на
кухонный диванчик.
— Ну… Ник, как говорят, не из робкого десятка, — смущенно протянул Длик.
— Чем это воняет? — вместо ответа, поморщил нос Эол.
— О, это, наверное, ты про мазь! С алоэ и мятой!
— Гадость какая, — фыркнул парень, возвращая маску в первоначальное состояние. Она
была не простым украшением. По крайней мере, Эол утверждал, что у него страшная
аллергия на загрязнённый городской воздух. Дышать им больше пары минут он не мог —
начинал задыхаться не хуже астматика. Маска же позволяла ему нормально
функционировать.
Если подумать, именно по этой причине Длик и познакомился с Эолом. У парня была
своя личная философия жизни. Он называл себя и свое окружение Искусственно
Совершенными — людьми, которым природа отсыпала не так много, как могла бы. Людьми,
которые сделали себя идеальными своими собственными руками (безусловно, фигурально
выражаясь). У каждого, с кем общался Эол, была определенная механическая
модификация, будь то рука, нога, маска или, как в случае Длика, стальная пластина.
С ее помощью лишний вес парня за какие-то пять месяцев переработался в чистые
мышцы. Длик не особенно разбирался в механике и не представлял, как работает
вживленное в него оборудование. Но его это и не интересовало. Главное — результат.
— Так значит, с Ником вы разобрались? — все же скромно вернулся нанос к
первоначальному вопросу.
— Разобрались, естественно, — потянулся Эол.
— И что теперь?
— А что теперь?
— Ну… Что мы будем делать дальше?
— Продолжать захватывать школу.
— Но… — Длик на мгновение задумался, а стоит ли спрашивать: — но зачем тебе это?
Ведь ты там больше не учишься.
— Мне необходимо отыскать одного человека. Но всё, что я о нем знаю, — это место
его обучения. Эта школа. Я не силен в виртуальных поисках. Мне куда проще найти его
старым добрым способом.
— И кого же ты… кого же мы ищем?
— Хакера. В Виртуалии он достаточно известен. Быть может, ты о нем даже слышал. Его
ник — Лис.

****
Честно говоря, я уже начал забывать, каково это — спокойно блуждать по Виртуалии,
не скрывая своего присутствия, не прячась от любопытных взглядов пользователей сети
и не отражая десятки скрытых атак.
Виртуалия была создана таким образом, что создать несколько аватаров на одного
человека было практически невозможно. Менялись образы, имена, а остаточный след все
равно был одним и тем же. По нему, при должных умениях, узнать о прошлом
пользователя труда не составляло. Это я к тому, что как бы я ни пытался скрыть свою
достаточно известную в хакерских кругах лисью морду, выходило плохо, а потому
приходилось прибегать ко всяческим ухищрениям, которые требовали и временных, и
интеллектуальных ресурсов.
Прошлые полгода я находился в так называемом подполье. Одной из главных причин
такого моего поведения был тот факт, что после «победы» над ПКО кто-то начал
активно распространять слухи о моей непосредственной причастности к этому. Проще
говоря, виртуальная публика разделилась на два лагеря. Первые — те, кто были
уверены в моей миссии спасителя всего человечества. Во второй лагерь вошли те самые
ребята, которые считали своим долгом воспринимать в штыки все, что становилось
популярным, начиная от хэллоу китти и заканчивая вашим покорным слугой. Лично для
меня опасными являлись оба лагеря, ибо что фанатики, что лютые ненавистники ничего,
кроме неприятностей, не приносили. Более того, представители враждебных лагерей
периодически сталкивались друг с другом на форумах, посвященных цветам, на форумах,
где обсуждалось детское питание, да что мелочиться, они разжигали маленькие
междоусобицы, в народе именуемые срачами, даже под картинками с милыми котятами.
Диалоги их оригинальностью также не отличались:
— Ваш Лис — Никто и звать его Никак!
— Неправда! Лис — сын Иисуса!
— Больные ублюдки! Нет ничего глупее обожествления обычного человека! Особенно,
если этот человек — какой-то замшелый хакер Лис! Он, кроме взлома детских сайтов,
ни на что не способен!
— Да что вы понимаете?! Он мир спас, а вы!
— А мы его об этом не просили!
Любая популярность несет в себе безумную любовь и лютую ненависть, и именно по этой
причине я никогда на просторах виртуалии особо не высвечивал. Да, меня знали в
узком кругу хакеров, что оценивали меня по моим действиям и умениям, а простые, так
сказать, смертные воспринимали меня как какого-то прикольного чувака, что иногда
портит жизнь полиции. Слава, что сковала меня по рукам и ногам теперь, вздохнуть
мне лишний раз не давала и безмерно мешала. Более того, внимание стражей закона
виртуалии к моей персоне повысилось втрое. Поэтому я и предпочел стереть себя с
лица виртуалии, появляясь в ней лишь под псевдонимами и старательно заглушая свой
уникальный остаточный след.
Но сегодня я собирался в кои-то веки воспользоваться своей славой. Если в чатах я
иногда еще появлялся, то в виртуальных городах носа предпочитал не показывать.
Сейчас же я шествовал по главной улице самого густопосещаемого города виртуалии по
статистике последнего месяца. Да-да, я шел по Этрусу. В последнее время городов,
подобных этому, становилось все больше. Огромные шматки бесполезной информации,
переплетенные сетевыми развлечениями и противозаконными заведениями. Откуда бралось
столько посетителей, одному Богу известно, так как складывалось такое впечатление,
что в виртуалии обитало больше людей, чем на планете Земля. А ведь такого быть не
могло. Не могло же, верно?
Вместе с тем в виртуалии появлялось все больше черных дыр, цифровых смерчей и даже
цунами, которые накрывали особенно перегруженные города и разрушали их до
основания. Физических повреждений пользователи не несли. Единичными случаями
являлись сердечные приступы из-за перенесенного человеком страха. Финансовые потери
были куда более реальной угрозой. В мгновение ока человек мог лишиться сетевого
магазина или милой забегаловки, а то и целого банка. Самое страшное заключалось в
том, что контролировать это было практически невозможно. Латать же виртуалию не
успевали. На месте одного «вылеченного» смерча возникали три новых. В общем-то,
происходящее было вполне логичным закатом долгоиграющей сети.
Виртуалия слишком разрослась. Настолько, что ее не мог контролировать вообще никто.
Обуздать ее рост — тем более. Потому сеть походила на кусок теста, который пытались
раскатать до несусветных размеров, из-за чего в тонкой прослойке возникали рваные
дыры. Кто-то предвещал очередную виртуальную войну, другие грозились виртуальным
концом света, при котором сеть и вовсе бы вышла из строя, и людям ничего бы не
оставалось, кроме как вернуться к старому доброму интернету со старыми добрыми
браузерами типа Гугла или Оперы. А это равносильно возвращению в каменный век.
Несмотря на то, что угроза полной утраты Виртуалии в буквальном смысле дышала в
затылок и всеми осознавалась, люди паниковали, ругались, ходили по виртуальным
городам с табличками с надписями, призывающими Задуматься о нашем будущем и, вместе
с тем, наслаждались новыми веяниями моды. Четыре месяца назад один популярный актер
вопреки виртуальным правилам в качестве аватара взял себе не стандартное животное
или же вещь, а создание гуманоидного типа. Лютый моветон с его легкой руки в
мгновение ока превратился в модное течение. Все, от табуреток до бегемотов,
наскачивали тут же созданные приложения, которые позволяли подделать аватар под
гуманоидный тип, то есть обрести человеческое тело. Господи, можно подумать, в
реальности человеческих тел мало!
Конечно, я был возмущен подобным положением дел и негодовал не хуже бабули у
подъезда, но приложение хуманизации скачал одним из первых. Почему? Потому что,
несмотря на все мои возмущения, я всегда любил нововведения и моду. Да, я очень
люблю моду, особенно когда она вводит в повседневный обиход шляпы в виде унитазов,
браслеты из апельсиновой корки или домашние тапочки из натуральных крыс. В
некотором роде я ощущал определенное родство между собой и создателями этой самой
моды, ибо они воплощали в реальность самые дерзкие идеи, которые крутились у меня в
голове. Хуманизация была не столь смелым ходом, но также шла против устоявшейся
системы, а потому грела мне душу своим существованием.
В связи с новомодными штучками теперь я был не просто изящной рыжей лисой, но
высоким человекоподобным широкоплечим лисом гуманоидного типа — то есть, обладал
лисьей головой, человеческой грудной клеткой, покрытой рыжим мехом, и руками и
ногами, что заканчивались не пальцами, а лапами с симпатичными подушечками и
когтями. Хвост также имелся в арсенале моего великолепного аватара. Хуманизация
заключалась еще и в наличии одежды. Я выбрал для своего лисьего облика серую
толстовку с глубоким капюшоном и черные бриджи. Штаны для лисы не подходили, так
как нижняя часть была полностью идентична звериным лапам, и длинные брюки мешали бы
мне при ходьбе. Кроме того в предоставленных виртуалией бриджах имелось отдельное
отверстие для хвоста. По крайней мере, я надеюсь, что его изначальное
предназначение было именно таковым.
И вот, хуманизированный, разряженный, как новогодняя елка, а-ля Тери Фелини, я
проплыл по главной улице города не хуже Аэростатоносца — судна, о существовании
которого мало кто подозревал, но увидев, неимоверно бы его виду удивился.
— Эй, вы только посмотрите! — доносились до моих лисьих ушей сумбурные шепоты.
— Это что же, Лис?
— Тот самый Лис?
— Боже мой, я слышала, что он террорист!
— Интересно, а он распишется у меня на груди?!
Пока люди вокруг кто паниковал, кто бился в счастливых конвульсиях от моего
непревзойденного лика, я проскользнул в достаточно известный в Этрусе бар. Попав
внутрь, я ощутил себя героем старого вестерна, когда персонаж заходит в потрепанный
кабак и все его посетители как один замолкают и оглядываются на незнакомца. Так
вышло и в моем случае. Не успел я переступить порог бара, как в нем воцарилась
мертвая тишина. Сотни глаз оценивающе уставились на меня. В отличие от фильма, все
вокруг замолчали не потому, что я был подозрительным незнакомцем, а наоборот — вряд
ли нашелся бы в баре хоть один аватар, не знавший, кто я такой.
Чувствуя себя не в своей тарелке, я медленно прошел к барной стойке и, наклонившись
к бармену как можно ближе, тихо прошептал:
— Я хочу поговорить с Джоу.
Бармен, один из виртуальных работников, обладающий способностями внедрять
определенные программы в аватары посетителей, тем самым позволяя им чувствовать
определенные вкусы, запахи и даже опьянение, шарахнулся от меня, как от
прокаженного.
— Сомневаюсь, что она захочет увидеться с вами, — проговорил высокий гуманоидный
аист в белой майке, драных черных джинсах и с красной бабочкой, повязанной на
длинную шею. Вместо рук у бармена были достаточно гибкие крылья, которыми он
орудовал так ловко, что у зрителей не оставалось сомнений в мастерстве парня.
— Но мне надо… — настойчиво проговорил я.
— Сомневаюсь, что надо ей, — поморщился парень.
Да уж. В последнее время отношения с Джоу Кер у меня испортились от слова совсем.
Если быть совсем честным, уже пять месяцев между нами происходило что-то вроде
холодной войны. Началось всё с того, что я задался целью вытащить отца из белого
куба, в который он попал из-за чертовых малявок ПКО. Сперва-то я был уверен, что
отец выберется самостоятельно и без особых напрягов. Так нет же. После недели
ожиданий и бесконечных слез со стороны матери я забрался в Виртуалию, нашел Джоу
Кер и попросил помочь ее вытащить отца из Белой тюрьмы. А она… Она сказала:
— Нет.
— Но почему?! — удивился я тогда.
— А зачем мне тебе помогать?
Будучи только-только брошенным Зуо, с болями в ногах и трауром в доме, я походил на
создание, давно потерявшее моральный и человеческий облик. В общем, моя планка
полетела со скоростью восемь световых в секунду. Говорить об адекватности при мне и
в былые времена лишний раз не рисковали, но в тот вечер все границы, коими я
сдерживал себя не один год, окончательно рухнули. Проще говоря, я натворил дел. За
что Джоу меня справедливо невзлюбила. С тех пор при редких случайных встречах мы
друг друга либо игнорировали, либо пулялись вирусными программами. Но сейчас как
никогда мне было необходимо узнать, не является ли Лаирет еще одной выходкой со
стороны королевы виртуалии. Очень уж плохое предчувствие сжирало меня изнутри. А я
к своей интуиции привык прислушиваться беспрекословно и без лишних вопросов а-ля
«Почему? Зачем? Как вышло, что касатка не умеет играть на банджо?»
— Если она сейчас же не примет меня, я сделаю то же, что и в день нашего разлада, —
пригрозил я, вытаскивая из кармана мерцающий зеленый шарик. Это моё любимое детище,
мой маленький вредоносный вирус, которого я назвал БагДаном. Что? Ну что?! Почему
все недоумевают, когда слышат это название? Баг — это ошибка, а Дан — японский
разряд в боевых искусствах, который остался в нашей культуре даже после
исчезновения самой Японии. По мне, так потрясающее сочетание! Тот факт, что
придуманное мной слово оказалось созвучно с вполне реальным старославянским именем
Богдан — дурацкое и ни к чему меня не обязывающее совпадение!
Так вот, БагДан являлся своего рода виртуальной вирусной бомбой, при взрыве которой
закодированные цепочки сети рвались и рассыпались на пиксели. Я собирался
использовать свой вирусный шедевр против первого попавшегося белого куба, которые
находились в пустых антуражных высотках любого вирту-города, но Джоу мне помешала,
за что и поплатилась. Являясь сущностью виртуальной и лишь таковой, она потеряла
часть тела, а вместе с ним и добрую половину информации, то есть собственные
воспоминания. Понятия не имею, смогла ли она восстановить данные, но что-то мне
подсказывает, что это было не так легко, как хотелось бы.
Не успел я сказать бармену еще хоть что-нибудь, когда под ногами моими разверзлась
бездна, и я камнем полетел вниз раньше, чем сообразил, что вообще происходит. Я еще
толком не оценил ситуацию, когда уже приземлился в большое мягкое кресло, и по
ощущениям, и по виду очень напоминавшее облако.
— Ого, — выдохнул я, невольно наслаждаясь мягкостью предложенного мне предмета
мебели.
— Зачем ты пришел? — сходу набросилась на меня Джоу, тут же появившись подле меня.
Левая рука девушки со взрыва, произошедшего пять месяцев назад, восстановилась лишь
до локтя, в боку Керр все еще не хватало добротного куска пикселей.
— Привет! — бодро поприветствовал я девушку, представшую предо мной в черном
обтягивающем платье.
— Привет? — поморщилась Джоу. — Ты устроил мне истерику, подорвал меня к чертям
собачьим и пять месяцев не давал мне житья, насылая в мой адрес такое количество
вирусов, которых в виртуалии сроду не обитало, а теперь приперся в мой бар и
Приветкаешь?!
— Типа того, — скромно кивнул я. — И, между прочим, вирусами я бомбардировал тебя
только первые три месяца, затем они начали размножаться и… В общем, продолжение
банкета было чисто их инициативой.
— Да, конечно. Инициативные программы — это же вполне нормально в наше-то время, —
фыркнула девушка, размещаясь в таком же точно кресле, в каком над белым полом парил
и я. Вот только если мое облачко с виду было белое и пушистое, то кресло Джоу
больше походило на тяжелую грозовую тучу, которую то и дело раздирали проблески
слепящих молний. Оба виртуальных предмета мебели смотрелись достаточно непривычно
посреди шаблонного кабинета, украшенного вполне реалистичными книжными полками.
— Можешь считать, что мои программы — немного того, — покрутил я пальцем у виска.
— Каков создатель, таковы и программы? — хмыкнула Джоу.
— Вроде того… Но, как посмотрю, твоя месть оказалась не менее изящной. Я оценил!
— Месть? — девушка взглянула на меня с удивлением. — Какая еще месть?
— Не притворяйся! — пробормотал я уже менее уверенно. — Ведь это ты создала Лаирет,
не так ли?!
— Что? — на лице Джоу Кер отобразилось самое искреннее удивление, которое я когда-
либо видел.
— Только не притворяйся, будто бы не подозреваешь о ее существовании! — проговорил
я грозно.
— И не буду, — пожала девушка плечами. — Я прекрасно осведомлена о данном вирусе. В
конце концов, он наводит определенный шорох в мире, созданном, между прочим, мной.
Но не я написала эту программу.
— Да что ты говоришь! А твои глаза утверждают обратное! — воскликнул я, вскакивая с
кресла и тыкая в девушку лисьим когтем.
— Глаза?
— Глаза.
— Очень сомневаюсь, что Мои Глаза что-то могут Утверждать.
— И тем не менее!
— Фелини, прекрати пороть чушь. Не я создала Лаирет. Но… до этого самого мгновения
я полагала, что ты сам принял непосредственное участие в ее написании, — задумчиво
протянула девушка. — А теперь оказывается, что ты обо всем об этом слыхом не
слыхивал! Значит, Он всё сделал самостоятельно! О лучшем раскладе нельзя было и
мечтать! — воскликнула она с детским восторгом. — Вот умора!
— Нет в этом ничего уморительного, — возразил я. — С какого хрена он назван в честь
меня?
— Я думала, что у тебя разыгралась мания величия. Но если не ты так назвал Лаирет,
значит… Возможно, это дань уважения? Или наживка?
— Наживка для чего?
— Очень хороший вопрос, — усмехнулась Джоу, вертя в единственной руке бокал вина.
— Получается, вирус написала не ты, но… Ты ведь знаешь, кто, не так ли? — осторожно
подводил я девушку к интересующим меня данным. Кер скосила на меня ярко-голубые
глаза, явно обдумывая, достоин ли я владеть столь ценной информацией.
— Если его написал не ты... Есть еще парочка возможных кандидатов.
— И что мне сделать для того, чтобы ты поделилась со мной тайной? — продолжал я
балансировать на грани.
— А ничего, — пожала девушка плечами.
— В каком смысле?
— В прямом, — расплылась королева виртуалии в злой усмешке. — Сиди… и мучайся, —
прошептала она, внезапно оказавшись ко мне совсем близко. Настолько, что ее кончик
носа почти коснулся моего.
— Но…
— Териал Фелини. Великий Лис. Обыкновенный подросток с тараканами в голове. Что бы
ты ни делал, ты навсегда останешься всего лишь одним из сотен хакеров, тогда как
я — создатель Виртуалии, и сколько бы ты ни старался нагадить мне, ничего, кроме
легких неудобств, доставить ты мне не сможешь.
— Руке своей левой об этом сообщи, — хмуро посоветовал я.
— А вот за это спасибо, — девушка похлопала меня по плечу существующей правой
рукой. — Этим ты продемонстрировал мою уязвимость. Теперь моя информация
распространена по всей виртуалии. Я создала такое количество резервных копий, что
искоренить их у тебя попросту не получится.
— Как Крестражи Волан-де-Морта?
— Что?
— Крестражи, ну эти… Неважно. Я понимаю, что отношения наши в последнее время
оставляли желать лучшего, но происходящее сейчас беспокоит меня куда больше нашей
дурацкой вражды. Прошу, помоги мне, и я не останусь у тебя в долгу!
— Ты ничего не понял, да? — вздохнула Джоу, продолжая парить в паре миллиметров от
меня. — Мне ничего от тебя не надо, Териал Фелини, — проговорила она и щелкнула
меня по носу, таким образом тактично посылая меня нахер. Я и моргнуть не успел, как
оказался распластанным на асфальте перед входом в чертов вирту-бар. Она просто
вышвырнула меня!
— Ах ты сука! — не смог я сдержать эмоции, ударяя лапой по луже, в которую меня
окунули.
— Прям мысли мои прочитал, — донеслось до меня недовольное. Я, все это время
барахтающийся в воде, откинулся назад и столкнулся взглядом с незнакомцем. Высокий
мускулистый парень с мордой, напоминавшей крысиную, с острыми длиннющими иглами,
что торчали у него из головы и спины и с виду походили на пушистую копну волос,
доходившую хозяину до сгиба колен, наклонился надо мной, угрожающе хрустя
костяшками пальцев.
— О, привет Зуо. Ты пришел в себя? Так быстро? — узнав сэмпая, я осторожно поднялся
на лапы, чувствуя нарастающее напряжение. Что я натворил на этот раз?!
— Ты где пропадаешь?!
— В каком смысле?
— В прямом! Куда ты делся? Я очнулся, а тебя нет. Мы обыскали все здание и никого
не нашли!
— Ой, да ладно вам, меня не было каких-то двадцать минут.
— Двадцать минут? Я пришел в себя два часа назад.
— Что? — я вздрогнул, пытаясь сообразить, что произошло. Я не погружался в глубокую
виртуалию, а потому не мог потерять чувство времени. Это было просто невозможно.
Или же Джоу умела то, о чем не подозревал я. Стерва.
— Я не хотел доставлять кому-либо неудобства, — пробормотал я. — И если я скажу,
где я, боюсь, не успею выйти из виртуалии, прежде чем ты начнешь меня убивать.
— Где ты? — нахмурился сэмпай.
— В шкафу.
— Где?
— В шкафу, говорю. Там, где вещи твои.
— В шкафу, — повторил Зуо.
— Да.
— Отлично, — кивнул ёж и тут же исчез. Так! Срочно выходим из виртуалии! Я хочу
быть в полном сознании, когда Зуо начнет меня бить!

****
Джоу с улыбкой наблюдала за препирательствами Тери и Зуо.
— Все-таки из них вышла неплохая пара, — проговорила она, отходя от окна и начиная
разглядывать корешки книг на виртуальном книжном стеллаже. — Два юных безумных
создания, каждый в своей степени готовый на всё ради достижения своих целей. Это и
импонирует, и пугает одновременно. Что? Думаешь? Да, наверное, ты прав, подобный
союз таит в себе определенные опасности — как для окружающих, так и для них самих.
Но они наверняка справятся. Со всеми проблемами справятся, — вздохнула девушка,
касаясь одной из книг и вытягивая ее из череды ей подобных. — И все же на его плечи
мы собираемся водрузить слишком тяжелый груз. И мне тяжело врать мальчику. Тяжело
поступать с ним так. Да. Я понимаю, что только таким образом… Я понимаю! И все
равно… Мне даже немного жаль его. Он так старается, даже не подозревая об истинном
течении дел. Нет, я не сомневаюсь. Говорю же, я не сомневаюсь в нем! Мне просто
жаль. Знаю, что Фелини моя жалость не нужна, но… Господи, иногда ты становишься
таким невыносимым! И ни капли сострадания к нему. А он, между прочим, твой… Знаю,
что для его блага. Но слишком уж жестокая школа ему грозит. Да. Я понимаю. И верю,
что все получится. Я верю в него. И верю в тебя, Дэвид.

========== Вторые небеса Рая: 16. Крот ==========

Самым спокойным временем суток в Тосаме оставался вечер. Днем улицы заполнялись
школьниками, студентами, домохозяйками и офисными работниками, что сновали туда-
сюда, спеша по ведомым лишь им делам. В темное время суток в переулки, утопающие в
тени высоких зданий, наведывались они же, но в ином амплуа. Ночному городу
представали жаждущие приключений юные нимфетки, пропитые алкоголики, агрессивные
хулиганы и отвязные тинэйджеры. И устраивали они такой бедлам, что уважающему себя
человеку выходить на улицу после десяти вечера не рекомендовалось, ибо грозило это
полной потерей человеческого облика, а также безудержным весельем, криминалом и
ошибками, последствия которых приходилось затем расхлебывать не один месяц. Ранним
утром ночное очарование города и его жителей растворялось в кровавом рассвете не
хуже бумаги в серной кислоте. Знатно потрепанные «нимфетки» плелись домой
доделывать домашнее задание, «алкоголики» — зубрить материал к очередному экзамену,
хулиганы бежали мыть посуду и готовить детям завтрак, а внезапно постаревшие в
свете первых солнечных лучей «тинэйджеры» спешили на работу. Вечер в связи с этим
оставался переходным временем суток между стрессовым рабочим днем и безбашенной
ночью. Именно в этот период улицы пустели, больше походя на классические декорации
какой-нибудь старенькой кинокартины про мертвый город. Лишь одинокий бомж или
сонная проститутка разрушали могильную звенящую вечернюю тишину предостережениями о
грядущем конце света или феерическим предложением сорока минут по цене тридцати.
Оттого многие самые жуткие и мерзкие происшествия приходились на вечер. И парню,
что бежал через узкие тонущие в полумраке сумерек улочки, оставалось лишь надеяться
не стать звездой одного из таких случаев.
«А что такого, Матиас?! Наконец-то твоя мечта сбудется! Твое лицо украсит все
обложки утренних газет! С заголовком „Прошлым вечером был зверски изувечен…“», —
невесело думал парень, не сбавляя скорости. Проскочив очередной перекресток, он
вильнул в темный проулок, на мгновение остановился, чтобы поправить сползающую с
его спины тяжелую ношу, и ринулся дальше, не разбирая дороги и полагаясь лишь на
инстинкты. Топот ног за спиной не сулил ничего хорошего. Погоня и не думала
стихать.
Остановившись у входа в плохо освещенный двор, Матиас перевел дыхание, украдкой
кинул взгляд на ношу, вздохнул с облегчением, уловив ее неровное дыхание, и лишь
затем задумал пробираться иным путем. Бегать по улицам города и дальше Матиас не
мог. Его нагоняли, и он не успевал добраться до места назначения, как бы ни
старался, так как не мог избавиться от хвоста, используя лишь силу своих ног,
которые, к слову, были не такими уж и сильными. Следовало подойти к ситуации с
хитростью.
Подгоняемый страхом, парень нырнул в распахнутую дверь потрепанного подъезда
древнего, как мир, дома и бросился прямиком к покореженному лифту. Старая
технология, избавлявшая людей от необходимости ковылять на верхние этажи на своих
двоих, отказалась выполнить единственную функцию, на которую была способна, никак
не отреагировав на яростные нажатия на дырявую кнопку. Дом явно был заброшен и,
скорее всего, обесточен.
«Гениально, Матиас! Просто Гениально!» — продолжая мысленное самобичевание, парень
начал долгое восхождение по широкой витой лестнице, усеянной сквозными дырами не
хуже швейцарского сыра. Попав в жилой квартал, Матиас надеялся слиться с
местностью, спрятаться на детской площадке или в толпе отдыхающих после рабочего
дня горожан. Он позабыл о свойстве вечернего Тосама превращаться в безжизненную
батарею однотипных домов, за что теперь и расплачивался.
Подъем дался Матиасу с большим трудом, но когда он таки добрался до верхнего этажа,
то почувствовал себя самым счастливым человеком на планете. Всего на мгновение, но
все же. Переведя дух и в очередной раз убедившись, что ноша все еще входит в список
живых, парень одним ударом ноги снес хлипкий замок с двери, ведущей на крышу, и
моментально оказался по другую сторону железного препятствия. Глазам парня
предстало нечто, захватывающее дух: блестящий мириадами огоньков, сверкающий
рекламой, увитый многоэтажными дорогами город походил на новогоднюю елку, от
которой было невозможно оторвать взгляд. В такие моменты Матиас понимал, как сильно
на самом деле любит этот город со всеми его подземными войнами, виртуальными
сетями, полицейскими облавами и погонями. Это было именно то место, которое парень
мог с уверенностью назвать домом.
Преследователи пробежали мимо укрытия Матиаса в следующий темный переулок, и парень
уже обрадовался счастливому завершению на редкость напряженного вечера, когда
понял, что расслабляться ему еще рановато. Не прошло и минуты, как чертова
восьмерка, все это время следовавшая за Матиасом по пятам, вернулась во двор.
Преследователи вертели головами и будто принюхивались к окружающим предметам, явно
подозревая неладное.
— Он где-то рядом. Я чувствую, — проговорил один из преследователей, и Матиас, все
это время наблюдавший за ними с крыши здания, не услышал, но прочитал по губам
данное сообщение. Благо, преследователь стоял прямо под фонарем, что и дало Матиасу
возможность разглядеть его губы и понять, что мужчина говорит. Не стоило и
сомневаться, обнаружение Матиаса — лишь дело времени.
С легким стоном водрузив знатно надоевшую ношу обратно на ноющую спину, парень
подошел к краю крыши и, набрав в легкие побольше воздуха, подпрыгнул как можно
выше, надеясь приземлиться на крышу соседнего здания. Каких-то пару метров
показались Матиасу безграничной пропастью, преодолев которую, парень настолько
воодушевился, что на мгновение ощутил себя королем мира. В следующее мгновение
«король» споткнулся на ровном месте, шлепнулся на живот и усомнился в статусе
всемирного монарха.
— Сюда! — возгласы донеслись с крыши соседнего дома. Быстро же они поняли, что к
чему. Матиас вскочил на ноги и без раздумий ринулся к следующей крыше, надеясь на
авось. Слишком хорошо он осознавал, что разбиться на смерть было для него и его
спутницы лучшей участью, чем та, что ждала парня и его ношу, попади они в руки
преследователям.
Матиас не совсем понимал, кто именно за ним гонится, но в их намерениях сомневаться
не приходилось. Они четко обрисовали их, когда выпустили в Еву целую обойму.
Впрочем, не удивлял Матиаса и тот факт, что, несмотря на двенадцать пуль в теле,
девушка продолжала дышать. О ее живучести слагали легенды, между собой называя
нездорово худенькую низенькую девушку с бельмом на правом глазу и шрамами,
исполосовавшими ею правую щеку, не иначе как Бессмертной. Матиас о Еве знал не так
уж и много. Ей было около тридцати двух. Она не любила пустые разговоры и флирт.
Зато обожала использовать огонь в качестве эффективного инструмента добычи
информации у неприятеля. В одну из таких информационных охот девушка и получила
ожог на лице и лишилась глаза. Правда, страсть к огню у нее из-за этого не утихла,
а как раз таки наоборот. Кроме всего вышеперечисленного, Матиас знал о Еве лишь еще
один факт, который и стал ключевым в его решении добровольно ввязаться в эту
заварушку. Ева состояла в молодой, но очень перспективной группировке Тосама под
названием Тень. Матиас, к собственному удивлению, также пару месяцев назад стал ее
частью.
— Вон он! Скорее! — послышалось за спиной парня, послужив лучшим стимулом для
очередного решительного прыжка через пропасть.
Матиас, ловко приземлившись на ноги, тут же побежал дальше, уже входя во вкус всех
этих акробатических пируэтов. Он почти уверил себя в том, что сможет так прыгать
хоть всю ночь, когда крыши закончились. Впереди перед Матиасом выросло высотное
здание, верхушка которого утопала в вечерних облаках, окрашенных закатом в
бордовый. По правую руку от Матиаса никаких зданий не обозначалось, по левую
сверкал большой супермаркет, крыша которого казалась почти недосягаемой. Оставался
единственный вариант — бежать вперед на высотное здание. В каких-то четырех метрах
от парня распростерлась призывно скрипящая от сильных порывов ветра пожарная
лестница, что вилась по стене небоскреба. Пролетев пару этажей вниз, Матиас вполне
мог дотянуться до нее и уцепиться за хлипкие перила. А мог не долететь и
превратиться в лепеху. В любой другой ситуации парень ни за какие деньги не решился
бы на подобное, но в данном случае его в буквальном смысле приперли к стенке, а
точнее… к дому.
— Не надо… — внезапно подала голос Ева. В груди у нее клокотало, каждое слово
давалось с большим трудом.
— Ого! Ты очнулась! Прекрасно! — мгновенно отреагировал парень, искренне радуясь
пробуждению девушки.
— Не смей идти… — выдохнула она, на мгновение вцепившись в шею спасителя сильнее,
чем следовало. Но сказать еще что-то сил у нее не хватило. Тихо выдохнув, Ева вновь
окунулась в забытье, тогда как Матиас, вцепившись в бедра девушки левой рукой
сильнее прежнего, тем самым надеясь предотвратить ее возможное сползание с его
спины, сиганул в темноту, удивляясь собственной решительности. Матиас пережил
несколько мгновений полнейшей дезориентации, прежде чем врезался в перила лестницы
грудью, тут же, несмотря на боль, вцепился в них правой рукой и попробовал
подтянуться. Но сил не хватило. Не удержавшись, парень полетел дальше вниз, то и
дело цепляясь рукой за новые выступы и тем самым замедляя падение, но не
предотвращая его.
«Все потому, что я для такого не приспособлен!» — мысленно выл горе-герой,
превозмогая ужасающую боль в руке.
Действительно, парень не был ни киллером, ни военным, ни спортсменом и не мог
похвастаться послужным списком или тетрадью с «достижениями», которую вела та же
Ева, записывая туда лишь самых известных и влиятельных людей, погибших от ее руки.
Если уж на то пошло, Матиас вообще никого и никогда не убивал. Да что убивать, даже
не бил! Из заварушек он предпочитал выкручиваться с помощью классического бегства.
Были лишь две вещи, которые парень умел делать: нравиться женщинам и пудрить мозги
мужчинам. Проще говоря, Матиас был шулером. Хорошим шулером. И он как раз
демонстрировал лопающимся от злости толстосумам очередной флэш-рояль в закрытом
казино Тосама, когда в буквальном смысле с потолка, а точнее, пробив потолок
насквозь, на игровой стол свалилась Ева с двенадцатью пулевыми ранениями.
До этого самого момента Матиас сталкивался с этой девушкой всего парочку раз и не
обмолвился с ней ни единым словом. Он вообще чувствовал себя не в своей тарелке в
компании убийц и маньяков — а парень был уверен, что, кроме них, в Тени никого
больше и не было. В такие минуты он в тысячный раз задавался вопросом, почему
вообще согласился стать частью всего этого. И каждый раз парень вспоминал разговор
двухмесячной давности, который произошел между ним и Зуо Шаркисом. Никто и никогда
не впечатлял Матиаса так, как этот парень. Никто и никогда не произносил так смело
вслух то, что говорил брюнет. Никто и никогда и помыслить не смел о том, что
планировал сделать этот однозначно ненормальный, но от того не менее впечатляющий
глава Тени. Именно из-за Зуо Матиас оставался частью Тени и именно из-за него
сделал полчаса назад то, что сделал, а именно: взвалил расстрелянную девушку себе
на спину и кинулся бежать. Неважно куда, только бы подальше от преследователей.
Первой идеей Матиаса, конечно же, была пробежка до первой больницы. Но парень
быстро осознал, что там «Бессмертную» Еву скорее добьют, чем спасут. В связи с этим
парню больше ничего не оставалось, кроме как сменить направление на убежище Тени.
Вот только и до него добраться оказалось тем еще приключением.
Очередная попытка схватиться за перила внезапно увенчалась успехом. Вцепившись в
железную балку, Матиас скорее по инерции качнулся к лестнице и распластался на ее
узкой площадке, придавленный весом спасаемой девушки. Несмотря на худобу, весила
Ева, кажется, целый центнер и с каждой минутой прибавляла в весе на пару кило.
«Давай, Матиас, поднимайся, черт бы тебя побрал!» — воскликнул мысленно парень, но
вскочить на ноги его заставило не собственное подначивание, а пуля, что врезалась в
ступеньку в каких-то десяти сантиметрах от его носа.
— Держите их! — очередной пронзительный вопль за спиной подействовал не хуже
хорошей дозы адреналина.
«Лететь вниз было быстрее, чем спускаться по лестнице…» — Матиас только подумал об
этом, когда, сам поражаясь своему бесстрашию, перемахнул через перила и кинулся
вниз, уже не особенно заботясь о последствиях. Благо, к тому времени под ним
оставалось каких-то пять этажей. Затормозив падение уже проверенным способом,
парень бухнулся в кучу старых коробок, удивленно осознал, что все еще жив и даже
местами цел, выбрался из картонного плена и припустил к спасительному зданию, что
замаячило далеко впереди.
«Только бы успеть, только бы успеть, только бы успеть!» — единственное, что
крутилось в голове замученного погоней, вымотанного грузом, побитого собственными
экспериментами парня.
— Не туда… — тихо выдохнула Ева, не имея возможности пошевелить даже пальцем. — Не
туда… — из последних сил выговорила она, но Матиас не слышал ее, приближаясь к
единственному месту, где он мог надеяться на спасение. Шулер даже не подозревал,
что именно этого от него и ожидали.

****
Что-то не так. Ты ощущаешь это, кажется, каждой клеточкой своего измотанного тела.
О собственном всесилии больше не может идти и речи. Тебя видели слабым члены Тени.
Тебя видели слабым твои враги. Но что самое страшное, тебя видел слабым Он. И это
внушает тебе куда больший ужас, чем что-либо другое.
Ты желал доказать, что за полгода изменился. Что произошедшее шесть месяцев назад
на крыше небоскреба больше никогда не повторится. Что как бы ни было тяжело Ему, ты
справишься, вытянешь вас обоих, преодолеешь все преграды и утянешь Его за собой.
А результат: ты лежишь в постели и еле двигаешься, пока Он на твоих глазах теряет
последние капли разума.
Что-то не так.
Ты устал. Реальность под тобой сотрясается в предсмертных конвульсиях. Или эти
конвульсии принадлежат тебе самому? Ужасающая боль и следующие за ней беспамятные
грёзы. Позорная, пусть и временная, слабость, что не дает тебе покоя даже во сне. И
ты мечешься по кровати, пытаешься проснуться, но ничего не выходит. Единственное,
что ты понимаешь четко: Что-то не так.
Внезапно даже для себя самого ты распахиваешь глаза и видишь, как в метре от тебя
вырастает чья-то тень. Высокая фигура вооружена охотничьим ножом. Не надо быть
гением, чтобы понять, что этот человек делает в твоей комнате. Но ты не можешь
издать ни звука, не то что пошевелиться. Единственное, на что ты способен,
наблюдать, как некто с садистской медлительностью крадется к тебе.
На мгновение ты даже почти миришься с этим.
«Ну и пусть», — думаешь ты.
«Я устал», — думаешь ты.
«Сколько можно», — думаешь ты.
«Но… Он же был в моей комнате», — внезапная мысль хлеще удара под дых. Она приводит
тебя в чувство. Она напоминает тебе, кем ты являешься.
«Ну уж нет», — думаешь ты, неимоверным усилием воли заставляя свое тело двигаться.

****
Матиас не поверил своему счастью, когда оказался прямо напротив ворот в поместье
Дайси. Парень без раздумий вцепился в толстые прутья и начал их яростно дергать,
пытаясь таким образом привлечь внимание обитателей дома.
— Эй! — крикнул он что есть мочи. — Откройте! Я один из вас!
Ответом Матиасу оказался разве что свист сверчка.
— Эй! — повторил было Матиас, когда Ева, собравшись с силами, в очередной раз
вцепилась в его шею.
— Уходи отсюда, — выдохнула она еле слышно. — Немед… ленно…
— С ума сошла?! Нам больше некуда бежать!
— И ладно… Ты не понимаешь… Мы наживка, — выговорила она, но было уже слишком
поздно. Тогда как человек неопытный, вроде Матиаса, перемен не заметил, более
внимательная Ева, даже будучи при смерти, сразу ощутила изменения в окружающей
атмосфере. Она не видела, но точно знала, что с крыши на нее смотрит с десяток
снайперов, а в тенях деревьев прячутся солдаты ближнего боя, готовые сорваться с
места в любую секунду. Сильные, но не слишком организованные. Толпа одиночек,
управляемая одиночкой. Никому из них и в голову не могло прийти кого-то защищать.
Все они умели лишь нападать. И в этом было слабое место Тени. Об этом знала Ева. И
преследователи, что как раз вышли на дорогу, не пытаясь скрыть своего присутствия,
об этом знали тоже.
— О нет… — выдохнула Ева, осознавая, что происходит, но не имея возможности
объяснить это Матиасу или другим членам Тени.
«Мы всего лишь наживка! — продолжала она мысленно кричать. — Отвлекающий манёвр. Им
нужны не мы! Им нужен Зуо!»

****
Незнакомец уже над тобой, приставляет холодное лезвие ножа к твоему горлу.
— Можешь кричать, — разрешает он, кажется, улыбаясь, хотя под маской, что скрывает
его лицо, понять это не так-то просто. — Тебя все равно никто не услышит. Твои
питомцы слишком заняты, — нет, он однозначно улыбается, получая удовольствие от
всего происходящего.
Его неимоверно радует твоя слабость.
— Даже жаль портить такой товар, — внезапно говорит незнакомец, свободной рукой
хватая тебя за подбородок и большим пальцем проводя по губам. — Даже не
представляешь, сколько богатых стариканов спят и видят, как бы запихать свой
дряблый член в твою задницу. Великий и ужасный Зуо Шаркис, оттраханный
старикашками. Я бы на это посмотрел, — усмехается убийца, наклоняясь к тебе ближе.
— Бьюсь об заклад, тебе бы понравилось. И ты бы стонал как течная сучка, умоляя о
добавке. Хотя не все еще потеряно, — шепчет он тебе в самые губы. — Есть те, кого
устроит и мертвое тело, — обнадёживает убийца, срывая с тебя одеяло и внезапно
запуская руку тебе в штаны. — А пока, быть может, что-нибудь перепадёт и мне?
— Перепадет, не сомневайся, — выдыхаешь ты, внезапно для незнакомца вскакивая с
постели, хватая руку, что так настойчиво тянется к твоему паху, и ударяя по ней
коленом. Слышится привычный хруст переламывающихся костей. Не успевает убийца
среагировать на первое действие, как ты хватаешь его за голову и большим пальцем
правой руки что есть мочи надавливаешь на его левый глаз. Убийца визжит как
недорезанная свинья. Обезумев от боли, он прижимая к груди сломанную левую руку,
явно в панике размахивает вокруг себя охотничьим ножом.
— Я на это не подписывался! — кричит он в отчаянье. — Мне сказали, что ты не
способен двигаться!
Он не осознает, что состояние, в котором ты сейчас находишься, лишает тебя
возможности адекватно понимать человеческую речь. Понимать вообще что-либо. Ты
двигаешься инстинктивно. И единственное, о чем ты думаешь, это охота. И Он.
— Где Он? — шипишь ты сквозь плотно стиснутые зубы, ударом ноги выбивая нож из рук
противника и прижимая его к стене. — Где Он?! — уже ревешь ты, надавливая пяткой на
горло убийцы. Пригвожденный к стене, он задыхается, но все-таки умудряется
выговорить:
— Он? — нападающий делает вид, будто не понимает тебя? Или действительно не
понимает? Слишком сложно. Слишком раздражает.
Твое тело все еще не желает полностью тебе подчиняться. Суставы ноют, мышцы
натянуты до предела, внутренние органы будто в огне. Да еще и этот ублюдок смеет
юлить и не отвечает на прямые вопросы.
— Ах, Он, — убийца словно лишь теперь вспоминает что-то важное. — Это твоё
Насекомое, не так ли? Мальчишка, которого ты периодически поебываешь, — незнакомец
начинает надсадно смеяться. — Лучше бы тебе не знать, что с Ним делают в эту самую
минуту. А то, боюсь, твоя и без того протекшая крыша окончательно съедет.
Зря, конечно, он произносит все это. Будь ты более вменяем, то сразу бы понял, что
тебя провоцируют. Но сейчас ты не человек. Ты животное, которое не знает пощады. И
если этот дурак думает сломать тебя подобной новостью, он не осознает, что с каждым
словом роет себе могилу лишь глубже. Будь ты в другом состоянии и ты бы понял, что
магнитный браслет на руке все еще работает, значит насекомое рядом. Но лишь в
случае, если ему не отрубили руку... Только если...
— Отпустишь меня, и я, быть может, расскажу тебе, куда Его увезли, — обещает
незнакомец. И на что этот дурак рассчитывает.
Ты медленно убираешь ногу, которой все это время прижимал убийцу к стене, и
исподлобья смотришь на него, будто бы ожидая ответа. На самом деле ты не слышишь
его. На самом деле тебе плевать на каждое сказанное им слово. Единственное, чего ты
ожидаешь, — некий спусковой крючок. Убийца же, уверенный, что одурачил тебя,
внезапно выхватывает из-за спины пистолет и нацеливает его тебе прямо в лоб. Он
нажимает на курок, но стреляет в пустоту, потому что его выходка и становится
необходимой тебе командой для дальнейших действий. В мгновение ока ты оказываешься
в паре сантиметров от убийцы и в буквальном смысле вгрызаешься в его шею зубами.
Ужасающий вопль оглушает тебя. Жертва сопротивляется. Она еще надеется выжить.
Трепыхается, будто куропатка в пасти волка. Но чем больше незнакомец вопит и
сопротивляется, тем сильнее ты сжимаешь челюсти. Ты чувствуешь вкус его крови,
наслаждаешься тем, как его ткани легко поддаются твоим зубам. Ты сжимаешь зубы что
есть мочи, а затем откидываешься назад, выдирая адамово яблоко незнакомца и часть
его гортани. Он больше не кричит. Скорее, хрипит и булькает. Единственный глаз его
смотрит на тебя с ужасом. Ты выплевываешь кусок человеческой плоти и, наконец,
позволяешь себе улыбнуться.
— Ну что? — говоришь ты тихо. — Все еще хочешь меня трахнуть?
Убийца падает на пол и заливает ковер хлещущей из горла кровью. Он еще жив. И ты
заставляешь его пожалеть об этом, усаживаясь ему на грудь и начиная что есть мочи
лупить по лицу. Ты бьешь, и бьешь, и бьешь, и бьешь его.
Словно молот, ударяющий по наковальне.
Удар за ударом, пока кулаки не увязают в мягкой рыхлой каше, когда-то бывшей
человеческим лицом.
Враг повержен, и после его смерти продолжать избиение становится неинтересно, но
адреналин все еще будоражит тебя. Тебе необходима разрядка. Продолжение «банкета».
Благо, с улицы до слуха твоего доходят знакомые звуки перестрелки и борьбы. О
лучшем приглашении не стоит и мечтать. Распахиваешь окно, в последний раз кидаешь
равнодушный взгляд на месиво, оставшееся от лица убийцы, и сквозь инстинкты
улавливаешь первые нотки разума:
«Мертвыми они бесполезны. Надо брать живьем…» — с этой мыслью ты вскакиваешь на
подоконник, а оттуда сигаешь вниз в темноту кустов, что окружают особняк Дайси со
всех сторон. Несмотря на боль, ты ощущаешь силу и возбуждение, которые давно уже
тебя не посещали. Энергия, что переполняет тебя, рвется наружу, опьяняя.
Пробираешься к месту стычки и моментально оцениваешь ситуацию. Силы примерно равны.
Теневиков сегодня в доме немного, но все они — опытные бойцы. Нападавших же ты
насчитываешь не меньше тридцати. Хотя к тому времени, как ты приближаешься к
импровизированному полю битвы, на ногах остается стоять лишь девять человек. Твоя
помощь не требуется, члены Тени прекрасно справляются сами. Разве что новенький по
имени Матиас, оказавшись в гуще событий, жмется к земле, прикрывая спиной нечто,
мало напоминающее человека. Он под перекрёстным огнем и, видимо, настолько боится
схлопотать пулю, что не способен сдвинуться с места. Не только ты замечаешь
беспомощность Матиаса. Один из подстреленных нападающих нацеливает на паренька
пистолет, явно желая унести с собой хоть кого-то. И тогда появляешься ты.
Твой выход — будто страшное знамение. Теневики прекращают стрельбу. Те, что
противостояли нападающим врукопашную, замирают, смотря на тебя, как
загипнотизированные. У врагов реакция такая же. Все присутствующие смотрят на тебя,
и ты лишь теперь понимаешь, что руки твои по локоть испачканы в крови. Что твои рот
и шея забрызганы красной жидкостью и кусочками чужой плоти. Что по обнаженной груди
твоей все еще струится кровь. И принадлежит она не тебе.
Немая сцена длится каких-то пару секунд.
— Никого не убивать, — властно выговариваешь ты, стараясь держать себя в руках.
— Калечьте, это куда эффективнее.
Нападавший, что стоит от тебя ближе всех, внезапно начинает кричать. Он нацеливает
на тебя пистолет и жмет на курок, кажется, тысячу раз, прежде чем понимает, что
патронов в его магазине не осталось. Пока он мучает свое оружие, ты приближаешься к
нему и одним ударом ноги сворачиваешь несчастному шею.
— Он не в счет, — выдыхаешь ты, и никто не смеет оспаривать твое решение.
— Узнайте, кто их нанял, — последнее, что ты говоришь, прежде чем теневики,
наконец, выходят из вызванного твоим появлением оцепенения и окружают выживших
врагов.
— Господи, она еще жива! — восклицает Нэйс, что все это время наблюдала за
происходящим из укрытия. Но лишь опасность миновала, и девушка бежит на помощь
раненым. В первую очередь к Еве, которая и оказалась тем бесформенным предметом,
что так усердно защищал Матиас. Позвать его в Тень было однозначно хорошей идеей.
Будь же на месте этой девушки кто-то другой, и ты бы уже планировал Теневые
похороны. Но Ева другая. Она выкарабкивалась из заварушек и похуже. Ей, как и
Матиасу, помогут. Нападавших оттащат в подземную комнату, где выяснят у них все
необходимое. Критическая точка преодолена. Адреналин сходит на нет, и ты ощущаешь
жуткую усталость, почти немощность. Ты готов упасть здесь и сейчас и провалиться в
глубокий сон. И ты бы так и сделал, если бы не одно Но.
Ты все еще не имеешь понятия, где Насекомое.
И это тебя, мягко говоря, беспокоит.
Организуешь поиски, ставишь на уши все поместье. Больше часа теневики ходят по
комнатам и осматривают каждый уголок, пока ты сидишь в своей спальне и смотришь в
одну точку. Голова раскалывается, перед глазами все плывет. И мысли… Эти чертовы
мысли не дают тебе покоя.
Неужели он ушел?
Неужели опять?
Неужели конец?
Не бывать этому.
Не бывать, блять, этому, слышишь, гребанный Тери Фелини?
В порыве злости сбрасываешь с прикроватной тумбочки стопку книг и запоздало
вспоминаешь, что где-то здесь лежал твой ноутбук. Теперь его нет. Нет сомнений,
забрало его насекомое. Орешь на весь особняк, чтобы тебе немедленно притащили
вирту-очки с подключением. Вваливаешься в виртуалию не хуже смерча и без труда
находишь тупорылое создание. Он даже не подозревает о том, что произошло, пока его
не было. Точнее все то время, пока он просидел в… шкафу.
В ярости срываешь с головы вирту-очки, кидаешься к предмету мебели и распахиваешь
дверцы шкафа в таком бешенстве, что они слетают с петель. Придурок сидит в обнимку
с твоим ноутом, вылупившись на тебя не хуже фанатичного верующего, глазам которого
предстал сам Господь Бог. Упираешься руками в края шкафа и буквально нависаешь над
насекомым, понимая, что до лютой усрачки рад его видеть. И до боли в мышцах хочешь
его ударить.

****
Скажем так, я не был готов к картине, что предстала моим глазам. Не успел я стянуть
с себя вирту-очки, как взгляд мой тут же уперся в нечто лишь отдаленно напоминающее
человека. Далеко не сразу в жутком создании я признал своего любимого сэмпая.
— Зуо? — пролепетал я, не зная, что и сказать. Вот что бы сказали вы, приди вы в
себя в шкафу и столкнись взглядом с парнем, рот, шея, грудь и руки которого
оказались бы заляпаны чем-то слишком напоминающим кровь.
— Что? Непредвиденные месячные? — предположил я первое, что пришло мне в голову, и
тут же приготовился к удару, но Зуо продолжал просто смотреть на меня сверху вниз,
заставляя с каждой минутой все больше убеждаться в собственной ничтожности.
— У меня… у меня есть прокладка в рюкзаке. Могу поделиться, — продолжал я бормотать
себе под нос, не зная, чего и ожидать от Такого сэмпая. К слову, прокладка у меня в
рюкзаке действительно имелась на случай сильного носового кровотечения. Я
продуманный малый и горжусь этим!
— Не надо? — не дождавшись ответа, выдохнул я, осторожно откладывая ноут и вирту-
очки в сторону.
— Больше никогда… — наконец заговорил Зуо. — Никогда, слышишь, так не делай.
— Что именно? Больше не прятаться в шкафу?
— Больше не прятаться нигде, — выдохнул сэмпай и, наконец, отошел от шкафа, так
меня и не ударив. И это меня, честно говоря, напрягло.
— Босс, мы зачистили пери… — какой-то парнишка, видимо, член Тени, заглянул в
комнату Зуо и осекся на половине фразы при виде меня. — О, он нашелся! Передам
остальным.
Сэмпай кивнул, устало падая в кресло и с неподдельным интересом вглядываясь в стену
напротив себя.
— Зуо? — позвал я его вновь, надеясь понять, что происходит, почему он в таком виде
и в чем причина столь странного его поведения. Сэмпай никак не отреагировал.
— Шаркис, я… — на этот раз в комнату заглянула Нэйс. При виде меня она безмерно
обрадовалась. — Ну наконец-то! — воскликнула она, врываясь в комнату и ставя перед
Зуо ведро с горячей водой, а мне вручая влажную тряпку. И чего они все разбегались?
Что за паника? ЧТО ВООБЩЕ ПРОИСХОДИТ?!
— Меня что, вся Тень ищет? — выдохнул я, обратившись к Пух.
— Именно так, — подтвердила девушка.
— Что за бессмысленный переполох? Можно подумать, со мной что-то могло случиться, —
пробормотал я, изрядно смущенный тем фактом, что целая мафиозная группировка встала
на уши из-за моей детской выходки. Нет, в глубине души я был доволен как слон столь
масштабным вниманием, но седьмое чувство подсказывало мне, что все не так просто.
— Бессмысленный? — удивленно вскинула брови Нэйс. — Ты ничего не знаешь? Вот умора!
— Чего не знаю?
— Спроси у него, — кивнула Пух на Зуо. — Заодно вытри с босса кровь. А то меня он к
себе не подпускает. Вообще никого не подпускает. Но ты-то у нас особенный… На
голову стукнутый, — фыркнула она и упорхнула из комнаты с мерзкой ухмылочкой на
устах.
Мы с Зуо остались в комнате абсолютно одни. Я осторожно окунул тряпку в ведро с
горячей водой, а затем приблизился к сэмпаю и протянул к нему руку, но лица его
коснуться не успел. Поймав меня за запястье, он уставился на меня ничего невидящими
глазами.
— Я всего лишь хочу стереть с тебя кровь, — проговорил я тихо, но еще какое-то
время Зуо продолжал сдавливать мое запястье с такой силой, что я лишь каким-то
неимоверным усилием воли сдерживался и не стонал от боли. — Только вытру кровь, —
повторил я, и захват наконец-то ослаб. Немного подумав, я осторожно уселся Зуо на
колени и начал аккуратно стирать кровь с его лица. Металлический запах тут же
ударил в нос с новой силой.
— Я все боялся, что ты кого-нибудь покусаешь. Но не думал, что это произойдет
буквально, — пробормотал я, касаясь губ и подбородка сэмпая и ловя себя на
сумасшедшей мысли о том, что в чужой крови он неимоверно сексуален. — А я-то наивно
полагал, что кусать ты будешь только меня, — продолжал я пытаться вывести сэмпая на
разговор. Но Зуо хранил молчание, лишь с чрезмерным вниманием наблюдая за каждым
моим движением.
— Предатель, — фыркнул я шутливо.
— Я думал, ты ушел, — я не сразу сообразил, что надсадный хрип принадлежит Зуо.
— А я думаю, что пропустил что-то неимоверно интересное. Что у вас здесь произошло?
Война?
— Мне бы очень не понравилось, если бы ты действительно сделал это.
— Вечно я пропускаю самое интересное из-за виртуалии! — продолжал я, как ни в чем
не бывало.
— Ты больше не можешь уйти.
— Странно слышать это от человека, который Сам Ушел от меня на целых полгода, —
все-таки не сдержался я, косясь в сторону Зуо.
— И ты, как понимаю, собираешься припоминать мне это всю жизнь?
— Вечность, если потребуется, — хмыкнул я, оставляя в покое лицо сэмпая и переходя
к его шее.
— Такой злопамятный?
— Самый злопамятный человек на планете, — согласился я.
— Если человек.
— Если не енот, — кивнул я, окуная тряпку в воду, уже полностью окрасившуюся в
красный. — Иногда по ночам я просыпаюсь от боли в копчике. Наверняка у меня растет
хвост. И если это действительно так, бьюсь об заклад, он енотовый.
— Я сделал это ради твоего же блага.
— Мы уже говорили об этом, — нахмурился я. — Каждый день пережёвывать одно и то же
мне совершенно не хочется. Тебе стоило бы понять, что насколько бы твои действия ни
казались тебе благородными, в этом нет никакого толка, пока они не кажутся
благородными мне. Быть может, будь я енотом, мое виденье данной ситуации оказалось
бы совсем иным.
— Не сомневаюсь.
— Вот это ты умеешь делать, как никто другой.
— Это еще что значит?
— То и значит. Твоя проблема, Зуо, как раз и состоит в том, что ты не сомневаешься.
Никогда не сомневаешься. Особенно в своей правоте. Но знаешь ли ты, что именно
сомнения делают окончательно принятое решение человека более емким и продуманным?
— Да что ты говоришь.
— Именно так! Вот ты пробовал сомневаться? Хоть иногда? Попробуй прямо сейчас!
— Я сомневаюсь, что хочу слушать источаемый тобою бред.
— Уже неплохо.
— Я сомневаюсь, что твое размазывание кровавой воды по моей шее приносит хоть
какой-то результат.
— Тоже справедливо.
— Я сомневаюсь, что ты подходишь мне в качестве партнера.
— Вот, моло… — я осекся, повернулся к Зуо и уставился на него не мигая. — Это что
еще за сомнения?! Я сейчас тебя ударю… тряпкой, — пригрозил я.
— Ты же сам сказал…
— Нет, в этом ты сомневаться не должен! Мы идеальны! Понимаешь, идеальная пара,
каких эта планета еще не видела! Как два очень кривых элемента паззла, которые
могут соединиться только между собой и никак иначе! Мы как Бонни и Клайд, только
намного круче! Как красавица и чудовище! Как Эр-два-дэ-два и си-три-пи-о!
— Что?
— Звездные войны, Зуо! Я говорю о Звёздных войнах!
— Что?
— Это кино!
— Я не смотрю кино.
— Потому что ты балбесина!
— Что?
— Мы должны посмотреть эти фильмы сейчас же! Ты обязан осознать всю тонкость наших
отношений, важность связи, которая возникает только между такими, как я, и такими,
как ты?
— Такими?
— Ненормальными.
— Я нормален.
— Как странно слышать это от человека, руки которого по локоть в крови.
— Я защищался.
— И вполне успешно, не правда ли? — ухмыльнулся я, теперь стирая кровь уже с рук
Зуо. — Бьюсь об заклад, ты выскочил из-за кустов и защищался, что есть мочи.
— Нет, враг подошел к моей кровати, когда я спал, — спокойно ответил сэмпай,
заставляя меня встрепенуться.
— Хочешь ли ты сказать… — понизив голос, заговорил я, — что тебя чуть не укокошили,
пока я сидел в шкафу?
— Именно это сказать и хочу, — кивнул сэмпай. — Они продумали отвлекающий манёвр,
из-за которого почти все члены Тени перетекли ко входу в особняк. Защита ослабла, и
киллер смог пробраться в мою комнату. Я раньше особо не задумывался о личной
безопасности, но…
— И он знал, что ты будешь в этой комнате? Знал о твоем состоянии?
— Видимо, — кивнул сэмпай.
— Но откуда? — задал я вполне логичный вопрос, который, судя по реакции сэмпая, сам
Зуо себе задать еще не успел.
— Действительно… — проговорил он, наконец-то выходя из того состояния, в котором он
пребывал все это время. Взгляд его стал более осмысленным, в голосе появились
привычные нотки раздражения и злости.
— Откуда, блять, они могли узнать об этом, когда все произошло всего пару часов
назад?! — я прямо видел, как вулкан внутри сэмпая, проснувшись, набирает свою мощь
с каждым новым произнесенным сэмпаем словом.
— Откуда же?! — воскликнул я, воспринимая все происходящее, как лотерею.
— Оттуда, что в Тени завелся крот.

========== Вторые небеса Рая: 17. Допрос с пристрастием ==========

Два месяца назад

Тосам — единственный город, в котором после Третьей Мировой Войны, десятка

экономических кризисов и народных революций продолжала функционировать старая,
закаленная временем и все еще хранящая рецепты прошлого шоколадная фабрика.
За те столетия, что она радовала людей своими угощениями, фабрика превратилась в
настоящее народное достояние, архитектурную достопримечательность и единственный
источник качественного шоколада, продавали который отнюдь не за пару монет.
Наоборот, шоколад в определенных кругах ценился чуть ли не больше, чем золото.
Шоколадные гурманы устраивали специальные вечера, организовывали выставки и даже
аукционы, на которых выставлялись шоколадные статуи павлинов и фениксов, дворцов и
кораблей. Некоторые богачи даже заказывали собственные шоколадные изваяния.
Но не все, что касалось шоколада, было настолько изысканным. Фабрика в первую
очередь оставалась фабрикой и ничем иным. И каждый четверг в общие канализационные
стоки она выбрасывала огромное количество сублимированных отходов, которые на
несколько кварталов от фабрики все вокруг наполняли насыщенным запахом шоколада.
Это казалось приятным бонусом для тех, кто лишь иногда появлялся в этих местах, и
кошмарным проклятьем для людей, постоянно живущих около фабрики и агонизирующих
каждый раз при появлении порядком надоевшего аромата. Чтобы хоть как-то спрятаться
от него, жители шоколадных кварталов — как называли тосамцы данные улицы — с
внешней стороны приделывали большие железные ставни, которые закрывали собой не
только окно, но и всю стену, через трещины которой запах так или иначе просачивался
в уютное жилище. И именно из-за наличия этих ставней шоколадные кварталы быстро
стали одними из самых опасных, так как в таком месте и при свете дня крики твои
никто бы не услышал, насколько бы душераздирающими они ни были. И дело было даже не
в том, что люди бы их игнорировали, притворяясь, будто бы их не слышно за
какофонией из автомобильных сигнализаций, клубных басов или громкой ссоры соседей
за стеной, потому что в таком случае какая-нибудь дотошная бабушка или разменявший
сотый десяток дедушка обязательно бы рано или поздно, но в полицию позвонили. Иначе
обстояли дела в случае, когда тебя действительно никто не мог услышать. Тут ни о
какой полиции речи не велось, а значит, и надежда на спасение, даже столь
мимолетная, ускользала сквозь переломанные пальцы.
Именно поэтому, несмотря на лютую осторожность и нелюбовь решать свои проблемы в
темных подворотнях, прямо сейчас ты занимаешься как раз этим. Твоя жертва — один из
подчиненных Грина. Тебе необходимо узнать, где бывший босс Железа скрывается в
данный момент, но жертва не желает раскалываться, и ты в приступе раздражения
выбиваешь ему обе коленные чашечки, тем самым лишая возможности убежать от тебя.
Солнце еще высоко, часы показывают три часа дня. Четверг. Выброс фабричных отходов
произойдет через каких-то полчаса, а потому железные ставни на домах уже давно
плотно прилегают к стенам, превращая пустые городские переулки в отличные
изолированные камеры пыток. Где-то вдалеке раздаются детские восторженные визги —
частный детский садик всего в паре домов отсюда. Но случайные свидетели тебя не
интересуют. Лютый гнев затмевает разум.
— Говори! — рычишь ты, заламывая грузному мужчине левую руку настолько, что тот
орет в голос от ужасающей боли. — Если не хочешь остаться без руки! — выдыхаешь ты,
сотрясаясь от гнева. Твоя жертва выглядит замученной, вымотанной, уставшей от боли
и психологического прессинга. Она готова сдаться, и ты чувствуешь это почти
физически. — Говори же, — настойчиво подталкиваешь ты её, ломая запястье пленного и
выкручивая его, будто болт из гайки. Мужчина скулит, потому что кричать больше нет
сил.
— Я скажу, — бормочет он, еле ворочая языком. — Всё скажу, только прекратите мучить
меня, умоляю, — он шепчет так тихо, что ты еле различаешь его слова.
— Громче! — требуешь ты, и жертва явно старается, но, кроме тихого хрипа, у неё
ничего не выходит.
— Прошу вас… — лишь умоляет он тихо. — Я скажу. Все скажу, — мужчина продолжает
что-то лихорадочно нашептывать, и чтобы разобрать его слова, тебе приходится
наклоняться к нему ближе.
Это и становится твоей ошибкой. Мужчина внезапно подрывается к тебе и пытается
вцепиться зубами в ухо. Ты отшатываешься в последний момент и одариваешь горе-
нападающего сильным ударом в солнечное сплетение. Мужчина падает перед тобой на
колени, схватившись за заляпанную кровью рубашку в районе груди. Несмотря на жалкий
вид, выглядит он довольным.
— Какое разочарование, не правда ли! — булькает он, пытаясь избавиться от
наполнившей глотку крови, которая течет по его подбородку и горлу и пропитывает
собой когда-то белоснежный воротник рубашки. — Неужели ты действительно думаешь,
что все так просто? — надсадно смеется он. — Я тебе что, шестерка на побегушках?
Предавать Босса из-за пары переломов, — смех мужчины становится все громче.
— Пары переломов, говоришь, — шипишь ты, непроизвольно сжимая кулаки. — Посмотрим,
долго ли ты останешься при своем мнении после того, как мы познакомимся поближе, —
рычишь ты, набрасываясь на жертву, прижимая ее к стене и начиная лупить что есть
мочи кулаками по корпусу и лицу мужчины. Сперва он пытается защищаться, даже ставит
блоки, но быстро выбивается из сил и уже через двадцать минут больше походит на
безмолвную боксерскую грушу, стремительно теряющую форму. Через какое-то время
мужчина медленно сползает по чьей-то железной ставне на асфальт, откуда удары
получает не от твоих кулаков, но уже ног.
— Он ничего не расскажет, — вздыхает Ян, что наблюдает всю эту картину. — Старая
школа. Верные псы спокойно отдадут жизнь за хозяина, — констатирует он факт.
— Так пускай отдает! — усмехаешься ты, продолжая наносить удар за ударом. Ярость,
переполняющая тебя изнутри, и не думает угасать. Быть может, если ты начнешь бить
еще сильнее, тебе полегчает? И ты тут же проверяешь свою теорию на деле.
Усаживаешься на мужчину сверху и лупишь-лупишь-лупишь…
— Зуо, это бессмысленно, — продолжает настаивать Ян, присаживаясь на корточки рядом
с тобой и твоей жертвой. Он настолько близко, что кровь мужчины, разлетающаяся в
стороны при каждом новом ударе и уже забрызгавшая собой все вокруг, попадает ему на
лицо, но шатен не обращает на это внимания, пристально смотря на тебя. — Зуо…
— повторяет он тихо. — Он уже ничего не скажет.
— Он скажет все, что мне потребуется! — возражаешь ты.
— Не скажет, — настаивает Ян. — Ему больше нечем говорить. Очнись, друг, ты уже не
один час лупишь асфальт.
Эти слова отгоняют забытье, в котором ты до того пребывал. Невольно оглядываешься
по сторонам, будто лишь теперь видишь окружающие стены, мусорный бак и труп, от
чьей головы не осталось ничего, кроме розовой каши. Кулаки взрываются болью, из
костяшек твоих торчат кусочки чужой кости. Они врезались настолько глубоко, что
Нэйс придется постараться, чтобы извлечь каждый фрагмент. На асфальте на месте
удара уже образовалась целая сетка трещин. Мужчина так и не раскололся.
— Как видишь, он давно мертв, — продолжает вводить тебя в курс дела Ян ровным,
безэмоциональным голосом.
— Как долго я уже… — ты не договариваешь, замечая последние лучи солнца, уходящие
за горизонт. С закатом городские переулки заполняются пугающим мраком. В нос бьет
насыщенный, горьковатый запах шоколада. Городская тишина, перемежающаяся с редкими
пьяными криками и далеким рокотом старых автомобилей, обволакивает все вокруг.
— Мы здесь уже пять часов. Четыре с половиной из которых ты бьешь его, — вздыхает
Ян, кивая на труп. — Не хочу показаться тебе слишком навязчивым, — продолжает он с
присущими парню меланхоличными нотками в голосе, — но тебе самому не кажется, что
все это, — он разводит руками, имея в виду не только мертвое тело, но и брызги
крови, которыми усеяны стены, асфальт и мусорные баки вокруг. Ореол кровавых брызг
вокруг делает тебя похожим на главного героя какого-нибудь фильма про демонов. — Не
совсем нормально, — заканчивает Ян после долгой паузы. — Друг, ты ведь ни хрена
себя не контролируешь. Раньше у тебя был простой принцип — делать что угодно, но не
убивать. Ты пошел против этого принципа ради Него. Но одна жертва всего за
несколько месяцев превратилась в сотню. Далеко не каждый профессиональный киллер
сможет похвастаться такой… убийственной работоспособностью.
Ты молча слушаешь Яна, понимая, что каждое его слово — это правда.
— Нельзя убивать людей направо и налево. В конце концов, мы же не дикари. Главная
проблема заключается в том, что ты ведь и сам понимаешь все это. Понимаешь, но
каждый раз срываешься.
— К чему ты ведешь? — нетерпеливо спрашиваешь ты.
— К тому, Зуо, что тебе нужна серьезная помощь.

****
Сейчас

Знаете, что делает человеческую жизнь по-настоящему осмысленной? А я вам скажу.

После полугодового эксперимента, многочисленных сложнейших умозаключений,
рискованных опытов и сосредоточенного собирания паззла, состоящего из десяти тысяч
элементов (прошу заметить, собирал я голубое небо без единого облачка), я пришел к
обескураживающим выводам. Мое открытие сродни первому в мире вибратору могло бы
вскружить головы миллионам. Но я поделюсь этой воистину бесценной информацией
только с вами. Я размещусь перед вами на роскошном троне… Нет трона? Не беда, могу
довольствоваться кожаным креслом. Его тоже нет? Хорошо, хотя бы табуретку с кухни
притащите, ладно? Только удостоверьтесь, что все ножки у нее на месте. Так вот. Я
сяду на табуретку, вперю взгляд серых глаз в вашу левую щеку, чтобы
продемонстрировать протест против общества, требующего смотреть в глаза или
оглядываться по сторонам, и спрошу вас:
— Знаете, что делает человеческую жизнь осмысленной?
А вы удивитесь:
— Нет. Откуда бы, ведь я обычный, ничем не примечательный человек! То ли дело вы,
учитель Фелини. Поделитесь же со мной драгоценной истиной, о мудрейший!
И тогда я поднимусь с табуретки, подойду к вам почти впритык…
Присядьте, мне не нравится, что вы меня выше.
Так-то лучше.
…Наклонюсь к вам ближе и трепетно выдохну в самые губы:
— Сериалы.
Да-да, сериалы, вы не ослышались. Многое в нашем мире может поменяться от запаха
любимого одеколона до собственных предпочтений в сексе. Но сериалы останутся
неизменными. Они — как столпы нашего существования. То единственное, что поддержит
нас в любые моменты жизни, в каком бы настроении мы ни находились. Ты зол? Так
почему бы тебе не посмотреть сериал про живых мертвецов или братьев, борющихся с
нечистью и шикарно роющих могилы? Ведь когда они отрубают голову очередному демону,
из тебя так и рвется кровожадный смех, тогда как жажда крови уходит на задний план,
приняв равноценную плату. Расстроен? Комедии про хороших друзей, или про хороших
друзей-гениев, а то и про друзей Легендарных и никак иначе обязательно поднимут
тебе настроение и заставят верить в лучшее, хочешь ты того или нет. А если на тебя
нападёт скука, разноплановые детективы, в которых расследования ведутся на
основании анализа капель крови, на основании анализа костей, а то и вовсе с помощью
писателей, профессоров или психологов, ждут вас с распростертыми. Они захватят вас
настолько, что вы не заметите, как уничтожите все, находившееся в вашем
холодильнике, и даже подъедите то, что оставалось в холодильнике соседей.
Поэтому, кто бы что ни говорил, лучшим антидепрессантом являются сериалы, и только
они. Хорошо, на втором месте — еда. Согласитесь, трудно грустить, когда вы жуете
сочную курочку с сыром, запивая её молочным коктейлем, а левой рукой уже
дотягиваясь до мороженого со взбитыми сливками и свежими ягодами. Сочетание еды и
сериалов — это атомная бомба для унылого подсознания, взрывная волна которой
сметает напрочь любые намеки на плохое настроение.
Проще говоря, сериалы — это очень круто. А «Сопливые дрязги» — это крутая
крутотень. С ними никогда и никакой сериал сравниться бы не смог. Это понимал я. И
создатели Дрязг понимали это не хуже меня. Вот только проект по какому-то жестокому
и несправедливому стечению обстоятельств все равно закрыли. Не знаю, кто стал всему
виной — недовольный канал, что показывал этот сериал; недовольные зрители, которым
этот сериал не нравился, но они все равно с мазохистским наслаждением смотрели
каждую серию, чтобы затем накатать очередное драгоценное собственное мнение, на
которое в сети всегда было и будет насрать, открою вам секрет, всем; а может,
спонсоры сплоховали и решили вложиться в нечто менее крутое, но более прибыльное.
Поздно искать виноватых, сериал закончил свое существование, и я скорбел по нему,
как если бы он был живым человеком. По сути, он таковым и являлся: целой армией
живых людей, неповторимых персонажей, вплетенных в сотни сюжетных линий,
разворачивающихся на тысячах декорационных площадок.
Неудивительно, что я побежал бастовать против закрытия шоу. Не менее удивительно,
что его все же закрыли, если учесть, что бастующим я был единственным. И проблема
заключалась не в том, что, кроме меня, никто «Сопливые дрязги» не любил. Просто
такое уж наше время, такое уж наше поколение: никто ни за что не борется, в нас
воспитали патологическое смирение с любыми невзгодами, которые попадаются на нашем
жизненном пути. Если не можешь смириться, можно еще пострадать. Тоже неплохой выход
из положения. Главное, не борись.
Но сейчас не об этом. Вы удивитесь, ведь я распинаюсь перед вами про сериалы не
просто так. Прелесть таких проектов заключается в том, что в каждом из них рисуется
свой неповторимый мир, своего рода параллельная вселенная, в которую вы можете
заглянуть через вирту-очки и проникнуться каждой мелочью создателей сериала. У вас
есть возможность побывать в телефонной будке, оказавшейся внутри намного больше,
чем снаружи; есть шанс пронаблюдать, как бывший ходячий мертвец мажется толстым
слоем тонального крема, надеясь скрыть мертвенную бледность кожи; не поверите, но
при желании вы способны даже выйти на арену и драться бок о бок с гладиаторами!
Но больше всего мне в сериалах, как и любому другому уважающему себя мужику без
комплексов, нравились романтические линии. А если быть совсем откровенным —
свидания. Пусть миры и сюжетные линии в сериалах различались, были определенные
каноны, по которому в каждом из них строились свидания, проходи они на планете Марс
или в подсобке замызганной автомойки.
Только вдумайтесь, насколько круто два часа собираться на встречу с тем, кто
нравится вам до такой усрачки, что при одной только мысли о нем вы кончаете уже в
третьи штаны, которые успеваете примерить за последние двадцать минут. Представьте,
как вы бежите на долгожданную встречу, и человек, к которому вы спешите, уже ждет
вас у фонтана, часов, станции метро или знакомой проститутки. И в руках у него
роза, кактус, да хоть стопка презервативов, честно, сама ситуация бесценна! И вот
вы перекидываетесь парой торопливых, смущенных взглядов и идете на свидание. На
настоящее свидание, понимаете?! В кино, в парк или мое любимое — на ужин в кафе или
ресторан! В сериалах это всегда показывается достаточно атмосферно: соответствующая
музыка, романтический фон, идеальное меню и двое, неотрывно смотрящие друг на
друга.
Должен ли я говорить, насколько мне хотелось побывать на таком свидании с Зуо и
насколько нереальным мне это казалось? И именно по этой причине теперь, сидя
напротив сэмпая за широким столом, я уже минут десять гипнотизировал выложенную на
тарелке еду, не смея моргнуть, дабы не спугнуть неожиданно приятное наваждение.
— Ты, блять, ждешь, когда он оживёт? Этот стейк уже не заговорит, как бы ты этого
ни хотел, — заметил Зуо, что до того с аппетитом, но не теряя достоинства, уминал
предложенные нам блюда.
Пожалуй, стоит вернуться немного назад, чтобы прояснить ситуацию. После того как я
отмыл Зуо от большого количества чужой крови и даже навел на интересную мысль про
Крота в Тени, сэмпай окончательно вышел из эмоционального оцепенения, в котором до
того пребывал. Он сходил в душ, захватив с собой ноутбук и вирту-очки, чтобы, как
он заявил, я вновь не заперся в каком-нибудь предмете мебели, затем сэмпай
переоделся в синие джинсы, белую рубашку и синий полосатый галстук и вышел ко мне
во всей красе с таким видом, будто полчаса назад ничего и не было.
— Ты голоден? — спросил он меня, и я, естественно, кивнул. Какой нормальный человек
откажется от халявной еды? Но я и подумать не мог, что наш ужин окажется таким
атмосферным! Таким Сериальным!
Можете себе представить, каковы столовые в богатых домах: большие просторные
помещения с широкими окнами, роскошными люстрами и шторами, дорогими обоями и
резной мебелью. Но больше всего меня впечатлил стол из монолита. Он не особенно
вписывался в общую картину роскоши, но, как я успел заметить, весь дом Ника был
оформлен по принципу «чересчур», и столовая исключением не стала. Так или иначе, но
богатые убранства не смогли бы оставить никого равнодушным, особенно такого
материалиста как я!
Не знаю, специально ли Зуо организовал ужин для нас двоих или остальные члены Тени
просто были заняты чем-то поважнее, но когда, окруженные роскошью и вкусной едой,
мы оказались абсолютно одни, меня будто током торкнуло.
Идеальное свидание с ужином!
Как в сериале!
А что, если бы мы с Зуо были персонажами сериала? Стали бы мы той парой, за которую
людям хотелось бы переживать? Ой, сомневаюсь. Зато, будь это так, меня на самом
деле могли звать Стивом, Володей или… Катериной. А Зуо оказался бы Петром или
Денни? Тогда бы каждый раз, когда камера выключалась, я бы переставал любить сэмпая
и превращался в капризную звезду-истеричку, а Зуо становился бы мягким и
меланхоличным пареньком, по вечерам слушающим популярные песенки из мультиков. Это
было бы так забавно, но в то же время безумно грустно. И я не про наши имена и
характеры.
— Если не справишься сам, я всегда могу помочь, — пообещал Зуо, протягивая руку к
моей тарелке. Только тогда я резко вынырнул из пучины своих размышлений и
среагировал более чем молниеносно. Схватив вилку, я ударил ее зубцами по столу в
каких-то сорока сантиметрах от руки сэмпая.
— Меня трахай, а стейк не трожь, — прорычал я, смотря на Зуо исподлобья.
— Тогда ешь, пока не остыло окончательно, — спокойно проговорил брюнет, поднимая
бокал на высокой ножке и отпивая из него нечто кроваво-красное. У моей тарелки, к
слову, стояла неразливайка с яблочным соком.
— Я тоже хочу вино, — заныл я.
— А рожа не треснет?
— Не треснет, — упорствовал я.
— Мы не будем искать бутылку вина только потому что тебе так захотелось.
— Я не против попробовать то, что в твоем бокале, — нагло заявил я.
— Это? — сэмпай повертел тонкую ножку бокала в пальцах, заставляя насыщенно-
бордовую жидкость мерцать в мягком свете хрустальных люстр. — Я пью не вино.
— Тогда что это? Кровь мальчиков-девственников? — не смог я удержаться от вопроса.
— А если и так, то что? — хмыкнул Зуо.
— А то, что это практически измена! — насупился я. И когда это сэмпай стал таким
остроумным?!
— Что поделать, если от тебя никакого толку. Ты-то у нас давно не…
— А кто в этом виноват?! — возмутился я больше прежнего.
— Дайси, может? - зло напомнил Зуо.
— И с какого хрена ты меня провоцируешь, когда делать это должен я?! -
проигнорировав сэмпая, продолжил я словесные нападки. - Возмутительно! — задохнулся
я от негодования.
— Что? Неприятно оказаться на моем месте?
— Чтобы оказаться на твоем месте, мне необходимо около сорока пластических операций
и сила мутанта, — буркнул я, начиная ковыряться вилкой в предоставленном мне блюде.
Аромат шел просто восхитительный, но аппетит приходить ко мне не торопился. Меня
мучило слишком много вопросов, от которых, откровенно говоря, в горло не лез кусок.
Например, что такое пил Зуо и почему это Что-то нельзя мне?!
— Как ты можешь так спокойно есть после всего произошедшего? — решил я докопаться
до сэмпая иным способом.
— Пища — это всего лишь топливо. Если хочешь, чтобы у тебя были силы, ешь.
— Скажи это тем беднягам, что разъелись до четырехсот килограммов и теперь даже по
магазину катаются на специальных тележках. Или… Погоди, означает ли это, что они
лишь копят в себе энергию, и когда она достигнет пика, то из физической формы — я
говорю про жир, а в данном случае, получается, про супержир — энергия перейдет в
иное состояние, наделив своего обладателя какими-то сверхспособностями? Это же
сколько будущих супергероев ходит, а точнее катается на тележках по миру?!
Конкуренция катастрофическая! — воскликнул я, вскакивая со своего места и начиная
размахивать вилкой, будто скипетром.
— Нет, боюсь, энергию, которую ты поглощаешь, надо не копить, а использовать, —
удивительно спокойно отреагировал Зуо. Сэмпай, вы пугаете меня все больше и больше!
— Знаешь, Зуо, слышать подобные речи от тебя до усеру жутко, — признался я,
возвращаясь на место. — Посмотрите, как припадочный босс Тени сидит и рассуждает о
лишнем весе и обмене энергией. Жесть. Твои метаморфозы мне не нравятся!
— О каких метаморфозах ты говоришь? — Зуо сделал вид, будто не понимает, о чем я.
— Неужели тебя так бесит, что теперь я ведусь на твои провокации куда реже?
— Бесит — не то слово! — кивнул я. — Наши отношения были идеальными: я тебя бесил,
ты меня бил.
— Так нравится получать от меня пиздюлей? — усмехнулся сэмпай.
— Дело не в этом! Просто… — я запнулся. — Просто если исключить гнев, ты
малоэмоционален. Когда ты злишься, я хотя бы могу понять, что тебя беспокоит,
отчасти ощутить то, что ты чувствуешь ко мне и окружающим. А когда ты такой
спокойный, даже равнодушный, я не знаю, что и думать. Мне не нравится твое
спокойствие и рассудительность. Тебе это не идет.
— Я спокойный и рассудительный по одной простой причине, — проговорил Зуо спокойнее
прежнего. Да он издевается! — Все потому, что я повзрослел, Фелини. Чего и тебе
желаю.
— Нет, — нахмурился я. – Взросление — это лишь понятие, придуманное людьми. Но люди
в большинстве своем тупые, так что я не слишком верю в эти их фантазии про
взросление. Наоборот, я уверен, что так люди пытаются оправдать свое нежелание
мечтать. Ведь мечты требуют сил, ресурсов, времени. В детстве нас подстегивает
вера, будто мы сможем все, что угодно. Она позволяет мечтать нам даже о самом
нереальном. Но чем ближе мы знакомимся с окружающим миром, тем лучше понимаем, что
одной веры маловато. Помимо нее сделать надо очень и очень многое! Проще отказаться
от лишнего геморроя и заявить, что повзрослел. Вряд ли у кого-то повернется язык
назвать взрослыми великих музыкантов, актеров или художников, ведь когда они заняты
любимом делом, они ведут себя как маленькие счастливые дети. Тебе в данном случае
также взросление не присуще. Пусть минуту назад ты и рассуждал о чужом жире, как
противный дедок!
— Я лишь пытался поддержать разговор.
— Зачем?
— Да, блять, хуй знает зачем, чего доебался-то? — мгновенно вспыхнул Зуо, но тут же
вновь взял себя в руки.
— Вот и я о том, — я вперил в сэмпая испытующий взгляд. — За полгода темперамент
человека не поменять, — я сузил глаза. — Ты что-то принимаешь.
— Бредни.
— Попал под влияние какой-то секты?
— У тебя с головой все в порядке? Хотя зачем я спрашиваю, когда ответ очевиден…
— Значит, мозгоправ, — подвел я итог. Ехидная улыбка с губ Зуо тут же сползла.
Вслед за ней сползла улыбка и с моих губ.
— Реально?
— Нет, — запоздало кинулся отпираться сэмпай.
— Одно дело, когда все вокруг понимают, что тебе необходима помощь специалиста,
другое дело, когда к этому выводу ты приходишь сам! Это прогресс! — похвалил я
сэмпая. Я бы его еще и по плечу похлопал и даже сказал что-то вроде «Добро
пожаловать в клуб двинутых на голову», вот только Зуо выглядел настолько злющим,
что подойти к нему я не рискнул. Наоборот, я начал осторожно отодвигать стул в
противоположную от брюнета сторону. На всякий случай.
— Я же сказал, Нет! — зарычал сэмпай. Радужка глаз его моментально поменяла цвет с
желто-зеленого на насыщенно-бордовый, что здорово сочеталось с таинственной
гадостью в бокале Зуо, с которой начался наш разговор.
— Ты говоришь одно, но твое тело утверждает совсем другое! — настаивал я.
— Мое тело говорит, что еще слово, и я вломлю тебе.
— Какая именно его часть? Надеюсь, та, что ниже пояса? — понадеялся я.
— Нет, кажется, об этом мне шепчут кулаки, — в тон мне ответил Зуо, замечая, как я
старательно отодвигаюсь от него, и угрожающе наклоняясь ближе.
— Так ты ходишь к психиатру из-за того, что с тобой разговаривают кулаки? –
наклонился я к сэмпаю в ответ, чтобы подчеркнуть силу издевки, а заодно сделать
вид, будто бы мне не страшно. Хотя кого я обманываю!
— Убью, — Зуо даже не пришлось произносить это вслух, так как я прекрасно прочитал
его намеренье во взгляде красных глаз.
— Сначала догони! — воскликнул я, сорвался с места, но запутался в собственных
ногах и растянулся на полу. Сэмпай не спеша поднялся со своего места и, когда я
попытался встать, наступил мне на спину, прижимая мое бренное тело ногой к полу.
— Догнал, — хмыкнул он, нажимая на мой позвоночник настолько сильно, что я начал
задыхаться.
— Так… не… честно, — выговорил я, несмотря на свое положение.
— И что же тут нечестного?
— Психопаты из-за выбросов адреналина в кровь слишком сильны и… быстры!
— О да, чтобы догнать тебя, мне пришлось развить нечеловеческую скорость, — фыркнул
Зуо. — И я не психопат.
— Припадочный?
— Нет!
— Шизофреник?
— Я нормален!
— Психиатр считает иначе!
— Не психиатр, а психотерапевт! — выпалил сэмпай разгневанно.
— Ага! — победоносно воскликнул я. — АГА! АГА! АГА! — воскликнул я еще трижды на
всякий случай, за что получил несильный пинок под ребра.
— Скажешь кому — убью, — пообещал мне наследник Сатаны, прежде чем вернуться на
свое место. Чуть повалявшись по полу и поизображав побитого и несчастного, тем
более, что я действительно был достаточно побит и почти несчастен, я трагично
дополз до стула и забрался на него, скрестив ноги по-турецки.
— И как? — обратился я к сэмпаю, как ни в чем не бывало.
— Что «как»? — напрягся он.
— Как тебе твой психотерапевт?
— Я не собираюсь обсуждать это с тобой.
— Он красивый?
— Я же сказал…
— Он умеет готовить? Имеет хорошее телосложение и певучий голос?!
— Чего?
— Что он, черт побери, сделал, чтобы заслужить твое доверие?! — не дав Зуо
договорить, продолжил я бомбардировать его вопросами.
— Спас мне жизнь, — неожиданно ответил сэмпай.
— Прямо реально? — нахмурился я. У меня-то возможности спасти Зуо в реальной жизни
не было. А даже если бы она и представилась, что бы я сделал? Закидал киллеров
собственным дерьмом, которое бы успел навалить в штаны? Вопрос риторический.
— Криво реально, — Зуо, прекрати! Только я могу делать так! Только Я, слышишь?!
— И он красивый? — напирал я.
— Какое это имеет значение?
— Ах, он еще и красивый! Нравится тебе?!
— Да причем здесь…
— Ах, он тебе еще и нравится! Спал с ним?
— Херни не…
— Ну хотя бы не спал. Хотя бы не с ним!
— Насекомое, хорош меня раздражать.
— Но это вы Пока не спали. Но он же красивый. И жизнь тебе спас! Ну и прекрасно! Ну
и уходи к нему! К такому всему идеальному! — воскликнул я. — А меня это нисколько
не заботит! Потому что когда меня что-то заботит, у меня нет аппетита. А сейчас
есть! — с этими словами я запустил пальцы в еще теплое пюре на тарелке, схватил
большой шматок и начал яростно пожирать его, раскидывая куски давленого картофеля
повсюду. Вслед за картошкой последовал кусок мяса, который я также предпочел
уничтожить, не прибегая к помощи столовых приборов. Ел все руками, как и подобает
сериальному персонажу на каноничном свидании.
— Ты поехавший, — пронаблюдав эту картину, сообщил мне Зуо.
— Сам! Сам поехавший! — выкрикнул я, резко тыкая в сэмпая указательным пальцем и
вместе с обвинительным жестом отправляя в его сторону пару картофельных капель.
Одна капля пролетела мимо сэмпая, вторая попала ему прямо в лоб, да так там и
осталась. — Поехавший индиец, — выпалил я, проглатывая последний кусок мяса.
— Надеюсь, это была говядина, — на губах моих появилась ехидная ухмылка, но судя по
выражению лица Зуо, шутки про индийца и говядину он не понял, а вот картофельное
пюре на лбу его весьма огорчило.
Меня наверняка ждала еще одна встреча с его кулаками, если бы высшие силы не
сжалились надо мной. «Что взять с тебя, придурок. Живи!» — будто бы пожимали они
плечами и потому… Наш разговор прервал тихий стук в дверь. Зуо, опалив меня
взглядом, смахнул со лба картофель, вытер его белоснежной салфеткой и лишь затем
подал голос:
— Входите, — разрешил он. В столовую заглянул симпатичный парень и очаровательно
улыбнулся нам обоим.
— Босс, у нас тут проблемка, — выдал он без тени страха или сожаления. Вообще, судя
по улыбке, он мог назваться кем угодно, только не человеком, у которого была
проблемка. По крайней мере, не такая важная проблемка, с которой следовало
приходить к Зуо.
— Что опять? — нахмурился сэмпай. Парень тут же выразительно глянул на меня,
намекая на лишние уши.
— Можешь говорить при нем, — дал разрешение сэмпай. Вы посмотрите-ка, какая честь.
— Тенистые тайны! — всплеснул я руками. — Это так волнующе!
— И не обращай внимания, — добавил Зуо, продолжая кидать на меня гневные взгляды.
— Понимаете, — замялся парень, — пленные, которых мы захватили, не сломаются. По
крайней мере, не под воздействием физических пыток. Мало того, что они под завязку
накачаны Эфиром, а значит, боли не чувствуют, — парень, видимо, имел в виду один из
новых наркотиков Серебра, быстро набирающий популярность. Любую боль он на время
своего действия превращал в удовольствие, а любое, даже мимолетное, наслаждение под
влиянием этого продукта становилось головокружительным экстазом. Поговаривали, что
такой наркотик Амуры подмешивали своим юным проституткам лет семи-десяти, чтобы те
становились более страстными. — Кроме того, они фанатики своего дела. Очень
преданное пушечное мясо. Они знали, что с ними будет, если они попадут к нам в
руки. Все, кто после нашей победы оставались в сознании, моментально покончили с
собой. У них капсулы с ядом спрятаны в коренных зубах. У двоих, бывших без
сознания, эти капсулы мы успели извлечь. С ними мы и работали. Но пытать их, что
пятки щекотать. Вот я и подумал… — парень запнулся.
— О чем? — не скрывая раздражения, старательно подгонял говорившего Зуо.
— Быть может, снова позвать Стефана? У него это ловко получается.
— Нет, — резко оборвал парня сэмпай, — у меня есть идея получше, — проговорил он,
неожиданно поворачиваясь ко мне. — Насекомое, — почти промурчал он.
— Да? — отреагировал я, мгновенно бледнея.
— Сделаешь для меня кое-что? — спросил он, мило улыбаясь. Разве можно устоять перед
таким очарованием?
— Нет, — согласился я, но притворился, что не согласился.
— Что значит «нет»? — нахмурился Зуо.
— Значит, что прежде чем предлагать мне сделать что-либо, скажи, что мне за это
будет, — заявил я, стараясь сдерживать рвущееся наружу «Да! Конечно, я тебе помогу!
Я же люблю тебя больше, чем тюлени рыбу! Больше, чем дети любят компьютерные игры,
а самки богомолов — откусывать головы самцам после спаривания. Я же боготворю тебя!
Сделать ради тебя готов все, что угодно! Только попроси!»
— У меня есть идея получше. Давай я расскажу, чего тебе не будет. Перелома ключиц
не будет. Отбитой печени не будет. Целый список того, чего не будет, тебя устроит?
— щедрое предложение! Теперь-то я точно устоять не смогу!
— Нет, — упорствовал я. — Надо что-то посущественнее!
— Что может быть существенней твоих здоровых конечностей?
— Конечности из золота?
— Какого, нахуй, золота?
— Тогда сам предложи вариант, — надулся я. Пары кусков золота жалко, тоже мне. Зуо
поморщился, явно размышляя, что бы такое придумать.
— Хочешь пари? — внезапно предложил он, улыбаясь шире прежнего. Ухмылка психопата
не сулила ничего хорошего. Подсознание било тревогу, чувство самосохранения кричало
в рупор «Не смей!», разум отговаривал меня отвечать на столь провокационный вопрос.
— Хочу, — конечно же, проигнорировал я все тревожные звонки. — А что надо делать?
— Добыть информацию.
— Это без проблем! — воскликнул я, разминая пальцы и готовясь к штурму Виртуалии.
— У живого человека, — сделал поправку сэмпай. Я воззрился на него с недоумением.
— Ты же слышал наш разговор.
На самом деле я перестал их слушать в тот момент, когда мне слушать разрешили,
просто потому что интерес к разговору был мною тут же потерян. Так что вместо этого
я активно вытирал салфетками лицо и руки, что успел испачкать в мясном жире и
картошке.
— Не уверен, что приспособлен к общению с людьми, — пробормотал я.
— Неужели сомневаешься в своих силах? — наигранно удивился сэмпай. — Боишься
проиграть?
— Вот еще. Лучше скажи, что случится, если я добуду информацию?
— У тебя будет один вопрос.
— Вопрос?
— Да, ты сможешь спросить у меня что угодно и я обязуюсь ответить правду, только
правду и ничего, кроме правды, — проговорил Зуо, подняв правую руку вверх и делая
вид, будто клянется над библией.
— Заманчиво, — протянул я. — А что будет, если я не смогу сделать этого?
Улыбка Зуо стала шире, вызвав у меня неконтролируемое высыпание мурашек по всему
телу.
— Догадайся, — ответил он достаточно расплывчато.
— У тебя такой вид, будто ты собираешься в наказание хорошенько меня оттрахать. В
таком случае я тебя разочарую, но секс с тобой я за наказание не считаю, несмотря
на все недочеты в данном действе.
— Недочеты? — вспылил Зуо. — Какие еще, мать твою, нед… Нет, я имел в виду не
это, — резко остановил он себя, решив не развивать тему в присутствии посторонних.
— Поверь, я придумаю, как тебя «развлечь», — пообещал он. Интригует, собака.
— Хорошо, — наконец, решился я. — Ведите меня.
Зуо победоносно хмыкнул, как хмыкают все великие люди, получая то, чего желают,
после чего поднялся со своего места и жестом приказал мне следовать за ним. И в это
самое мгновение мне внезапно пришло озарение. А что, если у меня действительно не
получится? Я ведь даже не знаю, с кем буду говорить! Я ведь даже не знаю, что
именно мне надо у него узнать!!! О чем я, мать твою, думал?! Зуо же сожрет меня с
говном и не подавится! А я даже не смогу сопротивляться, потому что проиграю пари!
Офигевший от собственной тупости, я не заметил, каким образом оказался в просторном
темном помещении. В большой комнате не горело ни лампочки. Единственным источником
света являлось окно, оказавшееся стеклянной перегородкой между этой комнатой и
следующей. Там, в маленьком замкнутом помещении без окон за железным столом сидел
мужчина: в темных волосах угадывалась запекшаяся кровь, синие глаза подчеркивали
наливающиеся синяки, скулы пленного опухли, во рту не хватало пары зубов. Мужчину
привязали к стулу, ножки которого были прибиты к полу.
— Он не может нас видеть, с той стороны поверхность стекла зеркальная, — объяснил
мне Зуо, подводя к окну ближе. Услышав его голос, на свет вышло несколько силуэтов,
в которых угадывались изгибы человеческих тел. Истинные Тени.
— Он — твоя цель, — продолжал информировать меня Зуо.
— Босс, вы хотите впустить к нему… Его? — послышалось чье-то недоумение, которое
Зуо демонстративно проигнорировал.
— Тебе необходимо узнать, на кого он работает и кто из Тени сливает информацию, —
продолжил сэмпай.
— Легко, — отмахнулся я, пытаясь скрыть то, как нервничаю.
— Тогда вперед и с песней.
— А это… безопасно? — на всякий случай удостоверился я.
— Он лишен возможности двигаться. И я все это время буду наблюдать за вами через
стекло. Ты веришь мне? — этот вопрос застал меня врасплох.
— Конечно, верю, — ответил я не задумываясь.
— В таком случае, тебе нечего бояться.
— Что ж, — протянул я, подходя к стеклу вплотную и едва касаясь его кончиками
пальцев. — Раз между нами столь доверительные отношения, пожалуй, и мне пора кое-
что показать тебе. Кое-что из того, чему за эти полгода научился я, — выдохнул я
тихо, чувствуя, как вокруг меня начинает сгущаться тяжелая атмосфера. Так случалось
каждый раз, когда я брал себя в руки и становился серьезным.
Вот именно. Не надо взрослеть, это приносит человеку кучу проблем и ограничивает
его во всем, что только возможно ограничить. Но иногда, в определенных ситуациях,
нам следует становится серьезными, чтобы показать, на что мы способны.
— Сейчас вы увидите волшебство! — обратился я ко всем присутствующим. — Истинную
магию, — пообещал я и направился к двери в комнату.

****
Дверь перед носом Лиса резко открывается и так же резко захлопывается у него за
спиной. Мужчина, что до того сидел с закрытыми глазами, вздрагивает, приподнимает
опухшие веки и сталкивается с изучающим взглядом серых глаз. Он готовится получить
новую порцию ударов, от которых ощутит лишь удовольствие, но худенький парень,
почти ребенок, усаживается на стул напротив, продолжая внимательно разглядывать
пленного.
— Теперь в Тени пытками занимаются школьники? — хрипло усмехается мужчина.
— Тень? — Лис сперва удивляется, а затем брезгливо морщится. — Опять, Бэн?
— вопрошает он с искренним недовольством.
— Я не Бэн, — моментально реагирует пленный.
— Уверен в этом?
— Уверен.
— Стра-а-анно, — издевательски вздыхает мальчишка, нагло складывая ноги на стол.
— Очень странно.
— Нет в этом ничего странного, — возражает пленный, пытаясь понять, что за игру
ведет этот парнишка. Он правда уверен, что сможет добиться от него хоть чего-
нибудь, назвав чужим именем?
— Странно, потому что именно это твое имя и есть, — выдыхает Лис, уставившись в
потолок и больше не проявляя к пленному хоть какого-то интереса. — Но, видит Бог, я
заколебался повторять это.
— Только психа в камере мне для полного счастья и не хватало, — бормочет пленный
недовольно.
— Что он делает? — слышится недоуменный вопрос по ту сторону стекла.
— Понятия не имею, — честно отвечаешь ты, удивленный не меньше остальных. Когда ты
предлагал насекомому пари, ты лишь хотел, чтобы мальчишка включил свой гребанный
режим всепоглощающего выноса мозга и замучил пленного до такой степени, чтобы тот
взмолился избавить его от общения с этим ненормальным и сам бы рассказал Зуо всё,
что тому требовалось, и даже больше. Но Фелини отошел от своего стандартного
поведения. Хотя кто знает, что изменилось в его настройках за эти полгода и каким
способом Лис сводит с ума окружающих теперь.
— Что за бред? — продолжает тем временем раздражаться пленник.
— Этим вопросом я задаюсь каждый раз, когда прихожу к тебе, Бэн. И каждый раз слышу
одно и то же.
— Хватит пудрить мне мозги. Со мной это не пройдет. Я ничего не скажу. Лучше убейте
меня, — советует мужчина.
— И это ты мне предлагаешь тоже достаточно часто. Поверь, была бы моя воля, я бы
давно исполнил твое желание. Но мама против. Она, видите ли, все еще любит тебя.
Только представь, Любит! Нонсенс.
— Не понимаю, чего ты добиваешься.
— Так уж и не понимаешь? — ехидно улыбается парень. — Я хочу, чтобы ты вспомнил
меня. Я хочу, чтобы ты вспомнил маму! Хотя я даже не до конца уверен, что ты
Действительно не помнишь нас. Признайся, ты ведь симулируешь. Напридумывал себе
чертовых мирков, каких-то там банд, да что говорить — целый город, которого никогда
не существовало, чтобы спрятаться от собственной семьи и насущных проблем!
— восклицает Лис, вскакивая со стула и наклоняясь к пленному ближе. — А теперь, дай
догадаюсь, ты, как обычно, заорешь что-то вроде «Чертова Тень, психологическими
атаками вам меня не сломить!». Или какая еще чушь обычно приходит в твою больную
голову.
Пленный бледнеет, обескураженный и сбитый с толку настолько, что не осознает,
насколько его действия предсказуемы.
— Не знаю, зачем я все еще прихожу к тебе. Ты ведь даже не помнишь меня.
— Может кто-нибудь прекратить этот спектакль?! — рычит пленный, начиная злиться. Но
глубоко внутри него зарождается червь сомнения.
— Не надо так. Не надо так со мной… Отец, — выдыхает парень, обессиленно плюхаясь
обратно на стул.
— А он хорош, — бормочет Фаер под впечатлением. — У меня аж холодок по спине
пробежал. То, как убедительно он все это рассказывает. Я бы на месте нашего
заключенного уже бы усомнился в реальности окружающего мира.
— Чего этот маленький говнюк и добивается, — улыбаешься ты.
— Хотя возможность того, что это как-то поможет развязать язык пленному, по-моему,
очень мала, — продолжает красавчик уже с меньшим энтузиазмом.
— Ты даже не представляешь, на что он способен, — спокойно отвечаешь ты, не пытаясь
скрыть восхищения. Когда Насекомое не слышит, можно дать волю чувствам.
— У меня нет детей, — упорствует пленный.
— Ах да, как я мог забыть, я же позор семьи и все такое. Вот это ты почему-то
помнишь, а все остальное — нет!
— Лучше бы меня били, — признается мужчина, явно ощущая определенный дискомфорт под
холодным пристальным взглядом серых глаз.
— Согласен, — кивает Лис, моментально из капризного подростка превращаясь в
холодное изваяние. — Все действительно стало бы куда проще, не существуй меня, —
усмехается он, облокачиваясь на стол и упираясь взглядом в его поверхность.
— Интересно, именно об этом ты думал, прежде чем стер меня из своей памяти? — почти
шепчет он, поглядывая на мужчину исподлобья. — Тебе правда казалось, что можно вот
так в одночасье убрать кого-то из своей головы?
— У меня впечатление, будто бы эти слова адресованы не нашему пленному, —
неосторожно замечает Фаер, на что ты кидаешь в его сторону один из своих коронных
испепеляющих взглядов. Этот парень слишком языкастый. Тебе это импонирует, но
одновременно и жутко бесит.
— По-моему, цирковое представление затянулось, — провозглашает пленник дрожащим
голосом, выглядя не на шутку перепуганным.
— Затягивается только удавка на шее, — злобно кидает Фелини и внезапно вновь
преображается. — Пап, слушай, а расскажи мне что-нибудь о твоей придуманной жизни.
Давай, у тебя это здорово получается. Хоть что-то…
— Со мной этот фокус не пройдет, — все еще стоит на своем мужчина.
— Только не рассказывай снова об этой… Как её… Ну как её? Минди?
Пленник вскрикивает. Глаза его становятся больше, даже несмотря на опухоли.
— Откуда ты знаешь? – обессиленно стонет он.
— Что еще за Минди? — удивляется Фаер.
— Понятия не имею, — хмуришься ты. Откуда Фелини может что-то знать об этом
мужчине? Он же увидел его всего пару минут назад. Как такое возможно?
— В смысле, откуда, — усмехается Лис. — Ты рассказывал мне о ней в прошлый раз. То,
как вы ходили по барам, пили текилу и закусывали все огурцами, потому что лимон у
бармена кончился, а местечко было крайне стремным, потому ничего лучше вам не
предложили. Потом вы еще…
— Откуда?! Откуда ты все это знаешь?! — вспыхивает мужчина, внезапно начиная
пытаться избавиться от сковывающих его пут. Благо, толстые веревки не сдвигаются и
на миллиметр, плотно впившись в тело пленного.
— Ты ведь все равно не поверишь, если я скажу, что ты сам мне об этом и рассказал,
верно? Так же, как рассказал про выставку. Про то, как якобы три года назад ездил
за пределы радиоактивной полосы. А помнишь, как соседи сверху провалились в твою…
— Замолчи! — рычит мужчина, начиная дергаться, будто приговоренный на электрическом
стуле. — Откуда?! Как?! Не трогайте ее! Не смейте трогать Минди! — вопит он,
полностью преображаясь. От спокойного, язвительного, готового к смерти человека не
остается и следа. Так уж получилось, что даже те, кто не боится смерти, не готовы к
кончине близких им людей.
— Пап, прекрати. Я ничего не сделаю твоей Минди. Тем более, что ее не существует.
— Неправда!
— Увы, Пап.
— И прекрати называть меня отцом! У меня никогда не было сына!
— Да, в своих фантазиях ты заменил меня двумя дочками, что теперь живут в Фосфиле.
Подумать только, вас разделяет десять тысяч километров. Всего-то. Хоть каждый день
катайся!
— Нет, — бормочет мужчина, начиная тихо плакать. — О них никто не знает. Даже босс,
даже мои родители, как вы могли…
— Ах да. Босс… Прославленный и могущественный. Знаешь, меня даже немного пугает тот
факт, что большинство твоих фантазий связано со стремным мужиком. Это дико. Тебе
так не кажется?
— Замолчи.
— Целыми днями только и твердишь: босс То, босс Это. Лучше бы с таким рвением
таблетки пил. Быть может, тогда к тебе разум возвращался бы почаще.
— Замолчи. Прошу тебя. Умоляю. Молчи.
— Понимаю, осознавать, что вся твоя жизнь — плод больного воображения — это
АЦтойно. С другой стороны, ты ведь забудешь об этом уже через час, как благополучно
забывал целую тысячу раз до этого, — усмехается Лис.
— Я не слушаю тебя.
— Наверняка тебе интересно, почему же я изо дня в день прихожу к тебе и раз за
разом поднимаю эту тему, пытаюсь раскрыть тебе глаза на ситуацию. Было бы,
наверное, здорово услышать, пусть и от несуществующего сына, что он заботится о
тебе даже при том, что у себя в голове ты заменил его на двух девок семи и
одиннадцати лет.
— Кто-нибудь! Хватит! Хватит этой театральщины! Раз вы все знаете, так зачем
продолжаете?!
— Вот! Хороший вопрос. Тебе интересно, почему я все же продолжаю? Потому что мне
нравится наблюдать, как каждый раз ты страдаешь, пытаясь своим маленьким мозгом
проанализировать то, что не укладывается у тебя в голове. И ты сидишь здесь,
пыжишься, уверенный, что в плену у какой-то там Тени, что ты привязан к предмету
мебели и будто бы перед тобой разглагольствует какой-то псих. Псих, знающий о тебе
слишком много. Какая ирония судьбы, если учесть, что на самом деле единственным
ненормальным в этой комнате являешься ты.
— Я не верю, — безжизненно выговаривает мужчина.
— Знаю. Никогда не веришь. Поначалу.
— Очень изощренный способ получения информации, и все же… Не стоило вам угрожать
моим дочерям! — мужчина с душераздирающими воплями начинает пытаться избавиться от
пут уже во второй раз, но результат по-прежнему равен нулю.
— Тебе не освободиться. Смирительные рубашки для таких, как ты, и шьются. По
особому заказу, — вздыхает Лис. — Ни Минди, ни Майк, ни Вэнс не помогут тебе. Никто
не придет, Бэн, потому что всех их ты придумал. Единственное, что действительно
реально — это я. Твой сын. Нет никакой Тени. Нет никакого Тосама. Нет никакой
комнаты пыток. Ты в палате. В психиатрической больнице на верхнем Вест-Сайде.
— Неправда. Это все ложь.
****
Через час мужчина не сомневался, что его зовут Бэн. Он не сомневался, что находится
в палате и что движения его скованы смирительной рубашкой. Он рассказал мне всё,
что знал. А знал он не так уж и много. Пушечное мясо, как верно подметил Фаер.
Всего лишь пушечное мясо.
Я вышел из комнаты и почти физически почувствовал на себе несколько десятков
испытующих взглядов. Я не видел людей, но ощущал напряжение, источаемое ими.
— Ты проиграл, — тихо обратился я к Зуо, боясь взглянуть в его сторону. Не хотелось
увидеть в его взгляде презрение, отчуждение или, самое худшее, страх. Это в
последнее время ко мне испытывали и так слишком многие.
Сэмпай лишь кивнул.
— Да, проиграл. Но ты молодец, — выдохнул он, опуская ладонь мне на макушку и
слегка лохматя мне волосы.
— Ты молодец, Насекомое.

========== Вторые небеса Рая: 18. Двенадцать беспроигрышных способов ==========

Пять месяцев назад…

Джин-Хо с детства твердили, что имя ее означает «драгоценное озеро». А озёра по

определению спокойные и умиротворяющие. Таковой должна была стать единственная дочь
крупного банкира Тосама. У нее на роду было написано вырасти в меру умной и
чрезмерно воспитанной, тактичной до мозга костей, изящной куколкой, способной
очаровать любого мужчину не столько внешним видом, сколько кротким характером и
покорностью. Но Джин-Хо была отнюдь не кротка и уж тем более не покорна.
Джин-Хо с детства внушали, что в их семье все подчиняются главе — ее отцу. И иначе
быть не могло. Его слово являлось непререкаемым законом. Приказы не обсуждались.
Решения не подвергались сомнению. Подчиняться требовалось беспрекословно. И при
каждой встрече с ним следовало кланяться в знак уважения. Но Джин-Хо никому не
подчинялась и уж тем более не желала кланяться.
Джин-Хо с детства учили бережливости, внимательности, заботе. Чтобы стать хорошей
женой, следовало обладать целым рядом умений, начиная от приготовления пищи и
заканчивая предугадыванием желаний мужчины. Она была обязана уметь делать массажи,
должна была обладать способностью расслабить мужчину, в каком бы дурном
расположении духа он ни находился. И Джин-Хо все это могла, но не желала
использовать свои умения ради кого бы то ни было, и уж тем более для каких-то там
мужчин.
Джин-Хо с детства уверяли, что она принцесса. Что один лишь ее волосок стоит жизни
десятков обычных людей. Что будущее ее будет безоблачным и наполненным счастьем.
Она была одной из тех, кому завидовали другие девочки, втайне мечтая оказаться на
ее месте. Но сама Джин-Хо чувствовала себя дорогой шлюхой, вещью, которую
собирались продать по очень выгодной цене тому, кто больше даст. А Джин-Хо не была
шлюхой, и уж тем более не собиралась становиться вещью.
Она была бунтаркой и не желала мириться с будущим, которое ей уготовили.
Именно поэтому каждый вечер, когда окна в кабинете отца потухали, Джин-Хо
сбрасывала цветастый, расшитый золотом ханбок — пышное платье, казавшееся девушке
неудобным и требующее от нее плавных движений и осторожного передвижения даже по
коридорам дома, — натягивала черные колготки в тонкую белую полоску, короткие синие
джинсовые шорты, черные кеды и футболку с каким-нибудь вызывающим принтом. Всю эту
одежду она приобретала втихаря от отца и служанок и прятала в потайном месте в
стене. Поверх девушка накидывала легкую кожаную куртку, запихивала в ничем не
примечательный рюкзак фотоаппарат и отправлялась навстречу ночным приключениям.
Вылезать из окна третьего этажа было страшно только первые несколько раз, затем
Джин-Хо приноровилась. Сперва спускаешься два этажа по трубе, прыгаешь на козырек
беседки, а оттуда по густым лозам вниз к свободе. Главное не запутаться в ветках
длинными волосами, что доходили девушке до самой поясницы. Несколько раз попав в
весьма затруднительное положение, Джин-Хо начала собирать волосы в косу, которую, в
свою очередь, скручивала в шишку на затылке. Правда, несколько длинных прядей все
равно по обыкновению выбивались из прически и постоянно раздражали девушку тем, что
так и норовили залезть ей в глаза или рот или таки зацепиться за что-нибудь острое.
Сегодняшний вечер не стал исключением. Разве что убежать из дома получилось раньше
обычного, потому что отец уехал в командировку в другой город, мама привычно
уединилась в своей комнате еще после обеда, а сама Джин-Хо мастерски изобразила
усталость и сообщила личной прислуге, которая следила за ней не хуже цербера, что
собирается лечь спать еще до заката. Как же хорошо, что Джин-Хо никогда не
показывала своего истинного характера и слыла девушкой именно такой, какую из нее и
пытались сделать: кроткой, исполнительной, почти раболепной по отношению к отцу. И
любой, кто знал Джин-Хо, весьма удивился бы, увидев ее теперь: растрепанную,
возбужденную, торопливо идущую по залитому красным закатом пустому переулку
напрямик к заброшенным зданиям Тосама.
Как и любой другой город будущего, Тосам оставался далеко не идеальным. Пока на
верхних этажах роскошных домов люди купались в дорогом шампанском и наслаждались
самыми замысловатыми яствами, внизу, на первых этажах, могли убить за кусок хлеба.
То же самое было и среди домов. В тени высоток пропадали целые заброшенные
кварталы, которые даже бомжи давно обходили стороной. И в отличие от трущоб,
располагавшихся по окраинам Тосама, такие заброшки могли найтись в самом центре
города прямо за роскошным торговым центром или кинотеатром. Находились подобные
здания неподалеку и от богатой усадьбы, в которой жила Джин-Хо. Бывшее общежитие,
утратившее жильцов еще в прошлом веке, но все еще стоявшее на своем месте. Сносить
его с помощью динамита было слишком опасно из-за близости остальных высотных
зданий, построенных практически одно над другим. Сносить же иным способом
оказывалось неоправданно затратно. Строительство нового дома на месте общаги
выходило слишком дорогим, потому никто не брался за ее снос, ожидая, видимо, «чуда»
или несчастного случая, когда крепления не выдержат и заброшка таки накренится на
одно из соседних зданий, забрав вместе с собой пару сотен жизней. Все об этом
думали, подозревали, шептались, пугливо посматривали на общагу, но… ничего не
делали. Джин-Хо же и вовсе надеялась, что здание начнет рушиться в одно из ее
посещений и заберет ее с собой в мир более прекрасный. В мир, где совсем не
обязательно быть кроткой и вежливой даже с теми, кто смотрит на тебя как на дорогой
кусок мяса, в который они хотят впиться зубами. В мир, где ее бы не заставляли
носить бесполезные красивые платья, только бы порадовать этим друзей отца. В мир,
где бы ей позволили самостоятельно выбрать свою любовь, оценивая человека по его
личным качествам, а не внушительному кошельку. Люди постоянно стремились к славе и
богатству. Но Джин-Хо, родившаяся в роскоши и почти обреченная купаться в ней,
презирала все это. Слишком много поведенческих правил налагали деньги. Слишком
много моральных правил они убивали. Они портили даже самых хороших людей. И Джин-Хо
не сомневалась, что рано или поздно они испортят и ее. Поэтому она и пыталась
убежать от этого мира, пусть и на пару часов, пусть и в соседнюю заброшку, пусть и
в полном одиночестве.
Ветхие облупившиеся стены и стойкий запах сырости должны были отпугивать изнеженных
девушек вроде Джин-Хо. Но она любила этот запах. Любила трещины. И сейчас, зайдя
внутрь и окунувшись в вечный полумрак здания, она почувствовала себя куда уютнее,
чем в собственной, обставленной дорогой мебелью, комнате. Хруст стекла под ногами
успокаивал, далекий скрежет, виновницами которого были, скорее всего, крысы, почти
убаюкивал. Да, Джин-Хо здесь было очень хорошо. Так хорошо, как больше нигде в этом
мире.
— Тупость! — чей-то гневный крик пробежался по темным коридорам заброшенного
здания, заставив девушку вздрогнуть. Она приходила сюда почти каждую неделю вот уже
больше года и никогда никого здесь не встречала. Подростки предпочитали заброшки
покруче и повыше, бомжи — здания почище и потеплее. Это место, казалось, создано
лишь для Джин-Хо, а она была создана для этого места. И дело было не только в его
«необходимости». Чтобы заброшенные дома, подобные общежитию, не мозолили глаза
людям, каждую весну снаружи проводили нечто вроде реставрации. Здание красили,
приводили в божеский вид, но только снаружи. Так вот, Джин-Хо казалось, что она
абсолютно такая же — красивая снаружи и ветхая, ненужная и безжизненная внутри.
Но сегодня в своем излюбленном месте она была не одна. И ей это не нравилось.
— Тупая тупость! — послышался новый отчаянный вопль и звуки, отдаленно похожие на
удары. У девушки появилась трусливая мысль сбежать. А вдруг там кто-то опасный? Что
случится, если он обнаружит ее? Ударит? А может быть, и хуже?
«Нет! — мысленно подстегнула себя девушка. — Это мое место! И никуда я отсюда не
уйду!» — порешив на этом, Джин-Хо, пусть и с опаской, но уверенно зашагала в
сторону эпицентра звуков. Конечно, если бы она обнаружила целую компанию хулиганов,
она бы наплевала на мысли о «своем месте» и убежала домой раньше, чем кто-то из
нежданных гостей заметил бы ее. Но сперва следовало проверить. Если в здании был
всего один человек, проигрывать ему девушка не собиралась.
Она тихо прокралась в очередную распахнутую дверь квартиры, чувствуя, что легкий
балаган устроен внутри одной из ее комнат.
— Чертов! Ублюдок! Скотина! Моральный! Урод! — на радость Джин-Хо, в комнате был
один-единственный человек. Невысокий парнишка, который со всей дури лупил палкой и
без того побитый жизнью манекен. К голове манекена на место лица было прицеплено
чье-то фото, которое под градом ударов успело поистрепаться настолько, что
разглядеть черты изображенного там человека возможности не было. В красных лучах
заходящего солнца парнишка будто полыхал.
«Словно лиса», — поймала себя Джин-Хо на странной мысли.
Но светило стремительно скрылось за горизонтом, оставив в темной комнате
обыкновенного худого парнишку в сером одеянии.
— Эгоистичная сука… — эти слова мальчишка уже не кричал, а шептал себе под нос. Он
внезапно выронил палку, упал на колени и… не заплакал, а будто завыл, как если бы
был диким раненым зверем, мучающимся от нестерпимой боли.
— Извини, — Джин-Хо не сразу сообразила, что произнесла это вслух. Ей было неловко
оттого, что она видела муки этого человека. Видела, хотя ей никто не давал на то
права.
Мальчишка вздрогнул и затравленно уставился на нее большими серыми глазами.
— Извини, что прерываю, — нервно облизнув пересохшие губы, выдохнула она. — Но что
ты здесь делаешь?
«Молодец, Джин-Хо! Это лучшее, что ты могла спросить! Ты могла предложить ему
помощь, могла пожалеть… Но ты спрашиваешь, что он тут делает!»
— А незаметно? — хрипло ответил парень, недоуменно приподнимая брови.
— Могу предположить, что ты… страдаешь, — Джин-Хо стоило большого труда подобрать
подходящее слово.
— Если только херней, — вздохнул незнакомец, невозмутимо поднимаясь с пола и
отряхивая колени. — Что-то надо? — достаточно грубо осведомился он с видом, будто
минуту назад не был на грани истерики.
— Я просто хотела узнать…
— Любопытство потешила? Поздравляю. А теперь, будь добра, оставь меня одного.
На вид ему было не больше шестнадцати, но изъяснялся он, как надменный старик, и
Джин-Хо напомнил отца. Вот только если отца она побаивалась, то этого мальчишку
нет. Наоборот, за его счет можно было бы неплохо самоутвердиться.
— В таком случае, это я попросила бы тебя оставить меня одну, — нахмурилась она.
— Это заброшенное здание — мое место.
— Не вижу твоего имени на стенах, — усмехнулся мальчишка, на что Джин-Хо спокойно
вытащила из рюкзака баллончик с красной краской и демонстративно написала большими
буквами свое имя на кирпичной стене. Мальчишка наблюдал за ее действиями без намека
на враждебность.
— Ловко, — кивнул он удовлетворённо. — Хорошо, я уйду.
— Нет, постой, — сконфуженно остановила его девушка, удивленная тем, что парнишка
так легко сдался. Она рассчитывала на долгий спор. Это наверняка было бы весело.
— Я… На самом деле, если хочешь, можешь остаться, я не против, — пробормотала она,
идя на попятную. — И… извини, что полезла не в свое дело, — выдохнула она, украдкой
поклонилась и смущенно поспешила из комнаты, не зная, за что себя корить в первую
очередь: за необоснованные нападки на незнакомца или за свою мягкость.
— Эй! — почти тут же окликнул ее парень. — Джин-Хо — интересное имя, — проговорил
парень, догоняя и равняясь с девушкой. — Твои предки были китайцами? — ткнул он
пальцем в свое лицо, намекая на раскосые карие глаза девушки.
— Корейцами, — поправила его Джин-Хо.
— И что же здесь делает богатенькая кореянка? — спросил он с подозрением. — Как
можно променять роскошные хоромы на… Это, — развел он руками.
— С чего ты взял, что я богата? — напряглась Джин-Хо.
— С чертами лица, лишенными интернациональности, сейчас человека фиг отыщешь! Крови
в каждом намешано, как в блендере. Ты же не такая. Следовательно, твои родители
хранят чистоту крови, не так ли? Значит, принадлежат к богатому сословию, ибо
бедным такое не по карману.
— А ты умный, — невесело усмехнулась Джин-Хо, надеясь, что ее слова не воспримут
как комплимент, ибо они им не являлись.
— Даже не представляешь, насколько, — несмотря на смысл, это не звучало
самодовольно. Наоборот, у Джин-Хо сложилось впечатление, будто бы мальчишка жалеет
о том, что обладает таким умом. — Так что ты здесь делаешь?
— Я первая задала этот вопрос, — заметила кореянка.
— У меня слишком долгая история, — нахмурился парень.
— У меня тоже.
— Так расскажи ее кратко.
— Сам расскажи, — настаивала Джин-Хо. Он остановился и посмотрел на нее
внимательнее прежнего.
— И что мне это даст? — наконец, медленно произнес он.
— Не знаю, — пожала плечами девушка. — Это даст тебе возможность выговориться…
Наверное. Не могу гарантировать, что тебе станет легче. И уж тем более не пообещаю,
что твои проблемы решатся. Но знаешь, есть вещи, которые просто необходимо
высказывать вслух.
— Это ты по себе судишь? — вновь переключил парень внимание на Джин-Хо.
— Именно, — кивнула она.
— Так расскажи мне то, что должно быть произнесено вслух.
— Сперва ты, — улыбнулась она, начиная понимать игру незнакомца. Он умело переводил
разговор на нее раз за разом, но Джин-Хо, в силу воспитания, привыкла в первую
очередь думать о собеседнике, поэтому отвлечь ее на себя любимую ему и не
удавалось.
— Хорошо, — наконец, согласился он, вздохнув тяжелее, чем следовало бы вздыхать
шестнадцатилетнему подростку. — Я здесь, потому что мне плохо. Я здесь, потому что
мне очень плохо. Невыносимо, если быть точным. Каждый день я прихожу в школу, и
меня воротит от всего: от чертовой парты, от старых компов, от глупых
одноклассников, надменных учителей. Меня воротит от моей хорошей подруги с ее вечно
приподнятым настроением и желанием мне помочь. Воротит от дома. От комнаты,
которая, казалось, являлась моим единственным убежищем. Меня воротит даже от
виртуалии, а ведь она была для меня всем.
— Была? — осторожно осведомилась Джин-Хо. — А что изменилось?
— Всё изменилось.
— Что это самое «всё»?
— Лучше спроси «кто», — вяло усмехнулся парень. — Пойдем, — он схватил Джин-Хо за
руку и потащил обратно в комнату. — Вот, взгляни на него, — мальчишка сорвал с
манекена помятое фото и протянул девушке. На месте глаз незнакомца значились две
прожжённые дыры. Над губой подрисовали дурацкие усы, над глазами красовалась
сплошная толстая бровь. Были на фото и другие пририсованные уродства, из-за чего
разглядеть лицо человека возможности не было от слова совсем.
— Кто это?
— Человек, который разрушил мою жизнь, — с пугающим спокойствием заявил парень.
— И как он это сделал?
— Появился.
— Где появился?
— В моей жизни появился.
— Так… Так значит, ты… Ну… — девушка смущенно показала мизинец. — Любишь его?
Парнишка вздрогнул, было рассвирепел, но тут же поник плечами.
— Люблю — это еще мягко сказано, — почти прошептал он, сам взирая на фото и нежно
касаясь пальцами помятой поверхности.
— Даже самая сильная любовь когда-нибудь угасает, — спокойно провозгласила Джин-Хо,
на самом деле не совсем понимая ценности данного чувства. Она даже не была до конца
уверена, способна ли на него. Отца она не любила, а уважала. Мать она не любила, а
лишь была ей благодарна. Тем более, она не любила кого-то из своих одноклассников,
даже самых красивых — они воспринимались ею как приятные взгляду картины, которыми
иногда можно полюбоваться, но совсем не обязательно вешать дома, чтобы пялиться
каждый день. Она не любила даже домашнего пса, хотя он был очень ласковым и часто
приходил к Джин-Хо в комнату и спал у нее в ногах. Наверняка виною всему оставалось
воспитание: девушку учили всему — от уважения, до покорности, но никто и никогда —
любви. Поэтому душеметания этого мальчика были ей не ясны. Но она старалась понять
его. Изо всех сил старалась.
— Нет, — покачал мальчишка головой. — Это не так. Такая любовь не уйдет. Она может
перетечь в лютую ненависть, но не уйти. Понимаешь, я не из тех романтиков, кто
мечтает о любви, — он говорил настолько холодно, что у Джин-Хо не оставалось
сомнений, что все так и есть. На романтическую натуру он походил слабо. Слишком
колкий взгляд. Слишком холодная аура. Но и такой человек Полюбил кого-то. Так,
может, и у нее не все потеряно? Хотя какой от этого толк, когда ее чувства для
семьи значения не имеют.
— А это что-то меняет? — осведомилась она.
— Меняет. Если Бог явится перед верующим, тот падет на колени и возрадуется. Если
Бог явится перед Атеистом, как думаешь, что станет с ним? Его жизнь перевернется с
ног на голову. Так и с любовью в моем случае. Я знаю, что у Обычных людей любовь
может уйти. Они могут влюбиться заново. Так же страстно и сильно абсолютно в
другого человека. Но не я. Нет, меня это никогда не отпустит, я чувствую.
— И что же, в таком случае, делать?
— Не знаю, — пожал парень плечами, аккуратно складывая потрепанное фото и бережно
убирая его себе в карман. — У меня на уме лишь один вариант выхода из положения.
— Позволь узнать, какой? — мальчишка казался Джин-Хо все более интересным.
— Убить его.
— Человека, которого ты любишь?
— Точно.
— Разве от этого станет легче?
— Еще как станет. Сама подумай. Я так люблю его, что расстраиваюсь при одной лишь
мысли о том, что ему может быть хорошо без меня.
— Разве, если человек любит, он не будет желать счастья объекту любви? — удивилась
девушка.
— Шутишь? — мальчишка уставился на нее, как на ненормальную. — Что за бред? — зло
прорычал он. — Впрочем, не знаю, как это происходит у обычных смертных. Я слишком
эгоистичен, чтобы понять подобное. Нет, я не хочу, чтобы он был счастлив, не будучи
моим. Я желаю, чтобы он страдал. Чтобы ему было так хреново, как никогда раньше.
Хочу, чтобы он испытывал боль стократ большую, чем я сейчас. Хочу, чтобы он
мучился-мучился-мучился, пока не сдох!
— Или бы снова стал твоим?
— Или бы снова стал моим, верно, — приятно удивился парень пониманию со стороны
Джин-Хо. — Считаешь меня ненормальным?
— Скорее необычным. В таком отношении к любимому человеку тоже есть нечто
романтическое.
— Разрушительная романтика, возможно, — вздохнул парень, поднимая с пола палку.
— На самом деле нет ничего необычного в моем поведении. Знаешь, социальные сети
пестрят ванильным дерьмом вроде «Если любишь, отпусти» или «Я рад, что ты счастлив,
даже если не со мной». Дерьмо. Тупое дерьмо. Нет, я не собираюсь его отпускать.
Нет, я не Рад! — парень размахнулся и ударил манекен палкой. — Не рад, вашу мать!
НЕ РАД! — удар. — НЕ РАД! — еще удар. — НЕ РАД! — посыпалась на манекен целая
череда новых ударов. — Не рад… — быстро выбившись из сил, проговорил парень тише,
роняя палку и внезапно обнимая пластиковую пародию на человека. — Черт побери…
Приди и забери меня, идиот. Прошу тебя, — мальчишка всхлипнул.
Джин-Хо, наблюдая за странным представлением, чувствовала себя весьма неловко.
Никогда в жизни она не сталкивалась со столь откровенным проявлением эмоций. В ее
семье учили сдержанности. Но мальчишка вызывал странное ощущение. Не то чтобы Джин-
Хо жалела его. Ее жалость ему была не нужна. Но поддержать его все равно хотелось.
— Скажи, а если бы у тебя появилась возможность… Как бы ты его убил? — девушка сама
не поняла, почему вместо дружеского похлопывания по плечу и добрых слов сказала
именно это. Быть может, она чувствовала, что этого парня подобным поддержать можно
как-то иначе.
— Как? — мальчишка встрепенулся, поднял на Джин-Хо полные слез глаза и внезапно
улыбнулся. — Чертовски хороший вопрос! — заявил он, отлипая от манекена и
приободряясь. — Дай-ка подумать. Хм-Хм-Хм.
— Застрелишь его? — решила подсказать кореянка.
— Нет, — поморщил мальчишка нос. — Слишком просто. Да и хрен в него попадешь. У
него навыки медведя-убийцы!
— Медведя-убийцы? Того, что из детского мультика про звериный спецназ?
— Точно.
— Тогда, может… капкан? В мультике слабым местом было именно это! — на самом деле
Джин-Хо запрещали смотреть мультики, но она все равно втихаря посматривала их
глубокими ночами, как и телешоу, сериалы и другие развлекательные программы,
которые оставались под строжайшим запретом.
— Капкан — это ближе к теме, — парень преображался на глазах. Его настолько
захватила идея планирования смерти любимого человека, что он, кажется, позабыл обо
всех своих бедах.
— Но перед этим я бы его связал. Подвесил в центре пустой комнаты. И трахнул!
— заявил он уверенно.
— А вот это мне знать совсем не обязательно, — улыбнулась Джин-Хо.
— А может быть, и не трахнул, — продолжал рассуждать парень, — но убил бы его
далеко не сразу. Сперва бы мучил его. Долго. Возможно, пару месяцев или даже лет.
— А то и всю жизнь?
— Точно! Всю жизнь — это идеальный вариант!
«Идеальная неидеальная любовь», — усмехнулась про себя Джин-Хо. Этому мальчишке она
даже немного завидовала. Как жаль, что она сама таких чувств никогда не испытывала.
И была обречена не испытать их никогда.
— Но зарубить его топором тоже наверняка было бы очень весело! — продолжал вещать
мальчишка. — Быстро, но чертовски круто!
— Слушай, — прервала его рассуждения Джин-Хо. — Прежде чем ты продолжишь, могу я
спросить твое имя? Ты мое знаешь, а я твое — все еще нет.
— Ах да. Точно. Я и забыл. Меня зовут Тери. Тери Фелини.

****
Ныне…

После допроса Зуо проводил меня в одну из комнат роскошного особняка и запер
внутри, сообщив, что ему нужно завершить одно дело. Какое именно дело, уточнять он
не стал, видимо, желая таким образом создать вокруг себя как можно более загадочную
ауру. Что ж, у него получилось. Комната оказалась без окон, зато с десятками
небольших ламп, ввинченных в стены между книжными стеллажами. Книги. Книги. Еще
книги. Стол и пара кресел. Помещение походило на домашнюю библиотеку, а быть может,
ею и являлось. От скуки я начал прохаживаться параллельно стеллажам, читая названия
книг с их толстых, потрепанных временем корешков. В основном там были какие-то
заумные книжки технического направления, поэтому я не обращал на них внимания,
скользя взглядом все дальше и дальше, пока не уперся в голую стену. Стеллажи
закончились, а моё любопытство — нет.
— Интересно, почему меня закрыли? — проговорил я вполголоса, надеясь услышать ответ
из-за двери или, быть может, со стороны потайного лаза в стеллажах. Ведь книжные
стеллажи всегда хранят в себе кучу загадок! Ответа не последовало. Наверное,
наблюдающие за мной люди (а они точно были!) стеснялись показываться мне на глаза.
Или боялись этого. Немудрено. После того, что я устроил в допросной, иначе ко мне
обращаться и не могли. Наверное.
— Поэтому меня и заперли, верно? Из-за страха, — и вновь ответом мне стала гнетущая
тишина, которая наблюдалась только в помещениях, доверху забитых книгами.
— Но я ведь не хотел ничего плохого, — пробормотал я тихо, будто оправдываясь перед
ними. — То есть, конечно же, хотел, но мы все не без грешка, — книги продолжали
настойчиво молчать.
Долбанные молчаливые книги.
— Ну и ладно, — заявил я громче прежнего. — Мне и одному хорошо, — с этими словами
я схватил первую попавшуюся книгу, плюхнулся в кресло и взялся читать: «Больше
всего на свете я ненавижу обман и люблю честность и потому сразу честно признаюсь,
что я вас (совсем немножко!) обманул: на самом деле
это не НИКАКАЯ ГЛАВА». Я поднял глаза к потолку и задумался. Задумался о том, что я
ни хрена не понял. Я перечитал первую строчку еще раз, но все оказалось тщетно.
Тогда я воззрился на обложку книги и прочитал вслух «Приключения Алисы в стране
чудес». Ах вот оно что. Смотрел разнообразные экранизации и полнометражные фильмы
по данному произведению, но никогда не читал его оригинал. Весьма заинтригованный
началом, я быстро углубился в чтение и потому не заметил, как дверь открылась и в
библиотеку зашли.
— Эй, насекомое, — позвал меня Зуо, наклонившись. — Я к тебе обращаюсь, слышишь
меня? — пощелкал он пальцами у меня перед глазами, видимо, окликая не в первый раз.
Я вздрогнул, чуть не выронив книгу.
— Ты только посмотри, какая вещь! — восторженно воскликнул я, махая книгой перед
лицом сэмпая. — Шикарная вещь! И почему я раньше ее не читал! Это лучшее, что…
— Поднимайся. Идем, — Зуо выглядел мрачным и не разделял моего энтузиазма. Как
обычно. Под его тяжелым взглядом я сник, поставил книгу на место и молча последовал
вслед за любимым психопатом, мучимый неприятным предчувствием.
— А куда мы? — робко поинтересовался я.
— Я отвезу тебя домой.
— Может, мне проще остаться у тебя? — спросил я с надеждой.
— Нет, мне надо решить еще пару вопросов.
— Но ты же не можешь вести мотоцикл. Посмотри на себя, ты еще не оправился от…
— Поэтому ты поедешь на машине, — вздохнул сэмпай, открывая входную дверь и
показывая мне на выход.
— А ты… Ты со мной не поедешь? — вообще-то я ни на что не рассчитывал, но мало ли.
— Нет.
— Ну пожалуйста.
— Нет.
— Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
— Я же сказал… — я уставился на Зуо, как, предполагаю, филины поглядывают на мышей.
— Хорошо, — внезапно сдался сэмпай, накидывая черный плащ поверх рубашки.
На улице уже успело стемнеть. Мы совсем забыли о времени, и дома мне грозила
хорошая трепка от мамы. Впрочем, она ни разу мне не позвонила, не значило ли это,
что она в какой-то мере благословила нас с Зуо?
Ага.
Конечно.
У ворот нас ожидала большая черная машина. Я даже не попытался узнать, откуда у Зуо
деньги на подобные вещи. Молча сел в салон автомобиля вслед за мрачным сэмпаем,
чувствуя себя сконфуженно и неловко. Зуо проговорил мой адрес водителю, и машина
двинулась с места. Она плавно развернулась, мягко шурша по гравию, и вырулила на
дорогу. Ощущение некоего напряжения не оставляло меня, а когда я напряжен, я делаю
что? Правильно. Говорю. Очень много говорю.
— Между прочим, «Приключения Алисы в стране чудес» написал математик.
— Угу.
— Что полностью ломает стереотипы о технарях и гуманитариях.
— Угу.
— Между прочим, там есть персонаж, который бы тебе очень подошел.
— Угу.
— Красная королева, Зуо! Она такая злая, нервная и чуть что — «ГОЛОВУ С ПЛЕЧ»!
Никого не напоминает?! К тому же, тебе обязательно пошло бы красное пышное платье!
Отвечаю!
— Угу, — это была не та реакция, на которую я рассчитывал. Давай же, разозлись на
меня. Накричи. Прояви череду привычных эмоций! Почему ты не смотришь на меня?!
Почему уставился в окно?! Все из-за того, что я сделал с тем мужчиной?
— Инф стал бы крутым Шляпником. А Нэйс мышью, что пьет чай. А… А я бы был клевой
Алисой, ты так не думаешь? Лучшей Алисой за всю историю. Ради этого готов натянуть
на себя полосатые чулки! Ты бы хотел увидеть меня в полосатых чулках?
— Угу.
— Зуо, а себя в полосатых чулках ты бы увидеть хотел?
— Угу.
— Зуо! — выкрикнул я, заставив сэмпая вздрогнуть и все же перевести взгляд на меня.
— Чего орешь?
— Ты вообще не слушаешь, что я говорю.
— А в этом есть необходимость? Наверняка какую-то чушь.
— Окей, — обиженно насупился я. — Но спешу предупредить, что я предложил тебе быть
снизу и ты согласился.
Уж теперь-то ты должен разозлиться. Ну. Давай же!
Сэмпай лишь тяжело вздохнул и ничего не сказал. Лишь вновь отвернулся к окну.
— Ты даже не возразишь? — молчание. Долбанный молчаливый Зуо был таким же, как
долбанные молчаливые книги. Понимаю, день выдался так себе. Но чертово плохое
предчувствие не давало покоя.
За нашу недолгую поездку я так и не смог вытянуть из Зуо еще хоть слово. Лишь когда
машина остановилась в моем дворе, сэмпай, наконец, обратился ко мне:
— Удачи.
Какой еще, нахер, удачи?
— А ты выйти не хочешь? — осведомился я.
— А надо?
— Я хочу кое-что сказать. Но не при свидетелях, — кивнул я на водителя. Зуо
вздохнул в тысячный раз за последние десять минут, но кивнул. Я выскользнул из
машины и поежился. Несмотря на пока еще теплые дни, под вечер температура порой
опускалась ниже нуля.
Долбанный город с долбанной погодой.
Поэтому я совсем не удивился, увидев падающий снег.
— Ну? Что ты хотел мне сказать? — осведомился Зуо, приближаясь ко мне. В темном
переулке горел один-единственный уличный фонарь, под которым мы и остановились.
Холодно было настолько, что я мгновенно начал дрожать, отстукивая зубами азбуку
Морзе.
— Знаешь, Зуо, как-то один человек сказал мне, что есть вещи, которые просто
необходимо высказывать вслух, — выдавил я, чувствуя, как сердце выдает высокий
ритм. В горле у меня пересохло, дыхание сбилось.
— И?
— Ты ничего не хочешь мне сказать? — выговорил я, укутываясь в толстовку. — Я же
вижу, что хочешь.
— О чем, например? — черт побери, Зуо, ты прекрасно понимаешь, о чем я!
— О том, что произошло в той допросной комнате, — вкрадчиво ответил я.
— Я же сказал, что ты молодец.
— Но… — я зажмурился, пытаясь привести мысли в порядок. — Но почему ты это сделал?!
С чего вдруг такая «доброта»? Признайся, я напугал тебя?! Как и всех их? Я видел,
как они на меня смотрели!
— Я смотрел так же? — осведомился Зуо.
— Нет.
— Тогда в чем твои претензии?
— Ты… Ты невыносим! — топнул я ногой. — Ты ни хрена… НИ ХРЕНА не пытаешься понять
меня!
— Понять? Тебя? Я не настолько болен.
— Хорошо, — я попробовал взять себя в руки. — Хорошо, давай подойдем с другой
стороны. Зуо, ты…
«Зуо, ты не считаешь меня монстром?»
«Зуо, ты не собираешься снова бросить меня, поняв, что я совсем плох?»
«Зуо, ты… не боишься меня?»
— Я? — скептически хмыкнул сэмпай. Нет, ну напуганным он не выглядел. Вроде.
— П… Почему ты на меня не орешь?! — наконец-то я более-менее сформулировал свое
негодование.
— Потому что я устал? Потому что я был на грани жизни и смерти дважды за последние
пару часов? Или потому что просто заебался орать на тебя? Тебе не все ли равно?
— Нет, не все… Я боюсь, что…
«Я боюсь, что ты посчитаешь меня монстром…»
«Я боюсь, что ты собираешься снова бросить меня, поняв, что я совсем плох…»
«Я боюсь твоего страха. Передо мной…»
— Я боюсь, что… — повторил я, не в силах выговорить все это вслух. Зуо в ответ
устало кивнул. И внезапно несильно пнул меня прямо между ног.
— Елочки-морковочки! — взвыл я, падая на колени. — Господи Боже мой, ты сдурел?!
— я повалился на асфальт и, приняв позу зародыша, начал кататься по нему. — Как
больно! Гребанный псих! За что ты меня ударил?! МОИ ЯИЧКИ! МОИ ДРАГОЦЕННЫЕ ЯИЧКИ!
ТЫ ТЕПЕРЬ ЗА НИХ В ОТВЕТЕ! А ЧТО, ЕСЛИ Я ОСТАНУСЬ КАСТРАТОМ? Боже, я уже слышу, как
мой голос становится тоньше! Вот-вот я запою оперу! Оперу, Зуо! КТО В ЭТОМ
ВИНОВАТ?! Мне точно конец, конец моему концу! И началу! ЭТО БЫЛО ЕДИНСТВЕННЫМ
ДОКАЗАТЕЛЬСТВОМ ТОГО, ЧТО Я МУЖИК! — я орал и еще что-то. Минут десять, пока жгучая
боль в паху не утихла, и я вновь не поднялся на ноги.
— Ну что? — осведомился Зуо, не сдвинувшийся с места и пронаблюдавший мою истерику
со спокойствием мертвого удава. — Полегчало?
— Да, — кивнул я. — Хорошо пошло. Я бы даже сказал, отлично. Шикарное
успокоительное. Спасибо.
— Может, еще? На всякий случай? — Зуо показал мне кулак.
— Нет-нет, — торопливо отказался я. — Не смею просить о большем, подарок и так был
слишком щедрым, — усмехнулся я, все еще слегка пошатываясь от боли.
— Отлично, тогда иди домой.
— Но… — я встрепенулся, испытующе смотря на Зуо. Он отвечал мне таким же немигающим
взглядом целых полминуты, прежде чем закатил глаза и выдохнул:
— Ну хорошо. Окей. У меня нет сил играть с тобой в гляделки. Даже в гляделки, не
говоря уже о чем-то большем. Хочешь, чтобы я сказал нечто, что необходимо высказать
вслух? Хорошо, — кивнул он. А я напрягся.
— Слушай внимательно, вдруг тебе не представится больше возможности услышать это, —
усмехнулся он, внезапно протягивая руку и закрывая мне глаза ладонью.
«Я считаю тебя стремным и не хочу больше видеть тебя!» — Ты это хочешь сказать?
«Ты чертовски пугаешь меня, поэтому больше никогда не подходи ко мне!» — Все верно,
Зуо?
«Чтобы духу твоего рядом со мной больше не было!» — Давай же, произнеси это.
— Ты должен стать сильнее, потому что… — Зуо запнулся. — Потому что я свихнусь,
если с тобой что-то произойдет.
Сказав это, сэмпай убрал руку с моих глаз и воззрился на меня привычным холодным
взглядом. Он не полез ко мне целоваться. Даже не попытался приобнять, хотя и видел,
как я мерзну.
— Все ясно? — осведомился он. Я лишь украдкой кивнул.
— Так ты же уже… того, — вяло покрутил я у виска.
— Я могу ударить тебя снова.
— Нет, спасибо, благодарю, не надо.
— Вот и отлично.
С этими словами сэмпай развернулся к машине и уже открыл дверь, чтобы залезть
внутрь, но остановился:
— Ах да, еще кое-что, — я вздрогнул.
— Интеллектуальные игры впечатляют, но ничто так не пугает людей, как вырванные с
мясом кости. Ты можешь убедить человека в том, что он иная личность. Но я могу
вспороть ему живот, подключить к искусственному жизнеобеспечению и сутками
издеваться над ним, извлекая из него внутренние органы и вбивая в них гвозди. Ты не
хочешь, чтобы тебя боялись? Поверь мне… Рядом со мной тебе не о чем беспокоиться.
Тебя это устраивает?
Я кивнул, чувствуя приступ тошноты от картины, что нарисовало мое воображение после
слов сэмпая.
— Вот и умница, — подарил он мне коронную злую ухмылочку. — А теперь иди домой и…
До завтра.
Зуо уехал, а я так и остался стоять один в темном проулке под единственным рабочим
фонарем. Хлопья снега падали мне на макушку, холодили шею, оставались мокрыми
каплями на носу. Интересно… Остался бы Зуо обо мне такого же мнения, если бы узнал,
что я распланировал двенадцать беспроигрышных способов его убийства? Впрочем, об
этом знать ему было совсем не обязательно. Не сегодня.
========== Третьи небеса Рая: 19. Операция «Дерьмо» ==========

Виртуалия всегда воспринималась мной не иначе как информационной помойкой.

Перенасыщенная, взбухшая, сочная, она готова была вывалить кучу ненужной информации
на голову любому несчастному, что погружался в ее бескрайние недра без необходимой
на то подготовки. Виртуалия заманивала в информационные сети и, порой, не отпускала
людей до самой их смерти. Конечно, ПКО-вирус в свое время перепугал массу народа
из-за того, что доводил людей до виртуальной комы и кончины. Но он был далеко не
первой и не единственной причиной, по которой люди расставались с жизнью, будучи
погруженными в сеть. Конечно, «информационные ловушки» встречались в разы реже, чем
ПКО-вирус, но в последнее время люди стали подвержены и им. Суть ловушек состояла в
следующем: человек заходил в виртуалию в поиске необходимой ему информации, но
наталкивался на нечто иное, обычно глупое, если не абсурдное. Углубленно
вчитываясь, он заинтересовывался тем, что на самом деле было ему не нужно,
натыкался все на новые и новые информационные страницы, «поглощая» или даже скорее
погружаясь в информационное болото, бесконтрольно и неизбирательно изучая ненужные
тексты, статьи, фотографии и чаты, что максимально эффективно и основательно
засирали его мозг за считанные минуты. Человек забывал о сне, еде и туалете. И, в
конце концов, умирал от истощения. Конечно, исследователи заявляли, что
«информационным ловушкам» подвержены лишь психически нестабильные люди, якобы ни
один нормальный человек не сможет зачитаться статьей про апельсины до полусмерти.
Но лично мне кажется, что в нашем мире давно не осталось психологически стабильных
людей, поэтому умереть в виртуалии мог абсолютно каждый, и зависело это всего лишь
от настроения и желания жить.
Хуже того, многочисленные онлайн-концерты, собрания и, наконец, игры научили людей
нашего поколения плевать на одно очень важное состояние нашего организма: они
научили многих из нас игнорировать сон. «Мне вставать через шесть часов на работу,
но я не могу уйти спать, пока не заработаю еще уровень!» или «Сегодня ночью слишком
важная встреча, я не могу ее пропустить!» — так думает среднестатистический
обыватель виртуалии хотя бы раз в неделю. А ведь есть и те, кто сном жертвует
каждый день. И такие люди лично мне всегда казались безумцами. Для меня сон —
действие священное, сродни особому ритуалу для продолжения жизни. Без сна само мое
существование теряло всякий смысл. В детстве в виртуальной помойке я как-то
наткнулся на статью-страшилку об эксперименте над людьми, которых лишили сна на
пятнадцать суток. Я до сих пор не знаю, было ли это правдой или являлось глупой
байкой для запугивания подростков, но в тот момент история впечатлила меня
настолько, что у меня появился панический страх перед бессонницей, которая, как
назло, мучила меня постоянно. Описанный в статье эксперимент заключался в
следующем: пять подопытных поместили в камеры, в которые пустили экспериментальный
газ-стимулятор, из-за которого люди не могли спать. Условия содержания были более
чем жизнеспособными: книги, постель, туалет, еда. Видеокамер в те времена не было,
поэтому ученым приходилось следить за подопытными через толстые стекла окон, что
выходили в комнаты. Первые пять дней без сна люди вели себя вполне нормально, лишь
в их разговорах преобладали депрессивные темы. Спустя пять дней подопытные начали
демонстрировать паранойю и докладывать друг на друга. Спустя десять — кричать,
залепив наблюдательные окна вырванными из книг страницами. Следующие три дня люди
хранили гробовое молчание, из-за чего ученым пришлось пойти на то, что изначально
они не планировали: они обратились к заключенным посредством динамиков, надеясь на
какую-либо реакцию со стороны последних. Исследователи сообщили, что собираются
открыть камеру, чтобы отремонтировать динамики и испытуемые не должны им в этом
мешать, тогда одного из них отпустят. «Мы больше не нуждаемся в свободе» — таков
был ответ заключенных. На пятнадцатый день ученые все же решили открыть камеры, и
их взору предстала страшная картина: живы были лишь четверо из пяти заключенных.
Мясом пятого человека были забиты дренажные отверстия в камере, из-за чего она была
на пару сантиметров затоплена кровью и мочой. У «выживших» так же не доставало мышц
и кожи, по оголенным костям на запястьях ученые пришли к выводу, что люди
покалечили сами себя голыми руками. Они вырвали внутренние органы ниже грудной
клетки и разложили их вокруг себя. И последние дни они питались сами собой. На этом
описательная часть эксперимента не закончилась, но дальше я читать не смог.
Впечатленный историей, я каждую ночь закрывал глаза и пытался во что бы то ни стало
заснуть, только бы не начать кричать, только бы не трогать свои органы, только бы
не пожирать себя. И на этой веселой ноте могу без зазрения совести сообщить, что
теперь я стал истинным ценителем сна. Именно поэтому я никогда бы не смог понять
людей, способных жертвовать сим действом, чтобы сходить на тренировку в фитнес-
клуб, добраться до магазина с распродажей или и вовсе подняться рано поутру ради
уборки. Единственное, ради чего вставал рано утром я сам, были разве что мультики.
И то, происходило это во времена, когда я еще был слишком юн и неопытен и не
понимал ценности сна так, как сейчас. Теперь же, будучи умудренным опытом старцем
семнадцати лет и носителем великой информации о создании смываемых втулок для
туалетной бумаги, я не ограничивал себя во сне, если того не требовала чрезвычайная
ситуация. Проще говоря, сон стал для меня главной жизненной целью, позицией,
мировоззрением и еще хрен знает чем.
У людей старого поколения частенько с уст срывается фраза: «Так и всю жизнь
проспать можно». Она якобы несет негативное значение, но лично я ничего страшного в
ней не вижу. Что плохого в том, чтобы проспать всю свою жизнь? Конечно, мне
придется отказаться от перспективы отучиться в потрясающих учебных заведениях вроде
школы и университета — потеря потерь! А затем лишиться возможности остаток жизни
проработать в магазине нижнего белья или даже уборщиком туалетов — как жить без
таких приключений?! И все-таки сон не казался мне такой уж плохой альтернативой.
Хорошо наспаться — звучит прекрасно. А хорошо наспаться рядом с Зуо — и того лучше!
Одна проблемка — сэмпай как раз и относился к тем безумцам, которые вскакивали ни
свет ни заря, дабы свершить парочку великих дел еще до завтрака. То есть в моей
религии сна Зуо был истинным воплощением Сатаны. В общем-то, воплощением Сатаны он
был и в любой другой религии, и тем не менее. Одно было ясно: Шаркис не стал бы
спать со мной, хоть ты тресни. Конечно, можно было бы рассмотреть вариант
привязывания своего спящего тела к бодрствующему телу сэмпая, чтобы везде спать
рядом с ним и даже в самой сложной ситуации поддерживать его, интимно похрапывая
ему на самое ушко. Но интуиция подсказывала мне, что вредный психопат моих порывов
не оценит и не захочет таскать меня на своем горбу, ощущая мое теплое дыхание у
себя на затылке и ровное сердцебиение спиной. Ах, как бы было славно спать вот так!
Но Зуо откажется от подобной перспективы и еще пожалеет об этом, потому что я
пророчу, что через семь-восемь лет коматозники войдут в моду. Да-да, вы не
ослышались, модные дамочки больше не будут таскать с собой собачек в маленьких
сумочках, теперь они будут катить за собой коляски с людьми, поверженными
летаргическим сном или впавшими в кому по любой другой причине. Они будут стирать с
любимого домашнего человека стекающие с подбородка слюни, поправлять дорогие
рубашки, которые купили для своих «игрушек», и хвастать новыми приобретениями. И у
кого-то коматозник обязательно окажется красивее или моложе и остальные будут с
завистью поглядывать на чертовку, посмевшую оторвать такой лакомый кусочек.
«Вот стерва! — будут думать они, раздраженно постукивая наманикюренными коготками
по плечу спящего. — Такого красавчика отыскала! А у меня какая-то сорокалетняя
баба! И мой розовый шарфик ей совершенно не к лицу! И ее глаза не сочетаются с
моими туфлями! Надо срочно приобрести новую!»
И юные модницы будут мечтать о том, чтобы в кому впал какой-нибудь сказочный
красавчик, а лучше сразу двое. А может даже начнут охоту на оных, чтобы заполучить
трофей покрасивее. И вот тогда Зуо осознает, каким модным он мог стать с прекрасным
седовласым принцем на своей спине. Это я о себе, если что! Уж я-то однозначно дал
бы фору любому, потому что никто не спит настолько непревзойденно, насколько это
делаю я! Так почему же судьба каждый раз мешает мне покрасоваться перед вселенной?
Я собирался честно проспать до восьми утра, после чего за десять минут собраться в
школу и прогуляться до нее, на ходу досыпая недоспанное. Вот только кто-то сверху с
моими планами был не согласен, поэтому когда я проснулся, на будильнике значилось
полвосьмого, а вместо раздражающего пиканья будильника из грез меня вырвал
премерзкий писклявый голосок сестрицы!
— Тери! — вопила она, оглушая меня не хуже сирены. — На нас надвигается дерьмо!
— Единственное дерьмо, которое надвигается на меня, это ты, — зло проворчал я,
перекатываясь с одного бока на другой, закрывая голову подушкой и намереваясь
продолжить спать.
— Тери, я серьезно! — продолжала верещать сестрица. И будто в подтверждении ее слов
мне в нос внезапно ударила такая вонь, что я с воем вскочил с кровати и вжался в
стену, будто бы пришпиленный к ней неприятным запахом.
— Что за пахарь?! — завопил я не хуже недорезанной редьки на восьмом месяце
беременности.
— Это дерьмо! — торжественно заявила сестрица.
— Ситуация действительно дерьмовая! Но что это…
— Говорю же, — нахмурилась Эллити, — какахи…
— Ка… Что? Откуда?!
— Из твоей башки очевидно, — фыркнула наглая девчонка.
— А не из твоей ли задницы, маленькая девочка-говно?! — привычно я ответил сестрице
подколком на подкол. Наш утренний ритуал общения всегда проходил именно так и никак
иначе.
— А если серьезно? — прогундосил я, зажав нос пальцами. — С какого хрена?! Эллити,
ты опять пыталась сделать домашнее задание по труду?!
— Я не виновата! — возмутилась сестра. — Стояк засорился! Я всего лишь смыла воду…
А оно как полилось! — воскликнула Эллити, начиная размахивать руками, изображая
фонтан. — Поползло прямо на меня! Я так испугалась!
Я бы, честно говоря, тоже испугался, поползи дерьмо на меня, так что бедную
девчонку мне стало даже чуточку жаль. Но ненадолго.
— Тери! — мамин вопль заставил меня вздрогнуть и вжаться в стену сильнее прежнего.
— Да? — пискнул я.
— Ты опять это сделал, придурок?! Я ЖЕ ПРЕДУПРЕЖДАЛА!!! — я еще не понимал, о чем
говорит мама, но уже готовился рыдать в голос, кричать как повернутый умом павлин и
молить о быстрой смерти. Мама была в гневе и она жаждала крови. Моей крови!
— А что я сделал? — пропищал я, съеживаясь и стараясь зрительно сделаться как можно
меньше.
— ЭТО, ТЕРИ! ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ, ЧТО ТРОГАЛ ИХ! ОПЯТЬ!
— Хорошо, не скажу, — простонал я, запоздало соображая, к чему клонит мама.
— ТЕРИАЛ ФЕЛИНИ! — женщина таки ворвалась в мою комнату по локоть в… Жуткой
субстанции и с испачканными в этой же субстанции разбухшими предметами,
крутившимися на веревочках будто новогодние игрушки. Вонючие новогодние игрушки.
— А ну-ка объясни маме, что ты делал этой ночью? — прорычала она, тыкая предметами
в меня.
— Я ничего не делал! — завизжал я.
— А если подумать? — мама в буквальном смысле нависла надо мной.
— Это дискредитация! Вы не имеете права!
— Если ты немедленно не признаешься, догадайся, куда я тебе это затолкаю!
— прорычала хозяйка нашего дома, выглядя достаточно убедительной. — Полагаю, в тебе
и собственного дерьма достаточно, или жаждешь заполучить еще и порцию чужого?!
— Хорошо, — заныл я. — Признаюсь! Да! Я сделал это! СДЕЛАЛ! И НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ!
Началось все три месяца назад, когда в туалетной тумбочке среди баночек с
успокоительным и таблеток от поноса я обнаружил коробку с интересным содержимым.
Никогда раньше особого интереса к данным предметам я не проявлял, но здесь меня
будто торкнуло. Я распаковал коробку, вытащил ее содержимое и надругался, если так
можно выразиться, над предметом своего интереса. Вдоволь наиздевавшись и узнав, что
кроется внутри, я смыл улики в унитаз. И вот здесь пошла жара! Потому что сей
предмет оказался настоящим белым наркотиком. Употребляя его в действии (смывая), я
чувствовал, будто бы очищаюсь. Словно переживаю крещение или, наконец-то, облачаюсь
в чистые трусы. Я ощущал себя обновленным, свежим, абсолютно другим человеком. Вот
что некоторые вещи делают с мужским, неискушенным организмом.
И, естественно, как и любой другой нормальный человек, просекший фишку, я начал
этим злоупотреблять. При любой непонравившейся мне жизненной ситуации я уходил в
туалет «принимать» свой наркотик. И от мамы это не укрылось. Я помню тот разговор
как сейчас. Я только пришел со встречи с Мифи, когда мама подозвала меня к себе:
— Нам надо поговорить, — произнесла она со скорбью в голосе, заставив меня
напрячься.
— Поговорить? О чем?
— Пойдем на кухню, я не хочу, чтобы Эллити слышала.
Я помню, как каждый шаг давался мне с большим трудом, как воздух, попадая в
организм, будто бы накалялся внутри меня.
«Она знает! — вертелось в моей голове, но я все еще надеялся скрыть ужасающую
правду. — Она знает!» — неминуемое приближалось.
— Тери, — мама села за стол и сложила перед собой руки. — В последнее время
происходит нечто странное. В туалете пропадает один предмет. Сперва, я решила, что
виною всему Эллити, но она данный факт отрицает. В любой другой ситуации ни на
одного другого лица мужского пола я бы и подумать не посмела, но… Так как ты у нас
мальчик Особого склада ума, я решила, что…
— Да! — взорвался я, начиная реветь. — Все верно! Я наркоман! — завыл я.
— Так это правда, — вздохнула мама с грустью в глазах.
— Все правда!
— Но что ты с этим делаешь?
— Ну…
— Тери, объясни, что ты делаешь с моими тампонами?
— Я… смываю их в унитаз.
— Что?!
— В унитаз смываю! Да, я, Тери Фелини, беру мамкины тампоны и смываю их в унитаз!
— СЫН! НА КОЙ ЧЕРТ?!
— МНЕ НРАВИТСЯ! Я НЕ ЗНАЮ! Я НЕ КОНТРОЛИРУЮ СЕБЯ! Я ПРОСТО ВИЖУ ТАМПОНЫ И БЕГУ ИХ
СМЫВАТЬ! Мама, я не могу себя сдерживать. Вчера дошло до того, что я купил пачку
тампонов в торговом центре и смыл все ее содержимое в общественном туалете! Я теряю
себя! Они меня поработили! Мама, что мне делать?!
— Заткнуться! Придурок, ты хоть осознаешь последствия?!
— Я понимаю, что конкретно подсел на них!
— На тампоны?
— Да!
— Надеюсь не в буквальном смысле?
— МАМА!
— Значит так, — маман выглядела тогда очень грозно. — Сегодня же ты это
прекращаешь! Еще не хватало, чтобы из-за тебя стояк засорился. Помяни мое слово,
если из нашего унитаза польется соседское говно, плескаться в нем будешь ты!
И мама исполнила обещание трехмесячной давности, вручив мне ведро и швабру, а
тампоны со смачным чавканьем вложила мне в руку.
— Наслаждайся, сына, — прорычала она. — И чтобы когда мы с Эллити вышли из ванной,
в нашей квартире не было и намека на все это дерьмо! — гаркнула она и эффектно
хлопнула дверью.
— И не обязательно так беситься! — проворчал я, корячась в небольшом туалете в
одних трусах. — Можно подумать, я квартиру поджег, — я признаю, что был виноват,
ведь после бурного дня с Зуо мне так припекло, что я ночью смыл в унитаз целую
упаковку. И все же можно было так на меня не кричать! Не конец света! Мое
психологическое состояние куда дороже какого-то там стояка!
— ЛУЧШЕ БЫ ПОДЖЕГ, ПОТОМУ ЧТО ТЕПЕРЬ СЖЕЧЬ ЕЕ ХОЧЕТСЯ МНЕ САМОЙ! — закричала мама
из ванны хуже прежнего, заставив меня подскочить на месте, удариться затылком о
край унитаза, потерять равновесие и распластаться на туалетном кафеле, полностью
извозившись в сути проблемы.
— И все равно вины своей не признаю, — фыркнул я, стирая с лица непотребства. — НО
ТАК И БЫТЬ, ВСЕ УБЕРУ! Я, ЗНАЕТЕ ЛИ, НЕ ИЗ БРЕЗГЛИВЫХ! НЕ прЫнцессА! — выдохнул я,
ловко орудуя тряпкой и стараясь дышать ртом. Запах все равно убивал, заставляя меня
обливаться слезами и соплями, но так было хоть чуточку терпимее. Сам унитаз я
закрыл крышкой — его ждала встреча с водопроводчиком. Ну, а все, что из него успело
вылиться и вывалиться, я собрал в ведро, после чего сверху обмотал его пленкой и
покрыл новым химитеком — средством, которое полностью убивало даже самые жуткие
запахи. Сперва я обработал само ведро и унес его в коридор, а затем принялся за
туалет и себя. Когда Мама с Эллити вышли, я почти закончил. Мама скептически
осмотрела мою работу, что-то пробормотала про пиздюли, которые еще вкрутит мне
вечером за тампоны и засор, и позволила сходить в ванну, дабы отмыть то, что отмыть
я еще не успел. Горячий душ с тонной мыла и двойным слоем химитека привели меня в
чувство и сделали из меня какого-никакого, а человека. О завтраке после столь
бурного утра я даже мечтать не смел, поэтому из душа направился прямиком в комнату,
облачился там в серые широкие шорты до колен с кучей карманов по бокам, серую
футболку с серебристой короной на груди — мою любимую! — и длинную безрукавку с
капюшоном. Пока рылся в поисках чистых серых носков, наткнулся на застиранные серые
напульсники и надел еще и их, чтобы покрасоваться перед Зуо. Подчеркнул, так
сказать, свои изящные запястья. Ах, если бы когда-нибудь поиметь возможность
засунуть руку по это самое запястье Зуо прямо в…
Размечтавшись, я с минуту попускал слюни на свои фантазии, представляя, как бы
сладко сэмпай стонал от каждого движения моей руки. Предавался бы фантазиям я и
дольше, если бы не любимые дамы моего сердца, которые начали в две глотки орать,
чтобы я скорее собирался и уходил, прихватив с собой ведерко драгоценной
субстанции.
— Пошевеливайся! — орала Эллити. — Или я опоздаю в школу!
— Если выйдешь прямо сейчас, не опоздаешь, — заметил я.
— И идти рядом с дерьмоносцем?! — это она меня имела в виду. – Нет уж, ты первый!
Пришлось мне проглотить все свое недовольство, закинуть серый рюкзак на плечи,
взять в левую руку ведро и лишь затем задаться вопросом:
— Мам, а куда мне это девать-то? — вопросил я.
— О-о-о! — мама выглянула из кухни с ядовитой улыбкой на устах. — Я разрешаю тебе
делать с этим добром все, что вздумается! — всплеснула она руками. — Абсолютно все!
— А Эллити в нем утопить можно?
— Нет.
— Вылить его в коридор?
— Нет.
— Отхлебнуть и закусить?
— Териал!
— Вот и нечего в таком случае создавать лживое ощущение свободы, — буркнул я и
вышел из квартиры. Ведро я решил оставить около мусорных баков, там ему будет самое
место. Главное, донести в целости и сохранности.
Благо погода сегодня радовала. Встретило меня яркое солнце, которое лишь изредка
закрывали собой низкие грязно-оранжевые облака. Ядовито-зеленых и желтых цветов в
небе не преобладало, что исключало риск кислотных дождей или чего-то не менее
приятного. В городе царила ранняя осень. Немногочисленные городские деревья
красовались оранжевыми и красными листьями, некоторые из которых испещряли синие и
фиолетовые пятна от вредных дождей. Птицы, потрепанные и облезлые, напевали свои
осенние трели. И воздух был непривычно легкий и сладковатый. В такой хороший день
не погрустишь. Так я с приподнятым настроением до школы и добрался, пока меня не
окликнули:
— Тери! — Мифи бежала ко мне с остановки. — Привет. Чего это ты дохера довольный?
Что за паскудная ухмылочка? И зачем ты тащишь в школу ведро?
Последний вопрос улыбку с моего довольного жала стер моментально.
«Я притащил в школу ведро дерьма! — подумал я, застонав сквозь плотно стиснутые
зубы. — Ведро дерьма, Фелини!»
— Это… Так… Просто, — выдохнул я, ощущая, как на лбу у меня выступает пот.
— А что там? — заинтересованно подошла подруга к ведру ближе, присела на корточки и
попыталась разглядеть его содержимое сквозь полупрозрачную пленку.
— Ну… — выдохнул я, ощущая себя как на мине. Мифи, конечно, привыкла к моим
закидонам, но, боюсь, даже она не смогла бы оценить мои порывы шляться по улицам
города с такой драгоценностью наперевес.
— Это… — протянула Мифи, отпрянув. Я шумно сглотнул.
— Это че? — подруга посмотрела на меня так, будто прямо на ее глазах я насиловал
перепелку. Что-то вроде «Тери, я все понимаю, ты у нас с прибабашкой, но не думаешь
ли ты, что это уже чересчур?»
— Это мое дерьмовое утро. В буквальном смысле, — простонал я, лихорадочно
соображая, как бы объяснить подруге все произошедшее раньше, чем она решит, будто я
окончательно сбрендил.
— Так там действительно… — Мифи переводила взгляд с ведра на меня, а затем с меня
вновь на сосуд человеческих отходов.
— Типа того.
— Так это же…
— Так это же? — выдохнул я, ожидая вердикт.
— Так это же великолепно! Именно то, что мне нужно!
— Тебе нужно говно? — мне показалось, что я ослышался.
— Не представляешь насколько! Вопрос жизни и смерти!
— Даже моя жизнь никогда не зависела от такого, — признался я растерянно. — На кой
черт тебе эта, безусловно, бесценная субстанция?
— А ты не понимаешь? — усмехнулась подруга, приобнимая меня за плечи и наклоняясь к
моему уху. — Естественно, для мести.
Вообще мне следовало сразу догадаться, что сегодня Мифи настроена сделать нечто
кошмарное. Намекали мне на это покрытые тканью части тела подруги, которые в
обычные времена мелькали перед глазами полностью оголенными. Сегодня девушка
наплевала на свои правила юного эксгибициониста уже второй день кряду, придя в
школу в черной водолазке с рукавами до локтей и воротником до горла и в темно-
бордовых брюках, заправленных в тяжелые ботинки. Из оголенного оставался разве что
посеребренный живот с проколотым пупком.
— Думаешь, я оставлю наносов безнаказанными? После всего, что они сделали?
— усмехнулась она. — Длик еще будет ползать передо мной на коленях, умоляя
сжалиться над ним, — пообещала девушка, стягивая с запястья резинку в виде пружинки
и собирая синие волосы на затылке в хвост.
— И для этого тебе понадобится мое ведро? — с сомнением протянул я.
— О да, еще как понадобится!
— То есть ты хочешь, чтобы я протащил его в школу? — осведомился я.
— Точно так.
— И как ты себе это представляешь? Что я скажу охране?!
— Тери, а что ты всегда говоришь охране?
— «Здравствуйте, я Тери Фелини»… На этом мое приветствие заканчивается, потому что
охранник вытаскивает крест и начинает кричать в мою сторону что-то на латыни.
Иногда мне кажется, что он пытается провести обряд экзорцизма или вроде того.
— И судя по всему, выходит у него хреново, — усмехнулась Мифи. — Не дрейфь! Сама
судьба благоволит мне! Ведь именно сегодня ты пришел в школу с…
— Дерьмом.
— …Ни вчера, ни завтра, а именно сегодня, когда я как раз решила свершить акт
мести! И с твоим…
— Дерьмом.
— …Я создам воистину ужасающее наказание! Потому что твое…
— Дерьмо…
— … Превратит обычную месть в…
— Дерьмовую?
— Именно! — Мифи была вдохновлена как никогда. — А назовем мы все это Операцией…
— Дерьмо?
— Точно, операция «Дерьмо»! Мне нравится.
— Достойное занятие. Будет что рассказать внукам, — проворчал я, не разделяя
энтузиазма подруги.
— Не занудствуй, Фелини. Уж от кого — от кого, а от тебя я не ожидала. Не ты ли
должен в первых рядах кричать что-нибудь вроде «Долой пролетариат, да здравствует
дерьмо и свобода!» — осведомилась она.
— Так-то оно так, — промямлил я неуверенно, действительно обеспокоенный тем, что
теряю сноровку. — Просто я сегодня за утро хлебнул хорошую порцию всего этого добра
и больше иметь с этим дел не желаю.
— Не хочешь, но придется, — похлопала меня Мифи по плечу, после чего схватила меня
за локоть и потащила в сторону школы. Привычный зоопарк школьников, что толпился у
входных дверей каждую перемену, мы преодолели без особых проблем. Мое ведро если и
ловило заинтересованные взгляды, то дальше них никто к моему счастью не шел. Зато
зайдя внутрь школьного здания, мы тут же наткнулись на Пирса. Пирсом звали
немолодого пухлого охранника, что сидел у самого входа и проверял, чтобы ученики не
проносили в школу ничего запретного. Следил он за этим, как и его коллеги, из рук
вон плохо, потому что в школу и сигареты протаскивали, и ножами друг перед другом
хвастались, и наркотиками делились. Казалось бы, мое ведро в сравнении с этим —
безобидное и даже милое. Но Пирс, естественно, был другого мнения. Мало того, что
он сам по себе слыл самым вредным из охранников, он ко всему прочему не любил лично
меня. За годы моего обучения ему пару раз приходилось общаться со мной, а вы же
понимаете, чем это чревато.
— А-а-а, Фелини, — протянул Пирс с довольной гадкой ухмылкой.
«Ну почему именно сегодня?!» — мысленно простонал я, внешне изображая саму
невозмутимость.
— А-а-а, господин Пирс! — в тон ему ответил я.
— И чего это мы несем? — от цепких глаз толстячка не укрылось мое ведро.
— Ведерко!
— А куда это мы его несем?
— В школу!
— А внутри что?
— Школьники.
— Не внутри школы, а внутри ведра, идиот!
— Содержимое.
— Какое?!
— Интересное.
— Я не сомневаюсь, что оно Интересное, потому что как минимум интересует меня. А
подробнее?
— Огромное количество клеток.
— Повторяю вопрос, Фелини. Что в твоем чертовом ведре?
— Лучше бы вам не знать!
— Но я хочу.
— Но не стоит.
— Фелини!
— Господин Пирс!
— Если ты немедленно не покажешь мне, что в ведре, пеняй на себя! — пригрозил
толстячок.
— Уже можно начинать?
— Что начинать?
— Пенять?
— Фелини!!! Немедленно покажи ведро.
— Я его и не скрываю, любуйтесь сколько угодно.
— Изнутри!
— Я, по-вашему, способен вывернуть железное ведро наизнанку?
— Достаточно убрать пленку.
— А что мне за это будет?
— Лучше спроси, что тебе за это Не Будет! — охранник попытался напустить на себя
более угрожающий вид.
— И что мне за это не будет? — с любопытством поинтересовался я.
— Выговора не будет, похода к директору не будет, временного отстранения от учебы
не будет… — начал перечислять Пирс. Он что, фанат Зуо?! У меня прям дежа вю!
— Заманчиво, тогда, пожалуй, я ничего показывать не буду!
— Это еще почему?
— Сами же сказали, отстранения от учебы не будет. А мне бы очень хотелось
отстраниться, устроить себе каникулы.
— Фелини, имей совесть, первая учебная неделя!
— А я уже устал.
— Фелини, немедленно покажи, что в ведре.
— Нет, я хочу отстранения.
— Фелини, не играй со мной!
— Смотря во что. В БДСМ я бы играть с вами, к примеру, не стал. Ведь видеть вас в
обтягивающем черном кожаном костюме и с плеткой в руках выше моих сил! Я сразу
начинаю перевозбуждаться, — воскликнул я, изображая полуобморочное состояние.
— Глупый мальчишка, ты смеешь мне дерзить?
— Нет, что вы, что вы, господин охранник! — вяло промямлил я. — Как я могу вам
дерзить. Такому сильному, накачанному, — разве что жирком, — впечатляющему
мужчине, — прошептал я, закусывая нижнюю губу.
Охранник от ярости превратился в человекоподобную помидору.
— Ты со мной флиртуешь?!
— Нет, это вы со мной флиртуете.
— Что? Ты с ума сошел?!
— Признайтесь, ведро, это лишь повод. На самом же деле вы хотите узнать, что у меня
под одеждой.
— Ты спятил?
— Хорошо, так и быть, я покажу.
— Прекрати немедленно! — но я уже расстегнул штаны и спустил их до колен.
Школьники, что проходили мимо, мерзко захихикали.
— Да! — громко провозгласил я. — Вы верно все понимаете. Господин Пирс — старый
пидорас, заставляет милых мальчиков снимать перед ним штаны!
— Немедленно прекрати! — почти завизжал Пирс.
— Это вы прекратите, иначе я сниму еще и трусы, а потом расплачусь, — пообещал я в
ответ.
— Не на того напал, мальчик. Твои угрозы мне не страшны! Здесь камеры, — ткнул он
пальцем в небольшой бликующий кружок в стене.
Смотрите-ка, какой упертый. Я с досадой вернул штаны на место.
— А теперь Немедленно. Покажи. Что. В. Ведре! — прорычал охранник, содрогаясь от
ярости, но уверенный, что выиграл битву. Рано радуетесь, мистер Пирс.
— Я стесняюсь.
— Фелини!
— Хорошо, я покажу, но при одном условии, — пожал я плечами. — Мы должны остаться
вдвоем.
— Что?
— В ведре моё самое сокровенное.
— Ты шутишь.
— Нет, я серьезно, — пробормотал я, в подтверждении обнимая ведро и начиная
тереться щекой о полупрозрачную поверхность пленки, натянутой сверху.
— Хорошо, идем в подсобку, — согласился охранник, жестом предлагая мне проходить
первым. Видимо он полагал, что я могу воткнуть ему в хребет нож. Или поступлю
проще — сбегу. Единственное, на что я был способен на самом деле, это метнуть в
него здоровенный кусок… Впрочем, до такого доводить ситуацию я не собирался.
— Ну? — Пирс закрыл за собой дверь и упер руки в бока, всем своим видом показывая,
что не выпустит меня до тех пор, пока я не покажу ему содержимое ведра. Какое
счастье, что я честно собирался сделать именно это.
— Подойдите ближе, — подозвал я его с загадочным видом. Мужчина осторожно сделал в
мою сторону пару шагов.
— Еще ближе, — настоял я. Толстячок приблизился совсем близко. Быть может если бы
мы стояли на улице, он бы уже смог разглядеть содержимое ведра через пленку. Но в
подсобке царил полумрак, что мне было только на руку.
— Сядьте на корточки, иначе не сможете увидеть магии! — прошептал я, смотря на
охранника во все глаза.
— Магии? — скептически хмыкнул мужчина. — Ага, как же, с тебя станется, Фелини.
— Именно так! Это особая магия имени Фелини! — закивал я, осторожно подцепляя
ногтем скотч, которым обмотал пленку, и отдирая его всего на пару сантиметров. — Вы
точно уверены, что хотите увидеть?
— Фелини, я повторяю, немедленно…
— Тогда нагнитесь еще ближе. К самому краю, — зашептал я, с лихорадочным блеском в
глазах. Наверное, по моему виду казалось, что в ведре как минимум слиток золота. Но
вы-то прекрасно знаете, что было там на самом деле. А через мгновение узнал это и
Пирс. Выражение его лица я бы с удовольствием запечатлел на камеру. Сперва
промелькнуло недоумение, затем гнев и, наконец, отвращение. Пирс заорал так, будто
я ему в колено вколотил здоровенный железный член. Пока охранник орал, хватался за
сердце и орал еще громче, я быстренько заклеил пленку, как было, и ловко из-за
спины пшикнул убийцей запаха, который взял на всякий случай, зная, что аромат
дерьма мне теперь будет чудиться целый день.
— Ты сумасшедший! — вернув дар речи, первое, что выкрикнул Пирс.
— Почему это? — искренне удивился я.
— У тебя же там… У тебя же там! — задохнулся мужчина. — На кой черт ты притащил в
школу ведро какашек?!
— Это мое домашнее задание.
— Какое еще домашнее задание?!
— По растениеводству. Это удобрение, — невозмутимо заявил я.
— И что же, хочешь сказать, что тебе поручили принести в школу говно?!
— Удобрение, — настойчиво повторил я.
— Я видел твоих одноклассников, почему они пришли без ведер?
— Хотите сказать, что из тех десятков тысяч людей, что учатся здесь, вы знаете
каждого моего одноклассника.
— Твоего — Да, Фелини.
— Хорошо, вы меня подловили, — сдался я. — Я действительно единственный, кому
задали это задание. Почему? Сами подумайте. Не вы один в этой школе меня
недолюбливаете. Мой преподаватель так же терпеть меня не может. Вот и обрек на
позор с Борисом.
— С каким еще Борисом? — встрепенулся Пирс.
— Я так назвал свою ношу.
— Ты дал имя ведру с дерьмом?!
— Ну, людям же с дерьмом имена дают, чем ведро хуже?
— Ты ненормальный!
— Я слышу это каждый день, вы уверены, что это хоть как-то влияет на мою жизнь?
— Немедленно унеси эту гадость из школы!
— Надеюсь, это вы сейчас о себе?
— ФЕЛИНИ!
— Господин охранник! Я не собираюсь получать неуд из-за тонкости вашей душевной
организации. Вы хоть понимаете, с каким трепетом, как бережно я собирал Это по
кусочку?
— ТЫ СЕЙЧАС ПРО ДЕРЬМО?
— Про него.
— БЕРЕЖНО?!
— Именно так.
— НА КОЙ ХЕР ДЕЛАТЬ ЭТО БЕРЕЖНО?!
— То же самое как-то спросил меня бомж, который пытался изнасиловать дерево в
беличье дупло.
— ФЕЛИНИ!
— Господин охранник. Быть может, вы прекратите повторять мою фамилию, я прекрасно
помню ее и без вашей помощи.
— Вон отсюда!
— Но как же Борис?
— Я сказал, ВОН!
— Боря, попрощайся с дядей, — пробормотал я, взялся за ручку ведра и с гордо
поднятой головой прошествовал к выходу, оставив Пирса наедине со своими попытками
отдышаться. Мужчину трясло. Рукой он схватился за форму в районе груди.
— Вам плохо? Быть может, я могу как-то помочь? Я… Или Борис?
— Я СКАЗАЛ ВОН! — взвыл бедняга. — Я еще до тебя доберусь! — крикнул он мне вслед.
— И что затем вы скажете полиции? «Я преследовал ученика из-за его ведра?» Подумать
только… — усмехнулся я и на счастье Пирса наконец покинул подсобку.
— Чего так долго? — накинулась на меня Мифи, что, оказывается, поджидала меня за
дверью, нервно постукивая ногой по полу.
— Мы вели беседу, — пожал я плечами.
— Раньше ты делал это быстрее!
— Раньше я не таскал с собой дерьмо!
— А по-моему твое дерьмо всегда при тебе, — фыркнула подруга.
— То — мое, другое дело — чужое, — потряс я ведром, из-за чего его содержимое с
плеском булькнуло, испачкав собой полупрозрачную пленку изнутри.
— Ладно, — отмахнулась подруга. — Самое сложное мы преодолели. Осталось заныкаться
в толчке и свершить месть!
— А ничего, что позже по этому ведру сразу вычислят, кто виновник произошедшего,
что бы ты там ни задумала? — нахмурился я. — Наносы от меня живого места не
оставят!
— Не ной, Тери, — лишь отмахнулась подруга. — Во-первых, для благого дела ничего не
жалко. Даже жизни!
— Особенно, если она не твоя.
— А во-вторых, никто тебя не тронет, а если и тронет, от наносов тем более мокрого
места не останется. Только представь, как взбесится Зуо, если узнает, что тебя бил
кто-то еще, кроме него? Это как если бы трахал, только еще интимнее! — воскликнула
Мифи, утягивая меня вместе с Борисом в лифт. — А это будет даже прикольно! Зуо
полностью искоренит наносов, и наниты снова встанут во главе всего! Тебе всего-то и
надо, что…
— Сломать пару костей? — закончил я за Мифи. — Как заботливо с твоей стороны!
— фыркнул я.
— Не впервой же! Тебе даже ноги простреливали, после этого вообще ничего не должно
быть страшно!
— А мне и не страшно. Я просто, понимаешь, не люблю боль.
— Ты главное Зуо об этом не рассказывай. Он же не переживет.
На столь веселой ноте мы вышли на сорок четвертом этаже и направились мимо нашего
класса прямиком в туалет. Мы долго выбирали, пойти в женский или мужской и, в конце
концов, остановились на мужском. Запершись в кабинке, мы вдвоем разместились на
крышке унитаза, поставили перед собой Бориса, и начали ждать звонка.
— Ситуация, если подумать, стремноватая, — от скуки вновь заговорила Мифи. — Два
закрывшихся в туалете подростка — это нормально.
— Но два закрывшихся в туалете подростка с ведром дерьма — как-то уже странновато?
— подхватил я.
— Именно.
— Если подумать, любую ситуацию с данным окончанием можно полностью изменить.
— А что, неплохая идея! Например, делать колоноскопию неприятно.
— Но делать его ведру дерьма неприятно вдвойне.
— Чучело из медведя — это жутко.
— Но из Бориса — совсем катастрофа.
Следующие десять минут мы с азартом играли в придуманную нами же игру. Играли бы и
дольше, если бы не долгожданный звонок. На всякий случай мы просидели в кабинке еще
с минуту, прислушиваясь, нет ли кого в туалете, и лишь затем выбрались из убежища.
Выйдя в общий коридор, мы на цыпочках прокрались к лестничной площадке, спустились
на пару пролетов вниз на этаж, где учился по данным Мифи Длик, и прошли в главный
зал, который был на каждом этаже. Одна его стена была заставлена именными ящиками —
ящиками учеников. Туда можно было сложить учебники, вторую обувь или лишние вещи.
Но мы собирались запихать туда Бориса.
Найти ящик Длика труда не составило. Мифи украдкой огляделась по сторонам, ловко
набрала необходимый код электронного замка и распахнула дверцу.
— А откуда ты знаешь код? — удивился я.
— Ну так я же готовилась! После всего, что они натворили, я задалась целью свершить
над Дликом акт мести. Правда я собиралась подсунуть ему тухлой рыбы или забросать
ящик яйцами. И тут ты будто ангел, спустившийся с небес на землю…
— С ведром дерьма.
— Именно. Это явно знак свыше.
— И что будем делать теперь? — удостоверился я, смотря на Дликовы кроссовки и пару
учебников.
— В идеале стоило бы залить здесь все…
— Но все пойдет через край. И что делать с вонью?
— Поэтому мы сделаем следующим образом, — Мифи вытащила из ящика все вещи, на
освободившееся место водрузила ведро, набрала в легкие побольше воздуха, после чего
одним резким движением сорвала с ведра защитную пленку, кинула в пахучее содержимое
все вещи наноса и одним резким движением захлопнула дверцу.
— А теперь, Тери, съебываем! — торжественно взвизгнула подруга, уже убегая к
лестничной площадке. Я лишь вдохнул пока еще не слишком ощутимый неприятный запах.
— Прощай, Борис, — пробормотал я, прикладывая руку к дверце ящика. — Мы были
знакомы не так долго, но… Ты стал мне верным другом. Быть может когда-нибудь судьба
еще позволит нам встретиться, хотя… Кого я обманываю.
Прошептал я, ощущая, как по щекам стекает одинокая скупая слеза от все нарастающей
вони.

========== Отступление... ==========

Отступление составлено из ответов на вопросы читателей))

Если б Зуо и Тери оказались б в другой вселенной, причем девушками, то в какой мир
их бы забросило?

Зуо: Что за хуйню они спрашивают?

Мистер: Прекрати, это всего лишь…
Зуо: Нет, ты мне скажи, что это за хуйня? Хер ли я должен быть телкой? Какие нахер
другие миры? Они, блять, издеваются?! У нас один мир! И с членом своим я
расставаться не собираюсь!
Тери: *сонно* Да-да, он его оберегает. Каждый вечер полирует, разбирает, чистит…
Мистер: Что?
Зуо: Что?
Тери: Что?
Зуо: Ты хоть слышал, о чем мы?
Тери: Эм… Практически.
Мистер: Мы не о пистолете! Мы о члене Зуо!
Тери: Ах вот оно что… Ну блин с его членом и я расставаться пока не готов. Мы с ним
поспорили на кругленькую сумму.
Мистер: С кем? С членом?
Тери: А ты еще видишь вокруг кого-то, с кем можно спорить?
Мистер: То есть спорить с конечностями человеческими — это Норма?
Тери: Куда более норма, чем с живыми людьми. Они, знаешь ли, туповаты.
Мистер: Прекрасно.
Зуо: Отлично.
Тери: Просто замечательно.
Мистер: Вот и поговорили.
Зуо: Так что там с девушками?
Мистер: Какими девушками?
Зуо: С нами в роли девушек?
Мистер: Нет-нет-нет…
Тери: А я не против. Чулочки там. Женское бельишко. Хотя куда круче было бы видеть
это на мужском теле. Зуо, розовое кружево будет тебе почти к глазам!
Зуо: УБЬЮ!
Тери: Кстати меня мучает один вопрос! Важный вопрос!
Мистер: Нет, пожалуйста.
Тери: Я все равно задам!
Мистер: Не надо, умоляю.
Тери: Вот Зуо лобок не бреет.
Мистер: НЕ. ХОЧУ. ЗНАТЬ.
Зуо: ЗАТКНИСЬ!
Тери: И блядскую дорожку тоже.
Мистер: Да ебаный в рот.
Зуо: ЗАМОЛКНИ НАКОНЕЦ!
Тери: Получается сквозь розовое кружево будут пробиваться черные лобковые волосы.
Мистер: Я не хочу этого слышать, я не хочу этого слышать.
Тери: Будет ли это выглядеть достаточно эротично или все же…
Мистер: ВАМ В ГОЛОВЕ МОЕЙ НЕ ТЕСНОВАТО, НЕТ?

Здравствуйте, Мистер)) Скажите, а какие любимые у Зуо и Тери цвета? Еда? Животное?
спасибо за ответ заранее)

Мистер: Дерзайте.
Тери: Хм…
Тери: Какой же у меня любимый цвет?
Зуо: Действительно…
Мистер: Действительно…
Тери: Быть может… Красный?
Зуо: Ну да.
Тери: Нет-нет-нет, другой же был… прям на языке вертится *теребит край серой
толстовки, будучи в штанах, футболке, носках, трусах и кедах серого цвета*
Мистер: Зуо, твоя очередь.
Зуо: Черный. Это практично.
Мистер: *себе под нос* А еще дохуя пафосно
Тери: Хм…
Тери: Каких же я люблю животных?
Зуо: Действительно…
Мистер: Действительно…
Тери: Быть может… Собак?
Зуо: Ну да.
Тери: Нет-нет-нет, другой же зверь был… прям на языке вертится *теребит брелок
кролика из любимого кроличьего кафе, где все в кроликах*
Мистер: Зуо, твоя очередь.
Зуо: Предпочитаю насекомых.
Мистер: *себе под нос* Ебаный фетишист.
Мистер: Ну, а пожрать мы все дружно любим мясо.
Зуо: Вообще-то я равнодушен к еде.
Тери: Вообще-то я люблю рыбьи глаза.
Мистер: Короче, они оба любят мясцо, но один выпендривается, а второй выебывается.

Представил, как Тери говорит: «Ну тогда Я Сам пойду Налево!» И не могу представить
реакцию Зуо: D

Тери: Ты, сволочуга, ходил налево!

Тери: НАЛЕВО!
Тери: При наличии великолепного меня!
Тери: Только руку протяни, только за ягодицу схвати!
Тери: Думаешь, это сойдет тебе с рук? С яиц? С пещеристых телец?!
Тери: А вот хрен!
Тери: Теперь и я схожу!
Зуо: Нет, не сходишь.
Тери: Да что ты говоришь! И что же мне помешает?
Зуо: Сломанные ноги.

Господин, а можно зарисовку ситуации с Тери и Зуо, где Зуо попросит Тери называть
его господином? *масло-маслянное О.о*

— Зуо.
— М?
— Помнишь, я выходил через твой компьютер в Виртуалию? — осторожно поинтересовался
Тери.
— И?
— Я Нечаянно влез в твою историю и заметил весьма занимательную череду сайтов.
— И?
— Ты даже не станешь отнекиваться?!
— И?
— Зуо… Признайся мне. Ты любишь BDSM?
Шаркис на мгновение застыл, внимательно воззрившись на Фелини.
— И? — выдал он, наконец.
— Хорошо. Ладно. Так и быть. Я готов.
— К чему готов?
— Готов быть твоим Господином.
— Что?
— Давай, сучка, вставай на колени и облизывай мне ботинки.
— ЧТО?
— Я знаю, что тебе это нравится! Плетки у меня нет, поэтому я принес это, — с этими
словами Фелини вытащил из рюкзака сковороду и попытался размахнуться ею. — Давай,
ничтожество, падай перед хозяином на колени!
— Хозяином? — тихо выдавил Шаркис, багровея.
— Да-да, верно. Только не в вопросительной форме. И помни, ничтожество, я твой
господин и ты должен… — договорить Тери не успел. В одно мгновение Шаркис оказался
прямо перед ним, отнял у парня сковороду и со всей силы ударил ее ребром прямо в
живот худощавому парнишке. Фелини, сдавленно застонав, упал на колени и согнулся
пополам:
— Кажется… Я… Слегка… Перепутал? — выдавил он тихо, чуть придя в себя от первой
волны обжигающей боли.
— Кажется, — усмехнулся Шаркис, наступая Фелини на голову и прижимая ее к полу.
— Ну что, сучка. Кто тут у нас Господин?
— Ты… Ты господин, — фыркнул Тери, не пытаясь сопротивляться.
— Вот и умница. Впредь так меня и называй, — усмехнулся Шаркис, убирая ногу и
возвращаясь к рабочему месту.
— А если забуду? — послышалось жалобное со стороны Фелини.
— Я напомню, — пообещал Шаркис, выразительно постукивая сковородой по столу.
— Ловлю вас на слове, Господин…

Реальное имя случаем не Александра или Жанна?

Мистер: Анон, я тебя ненавижу.

Мистер: Нет, я понимаю, имена, все такое…
Мистер: Вот только…
Тери: *голосит во всю глотку* Стюардесса по имени Жанна!!!
Мистер: Замолчи.
Тери: Обожаема ты и желанна!!!
Мистер: Пожалуйста, прошу, умоляю.
Тери: Ангел мой неземной!!!
Мистер: АНОН, ЧТО ТЫ СОБИРАЕШЬСЯ С ЭТИМ ДЕЛАТЬ?
Тери: Ты повсюду со мной!!!
Мистер: Нет…
Тери: Стюардесса по имени Жанна!!!
Мистер: Заткнись уже!
Тери: Ты мой пятый океан, чудо-человек!!!
Мистер: Я прошу тебя по-человечески…
Тери: Пусть небесный наш роман длится целый век!!!
Мистер: Хоть раз сделай то, о чем тебя просят!
Тери: Пусть нас минует зло и обман!!!
Мистер: Ты. Мешаешь. Мне. Работать.
Тери: И нежданных бед ураган!!!
Мистер: Ясно-понятно.
Тери: Стюардесса по имени Жанна!!!
Мистер: Нахуй так жить.

Об ответе. Рассматривали когда-либо эту теорию. Мне кажется, с вашим незаурядным

мышлением, вы думали об этом)
С моим незаурядным мышлением я об этом даже мультик смотрел, назывался он «Оззи и
Дрикс». Чертовски хороший мультик про детектива Лейкоцита и его напарника Пилюлю.

Тери: Оззи и Дрикс!

Мистер: Только не опять.
Тери: Оззи и Дрикс!
Мистер: Ты решил спеть все песни, что остались в моем подсознании?
Тери: Все под контролем у этих ребят!!
Мистер: Лучше бы я так теоремы по математическому анализу помнил.
Тери: Быстрые, как пуля!!!
Мистер: Невыносимо…
Тери: Лейкоцииииит и Пилюююююляяяяяя!!!!!!!!!!
Мистер: Ты сегодня прекратишь надрываться?

Я надеюсь, что песенки с именем Александра нету? :«D

Тери: Александра!
Мистер: АНОН НУ ЗАЧЕМ?!
Тери: Александра!
Мистер: Ебись оно все конем!
Тери: Этот город наш с тобою!
Мистер: Нет!!!
Тери: Стали мы его судьбою — ты вглядись в его лицооооо!!!
Мистер: Что я могу сделать, чтобы ты замолчал?
Тери: Что бы ни было вначале!!!
Мистер: Хочешь, я подарю тебе свою печень?
Тери: Утолит он все печали!!!
Мистер: Ты не прекратишь, да?
Тери: Вот и стало обручальным…
Мистер: Не прекратишь.
Тери: Нам садовое кольцо!
Мистер: Ну хорошо…
Тери: Вот и стало обручальным…
Мистер:…НАМ САДОВОЕ КОЛЬЦООООООООО!

А если б Зуо и Тери были б диснеевскими принцессами, то каких сказок?

Тери: Я бы однозначно был Белль!

Зуо: Это еще с какого хрена?
Тери: Так Белль же красавица, попавшая в лапы чудовищу. Я красавица!
Зуо: А я значит Чудовище?
Тери: А ты сомневался?
Зуо: Да с какого это хрена?!
Тери: Ты в зеркало-то давно смотрелся?
Зуо: Да я, блять, идеальный! Из нас двоих это, скорее, ты чудовище. А я, в таком
случае, Белль.
Тери: Нет, я!
Зуо: Нет, Белль я!
Тери: Размечтался, Белль я!
Зуо: Нет я!
Тери: Нет я!
Зуо: А я сказал, что я!
Тери: Я!
Мистер: Вы еще подеритесь.

Мне все-таки кажется, что Зуо тот еще БДСМщик:„D

Его легко можно представить в кожаных штанах, в многочисленных ремнях и шипах, с

сигаретой в зубах и плеткой в руках. Еще легче представить, как он размахивается и
садистской ухмылочкой выдает что-то вроде: ‚Сегодня я как следует накажу тебя,
насекомое‘.
Так что да, он рожден для БДСМа: D
Тери: Зуо-Зуо, я только что осознал свое призвание!
Зуо: *раздраженно* Ну?
Тери: Мне на роду написано быть доминантом!
Зуо: Доми… кем?
Тери: Доминантом! А ты, Зуо, будешь сабмиссивом.
Зуо: Саб. что?
Тери: Все встало на свои места! Это великая книга написана о великих свершениях!
*теребит в руках потрепанный временем томик ‚50 оттенков серого‘* Понимаешь,
главный герой здесь — точная копия меня! Он молод, красив, успешен, талантлив во
всем, начиная от игры на фортепьяно и заканчивая вязкой узлов! А самое главное! Его
любимый цвет — серый!
Зуо: Ты хотел сказать единственное, что вас с ним обобщает, это любовь к данному
цвету?
Тери: Или так. НЕ ВАЖНО! Зуо, я знаю, чего ты на самом деле хочешь от меня. Хочешь,
чтобы я прижал тебя к постели, связал и жестко оттра…
Зуо: И это книга про БДСМ? Но ведь секс в данном направлении не имеет главенства
*бормочет, быстро проглядывая книгу* Это лишь любительское представление о БДСМ, на
самом деле все куда… интереснее.
Тери: Интереснее? Что может быть интереснее секса?
Зуо: Ну… Например, я могу связать тебя, а затем подвесить. На анальный крюк. И
часами выслушивать твои мольбы о том, чтобы я тебя отпустил. Да, пожалуй, мне
нравится эта идея. Насекомое…
Тери: Не-не-не, я не согласен. Я не согласен, говорю! НЕ ТРОГАЙ МЕНЯ, ЧУДОВИЩЕ!
СПАСИТЕ-ПОМОГИТЕ! Я ДОМИНАНТ!!! САБМИССИВЫ ТАК С ДОМИНАНТАМИ НЕ ПОСТУПАЮТ!!!

А когда у Тери и Зуо день рождения? Не думали написать спешл про то, как бы они их
отметили?

Тери: Зуо! Ты знаешь, какой сегодня день?!

Зуо: Понятия не имею.
Тери: Нет, ты должен знать! Подумай хорошенько.
Зуо: День, как день.
Тери: ОСОБЕННЫЙ ДЕНЬ! САМЫЙ ОСОБЕННЫЙ ИЗ ОСОБЕННЫХ! КАК ТЫ МОЖЕШЬ НЕ ЗНАТЬ?!
Зуо: Я. Не. Знаю. А не прекратишь меня бесить, въебу.
Тери: Ты хотел сказать "выебешь"?
Зуо: Я хотел сказать ‚въебу‘ и имел в виду то же самое.
Тери: Но сегодня меня нельзя бить.
Зуо: Мне тебя можно бить в любое время дня и ночи семь дней в неделю двенадцать
месяцев в году.
Тери: Звучит, как предложение руки и сердца.
Зуо: Доиграешься.
Тери: И тебе совсем не интересно, что же сегодня за день?
Зуо: Ну?
Тери: СОВСЕМ-СОВСЕМ НЕ ИНТЕРЕСНО?!
Зуо: Ну-у-у-у?!
Тери: Мой день рождения!
Зуо: Пиздёж.
Тери: Что?! Я не вру!
Зуо: Я знаю, когда у тебя день рождения, и он не сегодня.
Тери: *задумчиво* Серьезно? Правда знаешь??? ОТКУДА?
Зуо: *полностью игнорируя* Так какой сегодня день?
Тери: Черная пятница! Скидки на презервативы!!!
Зуо: Убью.
Тери: Это важнее, чем какой-то там др!
Зуо: УБЬЮ!
Тери: Или ты уже хочешь без презервативов? А вдруг я забеременею?
Зуо: УБЬЮ!!!!!!

Вот она семейная жизнь или совместный просмотр фильма или трахаться. Интересно, а
какая семейная жизнь была б у Зуо и Тери?

Тери: Зуо-Зуо, пошли в постель.

Зуо: Не сейчас, я готовлю план осады главного здания Серебра.
Тери: Зуоооо, уже пять утра, может в постель?
Зуо: Отвали, не видишь, я пытаю человека.
Тери: Котик, может ты трахнешь меня хотя бы сегодня?
Зуо: Только пистолет дочищу.
Тери: Фильм, хорошо? Сегодня мы будем смотреть вместе фильм!
Зуо: Нет, снимай трусы, сегодня у меня другие планы.

Как вы думаете, как Тери и Зуо поздравят друг друга с нг? : 3

— Зуо!
— М?
— Сегодня же Новый год! Мы будем его праздновать?
— Че?
— Подарки! Оливье! Мандарины!
— Может, я просто тебя трахну?
— Нет, я хочу подарки, оливье и мандарины…
— Или все-таки…
— ЗУО! Хотя ты можешь меня и трахнуть. В оливье.

А из семейной жизни Тери приперся в хламище бухим к Зуо: з

Тери: ЗуЫч!
Зуо: Что с тобой?
Тери: Давай-ка… Давай, говорю… Ну эту… Трусишки свои скидывай! Щас я буду тебя
насиловать!
Зуо: Ты пьян?
Тери: Я трезв как стеклодув… Стеклотара… Стеклоящик… Стеклосинтезатор…
Зуо: Так. Ясно. В ванну. Немедленно.
Тери: Ах, ты хочешь в ванной? Погоди, мне надо взять матрас!
Зуо: Какой еще матрас?
Тери: Для плаванья! Вдруг я утону.
Зуо: Под душем?
Тери: В унитазе. Они коварные… Падлы.
Зуо: Прошу, положи одеяло на место.
Тери: Нет, это мой ковер-самолет. Он меня отнесет. Туда… В ванну.
Зуо: Насекомое. Не зли меня.
Тери: Зуо, ты все еще в трусах? Шпили-вили хочу. Шпили-вили и погорячее.
Зуо: *рычит* Будет тебе шпили-вили *хватает парня за шкирку и тащит в ванную*
Тери: А ты встанешь раком?! Мне это важно!
Зуо: Ты у меня сейчас встанешь. И раком. И крабом. И всей блять морской флорой и
фауной.

А можно тогда обратную ситуацию Типо Зуо пьян: D

Зуо: Эй, НАСЕКОМОЕ! НАСЕКОМОЕ МАТЬ ТВОЮ!

Тери: Ого, да ты пьян!
Зуо: Нихуя.
Тери: Пьян, говорю.
Зуо: Нихуя я ни пьиииян.
Тери: Так я тебе и…
Зуо: Щас въебу.
Тери: Хорошо, не пьян. Так чего орешь на всю квартиру?
Зуо: Где они?! ГДЕ?!
Тери: Кто?
Зуо: Твои ЛЮБОВНИКИ? ГДЕ эти МРАЗИ? Всех порежу, покромсаю, пидоров гнойных, будут
знать как… Это… Его… Тебя…
Тери: У меня нет любовников.
Зуо: НЕТ ЕСТЬ? ГДЕ? В ШКАФУ *заглядывает в шкаф* ПОД КРОВАТЬЮ? *в пьяном бреду
ползает по полу и смотрит под кровать* В ХОЛОДИЛЬНИКЕ? ТЫ СПРЯТАЛ ИХ ТАМ?
Тери: Говорю же, нет у меня…
Зуо: Щас въебу.
Тери: Хорошо, есть. У меня целая армия любовников, доволен?
Зуо: Нихуя! Нихуя у тебя нет!
Тери: Нет, хуй-то как раз при мне.
Зуо: Нет у тебя любовников!
Тери: Еще как есть, целая куча!
Зуо: Не может быть! Никто со мной не сравнится! Нахуя тебе кто-то еще?
Тери: Но ты такой злобный. А мне порой хочется нежности.
Зуо: Ты все врешь! У тебя нет любовников!
Тери: Но…
Зуо: Щас въебу.
Тери: Хорошо, раскусил, никого нет.
Зуо: ПИЗДИШЬ СУКА!
Тери: *себе под нос* А ночка-то будет длинной.

А что бы было, если бы у Зуо разболелся зуб? : D

*представим, что у Зуо флюс*

Тери: Хэй-хэй, Зуо, ты ж мой хомячок!
Зуо: Што? Иды нахуэ щука!
Тери: Щука? Теперь я твоя щучка?
Зуо: ХУЮЧКА!

Тери: Зуо, давай подую, полегчает!

Зуо: Отвали!!
Тери: Ну давай подую! Не вредничай!
Зуо: Нет.
Тери: Я хочу, чтобы тебе полегчало!
Зуо: Тогда шоши…
Тери: Что еще за шоши?
Зуо: *старательно* Со… Си…
Тери: Что сосать? Твою щеку? А это вообще законно?

Тери: Зуо, а ты когда-нибудь задумывался о том, что твоя раздувшаяся щека похожа на
ягодицу?
Зуо: Просто заткнись.
Тери: На нежную ягодицу, которую так и хочется погладить.
Зуо: Руки убери!
Тери: Если щека — ягодица, можно ли рот рассматривать, как анус?
Зуо: Ты, блять, сегодня точно доиграешься.

А давайте отходняк после пьянки Зуо, Тери, Найта, Дея ХD

Зуо: *хватаясь за голову*Ебать, моя голова…

Тери: *положив голову на колени Зуо* Я умираю. Кто-нибудь, прошу, позовите
священника, я хочу исповедаться!
Найт: *лежа на полу, лицом вниз* Прошу… Не говорите так громко.
Дэй: *бодро* Мужики, без паники, щас нахуячу антипохмелин, будете огурцами!
Найт: И чего ты, блять, такой довольный?! У тебя что, ничего не болит?!
Дэй: Почему же, болит. Вот только опыт не пропьешь!

Знаете, а ведь у Зуо должен быть др во 2 части! А что бы подарил Тери >: 3

— Зуо, с днем рождения!

— Что это? — вертит в руках криво запакованный предмет.
— А ты открой!
— Это… клизма?
— Это не просто клизма. Это путь к успеху!
— Этот путь к успеху я сейчас засуну тебе туда, где ему самое место!
— В мой радикулит?

А что бы подарили на нг друг друг Зуо и Тери?

— Зуо, а что ты мне подаришь?

— Ахуенное ничего. Ахуенное ничего тебя устроит?
— А оно очень ахуенное?
— Весьма.
— Круто! Тогда я на тебя рассчитываю! А мое главное желание я написал в письме деду
Морозу! Бородатый старикашка с комплексом неполноценности, который заставляет тебя
дарить подарки кому ни попадя, я рассчитываю на тебя!
В ту ночь Зуо вытащил письмо из-под подушки насекомого, желая подарить ему то, чего
так хотел мелкий паршивец. Но пожелание оказалось нереализуемым, так как в письме
было написано: ‚Анус Зуо… Или зеленого Пегаса со вставной челюстью моей покойной
бабули‘.

— С новым годом, Зуо! Это тебе!

— Ага.
— Ты не откроешь?
— Нет.
— Но почему?
— Я еще не отошел от твоего подарка на мой день рождения.
— Так ты его уже применял? Без меня? Так нечестно!

Мистер, а можно зарисовку на тему, что бы Зуо подарил бы Тери на его День Рождения?

Мифи: Тери, а что тебе Зуо на день рождения подарил?

Тери: Не поверишь! Сэмпай оказался таким романтиком! Он подарил мне сад!
Мифи: *скептичеки* Сад?
Тери: Ну хорошо, садик… Небольшой. Хочешь покажу фотографию?
Мифи: Ну…
Тери: *вытаскивает фото, любуется им пару минут и лишь затем протягивает подруге*
Мифи: *оторопело всматриваясь в фото* Погоди-ка…
Тери: М?
Мифи: Зуо подарил тебе… Место на кладбище?
Тери: Он такой заботливый, не правда ли?!
Мифи: Весьма…

Что Зуо написал бы в валентинке Тери?

Тери: МИФИ, ТЫ НЕ ПОВЕРИШЬ!

Мифи: Что на этот раз?
Тери: ЗУО ПОДАРИЛ МНЕ ВАЛЕНТИНКУ!
Мифи: Быть не может!
Тери: Отвечаю!
Мифи: Покажи!
Тери вытаскивает белую коробку и показывает ее подруге.
Мифи: И что это?
Тери: Валентинка внутри!
Мифи открывает коробочку. Внутри куриное сердечко и записка:
‚С ебучим днем тебя, лысая вагина. Дарю тебе куриное сердце, смотри не подавись.‘
Тери: ЗУО ТАКОЙ РОМАНТИЧНЫЙ!
Мифи: Романтик года.

Не рушьте мои мечты о том, что когда-нибудь, при необычайных обстоятельствах, Тери
все-таки трахнет Зуо! Не отнимайте последнюю надежду…

Тери: Зуо, а что бы было, если бы я тебя все-таки трахнул.

Зуо: Хм… Думаю, я мгновенно убил бы тебя.
Тери: О как. И что бы делал дальше? Убив любимого человека?!
Зуо: Затем я бы пошел и убил твою мать и сестру.
Тери: Эээ…
Зуо: Отца, дядю, тетю, племянников.
Тери: Эээ…
Зуо: Двоюродных прадедушек, четвероюродных братьев.
Тери: Я зря спросил, да?
Зуо: Всех родственников до восьмого колена, домашних животных, друзей и знакомых.

========== Третьи небеса Рая: 20. Террор и гордость ==========

Настырный луч солнца пробился сквозь неплотно сдвинутые шторы и устремился прямо в
глаза своей жертвы. Глоу недовольно фыркнул, поморщился, не открывая глаз,
перевернулся на живот и зарылся носом в подушку, но уже через мгновение
раздосадованно подскочил на кровати, сладко зевнул, потянулся и уставился на
спящего рядом мужчину. Томо Яказаки в свете утреннего солнца смахивал на Зуо больше
обычного. Такие же черные, чуть взлохмаченные на макушке волосы, такой же
благородный белый цвет кожи, такие же амбиции и самоуверенность, граничащая с
безумием. Эти схожести с Шаркисом Глоу в Томо и привлекали. Если отсутствовала
возможность быть с боссом, почему бы не покувыркаться с его заменой? Очень неплохой
заменой. Тем более, что Томо был неутомимым любовником, способным проявлять
нежность и внимательность, о существовании которых Шаркис даже не подозревал.
Подумав об этом, котенок развратно, нахально улыбнулся, облизнувшись, будто
голодный кот. Пошлая улыбка, отразившаяся на милом, детском личике, на любого
произвела бы неизгладимое впечатление, возбудив первых, перепугав вторых и вызвав
отвращение у третьих. Как хорошо, что Томо относился к первой категории.
Котенок резво забрался к мужчине под одеяло, уселся к нему на колени и ткнулся
носиком в утренний стояк Томо. Мужчина среагировал моментально, что-то тихо
забормотав сквозь сон и завозившись в постели. Глоу в ответ на это улыбнулся хуже
прежнего, вцепился острыми зубками в резинку трусов любовника и медленно и
осторожно, дабы не разбудить Томо, стащил его нижнее белье с крепких бедер. Под
одеялом было жарко и темно, кроме того в и без того чувствительный нос Глоу ударил
уже знакомый запах тела японца — сладковатый и терпкий. В носу у котенка настырно
защекотало. И прежде чем Глоу успел отвернуться, он сжался и звучно чихнул Яказаки-
младшему прямо на его стояк. Томо вновь что-то забормотал во сне, попробовал
перевернуться со спины на бок, но встретил преграду в виде сидящего у него на ногах
Глоу. Мужчина произвел несколько попыток сменить положение, но быстро сдался и
остался спать в той же позе. Глоу, подождав, пока любовник расслабится, выбрался
из-под одеяла, подтянулся к лицу Яказаки и оказался к нему нос к носу. Убедившись,
что мужчина все еще спит, мальчишка медленно провел языком по неплотно сжатым губам
мужчины, а затем слегка куснул его за нижнюю губу. Не получив желаемой реакции,
котенок продолжил возбуждать мужчину, поцеловав его в подбородок, затем
присосавшись к выразительно выпирающему кадыку и оставив на нем цветастый засос.
Яказаки упорно оставался в мире сновидений. Глоу это даже нравилось. Ничто не могло
сравниться с ощущением полной власти над сильным, желанным мужчиной. Куснув ключицы
мужчины, котенок медленно дорожкой из поцелуев спустился к его паху, слегка корябая
грудь и торс Томо маленькими, но острыми коготками. Под одеялом стало жарче
прежнего, поэтому Глоу раздраженно скинул его с себя на пол, позволив утреннему
свежему воздуху овеять его голую спину и ожидающий внимания стояк Томо. При свете
дня он выглядел даже соблазнительнее, чем ночью. Глоу, чуть помявшись, наклонился к
члену мужчины и слегка лизнул его головку шероховатым языком, ощутив уже знакомый
солоноватый привкус японца. Со стороны Яказаки послышалась невнятная возня. Котенок
без раздумий повторил маневр, а затем наклонился и взял член мужчины в рот до
самого основания, почувствовав его толстую головку глубоко в своем горле.
— Уф! — Томо резко подскочил на кровати и ошалелыми, еще сонными глазами уставился
на Глоу, хлешущего по кровати хвостом. Котенок, невинно хлопая длинными ресницами,
выпустил твердый орган изо рта и провел по его стволу кончиком носа от яиц до самой
головки, не отрывая взгляда от молодого мафиози.
— Доброе утро, — промурчал он и с выразительным причмокиванием присосался к
чувствительной уздечке мужчины, сомкнув пальцы у самого основания и сдавливая
твердую плоть сильнее, чем следовало.
— Мх… Доброе, — пробормотал брюнет, подавляя тихий стон наслаждения. Он протянул
руку к мальчишке, провел пальцами по топорщащимся волосам, погладил котенка по
черным пятнам, украшавшим милое личико, а затем откинулся обратно на кровать,
подставив руки под голову. — Хороший мальчик, — улыбнулся он, слегка толкаясь в рот
Глоу и заставляя его раздраженно фыркать. — Бери глубже, мы же не на детском
утреннике, — привычно приказал он, закрывая раскосые глаза и наслаждаясь процессом.
Уж что-что, а сосать Глоу умел. За один только этот талант стоило удерживать его
рядом с собой. Ну и, конечно, кто бы отказался от мальчишки, который знал главного
конкурента Томо Яказаки вдоль и поперек. Зуо Шаркиса. Эту неугомонную занозу в
заднице. Этого несносного типа. Раздражающе высокомерного и самоуверенного. Точную
копию Томо. Только еще наглее. Будто младший брат, решивший переплюнуть старшего…
…Интересно, каким бы в постели был он?
Томо живо представил, будто бы не Глоу, а именно Зуо делает ему минет. Как тонкие
бледные губы позволяют его горячему члену погружаться глубоко в рот, а затем
выпускают его член для того, чтобы затянуться черной сигаретой. Клубы дыма Зуо
выдохнул бы через нос прямо на влажный член, а затем начал бы активно лизать
вздрагивающую от каждого его прикосновения головку. Желто-зеленые глаза он бы при
этом неприязненно щурил, а губы кривил бы в неприятной злой ухмылке, которая
Шаркису так всегда шла. И Томо обязательно схватил бы Зуо за волосы на макушке и с
непередаваемым удовольствием вытрахал бы ему весь рот, чувствуя сопротивление и
испепеляющий взгляд уже красных глаз.
Нет, Томо не испытывал к Зуо Шаркису никаких романтических чувств. Это было нечто
совсем иное.
Зуо, разозленный и разгоряченный, медленно подполз бы к Яказаки ближе, навалился бы
на него сверху, задницей упираясь в его стояк. Тяжелый, взлохмаченный, сильный. Но
при этом подчиняющийся воле Томо. Кто бы отказался возобладать над подобной силой?
Точно не Яказаки.
…Глоу, дрожа от возбуждения всем телом, аккуратно, со знанием дела, насадился на
член японца, ощущая непередаваемое удовлетворение от данного действа. Чувствовать
твердый член внутри себя казалось ему самым потрясающим, что он когда-либо
испытывал. Задрав хвост и упершись левой рукой в грудь Томо, он начал ритмично
подниматься и опускаться на твердый орган, хрипло постанывая при каждом новом
проникновении. Его собственный стояк при этом он надрачивал правой рукой, доводя
себя этим до исступления. Котенок и не подозревал, что самодовольный Томо в этот
самый момент представлял на его месте того же человека, кого представлял на месте
Томо сам Глоу. Обладать смазливым мальчишкой, конечно же, было приятно, но Томо
даже представить не мог, каким экстазом грозила ему постель с Шаркисом-младшим. Их
секс наверняка был бы чем-то воистину феерическим.
— Я сильнее тебя! — прошипел бы парень в самые губы Зуо, внезапно хватая его за
плечи, переворачивая и поваливая на кровать, заставляя перевернуться на живот и тут
же подминая его под себя. Быть может, Шаркис бы сопротивлялся, но Томо все равно
поставил бы его на колени, вцепился сильными пальцами в узкие бедра, проник бы в
тугое, неподатливое тело и начал вбиваться в него сильнее, чем молот бил по
наковальне. — Я сильнее, слышишь! И я возобладаю над тобой! — и он бы заставлял Зуо
скулить под собой, как маленькую шавку, как шлюху, впервые познавшую с клиентом
настоящий оргазм. Он бы кричал имя Томо, царапая спинку кровати, захлебываясь
стонами, подмахивая и содрогаясь всем телом от каждого его движения. И он бы
отдавался ему весь без остатка, сладкими криками удовольствия признавая, что Томо
прав. Да, Яказаки действительно сильнее. Действительно лучше. Действительно.
— Ах! Нет! Больше не могу! — звонкий голос совсем не Зуо заполнил комнату, после
чего его обладатель в последний раз с силой насадился на член Яказаки и обмяк на
кровати под Томо. Ощущения японца оказались смазанными. Если бы только Глоу смолчал
и позволил Томо и дальше предаваться своим фантазиям, удовольствие было бы куда
оглушительней. Впрочем… Быть может когда-нибудь у Яказаки представится возможность
воплотить свои фантазии в реальность? Эта мысль не давала Томо покоя.
Глоу медленно уполз от мужчины и улегся обратно на свою часть кровати, нервно
постукивая хвостом по матрасу.
— Было здорово, — пробормотал он, широко улыбнувшись и продемонстрировав маленькие
клыки.
— Неплохо, — кинул Томо с легким разочарованием в голосе.
«Уверен, с Шаркисом было бы намного лучше…»
****
— Териал Фелини, — зачитала мое имя статная женщина, перелистывая страницы моего
школьного досье. Сидя за большим черным столом, устланным самой разной
документацией, она производила впечатление очень серьезного, в меру сдержанного и
глубокомысленного человека. Светло-русые волосы женщины были собраны на затылке в
пучок. Строгий пиджак и белая рубашка с удлиненным острым воротником лишь придавали
ей еще более опасный вид. Она подняла на меня светло-карие глаза, будто бы сверяя
меня с фотографией на досье, а затем вновь опустила глаза на страницы документов.
— Так точно, — подтвердил я на всякий случай. Вдруг не узнала! Все же когда делали
мое фото, я еще был не настолько седой и умудренный опытом. Теперь же, будучи
семнадцатилетним старцем, я обладал парой морщин, что бороздили мой лоб. Тут надо
быть очень внимательным, чтобы разглядеть во мне теперешнем того наивного, милого и
безусловно доброго ребенка. Я, правда, не помню, был ли действительно когда-то
таковым, но это уже значения не имеет.
— За годы обучения вы принесли нам немало проблем, Фелини, — проговорила женщина
холодно, постукивая ручкой по столу.
— Даже больше, чем вы думаете, — с готовностью подтвердил я.
— Вы достаточно проблемный человек.
— Достаточно, здесь вы правы. Но, согласитесь, лучше быть «достаточным», чем
«недостаточным». Я бы расстроился, если бы был «недостаточно» проблемным человеком.
Это почти как быть недостаточно искусным в постели. Только проблемным. Мой девиз —
быть везде достаточным!
— Да? — женщина, прослушав мой маленький монолог, скривила губы в жуткой ухмылке.
— Тогда как объяснить тот факт, что вы недостаточно умны? Кого в этом винить?
— Генетику, — не моргнул я и глазом. — Во всем виноваты мои родители.
— Здесь я с вами, пожалуй, соглашусь, — кивнула женщина. — Родители всегда несут
ответственность за своё чадо. Обычно я вину ребенка за какой-либо проступок
складываю именно на родительские плечи. Но в вашем конкретном случае единственное,
что я испытываю к вашим родителям — это жалость.
— А вот и зря, им, между прочим, очень повезло. У них есть я! Ну еще моя недалекая
сестра, но она не тянет на вознаграждение вселенной.
— Так и вы не особо тянете, так не думаете? — хмыкнула женщина.
— Нет, я настоящий подарок судьбы! — уверенно заявил я.
— И как давно вы пришли к этому выводу?
— Я знал об этом всегда. Это почти как если бы я был избранным.
— Только подарок судьбы?
— Только он. Да я, знаете ли, и не против. На избранном всегда куча
ответственности. А подарок судьбы он и на Марсе подарок. Я существую для того,
чтобы радовать людей.
— Я и смотрю. Меня вы обрадовали несказанно.
— Вот видите!
— Еще больше меня обрадовало ведро человеческих экскрементов. Оригинальное
подношение, ничего не скажешь, — проговорила женщина, тем не менее, выглядя так,
будто с ведрами дерьма сталкивалась каждый день и некоторые из них еще и наряжала в
маленькие пугающие клоунские наряды.
— Все не совсем так, как вам кажется, — пробормотал я, тупя взгляд перед директором
школы. Давно я не бывал в этом кабинете. С тех самых пор, как семь месяцев назад
меня обвинили во взломе школьной системы, которую на самом деле взломал Локи,
который оказался Зуо, который оказался мафиози, который оказался злобным хреном,
который оказался сексуальным пареньком. Если, конечно, можно использовать слово
«паренек» в отношении Зуо, потому что, назови я его так при нем же, мне бы,
наверное, пришлось огрести оплеуху. Паренек. Черт, мне нравится, как это звучит,
обязательно использую в процессе следующих игрищ с Зуо. Только представите,
нагибает он меня раком, вставляет в меня член, а я такой: «О да, паренек, так
держать!» Я уже вижу, как лицо Шаркиса искажается от лютой ярости и он впечатывает
меня головой в стену.
От придуманного завершения у меня аж мурашки по коже побежали. Нет, впечатываться
головой в стену мне не улыбается. Но паренек. Знаете, паренек стоит сотрясения
мозга!
— Фелини, вы меня слушаете? — удостоверилась Лариса Смитовна, окидывая меня
холодным взглядом.
— Конечно, я весь внимание! — уверил я даму, не очень-то обрадованный тем, что она
именно дама. Я, знаете ли, с этой самой минуты объявляю себя шовинистом, потому что
бабы — это, черт побери, зло! Из-за кого, вот скажите, из-за кого я ввязался в эту
заварушку? Правильно, из-за Мифи. Так какого черта я единственный, кто сидит в
кабинете директора? Какого черта Наносы рыщут по школе с желанием надеть мое
драгоценное ведерко мне же на голову? Какого черта остервенелый охранник еще
полчаса назад тыкал в меня пальцем, уверяя, что именно я тот злостный террорист,
который в какахах, возможно, спрятал бомбу? А может и целых две?! Какого черта?
Нет, не так. КАКОГО ХРЕНА?!
— Внутри бомба! Иначе, почему он не хочет опускать руку в ведро, чтобы доказать,
что кроме дерьма там ничего нет?! — завопил охранник, тыча в меня пальцем.
Действительно, почему? Почему я не хочу трогать чужие экскременты? Да я, честно
говоря, и свои трогать бы не решился!
А результат не заставил себя ждать. Была объявлена полная эвакуация. Приехали
пожарные, скорая помощь и наряд полиции. Приехали журналисты со всего Тосама.
— Главные новости на сегодняшний день, — вещали они, состроив серьезные мины и
сжимая микрофоны до побелевших костяшек. — Государственную школу Тосама
заминировали! — будоража воображение, восклицали они, театрально хватаясь за
сердце.
А чем заминировано-то?
Говном.
А кто заминировал?
Я.
Я, черт возьми.
Я, вашу ж Машу.
Я, блядские вы потроха.
Я.
Вы понимаете? Понимаете, в какую заварушку втянула меня не кто-нибудь, а женщина!
Коварная женщина, оставшаяся в тени моего извечного позора. Как следствие, ведро
дерьма, обнаруженное в школьном ящике его хозяином, подорвали саперы на школьной
площадке. Дерьмо разлетелось на несколько метров вокруг эпицентра взрыва, оросив
все вокруг живительной субстанцией, будто свежим весенним дождиком. Только это был
нихрена не дождик. И свежестью от него и не пахло. Пахло другим. Пахло пиздецом.
Пиздюлями. Полной катастрофой. Потому что именно меня прозвали дерьмотеррористом, и
за последние полчаса я из обычной занозы в заднице любого среднестатистического
ученика школы, превратился в кошмар, несущий с собой смерть и дерьмо. Но самое
обидное даже не это. Самое обидное в том, что когда охранник начал тыкать в меня
пальцем и верещать, что это именно я притащил ведро в школу и хрен знает что там
запрятал, Мифи вскрикнула и отбежала от меня на пару метров. Когда же я попытался
заверить людей, что ничего серьезного в ведре нет, мне задали вполне справедливый
вопрос:
«Что же тогда там тикает?»
А тикали там часы Мифи, которые она забросила в ведро, пока я витал в облаках и
прощался со священным сосудом. На это она сама же мне и намекнула, показав на свое
запястье и ехидно улыбнувшись. Эта сучка! Предательница! Злостный представитель
женской категории жителей планеты! Она подставила меня! И ей было совсем не стыдно!
А что я? А я теперь сидел в кабинете директора и размышлял, сразу ли меня исключат
из школы или сперва чутка помучают.
— Фелини, вы осознаете, что перешли все мыслимые и немыслимые границы? — продолжала
говорить директор школы, слегка хмурясь.
— Вероятно, — пробормотал я, еле шевеля языком. Вот скажите, почему так получается,
что в самых страшных своих проделках я на самом деле не виноват? А я знаю, почему!
Потому что сам я не попадаюсь! Черт бы их всех побрал! И Локи! И Мифи! Весь этот
гребанный мир! Мама от меня места мокрого не оставит!
— Но вы не понимаете, — заговорил я вяло. — Все не так, как кажется.
— Давайте я объясню вам, как кажется, — спокойно предложила директор. — Вы принесли
в школу ведро с… сомнительным содержимым, спрятали в них часы, после чего подсунули
ведро в ящик к одному из учеников школы. Когда ведро обнаружилось, зафиксировалось
некое тиканье, ввергшее гражданина Пирса, работающего в нашей школе охранником, в
дичайшую панику. Именно он вызвал пожарных, полицию и скорую помощь, а за ними
последовали и журналисты. Сапёры подорвали ведро и признали, что ничего кроме,
прошу прощения, дерьма, там не было. Но знаете, в чем ирония в данной ситуации?
— усмехнулась женщина, смотря на меня исподлобья.
— Не могу представить…
— Что в этом самом дерьме теперь находитесь и вы, господин Фелини, и я. С вашей
легкой руки наша школа в одной минуте от позора. Прямо сейчас меня ожидает за этой
дверью, — женщина кивнула на дверь за моей спиной, — тьма журналистов. Все они
желают знать, что произошло. Кто именно пытался подорвать школу и в чем причина.
Они желают услышать от меня какие-нибудь жуткие слова вроде «тротила», в крайнем
случае, описание безобидного механизма, который мы приняли за бомбу. И что, по-
вашему, я должна им сообщить? Правду? Про ведро дер… Про ведро? И часы?!
— Вы можете приукрасить, — слабо забормотал я.
— Нет, Териал Фелини, на этот раз вы не отвертитесь. Как насчет такого предложения:
сейчас я впущу в кабинет журналистов и укажу на вас. И вы сами расскажите, на кой
черт притащили в школу ведро и засунули туда часы! — прорычала она, мгновенно
покрываясь пятнами. — Договорились?
— Может, не надо? — пискнул я.
— Надо, Фелини! Ох, как надо! — прогремела она.
— Но я не знаю, что говорить…
— Придумайте!
— Я расплачусь.
— Плачьте!
— И… и буду биться в истерике.
— Отличный вариант, мне нравится!
— Я с нервов и блевать могу начать, — предупредил я в отчаянье.
— Великолепное завершение интервью! Если вы это сделаете, я вам поаплодирую!
— пообещала директор.
— Ну пожалуйста… Не отдавайте меня им! — почти взмолился я.
— Скажите спасибо, что, в отличие от вас, я еще не потеряла рассудок, — проговорила
она уже спокойнее. — Вы правда поверили, что я подпущу к журналистам создание вроде
вас? С таким же успехом я могла бы облить себя бензином и закурить.
— А вы курите?
— И даже не думайте, что на этот раз отвертитесь, — продолжала шипеть женщина. — И
так хлебнули от вас… Чего только не хлебнули!
— Прошу прощения.
— На кой черт мне ваши извинения, Фелини?! Словами делу не поможешь. Вы мне только
одно объясните, — выдохнула она, наклоняясь ко мне ближе. — Неужели так сложно?
— Что сложно?
— Так сложно быть нормальным? — она уставилась на меня во все глаза, всем своим
видом демонстрируя, что вопрос не риторический и она ожидает ответа.
— Мне казалось, — тихо проговорил я, тщательно подбирая каждое слово, — что я и так
нормальный.
— В таком случае вы сильно ошибаетесь, господин Фелини! — рявкнула женщина, хватая
печать и с грохотом ставя ее на один из документов, разложенных перед ней на столе.
— Впрочем, слово «казалось» в вашей фразе ключевое, — она снова перешла на
спокойный тон. Ее скачки эмоций выглядели куда страшнее, чем если бы она орала на
меня постоянно. Я прям готов был напрудить в штаны, потому что злостный мочевой
пузырь всегда давал о себе знать, когда я попадал в неоднозначное положение. Вот и
сейчас в туалет захотелось так, хоть волком вой.
— Простите, — пискнул я, выразительно сжимая ноги. — А можно мне… Можно мне в
туалет?
— Зачем? — сверкнула глазами директор. — Чтобы насобирать себе еще ведерко-другое
дерьма?
— Нет, пописать, — честно признался я.
— Ссыте в штаны, — со злостью в голосе выдохнула женщина.
— Но…
— И никаких «Но»! Если невтерпёж, ссыте, я сказала, в штаны.
****
Ничто так не бодрило Зуо с самого утра, как большая боксерская груша — самый
жесткий вид "груш" из всего боксерского арсенала. Несмотря на простой вид, объемный
цилиндр из кожи, засыпанный древесными опилками, смешанными с песком, оказывался
куда более опасным спортивным снарядом, чем казалось на первый взгляд. Неправильная
работа с ним могла закончиться изуродованными кистями, а то и сотрясением мозга от
слишком сильного удара и соответствующей отдачи. Простой вид и скрытая опасность
всегда привлекали Зуо. Как в предметах, так и в людях.
Зуо крепко забинтовал запястья, сделал небольшую разминку и принялся выверенными
ударами колотить по груше, в каждый удар вкладывая ровно столько силы, сколько было
необходимо. Все его тело было напряжено, каждый мускул прорисовывался рельефом на
его руках, спине и торсе. В такие моменты Зуо вспоминал тренировки, которые
претерпевал, будучи подростком. Тогда он на пару с Яном участвовал в незаконных
боях. И, конечно же, у них был тренер, который зарабатывал на них кучу денег. Но и
тренировал, следовало отдать ему должное, отменно.
«Удар левой у тебя убийственный! — вещал мужчина, наблюдая за мальчишкой и его
потугами. — Не усердствуй слишком сильно, еще не хватало, чтобы ты выбил себе
костяшки. Плавнее! Я тебе говорю, плавнее! Ты не кусок мяса отбиваешь, а человека!»
От внезапно нахлынувшей ностальгии Зуо невольно улыбнулся, ударив по груше уже в
сотый раз, и лишь затем чуть поменяв позицию. Следующий удар он собирался
отрабатывать с тем же упорством, если бы не нежданный гость, пристальный взгляд
которого всегда раздражал Зуо.
— Есть информация? — холодно поинтересовался парень, отвлекаясь от груши и
поворачиваясь к Глоу, что расположился на подоконнике открытого окна. Собственно,
кроме боксерской груши и широкого окна почти во всю стену в просторной комнате
ничего и не было. Для Зуо это помещение являлось чем-то вроде места для релаксации.
— Доброе утро, бос-с-с, — прошелестел в ответ котенок, переворачиваясь на живот и
принимая позу, больше походящую на кошачью, чем на человеческую.
— Информация, — строго повторил Шаркис, не двигаясь с места и буравя кошку
взглядом.
— Вряд ли я скажу что-то новое…
— Тогда зачем ты пришел?
Котенок поморщил носик, будто бы его действия были очевидными и он весьма
расстроился тому факту, что они таковыми не стали для Зуо.
— С-с-соскучился? — предположил он.
— Либо информация, либо иди вон, — холодно проговорил Зуо.
— Что-то назревает, — пробормотал котенок. — Не могу сказать точнее, меня не
подпус-с-скают к такого рода информации, но…
— Не подпускают? Никто и никуда подпускать тебя и не обязан. Раздобыть информацию
ты должен сам. Информацию, желательно не связанную с тем, каков в постели Томо
Яказаки.
— Я стараюсь, — обиженней прежнего выдохнул Глоу.
— Недостаточно… — нахмурился Зуо, ударяя по груше. Положение его в данный момент
было слишком шатким: Лава и Железо контролировались Яказаки, Амуры точили ножи на
Серебро, и лишь Алмазы хранили молчаливый нейтралитет. Но все банды однозначно
остерегались Тени и размышляли о том, как бы подмять молодую организацию под себя,
избавившись от ее создателя, то есть Зуо. Вчерашнее нападение было очередным
подтверждением оного. Конечно же, нападающие были лишь пушечным мясом. Кто-то
прощупывал почву. Кем-то, скорее всего, был Яказаки-старший. Но со стопроцентной
уверенностью сказать об этом было сложно. Ночные пытки захваченных людей к
результатам не привели. Каждый выкрикивал название одной из пяти банд, но никто не
оставался солидарным со своими товарищами, будто бы каждый из них работал на разные
банды, что так же исключать не приходилось.
— Делаю, что могу, — тихо выговорил Глоу, окидывая вспотевшего Шаркиса жадным
взглядом.
— В таком случае, что ты делаешь Здесь? — нахмурился Зуо, вновь поворачиваясь к
груше и всем своим видом демонстрируя, что разговор закончен.
— Босс, могу я задать вопрос перед уходом, — тихо попросил Глоу.
— Задавай, — милостиво согласился Шаркис.
— Как скоро вы собираетесь рассказать обо мне Ему? — скованно вымолвил котенок.
— Ему знать об этом совершенно не обязательно.
— Но рано или поздно…
— Он не узнает, пока ты будешь держать язык за зубами.
— Ему плохо.
— Нет, — нахмурился Зуо, все же одаривая Глоу неприязненным взглядом. — Это с тобой
ему плохо. Переживет. Перебесится.
— Вы по Фелини не перебесились, — выдохнул котенок, понимая, что ходит по тонкому
льду. Зуо зыркнул на мальчишку с такой злобой, что тот, резко отпрянув, чуть не
вывалился в окно.
— Делай свое дело. Будь полезным. Бесполезные мне не нужны. Я выражаюсь внятно?
— выговорил он тихо, но настолько угрожающе, что котенок сглотнул, пожалев о
сказанном.
— Да, — кивнул он тихо. — Простите босс, погорячилс-с-ся, — выдохнул он и
аккуратно, по-кошачьи, выскользнул из комнаты. Зуо же вновь развернулся к груше и
уже приготовился к нанесению череды новых ударов, когда в левом ухе у него тихо
завибрировало. Шаркис коснулся уха и вгляделся в раскрывшийся перед его левым
глазом голографический экран. Номер телефона звонившего был ему незнаком. Он
задумался всего на секунду, прежде чем разрешить соединение с входящим номером.
— Зуо? — послышался знакомый голос.
— Да, это я, — холодно проговорил Босс Тени, пытаясь вспомнить, где же слышал его
раньше.
— Это мама Тери, — сообщила женщина, развеивая его подозрения.
— Откуда у вас мой телефон? — слегка обескураженно пробормотал Шаркис.
— А это важно? — хмыкнула мать Тери. — Нашла и все тут. Я звоню не просто так, а по
очень важному вопросу. Точнее, у меня к тебе просьба.
— Слушаю вас.
— Зуо, котик, ты ведь наверняка сегодня видишься с моим сыном? И наверняка намного
раньше, чем увижу его я?
— Да, я заберу его из школы.
— Прекрасно. У меня к тебе важная миссия и я уверена, ты единственный человек,
способный исполнить ее.
— Что нужно делать?
— Как увидишь, ударь его.
— Простите?
— Ударь его, говорю! Можешь ногой. Разрешаю. Да посильнее! Этот маленький мерзкий
гаденыш опять устроил черт-те что! Мне звонил директор школы! Грозился исключением!
Сколько еще нервов я потрачу на этого неблагодарного мальчишку?! Конечно, вечером я
займусь его воспитанием самостоятельно. И эта вредоносная погань не то что
минировать школы…
— Минировать школы?
— …вообще ничего делать не сможет! Помяни мое слово, Зуо! Сегодня можешь
распрощаться с моим сыном, ибо вечером я от него мокрого места не оставлю! Ну, а
пока… Чтобы он не прохлаждался и этот день не показался ему малиной, ударь его!
Нет, не так… Бей. Бей его от всей, мать моя женщина, души! И каждый раз
приговаривай, что все это награда от его матери! Глупое, приносящее одни лишь
неприятности, создание!!! Понял, Зуо?!
— Понял.
— Вот и умничка. Рассчитываю на тебя.
— Сделаю все в лучшем виде. Не сомневайтесь.
****
Мифи ждала меня у черного входа, так как школьное крыльцо все еще заполоняли
журналисты.
— Ты долго, — вздохнула она без намека на раскаянье, встречая меня у дверей.
— А чья это вина? — нахмурился я, сотрясаясь от тихого бешенства. — Вся эта
ситуация из-за тебя! Ты меня подначила! А потом бросила на растерзание директору!
— воскликнул я, тыкая в подругу пальцем. — Ты! Во всем виновата только ты!
— А что ты хотел? Чтобы я взяла вину на себя? — искренне удивилась Мифи. — С чего
бы вдруг?
— С того, что мы друзья, быть может? — взорвался я. — И с того, что это
действительно твоя вина?!
— Ой, не истери, не будь бабой, — фыркнула Мифи, скрещивая руки на груди. — Я не
такая «болтливая», как ты. Не смогла бы извернуться.
— Так и я не смог! Эта сумасшедшая директриса позвонила маме! Она с меня три шкуры
спустит!
— Не спустит, не преувеличивай, — лишь отмахнулась подруга. — Все равно это
единственная государственная школа на весь Тосам, так что выгнать тебя не имеют
права.
— Имеют, если я сделаю нечто из ряда вон…
— В конце концов, ты никого не убил, — фыркнула подруга.
— Но они уверены, что Собирался! Взрывчатка в ведре! Мифи, объясни мне, зачем ты
кинула в говно часы?!
— Чтобы тикало… Правда я надеялась, что Длик попытается собственноручно узнать, что
же внутри ведра. Как жаль, что развели панику, — вздохнула подруга, чуть хмурясь.
— Кстати… Вопрос прозвучит возможно не слишком тактично, но… Почему у тебя мокрые
штаны?
— Потому что мне не разрешили идти в туалет, — пробубнил я, насупившись. Я все еще
злился на Мифи, хотя и понимал, что проступок ее не смертелен. — Ты в курсе, что
дружба между людьми иногда разваливается из-за одинаковой одежды или съеденного
пирожка. Думаешь, наша выдержит все те испытания, которые ты ей придумываешь?
— Испытания дерьмом? Безусловно, — кивнула подруга. — Она же выдержала все те
испытания, которые придумывал для нее ты. Но сейчас меня куда больше беспокоит
другое… Ты хочешь сказать, что штаны у тебя мокрые потому что…
— Да! Потому что я обоссался! Обоссался и горжусь этим, — заявил я, упирая руки в
бока и выпячивая грудь.
— Ты… сделал что?
— Ты не ослышалась. Я пошел против системы. Изо дня в день нас уверяют, что мы
должны ходить в туалет только в строго определенных местах. Они контролируют наши
действия, манипулируют нашим сознанием, внушают нам собственную истину и тем самым
стирают нашу личность, превращают нас в роботов. Но я не робот и я доказал это…
— Напрудив в штаны?
— Напрудив в штаны. Где хочу, там и ссу — это мой будущий политический слоган. И я
с ним еще выбьюсь в президенты, вот увидишь.
— И как ощущения? С мокрыми штанами-то? — не унималась подруга.
— Весьма неприятные, на самом деле, — признался я. — Кажется, и система иногда
бывает права. И все равно, я за свободу действий!
— Кто бы мог подумать. Ты обоссался. Нет, реально? Реально??? — все еще не могла
поверить Мифи.
— Хочешь понюхать?
— Фу! Нет же! Тери, я понимаю, легкие выверты ума всегда являлись частью твоего
имиджа… Но тебе не кажется, что ссаться в штаны — это уже чересчур?
— Чересчур кидать мне вызов, как это сделала директор. Она почему-то решила, что я
буду терпеть до последнего. Начала кричать, что если мне так хочется в туалет, я
могу ссать в штаны, уверенная, что я этого не сделаю. Ха! Соснула, грымза! Я и не
на такое способен!
— Страшный ты человек, — проворчала Мифи, на всякий случай отходя от меня на пару
шагов. — Я все гадаю, насколько же безгранична твоя незакомплексованность. Ты
уверен, что твои поступки можно считать нормальными?
— Сказала девушка, которая заставила меня притащить ведро говна в школу и засунула
в него свои часы.
— Ну знаешь ли… Это действо унижало не меня, а моего противника.
— Меня моя моча тоже не унижает, наоборот! Облагораживает!
— Да ну? Облагораживающая моча? Ты серьезно?
— Серьезней некуда!
— Не хочу знать, как именно она это делает.
— А я бы и не рассказал! Это, между прочим, секретная информация. Уж чем-чем, а
мочой бы я с тобой ни в жизни не поделился. Предательница!
— Не беспокойся, ты уже поделился со мной своим дерьмом, так что…
— Даже думать об этом не хочу!
— Да, лучше подумай о том, как ты будешь объяснять Зуо свои обоссаные штанишки.
Что-то мне подсказывает, что в восторг он от твоего вида не придет.
— Я может успею переодеться до его прихода, — сник я.
— Не успеешь.
— Это еще почему?
— Потому что он уже здесь, — кивнула Мифи куда-то мне за спину. Я обернулся с
замирающим сердцем и действительно увидел, как Зуо, черт его дери, будто черная
тень, приближается ко мне. Как он узнал, что мы будем у черного хода, вселенская
загадка, над которой лично я собирался поломать голову позже. Уже после того, как
каким-то чудом избегу наказания от Зуо за то, что я вообще появился на этом свете.
— Ну? — выдохнул сэмпай, без приветствия. — Что ты натворил на этот раз? И какого
хрена от тебя воняет мочой?
Мне конец.

========== Третье небеса Рая: 21. Пижама и аура ==========

Нет в этом мире ничего более завораживающего, чем мысли о смерти, потому что
смерть — имеющее место альтернативное решение абсолютно любой проблемы. Не хочешь
мыть посуду? Смерть где-то рядом. Достали университет и приближающаяся сессия?
Всего-то и надо, что чиркнуть ножом по запястьям и ожидать интересной развязки.
Девушка бросила? Галлон снотворного ждет не дождется твоего внимания. Сломался
любимый компьютер? Петля к твоим услугам, дружок, позволь ей подарить твоему горлу
самые крепкие дружеские объятья в твоей жизни. Поссорился с друзьями, замучили
ограничениями родители, наступил в чей-то разлагающийся труп и, не заметив этого,
подошел к интересующему тебя человеку, благоухая не хуже Раффлезии Арнольди? Смерть
избавит тебя от всех проблем. Смерть — и проблемы решаются сами собой. Пожалуй, мне
стоит податься в рекламный бизнес! По утрам буду рекламировать подгузники и
свежеконсервированные соки, а по ночам распахивать перед незнакомцами длиннющий
плащ, с внутренней стороны которого будут висеть разнообразные приспособления для
суицида.
«Запомнитесь окружающим молодыми и веселыми! Умрите сейчас, не дожидаясь старости,
радикулита и поноса при кашле!»
Сам-то я хотел бы прожить как можно дольше, потому что жизнь окружающих людей сама
себя не отравит. На меня возложена серьёзная миссия, и я не собираюсь уходить из
этого мира по собственной прихоти, пока не исполню предназначение в лучшем виде. Но
вместе с тем, я прекрасно понимаю, что легкая смерть от старости в теплой постели
мне не грозит. Не то чтобы меня это пугало…
Смерть сама по себе безобидна. Нет смысла бояться ее как верующим, уверенным, что
после данного действа они попадут в другой мир или переродятся, так и ревностным
атеистам, знающим, что после нее от них ничего не останется. Смерть — это всего
лишь конец. Завершение. Финал. Развязка.
И многих из нас, в том числе и меня, страшит на самом деле не смерть, а процесс
перехода в данное состояние. Мне этот процесс предвещали устроить грандиозно
болезненным. Обещал, конечно же, Зуо.
— Ну? — выдал он без приветствия. — Что ты натворил на этот раз? — голос его звучал
угрожающе. — И какого хрена от тебя воняет мочой?
— Почему же сразу мочой?! — я постарался выглядеть оскорбленным, хотя и понятия не
имею, что это за чувство. — Это мои новые духи!
— Которые сочатся у тебя прямо из члена? Может у тебя, мать твою, между ног еще и
святой источник?
— Кто знает — кто знает, — спорить я не спешил. — Ты не узнаешь, пока не
попробуешь, — улыбнулся я, пару раз заигрывающе приподняв брови. Зуо, я не против,
если ты разок возьмешь у меня в рот и проверишь самостоятельно! Я ведь могу и
наврать! Утаить от тебя страшно важные вещи! Нет, я, естественно, против! Но готов
потерпеть.
— Знаешь, что я хочу попробовать на самом деле? — почти ласково улыбнулся мне Зуо.
— Не представляю, — в тон ему промурлыкал я.
— Мне вот интересно… Если я засуну свой кулак тебе в задницу, смогу ли я затолкать
его так глубоко, чтобы костяшки можно было разглядеть в твоем горле?
— Хм… — я серьезно задумался над вопросом Шаркиса, невольно вперив взгляд в его
неподражаемое высочество. Выглядел сэмпай как всегда великолепно. Темно-бордовые
джинсы с рваными коленками потрясно подчеркнули длинные ноги, ботинки на тяжелой
подошве воззвали к ассоциациям с армией, а черная рубашка и накинутый поверх черный
удлиненный пиджак лишь закончили образ в стиле «Шаркис-младший, сучара,
выпендривается и - эй! - у него здорово выходит». Пиджак был застегнут на все две
пуговицы, что у него имелись, тем самым идеально вычерчивая фигуру Зуо и выделяя
как ширину его плеч, так и узость задницы. Шикарной задницы. Безусловно, не
обошлось и без бордового галстука с красующимся на нем серебряным зажимом с
цепочкой. Зуо по обыкновению был идеален. И как у него только это выходит?
Выглядеть так, чтобы мгновенно появлялось желание затащить его в темную подворотню
и затрахать до полусмерти? Ну или, ваша взяла, быть до полусмерти затраханным им.
Но первый вариант мне нравится больше. И я бы так и сделал, честное слово, если бы
позволяли силенки. Но прежде чем активно приставать к сэмпаю, следовало привести
себя в форму: подкачать мышцы, подрасти сантиметров на двадцать и… закупить
лошадиный транквилизатор. На всякий случай. Конечно, я могу попробовать проделать
нечто подобное и в нынешнем состоянии, но, боюсь, в таком случае кулак Зуо точно
доберется до моей задницы и превратит меня в куклу для чревовещания.
Так что нападки на невинность Шаркиса я отложил до лучших времен. До тех самых,
когда я начну-таки делать зарядку по утрам, получу из интернет-магазина
успокоительное для животных и научусь ходить на маминых каблуках. Но только я
сделаю все это и ты, Зуо, держись! Устрою тебе такой секс-марафон, враги не
позавидуют! Впервые в жизни твоя задница будет полыхать не от гнева, а от бешеного
трения. Бьюсь об заклад, я буду чувствовать себя скаутом, которому впервые
разрешили самостоятельно развести костерок. И, ух, как я его разведу! Всем кострам
костер будет…
— Ты правда хочешь знать ответ на интересующий тебя вопрос? С теоретической точки
зрения возможно, наверное, и не такое. Но от испытаний я, пожалуй, откажусь, —
проговорил я как можно спокойнее, стараясь не выдавать невроза, что начал сводить
мои внутренние органы. Сегодня у меня почему-то совсем не было настроения быть
битым. Как думаете, если я сообщу об этом сэмпаю, он войдет в мое положение и не
станет поднимать на меня руку? Думаю, такой вариант развития событий имеет право на
существование. Если Зуо в коме. Или мертв. Хотя даже в этом случае я бы сообщал ему
данную новость с опаской. Мне кажется, Шаркис из тех людей, что в порыве злости
могут и из мертвых воскреснуть, только бы вставить тебе хорошеньких пиздюлей. Что-
то вроде: «Ты заставил меня вылезти из котла, в котором я все это время варился! И
ты поплатишься за это, насекомое!» Хотя я сомневаюсь, что если Ад действительно
существует, то Зуо станет всего лишь одним из грешников, мучающихся в вечном
пламени. Нет, уверяю, в Аду по карьерной лестнице он взберется даже быстрее, чем в
мире смертных. Получит свои личные вилы с гравировкой и подписью от самого Сатаны.
Сможет носить свои любимые костюмы. Начнет полировать рога и копыта. А в обеденный
перерыв подтачивать клыки ножовкой для газобетона. Если подумать, Зуо бы очень
пошли рога. И он бы стал самым сексуальным демоном за всю историю Ада! Потому что
он был бы сам горяч, как Ад!
— Зуо, — встрепенулся я, ошарашенный великолепной мыслью. — А ты знаешь, что тебе
бы очень пошли рога! — выпалил я и лишь затем осознал, что фразочка прозвучала
достаточно двусмысленно. Не думаю, что Зуо в курсе моих мыслей об Аде, не так ли?
— Не понял, — я заметил, что когда сэмпай злится, его голос становится холодным и
безэмоциональным. И, поверьте мне, это куда страшнее, чем, если бы он просто его
повышал.
— Рога, — повторил я уже с меньшим энтузиазмом. — Красивые гладкие рожки. Как у
козликов, — выдохнул я, глупо улыбаясь и понимая, что совершаю одну ошибку за
другой, потому что упоминание козлов точно не пришлось Зуо по вкусу. Пожалуй, и о
рогах говорить не стоило. И ссаться в штаны было без надобности. И рождаться было
совсем не обязательно… И почему мне не сказали об этом раньше?
Радужка Зуо стала красной — кто бы сомневался! На висках запульсировали вены.
— Рога, значит.
— Ну да… Такие… Красивые. Как у демонов, — попытался я выйти из ситуации, но было
поздно. Я почти слышал, как шестеренки в голове Зуо защелкали с утроенной силой,
рисуя только ему ведомые картины.
— Ты ведь понимаешь, что если я узнаю, что ты изменил мне, я оторву тебе яйца и
затолкаю их тебе же в задницу вслед за гландами, которые вырву из твоей глотки
голыми руками? — выдохнул он тихо-тихо, внимательно поглядывая на меня.
— Ох, нет, Зуо, бро, не кипятись, он ведь… — было влезла в разговор Мифи, что все
это время не без восторга наблюдала за нашим разговором, но замолчала на полуслове,
встретившись с весьма многозначительным взглядом сэмпая.
— Не помню, чтобы разрешал тебе говорить, — выдохнул он тихо, испепеляя подругу
взглядом. Мда, каким бы душкой он ни был при первой их встрече, оставаться «хорошим
парнем» в глазах Мифи Зуо явно не торопился. — Так что там про рога? — Шаркис вновь
перевел взгляд красных глаз на меня.
— Тебе бы пошли, — пролепетал я.
— Да? И с кем же ты собрался мне их наставлять?
— Мифи права, ты не совсем верно…
— Мифи? — кажется праведный гнев Зуо того и гляди стремился обрушиться на подругу.
— А у вас тесная дружба, не так ли? Хотелось бы узнать, насколько далеко она
зашла, — удостоверился он, чуть сощурившись.
— Я, пожалуй, пойду, — сообщила подруга с наигранной радостью. — А то мешаюсь тут
вам, не даю поговорить наедине! Обменяться, так сказать, тараканами, — покрутила
она у виска, заметно бледнея.
— Ну что ты, ты совсем нам не мешаешь. Оставайся, — выдохнул Зуо эту фразу будто
проклятье.
— Спасибо за предложение, но я все же…
— Не оставляй меня! — почти взмолился я шепотом.
— Да, Мифи. Не оставляй его. Куда же он без своей подружки.
Мифи уже бежала, под конец фразочки Зуо развив минимум скорость звука. И ее можно
понять. Мне и самому хотелось убежать, но я-то осознавал, что в моем случае это не
прокатит. Если Мифи Зуо проводил снисходительным взглядом, то меня бы он и нагнал,
и отпинал, и затем хрен знает еще что бы со мной сделал. Так что я смиренно
топтался на месте, мысленно сокрушаясь по поводу необдуманных слов, кинутых мною, и
готовясь к неминуемому наказанию.
— Как от нее, оказывается, легко избавиться, — усмехнулся Зуо внезапно беззлобно.
— Ты что же… Не всерьез приревновал меня к ней? — охнул я.
— Блять, да кому ты нужен, — поморщился в ответ Зуо.
— Тебе, например, — поспешно напомнил я.
— Да, и даже я сам считаю это ненормальным, — фыркнул сэмпай, окидывая меня
взглядом все еще красных глаз. — А теперь будь добр, объясни, что заставило тебя
нассать в собственные штаны? Зная тебя, предположу, что причина крайне благородная.
— Еще какая! — возбужденно закивал я, не веря своим ушам. Боже мой, неужели Зуо
наконец-то начал меня понимать! Такими темпами у нас и до свадьбы недалеко!
— Понимаешь, все это произошло из-за ведра с дерьмом!
— Достаточно, — резко оборвал меня Шаркис.
— Но ты же сам спросил…
— Сам спросил, сам пожалел. Правильно ли я понимаю, что прямо сейчас ты стоишь в
мокрых штанах и собираешься в таком виде продолжать находиться рядом со мной и
дальше? — уточнил Зуо.
— Ну, если тебя это не сму…
Но Зуо, судя по всему, немножко мои мокрые штаны да смущали. Иначе зачем он подарил
мне такую звонкую оплеуху? Я аж пошатнулся.
— Ответ неверный, — предупредил он, все еще сохраняя спокойный холодный тон. Я уже
кажется говорил, что когда Зуо бесился, общаться с ним было куда проще? Сейчас я
напомню об этом в очередной раз. Сэмпай, раньше ты был такой простой! Читался как
открытая книга! А теперь, посмотрите-ка, сама таинственность! Это бы мне даже
нравилось, если бы не несло за собой побои, которые устраивал мне Зуо с ничего не
выражающим лицом, как будто перед его глазами находился не я, а здоровенный кусок
мяса, который следовало хорошенько отбить. А мне не очень-то нравится ощущать себя
будущей отбивной.
— Наверное, мне стоит переодеться? — пролепетал я, потирая ушибленную голову.
— Наверное, — кивнул Зуо, ударяя меня повторно.
— А это за что?! — возмутился я.
— Просто так. Для профилактики.
— Это несправедливо!
— Несправедливо мне, ахуенному мужику, нянчиться с дебилом с мошонкой вместо мозга.
— От скромности ты не умрешь, да?
И третья оплеуха стала мне лучшим ответом.
Хорошо, что свою спортивную форму я хранил в школьном ящике. Получив нагоняй от
Зуо, я добрался до формы, а затем прогулялся до туалета, где с помощью ледяной
воды, мыла, салфеток и не совсем чистых, но хотя бы не мокрых спортивных штанов
привел себя в божеский вид. Выходя обратно на улицу к Зуо, эффектно курящему одну
черную сигарету за другой, я был уверен, что сэмпай останется доволен проделанной
мною работой. Но мои ожидания как всегда не оправдались.
— Это еще что?! — Зуо, кажется, разозлился больше прежнего.
— Мои спортивные штаны. А что не так?
— Ты, блять, издеваешься?
— Нет.
— Ты серьезно ходишь в этом на физкультуру?
— Да.
— И считаешь это нормальным?
— Да. Я не могу понять, что тебя не устраивает?
— Это же пижама.
— Да нет же, это…
— Это, мать твою, пижама. Ты уж, блять, поверь.
— С каких это пор ты знаток пижам? — нахмурился я. — Не помню, чтобы находил в
твоем шкафу хоть одну! А я искал тщательно.
— Ты рылся в моем шкафу?!
— Конечно, рылся, я же не дурак, чтобы этого не делать! Вдруг бы я нашел что-то
компрометирующее. Например леопардовые стринги?! Или носки в горошек? Я бы мог
шантажировать тебя этим всю жизнь, заставляя быть со мной несмотря ни на что!
— Возвращайся и переодевайся во что-то другое, — ткнул Зуо пальцем в дверь.
— Но у меня больше ничего нет.
— Я не собираюсь ходить по городу с придурком в пижаме!
— Я, знаешь ли, тоже не сплю и вижу, чтобы ходить по городу с высоким горячим
придурком в пиджаке! Хотя кого я обманываю…
— Немедленно! Если у тебя нет своей одежды, попроси у друзей.
— Но мой единственный друг в классе — это Мифи. Я могу надеть ее топик. Подойдет?
Зуо вместо ответа тяжело застонал, на мгновение уткнувшись лицом в ладони.
— Хорошо, в таком случае мы идем в магазин, — взяв себя в руки, выдавил Зуо, кивая
на маячащий вдалеке сверкающий край большого торгового центра.
— Я не очень люблю ходить по магазинам, — поморщился я, — быть может лучше…
— Вообще-то я хотел предложить доехать до дома, чтобы переодеться, но вспомнил, что
там почти наверняка меня ждет разъяренная маман, и мгновенно передумал. — Магазин
так магазин! Твое слово для меня, сэмпай, закон!
— Ох, если бы…
****
Вычислить этого снайпера труда не составило. Видимо он и не подозревал, какими
технологиями пользуется Тень для распознавания противников. А технологий была
масса, начиная от группы отличных хакеров, что вместе могли взломать абсолютно
любую камеру Тосама, и заканчивая летающими по городу дронами, которые смастерил
Ник Дайси.
Поль медленно поднялся на тридцатый этаж недостроя, прогулочным шагом прошелся по
узким балкам к пролету, минуя разворачивающуюся под ногами городскую бездну, и
остановился в помещении, больше походящем на железный скелет. Парень почти
мгновенно увидел свою цель: мужчину средних лет, что распластался на заваленном
строительным мусором полу и прильнул к прицелу мощной винтовки. Он медленно вдыхал
воздух и так же медленно выдыхал, явно готовясь к выстрелу. Но Поль, отлично
читавший язык тела, точно знал, когда именно тот нажмет на курок, и потому не
торопился что-либо предпринимать. Тихо, будто кошка на мягких лапах, он приблизился
к снайперу, спокойно без единого лишнего звука выудил из-за пояса добротный
охотничий нож, присел рядом с мужчиной и сперва окинул взглядом будоражащую
воображение картину развернувшегося перед его глазами города, и лишь затем почти
плавно приставил лезвие ножа к горлу жертвы.
— А теперь медленно убери палец с курка, — проговорил Поль, не сдерживая улыбки,
которую бы все равно не увидели за бинтами. Снайпер осторожно убрал руки с
винтовки, после чего неуклюже встал на колени и повернулся к своему
недоброжелателю. По лицу его скользнуло недоумение. Не каждый день нож к горлу тебе
приставляет натуральная мумия. Все лицо, шея и открытые участки рук стоявшего перед
ним парня покрывали бинты. Лишь левый открытый глаз всматривался в мужчину цепко,
явно не собираясь пропускать ни единого его жеста.
— Прошу, — залепетал он неожиданно плаксиво. — У меня жена. Дети.
— И ты хочешь, чтобы я убил и их? — уточнил Поль, небрежно поправляя глубокий
капюшон, который он всегда накидывал на голову.
— Нет, что вы!
— В таком случае тебе придется рассказать, на кого ты работаешь, — заметил парень,
поигрывая ножом.
— Вы же понимаете, что я не могу.
— Ты же понимаешь, что зато Могу я. Могу издеваться над твоими детьми, прежде чем
убить их. Могу изнасиловать твою жену. Могу сжечь их заживо. Могу закрыть их в
каком-нибудь подвале и заставить жить там годами, поедая черствый хлеб и хлебая мою
мочу. А конфетку получая лишь за облизывание моих яиц. Видишь, сколько всего я Могу
в ответ на единственное твое Не Могу. Так что? Ты все еще уверен, что не можешь?
— Прости, господи… — тихо забормотал мужчина, внезапно хватаясь за маленький
крестик, что висел на цепочке на его шее.
— Верующий киллер, кто бы мог подумать, — сипло рассмеялся Поль, присаживаясь перед
жертвой на корточки и продолжая вертеть нож в руках. — Ты умрешь сегодня. Этого уже
не изменить. Но судьба твоей родни в твоих и только твоих руках. Ты ведь понимаешь
это, Тони?
— Откуда вы знаете мое имя?!
— А откуда твое имя знает Смерть? Ох, Тони-Тони. Имя — это лишь вершина айсберга
той информации, которую я успел нарыть на тебя, пока поднимался сюда. Но я бы хотел
получить еще больше информации от тебя самого. И я ее получу, можешь в этом не
сомневаться, — с этими словами Поль выудил из-за бинтов длинный провод,
заканчивавшийся микро-разъемом. Вслед за ним он извлек из внутреннего кармана
жилета, напичканного самым разным добром, маленький предмет, очень похожий на
гвоздь.
— Тони, знаешь ли ты, что это?
Тони, судя по всему, знал, потому что тут же прекратил строить из себя жертву и
таким образом пытаться усыпить бдительность мумии. Наконец-то. Больше слюнтяев Поль
не любил только тех, кто строил из себя слюнтяев. У них все равно ничего из этого
не выходило, потому что у парня был маленький секрет. Он видел ауры. Да, кто-то
рассмеется в голос, иной махнет рукой, а третий и вовсе не придаст этому значения,
но Поль видел ауры людей и потому мог моментально прочитать человека. У того, кто
еще мгновение назад строил из себя невинную овечку, аура была черной. Она говорила
далеко не о слабости и не о беззащитности снайпера. Нет, она раскрывала его
истинные ощущения, демонстрировала, что человек он злой и агрессивный. Человек,
способный убить и собственного ребенка, если понадобится. И все эти глупые мольбы
из его уст и гроша ломаного не стоили. Он не беспокоился о своих детях, он с ними
даже не общался. А своей жене при последней их встрече сломал нос и левую руку за
то, что женщина потребовала алименты.
Нет, Тони, тебе не обмануть человека в бинтах.
Нет, Тони, он знает о тебе все.
— Ты ведь не думаешь, что так просто вобьешь в мою голову это чертову штуковину?
— усмехнулся снайпер, одним ловким движением отскакивая от парня, выхватывая из-за
пазухи пистолет и наставляя на него.
— Не думаю, — кивнул Поль, не смутившись. — Но без трудностей жизнь была бы не
такой интересной, — очередная улыбка проскользнула на губах где-то там, за слоями
бинтов.
— Я убью тебя.
— Возможна и такая развязка.
— И ты готов погибнуть за него? — снайпер кивнул в сторону, куда была нацелена его
винтовка.
— Не за него, — покачал головой Поль. — Но за его идеи и стремления.
— Какая пошлость, — выдохнул снайпер и нажал на курок. Но ничего не произошло. Он
нажал еще раз. И вновь ничего.
— Наверное, без этого он в нерабочем состоянии, — предположила мумия, крутя в
перебинтованных пальцах магазин с пулями. Он обезвредил оружие противника до того,
как приставил к его горлу нож.
— Ах ты су… — снайпер не успел смачно ругнуться, потому что Поль со всей силы
ударил его вытащенным из кармана предметом прямо в лоб, вонзив его по самое
основание. Головка «гвоздя» сверкнула зеленым, оповестив об успешном подключении к
мозгу человека.
— Вот и славно, — удовлетворенно вздохнул парень, усаживая потерявшего волю
снайпера на землю и вставляя микро-разъем в сверкающую головку. При помощи этого,
на первый взгляд, незатейливого оборудования он всего за пару минут загрузил в себя
всю информацию, когда-то хранившуюся в голове этого человека. «Передача» как это
называли в узких кругах, прошла успешно, после чего парень в бинтах осторожно
отсоединил провод, выкрутил «гвоздь» из головы своей жертвы и с интересом уставился
в глаза человека, полностью потерявшего разум. Его аура все еще оставалась черной,
но поблекла и будто бы стала прозрачной. Этот человек потерял себя, отдав все свои
воспоминания, все, что делало его тем, кем он являлся, Полю.
— Без обид, — ухмыльнулся парень, похлопав безвольное тело по плечу и в очередной
раз поблагодарив судьбу за то, что она когда-то свела его с этой странной и так и
не ставшей популярной разработкой. Нота — так назывался этот самый гвоздь —
являлась технологией перекачивания воспоминаний мертвого. Ведь всем известно, что
после смерти мозг человека еще какое-то время работает. Так вот Ноту разработали
для родственников, которые желали сохранить в себе воспоминания родного человека.
После смерти капсулу вбивали в голову мертвеца и перекачивали все его знания и опыт
в добровольца. Технология так и не нашла своего покупателя, потому что оказалась с
весьма неприятным побочным эффектом — процедура развивала у людей, подвергшихся
перекачке воспоминаний, нечто вроде диссоциативного расстройства личности. Человек
начинал путаться, какие воспоминания его, а какие принадлежали его родственнику. И
если личность мертвеца была достаточно сильной, его воспоминания подавляли волю,
практически вымещая хозяина разума из его обители. Но парня в бинтах это не
беспокоило. В его голове жило много людей. И уживался он со всеми. Сегодня стало на
одного человека больше. Тони пополнил ряды семьи. Даже при том, что он все еще был
жив и смотрел теперь на Поля отупевшим взглядом, пуская слюни на пыльную куртку.
Парень в бинтах, прищурившись, сосредоточился на необходимой ему информации и без
труда нашел ответы на все интересовавшие его вопросы.
— Фрилансер, значит? — поморщился он, вздыхая. — Эх, Тони-Тони, и стоило ли так
бороться за информацию, когда ты и сам не знаешь заказчика? Глупец, — покачал
парень головой, укладываясь на место снайпера и вперивая взгляд левого глаза в
прицел. По ту сторону винтовки он мгновенно разглядел две фигуры: высокую статную и
серую и непонятную. Своего Босса Поль признал сразу. Так же как и серое
недоразумение, которое Шаркис с какой-то стати выбрал себе в спутники. Нет, парень
в бинтах не осуждал выбор Зуо. Он даже в какой-то степени понимал его, но не
одобрял. Шаркис всегда любил гулять по лезвию ножа. Взять хотя бы прогулки по
городу, как эта. Он ведь знает, что выходить на улицу опасно. Он ведь знает, что на
его жизнь постоянно кто-то покушается, а теперь будет покушаться еще больше, когда
в дело вошли фрилансеры и теперь перед ними стоит задача убить Зуо до того, как это
сделает конкурент. И он все равно разгуливает по Тосаму, как король, тогда как Тень
незримо следит за ним, отслеживая все возможные нападения и предотвращая их. Полю
эти действия казались слишком энергозатратными. Впрочем, в этом тоже были плюсы.
Например, информация, которую он и его «коллеги» собирали с убийц-неудачников,
будто пчелы – мёд.
И все же рисковать так из-за какого-то парнишки не стоило. Особенно из-за такого,
как этот. Полю он не нравился, потому что если Босс обладал вполне ровной темно-
бордовой аурой, говорившей о его решительности и вспыльчивости, то у этого
паренька… У этого паренька не было ауры.
Как будто бы он был давно мертв.
Или как будто его не существовало.
****
Не знаю, как это происходит у других ребят, а я всегда ходил по магазинам только с
мамой. И не надо смеяться. Да, я вполне себе взрослый мужик и мог бы себе позволить
прибарахляться самостоятельно, если бы не несколько важных «НО», во-первых, я ни за
что и никогда не потрачу карманные деньги на одежду, когда их можно прожрать. А во-
вторых, деньги именно на одежду мне бы еще никто и не доверил, хотя бы потому, что
я бы их прожрал. Поэтому примерно раз в месяц мама брала нас с Эллити в охапку и
тащила по магазинам. Девяносто процентов времени мы тратили на то, чтобы посмотреть
им туфли, нижнее белье или «вон ту симпатичную сумочку». Остальные же десять
превращались в мой личный Ад, потому что мама заставляла меня мерить вещи, которые
мне мерить не хотелось, чтобы в конце все равно купить очередную серую шмотку,
которую я приглядел себе еще полтора часа назад.
Я был уверен, что с Зуо поход по магазинам будет куда интереснее! Мы просто придем,
я ткну пальцем в какую-нибудь вещь, Зуо кивнет, и на этом наши поиски завершатся.
Не тут-то было! Я еще никогда так не ошибался.
— А может…
— Нет.
— Но вот это…
— Нет.
— Мне нравится здесь…
— Нет.
— Да хватит уже неткать! — взбесился я, вешая на место серую толстовку с
шикарнейшим принтом, состоявшим из двух темно-серых полосок.
— Я не собираюсь покупать тебе очередное безвкусное выбранное тобой дерьмо.
Стоит отметить, что только по приходе в магазин я вспомнил о том, что нищеброд. Не
именно в этот день, а вообще по жизни. Естественно, я сразу сообщил об этом Зуо,
почти поставив перед фактом, что одевать меня ему придётся на свои денюжки. Как ни
странно, но Зуо лишь плечами пожал. Ах ты ж богатая жопа! Я прям с каждым
мгновением ненавижу тебя все больше! И если когда-нибудь я тебя все же нагну, то
трахать буду исключительно с ненавистью! Гарантирую!
Так как финансы оказались полностью во власти сэмпая, он и правил балом одежды,
отметая все варианты, которые я ему предлагал. Ему не нравились ни футболки, ни
бриджи, ни джинсы, в которые я тыкал пальцем. Он только сурово выговаривал
очередное «нет», меланхолично посматривая на предлагаемый товар или же скучающе
кивая в ответ на внимание продавщиц, которые при виде него начинали пускать слюни и
мгновенно забывали об остальных покупателях своих магазинов, включая меня.
— Как насчет…
— Нет, — привычно кинул Зуо.
— Но ты даже не посмотрел! — возмутился я, начиная ревновать сэмпая к девушке,
которой, как мне казалось, он уделяет больше внимания.
— А мне даже видеть не надо, чтобы знать, что твое предложение дерьмо, — кинул Зуо
холодно.
Девушка, что пыталась вести с ним беседу, тихо хихикнула. Ах так?! Так значит?!
Отлично.
— Тогда предложи что-нибудь сам, — хмуро проговорил я.
— Как раз занимаюсь подбором, — кинул Зуо, о чем-то советуясь с продавцом. Нет, вы
посмотрите на этого кобеля! Хочешь, чтобы я ревновал? Хорошо, твоя взяла! Я ревную!
Но не думай, что я возьму и устрою тебе сцену ревности! Это для меня слишком
банально, ясно?! Нет, лучше я заставлю тебя пожалеть о содеянном иным способом. Вот
только каким?..
Надо было срочно придумать какую-нибудь гадость. Благо далеко идти не пришлось.
Отдел, в который мы зашли, состоял из двух частей, одна из которых была посвящена
мужскому гардеробу, а вторая — женскому. Туда-то я и направился.
— Здравствуйте, могу я попросить вас о помощи, — обратился я к девушке, что
раскладывала джинсы.
— Да, слушаю вас, — кивнула она, лучезарно мне улыбнувшись.
— Не могли бы вы мне помочь подобрать размер.
— Да-да, конечно, что именно вас интересует?
— Вот это, — ткнул я пальцем на полку.
— Но…
— Вот это, — повторил я настойчиво. — И еще, пожалуй, вон то. Да-да, вы не
ослышались. Это именно то, что мне нужно.
****
Толстяк нажал на курок, убедился, что пристрелил жертву, и лишь затем позволил себе
широко зевнуть. Понесло же босса в город ни свет ни заря. Нет бы понежиться в
постели хотя бы до двенадцати!
— Я убрал цель, — зашелестел чужой голос в его ухе.
— Я тоже, — толстяк снова зевнул и начал от нечего делать по десятому разу
проглядывать через прицел удобные для снайперов места. Вот бабушка чешет своего
кота на балконе десятого этажа. Вот молодые любовники решили не дожидаться ночи и
предаться утехам днем. Вот дети размазывают краску по стене. И никто из них не
подозревает, что парой этажей выше лежит свежий труп с симпатичной дырой в голове.
— Три недели тишины и посмотри-ка какой улов — сразу двое, — не преминул заметить
толстяк, вытаскивая из кармана шоколадку.
— Фрилансеры, — прошелестел голос. — Двое — это только начало.
— В смысле?
— Отчаянные времена — отчаянные меры. Я качнул воспоминания киллера.
У толстяка тут же пробежали мурашки по спине. Он терпеть не мог, когда Поль
проделывал подобные финты. Он будто бы высасывал из человека душу. И пусть толстяк
в существование душ не особо-то и верил, в данном контексте это становилось
неважным.
— Они что, поставили Зуо в Список?
— Именно это они и сделали.
Будучи снайпером и входя в мировую лигу киллеров по найму, толстяк, конечно же,
знал о месте, в которое мог прийти любой снайпер, желающий взять фриланс — убить
кого-то на стороне, не будучи под пятой организации, на которую он работал в свое
основное время. Такое «место» было в каждом городе мира. И походило оно на биржу. В
большом помещении стояло несколько мониторов со списками людей, которых было
необходимо убрать. Обычно фрилансер подходил к «управляющему» и забирал
понравившийся ему заказ. Из основной таблицы имя тут же убиралось, а цель
записывалась на фрилансера.
Но был список исключений — список людей, которые не убирались с главного монитора,
сколько бы фрилансеров не возжелали их убить. Это были цели солидного покроя, за
которые сулили очень кругленькую сумму денег. Шансы умереть до выполнения задания,
правда, равнялись девяноста процентам. Но награда была настолько хороша, что люди
считали риск оправданным. И кто после этого скажет, что жизнь не имеет цены?
— Только фрилансеров нам для полного счастья и не хватало! — воскликнул толстяк,
невольно переводя прицел своей винтовки на окна большого торгового центра, сквозь
которые он увидел как Зуо, так и мальчишку, к которому босс питал определенные
чувства. До недавнего времени толстяк бы не поверил, если бы ему сообщили, что
Шаркис может питать вообще хоть какие-то чувства хоть к чему-нибудь. И, тем не
менее, доказательство прыгало у него на прицеле, доставая бедную продавщицу. С виду
он казался достаточно безобидным парнишкой. Инфантильным и даже туповатым.
Но он встречался с Зуо.
И один лишь этот факт заставлял толстяка подозревать неладное.
Кроме того парень был достаточно известным хакером.
Об этом также не стоило забывать.
Но больше всего толстяка заботило совсем не это. Больше всего его беспокоило именно
поведение мальчишки. Ведь чем безобиднее человек желает казаться, тем страшнее то,
что он за всем этим прячет. И у мальца однозначно была какая-то тайна. Не перед
толстяком или другими членами Тени. Нет. Мальчишка совершенно определенно что-то
скрывал от Шаркиса. И ох как не хотелось бы толстяку оказаться на месте Босса,
когда это Что-то раскроется.
****
— Я выбрал, — провозгласил я нагло, прошлепав босиком от примерочной через весь
магазин к Зуо, что все еще копался в мужской одежде в компании, к слову, безумно
симпатичной девушки, чтоб ей пусто было!
— Нет, — конечно же, бросил Шаркис, еще не чувствуя подставы.
— А я говорю — Да! — шлепнул я босой пяткой по грязному полу, тем самым старательно
привлекая к себе внимание.
— Слушай, ты меня… — Зуо все же удостоил меня взглядом и на секунду онемел.
— Какого ху… черта, — выдавил он сквозь зубы, лицезрея меня в сером коротеньком
сарафане. Вы не подумайте чего лишнего. Меня никогда не тянуло на женские тряпки.
Наоборот, я всеми силами всегда старался подчеркнуть свою мужественность, размером
с молекулу! Но на что только не пойдешь, чтобы взбесить любимого психопата.
Конечно, было немного неловко перед другими покупателями магазина, но… Но кого я
обманываю, на мнение этих людей мне плевать с высокой колокольни — были они и нет
их! А выражение лица Зуо бесценно! Ради него я готов еще и каблуки нацепить. И весь
день ходить за сэмпаем в таком виде по всему городу!
— Я и вам подобрала! — подоспела моя контрольная пуля в лоб. — Ваш молодой человек
попросил меня выбрать для вас вечерний наряд, — восторженно воскликнула девушка,
демонстрируя Зуо длинное черное платье. — По-моему, оно будет великолепно
сочетаться с цветом ваших глаз! — заверила она сэмпая.
Ага, с глазами цвета крови. Еще как великолепно! ИДЕАЛЬНО, я бы даже сказал. Ну,
Зуо, давай, продемонстрируй этим милым леди, какой ты на самом деле говнюк, чтобы
они больше не пускали на тебя слюни, чертовы крашеные сучки!
Зуо набрал в легкие побольше воздуха, а я приготовился к дикому ору, но не тут то
было. Сэмпай тяжело выдохнул и абсолютно спокойно проговорил:
— Прошу вас, уберите это. У моего спутника странное чувство юмора. Не обращайте на
него внимания, — заявил он и повернулся к продавцу-консультанту, — отнесите все
выбранные нами вещи в примерочную.
— Да-да, конечно, — защебетала девушка, после чего сгребла со стола целый ворох
одежды и не без затруднений поковыляла к примерочным. Зуо вновь посмотрел на меня.
Я посмотрел в ответ, все еще ожидая бурной реакции.
— Ну! — наконец, не выдержал я.
— Что «ну»? — с издевкой поинтересовался Зуо. Его бледные губы чуть тронула
омерзительная ухмылочка, но почти мгновенно исчезла, вновь сделав красивое лицо
Шаркиса непроницаемым для эмоций. Единственное, что его выдавало — это налившиеся
кровью глаза.
— И это вся твоя реакция?! — разочарованно развел я руками.
— А ты полагаешь, что сможешь выбешивать меня до самой старости? — резонно
поинтересовался он. — Я уже достаточно хорошо знаю твои заебы, чтобы удивляться им.
— Вы посмотрите-ка, какие мы собранные, — буркнул я, крайне расстроенный подобными
перспективами. Я, конечно, понимал, что рано или поздно у Зуо выработается на меня
иммунитет, но не думал, что это произойдет так быстро! Я ведь еще не наигрался!
— Я же не ребенок, чтобы устраивать истерики у всех на глазах, — выдохнул сэмпай,
приблизившись ко мне и взяв меня за руку чуть выше локтя. — А теперь давай
проследуем к примерочным.
— Давай, — процедил я сквозь зубы. — Но могу я задать еще один вопрос?
— Слушаю.
— А ты не мог бы сжимать мою руку чуть слабее, а то, кажется, ты мне ее сейчас
сломаешь, — пробормотал я, чувствуя ужасающую боль в том месте, куда вцепился
сэмпай.
— О-о-о, — Зуо оставался абсолютно спокойным. — Зайдем в примерочную, и я тебе
сломаю не только руку, — пообещал он, улыбнувшись мне почти сердечно. У меня аж
мурашки по спине пробежали. Нет, сэмпай не вылечился. Сэмпай все еще психопат.
Только стал он куда хитрее.
— А для ломки костей ты не слишком ли взрослый, — в тон ему проговорил я,
спотыкаясь, но двигаясь за сэмпаем в сторону примерочной.
— Ну что ты… Убивать тебя прилюдно — это по-детски. А тихонько удавить, пока никто
не видит — вполне взрослый, продуманный шаг, — заверил меня сэмпай, подводя к
комнатке для переодеваний.
Так как была середина рабочего дня, людей во всем торговом центре было не так уж и
много, а в примерочной единственного отдела к моему глубочайшему сожалению их не
оказалось вовсе. Продавец-консультант развесила вещи по вешалкам и сообщила, что
если что-то понадобится, мы сможем вызвать ее, нажав на соответствующую кнопку в
кабинке переодевания. Но что-то мне подсказывало, что до кнопки, если что,
дотянуться я не успею.
Смирившись со своей участью, я удрученно зашел в примерочную и не удивился, когда
сэмпай проследовал за мной и зашторил за нами плотную непроницаемую шторку.
— Мы ведь можем обойтись без этого! — вяло заметил я.
— Нет, не можем, — отрицательно покачал Зуо головой, закатывая рукава.
— Я понял свою ошибку!
— Нет, не понял.
— Я больше так не буду!
— О, конечно же, будешь.
— Готов поклясться чем угодно! — застонал я, чувствуя легкий приступ паники. Но Зуо
клятвы были не нужны.
Возможно, вы вспомните, что сэмпай сделал при нашей первой встрече, дабы завладеть
моим хрупким сердечком? Вот именно, он воткнул мне палец в живот. Да так душевно,
что я чуть не помер прямо там, у школы. Так вот прямо сейчас Зуо воткнул в мой
живот всю свою чертову пятерню, да еще и крутанул пальцы так, что у меня сложилось
впечатление, будто мои внутренние органы перемешались и завязались в единый узел из
кошмарно болезненных ощущений. Я вскрикнул и застонал бы от боли в голос, вот
только сэмпай внезапно наклонился ко мне и поцеловал. Никогда не думал, что стану
частью чего-то настолько извращенного. Боль была просто адовой. Я и на ногах-то
оставался лишь потому, что Зуо прижал меня к стене. Все мое тело содрогалось от
болезненных судорог, а к горлу подкатывала тошнота. И при всем при этом я ощущал
поцелуй. Поверьте мне, это как если бы вам делали шикарный массаж спины и при этом
поджаривали пятки. То есть с одной стороны тебе до безумия больно, но с другой — ты
вопишь как маленькая девочка «О Боже Он Меня Поцеловал!». И вот хрен ты себя
поймешь в подобной ситуации — орать от боли или все же умиляться и праздновать
победу, потому что, с какой стороны ни посмотри, а вышел победителем из этой
ситуации именно я! Даже с пятью пальцами в животе.
Но я недолго мучился в размышлениях, чему же мне уделить внимание сперва, потому
что боль быстро подмяла под себя все остальные ощущения. У меня даже испарина на
лбу выступила, настолько кошмарно я себя чувствовал. Настолько же прекрасно я
почувствовал себя в мгновение, когда Зуо все же убрал пальцы, и боль моментально
исчезла, как будто ее и не было. Вот так ведь ходишь по планете с хорошим
самочувствием и даже не понимаешь, насколько тебе хорошо, пока что-нибудь не
заболит или пока какой-нибудь припадочный придурок не воткнёт тебе в живот пять
своих длинных пальцев!
— Не так уж было и больно, — заявил я, еле ворочая языком и находясь в
предобморочном состоянии.
— Хочешь повторить? — с улыбкой предложил Зуо, проговорив мне это в самые губы.
— А можно повторить поцелуй, — мгновенно очухался я. — А то я не распробовал. Никак
не мог отвлечься от ощущений в животе.
— Переодевайся, — кинул Зуо, самодовольно ухмыльнувшись.
— Нет, серьезно! — было настоял я, но сэмпай уже вышел из примерочной. Вот подлюга.
Сперва раздразнит, а потом обламывает. Что ж… Пришлось мириться с неизбежным,
стягивать с себя сарафан и примерять вещи, что подобрал мне Зуо.
Я и подумать не мог, что одежда может настолько менять человека. Не думал, что она
может так изменить меня.
— Ну что? Что-то понравилось? — послышался голос Зуо минут через десять.
— Ага, — я и сам был слегка обескуражен своим видом.
— Так выйди и покажись.
— Я… Да, сейчас… погоди… — я высунулся из-за шторки и уставился на сэмпая.
— Ну?
— Обещай, что не будешь смеяться? — на всякий случай осведомился я. Нет, меня
никогда особо не волновало мнение окружающих людей на мой счет. Но мнение именно
Зуо меня беспокоило и очень.
— Выходи уже.
Я набрал в легкие побольше воздуха, отодвинул шторку и вышел к Зуо. Померив все
вещи, я выбрал темно-серые джинсы, которые были чуть уже тех, которые я носил
обычно, белую рубашку с рукавами три-четверти и серый жилет с черными лацканами.
Верхнюю пуговицу у рубашки я позволил себе расстегнуть. Честно пытался примерить
галстук, но так и не вспомнив, как он завязывается, психанул, скомкал, и зарыл в
горе другой одежды.
Зуо оценивающе оглядел меня с головы до ног.
— Наконец-то ты выглядишь по-человечески, — провозгласил он вердикт.
— Мне идет? — на всякий случай удостоверился я, хотя и сам прекрасно видел, как
круто выглядел. Почти так же круто, как Зуо!
— Да.
— Очень идет?
— Да.
— Я красавчик? — не мог я угомониться.
— Да, — чуть подумав, пусть и с усилием, но выдавил из себя Зуо.
— А сам ты комплимент мне какой-нибудь сделать не хочешь?
— Нет.
— Вот ведь вредина! Можно хоть иногда демонстрировать мне свою любовь?!
— Хочешь демонстрацию? — усмехнулся Зуо, наклоняясь ко мне ближе.
— Да, хочу, — пробормотал я, тут же столбенея.
— Тогда, — Шаркис почти зашептал, — посмотри, сколько стоит твоя жилетка, —
выдохнул он с наглой улыбкой. Я с непонимающим видом нащупал бирку и уставился на
указанную там цену. В первое мгновение, меня почти замутило.
— Ско-о-олько?! — завопил я на весь магазин. — Она что, из золотой нити сшита?!
— Нет, это обычная цена для качественной одежды.
— Тогда мне не нужна качественная одежда, — нахмурился я, тут же в новом облачении
начиная себя чувствовать неуютно. Не люблю дорогие вещи, если это не какая-то
техника. — Пожалуй, мне стоит ее как можно скорее снять, — застонал я, уже начиная
расстегивать пуговицы на жилетке.
— Нет, если кто и снимет это с тебя, то только я, — заявил Шаркис, хватая меня за
шкирку и силком утаскивая к кассе.
— Я не могу принять такой дорогой подарок! — завопил я хуже прежнего.
— А это и не подарок, — Зуо продолжал улыбаться. — Ты отработаешь каждую копейку.
— Где это?! В постели??!
— Смотрите, какой умный мальчик.
— Да для того чтобы отработать такую сумму мне понадобятся съемные задницы! И
встроенная вагина где-нибудь под коленом!
— Придется тебе обходиться одним-единственным задом и без вагин.
— Я не согласен!
— Как славно, что мне похуй.
— Спасите! Помогите! Меня покупают! Покупают с потрохами!
Но на помощь так никто и не пришел. Зуо же с довольной миной расплатился за надетые
на меня вещи, кажется окончательно и бесповоротно превратив меня в своего раба.
НЕ ТО ЧТО БЫ Я БЫЛ ПРОТИВ, но интуиция подсказывает мне, что я обо всем об этом еще
ой как пожалею.

========== Третьи небеса Рая: 22. Стереотипы ==========

Стойкий запах антисептика будто бы пропитал собой в этом помещении всё, начиная от
горизонтальных металлических жалюзи, сквозь неплотно сдвинутые сегменты которых
пробивался густой красный из-за цвета оконного стекла дневной свет, и заканчивая
постельным бельем, буквально светящимся белизной. Хотя под красным освещением оно
больше напоминало пропитанную неоновой кровью лужу. И ненароком хотелось оглядеться
по сторонам в поисках свежего изуродованного трупа, от которого это все натекло. И
реальный запах антисептика тут же перебивался воображаемым насыщенным ароматом
железа, которого здесь быть не могло, но который ощущал каждый, кто когда-либо
посещал это место.
Комната походила на футуристическое жилье, которое фантасты прошлого с упоением
описывали в ярких красках, предполагая, что уж к XXIII веку люди однозначно вступят
на новый технологический виток развития. Они были преисполнены надежд, водружая на
плечи будущих поколений то, чего не смогли сделать в свое время сами: найти
лекарство от всех болезней, побороть ненависть к себе подобным, уничтожить
безработицу и, естественно, окружить себя технологиями с немыслимыми возможностями,
которые позволили бы людям эволюционировать в высшие разумы. Как бы все эти
мечтатели разочаровались, если бы узнали, что в среднестатистической квартире
среднестатистического Тосамца большие плазменные телевизоры с очками для
виртуальной реальности и с доступом к камерам на Луне, предоставлявшие возможность
прогуляться по спутнику Земли в реальном времени, закрывали собой отклеивающиеся от
стен обои. А самым популярным среди технологических разработок уже который год
оставался компьютерный «зонт», создававший вокруг компьютера мощное силовое поле.
Вот только защищало это самое поле навороченную технику отнюдь ни от воров, ни от
кибер-нападок или жестоких взломов системы, нет… Всего лишь от капающей с потолка
воды. Вторым по популярности технологическим «ноу-хау», так же спасавшим от
протечки, оставалось самое обыкновенное ведро или таз.
И фантасты XXIII века, грустно вздыхая и придерживая тазик над головой, щелкали по
сенсорным клавиатурам или по виртуальной печатной машинке будучи в глубокой
виртуалии, строча истории о людях Будущего, скажем, из века XXVII, которые
однозначно открыли бы лекарства от всех болезней, побороли ненависть к себе
подобным и так далее и тому подобное. Все они не могли смириться с одним простым
фактом: главным хобби человечества оставалась прокрастинация. И каждое поколение
откладывало решение проблем наивысшей важности на следующее.
В этой комнате не было ни ведер, ни тазов, ни даже силового поля. Помещению
протечка не грозила хотя бы потому, что потолок предусмотрительно обшили металлом,
ровно как и стены и даже пол. Если бы не окно, эта спальня мало чем отличалась бы
от стандартного сейфа, коими оборудовали любой реальный банк Тосама. Даже дверь —
толстый кусок стали — больше производила впечатление входа в бункер, но никак не в
обычную спальню. Впрочем, ее владелец жил в подобной обстановке не забавы ради и
даже не потому, что карманы его набили деньгами богатые родители. Весь этот дикий
антураж являлся необходимостью. Не более.
Эол не без усилий отворил дверь в комнату, встал на специальный коврик, который
мгновенно очищал обувь от налипшей грязи, осторожно разулся, стараясь не сходить с
металлической пластины с облезлой надписью «Добро пожаловать», после чего протер
руки антисептическими салфетками, и лишь затем позволил себе коснуться дверной
ручки со стороны комнаты, запирая за собой дверь. Убедившись, что она прилегает
плотно, между собой и косяком оставив лишь тонкую полоску в четверть миллиметра,
парень защелкнул замок и вздохнул с облегчением.
— Добрый день, — поприветствовал Эола электронный голос. — Очистка воздуха начнется
через три, две, одну… — комната наполнилась едва заметным гулом, который,
отразившись от металлических стен, напомнил рой жужжащих насекомых. Парень терпеть
не мог этот звук, но такова оставалась плата за то, чтобы на какое-то время
почувствовать себя свободным. На небольшом экране, вмонтированном в дверь,
появилась пустая шкала, которая начала достаточно быстро заполняться зелеными
квадратами. Когда зеленой она стала от основания до вершины, рядом с ней появилась
мигающая цифра 100, сообщавшая, что очистка воздуха в комнате полностью завершена.
Лишь после этого парень позволил себе снять маску, что все это время скрывала
нижнюю часть его лица, и с удовольствием вдохнуть полной грудью. Как было бы
здорово, если бы он мог, как и любой другой житель Тосама, дышать так не только в
похожей на бункер комнате, но и на улице, в баре, магазине. Но… Увы и ах, несколько
лет назад ему поставили диагноз, из-за которого подобное времяпрепровождение стало
для Эола под запретом. Диагноз при первом оглашении не казался чем-то страшным.
Обратился он в больницу с неприятными, но не убийственными симптомами: забитый нос,
слезы из глаз, сыпь, и першение в горле. Пришел парень к врачу, надеясь вылечиться
от затянувшейся простуды, а ушел с аллергией. С аллергией на воздух. Точнее, как
объяснил доктор, у Эола выработалась аллергия на те тысячи и тысячи химических
примесей, что постоянно витали в воздухе Тосама. Варианты дальнейшего существования
поражали открывающимися перспективами: Эолу либо в срочном порядке следовало
переехать на одну из закрытых ферм, которыми заведовали обычно религиозные фанатики
или отшельники, либо всю жизнь носить ингаляционную маску, так как стандартные
лекарства от аллергии должного эффекта не давали и со всеми симптомами не
справлялись. А все потому, что концентрация аллергена была слишком велика.
Сомнительное «украшение» лица фильтровало воздух при каждом вдохе, вместе с тем
периодически впрыскивая в дыхательные пути молодого человека лекарство на случай,
если незначительный процент аллергенов все же прошел сквозь фильтр, вызывая реакцию
организма.
По правую руку от Эола располагались две встроенные в стену полки. На верхней
красовались три подобные той, что он держал в руках, маски, но с куда более
вызывающими рисунками, которые Эол нанес на них сам. На нижней был аккуратно
разложен «товар», над которым еще следовало поработать. Положив маску на свободное
место рядом с другими тремя, парень прошел к кровати, рухнул на нее не хуже мешка с
картошкой и какое-то время просто лежал, зарывшись носом в подушку. Он бы,
возможно, позволил себе так полежать еще немного, но раздражающий сигнал
оставленного на автоответчике сообщения, роль которого играла голографическая
красная лампочка, мигающая над прибором, заставила Эола прерваться от безделья.
— У вас три сообщения, — проговорил неживой голос, как только парень провел
пальцами сквозь лампочку. — Первое сообщение: Добрый день! Меня зовут Брэнда Уолсэн
и я представитель компании под названием Торэс! Прошу вас, не торопитесь стирать
сообщение! Мы предлагаем не товар! Мы предлагаем бизн…
— Стереть, — махнул Эол рукой и автоответчик тут же переключился на следующее
сообщение:
— День добрый, Эол Томсон. Это вновь детектив Феанор Кит. В деле об исчезновении
ваших родителей много неточностей. Будьте добры в ближайшее время прибыть в
полицейский учас…
— Стереть.
— Здаров, Эол. Паста. Слышь, эта твоя металлическая дурь — бомба! Хер знает, как ты
это делаешь, но покупатели в гребанном экстазе. Короче, нужна еще партия и как
можно скорее, пока эти придурки ссутся в штаны от восторга. Перезвони. Надо
договориться об оптовой цене и сроках.
Это сообщение Эол стирать не стал. Паста, получивший свое прозвище из-за того, что
придумал протаскивать наркоту, смешивая ее с зубной пастой, а употреблять, втирая
ее в десны, быстро прославился в определенных кругах и кличку свою носил с
гордостью. Но его «изобретение» даже рядом не стояло с тем, что придумал Эол.
— Хм, оптовая цена, значит, — пробормотал парень, перекатываясь на спину и
устремляя взгляд в металлический потолок. — Не так быстро, Паста. Эта дурь нужна
мне самому…
Эол мигом представил, как с помощью своего изобретения достигает желанной цели, и
сухие, потрескавшиеся губы его против воли растянулись в довольной ухмылке. Правда
этой улыбки и след простыл, когда стационарный телефон зазвенел от входящего вызова
(сотовая связь в комнате у Эола не ловила, что бы он ни пытался для этого сделать).
На экране отобразилась лишь мало информативная надпись «неопределенный номер», но
парень мгновенно понял, кто ждал его ответа по ту сторону оптических кабелей.
— Принять, — скомандовал парень, усаживаясь на кровати. — День добрый, мистер Грин.
Ну что, вы подумали над моим предложением?
****
Вам знакомо это ни с чем не сравнимое всепоглощающее ощущение абсолютного всесилия
в момент, когда вы разгуливаете по улице, кабинету или классу в новых шмотках,
которые нравятся вам до усрачки? С этим внезапным приступом самоуверенности, при
котором вы искренне недоумеваете, как же раньше могли себя такого идеального
считать обычной среднестатистической массой? Ведь каждый раз, прохаживаясь мимо
любой зеркальной поверхности, будь то витрина магазина, лысина охранника или
натертая маслом целлюлитная задница проститутки, что живет по соседству, вы видите
афигенно модного чувака, которому отдали бы и руку, и сердце, и вообще любую
конечность, если бы этим горячим перчиком не были бы вы сами?! Неужели пара красиво
сшитых тряпок действительно так влияет на наше самовосприятие? И если это
действительно так, можно ли предположить, что именно вещи делают из нас тех
личностей, которыми мы являемся? В таком случае, могла ли моя жизнь стать совсем
иной, если бы в детстве мама вместо расшитых цветочками комбинезонов натягивала на
меня кожаные комплекты из БДСМ-магазинчиков? Каким бы я вырос, ходи я в шесть лет в
шипастой обуви и при ирокезе, вместо слюнявых желтых рубашек с уродливыми животными
и в кепках с надписями из мультиков для девочек? Выходит… Выходит жизнь моя пошла
под откос из-за дряхлого неприметного шмотья?! И почему я это понял лишь спустя
семнадцать лет существования на этой всеми забытой планете?! Бьюсь об заклад, если
бы с десяти лет я носил пропитанные потом клетчатые рубашки, которые так любят
водители фур, и проблем с ростом волос на теле у меня бы не возникало! Я бы уже
оброс волосами не хуже снежного человека и об щетину на лице и спине ломал бы по
несколько бритв кряду!
— Одежда сломала мне жизнь… — прошептал я, не веря выводам, к которым пришел какое-
то мгновение назад.
— Ты что-то сказал? — не расслышал сэмпай.
— ОДЕЖДА СЛОМАЛА МНЕ ЖИЗНЬ! — воскликнул я, взирая на Зуо, который в этот самый
момент расплачивался за мой новый наряд, открывший мне глаза на ситуацию.
— Ну хоть у кого-то это получилось, — кинул в ответ сэмпай, убирая руку с
терминала, который по отпечаткам пальцев находил карту их владельца и автоматически
списывал необходимую сумму денег.
— Очень смешно, — нахмурился я. — Ходишь такой весь из себя расфуфыренный индюк! А
знаешь ли ты, что своему брутальному виду обязан вот этому вот черному пиджаку, м?
И своим супер моднявым бордовым джинсикам. А сними их с тебя и что останется?!
— Ахуенное тело?
— Если только.
— Ахуенная внешность?
— Предположим.
— Интеллект?
— Ты себе льстишь.
— И кулаки, которые имеют поразительную возможность проникать в любую дыру в твоем
теле. А при необходимости и делать новые.
— Этот довод, конечно, заставляет задуматься. И все же…
— Только идиоты судят людей по одежде, — кинул Зуо, направляясь к выходу. Я, со
своим предыдущим одеянием в пакете наперевес, поторопился за Шаркисом, всеми силами
стараясь донести до него ту ужасающую правду, к которой меня подвела моя новая
жилетка. Вот! Уже начинается! Мой мозг порабощает одежда, меняя меня изнутри!
Мировоззрение. Амбиции. Цели. С легкого лацкана жилета все это перевернулось с ног
на голову, заставляя меня эволюционировать в нечто совершенно новое!
— Если тебе плевать на одежду, почему же ты тратишь на нее столько денег?
— Потому что большинство людей те самые идиоты, которые судят окружающих по
обложке. Если ты зайдешь в магазин в дорогом костюме, тебе предоставят лучший
сервис. Но если ты ворвешься в него в мусорном пакете, лучший сервис тебе
предоставит разве что наркоман в обезьяннике, в который тебя посадят уже через пару
минут.
— Зерно истины в твоих рассуждениях, конечно, присутствует…
— Только зерно? — усмехнулся сэмпай.
— Я бы даже сказал, зернышко. Маленькое. Кунжутовое. Я, кстати, боюсь кунжута. Он
похож на насекомых, которые бегают по твоей еде. А вдруг это они и есть, просто в
спячке? И просыпаются только когда попадают в твой желудок? И начинают там
царствовать? Строить мощную инфраструктуру? Размножаться? А что, если они обнаружат
внутри меня нефть и разбогатеют? То есть даже паразиты в моем теле будут богаче,
чем я сам? Я бы такого оскорбления не вынес!
— А я-то думал, что выносить оскорбления — твое любимое развлечение.
— Возможно, было раньше, но теперь-то я совершенно другой человек, — хлопнул я
рукой по обновкам. — Теперь я в жилетке.
— И считаешь, что это что-то в тебе изменило?
— Однозначно!
— Что, например? Тратить время на бредни ты не перестал.
— Это не бредни! А открытие века! Величайшее открытие века!
— Как и любое твое открытие, конечно же.
— ДАЖЕ ЕЩЕ КРУЧЕ!
— Да куда уж еще…
— Вот и я о том же! — воскликнул новый Я. Жилеточный Я! — Не думал ли ты, что
именно одежда определяет тебя как личность?! Заставляет нас соответствовать тому,
что мы носим! А что, если ее нити внедряются нам под кожу, как… как… — попытался я
подобрать нужное сравнение.
— Глисты? — поразительно точно предположил сэмпай. Мать моя вселенная, быть может,
его гипотеза о собственном интеллекте не была лишена смысла? Или же столь тонкую
шутку юмора подсказали ему носки из брендовой коллекции? ПРИЗНАВАЙСЯ! ВСЕ ДЕЛО В
НОСКАХ? Я ТЕБЯ РАСКУСИЛ!
— Точно! Как они! Нити проникают в организм, добираются до мозга и управляют нами
как марионетками! Твой пиджак, например, супер брутальный и сексуальный, и только
поэтому таким ощущаешься и ты. Но надень на тебя, предположим, дурацкие шаровары и
лифчик, и ты уже не будешь казаться ни тем, ни другим!
— Это смотря с какой стороны посмотреть, — даже удивительно, что Зуо, вместо того,
чтобы горячо спорить со мной, через слово напоминая, что я идиот, вел вполне себе
спокойную беседу.
— А с какой еще стороны можно посмотреть на тебя в лифчике и шароварах?
— недоуменно уставился я на сэмпая, живо представляя его в новом наряде и ощущая,
как меня кидает в жар. Черт, не хочу признавать, но бюстгальтер на нем выглядел бы
ахерительно. Десять из десяти, отвечаю! Более того, он мог бы носить не один
лифчик, а сразу четыре! Один на сиськах, а остальные три на прессе, который больше,
чем грудь большинства моих знакомых женского пола! Купить в интернет-магазине
накладные соски! И вуаля! А если купить не человеческие, а, скажем, свиные, выйдет
все в одной упаковке и со скидочкой!
— Мой характер и мускулатура не позволят кому-либо усомниться в моей
мужественности, ты уж поверь.
Это ты, Зуо, со свиными сосками на животе по городу не ходил.
— Характер видно не сразу. А демонстрировать его постоянно ты замучаешься! Что же
касается мускулатуры, не хочу расстраивать, но половина трансвеститов Тосама имеют
такие тела, которые тебе и не снились!
Хм… Зуо, а ты никогда не подумывал стать трансвеститом? Тебе бы однозначно пошло.
Накладные ресницы. Макияж. Набивал бы людям морды на распродажах ограниченной
коллекции каких-нибудь розовых сумочек в блестках.
— Если уж ты упомянул о снах, мне, благо, снятся только мертвые тела, даже скорее
тело. Догадаешься, чье? — рыкнул Шаркис.
— Ты злишься, потому что не можешь оспорить мой довод насчет одежды! Выходит, если
ты будешь в глупом наряде, тебя перестанут уважать.
— Вероятность подобного равна нулю. Но хорошо, раз ты настаиваешь, предположим, что
в какой-то параллельной вселенной это бы имело место. Тогда люди бы быстро пожалели
о своем решении. Ровно в тот момент, когда у меня в руке появился бы нож.
— Смотря, какой нож. Вдруг это был бы тот ребристый, который используют для
намазывания масла. И вот ты размахиваешь им направо и налево, а народ шарахается,
беспокоясь, что ты накинешься и размажешь масло по их лицу или волосам! Но это
скорее вызывало бы отвращение, а не уважение.
— По-моему, ты единственный человек, который увидев кого-то с ножом в руке, гадал
бы, ребристый тот или нет и не хочет ли какой-то ебанутый размазать по твоему ебалу
масло, — фыркнул Зуо. Он старался быть собранным и вел себя так, будто ему вообще
начхать на тему нашего разговора. Но левый глаз дергался все сильнее. Бесишься,
значит? Бесись-бесись, судьба твоя такая — испытывать нечеловеческие муки каждый
раз, когда слышишь мой ангельский голосок.
— То есть я особенный?
— До судорог.
Только подумайте, я не только шикарно выгляжу, но еще и единственный в своем роде!
Не то что бы я удивлен, но лишний раз напомнить себе и окружающим об этом никогда
не помешает!
— Если одежда так губительна, думаю, самыми страшными ее атрибутами остаются шляпы.
Ведь они имеют непосредственный доступ к голове!
— Ага… — начал сдуваться сэмпай.
— И панамки. Панамки заставляют людей тут же ехать на дачу или рыбалку! Но самые
опасные ПЛАТКИ! Святые простыни, то, что творят с носителями платки ни в сказке
сказать, ни в порно не заснять! Хотя постой, в порнухе эта тема как раз таки была
бы раскрыта полностью! Только представь сюжет: старушка покупает платок в дорогущем
магазине, приносит его домой, меряет в спальне у зеркала, а потом…
— Давай без этой чернухи.
— Платок оказывается сексуальным маньяком!
— Поразительно информативный разговор. Но, думаю, продолжать не стоит, — сдался
Зуо, видимо поначалу предположив, что если он мне подыграет, я быстро потеряю к
теме интерес. Не на того напал, щенок!
— Коварный платок своими тканевыми лапами сжимает хрупкое тело и… — решил я с
упоением в подробностях пересказать то, что успела мне нарисовать моя фантазия.
— Ты оглох? Заткнись, — холодно бросил сэмпай, повернувшись ко мне и посмотрев
прямо в глаза.
— Но… — запротестовал было я.
— Замолчи.
— Это груб…
— Заглохни.
— Нет, ты не можешь…
— Следи за ртом, он открывается.
— Подожди, я же…
— Закрой, мать твою, пасть!
— Только вдумайся, сколько синонимов, несущих одну смысловую наг…
— Насекомое!
— Ну и ладно, — обиженно надулся я. — Не сильно-то и хотелось. Когда-нибудь ты еще
пожалеешь о том, что не выслушал меня.
— Очень сильно в этом сомневаюсь.
— А тебе бы только посомневаться. Делать-то больше не…
Зуо вновь резко остановился и посмотрел на меня выразительней прежнего. На этот раз
он ничего не сказал. Но этого было и не надо. Всем своим видом он не говорил, нет,
орал не только то, чего от меня хочет, но и то, что со мной будет, если я не
подчинюсь.
— Ой, как мне страшно!
Вообще-то страшно, но от этого я становлюсь только наглее.
— И что ты мне сделаешь, а?!
Хотя сделать ты мне можешь что угодно и даже нечто, находящееся за пределами
скудной фантазии невинного мальчугана вроде меня.
— Побьешь?
Пожалуйста, не надо!
— Хорош пугать ежа голой жопой!
Хотя… Это же сэмпай ёж. Выходит, в нашей паре роль задницы играю именно я. Играю,
естественно, отменно. Чего, собственно, и следовало ожидать от такого талантливого
человека. И, между прочим, это сложно, потому как зад состоит из двух ягодиц, а,
значит, мне приходится играть сразу две роли. Левое полупопие замкнутое и злое, а
правое — счастливое до искр в яйцах! И между ними обязательно завязывается какой-
нибудь межличностный конфликт: правое постоянно тянет на приключения, а левое
скрипит зубами и готовит план по захвату общественных туалетов. И все это может
очень плохо закончиться. Либо наоборот хорошо. Брат за брата. Ягодица за ягодицу.
— Ты, хуеплет, либо, блять, замолкаешь, либо, сука, остатки твоего ебуче-вонючего
тела будут оттирать от ебаного пола этого ебаного торгового центра целую сучью
неделю, — пообещал мне Зуо.
Я грустно кивнул, трагически вздохнув. Хочется, чтобы мое ебуче-вонючее тело еще
какое-то время пожило в этом мире, полном душевных людей вроде Зуо. И я понимаю
«ебучее», но почему вонючее-то?! Я отмылся и от запаха дерьма, и от запаха мочи!
Почти полностью!
И все же осознавать себя жопой не слишком приятно. Я знаю, вы удивлены, но я
персона весьма капризная. Кроме того, подобная роль заставляет задуматься о жизни и
о том, к чему она катится. А я, ой, как не люблю всю эту тухлую депрессивную муть,
из-за которой ты ходишь унылым говном, страдальчески вздыхаешь при любом удачном
моменте и строчишь сотни завуалированных печальных постов в социальные сети,
надеясь видимо на то, что Боженька прочтет их и подкинет тебе под дверь кучу денег,
раба или годовой запас антидепрессантов. В общем, я расстроился. Ненадолго, правда,
но факт есть факт. Я мог бы поунывать и побольше, вот только заинтересованные
взгляды двух симпатичных девушек, отдыхавших на маленьком диванчике, коими был
уставлен весь торговый центр, приободрили меня не хуже бычьей спермы, которую, как
поговаривают, одно время добавляли производители в особенно популярный энергетик.
Поняв, что взгляды впервые обращены не только на Зуо, но и на меня, я надулся от
важности, на кой-то черт перейдя на походку от бедра. Перенервничал. С кем не
бывает. Продефилировав мимо незнакомок и услышав их звонкое хихиканье, я не
удержался и прошелся мимо них еще раз, но уже спиной назад. Ну так… ненавязчиво.
Типа, я что-то забыл и подумал: «О, зачем тратить время и поворачиваться, когда я
могу идти прямо так!» А потом вновь вперед, при этом водя плечами так, чтобы
девушки оценили черные лацканы моей жилетки. При этом руки я чуть-чуть расставил по
бокам, чтобы мои узкие плечи — которые, судя по комментариям Мифи, были уже (в
смысле, узкие) вагины девственницы — казались бы шире. Я вновь вернулся спиной
вперед, маняще поигрывая седыми бровями и решил пройти последний, заключительный
этап дефиле, при этом сделав самое скучающее лицо, на которое был способен а-ля «Да
я в таких шмотках постоянно хожу, ой, да эта рубашка и джинсы — стары, как мир.
Просто все постирал, остались лишь эти бомжатские тряпки, пришлось идти в них, что
поделать. Что-что? Они смотрятся на мне, как на принце, который постоянно посещает
вас в ваших мечтах? Что вы, что вы…» Вдохновленный, наряженный, да с мнимо широкими
плечами, я, покачиваясь, пошел вперед, но не сделал и пары шагов, внезапно ощутив,
что не к месту теряю равновесие. Чертовы шнурки чертовых драных кед, которые я
завязал из рук вон плохо, торопясь поскорее увидеть свое отражение в обновках,
решили, что я слишком много рисуюсь и коварно меня подставили. Наступив на один из
шнурков, я стремительно полетел в сторону пола, пока не шлепнулся на колени и лицо,
свой зад преподнеся на блюдечке с голубой каемочкой небесам и летающим вокруг
планеты спутниковым телескопам, которые периодически делали рандомные фотографии.
Что-то мне подсказывало, что и мой зад запечатлели данные технологии во всей его
красе.
— Вот лузер! — послышался хохот со стороны одной из девушек.
— Боже, и на что он рассчитывал?! — поддакнула ей подруга.
— Ненавижу мужиков! Они такие мерзкие! Всем им только одно и нужно!
А вот сейчас, знаете ли, обидно было. Я бы даже сказал, весьма.
Я с мрачной миной поднялся с пола, отряхнул колени и лицо и воззрился на обеих
испытующим взглядом.
— Чего уставился, уродец?
— Да вот смотрю на двух куриц, которые считают, что наличие у них между ног вагины
делает их желанными для каждого мужчины на планете, — брякнул я, не отрывая от них
взгляда. И я даже не соврал. Ни ту, ни другую девушку в постель бы я не потащил,
это и паралитику понятно. Просто… иногда приятно почувствовать себя красивым. Не
так уж и много я просил. Они не переломились, проявив минутный интерес ко мне, это
уж точно! — Если вы думаете, что какие-то вшивые половые признаки делают вас лучше
тех, кто от вас отличается, то у меня для вас плохая новость.
— Интересно, все членоносцы такие истерички, или ты один такой особенный? — не
моргнув и глазом поинтересовалась одна из моих насмехательниц, окончательно выводя
меня из себя. Да что они понимают?! Наслаждаются, значит, тем, что они красивые, с
сиськами и вкусно пахнут и еще при этом чмырят тех, кому всего этого не досталось?!
Это же произвол чистой воды! Я что, родился пацаном, чтобы всю жизнь меня девки
унижали?! НЕ БЫВАТЬ ЭТОМУ! НЕ БЫВАТЬ, Я СКАЗАЛ!
— По-моему, наше общество давно выросло из подобных стереотипов, — тем не менее,
продолжил гнуть я свою линию, сохраняя мнимое спокойствие.
— Общество вырастет из стереотипов лишь тогда, когда мужчин на земле больше не
останется, — парировала мой вполне адекватный довод соперница. А рожа у тебя не
треснет от мира без мужиков?!
— А мужчины типа этому росту мешают? — решил я уточнить. — А каким образом, не
объясните? Типа идет мужик, никого не трогает, почесывает яйца, тем самым производя
искру, которая летит в сторону ракетной установки, из-за чего боевой атомный снаряд
самопроизвольно запускается, стирает с лица мира половину из оставшихся сорока
четырех городов, тем самым кидая развитие общества на несколько столетий назад, как
это произошло в Третью Мировую? Или, быть может, и Третья мировая развернулась из-
за мужиков? И Вторая? И Первая?!
— Именно так! — с готовностью согласилась одна из девушек.
Я впал в ступор. Погодите… Если подумать… Если хорошенько так подумать… А потом
подумать еще лучше, чем до того… Господи, да мы чудовища!
С другой стороны, лично я войн не разводил, даже наоборот, спас кучу народа. То
есть теорию того, что по ночам член нашептывает каждому мужику мира о необходимости
разрушить весь мир к сраным ебеням, мы отметаем. Как минимум один мужчина на этой
планете с членом не разговаривает. И этот человек — я.
ХОРОШО, РАЗГОВАРИВАЮ!
Но далеко не о войнах!
Лишь о благородных вещах и о том, каким я был героем! А я был героем! И где
благодарность? Где благодарность, я вас спрашиваю?! Красная дорожка? Фанфары?
Любование моим ликом и охота за моими грязными трусишками? Выходит, все мои великие
дела ничто перед членом, который висит у меня между ног?
— То есть вы предполагаете, что если бы Гитлер родился женщиной, то он бы Вторую
мировую не развязал?
— Понятное дело, не развязал бы!
— И почему же? Из-за вагины он бы утратил способности великого оратора? Дара
убеждения? Не смог бы повести за собой кучу людей, уверив их в своей правоте?
Такого вы мнения о женщинах?
— Конечно, нет! — взвилась одна из девушек. — Если бы Гитлер был женщиной, она бы
стала прославленным художником и писателем! Она бы не бросила все ради войны!
— То есть, вы утверждаете, что женщине было бы куда уместнее рисовать дома, вместо
того чтобы на поле боя отстаивать свои идеалы? Пусть и столь извращенные?
— Она бы отстаивала их иначе! Через искусство!
— Но Первая мировая шла бы вне зависимости от того, участвовал бы в ней Гитлер или
нет. Выходит, вместо того чтобы пойти на фронт еще будучи молодой, она сидела бы
дома и малевала картины во благо мира? Но в военные времена искусство либо воруют,
либо им подтираются. Что-то я не помню ни единой истории, при которой рота солдат,
зайдя в здание и увидев картину, тут же сложила оружие, поняв, что война — это не
выход. Значит, будь Гитлер женщиной, он бы бездействовал?
— Нет! Она обязательно что-нибудь сделала бы. Нечто, не связанное с насилием!
— А с чего вдруг женщина не может быть с ним связана? — удивился я.
— Потому что мужчины тупые и жестокие, женщины же нежны и внимательны по своей
натуре, потому что именно им природа даровала возможность производить потомство.
Материнский инстинкт никто не отменял.
— Выходит, они только затем, чтобы рожать? — вот Мифи-то обрадуется, когда я ей об
этом сообщу! Уже вижу, как она хватает первый попавшийся под руку предмет и
пытается забить меня им до полусмерти.
— Нет!
— А если женщина не родит, откуда же у нее появится материнский инстинкт?
— Это общее мироощущение. Тебе, членоносцу, этого не понять!
Что за слово-то такое омерзительное. Членоносец. То есть если назовешь бабу бабой,
она взбесится, ведь это гребанное неуважение. А сами называют нас членоносцами и
ведь еще и смакуют это слово! Тоже мне Леди нашлись!
— Но если мы заговорили о природе, не кажется ли вам, что именно женщин природа
создала машинами для убийств? Сами подумайте: у вас более высокий болевой порог —
это раз, вы не боитесь крови по вполне понятным причинам (по крайней мере,
большинство) — это два, и вы чертовски коварны — это три. К тому же достоверно
известно, что защищая своих детей женщины порой и двери с петель сдергивали, и
стены ломали. Вы чертовски опасны. И не надо прикрываться половыми губами, которые
якобы делают вас святошами. Это, блин, не так!
— Может женщины и не святые, но мы, по крайней мере, не ходим по темным лесам,
выискивая беззащитную жертву.
— Вот только не надо затрагивать тему маньяков! — воскликнул я. — Здесь даже
говорить не о чем! ХОТЯ НЕТ! ДАВАЙТЕ ПОГОВОРИМ! Скажите мне имя одного из самых
известных вам маньяков мужчин?
— Ха, легко! Джек Потрошитель!
— Джек Потрошитель убил пять проституток. А теперь скоренько поищите в сети
информацию про некую Андреа Йейтс. Она убила пять детей. Пять Своих детей. А знаете
почему? Решила, что они не достаточно чисты для Господа нашего Бога. Здорово,
правда?!
— Это уникальный случай.
— Джек тоже весьма уникален! Давайте попробуйте еще, так и быть, дам вам вторую
попытку.
— Чикатило! Он откусывал жертвам соски, вырезал матки и грыз их!
— Ха! Людмила Спесивцева! Заманивала девушек к своему сыну! Кормила его ими! Более
того, кормила еще живых девушек мясом убитой подруги! И как апогей — варила мясо и
продавала его на рынке! Суровая женщина-маньяк!
— Ты придумываешь это на ходу! — девушки побледнели.
— Сеть вам доступна. Почитайте на досуге, — посоветовал я. — И еще… — решил я
водрузить вишенку на торт софизма, — оставила свой след в истории и некая Амелия
Элизабет Дайер. На ее счету около четырехсот убитых детей. Рядом с ней Джек
Потрошитель и Чикатилло нервно курят в сторонке и дрищут в штаны. Вы утверждаете,
что женщин-маньяков в разы меньше. А я утверждаю, что Пойманных женщин маньяков в
разы меньше, потому что, как я говорил ранее, вы коварны! А еще сложился такой
стереотип — найдут пару десятков трупов и ищут какого-нибудь уродливого мужика, на
грудастую красотку никто никогда и не подумает! Ведь женщины слабы и беззащитны. А
мужики — сплошь моральные уроды.
Заметив, что с каждым словом я распаляюсь только больше, и поняв, что лучше со мной
не связываться, две девушки молча поднялись с диванчика и поторопились подальше от
моей персоны. Неужто решили, что и я маньяк?!
— И да, вы могли бы кинуть еще один довод, почему женщина Гитлер не смогла бы
развернуть Вторую мировую! Потому что тогда у женщин прав было куда меньше и за ней
бы просто никто не пошел! НО и здесь бы я с вами не согласился! Думаю, будь он
женщиной, коварной умной женщиной, он бы не только развернул Вторую мировую, но еще
возможно и победил бы в ней! А может и нет! Потому что то, чего человек в жизни
добивается, зависит не от его пола! Не от расы! Не от ориентации! Только от него
самого! Выходит, то, что в то время у женщин прав было не так много, даже к
лучшему! Уберегло нас невесть от чего! Слышите меня?! ЭЙ!
Девушки зашли в первый попавшийся магазин и изобразили безудержный интерес к
подушке с принтом из сосисок. Я же, помявшись, решил не продолжать свою тираду,
дабы не баламутить болото и не нарваться на женский гнев и коварство, оду которому
воспевал уже десять минут.
— Что за бред? — Зуо, не заметив того, что я отстал от него, успел дойти до выхода
из торгового центра, а затем, все же каким-то удивительным способом определив мое
отсутствие, вернулся обратно, застав лишь конец моего представления.
— Считаешь, что я не прав?! — все еще распаленный спором, накинулся я и на него.
— Считаю, что ты говоришь бред, только бред и ничего кроме бреда. Всегда и всюду.
Без остановки, — пожал сэмпай плечами, хватая меня за шкирку и силком стремительно
утаскивая в сторону выхода.
— Ты просто не понимаешь! — вопил я, вяло сопротивляясь.
— Да куда уж мне…
— Они сексистки, ясно! Они меня оскорбили за то, что я принадлежу к мужскому полу!
— Правда принадлежишь? Не замечал…
— Ха-ха-ха, блин! Откуда ты только такой смешной появился? Ты что, последние
полгода ходил на курсы клоунов?!
— Хуеунов.
— Они меня унизили!
— В ответ ты, кажется, что-то орал про необходимость вернуть времена, когда у
женщин не было прав? Вот это было, конечно, совершенно не сексистски.
— Только лишение прав предоставляет возможность контролировать общество и следить
за тем, чтобы не происходило непоправимого! Потому будь я президентом мира, я бы
отнял у женщин права. А чтобы никому не было обидно, я бы отнял их и у мужиков,
потому что, чего таить, они тоже те еще мудилы!
— О, деспотия. Великолепно. Не думал, что скажу это, но мне твоя идея нравится, —
усмехнулся Шаркис, заставляя меня пожалеть обо всем сказанном. Если Зуо захочет
кого-то ограничить в правах, я буду в его миллиардном списке под номером один. А
мне, знаете ли, куда приятнее было бы оставаться с правами среди бесправных.
Вселенная, я что, о многом прошу?!
— Нет, деспотия, это все же перебор, — забормотал я менее уверенно. — Но согласись,
стереотипы в ХХIII веке — это какое-то извращение! Давно бы пора понять, что людей
надо делить не по половой принадлежности, не по расе, не по вероисповеданию! Есть
только два актуальных на все времена фактора!
— Жуть как хочу услышать, какие же, — произнес Зуо таким тоном, будто скорее лег бы
в гроб и заколотил бы его крышку с той стороны, чем прослушал мою лекцию о
правильном порядке вещей. Впрочем, меня это не остановило. Никогда не
останавливало!
— Людей можно делить только на Нормальных и Мудаков. И подтипы вроде «Нормальный
мудак», «Мудацкий нормал» и так далее и тому подобное. Все предельно просто!
— Гениально.
— А я о чем! И знаешь, что самое обидное?! Взять хоть тех девушек! Они ненавидят
мужиков из-за таких вот мудаков, как ты! А чмырят таких вот Нормальных мужиков как
я! А мудаков продолжают любить! Потому что Нормальные — означает «обыкновенные»,
«простые», «добрые», «хорошие»! А мудаки сплошь умники, деспоты или просто до жопы
харизматичные уроды! А так как ты одновременно и деспот, и умен, и харизматичен, ты
трижды мудак! Ты дискредитируешь весь род мужской! Но девушки вешаются именно на
тебя! Разве это справедливо?! — я аж захлебнулся от возмущения. Зуо в ответ почему-
то тихо прыснул, а затем рассмеялся в голос. Мне даже показалось, что у него слезы
на глазах выступили, настолько он развеселился. И чего ж ты скалишься, скотина, м-
м-м?!
— Нормальный, значит? — простонал он, оставляя мою шкирку в покое и на мгновение
закрывая лицо руками. — Добрый. Хороший. Простой. Черт побери, как три копейки, не
иначе! — выдохнул он, все же кое-как справляясь с приступом безудержного ржача.
— Вот именно! — поддакнул я.
— И как давно ты живешь в таких иллюзиях?
— Это не иллюзия!
— Самая натуральная.
— Много ли ты знаешь о натуральном, — буркнул я, насупившись. — И как ты смеешь
подвергать сомнениям мою нормальность?! Где доказательства?!
— Одно из них демонстрировалось минуту назад, когда ты чуть не довел до истерики
двух безобидных девок.
— Но они обзывались!
— Не они первые, не они последние. Наш мир устроен так: каждый вправе ненавидеть
то, что ему хочется.
— Не спорю! Но я вот например брокколи ненавижу. Даже само название вызывает жуткие
ассоциации! Только подумай — брокколи. Это почти как бокколи, то есть покалывания в
боку. Если бы мы бока называли броками, это являлось бы прямой угрозой! И кто
знает, может раньше бока действительно назывались броками, а потом со временем
слово видоизменилось! Но к чему я это! Вот не люблю я брокколи, но проходя мимо них
в магазине я же не обзываю их «У, брокколиносцы! Развалились тут на витринах,
уроды. Посжигать бы вас всех! Общество тормозите, чтоб вас». И не потрясываю
кулаками в их сторону! НУ ХОРОШО, ПОТРЯСЫВАЮ, НО НЕ ОБЗЫВАЮСЬ! ПОНИМАЕШЬ, ЗУО?!
КОРЕНЬ ЗЛА?! СТЕРЕОТИПНОЕ МЫШЛЕНИЕ! НЕНАВИСТЬ К ЧЕМУ-ТО РАДИ НЕНАВИСТИ И НЕ БОЛЕЕ!
Женщины веками боролись за свои права не для того, чтобы теперь ими пользовались
какие-то обозленные на мужиков девки, которые и сути феминизма-то не понимают! Уж я
тебе говорю как ярый феминист! У меня даже значок есть!
Зуо кинул на меня вопросительный взгляд.
— Что? Не ожидал? Я вхожу в клуб феминисток в школе. Мифи затащила. Боремся за
права женщин, хотя им давно позволено куда больше, чем мужикам! Но нет предела
совершенству!
— Только этого для полного счастья мне и не хватало, — как-то сразу помрачнел Зуо.
— А что это ты так напрягся? Только не говори, что ты… — я закрыл рот руками в
немом ужасе, прежде чем еле слышно прошептал, — шовинист?
— Нет.
— Но ты ни во что не ставишь женщин?
— Меня не интересует половая принадлежность человека.
— НО ВЧЕРА ТЫ УДАРИЛ ДЕВУШКУ!
— За дело.
— МУЖЧИНЫ БИТЬ ЖЕНЩИН НЕ ДОЛЖНЫ!
— А я это как Долг и не воспринимаю.
— ТЫ НЕ МОЖЕШЬ!
— Я все могу. И пора бы тебе к этому уже привыкнуть, — кинул Зуо, входя в
вертящуюся дверь торгового центра. Я, потоптавшись рядом с ней еще пару мгновений,
беспокоясь, что вертушка размозжит мое тело, размазав своими стеклянными лопастями
по всему выходу, задержав дыхание, все же нырнул в один из проемов и выдохнул, лишь
оказавшись на улице.
— Ненавижу такие двери! Они жуткие! — пожаловался я.
— Не более жуткие, чем ты, — парировал Зуо.
— Эй! — возмутился было я, когда мое внимание привлекло нечто огромное и яркое.
Гигантский воздушный шар непонятной формы ярким аляповатым пятном вырос прямо
посреди квартала и медленно продвигался в нашу сторону. И бьюсь об заклад, такой он
был не один. За ним тянулась целая вереница таких же непонятных, но сносящих крышу
своей уродливой красотой, шаров! А это могло означать только одно…
— Зуо! — завопил я в восторге, тыкая пальцем в сторону шаров. — Хочу!
— Нет.
— Ну, пожалуйста!
— Нет.
— УМОЛЯЮ!
— Я сказал, нет.
Но все же мы знаем, что «Нет» означает «Да». Поэтому я не задумываясь побежал на
встречу желанному, игнорируя вопли сэмпая. То, что он кричал мне в спину, я едва
разобрал. Всего пару слов, разве что: «Бля!», «Насекомое!» и «Люблю!». Или
последнее было все же «Убью»? Да нет, конечно же, любит. Куда ж тебе деваться, Зуо,
с нашей с тобой подводной лодки любви.
— УБЬЮ!!!

========== Третьи небеса Рая: 23. Люцифер ==========

Не зря говорят, что беда не приходит одна. За первой проблемой всегда тянется
дивная вереница из ее приятельниц c табличками на груди «вторая», «третья»,
«восемнадцатая». И каждая из них стремится освежить рутинный досуг, привнеся в твою
жизнь что-то новенькое, будоражащее фантазию и шаткую психику. Они обступают со
всех сторон и начинают водить вокруг тебя хороводы, ожидая, когда же ты возьмешься
за их решение. И если соображаешь ты туго или отпускаешь ситуацию на самотек, будь
готов к тому, что твои новые знакомые устроят тебе личный Ад на Земле, который
будет длиться до тех пор, пока они не получат желаемого, а именно: результата. В
этот момент бесполезно воздевать глаза к небесам и вопрошать «За что?», потому что
вопрос будет поставлен в корне неверно. Не за что, а для чего. Жалеть себя
бесполезно. Искать помощи окружающих — нерезультативно, ведь план вселенной именно
на тебя, а не на твоих близких и друзей. Слезы делу также не помогут: порыдать
сможешь позже, когда сказочное приключение в трех томах, подкинутое жизнью,
наконец, завершится. Единственный вариант: сжать зубы и терпеливо ожидать окончания
выливающихся на голову помоев, стоически разгребая каверзные жизненные ситуации
одну за другой. Главное лишний раз не вдыхать их едкого запаха, чтобы не стать
неотъемлемой частью творящегося вокруг непотребства и самому не превратиться в одну
из проблем, которую придется решать какому-то другому не слишком удачливому
человеку. И, конечно, важно не забывать одну простую истину: всё когда-нибудь
заканчивается. Даже звезды гаснут, что уж говорить о твоих проблемах.
Впрочем, Мифи, даже зная элементарные правила жизни, чувствовала, что истерика уже
маячит где-то на горизонте.
— Я сказала «Нет»! — раздалось колкое по ту сторону сетевого соединения, что
нанитку даже не удивило. Она уже и без этого поняла, что попала в водоворот
проблем, из которых так просто не выпутаться. И что любая составляющая ее жизни, с
которой она на данный момент соприкасалась, тут же невообразимым образом
формировалась в очередную неприятность. Так что капризы Лурны не стали для нее чем-
то внезапным. Жаль, правда, что, даже подготовившись к этому, полностью
игнорировать сей факт девушка все равно не могла.
— Почему? — попыталась она решить вопрос по-взрослому путем переговоров. Голос ее
был ровным, даже холодным, едва ли выражающим хоть какие-то эмоции. Лишь ритмичный
стук металлического носка ботинка о кафельный пол выдавал то, как Мифи нервничает.
Нанитка уже минут десять пыталась уговорить Лурну разрешить посетить ее в больнице.
Но та наотрез отказывалась.
— Мне надо побыть одной.
— И каким образом ты собираешься предаваться одиночеству в палате с девятью
соседями? — не выдержав, взбешенно прошипела Мифи, ударив носком ботинка по
половому покрытию настолько сильно, что по нему побежали трещины.
— Как-нибудь без тебя разберусь, — раздалось сухое. — Да пребудет с тобой свет
звезд да пыль солнечная, — послышалась механическая фраза, которую Лурна часто
вставляла невпопад, после чего голографический экран перед левым глазом Мифи
схлопнулся, давая понять, что разговор закончен.
— Вот сучка! — в сердцах рыкнула нанитка, хватаясь за синие волосы и при этом пиная
стену в туалете, в котором она все это время пребывала, с такой силой, что
кафельная плитка, встретившись с носком ботинка, превратилась в груду осыпавшихся
на пол осколков. Всё сегодня шло наперекосяк. Абсолютно всё. И не только сегодня.
— В жопу свет звезд! И пыль солнечную в жопу засунь, да поглубже! — воскликнула
нанитка громче, стремительно теряя последние толики терпения. В одной из кабинок
при этом послышались громовые раскаты. Видимо, некто до последнего терпел, не желая
выдавать своего присутствия, но клапан не выдержал напора после того, как слово
«жопа» прозвучало не один, а целых два раза.
— Спасибо за аккомпанемент к трагичности моей жизни! — продолжала бушевать Мифи, от
души пнув дверь еще и в кабинку. Но, не рассчитав силы, нанитка неожиданно и для
себя, и для сидевшего по другую сторону хрупкой преграды человека, проломила ее
насквозь и провалилась ногой до самого бедра. Послышался тихий взвизг под новую
порцию мелодичной трели.
— Простите, — пискнул кто-то, пока Мифи неуклюже вызволяла ногу из оков хлипкой
дверцы.
— И за что ты просишь прощение? — сейчас настроение нанитки было таково, что бесило
ее абсолютно всё: чертова трухлявая дверь, чертова туалетная вонь и, тем более,
чьи-то чертовы неуместные просьбы о прощении.
— Простите, — последовало вновь.
— В жопу твои прощения! Хотя по звукам она и так забита под завязку! — рявкнула
Мифи, отходя от кабинки, приваливаясь спиной к холодной стене и, устремив взгляд в
одну точку, сползая на влажный недавно вымытый пол. Во всем однозначно был виноват
Фелини! Только он. Не в проблемах, конечно, а в абсурдности ситуации. В фильмах
переломные моменты в жизни персонажей сопровождались ливнями, гнетущей атмосферой,
серыми красками и заунывной мелодией. Но Фелини, чертов Фелини, дрянной, мать его,
Фелини, кажется, самой своей сутью внедрился в мироздание и перевернул все с ног на
голову. Потому Мифи, страдающей от кучи негативных, раздирающих на куски эмоций,
практически агонизирующей, приходилось терпеть солнце, пробивающееся сквозь окна,
раздававшуюся с улицы мелодию праздника, и туалет, который в любом уважающем себя
сюжете должен был оказаться пуст, почему-то использовался по прямому назначению.
Почему вся жизнь, так красиво описывающаяся в романах, будь то моменты счастья или
же горя, в реальности сводилась к какому-то, черт бы его подрал, дерьму?! Почему,
пока Мифи желала выхватить из кармана складной нож и перерезать себе вены, кто-то
по соседству сидел и беспощадно пердел, как последняя мразь?! ЧТО ЗА
НЕСПРАВЕДЛИВОСТЬ?! Попробуй тут подраматизируй, когда слезы на глазах выступают
только от стремительно распространяющейся вони.
«И почему, блять, я не могла попасть в нормальный мир с нормальными людьми?!
— мысленно сокрушалась Мифи, сжимая зубы от злости до такой степени, что сводило
скулы. — Какого, мать вашу за ногу, хрена?! Я как будто один из главных героев
какого-то печально-комедийного бреда старого маразматика?!»
Ответом стала очередная порция органной музыки из кабинки с дырой в двери.
— Да чего ты там наелась? Биологического оружия?! — взвыла нанитка, желая уйти, но
не имея сил подняться на ноги. Запал ярости стремительно уходил, оставляя после
себя лишь разбитость, бессилие и неудержимое желание закутаться в одеяло и
прорыдать как минимум пару недель.
«Нет, — одернула себя Мифи, закрывая глаза и пытаясь успокоить бушевавший внутри
эмоциональный вулкан. — Не время раскисать. Мужик ты, Мифи, или не мужик?!..
Конечно, блять, не мужик, но кому какое дело?! Вертела жизнь твой пол на хую!
Господи… Соберись, тряпка, не время мыть собою унитазы! Думай. Думай, черт тебя
дери, как вылезти из этого дерьма!»
А для этого сперва следовало подвести итоги того, что Мифи имела на данный момент.
Ничего хорошего, на самом деле. Во-первых, ее нано-машины вышли из строя и сыпались
с нее и днем и ночью не хуже перхоти с головы бездомного. Большая их часть
действительно служила лишь для красоты, но были модели и достаточно мощные.
Например, некоторые нано обогревали ее тело, из-за чего в любую погоду Мифи могла
разгуливать в коротких шортах и топиках. Теперь же, лишившись круглосуточного
обогрева, девушка постоянно мерзла. И хотелось накинуть на себя не одну, а сразу
три толстовки, а на ноги натянуть пару толстых носков и валенки. Но она себя
сдерживала, считая, что таким образом продемонстрирует свою уязвимость. Была и пара
локальных инъекций наномашин, которые вырабатывали искусственный адреналин, из-за
чего при желании Мифи могла стать пусть и на короткое время, но сильнее или
быстрее. Тери об этом не знал, потому что Мифи была уверена, как только данная
информация достигла бы его ушей, он тут же ударится в долгие муторные
разглагольствования по поводу вредности сих изменений в организме. А затем
потребует себе тот же коктейль, да в тройном размере. Нет уж.
Но проблема заключалась не столько в убитых дорогостоящих нано, что теперь почти
перестали циркулировать по телу Мифи, выводясь из организма через потовые железы,
сколько в том, из-за кого они вышли из строя. Парень в маске вряд ли был
наваждением. И Мифи очень сомневалась, что он является одним из банды наносов. Нет,
он помогал им, но у него были на то свои причины и выгоды. И нанитка почему-то не
сомневалась, что жизнь еще столкнет ее лбом с этим индивидом. И эта встреча ей не
понравится.
Не меньшей проблемой оставался Длик. Девушка понятия не имела, из какой дыры он
вылез такой весь из себя самоуверенный красавчик, но его стремительный подъем по
социальной школьной лестнице выглядел слишком подозрительным. Нельзя было просто в
один прекрасный день прийти в школу и внезапно оказаться лидером нового молодежного
направления. Конечно же, наверняка этому поспособствовал все тот же парень в маске,
но как именно они были связаны? И для чего Маске, как решила девушка называть
незнакомца у себя в голове, необходим Длик?
Хотя сейчас перво-наперво следовало решить проблему другого рода. Они угрожали
Мифи. Угрожали ни ее статусу, ни направлению, которое она с таким рвением
поддерживала. Они угрожали ее близким. Сперва Лурна, затем Тур и Ник. А теперь еще
и это… Причина, по которой Мифи так хотелось избавиться от Тери на пару недель или
месяц. Его временное исключение решило хотя бы одну из десятков проблем, витавших
вокруг девушки. Но всё как обычно пошло не по плану.
Мифи вытащила из кармана скомканный листок бумаги, который собиралась выкинуть, но
так и не решилась этого сделать. Хотя в век технологий бумажные письма давно вышли
из моды, это было именно оно. На мятой бумаге вырезанными из старых книг буквами
разных цветов и размеров собиралось лаконичное, но весьма емкое послание: «Фелини
следующий».
****
Мало кто придает своему имени особое значение, не понимая, насколько на самом деле
оно важно. Как назовешь корабль, так он и поплывёт. Истина, в которой ты убедился
на собственной шкуре.
Тебе нравилось твое имя, но оно не нравилось всем остальным. С самого детства ты
страдал от издевок со стороны сверстников, которые переиначивали его, как хотели,
превращая в прозвища одно обиднее другого. Ты терпеть не мог государственные
службы, потому что каждый раз, читая имя на паспортной карте, высвечивающейся на
экране, очередной служащий противно кривил губы в омерзительной ухмылке, окидывая
тебя взглядом с ног до головы и будто вопрошая «Серьезно?». А если ты пытался
познакомиться с милой девушкой, милой она оставалась до того самого момента, пока
не узнавала, как тебя зовут. И тут же все летело в тартарары. Они смеялись, а ты
терпеливо сносил издевки, уверенный, что иначе нельзя.
Но, как оказалось, можно.
Еще как можно.
Первой твоей жертвой стал работодатель, который прочитав резюме, долго смеялся в
голос, прежде чем сообщить, что с таким имечком тебя не возьмет на работу ни одна
нормальная компания.
— Да ты верно сумасшедший, парень! — захлебывался он от смеха. — Ты же мне всех
покупателей распугаешь!
— Но у меня высшее образование… — тихо лепетал ты, чувствуя, как сердце бешено
колотится в груди. — Красный диплом…
— Да плевать мне на твое образование. И уж тем более на красный диплом! С таким
именем тебе дорога разве что в психушку! Или прямиком в Ад! В Ад? Понимаешь?!
— мужчина сотрясался от хохота.
— Тогда зачем вы позвали меня на собеседование?
— Хотел посмотреть на человека с таким дурацким именем! — сообщил мужчина, начиная
смеяться еще громче. И в тот момент в голове твоей будто бы что-то щелкнуло. Лимит
терпения, казавшегося безграничным, подошел к фатальному концу. Ты даже не заметил,
как дорогущая шариковая ручка, красовавшаяся на дорогущем столе работодателя,
оказалась у мужчины в глазу. Единственное, что ты запомнил — это странный чавкающий
звук, с которым острие импровизированного оружия пронзило мягкое глазное яблоко, а
затем резко оборвавшийся смех и последовавшая вслед за тем спасительная тишина.
Тишина, принесшая за собой удовольствие, которого ты никогда ранее не испытывал.
Будучи ценителем старого кинематографа, ты засматривался множеством великих
кинолент, в которых главные герои после нечаянного или же спланированного убийства
испытывали ужасающую душевную боль и бесконечное чувство вины. Ты старательно
сравнивал свои ощущения с тем, что тебе преподносили, и понимал, что либо
человечество за несколько столетий настолько очерствело, либо все это изначально
было чушью. Ты не чувствовал вины. Огорчения. И совесть не грызла тебя изнутри,
лишая аппетита и сна. Наоборот, осознав содеянное, ты ощущал спокойствие и
справедливость, которая, наконец, восторжествовала. Тогда ты и понял, чему хочешь
посвятить свою жизнь. В чем твое истинное предназначение. Вершить правосудие. А
никто не справлялся с этим лучше убийц.
— Имя интересное, — вот что сказал тебе старичок, заполняя твою карту фрилансера. И
ты тут же напрягся, представляя, как вслед за тем он отвешивает какой-то дурацкий
комментарий, а ты хватаешь его за седые волосы и начинаешь бить головой об стол до
тех пор, пока тот не перестанет дышать. — Обычно киллеры берут себе клички, чтобы
звучало более угрожающе. Но в твоем случае можешь оставить и так, имя подходит для
этого дела, как ничто другое. Кроме того, никому и в голову не придет, что оно
настоящее, — невозмутимо продолжает старичок, наметанным глазом замечая твою
реакцию и мгновенно понимая, что ты сделаешь с ним, скажи он одно неверное слово.
Впрочем, ты не слишком впечатляешь его своим видом: высокий, но хилый и неказистый,
ты не кажешься опасным. Но ты узнал об этом месте — о Лиге киллеров, существующей в
Тосаме с незапамятных времен, работающей как по часам, отлаженно и точно. И ты не
побоялся прийти сюда, зная, что можешь и не вернуться. А значит внутри тебя таилось
нечто, что оценить старику и будущим коллегам еще только предстояло. Потенциал, за
раскрытием которого было бы любопытно наблюдать.
— Ну так что? Возьмешь псевдоним? Или оставишь имя?
— Имя… — тихо пролепетал ты.
— Что ж, Люцифер, — улыбнулся старик, протягивая тебе руку для рукопожатия. — Добро
пожаловать в Лигу. Будем надеяться, ты продержишься больше среднестатистического
новичка, то есть больше недели. Но раз ты у нас сам Дьявол, надеюсь, и везти тебе
будет дьявольски.
— Я не из везучих, — парировал ты, даже не подозревая, насколько пророческими
окажутся слова старика.
Как назовешь корабль, так он и поплывет.
С этого мгновения тебе начинает везти. Не во всем, но в новой работе. И везение это
едва ли походит на человеческое. Каким-то необъяснимым образом ты всегда
оказываешься в нужное время в нужном месте. А не это ли самое главное для киллера.
И если сперва ты каждый раз удивлялся, то спустя десять лет начал воспринимать
данную способность, как должное. Потому этим утром, проснувшись, заварив крепкий
чай и разместившись у окна своей небольшой квартиры, ты и бровью не повел, заметив
внизу человека, за голову которого фрилансерам накануне пообещали кругленькую
сумму. Зуо Шаркис собственной персоной шагал по большой открытой улице навстречу
городскому мероприятию, даже не подозревая, что в это самое мгновение за ним
наблюдаешь ты — сам Люцифер. А так уж повелось, если тебе везло, значит твоей
цели — нет.
****
Я считаю, что человечество достойно продолжать существовать на этой планете хотя бы
за то, что придумало такую крутую штуку, как карнавал! Сотни полуголых людей в
блестках и бусах, явно накануне принявшие что-то исключительно вредное, потому что
таким счастливым можно быть лишь под тяжелыми барбитуратами (Не то чтобы я знаток
барбитуратов, но вспоминая личный наркотический опыт полугодовой давности, могу
заверить, что без такого рода препаратов точно не обошлось). Шумная, дурацкая, но
заводная, если не зомбирующая музыка. Тысячи закусочных, мягко передвигающихся на
воздушных подушках с яркими вывесками, призывающими попробовать сомнительные
лакомства из сомнительных ингредиентов. Огромные старые-добрые не голограммные, а
самые что ни на есть настоящие баллоновые шары, на которых проецировалось все, от
вездесущей рекламы, до праздничных красочных роликов. Мишура. Гвалт. И цепочка из
украшенных всем, чем ни попадя, грузовиков, каждый в своей тематике. И все это
великолепие проходило в Тосаме всего раз в год в честь дня города. Карнавальный
рейд начинался в час дня и грозил закончиться не раньше глубокой ночи, преодолев с
десяток кварталов и набрав в свои ряды сотни тысяч зевак и потенциальных
покупателей. А я в компании зевак и покупателей всегда числился в первых рядах!
— Боже мой, да это же сосиски в беконе! — завопил я, подбегая к одному из ларьков,
роясь в карманах в поисках кошелька и запоздало вспоминая, что у меня нет ни
кошелька, ни денег. — И пончики в сиропе! — тут же переключился я на следующую
цель, а затем снова вспомнил про кошелек и деньги. — И безалкогольные молочные
коктейли со вкусом водки!
— Уходим, — не разделяя моих восторгов, Зуо схватил меня за руку и силком потащил
подальше от мечты всей моей жизни — воздушной ваты, своей элегантной формой
напоминающей женскую грудь восьмого размера.
— Даже не подумаю! — взвился я, тем не менее, уходя на тяге Зуо все дальше от
заветного лакомства.
— Здесь опасно!
— Это рядом с тобой опасно! А вот сахарная вата еще ни разу руки на меня не
поднимала! — воскликнул я, отчаянно сопротивляясь. — Конечно, возможно она этого не
делала, потому что у нее нет рук. Но даже если бы и были, и даже если бы она одну
из них на меня подняла, я бы легко от нее отбился посредством быстрого ее
поглощения! А тебя, Зуо, я сожрать не смогу! Уж точно не в ближайшие годы!
— Идиот, ты меня не слышишь?! Здесь открытая местность и толпа народа! — продолжал
рычать Шаркис, явно не понимая, от чего отказывается! Люди в костюмах медленно, но
верно продвигались в нашу сторону, изображая кто персонажей книг или фильмов, кто
животных, а кто и вовсе неодушевленные предметы. Мимо меня с душещипательным
восторженным визгом пробежал мужчина в костюме торшера, а за ним три ребенка —
видимо его дети — в костюмах лампочек. Разве это не мило?!
— Вот именно, что народу тут до жути много! В такой людской каше тебя даже самый
обученный убийца не отыщет! А если ты еще и вату воздушную купишь, тебя вообще не
признают! Сварганим тебе бороду, усы и корону, будешь самым модным на районе!
— Я сказал «Нет».
— А я сказал «Отвали»! — выкрикнул я, ожидая, что магия слов подействует и Зуо,
потеряв контроль над телом, действительно отвалит, уйдя в закат (А если учесть, что
сейчас полдень, до заката ему бы пришлось идти, ой, как долго). Не тут-то было.
Сжав мою руку лишь сильнее, он неумолимо тащил меня в противоположную от карнавала
сторону, как чертов бульдозер с турбонагнетателем с приводом от выхлопа к мотору. И
пусть выхлоп у Зуо был что надо, да и на мотор жаловаться не приходилось, ситуация
меня не устраивала. Отчаявшись, я решил пойти на крайние меры:
— Я куплю тебе красную вату под цвет глаз! — завопил я, хотя и знал, что такого
рода вата безумно дорогущая, потому что самая, чтоб ее, популярная! — И прежде чем
ее съесть, ты сможешь ее обматерить! — продолжал я неистово соблазнять сэмпая, но
он почему-то на мои сладкие речи вестись никак не желал, сжимая мою руку уже до
такой степени, что запястье, не получая нужного количества крови, начало неметь.
Нет, с этим однозначно надо что-то делать! И если сэмпай не хочет прислушиваться к
словам, придется переходить к действиям.
Осталось понять, как.
Действия.
То бишь, проявление какой-либо деятельности.
Это типа мне надо шевелить конечностями?
Сложная задачка, но придется пробовать.
Пусть Джу показала мне всего один прием и пусть тренировал я его какие-то двадцать
минут, пора было переходить от теории к практике. В конце концов, я парень не
тупой! Все на лету славливаю. Кто сказал, что я хорош лишь во взломе третьесортных
сайтов?! Может во мне сидит настоящее чудовище! Машина для убийств! А никто об этом
не знает. Включая меня.
Дабы проверить данную теорию, я резко вывернул руку так, чтобы весь мой напор
пришелся на большой палец Шаркиса, а затем дернул, что есть мочи и… через мгновение
моя рука выскользнула из «кандалов» Зуо, будто маслом намазанная. Не думаю, что во
второй раз такое прокатит, так как я явно застал Зуо врасплох. Но и это уже кое-
что!
Сэмпай остановился.
Недоуменно глянул на свою руку, а затем медленно перевел взгляд на меня.
— А ты, я смотрю, обучаемый, — проговорил он это с такой интонацией, будто бы
зачитывал мне смертный приговор, а не хвалил.
— Да, — мужественно подавив на мгновение сковавший меня страх, подтвердил я, подняв
подбородок как можно выше и всем своим видом демонстрируя, что меня нельзя
недооценивать. — И считаю, что за это заслужил сахарную вату!
— Обойдешься.
— Хочу!
— Ты оглох?
— Это ты оглох!
— Я сказал, что мы уходим.
— А я сказал, что я хочу эту ебучую сахарную вату! — выдохнул я с неожиданной даже
для себя злостью, а через секунду будто пришел в себя и удивленно огляделся по
сторонам. Это точно я сказал? Могу поклясться, это звучало так, будто фразу
проговорил Зуо, а не я. Это что же выходит? Сэмпай теперь шутит в моем стиле, а я
злюсь — в его? Хреново же мы друг на друга влияем. Или же… Или же все это время мы
были одним и тем же человеком и сейчас это наконец начинает проявляться? Это что же
я сам себя в задницу трахал?! Мать моя женщина… Да я больной ублюдок. И бог
дрочинга. Не уверен, что этим статусом можно гордиться. Но кто, если не я?
— Вот значит как, — тон тихий, глаза красные. Ясно-понятно, сэмпай. Вы сами хотите
произвести надо мной расправу или позволите мне тихо-мирно удавиться
собственноручно? — Насекомое.
— Д-да?
— Иди.
— Ку-ку-ку… блять… куда?
— За своей ебучей ватой.
— М…можно?
— Можно, — выдохнул Зуо с такой интонацией, что мне не то что ваты, жить уже не
хотелось.
— И ты мне потом ничего не сделаешь?
— Хм… — Шаркис задумался, постукивая пальцем по подбородку. — Даже не знаю. Ничего
не могу обещать.
— Но это всего лишь вата.
— Я и не спорю.
— И я ее хочу.
— Я тебя не держу.
— Нет?
— Нет, — проговорил Зуо, и мне как-то окончательно поплохело.
— Ну… Ну ладно. Я тогда пойду?
— Иди.
— Я скоро вернусь.
— Конечно, вернешься.
Кинув на Зуо еще один полный мольбы взгляд, я уже было повернулся в сторону
желаемого, когда сэмпай окликнул меня:
— Эй, насекомое. Ты ничего не забыл?
— М? — непонимающе уставился я на него.
— Ты на что собираешься покупать эту срань? На воздух?
И я уже в третий раз с легкой руки Зуо вспомнил, что у меня нет ни кошелька, ни
денег. А скоро не будет и жизни, судя по ауре, незримо витающей вокруг дорогого
моему сердечку психопата.
— Черт, — процедил я сквозь зубы. — Сэ-э-эмпай. Вы мне одолжите немного денег?
— Конечно.
Меня аж в пот бросило. Ой, не к добру вся эта внезапная покладистость Шаркиса.
Жопой чую, не к добру. А задница меня еще ни разу не подводила.
— Кинешь мне на карту?
— Дам свою, — постучал Зуо по тыльной стороне ладони, имея в виду возможность
привязать свою карту к другому человеку, чтобы тот беспрепятственно пользовался ей,
как его душа пожелает. — Подойди, кину тебе код, — Зуо поманил меня пальцем.
ВСЁ ЭТО ТОЧНО ДУРНО ПАХНЕТ.
ТЕРИ, ЕСЛИ ТЫ КЛЮНЕШЬ НА ЭТУ УЛОВКУ, ТЫ БУДЕШЬ ИДИОТОМ!
Но я и есть идиот.
Конечно же, я клюнул.
Но меня тоже можно понять! Нельзя же во всем себя ограничивать лишь потому, что за
желаемое ты можешь словить от кого-то пиздюлей, верно же?!
Верно или нет, я и сам не знаю, но неособо внезапные последствия меня не
порадовали.
Я даже не сразу сообразил, что произошло. Вот только перед глазами моими все
поплыло, и я невольно припал на одно колено, пытаясь справиться с нахлынувшей
тошнотой. Запоздало я осознал, что сэмпай ребрами ладоней ударил меня в район
поясницы. Не сильно, но и этого оказалось достаточно, чтобы мое артериальное
давление резко упало, вызвав череду неприятных симптомов.
— Не… впечатляет! — выдавил я, нервно стирая появившуюся на лбу испарину. — Такой
прием ты уже проделывал! Не оригинально! Мог бы придумать и что-нибудь…
поинтереснее! — буркнул я, вдыхая полной грудью и тем самым насыщая организм как
можно большим количеством кислорода.
— Новые приемчики лучше пробовать наедине, — ядовито протянул Шаркис, хватая меня
за шкирку, силком поднимая на ноги и теперь таща за собой именно таким способом.
Мда, как выходить из такого захвата, Джу мне еще не показывала. Впрочем, Зуо держал
меня за жилетку, а это значило, что мне всего то и стоило…
Погодите-ка.
Это правда так просто?
Я резко расстегнул единственную застегнутую пуговицу, буквально выскочил из жилетки
и со всех ног понесся в месиво из людей, надеясь успеть купить у продавцов хоть
что-нибудь до того, как Зуо вновь меня схватит. Прежде чем вырваться из хватки
Шаркиса, я-таки прихватил с собой его карту, а потому его возмездия я бы точно не
избежал. Но умирать, так красиво! В воздушной вате вместо шубы и банановом драже в
ноздрях!
Разномастный народ моему героическому походу к воздушной вате не способствовал.
Разукрашенные фосфорной краской, разодетые в стразы и перья, в цепи и бантики, в
сеточку и шифон, они все как один считали своим долгом либо пихнуть меня, либо
крикнуть «Куда прешь?!», либо просто окинуть презрительным взглядом. Да уж,
праздничное настроение в XXIII веке — вещь хрупкая. Даже на таких, казалось бы,
нацеленных на всеобщее сплочение мероприятиях, шансов нарваться на нож было едва ли
не больше, нежели на улыбку. И все же вата уже маячила перед глазами. Еще пара
шагов и…
Я резко остановился, почувствовав на себе чей-то взгляд. Сердце забилось чаще, в
горле пересохло. Мозг молниеносно обрабатывал информацию, которая поступила мне
посредством бокового зрения. Я еще не понимал, что именно увидел, но подсознание
уже трубило в трубы, било в колокола, колотилось башкой о барабаны.
И мир изменился.
Из него будто бы по щелчку пальцев убрали все звуки. Полная, поглощающая, вакуумная
тишина ударила по ушам. Люди продолжали идти. Продолжали веселиться, подтанцовывая
в такт музыке, которой я не слышал. Они восклицали что-то про город, смеялись,
переговаривались. Но и этого я не слышал. Зуо стремительно приближался, что-то цедя
сквозь зубы. Этого я не слышал тем более. Я уставился на объект, нарисовавшийся
всего в паре метров от меня, и наши взгляды встретились. И мне почему-то
показалось, что он находится в том же положении, что и я. Тоже ничего не слышит,
так как все его внимание сконцентрировалось на зрении.
— Ты… — выдавил я из себя, чувствуя, как голова начинает кружиться от переполняющей
бури эмоции, шквалом накрывшей меня с головой. Объект улыбнулся.
— Давно не виделись, Тери.
— Д… Джонни?
А в следующее мгновение мою шею пронзила жгучая боль.

========== Третьи небеса Рая: 24. Светлячок ==========

Четыре месяца назад…

Фанфары холодящим кровь гулом разнеслись по высокому заброшенному зданию, рикошетом

отразились от испещренных трещинами стен и заполнили собой каждую покинутую людьми
комнату, каждую обветшалую кухню, каждый коридор, заваленный старым заплесневелым,
пропитанным влагой барахлом. А вслед за тем последовал речитатив виолончелей и
контрабасов, заставивший осколки стекла, торчащего из рам, будто клыки
фантастического животного, тихо зазвенеть в широких окнах тонким, тревожным писком.
Сквозь отдающие эхом звуки музыкальных инструментов, замурованных в мертвом ящике
из бетона, проступил призрачный фон симфонии, преображая все вокруг неповторимой
атмосферой былых времен. Музыка своей невидимой рукой набросила на когда-то жилое,
а ныне рыхлое от влаги, грязи, и кишащих в его внутренностях паразитов здание саван
прошлого — сотканное из пыли покрывало минувших веков, когда данная композиция
появилась на свет. Неподготовленный к столь густой мелодии бродяга, что соорудил
импровизированное жилье на одном из первых этажей заброшки, подскочил на месте,
решив, что, видимо, конец его близок и вот-вот с небес к нему сойдут ангелы и
заберут в райские кущи, тем самым покончив с его нелегкой, нелепой жизнью. Но
ангелы спускаться в бренный, пропитанный потом, кровью и бензиновыми заменителями
город не спешили, предпочитая оставаться в обители света и боясь прикоснуться к
тягучей тьме, в которой Тосам утопал десятилетиями.
Музыка нарастала. Проступил мотив скерцо, за ним три такта певучего адажио, что
пробудили старые «раны» здания, с новой силой поползшие толстыми трещинами по еще
уцелевшим стенам. Последними зазвучали деревянные духовые, и отвечающие им соло
виолончелей и контрабасов, окончательно превращая заброшку в артхаусную филармонию,
в которую будто бы только на одну ночь приехал оркестр с мировым именем.
— Напомни название, — попросил седеющий мальчишка Джин-Хо, который за месяц из
незнакомца превратился для девушки в близкого друга.
— Девятая симфония Бетховена, — улыбнулась она, взирая на красный диск солнца,
наполовину исчезнувший за горизонтом. Она и раньше наблюдала за закатами из выбитых
ветром и вандалами окон, но никогда не забиралась на самую вершину своего убежища.
И причин тому была масса, главной из которых оставалась ветхость здания. Чем выше
девушка поднималась, тем чаще слышала звуки обваливающихся потолков и скрип
шпаклевки, раздираемой трещинами времени, тем чаще пол под ее ногами норовил
обрушиться в то же мгновение, как только она переносила на него свой вес. Потому
Джин-Хо старалась заканчивать свои исследовательские миссии на двадцатых этажах. Но
сегодняшний день был особенным. Фелини предложил подняться на самый верх и тут же
побежал по лестницам навстречу небу, игнорируя крики девушки об опасности подобной
вылазки. В любой другой ситуации Джин-Хо ни за что не поднялась бы на сорок восьмой
этаж, последний из тех, что остались в доме, в котором когда-то этажей
насчитывалось пятьдесят пять. Но бросать единственного друга она также не
собиралась. И вот они сидели на куче грязных кусков бетона, наслаждаясь видом
огненного шара цвета крови, что медленно таял за линией горизонта, обещая вынырнуть
с противоположной стороны через какие-то шесть часов. Игра стоила свеч.
— Жуткая вещь, — заметил Фелини, сбив девушку с толку подобной характеристикой.
Такой реакции она не ожидала.
— Что же в ней жуткого? — удивилась она. — Это монументальная вещь! Только не
говори, что ты из тех простачков, которые не могут осознать всю мощь классической
музыки? — Джин-Хо рассчитывала, что уж кто-кто, а ее друг обязательно оценит
симфонию, которая будоражила ее воображение.
— Пугающие ассоциации, — спокойно ответил парень, искоса поглядывая на переносную
колонку, которую девушка принесла с собой именно для того, чтобы поделиться
сокровенной любовью к данной музыке с Фелини. — Ты когда-нибудь смотрела «Заводной
апельсин»? — продолжил он, явно в своей манере начиная давать ответ издалека.
— Нет, — качнула Джин-Хо головой, — ты ведь знаешь, что я редко смотрю вирту-каналы
и то украдкой.
— По вирту-каналам такого сейчас и не крутят. Это очень старый фильм. Моложе
симфонии, конечно, но достаточно старый для того, чтобы в наше время о нем знали
единицы.
— Увы, я к этим единицам не отношусь, — вздохнула Джин-Хо с искренней досадой.
— Это фильм по одноименной книге. Там демонстрируется небольшая банда парней,
которые пьют молоко с разными наркотическими добавками, избивают мимо проходящего
старика, а затем вламываются в рандомный дом и насилуют его хозяйку на глазах мужа.
— Какой кошмар!
— Нет, кошмар происходит позже, когда главный герой Алекс возвращается домой и
оказывается, что ему всего пятнадцать.
— Да он отморозок!
— Еще какой! — улыбнулся Фелини. — Нам постоянно твердят, что наше поколение
гиблое, что «Раньше себя молодые люди так не вели!» Но книга была написана в 1962
году. Только подумай: три века назад! И ведь что-то автора вдохновило… Что-то или
кто-то.
— А как это связано с Бетховеном?
— Алекс любил Бетховена.
— Он убивал и насиловал, но при этом наслаждался классической музыкой? — не
поверила ушам Джин-Хо.
— Более того, когда он купил эту самую девятую симфонию в магазине, там же он
познакомился с двумя девочками тринадцати лет. Он позвал их к себе. И изнасиловал.
— Отвратительно.
— Может быть. И, тем не менее, и книга, и фильм считаются классикой. Так же как и
девятая симфония.
— Сравнивать одно с другим мне кажется глупым, — возразила Джин-Хо, чувствуя, что
настроение ее резко испортилось. Фелини так легко говорил о подобных вещах, будто
описываемые им события — обыденность, необходимая часть жизни, с которой девушка не
желала иметь ничего общего.
— Может и глупо, но Алекс не единственный персонаж с задатками маньяка, который
любил классику. Есть и другие. И, что самое главное, не только персонажи. Помнишь
дело о «Кастете», что шумело по всему Тосаму еще пару лет назад?
— Тот псих, что завлекал к себе детей, а затем снимал на камеру, как насилует их,
при этом избивая кастетом?
— Точно.
— Меня пытаются отгораживать от любого рода новостей, но об этом слышала даже я, —
кивнула Джин-Хо.
— На видео он все это делал с детьми под классическую музыку, — холодно бросил
Фелини, провожая взглядом последние лучи солнца, будто бы уходящие под землю.
— Таких подробностей я не знала.
— Да и откуда бы, — на губах мальчишки появилась нехорошая ухмылка, которую девушка
замечала и раньше. Обычно она говорила о том, что Фелини знает нечто, что не знают
все остальные. — Такими подробностями не делились.
— Тогда откуда об этом знаешь ты? — задала резонный вопрос девушка. — Рассуждаешь
так, будто сам видел эти записи.
Как только солнце ушло, Тосам несмотря на миллионы фонарей, рекламных неоновых
вывесок и фосфоресцирующих графити, поглотил полумрак. Его тень легла и на лицо
Фелини, не позволяя Джин-Хо разглядеть гримасу, скользнувшую по лицу ее
таинственного друга.
— Сколько бы нас ни уверяли, что сейчас хуже, чем было раньше, никогда этому не
верь. Хреново было всегда. Во все времена. Были и будут насильники, были и будут
психопаты. И сколько бы общество ни боролось с этим, какие бы наказания вплоть до
смертной казни ни вводила, пресечь подобное ему никогда не удастся. А раз так, не
думаешь ли ты, что педофилы, психопаты и шизофреники — лишь стандартное природное
явление и ничего более? Что скажешь?
— Скажу, что твои теории одна ужаснее другой, — нахмурилась Джин-Хо. — Есть вещи,
которые не стоит произносить вслух, даже если в них присутствует зерно истины.
— Зачем же люди придумали слова, которые нельзя произносить? В чем смысл?
 — Смысл, — произнесла Джин-Хо, будто бы пробуя слово на вкус. — А кто тебе сказал,
что он есть? — не стоило ввязываться в этот разговор. Девушка знала, что Фелини
любил поднимать запретные темы и обсасывать их с пугающим смакованием. Знала, что
провоцировать он любит даже больше, чем нести околесицу. Знала, и все равно каждый
раз поддавалась ему, чувствуя, как друг с пугающей легкостью каждый раз затрагивает
ее за живое, поднимая из глубин подсознания первобытные страхи и заставляя с ними
бороться посредством диалога, которые она вела будто бы и не с седеющим мальчишкой
вовсе, а с тем ужасом, что сидел у нее внутри.
И девятая симфония Бетховена, что продолжала фоном играть в процессе этого
разговора, внезапно и Джин-Хо показалось пугающей. Перед глазами ее нарисовался
Алекс, который хватает невинную девочку и овладевает ей под музыку, такую глубокую
и возвышенную, но воспринимающуюся теперь совершенно иначе.
— Смысл есть всегда. Куда же без него, — скрывавшая лицо Фелини тень, будто бы
стала тоньше, позволив девушке разглядеть очертания его лица, а точнее маску
непроницаемого спокойствия, с которой он любил говорить вещи, вызывавшие дрожь в
руках.
Музыкальная колонка, исполненная в виде мультяшной головы лисы, продолжала летать
вокруг Джин-Хо и Фелини, обрушивая новые порции музыки на хлипкое здание, стонавшее
от нот, проникавших в его стены и разрушавших стыки, которым время приказало долго
жить.
— Интересно, кого ты пытаешься в этом убедить. Меня? Или себя?
В последнее время Джин-Хо приходилось совсем туго. Всё чаще отец заговаривал о ее
будущем браке, о важности сохранения чистоты крови, о необходимости скорейшего
появления потомства. Девушка знала, что все женщины в ее роду при наступлении
восемнадцати лет были обязаны связать себя узами с мужчиной, одобренным главой
семьи, после чего вся их жизнь концентрировалась на супруге и детях. Получалось,
Джин-Хо, которой на данный момент было семнадцать, следовало экстерном закончить
школу и на этом завершить свое образование. Продолжать обучение в высших учебных
заведениях она права не имела. Но проблема заключалась не в образовании, ведь Джин-
Хо, всю жизнь проучившаяся на дому, знала в тысячу раз больше любого сверстника.
Она в совершенстве владела несколькими языками, хорошо рисовала, играла на
музыкальных инструментах, писала стихи, выращивала цветы и могла собрать из них
великолепный букет, вышивала, радовала близких кулинарными изысками и пела, как
ангел. Вот только Джин-Хо не интересовали языки, ей претило рисование, стихи она
терпеть не могла, к цветам оставалась равнодушной в той же степени, что и к
вышивке, готовка ассоциировалась у нее с рабством, и лишь музыка порой радовала
душу. Но девушка предпочитала слушать ее, а не играть. То, что ей действительно
было интересно, это техника. И будь ее воля, она бы не задумываясь поступила на
факультет роботехники в ИСТ, нашла бы соответствующую полученному образованию
работу и была бы счастлива каждый день заниматься любимым делом. Но не могла. Ей
воспрещалось. Категорическое и неотвратимое «нет». А ведь Джин-Хо отличалась
решительностью и упорством. Она не раз на свой страх и риск поднимала тему
дальнейшего обучения в техническом направлении. Ответ всегда был одним и тем же:
«Ты рождена не для этого». Но тогда для чего? Для замужества? Для детей? Для того,
чтобы всю жизнь быть несчастной, мучимой потенциалом и желаниями, которые никогда
не сможет реализовать? При таком раскладе и рождаться смысла не имело. Джин-Хо
соглашалась с отцом лишь в одном: у каждого человека своя судьба. Вот только
выбирать он ее должен сам, а не по указке окружающих, как пытались ей внушить все
ее семнадцать лет. Пытались, но так и не внушили. Как результат, ей предстояло то
будущее, которого она не желала. И Джин-Хо не видела ни единого варианта выхода из
положения, кроме как смириться, что нет никакого смысла в ее жизни. И никогда не
было. Фелини же как обычно бередил старые раны, старательно ковыряясь в них
интеллектуальным скальпелем. И это, скорее всего, была главная причина, почему у
него (по крайней мере по его словам) почти не было друзей. Не каждый захочет
терпеть подобные муки. Джин-Хо тоже не хотела, но в глубине души чувствовала, что
ей это необходимо. Что в чем-то Фелини прав. Ее пугала лишь мысль о том, что он мог
оказаться прав во всём.
— Хорошо, — сдалась Джин-Хо. Она всегда сдавалась. Рано или поздно. — В следующий
раз включу какую-нибудь попсовую веселую песенку, чтобы ты больше не грузил меня
подобными кошмарами, — заявила девушка, показательно ложась на бетонную плиту и
отворачиваясь от Фелини.
— О, поверь, о такой музыке мне тоже найдется что сказать, — в голосе парня
послышалась улыбка.
— Даже не сомневаюсь! У тебя талант все вокруг превращать в шарики, которые катают
навозные жуки, — Джин-Хо против воли тоже улыбнулась.
— Мне нравится, как красиво ты обходишь стороной такие слова, как «дерьмо», —
рассмеялся Фелини. — Ну да ладно. Пора заканчивать пустые разговоры. Лучше скажи,
принесла или нет?
Мальчишка упомянул о предмете, который они обсуждали в прошлый раз. И хотя Джин-Хо
согласилась с Фелини о необходимости данного действия, сейчас ей хотелось трусливо
этого избежать. Но она знала своего друга достаточно хорошо, чтобы понимать — пути
назад уже не будет.
Девушка со вздохом вновь приняла сидячее положение, нащупала в кармане толстовки
холодное стекло ампулы и, чуть поколебавшись, вытащила ее наружу и
продемонстрировала добычу. Стеклянный сосуд был наполнен фиолетовой жидкостью, в
которой то и дело сверкали желтые всполохи.
— Теперь понятно, почему эту штуку называют «светлячком», — пробормотал парень,
забирая ампулу из рук девушки и вглядываясь в ее завораживающее содержимое.
— Красиво, не правда ли, — протянула Джин-Хо, не в силах оторвать взгляда от
жидкости, хотя любовалась ею уже несколько дней с того самого момента, как стянула
ее из сейфа отца. Если бы он узнал, девушке бы пришлось несладко. Оставалось
надеяться, что отцу не придет в голову, что его дочка решила побаловаться
препаратом, который никогда никто добровольно не принимал.
— А ты уверена, что эта штука дает именно тот эффект, который ты так красочно
описала? — с сомнением в голосе уточнил Фелини.
— Уверена. Пару раз я потихоньку подглядывала, как отец дает «Светлячка» тем, кто
желает на него работать. Своего рода показатель выносливости.
— Что ж, тогда давай проверим, насколько выносливы мы с тобой, — мальчишка без
раздумий надломил продолговатый носик и с опаской понюхал фиолетовое содержимое.
— Запах странный.
— А ты думал, что эта смесь будет пахнуть черникой? Или сливой?
— Боль с запахом черники — мне нравится как это звучит! — подтвердил Фелини.
— Мы еще можем остановиться, — тихо выговорила Джин-Хо, боясь показать свой страх
перед препаратом. Она не лукавила и действительно видела, как он действует на
человека. Химикат, который влиял на нервную систему, вызывал галлюцинации, приступы
паники и физическую боль, являлся своего рода типом тренировки. Каждый мужчина в их
семье начинал употреблять его при наступлении шестнадцатилетия. Женщин к данному
«лекарству» не подпускали, считая, что их дело рожать детей, а не становиться
сильнее и выносливее. А упор тренировки делался именно на выносливость. Если ты был
недостаточно силен, то, как минимум, должен был уметь держать удар, терпеть боль,
вставать раз за разом, несмотря ни на что. Полезный навык, приобрести который было
не так легко. И самым быстрым способом оного опыта являлся «светлячок». Но было бы
странным, если бы все было так просто. Да, этот препарат развивал в человеке
стойкость к физической боли, но лишь при условии, если человеку, употребившему его,
удавалось выжить. Смертность была небольшой, но имела место быть и Джин-Хо не могла
не помнить об этом, как ни старалась.
— Мы можем умереть, — продолжала лепетать девушка, ощущая себя неожиданно слабой и
скованной.
— Ну и что? — задал Фелини резонный вопрос и кореянка в который уже раз убедилась,
что ее друг если чего и боялся, то точно не смерти. — Я хочу узнать предел своих
возможностей. А ты разве нет?
— Но с такими рисками…
— А нам с тобой действительно есть что терять?
Еще один колкий вопрос, который с одной стороны бил девушку по самолюбию, а с
другой — напоминал о том, какую жизнь ей запланировала семья. Жизнь, которую жить
она не желала.
— Действительно, — вздохнула девушка, забирая из рук парня ампулу и без раздумий
делая из нее один небольшой глоток. — Чтобы что-то потерять, сперва это что-то надо
создать. А для этого нужны силы, которых у нас пока нет.
— Но будут, — с непререкаемой уверенностью пообещал парень, делая глоток вслед за
Джин-Хо. — У нас будет все, чего бы мы ни пожелали.

****
Ныне…

Была бы ее воля, и Мифи бы просидела в школьном туалете до глубокой ночи, но

окружающий ее антураж не соответствовал представлениям девушки о подходящей
драматическим размышлениям атмосфере. Пришлось выходить из «укрытия» и, украдкой
оглядываясь по сторонам на случай возможной слежки, ретироваться на лестничную
площадку, где по обыкновению никто не тусил. Закрыв за собой дверь и слыша лишь
доносящийся с этажей гул активно вытекающих из здания школьников, что плюнули на
уроки, желая поучаствовать во внезапно нагрянувшем уличном празднике, Мифи
облокотилась на подоконник и воззрилась сквозь решетки на открывающийся взору
город: такой любимый, шумный, находящийся в постоянном движении, но таящий в себе
немало опасностей, ожидавших горожан в каждом третьем проулке. И когда только всё
это стало нормой?
Мифи тяжело вздохнула, ненароком вспоминая, как полгода назад привела сюда Тери
знакомиться с Ником. Тогда она еще не подозревала, к чему все это приведет, и какие
события ожидают ее и остальных впереди. Как так вышло, что еще полгода назад все
казалось настолько простым, насколько теперь было сложным? Будто бы девушка перешла
с легкого прохождения игры на суперсложный, не понимая, как действовать дальше.
— Не время для пустой хандры. Сможешь поныть в любое другое время уже после того,
как решишь все свои проблемы, — одернула себя нанитка.
— А силенок то хватит? Решить? — неожиданный голос, раздавшийся за спиной, заставил
Мифи резко обернуться, чтобы в это же мгновение получить кулаком в правую скулу.
Девушка, не успев закрыться, врезалась спиной в подоконник, ощутив, как жгучая боль
в позвоночнике растекается по всему телу, а скула немеет. Длик, несмотря на
осмотрительность девушки, не только заметил ее, но еще и каким-то образом подкрался
со спины.
«Расслабилась, дура!» — мысленно гаркнула на себя нанитка, чувствуя солоноватый
привкус крови во рту.
— Сука, — прошипела она вслух, тем не менее, не торопясь нападать. Без нано-машин в
организме она слишком ослабла и не была уверена, что ее удары дадут хоть какой-то
результат. Впрочем, голос разума отошел на второй план, когда в ответ на ее возглас
Длик одарил Мифи хлесткой пощечиной. Да с такой силой, что у девушки разве что
искры из глаз не посыпались. Понимая, что выбранная до того стратегия бездействия
скорее превратит ее в грушу для битья, чем решит вопрос, девушка одарила Длика
контрударом, угодив кулаком в первое, до чего дотянулась — в левое плечо. Костяшки,
встретившись с чем-то куда более твердым, чем человеческое тело, взорвались новой
вспышкой боли. Парень же, зло ухмыльнувшись, показательно смахнул с казалось бы
поврежденного места несуществующую пыль, не моргнув и глазом.
— Слабенько, — заявил он, ударяя Мифи в живот и тем самым заставляя согнуться
пополам. Нанитка тихо застонала сквозь зубы. Длик же, резко развернув ее, в
буквальном смысле вдавил девушку в стену всем своим весом, опустив руки ей на
бедра.
— Полагаю, бить тебя бесполезно, Лэйри, — зло прошипел он нанитке на самое ухо.
— Так может лучше сразу трахнуть? Может ты такая бешеная, потому что отчаянно
жаждешь мужика, м? А на пути, как назло, встречаются одни бабы?
— Ты не посмеешь! — рыкнула Мифи, и, несмотря на жгучую боль во всем теле,
попыталась высвободиться от хватки лидера наносов. Тот в ответ, вцепившись девушке
в шею, прижал ее к стене сильнее прежнего.
— О, Лэйри, еще как посмею. Кто знает, может быть тебе понравится, — и девушка в
ужасе ощутила, как свободной рукой Длик одним рывком вытягивает из ее штанов
ремень, этим жестом демонстрируя серьезность своих намерений.
«Твою мать! ТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬТВОЮМАТЬ!» — сердце застучало как бешеное. Мифи
привыкла полагаться только на себя и не надеяться на помощь со стороны, но сейчас
это являлось единственным выходом из положения. Вот только помогать ей было некому.
Ник сидел в теневой «башне», вытирая пыль со своих механических детищ, Тери
устраивал очередное представление перед Зуо, Лурна… Видеть ее не желала, не то что
спасать.
«Никто тебе не поможет, дура…» — пронесся в голове холодный голос. Но не случилось
чуда, которое обычно происходило в кино, когда персонаж, припертый к стенке,
внезапно получал огромную силу, раскидывал одной рукой целую армию неприятелей и
выходил победителем. Мифи продолжала сопротивляться, била Длика локтями, стараясь
извернуться, но все ее усилия оказались напрасными. Лишь поясницей девушка ощутила
холодную руку парня, медленно ползущую вниз под штаны.
— Да я мигом! — послышалось этажом ниже настолько внезапно, что Длик вздрогнул, а
Мифи, воспользовавшись его заминкой, что есть мочи ударила его затылком по носу.
Послышалось злобное шипение, а хватка парня стала в два раза сильнее. Он сжал шею
Мифи сзади так сильно, что ей стало трудно дышать.
— А ну заткнулась, — выдохнул он тихо, и в нос Мифи ударил стойкий запах крови,
которая, видимо, засочилась из разбитого носа парня. — Иначе хозяйку этого голоса,
кем бы она ни была, постигнет та же участь, что и тебя.
Мифи вздрогнула, с тенью нервной улыбки на губах отмечая, что как бы не было плохо,
всегда может стать еще хуже. Нести на себе ответственность за чужую сломанную
жизнь? Нет уж… Достаточно и своей. Нанитка проглотила желание позвать на помощь,
решив, что свой крест должна нести самостоятельно. Вот только шаги неожиданного
прохожего внезапно начали приближаться. Уже через мгновение на соединяющем две
лестницы пролете появилась фигура девушки. Все свое внимание она сконцентрировала
на экране планшета, который держала перед собой. Она преодолевала ступеньку за
ступенькой, не видя картины, разворачивающейся впереди. И Мифи с какой-то странной
надеждой и в то же время горечью подумала о том, что незнакомка так и пройдет мимо,
не заметив, что происходит перед ее носом. Но девушка, остановившись на
предпоследней ступеньке, внезапно подняла глаза на Длика и Мифи.
— Что… вы делаете? — спросила она тихо с легким удивлением в голосе.
— У нас свидание. Съебывай, — прорычал Длик, строя из себя альфа-самца. Но Мифи
ощутила, как задрожали его руки. Любой адекватный человек на месте незнакомки пожал
бы плечами и поспешил ретироваться, чтобы не оказаться в пучине чужих разборок. Но
девушка уходить не торопилась.
— Не похоже, что твоей спутнице это свидание по вкусу, — заметила она, чуть
наклоняя голову и смотря на Мифи с любопытством. — Или я не права? — обратилась она
к нанитке.
— Все… в порядке, — пропыхтела Мифи, сглатывая подкатывающий к горлу комок.
— Правда. Уходи.
— М-м-м… — протянула незнакомка, продолжая вглядываться в девушку.
— Ты оглохла, Циркачка?! Проваливай!
Циркачи являлись одними из самых нейтральных больших молодежных направлений,
которые водились в школе. Если Наниты бились за территорию с Наносами, Зоо
постоянно забивали стрелки Драйтерам, а Микки до хрипоты и кровавых соплей спорили
с Пэрротами, какое из течений появилось раньше, а потому должно главенствовать,
представители Циркуса, которых все и каждый называли Циркачами, просто развлекали
народ. В их ряды входили и фокусники, и клоуны, и акробаты, а главной философией
являлось желание превратить свою жизнь в сплошное цирковое представление. Некоторые
справлялись с этим из рук вон плохо, другие даже перебарщивали, но Циркачи никогда
и никого из своих рядов не выгоняли, являясь пусть и нейтральным, но одним из самых
сплоченных молодежных направлений. Узнать их в силу облюбованного стиля жизни было
очень просто. Незнакомка, что предстала глазам Длика и Мифи, была выряжена в белую
футболку с единорогом на груди, в прозрачную, короткую радужную куртку, в розовую
коротенькую юбку в складку, из-под которой выбивались многочисленные слои покрытой
блестками белой сеточки, в белые ботфорты и колготки в бело-розовую полоску. В
собранных в два высоких хвоста пепельных явно от природы волосах сверкали нитки
страз и белых бусин. Такие же нитки, прицепленные к поясу юбки, свисали на левом
бедре девушки. Конечно же, это направление не обошлось и без специфического
макияжа: правый глаз незнакомки будто бы вписался в красный ромб, скулы блестели от
радужного хайлайтера, а губы, как и волосы, были усыпаны стразами, что, впрочем,
незнакомке явно не приносило дискомфорта.
— А если не уйду, то что? — полюбопытствовала девушка, невинно хлопая длиннющими
ресницами, и Мифи углядела несколько страз, блестящих и в них. Нанитка знала, что в
Циркусе присутствовало разделение по карточным мастям, но не могла припомнить, что
же означал ромб. Фокусник? Вроде не похожа. Клоунесса? Ближе к истине, хотя все
представители этого направления выглядели, как ходячие праздники. Так кто же?
— Тогда я твоему положению не позавидую, — зло выплюнул Длик, явно теряя терпение.
— Вот как, — вздохнула девушка. — И что же, я могу просто уйти? — осведомилась она,
начиная накручивать локон длинных волос, которые даже будучи собранными в хвосты,
доходили ей до поясницы, на длинный палец. Ее розовый лак, усыпанный блестками,
показался Мифи верхом безвкусицы, но он гармонично вписывался в общий облик
странной девчонки, явно не обремененной интеллектом, раз вместо того, чтобы бежать,
она все еще стояла на лестнице и задавала один вопрос глупее другого.
— Вали! — Длик почти завизжал.
— А что мне помешает привести подмогу? — продолжала испытывать судьбу глупышка.
— Сказали же тебе Вали! — не вытерпев, гаркнула и Мифи.
— Неа, — подарила девушка нанитке очаровательную улыбку, спокойно стягивая с плеча
розовый рюкзак с еще одним единорогом и убирая в него планшет, а затем вновь
закидывая на спину. — Если я пройду мимо и не помогу, как же я потом буду спать? Я
потеряю к себе уважение! — заявила она, перекатываясь с носков ботфортов на толстые
каблуки.
— И отделаешься малой кровью, — фыркнула Мифи, не представляя, как ей может помочь
миниатюрная циркачка, больше походившая на гламурную диву социальных сетей, нежели
на человека, который способен дать отпор кому-то вроде Длика.
— Это так мило, что ты, не зная меня, заботишься о моем благополучии! — воскликнула
девушка, похлопав в ладоши.
— Эй, тупорылая дура, ты не врубаешься, что происходит? Давай-ка разъясню, — Длик
понизил голос, пытаясь выглядеть более угрожающе. — Если ты сейчас же не уйдешь —
тебе пиздец. Если приведешь подмогу, тебе тоже пиздец, потому что я тебя запомнил.
Все ясно?
— Ага.
— Тогда скройся в закат.
— Неа.
— Тогда я за себя…
Длик не успел договорить. Девчонка, бросившись вперед, встала на руки, а каблуком
ботфорта двинула ему по лицу с такой силой, что парня откинуло к дальней стене.
Лидер наносов, опешив, хотел было ударить в ответ, но циркачка, мгновенно вновь
оказавшись на ногах, подпрыгнула и одарила парня еще одним ударом, оказавшимся
контрольным. Нанос, потеряв сознание, сполз на пол и так и остался лежать в
неестественной дурацкой позе.
— Так вот что означает ромб! — воскликнула Мифи, возможно не к месту, но крайне
приободрённая тем фактом, что умудрилась выпутаться из столь опасной ситуации пусть
и с помощью другого человека. — Ты акробат!
— Точно, — кивнула блондинка, сверкая стразами.
— Спасибо, что не прошла мимо.
— Да как я могла! Такая невероятная возможность познакомиться с Мифи Лэйри!
— воскликнула блондинка, даже не пытаясь скрыть восторга. Тот факт, что она знала
нанитку, Мифи ничуть не удивил. Она была достаточно популярной персоной в школе,
оттого было вдвойне неловко признавать, что она собеседницу если раньше и видела,
то не замечала даже в этом вычурном наряде циркача. Спасительница, будто бы
прочитав мысли девушки, улыбнулась шире прежнего. — Меня зовут Мишель. Но друзья
меня называют просто Мишей. Приятно познакомиться!
— А мне-то как приятно, — улыбнулась в ответ Мифи.
— У тебя кровь, — постучала Миша длинным розовым ноготком по краешку своей губы.
— Пойдем в туалет, умоешься! А я послежу, чтобы никто больше не решил на тебя
покуситься.
— Вообще-то я и сама могу за себя постоять, — пробормотала Мифи, уязвленная
подобным предложением. Но в своем же голосе уловила неуверенность. Ситуация с
Дликом на ее психологическом состоянии оставила долгоиграющий след.
— Конечно, можешь! — тем не менее циркачка даже не попыталась возразить. — Но зачем
тебе напрягаться, когда есть я?
Справедливое замечание.

========== Третьи небеса Рая: 25. Нездоровые отношения ==========

*Эпиграф писался на музыку Louna - Мой рок-н-ролл*

Патроны в обойме, всеобщий террор,
И снова стреляю я прямо в упор,
Запретный мой навык готов применять,
Еще одна цель, еще одна блядь.

Меня не найдет ни один репортер,

Не сможет закрыть ни один прокурор,
И кто же сказал, что нельзя убивать,
Ведь душу свою готов каждый продать.

Люцифер всегда считал, что работа должна быть в радость, ведь большую часть жизни
мы тратим именно на нее. Но в последнее время мужчина начал замечать, что
воспринимает свою деятельность как способ заработка денег и не более. Любимое дело
превратилось в рутину. Ни тебе ярких впечатлений, ни тяжелых заданий, к которым
следовало долго и тщательно готовиться, ни даже случайной пули, рикошетом
вернувшейся в бедро, или сурового охранника цели, которому можно было вскрыть горло
за секунду до того, как он покончит с киллером. Удача, которой все завидовали,
мужчине претила. Душа требовала драйва, а не механических повторений одного и того
же действия. Да и денег за десять лет головокружительной карьеры киллера накопилось
достаточно. Люцифер бы мог покупать дорогие машины, огромные апартаменты и каждые
несколько месяцев кататься в курортные города, заливаясь алкоголем и утопая во
внимании красивых женщин. Но мужчине нравилась его небольшая квартирка в центре
города. Автомобиль заменял велосипед. Поездки он терпеть не мог. А потому деньги
копились и множились благодаря бесперебойным заказам, халтуркам для фрилансеров и
банковским вкладам. Выходило, Люциферу давно уже можно было и вовсе позабыть о
работе, наслаждаясь личным досугом сутками напролет: почитывать женские романы, в
которых он души не чаял, поливать цветочки, которые он выращивал на балконе,
наслаждаться музыкой известных бойбендов — еще одна трогательная увлеченность. Но
без работы его существование ему казалось совсем уж тусклым. Даже с другими
киллерами в сети не помериться «винтовками», расписывая, какую цель ты снял еще
неделю назад, пока остальные кретины изучали ее, строя собственные планы убийства.
Так и выходило, рутина рутиной, но лучше, чем ничего.
Сегодняшний день обещал быть таким же скудным на события, как и все остальные.
Мужчина, заметив Шаркиса, не торопясь прошел к кладовой, распахнул белую дверь, и
глазам ему предстала одна-единственная винтовка, которой он ни разу не изменял за
всё время своей деятельности. LIN96F400. Продольно-скользящий затвор. Возможность
менять калибр патрона. Дальность эффективной стрельбы составляла две с половиной
тысячи метров, но Люцифер по личному опыту знал, что в опытных руках эта детка
могла убрать цель и на расстоянии в три с половиной тысячи. В комплектацию входил
как обычный оптический прицел, так и ночной. Приклад — система шасси, основанная на
станинно-опорной рельсовой ружейной технологии. Длина ствола — почти восемьсот
миллиметров. Лазерный винт на случай, если снайпера застанут врасплох, позволявший
рассечь обидчика на несколько кусков до того, как он раскроет местонахождение
киллера своим коллегам. На дальние выстрелы не подходил, но в ближнем бое
оказывался незаменим. И, безусловно, то, без чего не обходилось ни одно элитное
оружие XXIII века — безотказная операционная система с самонаведением, расчётом
силы ветра и способностью анализировать десятки других переменных, которые могли
повлиять на точность выстрела. В LIN96F400 даже присутствовала программа
самоочистки. Но ею Люцифер не пользовался, предпочитая самостоятельно
придерживаться жесткого регламента по чистке, смазке и обслуживанию винтовки,
проделывая все необходимые манипуляции собственными руками. Он был твердо уверен,
что его оружие — неотъемлемая его составляющая. И вел себя с ней нежнее, чем с
любовницей, ласково называя Леди.
— Пора просыпаться, крошка, — улыбнулся Люцифер, нежно касаясь кончиками пальцев
холодного ствола. — Надеюсь, ты хорошенько выспалась перед рабочим днем?
Винтовка ответила молчанием. Мужчина расценил тишину, как утвердительный ответ.
Аккуратно вытащив Леди из кладовой, он пару секунд подержал восемь килограммов
счастья у себя на руках, как обычно ощущая невероятное воодушевление от одного
только вида своего любимого оружия, и лишь затем вернулся к окну. Он водрузил
винтовку на треногу, поставленную на стол, и удобно разместился на барном стуле,
который в свое время приобрел как раз для подобных счастливых случаев, ножки
предмета мебели прикрутив к полу шурупами, дабы избежать падения при отдаче от
выстрела. Люцифер отрегулировал дальность прицела и воззрился сквозь него на
желаемую цель. Вот он — зеленоглазый брюнет, внешность которого позволила бы ему
сделать хорошую карьеру в модельном бизнесе или киноиндустрии. А в бойбенде он бы
точно захватил ведущую партию.
— Ты горячая детка, но и я не промах, — начал Люцифер напевать новую песню любимых
исполнителей, которая вышла всего неделю назад и тут же заняла первое место в
музыкальном топе. Мужчина часто мурлыкал себе под нос что-то романтическое,
собираясь кого-то убить. Он этого даже не замечал.
— Посмотри-посмотри, сердце в гематомах.
Как всё же странно, что такой еще юный парень пошел по столь кривой дорожке.
Люцифер не находил ни единой причины, по которой молодой человек такого сорта
вместо денег и славы, в его случае достижимых и законным путем, выбрал нелегкий и
опасный путь преступника. Зачем лишний раз рисковать своей задницей, когда ты
можешь получить все куда проще? Тогда бы ты сейчас был под прицелом объектива
фотоаппарата, а не снайперской винтовки.
«Если только ему не так же скучно, как мне…» — пронеслась дерзкая мысль, и хотя
Люцифер попытался ее проигнорировать, у него не получилось.
— Я люблю тебя, а ты меня игноришь.
Куда проще убивать людей, если ты не знаешь, кто они, чем занимаются и чем живут.
Намного сложнее, если, так или иначе, вызывают у тебя интерес. Люцифер неотъемлемо
убивал с присущим любому профессиональному киллеру равнодушием, стараясь не
заострять внимание на частностях. Впервые один лишь вид цели пробудил в нем
любопытство. А это ничего хорошего не сулило.
Палец лег на курок.
— И Бога самого захочешь, переспоришь.
Люцифер продолжал наблюдать за Шаркисом через прицел, а в голову настырно лезли
слухи, которые он слышал об этом человеке. Тысячи сплетен, легенд, жутких и
будоражащих воображение баек. Как интересно. И весьма прискорбно убирать из этого
мира такого незаурядного типа, не пронаблюдав, чего же он может достичь.
«О, так он не один…» — рядом с целью появился какой-то мальчишка. Возможно, он
присутствовал и раньше, но не бросался в глаза в силу абсолютной неприметности.
Таких обычно описывали одним-единственным словом «никакой». Ни внешности. Ни
осанки. Ничего, за что можно было бы зацепиться и охарактеризовать человека иначе,
чем никак. Весьма необычно в век, когда каждый пытается стать уникальным и привлечь
к себе как можно больше внимания. В век, где каждый гонится за количеством сердечек
под своей фотографией и тьмой комментариев. «Никакие» не вписывались в устоявшиеся
нравы нового общества. Наверное, поэтому Люцифера этот парнишка встревожил. Слишком
обычный. Слишком незапоминающийся, будто свалившийся с другой планеты
инопланетянин, не понимающий правил жизни Тосама. А рядом с Шаркисом и без того
безликий субъект и вовсе превращался в невидимку. На фоне броской внешности
брюнета, источаемой на многие километры вокруг харизмы и уверенности в себе,
парнишка напоминал червяка, размазанного по приборной доске. И все-таки они вместе.
Невероятно интересно.
У Люцифера кроме работы, романов, цветов и бойбендов была еще одна тайная страсть.
Страсть, о которой не расскажешь в высшем обществе. Он обожал реалити-шоу. Ночами
напролет он смотрел, как какая-нибудь Сидни спорит с Джесси по поводу кастрюль,
пока Спайк — их общий муж и глава семьи изменяет им с Крисом — почтальоном, что
иногда забредает на съемочную площадку забавы ради. Наигранные и тупые телешоу
мужчина обожал наверное ничуть ни меньше, чем убийство. Но он и подумать не мог,
что наблюдать за людьми в реальной жизни в тысячу раз интереснее. Это тебе не
постановочные сцены с наигранными истериками. Шаркис злился на мальчишку на самом
деле. А червяк, извиваясь вокруг него, явно глумился над юным мафиози, как ему
вздумается.
Неимоверно интересно.
Нет, убить Шаркиса Люцифер сейчас не мог. Слишком любопытно. А вот раздражающего
червяка — совсем другое дело. Он будто белый шум, привлекал к себе внимание своей
абсолютной непривлекательностью. Но что же будет с Шаркисом, если этого странного
паренька рядом с ним не окажется?
ЖУТЬ КАК ИНТЕРЕСНО.
Именно поэтому мужчина прицелился в мальчишку и выстрелил.
****
Никто бы никогда не заподозрил неладного в такой хороший день. Великолепная погода,
атмосфера всеобщего праздника, заводная музыка и сплошь улыбающиеся лица.
Но что-то не так.
Ненароком хочется поддаться коллективному настроению, стать частью всеобщего
веселья, забыть о проблемах и гнетущих мыслях, не дающих спать по ночам. Забыть об
опасностях, что таит этот с виду яркий, похожий на сказку мир. Забыть о демонах,
что живут внутри тебя и являются твоей сутью. Закрыть глаза, улыбнуться,
расслабиться и с головой окунуться в беспечное торжество. Прокричать всему миру «Я
не такой!», и добавить «Я ведь тоже люблю праздники. Я тоже хочу сладкую вату! Я
тоже… Тоже… Тоже…»
Но это будет ложью.
Именно такой.
И праздники ты терпеть не можешь.
И черт бы всех побрал, что-то не так.
Разукрашенные девушки в блестящих топах, с разноцветными перьями на голове, с
причудливыми цветами, вьющимися по почти обнаженным телам, зазывают все новых
зевак. Они предлагают немыслимое: окунуться в волнующий сгусток повального отрыва
от суровой действительности. Жонглеры подкидывают в небо разноцветные шарики, такие
же разноцветные, как и плывущие по небосводу, гонимые теплым ветром, облака.
Фокусники тасуют карты, развлекая толпу простенькими трюками. Фотографы снуют будто
муравьи, стараясь запечатлеть как можно больше счастья на цифровые камеры.
Но в виски бьет четкое понимание того, что кульминация близко.
Вот-вот что-то произойдет.
Что-то, что разрушит все это веселье, как по щелчку пальцев.
Нет, ты не улавливаешь нечто подозрительное периферийным зрением. Не слышишь
звуков, которые могли бы навести на нехорошие мысли. Но инстинкты бьют в колокола с
той самой минуты, как вы с насекомым выходите из торгового центра.
Что-то не так, шепчут они.
Что-то не так, надо уходить.
Как жаль, что у Фелини чувство самосохранения развито хуже, чем головной мозг у
медузы. У медуз мозга просто нет. У Фелини, кажется, тоже. Иначе ты не можешь
объяснить, как он способен вести себя настолько по-идиотски после всего, что ты ему
рассказал. После всех опасностей, которые ты ему расписал в ярких красках. И
посмотрите-ка, вшивая облезлая лиса пытается скалить на тебя зубы. Капризный
ребенок, готовый поставить свою жизнь на кон ради куска дрянной ваты, которую
мастерят из смеси искусственного сахара и целой череды элементов из таблицы
Менделеева. Хотя вата тут не при чем, ты прекрасно это понимаешь. Он пытается
доказать, что ты больше не можешь им управлять. Демонстрирует свою независимость,
кто бы мог подумать. Из кожи вон лезет, только бы уверить тебя, что ты больше не
хозяин положения. Хорошо, без проблем. За эти полгода ты многому научился.
Например, играть в поддавки. Отступать, чтобы затем нанести контрольный удар в
голову. Согласиться на чужие условия, чтобы затем заставить их автора еще горько
пожалеть о своем решении. Неужели он все еще не понял, что компромиссы — это не
твой конек. И если ты соглашаешься с чем-то, что тебе не нравится, это повлечет за
собой последствия.
Сладкая вата, значит?
Пиздуй, тупорылый уебок.
Покупай и смотри не подавись.
Хотя если он подавится, ты не можешь гарантировать, что тут же побежишь стучать ему
по спине, помогая избавиться от пищи, попавшей не в то горло. Нет. Ты будешь стоять
и наблюдать, как он захлебывается собственной слюной, хрипит и молит о помощи,
судорожно указывая на горло.
Ян как-то обмолвился, будто любовь твоя ненормальна. Что она похожа на симбиоз
фанатизма и ненависти. Выхлебав целую бутылку виски из личных запасов Дайси-
старшего, которому они бы уже не пригодились, друг с упоением расписывал, что
любовь — это чувство возвышенное. Чувство, при котором ты боготворишь человека,
готовый носить его на руках, варить по утрам кофе, дарить подарки без причины и
устраивать романтические вечера. Вот что такое любовь, утверждал он.
Но ты не согласен. То, что он описывает, больше похоже на красивый фантик, за
которым, так или иначе, прячется шматок дерьма размером с ладонь. Быть может потому
это самое дерьмо он добровольно и потребляет из рук Глоу который год, считающий,
что иначе и быть не может. Ты уверен, что если любишь человека, ты Должен его
ненавидеть. Ненавидеть сильнее, чем кого бы то ни было. За каждый косяк. За каждый
просчет тормошить его сильнее, чем любого другого. Потому что он тебе не
безразличен, а значит тебе важно, чтобы он понял, где именно не прав и что в его
понимании должно быть «хорошо», а что «плохо».
«Ты деспот!» — кричал Ян, спиваясь из-за своей такой светлой, но такой дерьмовой
любви.
«Я тот, кого он заслужил», — ответил тогда ты, и уверен в этом и теперь.
Фелини сам лезет под колеса жизни, так пусть пожинает плоды. Твоя задача состоит не
в том, чтобы оградить его от этого, а в том, чтобы вовремя вырвать его из-под
судьбоносной машины, позволив ей перемолоть ему только, скажем, ноги, но не довести
до фатального исхода.
А тем временем что-то не так.
И это хорошо.
Будет ему уроком.
Пусть скалится, пока еще есть возможность, ведь уже через мгновение…
Инстинкты шепчут «пора». Ты кидаешься вперед к насекомому и сбиваешь его с ног. А
пуля, что лишь слегка задевает его шею, попадает в живот одной из девушек в перьях.
Она вскрикивает, хватаясь за тут же начинающую обильно кровоточить рану, падает на
землю с тихим воем. Люди вокруг этого даже не замечают.
Прекрасная погода, заводная музыка, улыбающиеся лица. Агонизирующая девушка на
асфальте, которую аккуратно переступают прохожие.
Она умирает.
Но вы-то еще живы.
****
Я не сразу сообразил, что происходит. Еще какое-то мгновение я просто пялился на
Джонни, как баран на новые ворота, ожидая, что он исчезнет, будучи обыкновенным
наваждением, глюком вселенной, которую давно пора отформатировать. Но, даже ощутив
саднящую боль в шее и вместе с тем одним сильным толчком поваленный на асфальт, я
продолжал смотреть на него, а он на меня. Жопа горела адским пламенем от удара о
твердую поверхность. Но еще больше она горела от внезапного появления человека,
который уже тысячу раз был мною похоронен, но возникал в моей жизни раз за разом,
как глисты у ребенка, маниакально поедающего землю.
— Будь осторожнее, — проговорил он, и я не услышал, а прочитал это по его губам.
Будешь тут осторожнее. Из-за тебя мне то ноги простреливают, то задница страдает,
как сейчас. — Я знаю, что ты задумал, но не уверен, что это тебе по зубам.
Ты знаешь?
Откуда, мать твою, ты можешь это знать?!
У меня сплошная защита!
Я невидимка!
Красный кардинал, варящийся в хитросплетениях этого мира. НЕУЛОВИМ И ОПАСЕН.
Знает он.
Я тоже кое-что о тебе знаю. Знаю, что козлина.
Но Джонни совершенно точно знал о моем плане, потому что Джонни слишком хорошо знал
меня самого.
Карнавальная музыка обрушилась на меня, будто лавина. Казалось, что я, до того
погруженный в холодную воду, внезапно вынырнул на поверхность, и окружавшие меня
звуки против воли ударили по ушам, возвращая обратно в реальность.
— Стой! — заорал я, протягивая руку в сторону худой фигуры, которая, развернувшись
на сто восемьдесят градусов, направилась в гущу толпы. — Стой, я тебе говорю!
Прошу! ПРОШУ КАК ЧЕЛОВЕКА, СУТУЛАЯ ТЫ ПСИНА С РАЗНОЦВЕТНЫМИ БРОВЯМИ!
Зеленые волосы с желто-розовыми прядками растворились в ярких пятнах окружения.
Перья, бусы, рюши, смех, то, что еще минуту назад вызывало во мне бурю позитивных
эмоций, теперь лишь раздражало. Они все мешали! Все и каждый.
Вот гадина! Весь день испоганил! Теперь буду ходить унылым говном, размышляя о
прошлом! ВСЁ ИЗ-ЗА ТЕБЯ!
— Какого хера ты творишь?! — шипение Зуо окончательно привело меня в чувства, и
только теперь я осознал, что на асфальт меня повалил именно он. Я же, распластанный
на дороге, будто жертва изнасилования, лежу под сэмпаем, трепыхаясь, как бабочка,
удерживаемая пинцетом.
— Но там… Там… Этот, — выдохнул я, понятия не имея, как объяснить произошедшее.
Знаешь, Зуо, тут такое дело! Ты, блин, не поверишь! История веселая, ей-богу!
Короче, когда мне было шесть лет, я фанател по одному пацану, как малолетка по гей-
порно! А он, вот незадача, был малость психом! И, в конце концов, чуть-чуть
застрелился! Вот такая вот смешная история! А самое интересное знаешь что?! Тебе
понравится! В общем, я только что его видел! Прикинь?! Сам не знаю, как так
произошло, наверное я экстрасенс и он лишь привидение! Зуо, ты веришь в
привидения?! Я вот верю! Опять! Вчера не верил, а сегодня захотелось! Такая я
непостоянная личность! Самое забавное, просто уржёшься, смотри ляжки не обоссы от
смеха, мой детский фанатизм по отношению к этому парню где-то до сих пор теплится
внутри меня! И если бы этот пацанчик внезапно предложил мне пойти с ним, оставив
тебя, то я… Я не уверен насчет своего выбора.
Сомневаюсь, что Зуо придет в восторг от такого заявления. Поэтому впервые в жизни я
соберу волю в кулак и промолчу. Промолчу, чтобы остаться в живых. На какие только
жертвы не пойдешь ради жизни, кошмар какой-то.
— Что еще за «Этот»?! — Зуо явно трясло от злости. Об этом говорили не только
красные глаза, но и то, что сэмпая реально трясло. Он схватил меня за ворот рубашки
и волоком потащил в первый попавшийся переулок, даже не спросив, чего же,
собственно, хочу я сам! Как обычно!
— Тиран! — заорал я что есть мочи, но никто не обратил на меня внимания. Бьюсь об
заклад, если бы меня реально захотел кто-то обесчестить против моей воли, никто бы
и пальцем не пошевелил, чтобы помочь мне! Вот тебе и праздник! Вот тебе и веселые
люди!
— Идиот! — буквально взревел Шаркис, прижимая меня одной рукой к холодной кирпичной
стене и смотря мне в глаза. — Ты вообще понимаешь, что сейчас произошло?!
Если честно, ни черта я не понимаю! Мне что-то померещилось, Зуо! Что-то похлеще
проводов! Я, знаешь ли, и с ними-то не всегда в дружных отношениях, а тут еще и
всякие мертвецы ручкой мне машут, да вещают, что у меня кишка тонка сделать то, не
скажу что, потому что это страшная тайна и никто и никогда у меня ее не выпытает!
Если только не начнет бить, конечно.
— Тебя чуть не пристрелили! — продолжал орать Зуо, явно потеряв самообладание.
— Что-то я не вижу у тебя в руке пистолета, — заметил я.
— Не я, придурок!
— Неужели есть еще кто-то, кто хотел бы меня пристрелить?
— ДА КТО УГОДНО!
— Справедливо, — вздохнул я, начиная потихоньку отходить от первого впечатления.
Пристрелили и хрен бы с ним. Но Джонни. Джонни — это куда серьезнее.
— Я ЖЕ ГОВОРИЛ ТЕБЕ О ТОМ, КАК ОПАСНО НА… — Шаркис выглядел взбешеннее обычного. Ну
то есть он всегда, когда бесится, выглядит, как заспиртованная селедка. Но в этот
раз что-то все совсем плохо. Я не стал дослушивать его вопли, медленно обвив его
шею и обняв сэмпая, что есть сил и насколько мне это позволяла его рука, все еще
вжимавшая меня в стену.
— Ну-ну, — похлопал я Зуо по спине. — Не расстраивайся так. Все же обошлось.
— ТЫ ВООБЩЕ МЕНЯ СЛУШАЕШЬ?!
— Нет, людей, которые на меня орут, я не слушаю принципиально, — заявил я,
разомкнув объятья и уперев руки в бока. — Иди на мамку свою ори, если такой умный.
— Моя мать умерла.
— Но ты же знаешь, где она похоронена. Поори на могилу, пусть посмотрит, каким
невоспитанным стал ее сын, — фыркнул я. Тоже мне, будет еще бравировать смертью
родителей. Мне что теперь разрыдаться, раз ты кого-то потерял. Все когда-то и кого-
то теряли или потеряют. И все, ну или почти все, мы рано или поздно переживем своих
родителей. Так что не надо выставлять личные трагедии, как разрешение для
неадекватного поведения.
— Фелини… — губы Зуо побледнели, а давление руки на мою грудную клетку повысилось.
— Да?
— Повторяю еще раз для тупых: только что тебя чуть не убили. Ты это осознаешь?
— Но не убили же…
— Опять, блять, двадцать пять! — взвыл Шаркис. — Не убили только потому, что я был
рядом!
— Значит, мне ничего не угрожает, пока ты рядом. Как здорово, что я уж
распланировал нашу старость! — бодро заявил я.
— Пиздец. Какой пиздец! Я будто разговариваю с табуреткой!
— Быть может я на одну восемнадцатую табуретка, я ведь не изучал свои корни, — не
стал я спорить.
— Фу-у-у-ух, — выдохнул сэмпай, убирая, наконец, руку с моей груди. — Хорошо, давай
подойдем к ситуации с другой стороны.
— Если ты про секс и смену позиций, я всегда За! — в ответ Зуо сперва одарил меня
увесистым подзатыльником, а затем развернул лицом к празднеству и ткнул пальцем в
какую-то кучу посреди дороги. Не сразу в ней я распознал девушку в неестественной
позе.
— Неужели заснула? — охнул я.
— Убита.
— Кем?
— Тобой.
— Я… Что за глупость, я никого не убивал! — возмутился я. Не надо очернять мое
доброе имя!
— Вот только убила ее пуля, которая предназначалась тебе. Выходит, если бы ты не
ломанулся за этой чертовой сладкой ватой, в тебя бы не стреляли. А если бы в тебя
не стреляли, она была бы еще жива, — пояснил он. — Она моя ровесница. Вся жизнь
была впереди. Убита из-за придурка, который на одну восемнадцатую — табуретка.
Ахуительно, не правда ли?
— Скорее хуево, — глухо пробормотал я, всматриваясь в девушку и чувствуя, как комок
подкатывает к горлу. Ну, косячнул. С кем не бывает?! Да ни с кем не бывает, Тери.
— Хорошо, — вздохнул я, — признаю свою вину. Извини.
Зуо продолжал буравить меня взглядом красных глаз.
— Виноват, — попробовал я иначе отобразить свои чувства.
Сэмпай все еще пялился на меня, как гиена на свежий труп, которым, кстати, я мог
стать в любую минуту.
— Прости Меня, Пожалуйста, — прогундосил я, попытавшись кинуться Шаркису на шею. Но
Зуо в последнее мгновение уклонился от моей мольбы о прощении, из-за чего обнял я
мусорный бак в полуметре от него, неплохо так врезавшись подбородком о его
металлическую крышку.
— Знаешь, мне в некотором роде импонирует эта твоя оторванность от реальности, —
заговорил Зуо тихо, вызвав у меня табун мурашек, пробежавших по моей спине не хуже
бизонов. — Если тебе плевать на окружающих, так тому и быть. Я сам не отличаюсь
излишним гуманизмом. Но…
Каждый раз, когда Шаркис произносит «Но», мне хочется вытащить из кармана петлю и
мыло. Странная, наверное, реакция, но ничего не могу с собой поделать.
— Но может выйти так, что в следующий раз пострадает некто, кто будет тебе не
безразличен.
Вы только посмотрите, Зуо Шаркис читает мне мораль. Господи Иисусе, куда катится
мир.
— Если ты пострадаешь, считай, что это моя месть, — фыркнул я.
— А я говорил и не о себе, — заметил он. — Что-то мне подсказывает, что если меня
пристрелят, горевать ты будешь не долго, — кинул он, подходя к краю дома и окидывая
взглядом карнавал. Вряд ли он надеялся рассмотреть моего недоубийцу, но что-то же
он там высматривал?
— Хреновое же у тебя обо мне мнение, — нахмурился я. Все же поняли, что я пошутил?
М-м-м?! Нет, порой я желаю Зуо всего нехорошего, но это самое «нехорошее» я желаю
привнести в его жизнь самостоятельно. И я уже привношу! Стараюсь, как могу! Работаю
в поте лица, между прочим, изо всех сил трепля ему нервы! А тут нате пожалуйста,
вот какие заявочки! Я типа бесчувственный и мне на всех наплевать?!
Я вновь ненароком кинул взгляд на мертвую девушку. Ее продолжали переступать, будто
не замечая. Наконец, один из прохожих подошел к ней, побледнел, явно поняв, что она
уже отошла на тот свет, а затем… Затем пошарил в ее карманах, выудил кошелек, снял
с уха телефон и убежал, будто его и не было.
И мне стало противно.
От всего этого маскарада, в котором сахарная вата стоила больше людской жизни.
От счастливого смеха, который играл роль похоронного марша.
И от себя. Почему я ничего не чувствую?
— Зуо, — позвал я тихо, ощущая, как все мое наигранное веселье утекает сквозь
пальцы. — Зуо, слышишь? — я взял сэмпая за край пиджака и подергал его, пытаясь
привлечь внимание. Сэмпай, что до того с кем-то тихо переговаривался по телефону,
то и дело поглядывая за дом, соизволил таки оглянуться на меня.
— Чего? — выговорил он в явном раздражении.
— Ты не прав, — сглотнул я. Нет, я не такой хладнокровный. Нет, мне не так уж и
наплевать на людей. Даже на прохожих, которых никогда не видел и больше никогда не
увижу. И эта девушка… Она правда умерла? Правда из-за меня? Шоковое состояние, в
котором я видимо пребывал все это время из-за Джонни, пули, полоснувшей мне шею, и
погибшего человека, отступило, позволив мне прочувствовать всю гамму невообразимо
отвратительных эмоций, начиная от страха и заканчивая въедливым чувством вины.
— Если ты умрешь, я… Я очень расстроюсь, — проговорил я. — Не так, конечно, сильно,
как из-за моей футболки, которую мамка кинула стирать вместе с зелеными лосинами
Эллити, а они полиняли так, будто в них был годовой запас зеленки, но… — а вот это
я нахера сказал, кто-нибудь мне объяснит?! Почему меня вечно несет не в то русло?!
— ЭТО Я ЩАС ПОШУТИЛ, — тут же поправил я себя. — Я сильно расстроюсь. И пойду
убивать всех, кто повинен в твоей смерти.
— Ты? — с явным неверием протянул Шаркис. — Убивать? Ты даже тараканов в своей
комнате убить не в состоянии.
— Они же в твоей смерти не повинны, начерта мне их убивать? — недоуменно развел я
руками.
— Ну да — ну да.
— Ты мне не веришь?
— Ни капли.
— Зря. Я же люблю тебя, — томно произнес я, решив перейти к иной стратегии, заменив
нытье на нападение. А? Как тебе? Выкуси, сучка!
— Слышал уже.
ЧЕЕЕЕЕГОООООООО?!
Я не ослышался? Он на мое признание заявил, что уже его слышал?!
Зуо, ты ахренел?!
Ты ахренел, я тебя спрашиваю в своем подсознании, потому что спросить вслух яиц не
хватает!
Да ты зажравшееся мудло!
— Это все что ты мне сказать можешь? ВСЁ?! — я аж захлебнулся от возмущения.
— Все, что я мог сказать, я уже сказал. Повторять по тысяче раз не собираюсь.
— Типа один раз в жизни признался и хватит?!
— Да. Вот если что-то изменится, я тебе сообщу.
— Изменится?! ИЗМЕНИТСЯ?!
Пуля. Джонни. Мертвая девушка.
А ТЕПЕРЬ ЕЩЕ И ЗУО ГОВОРИТ, ЧТО МОЖЕТ ЧТО-ТО ИЗМЕНИТЬСЯ В ЕГО ЧУВСТВАХ КО МНЕ?!
Однозначно пора рыдать. Время идеальное! Лучше не придумаешь!
Я состроил самую подходящую для этого гримасу, пытаясь выжать из себя скупую
мужскую слезу, но ничего не вышло. Не помогли ни воспоминания о старом попугае, ни
другие не менее животрепещущие картины из прошлого. Рыдать не хотелось. Хотелось
кричать. Ломать. Рвать волосы на голове. Обвинять весь мир в своей никчемности и
одновременно с тем апатично смотреть на стену. Но ни слезинки. Наверное, это и
значит быть взрослым.
— Ну? — Зуо, все это время внимательно за мной наблюдавший, чуть приподнял бровь,
явно ожидая от меня очередного цирка с конями. И я был бы рад это устроить, вот
только коней, то есть слез, не было, так что сегодня представление, кажется,
отменялось.
— Что «ну»? — нахмурился я, отчаявшись изобразить из себя жертву, хотя возможно
впервые в жизни действительно ею был.
— Ты собирался реветь, — подсказал мне Зуо будничным тоном.
— Перехотелось.
— Да ну? А посрать тебе не перехотелось?
— Нет, с этим все в порядке, спасибо, что напомнил, здесь я еще потерплю, — фыркнул
я, запоздало потирая ушибленный подбородок, который начал слегка пованивать
мусором. — Вообще не понимаю, нахрена все это, — пробубнил я. Раз не могу рыдать,
буду ворчать как старый дед. Зуо никак не отреагировал, потому мне пришлось
продолжить без распланированного у меня в фантазиях вопроса с его стороны:
— Ты наверное хочешь спросить, о чем я говорю?
— Не хочу.
— А я скажу: О наших отношениях! Они какие-то больные!
— Ого, ты заметил? Так бросается в глаза? С ума сойти. Так и ты не сильно
здоровый, — спокойно парировал Шаркис, то и дело постукивая пальцем по уху, явно
настраивая телефон.
— И ты! — не преминул перевести стрелки я. — Ты тоже хорош!
— Вот и отлично. Ты больной, я больной, у нас нездоровые отношения. По-моему,
идеально. А теперь расставим приоритеты правильно и сконцентрируем внимание на том,
что нас хотят пристрелить.
— В жопу твои приоритеты! Я вообще-то обиделся! — заявил я, скрестив руки на груди.
— Какая жалость, что мне насрать.
— Я вообще-то могу взять и уйти!
— Уйти? — Зуо вновь отвлекся от лицезрения улицы и повернулся ко мне. — Уйти,
говоришь? Уходи, — кивнул он, смотря на меня злющими красными глазенками.
— А могу и не уйти, — пролепетал я.
— Правильное решение.
— Но только если ты кое-что сделаешь, — добавил я поспешно.
— Извиняться не собираюсь.
— Такого подвига я от тебя и не жду.
— Тогда что?
Я вместо ответа развел руки для объятий.
— Нет.
— Что тебе стоит?
— Нет, говорю, отвали! Нас тут убить пытаются!
— А вдруг у них получится, и ты еще пожалеешь о том, что не приголубил меня!
— Я могу приголубить тебя кулаком.
— Но знаешь, разнообразие никогда не повредит. Одним кулаком сыт не будешь. Если
только не глодаешь чужой, — заметил я, все еще терпеливо ожидая объятий со стороны
Зуо. Но эта тупая скотина, да простит меня вселенная, даже с места не сдвинулась!
Вот как с ним ссориться, если он не собирается мириться?! Это ж разрыв шаблона как-
то!
— ОБНИМАЙ МЕНЯ!
— Нет.
— ОБНИМАЙ, ИЛИ Я НЕ ЗНАЮ ЧТО СДЕЛАЮ.
— Это что, шантаж?
— ЧИСТОЙ ВОДЫ! ДА БУДЕТ ТЕБЕ ИЗВЕСТНО, Я ТУТ В ИСТЕРИКЕ БЬЮСЬ! ВСЕ ОЧЕНЬ ПЛОХО!
ОБНИМАЙ, А ТО СОРВУСЬ!
Вообще-то я уже ни на что особо не рассчитывал, просто доигрывая сцену и
демонстрируя свою бесконечную упертость. Потому я весьма удивился, когда Зуо со
вздохом человека, которого заставили спасать треклятое человечество уже в тысячный
раз, приблизился ко мне и украдкой обнял за плечи. Я в ответ уткнулся Зуо в грудь и
сжал его торс со всей своей насекомьей силушкой, явно не привнеся в жизнь Зуо сим
жестом хоть какого-то физического дискомфорта. Обнял его и ощутил, как единственная
слеза все же катится по щеке к вонючему подбородку.
— Тебе не омерзительны те, кем мы являемся? — спросил я Зуо, не отрывая взгляда от
мертвой девушки, из прически которой уже выдернули большую часть перьев.
— Нет. Мне омерзителен мир, из-за которого мы такими стали, — глухо бросил Шаркис,
положив ладонь мне на макушку. — Но я все изменю.
****
Люцифер еще с минуту смотрел в прицел, не веря произошедшему.
Он стрелял в мальчишку.
Должен был попасть ровно в затылок.
Но Шаркис каким-то непонятным образом понял, что происходит, и оттолкнул его в
последнюю секунду. А это значило, что впервые за десять лет в качестве Киллера
мужчина не попал.
— Промахнулся… Любопытно.

========== Третьи небеса Рая: 26. Кара и бусы ==========

— Боюсь, у меня для вас плохие новости, — оповестил врач с наигранной скорбью в
голосе и бесконечным равнодушием, явно читавшимся в усталых глазах. Он далеко не в
первый раз примерял на себе маску гонца с плохими новостями и давно уже расценивал
это, как неотъемлемую часть своей жизни. — Долго ваша дочь не проживет. — Мужчина
попытался выговорить это с ноткой сочувствия, но актерским талантом природа его
обделила. — Судя по результатам анализов, которые мы получили накануне, ей осталось
от силы пара недель.
— Как… как вы можете такое говорить? — запинаясь, пробормотал лысеющий полноватый
мужчина, что сидел напротив докторского стола, то и дело теребя разноцветные
резиновые браслеты. Он то оттягивал кольцо за кольцом, то резко отпускал их
поочередно, отчего резина, намереваясь вернуться в первоначальную форму, по инерции
лупила его по запястью, оставляя после себя на коже красные борозды. Мужчина явно
занимался этим не первый час, потому борозды уже налились кровью, расплываясь в
сплошной багрово-фиолетовый синяк. При других обстоятельствах врач обратил бы на
это внимание и, как минимум, посоветовал бы собеседнику обратиться к
психотерапевту. Но сегодня вечером по популярному интернет-каналу обещали
транслировать последнюю серию фантастического сериала, который мужчина так любил, а
потому любые возможности задержки на работе доктор пресекал на корню.
— Вы поглядите на нее! Разве она выглядит больной? Нет! Она активный,
жизнерадостный ребенок! — запротестовал мужчина с лихорадочным блеском в глазах.
— Кара, милая, иди к папе, — позвал он девочку, что все это время без передышек
наворачивала круги вокруг его стула. Любой другой человек, включая наблюдавшего за
всем этим врача, как минимум разозлился бы, как максимум — уже вытянул бы из штанов
ремень, чтобы хорошенько выпороть несносного ребенка. Но этот мужчина обладал
бесконечным терпением. Единственное, что выдавало в нем сдающие нервы, оставались
резиновые браслеты и жуткий синяк под ними.
Очень активная девочка, еще мгновение назад казавшаяся неуправляемой, тут же
послушалась отца, подбежала к нему и неловко забралась мужчине на колени.
— Милая, — обратился он к ребенку, — ты ведь скажешь папе, если у тебя что-то
заболит? — Руки его дрожали, дыхание то и дело сбивалось, но Кара тогда не
понимала, почему ее отец так расстроен. Чувствовала она себя замечательно! К тому
же после похода к врачу ей обещали купить мороженое. А с таким раскладом жизнь
можно было сравнить разве что с Раем! Хотя в семь лет Кара еще не знала ни о Рае,
ни об Аде, да и смерть для нее казалась чем-то вроде незабываемого путешествия в
параллельные реальности, которое было интересным настолько, что из него никто не
возвращался. Даже мама.
— Скажу, — кивнула девочка, и два забавных хвостика над ее ушами, походившие на
рожки, смешно всколыхнулись.
— И сейчас все хорошо? — уточнил мужчина, будто бы сомневаясь в ее искренности.
— Да! — с этими словами Кара соскочила с колен мужчины и начала бегать вокруг
врачебного стола, заполняя кабинет звонким детским смехом, который обычно так
раздражал взрослых людей. Но сейчас он производил иное впечатление. Ведь этот смех
принадлежал умирающему ребенку.
— Видите?! — Побледневший мужчина с залысинами на макушке уставился на врача по ту
сторону стола, ожидая если не извинений за потрепанные нервы, то, как минимум,
согласия с тем, что диагноз ошибочен. — Она не выглядит умирающей!
— Это временное состояние, — настаивал на своем человек в белом халате. — Давайте я
объясню, — вздохнул он с таким выражением лица, будто бы одна мысль о данном
действии его угнетала. Возможность того, что он приедет домой к началу трансляции
сериала, таяла на глазах.
— Когда на вашу жену упала балка весом почти в тонну, ваша дочь, даже не осознавая,
что она делает, подняла ее, спасая мать.
— Это лишь со слов Кары, она еще маленькая! Мало ли что она могла выдумать!
— запротестовал мужчина.
— Мистер Кларэнс, записи с камер наблюдения, ровно, как и анализы, говорят об
обратном, — парировал врач. — Вы и сами прекрасно это знаете. Ваша дочь
действительно сделала то, что сделала.
Полноватый мужчина, типичный офисный работник, побледнел настолько, что начал
практически сливаться со своей потерявшей былую белизну рубашкой.
— Если вы собираетесь причислить ее к мутантам или и того хуже… Не позволю! Это моя
дочь и я не дам разрешение что-либо с ней делать! — сообщил он с неожиданной
твердостью в голосе. Да, на вид он не казался человеком, который был способен хоть
на что-то: потрепанный вид, преждевременные морщины, пробороздившие лоб, рыхлая
фигура и нервный тик левого глаза создавали впечатление человека слабого не только
физически, но и морально. И все же, когда он произнес последнюю фразу, врачу стало
не по себе, и он поторопился объяснить:
— Ваша дочь не мутант и мы ни в коем случае не собираемся забирать ее на опыты или
что вы там успели себе напридумывать, — он оживился, будто бы пришедший в себя.
— То, что произошло с ней, случалось и ранее. Понимаете, организм человека таит в
себе такие ресурсы, о которых вы даже не подозреваете. Наверняка вы слышали о
случаях, когда мать подняла машину, под которой оказался ее сын, или как турист
скинул с себя глыбу весом в две тонны, чтобы спасти свою жизнь. Это не сказки.
Данные случаи действительно имели место быть. Звучит невероятно, но, тем не менее,
с медицинской точки зрения, это возможно.
— Я все еще не понимаю… — растерялся мужчина, оставаясь максимально напряженным и
явно готовым в любую секунду схватить дочь, прижать к груди и выпрыгнуть из окна
третьего этажа, только бы спасти ее.
— Наука давно пришла к выводу, что люди обладают невероятными способностями, но в
повседневной жизни их не применяют, так как не в состоянии управлять ими. Но эти
способности могут проявить себя в момент, когда человек оказывается в экстремальной
ситуации.
— В таком случае спешу предупредить, что я в данный момент испытываю экстремальный
стресс, так что советую поторопиться, — рыкнул мужчина, тяжело сглатывая. Врач
хотел было надменно рассмеяться, услышав подобную угрозу от заморыша-неудачника. Но
что-то во взгляде собеседника навело его на мысль о том, что девочка может быть в
отца.
— Эту силу именуют «истерической». Увы, о ней известно не так много, потому что
данный фактор не этично, да и невозможно изучить в лаборатории. Впрочем, ваша дочь
может ответить на некоторые вопро… Но мы ни на чем не настаиваем, — торопливо
добавил врач, ощутив, как его испепеляют взглядом. — Когда человек претерпевает
сильный стресс, испытывая страх или сталкиваясь с неприятностью глобального
масштаба, в его организме происходят изменения. Источник стресса раздражает
гипоталамус, если вы не в курсе, именно этот отдел мозга отвечает за
эмоциональность.
— В курсе, — выдохнул мужчина, нервно постукивая ногой по полу. Кара при этом,
оббежав вокруг стола врача раз тридцать, потеряла к этому интерес и теперь прыгала
по воображаемым классикам, не проявляя никакой заинтересованности к разговору
мужчин. Как взрослые могли разговаривать на всякие скучные темы, когда могли
смотреть мультики? Кара это не понимала и не поощряла.
— Когда «сигнал» об опасности поступает в гипоталамус, он передает его
надпочечникам, а те в свою очередь активируют симпатическую систему. Надпочечные
железы выделяют адреналин и норадреналин, — продолжал объяснять врач.
— Мне мало о чем это говорит, — признался мужчина, нахмурившись. Доктор лишь
вздохнул.
— Они помогают организму, если позволите так выразиться, «собираться» в
экстремальных ситуациях.
— Собираться? — встрепенулась Кара, услышав знакомое слово. — Как Лего?
— Круче, чем Лего, — улыбнулся доктор девочке, а затем продолжил разжёвывать
очевидные, на его взгляд, факты раздражающему офисному работнику. — Данные гормоны
усиливают пульс, учащают дыхание, расширяют зрачки и заставляют мышцы сокращаться.
Таким образом они готовят организм к повышенным нагрузкам, которые претерпит
человек, борясь за жизнь свою или чужую. Природа поразительна. Она вложила в нас
такой великолепный механизм! Удручает лишь то, что знаем мы о нем немного.
— Может и к лучшему, — буркнул мужчина. — Не представляю, что бы было, если бы люди
научились эту способность контролировать. Поубивали бы друг друга, как пить дать.
— Зато смогли бы спасти вашу дочь, — невесело усмехнулся врач.
— Я все еще вам не верю.
— Это потому что я не закончил, — кивнул мужчина в белом халате. — В теле вашей
дочери в момент, когда ее мать оказалась под балкой, освободился адреналин,
регулирующий тонус сосудов. В мышцы ее начало поступать больше крови и кислорода,
способствуя функциональной мышечной эффективности. А скелетные мышцы, те, что
прикреплены к костным, начали сокращаться. Это и сделало ее ощутимо сильнее и
выносливее.
— Пусть так. Но если это заложено природой, почему защитный механизм, который, как
вы сами говорите, необходим для ее спасения, убивает ее?! — воскликнул мужчина,
вцепившись в браслеты.
— Потому что он не закончился, — пояснил врач, краем глаза наблюдая за ребенком.
Девочка нашла стеклянный шарик и начала играть с ним, пока тот не закатился под
один из стеллажей. Тогда Кара, недолго думая, подняла одной рукой стокилограммовый
предмет мебели, достала шарик, а затем поставила его на место с таким видом, будто
он весил не больше полиэтиленового пакетика.
— Понимаете, это состояние — лишь вспышка. Через пару минут после такой нагрузки
организм должен вернуться в нормальное состояние. В работу вступает
парасимпатическая система, которая воздействует противоположно симпатической, а
именно: замедляет сердцебиение и дыхание, расслабляет мышцы, а некоторые функции
организма, которые на этот момент отключались, возвращаются к работе. Например,
пищеварение. Но у вашей дочери парасимпатическая система видимо дала сбой. Проще
говоря, она не сработала вовсе. Ваша дочь осталась в состоянии максимальной
«собранности», когда организм использует все имеющиеся у него ресурсы. Единственный
способ успокоить ребенка — сильные седативные препараты, но, как вы уже и сами
поняли, они помогают лишь на время убрать этот эффект, чтобы, например, дать
девочке поспать, но не возвращают ее организм в обычное состояние. Удивительно, что
она еще жива, но в любом случае, это ненадолго. Ее иммунная система при такой
нагрузке быстро ослабнет. Она не сможет бороться с инфекциями. К тому же высока
вероятность сердечного приступа. Да, сейчас она выглядит нормально, но… Я не хочу
обнадеживать вас попусту: ваша дочь умрет, как только ее организм исчерпает все
скрытые ресурсы. Но вы могли бы обессмертить ее, дав возможность научному миру
изучить данный фантастический механизм, который в вашей дочери так хо…
— Даже речи быть не может! — резко прервал рассуждения врача несчастный отец.
— Если моей дочери суждено умереть, это произойдет в кругу семьи среди любящих
людей! — заявил он, после чего вскочил с кресла, схватил дочь за руку и вывел ее из
кабинета, чтобы больше никогда туда не вернуться.
Низкий, лысеющий и набравший лишний вес, отец всегда оставался для Кары героем. Он
пережил смерть матери, которую любил больше жизни, но не позабыл о дочери, которая
пыталась спасти женщину, пусть и безуспешно. Он не начал пить, не стал тираном и не
жил на работе. Он не склонился под тяжестью вероятной смерти самой Кары, не запер
ее в больнице, не таскал к сомнительным лекарям. В тот день они вернулись домой,
как ни в чем не бывало. Кара ела мороженое, позже отец приготовил ужин, перед сном
он прочитал девочке ее любимую сказку. Он никогда не поднимал тему близости смерти.
И не зря. Девочка не умерла. Ни через неделю. Ни через месяц. Ни через год.
Столько сил и времени мужчина посвятил тому, чтобы Кара стала достойным гражданином
Мирового государства. Он сделал всё, чтобы она получила достойное образование, дал
ей возможность самой выбирать, чем она хочет заниматься по жизни и поддерживал ее
всегда и в любых начинаниях. Единственная проблема, которая стояла перед ее отцом,
и о которой Кара до поры до времени не знала, оставались деньги. Будучи идеальным
родителем, мужчина оказался не лучшим «добытчиком». И это не удивительно, ведь если
ты хочешь двигаться по карьерной лестнице, работе необходимо уделять все свое время
и даже больше. А мистер Кларэнс всегда ставил в приоритет свою дочь и только ее.
Потому, когда поднялся вопрос об оплате обучения в том университете, в который
хотела попасть Кара, на ту специальность, о которой она грезила, мужчина одолжил
солидную сумму денег у сомнительных людей, так как ни один банк предоставить ему
кредит не согласился. А с таким раскладом история была обречена закончиться не
слишком хорошо. Кара не проучилась и года, когда звонок с оповещением о смерти отца
заставил ее вернуться в Тосам, чтобы обнаружить проданную с молотка за долги
квартиру, ни единой монеты накоплений, лишь отец, умерший явно не своей смертью, и
огромный долг, процент по которому рос в геометрической прогрессии.
Кара могла бы разрыдаться, могла бы опустить руки или сбежать. Могла бы
возненавидеть отца за жизнь, которую он ей оставил. Но она не сделала ни первого,
ни второго, ни третьего и, уж тем более, ни четвертого, потому что понимала: смерть
мужчины на ее совести. И пора было платить по счетам. И если у нее больше не было
шансов на то, чтобы жить так, как она того желала, она собиралась жить так, чтобы
об этом жалели ее враги. Благо в ее случае этот вариант был так же неплох.
Единственное, что порой мучило Кару — это стыд перед отцом. Не этой жизни он ей
желал.
«Но что поделать, папа? Неужели ты думаешь, что после того, что они с тобой
сделали, я оставлю всё как есть, чтобы спокойно наслаждаться своей жизнью?»
Перво-наперво, Кара нашла убийцу отца и переломила ему хребет будто тростинку.
После — нашла его непосредственного босса. Убила его. Убила охрану. Убила
напарников. Всех убила. Голыми руками.
Отец не раз поднимал тему силы Кары и утверждал, что девушке нельзя никому о ней
говорить, а уж использовать вопреки закону — тем более. Но отца больше не было, а
душа требовала расплаты. Папа утверждал, что, мстя, роешь сразу две могилы, и Каре
такой расклад подходил. Первое убийство произошло спонтанно. Она этого не
планировала, желала лишь вытянуть из мужчины информацию и сдать его в полицию. Но
убийца совершил ошибку.
— Думаешь, я надолго задержусь в полицейском участке? — спросил он насмешливо.
— Меня выпустят уже через час, деточка. Этот город продан. Никого не интересует
твоя вендетта. Ты всего лишь мелкий бесполезный винтик, который никогда не изменит
этого мира.
Зря, конечно, он это сказал.
Впрочем, былого уже не вернуть.
Кара убила его, но не ощутила чувства вины или угрызений совести за то, что забрала
чужую жизнь. Наоборот, ей показалась эта смерть неравноценной в сравнении со
смертью отца. И ей пришлось переломить не один десяток позвоночников, прежде чем
она ощутила призрак удовлетворения.
А сердце билось. Организм работал, как по часам. Кровь, без перебоя насыщаемая
адреналином, циркулировала по телу, будто раскалённая лава. Конечно, у Кары были
определенные проблемы со здоровьем. Точнее, их было всего две — хронический
гастрит, из-за которого большую часть времени девушка питалась в фантастических
количествах детским питанием, а так же бессонница, от которой порой не спасали даже
самые сильные препараты. Но Кара все это считала небольшой платой за то, что
приобрела.
— …Не пропустите! Цирк из самой Парадигмы! Города-Тайны! Всего неделю в Тосаме!
Количество выступлений ограничено! Спешите!.. — вещал парнишка в цветастом
голографическом костюме, рискуя остаться посреди улицы в одних трусах в случае,
если в кольце на шее, которое рисовало проекцию костюма вокруг его тела, внезапно
села бы батарейка (а такое случалось частенько). Парнишка почти силком впихивал
каждому проходящему пёстрые флаеры с незатейливыми голограммами в виде делающих
сальто гимнастов, жонглирующих шариками клоунов и красоткой в коже, заглатывающей
пламя. Одна из помятых рекламок появилась и в руках Кары. Девушка без интереса
посмотрела на яркую картинку и рефлекторно засунула ее в задний карман джинсовых
бридж. Парнишка продолжал делать свою работу, а Кара, лишь на пару мгновений
отвлекшись на цирк, вновь всеми мыслями вернулась к молодому цветочнику, за которым
наблюдала уже больше года. Она никогда не заходила в магазин, лишь мимолетом
любуясь цветами, интерес к которым с каждым годом становился все больше. Если в
шестнадцать она не понимала, в чем прикол цветов, а в двадцать два считала это
пустой тратой времени, то к двадцати шести внезапно прониклась их очарованием,
наблюдая за флористом и осознавая, какую колоссальную работу он проделывает для
того, чтобы цветы дольше оставались свежими и гармонично смотрелись в букете. Виною
всему наверняка являлся парень, действительно любивший свое дело. Было приятно день
ото дня наблюдать за его работой. Девушка и заметить не успела, как белокурый
незнакомец полностью покорил ее, казалось, чёрствое, не способное к романтическим
веяньям, сердечко. При других обстоятельствах Кара обязательно с ним познакомилась
бы, но оставалось несколько нюансов, которые не давали ей покоя:
Нюанс номер один: парень работал цветочником в маленьком брендовом магазинчике,
Кара числилась убийцей в Тени.
Нюанс номер два: молодой человек явно занимался спортом, но вряд ли смог бы поднять
одной рукой вес в двести килограмм, в отличие от Кары.
Нюанс номер три: цветочнику навскидку можно было дать не больше двадцати. Шесть лет
разницы — не так уж и много, но…
«Не так уж и мало…» — шептал противный внутренний голос.
Так что наблюдение для Кары на данный момент оставалось единственным вариантом
встреч с человеком, которого она не знала, но который до жути ее интересовал.
— Кларэнс, ты на связи? — внезапный голос Тадеуса, раздавшийся в ушах, заставил
Кару вздрогнуть.
— Сколько раз говорила не делать так! — фыркнула она. Не стоило свой телефон давать
в загребущие руки железников Тени, которые апгрейдили их таким образом, что любой
член банды мог ворваться в твое личное пространство, не ожидая, когда ты
соблаговолишь взять трубку. Если бы еще год назад Каре сказали, что она вступит в
банду, она бы ни за что не поверила. Будучи одиночкой, она никогда и никому не
подчинилась бы. Выполнять приказы? Нет, она была рождена не для этого. Но Зуо
Шаркис, с которым её столкнула судьба, сказал ей нечто, заставившее девушку
поменять свое мнение на сей счет.
«Ты лишь винтик», — до сих пор стояли в ушах слова убийцы отца.
«Ты нужна мне», — сказал тогда Шаркис.
«Тебе не изменить этот мир», — утверждал убийца.
«Мы изменим этот мир. Вместе». — Никогда еще Кара не встречала человека, настолько
убежденного в том, что он говорил. В тот момент она поняла, оставаться одиночкой —
значит оставаться в тени от происходящего. Она же хотела стать частью того, что
могло бы повлиять на Тосам и то, что в нем творилось. И если для этого следовало
поступиться принципами одинокого волка, что ж, значит поступится и никогда об этом
не пожалеет. Лучше действовать под чьим-то предводительством, чем бездействовать,
трясясь над своей независимостью. Не стоила она того.
— Я помню, извини, но у нас ЧП! — снайпер говорил торопливо, но сбивчиво, будто
одновременно с тем потел на беговой дорожке.
— То есть ничего нового, — вдохнула девушка, нехотя отрывая взгляд от молоденького
блондина, пряча руки в карманы свободной куртки цвета хаки и просовывая пальцы в
кастеты, что всегда хранились у нее в карманах на всякий случай. А жизнь Кары этими
случаями изобиловала.
— Ввожу в курс дела кратко, слушай внимательно, на повторения у меня времени нет, —
продолжал тараторить снайпер.
— Я вся внимание.
— Зуо в списке фрилансеров.
— Что не удивительно, — кивнула Кара невидимому собеседнику. — Давно пора.
— Может и давно, только это ухудшает наше и без того хреновое положение в тысячу
раз. Прямо сейчас он на этом чертовом карнавале. И если не ошибаюсь, ты собиралась
туда же, чтобы снова стоять истуканом, пялясь на своего принца.
— НИКАКОЙ ОН НЕ…
— Не важно! В Зуо стреляли. Точнее не совсем в него, но целились-то наверняка в его
черепушку. Короче, кидаю тебе его местоположение. Как можно скорее найди его и
выведи отсюда!
— Сам он, можно подумать, не справится, — фыркнула Кара, легко вливаясь в общую
толпу и растворяясь в ней.
— Один может и справился бы, но, во-первых у него балласт, во-вторых — кроме
снайпера, местонахождение которого мы все еще не обнаружили, в толпе может
оказаться еще парочка жадных до легкой наживы индивидов. Все, карту кинул.
Переключаю тебя на Поля.
— А он-то мне нахе… — но девушка не успела договорить, так как послышался щелчок
переключения, после чего раздался скрипучий голос мумии. Бр-р-р, Поль был жутким. И
как бы Кара не убеждала себя в том, что он обычный человек, она не могла отвязаться
от мысли, что это не так.
— Тадеус тебе все рассказал?
— Не знаю, все ли, но задницу, в которой мы оказались, расписал во всей красе.
— Замечательно, — без намека на эмоции выдохнул Поль. — Я тебя вижу, помогу убрать
с дороги парочку подозрительных типов.
— Подозрительных? Нельзя, блин, вырубать посреди улицы «Подозрительных»! Надо быть
уверенным, что…
— Я буду уверен, а тебе придется довериться мне, — сказал, как отрезал, Поль.
— Только прошу, не впаривай опять эту чушь про ауры, — взмолилась Кара.
— Это не чушь. И первая цель уже совсем близко. Женщина в розовом платье.
«Вот только женщинам в розовых платьях я рожи и не била!» — мысленно огрызнулась
Кара, оглядываясь по сторонам в поисках цели. Увидев фигуру, на которую указывал
Поль, Кларэнс разве что в голос не рассмеялась.
— Ты больной, Поль? Это бабулька старая! Ей лет двести! Я не буду бить стариков!
— А ты, постарев, перестанешь быть опасным убийцей? — резонно заметил Поль.
— Начнем с того, что до старости я не доживу, а закончим тем, что я не собираюсь
трогать бабулю!
— Ох, какая хорошая девочка, — проскрежетала бабушка с тростью, услышав слова Кары
только благодаря слуховому аппарату. — Но знаешь, милочка, пенсии ныне маленькие. А
жить то на что-то надо. Так что не могу обещать того же, — улыбнулась она,
демонстрируя белоснежные зубы протеза. А в следующее мгновение на конце ее трости
появился острый наконечник, который бабушка направила Каре прямо в грудь.
****
Обнимашки закончились так же внезапно, как и начались. Зуо со словами: «Все, харэ
страдать херней», — оттолкнул меня и снова притулился к краю стены, явно считая,
что она достойна его внимания больше, чем я. Куда уж мне соревноваться с домами. В
воздухе мгновенно повис вопрос, так и норовивший сорваться с моих губ. Какого
черта? Какого черта стена?! Чем я хуже стены, скажите, блин, пожалуйста? Я тоже
плоский! Тоже холодный, как айсберг в океане! Только не из кирпича. Так вот в чем
дело? В этом, признавайся, лютый извращенец? Давай, расскажи, как по ночам ты
забираешься на стройки, утаскиваешь оттуда по паре кирпичей, приносишь домой и… И
что ты с ними делаешь, объяснишь? М-м-м? Рядишь их в кукольные платья? Вяжешь им
шарфики? Пьешь с ними чай? ОЙ ВОТ ТОЛЬКО НЕ ПРО ЧАЙ. ЗНАЮ Я ТВОЙ ЧАЙ! РАЗВЕ МОЖНО
БЫТЬ НАСТОЛЬКО ИСПОРЧЕННЫМ, ЗУО?
— Если ты мне изменишь с кирпичами, в них я тебя и закопаю, — пробормотал я себе
под нос, чувствуя себя крутым персонажем какого-нибудь крышесносного боевика. Зуо
даже не повернулся. Конечно. Тут же под боком стена. Я-то уже нафиг не нужен! Хотя
если подумать, из любой ситуации можно извлечь выгоду. Пусть я несчастный, парень
которого любит стены больше, чем меня, зато я мог бы стать звездой какого-нибудь
популярного ток-шоу, где в приглашенных числятся девушки и парни, которым порушила
жизнь их вторая половинка.
«Он бросил меня ради пышногрудой блондинки!»
«Она рассталась со мной, так как нашла себе мужика побогаче!»
«Они сказали, что теперь им достаточно друг друга!»
Избито, согласитесь. И тут я, человек, которому на судьбе написано стать звездой
мирового масштаба.
Я бы, давясь соплями и размазывая их по пиджаку сердобольной ведущей, пару минут
предавался бы акту отчаянных рыданий, прежде чем тихо, еле слышно, всхлипывая со
звуком, близким к хлюпанью мясорубки, признался бы скорбным голосом:
— Мой парень изменял мне со строительными материалами.
Эти слова прозвучали бы как гром среди ясного неба. Как вопль на ночном кладбище.
Как стук по ту сторону печи в крематории.
Секундная тишина.
А затем съёмочная площадка наполнится изумленным ревом зрителей и невольным
возгласом ведущей:
— Я не ослышалась? Вы сказали…
— Да-да, со строительными материалами.
— Могу ли я поинтересоваться, с какими именно?
Вы же знаете эту фишку ведущих, которым необходимо как можно подробнее расписать
новые предпочтения бывшего. И тут передо мной встал бы вопрос: сказать правду про
кирпичи или, возможно, придать истории еще больше драматизма, приписав к
извращениям сэмпая сосновые доски или керамическую плитку.
«Я застал его в постели с пакетом штукатурки!» — боже, не уверен, что мир готов к
такой драме. Все вокруг будут рыдать и жалеть меня. Прекрасно. Жалость, это то, что
нужно. Настолько ее люблю, что даже вздрочнул бы, но нельзя. Если окажется, что я
тоже Зуо изменяю, история уже не будет такой драматичной, а я перестану казаться в
глазах зрителей жертвой.
В любом случае такие вещи лучше не планировать заранее. Нет ничего более
эффективного, чем импровизированное вранье в соответствующей атмосфере. А когда на
тебя смотрят сотни глаз, готовые пустить слезу, как только ты скажешь нечто
достаточно трагичное, поневоле начинаешь ощущать себя самой несчастной жертвой на
планете Земля. Если в это веришь ты, поверят и окружающие! Так. Я хочу быть
звездой! Хочу раздавать автографы, пробиться в киноиндустрию, а через пару лет
опуститься в кресло режиссера! Все распланировано! Осталось поймать Зуо с поличным!
— Сэ-э-эмпай, — протянул я, подходя к Зуо ближе и вжимаясь в стену в метре от него.
— Погоди, — лишь отмахнулся Шаркис, а затем заговорил уже явно не со мной. — Ты,
блять, издеваешься? И как мы, мать твою, отсюда выберемся, если этот всратый
переулок заканчивается всратым тупиком?!
— Посмотри, какая эта стена нежная, — протянул я, томно проводя пальцами по
шершавой поверхности. — Как выцветшая полуоблупившаяся краска колоритно
подчеркивает эти ни с чем не сравнимые очертания каждого кирпичика. Посмотри на
цементную прослойку. Боже мой, готов поклясться она со мной заигрывает!
— воскликнул я, продолжая водить рукой по стене и собирая всю городскую пыль.
— Секунду, тут насекомое бредит, — прошипел Зуо и повернулся ко мне. – Ты больной?
Хотя нет, не отвечай. Вопрос риторический.
— А ты в курсе, что античные риторы рассматривали риторические вопросы как некие
отклонения речи? Зуо, у тебя отклонения? — с беспокойством уточнил я.
— Единственное мое отклонение — это ты, — рыкнул сэмпай, совершенно не настроенный
на словесные игрища. А еще каких-то двадцать минут назад был так хорош! Быстро ж ты
сдался!
— Перспективы занебесные, — Зуо снова переругивался по телефону. — Кара? И как
скоро? Прекрасно. Ахуительно. А мне что прикажете делать все это время? Сосать хуй
мертвой обезьяны?
— Погоди-ка, — встрепенулся я. — Я в очереди первый!
— Насекомое! Заткнись хоть на секунду!
— Окей, — кивнул я и через мгновение оповестил, — секунда прошла, продолжаем вести
цивилизованную беседу.
Меж тем вокруг подстреленной девушки начал собираться народ. Пусть и с большим
опозданием, но нашлись люди, которым было не все равно на то, что посреди карнавала
лежит мертвое тело. Кто-то проверил пульс незнакомки. Парочка других старались
дозвониться до скорой помощи, но у них ничего не выходило, так как из-за
концентрации народа на квадратный метр связь была перегружена, что Зуо, прошу
заметить, не помешало трепаться по телефону гребанную тысячу лет! Самый смекалистый
побежал к передвижным медицинским пунктам, что наверняка следовали за карнавалом,
предполагая, что уже к середине дня найдется не один десяток людей с ушибами,
растяжениями или передозом. На труп с пулевым ранением они рассчитывали вряд ли.
Ну, так бинго, братцы! Сегодняшний день вы запомните надолго!
— Эй, мальчик, — далеко не сразу я понял, что обращаются ко мне. Мальчик? МАЛЬЧИК?!
Я МУЖЧИНА, МЕЖДУ ПРОЧИМ! У МЕНЯ И ТРУСЫ ВЗРОСЛЫЕ! И НОСКИ! ПОКАЗАТЬ?!
Молодой парень в цветной футболке и с выбритой челкой, не подозревая, какую бурю
эмоций вызвал во мне одним неосторожным словом, держал в руках пару десятков бус,
что красиво переливались в свете солнца.
— Бусы не нужны? — поинтересовался он.
— А похоже? — удивился я. Меня мучали сомнения по поводу моего образа. Ясно же, что
Зуо пытался сделать из меня свое подобие. Мне нравился его стиль. Мне нравилась
одежда, которую он мне купил, но… чего-то не хватало. И в это самое мгновение я
понял, чего же именно.
— Бусы никому не повредят, — улыбнулся парень.
— А это не будет выглядеть по-девчачьи? — уточнил я. Собеседник растерялся.
— Сейчас же праздник. Всем плевать. Возьмите нитку серых, они впишутся в ваш образ.
Серые — это, конечно, замечательно. Но гулять, так гулять.
— Нет, я хочу вот эти, — ткнул я пальцем в бусы с ядовито-желтыми бусинами.
— Вы уверены? — растерялся парень.
— Да-да, они подчеркнут моё не знаю что, идеально! — кивнул я, забирая у парня
желанное украшение. — Зуо, можно мне денежку.
— Хуенюш… — Зуо осекся, заметив, что я в то время, пока он решает свои сверхважные
дела по спасению наших жалких жизней, успел прибарахлиться и задружиться с
продавцом бус. И не надо завидовать тому, с какой легкостью я завожу знакомства!
— Отойди от него, — выдохнул сэмпай, мгновенно напрягшись.
— Да он просто украшения продает, — отмахнулся я.
— Я сказал, отойди, — прошипел Зуо, выхватывая из-за пазухи пистолет и направляя
его прямиком на парня.
— Хэй, мистер, не горячитесь, я всего лишь продаю бусы, — опешил паренек. Ага,
значит Зуо — Мистер, а я Мальчик? Парень, у тебя проблемы со зрением, не иначе!
— Ты оглох?
— Уже ухожу, — кивнул продавец. — Но поймите, не так просто заработать на продаже
подобных побрякушек, — захныкал он. — Приходится находить альтернативные средства
заработка, — проговорил он уже тише и менее располагающе. При этом до ушей моих
донесся тихий писк. Как будто сработал будильник. Только пиканье с каждой секундой
становилось все более учащенным.
— Выбрось это дерьмо! — прикрикнул на меня Зуо и я, изрядно перепугавшись,
рефлекторно кинул нитку бус обратно к продавцу. Тот взвизгнул, но отбежать не
успел. Бусины взорвались маленькими облачками красной пыли, которая, будто
намагниченная, тут же прилипла к хозяину и впиталась в кожу прямо на глазах. Парень
успел сделать всего пару шагов в направлении праздника, а затем упал на асфальт, да
так и остался там лежать.
— Он… он же не умер?! ТОЛЬКО НЕ ГОВОРИ, ЧТО Я ТОЛЬКО ЧТО УБИЛ КОГО-ТО ЧЕРТОВЫМИ
БУСАМИ?! — схватился я за голову.
— Не истери. Не убил. Это всего лишь нервнопаралитическое вещество. Хотел взять
меня живым, чтобы срубить побольше денег, — отмахнулся Зуо с таким видом, будто это
само собой разумеющееся.
— А что, за тебя кто-то заплатить может? — удивился я. — Почему я узнаю об этом
только сейчас? Мне как раз не хватает денег на новые кроссовки!
— Не время для шуток. Тебя могли убить, — нахмурился сэмпай. — Опять, —
выразительно добавил он. — Может быть, ты на минутку отключишь свой режим
бесконечного идиота и начнешь вести себя более разумно?
— Разумнее некуда, — не согласился я. Говорят, что нет предела совершенству, но я
не соглашусь. Я этого предела достиг. Я совершенен.
— Подмога далеко, — Зуо не решился со мной спорить и правильно сделал. — Хер знает,
сколько тут еще таких же отчаянных. Нам следует уходить.
— Думаешь тот, кто стрелял в меня, больше попыток не предпримет? — Я попытался
выглянуть из-за угла, как до того делал Зуо, но сэмпай тут же затянул меня обратно
за стену.
— Еще как предпримет.
— Тогда как ты собираешься уходить?
Зуо в ответ кивнул в дальнюю часть квартала, по которому катилась очередная
платформа. К ней был прикреплен один из тех огромных шаров, что были фишкой
карнавала из года в год. Этот конкретный шарик размером с жилой дом изображал
большую кукурузу, которая плыла по кварталу, периодически шкрябая стены домов.
— Странная штука. Вызывает дикие ассоциации, — оценил я предмет.
— Шар закроет обзор снайперу, спрятав нас от него на пару минут. В это время нам
будет необходимо успеть найти себе новое убежище, — объяснил Зуо.
— А тебе не стремно? — уточнил я.
— И почему же мне, блять, должно быть стремно? — Сэмпай вновь начинал беситься.
— Выходит, тебя спасает кукуруза. Ты ж потом с початками вовек не расплатишься!
— Фелини, — процедил Шаркис сквозь зубы.
— М?
— Гори в Аду.
— А я, по-твоему, чем занимаюсь?
— Гори молча!
— В таком случае твой Ад превратится в Рай, я такого допустить не могу. Мне одному
в Аду будет одиноко.
— Как же ты меня иногда, блять, бесишь.
— Иногда? — удивленно приподнял я брови.
— ВСЕГДА!
— Я знаю, — улыбнулся я, невероятно приободрённый данным признанием. — Здорово,
правда?
— Нихуя!
— Ну-ну, я знаю, ты не можешь поверить своему счастью, но держи себя в руках, —
похлопал я Шаркиса по плечу, окончательно выбешивая его.
Тем временем, початок кукурузы не торопясь продвигался в нашу сторону…

========== Третьи небеса Рая: 27. Дом, который разрушит Джек ==========

Вот дом,
Который разрушит Джек.

А это взрывное устройство,

Внушающее беспокойство,
В доме,
Который разрушит Джек.

А это тупой полицейский,

Нервно чешет свой лоб плебейский,
Смотря на взрывное устройство,
Внушающее беспокойство,
В доме,
Который разрушит Джек.

Вот снайпер на крыше высотки,

Превратить свою жертву готов в ошметки,
Пока та — тупой полицейский,
Нервно чешет свой лоб плебейский,
Смотря на взрывное устройство,
Внушающее беспокойство,
В доме,
Который разрушит Джек.

А этот совсем непонятный герой,

Стоит у снайпера за спиной,
Который на крыше высотки,
Превратить свою жертву готов в ошметки,
Пока та — тупой полицейский,
Нервно чешет свой лоб плебейский,
Смотря на взрывное устройство,
Внушающее беспокойство,
В доме,
Который разрушит Джек.

Вот никому неизвестный Джек,

У него детонаторов полный комплект.
Это он тот самый герой,
Что Стоит у снайпера за спиной,
Который на крыше высотки,
Превратить свою жертву готов в ошметки,
Пока та — тупой полицейский,
Нервно чешет свой лоб плебейский,
Смотря на взрывное устройство,
Внушающее беспокойство,
В доме,
Который разрушит Джек.

Джек рос счастливым ребенком. Не многим повезло с детством, которое было

предоставлено ему судьбой. Его мать работала в компании, которая отвечала за снос
зданий. А так как следить за маленьким Джеком было некому, женщина частенько брала
его с собой на работу.
— Вот посмотри, — указывала она на ветхое, покрытое толстыми трещинами и норовящее
вот-вот развалиться на части здание, которое находилось в опасной близости от
других построек. В любую минуту что-то внутри высотного бетонного гиганта могло
надломиться, и тогда соседствующим домам, равно как и проживающим в них людям не
поздоровилось бы. — Сегодня мы планируем стереть это здание с лица города.
— Вот это да! — восторженно восклицал в ответ мальчик. — Будут взрывы?! Много
взрывов!
— Будут, — кивала женщина, улыбаясь. — Но не думай, Джекки, что это простое дело, —
добавляла она. — Говорят, что «разрушать — не строить». Но это правда лишь отчасти.
Поверь мне, снести здание Правильно — это целое искусство.
— Искусство, — повторял за матерью Джек, завороженно смотря на женщину.
— Прежде чем переходить непосредственно к сносу, проводится колоссальная
аналитическая и подготовительная работа, — продолжала вводить маленького сына в
тонкости своей работы женщина.
— Колоссальные, — бормотал мальчик, впитывая информацию, будто губка. — Разве
нельзя просто положить побольше взрывчатки? Чтобы все точно поломалось? — наивно
удивлялся он.
— Ох, Джекки, — улыбалась женщина, ероша мальчика по тёмным густым волосам.
— Подумай сам, — она не спешила объяснять, почему сын не прав. Вместо этого женщина
предпочитала подводить своё чадо к правильным ответам постепенно. — Что будет с
соседними зданиями, если мы сделаем так, как ты советуешь?
Мальчик некоторое время с напряжением оглядывал дома, окружавшие постройку под
снос.
— Наверное, им тоже достанется, — запинаясь, пробормотал он, надеясь на то, что
ответ правильный, но не до конца в этом уверенный.
— Верно, — кивнула женщина. — А как думаешь, что станет с людьми, что в этих домах
живут и работают?
— Ой, — вздрогнул Джек. — Нехорошо выйдет!
— Еще как не хорошо, — рассмеялась женщина. — Кроме того, здание слева тоже
достаточно ветхое. Слишком сильный взрыв поблизости может спровоцировать его
разрушение даже в случае, если в него не попадет ни единого осколка от постройки,
на уничтожение которой мы настроились. Разве город скажет нам спасибо, если мы
снесем вместо одного здания сразу несколько?
— Не скажет.
— Выходит, «побольше взрывчатки» — это не самый подходящий способ? — продолжала
задавать вопрос за вопросом женщина.
— Выходит, что так, — насупился Джек. Ему не нравилось признавать свою неправоту,
но мама доступно объясняла его ошибки, и игнорировать это было невозможно. — Тогда
что делать?
— О… Этот вопрос встает перед нами после каждого заказа! Пойдем, — молодая женщина,
внешние данные которой могли свести с ума почти любых мужчину или женщину, взяла
мальчика за руку и повела за собой, продолжая пояснения. — Раньше дома, стоящие так
близко от других жилых зданий, вообще взрывами не сносили. Слишком опасно. Благо
технология «темной материи», которую открыл создатель нашей компании, позволяет
производить сносы даже на столь близком расстоянии от других домов. Но одной
технологией сыт не будешь. Наш девиз кроется в единственном слове. Помнишь ли ты,
что написано на нашей эмблеме?
Джек мгновенно воззрился на синюю форму матери, стараясь рассмотреть слово на
символе, вышитом у нее на груди, но женщина тут же закрыла его рукой.
— Нет уж, хитрюга. Вспоминай сам! — звонко рассмеялась она. И этот заразительный
смех заставил улыбнуться всех, кто в это мгновение проходил мимо, будь то инженер,
буравящий взглядом сложные чертежи, или простой работяга, форма которого покрылась
толстым слоем строительной пыли.
— П… что-то на П! — единственное, что вспомнил Джек и выжидательно уставился на
мать, желая узнать ответ побыстрее. Но та, как обычно, внушала единственно верный
факт: ни что и никогда в этой жизни не дастся тебе просто так, но многое ты можешь
додумать сам, если чуть-чуть напряжешь извилины.
— Ну же… Пошевели мозгами. Ты же у меня умный, — подмигнула она Джеку.
— Нет, я тупой, — вновь насупился мальчик, не желая «шевелить мозгами».
— Скорее ленивый. Не хочешь думать?
— Не хочу, — подтвердил Джек.
— Тогда может вернемся домой и я посажу тебя смотреть мультики, как это делают
многие другие родители? Зачем смотреть на будоражащие воображение взрывы здания?
Зачем смотреть на десятки этажей, складывающиеся, будто страницы книги? Веселая
корова со своими друзьями позволит тебе путешествовать по фантастическим мирам в
сети и думать тебе по поводу всего происходящего не придется, а взрывы… Это же так
по-взрослому скучно, — протянула она.
Джек вновь испытующе глянул на женщину, убедился, что она все еще закрывает эмблему
рукой и вздохнул до комичного тяжело, будто старец в теле десятилетнего мальчика.
 — Хорошо, побуду умным, — фыркнул он, не желая менять взрывы на всяких там коров.
Но что же за слово прятали от его глаз? Что-то на «П». Какое-то сложное слово.
Взрослое. Но значение которого Джек уже знал.
— Подскажи, — потребовал он через пару минут безрезультатных потуг. Женщина в ответ
вопросительно приподняла левую бровь. — Подскажи, пожалуйста, — тут же поправил он
себя.
— Ну, хорошо, — смилостивилась женщина. — Давай подумаем вместе. Как называют
людей, которые якобы могут увидеть твое будущее?
— Экстрасенсы?
— Разве это слово на «П»?
— Гадалки? — выпалил мальчик, не дослушав мать, но тут же спохватился. — Это тоже
не на «П».
— Нет, но ты на верном пути.
Джек поморщил лоб, пытаясь вспомнить подходящий синоним. Он вертелся у него на
языке, возникал в голове вспышками, но не позволял ухватиться за него до того, как
вновь потонет в миллиардах других слов. Что-то очень знакомое. Что-то…
— Предсказатели! — торжествуя, воскликнул мальчик и даже подпрыгнул на месте от
радости.
— Верно, — кивнула женщина. — Так какой он у нас девиз?
— Предсказуемость!
— Умница! — обрадовалась мама, наклоняясь к Джеку и целуя его в лоб. — Горжусь
тобой!
Джек не раз наблюдал, как его сверстники морщатся и пытаются убежать от родителей,
которые норовили поцеловать их на глазах у окружающих. Им это почему-то казалось
чем-то неправильным, если не унизительным. Но Джек этого не понимал. Когда мама
привычно целовала его в лоб, он радовался. А если при этом напоминала о том, что
гордится им, что говорилось не меньше пары раз в день, он раздувался от важности и
ходил довольным как слон.
— Выходит, вы предсказатели?
— В некотором роде. Только предсказываем будущее не людей, а зданий.
— И как вы это делаете?
— О, это кропотливая работа, — женщину явно радовал неподдельный интерес сына к ее
работе. — Сперва мы поднимаем все документы, относящиеся к строительству здания.
Смотрим план постройки, материалы, которые использовались для его возведения, ищем
несущие колонны и другие важные элементы в скелете сооружения. Данная информация и
позволит нам сделать взрыв предсказуемым.
— Предсказуемый взрыв — звучит круто!
— Еще как! Так же есть направленные взрывы, но к такого рода сооружениям они не
подходят, — добавила женщина, все сильнее подстегивая интерес мальчика.
— Я думал любой взрыв подходит для всего, — удивился Джек.
— Это не так. Вон, посмотри туда, — женщина указала вдаль, где на фоне облачного
неба вырисовывалась череда силуэтов наверняка огромных труб, что выглядели на
большом расстоянии, будто вдетые в землю зубочистки. Из трех из них валил
белоснежный дым, из одной сизый, а остальные сегодня предпочли ничего не извергать
из себя в загрязнённую атмосферу, либо делали это невидимо для человеческого глаза.
— Для демонтажа аварийных промышленных труб или теплоагрегатов мы применяем
направленные взрывы. Правда эта методика напрямую зависит от размера
предоставленного заказчиком свободного пространства для падения обрушаемых
элементов. То есть в данном случае необходимо взорвать постройку таким образом,
чтобы она упала ровно туда, куда ей необходимо.
— Предсказуемо! — воскликнул Джек.
— Правильно Джекки. Предсказуемо.
— А если места мало? Эти трубы наверное просто огро-о-омные! — протянул мальчик.
— Тогда приходится демонтировать трубу по частям в два-три приема, — проговорила
женщина, в задумчивости смотря на трубы. — Дело непростое, но не нереализуемое. Но
мы отвлеклись, сейчас то мы не трубу сносим, — подмигнула она сыну.
— Но когда будете, возьмешь меня с собой?
— Возможно, — хмыкнула женщина. Брать ребенка на подобного рода работу было
достаточно опасно, да и начальство в восторге от этого не пребывало. Но женщина
слишком хорошо себя зарекомендовала, чтобы отказывать ей в подобных просьбах. К
тому же, если ее сын был так же умен, как и она, то это давало надежду на то, что в
будущем у них появится еще один компетентный сотрудник, который будет знать о
специфике работы все до мелочей, так как впитывал ее практически с молоком матери.
В последние годы многие большие корпорации позволяли родителям брать с собой детей
именно по этой причине. Люди давно поняли, что образование, даже
усовершенствованное, все равно не давало того, что было необходимо на рабочем месте
на самом деле — опыт не вычитать в книгах, не загрузить через сеть. Лишь истинно
гениальные люди могли с первых дней блистать на рабочем месте, ограничиваясь
теоретическими знаниями. Большинству же было необходимо пережить несколько лет
ошибок, чтобы потихоньку начать понимать, что к чему. А снос здания относился к тем
специфическим профессиям, в которых любая ошибка могла закончиться катастрофой.
— Направленный взрыв направляет, а контролируемый… контролирует? — Джек продолжал
рассуждать, но делал это с детской наивностью, заставляя женщину улыбаться.
— Это мы его контролируем, — поправила она ребенка.
— Как ты контролируешь, чтобы я съел обед? — уточнил Джек.
— О нет, мой дорогой, то, как тебя контролирую я — цветочки по сравнению со
взрывом, — уверила ребенка женщина. — После того, как инженеры досконально изучили
скелет сооружения, идет расчет силы взрыва. И эта сила может быть разной для
каждого отдельного участка здания. Это кропотливая работа. Работа, в которой нельзя
делать ошибки. Затем идет расчет длины детонирующего шнура, объем требуемой
взрывчатки и «темной материи» и количество кусков, на которые необходимо разделить
здание, чтобы «темная материя» смогла поглотить его, не оставив ненужных отходов.
— И она прям всё-всё съедает?
— Если произведены правильные расчеты, то всё-всё, — кивнула женщина. За разговором
оба не заметили, как преодолели значительное расстояние от пункта контроля на
колесах, до самого здания, которое следовало уничтожить. Ветхое сооружение, в
котором Джек успел насчитать тридцать этажей, походило на скрипучий металлический
оркестр, который играл свою странную душераздирающую музыку старости без перерывов
и выходных. От любого дуновения ветра скелет сооружения будто начинал вибрировать,
грозя вот-вот не выдержать своей бетонной ноши и рухнуть на голову рабочим, которые
готовили здания к сносу.
— Большущее, — протянул Джек.
— Да, не маленькое. Но и не самое большое здание, которое мы демонтировали.
— И что от него прям вообще-вообще ничего не останется? — все еще не мог поверить
Джек. Это просто не укладывалось в его маленькой головке.
— По плану — да, — улыбнулась женщина. — Мёрфи, как всё проходит? — отвлеклась она
от разговора с сыном, окликнув одного из прорабов. Мужчина средних лет, явно млея
перед красотой своего начальника, смущенно поправил погнутую каску и начал
отчитываться о проделанной работе. Он говорил быстро и использовал много слов,
значение которых для Джека было пока не понятно. Он знал, что в само здание мама
его не поведет. Нельзя. Опасно. А вдруг ты потеряешься? А вдруг ты упадешь? И много
других отговорок. Но сейчас, пока она была занята своими взрослыми делами, она
держала руку Джека не так крепко, как следовало бы. Он мог вырваться в любое
мгновение, вбежать в здание и своими глазами посмотреть на то, что происходит
внутри и, быть может, увидеть легендарную «темную материю», которая, по словам
мамы, называлась так в честь какого-то физического явления. Джек периодически
начинал мучать ее расспросами о том, что же это такое, но она всегда отнекивалась,
уверяя, что он еще слишком мал, чтобы понять суть. А вдруг он бы все же понял?
Тогда бы мама совершенно точно могла гордиться им.
И всё же…
Джек посмотрел на мать, представил, как она расстроится, если он ослушается её, и
решил, что если он узнает всё, что ему хочется, чуть позже, ничего с ним не
произойдет. Поэтому он смиренно стоял рядом с женщиной, держа ее за руку,
переминаясь с ноги на ногу и наблюдая через проемы, в которых раньше были двери,
команду мужчин. Многие из них, загруженные под завязку необходимой аппаратурой,
поднимались по лестнице на верхние этажи, но несколько работали на первом,
просверливая отверстия в стенах.
— …Отлично, всё идет по плану, — кивнула женщина, поглядывая на наручные часы.
— Продолжайте в том же духе.
Мёрфи робко кивнул, неуклюже поправляя лямки рабочего комбинезона, и поспешил в
здание вслед за рабочими, женщина же вновь повернулась к сыну.
— Ну что, мы все проверили, пойдем обратно. За сносом лучше наблюдать на безопасном
расстоянии, — проговорила она. Джек кивнул, все еще не отрывая взгляда от мужчин,
проделывающих дыры в стенах.
— А зачем они это делают? — спросил он, не слишком надеясь на ответ. Мама вновь
могла сослаться на то, что объяснение окажется слишком непонятным юному
интеллектуалу.
— Всё это — часть подготовительной работы. Туда будет закладываться необходимое для
этого проекта количество взрывчатого вещества и «темной материи», — вопреки
ожиданиям мальчика, ответила женщина.
— Их можно делать где захочешь? Можно я тоже сделаю? — в надежде попросил Джек, но
мама лишь отрицательно покачала головой.
— Это не так просто. Отверстия проделываются именно там, где должно. Только в
несущих колоннах. Их размер и глубина так же четко выверены, так что заниматься
подобным могут только профессионалы, — осадила сына женщина.
— А потом?
— Потом протягиваются детонические шнуры. Разработанная система особым способом
соединяется с главным пультом. Когда вся взрывчатка будет на месте, я сообщу о
выходе из здания. После того, как там никого не останется, производится детонация.
— А зачем все эти шнуры? Почему нельзя все сделать автоматически? Как крутые бомбы
в фильмах с часами?
— Опасно, — нахмурилась женщина. — В век технологий пытаются упростить все, но есть
вещи, которые лучше делать по старинке. Не дай Бог, детонация пройдет раньше
времени, и тогда гибель работников станет меньшей из наших проблем. Если темная
материя проснется раньше или позже назначенного времени, это может подвергнуть
опасности весь Тосам. Поэтому, мой дорогой, никогда не пытайся упростить сложный
процесс, если есть вероятность, что это упрощение его усложнит, — настоятельно
посоветовала женщина. Она, если подумать, постоянно давала Джеку советы, но он был
не против. Даже если он не понимал смысла всего, о чем она говорила, это не
значило, что не поймет и в будущем.
Они добрались до пульта управления, затем мать получила сообщение о том, что все
заряды на своих местах. Когда все рабочие вышли из здания и прораб произвел
перекличку, дабы убедиться, что все на месте, он дал отмашку для завершающего
этапа. Этапа, ради которого они работали не покладая рук несколько месяцев.
Джек затаил дыхание.
Он видел подобное не в первый раз, но это не значило, что не ощущал того же
восторга, что и раньше. Что-то во взрывах казалось ему чарующим. Мощь кружила
голову, а оглушительный грохот заставлял сердце биться чаще.
Первые взрывы происходили на верхних этажах. И часть за частью, этаж за этажом
строение складывалось внутрь самого себя, не повреждая дома вокруг. Ослабленные
взрывом части здания оседали под тяжестью предыдущих, взорванных несколько
мгновений назад. Облака бетонной пыли вырывались наружу, походя на последний выдох
умирающего строения. Все это занимало не более пары секунд. Обломки добирались до
последнего этажа, занимая только ту территорию, на которой еще мгновение назад была
высотка. И лишь затем в работу вступала «темная материя». Джек был уверен, что она
волшебная и именно потому мама не хотела рассказывать ему о том, как именно она
работает и что из себя представляет. Ведь женщина готовила его к суровой жизни в
Тосаме — в городе, где в разряд волшебства записывали даже просто день, который
можно было назвать «хорошим».
Таинственная синева прорезалась сквозь обломки, невероятно яркими лучами вырываясь
наружу и описывая сферу, а затем начинала в буквальном смысле засасывать в себя
обломки. Саму «темную материю» Джек не видел, наблюдая лишь за тем, как
внушительные куски бетона сами собой ползут к центру и исчезают в нем, будто
проваливаясь в другое, волшебное измерение. Это тоже не занимало много времени.
Человек успевал всего пару раз моргнуть, а здания, ровно как и его останков уже не
было и в помине. Оставалось лишь чистое поле с провалом, в котором когда-то был
фундамент.
— Удивительно, — пробормотал Джек, желая сорваться с места и проверить, правда ли
исчезло абсолютно всё, или это лишь обман зрения. Но синева, таившаяся где-то там в
глубине бывшего фундамента, скрытая от глаз любопытных зевак, все еще облизывала
яркими лучами все вокруг, будто выбирая, кого бы еще засосать в себя. Приближаться
к месту сноса до того, как «темная материя» исчерпает заряд, было категорически
запрещено, а время ожидания от пары минут могло растянуться до нескольких часов.
Мама говорила, что дело в нестабильности материала. Что по его поводу еще осталось
очень много вопросов, ответы на которые услышать хотела бы и она сама, что уж
говорить о Джеке.
— Когда я вырасту, я тоже буду взрывать дома! — заявил мальчик уже вечером, когда
мама подкатила машину к небольшому частному дому на окраине города, в котором они
жили.
— Если ты действительно этого хочешь, у тебя все получится, — подбодрила она сына.
— А ты мне не поможешь? — удивился Джек.
— Конечно, нет, — улыбнулась мама. — Моему ребенку разве нужны подачки от его
матери? — уточнила она, и Джек по интонации сразу понял, что вопрос с подвохом.
— Н-е-ет… наверное.
— Совершенно точно нет! Ты всего этого можешь добиться сам. Помнишь, что я тебе
говорила о попытках облегчить сложные процессы?
— Лучше не делать этого, чтобы его не усложнить, — пробубнил Джек.
— Именно, Джекки. Не надо искать легких путей. Пусть лучше будет сложно первые пару
лет, чем всю оставшуюся жизнь. Ты не подумай, я была бы готова помочь тебе, если бы
ты действительно в этой помощи нуждался. Но в тебе, дорогой, скрыт такой потенциал,
который моя помощь погасит, а не разовьет. Ты меня понял?
— Понял, — буркнул Джек, вновь ненароком вспоминая сверстников, которые частенько
ходили важные по классу и рассказывали всем, какими крутыми станут, когда вырастут,
потому что родители уже присмотрели им местечко в этой суровой жизни. Отчасти он им
даже завидовал, но мама была права. Нельзя искать легкий путь. Но так хотелось!
— Джекки, а я тебе рассказывала, в честь кого я тебя назвала? — заметив, что сын ее
все еще хмурится, спросила женщина.
— В честь Джека-Потрошителя? — пробормотал он, не проявляя особого интереса. На
сегодняшний день он и так получил слишком много информации и порядком вымотался,
хотя признавать этого и не хотел.
— Нет, в честь Джека Лонзо! — звонко рассмеялась девушка.
— Впервые слышу, — продолжал ворчать мальчик.
— Он, конечно, не так известен среди обывателей, как маньяк-убийца, но в истории
демонтажа зданий он рок-звезда! — не прекращала попыток развеселить насупившегося
сына женщина.
— Что же он сделал?
— Стал первооткрывателем! Он первый разработал и усовершенствовал методику подрыва
зданий для сноса!
— О-о-о, — оживился Джек. — Выходит, он был крутым?
— Очень крутым. Но знаешь, что он делал до того, как стал рок-звездой взрывов? Он
выкорчевывал пни и старые деревья.
— Какая-то дурацкая работа.
— Может и дурацкая, но именно она навела его на мысль о создании методик, которые
не только обогатили его, но и записали имя Джека Лонзо в историю! Ответь, если бы
тогда ему помогли родители и устроили бы его на другую, более престижную работу,
чем выкорчёвывание пней, смог бы он достигнуть того, чего достиг?
— Наверное, нет, — в задумчивости пробормотал Джек.
— Совершенно точно нет!
— Думаешь, я тоже смогу записать свое имя в историю?
— Если постараешься, — кивнула женщина. — Я в тебе нисколечко не сомневаюсь!
Тот вечер, как и множество вечеров до и после, остался в памяти Джека приятным
воспоминанием. Они ели мороженое, смотрели приключенческий фильм и то и дело вновь
заговаривали о взрывах, их классификации, специфике и способах применения. В то
время мальчик был уверен, что нет никого лучше его матери. Она была для него не
только родителем, но и верным другом. Человеком, которому он доверял всецело. Но
время шло и восприятие менялось. Как и любого другого взрослеющего ребенка, Джека
ждал переходный возраст. И он дался нелегко не столько ему, сколько его матери.
Повышенный интерес к девочкам, плохая компания, первая сигарета, первый алкоголь,
первый секс в пьяном угаре. Первый скандал с матерью. Сотый скандал с матерью.
Подростковый период — это время, которое необходимо пережить каждому. Время, когда
тебе кажется, что ты в этой жизни понимаешь все и даже больше. Время, когда
ощущение оторванности от мира настолько острое, что справиться с этим ты не в
силах. Все против тебя. Никто тебя не понимает. Никто тебе не нужен. И в то же
время нужны все и сразу. Сложный отрезок жизни, из которого далеко не каждый
выходил победителем. Именно тогда жизнь Джека и перевернулась вверх тормашками.
В тот день уроки закончились раньше обычного, но домой совершенно не хотелось. Мать
снова начнет капать на мозги по поводу друзей, одежды, музыки, всего, что
составляло Джека, но что ей так не нравилось. Да что она понимает? Глупая мегера,
помешанная на взрывах. Кому они вообще нужны? Тупая навязчивая курица.
Джек собирался зайти к одному из своих сомнительных друзей, к типу, что обещал
принести нечто крышесносное. Джек никогда не пробовал наркотики, но интерес к этому
процессу проявлял более чем живой. Многие его друзья периодически принимали
сомнительные смеси и ничего с ними плохого не происходило. Бросить можно было в
любой момент. По крайней мере в этом его убеждало окружение, которое, тем не менее,
бросать не торопилось. От одной пробы-то ничего не будет! Зато сколько новых
впечатлений! И, в конце концов, в жизни же надо попробовать всё! Когда, если не
сейчас? Мегера, конечно, снова будет орать. Ну и пусть. Может, охрипнет и заткнется
хотя бы на пару дней.
Приободрённый мыслью о получении новых невероятных ощущений, Джек уже было
направился напрямую к дому друга, когда его кто-то окликнул.
— Джеймс Джонс?
Джек, проигнорировав, продолжил свой путь. Наверняка, очередной препод хочет в
очередной раз влить в его уши очередное дерьмо.
— Ты слышишь меня? — окликнувший оказался упорнее, чем парень рассчитывал. Он
коснулся плеча парня, тем самым привлекая к себе внимание.
— Руки убрал, — рыкнул Джек, одаривая незнакомца злым взглядом. Такую злость нельзя
увидеть у детей, и у взрослых она выглядит совсем иначе. Злость подростка — это
злость человека, уверенного, что ему нечего терять, человека, не обремененного
ничем в этом мире, но в то же время скованного этим миром по ногам и рукам.
Незнакомцем оказался высокий мужчина приятной внешности. На вид не больше сорока.
Дорогой костюм, дорогие часы, дорогая машина, припаркованная в паре метров, всё это
прекрасно демонстрировало материальную состоятельность человека.
— Если ты из «этих», рекомендую зайти за школу. Там куча ребят, ищущих себе
папиков, — процедил он сквозь зубы.
— Так ты Джеймс, я ведь не путаю, — проигнорировав его слова, удостоверился
мужчина.
— Джек, а не Джеймс. Тебе какое дело, старик? — нахмурился подросток.
— Меня зовут Кристиан Кэйл. И я, как бы пафосно это ни звучало, твой отец.
Джек никогда бы не смог забыть ту бурю эмоций, которую пережил в секунду после
произнесенных слов. Они будто пропечатались в воздухе, мешая ему дышать, замелькали
перед глазами, лишая возможности видеть. Мать говорила, что отец умер до его
рождения. Будто бы он был таким же подрывником, как и она сама. Несчастный случай
унес жизнь его и целой бригады в придачу. Так какого хрена?!
Разговор с матерью этим вечером был самым отвратительным за всю его жизнь. Они оба
кричали. Мама плакала, а Джек сыпал на нее обвинение за обвинением.
Как ты могла мне врать?!
Как ты могла скрывать?!
Как ты могла решать за меня?!
Жалеть об этих словах ему предстояло всю жизнь, но тогда он считал себя
единственной жертвой ситуации. Ребенком, которого лишили отца из-за материнского
каприза.
— Думаешь, я бы не рассказала тебе о нем, если бы было, что рассказывать?!
— кричала мать сквозь слезы. Джек намного позже осознал, что она впервые плакала у
него на глазах. Впервые сильная веселая женщина, которая целовала его каждый день в
лоб перед сном и не устававшая напоминать ему, как гордится своим дорогим сыном,
дала слабину. Один лишь этот факт должен был дать понять подростку, что что-то не
так. Что не так Абсолютно Всё. Но молодая кровь бурлила в венах, гормоны бушевали,
застилая правду.
Мать запретила Джеку общаться с отцом. Но запрет для подростка подобен тряпке для
быка. Чем больше запрещаешь, чем страшнее наказание обещаешь, тем больше ему
хочется переступить через черту.
Джек виделся с отцом постоянно. Бывал у него дома. На работе. Катался на его
шикарной машине. А тот покупал ему все, что Джеку хотелось, и даже обещал подыскать
отличное место в своей компании после того, как он получит образование. Впрочем,
даже если не получит, местечко все равно уже числилось за ним.
Никогда не пытайся упростить сложный процесс, если есть вероятность, что это
упрощение его усложнит.
Не ищи легких путей.
Но зачем же от них отказываться, если они сами появляются перед тобой?
— Я собираюсь переехать к отцу, — такой новостью Джек огорошил мать в одно особенно
прекрасное утро. Прекрасное для горожан Тосама, но далеко не для матери Джека.
— Ты… Ты не можешь, — прошептала она, без сил усаживаясь на стул.
— Еще как могу, — фыркнул Джек, не обращая внимания на то, что мать бледнее
обычного. — Я и вещи уже собрал. В твоем разрешении я не нуждаюсь, просто ставлю
тебя перед фактом.
Он ожидал, что мать начнет кричать: «Я воспитывала тебя всю жизнь, и вот как ты мне
отплатил?» Но вместо этого женщина вытащила из холодильника початую бутылку вина (В
последнее время она прикладывалась к алкоголю все чаще), налила красную жидкость в
грязную кружку из-под чая, залпом выпила ее и лишь затем заговорила:
— Сядь, я хочу кое-что рассказать тебе перед уходом, — попросила она тихо. Джек не
хотел оставаться, желая как можно скорее свалить из этой халупы и расположиться в
крутых апартаментах отца. Но перед глазами вспыхнули те самые воспоминания
незабываемых вечеров, когда всё у них было хорошо. И он решил сделать матери
одолжение. Так и быть, останется еще на пару минут, послушает ее пьяный бред и
уйдет. Пусть гниет в этом месте в одиночестве, а он будет жить так, как хочет он. И
ничем он ей не обязан. В конце концов, он не просил его рожать.
— Ты спрашивал, почему я не говорила тебе об отце, — забормотала она, вперив взгляд
в бутылку вина.
— А ты мне не отвечала, — напомнил Джек с обвинительным тоном. Как же она его
бесила. Всё в ней его бесило. Эта ее красота, поблекшая с возрастом. Увядшая
улыбка. Залегшие под глазами синяки. Нечёсаные волосы, в которых начала пробиваться
первая седина. Развалюха. То ли дело отец. Моложавый, поджарый, четко знающий, чего
хочет от жизни, и добивающийся всего, чего бы он ни пожелал.
— Теперь отвечу, — прошептала она, осушая стакан до дна и тут же наливая еще.
— Поторопись, — зло рыкнул Джек, нетерпеливо барабаня пальцами по столу.
— Мы познакомились с твоим отцом в университете. Он сразу же начал проявлять ко мне
внимание. Многие девчонки хотели встречаться с ним. Еще бы… — она горько
ухмыльнулась. — Красивый, богатый, перспективный. Вот только мне он не нравился.
Слишком избалованный, капризный и злой. С таким лучше дел не иметь. А строить
семью — и подавно.
— Мое мнение о нем не изменится, так что даже не пытайся очернить его имя, —
предупредил Джек.
— А я и не очерняю. Лишь констатирую факты, — с надрывом произнесла женщина. — Я
отказала ему, а он не смог с этим смириться и потому… — женщина запнулась, шумно
сглотнув. — Он взял меня силой.
— Врешь, — отреагировал Джек незамедлительно. Готова обвинить отца в изнасиловании,
только бы удержать сына рядом с собой? Как же это низко.
— Нет, я говорю правду! — воскликнула женщина.
— Хочешь сказать, что ты забеременела от насильника и решила оставить ребенка?!
— продолжал рычать Джек. — Какой же надо быть дурой, чтобы…
— Не буду врать, я думала об аборте. Но затем я решила, что ты Мой ребенок. Мои
родители были против. Все были против. Или ты думаешь, что твои бабушка и дедушка
так просто с нами не общаются? От нечего делать? Но я всегда повторяла — ты Мой, и
к Нему никакого отношения не имеешь, понимаешь? За все то время, что мы жили с
тобой, он ни разу не поинтересовался о том, как именно мы живем. А теперь он
появляется, как черт из табакерки и… На что ты рассчитываешь, а?! — мать наконец
подняла на Джека глаза. — Ты думаешь, что он подарит тебе беззаветную любовь?
Дорогой, не обманывайся, такие, как он, любить не умеют. Да, не спорю, он в тебе
нуждается. Но он желает получить что-то конкретное. Поэтому… уходи, если решил, что
так для тебя будет лучше. Ты взрослый и я не вправе удерживать тебя. Но прошу, будь
начеку. Всегда помни, что он держит тебя рядом с собой не просто так. Ему что-то
нужно. И он намерен это у тебя забрать.
— Меня от тебя тошнит, — всё, что тогда Джек ответил матери, после чего схватил
рюкзак и вылетел из дома, намеренный больше никогда в него не возвращаться. Новые
апартаменты, шмотки, тачки, деньги, женщины. Два с половиной года роскошной жизни
пролетели незаметно, и довольство жизнью можно было бы растянуть на большее время,
если бы однажды Джек совершенно случайно не наткнулся на медицинскую карту отца в
его кабинете. Вообще-то это было единственное место во всем доме, в которое парню
заходить без спроса запрещалось. Он всегда закрывался на ключ, а потому Джек всего
пару раз мельком видел, что там внутри. Но любопытство одержало верх над разумом.
Джек проник в кабинет как-то ночью, соорудив маленькую бомбочку-глушилку — первое
взрывное устройство в его жизни, которое он сделал сам. Парень надеялся отыскать в
сейфе, который совершенно точно был у отца, драгоценности или компромат на отца
(всегда пригодится, если старик решит давать ему меньше денег, чем он того
требовал), но обнаружил нечто иное — медицинскую карту. Джек не многое понял из
написанного, но и те обрывки информации, которые проанализировать получилось, не
привели его в восторг.
Никогда не пытайся упростить сложный процесс, если есть вероятность, что это
упрощение его усложнит.
Не ищи легких путей, Джекки.
Не ищи.
У отца отказывало сердце. Любого рода имплантаты организм отторгал, равно как и
донорские органы. И единственным шансом на продление жизни оказывалось сердце
ближнего родственника, достигшего возраста восемнадцати лет. Джеку должно было
исполниться восемнадцать через несколько месяцев. И все внезапно встало на свои
места. Мать была права. Мать была права, как всегда. А Джек оказался малолетним
подонком.
Вариантов дальнейших действий было несколько. Джек мог ворваться в комнату отца и
устроить скандал, но что-то ему подсказывало, что ничем хорошим это не кончится и
через пару месяцев его все равно выпотрошат, как свинью, а затем похоронят в
братской могиле. Мог и просто впасть в отчаянье, замкнуться в себе. Мог обратиться
в полицию, чтобы там повертели у виска и отправили восвояси. Но Джек избрал другой
путь.
Мама говорила, что у него большой потенциал.
Говорила, что гордится им.
Говорила, что назвала его в честь Джека Лонзо.
Пошевели мозгами, Джеки.
Ничто и никогда в этой жизни не дастся тебе просто так, но многое ты можешь
додумать сам, если чуть-чуть напряжешь извилины.
Так напрягай, черт бы тебя побрал!
У парня оставалось два месяца на то, чтобы решить свою проблему. Никаких больше
машин, шмоток, женщин. Деньги брать у отца он не перестал, даже удвоил суммы, но
начал тратить их на более важные вещи. Раздобыл план здания, в котором работал
отец. Начал чаще наведываться к нему в офис, объясняя это невероятным интересом к
механизмам управления большой корпорации. Он готовился к своему дню рождения, решив
свое восемнадцатилетие превратить в феерию.
В день икс Джек проснулся на несколько часов раньше необходимого, чувствуя смесь
восторженного нетерпения и страха, что ничего не получится. Больше часа он потратил
просто на то, чтобы унять волнение. Отец как обычно уехал на работу, а Джек ушел
вслед за ним. Он снял комнату в отеле напротив многоэтажного здания, в котором
размещалась корпорация отца. Нанял снайпера на случай, если его план пойдет не по
плану. Выждал необходимое время и включил сигнал пожарной тревоги. Все люди,
работавшие в здании, будто сонные мухи вереницей потянулись на улицу. Но не отец.
Он был слишком занят работой. Или же планом того, как распотрошить своего сына,
чтобы забрать его сердце. Конечно, Джек подстраховался и на случай, если бы
спохватилась охрана. Ей Джек посулил немалую сумму, если богатство отца перейдет в
его руки. Врал, конечно. Документально у Кэйла детей не было, а так как Джека он
собирался, грубо говоря, убить, вряд ли имя парня фигурировало в завещании. Но кого
это сейчас волновало? Последствия — это то, что следовало решать позже, сейчас же
перед парнем стояла конкретная цель, и он не собирался отказываться от ее
воплощения из-за сулящих ему неприятностей в будущем.
— Полиция, — пробубнил снайпер, пережевывая зубочистку. — Вам стоило бы
поторопиться, — добавил он, не глядя на заказчика.
— Если кто-то из полицейских зайдет в здание, пристрели его.
— Это будет стоить отдельных денег, — заметил киллер.
— Я в курсе, — лишь отмахнулся Джек. Он мог бы нажать на кнопку детонатора уже
сейчас, но тогда бы отец «ушел», даже не поняв ситуации, в которой оказался. А Джек
хотел, чтобы он сперва осознал, в каком положении оказался. Чтобы щупальца страха
обвили его изнутри и сжали его еле трепыхающееся сердце. Чтобы к горлу подкатил
рвотный комок, а ужас сковал его по рукам и ногам. Потому парень набрал отцовский
номер и уставился в бинокль, наблюдая, как мужчина не торопится принимать вызов.
После пары гудков мужчина раздраженно поморщился, но сбрасывать звонок не стал:
— Слушаю тебя, Джеймс. Что-то случилось? Только не говори, что тебе снова нужны
деньги, я ведь давал тебе круглую сумму всего пару дней назад, — еле сдерживая
недовольство, проворчал он.
— Нет, денег мне больше не надо, — улыбнулся Джек. — А вот сердце еще пригодится, —
кинул он холодно.
— О чем это ты? — встрепенулся мужчина.
— Ты прекрасно знаешь, о чем, — фыркнул парень. — Я видел твою медицинскую карту.
— Ну и что?
— Видел «рекомендации» врача по поводу сердца родственника.
— Джеймс, не знаю, что ты там себе надумал…
— Не называй меня Джеймсом. Я — Джек. Сколько раз можно повторять, — рыкнул парень.
— И я не надумал. Для этого ты меня нашел?
— Не только, но это была одна из причин, — решил не отпираться мужчина, поняв, что
это дохлый номер.
— И когда ты собирался мне рассказать об этом?
— Сегодня. Но слушай, во-первых, я не собираюсь тебя к этому принуждать, а во-
вторых, если бы ты согласился, мы бы вставили тебе лучший имплантат сердца, который
только существует!
— Врешь, — у Джека от бешенства затряслись руки. — Ты ведь знаешь, что тело твое
отторгает искусственные сердца, так же как и сердца доноров из-за генетического
сбоя. Генетического сбоя, который с вероятностью в восемьдесят девять процентов
передался и мне. Если ты заберешь мое сердце, я, скорее всего, умру.
— Сперва, мы бы взяли у тебя все необходимые анализы.
— На это у тебя было два с половиной года, но что-то ты не торопился, не так ли?
— ехидно заметил Джек.
Мужчина выдержал длинную паузу.
— И зачем ты мне все это говоришь? — наконец выдохнул он. Тон его резко изменился.
— Если знаешь правду, не разумнее было бы уехать? Я бы, конечно, нашел тебя, но
пару месяцев ты бы еще пожил в свое удовольствие. А теперь пути назад нет, —
вздохнул мужчина. — Операционная уже подготовлена. Наслаждайся последними часами
своей жизни.
— Нет, — Джек и сам подивился, насколько спокойно звучал его голос. — Это ты
наслаждайся… Последними минутами.
— Не говори глупостей. Мой офис переживет и апокалипсис.
— Поэтому я снесу половину здания.
— Ты собираешься убить тысячи, чтобы отнять единственную жизнь? Уверен, что сможешь
с этим жить?
— Люди эвакуированы.
— И в соседних зданиях тоже?
— Я снесу пристанище твоей корпорации методом контролируемого взрыва.
— Это слишком сложная процедура. Я выживу, а затем найду тебя и заберу то, что
причитается мне по праву. Твоя тупая мать оставила тебя, несмотря на обстоятельства
твоего зарождения. Я считал это идиотизмом, но нет. Это было предрешено судьбой. Ты
появился на свет, чтобы продлить мою жизнь. Смирись и будь хорошим мальчиком.
— Надеешься на свой бронированный офис? — зашептал «хороший мальчик». — Верно. Пока
ты внутри, тебе никто не страшен. Ни снайпер, ни взрывы, ни землетрясения. Поверь,
я тщательно изучил материалы, из которых его тебе соорудили, ровно как и
технологические примочки вроде гравитационных подушек безопасности. Но… Смогут ли
они защитить тебя от «темной материи»?
— Ублюдок! — взвизгнул мужчина, мгновенно теряя всякое самообладание.
— Можешь попытаться выбежать из своей крепости, и тогда тебя милосердно застрелит
нанятый мною снайпер. Или же… можешь остаться в офисе и посмотрим, что будет.
— НЕ ДУМАЙ, ЧТО ВСЕ ЭТО ТАК…
Мужчина впервые кричал на Джека. И это ярко демонстрировало то, что парень своего
добился. Щупальца страха овладели дорогим папочкой. Ужас сковал. Отчаянье
захлестнуло, будто огромная волна помоев.
Парень наслаждался бы этим целую вечность, но следовало торопиться. Он решил снести
верхние сорок этажей с отцом в придачу. Так количество случайных жертв он сводил к
абсолютному нулю.
Всего и оставалось, что решиться на это.
Убивать не так легко, как кажется.
Руки дрожали.
Дыхание то и дело сбивалось.
Джек набрал в легкие больше воздуха и нажал на кнопку детонатора, невольно
зажмурившись.
Ничего не произошло.
Нажал еще раз, ненароком вспоминая слова матери об упрощении сложного.
Никакого эффекта.
Чертова автоматика дала сбой! Но что еще он мог сделать? Если бы он протащил через
здания детонические шнуры, их бы все заметили! И сюрприз совершенно точно бы был
испорчен!
— Сигнал глушится, — буркнул снайпер, искоса поглядывая на Джека. — Мы в старом
здании, здесь с этим проблемы, — пояснил он.
Джек не стал спрашивать, откуда убийца все это знает и зачем вообще помогает ему,
это было и не важно. Он просто высунулся как можно сильнее из окна и нажал на
кнопку уже в третий раз. Улицу заполнил оглушительный грохот первого взрыва. Но не
последнего.
Всего пара секунд, и доброй части внушительного сооружения не стало, как не стало и
машин, денег, частной школы, жизни. И Джек внезапно понял, что ему больше некуда
возвращаться. Разве что… к маме?
— О, гляньте-ка… возвращение блудного сына! — соседка, которую Джек никогда не
любил, встретила его свойственными ей ядовитыми комментариями. — И куда же ты
идешь, красавчик, скажи на милость, — усмехнулась немолодая женщина, облокачиваясь
на перила, ведущие к ее входной двери, и демонстрируя очень глубокое, но совершенно
неуместное декольте.
— Домой, — кинул Джек.
— Так нет никакого дома, — продолжала улыбаться соседка. — Дом, в котором вы жили,
давно продан.
— Продан? — встрепенулся Джек. — Не может этого быть. Мама бы никогда…
— А ее мнения никто и не спрашивал. Банк отнял за долги.
— Тогда где моя мать?
— В клинике.
— В какой еще, к черту, клинике?!
— Лечащей от алкоголизма. Банк продал дом, покрыл долги и набежавшие пени, а
остаток отдал твоей матери. Ну, а она приняла единственно верное решение — поселила
себя в клинике. А то ж в последние годы совсем спилась бедняжка. И догадайся, кто
всему виной.
— В какой она клинике! Напишите адрес! — потребовал Джек.
— Даже не знаю, — протянула дамочка. — Не уверена, что она будет рада видеть
неблагодарного маленького ублюдка.
Позже она, конечно, написала адрес. Через пару дней. После того, как внезапным
взрывом в доме ей оторвало ноги. Позже в жизни Джека были и другие несчастные
случаи с участием взрывчатых веществ, после которых люди, которые пытались быть
преградой в его жизни, неожиданно превращались в широко распахнутые двери. Но это
ждало его еще впереди.
— Эмма Джонс? — работница клиники будто ушам своим не поверила. — А вы, простите,
случаем не Джек?
— Да, это я, — с легким удивлением подтвердил парень.
— Боже мой! Она каждый день только о вас и говорит! Боже мой — Боже мой!
— воскликнула девушка. — Вот только… — она запнулась. — Она сейчас не в лучшем
состоянии. Я не уверена, что вам позволят зайти к ней.
— Что с ней случилось? — спросил Джек, на мгновение забыв, как дышать.
— Цирроз печени. Запущенная форма. Мы как раз собирались определить ее в хоспис,
когда ей стало хуже.
— Я хочу ее увидеть.
— Не уверена, что…
— Я ХОЧУ УВИДЕТЬ ЕЕ! — выкрикнул Джек с таким отчаяньем в голосе, что отказать ему
смог бы только действительно бессердечный человек.
— Хорошо, — кивнула девушка. — Пойдемте, только тихо.
В комнате матери стоял концентрированный запах лекарств, от которых у Джека
мгновенно закружилась голова. Он взглянул на больничную кровать и обомлел. Вместо
веселой, жизнерадостной женщины перед ним предстала иссушенная мумия с запавшими
глазами, кожей, покрывшейся плотной сеткой из глубоких морщин, редкими волосами,
сквозь которые проглядывались залысины.
— Мама… — позвал он, и мумия, вздрогнув, открыла глаза. Судя по ее виду, далось ей
это с большим трудом.
— Я оставлю вас, — прошептала девушка. — Но осторожнее. Не шумите. Я предупрежу
врача позже, но не хочу, чтобы он обнаружил вас в палате до этого.
— Хорошо, — кивнул Джек.
Мумия с усилием повернула голову и устремила взгляд потухших глаз на парня.
— Сынок? — проговорила она с ноткой удивления, и до Джека донесся жуткий запах изо
рта женщины.
— Да, это я, мама, — проговорил он, борясь с позывами тошноты.
— Ты все-таки пришел, — вяло улыбнулась она, поднимая исхудавшую руку и касаясь
пальцами-палочками лица Джека.
— Пришел. Мам, я хотел сказать… Ты была права. Ты во всем была права. Прости меня,
умоляю, — с этими словами парень взял коснувшуюся его щеки руку матери и поцеловал
тыльную сторону ладони, чувствуя, как на глазах у него наворачиваются предательские
слезы. На губах от поцелуя остался горьковатый лекарственный привкус.
— Ничего, — замотала женщина головой. — Не извиняйся, — у уголка ее глаза блеснула
прозрачная бусина слезы. — Ты всего лишь человек. Людям свойственно ошибаться, —
она сдержанно улыбнулась, и прозрачная бусина, сорвавшись, потекла по толстым
морщинам к подушке, оставляя после себя светлый след.
— Но знаешь что, — прошептал Джек, стараясь справиться с рвущимися изнутри
рыданиями. — Его больше нет. Я отомстил ему и за тебя, и за себя.
— Нет? — глаза мумии стали шире. — О чем ты говоришь?
— В главном здании его корпорации произошел взрыв.
— Вз…
— Да, взрыв. Но он был не простой. Контролируемый, — Джек нервно улыбнулся, хотя и
понимал, насколько страшную вещь говорит в данный момент.
Мама, я убил своего отца.
Убил твоего насильника.
Убил человека.
Я убил.
Женщина какое-то время молчала, будто бы переваривая информацию, а затем вновь
взглянула на сына.
— Джеки, — позвала она тихо. — Я горжусь тобой.
— Я знаю, мама. Я знаю.
Она умерла через пару недель. В хороший пасмурный день, как она любила. Похороны
Джек решил провести поздно вечером. На справедливый вопрос гробовщиков о том, не
будет ли ему «неудобно» находиться на кладбище в темное время суток, он лишь пожал
плечами:
— У моей матери было последнее желание, и я хочу его исполнить в лучшем виде.
— И для этого нужно, чтобы было темно? — с подозрением уточнил один из гробовщиков.
— Именно.
— Надеюсь, это не незаконно?
— Ни в коем случае, — заверил его Джек, хотя понятия не имел, законно это или нет.
Гроб погрузили в землю, закопали, поправили крест и свежие цветы, а затем оставили
единственного пришедшего на похороны человека проститься со своей матерью.
— Милый, — шептала женщина за несколько дней до этого, тратя последние крупицы сил,
оставшихся в истощенном теле. — Могу я тебя кое о чем попросить?
— Да, конечно.
Дождавшись, когда люди уйдут за поворот, Джек вытащил из кармана небольшой шарик.
— Хочу уйти красиво.
— Красиво — это как?
Поджег торчащий из него фитиль.
— Как в фантастическом кино. Или книге. Хочу, чтобы моя смерть что-то значила.
— Я думаю, тебе еще рановато об этом говорить.
Размахнулся и как можно дальше закинул его в небо.
— Нет, послушай. Не хочу, чтобы на моих похоронах ты плакал, поэтому прошу, сделай
то, что я хочу. Пусть это станет наглядным примером, что и в темные времена есть
место прекрасному.
Прогремел взрыв и на ночном небосводе всего на пару секунд раскрыл свои лепестки
огненно-красный цветок. Еще фитиль. Еще бросок. Яркие вспышки, которые пригвоздили
к себе внимание любого, кто увидел бы их в этот момент. А за ними еще и еще.
— Я хочу фейерверк. Много фейерверков. Мертвецам тоже нравятся праздники.

========== Третьи небеса Рая: 28. Инстинкты ==========

— Господин Джеймс Джонс. Повторяю, господин Джеймс Джонс, будьте так любезны,
подойдите к стойке информации. Постарайтесь это сделать до того, как остатки вашего
потерянного чувства собственного достоинства догорят на мусорной свалке, на которой
вы их оставили. — Нарочито низкий безэмоциональный голос прогремел на весь особняк,
заставив всех его и без того всполошенных обитателей всполошиться больше прежнего.
— Да что б его, — выругался Фейерверк, который в это самое время ковырялся в новом
взрывном устройстве. От того, насколько успешной окажется данная модель, зависело,
сможет ли парень достойно выступить на самой масштабной теневой выставке оружия под
названием ДаркАтом, которую в народе именовали просто «Под покровом». Проходила она
в Тосаме всего одну ночь в году. Место и время зрители узнавали за полчаса до
начала мероприятия. Прошедшим же жесткий отбор участникам важная информация
предоставлялась за половину суток До. Организаторы считали, что этого времени
достаточно для подкручивания последних винтиков в выставочном взрывоопасном
образце. Сообщение о скором начале могло прийти в любую секунду, а работы у
Фейерверка все еще оставалось невпроворот, потому парень уже который день пребывал
в дичайшем дедлайне. И только пьяных придурков, ни с того ни с сего орущих на весь
дом (пусть и таким афигенно красивым голосом) настоящее имя Фейя, для полного
счастья подрывнику и не хватало.
— Только не опять, — простонал Ник, полностью разделяя досаду Фейерверка. Парнишка
уже битый час копался в голове Ди, пытаясь понять, почему грубый андроид-
матершинник с повадками чистокровного быдла, который день ведет себя, как примерная
домохозяйка из древних сериалов. Ясное дело, Ди словила какой-то идиотский вирусняк
на каком-то не менее идиотском сайте виртуалии с идиотским робопорно. Ясное дело,
Ник не раз предупреждал ее об опасности подобных действий. Ясное дело… Да кому от
этого легче? Вирус неплохо похимичил с настройками дроида, превратив ее из обычной
катастрофы, в катастрофу в бигудях и с лютым желанием пылесосить, мыть посуду и
готовить двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Что хуже, Ник никак не
мог найти места «заражения». Он уже и перезагружал девушку, и делал откат системы,
и врубал антивирус, но компьютерная зараза вылезала наружу вместе с желанием Ди
наряжаться в передники, готовить преотвратные печенюшки и маниакально стирать вещи
всей Тени. Это было бы даже полезно, если бы не одно НО: когда грязные вещи
заканчивались, Ди начинала беспощадную охоту на членов банды, выслеживала их,
заманивала в ловушку, после чего сдирала с них чистые шмотки, оставляя посреди дома
абсолютно нагими физически и сломленными морально. Когда же в очередной раз
кончались ингредиенты для печенья, андроид начинал клепать поварские эксклюзивы из
всего, что попадалось под руку: консерв, сметаны, огурцов, сервиза, который
передавался в семье Дайси из поколения в поколение… И попробуй только не сожри. И
попробуй только не скажи, что стекло, хрустящее на зубах — лучшее, что ты пробовал
в своей жизни. На критику своей кулинарии Ди реагировала жуткими рыданиями,
сопровождавшимися заламыванием рук и выламыванием дверей, за которыми пытался
спрятаться горе-критик. За неуважение к печенью Ди тащила самых слабых (обычно ими
оказывались хакеры) в ванную комнату и намывала им рот мылом с таким остервенением,
что люди затем еще несколько дней высмаркивались пеной и отрыгивали мыльные пузыри.
— Я уже ненавижу себя за то, что смастерил громкую связь, — продолжал агонизировать
Дайси-младший. Мало того, что его лишили нано-машин, при этом чуть не убив. Мало
дроида, слетевшего с катушек, которого приходилось чинить здесь и сейчас, хотя по-
хорошему следовало соблюдать постельный режим. Мало банд, точащих зубы на Зуо, что
ставило под удар всех членов Тени без исключения. Так еще и эти заунывные вопли
пьяного тюленя на весь дом. Не жизнь, а сплошной кошмар без света в конце тоннеля.
— Я тоже тебя ненавижу, — фыркнул Фейерверк, стараясь абстрагироваться от пьяного,
но чарующего баритона. Оставалось только догадываться, чарующим его считали все,
или он таковым казался только Фейерверку. Хотелось верить в первое, но чутье
подсказывало, что ближе к правде все-таки второй вариант.
— Между прочим, идея была не моя!
— Автора идеи тоже ненавижу, — пробубнил Фей, силясь пинцетом подсоединить один
провод к другому.
— Шаркису это скажи, — продолжал медленно умирать Ник, стараясь не вслушиваться в
пьяные бредни Яна.
— Спасибо, но я еще хочу пожить на этом свете, — в тон ему ворчал подрывник.
— Мне так импонирует дух братства, царящий в Тени, — невесело усмехнулся Дайси, в
который раз спрашивая себя, почему между суицидом и Тенью он выбрал второе. Еще
никогда он так не ошибался.
— Смотри ляжки от восторга не обоссы, — посоветовал Фей.
— Постараюсь, но ничего не обещаю, — на автомате продолжал перепалку Ник. — А если
и обоссу, к нашему везению есть супер-андроид, который постирает мои штаны, трусы,
и все мои внутренние органы в придачу, — Нику не хотелось этого признавать, но
прямо сейчас очень уж не хватало отца, а точнее его опыта. Мужчина наверняка уже
отыскал бы источник проблемы.
— ДЖЕЙМС ДЖОНС?! ВЫ СЛЫШИТЕ? ВОПРОС ЖИЗНИ И СМЕРТИ! — заорало из невидимых глазу
динамиков, раскиданных по особняку, будто россыпь бусин. Фейерверк вздрогнул от
неожиданности, пинцет выскользнул из пальцев, упал на оголенные проводки, что
повлекло за собой хлопок миниатюрного взрыва. Фейерверк спас жизнь своим бровям
лишь благодаря очень хорошей реакции. Но устройство было безвозвратно испорчено.
Теперь придется делать все с самого начала.
— Мать твою! — взревел он, вскакивая со своего места. — Сука, а если бы я напичкал
эту штуковину взрывчаткой?! Сейчас бы снесло пол-Тосама из-за того, что один
красивый придурок какого-то хрена не может оставить в покое микрофон!
— Красивый, значит? — ехидно протянул Дайси, не отвлекаясь от Ди. — А я думал, что
ты у нас само воплощение натуральности.
— Еще одно слово и свое следующее творение я взрывчаткой-таки нашпигую. И будь что
будет, — предупредил в ответ Фей, мысленно сокрушаясь за собственную болтливость.
Когда-нибудь он научится говорить не все, что думает. Но, скорее всего, это умение
придет к нему уже в одной из следующих жизней.
Ник в ответ с опаской покосился на дымящийся кубик, над которым последний час
колдовал Фейерверк.
— Кажется, я поспешил, когда разрешил тебе варганить эти свои странные штуки в моей
лаборатории, — заметил он.
— Сказал парень, который постоянно варганит всякие странные штуки в своей
лаборатории, — заметил в ответ Фей, грустно поглядывая на свое творение. Этой ночью
придется попотеть, чтобы восстановить то, что только что было беспощадно сожжено.
Но сперва… Сперва следовало бы кое-кому другому попотеть и желательно в постели,
чтобы отработать ущерб, нанесенный Фейерверку.
— Джеймс Джонс — Джеймс Джонс, ты нужен мне, как коту овёс!
— Да кто, мать его, такой этот Джеймс Джонс?! — теперь уже вспылил Ник, подняв
голову и начиная орать на динамик, встроенный в потолок. — Что за имя идиотское?!
Комиксов, что ли, перечитал?! Алкаш несчастный!
— Ладно, пойду узнаю, что ему надо… от этого… ну как его, — вздохнул Фей, стоически
проигнорировав комментарий по поводу своего имени.
— Лучше тащи сюда. Вкрячу ему в жопу дозу протрезвина, отведу душу, — махнул Дайси
рукой.
— А ты можешь? — на всякий случай уточнил Фейерверк, не всегда понимая, когда Ник
шутил, а когда говорил на полном серьезе.
— Могу… Только сперва его надо выловить, скрутить по рукам и ногам и предоставить
мне открытый доступ к его заднице. Я уже пару раз пробовал, но, как понимаешь,
скорее он снимет с меня скальп, чем я сниму с него штаны ради единственного
безобидного укола.
— Так что ж ты раньше-то молчал! — оживился Фей. — Я же мастер по стаскиванию
штанов в легком весе. Чемпион чемпионов!
— Хотелось бы увидеть демонстрацию, — заметил Ник, скептически приподняв одну
бровь. Он-то знал, что за добреньким заботливым Яном крылся человек другого сорта.
Тот, кто не хуже Шаркиса, а то и лучше проломит тебе череп и при этом даже пить не
перестанет.
— Без проблем. Я приведу его сюда. Готовь свою гремучую смесь! — на губах Фейя
появилась гадкая ухмылка, которая ничего хорошего не сулила, но Ник предпочел не
обращать на нее внимания. Возможность заткнуть Яна хоть на пару часов его
интересовала куда больше.

****
Огромная тень медленно продвигалась по широкому кварталу, до отказа заполненному
людьми. Она подобно фантастическому монстру, обволакивала все, до чего
дотягивалась, поражая обширностью своих размеров. Махина будоражила воображение,
кого-то пугая, кого-то восхищая, а кого-то своими плавными формами наводя на дикие
ассоциации эротического характера. Оно и понятно… Длинный, толстый и с пупырышками.
Если бы я был фермером, я бы обязательно открыл свой фермерский секс-шоп, в который
входили только свежие продукты с грядки без ГМО и прочей дряни. И слоган бы
придумал броский. Что-нибудь вроде «Приятного дроччетита». Хорошая идея, денежная.
Оставалось купить ферму, вырастить товар и всё узаконить, и богатства у меня в
кармане!
Пока огромный початок кукурузы бороздил небосвод, его тень, будто туча на асфальте,
затягивала в себя всё вокруг. Зуо не отрывал взгляда от надувной кукурузы,
терпеливо ожидая, когда она перекроет обзор снайперу, решившему подзаработать на
его шкуре. Я с такой же сосредоточенностью пялился на сэмпая, размышляя, что его
больше всего привлекает в проплывающем мимо объекте: его удлиненная форма, его
принадлежность к семейству злаков или тот факт, что он надувной. В зависимости от
ответа, моя реакция на его заинтересованность сим предметом была бы совершенно
разной. Если бы дело оказалось в форме, я бы намекнул Зуо на возможность опробовать
её на себе, благо у меня всегда в штанах хранилась миниатюрная (НУ НЕ ТО ЧТОБЫ ПРЯМ
СОВСЕМ МИНИАТЮРНАЯ) копия. Если бы дело оказалось в злаковых, я бы задумался о
романтическом вечере, на котором я бы мог по себе вместо взбитых сливок, к примеру,
с сексуальным придыханием размазать овсяную кашу. Хотя лишь представив это, я
поморщился. После подобной эротики особенно впечатлительным пришлось бы еще год
посещать психотерапевта. Если же интерес крылся в том, что початок являлся шаром,
можно было бы со спокойной душой устраивать истерики каждый раз, когда Зуо
оказывался в опасной близости от надувных кукол. Кто думал, что нет страшнее
ревности к человеку, тот не представляет, как можно ревновать к резине.
Оставалось узнать, по поводу чего психовать, а что брать в оборот и использовать,
как мощнейший возбудитель.
Я бы уточнил у Зуо мучающий меня вопрос, но он выглядел слишком хмурым и
сосредоточенным на початке, поэтому я решил, что куда мудрее будет надумать
наихудший вариант, накрутить себя до состояния невменяемости и страшно обидеться на
сэмпая, не оповестив его об этом. Правильно, если ты знаешь причину обиды, свести
ее на нет не составит труда. А ты попробуй, не зная!
— Насекомое, слушай внимательно и не перебивай, — заговорил Шаркис, даже головы в
мою сторону не повернув. Еще один весомый повод обидеться со всей силы.
— Угу, — это было не просто скучающее «угу» или «угу» собеседника, который
абсолютно не заинтересован разговором. Это было «угу» униженного и оскорбленного,
побитого жизнью, но воспрявшего, будто феникс среди обломков человека, погруженного
в пучину бесконечной съедающей изнутри обиды, гордого, но абсолютно несчастного. И
только идиот этого бы не понял!
Но Шаркис, судя по всему, входил именно в разряд идиотов, потому что вместо того,
чтобы припасть передо мной на одно колено и еще несколько суток молить меня о
прощении, он выдал все тем же не терпящим возражения тоном:
— По моей команде беги вон к той платформе, — указал он на массивную бандуру на
огромных шипастых колесах. Платформа была сделана в стиле постапокалипсиса. На ее
переднюю часть водрузили, будто гальюнную фигуру, огромную, обезображенную шрамами
и металлическими заплатами голову. Толстые дреды жуткой башки, которые сделали
создатели экспозиции из полупрозрачных труб, обвивали собой всю платформу, и внутри
них копошились люди в костюмах, собранных из рванья и металлического мусора. Общая
картина выглядела впечатляюще, но бежать к платформе почему-то не хотелось. То ли
беспокойство внушали шипы, на которые при своей природной грациозности я мог
напороться любой частью тела, включая зад, то ли горькая обида, которая росла во
мне в геометрической прогрессии.
— Что-то мне эта платформа не нравится, — поморщился я. — Давай подождем какую-
нибудь другую. — И это был не просто каприз. Это был каприз униженного и
оскорбленного, побитого жизнью, но воспрявшего, будто феникс среди обломков
человека, погруженного в пучину бесконечной съедающей изнутри обиды, гордого, но
абсолютно несчастного.
— Ты, блять, не на автобусной остановке стоишь, чтобы выбирать, на какой маршрут
садиться, — тут же процедил сэмпай. — Либо сам побежишь, либо я тебе в этом помогу,
заодно протерев твоим лицом асфальт, — предупредил он. Посмотрите-ка какой чистюля.
Я невольно коснулся своего прекрасного лика, понял, что асфальт такой чести не
достоин, а значит, придётся делать так, как велит Шаркис.
— Окей, — вздохнул я. — Побегу, когда скажешь, — смиренно согласился я. Но это было
смирение униженного и оскорбленного, побитого жизнью, но воспрявшего, будто феникс
среди обломков человека, погруженного в пучину бесконечной съедающей изнутри обиды,
гордого, но абсолютно несчастного.
— Сейчас! — махнул Зуо рукой. Я не сдвинулся с места, вылупившись на сэмпая.
Шаркис, поняв, что я не бегу, повернулся ко мне с таким лицом, будто ему на голову
надели кастрюлю и молотили по ней несколько месяцев.
— Ну и хули ты стоишь? — процедил сэмпай настолько зло, что меня аж передернуло.
Левый глаз у него задергался, а сжатые кулаки задрожали.
— «Сейчас» что? — уточнил я, растерявшись. И это была растерянность униженного и
оскорбленного, побитого жизнью, но воспрявшего, будто феникс среди обломков
человека, погруженного в пучину бесконечной съедающей изнутри обиды, гордого, но
абсолютно несчастного.
— БЕГИ СЕЙЧАС! — заорал Шаркис, привлекая к нам ненужное внимание.
— Не обязательно кричать, чтобы объяснить человеку, что тебе от него надо, —
заметил я.
— Я объяснил в первый раз без повышения голоса, но до тебя почему-то не дошло!
— продолжал вопить Зуо. — БЕГИ! БЛЯТЬ! СЕЙЧАС! — сэмпай все больше напоминал
человека с синдромом Туретта, который не был способен контролировать свою речь.
— Имелось в виду прямо Сейчас? — решил я уточнить, чтобы в этот раз уж точно не
ошибиться.
— Кончай паясничать! Ты вообще соображаешь, в каком мы находимся положении?! — Зуо
аж затрясло.
— В положении? — встрепенулся я. — Ты в положении? И почему я узнаю об этом только
сейчас? И КТО ОТЕЦ?! — охнул я, хватаясь за сердце. Что за глупый вопрос… Отцом мог
быть только я, а это значит, что…
Я не на шутку перепугался. Смерть — это, конечно, страшно, но ребенок — это же в
тысячу раз страшнее! Я не готов! Я не знаю, как менять подгузники! Не шарю в
детском питании! А ЧТО, ЕСЛИ Я БУДУ ХРЕНОВЫМ ОТЦОМ?! Да нет, это невозможно. Я буду
лучшим папкой на планете, я уверен. НО Я ВСЕ РАВНО НЕ ГОТОВ!
Початок кукурузы медленно проплыл мимо домов и скрылся за поворотом. Но Зуо шар
больше не интересовал. Прошла любовь, завяли помидоры, адьёс кукуруза, ты была
хороша, но недостаточно.
Зуо буравил меня взглядом злых красных глазенок, явно пытаясь просверлить во мне
пару дыр.
— Кажется, я обосрался, — с большой задержкой понял я и тут же поспешил это
признать, ибо признание вины — это большой шаг! Он совершенно точно должен был
смягчить наказание, не так ли? Главное, чтобы сэмпай знал об этом, иначе кончина
моя грозила быть медленной и очень изощренной.
— Да что, блять, творится в твоей голове? — вопрос сэмпая явно входил в число
риторических. Но ответить на него я все же собирался. И этот был бы ответ
униженного и оскорбленного, побитого жизнью, но воспрявшего, будто феникс среди
обломков человека, погруженного в пучину бесконечной съедающей изнутри обиды,
гордого, но абсолютно несчастного. Но Зуо как обычно смешал мне все карты. Он,
скрипнув зубами, внезапно подался в мою сторону. Я попробовал сгруппироваться, дабы
отбиться или, ладно, хотя бы чуть-чуть уменьшить несущийся на меня со скоростью
поезда урон, но действие это оказалось бесполезным хотя бы потому, что бить меня
никто не собирался. Пока. Даже не верится! Сэмпай просто подхватил меня за шкирку,
закинул на плечо подобно мешку с картошкой, а затем с такой скоростью вылетел из-за
угла, около которого мы тусовались последние двадцать минут, что у меня аж дыхание
сперло. Перед глазами замелькал асфальт и задница Зуо в этих его крутых джинсах,
облегающих ягодицы достаточно для того, чтобы подчеркнуть их, но недостаточно для
того, чтобы проассоциировать их хозяина с трансвеститом в неприлично обтягивающей
одежде.
Зуо преодолел расстояние от нашего «убежища» до платформы меньше чем за минуту. И
за это время где-то неподалеку от моего уха дважды просвистело нечто, явно не
входящее в класс насекомых.
— Зуо, в нас стреляют? — завизжал я, вцепившись в спину Шаркиса.
— Тебе кажется, — кинул он снисходительно, явно наслаждаясь моей паникой.
— Нихера себе, кажется! Одна пуля уже оставила жуткую рану на моей шее!!! Что, если
следующая попадет мне прямиком в голову?!
— ДА Я, БЛЯТЬ, СЕЙЧАС В БОГА ПОВЕРЮ, ЧТОБЫ МОЛИТЬ ЕГО О ПОДОБНОМ! — вновь начал
орать Зуо, не сбавляя темпа. — ТЕБЕ, БЛЯТЬ, БЫЛО СКАЗАНО БЕЖАТЬ! ТЫ, СУКА, СТОЯЛ
КАК ХУЙ НА ПЛЮЩИХЕ! НАХУЯ МЫ ВООБЩЕ ЖДАЛИ ЭТОТ СРАНЫЙ ШАР?! НАХУЯ, МАТЬ ТВОЮ, Я
ВООБЩЕ ПОЗНАКОМИЛСЯ С ТОБОЙ?! ЕБАТЬ ТЕБЯ В РОТ, КАК ЖЕ ТЫ МЕНЯ ЗАЕ…
Прорвало.
Ничего, выговорись, сэмпай, полегчает! Да, знакомство со мной действительно
усложнило тебе жизнь. Зато, посмотри, как стало интересно!
Продолжая пялиться на зад Шаркиса, я попытался оценить, как мы на данный момент
смотримся со стороны. Мужик в классическом костюме бежит что есть мочи через толпу
народа, матерясь в голос и таща на плече какого-то оборвыша в дорогом шмотье.
Наверное, это выглядит странновато.
— …НЕИЗБЕЖНОЕ ДЕРЬМО! — я невольно уловил последнюю фразу из длиннющей
душещипательной тирады сэмпая, прежде чем Зуо, повернувшись вокруг своей оси,
отпустил меня, отправив в свободный полет в неизбежность. Мое тело по инерции
влетело внутрь платформы, где за украшенными полупрозрачными разноцветными шторами
скрывалась комната.
Будто трусы на ветру, я изящно пропорхал пару метров, пока не врезался спиной в
толстый металлический брус, один из тех, что поддерживал верхний этаж конструкции.
Брус оказался на пути к моему великому везению, иначе бы я с легкой руки Зуо
перелетел через платформу насквозь и вывалился с другой ее стороны. Не думаю, что
люди, очутившиеся у меня на пути (а они бы совершенно точно на нем очутились)
обрадовались бы снаряду в виде человека. Я, впрочем, так же удовольствия от такого
получил бы немного. Разве что в самом конце, валяясь с переломанными ногами,
смеялся бы в голос над теми, кому не посчастливилось оказаться подо мной.
Парень, что в это время находился на первом этаже платформы, из которого соорудили
гримёрку, проводил меня скучающим взглядом белых глаз.
— Здрасте, — поприветствовал я его. Тот лишь кивнул и продолжил застёгивать на
ногах постапокалиптические джамперы. — Хорошая сегодня погода, не правда ли?
— парень в ответ окинул меня оценивающим взглядом.
— Не сказал бы, — наконец выдал он. — В это помещение нельзя проникать без
спроса, — добавил он, чуть хмуря брови, над которыми вытатуировали какие-то
угловатые символы.
— А со спросом можно? — уточнил я.
— Наверное, — чуть подумав, кивнул он.
— Тогда спрашиваю: позвольте проникнуть в вашу творческую обитель, — мгновенно
сориентировался я.
— Это… подкат? — парнишка явно не понял, что под творческой обителью я имею в виду
гримёрку и только её.
— Скорее неконтролируемый полет в недра вашей платформы, — заметил я.
— Звучит как флирт, — парнишка все еще не желал воспринимать мои слова в буквальном
их смысле.
— Флиртую я только с консервами.
— Намекаете на мой жестяной костюм?
— На банки, в которые запихивают рыбу.
— Я Рыбы по знаку зодиака. Как ты узнал? Сталкер?
Интересно, люди обычно чувствуют себя так же дебильно, когда я разговариваю с ними,
как сейчас чувствую себя я, разговаривая с этим странным индивидом?
— А ты хорош, — не смог не признать я. — Ладно, подойдем к разговору с другой
стороны. Я сейчас активно намекаю на то, что вам лучше бы сделать вид, что меня
здесь нет.
— Я легко смогу это сделать, если вас действительно здесь не будет, — согласился
парень.
— Я бы и рад, но я здесь не по своей воле.
— А по чьей? По божьей?
Ну… Если божественность Зуо будет доказана, то… В общем-то, в некотором роде именно
по ней.

****
Искусственное сердце выдает барабанную дробь в стиле дэт-метал, колотясь в груди,
будто посторонний предмет, стремящийся вырваться из живой оболочки. Перед глазами
мешанина цветов, в которой сложно обнаружить опасность. В ушах застрял шум улиц.
Мышцы сводит судорогой нетерпения. Инстинкты, будто бы сформировав собственные
личности, как заведенные шепчут: «они за спиной», «они впереди», «они сверху»,
«беги-беги-беги». Но ты-то прекрасно знаешь, что бегством делу не поможешь.
Насекомое в безопасности. По крайней мере, тебе очень хочется в это верить. Но
только он скрывается за расписанной в коричнево-серебристые цвета занавеской, как
инстинкты заставляют тебя отпрыгнуть в сторону, чтобы лезвие лазерного ножа
прошлось всего в паре сантиметров у твоего виска, срезав пару черных прядей. В нос
ударяет противный запах жжёных волос. Отскочив от места нападения, ты
разворачиваешься на сто восемьдесят градусов и сталкиваешься взглядом с мужчиной
средних лет. Если бы ты судил людей по одежде, ты бы решил, что это обычный офисный
работник, вышедший в обед полюбоваться праздником. Белая рубашка, черные брюки,
очки в черной оправе. Этакий подающий надежды сотрудник среднего звена, голова
которого всегда забита цифрами для очередного отчета. Не вписывается в образ лишь
нож и, пожалуй, протез кисти левой руки, над которым ее обладатель несомненно
поколдовал, превратив слабость в оружие. Рука и нож, абсолютно не сочетаясь с
одеждой, хорошо подходят глазам мужчины: глазам убийцы, который не остановится ни
перед чем.
В голове мелькает шальная мысль предложить ему больше, чем обещают за твою шкуру.
Но ты тут же отметаешь эту идею: со всеми фрилансерами все равно не расплатиться.
Лучше уж дать им понять на примере одного, что грозит остальным, если они посмеют
сунуться к Зуо Шаркису.
Мужчина вновь нападает, профессионально орудуя ножом и целясь лезвием в болевые
точки. Избежав первых двух выпадов, третьему ты позволяешь пройти насквозь под
подмышкой, продырявив твой пиджак. Хватаешь мужчину за руку, выворачиваешь ее и со
всей дури ударяешь коленом по предплечью. Слышится хруст кости. Одна ее часть
остается на своем месте, но вторая, разрывая кожу, резко вылезает наружу,
забрызгивая все вокруг свежей кровью. Мужчина вопит от боли, но в глазах читается
непреклонность. Протезированный кулак летит в твою скулу. Отклоняешься от него,
отпуская руку убийцы, отпрыгиваешь назад, подцепляешь носком ботинка лазерный нож,
который мужчина успел выронить при ударе коленом по руке, ловишь оружие в воздухе и
направляешь лезвие в сторону его хозяина.
Вокруг нарастает суматоха. Ты запоздало осознаешь, что какофония звуков,
захламляющая твой слуховой аппарат, все меньше походит на праздничную. Все больше
людей собираются вокруг мертвой девушки и парализованного продавца бус. Все больше
замечают двух мужчин, дерущихся рядом с мерно двигающейся платформой
постапокалипсиса. Кто-то судорожно касается уха, намеренный вызвать полицию, но
большинство пробуждают телефоны для того, чтобы записать на видео труп и дерущихся
незнакомцев. Увидев нож в твоих руках, толпа испуганно восклицает, но убегают
единицы, остальные ждут зрелища, крови, смерти, к которой не хотят иметь никакого
отношения, но при этом желают посмотреть, как она придет за кем-то другим.
Тебе невольно вспоминаются бои без правил, и ты понимаешь, что разницы практически
нет. Разве что зрители на боях не стесняются признавать, что они чудовища,
обожающие смотреть за тем, как им подобные убивают друг друга за деньги. Здесь же
публика оказывается даже хуже. Девчонка лет семнадцати уже какое-то время
записывает тебя и фрилансера на камеру, чтобы затем прийти домой или на работу и в
бурных красках рассказать не столько про то, что делали вы, сколько про то, как
теперь долго ей придётся морально отходить от всего увиденного. Отец двоих детей,
что держит чада на руках, даже не удосужившись прикрыть им глаза, уже вечером
настрочит пост в виртуалию про то, какое ужасное общество окружает его деток.
Женщина в статном костюме сперва позвонит подружке и расскажет, какие же люди звери
и как отвратителен тот факт, что некоторые остались на уровне развития пещерного
человека, чтобы ночью включить свою запись и мастурбировать при виде переломанной
кости живого человека.
Не отвлекайся!
Одергиваешь себя, продолжая наблюдать за убийцей. Он быстро теряет кровь, из-за
чего лицо его становится бледным, но во взгляде все еще читается угроза.
«БЕГИ!»
Инстинкты не замолкают, но далеко не всегда ты умеешь верно их интерпретировать.
Тебе кажется, что они все еще предостерегают тебя от первого соперника, пока другой
кандидат на статус миллионера заходит сзади. Темноволосая пышная дама легким ударом
ноги опрокидывает тебя на асфальт. Ты с силой ударяешься подбородком о твердую
поверхность. Во рту появляется солоноватый привкус крови. Инстинкты продолжают бить
тревогу. Резко переворачиваешься на спину, и в это самое время металлический каблук
юркой дамочки опускается на то место, где еще мгновение назад была твоя шея. Она
шипит от недовольства, ты же одним выверенным движением перерезаешь у нее на
щиколотке сухожилия. Она вскрикивает, но ты не чувствуешь вкуса победы, лишь крови.
Упираешься руками в асфальт, прижимаешь колени к груди, откатываешься чуть назад,
чтобы основной вес перешел на верхнюю часть спины, раскачиваешься и из положения
лежа оказываешься на ногах. Мужчина с переломом, пусть и не такой быстрый, как до
получения травмы, уже бежит в твою сторону. На кончиках пальцев его протеза
появляются игловидные ножи, которыми он норовит располосовать тебе шею. Резко
уходишь вниз, ударяешь кулаком противнику в живот, перехватываешь нож из левой руки
в правую и отсекаешь им все протезированные пальцы разом, параллельно задумываясь о
том, что иметь при себе лазерный нож не так уж и плохо в случае, когда палить из
пистолета направо и налево просто не представляется возможным. Мужчина, схватившись
за живот, падает на землю. Всего в метре от него держится за ногу женщина, зажимая
кровоточащую рану. Инстинкты продолжают вопить. Девушка, почти подросток, в розовой
толстовке появляется будто из ниоткуда. В руках у нее шокер, который она тут же
пытается применить на тебе. Ты замечаешь ее слишком поздно и успеваешь лишь
осознать, что увернуться не успеешь. И в это мгновение девчонка резко подается
назад.
Кара.
Схватив противницу за волосы, она одним сильным толчком отправляет девчонку в
недолгий полет в толпу. Ее правая бровь разбита. Дыхание сбилось. Кастеты блестят
кровью.
— Заждался? — ухмыляется она, явно невероятно радуясь твоему растрепанному виду.
— Опаздываешь, — рычишь ты.
— Ждала, пока маникюр высохнет, — бросает Кара, невольно озираясь по сторонам.
— Надо уходить. Я вырубила двоих по дороге. Плюс — трое здесь. Даже думать не хочу,
сколько еще их тут ходит.
Ты киваешь. Кара права. Ситуация ухудшалась с каждым мгновением, надо залечь на
дно, а затем уже думать о том, как решать эту проблему.
— Пойдем, — зовёшь ты девушку за собой и направляешься в сторону успевшей уехать
вперед платформы.

****
— Хуже, — бросил я, поднимаясь с дощатого пола и отряхивая зад. — Меня сюда послал
сам Зуо Шаркис!
Вообще-то я не собирался козырять именем сэмпая, не предполагая, что это может
возыметь хоть какой-то эффект. Но лицо парнишки резко изменилось. Выражение
вселенской скуки сменилось тревогой. А с тревоги перешло на ужас, когда Зуо
собственной жуткой персоной оказался в гримерке вместе с какой-то девчонкой. Вот
кобель. За ним глаз да глаз.
— Все нормально? — спросил он у меня, при этом взирая на паренька в джамперах.
— Не особо! Я треснулся спиной об вот эту штуковину! — пожаловался я, указывая на
брус. Зуо в ответ одарил меня полным презрения взглядом. Странно, мне кажется, или
в его виде что-то изменилось. Волосы стали более всклокоченными, костюм покрылся
пылью, а зубы приобрели красный оттенок, будто перед тем, как начать говорить со
мной, он отхлебнул хорошую порцию вишневого варенья.
— Скажи спасибо, что отделался малой кровью, — кинул он, уходя в дальнюю часть
гримерки и касаясь пальцами левого уха. Опять там с кем-то будет решать важные
дела? Без меня?!
— В смысле, сломаны?! — донеслось спустя пару секунд недовольство сэмпая до моих
ушей. — И хули у вас, у ушлепков, вечно ничего, блять, не работает??! Это еще что?
Что за вопль, спрашиваю?! Погоди, это там Ян горланит? Эй! СУКА! БРОСИЛ ТРУБКУ! ВОТ
ЖЕ УЕБОК! — Зуо сорвал с уха телефон, швырнул его на пол и наступил с такой силой,
что по полу поползли трещины. Покойся с миром, ни в чем неповинный механизм.
Я, конечно, Зуо еще все припомню, но в это самое мгновение мне, пожалуй, стоит
помолчать. Кажется, сэмпай слегка раздосадован тем, что нас тут убивают, подожду
возможности поинтереснее. Но когда эта возможность подвернется, я оторвусь по
полной программе! Помяни мое слово, Шаркис!
— Привет, — от озлобленных размышлений меня отвлекла та самая девушка, что
появилась в гримерке вслед за сэмпаем. — Ты ведь Фелини? Тери Фелини? — уточнила
она. И я как-то сразу воспрял духом, ощутив себя настоящей звездой.
— Да, это я! А вы меня знаете?! ЧТО ИМЕННО ВЫ ОБО МНЕ ЗНАЕТЕ? Слышали о том, как я
талантлив, красив, умен или…
— Слышала, что ты мальчишка Шаркиса, — кивнула она в сторону сэмпая. Бьюсь об
заклад, в этот момент лицо мое вытянулось и начало походить на голову селедки.
— И это все? — уточнил я.
— А есть что-то еще? — искренне удивилась девушка.
— НУ Я НАПРИМЕР КРАСИВ!
— На любителя.
— ТАЛАНТЛИВ?
— Слышала, неплохо выносишь мозг.
— УМЕН!
— Я пару минут назад видела, как вы проебали хороший способ смыться от снайпера. И
что-то мне подсказывает, что виною всему ты.
— Ну клево, — вздохнул я грустно. — Быть известным лишь потому, что ты спишь с
известным мужиком, — насупился я.
— Так многие с этого и начинают, — приободрила меня девушка, улыбнувшись. — Меня
зовут Кара, — представилась она, протянув мне руку. На ее пальцах блеснул
окровавленный кастет. — Ой, забыла снять свои побрякушки, — спохватилась она,
стягивая с пальцев обеих рук сомнительные украшения, пряча их в карманы, вытирая
испачканные в крови ладони о куртку, а затем вновь протягивая мне руку для
рукопожатия.
— Приятно познакомиться, Кара, — пробормотал я, все еще оценивая, как относиться к
ней будет приемлемей: холодно и надменно, открыто и душевно или быть может сразу
продемонстрировать ей талант, о котором она слышала. Немного пораскинув мозгами, я
решил, что лучше придерживаться классического поведения, с которым я влетаю в жизнь
каждого несчастного, которому посчастливилось со мной познакомиться. Что же
касается талантов… Думаю, время еще придет.
И не только её, не правда ли, Зуо?
— Жопа, — эмоционально сообщил нам сэмпай, возвращаясь в наш круг общения.
— Чья? — поинтересовался было я.
— Тебе бы лучше заткнуться, — посоветовал мне сэмпай. Посоветовал убедительно. С
чувством, с толком, с расстановкой, с краснющими как сам Ад глазами. Так что задать
следующий вопрос я так и не решился.
— Все настолько плохо? — Кара задала этот вопрос явно для проформы, прекрасно зная
на него ответ.
— Даже хуже. Мы в западне. Нам нужен отвлекающий маневр. Да, блять, хоть какой-
нибудь маневр, иначе пиздец наступит окончательный и бесповоротный, — сообщил он, а
затем провел языком по зубам, поморщился, засунул два пальца в рот и извлек изо рта
зуб.
— Сука, — выругался он.
— Что, любимый зуб?
— Заткнись, я сказал. Заткнись. Заткнись, блять. Заткнись, ради всего святого и
грешного, просто, блять, заткнись!
— Не надо на меня сры…
Зуо схватил меня за челюсть и прижал к уже знакомому брусу.
— Я не ясно выразился? — прошипел он, смотря на меня не мигая.
— Яфна, — выговорил я.
— Что надо делать?
— Ваткнуфся.
— Так вот, блять, и затыкайся.
— Я уве!
Желваки у Зуо заходили ходуном и я окончательно сдался. Хорошо, принимаю обет
молчания! Но ты об этом, Шаркис, еще пожалеешь!
— Может, вместо пустой болтовни придумаем, что делать дальше? — не постеснялась
влезть в наш душевный разговор Кара. Так, она мне все-таки не нравится. — Если Тери
умник, как он тут распинался минуту назад, может он что придумает? — или все-таки
нравится!
— Не рассчитывай на это, — категорически отрезал сэмпай. И я могу поклясться, на
его лице всего на мгновение отразился испуг. Ну-ну, не стоит бояться моих идей! Они
классные! Не всегда результативные, конечно… Но менее классными они от этого не
становятся же?!
— Наво повумать, — протянул я, но столкнувшись с бешенством во взгляде сэмпая, тут
же поумерил пыл. Похоже, придется изъясняться с обществом иным способом, нежели
оральным. Благо моей фантазии с лихвой хватит на то, чтобы вывернуться и из столь
щекотливой ситуации. Продолжая оставаться пришпиленным к брусу, я начал лихорадочно
соображать, что бы такого сделать, чтобы спасти задницу сперва от всех этих убийц,
а затем и от Зуо. В голове будто бы что-то заскрежетало. Думать в подобном
положении весьма тяжело, мне для данного действия нужна особая атмосфера, знаете
ли. И в нее не входит ни металлический брус, ни рука, сжимающая мою бедную челюсть
с такой силой, что она уже начала неметь. Но, несмотря на окружающие раздражители,
я действительно собирался в кои-то веки воспользоваться ресурсами своего головного
мозга, когда сквозь полупрозрачную штору платформы показался знакомый силуэт. — О!
— воскликнул я, тыкая пальцем в сторону увиденного.
— И это твоя идея? — фыркнул Зуо. — Как это вообще может сыграть роль в нашем
бегстве?
«Есть другие варианты?» — красноречиво поиграл я бровями. По крайней мере я очень
надеялся, что мои брови донесли до Зуо именно ту информацию, которую было
необходимо. Сэмпай выдержал мой долгий взгляд, но, в конце концов, сдался.
— Окей, делай что хочешь. Но если что-то пойдет не по плану, ее смерть будет на
твоей совести.
Ничего, Зуо, ты даже не представляешь, какой потенциал у моей совести и сколько
всего она может выдержать.

========== Третьи небеса Рая: 29. Теоретически ==========

Три месяца назад…

Горячее дыхание Тосама, днем мучившее горожан духотой и зноем, после захода солнца
превращалось в приятное тепло, впитавшееся в асфальт. Последние дни весны всегда
казались Джин-Хо особенно чарующим периодом, так как, несмотря на дневное пекло,
вечерами на город опускалась прохлада. И пока ученые с электронных страниц
городских газет утверждали, что понятие «времен года» в связи с неустойчивой
погодой, давно утратило актуальность, девушка не теряла уверенности в том, что
знойно-холодные дни, как называла их Джин-Хо, наступают только в конце мая. А для
нее не существовало прекраснее контраста ощущений, чем когда ледяной ветер ловко
проникал под ветровку, в то время как спину грел, будто печь, накалившийся за день
бетонный блок.
— Слушай… — подал голос седой мальчишка, лежавший в метре от кореянки. Вряд ли ему
была доступна способность наслаждаться мелочами, пронизывающими жизнь каждого
человека. Его не интересовал ветер, не доставляло удовольствие тепло, исходившее от
камня. Иногда у Джин-Хо складывалось впечатление, что в этом мире не существует
ничего, что смогло бы его заинтересовать. И от этого становилось тоскливо… — Как
часто ты думаешь о смерти? — …И если интерес в нем все же вспыхивал, то неотъемлемо
к очень странным вещам.
Вопрос прозвучал слишком неожиданно, застав кореянку врасплох. Девушка, вздрогнув,
повернулась к собеседнику, упершись взглядом в его седеющий затылок. Издалека
волосы парня казались темно-серыми, какими они бывают у стариков. Но если
приглядываться вблизи, оказывалось, что такой цвет выходил из-за смешивания белых
прядей и темно-русых. Еще несколько месяцев назад, когда они только познакомились,
у парня седины было куда меньше.
— Что, прости?
— Смерть. Ты же о ней думаешь?
Джин-Хо давно следовало бы привыкнуть к любви Фелини задавать странные вопросы,
обсуждение которых затем иногда выливалось в истерический смех, но чаще в жаркие
споры, а то и ссоры. Сколько раз за время их знакомства они кричали друг на друга?
Сколько раз грозились, что больше никогда не увидятся, потому что взгляды на жизнь
их слишком разнились. И все равно спустя пару дней Джин-Хо, будто наркоман,
мучающийся от ломки, возвращалась на заброшку. И парень неизменно ждал ее там с
таким видом, будто ничего и не произошло. Десятки ссор. Сотни обидных слов и
обвинений, зависнувших в воздухе. Ни единой попытки попросить прощения ни со
стороны Фелини, ни со стороны Джин-Хо. Все потому, что каждый раз они виделись как
в первый… И в последний. Не храня друг на друга обид, и не требуя понимания. Изучая
друг друга, будто под микроскопом. Провоцируя собеседника и ожидая реакции. Своего
рода игра на эмоциях, в которых они оба нуждались. Игра, которая давно превратилась
в болезненную зависимость.
— Одна лишь мысль о суициде вызывает у меня тошноту, — как всегда честно ответила
Джин-Хо, надеясь, что тон ее ясно даст понять: данная тема ей не по нутру. Хотя
когда это останавливало мальчишку? Нет, такие вещи его лишь провоцировали. Не
нравится? Получи еще. Не хочешь этого чувствовать, так прочувствуй сполна. Перед
Фелини будто бы стояла конкретная цель: либо уничтожить психику собеседника, либо
ее закалить, превратив человека рядом с собой в неприступную стену, не подверженную
ни единому раздражителю извне.
— Я спросил не об этом, — заметил парень, явно улыбнувшись. Он лежал на боку,
спиной к собеседнице, вглядываясь в огни Тосама, мерцающие в вечернем полумраке.
Города будущего, перегруженного бесполезными технологиями, перенаселенного
ограниченными людьми, покрытого пылью времени и будто бы балансирующего между
полным упадком и развитием в нечто совершенно новое.
— Тогда я не понимаю…
— Ты думаешь о смерти? Да или нет? — в голосе собеседника появились нотки
удивления, будто он искренне не понимал, что же такого сложного в его вопросе.
— Нет, не думаю.
— Никогда? — с сомнением протянул парень.
— Никогда, — подтвердила Джин-Хо твердо.
— Совсем? — продолжал он допытываться.
— Совсем, черт бы тебя побрал. Чего ты добиваешься? — нахмурилась девушка,
напрягаясь. Видимо, сегодняшний вечер вновь закончится ссорой. А так хотелось
немного расслабиться и просто насладиться моментом.
— Честного ответа, — упорствовал парень.
— Я отвечаю честно, — насупилась девушка.
— Врешь.
— Прекрати эти игры разума. Ненавижу, когда ты так делаешь, — призналась Джин-Хо,
принимая сидячее положение. Парень не шелохнулся.
— Мне просто интересно, почему тебя это так разозлило? Ведь смерть — неотъемлемая
часть нашей жизни, как бы абсурдно это не звучало, — в голосе седого продолжала
звучать улыбка. Иногда девушка совершенно не понимала Фелини. Человек, на первый
взгляд, абсолютно простой и неказистый, даже глуповатый, но живший в своем,
отличном от окружающего, мире. И этот мир, несмотря на исходившую от него вонь,
отчего-то хотелось познать во всех его градиентах ужаса. Вскрыть бы черепную
коробку этого оболтуса и взглянуть, что же творится в его голове, подталкивая на
подобные разговоры.
— Потому что вопрос тупой, — нахмурилась Джин-Хо.
— Судя по твоей реакции, скорее болезненный, — заметил парень, явно довольный
результатом. Манипулятор. Паразит. Пиявка, питавшаяся чужими эмоциями. К таким
людям оставаться равнодушным просто невозможно. Правда под неравнодушием скрывалась
отнюдь не любовь, а скорее раздражение и страх.
— Прекрати меня анализировать. Нет никого хуже школьника, косящего под психолога, —
хмыкнула Джин-Хо, стараясь всеми силами делать вид, будто ее подобная способность
собеседника не поражает и не вызывает интереса к тому, чем же данный разговор
закончится.
— Ой, да перестань, — седой явно веселился. — Смерть — это не та тема, которую
стоит избегать, — парень вслед за Джин-Хо поднялся с блока, уселся по-турецки и
устремил взгляд в небеса. — Меня вот она завораживает. Разве это не удивительно — в
нашем столь непонятном и нестабильном мире существует нечто, что избежать не
удастся абсолютно никому. Высшая сила, если хочешь. Чем верить в бога и поклоняться
ему, людям было бы полезнее молиться Смерти. И молитвы не остались бы без ответа.
Рано или поздно Смерть приходит к каждому.
— О, я, кажется, знаю, к чему ты ведешь, — усмехнулась кореянка. — Давай, скажи,
что не боишься ее, — фыркнула она, считая, что бесстрашие к смерти было равносильно
бесстрашию к голоду в момент, когда твой желудок заполнен едой под завязку. «С
завтрашнего дня я сажусь на диету!» — сколько раз она слышала это от людей, только
что закусивших парой бургеров. И то же самое было и со смертью. Легко ее не
бояться, когда ты не на ее пороге.
— Не знаю, — пожал Фелини плечами. — Наверное, все же боюсь. Но не своей. Не
страшно уходить самому. А вот провожать других…
— Ты так говоришь, потому что никогда с ней не сталкивался, — продолжала фыркать
Джин-Хо.
— Думаешь? — парень перевел взгляд на девушку и уставился на нее этими своими
пустыми, пугающими серыми глазами. И у Джин-Хо тут же появилось стойкое ощущение,
что человек, сидевший рядом с ней, знал о смерти больше, чем ей думалось. Но
признавать правоту парня не хотелось. Спорить, впрочем, тоже. Сегодня она пришла на
заброшку не для того, чтобы поддерживать сомнительную тему разговора. Раз в полгода
в Тосаме проводился фестиваль фейерверков. Фейерверк-шоу из двадцати двух городов
стекались на единственную площадку, чтобы окрасить небо во все мыслимые и
немыслимые цвета. Одно из немногих развлечений, которое не претерпело технического
прогресса. И оттого оно казалось еще интереснее. Дыхание процветающего прошлого в
загазованном будущем.
— Может ты и права, — последовало согласие, но кореянка почувствовала себя кем
угодно, но не тем, кто мог бы быть прав.
— И что же такого завораживающего в смерти? — Джин-Хо не хотела продолжать
разговор, но любопытство взяло свое. Взглянуть на мир через призму мышления
сидящего рядом мальчишки стало ее личным удивительным аттракционом.
— Она умиротворяет. Когда становится совсем грустно, я говорю себе: «Ничего-ничего,
когда-нибудь это закончится. Ты же не бессмертный» — и мне сразу становится
легче, — произнес Фелини, возвращаясь к лицезрению бездны, развернувшейся над
головой. В большом городе не имелось возможности лицезреть красоту звездного неба.
Миллиарды неоновых ламп скрывали от глаз обывателей созвездия, превращая небосвод в
сгусток тьмы, на котором едва ли можно было разглядеть лишь пару самых ярких звезд,
да летавшие вокруг планеты спутники. Капля в море, в сравнении с тем, что увидел бы
человек, окажись он за пределами Тосама.
— Ты же понимаешь, что это глупо? — нахмурилась Джин-Хо. Ей всегда стоило большого
труда, чтобы понять, шутит ее собеседник или говорит на полном серьезе. Очень
хотелось надеяться на второе, но… Но она общалась с этим парнишкой не первый день и
знала его. Может не очень хорошо, но знала.
— Почему?
— Потому что глупо. Смерть — не тема для насмешек. Нет в ней ничего
завораживающего. И умиротворять она не способна, — настаивала кореянка.
— Еще как способна! — не согласился парень. — Только подумай — один выстрел в висок
и все проблемы решены.
— Нет, — мотнула девушка головой. — Как раз-таки, если ты умрешь, твои проблемы не
будут решены никогда. Зависнут в пространстве и будут мучить твою душу до скончания
веков. Трусливое бегство и не более.
— А ты что, действительно веришь в душу? — мальчишка вскрикнул, в наигранном ужасе
закрыв рот руками. — Может, ты и в боженьку веришь? — что парень умел делать в
совершенстве, так это менять тему разговора.
— Может, и верю, тебе-то какое дело? — раздосадованно бросила Джин-Хо. — Даже не
смей насмехаться над этим, — предупредила она, впервые подумав о том, что еще ни
одна их ссора не заканчивалась дракой. Но это можно было исправить.
— Ладно-ладно, я ведь тоже знаю границы дозволенного, — неожиданно пошел парень на
попятную. — Круто, наверное, во что-то верить, — протянул он с задумчивым видом.
— Что действительно круто, так это способность кого-то любить, — прошептала Джин-
Хо, надеясь, что Фелини ее не услышит. Но он услышал. И на бесстрастном лице всего
на мгновение отобразилась гримаса боли. Секунда, и она исчезла, как в последнее
время исчезали и другие яркие эмоции седого. Будто бы парень отдавал их на съедение
монстру, живущему где-то в глубинах его подсознания. Джин-Хо даже казалось,
прислушайся она и уловила бы аппетитное чавканье.
— Любовь не так прекрасна, как это описывают в литературе, — после недолгого
молчания, все же подал голос парень. Он смотрел в небо, но не видел его. Перед его
глазами сейчас мелькало что-то иное. Что-то, чем с кореянкой он никогда не делился
и совершенно точно не поделится. — Нет в ней ничего возвышенного и одухотворённого.
Эмоциональный мусор, не позволяющий трезво мыслить. Любовь пожирает тебя изнутри,
безвозвратно меняя.
— Это я понимаю. Но…
— И никаких «но», — резко оборвал ее Фелини. — Ты ведь сама сказала, что от суицида
тебя тошнит.
— А ты сравниваешь любовь с суицидом?
— Я думаю, это даже хуже, — бросил он, съежившись. — Она тебя сковывает. Превращает
в марионетку, которой управляют эмоции, а не разум. Заставляет действовать,
опираясь на интересы другого человека, а не на свои собственные. Любовь —
добровольное рабство, — подвел Фелини итог. — И раз мы заговорили об этом:
«Светлячок» при тебе?
Джин-Хо надеялась, что парень забудет о том, что стало причиной их ссоры в прошлый
раз. Но, увы…
— Я принесла, но не уверена, что хочу отдавать его тебе, — ответила девушка
прямолинейно.
— Знаю. Но мне это нужно, — в голосе седого прозвучала настойчивость. Парень
протянул руку, ожидая, когда собеседница вложит ему в ладонь долгожданную ампулу.
— Этот препарат нельзя употреблять так часто. И уж тем более не таким способом…
— прошептала она, сжимая ампулу, все это время лежавшую в кармане ее ветровки.
— А что не так с моим способом, — удивился Фелини, не дождавшись желанного
препарата, но явно уверенный, что он ему так или иначе достанется. Парень задрал
левый рукав толстовки и оголил сгиб руки. На первый взгляд рука выглядела абсолютно
здоровой. Но Джин-Хо знала маленькую тайну Фелини. Парень подцепил невидимый кончик
пластыря, полностью сливавшегося с кожей, и дернул на себя, отрывая его и обнажая
правду. Вены на сгибе покрывали маленькие проколы, от которых по коже расплывались
цветные синяки.
— Не стоит тебе этого делать, — покачала Джин-Хо головой, отводя глаза. Увиденное
приносило боль, ведь кореянка была уверена, что она, только она виновата в
происходящем. Когда девушка предлагала «светлячка» в первый раз, она даже подумать
не могла, во что это выльется.
— Почему же?
— Ты используешь его как… Как наркотик. Ты подсел на дрянь, которая причиняет тебе
боль. Так нельзя.
— Да, это действительно больно, — согласился Фелини. — Настолько больно, что когда
эффект проходит, я каждый раз уверен, что больше никогда не захочу испытать все
это.
— Тогда зачем?
— Знаешь, когда все твое тело содрогается от физической боли, ты перестаешь ощущать
душевную. Она ее глушит. Поэтому я принимаю этот препарат для того, чтобы немного
отдохнуть от себя и своих мыслей.
— Разве не достаточно того, что ты режешь себя?
— Не достаточно.
— Это саморазрушение.
— Нет, только это позволяет мне ощутить мою силу. Поверить в то, что я могу
выдержать всё.
«А по-моему это доказывает обратное», — подумала Джин-Хо, но вслух это сказать не
рискнула.
— И все равно это звучит ужасно. А что, если твое сердце не выдержит? Что, если ты
начнешь захлебываться собственной рвотой и умрешь?! Что, если твой организм больше
не выдержит этих истязаний?!
— Для этого здесь ты. Я знаю, что бы ни произошло, ты меня вытащишь, — улыбнулся
парень, вновь протягивая руку к девушке и не убирая ее до тех пор, пока на ладонь
его не легла холодная ампула с препаратом.
— Эгоист, — кинула Джин-Хо, пряча лицо за челкой. — Заставляешь меня раз за разом
переживать за тебя.
— Если это тебе в тягость, ты всегда можешь уйти, — заметил парень, вытаскивая из
принесенного с собой рюкзака жгут и перетягивая им руку выше локтя.
— Ты же знаешь, что я не могу, — чувство вины не позволило бы Джин-Хо так
поступить.
— Знаю, — улыбнулся Фелини, наполняя шприц фиолетовой жидкостью, в которой плавали
золотистые светящиеся всполохи. — И пользуюсь этим. Даже не думай, что я когда-
нибудь испытаю за это стыд.
Легкое постукивание по сгибу. Вена. Укол. Уже пустой шприц покатился по бетонному
блоку. Если раньше препарат действовал сразу, то теперь боль приходила с
запозданием, потому парень сидел и нетерпеливо ждал ее, нервно барабаня пальцами по
бетону.
— Такое впечатление, что ты готов на все, только бы не думать о нем… — заметила
кореянка тихо.
— Так и есть, — и не подумал спорить Фелини.
— Слушай… — Джин-Хо и раньше хотелось задать этот вопрос, но ей не хватало духа.
— Неужели… Неужели ты настолько любишь этого парня?
Фелини встрепенулся. Очередная эмоция, на этот раз то ли тоска, то ли раздражение,
пробежала по невыразительному лицу. Пробежала и исчезла. Испарилась. Стала жертвой
прожорливого эмоционального чудовища.
— Лучше уж давай обсудим смерть, — предложил парень, тяжело вздохнув.
— Нет. Ты постоянно поднимаешь темы, говорить о которых мне не хочется. Думаю,
будет честным, если сегодня ты побываешь в моей шкуре, — девушке не хотелось
причинять Фелини боль. Но ей казалось, что если он выскажется, ему может стать
легче.
— Да.
— Что «да»?
— Я действительно люблю этого ублюдка настолько. Довольна?
— Но… Почему? Прости, если мои слова заденут тебя, но ты не похож на человека,
способного на такую дикую любовь, которую описываешь. Я бы даже сказала, что на
такую любовь не способен ни единый живой организм. Мы ведь не в книжке для
подростков. Не в мелодраме. Это там данное чувство раздувают до вселенских
масштабов. Но по факту… Не знаю. Я видела столько влюбленных пар, но… Ты будто не
любишь его, а одержим им.
— В моем случае любовь и одержимость — это одно и то же, — выдохнул Фелини, не
стараясь вступать в спор.
— Даже самые сильные чувства стираются временем. Ты не думал переключиться на кого-
то другого? — осторожно спросила кореянка, не способная предугадать реакции
собеседника на столь дерзкое предложение.
— Безумие, — кинул он. — Я влюбился в него за то качество, которое в любом другом
человеке не найти.
— Даже не могу предположить, о чем ты говоришь, — усмехнулась кореянка. — Знаю,
влюбленные склонны идеализировать тех, к кому они испытывают чувства. Но в твоем
случае это уже попахивает маразмом.
Парень набрал в легкие побольше воздуха, будто собираясь с мыслями, а затем
заговорил, тщательно подбирая слова.
— Это сложно объяснить, но раз ты такая любопытная, я попробую, — улыбнулся он
грустно. — Представь, что ты из богатой влиятельной семьи.
— Очень смешно, — фыркнула Джин-Хо, являясь частью именно такой семьи.
— Я сейчас серьезно, сосредоточься, — нахмурился парень. — А теперь представь, что
тебе приглянулся, скажем, доставщик пиццы. Представила?
— Ну?
— Ты попробуешь с ним заговорить?
— Нет, конечно.
— Почему?
— Потому что если между нами что-то вспыхнет, мой отец сотрет его в порошок. Я
никому не пожелаю такой участи. Особенно человеку, которому симпатизирую.
— Вот оно, — кивнул Фелини. — Со мной то же самое. Только я сам себе влиятельная
семья. Сам себе чудовище, которое может сделать больно близкому человеку… А теперь
представь, что тебе понравится не доставщик пиццы, а сын мирового президента.
Рискнешь?
— Кажется, я понимаю, к чему ты ведешь… — пробормотала девушка.
— Рискнешь или нет? — упорствовал парень.
— Рискну.
— Почему?
— Потому что за таким человеком стояло бы влияние, с которым моя семья связываться
бы не захотела. Думаю, они бы были даже довольны. Расстроены, что я не сохраню
чистоту крови, но… Все равно довольны.
— Точно. Вот и я выбрал человека, который не просто мне симпатичен по той или иной
причине. Не буду скрывать, я любвеобильный, мне многие нравились и до ублюдка. Но я
выбрал того, кто сможет выдержать мою любовь. Того, кто даже хуже меня. А таких,
поверь, по пальцам одной руки пересчитать можно.
— Мне кажется, ты утрируешь, — Джин-Хо попыталась выглядеть непринуждённой, но смех
её ей же самой показался нервным. — Ты к себе слишком строг.
— Нет, дело не в строгости. Просто я очень хорошо себя знаю. Не надо смеяться над
моим возрастом. Или над внешним видом полудурка-неудачника. Я делал вещи, которыми
не горжусь. И теперь, спустя годы, я понимаю, каким чудовищем я был в детстве. Да,
сейчас я стараюсь быть лучше. Одна глупая передачка научила меня притворяться
внешне. Одна прекрасная девушка заставила меня измениться внутренне. Но это
коснулось лишь мировоззрения. Сделало меня пригодным для жизни в обществе. Но
ядовитая змея, даже решившая стать миролюбивой, не потеряет клыков и не перестанет
вырабатывать яд. И рано или поздно все равно кого-нибудь укусит. Так не логичнее ли
ей быть рядом с тем, кто от укуса не умрет? С тем, кто сможет дать сдачи.
— Так вот что тебе нужно? Наказание? — удивилась Джин-Хо своим же выводам.
— Я не это имел в виду, — начал противиться Фелини, удивленный не меньше.
— А мне кажется, именно это. Ты нашел человека, который если не удержит тебя от
неверного решения, то, как минимум, накажет. Ведь с наказанием простить себя самого
куда проще. Я не права?
Парень промолчал, обдумывая слова девушки. Кажется, то, что он услышал, стало для
него откровением.
— Да, я понимаю, таких сильных людей, как твоя любовь, действительно мало. Но он не
единственный, кто таковым является. Чего не могу сказать о его жестокости. Ты
выбирал не сильного. Ты выбирал садиста, — подвела девушка итог. — А я все думала,
почему же ты терпел его поганый характер. С какой стороны не посмотри, ты кто
угодно, но не мазохист. А теперь все встало на свои места. И с твоей любовью. И со
«светлячком».
— Давай закроем тему, — кинул парень, вновь ложась на бетонный блок и отворачиваясь
от девушки. Джин-Хо было согласилась, так как за сегодняшний вечер сказала и так
слишком много. Да и до фестиваля оставались считанные секунды. Но еще один вопрос
рвался наружу. И другого удобного случая произнести его могло и не подвернуться.
— Могу спросить тебя еще кое о чем? — попросила она, касаясь плеча парня.
— Это тоже связано с Ним?
— Да.
— Не хочу говорить.
— Пожалуйста.
Ответом стала тишина.
— Хорошо, я задам вопрос, а ты сам решишь, хочешь ты на него отвечать или нет.
Согласен?
Молчание.
— Скажи… Как ты поступишь, если он внезапно вернётся? Если захочет возобновить
отношения? Простишь его?
Первый залп и через мгновение в небесах с громким хлопком, подобным грому,
раскрылся красный цветок из ярких искр, будто бы ознаменовав ответ, сорвавшийся с
губ Фелини:
— Прощу, — кинул он с тоном человека, давно потерявшего надежду, — но сперва
уничтожу.

Ныне…

Найти Яна даже в огромном особняке, планировку которого чертил явно эпилептик-
агорафоб, труда не составило. Фейерверку всего-то и было необходимо, что идти по
следу из «хлебных крошек». В роли крошек в данном случае выступали пустые бутылки.
Сколько бы Ди ни горбатилась на Тень в силу глюка, вычищая весь дом до блеска,
пустые бутылки то и дело появлялись в самых неожиданных местах, начиная от хлебницы
и заканчивая унитазами. В этот раз след привел Фейя в комнату допроса. Ян,
развалившись на металлическом столе, правдоподобно играл труп бомжа, привезенный в
морг. Единственными намеками на то, что парень все еще не отошел в мир иной,
являлся микрофон, который шатен крепко держал в правой руке, и бутылка виски,
покоящаяся в левой.
Фейерверк осторожно приоткрыл дверь, боясь спугнуть добычу, но петли предательски
заскрипели. Ян тут же пробудился от минутной дремы, машинально отхлебнул из бутылки
горячительного пойла, после чего уселся на столе и воззрился на темноволосого
парня.
— Приперся-таки! — воскликнул он в пьяном воодушевлении.
— А ты думал, я проигнорирую пьянь, которая смеет на весь дом раскрывать мою личную
информацию? — усмехнулся подрывник, приближаясь к столу и не отводя от цели
немигающего взгляда. Сколько себя помнил, Фейерверку всегда нравились женщины. Он
не болел гомофобией, но… Девушки красивые, нежные и пахнут вкусно. Мужики же обычно
воспринимались Джеком лишь как соперники. Оттого внезапная симпатия в сторону
абсолютно неженственного парня оказалась для него в новинку. А это подстегивало его
интерес лишь сильнее. Он часто задавался вопросом «почему?», но так и не нашел
вразумительного ответа. Нравился, и хоть ты тресни. Без причин сознательных и
подсознательных. Просто так.
— Пф, неужели кто-то все еще не знает твоего настоящего имени? Они что, электронных
газет не читали? — еще один глоток дешевого виски.
— Сомневаюсь, что электронные газеты читает в этом доме кто-то, кроме тебя, —
хмыкнул Фей, оценивая ситуацию. Ян пребывал в алкогольной неге двадцать четыре часа
в сутки семь дней в неделю, но в разных стадиях. Иногда он становился агрессивным.
В иной раз болтливым. Но Фей все никак не мог поймать его в состоянии частичного
или полного отруба. Не то чтобы он планировал воспользоваться ситуацией, но…
претворить самые невинные свои желания был бы не прочь. Легкого поцелуя вполне
достаточно, чтобы проверить истинность своих желаний.
— Так зачем ты меня звал? — поинтересовался парень, усаживаясь на стул перед Яном и
всем своим видом демонстрируя невозмутимость. Стоило бы, наверное, спросить, откуда
шатен выкопал на него информацию, так как про байку с газетами верилось с трудом.
Но что-то подсказывало парню, что у Зуо в его таинственном кабинете хранилась некая
папочка, напичканная информацией на каждого, кто когда-то появлялся в этом доме.
— Я собираюсь вызвать тебя… ик! На этот… как его… или её. Точно, её. Ну, на эту…
— Не понимаю, что ты пытаешься мне сказать, — улыбнулся Джек, пожирая Яна взглядом.
Засаленные волосы, которые давно стоило помыть. Грязная футболка с растянутым
воротом, из-под которого виднелись выпирающие ключицы. Покрытые царапинами руки из-
за постоянных падений в связи с алкогольным опьянением. Свободные джинсы с рваными
коленями. И сами колени, покрытые совсем свежими ссадинами. Кажется, недавно он
где-то ползал. Джонс не отказался бы стать новой причиной появления таких вот
повреждений на коленях парня. Но всему свое время.
— Да все ты понимаешь! — пьяно вспылил Ян, разворачиваясь к Фейю и ставя ноги на
стул по обе стороны от подрывника. Интересный вид. Парню он пришелся по вкусу.
Главное держать себя в руках и не поддаваться мимолетному желанию схватить шатена
за щиколотки и резко дернуть на себя, чтобы со стола шатен сполз ему на колени. Ох,
он и удивился бы. Но терпение. Только терпение. Всему свое время.
— Прости, но я в недоумении, — ухмыльнулся Джек, действительно не представляя,
зачем он понадобился Яну. Все его попытки завести с шатеном разговор успехом не
увенчались. Каждый диалог прерывался слишком быстро. Прерывался исключительно Яном.
Джонс даже не отметал возможности того, что и вовсе пареньку не нравился. Оттого
внезапный разговор с глазу на глаз настораживал. Едва ли Ян позвал его в комнату
допроса, чтобы признаться в чувствах. И все же Фей был рад невообразимой
возможности оказаться к парню так близко и дать себе возможность вдоволь
пофантазировать, пока тот пышет на него перегаром. Сорвать бы вирту-очки, которые
заменяли Яну ободок. Вцепиться в волосы, отросшие до плеч. Заставить его отбросить
голову и провести языком от ключиц по кадыку до подбородка, чувствуя жесткую
щетину. Просунуть пальцы в рваные колени светло-синих джинсов. Но всему свое время,
чтоб тебя. Держи себя в руках!
В последнее время навязчивые фантазии практически сводили Джека с ума. А все
потому, что впервые за долгое время он хранил временный целибат. Между прочим, из-
за этого самого пьяного урода, которому почему-то совершенно не хотелось
«изменять». Как можно изменить тому, с кем ты не встречаешься, не спишь и даже не
дружишь, подсознание не объясняло. Но горькое чувство предательства заставляло
Джека сторониться беспорядочного секса, который раньше наполнял его жизнь.
Организм, в отличие от подсознания, с таким жизненным поворотом не соглашался.
— Эй, где ты витаешь, — прилетела в лицо Фейя доза перегара. — Я с тобой
разговариваю, — прошипел Ян, хватая парня за подбородок и заставляя его посмотреть
себе в глаза. В темно-карие глаза, напоминавшие Фейю бездну. — Не думай, что
отнимешь его у меня, — выдохнул парень. И по искрам в пьяном взгляде Фей четко
уяснил для себя, что тот не шутит.
— Ты, видимо, про Глоу? — уточнил он, надеясь, что за это не огребет по полной. Ян
не выглядел особо сильным бойцом. Но интуиция подсказывала, что в рукопашке с ним
Джек не справится. Фейерверк вообще не любил ближний бой, предпочитая решать
вопросы с помощью старого доброго динамита. Потому он продолжал осторожничать.
— Не строй из себя саму невинность! Я вызываю тебя на дуэль! — заявил Ян, а затем
просиял. — Вот, это слово я и пытался вспомнить! Дуэль!
— Стреляться будем? — уточнил Джек, веселясь от души. Стоило бы напрячься.
Испугаться. Но сложно воспринимать человека, как противника, когда в своих мыслях
ты прижимаешь его к столу и разводишь его колени.
— Ебала друг другу бить! Кулачная дуэль, ясно?!
— Я отказываюсь, — отмахнулся Фей. Он бы предпочел дуэль в постели, от которой бы
зависело лишь то, кто же, в конце концов, окажется сверху. Щепетильный вопрос.
— Ты не можешь отказаться! Отказ будет означать, что ты не претендуешь на Глоу!
— продолжал рычать Ян, сжимая подбородок Джека до такой степени, что у парня начала
неметь челюсть. Сильные пальцы. В иных обстоятельствах они могли бы нехило
разодрать Фейю спину.
— Так я и не претендую, — пожал парень плечами. Ян, нависнув над Джеком, будто
грозовая туча над горой, впал в пьяный ступор.
— Ты мне зубы не заговаривай, — пробормотал он в явной растерянности.
— Да как бы я посмел, — мило улыбнулся Фей.
— Ты недавно о нем спрашивал, — хватка на подбородке стала сильнее, причиняя боль.
Но Джек и не подумал подавать вида. Хотя пьянчуге хотелось преподать урок о том,
что нельзя оставаться в комнате наедине с перевозбужденными подрывниками. Они ведь
не только подрывали все что видели. Они сами являлись своего рода часовым
механизмом. Щелчок, и эмоциональный взрыв мог привести к непоправимому.
«Но всему свое время, — продолжал крутить в голове единственную связную мысль
Джонс. — Всему свое время. Всему свое время. Всему, сука, свое время!»
— Нет, ошибаешься, — ухмыльнулся Джек, и не думая скрыть истинные чувства. — Я
спрашивал о тебе, а не о Глоу.
Ян впал во второй ступор, медленно и с большим усилием обрабатывая информацию.
— Не понял, — признался он, наконец.
— Чего не понял? Русского языка?
Ян в ответ опрокинул бутылку, допивая остатки залпом. Вытер влажные губы и
уставился на Джека пьяным взглядом.
— Я сказал, что будем драться. Значит, будем, — пробормотал он твердо.
— Не прочь помахать с тобой кулаками, но какая мне от этого выгода? Мне не нужна
эта подзаборная кошка.
— Не смей его так называть! — зарычал Ян, хватая Фейя за ворот черной рубашки и
оказываясь даже ближе, чем до того. Запустить бы пальцы в волосы, надавить на
затылок и… И Фей наконец-то получил бы свой поцелуй.
— Называю, как хочу, — фыркнул Джек. И что только шатен нашел в этом Зоо? Бесит.
— Ты так по нему страдаешь. Смотреть тошно, — проговорил он, надеясь, что Ян
наклонится к нему еще ближе без усилий со стороны Фейя. Алкогольная вонь в данном
случае не отталкивала его, скорее наоборот.
— Он никогда тебе не достанется.
— Какие громкие слова. Не хочу разочаровывать, но он достался уже половине
города, — продолжал язвить Фейерверк. — Ну? Чего уставился?
Ян реагировал заторможенно. Но последние слова послужили спусковым механизмом. Сжав
кулак, он размахнулся и произвел удар. Но промахнулся. И Джек этому искренне
порадовался. Удар оказался молниеносным. Отклониться он бы не успел. Но Ян был
настолько пьян, что, даже находясь в двадцати сантиметрах от лица парня, попасть по
нему не смог. А может, не захотел, решив сперва припугнуть «соперника». Слишком он
был добрым. Совершенно не вписывался в команду Тени. Но что-то же заставляло Зуо
удерживать его рядом с собой?
— Тебе бы протрезветь. Несколько месяцев в пьяном угаре — достаточное время для
переоценки ценностей. Пойдем, я тебе помогу в этом нелегком деле, — улыбнулся
подрывник, похлопывая Яна по левой щеке.
— Говна пожри, — рыкнул в ответ шатен, умудряясь качаться даже в сидячем положении.
— Сейчас соберусь с силами и набью тебе рыло, — пообещал он. — Мне надо
сосредоточиться.
— У-у-у, я весь в нетерпении, — ухмыльнулся Фей, поднимаясь со стула. — И все же
пора возвращаться в поганую трезвую жизнь, — улыбнулся он, мягко приобнимая Яна за
пояс, а затем одним резким рывком закидывая его себе на правое плечо. — Господи, ты
весишь тонну?! — взвыл Джек, явно переоценивший свои силы. Ноша оказалась
непосильной. Колени слегка подогнулись, а спина недовольно заныла. Ян был выше Фейя
сантиметров на пять, но при этом складывалось впечатление, что весил он в половину
больше.
— Ты ахренел?! — пропыхтел Ян, начиная вяло трепыхаться, из-за чего Фей чуть не
потерял равновесие. — Поставь меня на ноги!
— А ты обещаешь добровольно пойти со мной? — Джек знал, что не дотащит Яна до
лаборатории Ника, и поставить его на ноги придется в любом случае. Но не смог себе
отказать в возможности поиздеваться над шатеном еще самую малость.
— Обещаю, что если ты меня не отпустишь, я блевану тебе на спину, — простонал Ян,
не блефуя. Фей не без удовольствия избавился от ноши и подхватил пьяного парня за
плечи, решив, что таким способом довести его до Ника выйдет проще.
— Погнали, — потянул Джек Яна за собой, но тот лишь тихо застонал. Несмотря на
напускной бодрый вид, демонстрировавшийся ранее, шатен явно перебрал лишнего. Тело
его не слушалось, а мозг обрабатывал информацию со скоростью улитки. В результате
Фейерверку так или иначе, но пришлось парня практически тащить на своем горбу.
— Погоди-ка! — послышалось пьяное восклицание в момент, когда Фей стоически прошел
со своим грузом половину пути до лаборатории Ника. — Это что же выходит, ты типа
подкатываешь яйца ко мне?! — разнесся по всему особняку преисполненный возмущением
возглас.
— Аллилуйя, — закатил Джек глаза.
— Ты ж по бабам!
— А у тебя где-то припрятана вагина?
— Что? Конечно, нет!
— В таком случае либо я не только по бабам, либо у тебя есть секрет, о котором
никто не знает.
— Очень смешно, — фыркнул Ян, еле волоча ноги. — Что за внезапное изменение
пристрастий? С чего вдруг?
Джек и сам бы хотел это знать.
— Без понятия. Но я привык потворствовать своим желаниям. Если я чего-то хочу, я
это получаю. Чего-то или Кого-то.
— Это так не романтично, — неожиданно расхохотался Ян. — И как ты девушек клеишь с
таким-то настроем?
— Мне достаточно быть красивым, — хмыкнул Джек, не лукавя.
— А мне недостаточно, чтобы ты был красивый, — заявил шатен со вздохом.
— Это до меня уже дошло, — кивнул Фейерверк, чувствуя, что начинает выбиваться из
сил. Благо дверь в лабораторию уже маячила на горизонте.
— К тому же я Актив, — заявил Ян.
— Знаешь, говорят, в жизни надо попробовать все. Так что смена позиции совершенно
точно пойдет тебе на пользу, — улыбнулся Фей. Не то чтобы его сильно заботило, кому
посчастливится взять на себя доминирующую позицию. Но фантазии, в которых именно он
прижимает Яна к постели, доставляли ему неописуемое удовольствие.
— Да ни за что на свете! — пьяно прогорланил шатен.
— Откуда такая принципиальность, боже?
— Раз такой умный, сам и будь снизу.
— Да щас еще… О, погоди, так мы уже планируем секс? Не думал, что к тебе так просто
подкатить!
— Пошел ты нахер. Это теоретически, ясно? Теоретически. Не собираюсь я с тобой
спать.
— М-м-м… — протянул Джек, не настаивая на своем, но и не отметая потаенные желания
обладать человеком. — И что же мне сделать, чтобы твое решение изменилось?
— Ничего… — послышалось пьяное. — Мне нужен только Он.
— А если его не станет? Уйдешь в монастырь? Или до скончания веков будешь гонять
лысого в одиночку? — задал резонный вопрос Джек. Для достижения своей цели он бы не
погнушался и самыми гадкими способами. Например, Глоу мог нечаянно подорваться на
мине, случайно оказавшейся, скажем, в его постели.
— Если его не станет, не станет и меня, — трагично заявил шатен.
— Перестань драматизировать. Он трахается с кем ни попадя. Почему бы и тебе не
взять выходной от своей ненормальной любви и просто хорошо провести время?
— вообще-то Джеку хотелось чуточку большего, чем перепиха на одну ночь. Но он
решил, что пока мог бы довольствоваться и малым. Пока.
— Я верный.
— Верным надо быть тому, кто этого заслуживает. А если ты верен человеку, который
ноги о тебя вытирает, это уже не верность, а дерьмо какое-то.
— А ты что, мать твою, гребанный психотерапевт? Не собираюсь выслушивать всё это, —
Ян попробовал вырваться из хватки подрывника, но у него ничего не вышло.
— Отпусти?
— Нет, мы еще не дошли.
— Мне выпить надо.
— Ничего подобного.
— Сейчас вдарю тебе! — угрожающе зашипел Ян.
— Себе вдарь, — бросил Фей, с ноги открывая дверь в лабораторию и вваливаясь в нее
с пьяным шатеном на плече. — Ник, больной прибыл. Впендюрь ему что-нибудь до того,
как он начнет буянить, — попросил он, боясь, что его ноша начнет сопротивляться.
— О… — парнишка в белом халате, накинутом поверх красной клетчатой рубашки и черных
бридж, походил на подростка, примеряющего на себе амплуа врача. Шприц в его руках
лишь заканчивал картину. — Короче, ничего не работает, давайте там сами
разбирайтесь. М? Чего? Горланит и горланит, не твое дело! — фыркнул парень и
сбросил телефонный вызов, на который до того отвечал.
— О, тайные звоночки, — ухмыльнулся Джек.
— Никакие не тайные. Зуо названивает. Орет, что его там убивают, — фыркнул нанит,
освобождая стол для Яна.
— И что, его реально убивают? — с легким беспокойством поинтересовался Фейерверк.
— Не знаю, — пожал Ник плечами. — Мне плевать. Над могилкой Шаркиса я точно рыдать
не буду.
— А над могилкой того седого пацана? Он ведь наверняка трется где-то рядом с
Боссом? — кинул Фей как бы невзначай. Ник встрепенулся.
— Ну что ж, давай-ка мы уложим тебя… — забормотал Фейерверк, дотаскивая Яна до
стола и больше не смотря в сторону Дайси-младшего. Пищу для размышлений он ему
подкинул, теперь следовало позаботиться и о своей проблеме.
— Я тя щас сам уложу, — заворчала та самая проблема.
— Звучит обнадеживающе. Укладывай, если тебе нравится поза наездника. Но только
после принятия лекарства, — промурлыкал Джек мягко.
— Отвалите от меня! — запоздало среагировал Ян. — Я сейчас вас обоих от…
Фейерверк одним легким движением расстегнул пуговицу на штанах шатена, рывком
стянул с него джинсы вместе с трусами, а затем схватил его сзади за шею и надавил,
прижав парня лицом к столу. Поза, которую Яну пришлось принять, заставила Джонса
улыбнуться.
— Ничего так зад, — прыснул он, держа Яна мертвой хваткой.
— Ты у меня дождешься! — послышалось пыхтение. — Я тебе такие позы покажу,
обкончаешься!
— Это обещание?
— Ты не сможешь держать меня вечно! И когда я вырвусь, вас обоих ждет небо в
алмазах! — завопил Ян, трепыхаясь. Джек нервно облизнулся, но продолжил сохранять
беспечное выражение лица. Ему оставалось надеяться, что трезвость охладит пыл
парня.
— Welcome! Его задница в вашем полном распоряжении, доктор, — предоставил Джек Нику
невероятную возможность оценить пятую точку шатена. Дважды парня просить не
пришлось. Нанит, явно делавший уколы не в первый раз, без раздумий вогнал иглу в
правое полупопие Яна и надавил на поршень, вливая в тело нерадивого алкоголика дозу
раствора с простенькими наномашинами. Он начал их разработку через пару недель
после того, как понял, что увлечение Яна алкоголем превращается в настоящий запой.
Нано-машины предназначались для быстрого расщепления алкоголя в крови человека и
скоротечного его выведения. Срок их «жизни» правда, оставлял желать лучшего.
Функционировали они не больше пяти минут. Впрочем, с алкоголем, судя по испытаниям,
они разбирались куда быстрее.
— Ну, все, наш подопечный практически исцелен, осталось немного подождать, —
вздохнул Ник, выбрасывая шприц и одноразовые перчатки в мусорное ведро. — Хотя не
уверен, что Ян скажет нам спасибо.
— Да кому какое дело, что он там скажет, — отмахнулся Джек, прислушиваясь к тихим
стонам шатена.
— И все же я бы посоветовал тебе натянуть на него штаны до того, как он полностью
придет в себя, — бросил парень, направляясь в подсобку.
— Эй, ты уходишь? Не хочешь полюбоваться выражением его лица, когда он очнется?
— протянул Фей.
— Нет. Попробую запустить По. А то вдруг наш великий Босс реально сдохнет. Не хочу
жить с чувством вины, — раздалось уже за дверью.
— М-м-м… Так тебя беспокоит только это? — усмехнулся Джек, не поверив ни единому
слову. Впрочем, Фей не любил совать свой нос в чужие дела, так что моментально
вернулся к стонущему Яну. Держать его за шею необходимость отпала. Парень пребывал
в полубессознательном состоянии. Решив прислушаться к совету Ника, подрывник ловко
подтянул штаны парня, после чего попробовал стащить его со стола. Но тот в
расслабленном состоянии показался тяжелее прежнего, потому Фей, не удержавшись,
шлепнулся на пол, а Ян оказался практически у него на руках, придавив его своим
весом.
«Блин, главное вылезти из-под него до того, как он очнется», — подумал Фей
сокрушенно.
И именно в этот момент Ян пришел в себя…

P.S. У меня есть группа, посвященная моему творчеству. Заглядывайте:

https://vk.com/mr_abomination11 \^_^\

========== Третьи небеса Рая: 30. Шпрехшталмейстер ==========

Когда-то…
— …этот-то? Бли-и-ин, нетушки, ему бы не дала, — отрицательно покачала головой
рыжая, крутя в руках кубик Рубика и то мешая цвета отдельных сегментов, то так же
ловко возвращая грани в первоначальное положение. — Вот Блэну с четвертого
факультета точно бы дала. И Сиви с третьего, она секси, бли-и-ин!
— Так она же прожжённая стервота…
— Но секси же, бли-и-ин! А Марте ни за что. Она такая стрё-о-омная, бли-и-ин, прям
реально стрё-о-омная! — Элементы механической головоломки в очередной раз изменили
положение, теперь собранными оказались лишь три грани из шести. Самое удивительное,
хозяйка кубика проделывала все это, даже не смотря на него. Будто ее пальцы жили
своей жизнью. — И братец ее стрё-о-омный. С ними бы ни в жизни! — вещала она с
таким лицом, будто защищала диссертацию перед мировыми деятелями науки. И название
научной работы, по-видимому, отдавало дань Шекспиру: «Дать или не дать, вот в чем
вопрос».
— А мне Марта нравится. Спать бы я, конечно, с ней не стала, она не в моем вкусе,
но затусить где-нибудь, почему бы и нет? — пожала плечами блондинка. — И я бы не
советовала давать Блэну. Он трахает все, что видит. Не удивлюсь, если у него в
трусах уже начала зарождаться собственная экосистема с мутирующими вирусами
венерических заболеваний, непознанных человечеством, — протянула она, с задумчивым
видом обсасывая край трубочки, другой конец которой утопал в газированном напитке
цвета нефти. Собственно он так и назывался «Нефть» — энергетик, который в последнее
время набирал дикую популярность среди студентов. Ходила молва, что его
передозировка вела к плачевным результатам, но когда и кого это останавливало?
— Нетушки, — заартачилась рыжая. — Блэн секси!
— Секси, не спорю. Но, знаешь, одно другому не мешает, — улыбнулась блондинка,
подмигнув подруге.
— Ну бли-и-ин… — расстроилась рыжая.
— А о чем-нибудь другом вы поговорить не можете? — мрачно удостоверилась
темноволосая девушка, раздраженно постукивая пальцем по столу последние двадцать
минут.
Июнь в Тосаме давно уже стал месяцем ядовитых дождей, когда каждое утро небо
заволакивали тучи самых креативных оттенков, а осадки, извергавшиеся из них, могли
привести к неожиданным последствиям, начиная от легкой сыпи и чесотки и заканчивая
облысением и химическими ожогами. Специальный зонт и особая одежда в этом месяце по
понятным причинам были в тренде. Оттого внезапно наступивший солнечный день
невероятно приободрил горожан. Не очень полезный ультрафиолет все же казался
приятнее совсем не полезного ядовитого душа. Потому всем и каждому сегодня
захотелось выйти на улицу, вдохнуть загазованного тосамского воздуха полной грудью
и убедиться, что жизнь — отличная штука! Всем, кроме облаченной в черную
безразмерную толстовку мрачной фигуры, которая даже в такой прекрасный день
продолжала извергать в окружающую среду негативные флюиды. Походя в своем одеянии
на колобка на тонких ножках, девушка не торопилась разделять общий восторг от
наладившейся погоды. Солнце ее проблем не решало. Вообще-то оно не решало ничьих
проблем, но окружающие настойчиво вели себя, как беспечные идиоты. Все студенты,
несмотря на нагрянувшие экзамены, предпочитали зубрежке развлечения. Все, кроме
фигуры, то и дело вертевшей в руке ручку, колпачок которой она успела сгрызть до
трещин и дыр. Кто-то фальшиво играл на гитаре, надсадно напевая популярную песню.
Кто-то, собрав вокруг себя толпу, рассказывал смешную историю из жизни. Одна
девушка даже решила позагорать топлес на радость проходящим мимо людям. Все и
каждый в этот день чувствовали себя действительно живыми. Все, кроме фигуры, то и
дело кидавшей мрачные взгляды на сокурсников. Чему радоваться, девушка не понимала.
Ну, солнце. Да и хер бы с ним. Сессия, черт бы ее побрал! Вот о чем следовало
думать в первую очередь!
— Слушай, то, что ты внезапно решила постричься в монахини, не означает, что и нам
теперь сидеть на «сухом пайке», — заметила блондинка, показывая средний и
указательный пальцы.
— Дело не в этом, — нахмурилась темноволосая. — У нас экзамен через два дня, а вы
сидите и мужиков да баб обсуждаете. Я уже узнала, у кого самые красивые сиськи,
самый маленький член и самая сладкая задница. И поверьте мне, более бесполезную
информацию на сегодняшний день отыскать будет очень сложно. Даже, не побоюсь этого
слова, невозможно. Лучше бы потратили это время на зубрежку, — посоветовала она.
— Лиз, прекращай занудствовать, — рассмеялась блондинка. — Не всего два дня
осталось, а целых два! Да и от билетов иногда стоит отвлечься.
— Бли-и-ин! Фелини идет! Такой интере-е-есный! — внезапно встрепенулась рыжая,
уставившись на высокого парня, шедшего по университетской аллее и являвшего собой
само воплощение позитива. — Раньше был не очень, но в последнее время прямо огонь!
Бли-и-ин!
— Разве он в твоем вкусе? — удивилась блондинка.
— Не-а, но бл-и-ин, говорят, он мутил с Шаркисом. Шаркис супер-секси! И если уж он
положил глаз на Фелини, значит, что-то в нем есть, — протянула девушка, укладывая
голову на стол и продолжая неотрывно следить за парнем.
— Ничего хорошего, — буркнула Лиз, упорно стараясь вчитываться в билеты.
— Ого, — улыбнулась блондинка. — Ты на него зуб, что ли, точишь?
— Не точу. Мы даже не знакомы, — бросила девушка как можно равнодушнее. Но тревога
в ее голосе не осталась незамеченной.
— Если незнакома, откуда такие выводы? — удивилась блондинка. — Я с ним общалась
пару раз и знаешь, он премилейший пацан. Сейчас таких днем с огнем не сыщешь. Не
сказала бы, что прям красавец, но, как подметила Энни, что-то в нем есть.
— Он мне не нравится. Можешь называть это интуицией, — пробормотала Лиз,
лихорадочно листая свои записи.
— Интуиция? — рассмеялась блондинка. — Ты в каком веке живешь, детка? В двадцать
первом? Времена деревянных игрушек и голых инстинктов давно прошли! — провозгласила
она. — Хэй, Дэвид! Приветики! — помахала она седому парню, белоснежные волосы
которого были собраны в низкий хвост. — Не хочешь присесть к нам? — позвала она,
улыбаясь во все тридцать два зуба.
— Ну и сука же ты, Рэйс, — прошипела Лиз сквозь зубы.
— Я тоже тебя люблю, детка, — промурлыкала блондинка, убирая сумку со скамьи рядом
с собой и освобождая место для Фелини.
— Привет, девчонки! — поздоровался парень, приближаясь к столику. — Усиленно
готовитесь к экзаменам? — проявил он живой интерес, усаживаясь рядом с Рэйс.
— Только одна из нас, — хихикнула блондинка, тыкая пальцем в зарывшуюся в
конспектах Лиз. — А ты, я смотрю, цветешь и пахнешь. Будто бы все экзамены уже
позади!
— Это потому что они действительно позади, — пожал парень плечами. — Я все сдал
досрочно.
— Бли-и-ин! Во ты умный! — протянула рыжая, начиная вертеть в руках кубик Рубика в
два раза быстрее. — Умные парни такие секси! — протянула она, невинно хлопая
густыми длинными ресницами.
— Правда, что ли? — и не подумал смутиться Фелини. — Я слышал другое.
— Ой, Дэвид, раз ты у нас такой умный, может, поможешь Лиз? В некоторых дисциплинах
она терпит конкретное фиаско! — оповестила блондинка, с деланным состраданием
взирая на подругу.
— Да без проблем, — без раздумий согласился Дэвид, переведя взгляд серых глаз на
брюнетку.
— Обойдусь, — Лиз не хотела грубить, но агрессивный тон сказал сам за себя.
Захлопнув книгу и собрав все записи в кучу, девушка скинула все в рюкзак, поднялась
со своего места и молча направилась подальше от всего этого балагана.
— Плохой день? — искренне удивился реакции незнакомки Дэвид.
— Если бы, — отмахнулась Рэйс. — Она просто вбила себе в голову, что ты неприятный
тип.
— Рэ-э-эйс, ну бли-и-ин, это слишком прямолинейно! — всплеснула руками Энни.
— Грешна, — рассмеялась блондинка, с любопытством следя за реакцией парня.
Интересно, он разозлится, рассмеётся или останется равнодушным?
— Неприятный, значит? — улыбнулся седой. — И почему же она так считает?
— О, ты сейчас от смеха с лавочки упадешь! — пообещала Рэйс. — Говорит, что ей
подсказывает интуиция!
— Ого, — выдохнул парень, наблюдая, как темная фигура торопливо удаляется от
столика. — Хорошая интуиция, — пробормотал он едва слышно.
— М? — встрепенулась рыжая.
— Говорю, надо бы мне с ней поговорить. Обидно, когда тебя на дух не переносят
просто так, — заявил парень, поднимаясь со скамьи. — Люблю, когда есть причины, —
кинул он, мило улыбнувшись.
— Ну и шутник же ты, Дэвид! — отмахнулась блондинка, а рыжая с тревогой проводила
взглядом Фелини, последовавшего за ее подругой.
****
Иногда Лиз искренне недоумевала, с какой стати продолжает общаться с Рэйс:
человеком, только искавшим повода поиздеваться. Правда сразу же вспоминала, сколько
раз рыдала у нее на плече, открывала тайны, уверенная, что о них больше никто не
узнает, будила девушку посреди ночи, предлагая распить бутылку горячительного, вела
с подругой задушевные беседы и… Гнев уходил, оставляя после себя лишь легкий
привкус обиды. И все же сегодня блондинка явно перегнула палку. Вот на черта она
это сделала, спрашивается? Ну не нравится Лиз какой-то левый парень, ей-то что с
того?!
— Эй, постой! — окликнули девушку, но узнав голос, она предпочла прибавить шаг, а
не остановиться. — Да постой же! — едва ощутимое касание плеча заставило брюнетку
вздрогнуть и резко развернуться, столкнувшись взглядом со слегка запыхавшимся
Дэвидом.
— Не трогай меня, — выдохнула она резко.
— Оу, прости, — парень мгновенно отдернул руку. — Не хотел тебя пугать.
— Тогда не преследуй меня.
— Я и не собирался, — пожал Фелини плечами. Лиз, не дожидаясь объяснений,
продолжила свой путь в библиотеку, но парень явно оказался из прилипчивых. — Рэйс
сказала мне, что я не особо тебе нравлюсь, — беззаботно объяснил он, поравнявшись с
девушкой и стараясь держать с ней одну скорость.
— Мало ли что она сказала, — фыркнула Лиз, мысленно обещая себе ночью придушить
соседку по комнате подушкой.
— Так она соврала?
Разговор можно было бы закончить единственным «да», но Лиз не любила врать.
— Нет, не соврала, — процедила она сквозь зубы
— Но почему? — Дэвид выглядел изумленным. — Если я когда-то чем-то тебя обидел…
— Нет, не обидел.
— Был груб?
— Нет.
— Дверь перед тобой не открыл?
— Нет. Ты не делал мне совершенно ничего плохого, — бормотала Лиз, отчего-то
чувствуя себя дурой. Действительно, разве можно ощущать к человеку негативные
эмоции, если ты ни разу с ним даже не заговорил?
Конечно, блин, можно.
— Может, мнение обо мне подпортили слухи? — продолжал гадать парень.
— Нет, слухи здесь ни причём.
— Тогда почему?
Лиз остановилась и посмотрела на парня. Ей хотелось сказать, что она ошиблась. Что
ее суждения поспешны. Возможно, она бы даже извинилась, но столкнулась с взглядом
холодных серых глаз, и ощущение, которое в ней вызывало одно лишь упоминание
Фелини, вернулось. Тревога. Подозрение. Недоверие. Первобытный страх. Давление,
будто девушку кинули под пресс.
— Ты злобный, — выговорила она раньше, чем подумала.
— Что, прости? — парень изобразил удивление, но взгляд остался спокойным, словно
этот довод вовсе не впечатлил Фелини.
— Хватит изображать дурачка, — бросила девушка, нахмурившись.
— Да я мухи не обидел, — протянул Дэвид фальшиво. Он мог бы сказать это и более
убедительно, но фальшивил специально, словно насмехался над брюнеткой.
— Ага. Строишь из себя добрячка. Светишься, будто начищенный таз. Притворяешься.
Постоянно и со всеми. Даже пару минут назад, когда Рэйс позвала тебя к нам, бьюсь
об заклад, ты подумал что-то вроде: «Тупая девка! На черта она меня зовет! Не хочу
я к вам подходить! Не хочу я с вами разговаривать!» Или скажешь, что я не права?
Парень продолжал мило улыбаться, но что-то неуловимо изменилось.
— Поразительная проницательность, — ответил он, не сводя с Лиз холодного взгляда.
— В твоей семье случаем не было экстрасенсов или гадалок? — поинтересовался он,
делая шаг в сторону девушки. Брюнетка рефлекторно попятилась и уперлась спиной в
стену институтского здания. Небольшая тропинка, на которой ее нагнал Фелини,
пустовала. Ни единой живой души, так как большая часть студентов либо корпела над
мониторами в библиотеке, либо маялась дурью на площадке, с которой девушка ушла
пару минут назад.
— Разговор закончен, — произнесла Лиз металлическим голосом, желая побыстрее
убежать от странного парня. Но Фелини не позволил ей этого, преградив дорогу рукой,
которую упер в стену перед девушкой.
— По-моему, заканчивать разговор на такой ноте крайне бестактно, — усмехнулся он,
выглядя все более угрожающе. — Думаешь, ты все обо мне знаешь?
— Думаю, я ничего о тебе не знаю и знать не желаю, — выдохнула Лиз, всеми силами
сохраняя спокойствие. — Это что, преступление?
— Нет.
— Тогда чего прицепился?
— Мне просто интересно.
— Проявляй свой интерес к кому-нибудь, кто это оценит, — посоветовала Лиз,
отталкивая руку Дэвида.
— Слишком просто, — и не подумал обидеться Фелини.
— Отвали от меня, — ощетинилась Лиз и поспешила подальше от нежеланного нового
знакомого.
— Ничего не могу обещать, Лиз! — кинул парень ей в след.
— Для тебя Элизабет, — раздраженно ответила девушка.
— Еще увидимся, Элизабет! — мгновенно отреагировал Дэвид.
— Надеюсь, если мы еще и встретимся, то только в Аду! — пробормотала брюнетка,
уходя все дальше от парня. Руки дрожали, сердце выбивало барабанную дробь. Чертов
Фелини.
— А может все же пораньше? Как насчет свидания?
Чертов парень решил продолжить преследовать Лиз, напрягая все больше.
— Пошел нахуй! — окончательно взбесившись, проорала девушка на весь институтский
двор.
— Так сразу? Может, сперва сходим в кафе или в театр? Где ты любишь проводить
время?
— В гробу видала!
— Кладбище? Без проблем, устроим маленький пикничок среди мертвых.
— Я что, неясно выражаюсь? Отцепись!
— Как же я могу теперь отцепиться от возможно единственного человека на этой
планете, рядом с которым не надо притворяться? — протянул Фелини, продолжая идти за
Лиз, но сохраняя дистанцию в пару метров.
— Лучше бы тебе отстать от меня, — выдохнула девушка, скрипнув зубами.
— Или что? — гребанный провокатор явно получал неописуемое удовольствие от беседы.
Лиз оглянулась на парня, долго и внимательно вглядывалась в его лицо, а затем
развернулась и молча продолжила путь.
— Так, когда ты свободна?
— Никогда!

Ныне…

Мифи с пребольшим удовольствием умылась бы в крови врагов, но предыдущие двадцать

минут умывалась только своей. Кровь из носа все никак не хотела останавливаться.
Еще один минус отсутствия работающих нано-машин. Они может и не исцеляли и не
повышали скорость регенерации тканей, но закупоривали повреждения моментально.
Теперь от бравых нано осталась лишь серебристая корка на поверхности кожи, которая
жутко сыпалась, покрывая все вокруг нанитки тонкой серебристой пленкой.
«Гламурные Дивы встретили бы меня с распростертыми», — невесело размышляла Мифи,
вместо того, чтобы отвлечься, засыпая душевные раны килограммами соли.
— Кажется, твои нано не в порядке, — заметила Мишель, сдержавшая обещание и
проследовавшая за Мифи в туалет, а теперь продолжавшая идти за девушкой даже после
того, как они покинули пределы школы.
— Ага, — бросила Мифи гнусаво. До конца кровь остановить ей так и не удалось и
потому, психанув, девушка запихала в обе ноздри куски туалетной бумаги. В связи с
этим выглядела она весьма странно.
«Блестки на коже, туалетка в ноздрях — всратей образа и придумать нельзя», — тяжело
вздыхая после каждого нового недоуменного взгляда, обращенного в ее сторону,
продолжала планомерно измываться над собой нанитка.
— Сломались? — проявила живое участие Мишель. Она была… Миленькая. Не шибко
красивая — черты лица казались слишком острыми, но длинные волосы и тонна блесток
скрадывали это. Грудь отсутствовала напрочь. То есть если до встречи с циркачкой
Мифи считала себя плоской доской, то теперь она в этом сильно сомневалась. Движения
девушки казались резковатыми, но одновременно с тем плавными. Жуткий боевой
раскрас. Жуткая одежда. Жуткие бусинки и стразы. И нарощенные ресницы, доходившие
аж до бровей, тоже Мифи казались жутковатыми. И все равно Мишель была миленькой.
При других обстоятельствах нанитка возможно даже попробовала к ней подкатить. Да,
однозначно подкатила бы, если бы не состояла в болезненных отношениях, не вела
войну с наносами и не превращалась в собственных глазах в обычную девчонку,
потерявшую, кажется, единственное, что позволяло ей ощущать себя собой — нано.
«Это глупо, — упорно внушала себе Мифи. — Что за идиотские самобичевания?!»
Но если бы глас разума так легко менял мнение людей о себе и окружающих, жизнь была
бы совсем иной.
— Сломали, — поправила девушку Мифи, тяжело вздохнув. Нет, нельзя впадать в уныние.
Нельзя сомневаться в себе. А думать о том, что бы произошло, не окажись Мишель на
лестничной площадке, и вовсе категорически запрещалось. Нельзя ощущать себя
жертвой. Нет, ты не жертва. Нет, что бы ни произошло, ты бы все равно ей не стала.
Ты не имеешь права жалеть себя. Есть проблемы поважнее. Вот после их решения, так и
быть, придешь домой и, возможно, пару часов порыдаешь в подушку. Но не прямо
сейчас, Мифи. Вдохни поглубже, и вперед на ржавые мины!
И первое, что девушке следовало сделать, это восстановить свое душевное равновесие.
А ничто с этим не справилось бы лучше, чем… Новая порция нано-машин. Да, это шло в
разрез с умозаключениями о том, что они играют небольшую роль в жизни Мифи, но…
Тратить недели на заверения своего подсознания в том, какая нанитка афигенная и без
сторонних технологий, циркулирующих по ее венам, Мифи сейчас не могла.
Единственным человеком, к которому она сейчас могла обратиться за порцией нано, не
беспокоясь о том, что ей могут подсунуть совсем не то, чего она желала, оставался
Ник Дайси. Хорошо бы его посетить. Разузнать о здоровье, а заодно подтянуть
здоровье и свое собственное.
— Это все ваши противостояния с наносами? — осторожно уточнила Мишель, внимательно
поглядывая на Мифи. И нанитка только теперь заметила, что глаза Миши благодаря
линзам тоже розовые. А зрачки в форме сердечек. Боже, это так идиотски. Но так
мило.
— Не знаю, все сложно, — пожала Мифи плечами, не желая вдаваться в подробности
происходящего. Мишель явно уловила настроение девушки и продолжать расспросы не
стала.
А улицы Тосама, тем временем, дрожали от масштабного карнавала. Толпы людей в
праздничных костюмах. Огромные шары, бороздящие небеса. Светящиеся сувениры,
продававшиеся за смешную цену в магазинчиках на колесах. Танцоры, двигающиеся под
ритмичную музыку. Певцы, чарующие чистыми голосами. Скучающие зеваки. Громкие дети.
Вечно недовольные пьяницы. Мыслимые и немыслимые угощения, что готовили прямо здесь
на глазах у заказчика. И тьма промоутеров, впихивающих рекламные флаеры всем, кто
не успевал от них отбежать. Один из них как раз преградил путь Мифи, настойчиво
всовывая ей в руки цветную рекламку с простенькой голограммой.
— Не пропустите! — воскликнул он, размахивая руками. — Цирк из самой Парадигмы!
Города - Тайны! Всего неделю в Тосаме! Количество выступлений ограничено! Спешите!
Мифи лишь хмыкнула, забирая флаер из рук промоутера и пряча его в карман джинсов,
чтобы позже забыть и забить. Мишель же, напротив, восторженно захлопала в ладошки.
— Ты слышала — ты слышала?! — воскликнула она взбудоражено. — Циркачи из Парадигмы
лучшие из лучших! Они творят немыслимое! — заявила она.
— Угу, окей, — нанитка даже не попыталась изобразить интерес.
— Неужели тебя не завораживает цирк? — удивилась Мишель.
— Цирк для детей, — кинула Мифи, не слишком задумываясь о том, как ее утверждение
воспримет Мишель. Нанитка просто хотела закрыть тему до ее развития, потому как о
цирке лишний раз предпочитала не думать. Ее жизнь была фееричнее любого
представления под куполом.
— Что-о-о?! — Миша аж за сердце схватилась. — Да как ты можешь так говорить?!
Цирк — это поразительный вид зрелищного искусства! Если ты полагаешь, что это не
так, напрашивается единственный вывод — ты никогда там не была!
Утверждение являлось верным лишь наполовину. Один раз Мифи цирк таки посещала,
правда тогда ей было лет пять от роду, потому она не помнила о нем ровным счетом
ничего.
— Акробатика и эквилибристика, силачи и фокусники, пантомимы и репризы!
— продолжала распаляться Миша.
— Реп… что?
— Репризы! Маленькие шуточные сценки между клоунами и, зачастую,
шпрехшталмейстером!
— Шпрех… Что??? — нанитка не хотела говорить о цирке, но Мишель явно умела затянуть
собеседника в любую тему для разговора.
— Это цирковой ведущий!
— Больше похоже на логопедическое упражнение.
— В переводе с одного из забытых языков дословно означает «Разговорный мастер»!
— сообщила циркачка, выглядя такой счастливой об одном лишь упоминании цирка, что
Мифи даже стало чуточку завидно.
— Хах, — не смогла нанитка сдержаться от смешка, — знакома я с одним разговорным
мастером. Теперь-то я понимаю, почему всю мою жизнь он превращает в цирк.
— О-о-о! — протянула Мишель уважительно. — Кажется, я знаю, о ком ты говоришь, —
закивала она. — Этот твой странный друг — Тери Фелини, речь же о нем?
— поинтересовалась она невинно. Мифи поморщилась. Нет, она ощущала искреннюю
благодарность к Мише за то, что та спасла ее, но… Во-первых, за двадцать минут
разговора с этой девушкой нанитка сделала неприятный вывод о том, что циркачка
знала о ней больше, чем должен был бы знать человек, просто слышавший о Мифи. А во-
вторых… Девушка не могла отделаться от ощущения, что из ситуации с Дликом смогла бы
выкрутиться сама, и тогда бы настырный страх, который сейчас так и норовил вылезти
наружу, притушила бы уверенность в том, что девушка сильнее своих врагов, а значит,
бояться подобных индивидуумов смысла нет.
«Но ты бы не справилась…» — забормотал внутренний голос, рисуя в воображении жуткие
картинки с участием Длика и Мифи. Нанитка не привыкла ощущать себя слабой, а потому
теперь ей казалось, будто из-под ее ног выбили почву.
— А ты многое знаешь, — не смогла Мифи скрыть смесь раздражения и подозрения.
— Да, многое, — Миша даже не попыталась оправдаться. — Ты интересная. Когда что-то
или кто-то мне интересен, я неосознанно поглощаю любую информацию о нем, —
улыбнулась она настолько искренне, что продолжать злиться на девушку не получилось.
Но из списка «подозрительных» Мифи ее все равно не вычеркнула.
Быть может, она сговорилась с наносами?
И оказалась на лестничной площадке не случайно?
Пытается втереться в доверие, чтобы затем ударить ножом в спину?
Держи свою паранойю при себе, Мифи, сейчас только ее и не хватало!
— Пусть так, но Фелини — человек, о котором лучше ничего не знать, — заверила новую
знакомую нанитка.
— Правда? А я была бы рада с ним познакомиться! — пожала Миша плечами.
— Познакомься, когда захочешь испортить себе жизнь, — посоветовала Мифи.
— Знакомство со мной, кстати, в последнее время ведет к таким же последствиям. Так
что…
— Трудности делают жизнь интереснее, — бодро заявила Мишель, и не думая
прислушиваться к предостережению. Мифи на фоне улыбчивой девушки в бело-розовой
одежде и с пепельными волосами выглядела темным сгустком нервов, который наверняка
ударял током, если к нему нечаянно прикоснуться.
— По-моему, так считают лишь те, кто никогда с настоящими трудностями не
сталкивался, — фыркнула Мифи. Мишель в ответ кинула на девушку внимательный взгляд,
но спорить не стала. Лишь внезапно хихикнула, начав размахивать цирковым флаером:
— Что бы ты ни думала о цирке, твое мнение поменяется, как только ты сходишь на это
представление! — заверила она бойко.
— Да что же там такого особенного?
— Кроме того, что я перечислила ранее? — протянула Мишель, полагая, что и этого
вполне достаточно. — Ну что ж, для любителей пощекотать нервы еще есть
Дрессировщики, — бросила она интригующе.
— Дрессура? — удивилась Мифи. — Вроде уже несколько веков как запретили какие-либо
манипуляции с животными, их и так на планете осталось немного, разве нет?
— А они и не животных дрессируют, — повышала градус интриги циркачка. При всем
своем равнодушии к теме разговора, Мифи поневоле начала проявлять к ней интерес.
— В смысле?
— Что ты знаешь о Парадигме? — Ох, как Мифи не любила, когда отвечали вопросом на
вопрос или начинали издалека. Обычно Фелини совмещал эти два неприятных действия.
Мишель сейчас делала то же самое. И нанитка разрывалась между любопытством и
неудержимым желанием подарить Мишель подзатыльник.
— Знаю, что город закрытый, потому о нем ходит много тупых баек, — процедила Мифи
сквозь зубы, коря себя за то, что в очередной раз ведется на подобные уловки.
Ничему ее жизнь не учит!
— Байки байками, но один интересный слушок — совсем не слушок, — протянула Мишель,
проходя мимо продавца разноцветных пружинок-слинков — привета из двадцатого века.
— Я сама видела подтверждение этому, — бросила она неожиданно низким, пробирающим
до костей тембром.
— Да ты шутишь, — буркнула Мифи, не зная, что и думать.
Конечно, она слышала о Парадигме пару диких сплетен, самая безумная из которых
заключалась в том, что во время Третьей Мировой Войны, когда все держались против
всех, на город скинули недоработанное биологическое оружие. Последствия оказались
не такими убийственными, как планировалось, зато долгоиграющими. Население города
бомбардировку пережило, но примерно пять процентов горожан заболели чем-то, по
симптоматике напоминавшим простуду. Только воздушно-капельным путем эта болезнь не
передавалась, а лекарства стоически игнорировала. Слишком поздно врачи забили
тревогу, поняв, что перед ними необычный вирус. Непонятная дрянь, намешанная
создателями бомбы, интегрировалась в ДНК человека и безвозвратно ее перестраивала.
У большинства людей сильный иммунитет уничтожал заразу раньше, чем та успевала
внедриться и что-то изменить в зараженном. Но тем, чей иммунитет оказался ослаблен,
судьба рисовала сомнительные перспективы. Зараженные мутировали. Изменения
происходили медленно, развиваясь годами. Легкая простуда перетекала в сыпь, затем в
воспаление легких, отек Квинке и другие малоприятные симптомы, которые сперва
появлялись, а затем сами собой проходили. Оптимисты и любители комиксов до
последнего ожидали, что в силу мутаций больные обретут какие-нибудь суперсилы. По
факту обрели они лишь страшную непереносимость ультрафиолета, из-за чего под
Парадигмой построили подземный город вечной ночи — Прапарад. Не успели люди
обустроиться там, поверив, что их жизнь станет похожей на прежнюю, как проявился
новый симптом — отёк мозга, спровоцировавший у большинства больных коммуникативные
расстройства, депрессию и повышенную агрессию. Зараженные начали терять память и
человеческий облик. Прапарад, не успев расцвести, превратился в бойню. В Парадигме
даже якобы проводилось закрытое собрание, на котором выдвигалось предложение
закрыть выходы из Прапарада на поверхность, перед этим заполнив тоннели из города
кислотой, которая разъедала только биологические организмы, но не повреждала землю
и камень. Ночной город и вовсе подорвали бы, если бы это не грозило разрушением и
Парадигме.
В результате сто человек из закрытого собрания проголосовали «За», сто три —
«Против». Больных оставили в покое, лишь частично перекрыв вход на поверхность ради
безопасности здоровых горожан, и построили «кормушки», куда ежедневно поступала
вода и пища. Также собрание подписало соглашение об удвоении финансирования
разработки вакцины.
Но… Еще никогда гуманизм не оказывался настолько провальным решением.
Полноценные мутанты, подозрительно походившие на монстров из кино, разительно
отличались от них лишь одним — интеллектом. Обезображенные внешне, потерявшие
коммуникативные навыки и страдающие целым букетом психических расстройств, они
оставались достаточно умными для того, чтобы принести маленькому правительству
Парадигмы массу проблем. Кульминацией же долгоиграющей биологической катастрофы
стал день, когда мутанты, ожидаемо, вырвались-таки на поверхность, устроив в
пережившей первый апокалипсис Парадигме, апокалипсис под номером два. Многие тогда
погибли. Еще больше… забеременели. Гонимые первобытными инстинктами, мутанты по
мелочам не разменивались. Детей-монстров заделанных монстрами-насильниками
оставлять никто (за исключением пары десятков слишком религиозных дев),
естественно, не пожелал, только вот пострадавшие женщины не подозревали, что
генотип мутации в них сохранился. И узнали они об этом много позже, когда решили
обзавестись уже желанными чадами. Парадигма не успела толком встать на ноги, когда
волна мутировавших детей вновь потрясла город. Мутация в них проявлялась не с такой
силой, но присутствовала. Люди могли мыслить трезво и при пожизненном употреблении
необходимых препаратов не впадали в полное озверение. Но света по-прежнему боялись,
и иммунитет их был крайне слабый, потому они не вылезали из больниц. К моменту,
когда дети подросли, Прапарад опустел. Мутанты первой волны прорыли себе тоннели и
обосновались где-то в толще земли. Потому новая волна мутантов перебралась в ночной
город на свой страх и риск.
Помимо этих, ходили и другие слухи. Целая тьма слухов. Кто-то поговаривал, что
мутанты заразны, другие сравнивали их с гоблинами из фэнтезийных книг, третьи
воображали, что всё это байки, которые придумало Мировое Правительство ради
устрашения и контроля общества в Парадигме, ибо люди там считались слишком
своевольными. Но истины никто не знал, так как уже сотню лет Парадигма являлась
сугубо закрытым городом, в который проникнуть не мог никто кроме человека, там
родившегося. Выехать из него также являлось проблемой. О переезде можно было даже
не заикаться. Все эти необъяснимые строгие правила лишь подстегивали людей внешнего
мира строить все новые безумные теории насчет мотивов городского правительства. Но
Мифи не состояла в клубе любителей теорий заговора, не верила слухам и предпочитала
сперва анализировать факты, а затем уже делать выводы. Но Мишель заставила девушку
самую малость, но засомневаться в правильности своего мнения на сей счет.
— Дрессировщики, покорившие мутантов Парадигмы? Не поверю, пока не увижу, —
проговорила она уперто.
— Значит, нам обязательно надо сходить! — воскликнула Мишель, торжествуя. Так или
иначе, а своего она добилась.
— Бьюсь об заклад, билеты стоят заоблачно. Не думаю, что смогу себе такое
позволить, — продолжила отнекиваться Мифи, запоздало осознавая, что попалась на
уловку. Она хотела добавить еще что-нибудь, чтобы окончательно уверить Мишу в своем
нежелании посещать цирк, но отвлеклась на куда-то спешившую группу людей в белых
халатах с красными крестами на плечах. На карнавале никогда не обходилось без
«жертв», но медработники выглядели настолько обеспокоенно, будто произошло что-то
страшнее вывихнутого плеча.
— Об этом можешь не беспокоиться! — отмахнулась Мишель, не заметив тревоги,
промелькнувшей на лице нанитки. — Я проведу тебя бесплатно!
— Что, вырезала в цирковом шатре дырку? — прыснула Мифи, отгоняя мысли о
растворившихся в шумной толпе людей в медицинской форме.
— Вот еще, — насупилась Миша. — Современные шатры шьются из нитей кевлара. Такие не
разрежешь, — заявила она с такой гордостью, будто по ночам на коленке
собственноручно сшивала шатер за шатром. — Я работаю в Тосамском цирке. И каждый
раз, когда приезжают «бродячие», напрашиваюсь к ним в волонтёры, слушая их цирковые
истории и, если повезет, еще и учусь чему-нибудь.
— Так ты циркачка не только по молодежному веянью, но и по жизни? — удивилась Мифи.
— Неужели все циркачи действительно работают в цирке?
— Нет, таких, как я, мало. Цирк — сложная структура. Туда так просто не пробиться.
Обычно это семейное дело. У меня вот циркачи и отец, и мать. Канатоходцы. Я тоже
хожу по канату, но на небольшой высоте. Страшновато.
— Это круто, — выговорила Мифи на автомате, уставившись в шумную толпу перед собой.
Она все еще по непонятным для себя причинам выискивала людей в белой форме, но
всего на мгновение ей показалось, что она увидела ту, с кем ожидала столкнуться на
данном мероприятии меньше всего. Недолго думая, Мифи бросилась вперед, но на какое-
то время потеряла желаемый объект, а когда вновь отыскала его взглядом, застыла,
как вкопанная.
— Ой, твоя девушка? — подала голос Мишель, продолжавшая следовать за наниткой по
пятам. — Разве она не в больнице? — Что за навязчивая девчонка… И откуда она, мать
ее, так много знает?!
— В больнице. Была. Вроде как… — выдохнула Мифи, ненароком сжимая кулаки. Какого
черта происходит. Лурна в одном из своих монашеских платьев прогуливалась по
центральной улице. Но страшно было даже не то, что ее выписали из больницы, а она
продолжала по телефону строить из себя страдалицу. Страшнее всего являлось то, что
она соврала, чтобы посетить праздник с высоким молодым парнем, одежда которого
почти кричала о том, что ее хозяин входит в состав поклонников святой Элеоноры. В
состав поклонников, к которым относилась и Лурна.
— Брат ее, наверное, — с наивной уверенностью в голосе заявила пепельная. — Они
похожи.
— Ну да. Конечно. Однозначно, — продолжала отрывисто цедить Мифи. Она хотела
сорваться с места, хотела схватить Лурну за руку и потребовать объяснений, но
больше всего хотела разукрасить незнакомому парнишке рожу. Но ноги будто приросли к
асфальту. В голове застучало «не надо», «он парень», «наномашин нет», «он сильный»,
«ты слабая», «проиграешь», «а что, если он захочет проучить тебя, как Длик?».
Нанитку бросило в пот.
— Эй! — сдавленно выкрикнула Мифи, стараясь унять дрожь в руках. Заставить свое
тело двигаться в сторону Лурны не вышло, так хоть привлечь ее внимание голосом.
Отчаянье нанитки потонуло в какофонии карнавала, будто труп в зыбучем песке. Лурна
уходила все дальше, держа незнакомца под руку, а Мифи стояла посреди городского
праздника с таким видом, будто пришла на поминки. На поминках она и была. Поминала
идеальные отношения, которых никогда не было и теперь-то совершенно точно не будет.
Поминала свое будущее с единственным человеком, с которым хотела его построить.
— Не станешь ее догонять? — удивилась Миша.
— Нет. Сейчас на эмоциях я могу наговорить лишнего или неправильно ее понять.
Завтра, — бросила девушка, пряча за гласом разума животный страх. Надо было что-то
с этим делать.
— Тогда, наверное, мне стоит обратить твое внимание на то, что твой друг успел
выкрикнуть твое имя тридцать два раза.
И тут же, будто по команде, до ушей нанитки донеслось душераздирающее «МИ-И-И-ИФИ-
И-И-И!».
— Тридцать три раза.
****
Бесконечно можно смотреть на три вещи: как горит огонь, как течет вода и как
бесится сэмпай. И если в утверждениях про воду и огонь я бы еще мог засомневаться,
то третье являлось неопровержимым фактом. Приятнее его бесиловок оставалось лишь
осознание того, что брызжет слюной и валяется по полу в истерических припадках он
исключительно по моей вине. Ну-ну, пупсик, не льсти мне. Я ведь еще даже не начинал
издеваться по-настоящему, а ты уже готов убивать. Что ты прям, посмотрите,
пропустили кукурузу. Трагедия века. Разрыдайся еще, честное слово. Не буду врать,
не очень мне хотелось так вот просто убегать из-под прицела винтовки. Точнее мне не
хотелось, чтобы из-под прицела так просто скрылся сэмпай. Я, знаете ли, успел тут
уже размечтаться, как Зуо простреливают бедро. Или два бедра! А лучше даже три, но
у него априори их всего два, так что придется довольствоваться тем, что уже есть.
Работать с подручным двухбедерным материалом, так сказать. И вот в эти два
бедрышка, крепкие, как грецкие орехи, заключенные в титан, хорошо бы пустить по
пуле. А затем я бы героически тащил Зуо на своем горбу через весь карнавал. И он бы
обязательно оценил, как я надрываюсь, готовый ради него на все, даже на перенос
тяжестей. Я бы продемонстрировал самоотверженность и жертвенность. И вытащил бы
Зуо! Спас бы его плешивую шкурятину! Меня бы не остановил тот факт, что он тяжелее
меня в два раза, а потому я скорее родил бы новую форму жизни, чем перетащил его из
пункта А в пункт Б. В моих фантазиях я достаточно силен для того, чтобы передвигать
Зуо, но не достаточно для того, чтобы мой подвиг оказался дешевкой. Главное
соблюдать баланс.
Думаю, с карнавала я тут же потащил бы его в лес. Понятия не имею, как далеко лес
от Тосама, если учесть, что на многие мили вокруг разворачивается безжизненная
белая пустыня, но… Но лес найти необходимо. Изба посреди искореженных деревьев и
жухлых кустов выглядит куда эффектнее, чем в пустыне, где даже поссать спокойно
нельзя, чтобы тебя где-то кто-то да не замел.
Полагаю, Зуо пришлось бы пережить месячное путешествие (плюс-минус пара десятков
лет), но он бы меня за это еще поблагодарил, ведь я предоставил бы ему уникальную
возможность почувствовать себя Моисеем! Хотя Моисеем, наверное, был бы, все же, я,
а Зуо, в таком случае, весь еврейский народ. Зуо, хочешь быть еврейским народом?
Нет? А придется.
И вот притащил бы я истекающего кровью Зуо в избу, положил бы на пыльную кровать и
выхаживал бы его подобно психопатке из книги «Мизери»! Каждый день Зуо приходилось
бы гадать, явлюсь ли я перед ним самым добрым и заботливым ангелом во всей
вселенной, или же меня накроет очередной приход, а потому в его завтрак я щедро
сыпану горсть битого стекла. Естественно, периодически он бы пытался выбраться из
избы или каким-то образом сообщить людям в городе, что он в заточении. Но у него бы
ничего не получалось, потому что первое, что бы я сделал, притащив его в избу, это
привязал его к кровати. Не то чтобы я не доверял сэмпаю, но интуиция подсказывает
мне, что даже простреленные ноги не помешают ему придушить меня, так что следовало
просчитать все заранее. И боже, какая бы у нас была жизнь! Я был бы заботливой
психопатушкой-домохозяйкой, а Зуо моим верным рыцарем с простреленными ногами и
привязанными к железной кровати руками. Не стоит расписывать в красках, как бы я
при всем при этом Зуо жарил. Ух, я бы оторвался. По полной программе! Сказка, одним
словом.
Но чтобы реализовать мои мечты, сперва следовало подгадать так, чтобы сэмпай словил
хотя бы одну пулю. Или нож. Или еще что-нибудь колюще-режущее. И при этом не
головой. Вселенная, разве я о многом прошу?! Но бурную деятельность по спасению
наших жизней развести все же следовало, иначе Зуо заподозрит неладное и убежит
раньше, чем я исполню свои скромные мечты. Потому я и предложил для нашего спасения
первое, что попалось мне на глаза. Собственно, спасением нашим должна была стать…
— Мифи! Мифи! Мифичка! Мифусик! Мифи! Мифи! Мифистофиль! Мифистиандр! Мифи! Мифи!
Мифи-и-и-и! Мифи! Мифиска! Мифодий! Мифи! Мифи! Мифи-черт-бы-тебя-побрал-поверни-
голову! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи! Мифи!
Мифи! Мифи! МИФИ! МИ-И-И-ИФИ-И-И-И! — начал я яростно размахивать руками, пытаясь
привлечь внимание подруги, застывшей посреди дороги, будто истукан. Незнакомая мне
девушка рядом с наниткой, выряженная в одежду пятилетнего ребенка, посмотрела в мою
сторону, воссияла, помахала мне рукой, а затем обратилась к подруге, указывая на
меня. Мифи, как любой нормальный лучший друг, увидев меня, изобразила на лице нечто
вроде отчаянного отвращения.
— Мифи! — продолжил я орать. — Нам нужна твоя помощь! Запрыгивай на платформу!
Скорее!
— Тери, помоги себе сам, — кинула подруга, явно чем-то расстроенная. И, судя по
всему, это расстройство было связано не только с лицезрением моего лица.
— Это вопрос жизни и смерти!
— Любой вопрос, возникающий у тебя в голове, всегда между жизнью и смертью чьего-то
разума.
— НЕ ЗАНУДСТВУЙ, Я НЕ ШУЧУ! И ТЫ МНЕ ДОЛЖНА! Я ИЗ-ЗА ТЕБЯ ОБОССАЛСЯ!
Подруга выразительно закатила глаза, но все же двинулась в сторону платформы.
Девушка в детской одежде вприпрыжку последовала за ней. Проходившие мимо люди,
случайно услышавшие мое признание, начали резко обходить платформу стороной. Потому
что нет страшнее силы, чем неконтролируемая струя мочи. Правильно-правильно,
отходите подальше, а то мало ли, какие еще фокусы я могу выкинуть! Даже я сам порой
не знаю, чего от себя ожидать. Вот я милый паренек, подзывающий подругу, а в
следующее мгновение могу решить взбить сливки для уличного пирожного своим писюном.
И КТО МНЕ ЗАПРЕТИТ? Ну… кроме полиции и прохожих? НИКТО.
— Ого, — протянула нанитка, забираясь на платформу и окидывая взглядом нашу
компанию. — Что за туса психопатов?
— Расстроена, что не позвали? — проворчал я, наблюдая за тем, как блондинка с
длиннющими хвостиками оказывается внутри гримерки. Незнакомку явно не смущал тот
факт, что ее сюда никто не звал. — А это… — бестактно ткнул я пальцем в сторону
девушки.
— Новая знакомая, — пожала нанитка плечами. — А это? — подобно мне, Мифи так же
примерила на себе амплуа невоспитанного чмыря, ткнув пальцем в Кару.
— Новая знакомая, — в тон Мифи ответил я. — Вот и побратались! Теперь будем все
вместе ходить на пикники, делать парные фоточки и хохотать над шутками, которые
понять можем только мы. Но это потом. А сейчас о главном!
— Я уж думала, не доживу, — фыркнула подруга. Да что с тобой такое? Что за
недовольная морда лица? Выглядишь так, будто последние полчаса пытались убить тебя,
а не нас. А может и правда пытались? Так… Мне надо будет обязательно выяснить ответ
на этот вопрос. Но позже.
— Нас тут короче убивают, — не стал я ходить вокруг да около.
— М-м-м… Круть.
— Нет, серьезно, в нас стреляли!
— М-м-м… Мазилы.
— Мы выжили только благодаря чуйке сэмпая! И моей харизме.
— М-м-м… Зуо, ты же понимаешь, что спасая Тери, творишь мировое зло?
— Подозреваю, — фыркнул сэмпай, облизывая все еще кровоточивший уголок губы.
— Шутки шутками, но я серьезно! Мы как ходячие мишени! Вы обе теперь, кстати,
скорее всего тоже.
Мифи изобразила сперва недоумение, а затем отрешенность.
— То есть вы тут на грани смерти, и ты позвал меня? Чтобы мы с тобой, как лучшие
друганы, подохли в один день? — развела она руками. — Единственная причина, по
которой я еще не начала тебя бить, заключается в том, что у меня сегодня
умирательное настроение. Но долго оно не продлится, и если мы выживем, я еще подарю
тебе парочку подсрачников, — пообещала она.
— Ха, это месть! — заявил я гордо. — Ты меня подставила с ведром дерьма!
— А ты за это ставишь под угрозу мою жизнь?!
— Да, знаю, легко отделалась, не благодари, — ехидно протянул я.
— Может, хватит, — голос Зуо, слишком спокойный и ровный заставил всех в гримерке
при платформе вздрогнуть и разом обернуться на него. Вот как это работает, м? Он
бросает фразу, и ты уже ловишь каждое его слово, где-то на подсознательном уровне
уверенный, что пропускать сказанное им нельзя. — Пока вы тут хуйней маетесь, мы все
еще можем подохнуть в любую секунду. Ты… — Зуо перевел взгляд на меня. — Надеюсь,
придумал нормальную идею для нашего спасения.
Нихрена себе заявочки. Я на такое не подписывался, знаете ли.
Мне очень хотелось воскликнуть это вслух, но сфинктер внезапно сжался, давая
понять, что лучше бы мне с огнем не играть. А я научился прислушиваться к нему.
Сфинктер херни не посоветует. Сейчас Зуо был в том состоянии, когда преспокойно
выбросил бы меня с платформы на растерзание убийц, если бы я вякнул хотя бы еще
одно лишнее слово. К тому же идея-то была… Частично.
— Я думаю, что нам следует бороться с причиной, а не следствием, — взяв себя в
руки, проговорил я спокойно.
— Предлагаешь пристрелить Зуо нам самим? — не совсем верно поняла мои слова Кара.
Блин, а идея-то замечательная. И от Шаркиса избавимся, и при денежках окажемся.
Кроссовки-то сами себя не купят!
— Нет, — покачал я головой через силу. — Я о другом. Сколько бы Зуо не покалечил
этих ребяток, придут новые, я верно понял? И куда бы мы ни убежали, нас все равно
найдут. Я прав? — уточнил я.
— Да, — сухо бросил сэмпай.
— И, как я понимаю, все эти люди решили убить тебя не просто так. Ну типа они же не
проснулись все разом рано поутру и такие: «Ой, что-то скучно стало, овсянка не
веселит, зубная паста закончилась, да и на работе сплошной мрак, пойду-ка я пущу
пару пуль в Зуо Шаркиса, кем бы он ни был».
— Ближе к делу, — прервал мое прекрасное сравнение сэмпай. Хлебом не корми, дай
малину обосрать, а потом еще заставить всех окружающих эту малину жрать и не
морщиться. Ну что за невыносимый человек?!
— Я к тому, что тебя заказали, да? Посулили большую сумму денег, верно? И эту
информацию отправили явно не с голубями.
— Инфа с биржи киллеров, — подтвердил Шаркис. — Но она локальная. С виртуалией не
связана, — продолжил он, явно поняв, к чему я веду.
— Пф, Зуо, ты в двадцать третьем веке, сейчас даже общественные туалеты связаны с
виртуалией, — отмахнулся я.
— Хорошо, я неверно выразился. Они в пласте нулевой виртуалии. Туда так просто не
пробраться.
— Типа в виртуалии, которой не существует? — влезла в разговор Мифи.
— Типа в виртуалии, которая существует, но о которой предпочитают отзываться, как о
несуществующей, — поправил я подругу. — Влезть в нее, конечно, сложно, — прямо как
в зад Зуо, — но не невозможно, — пожал я плечами. — Мне бы хороший комп, и проблема
решится как минимум наполовину. Благо один такой я нашел неподалеку отсюда, —
постучал я пальцем по уху. Я, между прочим, зря время не терял и сиськи не мял.
Полазил тут по незаконным базам инфы между перекидыванием фраз с парнишкой в
джамперах. — Осталось дело за малым — добраться до места назначения.
— И ты действительно сможешь ломануть их? — с сомнением хмыкнул сэмпай, закуривая
сигарету.
О, Зуо, ты удивишься, чему я научился за то время, пока тебя не было рядом.
— Здесь нельзя курить, — внезапно подал голос парень в джамперах.
— Да что ты, блять, говоришь, — рыкнул Зуо.
— Хорошо… курите, — мгновенно смирился парнишка.
— Спасибо, сука, за разрешение, — огрызнулся сэмпай. — Окей, предположим, что ты
действительно сможешь это сделать. Предположим, задумка с компом сработает. Вопрос
в том, как нам добраться до необходимого места и каким образом в этом может помочь
она? — кивнул он на Мифи.
Ха, Зуо, ну и глупый же ты. Никак она нам не поможет. Я и не рассчитывал. Мне
просто надо было отвлечь твое внимание. Пули в твоих ягодицах — все еще плод моих
фантазий, которые я желаю реализовать как можно скорее!
— Ой, а я знаю, как вас прикрыть, — внезапно воскликнула новая знакомая Мифи.
Да вы шутите.
Нет, так дела не делаются!
Образ искалеченного Зуо, полностью зависящего от меня и только от меня, мгновенно
померк.
Вот так и полагайся на бесполезных людей.
Надейся, блин, на их некомпетентность!
Чтобы они внезапно взяли и решили вопрос, который решать нельзя!
Люди никогда не перестанут меня расстраивать!

P.S. У меня есть группа, посвященная моему творчеству. Заглядывайте:

https://vk.com/mr_abomination11 \^_^\

========== Третьи небеса Рая: 31. Ход конем ==========

Загнанный в рамки собственного безразличия,

Где жизнь, где смерть, ни одного отличия.
Как результат вонючего двуличия,
Доволен всем вокруг до неприличия.

Утопший в золотом песке величия,

Не зная ни единого обычая,
Чужие принимаешь ты обличия,
За ними пряча жуткие увечья.

Когда-то…
После Третьей Мировой Войны люди перестали применять понятие «невозможно» в
вопросах, касавшихся климата планеты. То, что раньше ни при каких обстоятельствах
не могло произойти в той или иной местности, а если и происходило, то вписывалось в
ряды невероятных феноменов, теперь воспринималось не иначе, как суровой
обыденностью. Восточный мегаполис Ксорк именовался городом дрожи, потому как
землетрясения к его жителям наведывались на завтрак, обед и ужин. Даже ходили
шуточки, что если выходца из Ксорка поставить на ровную поверхность, не находящуюся
в движении, то он не сможет удержать равновесия. Западный мегаполис Лос-Фалэн
название своё получил за то, что в результате ужасного катаклизма частично ушел под
воду. Но пережившие наводнение люди из Лос-Фалэна не уехали, предпочтя на
кладбищенских руинах прошлого настраивать все новые высотки поверх старых, мерно
погружавшихся в воду примерно на метр каждый год и все еще хранивших в своих
покрытых илом стенах тысячи трупов. Штормы, срывавшие машины с магнитных стоянок и
разрушавшие не покрытые гравитационной защитой дома до основания, жители Лос-Фалэна
воспринимали как легкое дуновение ветерка в погожий день.
Тосам называли городом дождей. Не потому что большую часть времени его накрывали
ливни. Солнечных дней в городе насчитывалось не меньше, чем в остальных
мегаполисах. Зато каждый дождь в Тосаме походил на сюрприз с невероятными
последствиями. С неба на голову Тосамцам могло обрушиться все, от кислоты,
разъедавшей асфальт, до костей мелких животных, принесенных ветром из белой
пустыни. И единственным, что спасало горожан от неприятных подарочков, оставались
работавшие и днем и ночью синоптики, которые анализировали любые изменения в
атмосфере воздуха и учитывали тысячи нюансов, как существовавших еще до войны, так
и тех, что появились после. Благо высокие технологии позволяли предсказать не
только состав дождя, но даже его начало и конец с точностью до минуты. Конечно,
ошибки случались. Некоторые оказывались фатальными. Так пару лет назад синоптики
неверно проанализировали состав грядущего ливня, накрывшего единственный квартал на
окраине Тосама. Люди, попавшие под него, сварились заживо за считанные секунды.
После этого инцидента синоптиков отправили в Стриндж, обеспечив им пожизненную
прописку в Тосамской тюрьме строгого режима. А специалисты, что заняли их место,
ввели сотни технологических новшеств не для того, чтобы обезопасить город, а чтобы
в первую очередь обезопасить самих себя. Ведь ничто так не мотивирует людей, как
угроза их благополучию.
Сегодня метеорологи обещали проливной белый дождь, связывая это с пыльной бурей,
произошедшей в пустыне неподалёку от Тосама накануне. И прогноз не подвел. Тучи,
сгустившиеся над городом еще ночью, утром разродились сплошным белым ливнем.
Молочные ручьи побежали по блестящим от влаги заасфальтированным дорогам.
Белоснежные лужи из-за радужных переливов на поверхности, виною которых являлись
остатки маслянистого дождя, прошедшего днем ранее, напоминали миниатюрные жемчужные
озера.
Лиз надеялась, что белый дождь знаменует хорошее начало такого важного для нее дня.
Но… Возможно, кому-то он действительно принес удачу. Увы, девушка в дружескую
компанию этих людей не попала. Стоя в прозрачном дождевике, по которому бежали
маленькими змейками молочные капли, она взирала на электронное экзаменационное
табло, просматривая результаты экзаменов и мрачнея на глазах.
— Ну и погодка, — протянула Рэйс, поглядывая на молочные облака сквозь стекла
розовых очков. — Я видела порно, которое начиналось так же.
— Избавь от подробностей, — попросила Лиз монотонно, не в силах оторвать взгляда от
результатов экзаменов. Как же так? Она была уверена, что уж в этот раз все будет в
порядке.
— Бли-и-ин, ты такая умница, — протянула Энни уважительно, последовав примеру Лиз и
так же вперив взгляд в табло. — Физика — девяносто баллов. Математический анализ —
девяносто три балла. По робототехнике девяносто восемь балов! По этим предметам ты
одна из лучших, бли-и-ин! — искренне восхитилась она, всплеснув руками. — У меня по
робототеху шестьдесят девять баллов. И то каким-то чудным чудом, бли-и-ин!
— Да, вот только наш маленький гений чуть не завалила социологию, набрав всего
тридцать два балла, — хихикнула Рэйс, не преминув подпортить одну правду другой.
— Психология — тридцать три. Литература — двадцать девять. Серьезно, Лиз, что у
тебя за контры с гуманитарными предметами? Ты что, убила их бабулю?
— Я технарь, — рыкнула брюнетка, сжимая пальцы в кулаки с такой силой, что их
костяшки приобрели оттенок дождя.
— То есть сложные задачки тебе решать — раз плюнуть, а вызубрить теорию силенок не
хватает? И ты прикрываешься якобы техническим складом ума? Боже, Лиз, это так тупо.
Я могу понять, если бы тебе не давались забытые языки, они тебе, кстати, и не
даются, но… Какие могут быть сложности с литературой? Ты что, не умеешь читать?
— возмущенно воскликнула блондинка.
— Умею.
— Тогда в чем твоя проблема? Мы же на техническом факультете. Нам преподают
гуманитарные азы и не более.
— Если бы достаточно было просто прочитать, проблем бы не возникало. Но
анализировать текст, предполагая, что при этом думал и чувствовал написавший его
мертвый человек, кажется мне нелогичным. Никто, блин, не знает, о чем он думал и
что чувствовал, кроме него самого! — воскликнула Лиз в отчаяньи. — И постановки
вопросов тупые! Ведь значится: «Напишите, что вы думаете», а по факту писать надо
не то, что думаю я, а то, что думают о данном вопросе великие критики или, в
крайнем случае, преподаватели. Мое личное мнение никого ничуточки не интересует! И
если я им делюсь, оно заведомо неверное. Выходит, что постановка вопроса должна
быть следующей: «Напишите, что вы не думаете, но что вам рассказали со стороны. А
ваше собственное мнение — говно. Не тратьте сил».
— А тебе бы только мнением своим поделиться, — прыснула Рэйс. — Всем же так
интересно, — показательно закатила она глаза. — Хер с ней с литературой,
пересдашь, — меланхолично махнула она рукой. — Лучше скажи, как там обстоят ваши
дела с Фелини? — резко перевела подруга тему разговора. Брюнетку аж передернуло.
Нет уж, давайте вернемся к литературе.
— Никак, — фыркнула она, насупившись.
— Ничего себе «никак»! Да он же который день ходит-бродит за тобой, будто тень! Это
показалось бы мне очень жутким, если бы он не был таким классным парнем!
— хихикнула Рэйс, закусывая нижнюю губу.
— Он не классный, и это действительно жутко. Он меня заколебал!
— Дэвид просто пытается за тобой ухаживать. Разве это плохо? — удивилась Энни.
— Сейчас такое редко встретишь. Обычно, что парни, что девушки, все сразу тащат в
постель, бли-и-ин. А если не соглашаешься, машут на тебя рукой и находят другую
жертву. Это так обидно, бли-и-ин! Никакой романтики!
— Плохо, — огрызнулась Лиз. — Плохо, потому что это Фелини. Был бы кто другой! Да
хоть бомж с соседней улицы! И мне бы это как минимум польстило. Но он… Он меня
бесит.
— Хоть переспала бы с ним разок, сняла напряжение после такой нервной сессии, —
посоветовала Рэйс.
— Ты что, плохо слышишь? — опешила Лиз. — Я же говорю, что он меня бесит! БЕ-СИТ!
До трясучки. До белого каления. До нервного тика.
— Так одно другому не мешает, — пожала плечами блондинка. — Я ж не выйти за него
замуж предлагаю. Так, легкий перепихон для здоровья организма. Я, знаешь ли, очень
обеспокоена твоей сексуальной жизнью!
— Это я заметила, — буркнула Лиз. — Но как можно беспокоиться о том, чего нет?
— Вот потому и беспокоюсь, что нет! Ты так молода и прекрасна! И под этим
барахлишком городской сумасшедшей скрывается ничего такая фигурка. Чем тратить
время на ненависть, лучше трахайся. Особенно с теми, кто тебя бесит. С ними секс
всегда самый горячий, это я тебе гарантирую.
Лиз лишь скрипнула зубами. Рэйс прекрасно знала, почему брюнетка себя так ведет.
Знала и все равно напирала. Что за невыносимая девка?
— Слышать больше о нем не желаю! — громогласно заявила брюнетка.
— О ком это? — неожиданно дыхание, обдавшее правое ухо Лиз, заставило ее подскочить
на месте и шарахнуться от наклонившегося к девушке со спины Фелини. Он обладал
удивительной способностью появляться будто бы из ниоткуда. Но Элизабет подсказывало
чутье, что вылезал он непосредственно из преисподней.
— Блять! — в сердцах воскликнула она, рефлекторно схватившись за правое ухо с таким
видом, будто его ей откусили.
— Приветики, — широко улыбнулся Дэвид девушкам. — Довольны своими результатами?
— поинтересовался он, прекрасно зная по одному только выражению лица Лиз, как она
довольна и результатами, и видом его персоны.
— Сойдет, — пожала плечами Рэйс.
— Я лучшая в виртуальной теории вероятности, бли-и-ин! Теперь преподаватель будет
требовать от меня еще больше усидчивости, — пожаловалась Энни, тяжело вздохнув.
— А у тебя, я смотрю, результаты неоднозначные, — обратился парень к Лиз, которая
сама на вопрос так и не ответила. — Но в робототехнике ты хороша, мое уважение.
Говорят, этот предмет невыносим, — улыбнулся Фелини.
— Для нашей Лиззи невыносимыми предметами являются социология и литература. При
одном только их упоминании у нее сразу начинает идти пена изо рта, — хихикнула
блондинка, поправляя розовые очки, на стеклах которых блестели миниатюрные белые
капельки. Брюнетка с этим доводом была не согласна. Пену изо рта у нее провоцировал
только седой.
— У каждого свои слабые стороны, не правда ли, Элизабет? — подмигнул Дэвид
брюнетке. Лиз в ответ лишь болезненно поморщилась. — Хочешь, я помогу тебе с этими
предметами? — предложил парень невинно. — Я в них хорош, — ткнул он пальцем в
сторону табло, где имя Фелини под этими предметами числилось одним из первых. Его
имя, если присмотреться, числилось в первой тройке под каждым предметом, который он
изучал.
— Интересно было бы узнать, в чем еще ты хорош, — Рэйс флиртовала скорее по
привычке, чем из-за действительной заинтересованности парнем. Дэвид повернулся к
девушке, и Лиз заметила, как его улыбка стала в разы злее, а атмосфера неожиданно
потяжелела.
— Во всем, — проговорил он располагающим тоном, от которого у девушки по спине
побежали мурашки. Вот же жуткий тип. И почему этого никто не замечает? Никто кроме
нее?
— Сама справлюсь, — бросила она запоздалый ответ на предложение Дэвида. — Пойду
готовиться к пересдаче, — сообщила она подругам, надеясь поскорее слинять от
Фелини.
— Может я тебе все же пом… — последовало очередное предложение со стороны седого.
— Одна! Я пойду готовиться одна! — сказала, как отрезала Лиз.
— Но ведь с моей помощью будет в разы проще! — не отставал Дэвид. — Не упрямься,
ведь тебе это не выгодно!
Вот же назойливая пиявка. И чего он, интересно, этим добивается? Уж точно не чистой
и непорочной любви. Лиз сомневалась, что люди вроде Фелини вообще подозревают о
существовании такого чувства. Нет, ему просто нравится подтрунивать над ней.
Издеваться, при этом перед окружающими строя из себя пай-мальчика, а Лиз выставляя
в их глазах в амплуа лютой стервы, отталкивающей милого паренька.
Но нихрена он милым не был.
Ледяной взгляд будто резал кожу до кости.
Каждая улыбка — насмешка над всеми вокруг.
Высокомерный урод. Умный, но слишком хорошо осознающий превосходство над
остальными. Осознающий, и пользующийся этим сполна.
Ублюдский манипулятор, привыкший получать все, чего бы ему ни захотелось.
И сейчас по какому-то извращенному стечению обстоятельств желанной игрушкой
оказалась Лиз.
Но она не намеревалась уступать.
— Плевать мне на выгоду. Хочешь знать, почему? — прошипела девушка, сузив глаза и
уставившись на Дэвида не мигая. — Терпеть не могу мужиков, понял?
— Понял, — кивнул Фелини, не удивившись. — Всех? — на всякий случай удостоверился
он.
— Без исключений.
— Это сексизм.
— Говна пожри.
— Романтический ужин я представлял немного иначе, но если это говно приготовишь ты,
пожру, не откажусь. Я вообще не слишком разборчив в еде!
— Повтори попытку, когда член отвалится.
— Так дело в члене? Слушай, давай пойдем на компромисс. Член мой оставим в покое,
он мне дорог как память. Но я могу приодеться. Как думаешь, какого цвета платье мне
подойдет больше? С рюшками или без? Или что-то мрачное? Кожа? Выбирай.
— Это не изменит того факта, что ты мужик! — рыкнула Лиз.
— Как сказала бы Энни, бли-и-ин! Думаю, мы еще не на таком уровне отношений, чтобы
я ради тебя менял пол, — прыснул Дэвид.
— Это бы тебе не помогло, — Лиз буквально дрожала от злости. — Баб я тоже ненавижу!
Я всех ненавижу! ВСЕХ ЧЕРТОВЫХ ЛЮДИШЕК! — проорала она на всю территорию
университета.
— Ты же сказала, что если члена не будет, то…
— Я сказала, чтобы ты обратился, когда член отвалится. От этого ты бы, скорее
всего, сразу подох. Так что обращайся, когда помрешь. А сейчас ты не вписываешься в
мои рамки красоты. Слишком, блять, живой. Поэтому… Отъебись, — бросила она и
поспешила подальше от раздражающего субъекта.
— Вот же… — вздохнул Фелини устало. — Нельзя же так… Если ты продолжишь в том же
духе, я могу влюбиться в тебя по-настоящему.

Ныне…
Говорят, алкоголь не решает проблем. Но Ян с этим утверждением не согласился бы. С
одной его проблемой горячительные напитки справлялись на пять с плюсом — не давали
прийти в себя и начать мыслить трезво. Не давали мозгу запустить адскую машину
логического мышления на полную катушку. Не давали подозревать и ненавидеть
человека, которого подозревать и ненавидеть хотелось меньше всего. И сейчас речь
идет не о Глоу.
Мальчишка никогда не позиционировал себя в качестве подарка судьбы. Гулял налево
так часто, будто от этого зависела его жизнь. Трахался с кем ни попадя и раз за
разом ввязывался в сомнительные приключения, из которых Яну потом приходилось его
вытаскивать. Ни разговоры, ни мольбы, ни угрозы не могли исправить в нем тягу к
теплу чужой постели. Но Глоу никогда не заострял внимание на ком-то определенном.
Ни с кем не спал больше одного раза. Ни с кем, кроме Яна. И как бы жалко это не
звучало, шатена эта мысль грела. Он знал, что котенок влюблен в другого. Но Шаркис
никогда бы не ответил ему взаимностью. И это грело душу Яна еще больше. Казалось
бы, угрозы как таковой нет. А тяга к сексу на одну ночь не могла длиться вечно.
Потому Яну казалось, что стоит лишь немного подождать. Потерпеть, стиснув зубы. И
пусть бы хоть весь мир кричал о том, что Глоу подобного не достоин. У Яна на сей
счет имелось свое собственное мнение.
Теперь же дела обстояли иначе. Мир слухами полнится. Томо Яказаки вылез из своей
норы, а вслед за ним грозил вылезти и его папочка. Тень держали под прицелом и
днем, и ночью. Общий невроз заполнял захваченный особняк Дайси хуже навозного
смрада. И именно в этот момент Глоу исчезает. А затем скользкие шепотки доводят до
ушей Яна, что зоо вертится вокруг нового босса Лавы. Виляет перед ним пятнистым
хвостом и, конечно же, раздвигает ноги. Хотелось бы Яну поверить, что причиной тому
являлось некое сходство Томо и Зуо, но черт подери… Черт бы вас всех подрал… Черт…
Глоу пошел к Томо не просто так. Он пошел, потому что… Доказательства
отсутствовали, но Яну они были и не нужны. Он четко помнил тот вечер, когда против
своей воли проанализировал ситуацию и пришел к выводу, походившему на удар под дых.
Глоу пошел к Томо не просто так.
Да, не просто так…
Не просто…
Совершенно точно, не просто…
Нет.
Он пошел, потому что ему приказали…
Приказал Шаркис.
Шатен предполагал, что если бы застал Зуо трахающим мальчишку, ему было бы не так
паршиво, как от осознания того, что лучший друг… единственный друг… семья… подложил
парня под врага, зная о чувствах Яна к этому мальчишке. Да, Шаркис всегда
недолюбливал зоо. Да, был против их с Яном недоотношений и не стеснялся в
выражениях, затрагивая данную тему. И все же, чем еще это могло быть, если не
предательством?
Но доказательств нет.
Припереть Зуо к стенке? Заставить признаться?
Нельзя.
Страшно.
Страшно за то, что и припирать не надо. Достаточно задать прямой вопрос, и босс
ответит на него незамедлительно. Ответит правду, которую Ян слышать не желал. Но
пока она не произнесена вслух, проблемы можно избежать. Пока о ней не говоришь, ее
нет. Так ведь люди справляются со стрессами? Оставался глас разума, прицельно
постукивающий по вискам. Его-то и следовало заткнуть. Засунуть в воображаемый рот
кляп, пропитанный бензином, и поджечь.
В тот вечер Ян потянулся к закупоренной бутылке виски, желая промочить горло и
поразмышлять, как перестать думать о том, о чем думать он не желал. А получил, в
результате, отличное лекарство. Опьянение затуманивало разум. Даже если ты о чем-то
думал, это словно пробивалось сквозь толстое стекло бесконечной апатии. Будучи
пьяным, Ян страдал, но страдал иначе. Нет, алкоголь не решал проблем, это верно. И
боль не заглушал, вот только… Яну на нее становилось насрать. Он устраивал пьяные
дебоши, но ему было насрать. Плакал и жаловался, что скучает по Глоу, но ему было
насрать. Драматизировал на глазах у всей Тени, на это ему тоже было насрать.
Насрать на окружающих. Насрать на себя. На Глоу. И, соответственно, на
предательство Зуо.
Неожиданная трезвость застала Яна врасплох. В еще большее недоумение вверг
Фейерверк, у которого он оказался на руках. Вишенкой на торте стали ноющая боль в
правой ягодице, раздербаненная ширинка и воспоминания о разговоре, произошедшем
между шатеном и подрывником каких-то десять минут назад. Последнее было подобно
куску динамита, который впихнули Яну в задницу, после чего подожгли фитиль.
— Какого хуя?! — просипел шатен, задыхаясь от переполняющих его эмоций. Анализатор
в голове начал лихорадочно перебирать все произошедшее за последнее время и
беспощадно это обдумывать, обсасывать, и делать выводы, которых Ян делать не желал.
— Что происходит?! Что со мной, мать твою, такое?! Я умираю? — простонал он,
схватившись за рубашку в районе груди и начиная судорожно хватать губами воздух.
— Всего лишь трезв, — вздохнул подрывник, выбираясь из-под Яна, поднимаясь на ноги
и отряхивая зад от невидимой пыли. Ди отполировала полы во всем особняке настолько,
что в них можно было разглядеть свое отражение. Но это не помешало Джеку произвести
чисто механические движения в районе пятой точки.
— Это даже хуже! — болезненно простонал шатен, неуклюже поднимаясь на ноги,
застегивая ширинку, а затем
оглядываясь по сторонам с таким растерянным видом, будто впервые увидел помещение,
в котором оказался.
По-трезвянке мир оказался совершенно иным. И Яну он не понравился.
— У тебя такое выражение лица, будто тебе говна на лопате под нос подсунули, — не
смог не оценить отразившуюся на лице шатена гримасу Фейерверк.
— Да лучше б, мать твою, говно! Вот нахера?! НАХЕРА? — взвыл Ян, хватаясь за голову
и зажмуривая глаза. Стены,
потолок и пол начали будто бы давить на парня. Слишком четкие очертания мебели
резанули по глазам, а шквал
пугающих мыслей, будто черви, проникал в голову, вызывая неудержимое чувство
необъяснимого страха. Яна
залихорадило, пульс резко повысился, а ладони неожиданно вспотели. — Что ты
наделал? Что Вы наделали?!
Дайси, черт бы тебя побрал, какого лешего? — заорал Ян, продолжая находиться в
состоянии острой паники.
— Достал бухать, — послышалось из соседнего помещения пыхтение. — У нас тут
катастрофа скачет на катастрофе и катастрофой погоняет, а ты заделался местным
алкашом. Очень вовремя, скажу я тебе, — голос становился все ближе, пока парень не
показался из проема, волоча по полу искусственное тело рободевочки.
— И что же у вас тут, мать вашу, за катастрофы такие? — не поверил Нику Ян. — Все
рыдаешь над своими нано-машинками? Трагедия, мать его, века. Сделай другие,
впендюрь их себе в жопу через клизму и будь счастлив, ведь жизнь снова наполнится
красками!
— Не знаю, как это работает у тебя, а меня вот еще ни одна клизма не осчастливила и
красок к жизни не прибавила, — фыркнул Ник, надеясь на то, что если не Ян, то хотя
бы Фей догадается помочь ему, так как без нано его физические возможности резко
упали. Нифига подобного. Робота приходилось тащить в гордом одиночестве. — А
проблемы у нас более чем реальные. За Зуо охотятся фрилансеры, — выговорил он тихо,
но четко. Ян, открывший было по инерции рот, дабы продолжить сыпать сарказмами,
стушевался и так и не нашелся, что ответить.
— Где? — сдержанно выдавил он.
— Везде.
— Кто заказал?
— А мы знаем?
— Откуда информация.
— Зуо сам и сказал.
— Как давно?
Ник деловито глянул на голое запястье, на котором не значилось и следа от часов.
— Ох, и почему мы не сказали сразу, ведь это такая важная информация. Дай-ка
посчитаю, — протянул он, сощурившись. — Один, два, три… Хуй его знает. Такой ответ
тебя устроит?
— Мне… Мне надо отойти, — выдохнул Ян, резко зеленея. Трезвость била по сознанию
хуже молота по наковальне.
— Надеюсь не в мир иной? — усмехнулся Джек.
— Не дождешься, — нахмурился шатен, стремительно шагая к выходу.
— Забыл предупредить, — подал голос Ник. — Нано-машины какое-то время будут
циркулировать по твоему организму, и на новые порции алкоголя реакция их будет
весьма агрессивной, — заявил нанит, безбожно погрязая во лжи во благо.
— Это еще что значит? — резко остановился Ян.
— Напиться тебе в следующие дней двадцать не получится. Весь алкоголь будет
мгновенно перерабатываться, вследствие чего дристать будешь дальше, чем видеть. Чем
больше выпьешь, тем больше напор. Думаю, если ты решишь употребить целую бутылку,
как ты делаешь это в последнее время, не избежать бьющего из задницы фонтана. Это в
свою очередь приведет к резкому обезвоживанию организма и, возможно, даже смерти, —
монотонно сообщил Ник, ставя свою ношу на ноги и начиная светить фонариком в левый
глаз рободевочки, проверяя реакцию искусственных зрачков на свет.
— «Обосрался и не жил» — думаю, так назовут твои посмертные мемуары, — рассмеялся
Джек.
— Бьюсь об заклад, Шаркис в силу сучьего характера поставит рядом с твоей могилой
фонтан, — поддакнул Ник.
— А еще лучше, если шоколадное фондю! — добавил Джек.
— Фондю припасем на похороны. Эпатировать, так эпатировать! — поддержал Ник.
— Не удивлюсь, если после такого масштабного мероприятия, фондю переименуют в яндю.
— Ян станет эталоном для любого уважающего себя копрофила.
— Его дерьмовый образ запечатлеется в памяти каждого из Тени. Да что в Тени, в
сознании каждого жителя Тосама! Ты станешь звездой!
— Истории о дерьме и Яне будут передаваться из уст в уста, из поколения в поколение
до заката вселенной!
— Заткнулись бы вы, — прошипел Ян, сотрясаясь от гнева. Мало того, что трезвый, так
еще и объект для насмешек для двух придурков! — Я сейчас не в том настроении, чтобы
терпеливо сносить глупые подъебы, — предупредил он, нахмурившись.
— А разве такое возможно? — охнул Джек. — По мне, так ты тот еще терпила, —
усмехнулся он. Ник вздрогнул и напрягся, чувствуя, что тонкая граница между тем,
что говорить было можно и тем, что не следовало произносить ни в коем случае,
преодолена. Он то хорошо знал, каким мог быть этот добрый и отзывчивый парень.
— Друг ни во что не ставит, парень ебется с кем ни попади, а ты только и делаешь,
что терпишь-терпишь-терп…
Ян действительно обладал большим резервом терпения. Но в последнее время места в
нем становилось все меньше, а сейчас не осталось вовсе. Джек продолжал намеренно
провоцировать, то ли действительно не ощущая исходящей от Яна опасности, то ли
ощущая, но веруя в собственные силы. И все же действия шатена стали для него
неожиданностью. Брюнет так и не успел договорить, так как сжавшие его горло пальцы
перекрыли доступ к кислороду, заставив его поперхнуться собственными словами.
— Сдурел? — тут же засуетился Ник, тем не менее, держа определенную дистанцию
относительно Яна. Сейчас без нано-машин парень чувствовал себя особенно уязвимым и
не был уверен, что жизнь подрывника стоит его собственной. Но и кровь от пола
отмывать совсем не хотелось, а включать Ди, рискуя быть отмытым вслед за напольной
плиткой, тем более.
— Вместо того чтобы бухать и вести себя, как детсадовец на выгуле в цирковом
зоопарке, на мгновение запусти шестеренки в своей пропитой башке и осознай, в какой
сейчас заднице Зуо. Он на карнавале. И не знает, как из него выбраться, так как за
любым углом ждет жаждущий денег киллер. Не лучше ли свое внимание сейчас
сконцентрировать на выходе из данного положения? — осторожно выговорил нанит.
— Вот ведь беда, — выдохнул Ян бесцветным голосом. — А может и хуй с ним, с
Шаркисом, м? От него же одни проблемы, не так ли? Так пусть подыхает, — прорычал
парень, сотрясаясь от слепой ярости, рвущейся наружу. Впрочем приступ чистой злости
стих так же резко, как до того нахлынул. Обида на Зуо начала перемежаться со стыдом
за сказанные слова. Нет, что бы Шаркис ни натворил, Ян ему смерти не желал.
Следовало разруливать ситуацию, а побеситься можно и после.
— Чего напряглись, как яйца на морозе? Шучу я, — кинул шатен раздраженно. — Лучше
скажите, что вы предпринимаете, чтобы урегулировать ситуацию? — тихо
поинтересовался он, ослабляя хватку, но полностью Джека не отпуская.
— Пред… при… кхе-кхе… нимаем? — изобразил искреннее удивление Фейерверк, покраснев
от удушья. — На босса охотятся, а его Правая рука в запое, что же мы здесь можем
предпринять? — просипел он с дикой улыбочкой на побледневших губах. — Мы ж ведомые!
Без лидера и до туалета не дойдем, — несмотря на свое положение, подрывник не
растерял задора и явно планировал продолжать провоцировать Яна и дальше. Парнишка
играл с огнем, но ему это, кажется, даже нравилось.
— Не паясничай, — рыкнул Ян, вновь сжимая пальцы сильнее. Джек и раньше казался ему
достаточно раздражающим парнем, но сейчас это переходило всякие границы.
— Мы отправили сообщение всем Теневикам, но насколько я знаю, недалеко от Зуо
сейчас находятся только трое: Поль, Кара и Тадеус. Остальные либо недоступны, либо
слишком заняты.
— Они что не знают, что любые дела не так важны, как прикрытие босса? — продолжал
беситься Ян.
— Они знают, что выполнение прямых приказов Зуо не менее важно, чем жизнь Шаркиса.
Он же сам об этом постоянно и повторяет, — парировал Ник.
— А что же вы сами? — продолжал допытываться Ян.
— Мы? — Ник поморщился. — Я без наномашин обычный подросток… Что ты предлагаешь мне
сделать? Взять помпоны и сыграть роль группы поддержки? Встану посреди карнавала и
начну орать кричалки: Зуо — это З, это У, это О! Живи! Это Ж, это О, это П, это А!
Так что ли?
— Подросток, конструирующий роботов… — сдержанно напомнил Ян.
— Которые за последние пару месяцев наловили такое количество вирусов из виртуалии,
что я почти поверил в диверсию, — нахмурился Ник. — И… Если подумать… Учитывая,
происходящее в сети за последнее время и наличие там некой Лаирет…
— Избавь от бесполезной инфы. Ничего, блять, без меня не можете, — отпустил-таки Ян
горло Фейерверка.
— Наконец-то до тебя дошло, — хмыкнул Джек, потирая шею, на которой уже начали
проступать синяки, оставленные пальцами шатена. Жаль, не засосы.
— Кинь мне на телефон примерное местоположение Зуо. Прогуляюсь до него. Быть может,
мне повезет, и по дороге словлю головой пулю, — вздохнул Ян.
— Уже кидаю, — обрадовался Ник, коснувшись уха. — И По прихвати, — кивнул он на
девочку, касаясь ее шеи и запуская андроида.
— Ты же сказал, что все твои «детишки» не работоспособны.
— Частично, — кивнул Ник. — По не сможет войти в полный боевой режим, что-то
стопорит программу на середине преобразования, а затем разрушает нано-связи, из-за
чего она превращается в гору железяк в луже из нано-машин. Но и в теле десятилетней
девочки она неплохо дерется. Впрочем, кроме этого, никаких навыков в ней сейчас
нет. Пришлось откатывать ее систему, поэтому…
— Я же сказал, без лишней инфы. А что насчет тебя? — перевел Ян взгляд на Фейя.
— Ой, я не могу, — отрицательно покачал парень головой.
— И почему же?
— Меня тут душили только что. Теперь я глубоко ранен физически и душевно.
Необходимо несколько сеансов у психотерапевта и к тому же…
— Идешь со мной.
— Но…
— Я сказал, мать твою, ты идешь со мной. Что не ясно? — произнес Ян с такой
интонацией, спорить с которой решился бы только самоубийца.
— Не ясно, откуда вдруг у тебя проснулся характер, — проворчал брюнет, с одной
стороны невероятно счастливый, что Ян позвал его с собой, а с другой — невероятно
несчастный от осознания, что тащат его в самое пекло. А ведь он специализировался
далеко не на ближнем бое.
— Шевели ногами, — поторопил его Ян. — И молчи, — предупредил он поспешно. — Иначе
в следующий раз мои пальцы будут сжимать твое горло до тех пор, пока ты не
перестанешь дышать.
«Я бы предпочел, чтобы твои пальцы сжимали другую часть моего тела…» — подумал Фей,
смиренно подчиняясь и следуя за шатеном.
****
Если бы меня спросили, насколько мы с Зуо подходим друг другу, я бы не скупился на
красочные сравнения. Как Ромео и Джульетта (Я Ромео). Как Отелло и Дездемона (Я
Отелло). Как Адам и Ева (Я Адам). Как голая задница и ползущий в ее сторону ёж (Я
задница. Очень хотелось бы быть ежом, но я трезво оцениваю ситуацию). Как, в конце-
то концов и начале начал, трубы и бегущее по ним дерьмо (Я — трубы). Мы с Зуо
оставались идеальной парой в любых обстоятельствах, даже если стояли на краю
гибели. Особенно, когда стояли на этом самом краю!
— Вы ебанулись? — шипел Шаркис, сжимая кулаки и дрожа от злости.
— Миленько, — поддакивал я.
— Я, блять, не то, что надевать, смотреть на это не могу! — продолжал тихо истерить
сэмпай.
— Думаю, в данном случае не хватает только плаща и, возможно, короны. В заднице, —
делился я своим дизайнерским виденьем.
— Лучше, сука, я сразу выйду в центр карнавала, и пусть меня расстреляют со всех
сторон, хорошо? Даже это будет не столь унизительно, — продолжал бесноваться
сэмпай, все меньше походя на человека, все больше — на проснувшийся вулкан, если бы
вулканы вместо лавы умели извергать фекалии.
А началось всё с предложения непонятно из какой дыры выпавшей знакомой Мифи.
Она такая: «Ой, да прикрыть ваши жопы, как два пальца обоссать!»
А мы такие: «Фига ты дерзкая чикса!»
Она такая: «Ваще без Б, ща тут все как нахерачим, выйдете сухими из канализации!»
А мы такие: «Черт побери, ты нравишься нам все больше!»
Она такая: «Разрулим, как господи боженьки!»
А мы такие: «Полностью на тебя рассчитываем, детка!»
И девчуля действительно оказалась не из робкого десятка, ведь ей сейчас хватило
духа предложить Зуо то, что она предложила. И лично меня от истерического хохота
останавливал лишь страх за собственную жизнь. Останавливал, правда, не слишком
эффективно. Но вернемся к началу. Мишель, как представилась нам девушка, предложила
простой план. Она созвонилась с цирковыми дружками, у которых на карнавале, как и у
любых других уважающих себя представителей развлекательных заведений города, была
своя платформа. Какие-то двадцать минут гнетущего ожидания, бесконечного
сигаретного дыма со стороны Шаркиса, угнетающей атмосферы со стороны Мифи и до
оскомины позитивного настроения со стороны Мишель, и спасение прибыло. Платформа
поравнялась с нашим прибежищем, и мы успешно перебрались в новую локацию. Успешно,
правда, на девяносто процентов. Последние десять пришлись на меня, так как когда я
перепрыгивал из одной комнаты в другую, я умудрился запутаться одной ногой в
шторке. И единственное, что спасло меня от зубодробительного падения под колеса
клоунской башки (именно так цирковая платформа и выглядела), это Зуо, который
схватил меня за шкирку и швырнул внутрь, тем самым умудрившись спасти мою шкуру еще
и от шальной пули, предназначавшейся явно для сэмпая.
Казалось бы, проблема исчерпана. Всего-то и оставалось, что добраться до
необходимого места! И мы почти это сделали. Почти, в данном случае, ключевое слово.
— Хочешь сказать, что нам надо пройти еще два квартала? — прошипел Шаркис, выслушав
мои объяснения.
— Ну да… Во дворы. Не думал же ты, что платформа сможет привести нас прямиком к
назначенному месту? Мы ж посреди одной из центральных дорог! Ни единая подъездная
дверь на нее не выходит. А если бы и выходила, человек, к которому мы вломимся, и
который от этого наверняка будет пищать от восторга, как мужчина, секунду назад
ставший евнухом, не так богат, чтобы окна его квартиры выходили на главную дорогу.
Его дом в глубине. Два квартала и мы на месте. Все просто, — пожал я плечами.
Ответом мне стал сперва подзатыльник со стороны Зуо, затем подзатыльник со стороны
Кары, а апофеозом стал подсрачник со стороны Мифи. Чего все нервные такие, я не
понимаю? Ну пытаются нас убить. Тоже мне проблема проблем. Подзатыльником Зуо решил
не ограничиваться, потому после него начал метаться по небольшой комнатке
платформы, издавая нечто вроде полного злобы и отчаянья рыка. Серьезно, Зуо просто
бегал и рычал, сжав кулаки, вжав шею в плечи и сопя, как больной гайморитом.
Паникер. Я было протянул Зуо найденный на полу пакетик, чтобы он в него подышал и,
возможно, поорал. Сэмпай в ответ натянул биологический целлофан мне на голову,
завязав ручки на шее. Неблагодарный!
— Зуо, все будет хорошо, — решил я приободрить сэмпая, прекрасно зная, что получу
ровно противоположную реакцию.
— Хорошо? Нихуя ничего хорошо не будет! КАК ЖЕ МНЕ ВСЕ ЭТО НАСТОПИЗДЕЛО! ГЕНИЙ
БЛЯТЬ БЕЗ МОЗГОВ! КАК МЫ, ПО-ТВОЕМУ… — следующие десять минут Зуо орал, а все
окружающие смиренно слушали его крик души. Шаркис пару раз останавливался перевести
дыхание, а затем продолжал орать. Потому, когда он замолчал в очередной раз, я не
стал расслабляться раньше времени. Мало ли что. Но время шло, а сэмпай не
заговаривал.
— Знаешь…
— НАС ВСЕХ К ЕБЕНЯМ ПЕРЕСТРЕЛЯЮТ КАК ДОХЛЫХ КУРИЦ! — гаркнул сэмпай, явно
ожидавший, когда я заговорю.
— Почему дохлых? Дохлым, вроде бы плевать, стреляют в них или нет.
— ТАК И МНЕ УЖЕ ПЛЕВАТЬ!
— Что за внезапные суицидальные мысли? — нахмурился я.
— Все что угодно, только бы больше не терпеть твой идиотизм.
Говорят, если курице отрубить голову, она еще какое-то время будет бегать. Если
отрубить голову Зуо, он еще сутки будет орать. Не знаю, каким местом, но будет.
Отвечаю.
— Вообще эта проблема решаема, — вступил в разговор один из владельцев платформы:
тучный мужчина с густой бородой. — Можете взять у нас костюмы. Выйдете с платформы,
никто вас не признает, как пить дать.
— Только, блять, не костюмы, — простонал Зуо сквозь зубы.
— Костюмы? Так что ж вы сразу не сказали! Это же моя любимая часть каждого нашего
приключения! — обрадовался я.
— У вас они голографические, как у промоутеров на карнавале? — подала голос Мифи,
до этого самого момента хранившая скорбное молчание.
— Не совсем, — смутился бородач. — Промоутеры работают на цирк из Парадигмы. У этих
ребят денег куры не клюют.
Опять куры. Что за куриный день?
— А у нас голографический только один, остальные костюмы самые обыкновенные, —
мужчина вытащил единственное металлическое кольцо и показательно повертел им в
руках.
— Отлично, его я и заберу, — без тени благодарности заявил Шаркис, отнимая добычу
из рук циркача и защелкивая ее на своей шее. У меня же перед глазами тут же
нарисовалась картина, как шею сэмпая сковывает собачий ошейник, поводок от которого
я сжимаю в своих руках. Я бы в такие игры поиграл! Жаль, Зуо не оценит. Но это
пока. Пара лет ненастойчивых намеков и он склонится, я уверен! Или пристрелит меня
к чертям собачьим. Но кто не рискует, тот не выгуливает Шаркиса на поводке по
ночным улочкам Тосама.
— Не думаю что… — слабо запротестовал бородач, но было уже поздно. Голограмма
пробудилась, и Зуо оказался посреди платформы в необъятном голубом платье и с
блестящей диадемой на голове. Белые локоны пышной шевелюры рассыпались по плечам,
подчеркнув остатки смазливости в лице сэмпая, которые он так старательно пытался
притушить.
Первой не выдержала Кара, засмеявшись так громко и заразительно, что воля остальных
мгновенно сломалась, что повлекло за собой хохот со всех сторон. Я вообще упал на
пол, схватившись за живот. Нет, я не раз представлял сэмпая и в платье, и в нижнем
белье и подобное зрелище меня скорее возбудило, чем повеселило. Но мама родная,
лицо Шаркиса при этом следовало запечатлеть на камеру и продать с молотка как
произведение искусства. Уверен, за эту фотографию бы подрались самые фанатичные
коллекционеры!
Зуо на фоне нашего веселья моментально преодолел очередной рубеж лютой ярости, и я
уже даже не пытался угадать его пределы злости. Мне кажется, они стремились к
бесконечности. Кольцо полетело в дальнюю часть комнаты платформы, я же от любовного
пинка полетел вслед за ним. Но даже в полете я не переставал смеяться. Было больно,
но это того стоило!
Платье принцессы в результате досталось Каре. Мифи перевоплотилась в большого
плюшевого медведя. Мишель — в динозавра с глупой мордой. И вот тогда произошло
нечто, заставившее сэмпая окончательно уверовать в то, что сегодняшний день — самый
худший в его жизни. И виною тому были не снайперы, желающие нашпиговать пулями его
жопу и голову, и даже не я.
— Остался один костюм. К счастью, он на двоих! — заявила Мишель, смешно
перекатываясь в костюме динозавра. Сказала она, потому что бородач, явно предугадав
реакцию Шаркиса, предпочел не лезть на рожон.
— На двоих? — воспрял я духом, хромая из той части платформы, куда меня отправил
единственный пинок.
— Да! Не очень удобный, зато никто и подумать не посмеет, что это вы! Вы же, как я
понимаю, пара. А это как раз парный костюм. Разве не чудно?!
Мишель не представляла, насколько это не чудно. Вообще ни разу, Миха, ты никогда
еще так не ошибалась.
Не получив от Зуо ни слова против (сэмпай просто в этот момент размышлял, упасть в
обморок или все же сперва покромсать всех присутствующих на лоскуты размером в
сантиметр), девчонка выудила из-под горы вешалок сперва первую часть плюшевого
костюма, а потом вторую.
Волна истерического смеха прокатилась по платформе во второй раз за последние
десять минут. Зуо начал орать, а я ржать. Лучше этот день стать уже не мог. Мишель
держала в одной руке здоровенную конскую задницу, а в другой — голову. И что
красивее, зад или морда — тот еще вопрос. У коня бежевого цвета с темно-коричневой
гривой обозначились большие глаза навыкате с косыми зрачками, редкие зубы и
абсолютно дебильная морда.
Наоравшись на славу, Зуо без сил плюхнулся на единственную табуретку, уперся локтем
правой руки в стол и драматично закрыл глаза рукой.
— А по-моему в этом что-то есть, — попробовал я приободрить сэмпая.
— Ты и в помойке найдешь что-нибудь полезное, — рыкнул в ответ он, все еще
оставаясь в позе королевы драмы.
— Что бы ты ни говорил, но лучше уж быть конем, чем мертвецом, — решил я стать для
сэмпая гласом разума. — К тому же не факт, что в прошлой жизни ты не был конем. Или
не станешь в следующей.
— О нет…
— А между прочим тема щепетильная. Быть может, ты был волевым мустангом, а?! А я
тогда…
— А ты ослом был. К гадалке не ходи, — фыркнул Зуо, поднимаясь обратно на ноги и с
психом забирая из рук Мишель переднюю часть коня. То есть жопу как обычно припасли
для меня?! Щедро.
— Мне кажется, голову лучше отдать мне. Я сыграю коня лучше, — не особо рассчитывая
на что-то, заявил я.
— Ага, конечно.
— Нет, правда. А из тебя выйдет отличная задница! Лучшая из лучших! От настоящей не
отличить!
Зуо одарил меня взглядом багровых глаз.
— Уже вышла! — решил я сгладить углы, но, кажется, сделал все лишь еще хуже.
— Надевай эту хуйню. Немедленно, — рыкнул Шаркис. — Это всех касается, кто жаждет
увязаться за нами и, возможно, вследствие необдуманного решения, сдохнуть в канаве.
Все, гонимые будоражащими кровь перспективами, торопливо взялись за преображение.
Кара активировала кольцо на шее. Мифи поправила свисавший медвежий живот. Мишель
смешно повертела лапками динозавра, проверяя их работоспособность.
— А если бы я поменял фамилию и вместо Фелини стал Задницей? Господин Териал
Задница? Как тебе?
— Замолкни.
— Когда мы поженились бы, ты бы взял мою фамилию?
— Кто-нибудь заткните насекомое, пока я его не убил, — взмолился Зуо. Мифи пришла к
нему на помощь первой, толкнув меня локтем под ребра. Удивительно несильный толчок.
Так вот каков ее удар без мощи нано?
— Весь мир против меня, — вздохнул я обиженно, натягивая на себя задницу коня, как
бы двусмысленно это сейчас не прозвучало.
— Это ты против всего мира. И он этому не рад, — хмыкнула подруга. Так, я не понял!
Ты вообще-то должна быть на моей стороне! Всегда! Что бы я ни сделал! Разве не в
этом смысл дружбы?
Зуо тем временем вставил ноги в передние «копыта» костюма и водрузил на свою
красивую головушку голову коня, который выглядел так, будто сидел на жестких
амфетаминах. Я старался лишний раз на сэмпая не смотреть, боясь, что новая волна
истерического смеха не заставит себя ждать. За ней последует волна ярости, а затем
и мое скоротечное отбытие на небушко, где встретят меня с фанфарами и конфетти.
Чтобы сложить из двух людей одно не очень здоровое животное, мне пришлось упереться
головой в поясницу Зуо и тогда моя часть костюма хлипко, но примагнитилась к его.
— Знаешь, я, конечно, и раньше грезил в тебя упереться. Но другим местом и в другую
часть тела, — чистосердечно признался я.
— Я смотрю, сегодня твои суицидальные наклонности цветут и пахнут?
— Это аромат мужчины, у которого есть естественные потребности! — возразил я.
— Засунь свои потребности себе в жопу, — посоветовал Зуо.
— Я бы в твою засу…
Плюшевый конь ударил одним своим копытом себя по животу, и тот недовольно забурчал.
— Я в таком положении долго проходить не смогу. У меня уже начинает болеть спина!
— продолжал я жаловаться.
— То, как мне насрать, мне расписать кратко или лучше в трех томах? — последовал
очередной ядовитый ответ.
— В четырех, — буркнул я. — А то до меня долго доходит.
— Вот в этом я, блять, не сомневаюсь.
— Все готовы? — послышался голос бородача. Теперь, вперив взгляд в дно костюма и
вцепившись руками в пояс Зуо, мне оставалось надеяться лишь на слух и сэмпая. Хотя
подвести мог и тот, и другой.
— Удачи вам, ребят, — кинули нам в спины напутствие циркачи. Зуо двинулся вперед, а
я, путаясь в собственных ногах, пыхтя как паровоз и злясь на всё вокруг, смиренно
последовал за ним.

========== Третьи небеса Рая: 32. Пять методов ==========

*Пометка от автора: отсутствие в написанном ниже диалоге знаков препинания —

задумка автора*

Какими способами достигается психоделическое состояние, также именуемое трипом?

Любой уважающий себя тринадцатилетний тосамский ребенок может не знать, сколько
будет дважды семь, но на вопрос о трипе ответит мгновенно. Способов два, скажет он.
Хотя… Задумается. Нет, будем считать, что три, придет к выводу дитё, вертя в руках
шоколадное яйцо с сюрпризом внутри.
Способ номер один: прием всякого дерьма класса психоделиков. Ну, ты понял.
Я не разбираюсь в дерьме, особенно в том, что каким-то необъяснимым способом
относится к сорту психоделических веществ, хмуришься ты, сбитый с толку
осведомленностью собеседника, возраст которого предполагает познания совсем другого
рода.
Деревня, отмахивается ребенок. Я имею в виду сплиф или ЛСД. Сообщит он, пряча
замызганное шоколадное яйцо в карман рваной куртки и затягиваясь бычком
недокуренной сигареты, выброшенной прохожим на тротуар. Психоделики-то знаешь, что
такое? Удостоверится он со смешком, который совершенно не подойдет детскому личику.
Знаю.
Аллилуйя, ты не безнадёжен! Окей, способ второй: с помощью сенсорной депривации.
Тринадцатилетка, совершенно точно не знающий значений таких понятий как
«компрометирующий» или, предположим, «экспрессия», отчеканит словосочетание
«сенсорная депривация» так легко и непринуждённо, будто употребляет его в беседе
чуть ли не каждый день.
Ты спросишь: а что же это значит?
Ребенок, разочарованно закатив глаза, мол «Каждый дурак об этом знает, совсем
тупой, что ли?», примется с неохотой разъяснять, что это ну типа когда отсекают
какой-то из органов чувств.
Отсекают? Не веришь ты ушам, живо представляя красочные картины с элементами
садизма и ароматом смерти и ощущая, как по спине пробегают мурашки. Слышать
подобное из уст ребенка вдвойне жутко.
Благо, детё спешит разубедить тебя в ужасе сказанного, торопливо добавляя:
Закрывают глаза плотной лентой, лишая зрения. Или «вырубают» слух берушами.
Лайтовая депривация, мы же не собираемся кидаться в крайности, пожимает детё
плечами, бросая докуренный бычок на асфальт в каком-то метре от мусорки.
Действительно, какие уж тут крайности. И как это работает?
Нет, ты реально тупой, искренне возмущен маленький собеседник. Как-как, неужели не
ясно? Подобные ограничения снижают поток нервных импульсов в центральную нервную
систему. Вещает с такой моськой, будто действительно знает, что такое поток,
нервные импульсы и центральная нервная система. Ребенок вне себя, потому что, чел,
как ты можешь не знать элементарных вещей? Это же тебе не дроби складывать! И не
алфавит наизусть рассказывать!
А потом что? Задаешь вопрос с усилием, потому что ответ знать хочется, а вот
наблюдать надменную детскую мордашку — не особо.
Ловишь трипы. Я вот люблю триповать в замкнутом пространстве. Но у каждого свои
предпочтения, здесь на вкус и цвет, не настаиваю. Главное не поймай бэд трип.
Редкостная хрень. От беспричинной паники можно все ляжки обдристать. Страшно
настолько, что иногда боишься дышать. Несколько моих друганов так и подохли. Хуже
этого только галлюны, когда кажется, что по тебе насекомые ползают. И ладно б
просто ползали, так эти собаки проникают во все отверстия в теле, которые найдут.
Бр-р-р… Редкостное говно, отборное. Если че, я предупредил. Взбудораженно
расписывает малолетка. Кстати, как думаешь, что самое прикольное в депривации?
Встрепенувшись, резко переводит он тему разговора.
То есть в этом еще и что-то прикольное может быть? Невесело усмехаешься ты.
То, что этой фиговиной не только триповать можно, но и лечить людей. И ей же можно
пытать! Круто, правда?!
Да уж, круче не найти. От чего она лечит хоть?
От всяких там апатий и депрессий. Типа это болезни, прикинь, а не нормальное
состояние среднестатистического тосамца. Типа, мы с этим не рождаемся. Типа,
стрессуем от давления со стороны общества. Тупо, да? Но типа лечат. Главное
использовать депривацию в разумных количествах. Переборщишь, и вместо трипа
получишь экскурс по «пяти методам».
Это еще что такое? Спрашиваешь ты, безошибочно предугадывая реакцию ребенка. Он
выпучивает на тебя глаза, смотря так, будто ты только что признался в родстве с
инопланетными формами жизни, предпочитающими есть человеческих детей.
Не знаешь про такую стремную, но крутую штуку?! Ребенок начинает охать, как
столетний дед. Что за взрослый такой идиотский, не знающий о том, как поймать трип?
И не слышавший о «пяти методах»?! Совсем жизни не нюхал, старый молокосос. Это вид
пыток, поясняет ребенок с деланным равнодушием. Сенсорная депривация — один из них.
А остальные четыре?
Лишение сна — это раз. Загибает указательный палец. Лишение воды и еды — это два.
Средний палец. Белый шум — три. Безымянный. И пребывание в одной позе — четыре.
Мизинец.
И это тоже можно использовать, чтобы достичь трипа?
Это можно использовать, чтобы помереть долгой и мучительной смертью, фыркает
ребенок. Или чтобы вытянуть из человека информацию, которой он не хочет делиться.
А это как-то относится к моему первоначальному вопросу?
Нет.
Хм… Хорошо, а какой же третий способ?
Не дошло еще? Пипец, ты тормоз. Сочетание первых двух способов, дурила. Психоделики
плюс депривация — и ты един со вселенной. Главное, не объединись с ней слишком
сильно, а то пока тебе будет казаться, что ты скачешь по розовому полю на зеленом
единороге, твой мозг будет мерно вытекать из ушей.
Айт не планировал выковыривать куски собственного мозга из ушей. Не в следующие
пятьдесят лет, как минимум. Но виртуальный трип, который в последнее время обратил
на себя внимание внутрисетевой общественности, вызывал настолько сильный интерес,
что тот перекрывал собой даже чувство самосохранения. Кто-то уверял, что при
достижении виртутрипа можно ощутить связь со всем сущим. Другие делились опытом
выхода в космос, а то и за его пределы, в нечто совершенно иное и непостижимое для
хрупкого человеческого разума. Действительно ли кто-то заглядывал за границы
космоса, проверить, увы, не могли. А вот негативное влияние на хрупкий разум
особенно невезучих виртуальных джанки являлось фактом. Доказательством тому стала
«безумная эпидемия», которая бурно цвела и пахла в Тосаме в последние месяцы. Все
больше людей, поймавших отличный трип, предпочитали в нем и остаться, внешне
превращаясь в невменяемые оболочки, пускавшие слюни, несшие околесицу и ходившие
под себя. И ведь сплошь молодые люди, большинство из которых не успели достичь
совершеннолетия. Отправляли бедняг прямиком в главную психиатрическую больницу
Тосама — Рэстингем. О данном заведении, кстати, ходили будоражащие воображение
слухи. Поговаривали, будто главный врач больницы не признавал новых технологий и
большинство заболеваний предпочитал лечить по старинке: электрическим током или
лоботомией. Кто-то шептал и о том, что еду, подававшуюся больным, перемалывали в
помои вместе с живущими в притопленных подвалах крысами. Несколько лет назад в
одной желтой газетенке даже вышла статья про то, что в больнице якобы работает пара
санитаров, которые в свободное от должностных обязанностей время любят обливать
больных спиртом и поджигать. Но до полиции дело так и не дошло. Газетенка-то
паршивая, к напечатанным в ней словам прислушиваться бессмысленно. Выставленные там
фотографии наверняка сфабрикованы, а очевидцы — больные на голову, как пить дать
врут и не краснеют. Не очень-то людей заботили сумасшедшие, а вот их резкое
увеличение заставило многих напрячься.
«Сперва ПКО, теперь наркота. Какого черта происходит в этом мире?!» — подобными
вопросами пестрили без преувеличения все социал-виртуальные сети. И большинство
пользователей не находили, что ответить.
Перспектива получить пожизненную прописку в Рэстингеме едва ли вдохновляла Айта на
великие свершения, но и не казалась настолько пугающей, чтобы раз и навсегда
отвадить парня от идеи разок попробовать поймать виртутрип. Не мог он пройти мимо
возможности, которую предоставлял один из его видов (а видов существовало великое
множество: от сексуальных до «исполняющих желание»). Виртуалы (Так в последнее
время начали называть себя люди, которое проводили в виртуалии времени больше, чем
в реальной жизни. Тех же, кто в сети сидел меньше времени, презрительно звали
псевдовиртуалами.) именовали такой трип «Негативом». Состояние, при котором
человеку давалась возможность заново пережить самые жуткие моменты своей жизни.
Утверждали, будто бы при этом человек мог взглянуть на произошедшие по-новому.
Казалось бы, в плохие воспоминания возвращаться захочется только безумцу. Обычно
люди старались забыть то неприятное, что волей судьбы выпадало на их долю. Но у
некоторых возникала потребность крутануть время вспять и прочувствовать все еще раз
или два в надежде увидеть то, что изначально оказалось упущено. И Айт был одним из
этих людей. Произошла в его жизни парочка ситуаций, которые отпустить у парня не
выходило, какие бы таблетки он ни глотал, в какие бы дебри самоанализа ни пускался
и к каким бы психотерапевтам ни наведывался на ночь глядя. «Негатив» ему виделся
возможным выходом из положения. Вот только решиться на него оказалось сложнее, чем
он думал. Айту потребовалось несколько недель, чтобы собраться с духом,
одновременно с тем перечитав тонну информации и выбрав наиболее проверенную
виртуальную площадку, предоставляющую подобные услуги. Сегодня он собирался
столкнуться со своим прошлым нос к носу и, возможно, наконец, с ним распрощаться.
Кибер-гот перед «процедурой» выпил целый литр воды по рекомендации уже ловивших
«Негатив» счастливчиков, после чего поудобнее разместился в кресле и настроил
вирту-очки на глубокую виртуалию.
«Сегодня я это сделаю. Все получится!» — уверенно подбодрил он себя, надевая очки и
уже было заходя на необходимый сайт, когда в дверь его квартиры внезапно постучали.
Гостей Айт не ждал, так что решил проигнорировать сей акт вторжения в его личное
пространство, но стук через пару секунд повторился. Опять сосед накурился своей
химической дряни и пришел разбираться, кто из его квартиры вытравил всех тараканов?
В то, что в жилище в стоящем смоге курительных смесей ни один уважающий себя
таракан жить бы не стал, парнишка не верил. А вот в то, что соседи вламываются в
его обитель и воруют насекомых — этот вариант казался ему самым правдоподобным.
Айт стойко игнорировал стук еще какое-то время, но тот лишь нарастал, быстро
перейдя в яростные пинки.
«Ну, все, говнюк, тебе пиздец!» — Айт с психу отбросил очки на компьютерный стол,
после чего вскочил с кресла, подлетел к двери, воззрился в глазок и застыл. То, что
он увидел, назвать следовало не иначе, чем бредом сумасшедшего. Парень отпрянул от
двери, не поверив глазам. Вдохнул поглубже, насыщая мозг кислородом. После чего
вновь посмотрел в глазок. Наваждение не исчезло. Он мог поклясться на библии, что в
его квартиру ломился окутанный едким дымом плюшевый конь.
****
Солнце, достигнув пика, начало медленно крениться к горизонту, обозначая скорое
наступление вечера. А это предвещало возрастание оживленности города. И Ян,
виртуозно лавируя между то и дело попадавшимися ему на пути людьми, прочувствовал
это на своей шкуре сполна. Он уже и не помнил, когда в последний раз выходил на
улицу в это время суток, предпочитая выползать в Тосам только по ночам и до
ближайшего круглосуточного за очередной порцией горячительного. Шатен и представить
не мог, насколько за это время отвык от городской суеты, которую к тому же
приумножил красочный карнавал. Необъяснимая тревога заставляла Яна то и дело
вздрагивать и с быстрой ходьбы переключаться на бег рысцой. Но концентрация людей
не менялась, а тело все еще не до конца оправилось от запоя, так что выдыхался
парень быстро. Клаксоны автомобилей раздирали воздух на части. Яркие вспышки
неоновой рекламы, настолько мощные, что слепили глаза даже днем, вызывали жгучее
желание спрятаться от них под одеяло. Нарастающая паника, подкатывающий к горлу
комок и выбивающее нереальный ритм сердце активно намекали на то, что состояние Яна
оставляло желать лучшего. Но парень не останавливался. Что бы он сейчас ни
переживал, это последнее, что должно было его заботить.
Фейерверк, даже не подозревавший о внутренних перипетиях шатена, почти бежал за
парнем, уже знатно запыхавшись. В отличие от Яна, он не лучшим образом избегал
препятствия из людей, то и дело на кого-то натыкаясь и получая в свой адрес одну
лестную характеристику витиеватее другой.
— Можешь хоть немного притормозить? — взмолился подрывник, смахивая с потного лба
мокрую челку. — Я сейчас умру от обезвоживания, — пожаловался он. — Понятия не
имею, откуда в тебе столько прыти после месячного запоя, но нормальные люди так
долго подобный темп держать не могут! — заявил он, демонстративно хватаясь за бок,
который действительно начало колоть.
— Нормальные может и не могут, но мы-то здесь при чем? — фыркнул Ян, лишь
ускорившись. — Мы не на пикник опаздываем. В любую минуту Зуо могут взять за жопу и
тогда наступит кромешный Ад, — напомнил шатен, сам изрядно взмокший, но стоически
игнорировавший желание остановиться на пару минут и перевести дух. К тому же он
боялся, что если прекратит движение, то в его голову заползут ненужные мысли и он
сорвется, развернется на сто восемьдесят градусов и побежит обратно в логово
«Тени», чтобы запереться там в туалете и больше никогда из него не выходить. Если
бы не чертов карнавал, из-за которого перекрыли все дороги на пару километров
вокруг, так бы убиваться не пришлось. Машина бы преодолела пройденный ими путь куда
быстрее и без физических усилий. Но когда это удача была на стороне Яна? Вопрос
риторический.
— А я бы, знаешь, глянул, как Зуо кто-нибудь хватает за жопу, — решил разрядить
заметное невооруженным взглядом напряжение Джек.
— А я бы посмотрел, как за жопу его хватаешь ты. Точнее на последствия. Интересно,
он сперва челюсть тебе сломает или сразу перейдет к позвоночнику? — невесело бросил
Ян.
— У него наверное зад крепкий, как орех, — продолжал размышления подрывник.
— Понятия не имею, не проверял.
— И это странно, уж тебе как другу он точно позволил бы помацать одну, а то и сразу
две ягодички.
— Так, — Ян встал как вкопанный и обернулся к волочащемуся за ним Джеку. — С этой
секунды я ввожу правило: «никаких разговоров о ягодицах нашего босса». Все понял?
— Ага… Раз не хочешь говорить об этом, почему бы не вернуться к насущным
проблемам, — предложил подрывник, со стоном продолжая движение за вновь ринувшимуся
к цели шатеном. — Так и будем делать вид, будто не замечаем слона в комнате?
— Какого еще слона? В какой еще комнате? Совсем ебнулся? — раздраженно бросил Ян,
то и дело нервно поглядывая на наручные часы. Часы, к слову, были очень старыми.
Еще из того века, когда их делали с циферблатами с настоящими стрелками. Если
приложить их к уху, они даже тикали! Сейчас такое и древние деды не носили. Но
левое запястье Яна эта побрякушка украшала уже пару месяцев, и Фейерверку жуть как
хотелось узнать, откуда она и зачем. Лишь теперь он, будучи к шатену ближе
обычного, заметил, что часы не так просты, как кажутся на первый взгляд. Циферблат
оказался экраном, на котором прямо сейчас мигала красная точка. В зависимости от
того, как менялось расположение Яна, Фейерверка и тихо следующей за ними По, меняла
положение на циферблате и точка, медленно, но верно приближаясь к самому его
центру.
— Я говорю о нас с тобой, — терпеливо объяснил Фей, не собираясь отставать от Яна
так просто.
— Нет никаких «нас», есть ты и есть я, — мгновенно поправил парня шатен.
— Это исправимо.
— Нет.
— Не будь таким упертым. Нет ничего плохого в том, что ты мне симпатичен. Я же тебе
не в большой и светлой признаюсь. Мои чувства едва ли можно назвать светлыми,
поверь, — усмехнулся парень, кинув выразительный взгляд на зад Яна. Шатен входил в
ту группу людей, которым не шли дорогие костюмы и фильдеперсовые наряды. А вот
убитые временем шмотки, рваные штаны, потрепанные рубашки и выцветшие футболки
придавали их персонам поразительную притягательность и необъяснимый лоск. Джинсы
Яна выглядели так, будто пережили все Три Мировые Войны. Сзади ткань растянулась и
немного провисала. Но Джеку не казалось это неэстетичным или нелепым. Единственное,
что занимало его мысли, это настойчивая фантазия, при которой он стягивает
невзрачное одеяние с Яна и вставляет шатену по самые яйца. Удивительно, как
повышается жажда близости, стоит лишь признаться в своих чувствах объекту
вожделения. Будто что-то раньше сдерживающее неуемную фантазию, исчезло,
предоставив ей карт-бланш на любые извращения. Жаль, проецирование мелькающих перед
глазами картинок в чужую голову все еще являлось технологией, находящейся на стадии
разработки. И спонсировали ее, кто бы мог подумать, рекламщики, планируя внедрять
рекламу людям прямо в сознание. Но Джек просмотрел бы череду из десятков роликов
про мази от грибка, женские прокладки и средство от диареи, если бы это позволило
ему поделиться с Яном тем, что творилось в его собственной голове. Тогда бы шатен
быстро сдался под натиском страсти подрывника, как пить дать.
— Я даже не сомневался, — послышалось ворчание Яна.
— Давай сделаем проще. Для начала перепихнемся разок-другой. Я же с мужиками
никогда не спал. Нет гарантии, что мне понравится. Вдруг я зайду и мне не зайдет!
Тогда мы спокойно разойдемся, пожав друг другу руки! — предложил Джек на его взгляд
очень простое решение.
— Не собираюсь становиться участником эксперимента, — ожидаемо отказался Ян.
— Почему? Что тут такого? Это ведь всего лишь секс, — пожал подрывник плечами.
— Да, ты прешься по этому своему Глоу, но он же… — парень осекся, не желая вновь
бередить раны шатена. В прошлый раз он действовал слишком прямолинейно, на этот раз
парень решил придерживаться более осторожной тактики. — Он же… погуливает. Если
разок налево сходишь ты, не думаю, что он решится высказать свое «фе», — на самом
деле Джек полагал, что «фе» свое Глоу не выскажет по той простой причине, что ему
глубоко насрать на то, спит ли Ян с кем-то помимо него или нет. — Ты в любом случае
ничего не потеряешь. Хороший секс для разгрузки нервной системы не повредит. Если
мне не понравится, я от тебя отстану. А если понравится, то… Это будет моя
проблема.
— Не важно, как на это отреагирует Глоу. Важно, что я сам о себе подумаю после
этого, — Ян, вернувшись к своему амплуа всепонимающего парня, старался не язвить и
отвечать на вопросы прямо. — Моя совесть мне не позволит.
— Совесть? — охнул Джек. — Так нахера она тебе, раз не позволяет элементарного?
— Слушай, давай просто сделаем вид, что ни этого, ни предыдущего разговора не было,
окей? — тяжело вздохнул Ян.
— Не окей. Не собираюсь я становиться персонажем мелодрамы, в которой триста серий
два героя не могут разобраться в своих чувствах. Ты мне нравишься и я не собираюсь
отступать лишь из-за какой-то там совести, — нахмурился подрывник. — Нашел, блин,
отмазку.
— Окей, как тебе такая отмазка: ты меня не привлекаешь. Не в моем вкусе, —
огрызнулся Ян. Время сейчас не играло им на руку и беседы о любви явно не
вписывались в общую атмосферу надвигающейся катастрофы.
— А, это херня, — отмахнулся Джек.
— Ничего себе херня! У меня на тебя не встанет, так доступнее объясняю?
— Конечно, встанет! Есть же медикаменты, — не отступал Джек. — Я красив и умен,
чего еще тебе надо? Уж для развлечения на одну ночь точно сгожусь.
— И тебя это устраивает? — нахмурился Ян, изо всех сил стараясь скрыть нарастающее
раздражение.
— А почему меня не должно это устраивать? Ты что боишься, что меня потом замуж
никто не возьмет? — рассмеялся Джек. Но смех быстро перешел в захлебывающийся
кашель. Дыхалка намекнула подрывнику на то, что организму пора прекратить нестись
через весь город и дать себе передышку.
— Все равно я против.
— Зануда.
— Нет, значит нет. Всё, закрыли тему, они близко, — бросил Ян, в очередной раз
поглядывая на часы и резко уходя в один из обшарпанных дворов. Красная точка мигала
в каком-то миллиметре от центра циферблата.
— Погоди, — запоздало додумался Джек. — Вот эта штука… Она показывает… Стоп! Хочешь
сказать, что ты отслеживаешь Зуо? — Джек аж за сердце схватился.
— Его самого, — спокойной кивнул шатен.
— А он в курсе? — просипел подрывник, уже представляя, что это им сулит, если босс
не осведомлен о том, что его пасут.
— Я вообще-то еще хочу пожить на этом свете, потому не стал бы шпионить за Шаркисом
без его ведома. Узнай он о подобном, и половину города снесло бы пламенем, что
вырвалось бы из его горящего пердака. А вторую половину смело бы взрывной волной от
его «бомболэйлы». Так что да, в курсе, — успокоил брюнета Ян. — Он сам же и
предложил. Я могу отслеживать его, а он меня. Но лишь если расстояние между нами не
больше пары километров, потому я и спрашивал у Ника примерное расположение
Шаркиса, — объяснил он.
— Какое доверие! — охнул Джек. — Не думал, что Босс на такое способен.
— Ты удивишься, если узнаешь, на что еще он способен, — пробормотал Ян хмуро,
сворачивая в очередной угнетающий серостью двор и двигаясь в сторону единственного
подъезда старого жилого дома.
— Звучит весьма интимно… Я ревную, — признался Джек. И он не врал. Внезапная
новость его обескуражила. Где-то в районе сердца появилось мерзкое тянущее
ощущение, тогда как настроение полетело в направлении женского детородного органа.
— Тебе бы к врачу обратиться.
— К венерологу? Поверь, я чист. Но если таковы твои условия, я готов собрать все
справки, — заверил шатена подрывник.
— К психиатру, идиот! — рыкнул Ян.
— И как выглядят ваши парные жучки слежения, если не секрет? — продолжал ревновать
Джек, чувствуя, как начинает безосновательно злиться на весь белый свет. — Брелки?
Подвески? Кольца??? — Джека аж затрясло. Почему-то к Глоу, к которому Ян испытывал
чувства, парень ревности не ощущал, а вот к Зуо. Подобная блядина, если захочет,
добьется чего угодно и кого угодно. И сей факт бесил.
— Пирсинг.
У Джека закружилась голова. Нахлынувшую ревность начало вытеснять иное чувство.
— Прошу, скажи, что это пирсинг сосков, — взмолился он, чувствуя, как в горле у
него пересыхает. — Пусть будет пирсинг сосков! Пирсинг сосков и только он! Тени
расскажу, все уржутся! — взбудоражился Фей, на самом деле думая совсем не о том,
как ржет Тень, а лишь представляя, как проводит языком по взбухшему пирсингованному
соску Яна.
— Дебил ты, — выдохнул Ян устало. — Хрящи, — указал он на хрящ левого уха. Сперва
Джек ничего не увидел, и лишь присмотревшись, заметил прозрачную пластинку с
внешней и внутренней стороны уха. Если не знать о ее существовании, увидеть ее
почти не представлялось возможным.
— У вас с Зуо такие близкие отношения. Странно, что вы не…
Ян зашел в подъезд и резко захлопнул за собой дверь, подгадав так, чтобы Джек
врезался лицом в ржавый кусок железа.
— Сука! — послышалось сдавленное по ту сторону двери.
— Следи за языком и сохраняй субординацию. В группировке я все еще второй по
главенству, — напомнил Ян, поднимаясь на этаж и просматривая коридоры в обе
стороны. Часы указывали, что парни на месте. Жаль, не могли подсказать, на каком
именно этаже находится цель. И жива ли она.
— И не надейся, что наигранная грубость заставит меня изменить отношение к тебе, —
вновь нагнал Яна Джек. У него на лбу стремительно росла шишка. По продолжала
изображать привидение, молча следуя за мужчинами и игнорируя их беседу. И лишь
поднявшись на очередной этаж, внезапно встрепенулась и потянула Яна за край
рубашки.
— Что-то горит, — сообщила она бесцветным голосом.
— Да, кажется, пахнет гарью, — согласился Ян, прислушиваясь и тоже чувствуя едва
уловимый запах. Быть может старушка за одной из дверей забыла вовремя выключить
плиту и сожгла кашу? Нет, больше похоже на то, что горит что-то синтетическое. Или
же… Долго Яну гадать не пришлось, так как источник вони, все еще тлеющий, нашелся
на пятом этаже. Вот только увидев его, Ян сперва решил, что его «крыша» наконец
дала течь. Других объяснений наличия в коридоре динозавра, девушки в кринолине,
медведя и коня парень не находил.
— Э-э-э, извините… — сипло выдавил из себя Ян, и вся команда супергероев,
появившаяся здесь будто бы прямиком из психбольницы, резко обернулась на шатена,
вперив в него жуткие искусственные глаза. От инфаркта парня спасло лишь то, что
приглядевшись, одно знакомое лицо он таки углядел. Девушкой в кринолине к его
удивлению оказалась Кара. Додумать, что остальные плюшевые создания — обычные люди,
оказалось проще простого. Предположить, что среди компании интеллектуальных
имбецилов совершенно точно, как указывали часы, топтался Зуо — нереально. И, тем не
менее, он точно был среди них. Но кто? Медведь? Динозавр? Хоть бы не конь. ХОТЬ БЫ
НЕ КОНЬ!
— Очень, мать твою, вовремя, — раздалось со стороны коня, и Ян внезапно ощутил, как
мир вокруг него рушится вместе со всеми проблемами, Глоу, алкоголем и давлением на
Тень со стороны каждого подзаборного бомжа. Все стёрлось из его сознания. Остался
только Конь с голосом Зуо и тлеющей задницей.
Ян героически пытался сдерживать смех, как мог. Но после того как на весь дом
захохотал подоспевший Джек, облокотившись на одну из трухлявых стен и начиная бить
по ней кулаком со слезами на глазах и стонами «Господи, я был не готов!», Ян тут же
последовал его примеру.
— Сдохнуть захотели? — тут же зашипел конь, заставив Яна и Джека взорваться новым
приступом хохота.
— Нет! Прости! Блять! Прости! Я не хочу! Но не могу! Что за хуйня из-под коня?!
ХОТЯ ПРОШУ ПРОЩЕНИЕ, ВЕДЬ ТЫ И ЕСТЬ… – Ян, безуспешно пытавшийся взять себя в руки,
захлебнулся гоготом. — Просто… Блять! — шатен давился от смеха, потеряв возможность
вести адекватную беседу. — Черт, просто сними эту срань, иначе я не успокоюсь!
— Если бы я мог… — рыкнул Зуо. К Яну и Джеку присоединилась Кара, сдавленно прыснув
в кулак.
— В смысле? Что случилось-то? И почему… Господи, сука, боже, почему у тебя горит
задница?!
— Уже не горит. Меня потушили, — ответила парню вторая часть коня. Ян безошибочно
узнал голос Фелини, и его истерика достигла апогея. Ян сполз по стене на пол,
притянул колени к груди и уткнулся в них лицом, стараясь не смотреть на коня и не
представлять его, дабы не вызвать новой волны смеха. Не выходило. Шатена аж трясло.
Ему казалось, что он за всю свою жизнь столько не смеялся. Фелини, кстати, ситуацию
лишь усугублял. Как обычно.
— Нашлась парочка умников, которые нас засекли, — пожаловался он. — Подожгли нам
жопу, да, сейчас она у нас одна на двоих, и кинули в нас какую-то нано-херь,
которая намагнитила магниты костюма так сильно, что мы теперь не можем его снять!
Следующие пять минут безудержного гогота показались Яну вечностью.
— Это нихуя блять не смешно! — бесился конь. — Хули ржёте, гиены! Выберусь, вам
пиздец!
Фейерверк корчился от боли в животе, но остановиться не мог.
— Мы вообще-то сгореть могли! Прямо внутри коня! — продолжал давить на жалость
Фелини. — У меня вместо жопы теперь головешка!
Лицо Яна уже блестело от слез.
— Вам пиздец. Вам точно пиздец! — бормотал лупоглазый конь, как заведенный. Но даже
под угрозой смерти шатен остановиться не мог. Фейерверк тоже. Лишь По оставалась
невозмутимой.
— Реально, мужики, хватит ржать. Я больше не могу оставаться в позе буквы «Г». Я
уже спины не чувствую! — захныкала «задница коня».
— Хорошо-хорошо, — наконец смог Ян частично справиться с собой. — Все, обещаю… пф-
ф-ф… Блять! Все-все-все… Всё, обещаю не ржать, — Ян набрал в легкие побольше
воздуха, а затем резко выдохнул. — У меня дохуя вопросов, но сейчас волнует только
один: что вы забыли в этом доме?
****
— Я вижу, как ты пыришь свою лупалку в глазок, хуила. Даже не думай притвориться,
будто бы тебя нет дома. Открывай, уебище, пока я не сделал это за тебя, пидор, —
прорычал конь по ту сторону двери, заставив Айта отпрянуть от глазка уже во второй
раз.
— Ага, сейчас, нашел дурака! — воскликнул кибер-гот, все еще не понимая, находится
ли он в реальности, или все же виною всему виртуальный трип. Отпирать дверь не
хотелось в любом случае.
— Ты дурак или кто? Думаешь, при желании, мы ее не выломаем? Сохрани свои деньги и
нервы, — последовал совет от кого-то, кого Айт в глазок не разглядел.
— Может не стоит так напирать. Человек в шоке, — раздался третий голос.
— Обоссытся от страха после того, как мы сделаем все запланированное, — парировал
первый. — А сейчас нам надо решить проблему.
— Кто вы вообще такие, мать вашу? И что вам от меня надо?! — запинаясь, выкрикнул
Айт, стараясь сохранять самообладание.
— Фактически, нам нужен не ты, а кое-что в твоей квартире, — последовало объяснение
уже от четвертого приглушенного голоса, едва ли приободрившего Айта. До чего же
наглые воры пошли! Не стесняясь, ломятся в дверь и требуют открыть, чтобы затем
обчистить? Совсем охренели!
— А, ну раз так обстоят дела, я, конечно же, обязательно открою дверь толпе
незнакомцев в стремных костюмах. Но уже после того, как вызову полицию и дождусь их
приезда.
— Мы не можем ждать полицию! Это вопрос жизни и смерти! К тому же мы не незнакомцы!
— завопил четвертый голос. — Помнишь, мы одалживали у тебя машину.
Айта будто головой в ледяную воду окунули. Перед глазами пролетела череда флешбеков
полугодовой давности. Его любимая машина и то, что осталось от нее после двух
идиотов, которым он по доброте душевной решил помочь. Рука сама собой потянулась к
замку. Он и не думал, что судьба чертовка подкинет ему такую великолепную
возможность отомстить.
Дверь распахнулась настолько резко, что ломившиеся в нее до того «животные»
подскочили на месте.
— Погодите-ка, — голос Айта изменился. Если еще мгновение назад в нем читался страх
и тревожность, сейчас не осталось следа ни от того, ни от другого. Их заменил
праведный гнев.
— Хочешь сказать, вы те долбоебы, что РАЗБИЛИ мою крошку?!
Конь предпочел на вопрос не отвечать. Вместо этого он ломанулся вперед, отталкивая
Айта со своего пути и неуклюже вваливаясь в квартиру. Точнее неуклюже ввалилась
только задняя его часть, споткнувшись о порог и тихо заскулив. Остальные
последовали за бравым плюшевым предводителем. Последние двое, что зашли в квартиру,
оказались обычными людьми. Это дало Айту надежду на то, что происходящее — не плод
воспаленного подсознания. С другой стороны, если это не было трипом, ситуация от
сего факта лучше не становилась. Столкнуться с таким в реальности было даже хуже.
— Нож тащи, — потребовал конь, встав посреди коридора.
— Если только для того, чтобы порезать вас на лоскуты! — ощетинился Айт. — Думаете,
раздолбали мои жигули и кинули их посреди города, а я вам потом спасибо за это
скажу?!
— Думаю, ты орешь дохуя лишнего. Нож тащи, говорю, — продолжило рычать плюшевое
животное.
— Нахера вам нож? Собираетесь зарезать меня моими же кухонными принадлежностями?!
— Естественно. Месяцами спал и видел, как прирежу самого тупого человека на
планете.
— Эй, — раздалось обиженное со стороны зада коня. — Я-то думал, ты по мне убивался,
а вот значит, как обстоят дела на самом деле!
— Тебе бы заткнуться, — посоветовал конь своей жопе. — А ты, если не принесешь
сейчас же нож, сильно об этом пожалеешь. Усек? — уставился конь жуткими глазами на
кибер-гота.
— Усек, — нахмурился Айт. — Жду не дождусь начать жалеть.
Айт принципиально не сдвинулся с места, все еще стараясь понять, что вообще
происходит. Зато шатен — один из компании незваных гостей — внаглую прошел вглубь
квартиры, безошибочно нашел кухню с первого раза и вернулся из нее, вооруженный
ножом для мяса.
— Иногда ты такой бесячий, что хочется вспороть тебе брюхо или перерезать горло, —
заявил он коню. — Так что спасибо за удивительную возможность, — улыбнулся парень,
делая небольшой надрез на шее костюма, а затем сжимая пальцами ткань вокруг
образовавшейся щели и с силой натягивая ее на того, кто был внутри. Давил он до тех
самых пор, пока не показалась растрёпанная голова. На этом его манипуляции
закончились.
— И чего ты ждешь? — рыкнул брюнет.
— Да вот, любуюсь. Отлично выглядишь, — шатен постарался сказать это с нарочитым
равнодушием, но уголки его рта дрожали, выдавая желание парня вновь рассмеяться на
всю квартиру. Зрелище действительно открывалось весьма забавное. Голову человека с
искаженным злостью лицом теперь украшала корона в виде плюшевой лошадиной башки.
Жаль, полюбоваться на это получилось всего пару секунд, прежде чем брюнет добрался
до сделанного ножом проема. Жуткий треск ткани знаменовал конец веселью.
****
Почему меня никто не предупредил, что быть конской жопой такая сложная задача? Нас
учат в школе алгебре и геометрии, но к реальной жизни не готовят! Серьезно, весьма
выматывающая роль, требующая полной отдачи! Я, конечно, справлялся, как мог, но
курсы актерского мастерства мне в дальнейшем все равно не помешают. Да еще и психи,
накинувшиеся на нас у подъезда. Я их не видел, но судя по злобному рыку Зуо и
жутким звукам, доносившимся из внешнего мира, противники оказались не из робкого
десятка. Даже хвост мне подпалили. Тот неловкий момент, когда внезапный жар в
районе ягодиц сперва рассматривается тобой, как собственная злость на ситуацию, а
затем до ушей доходит вопль Мифи «Зад горит!». Я в тот момент не на шутку
перепугался, попытался выбраться из костюма, но магниты друг к другу прилипли,
будто их смазали клеем-моментом. Хуже прогулки по Тосаму в костюме жуткого зверя,
выражение морды у которого такое, будто по венам у него вместо крови бежит кокаин,
оказалось только заточение в этом костюме. Возможно на всю жизнь. Я вообще-то не
против до глубоких морщин проживать в такой близости от Зуо, но не в подобном
положении, здесь увольте. Это что же выходит, кроме римминга мне больше ничего не
светит? Причем язык напрягать придется только мне? ВЫТАЩИТЕ МЕНЯ ОТСЮДА!
Попали к Айту — кажется, именно так звали хозяина квартиры — мы без особого труда.
Конечно, сперва мы его здорово напугали, но это лишь потому, что сэмпай во многом
был хорош, но дипломатия в список его талантов входила едва ли.
Лишь выбравшись из костюма и со стоном выпрямив спину, я понял, как же хорошо вновь
оказаться человеком. Остальные также поспешили избавиться от душных оболочек. Лишь
кибер-гот ошалело оглядывал всех нас, не зная, то ли ему орать из-за жигули, о
которых я так неосторожно напомнил, то ли орать в принципе от полного непонимания
происходящего.
— Собственно, зачем мы пришли… — протянул я, прощупывая взглядом небольшую темную
комнатушку и безошибочно находя желаемое. — Господи. Всемогущий. Мой! — выдохнул я
отрывисто, проходя к дальней стене, у которой размещалась новейшая модель «Новы-
восемь». Самый мощный компьютер из доступных обычному люду на данный момент. Стоил
весьма солидную сумму денег, которую лично я бы собирал до того момента, пока Нова
не вышла бы из производства, признанная устаревшей.
Подойдя к компьютеру, я молча упал перед ним на колени. Протянул было руку, чтобы
коснуться корпуса, но остановился в сантиметре от желаемого. На него даже дышать
было страшно, поэтому я так и застыл с протянутой рукой и задержав дыхание.
— Надеюсь, для того, чтобы возместить моральный и физический ущерб? — наивно
предположил Айт.
— Если только тот, что нанесем в будущем, — кивнул Зуо, зыркая на парня такими
злющими глазенками, что у того сразу отпало всякое желание язвить.
— Нет, нам нужен твой компьютер, — еле отрывая взгляд от «Новы», повернулся я к
кибер-готу. — Не против, если я им воспользуюсь?
— Конечно, блин, против! И к тому же откуда ты вообще узнал, что он у меня есть?
Откуда узнал мой адрес?! Откуда мать твою?
Ух ты.
Палево.
— Отследил, — кинул я как можно спокойнее, стараясь не вдаваться в подробности.
— Единственное, что меня удивляет, зачем тебе такая мощная машина. Ты же не хакер.
Был бы им, я бы знал.
— Знал? — теперь на меня уставился Зуо.
Ух ты.
Второе палево.
Да что ж такое.
— Сразу предупреждаю, один я на взлом не пойду. Мне нужно прикрытие, —
проигнорировав вопрос, взял я быка за рога. — Хоть в последние месяцы ты и отошел
от хакерских дел, возможно, что-то ты еще не позабыл? — понадеялся я на сэмпая.
— То, что ты не видел меня, не значит, что меня все это время не было в сети в
качестве Локи, — нахмурился Зуо, явно уязвлённый моим намеком на растерянные
навыки.
— Думаешь? — протянул я, мило улыбнувшись. Зуо помрачнел еще сильнее.
— Чего ты не договариваешь?
Ух ты.
Палево.
Уже в третий раз.
Мне, поверь, очень хочется поскорее обмакнуть тебя, Шаркис, головой в дерьмо, но
еще рановато. Тем не менее, подкинуть пару непонятных фразочек, над которыми волей-
неволей ты позже еще поломаешь голову… Да, это неплохая прелюдия перед
кульминацией.
— Что ж, рад, что ты все так же уверен в себе. Тогда садись рядом, — постучал я
рукой по полу, — Ян, вирту-очки, заменяющие тебе ободок, рабочие?
— Естественно.
— Тогда одолжи их Зуо. Лис и Локи, боже мой, как в старые добрые времена! И никто
нас не остановит! — бодро заявил я, без спроса натягивая на себя очки Айта. — Ого,
что это ты читаешь? Зуо, тут у Айта статья про вид пыток под названием «пять
методов»! Знаешь такие?
— Естественно, — сухо бросил сэмпай. — Первая пытка — Тери Фелини, вторая — Териал
Фелини, третья — Фелини, четвертая — насекомое, пятая — Тери.
— Вы… вы это слышали?! Сэмпай только что назвал меня по имени! Это так романтично!
— А вот вам и демонстрация методики…
****
Пока окружающие считали, что верность человека можно заслужить, что-то ему дав или
сделав, Шин Шаркис в корне с этой позицией не соглашался. Он предполагал, что
настоящую верность можно получить лишь чего-то Не Давая или Не Делая. Например,
мужчина, что шёл за Шином по темному, сырому коридору, больше походившему на
пещеру, совершенно точно был верен Шаркису. А за это Шин не покушался на жизни его
жены и детей. Все честно. Стопроцентная мотивация хранить верность до гробовой
доски.
Мужские лакированные туфли оказались не лучшим выбором обуви для подобного места.
На дороге возникала одна лужа за другой. С потолка же падали ледяные капли воды,
мгновенно въедаясь в белый ворот рубашки и черную ткань пиджака и брюк. Спутника
Шина звали Гэбриэлом Моро. Высокий худой мужчина с типичной прической офисного
работника и в очках в черной роговой оправе просматривал один документ на экране
планшета за другим, при этом следуя за Шином след в след, не перегоняя его, не
равняясь с ним и не отставая.
Чем дальше вглубь проходили мужчины, тем воздух становился более спертым и влажным.
В большой пещерной комнате, на которую они, в конце концов, вышли, дышать и вовсе
оказалось очень сложно. Но ни Шин, ни Гэбриэл не повели и бровью.
— Ваш сын все еще жив, — оповестил он спокойно.
— Все еще? — усмехнулся Шаркис-старший. — Что значит «все еще»? Я его смерть и не
планировал.
— Нет? Мне казалось, что найм фрилансеров подразумевает ровно противоположное, —
Гэбриэл, несмотря на опасность, исходившую от его босса, всегда говорил то, что
думает. Это в Моро Шину даже нравилось. Когда все вокруг перед тобой преклоняют
колени, это начинает наскучивать.
— Я сделал заказ для того чтобы он не расслаблялся, — вздохнул мужчина, взирая на
объект, блестящий далеко впереди.
— Ваши методы воспитания достаточно… — Гэбриэл поднял глаза к потолку, из-за
сталактитов больше напоминавший зубастую пасть какого-нибудь древнего чудовища, — …
необычные.
— Так и сын необычный, — заметил Шин, продвигаясь в сторону желанного объекта.
— Но велика вероятность, что его убьют до того, как он успеет решить подкинутую
вами проблему.
— Если Зуо убьют, значит, я зря возлагал на него свои надежды, — парировал Шин.
— Кроме того, Гэбриэл, мой отпрыск — не твоего ума дело. Лучше подумай о
собственных детях.
— Да, сэр, всенепременно, — кивнул мужчина, не показав и тени страха. Но Шин знал,
что при каждом упоминании его семьи, Моро едва заметно напрягается. Его выдавали
ходящие желваки, демонстрировавшие подавляемые мужчиной эмоции, которые при Шине
демонстрировать не следовало.
 — Тогда вернемся к нашей главной задаче, — Моро начал ритмично постукивать
пальцами по планшету. — Любые попытки отследить составляющие ПКО-вируса не
увенчались успехом. Они будто растворились в виртуалии.
— Если бы… — бросил Шин, невольно сжимая кулаки. — Бьюсь об заклад, виною всему
Дэвид.
— Фелини? Последняя жертва ПКО? — встрепенулся Гэбриэл. До этого самого момента он
и понятия не имел, что Шаркис знаком с тем человеком. Ответа мужчина так и не
дождался, потому лишь нервно поправил очки и продолжил:
— Уже полгода прошло, боюсь, нам придется найти другой способ решения проблемы. Я
понимаю, что запасной план давно вошел в режим подготовки, и потому, полагаю, от
поиска ПКО стоит отказаться вовсе, все ресурсы перебросив на реализацию плана «Б».
— Нет, — отрицательно качнул головой Шин. Гэбриэл был хорошим аналитиком. Даже
слишком хорошим. Потому Шаркис его рядом с собой и держал. И к словам его мужчина
привык прислушиваться. Но не в этот раз. Нет. ПКО не просто являлся решением
проблемы. Если оставить все как есть, ПКО станет символом победы Дэвида над Шином,
а мужчина такого допустить не мог.
«Чертов психопат блуждает в глубинах сети и прячет от меня сучьих детишек. Но не
думай, что ты недосягаем. Твоя жертва была напрасной. Жаль я не увижу твоего
выражения лица, когда ты это поймешь».

========== Третьи небеса Рая: 33. Социальная инженерия ==========

Когда-то…

Комендантский час в кампусах ИСТ начинался в одиннадцать вечера, но ни единый

студент не придерживался строгого правила даже под угрозой исключения. Лишь
наступало «запрещенное» время, и студенты в комнатах, будто тараканы после
выключения света, выбирались из-под ворохов старых записей и древних неоцифрованных
учебников, откладывали в сторону конспекты и сворачивали в рулоны недоделанные
чертежи. Для них день только начинался.
— Слышала, Тито сегодня устраивает вечеринку, — сообщила Рэйс, крутясь перед
зеркалом.
— Опять? В прошлый раз ему, если не ошибаюсь, кухню сожгли, а в комнате родителей
наблевали на кровать. Неужели после этого родаки позволили Тито повторить авантюру
во второй раз? — удивилась Лиз.
— Будто их кто-то спрашивал, — беспечно отмахнулась блондинка. — Не хочешь
составить мне компанию? — поинтересовалась она скорее для галочки, потому как знала
наперед ответ соседки по комнате.
— Нет, — подтвердила ожидания подруги Лиз. — Ты же знаешь, что у меня на носу
пересдача. Буду учиться.
— Знаешь, детка, иногда следует отпустить ситуацию и немного расслабиться, —
заметила блондинка, беря в руки сразу несколько палеток с тенями и ломая голову,
какую из них лучше использовать.
— Экзамен сдам и расслаблюсь, — пробубнила Лиз на автомате, полностью поглощенная
вычиткой билетов.
— Да-да, старая песня. Сперва «в ИСТ поступлю и расслаблюсь», затем «первую сессию
сдам и расслаблюсь», а дальше что? «Карьеру построю и расслаблюсь»? «Накоплю кучу
денег и расслаблюсь»? «Уйду на пенсию, и расслаблюсь со всей силы…»? «Сдохну, и
тогда зажгу так зажгу!»? А в Аду будешь ходить и гундеть: «Погодите, не могу
сегодня тусить, я еще не во всех котлах поварилась», — фыркнула Рэйс.
— Ты вроде не религиозна, — заметила Лиз.
— Потому и буду гореть в Аду. А ты там окажешься со мной за компанию. И не уходи от
темы, прекрасно же понимаешь, о чем я, — обиженно надула губы блондинка. — Ты такая
напряженная, будто хочешь стать воплощением трансформатора Теслы без разрядника.
— Если ты намекаешь на то, что я в себе собираю напряжение и не выпускаю его
наружу, то сравнение неверное, так как не будет генерации этого самого напряжения
без разрядника. Без него, конечно, можно обойтись, но только при условии, что в
качестве источника питания будет генератор переменного тока с частотой,
соответствующей резонансу первичной цепи, которая…
— Ой, всё, замолчи! — взмолилась Рэйс, зажав руками уши. — Сдала физику на отлично
и возомнила себя самой умной?!
— Самой умной в пределах этой комнаты, как минимум, — улыбнулась Лиз.
— Хотела по-дружески вытащить тебя потусить, но больше не настаиваю. Сиди тут и
тухни, — буркнула блондинка. — Так, напомни, детка, при ультрафиолете светятся
люминесцентные тени или флуоресцентные? — Рэйс никогда не обижалась больше, чем
пару секунд.
— Флуоресцентные. Люминесцентные — в темноте. Хотя флуоресценция считается
разновидностью люминесценции. Главное не путать ее с фосфоресценцией, так как это
уже тип фотолюминесценции, хотя она и описывает то же, что и…
— Бла-бла-бла! Сдала химию на отлично и заделалась в преподаватели?! — разозлилась
Рэйс больше прежнего.
— Мне надоело повторять одно и то же. Ты купила эти тени больше года назад, и все
это время периодически спрашиваешь меня о их свойствах. Когда ты уже их запомнишь?
— А смысл? Я ведь всегда могу спросить у нашей всезнайки, — съязвила блондинка,
откладывая одну из палеток в сторону, а вторую беря в оборот. — А Дэвид, бедняжка,
придет на вечеринку и, наверное, всю ночь будет рыскать по дому в поисках любви
всей своей жизни, — всё никак не хотела успокаиваться Рэйс. — Мне искренне жаль
паренька.
— Ну так дай ему возможность порыдать у себя на плече. Или груди. Или куда обычно
плачутся тебе парни, которых ты хочешь затащить в постель, — настроение Лиз резко
испортилось.
— Ой, что ты. Я не могу так поступить с лучшей подругой! — возмутилась блондинка.
— Еще как можешь. Я разрешаю. Дерзай, — фыркнула Лиз, зарываясь в конспекты сильнее
прежнего.
— Я вот что подумала, — продолжила блондинка, не обратив внимания на ворчание
подруги. — Помнишь, Энни упоминала, что Фелини раньше с Шаркисом тусил?
— Ну и? Какое отношение это имеет ко мне? — в голосе Лиз начало прослеживаться
раздражение. Почему она не могла спрятаться от Фелини даже в собственной комнате?
Где справедливость?
— Самое прямое, детка. Помнишь, как выглядит Шин?
— Не заостряла на этом внимание, — призналась Лиз сухо. На потоке училась тьма
народа и вглядываться в каждого казалось девушке пустой тратой времени.
— Черные волосы, желто-зеленые глаза, светлая кожа. Никого не напоминает?
— продолжала забрасывать Рэйс наводящими вопросами брюнетку с желто-зелеными
глазами.
— Полагаешь, что Фелини ко мне прицепился из-за крашеных волос и цветных линз? — с
сомнением протянула Лиз. Для нее оценка человека по внешним данным казалась
нонсенсом.
— А у тебя есть другие объяснения? — усмехнулась Рэйс.
— Конечно. Наверняка я очаровала его острым умом и красотой души, — пошутила Лиз с
таким выражением лица, будто ей под ногти вогнали пару иголок.
— Ах да, как я могла об этом не подумать, — закатила подруга глаза.
На самом деле у брюнетки на сей счет существовало сразу несколько более
правдоподобных теорий, но ни одна из них не строилась на внешних предпочтениях
раздражителя.
— Может ты и права, — поразмышляв, зацепилась Лиз за такую простую, но очевидную
идею. — Выходит, для того, чтобы отвадить от меня Фелини, всего-то и надо, что
перекраситься и сменить цветные линзы на обыкновенные! — брюнетка не верила, что
действительно нравится Дэвиду, но мысль о том, что он отыгрывается на ней,
проецируя на девушку обиды на Шаркиса… Эта теория имела право на существование.
— Скажи, в твоих запасах не завалялась краска, которой ты высветляешься?
Рэйс, успевшая накрасить один глаз, перевела ошалелый взгляд на подругу.
— Думаешь обесцветить волосы прямо сейчас? — прошептала она с таким ужасом, будто
Элизабет собралась остановить атомную ракету голыми руками.
— Ну да, — ответила Лиз, не понимая, в чем проблема.
— Из брюнетки в блондинку одним махом? — все еще не верила Рэйс.
— Ну да.
— Самостоятельно? Без проф подготовки? Дешевой краской? — блондинка перешла на
шепот. — Вероятность того, что итогом покраски станет удивительная метаморфоза
здоровых волос в говно, стремится к ста процентам. Ты это осознаешь?
— Ну да!!! На это я и рассчитываю!
— Да ты ненормальная.
— Отчаянным временам отчаянные меры.
На следующий день Лиз сидела в университетской столовой, впервые за долгое время не
озираясь по сторонам. Она даже не исключала варианта, при котором Фелини и вовсе не
узнает ее, что уж говорить о большем. На голове вместо ухоженных, блестящих волос
теперь красовалась желтая пакля. На затылке бросались в глаза не до конца
прокрашенные пряди цвета детской неожиданности. И все это невообразимое многоцветие
смешивалось в единый колтун, который до конца прочесать девушке так и не удалось.
Да она особо и не старалась. Новый стиль аля «городская сумасшедшая» пришелся ей по
вкусу. Осталось завести себе тележку из супермаркета, доверху набитую мусором, и
образ бы завершился.
«Неужели, я, наконец, могу вздохнуть спокойно?» — не верила своему счастью Лиз,
наслаждаясь чувством покоя. Наслаждалась она им, правда, всего пару секунд, прежде
чем знакомый голос не разрушил ощущение безопасности.
— День добрый, — Элизабет вздрогнула, проследив взглядом, как Дэвид плюхается на
лавочку напротив нее и внимательно оглядывает сожжённые волосы.
— Тебя не было на вечеринке, — сообщил он с укором.
— Да, не поверишь, но я в курсе.
— Я тебя искал.
— С чем тебя и поздравляю, — продолжала рычать Лиз, всем своим видом демонстрируя
неприязнь к собеседнику. Жаль, на Дэвида это не производило должного впечатления.
— Решила поменять имидж?
— Не твое дело.
— Похожа на цыплёнка, — заметил Фелини. — Цвет жутковатый.
— Не нравится — не смотри.
— А я не говорю, что не нравится.
«Вот же сволочуга!»
— Вообще-то очень миленько. Буду теперь называть тебя цыпой. О, погоди… — парень,
встрепенувшись, резко поднялся с лавочки, перегнулся через стол и, оказавшись от
девушки в каких-то десяти сантиметрах, восхищенно выдал:
— Я раньше и не замечал, что у тебя синие глаза! Очень красивые!
По спине Лиз пробежала легкая дрожь, а щеки неожиданно для нее самой запылали.
— Совсем ахренел? — воскликнула она, отталкивая парня. — Не приближайся ко мне так
близко!
— Извини-извини, я просто удивился, — улыбнулся Дэвид, возвращаясь на свое место.
— Так с чего вдруг такая перемена во внешнем виде? — поинтересовался он, не сводя с
Лиз изучающего взгляда.
— Захотелось, — рыкнула Элизабет. — А что? Мне не идет? — ядовито поинтересовалась
она.
— Ну… — протянул Дэвид задумчиво. — Я могу быть с тобой честным?
— Должен.
— В таком случае, выглядишь нездорово. И ощущение, будто ты полночи драила головой
полы… — огласил вердикт парень. — Но главное, чтобы тебе нравилось, — поспешно
добавил он, не прекращая лыбиться.
— Вот именно, — бросила Лиз, удовлетворенная тем, что Дэвиду ее внешний вид, пусть
и частично, но не понравился. Уж теперь-то он, несомненно, от нее отста…
— Ты предпочитаешь свидание на свежем воздухе или в закрытом помещении? — спросил
седой будничным тоном.
— А?
— Тут новое кинцо вышло. Все хвалят. Обещаю держать свои шаловливые ручонки при
себе! Только кино! Потом только Вино. Потом могут быть и другие «только», лишь
попроси! Когда тебе будет удобно?
«ЧТОБ ТЕБЯ, ЧЕРТОВ ФЕЛИНИ! КАК ЖЕ ТЫ ДОСТАЛ!»
— Никогда.
— Совсем?
— Увы.
— И это хорошо, — выдал Фелини счастливый. — Я, знаешь, люблю сложности. Кроме
того, для меня первое свидание сродни проклятью. После него обычно мой нездоровый
интерес к объекту вожделения резко угасает. Не представляю, с чем это связано, но
печальный факт, — признался парень со скорбью в голосе. — А мне до безумия нравится
ощущение влюбленности! Спасибо, что не лишаешь меня такой невероятной возможности!
Лиз встрепенулась, увидев решение проблемы, но обрадовалась ему настолько, что
более трезво проанализировать ситуацию не успела, выпалив:
— А знаешь, пошли. Я согласна на свидание. Кино так кино. И винца, так и быть,
выпью. Отлично проведем время.
— Правда? — искренне обрадовался Дэвид. — Круто! Тогда завтра в семь!
— Ага… — шестеренки в голове Лиз пришли в движение, заставляя ее обдумывать только
что произошедшее и приходить к неутешительным выводам. Точнее вывод был только один
и состоял из единственного слова «дура». — И надеюсь, что после этого твой интерес
ко мне исчезнет раз и навсегда, — выдохнула она тихо еще на что-то надеясь.
— С чего бы? — удивился Фелини.
— С того, что ты сам только что сказал, что…
— Так я соврал, это же очевидно, — выдал он, и глазом не моргнув. — Жду не дождусь
нашего свидания! — заявил он, резко поднимаясь с лавочки. Сейчас следовало как
можно скорее покинуть «поле брани», так как выражение лица Лиз намекало на
вероятность эмоциональной ядерной бомбардировки. — Не злись, я же дал тебе отличный
предлог согласиться на свидание, при этом не спалив реальное желание провести со
мной время! — Дэвид знал, что играет с огнем, но сдержаться ему не удалось. Как
всегда.
— ДА ПОШЕЛ ТЫ НАХЕР!
— Не опаздывай.
— Я НЕ ПРИДУ!
— Ровно в семь.
— В АДУ Я БУДУ ПОДБРАСЫВАТЬ ДРОВИШКИ В КОСТЕР, НА КОТОРОМ ТЫ БУДЕШЬ ПОЛЫХАТЬ!
— Жду не дождусь нашей встречи!

Ныне…

Нестабильность виртуалии ни для кого новостью не являлась. Главным образом это

связывали с бесконтрольным ростом цифрового пространства, якобы не рассчитанного на
существующую плотность виртуального информационного и развлекательного контента,
обраставшего новыми сайтовыми площадками со скоростью по несколько сотен тысяч
страниц в минуту. Другие утверждали, что виртуалия бесконечна и ее размеры не имеют
никакого отношения к дестабилизации работы виртуального пространства. Слухов о
причинах возникновения внутрисетевых ошибок и сбоев существовало великое множество,
но мне больше всего нравилась версия, будто бы первые баги начали вылезать после,
как пафосно окрестили данный случай виртуалы, интернет-войны. Парочка самоуверенных
хакеров решили собрать группу единомышленников, чтобы вместе «вскрыть» код
виртуалии и переписать его, таким образом прибрав сетевое пространство к рукам.
Сложно представить, какая власть оказалась бы в их руках, получись у них
задуманное. Но ребятки допустили три главные ошибки:
Первая: Они растрезвонили свои намеренья на весь свет и, естественно, мгновенно
получили противоборствующую структуру в лице минимум половины пользователей
виртуалии.
Вторая: Не слишком тщательно продумали хакерскую атаку.
Третья: Парни, чего греха таить, были тупыми. Замахнулись на то, что оказалось им
не по интеллекту. Захват виртуалии сродни монополизации кислорода на всей планете.
Чтобы такое сотворить, человеком быть недостаточно.
Естественно, корень зла главным образом крылся в последнем пункте. Судя по
последствиям, ничего путного из их идеи не вышло. По крайней мере, ни один из
участников авантюры в сети после провала больше не появлялся, а виртуальное
пространство начало пошаливать, как сердце девяностолетнего старика. Куда-то не
туда влезли, что-то не то нажали и вот вы уже создали нерешаемую проблему целой
планете. Браво. И пусть мне потом кто-нибудь скажет, что это я человек-катастрофа!
Чем больше времени проходило, тем больше появлялось «баговых» местностей,
«разрывов» и черных информационных дыр. Пока среднестатистические пользователи
хватались за головы и писали жалобы в никуда, требуя от государственных структур
стабилизации системы, в которой последние ни черта не смыслили, самые прошаренные
ребята нашли выгоду и в этой ситуации.
Еще во времена старого доброго интернета выделяли сегмент, который называли
даркнетом. Скрытая сеть, соединение которой устанавливалось с использованием
нестандартных протоколов и портов между «пирами», заслужившими доверие. Главной
прелестью данной сети считали интернет-свободу, так как благодаря скрытому IP
пользователи оставались абсолютно анонимными. Так как это влекло за собой некую
неприкосновенность перед государственными властями, естественно даркнет в основном
использовался для незаконной деятельности: продажа наркотиков, людей и оружия,
распространение незаконных медикаментозных препаратов, терроризм и так далее и тому
подобное. Теневая сеть таким образом считалась «дном» глубокой сети. И было бы
странным, если бы это «дно» не перекочевало из интернета в виртуалию. Так вот
представители этого самого дна предпочитали размещать свои площадки в
непосредственной близости от виртуальных смерчей или черных цифровых дыр. Баги
играли роль дополнительной защиты от непрошенных гостей. Найти подобные места без
карты, что заставить слепого искать рабочую лампочку среди миллиарда вышедших из
строя, то есть входило в состав практически невозможного. А как же можно пройти
мимо такого вызова судьбы?! Ничто так не провоцировало меня на бурную деятельность,
как минимальные шансы на победу. В конце концов, вкус пирожка, взятого с полки,
кардинально отличается от вкуса пирожка, который ты заберешь из жерла вулкана за
минуту до извержения.
Войдя в виртуалию, мы автоматически загрузились на главную площадь Этруса, так как
данный вирту-город являлся домашней локацией девяносто восьми процентов
пользователей Тосама. Отсюда вирту-серферы и нетсталкеры брали начало своим
свершениям.
Сетевой город встретил нас мелким моросящим дождиком и гвалтом, который не
прекращался здесь ни на минуту независимо от времени суток в реальности и
виртуальности. Слева от нас вещали о необходимости общего шифрования личного
пространства криптоанархисты. Вцепившись в голографические таблички с броскими
надписями: «Раскрытие государству личных данных равносильно личностному суициду» и
«Защита приватности — защита души», они подбегали к проходившим мимо аватарам и
закидывали их листовками и петициями, которые следовало подписать здесь и сейчас. И
желательно в трех экземплярах. По другую их сторону сидели в вирту-кафешке
кодерпанки. Политическая подоплека вопроса их заботила слабо. Куда больший интерес
вызывали технические аспекты шифрования, о которых говорить они могли двадцать
четыре часа в сутки семь дней в неделю, только подойти. Вирту-синдикалисты
разбрелись по всей площади. В сторону их представителей даже смотреть не хотелось.
Поговаривали, что, если встретиться с одним из них взглядом, ты мгновенно станешь
ярым членом профсоюза и до конца жизни будешь бороться за права виртуальных
тружеников. И только нью-трэшеры не изменяя себе не делали ровным счетом ни черта,
топчась у задворок. Геймеры, виртулингвисты, «книжные черви» и сериаломаны,
анимешники и косплееры, жрицы любви и бродячие музыканты, виртблогеры, виртрайтеры
и многие-многие другие наводняли площадь Этруса помимо выше перечисленных групп,
вызывая во мне легкий приступ социофобии.
— И каков план? — недовольно поинтересовался ёж, вытягивая из спины длинную иглу и
начиная ею жонглировать, будто барабанщик палочкой. Недовольным, судя по всему, он
был на всякий случай. Вдруг что случится, а он улыбается. За такое ведь и убивают.
— Прежде чем взламывать площадку, нам ее нужно найти, — сообщил я, с удовольствием
наблюдая, как Зуо мгновенно начинает беситься.
— Очевидно, — бросил он, еле сдерживаясь, чтобы не начать меня материть. Но чувство
самосохранения не позволило ему сорваться раньше времени, ведь сэмпай прекрасно
понимал: если я сейчас не решу его проблему, ее не решит никто, а значит жить ему
останется недолго.
— Думается мне, это одна из тех зашифрованных площадок, на которые попасть можно
только по приглашению, — начал я рассуждать, одновременно с тем вызывая меню и
начиная щелкать по виртуальной клавиатуре со скоростью шестьсот знаков в минуту.
— Сомневаюсь, что они используют пиринговую сеть — такие все еще недостаточно
безопасны. Значит у них типичная серверная сетка, — не то чтобы Зуо не знал того, о
чем я говорил. Проговаривал все вслух я только для себя. — Сперва раздобудем
приглашение, — мои пальцы начали двигаться быстрее прежнего.
— О, и как я сам об этом не подумал, — фыркнул сэмпай, явно ощущая себя не в своей
тарелке от того, что понятия не имеет, что же следует делать. В отличие от меня.
— Не подумал, наверное, потому что все твои мысли заняты лишь моим великолепием, —
предположил я, за что получил несильный пинок по заду. С подзатыльниками Зуо решил
повременить. Правильно, не надо бить по голове, которая генерирует гениальные идеи
со скоростью сто штук в секунду! Обычно их гениальность граничит с бредом, но это
моя уникальная изюминка.
Пять месяцев мне пришлось канючить, умолять и угрожать, чтобы уломать маму купить
мне нормальный телефон-пластину. Она еще возмущалась тому, что я так уперт, будто
от телефона зависит моя жизнь. Что ж, прямо сейчас от него зависела как минимум
жизнь сэмпая.
Как только детёныш прогресса оказался в моих руках, я тут же напичкал его кучей
жизненно важного дерьма, то есть абсолютно бесполезными программами, одна из
которых называлась фотосталкингом. Она, естественно, была незаконной. А мне,
естественно, было плевать. Суть программы заключалась в следующем: каждый раз,
когда пульс пользователя повышался, она активировалась и начинала делать фотографии
со скоростью девяносто два кадра в минуту. Оно и понятно, программа создавалась для
любителей заглянуть девушке под юбку или в декольте. Но я ее использовал не для
этого. Куда интереснее было следить за тем, когда и при каких обстоятельствах
повышалось мое сердцебиение.
Стоит ли говорить, что когда мы с Зуо приблизились к карнавалу, мое сердце
застучало, как бешеное. И я, чувствуя это, настроился на запечатление нескольких
романтических фотографий с любимым сердцу психопатом. Знаете там, его счастливое
лицо на фоне грозных клоунов, совместное поедание сладкой ваты и неудачные, но
смешные кадры, которые мы могли бы пересматривать в старости, предаваясь
ностальгии. По факту, нафотографировал я только кучу убийц и тысячи недовольных рож
Зуо. Тоже неплохо, но не совсем то, на что я рассчитывал.
Я открыл галерею и начал активно шерстить фотографии.
— Ну-ка постой, — встрепенулся Зуо, но я, сразу поняв, что именно его обеспокоило,
продолжил листать фотографии быстрее прежнего. — А ну крутани назад, — прошипел он.
— У нас сейчас нет времени доставлять тебе визуальное удовлетворение, — выговорил я
как можно спокойнее.
— Там, блять, был я.
— Все возможно.
— Голый, блять.
— Быть не может.
— Ты делал фотки, пока мы трахались?!
— ДАВАЙ ПОГОВОРИМ ОБ ЭТОМ ПОЗЖЕ!
— Я убью тебя.
— И ЭТО ОТЛОЖИМ НА ПОТОМ, ХОРОШО?!
Зуо что-то невнятно проворчал, но, как ни странно, действительно оставил меня в
покое. Это как же ты хочешь жить, котик мой ненаглядный?!
Найдя необходимую фотографию, я загрузил ее на свой вирту-экран, явив миру новую
фотомодель.
— Это же тот урод с бусами, — мгновенно узнал сэмпай человека на фото.
— Он самый.
— Когда ты успел его сфотографировать?
Тогда же, когда и тебя, пока мы…
Не очень-то мне хотелось объяснять, как у меня это вышло. Позже все равно придется,
но сейчас времени действительно оставалось в обрез, так что я лишь неопределенно
пожал плечами, сохраняя вокруг себя ореол таинственности. Да, Зуо, я парень
непростой и шуточки со мной плохи!
Вместо ответа, я загрузил фото в поисковик реестра давно уже мною взломанного
виртуального полицейского департамента и с легкостью нашел нужного мне человека.
«Большой брат» не дремлет. В реестре успел засветиться почти каждый. Штраф за
парковку в неположенном месте три года назад сослужил тебе плохую службу, парень.
После этого всего-то и оставалось, что выгрузить адрес паренька, взломать систему
жилого дома, добраться до его компьютера, включить его в принудительном порядке,
взломать почту и найти приглашение, которое когда-то получил он сам. Легче легкого
на словах, и жуткий геморрой по факту. А скрыть, что ты все это сделал, еще
геморройнее. Но сейчас у меня не было времени на креатив, приходилось использовать
топорные, проверенные временем, хоть и громоздкие методы.
Зуо молча наблюдал за моими манипуляциями, не стараясь встревать в процесс, за что
ему большое спасибо. И лишь заметив, как я открываю почту жертвы, бросил:
— Думаешь, не вызовет подозрения тот факт, что парень, которого недавно вырубили на
карнавале, внезапно приглашает кого-то в закрытое сообщество?
 — А откуда, по-твоему, они об этом узнают? — не смог я сдержать едкого смешка.
— Думаешь, площадка наемных убийц не использует ремейлер? — ремейлеры
использовались еще до сотворения виртуалии и за века не претерпели особых изменений
наверное потому что были достаточно просты в использовании. Эти серверы получали
сообщение электронной почты и переправляли его по адресу, указанному отправителем.
В процессе переадресации инфа об отправителе уничтожалась, поэтому получатель не
имел возможности узнать, кто же отправил ему письмо. Не могли это, выходит, увидеть
и третьи лица. Будь моя воля, и я бы всему Тосаму разослал фотографии Зуо в
пеньюаре. Но сперва следовало сэмпая в этот пеньюар нарядить, а после еще и
остаться живым, чтобы заснять его в этом пикантном образе.
Наши фрилансеры ремейлеры использовали менее продуктивно, чем, если бы в игру вошел
я: «старики» приглашали «новичков», но никто бы никогда не раскрыл другому свою
истинную личность, это и ежу понятно. Хотя судя по Зуо, не каждому. Возможно, у
сервера был админ, который адрес отправителя посмотреть все-таки мог, но я сильно
сомневаюсь, что у него бы получилось так быстро раздобыть информацию о состоянии
нашего продавца бус в это самое время.
— Не думаю, что пригласительная ссылка отправится иным способом. Наверняка на нее
наложено столько блокировок, что проще будет обосраться на Луне, чем переправить
инфу в открытую, — продолжал я умничать. Посмотри, сэмпай, какой я классный, м-м-м?
— Можно было бы предположить, что они используют псевдо-анонимный ремейлер, но я
очень сильно в этом сомневаюсь. — Приглашение, которое в свое время получила моя
«фотомодель» оказалось удаленным, но все еще хранилось на виртуальных подкорках,
так что я вытащил его остатки, запустил программу восстановления и через пару минут
первая часть моего плана была почти завершена. — Все, сейчас отправлю приглашения
на наши с тобой почты. Свою не напомнишь? — попросил я чисто для проформа. Конечно
же, я знал почту сэмпая. Конечно же, ему я об этом сообщать не собирался.
Зуо деловито оттолкнул меня от экрана и в графе «получатель» вбил электронный адрес
самостоятельно. Тоже мне, звезда шпионажа. Шифруйся, да не зашифровывайся.
Пригласительные пришли не сразу. Ждать нам пришлось минут пятнадцать, все это время
маясь от безделья. Я уселся на лавочку, которых вокруг площади была расставлена
целая куча, и уставился на памятник, красовавшийся в самой ее середине, а Зуо ходил
туда-сюда, напоминая ежа в клетке.
— Почему не приходит? — периодически вопрошал он, а я в ответ многозначительно
молчал. Надо же помучить человека. Кто, если не я?
Странно, но все это время меня не оставляло ощущение, будто за мной кто-то
наблюдает. Я бы поделился этой мыслью с Зуо, но вариантов разворачивающихся затем
событий было два и оба мне не нравились:
Первый вариант: Зуо обозвал бы меня параноиком, при этом ранив меня до глубины души
и заставив рыдать посреди площади следующие пару часов.
Второй вариант: Зуо сам окажется параноиком, начнет размахивать повсюду виртуальной
пушкой (а она у него наверняка имеется), обязательно кого-нибудь подстрелит (скорее
всего, меня), после чего ранит меня до глубины души и заставит рыдать посреди
площади следующие пару часов.
Вообще-то я не против порыдать. Особенно пару часов. Особенно посреди площади,
размазывая виртуальные сопли по виртуальной брусчатке. Но сперва следовало
закончить задуманное.
— Мне пришло письмо! — встрепенулся я, получив соответствующее оповещение.
— Мне тоже, — кивнул Зуо, наконец, остановившись.
О, новый неизведанный мир. Чего я только ни делал, куда только ни лазил. Но к
убийцам-фрилансерам не заглядывал еще никогда! Что ж, погнали!
****
Улочки Этруса захламляло виртуальное общество, оттого «дышать» в цифровом
пространстве становилось все тяжелее. Как жаль, что нельзя было прикоснуться к
каждому. Вернуть мусор на законное место, оставив хотя бы виртуальный мир чистым от
людского невежества.
Фантом антивиртуалии стоял посреди площади и внимательно наблюдал за двумя
субъектами, значившимися в его списке с пометками: «виновные» и «особо опасные». И
выжидал.
****
Черная дверь с золотыми вензелями на фоне пустого пространства показалась мне
слишком вычурной для входа на территорию наемников. Честное слово, вы людей
убиваете или плюшками да пряниками балуетесь под Моцарта, обсуждая политику
планеты? Будь я владельцем подобного сайта, на дверь повесил бы отрубленную голову.
Или хотя бы ногу. Ну типа намекнул бы, что внутри гостя ждет треш, угар и
мясорубка. Излишний эстетизм же превращал логово убийц в комнату готической
принцессы. Не то чтобы я был против принцесс или готов, но… Но где окровавленная
нога?! Меня это беспокоит! Серьезно, ребят, никакого упора на уют.
Ручки в двери не обнаружилось, потому я, чуть помедлив, постучал в нее, в надежде,
что откроет ее кто-то по ту сторону. Реакции не последовало. Лишь золотые вензеля,
пребывая в медленном движении, начали закручиваться сильнее, принимая все более
сложные формы. Несколько витиеватых кусков золота отделились от основной рамки,
проплыли к центру двери и собрались в нечто, отдаленно походившее на след от
собачьей лапы, только крупнее.
— Что за клуб любителей собак, — фыркнул я, прикладывая руку к лапе и чувствуя, как
дверь мне поддается, уходя назад. Преграда исчезла, давая нам с сэмпаем возможность
ступить на длинную извилистую лестницу, будто бы зависшую в воздухе и далеко внизу
упиравшуюся в черный проход, по краям украшенный египетскими символами. Я ступил на
первую ступеньку и ощутил легкое покалывание, которое я бы ни за что ни с чем
другим не спутал. Принудительное шифрование аватара стерло мой истинный облик,
превращая в инкогнито. Я вгляделся в зеркальную поверхность белого мрамора под
ногами и столкнулся взглядом с человеком с головой, очень напоминавшей голову
добермана. Разве что шерсть на морде оказалась абсолютно черной. Зуо, прошедший
шифровальщик вслед за мной, превратился в такое же создание. Острые черные уши
стояли торчком. В пасти белела череда клыков. И это каким-то фантастическим образом
отлично сочеталось со строгим матово-черным костюмом, такого же цвета рубашкой и
галстуком цвета плавленого золота. Оглядев себя, я понял, что разодет в подобный
костюм-тройку, только ткань испещряли полосы из золотой нити. Рубашка и галстук
сливались в сплошную черноту, зато лацкан пиджака подобно галстуку сэмпая будто бы
залили горячим золотом. Не удержавшись, я коснулся блестящей поверхности, и черный
палец утоп в ней, подтверждая мои смелые подозрения. Стильно, ничего не скажешь. С
каких пор убийцы стали любителями моды?
— Как-то слишком пафосно, не находишь? — поинтересовался я у Зуо, медленно
спускаясь по лестнице и стараясь охватить взглядом все вокруг. Как я и предполагал,
сайт защищал не только от нежданных гостей, также он отвечал за защиту личности
каждого пользователя в отдельности, выдавая им индивидуальные зашифрованные личины.
Впереди на площадке я заметил сотни таких же киноцефалов. Образ каждого чем-то
оставался уникальным, и при этом сильно походил на остальных. Виртуальная площадка
мировой лиги киллеров оказалась такой же вычурной, как и ведущая к ней дверь.
Огромная зала с черными стенами, параллельно которым стояли многочисленные черно-
золотые статуи Анубиса — правителя загробного мира в египетской мифологии. Выходит,
были мы далеко не доберманами, а подобно Анубису получили в дар от шифровщика
головы шакалов. Помимо многочисленных версий божества смерти черно-золотой потолок
подпирали золотые колонны, по которым ручьями стекало золото. В общем-то, все в
этом помещении состояло из двух цветов: черного и золотого. Черные кожаные диваны с
золотыми ножками. Золотые узоры на черном потолке, стенах и полу. Черные шакалы в
черно-золотых костюмах, в руках у которых блестели золотом чашки, наполненные
напитками цвета нефти. И ослепительная золотая пирамида в самом центре зала.
— Кажется, создатель этой лиги большой фанат Египта, — заметил я, чувствуя легкую
тревогу. На первый взгляд казалось, что абсолютно никто не обратил на нас внимание.
Лишь два очередных шакала, появившихся в логове, ничего особенного.
Но провода говорили о другом.
— Не столько Египта, Сколько Анубиса. Видимо, предполагается, что члены лиги
подобны божествам, решают, кому жить, а кому умереть, — кинул Зуо, судя по
интонации, так же оставаясь начеку.
— Достаточно самоуверенно, — усмехнулся я, наблюдая за тем, как черные провода
обвивают каждую попадающуюся на глаза фигуру, предупреждая меня о таящейся
опасности в каждом из них. Да, галлюцинации воспалённого мозга распространялись не
только на реальный мир, но и на виртуальный. Их можно было бы воспринимать как
особую суперсилу, но я-то прекрасно понимал, что галлюны выдавало мое подсознание,
которое, в свою очередь, черпало информацию далеко не из космоса. Провода были
черными не потому что пытались предупредить меня об опасности. Они были черными,
потому что я сам на уровне инстинктов понимал, насколько опасен каждый, кто
находился в этом месте.
— Новобранцы, — раздался неожиданно раскатистый голос со стороны пирамид. — Добро
пожаловать в некрополь легиона Анубиса, — провозгласил он, после чего прямо из
пирамиды вышел шакал, а точнее самка шакала в золотом платье.
— Некрополь — это город мертвых, — зашептал я Зуо.
— Да знаю я.
— А легионами Анубиса называли многочисленные захоронения мумий собак скорее всего
в его честь, — продолжил я настойчивые разъяснения.
— Как бы мне доступнее объяснить, как мне плевать?
— Удиви меня.
— Всегда приятно видеть новые лица. Учитывая специфику нашей работы, новички
появляются редко. А чтобы сразу двое… — в голосе говорившей прослеживалось
нескрываемое подозрение. Не думаю, что мы с Зуо сделали что-то неверно, наверняка
здесь относились так к каждому новичку. Но под взглядом черных глаз все равно
захотелось съежиться. — Меня зовут Амат, и я стану вашим куратором на первое время.
— Амат — богиня возмездия за грехи. В мифологии описывается, как гиппопотам, с
львиными лапами, гривой и головой крокодила. Как тебе ролевушка, милый? В маске
крокодила и ляжками гиппопотама я разбужу в тебе страстного зверя?
— Ты прямо сейчас будишь во мне зверя. Отнюдь не страстного, — бросил Шаркис.
— Сразу предупрежу, что первое время вы сможете посещать только холл, — продолжала
Амат, не слыша наши перешептывания. — Двери, ведущие непосредственно на городские
биржи, станут доступны вам после полной проверки, — окинула она взглядом статуи
Анубисов, и только теперь до меня дошло, что стояли они не для красоты. На лбу
каждой фигуры золотом начертали единственную букву. Фигур с буквой «Т» нашлось
целых три. Какая же из них относится к Тосаму?
— Так значит приглашения недостаточно, — выдохнул Зуо, и Амат в ответ оскалила
пасть в усмешке.
— Естественно, — усмехнулась она. — Иногда к нам забредают любопытные хакеры,
думающие, что смогут нас обмануть.
— Действительно бывают такие смельчаки? — протянул я. — Разве взлом подобного
заведения — не самоубийство?
— Оно самое, — согласилась Амат. — Но люди тупеют, когда ими движет любопытство, —
вздохнула она. — Пока проходит первичная проверка, — с этими словами женщина
вытащила левую руку из кармана платья и продемонстрировала сочащееся золотом черное
сердце, — давайте прогуляемся и я расскажу вам о негласных правилах, царящих в этом
месте, — в ее правой руке оказалось золотое перо.
— А это уже отсылка к суду Осириса! Если человек вел на земле праведный образ
жизни, то его сердце и перо весили одинаково, если грешил, то сердце весило больше.
И грешника сжирала Амат, — продолжал я делиться своими познаниями с сэмпаем.
— С каких, мать твою, пор ты заделался в историки? — рыкнул в ответ Шаркис, заметно
напрягшись. Судя по всему, из этого места нас выпускать не собирались до тех пор,
пока мы не пройдем первичную проверку. А я не был уверен, что мы ее пройдем. О
глубокой и говорить не стоило. Нет, я бы мог их обмануть, но лишь в случае, если бы
подготовился к данной вылазке заранее, а не ломанулся почти вслепую, подгоняемый
пулями, летящими в мою голову.
Значит, следовало организовать диверсию до того, как проверка закончится. Узнать бы
еще, какой именно Анубис отвечает за Тосам. Не штормить же весь сайт целиком!
Времени может не хватить.
— Первое и главное правило нашей лиги — неразглашение. Если вы решаете пригласить
достойного на ваш взгляд претендента, несколько раз подумайте, стоит ли. Если тот,
кого вы пригласили, не подойдет нам по каким-либо параметрам, его уберут вместе с
пригласителем. Впрочем, если вы предложите достойного кандидата, то получите
солидное вознаграждение. Мы ведем строгий уч…
Я не отрывал взгляда от трех, стоящих один за другим Анубисов с буквами Т на лбах.
От двух из них тянулись золотые провода к пирамиде. А вот от третьего часть черных
проводов дотянулась до нас с Зуо и начала оплетать ноги. Можно ли предположить, что
именно эта фигура нам нужна? Стоит ли довериться инстинкту?
Думай, Лис, почему именно он. Что ты заметил, но чему не придал значения?
Помимо букв на лбу, Анубисы отличались друг от друга позами, в которых они
изображались, но по одному лишь положению рук и ног определить город мне бы не
удалось. Тогда что?
Думай.
Думай…
Ты знаешь ответ.
Амат продолжала говорить и говорить, перечисляя правила, которые больше походили на
угрозы. Не самым душевным работодателем являлась эта организация. Небось, и поход к
зубному не оплачивают. Да еще и за любой косяк штрафовали по полной программе,
лишая не зарплаты, а сразу жизни. Кардинальный подход к проблемам. Не скажу, что не
действенный, но не лишенный радикализма.
Думай, почему он? Почему, Лис? Есть же что-то еще!
Мы продолжали движение, медленно приближаясь к волнующим меня фигурам Анубиса,
когда я заметил то, что успел проанализировать мой мозг. У каждой статуи на плече,
лице или животе красовался небольшой символ. Маленькая молния. Волнистые линии. У
Анубиса, что привлек мое внимание и чьи провода мешали мне нормально двигаться, под
глазом располагалась капля.
Капля — дождь.
Дождь — Тосам.
Слишком просто.
Нет, тот, кто все усложняет — ты сам. Обычно это и становится твоей главной
ошибкой. Им нет смысла шифровать города, это антураж и не более.
— Зуо, пупсик, а ты знал, что шакалы часто кричат на бегу. Или скулят. Или воют.
Никого не напоминает?
— Еще слово и я начну тебя бить прямо здесь, — рыкнул в ответ Шаркис.
— Нет, я серьезно. Мне надо, чтобы ты отвлек здесь всех. Не уверен, что беготня с
воплями поможет, но что-то такое же экспрессивное необходимо сейчас, как воздух.
Сможешь? — попросил я тихо.
Зуо выдержал долгую паузу, прежде чем дать ответ.
— Смогу, — кинул он. — Когда?
— Сейчас.
Дважды просить сэмпая не пришлось. Он сорвался с места и одним махом взобрался по
пирамиде на самую ее вершину. Как у него получилось подняться по абсолютно гладкой
поверхности для меня осталось загадкой. Видимо законы вирту-физики вставали на
колени перед крутостью Шаркиса. И активно у него сосали. Так, законы, у меня с вами
будет серьезный разговор. НИКТО НЕ ИМЕЕТ ПРАВА СОСАТЬ У МОЕГО МУЖИКА! Кроме меня,
естественно.
Все присутствующие одновременно уставились на сэмпая.
— Что вы делаете? Немедленно спускайтесь, — голос Амат, и без того не источавший
доброжелательности, стал металлическим. — Это неуважение к символу!
— К символу чего? Смерти? Пирамида — это разве не гробница? А стоило ли так
извращаться? Могли бы притащить горсть жареных кузнечиков и вещать о смерти с тем
же пафосом. Откуда столько самолюбования? Вы лишь ширпотреб, прячущийся под личиной
Бога.
Я знал, Зуо, что с твоим высокомерием никакое другое даже близко не валяется.
Просто сходу взял и обосрал.
Сказать, что все ахренели, ничего не сказать. Амат застыла, став почти неотличимой
от статуй Анубиса.
— Снимите его, — приказала она, и шакалы, будто пчелиный рой, бросились на пирамиду
со всех сторон. Я же, гость, внезапно превратившийся в невидимку, спиной
приблизился к статуе Тосамского Анубиса. Жаль, прикоснуться к нему не успел, так
как на плечо мое легла чья-то рука:
— Куда намылился? — вопросил у меня один из выходцев Лиги. Я лишь съежился,
лихорадочно соображая, что же делать. Конечно, можно было провернуть Ту Штуку,
которую я готовил эти полгода, но… Но черт побери, эта «бомба» предназначалась для
мести Зуо и не хотелось тратить ее так бездарно. Кто-нибудь наверняка задался бы
вопросом, есть ли смысл прятать козырь в рукаве, если ты можешь прямо сейчас здесь
подохнуть и не использовать его уже никогда? А я скажу «смысл есть». Есть, чтоб
его. Или все, или ничего. Если я говорю, что момент не подходящий, значит, блин, не
подходящий!
Пока я выяснял отношения с воображаемыми собеседниками, выпячивая перед ними свое Я
и утверждая, что я самый правый человек на всем белом свете, Зуо сделал
невозможное. Вместо того, чтобы переть напролом, продолжая обливать всех вокруг
«грязью» и кровью, сэмпай решил пойти другим путем. И то, что он сделал, дало мне
понять, что не я один не сидел на месте в период нашего расставания.
— Лучше бы вам не делать лишних движений, — проговорил Шаркис неожиданно тихо и
абсолютно спокойно. От непроницаемости его голоса у меня по спине побежали мурашки.
И судя по достигнутому эффекту, не у меня одного. Шакалы, что до того карабкались
по пирамиде, застыли и сползли с ее гладких стен. Сэмпай говорил таким тоном, будто
все происходящее его не пугало, а расстраивало. Этакий привкус разочарования,
который обычно можно проследить только у творцов, посмотревших на свое детище под
новым углом.
— Если вы предполагаете, что можете запугать лигу уб… — заговорила Амат тихо, но
агрессивно.
— Молчать, — выдохнул Шаркис, вперив в нее взгляд черных глаз. — Перед тобой была
поставлена простая задача: контролировать Лигу и защищать ее. Как думаешь, ты
справилась? — задал он вопрос, производя впечатление человека, который хорошо знал
женщину. А дальше в ход шла человеческая фантазия. Конечно. Она не могла быть
главой всего этого цирка. Люди подобного сорта не станут нянчиться с новичками.
Тот, кто всем управляет, таится где-нибудь на задворках виртуалии и лишь качает
процент от проделанной другими работы. Амат — пешка, которую поставили на
руководящую должность и дали возможность ощутить вкус власти.
«Чего-чего, а социальной инженерии я от тебя никак не ожидал, сэмпай», — пронеслось
у меня в голове восхищенное. Я и не рассчитывал, что Зуо еще когда-нибудь удивит
меня. Недооценил, признаю.
— Я… — с Амат мгновенно сошла вся ее спесь. По выражению морды прочиталось, что она
узнала в Зуо того, кем он не являлся. Нужный эффект был достигнут, как по щелчку
пальцев. — Вы не предупреждали, что прие…
— А я обязан перед тобой отчитываться?
Притворяться другим человеком всегда слишком опасно. Неверный стиль поведения и
тебе никогда и никто не поверит. Зуо пошел ва-банк. Он мог лишь Предположить, каким
должен быть глава подобной организации и… не ошибся.
— Прошу прощения, — куратор уставилась в пол.
— Спроси, как я сюда попал, не раскрывая своей истинной личности, — потребовал Зуо.
— Что?
— Я расскажу. Все до оскомины просто. Я нанял хакера. Он взломал почту одного из
наших фрилансеров и отправил с нее мне приглашение. Вот и все. Ты знала, что наша
система настолько хрупкая?
— Я обязательно прослежу, чтобы уровень защиты…
— Проследишь? А что тебе мешало сделать это раньше?! Почему эта зрелая мысль пришла
в твою голову только после того, как я…
Зуо продолжал отчитывать Амат, заставляя не только ее, но и остальных
присутствующих чувствовать себя, мягко говоря, не в своей тарелке. Шакал, что успел
пощупать мое плечо, убрал руку и отошел от меня подальше, приняв за помощника
Самого Главного. Упускать этот шанс было бы глупо. Продолжая делать вид, будто
внемлю словам Шаркиса, я коснулся статуи Анубиса и запустил в нее простенький
вирус, взламывая запароленные порты и проникая в систему. Еще пара вирусов
парализовали защиту, которая, кстати, оказалась не самой мощной. Решили, что
неплохо защищены снаружи, и оказались слишком самонадеянными, чтобы предположить
взлом изнутри. Времена меняются, а люди, купаясь в собственном эгоцентризме,
продолжают совершать одни и те же ошибки.
Зуо без преувеличения блистал. Роль главы мировой организации убийц явно очень ему
шла. Он настолько убедительно вещал, что у меня даже появились подозрения, а не
является ли он главой на самом деле? Да нет, бред. Будь в руках Зуо такая мощь, и
он бы не стал ограничиваться Тосамом.
Убедившись, что все внемлют словам сэмпая, и никто, ни единая душа не смотрит в мою
сторону, я вызвал миниатюрную версию экрана, развернув ее в своей черной ладони и
начал просматривать выведенный на него список заказов. Заказчики, увы, здесь не
отображались, не уверен, что такую информацию вообще вымещали в сеть. Но заказ на
Зуо нашелся быстро. Сумма, которую обещали за его голову, здорово бросалась в
глаза. Мысли о новых кроссовках вновь посетили мое уставшее от жалкого финансового
положения сознание, но я с усилием отогнал бредовую идею и отправил в сервер
команду на удаление единственного заказа. Убедившись, что команда прошла, и Зуо
исчез из списка, я свернул экран и махнул сэмпаю рукой, давая понять, что работа
сделана. Надежда на то, что он заметит мою манипуляцию была не велика, так как
Шаркис настолько вжился в роль, что вот-вот того и гляди устроил бы в Лиге полную
реконструкцию. Но Зуо удивил меня уже во второй раз за эти пару минут.
— …На этом все, — резко оборвал он свою тираду, дав всем в зале выдохнуть.
— Надеюсь, я доступно довел до вас несовершенство системы и вы в ближайшее время
решите все насущные проблемы, — подвел он итог, съезжая с пирамиды и спокойно
направляясь к выходу. Я скромно посеменил за ним, ожидая, что все присутствующие
вот-вот поймут, что их обвели вокруг пальца, и кинутся за нами. Но ни единая фигура
не сдвинулась с места.
****
Давно Люцифер не пребывал в таком приподнятом расположении духа. Связав свой промах
с удачей, которая наконец-то решила оставить мужчину в покое, киллер вышел на
улицу, оседлал велосипед и покатил через людные улочки Тосама, стремясь проверить
новоявленную теорию. Две случайно попавшиеся на пути дорогие «цели» из списка Лиги,
дали понять, что ситуация не изменилась. Удача все еще шла за убийцей по пятам.
Киллер было расстроился по этому поводу, но новая мысль, возникшая в голове,
обрадовала его больше прежнего. Так даже интереснее! Это какими же надо быть
людьми, чтобы противостоять удаче Люцифера? Зуо Шаркис и его серая тень — очень
непростые люди. Охотиться на таких будет одно удовольствие. Главное, чтобы киллера
не опередили его сослуживцы.
…И будто по заказу, телефон Люцифера тренькнул, обозначая входящее сообщение.
Мужчина открыл автоматическую рассылку от Лиги и встрепенулся, прочитав сообщение,
с формулировкой которого не сталкивался ни разу за все десять лет работы
фрилансером: «Зуо Шаркис: аннулирован».
Не убит?
Аннулирован?
Такое возможно?
Что ж… Для Люцифера охота только начиналась.

========== Третьи небеса Рая: 34. Соучастница ==========

Когда-то…

Самое популярное оправдание двадцать третьего века: «Всё давно придумали за нас».
Как легко клепать третьесортный творческий полуфабрикат, прикрываясь этой фразой,
как лыжи прикрыли бы наготу нудиста.
За спорным доводом прятались бездарные писатели, лишенные фантазии художники и
стремящиеся к финансовому обогащению киношники. Хотя к обогащению стремились все
без разбора. Но последние выделялись больше остальных, после очередной нападки
критиков начиная бить пяткой в грудь и уверять, что перезапуск уже существующих
франшиз по десятому разу — необходимая адаптация под быстро меняющуюся реальность,
а не плагиат. Любые заверения в том, что и без адаптаций старые фильмы смотрятся
отлично, расценивались как голимая провокация, за которую могли засудить. Дошло до
того, что новое и непонятное начало восприниматься нэо-богемой, как нечто
чужеродное и безвкусное. Действительно, зачем что-то создавать, когда можно
улучшать уже существующее? И только попробуйте заикнуться о том, что творчество как
раз-таки подразумевает создание нового, а не переваривание старых идей. Сожрут и не
подавятся.
Но как бы ни была плачевна ситуация, смельчаки, желавшие привнести что-то свое в
уже оформившийся мир, все равно появлялись. И пусть для некоторых этот тернистый
путь грозил не закончиться никогда, они не сомневались, что усилия их того стоят.
Пусть не сейчас, но когда-нибудь, возможно уже после их смерти, созданные кровью и
потом детища найдут свое место в истории мировых искусств. И художник в маленькой
каморке рисовал по холсту свежими красками, которые купил на последние деньги. И
писатель клацал по старой сенсорной клавиатуре после перелопачивания миллиарда
информационных сайтов ради написания единственного предложения. И в кишащем копиями
копий кинематографе все еще встречались горящие своим делом сценаристы и режиссеры,
ставившие на кон всё ради качественной реализации оригинальной идеи, а не затем,
чтобы получить многомиллионную прибыль.
На фильм одного из таких дерзких режиссеров и позвал Дэвид Элизабет. Он не
рассчитывал, что фильм ей понравится, так как большинство его ровесников
предпочитали копии копий. Но реакция Лиз на картину заботила его мало. Куда
интереснее казался сам факт их совместного похода куда бы то ни было.
Накануне встречи парень необоснованно долго выбирал рубашку, почти поселившись у
зеркала. Сосед по комнате, замкнутый парень, большую часть времени предпочитавший
проводить в виртуалии, предложил напротив зеркальной поверхности разбить палатку,
чтобы минимизировать энергозатратность. Дэвид так бы и сделал, будь у него на это
время. И будь у него палатка. После нескольких часов агонии, свой выбор он
остановил на белой футболке, черной рубашке и классических синих джинсах, посчитав,
что слишком броский наряд может намекнуть Лиз на то, что Фелини действительно
готовился к их встрече. А слишком неказистый навел бы девушку на мысли, что Дэвид
еще непривлекательней, чем ей казалось ранее. Допустить было нельзя ни того, ни
другого. Дэвиду нравился скептицизм Лиз насчет искренности чувств Фелини к ее
персоне, тем более что он действительно искренен был лишь отчасти. По крайней мере,
ему так казалось до тех самых пор, пока парню неожиданно не стал важен собственный
внешний вид на встрече с девушкой. Многочасовая подготовка к горе-свиданию удивила
в первую очередь его самого.
«Почему меня заботит подобная херня?!»
Вопрос риторический.
Вторым шоком для него стал тот факт, что он каким-то непонятным образом пришел на
место встречи на сорок минут раньше. Дэвид не любил опаздывать, но и сильно заранее
никогда не приходил. Пунктуальность он считал своей личной суперсилой. И
единственной причиной прихода на место встречи настолько рано могли быть разве что
нервы, становившиеся вторым звоночком относительно истинности его чувств к
Элизабет. Звоночком, о котором думать он не хотел. Этого еще не хватало.
От нечего делать Фелини прогуливался по торговому центру, то и дело натыкаясь
взглядом на влюбленные парочки и с легкой тоской понимая, что ему подобные чувства
не по плечу. Любовь в его понимании подразумевала слепое доверие к партнёру, а
Дэвид с недавних пор не доверял никому. Не хотел доверять. Кроме того отношения
подразумевали компромисс. А в лексиконе Фелини это слово числилось, как
ругательное.
Интересно, придет ли Лиз?
Уловка, заставившая девушку подписаться на свидание, была наитупейшей, и тот факт,
что Элизабет на нее повелась, говорил либо об ее отчаянии, либо о непроходимой
глупости, либо… либо она действительно хотела этой встречи. Второй вариант Дэвид
смело отмел. Лиззи умная девочка. Даже слишком умная. Люди, хорошо анализировавшие
окружающих и безошибочно с первого взгляда понимавшие, чего можно ждать от
собеседника, в списке опасных значились у Дэвида на первом месте. К таким надо
держаться ближе, чего, собственно, Фелини и добивался. Первое же и третье
предположения поделили между собой равное процентное соотношение вероятности.
Обычно Фелини в таких ситуациях не ждал, а буквально жаждал худшего варианта. Надо
же делать жизнь интереснее! Но сегодня по необъяснимым причинам хотелось верить в
то, что встреча действительно может стать приятной для обоих ее участников.
Элизабет, идеально перевоплотившись в мрачную тучу, вплыла в торговый центр с таким
выражением лица, будто девушка собиралась не в кино, а на похороны. Судя по виду,
она не сильно заморачивалась над своим одеянием, в отличие от Дэвида. Грузная
черная толстовка, которая была велика девушке размера на три минимум, жутко ее
полнила. Худые ноги, торчащие из-под необъятной черноты, превращали фигуру Лиз в
нечто, отдаленно напоминавшее колобка на тонких ножках. Черные прямые джинсы, не
знавшие функции облегания, ситуации не спасали. Убитые кеды с давно потерявшими
былую белизну шнурками так же романтики не добавляли. А огромный колтун вместо
прически вообще создавал атмосферу постапокалипсиса. Фелини не удивился бы, ворвись
вслед за девушкой в торговый центр армия зомби или толпа обезумевших от голода
мародёров. Лиз в этом случае рисовалась фантазией парня некой валькирией
погибающего мира, выхватывающей из-за пазухи тяжелый дробовик и разряжающей его в
озлобленную толпу.
Но даже трезво оценив внешний вид спутницы, Дэвид все равно не смог сдержаться от
искреннего:
— Какая ты красивая! — выдохнул он и тут же напрягся, поняв, что произнес это без
присущей ему нотки сарказма. Еще хуже было то, что он сказал то, что думал.
— Очень смешно, — и без того недовольное выражение лица Лиз, стало еще недовольнее,
хотя это и казалось невозможным.
— Нет, серьезно! Отлично выглядишь! — на этот раз Дэвид не забыл добавить в тон
привкус насмешки.
Фелини не представлял, что с ним творится и почему человек перед ним казался ему
настолько притягательным, несмотря на едкие замечания внутреннего голоса.
«Не особо она и красивая», — гундел он.
Но…
«Слишком худая, не в твоем вкусе».
Но…
«И сиськи маленькие».
Но…
«О прическе вообще молчу. Адище».
Но почему же она так хороша?
— Конечно-конечно. Где тут твое кино? — проговорила Лиз устало. Судя по залегшим
под глазами теням, всю прошлую ночь она либо не могла уснуть, ожидая встречи с
Дэвидом (маловероятно), либо готовилась к пересдаче (более вероятно).
— Нам на последний этаж, — кивнул парень на эскалатор, протягивая девушке руку.
Джентельменский жест остался без внимания.
Люди XXIII века, как и люди любого другого века не желали довольствоваться
настоящим, предпочитая грезить о мире будущего, которого никогда не увидят.
Торговый центр, в который пришли Дэвид и Лиз, являлся ярким тому подтверждением. Он
так и назывался СтоМэйлон, что в переводе с одного из забытых языков якобы означало
«В будущее». Человеку, наведавшемуся сюда, следовало ощутить себя счастливчиком,
прокатившимся на машине времени и перемахнувшим сразу через несколько столетий.
Каким же будущее видели люди будущего? Главным источником фантазий оставались Луна
и Марс, которые всё стремились покорить, но каждый раз откладывали исполнение
желания на потом. Прокрастинация мирового уровня. Не то, чтобы в XXIII веке не
существовало технологий, позволявших слетать на спутник планеты и разбить там пару
туристических лагерей. Космические корабли со сверхсветовыми двигателями давно
пылились на правительственных базах. И возможно уже сейчас на Луне бы пыхал жизнью
не один, а сразу несколько густонаселенных городов, если бы в свое время
человечество не решило заняться более важными делами, такими как война, геноцид и
изобретение чипсов с запахом женских трусиков. Весь свой потенциал люди направили
на урегулирование конфликтов между собой и развитие потребительского рынка. А о
Луне и уж тем более Марсе оставалось мечтать, смотря на ночное небо и тяжело
вздыхая.
Зеркальный потолок на последнем этаже торгового центра покрывал специальный состав,
превращавший голубое небо в густую тьму, а Солнце - в яркое полнолуние. В воздух же
выпускали золотистую пыльцу, которая плавала под потолком, отражая свет и походя на
биллиарды звезд.
На этаже вечной ночи постоянно околачивались студенты из ИСТ, но Лиз здесь, судя по
ее реакции, была впервые. С нескрываемым интересом девушка оглядывалась по
сторонам, рассматривая подсвеченные неоном и приходящие в движение посредством
голографии росписи стен. На одной закручивалась звездная воронка вокруг
пульсирующей черной дыры. На другой — фигура космонавта в белом костюме тянулась к
проходившим мимо посетителям. На третьей — миниатюра солнечной системы попеременно
демонстрировала парад планет. То, что хранило в себе бесчисленное количество тайн,
всегда будоражило воображение людей. А самым таинственным на данный момент
оставался малоизученный космос. Так что маркетологи торгового центра выбрали нужное
направление. Людей в СтоМэйлоне толпилось достаточно в любое время суток и дня
недели.
— Ты здесь раньше была? — спросил Дэвид, пытаясь завязать непринужденный разговор.
— В торговый центр заходила, но на последний этаж никогда не поднималась, — восторг
с лица девушки мгновенно схлынул, будто Дэвид напомнил ей о чем-то неприятном.
Например, о своем присутствии.
— Почему?
Лиз лишь неопределенно пожала плечами. Поддерживать разговор явно не входило в ее
планы.
Билеты в кино Дэвид купил заранее, хотя ажиотаж картине не грозил. От напитков и
еды Лиз отказалась, поэтому они сразу направились к кинозалу. Фильму, которому не
пророчили большие сборы, выделили для показа единственный небольшой зал, вмещавший
всего триста человек. Но даже учитывая это, не заполнился он даже на десятую часть.
Парочка подростков заняли последний ряд, собираясь заняться чем угодно, только не
просмотром фильма. Одинокий ценитель расположился в самом центре. Он то и дело
кидал раздраженные взгляды в сторону впереди сидевших студентов, шуршащих пакетами
с едой. Пожилая пара тихо обсуждала предстоящий киносеанс, настраивая 3D очки. Лиз
и Дэвид сели на свои места и оба уставились в белое полотно киноэкрана. Подшучивать
над девушкой Фелини почему-то сегодня не хотелось, но о чем вести нормальную беседу
он не представлял. Заведи он речь об отвлеченных глупостях вроде погоды или местных
сплетнях, и Элизабет вряд ли выказала бы к этому живой интерес. Ее же увлечения
Фелини пока еще не знал. Что вообще интересно таким девушкам, как Лиззи?
Компьютеры? Спорт? Котята? Почему так сложно?!
Элизабет отвлекла Дэвида от усиленных размышлений, внезапно вздрогнув. Фелини
удивленно уставился на нее, а затем, проследив, куда направлен ошалелый взгляд
девушки, повернулся к выходу из кинозала. У самых дверей стоял высокий парень с
внешностью фотомодели, держа под руку стройную девушку под стать себе. Сверившись с
билетами, они начали продвигаться к своим местам, что оказались на пару рядов ниже,
чем сидели Фелини с Элизабет. Парень, само воплощение галантности, ухаживал за
девушкой даже слишком красиво для XXIII века. Но Дэвиду почему-то картинка, больше
похожая на театральную постановку, показалась насквозь фальшивой. Парень усадил
спутницу на ее место, после чего развернулся затылком к киноэкрану и начал
стягивать с себя пиджак, когда его взгляд встретился со взглядом Элизабет. На
красивом лице всего на мгновение проскользнула уродливая гримаса. Но что бы это ни
было, оно тут же вновь исчезло за непроницаемой маской всеобщей доброжелательности.
— Давно не виделись, Элли, — окликнул он девушку, подарив ей красивую улыбку. Лиз
вздрогнула во второй раз, ненароком вцепившись в подлокотники кресла с такой силой,
что побелели костяшки.
— Да, — единственное, что она выговорила, начиная едва заметно дрожать. Ее
нежеланный собеседник этого бы не увидел, но вот сидевший рядом Фелини отчетливо
ощущал вибрацию со стороны Лиззи.
— А ты, как я посмотрю, с очередным клиентом?
Казалось бы, во фразе не таилось ничего особенного, но Элизабет внезапно вскочила
со своего места как ошпаренная и ринулась к выходу. Дэвид не стал ее удерживать.
Вместо этого он еще пару секунд потратил на то, чтобы вновь поймать уродливую
гримасу на красивом лице парня и убедиться в том, что незнакомец не тот, кого из
себя строит. Лишь после Дэвид спокойно поднялся со своего места и пошел за
девушкой.
— Не хочу разочаровывать, но товар порченый, — донеслось до него со спины. Фелини
не повернулся и не стал расспрашивать, что имел в виду молодой человек. Но он
отчетливо знал, незнакомец за сказанное еще поплатится.
Нагнал Дэвид Элизабет уже у выхода из торгового центра.
— Эй! — окликнул он ее, поймав за руку. — Что случилось? Почему ты так внезапно
ушла? — включил он дурака, хотя в голове его нарисовалось сразу несколько версий.
— Не твое дело, — огрызнулась Лиззи, вырвав запястье из несильной хватки Фелини и
продолжив удаляться от СтоМэйлона.
— Тот парень, кто он? — Дэвид не был бы Дэвидом, если бы оставил все как есть и не
попытался бы докопаться до истины. Пусть, определенные выводы он уже сделал.
— Не твое дело!
— Скажи.
— Отвали!
— Что он тебе сделал? — решил подойти Дэвид с другой стороны. Лиз остановилась, как
вкопанная.
— Я не говорила, что он что-то мне сделал, — выдохнула она зло. — С чего ты это
взял? — вскинула она глаза на Фелини. — Кто, мать твою, тебе растрепал, говори?!
— неожиданно накинулась она на Дэвида, схватив его за грудки черной рубашки с такой
силой, что у парня появилось стойкое ощущение, что если бы Лиз захотела сейчас
перекинуть его через себя, она бы сделала это и даже не запыхалась. В глазах ее
горела такая ярость, что юлить или отшучиваться могло стоить если не жизни, то, как
минимум, пары здоровых конечностей. Поэтому парень ответил честно:
— Ты дрожала. Там, в кинотеатре, когда он обратился к тебе, — объяснил он спокойно,
не пытаясь вырвать рубашку из хватки девушки. — Дрожь может быть признаком холода,
но там холодно не было. Признаком возбуждения, но ты не выглядишь жаждущей
близости. Признаком страха… Вот этот вариант мне кажется самым правдоподобным.
— Я дрожу от злости, — прошипела Лиз, тем не менее, оставляя в покое рубашку
Фелини.
— Тоже неплохой вариант, — не стал спорить Дэвид. — Но что он такого сделал, что ты
так на него зла? — недоумевал парень.
— Не собираюсь я это обсуждать, ясно?! Уж точно не с тобой! — рыкнула девушка,
сощурившись. Накинув на голову капюшон, руки спрятав в карманах толстовки и
ссутулившись так, будто на плечи ей водрузили тяжелую ношу, Лиз побрела в сторону
студенческого городка ИСТ, превратившись в само воплощение мрака. Но что-то Дэвиду
подсказывало, что оставлять ее одну в таком состоянии не лучшая идея. Лиз не
помешало бы выговориться.
— Он изнасиловал тебя?
Дерзкий вопрос. Из тех, что сковывают по рукам и ногам, выбивая кислород из легких.
Вопрос из списка тех, которые нельзя произносить вслух, рискуя не просто ударить
человека по больному, но вогнать в него нож по самую рукоять. Вопрос, влекший за
собой абсолютный душевный раздрай в случае, если ответ на него оказывался
положительным. Спрашивать подобное, что вбивать человеку гвозди в самое сердце,
удар за ударом. Слишком жестокий в своей прямолинейности. Оголяющий нервы и
выжигающий в груди пустоту.
Впрочем, пусть лучше Лиз горит от ненависти к Фелини, чем вот так замыкается в
себе.
Несколько прохожих, опешив, остановились, явно желая узнать поподробнее, что
произошло. Благо Дэвиду хватило одного взгляда, чтобы ненужные слушатели,
спохватившись, продолжили свой путь, ускорив шаг.
— Нет, — ответила Элизабет раздраженно, но куда спокойнее, чем предполагал парень.
Видимо, первый его вывод оказался поспешным. К счастью. — Это мой бывший, — с
неохотой объяснила она.
— Он? — не смог скрыть изумления Фелини, приближаясь к Лиз, чтобы их разговор
перестал являться достоянием общественности. — Этот позер? — не поверил он.
— От позера слышу, — Лиз старалась оставаться хмурой, но в уголках ее губ
промелькнула улыбка.
— Я серьезно, этот парень какой-то картонный. Чем он тебя зацепил? — продолжал
удивляться Дэвид.
— Галантностью. Внимательностью. Романтичностью. Нежностью. То, чем до меня и после
меня цеплял еще десяток девушек, полагаю.
— И что же пошло не так? — Дэвид не был уверен, что имеет право продолжать рыться в
грязном белье Элизабет, но он бы узнал подробности в любом случае и лучше бы, если
Лиз рассказала об этом сама.
Девушка тяжело вздохнула. Отвечать не хотелось, но Фелини уже вовлек ее в разговор,
и идти на попятную было слишком поздно.
— Он из старых консерваторов, — объяснила она. — Уверен, что рядом с ним имеет
право оставаться только та девушка, у которой до него не было мужчин. Он убежден,
что только с такой сможет построить полноценную семью.
— О как. Такие индивиды еще не вымерли? Поразительно, — зло усмехнулся Фелини. — И
что же, когда парниша узнал, что ты не монахиня, он бросил тебя? — продолжил мысль
парень, все еще не понимая, откуда же в Лиз такая злость. Бросали все и всех
бросали. Обычное дело.
— Все куда веселее, — выдохнула Лиз, едва ли выглядя веселой. — До него у меня
действительно не было парней. Но в наш первый раз все вышло не совсем так, как
следовало.
— Он хотел быть сверху, а оказался снизу? — еще одна яркая картинка нарисовалась
перед глазами Дэвида, и теперь Лиз оказалась не единственной, кто улыбнулся.
— Нет, все произошло традиционно. Единственное, чего не доставало, это крови. Такое
бывает. Редко, но…
— Ах вот оно что. Он, значит, решил, что ты соврала и он не первый? И это оскорбило
его до глубины души? — догадался Фелини.
— Точно.
— И расстался с тобой из-за такой ерунды?
— Да, — кивнула Лиз, нахмурившись. Казалось, что она хочет что-то добавить, но
сказать не решается.
— Расстался, видимо, не очень красиво? — продолжил Дэвид, подталкивая ее.
— Не особо, — поморщилась Лиз. — На следующей день после нашей первой и, к счастью,
единственной ночи, он позвал меня на вечеринку к своим друзьям, где прилюдно
обозвал меня шлюхой…
— Оу…
— Сломал нос и три ребра.
— Чт…
— А потом предложил меня своим друзьям.
Фелини, уже вздохнувший с облегчением от того, что худший сценарий, вертевшийся в
его голове, не оказался реальностью, к такой откровенности морально подготовиться
не успел. Дыхание на мгновение сперло, пальцы сами собой сжались в кулаки, а сердце
взорвалось в груди барабаном лютой неконтролируемой ярости.
— Сделал что? — выдохнул он, позабыв привычную манеру общения вечного балагура.
Лиз, заметив метаморфозу, дружески похлопала Дэвида по плечу:
— Не подумай, до фатального не дошло, — заявила она неожиданно бодро. — Я не
пальцем деланная, знаешь ли. Всегда ношу с собой нож, — с этими словами Лиз
вытащила из кармана нож-бабочку и парой непринуждённых движений продемонстрировала,
как хорошо она им орудует. — Достаточно было вогнать лезвие в ляжку одному ублюдку
и сломать лбом нос другому, и вечеринка потеряла прежний лоск. Они рыдали, как
мелкие сучки. Я не пострадала.
— За исключением носа и ребер, — напомнил Дэвид, пытаясь утихомирить бурю эмоций,
рвущихся наружу.
— Мелочь. Первые несколько ударов оказались слишком неожиданными. Иначе бы я не
получила и этих повреждений, — пожала Лиз плечами. — Но это произошло давно, уже не
важно.
— Ты обратилась в полицию? — Дэвид не торопился возвращаться к амплуа весельчака.
— Нет.
— Почему?
— Потому что идиотка, — честно ответила Лиз.
— Не сказал бы.
— Понимаешь, можно быть умным со всеми, и идиотом с одним-единственным человеком.
Чувства затмевают разум, а больная надежда на то, что все еще можно исправить,
связывает тебя по рукам и ногам. Это со мной и произошло.
— Не хочешь ли ты сказать, что после того, что он сделал, виноватой ты считала
себя, а не его?
Нет, остановись. Ты переходишь границы дозволенного, забираясь туда, где тебя не
ждут. Слишком проницательно. Ты говоришь то, в чем люди всю жизнь не признаются
даже самим себе.
— Именно так, — удивительно, как легко Элизабет призналась в подобном. Ответ
сорвался с ее губ так просто, будто ничего для нее не значил.
— А сейчас?
— А сейчас я думаю, что он ублюдок, до которого карма так и не добралась. Я
ненавижу его. Но есть в нашем с ним знакомстве и плюс. Именно после него я начала
безошибочно распознавать притворщиков, — ухмыльнулась Элизабет, имея в виду Фелини.
— О, ты ставишь меня с ним на одну полочку? Обидненько, — усмехнулся Дэвид.
— Ставила, — кивнула Лиз. — Но сейчас понимаю, что зря.
— Вот как?
— Я не настолько глупа, чтобы возводить человека на пьедестал чистого зла лишь по
причине того, что он, руководствуясь комплексом неполноценности, размахивает
кулаками и приобщает к решению своих проблем сторонние лица. Он урод, но… ты
намного хуже.
— Льстишь.
— Он обычный тупой ублюдок. А ты…
— А я умный ублюдок?
— Вот именно.
— Но, знаешь, я бы не стал бить девушку. И уж тем более предлагать ее друзьям.
— Начнем с того, что друзей у тебя нет, — холодно парировала Лиз.
— Ауч, в самое сердце.
— А закончим тем, что бить — может и нет. Но чутье мне подсказывает, что навредить
ты можешь человеку и не применяя физическую силу.
— Тебе я навредить не хочу, — заметил Дэвид осторожно.
— Не хочешь, но это не значит, что не можешь, — продолжала резать без ножа Лиз.
— А я-то думал, что это со мной невозможно спорить! — неожиданно рассмеялся Фелини.
— Хорошо, ты была со мной честна, потому честным с тобой буду и я. Ты права. Во
всем. И если ты позволишь, я это докажу, — на губах парня появилась злая ухмылка.
— Что ты там говорила про карму? До твоего бывшего она не добралась? Как насчет
исправить это?
— Что ты задумал? — нахмурилась девушка. — Я хочу, чтобы прошлое осталось в
прошлом.
— Я тоже этого для тебя хочу. Но разве подобное возможно до тех пор, пока в голове
твоей сидит мысль о несправедливости жизни? Ты не отпустишь ситуацию, пока не
убедишься, что твой обидчик получил по заслугам.
— Варварский подход.
— Все люди варвары. Просто кто-то боится в этом признаться, — отмахнулся Дэвид.
— Ну так что? Хочешь стать моей соучастницей? Позволишь мне затянуть тебя на самое
дно чистого неразбавленного зла? — саркастически протянул парень.
Лиз хотела сказать нет. Совершенно точно. Это «нет» вертелось у нее на кончике
языка, но… Фелини, будто трясина, тянул за собой. Он был до преступного убедителен,
и в словах его таилось зерно истины.
— Предположим, я соглашусь, — наконец, очень осторожно выговорила она. — Что ты
хочешь, чтобы я сделала?
— Расскажи мне о его слабостях. Даже слабости. Одной будет вполне достаточно, —
попросил Дэвид.
— Понятия не имею, — пожала Лиз плечами.
— Подумай, — настаивал Дэвид. — Быть может у него больное колено? Или боязнь воды?
Что-то однозначно должно быть. Людей без слабостей не существует.
— Но я не знаю. Хотя… — Лиз задумалась. — Не уверена, что это подойдет. Еще меньше
уверена, что мне вообще стоит тебе говорить об этом.
— Я узнаю его слабости независимо от того, согласишься ты мне помогать или нет, —
заметил Дэвид, снимая ответственность с плеч девушки.
— Может и узнаешь, но применять эту информацию смысла не будет. Тебе он ничего не
сделал. Это не твоя проблема.
— Не моя. И смысла действительно нет, — не стал спорить Дэвид, подходя к Лиз ближе.
— Но… — он нагнулся к ней совсем близко, смотря прямо в глаза. — Я ведь все равно
что-нибудь ему сделаю.
Пути назад нет.
Элизабет запустила правую руку в растрепанные седые волосы, надавила парню на
затылок, заставляя его наклониться ближе прежнего, и еле слышно прошептала ему на
ухо слабость своего обидчика.
— О! — обрадовался Дэвид. — Это будет даже проще, чем я думал! Пойдем, — он мягко
взял Лиз за руку и потащил за собой обратно к торговому центру.
— Стой! Прямо сейчас? — охнула девушка.
— А к чему медлить? Он и так уже кучу времени радуется жизни и бед не знает. Пора
это исправлять!
— А мне обязательно присутствовать?
— Конечно. Это ведь твоя месть, не моя, — справедливо заметил Дэвид. — Кроме того,
это еще и прекрасная возможность узнать друг друга поближе!
В продуктовом магазине, занявшем нулевой этаж торгового центра, они приобрели
орудие мести, а затем вернулись на верхний этаж и прошли в кинозал, в котором еще
двадцать минут назад собирались насладиться фильмом. Бывший Лиз вместе с новой
пассией увлеченно смотрели на киноэкран. Лиз, руководствуясь планом Дэвида, тихо
подсела к спутнице бывшего благоверного и шепнула ей на ухо, будто девушку просят
пройти к билетной стойке. Лишь сказав это, она тут же удалилась. Дэвид объяснил,
что уйти надо резко, чтобы у жертвы не осталось времени на вопросы и возмущения и
она бы пошла узнавать, что же собственно случилось. Так и произошло. Девушка
упорхнула из кинозала. Дэвид, к этому времени разместившийся за целью, дождался Лиз
и лишь затем открыл пакетик, купленный в магазине, и высыпал его содержимое на
ладонь соучастницы.
— Готова? — спросил он тихо.
— Нет.
— Чудно!
Дэвид улыбнулся, а затем произвел правой рукой удушающий захват сзади, прижав
голову жертвы к спинке кресла, а второй рукой зажав ей нос. Опешивший и ничего не
понимающий парень раскрыл рот, чтобы закричать, и именно в этот момент Лиз засыпала
ему в рот добротную горсть арахиса, на который у того была аллергия. Парень
запыхтел, сопротивляясь, но Элизабет с силой зажала ему рот ладонью, не позволяя
выплюнуть угощение.
— Глотай, — прорычал Фелини парню на ухо, — и тогда я позволю тебе дышать. Жертва
сделала глоток раньше, чем поняла, чем ей это грозит. Через пару секунд парень
начал задыхаться без каких-либо усилий со стороны Дэвида и Лиз. Остальные
продолжали смотреть фильм. Никто не обратил внимания на происходящее.
— Нам пора, — потянул Дэвид Лиз к выходу, замечая, как парень начинает сползать с
кресла. Девушка сопротивляться не стала. Они выбежали из торгового центра и
пробежали еще несколько кварталов, прежде чем остановились перевести дух. Все это
время Дэвид крепко держал Лиз за руку.
— Боже, — пропыхтела она. — Что мы наделали? — в ее голосе, впрочем, не нашлось и
намека на сожаление. — А что, если он умрет? — сожаления все еще не наступало.
— Если умрет, значит, карма до него все-таки добралась, — равнодушно пожал Дэвид
плечами.
— Мы станем убийцами.
— Не глупи, мы всего лишь накормили парня орешками. Не вижу в этом ничего
ужасного, — отмахнулся Дэвид. — К тому же когда мы убегали, я видел, как его
подружка шла в кинозал. Вероятность его спасения очень высока. Я бы даже сказал,
слишком.
— Вот как… — облегченно выдохнула Элизабет. — Тогда ладно. И кстати… Ты уже можешь
отпустить мою руку.
— Ах, это, — улыбнулся Фелини, и не думая разжимать пальцы. — Думаю, сперва я
провожу тебя до общаги. Ты ведь не против? По-моему, свидание вышло достаточно
волнующим, и в качестве награды за это я имею право попросить о такой малости, как
подержать тебя за руку еще немного, — заявил он нагло.
— У тебя ладонь потная.
— Наслаждайся.
— Хм… ладно, — пожала Лиз плечами.
— А теперь по классике жанра ты должна сказать, что это было не худшим твоим
свиданием, — подсказал Фелини.
— О, как я могу. При всех моих спорных чувствах к твоей персоне, не могу не
признать, что это мое лучшее свидание, — рассмеялась Лиз. — Что может быть
романтичнее совместного покушения на жизнь бывшего?
— Вот и я о том же.
— Но… Надеюсь следующее свидание выйдет не таким фееричным, — добавила Лиз тише.
«Следующее?»
— Если у тебя нет еще парочки мерзких бывших, проблем точно не будет, — заверил
девушку Дэвид, не понимая, отчего его настроение так резко поднялось до небес.
— У меня нет, но ведь бывшие есть еще и у тебя, — заметила Лиз.
— О, я слишком нетерпелив и давно уже всем отомстил. Так что, извини, но придется
нам проводить время тривиально. Как насчет второй попытки сходить в кино? Скажем,
завтра? Скажем, в семь?
— Скажу, что я согласна.

Ныне…

Те, кто до сих пор представляют Смерть в виде скелета, облаченного в черный балахон
от именитых модельеров, просто не видели Зуо с налитыми кровью глазами. Не успели
мы выйти из виртуалии, как сэмпай прожег меня таким взглядом, что я мгновенно
отправил автоматический запрос на оформление завещания. Не хочу, чтобы мое
богатство попало в руки не тем людям. Свою коллекцию сушеных тараканов я завещаю
Эллити, потому что у нее есть кукольный домик, в котором им замечательно живется.
Сестра, я рассчитываю на тебя. Свой компьютер я оставляю маме! Зная о ее талантах,
уверен, что из моего боевого зверя она сделает отличный гриль. Причем когда
синтетическое мясо будет готово, гриль будет включать голографическую фигурку
танцующей курицы, поющей гимн Тосама. По-моему, очень патриотично. Мифи оставлю
изгрызенные карандаши. Те, что у нее же и одалживал. Думаю, она будет рада их
возвращению не меньше, чем моей смерти! И Зуо. Мой дорогой Зуо. Любимый мой
человечек. Свет очей моих, облитых бензином. Кислород, отравленный угарным газом.
Заноза, через задницу проникшая в самое сердце и нарушившая его работу. Тебе, мой
дорогой, я оставлю свой гардероб. Уверен, после того, как Зуо меня придушит, он
очень об этом пожалеет. И ему понадобится замена. Тогда он накупит подушки, нарядит
их в мою одежду и до конца своей жизни проведет в обнимку с ними. На одной из
подушек он, возможно, даже женится. Но это при условии, что будет хорошо за ней
ухаживать, водить в рестораны и кино и убедит ее в искренности его чувств. Тогда
подушка, возможно, скажет «Да». Но это не точно.
Вот такой я заботливый. Зуо, не благодари.
— Всё, насекомое, пизда тебе, — прорычал Шаркис, откидывая на стол вирту-очки.
— Вы уже три дня вместе, а пизда ему только теперь? — удивилась Мифи. — Тери —
стареешь, — прыснула она. Зуо перевел на подругу полный гнева взгляд, но должного
впечатления не произвел. Наверное, потому что всем в этой комнате было известно,
что если кто и будет сегодня битым, так это я.
— У вас получилось? — спросила Кара, не обращая внимания на флюиды зла, которые
сэмпай источал из себя, как цветы источают запах, чтобы привлечь к себе насекомых.
Погодите… так вот почему я из их состава? А Зуо, получается, мой цветок со сладким
нектаром?! Что ж ты выглядишь тогда, как ель с говном вместо колючек?! Сэмпай, ты
что-то делаешь не так!
— Получилось, — раздраженно бросил Зуо.
— Тогда почему твое настроение все еще попахивает могильной землей? — уточнила она.
— Потому что блять не твое собачье дело. Выйдите все из комнаты. Немедленно, —
рыкнул он. И никто не решился Шаркису перечить. Лишь Айт было завел речь о том, что
эта квартира, между прочим, его. И он, как хозяин сам может решить, в какой комнате
ему находиться, а в какой нет. Ответом киберготу стал лишь очередной проницательный
взгляд, мгновенно расставивший все по своим местам.
Я тоже поднялся со своего места и поспешил было за остальными на кухню, но меня
остановило ласковое:
— Сядь на место, гнида.
Вот и как тут устоять, спрашивается? Искушаешь, чертяка.
— Наличие своего места в этом мире сродни вопросу о бренности бытия, — протянул я,
не пытаясь убежать, но и не торопясь возвращаться. — Каждый ищет свое место,
предназначенное ему судьбой. Но что, если этого места нет? И судьбы никакой нет? И
рождаемся мы не по великому плану вселенной, а просто так, являясь детьми
случайности? Что, если жизни наши не стоят и гроша и на место одного, придет
другой?
— Жопу свою на стул кинул, я сказал, — выдохнул Шаркис, и мне показалось, что вот-
вот у него из ушей повалит пар, как в мультиках у персонажей, дошедших до точки
кипения. Зуо не просто кипел. Он, судя по всему, уже выкипел и теперь горел
изнутри, желая лишь одного — убийства. Не могу утверждать на сто процентов, но,
кажется, моего.
Я смиренно уселся на стул перед сэмпаем, сложив руки на коленях и ожидая
неминуемого. Что ж… Моя жизнь была не так уж и плоха, так что… Ой, да кого я
обманываю! Жизнь говно, а руки двери! Adios, сосунки, если Ад существует, я буду
ожидать вас там с вилами в заднице!
— Телефон, — скомандовал Зуо, раскрыв передо мной ладонь.
— Нарния, — ответил я в том же духе. — Тебе на «Я».
— Я сказал, отдай мне свой телефон, — Зуо все еще сдерживал бушующую внутри ярость,
но из последних сил.
— Опять на «Н»? — возмутился я. — Издеваешься? Ничего, я так просто не проиграю.
«Нет».
— Ты, блять, меня не зли, — предупредил сэмпай.
— И не планировал. Злить разозленного человека, то же самое, что лить воду в ведро,
уже полное воды. Абсолютно бесполезно! Тебе на «О».
— Либо ты отдашь мне телефон сам, либо я отниму его, оторвав вместе с ним твое ухо.
Как тебе вариант? Интересный?
— Оригинальность, граничащая с артхаусом, — буркнул я, снимая с уха пластину. — Не
люблю артхаус, он меня пугает, — признался я, с неохотой отдавая сокровище сэмпаю.
— Артхаус — это то, что крутится у тебя в голове двадцать четыре часа в сутки, —
рыкнул Зуо.
— Правда? Я думал, это называют порнографией, — протянул я удивленно.
Лишь завладев моим телефоном, Зуо тут же синхронизировал его со своим и начал
копаться в моих файлах. Ну не сволочь ли?! Я подам на тебя в суд! Не сегодня,
конечно, и не завтра. Но когда-нибудь точно! Помяни мое слово! Не пройдет и
пятидесяти лет, как тебе придет повестка, и ты у меня еще попляшешь!
— Тебе известно понятие личного пространства? — пробубнил я, с недовольством
наблюдая, как Зуо явно что-то стирает с моего телефона. Наверняка, добрался до
сталкерской программы и решил снести ее вместе с чередой фотографий. Посмотрите-ка,
какой собственник. Подзаработать уже не дает. Да выстави я его фотографии во время
секса на сайты, предназначенные для такого контента, и мы бы с ним разбогатели
минут за десять! И если уж пошла речь о деньгах…
— Слушай, Зуо, мне давно не дает покоя один вопрос, — осторожно начал я.
— Не интересно.
— Согласен. Мне тоже не интересно. Но спросить — мой гражданский долг, — заявил я,
принимая сидячую воинственную позу. Ну, или мне только казалось, что поза
воинственная. — А где ты берешь деньги?
Сэмпай на мгновение отвлекся от просмотра файлов на телефоне и вперил в меня свои
злобные глазенки.
— Серьезно? — приподнял он брови. — Ты на полном серьезе спрашиваешь, откуда у меня
деньги?
— А что в этом такого?
— Даже не знаю. Ты спрашиваешь Босса молодой мафиозной группировки города, откуда у
него деньги?
— Да?
— Спрашиваешь человека, который держит на коротком поводке Серебро — другую
мафиозную группировку?
— Да?
— Человека, организация которого крышует Улицу Красного Тумана?
— Не понимаю, ты мне на что-то намекаешь или что? — нахмурился я. — Откуда деньги?
Говори! ГОВОРИ СЕЙЧАС ЖЕ! Небось, нашел себе богатую красотку? М?! Изменяешь мне?!
ОПЯТЬ! А Я ВЕДЬ ЕЩЕ ПРОШЛУЮ ИЗМЕНУ НЕ ПРОСТИЛ, МЕЖДУ ПРОЧИМ!
— Лучше, — выдохнул Зуо с каменным лицом. — Подрабатываю по ночам в круглосуточном
магазине. Пакую бананы с помидорами.
— С… серьезно?
— О да, естественно, мне же больше нехуй делать.
— Ну, а что, продавец — профессия благородная. Ты же целый день соприкасаешься с
кучей людей. Здесь нужна волевая выдержка и безграничное терпение. Если бы
продавцом устроился я, через пару дней на работу вместе с бутербродами я бы принес
самодельный обрез и расстрелял бы себя на глазах у людей. Надо же хоть как-то
испортить им день! Они же мне его портили!
— Забирай обратно свое дерьмо, — кинул Зуо в меня моим телефоном, сделав все, что
планировал.
— Не уверен, что смогу найти свое дерьмишко среди тонны твоего, покрывающего все
вокруг тебя на расстоянии километра, — фыркнул я, осторожно беря в руки телефон и
слегка его поглаживая. Хороший мой, испугался? Ничего-ничего, больше этот злобный
дядька в твою файловую систему не залезет. Уж я об этом позабочусь. Старый больной
извращенец!
— А теперь, — Зуо поднялся со своего места и взялся расстегивать пряжку ремня.
— Снимай штаны.
— Ого, — встрепенулся я. — Вот так вот сразу? И без ресторана?
— Ты не понял, — мило улыбнулся Зуо, и я сразу почуял неладное. — Трахать я тебя не
буду.
Ржавые шестерёнки у меня в голове не смогли обработать столь сложную информацию. В
смысле, не будешь? Ты что, ахренел?!
— Что-то я не понял. А что же ты тогда собираешься делать?
— Вкатывать пиздюли, — произнес сэмпай, одним рывком вытягивая ремень из джинсов и
складывая его вдвое.
О-о-о… Неожиданно. Волнующе, безусловно, но не то, чтобы желанно.
— Это, между прочим, мог бы быть отличный стартап! — заявил я, нервно посмеиваясь.
— Только подумай! Смог бы зарабатывать на жизнь тем, что тебе действительно
нравится, а именно: пиздюлями! Для начала развесим рекламные баннеры с призывными
надписями: «Ваши родители вас не понимают? Парень ушел к другой? Нагрубил продавец?
Начальство не желает давать повышения? Пиздюли от Зуо Шаркиса — как единственно
верное решение любой проблемы!» И сайт запилим! Устроим череду акций! Заказывайте
пиздюли для соседей, и для подростков, орущих по ночам песни под окнами, пиздюли
получаете совершенно бесплатно! Профилактические пиздюли для детей три по цене
двух! При покупке пиздюлей для бывшего возлюбленного, его пальцы получаете в
подарок! — выпалив все это на одном дыхании, я вскочил со стула и теперь медленно
пятился от надвигающегося на меня сэмпая. Милая улыбка и красные, полные ярости
глаза, делали его суперсексуальным. А ремень, которым он то и дело несильно бил по
свободной ладони, придавали образу сэмпая еще большую пикантность. Но задний мозг
подавал мне сигнал о том, что последствия всей этой красоты мне не понравятся,
потому я продолжал говорить и говорить, пытаясь если не отвлечь сэмпая, то хотя бы
справиться со сдающими нервишками. Слишком многое сегодня произошло! От
неоднозначных впечатлений кружилась голова. И не хотелось, чтобы помимо нее
пострадала еще и задница. — Будем рекламировать твои пиздюли, как лекарство от всех
болезней! После них забегает и безногий, слепой прозреет, больной раком исцелится,
а всё потому, что человеческий организм, попав в максимально стрессовую ситуацию,
начинает использовать скрытые ресурсы, излечивая себя самостоятельно! Пиздюли от
Зуо — измени свою жизнь к лучшему! Только самые качественные пиздюли!
Сертифицированные! Прошедшие все проверки! Результат стопроцентный уже после
первого применения!
Я бы продолжил говорить, но спиной уперся в стену комнаты и понял, что бежать мне
больше некуда.
— Слоган хороший, — кивнул сэмпай. — Но нельзя оставаться голословным. Исцеляющие
способности следует продемонстрировать наглядно, — с этими словами сэмпай схватил
меня за шею и одним легким, нежным толчком кинул на диван. Пока я, запутавшись в
покрывале, походил на черепаху, положенную на спину, Зуо сел на диван, а затем
сгреб меня в охапку и заставил улечься животом себе на колени. Голова моя при этом
свесилась вниз, равно как и ноги. Зато зад оказался в открытом доступе. Резким
рывком Шаркис стащил с меня штаны вместе с трусами и…
Кожаный ремень со свистом рассек воздух и с хлестким звуком опустился на мои
полупопия. У меня аж искры из глаз посыпались.
— Ты сдурел?! — заорал я, попытавшись подняться, но свободной рукой Зуо давил мне
на спину, не позволяя поменять позы.
Свист. Второй удар.
— Да какого черта?! ТЫ ЧТО ДЕЙСТВИТЕЛЬНО РЕШИЛ МЕНЯ ВЫПОРОТЬ?! Мне семнадцать лет!
Я взрослый чел…
Свист. Третий удар.
— Да чтоб тебя, сраный Шаркис! Я! Я!!! Я ВСЕ РАССКАЖУ МАМЕ!
— Рассчитываю на это, — кивнул Зуо. — Думаю, она этому очень обрадуется. Не все же
ей мучиться, пытаясь воспитать неадекватное создание в обличии человека. Теперь эта
ответственность лежит на моих плечах.
Свист. Четвертый удар!
— Погоди! — взвыл я. — Это мне напоминает восьмой перезапуск фильма двадцать
первого века. Там парень девушку порол. Пять ударов, а потом она развернулась и
гордо ушла. Я тоже вот, как все закончится, развернусь и уйду, понял?! ГОРДО!
Свист. Пятый удар.
— Да что не так-то? Почему моя задница должна так страдать?! Это не честно.
Шестой.
— В ФИЛЬМЕ БЫЛО ТОЛЬКО ПЯТЬ! ТЫ ЧТО ТВОРИШЬ, ЧУДОВИЩЕ?!
Седьмой.
— Я устал орать… Буду скулить и ненавидеть тебя.
Восьмой.
— НЕНАВИЖУ ТЕБЯ!
Девятый.
— Признайся, больной ублюдок, тебе все это нравится?!
Десятый.
Я тяжело выдохнул, чувствуя себя измученным не только физически, но и морально.
Задница горела так, будто где-то на ее поверхности построили маленький ядерный
реактор.
— Урок усвоен? — спокойно поинтересовался Зуо.
— Усвоен, — пробубнил я недовольно. — Не знаю, какой, но усвоен на пять с плюсом.
Гарантия сотка.
— Не смей больше фотографировать меня без моего разрешения, — Зуо вновь разозлился.
И кто ж меня вечно за язык тянет? Явно не чувство самосохранения. Оно, я полагаю,
отдыхает где-то на курорте, распивая мартини и коктейли с ягодками, и возвращаться
ни в какую не хочет, чтоб его! — Усек?
— Усек, — выдохнул я.
— В таком случае слезай.
— Я не могу пошевелиться.
— Не встанешь сам, скину тебя на пол.
— Хорошо. Пол, в отличие от тебя, со мной таким жестоким не будет.
— Это жестокость во благо, — заявил Зуо.
— Отцу своему об этом скажи, — вякнул я. Еще один удар по саднящей заднице Зуо
произвел уже ладонью. Я аж вскрикнул, но понял, что, наверное, стоит ненадолго
притормозить и заткнуться. Когда-нибудь я научусь это делать вовремя. Но не в
следующие несколько лет, так как на это время у меня большие планы относительно
измывательств над Зуо.
— А теперь вставай, — приказал Шаркис, и я, неуклюже, морщась от боли и мысленно
костеря сэмпая всеми словами, которые когда-то услышал от него же, поднялся на ноги
и выдохнул.
— А это еще что, блять, такое?! — новая волна бешенства пробежала по красивому лицу
Шаркиса. Заметив, что он смотрит куда-то в район моего живота, я опустил взгляд и
тоже немного удивился. У меня встал.
— Ого-о-о-о, — протянул я, с усилием натягивая трусы, а за ними и штаны. Весьма
неудобно со стояком. Но не невозможно. — Какой я оказывается интересный! Куда более
интересный, чем даже думал!
— Придурок! — рыкнул сэмпай.
— Ты хотел сказать «любимый придурок», — поиграл я бровями.
— Не хочешь после содеянного мной обидеться на меня, например? — устало выдохнул
Шаркис.
— Ах да! — хлопнул я себя по лбу. — Спасибо, что напомнил. Я обиделся, — сообщил я,
состроив обиженную мину.
— Может, в честь этого решишь со мной какое-то время не разговаривать? — продолжал
сыпать предложениями сэмпай. А он знает толк! Но я не так прост.
— Нихера себе? Такую роскошь ты не заслужил, и не надейся, — заявил я, поглаживая
ноющую пятую точку.
— Зубы тебе, что ли, выбить, — протянул Зуо со вздохом.
— Буду шамкать тебе под ухо.
— Или челюсть сломать.
— Закидаю сообщениями в социальных сетях.
— И пальцы.
— Засыплю голосовыми сообщениями, на которых буду грозно выть.
— Полный пиздец.
— Не благодари, мой сладкий, не надо!
****
— Слушайте, Тери там так орет, будто его режут, — прошептал Айт, вжимаясь в дальнюю
стену кухни с таким видом, словно били именно его. — Неужели мы ничего не сделаем?
— Нет, — хором бросили Ян и Мифи.
— Но это ненормально, — пробубнил Айт, понимая, что это не его дело, но не желая
мириться с обстоятельствами.
— Для них нормально, — отмахнулся Ян.
— Ненормальны для них нормальные отношения. Увидь я, как они вечерами гуляют по
городу, взявшись за руки, и кошмары мне были бы обеспечены на последующую тысячу
лет, — хмыкнула Мифи.
— Но Шаркис бьет Фелини.
— Ему полезно.
— Как физическая боль может быть полезна хоть кому-то?!
— Просто не мешай им строить идеальные отношения, окей? — устало отмахнулся Ян.
— Они ебанутые. Какие еще объяснения тебе, мать твою, нужны?
— Лучше скажи, где у тебя здесь туалет, — потребовала Мифи, резко меняя тему
разговора.
Айт кивнул на дверь в коридоре, и девушка молча проследовала в уборную, без
перерывов вертя в руках пластинку телефона. Легкая передышка в виде бегства от
десятков убийц дала ей время немного очухаться от увиденного на карнавале, но
теперь следовало расставить все точки над Ё.
Лишь дверь туалета закрылась за спиной девушки, Мифи вставила пластину в ухо и
набрала номер Лурны. Протяжные гудки, казалось, раздавались из динамика целую
вечность, прежде чем трубку, наконец, взяли.
— Слушай, прошлый наш разговор закончился не лучшим образом, поэтому сейчас…
— О-о-о, — раздался голос, принадлежавший далеко не Лурне, но показавшийся смутно
знакомым. — Не беспокойся, твою подружку это больше не заботит. Удивительно, ведь я
как раз хотел позвонить тебе, но ты меня опередила!
— Ты еще кто?.. — выдохнула Мифи, чувствуя дрожь в руках.
— Ах да, я ведь с тобой не говорил, значит, голос мой ты запомнить не могла. В
отличие от поцелуя.
«Маска!»
— Ты? Какого черта?! Если с ней что-нибудь…
— Быстро поняла, молодец. Видимо, в поцелуях я хорош. Ну-ну, не надо сразу
бросаться угрозами. Твоя подружка изначально играла на два фронта. Все предают, но
знала бы ты, какой идиотской причиной руководствовалась она! Сказала, что ей тебя
слишком жаль, чтобы расставаться с тобой в открытую. А вот если мы ее изобьем, ты
наверняка расстанешься с ней сама, заботясь о ее благополучии. Ах, кто бы знал, что
ты окажешься такой холодной. Нет бы просто бросить милую девочку, ты же посмела
проявить заботу. Веселье, да и только.
— Какого черта ее телефон у тебя? — стараясь держать самообладание, прошипела Мифи.
— Она мне его отдала. По моей просьбе, естественно. Очень уж мне хотелось с тобой
связаться.
— И что тебе, мать твою, от меня надо?
— От тебя ничего. А вот твой дружок. Как там его имя? Ник, кажется? Когда я передал
ему свои анти-нано, его так корежило… Не иначе, по венам его плавали непростые
наномашины. И знаешь, мне эта мысль не дает покоя. Я честно пытался выкинуть ее из
головы целые сутки, но нифига. Пока не узнаю, в чем соль, не успокоюсь.
— И причем здесь я?
— Организуй мне встречу с Ником, и я, возможно, оставлю тебя в покое. Оставлю в
покое всех нанитов.
— Ага, бегу и спотыкаюсь.
— Завтра.
— В жопу иди.
— В девять утра за школой.
— Даже не думай, что я действительно…
— И не опаздывайте. Терпеть не могу, когда опаздывают.
****
Ладонь все еще горит от хлесткого удара, напоминая о содеянном. Насекомое лежит на
заднем сидении твоей машины, положив голову тебе на колени. На водительском сидении
Ян, сам ты за руль сесть не рискуешь. Руки все еще дрожат от злости. Насекомое же
спит, постоянно бубня себе под нос какую-то околесицу. Даже во сне не затыкается,
надо же.
Этот день был слишком длинным. Богатым на события. Ты и сам совсем не против
облокотиться на дверь и прикрыть глаза хотя бы на пару минут, но нельзя. Надо
узнать, кто тебя заказал до того, как заказ возобновят. Надо дожать Грина. Надо
вырвать Железо из лап Томо Яказаки. Надо убрать Яказаки-старшего. Что-то сделать с
Лаирет. И при всем при этом не сдохнуть. Перспективы пугающе бесперспективны. Да
еще и мелкий гаденыш явно что-то задумал.
Касаешься его полуседых волос и начинаешь машинально перебирать пряди. Этот мелкий
не просто испытывает твое терпение. Он что-то готовит. Являясь бомбой замедленного
действия, рано или поздно он взорвется. Вопрос «когда»? И как сильно это заденет
тебя?
Но все эти подозрения и переживания не идут ни в какое сравнение с тем, что заботит
тебя на данный момент. Фотографии с телефона насекомого. Ты хотел их удалить, но
заметил нечто, что заставило тебя передумать. Теперь коллекция Фелини залита на
твой телефон, но всматриваться в кадры прямо сейчас ты не рискуешь. Вдруг насекомое
проснется. Увидит. Нет, нельзя. Исключено.
— Приехали, — оглашает Ян.
— Просыпайся, — тормошишь ты насекомое по плечу. Тот тихо фыркает и поднимает
голову с твоих колен, стирая слюну с щеки и оставив слюнявое пятно на твоих
джинсах. Надо бы взбеситься, но не хватает ни сил, ни желания.
— О, мы уже дома! — удивляется Фелини сонно. — А ты пойдешь со мной?
— Нет.
— Почему это?
— Кажется ты на меня в обиде.
— Я могу обижаться на тебя и в твоем присутствии в моей комнате, — замечает он. Что
за невыносимо непробиваемое создание? Дикое желание оставаться рядом с тобой
граничит с безумием.
— Нет, у меня еще дела, — отказываешься ты, хотя в глубине души очень хочешь
принять предложение.
— Возьми меня с собой!
— Так… ты не хочешь идти домой, зная, что тебе грозит распиздон от матери?
— догадываешься ты.
— Ой, ну что ты! Конечно, да!
— Иди. Я заеду за тобой завтра.
— Ладно, — хмурится паршивец. — Пойду жаловаться на тебя, — буркнул он. — Пусть
мамка знает, что ты тоже тот еще козлина.
— Уверен, она догадывается, — улыбаешься ты. Фелини пожимает плечами и неуклюже
выбирается из машины. Пострадавшая пятая точка явно приносит дискомфорт.
— Тогда до завтра? — спрашивает он, прежде чем закрыть дверь. Спрашивает с такой
интонацией, будто умоляет сказать «Да». Все еще боится, что ты растворишься в
воздухе, как полгода назад.
— Да, — киваешь ты. — До завтра.
Насекомое, ковыляя до своего подъезда, еще пару раз оборачивается, проверяя, на
месте ли ты. Лишь когда он исчезает за дверью, Ян выруливает со двора. Ты же
возвращаешься к волнующим тебя фотографиям. Открываешь нужную папку, находишь
кадры, которые тебя так разозлили, раскрываешь самый четкий и какое-то время
всматриваешься в знакомое лицо. Зеленые волосы, разноцветные брови и легкая улыбка
на губах. И перед твоими глазами мелькают старые воспоминания, которые принадлежат
не тебе. Те, что ты увидел за дверью в оцифрованной памяти Фелини.
— Сука. Откуда ты вылез и когда уже сдохнешь?
Но главный вопрос звучал иначе. Почему его лицо кажется таким знакомым? Где-то ты
его уже видел еще до проникновения в память насекомого. Вот только где?

========== Четвертые небеса Рая: 35. Серая слизь ==========

Эол ждал этой встречи слишком долго, потому его не смутило ни ее время — шесть
пятнадцать утра, ни место — садо-мазо клуб под названием «Стальная лилия». Парень в
темно-зеленых бриджах и такого же цвета кедах, в черной толстовке с накинутым на
голову капюшоном и неизменной матово-черной маске-респираторе, скрывавшей нижнюю
часть его лица, пару мгновений потоптался перед дверью в злачное местечко, не
решаясь нажать на кнопку звонка. Время и место, повторимся, Эола и не смущали, чего
нельзя было сказать о звонке. Исполненный в виде пирсингованного соска, он вызвал в
парне легкое недоумение. Интересно, где делают такие штуковины? Где и зачем? И как
кому-то вообще пришла в голову идея сделать звонок именно в таком виде? Фантазия
против воли парня тут же нарисовала среднестатистического обывателя в очках и в
застиранном свитере. Обезличенная фигура сидела за столиком в семейном ресторане,
попивала кофе и листала свежие новости на планшете, когда неожиданно выражение ее
неясного лица поменялось, как если бы ее посетило озарение или божественное
касание. Фигура, вздрогнув, отложила в сторону планшет и чашку с кофе и восторженно
воскликнула, ударив рукой по столу: «Звонок в виде соска! ГЕНИАЛЬНО!»
Жаль в тот момент Эола не оказалось рядом. Уж он бы не упустил случая сообщить, что
идея из разряда тех, за которые людей лучше сразу топить, чтобы и сами не мучились,
и над окружающими не издевались. Но парень во время рождения идеи неподалёку не
прогуливался, зато теперь он мог со всех ракурсов рассматривать ее плоды.
Подушечка указательного пальца легла-таки на гладкий металлический шарик размером с
горошину. Не успел Эол на нее нажать, как до ушей его донеслись сладострастные
стоны и ему потребовалось несколько секунд, чтобы осознать, что этим и являлась
мелодия звонка. За толстой дверью послышались шаркающие шаги. Открыв дверь не
больше чем на десять сантиметров, молодая госпожа с опухшими от слез веками и с
тлеющей сигаретой, зажатой в зубах, окинула Эола снисходительным взглядом.
— Маска огонь, — выдала она хриплым голосом, чуть шепелявя. — Но прежде чем зайти,
ее придется снять. Не беспокойся, мы храним тайну личности каждого клиента, —
улыбнулась она, демонстрируя дыру вместо передних зубов в когда-то ослепительной
улыбке. Выбили зубы ей совсем недавно. На губах, помада с которых перекочевала на
левую скулу, все еще оставалась запекшаяся кровь.
— Я не клиент, — поморщился Эол, слегка раздосадованный тем, что его приняли за
любителя подобных заведений. — У меня встреча с Грином.
— М-м-м, — протянула девушка, тут же заскучав. — О тебе предупреждали. Иди за
мной, — вздохнула она, расстроенная сорвавшейся возможностью выплеснуть негативные
эмоции на вовремя подвернувшемся мальце. Заперев за Эолом дверь, девушка поманила
его к лестнице, — тебе на последний этаж. Пройдешь по коридору до самого конца. Там
только одна дверь, не перепутаешь, — указала она наверх. — А вот коктейль я бы
посоветовала оставить. У нас запрещено приходить со своим, — кивнула она на большой
полуторалитровый ядовито-зеленый стакан с пластиковым прозрачным набалдашником
сверху. Из отверстия для толстой трубочки валил белый дым.
— Это напиток для Грина, — не растерялся парень, не желая расставаться со своей
ношей.
— Не замечала, чтобы он питал слабости к детским газировкам, — фыркнула госпожа, но
больше ничего говорить не стала, лишь провожая поднимающегося по лестнице Эола
взглядом. — И не вздумай заглядывать в другие комнаты. Если тебе, конечно, дорога
жизнь, — последовало еще одно предупреждение уже после того, как парень преодолел
пролет и скрылся за перилами лестницы. Он и не собирался. Что бы ни происходило в
каждой из этих комнат, он этого не желал ни видеть, ни слышать, ни знать. Его
интересовал только Грин. И обжигающий холодом коктейль, морозивший ладонь даже
сквозь покрывшийся инеем стакан и плотную кожаную перчатку.
Поднявшись на самый верх и пройдя коридор, Эол безошибочно отыскал необходимую ему
дверь. Благо, здесь сбивающих с толку звонков в виде сосков не наблюдалось. Их
заменяли два дверных молотка в виде мужских половых органов, красовавшихся на
двойных дверях на уровне глаз. Но Эол предпочел постучать по старинке при помощи
старого доброго кулака. Двери распахнулись мгновенно. Парня явно ожидали. Высокий
широкоплечий мужчина, постриженный под ноль, с подозрением оглядел Эола с головы до
ног и остановил взгляд на дымящемся стакане.
— Что это?
— Кислородный коктейль.
Мужчина без предупреждения отнял у парня стакан и понюхал его содержимое, но ничего
подозрительного не уловил.
— Мне он нужен. У меня аллергия на грязный воздух, — объяснил парень, стараясь не
выказывать напряжения.
— Ага, как же, — недоверчиво поморщился мужчина. Хорошо, что перчатки на его руках
оказались достаточно плотными и он не успел ощутить исходящего от стакана холода.
— Нет, серьезно, — настаивал Эол. — У меня справка с собой. Всегда ношу при себе,
потому что никто никогда мне не верит, — пояснил он, роясь в карманах толстовки и
извлекая из одного из них заламинированное доказательство. К слову, справка
действительно была настоящей.
— У меня мало времени, — послышалось недовольное из глубин комнаты. — Проверь его
на наличие оружия и… Оставь в покое дурацкий коктейль.
Охранник с неохотой вернул стакан Эолу, после чего тщательно прощупал его с головы
до самых щиколоток.
«У меня икры голые, их то зачем лапать?» — раздраженно подумал парень, но вслух
решил ничего не говорить. Сейчас раздражать охрану Грина хотелось меньше всего.
Убедившись, что при парне нет ничего подозрительного, кроме разве что коктейля и
маски, мужчина с явной неохотой отошел от входа, позволяя гостю пройти внутрь.
Эол лишь раз окинул комнату взглядом, прежде чем прошел к дивану, располагавшемуся
напротив сидевшего в кресле Грина, но и этого ему хватило для оценки обстановки. Не
меньше десятка людей. Мужчины, будто церберы, рассредоточились по периметру
небольшого помещения, готовые наброситься на Эола, сделай он лишь одно неверное
движение.
— Доброе утро, — холодно улыбнулся Грин, не спуская с гостя взгляда. Парню
показалось или мужчина действительно не моргал?
— Доброе, — кивнул Эол, ставя дымящийся коктейль на журнальный столик перед собой и
с облегчением пряча замерзшую руку в карман.
— Чаю? — предложил мужчина.
— Откажусь. Как видите, я со своим, — кивнул Эол на стакан, не торопясь пробовать
свой напиток.
— Что ж, тогда перейдем сразу к делу, — кивнул Грин, рефлекторно проводя рукой по
прилизанным, гладким, словно шелк, русым волосам. — Ваша настойчивость
поразительна. Напомните, сколько прошло времени с вашей первой просьбы об
аудиенции? Месяцев восемь?
— Два года, семь месяцев, две недели и один день, — ответил Эол не задумываясь.
— О-о-о, — протянул Грин, откидываясь на спинку кресла и смотря на сидящего
напротив парня с прищуром. — Такому упорству можно позавидовать.
Эол не нашел, что ответить. Сидя под прицелом пары десятков глаз, он ощущал
«легкое» давление, но старательно изображал саму невозмутимость. Коктейль в ярком
стакане, совершенно не вписываясь в интерьер садо-мазо салона, продолжал бурно
пениться густым белым паром.
— Зависть ни к чему. Вы знаете, чего я хочу, — проговорил Эол тихо, но настойчиво.
— Желаешь вступить в Железо, помню-помню, — торопливо кивнул мужчина. — Позволь
узнать, зачем тебе это?
«Что это? Собеседование в юридическую компанию? Надеюсь, меня не будут спрашивать,
кем я себя вижу через пять лет? Потому что мой ответ вам, мистер Грин, не
понравится».
— Потому что эта группировка финансирует запрещенные технические разработки, —
осторожно ответил парень.
— Ах да, я ведь совсем забыл о том, что ты творец, — кивнул Грин без тени сарказма.
— Я просмотрел презентации, которыми ты закидывал электронную почту моего помощника
последние несколько лет. Любопытно, но и только, — мужчина и не думал задеть Эола.
Он говорил то, что думал.
— Понимаю, — кивнул парень, вытаскивая руку из кармана толстовки и тут же ощущая
дуло пистолета, приставленное к его затылку.
— Не делай глупостей, малец, — посоветовал некто позади.
— Умоляю, прекращай пугать нашего гостя. Ты же сам его осмотрел на наличие
оружия, — отмахнулся Грин расслабленно. — Или ты предполагаешь, что делаешь свою
работу не достаточно качественно?
— Я ему не доверяю, — пробасил охранник.
«И это правильно…»
— Ты никому не доверяешь, — заметил мужчина, усмехнувшись.
— Если позволите, я бы хотел показать еще одну презентацию. Она отличается от тех,
что я присылал ранее. То были лишь наметки. Всего показывать я не хотел по вполне
логичным причинам: мою идею могли украсть.
— Разумно, — согласился Грин. — Что ж, от того, насколько хороша будет презентация,
зависит исполнение твоей давней мечты, — улыбнулся он. Эол бы поспорил на сей счет,
но к чему торопить события?
Белые клубы то ли дыма, то ли пара, извергаемые из блестящего от конденсата
стакана, и не думали заканчиваться. Покрыв стол тонким полупрозрачным слоем, белый
«туман» спустился легким саваном на пол и начал клубиться у ног Грина.
Лишь дуло пистолета перестало упираться Эолу в голову, парень вытащил из кармана
маленький круглый голографический проектор и небрежно кинул его на стол. Момент
соприкосновения чуда техники с поверхностью, напоминавшей деревянную, активировал
прибор. Над столом в воздухе появилась полупрозрачная проекция восьмиугольника с
усиками, торчавшими из каждого угла странного предмета.
— Интересная форма наноробота, — оценил Грин. — Но, надеюсь, в нем есть еще что-то
особенное помимо внешнего вида?
— Есть, — согласно кивнул Эол. — Это прототип утилитарного тумана с возможностью
самовоспроизводства.
Мужчина вздрогнул. Другой реакции парень от бывшего босса Железа и не ожидал.
— Ты сумел создать самоорганизационную колонию нано, способную в связке принимать
любую форму? — не поверил ушам Грин.
— Проект в разработке. Но первые эксперименты прошли успешно. Пока мои нано могут
принимать лишь форму простых фигур. Но при более продуманном программном
обеспечении и лучшем оборудовании я быстро достигну желаемого. Только представьте,
каким это будет прорывом в нано-технологиях? Мои роботы смогут в мгновение ока
превращаться из браслета в пистолет, а плюшевого медведя видоизменять во взрывное
устройство. Полезная штука, не так ли? — улыбнулся Эол, довольный собой.
— Будет полезной, когда заработает именно так, как ты описываешь, — осадил парня
Грин.
— Сейчас от меня этого требовать неразумно. Я делаю их, грубо говоря, на коленке, а
если точнее, 3-D принтером применяю способ двухфотонной литографии. Но мои руки
связаны техническими и финансовыми ограничениями. Потому мне и нужно Железо, —
пояснил Эол.
Полупрозрачный дым из коктейля ровно распространился по полу комнаты и, наткнувшись
на стены, начал медленно густиться в углах помещения, мерно поднимаясь по
вертикальным поверхностям.
— Я это понимаю, — не стал юлить Грин. Дыхание его участилось. На лбу выступили
капельки пота. — Но позволь узнать, продумал ли ты ограничение для своего
изобретения. Знаешь, мне бы совсем не хотелось становиться одним из виновников
конца света. Ты же понимаешь, о чем я говорю?
К этому вопросу Эол готовился заранее.
— Вы о «Серой слизи»? — уточнил он на всякий случай.
— О ней самой.
Серой слизью в научных кругах называли гипотетический сценарий конца света,
связанный с успехом нано-разработок. Заключался он в беспокойстве о том, что
неуправляемые самореплицирующиеся, то есть самостоятельно размножающиеся, нано
поглотят все вещества на планете и ей придет конец. Эту теорию очень любили
фантасты, не раз использовавшие математический сценарий в своих произведениях.
— Мои роботы управляемые, — парировал парень.
— Сейчас. Любая технология подобного уровня, так или иначе, сможет саморазвиться до
автономной работы. Наша цивилизация уже не раз сталкивалась с этой проблемой, —
напомнил Грин, выуживая из кармана пиджака шелковый платок и касаясь им покрытого
испариной лба. Его охрана так же дышала тяжело, но никто не обращал на это
внимания, предполагая, видимо, что виною всему накаляющаяся атмосфера.
— Думаю, я смогу решить эту проблему, — настаивал на своем Эол. — Кроме того, у
меня имеются и другие проекты. — Парень махнул рукой, переключая голографический
слайд. — Я произвожу совершенствование несовершенных людей, внедряя в их организм
современные технологии, а дабы исключить отторжения, в качестве «клея» использую
свой нано-наркотик. — Перед глазами Грина появился нано-робот иной формы. — Тем
самым убиваю сразу двух зайцев: предоставляю людям то, чего они давно желали, и
делаю их своими потенциальными клиентами в будущем, так как на наркотик
подсаживаются после первой же дозы. Знаю, Железо практикует только виртуальные
наркотики. Обычные — это стезя Серебра. Ну так заключим с ними союз, будем
поставлять им наркотик, возложив на их плечи лишь реализацию. Не думаю, что они
упустят такую возможность.
— А ты все продумал, — Грин, кажется, хотел улыбнуться, но губы его дрожали, а
взгляд стал мутным.
— Что-то не так, — раздалось позади Эола. — Этот мелкий… — мужчина не договорил.
Его фразу прервал глухой звук, как если бы кто-то упал на пол. Один из охранников,
потеряв сознание, растянулся на полу помещения. За ним последовали и остальные,
начиная кто медленно сползать по стене, все еще оставаясь в сознании, а кто —
пластом падать в обморок.
— Что ты сделал? — Грин не терял лица. Не зря же он когда-то стал боссом
группировки.
— Я — ничего, — пожал Эол плечами. — Все дело в коктейле. — Теперь можно было
раскрыть все карты. Что бы ни произошло, эффект уже был необратим. — Это
суперконцентрат сухого льда. Применяется сугубо в производственных целях. В отличие
от обычного сухого льда, температура его парообразования ниже, а выделение
углекислого газа куда выше. Отметка газа в этой комнате видимо уже достигла десяти
процентов, потому все ваши приспешники и теряют сознание. И насколько бы вы ни были
сильны, мистер Грин, вас ждет та же судьба. Думаю, не надо объяснять, что вы уже не
очнетесь.
— Выходит, твои речи про желание вступить в Железо, лишь уловка? Умно, — новость о
скорой смерти не произвела на мафиози должного впечатления. Он давно к этому
подготовился.
— Почему же? — удивился Эол. — Все так, как я и говорил, — заверил мужчину парень.
— Вот только Железо вам больше не принадлежит. Если бы вы взяли меня в группировку
два года назад, сейчас бы, возможно, не находились в столь плачевном состоянии. Но…
вы совершили ошибку и теперь за нее расплачиваетесь. Я же сказал, что попаду в
Железо любой ценой. Ее новый босс популярно объяснил мне, как сделать это выйдет
быстрее всего. И вот… — Эол смотрел на потерявшего сознание Грина, чувствуя
невероятный прилив сил, — …я последовал его совету. Покойтесь с миром, мистер Грин.
Если существуют перерождения, возможно, в следующей жизни вы будете умнее.
Эол поднялся с дивана, стянул со стакана пластиковый набалдашник, не позволявший
напитку расплескаться в разные стороны, и высыпал суперконцентрат под стол. Его
непрекращающиеся испарения должны были закончить дело за Эола. Любой другой на
месте убийцы вышел бы из комнаты, предоставив всё сухому льду, но парень посидел на
подлокотнике дивана еще немного, выжидая смерти всех присутствующих. Дыхание Эола
тоже потяжелело. Хотя он и встроил в маску дополнительные фильтры, делал он их
наспех и полностью от концентрации углекислого газа они его не спасали. Но ничего.
Пока он еще оставался в сознании.
Лишь проверив пульс Грина и убедившись, что его сердце не бьется, как не билось
сердце и остальных людей в комнате помимо Эола, парень распахнул все окна в
комнате, сделал несколько фотографий в качестве доказательства содеянного и вышел
из помещения.
****
Утренний Тосам казался Эолу настоящим произведением искусства, которое, наконец, не
портят люди. Любители ночного кутежа уже разбрелись по домам, а студенты и
работающие только еще просыпались. Обычно шумное кафе, в любое другое время забитое
народом до отказа, сияло в лучах восходящего солнца пленительной пустотой, и
внезапно дверь его оказывалась украшена вензелями, блестящие чистотой столики
исполнены в причудливых формах, а в руках одинокого любителя утреннего кофе
красовалась фирменная чашка. Кто бы мог подумать, ведь обычно этого не разглядишь
за беснующейся толпой, люди в которой готовы подраться за место в очереди.
Пустынные магнитные дороги, еще не изуродованные пробками, оказывались широкими и
очень просторными. Ветер по ним гонял одинокий конфетный фантик или окурок,
выброшенный кем-то еще ночью. Обычно наводненные людьми улицы, терявшиеся на фоне
стремительно продвигающихся по ней миллионов жителей Тосама, поражали своей
причудливостью, смесью несмешиваемых стилей и отдельными интересными домами,
которые люди не замечали годами, при этом проходя мимо них каждый день. Ничто не
портило город больше, чем люди. И хорошо, что хотя бы утром можно было увидеть его
истинное обличие без пестрых футболок, обращающих все внимание на себя, без
возмущенных криков, заглушающих пение птиц, без настырных промоутеров, благодаря
которым ты ускорял шаг и не видел перед своим носом ничего, что действительно
заслужило твоего внимания.
Яказаки разделял любовь Эола к пустому Тосаму, потому каждая их встреча всегда
происходила ранним утром. И каждый раз мужчина выбирал какое-нибудь тихое уютное
место, от атмосферы которого не оставалось и следа, лишь стрелка часов переваливала
за девять утра и его заполняли шумные посетители. Сейчас на часах красовалось
полвосьмого. Прохладный воздух пробирался под толстовку Эола и холодил живот.
Одинокие тучки кислотных цветов, зацепившись за шпили городских небоскребов,
напоминали огромную разноцветную сладкую вату, которую не стоило пробовать на вкус.
Кафе, в котором Эол встречался с Яказаки сегодня, выглядело, как классическая
кофейня ХХII века, когда был очень популярен жанр стимпанка. Тогда в этом жанре из-
под пера писателей появились тысячи книг, из-под кистей художников — тысячи картин.
Этому жанру посвящали все, что можно было посвятить: фильмы, атрибутика, костюмы и,
конечно же, кофейни. Название «ПараКейк» собрали из сотен ржавых труб, которые
затем отполировали и покрасили блестящей медной краской. В некоторых местах в
трубах специально проделали маленькие отверстия, из которых круглосуточно валил
пар.
Эол потянул на себя дверь в кафе, и до ушей его донесся звон колокольчика. Очень
старомодно и в то же время весьма мило. Сейчас-то большинство подобного рода
заведений использовали сенсорные опознаватели, которые отправляли сигнал напрямую
на браслет каждого работника, уведомляя о новом посетителе. Куда эффективнее, но
технологически менее атмосферно.
Яказаки по обыкновению сидел за дальним столиком, спиной к стене и с обзором всего
помещения перед собой. Перед ним на столе дымился свежесваренный кофе. Эол, кивнув
мужчине, прошел к его столику и сел напротив.
— Доброе утро, — поприветствовал Яказаки, выглядя невероятно расслабленным и будто
бы даже довольным жизнью.
— Доброе, — кивнул Эол.
— Доброе утро! — воскликнула слишком шумная официантка. — Чашечку кофе?
Эол окинул девушку недовольным взглядом. Он, конечно, мог заказать кофе и перед
каждым глотком снимать маску, но ему не хотелось ни кофе, ни лишних движений.
— Откажусь, — сухо бросил он. — Если мне что-то понадобится, я к вам обращусь.
Девушка кивнула и тут же удалилась. Эол же вытянул из уха пластину телефона,
положил ее на стол перед Яказаки, раскрыл галерею со свежими фотографиями и
спроецировал одну из них на стол. Мужчина, кинув беглый взгляд на фото, улыбнулся.
— Очень хорошо, — произнес он, касаясь проекции и увеличивая побледневшее лицо
Грина. — Сегодня он собирался поменять место своей дислокации, потому и не побоялся
позвать тебя в свое убежище. Эта встреча хорошо демонстрирует то, насколько он
отчаялся. Ему была необходима свежая кровь. В любом другом случае его внимание на
тебе могло так и не остановиться, — заметил японец, с удовольствием играя на
самооценке Эола и красочно демонстрируя незначительность парнишки. — Я бы
понаблюдал за Грином еще, но риск потерять его из виду был слишком велик. Что ж…
Одной проблемой меньше, — Яказаки свернул проекцию и вернул пластину Эолу. — Могу я
узнать, каким образом ты справился с охраной Грина? Людей рядом с ним осталось
немного, но каждый был очень хорош. Идти на него в открытую грозило мне лишиться
десятка своих лучших людей. Хотя нет… Не отвечай. Я позже получу дело Грина и
попробую сам разгадать эту тайну.
— Прошу прощения, если мой вопрос окажется неуместным, но… — Эол споткнулся,
набираясь храбрости. — При нынешнем положении дел, разве Грин представлял для вас
угрозу? Или это своего рода предупреждение для остальных бунтарей?
— Нет, — Яказаки выдержал долгую паузу. — До недавних пор Грин являлся лишь пылью
на ботинках, потому я его и не трогал. Мне нравилось смотреть за его бесплодными
попытками остаться на плаву. Вот только этот хитрый мерзавец узнал кое-что, чего
ему знать не следовало. Узнал и посмел предположить, что это поможет ему вернуть
былую власть.
— Действительно бы помогло? — уточнил Эол, зная, что ходит по лезвию ножа. Яказаки
сузил и без того узкие глаза, но на губах его продолжала играть улыбка.
— Смотря как бы он этой информацией распорядился, — ответил мужчина, отпивая
ароматного кофе. — Но теперь об этом говорить бессмысленно. Мертвецам информация ни
к чему.
— Что ж… Тогда ответьте на другой вопрос: вы сдержите свое обещание?
— Хм… — японец изобразил задумчивость, виртуозно играя на нервах Эола. — Дай
подумать…
— Я сделал то, о чем вы меня просили. Убил Грина и всех его приспешников одним
махом.
— Да, я в этом убедился пару минут назад.
— Тогда почему вы сомневаетесь? — в голосе Эола проскользнуло раздражение, но он
постарался тут же его подавить. Он попадет в Железо во что бы то ни стало и получит
необходимое финансирование на проект, которым буквально дышал последние несколько
лет.
— Твоя идея несовершенна. Одно лишь ее наличие не гарантирует успеха, — заметил
Яказаки, ничуть не смутившись. — Да, ты прошел тест и доказал, что заслуживаешь
встать в ряды Железа. Но в качестве убийцы, а не изобретателя.
— Я не понимаю…
— Твой главный проект — нано, которые будут способны принимать любую форму, верно?
— Да.
— Они принимают любую форму на данный момент?
— Нет. Мне нужны технологии совершеннее тех, что пылятся у меня дома, чтобы
реализовать задуманное, — сдержанно выдохнул парень.
— А мне нужно нечто большее, чем то, что ты уже мне показал, — настаивал Яказаки.
— Я вкладываю деньги лишь в проекты, обреченные на успех. Ты молод и амбициозен —
хорошие качества. Но мне нужны доказательства. Твой улит… унит… как там его?
— Утилитарный туман, — процедил Эол.
— Точно. Этот твой туман. Преврати его в оружие. Мне не нужны Любые формы, покажи
одну боевую, и я вложусь в твой проект. К тому же… — Яказаки наклонился к Эолу
ближе. — Я дал тебе не одно задание, а два. И второе ты все еще не выполнил.
— Я в процессе, — сухо выдал Эол. — Невозможно захватить власть в городской школе
за один день, — нахмурился он.
«Почему я должен объяснять тебе элементарное, старик?»
— Я понимаю, — согласился Яказаки, не особо выглядя понимающим. — Вербовка молодых
умов — очень важная составляющая нашего плана. Хочешь создать армию? Воспитай ее с
пеленок. Но ты, надеюсь, осознаешь, что в приоритете остаются поиски Лиса?
— Осознаю. Но кроме информации о том, что он учится в школе, нет больше ничего.
— И все же я на тебя рассчитываю. Мне нужен этот ребенок.
— Спрашивать, зачем он вам, бессмысленно? — уточнил Эол.
— О, мальчик мой, любопытство сгубило кошку, — протянул Яказаки. — Впрочем, ты
заслужил мое доверие, убрав с моего пути Грина, так что я дам тебе подсказку. Шин
Шаркис, бравый мэр нашего великого города, что-то задумал. И это что-то как-то
связано с ПКО-вирусом, который, по виртуальным слухам, подавил этот самый Лис. Не
буду скрывать, не так уж и много мне известно. Но одно я могу сказать с
уверенностью: Лис - тот тип людей, которых лучше держать при себе. Или убить, — с
этими словами японец поднялся из-за стола. — Жду от тебя результатов, — кинул он и
направился к выходу, оставив Эола в одиночестве злиться на весь белый свет. А чего
он, собственно, ожидал? Яказаки — босс Лавы, которая занималась созданием и
продажей оружия. На первом месте у Лавы всегда стояла контрабанда. Яказаки —
полномасштабный барыга. Не под стать Грину, который разбирался в технологиях и
делал большой упор на их развитие. Грин назвал Эола творцом, Яказаки же считал его
мальчишкой со слишком бурной фантазией. Ну, ничего… Эол предугадал и подобное
развитие событий. Не зря же он еще вчера назначил встречу Нику Дайси.
****
Шестидесятиэтажное угловатое здание школы в свете солнца походило на золотой
монолит. Любопытному зеваке оно, возможно, даже показалось бы величественным. Но
Эолу школа оставила не лучшие воспоминания. Здорово входить в популярную
субкультуру и быть всеми любимым. Куда сложнее существовать в этих стенах, будучи
отщепенцем. Дети жестоки, а учителя делились на бесхребетных тряпок, не умевших
держать детей под контролем, и жутких эмоциональных садистов, стремившихся
превратить учеников в моральных уродов. Оттого, было еще приятнее разрушать одну из
главенствующих групп — нанитов, взявшись в первую очередь за ее верхи. Славно
ставить на место надменных мелких ублюдков, считающих, что весь мир лежит у их ног.
Ничего, первое, чему учит взросление: не мир лежит у твоих ног, а ты лежишь у его.
И если ты не хочешь всю жизнь слизывать пыль с его ботинок, придется замарать руки.
Местом всеобщей встречи всегда являлось школьное крыльцо. Разномастные персонажи
подтягивались к нему не просто для того, чтобы покурить или поприветствовать
одноклассников, но и чтобы поживиться новой информацией. Обмен сплетнями играл роль
ритуала, без которого школьный день не начинался. Иное положение дел складывалось
по другую сторону школы, где располагались беседки и спортивное поле. Туда
школьники раньше обеда не заглядывали, а прямо сейчас там царила блаженная пустота.
Потому Эол и назначил встречу именно там.
У парня не было гарантий ни насчет того, что Ник придет на встречу, ни того, что он
придет на нее один. Эолу лишь оставалось надеяться, что он оказался достаточно
убедителен, и потому Лэйри хватило ума не сболтнуть лишнего.
На часах значилось без пяти девять, когда Эол завернул за здание школы и
безошибочно узнал фигуру Дайси, сидевшего в одной из беседок. Парень знал о Нике
больше, чем тот мог себе представить. В конце концов, он не один год желал вступить
в Железо и даже поработать под началом Брэда Дайси, потому Ник в Эоле вызывал
вполне предугадываемое чувство черной зависти. И пусть сейчас Ник состоял в другой
группировке и, судя по всему, даже не по своей воле, разъедающее изнутри ощущение
не утихало.
— И даже не опоздал, какой хороший мальчик, — усмехнулся Эол, заходя в беседку и
мельком оглядывая все вокруг на наличие скрытых ловушек. Ник одарил парня хмурым
взглядом. С их прошлой встречи он будто бы похудел и осунулся. Волосы больше не
отливали медью, а глаза лишились серебристой пленки, явив миру обычные карие
радужки. Впрочем, определенной привлекательности он не потерял.
— Я же говорил, что мы еще встретимся, — продолжил Эол.
— Да, вот только ты обещал прийти ко мне на могилку, — напомнил Ник, не испытывая
восторга от встречи. — Чего надо?
— Вот уже полтора дня с момента, как я подарил тебе свой сладкий поцелуй…
— Хорош паясничать, — огрызнулся Ник.
— Ну-ну, если ты сегодня встал не с той ноги, не надо сливать на меня свой
негатив, — протянул Эол, получая неописуемое удовольствие от вида недовольной
мордашки. Еще ребенок, но уже так опасен. Разве можно к такому остаться
равнодушным?
— Что. Тебе. Нужно? — прерывисто отчеканил Ник, надеясь закончить разговор
побыстрее.
— Так я пытаюсь объяснить, а ты меня прерываешь, — заметил Эол, подходя к сидевшему
на перилах беседки Нику и упираясь руками по обе стороны от парнишки. — Когда я
дарил тебе свой поцелуй, я видел в тебе лишь нанита, которому стоит поскорее
узнать, где его место. Тогда я и не подумал, что столкнулся с самим Ником Дайси.
— Говоришь так, будто мое имя что-то значит, — сдавленно бросил Ник, явно
напрягшись от нежелательной близости Эола.
— Конечно, значит. В мире нанотехнологий уж точно. Прославленный сын прославленного
отца.
— Прославленным был только папочка, я же…
— Ты же тот, кто убил его и вышел сухим из воды. Интересно, что ты наплел полиции?
Размазывая сопли по милому личику, рассказал слезливую историю про то, как в ваш
особняк проникли воры?
— Именно.
— И прокатило?
На самом деле полиция даже ввязываться во все это не стала, прекрасно зная, на кого
работал Брэд Дайси и списав произошедшее на разборки между бандами. Куда-куда, а в
это дерьмо они бы не полезли.
— Как видишь, — развел Ник руками, шумно сглатывая. Сейчас он выглядел не столь
самоуверенно, как еще пару дней назад. И состояние его Эол безошибочно связал с
отсутствием нано в теле паренька.
— Так вот те полтора дня, что я не наблюдал твоей персоны, я все думал по поводу
реакции твоих нано на мои. Очень бурной реакции.
— Я чуть не помер.
— Вот именно! А это о многом говорит. Значит, те малютки, что курсировали по твоим
венам, сопротивлялись. И сопротивлялись бурно. А ведь они были созданы для другого,
и подобное сопротивление говорит об их высокотехнологичности. Мои нано
сконструированы, чтобы выполнять одну простую задачу: приводить в негодность нано
иной популяции. Твои же делались для совершенствования твоего тела. Их
сопротивление равносильно тостеру, который неожиданно сделал фотографию почти
такого же хорошего качества, как и зеркальный фотоаппарат, стоявший рядом. Очень
занимательно.
— Безусловно.
— Как я понимаю, нано в тебе — создания, сконструированные твоим отцом?
— Да.
— И что-то мне подсказывает, что после его смерти, все его разработки остались в
твоих золотых ручках, — продолжил Эол.
— Предположим. Выходит, ты обещаешь отстать от меня и моих друзей, если я поделюсь
с тобой разработками отца? Правильно я тебя понимаю? — любой нормальный человек
посчитал бы обмен неравносильным, но Ник слишком устал и готов был отдать что
угодно, чтобы его оставили в покое хотя бы на пару дней.
— Нет, — ответ Эола оказался неожиданным. — Разработки твоего отца за те полгода,
что его нет в живых, уже успели устареть. Прогресс не стоит на месте. Он
семимильными шагами стремится к миру технологий, которые нам пока еще только
снятся. Мне нужно наследие Дайси.
— Андроиды? — предположил Ник, искренне не понимая, к чему ведет его собеседник.
— И снова неверно, — протянул Эол елейным голоском. — Мне нужен ты.
Обмен еще более неравносильный, чем даже мог быть.
****
— Опаздываешь, — не преминул сообщить Шаркис вместо приветствия, отбрасывая
недокуренную сигарету в сторону.
— Задерживаюсь, — поправил парня Инф, неуклюже выбираясь из машины и вдыхая не
слишком свежий воздух полной грудью. — Какое же прекрасное утро! — заявил он,
потягиваясь. — Ты так не думаешь?
— Утро на кладбище — предел моих мечтаний, — фыркнул Зуо, оглядывая Инфа с головы
до ног. Главная икона информаторов не изменяла себе. Рубашка с кружевами светилась
белизной. Черную классическую жилетку украшала большая брошь с черным, наверняка
драгоценным камнем. Черные узкие брюки со стрелками едва скрывали щиколотки. А
рыжую шевелюру украшала шляпа с павлиньими перьями.
— Не ворчи. Это ты, между прочим, разбудил меня посреди ночи, заявив, что тебе
Срочно, Кровь из носа, Не жить — не быть, Вопрос жизни и смерти, нужна информация о
странном парне с мутной фотографии.
— Девять вечера — это, по-твоему, середина ночи? — усмехнулся Шаркис.
— А я рано ложусь спать!
— И рано встаешь, — заметил Зуо, в девять утра обычно предпочитавший колошматить
боксерскую грушу.
— Все-то тебе не нравится, — вздохнул Инф, проходя через кладбищенские ворота и
маня за собой босса Тени. — Как ты вообще живешь на этом свете, вечно чем-то
недовольный? Тебе не надоело?
— Не надоело, — фыркнул Шаркис. — Может, объяснишь, наконец, зачем я с утра
пораньше тащился на окраину Тосама на гребаное кладбище?
— Что? — воскликнул Инф. — Конечно, нет! А как же интрига?!
— В пизду твои интриги, — рыкнул Зуо.
— Тц-тц-тц, рот бы вам с мылом вымыть, молодой человек, — покачал головой Инф,
уверенно шествуя по главной кладбищенской дороге. — Лучше помоги мне найти
четвертый квадрант.
— Он как раз впереди.
— Отлично! Бежим! — Инф, явно сгорая от нетерпения, действительно побежал вперед.
Зуо даже шага не ускорил. Ему все это ни черта не нравилось.
— Теперь ищем седьмой ряд! — заявил Инф, когда Зуо до него таки дошел.
— Дичь какая-то.
— Нет, дичь тебя впереди ждет, — заверил парня информатор, вприпрыжку добираясь до
нужного ряда. В своем наряде Инф выглядел особенно колоритно на фоне надгробий,
крестов и мраморных скульптур. Зуо медленно шел за информатором, ненароком
оглядываясь по сторонам и ощущая схожесть кладбища с самим Тосамом. Рядом с
покосившимися, давно позабытыми, заросшими могилками, красовались огромные статуи
полуголых ангелов. Рядом с черными могилами в готическом стиле цвели и пахли
надгробия, украшенные искусственными неоновыми цветами.
— Могила тридцать пять! — сообщил Инф, уйдя далеко вперед. — Поторопись, у меня
сегодня еще много дел!
— Если ты такой занятой, не следовало тащить меня на кладбище! Информацию можно
было предоставить и посредством, мать его, телефона!
— Ни за что! — последовал возмущенный ответ. — Я хочу увидеть твое выражение
лица, — последнюю фразу Инф выговорил неожиданно серьезно. И по спине Зуо пробежали
мурашки. Что же такого нарыл этот жадный до информации безумец?
— Нашел! Скорее сюда! — позвал смуглый паренек, встав напротив одной из тех могил,
которые уже не посещали минимум лет пять. Зуо приблизился к могиле и уставился на
надгробие.
— Это… он? — с заминкой выдавил из себя Зуо, всматриваясь в потускневшую
фотографию. — Хочешь сказать, что он мертв?
— Он самый. Джон Вайски. И да, ты супернаблюдателен, он мертв. На могильной фотке
он, конечно, выглядит иначе без своих зеленых волос и дурацких бровей.
— То есть мы проделали этот путь для того, чтобы ты сообщил, что парень с фото
мертв?
— Да, — подтвердил Инф. — Но мне показалось более интересным даже не это. Ты в фото
всмотрись. Он тебе никого не напоминает?
— Хм… — Зуо старался сохранять самообладание. — Кажется, у нас с ним один типаж?
— предположил он напряженно.
— Хуже, мой дорогой. У вас с ним один отец.

========== Четвертые небеса Рая: 36. Слепые соколы ==========

Когда-то…
— Знаете, почему вы здесь? — поинтересовался ректор ИСТ, одаривая двух сидевших в
его кабинете студентов грозным взглядом. Он постарался напустить на себя побольше
важности, дабы внушить уважение, но желаемого эффекта не добился. Парень по левую
сторону от него разве что ноги на стол мужчины не складывал, девушка по правую —
казалась отрешенной от происходящего.
— Без понятия, — пожал плечами будущий краснодипломник, выглядя настолько
расслабленным, будто его не к ректору вызвали, а на пляж опрокинуть парочку
коктейлей. Мужчина не удивился бы, вытащи парень из кармана бокал с алкогольным
напитком и трубочку в виде пениса в придачу, а вслед за тем попросил бы ректора
намазать ему кремом спинку. От этого мальчишки можно было ждать чего угодно.
— Я… не знаю, — второй подозреваемый: невзрачная девушка с неоднозначными
достижениями в учебе, напротив выглядела растерянным ребенком, пойманным с
поличным.
— Несколько дней назад произошел инцидент, — неторопливо продолжил ректор, вертя в
руках ручку с эмблемой ИСТ. — Некий Слэв Бастер — студент нашего учебного
заведения — попал в больницу с анафилактическим шоком, — сообщил он, не сводя глаз
со студентов. — Еле откачали. — Внимательный-внимательный взгляд. — Врачи сказали,
что он находился на волоске от смерти, — на последнем слове мужчина сделал акцент,
надеясь, что сидящие напротив студенты проникнутся или, что еще лучше, испугаются.
Оба оставались невозмутимыми. Особенно парень, решивший именно в этот момент срочно
выковырять из зуба застрявший листик петрушки.
— Какой ужас, — совладав с зеленью, равнодушно бросил краснодипломник с интонацией,
далекой от ужаса.
— Прискорбно, — вслед за ним поддакнула девушка, едва заметно дрожа.
— Все еще не понимаете, почему вы здесь? — настаивал мужчина, пытаясь задавить
студентов психологически. Наивная надежда, смоченная керосином.
— Да в чем дело-то? — нахмурился Фелини, звезда ИСТ, пример нездорового
здравомыслия и здоровенная заноза в заднице ректора. Заноза, размером с Юпитер. За
время своего обучения парень не раз доставлял мужчине проблемы, но каждый раз
каким-то образом выходил сухим из воды. Но теперь он однозначно получит по
заслугам. Наконец-то.
Ректор оберегал краснодипломников подобно золотым слиткам, ибо нынешнее поколение,
ленивое и дерзкое, редко проявляло живой интерес к учебе, что не слишком хорошо
сказывалось на статистике ИСТ. Но в отношении Фелини мужчина без раздумий
поступился бы своими принципами. Безусловно, перспективный парень в силу своего
характера рисовался ему отнюдь не самой приятной персоной. Ректор даже предполагал,
что его имя может войти в историю, но однозначно не за хорошие поступки.
Девушка промолчала, лишь поглубже натянув капюшон на голову. Обычная студентка,
проявлявшая хорошие знания в паре профильных предметов и остававшаяся тупой дубиной
во всех остальных.
Ректор не находил ни единой причины, по которой эти двое могли не только знать друг
друга, но еще и творить «совместные проекты» вроде покушения на убийство.
Студентка, скорее всего, глупая дурочка, которой ловко манипулируют. Так что этим
разговором мужчина делал ей одолжение.
— Будем продолжать играть в молчанку? — нахмурился ректор, нервно вытирая платком
выступившие на лбу капельки пота. Он рассчитывал, что разговор выйдет проще и
короче. Удержание сурового вида забирало слишком много сил.
— А мы в нее играем? — удивился Фелини. — Кажется, для этого все должны замолчать,
а мы-то с вами разговариваем. Ртами. Слышите, я издаю звуки при помощи связок в
горле. Пока я это делаю, игра в молчанку невозможна.
— Элизабет Прэт, — зная, что с Фелини в споры лучше не вступать, ректор тут же
нацелился на слабое звено в этой паре. — Знаете ли вы Слэва Бастера?
— Даже лучше, чем хотелось бы, — кинула девушка тихо. Жаль, что она признала это
так легко, иначе ректор смог бы поймать ее на лжи и задавить фактами.
— Пару дней назад Бастер попал в больницу, вам об этом известно?
— Конечно. Весь институт обсуждает такое событие, — кивнула девушка напряженно.
— А знаете ли вы, что Бастер обвиняет во всем вас и молодого человека, что сидит
рядом? — ректор говорил нарочито медленно и тихо, дабы парочка в его кабинете
прочувствовала всю серьезность ситуации. Фелини, в это самое время демонстративно
мониторивший порно-ленту виртуалии, не проникся. Элизабет же вздрогнула и будто бы
съежилась.
— Не удивительно, — выдохнула она.
— То есть вы признаете, что причастны к произошедшему? — продолжал напирать ректор.
Как удобно! Решить вопрос с богатенькими родителями Бастера, требующими
справедливости в отношении капризного сыночка, а вместе с тем еще и Фелини
прижучить. Такой великолепный шанс выпадает не каждый день.
— Нет, — неожиданно твердо выговорила Прэт. — Мы всего лишь столкнулись со Слэвом в
кино, после чего я и Дэвид сразу ушли, — заверила она мужчину.
— Ушли до начала сеанса? — ухмыльнулся ректор. — Выходит, у вас с Бастером
отношения строились далеко не дружеские?
— Мягко говоря, — кивнула Элизабет.
— И потому вы решили ему отомстить? — осторожно подводил мужчина девушку к
желаемому признанию.
— Нет, — упорствовала упрямая девчонка.
— Послушайте, — вздохнул ректор. — Сегодня разговариваю с вами я по той простой
причине, что не желаю, чтобы по моему учебному заведению гуляли полицейские. Потому
я договорился, что решу вопрос самолично. Если вы не признаетесь мне, завтра на
моем месте окажется офицер полиции и, поверьте мне, он не отнесется к вам с таким
же пониманием и не посмотрит на то, что вы еще дети.
— И что вы предлагаете? — вступил в разговор Дэвид. — Хотите, чтобы мы признались в
том, чего не совершали? — с напором выговорил он.
— Фелини, — нахмурился ректор. — Мы оба знаем, насколько вы «невиновны». Жертву из
себя можете строить в другом месте, а я вас знаю как облупленного. Произошедшее в
вашем стиле.
— О, так у меня еще и стиль есть? — рассмеялся парень.
— Стиль молодого психопата, по которому плачет тюрьма, — попытался мужчина сбить
спесь с самоуверенного мальца. — Признаюсь, когда вы поступили в ИСТ, я полагал,
что это чистое везение. Не часто к нам приезжают из других городов. Да еще и такие
дарования. А уж из Кратса — тем более. ИСТ высокоуважаемое учебное заведение,
которое существует далеко не в каждом городе нашего мира. Но Кратс единственный
город, в котором не один, а сразу три таких института. Еще тогда следовало
предугадать подвох, но меня ослепили ваши впечатляющие результаты на вступительных
экзаменах. Теперь же я уверен, что в Тосам вас отправили родители, желая избавиться
от не поддающегося контролю чада. Знай я раньше, сколько проблем мне принесет ваше
присутствие, и я бы отклонил вашу заявку, не посмотрев на блестящие успехи в
учебе, — ректор специально поднял тему семьи, желая ударить Дэвида по больному
месту. Парень оставался расслабленным, но улыбка у него на губах увяла.
— Мои родственные связи и их прочность — не ваше собачье дело, — выдохнул он, не
скрывая раздражения. — И никакого отношения не имеют к вашим обвинениям.
— То есть вину свою признавать вы не собираетесь? — уточнил ректор.
— Исключено, — мотнул Дэвид головой.
— Ну, а что же вы? — перевел мужчина взгляд на Элизабет. — Фелини — склизкий тип.
Он, может, и выкрутится, но, думаете, он прикроет и вас? Поверьте, деточка, он из
того типа людей, которые никогда ничего не делают без личной выгоды. А я очень
сомневаюсь, что вы можете быть ему выгодны хоть в чем-нибудь, — заметил ректор
мягко.
— Это еще что значит? — нахмурилась девушка, поменявшись в лице еще на «деточке».
— Намекает на то, что ты недостаточно богата, умна и красива, — моментально
расшифровал Фелини. — Феноменальная тактичность.
— Элизабет, разве вы не осознаете, что он играет на ваших чувствах? Фелини запудрил
вам мозги. Я понимаю, вы, будучи молодой впечатлительной девушкой…
— Стоп, — резко остановила ректора Элизабет. — Наличие вагины не гарант того, что
ее носитель — безмозглое тело, — заметила она. — Не надо делать из меня наивную
глупышку. Единственный, кто сейчас пытается мной манипулировать, это вы, —
обескуражила она ректора прямолинейностью. Мужчина от злости покрылся пятнами.
— Уверяю вас, что я не это…
— Хватит, — девушка резко встала. — Как уже сказал Дэвид, я не собираюсь
признаваться в том, чего не совершала. Да, я знакома с Бастером. Он мой бывший
парень. Расстались мы не при лучших обстоятельствах, и быть может потому…
— Прэт, сядьте, — грозно выдохнул ректор. — Я уже один раз прикрыл вас, но больше
не собираюсь. И раз я вспомнил тот инцидент, в нем ведь косвенно поучаствовал и
Бастер, если мне не изменяет память. И почему я не подумал об этом раньше!
— мужчина даже не попытался скрыть ликования.
— Прикрыли? — «слабое звено» все меньше походило на слабое. — Постойте, вы смеете
мне припоминать тот случай? — Прэт затрясло, но уже от злости.
— Поумерьте гонор.
— Гонор? — Лиз вцепилась в край стола, наклонившись к ректору ближе. — Вы, мать
вашу, крышей поехали?
Вот тебе и наивная впечатлительная девушка. Сейчас Прэт выглядела так, будто могла
наброситься на ректора в любой момент. Дерзкие дети. Сперва сидят в вируталии по
двадцать часов в сутки, а потом не видят границ дозволенного и бросаются на людей.
— Могу я узнать, о чем речь? — заинтригованно протянул Дэвид.
— Мисс Прэт некоторое время назад напала на двух студентов, и мне пришлось
повозиться, чтобы урегулировать эту ситуацию без привлечения властей, — объяснил
ректор. — Но я надеялся, что случай уникален и Элизабет сделала выводы из
произошедшего.
— Так ты раскидываешь людей направо и налево? — весело охнул Дэвид, взирая на Лиз.
— Не представляю, как это у тебя получается с твоими пятьюдесятью килограммами, но
раз ректор говорит, что ты опасная личность, мне, наверное, стоит поостеречься!
— рассмеялся он. Элизабет его радости не разделила. Она, все еще впившись пальцами
в стол, буравила ректора взглядом.
— Не стройте из себя моего спасителя! Если вы и прикрывали чью-то задницу, то
отнюдь не мою! В тот раз я рассказала вам, что произошло на самом деле, —
прошептала она, сотрясаясь от гнева. — То было не нападение, а самооборона. Три
мужика хотели меня без моего…
— Во-первых, доказательств тому нет, — мягко осадил девушку ректор. — А во-вторых,
вам следовало понимать, каковы будут последствия, если идете на вечеринку, на
которой вы единственная девушка.
— Ах, ты ж сука! — Лиз все же попыталась кинуться на ректора, но Дэвид вовремя
среагировав, вскочил со своего места, подхватил ее за талию, приподнял над полом и
силком оттащил трепыхающуюся девчонку подальше от стола.
— Успокойся, — прошептал Дэвид, невольно вдыхая едва различимый запах лаванды,
исходивший от толстовки Лиз.
— Ты его слышал? Эта мразь смеет намекать мне на то, что я еще, сука, и виновата во
всем?! Я?! Старая ты тварь, строишь из себя черти кого, вонючий старикашка! Да я…
— Вы мне угрожаете? — спокойно уточнил ректор, довольный тем, что выбил из колеи
одного из двух подозреваемых, а значит, приблизился к своей цели.
— Констатирую факт, — взбешенно выдохнула Лиз, тем не менее, прекращая попытки
вырваться из неожиданно сильной хватки Дэвида, чтобы придушить ректора. Тихий шепот
Фелини слегка притушил ее желание убивать. Самую малость.
— Могу я уточнить? — усадив девушку обратно на стул, заговорил Фелини, дав Лиз
время на то, чтобы она взяла себя в руки. — Правильно ли я понимаю: вы все это
время знали о том, что произошло с Элизабет?
— С ее слов, — кивнул ректор.
— То есть она сообщила вам о том, что ее попытались изнасиловать, и вы ничего не
сделали? — сузил глаза Дэвид.
— Прошу заметить, что рассказала она об этом лишь после того, как поступило
обвинение со стороны пострадавших студентов. Так что вероятность того, что она
говорит правду, мала. Если действительно произошло нечто подобное, почему она сразу
ко мне не пришла? — скептически хмыкнул мужчина.
— Может потому что вы — продажная шкура, которая с вероятностью в двести процентов
прикрыла бы обосранные задницы сыночков богатеньких меценатов ИСТ, так или иначе
сделав ее крайней? — предположил Дэвид с хитрой улыбкой на губах.
— Фелини, я бы попросил вас вспомнить, с кем вы говорите, — мужчина старательно
сохранял самообладание, понимая, что Дэвид зацепится за любое подобие проявления
эмоций и будет давить на это до победного.
— А позвольте узнать, есть ли доказательства того, что Элизабет действительно кого-
то из них покалечила. Или вы основывали обвинения на пустых словах? — Дэвид,
усевшись на стул, сложил-таки ноги на стол ректора, демонстрируя неприемлемую
наглость.
— Вообще-то есть, — торжествуя, произнес ректор. — Молодые люди принесли мне
видеозапись, на которой видно, что именно Элизабет напала на них.
— О, так значит было видео, — протянул Фелини, и ректор понял, что этого говорить
не следовало. — И на нем запечатлено только преступление Лиззи? А как насчет этих
ваших молодых людей?
— Как я уже сказал, доказательств того, что они напали на мисс Прэт, нет, — холодно
бросил ректор.
— Но я сомневаюсь, что камеры включились в момент, когда Элизабет проявила чудеса
храбрости, не так ли? Видосик-то порезали, — гнул свое Дэвид.
— Фелини, напомню, что сейчас вы здесь сидите по другому вопросу, — попробовал
ректор вернуть беседу в нужное русло, но парень и не думал отставать.
— Мне вот интересно, как же вы отбрехались от дорогих меценатов, жаждавших крови
злостной женщины, поколотившей их маленьких сыночков?
— Я заходила к ним домой и извинялась перед ними и их родителями, — вместо ректора
ответила Лиз. — И прошла принудительный курс психотерапии.
— Серьезно? — опешил Дэвид.
— Да.
— Но на черта?
— Не знала, что еще делать. Мне грозили исключением и уголовкой.
— Здорово, наверное, припирать к стене беззащитную девушку, — протянул парень,
вновь взирая на ректора. — А знаете, что не здорово? — улыбнулся он во все тридцать
два зуба. Ректор промолчал, не желая знать ответа, но Дэвид все равно его
произнес: — Теперь ее защищаю я.
Ректор побледнел, но так и не произнес ни слова. Фелини и Элизабет не сговариваясь
поднялись со своих мест и направились к выходу.
— Хорошего вам вечера, — уже у порога кинул Дэвид. — Наслаждайтесь и дальше своим
статусом. Пока можете.
****
— Ты злишься? — осторожно поинтересовался Дэвид.
— Злюсь ли я? Да я в гребаном бешенстве! — воскликнула девушка, в сердцах пиная
мусорную урну. Та, державшаяся на железных шарнирах, перевернулась, и все ее
содержимое вывалилось на изумрудную траву, устилавшую студенческий парк при ИСТ.
— Ты ведь все слышал! Нет, ну как же так можно? — бушевала она.
— Я о другом, — покачал головой Дэвид. — Я спрашиваю, злишься ли ты на меня?
Лиз на мгновение застыла, всматриваясь в парня.
— А за что мне на тебя злиться? — недоуменно спросила она.
— Так это я предложил тебе отомстить бывшему, — напомнил парень. — Если бы не мое
предложение, ты бы сейчас сидела в кампусе и бед не знала.
— Это так, — кивнула Элизабет, оставляя покорёженную урну в покое и усаживаясь на
лавочку рядом с Фелини. — И признаюсь, сперва я действительно думала, что,
возможно, мы перешли черту, и даже жалела о содеянном. Но больше не жалею. Поделом
им! ПОДЕЛОМ! — воскликнула она, ударив рукой по лавочке. На пластиковой толстой
поверхности в месте удара появилась паутина трещин, а Лиз, вскрикнув, прижала
ушибленный кулак к груди.
— Чертова гнилая система, — просипела она, болезненно морщась. — Двадцать третий
век, а как жили в говне, так в нем и бултыхаемся, — выдохнула девушка, откидывая
голову назад и всматриваясь в рыжие от заката облака. — Короче, пусть сажают. Я ни
о чем не жалею, — закончила она. Конечно, эти слова говорились на эмоциях, и позже
Лиз начала бы рассуждать иначе. Дэвид прекрасно это понимал, но все равно был
впечатлен.
— Никто нас не посадит, — улыбнулся он, забирая ушибленную руку Лиз к себе на
колено и начиная мягко ее разминать. — У меня есть план.
— План? А тебе разве выгодно мне помогать? Я же нищая, страшная и тупая, —
усмехнулась Элизабет, с легким удивлением наблюдая за манипуляциями Дэвида с ее
рукой. Она не любила, когда к ней прикасались, особенно без спроса. Но сейчас
привычного раздражения действия Фелини в ней не вызвали.
— О, поверь, выгоду можно извлечь из всего, — рассмеялся Дэвид, продолжая
массировать руку. — Главное знать, как и какую.
— Но того, что я страшная, тупая и нищая, ты не отрицаешь? — прыснула Лиз.
— Внешность, интеллект и финансовое положение субъективны. Я без понятия, красивая
ли ты. Но точно уверен, что в моем вкусе, — без тени смущения заявил Фелини. — Тебе
полегчало?
— Не особо, — буркнула Лиз, желая провалиться сквозь землю.
— Так вот план, — к ее облегчению вернулся к первоначальной теме разговора Дэвид.
— Он есть, но может тебе не понравиться, — предупредил парень. — Потому прежде чем
исполнить его, я должен быть уверен, что ты готова к резонансу.
— Я соглашусь на все, что бы ты ни предложил, — уверенно кивнула Элизабет.
— Правда? — удивился Дэвид. — Как насчет секса?
— Пошел в жопу.
— Ну, хоть поцелуй.
— Тебе жить надоело?
— Окей-окей, буду пока довольствоваться малым. Но знай, ночами я плачу в подушку,
глубоко раненый веющим от тебя холодом, — воскликнул он, убедительно всхлипнув. — И
почему женщины так жестоки!
— Ты перестанешь паясничать или нет? — нахмурилась Лиз.
— Ладно, — горестно вздохнул Дэвид. — Так и быть. Но не забывай, что я могу
манипулировать твоим нежным девичьим сердечком!
— Я сейчас в кампус уйду, — пригрозила девушка.
— Всё, беру себя в руки… Значит так, план таков.
Дэвид вкратце обрисовал задуманное и Элизабет, внимательно выслушав его, лишь
кивнула.
— Сделаем это, — согласилась она.
— Уверена? Ведь весь университет…
— Сделаем, — убедительней прежнего произнесла Лиз. — Но у меня одно условие. Я сама
разберусь с Бастером.
— Зачем? — напрягся Фелини. — Мне будет достаточно взломать компы всех цирковых
обезьянок нашего представления.
— Нет, — уперлась Элизабет. — Я хочу действовать по старинке, — настояла она,
вытаскивая из кармана толстовки перочинный ножик, который когда-то ее выручил и
теперь должен был помочь снова. — Наведаюсь к нему в больницу сегодня же. Хуже все
равно уже не будет.
— Уверена, что тебе хватит духа?
— Хватит. И еще останется.

…на следующий день весь ИСТ гудел от вирусного видео, которое к полудню посмотрел
абсолютно каждый студент. На нем четверо парней нападают на хрупкую девушку, а та в
ответ вонзает нож в ногу одному, и ломает лбом нос второму обидчику. Все участники
произошедшего легко узнавались. Еще через пару дней завели дело. Полицейские все же
прогулялись по территории ИСТ. Только вот пришли они не для допроса Прэт и Фелини,
а направились прямиком в кабинет ректора.
Новый учебный год ИСТ начал уже с новым ректором и без пары старых учеников.
Впрочем, Слэм Бастер не входил в состав отчисленных. Хорошие связи обеспечили ему
почти полную неприкосновенность. Жаль, что пальцы на левой руке эти самые связи
отрастить ему, увы, не могли.

Ныне…
Это место каждый раз вызывало во мне вполне объяснимую тревогу, снова и снова
возрождая из пепла неприятные воспоминания о белом кубе, в котором я имел
неудовольствие побывать. С одной лишь разницей. Белый куб, пусть и в цифровом
пространстве, но существовал. Место же, в котором я пребывал уже не в первый раз,
оставалось плодом моей больной фантазии. Ах, если бы осознания этого хватало для
того, чтобы отсюда выбраться. Но в том и заключается ужас ситуации: реальный
предмет можно сломать, будь то табуретка или атомная бомба, но то, чего нет,
сломать нельзя, будь ты хоть семи пядей во лбу.
Кстати, интересное выражение эти самые «семь пядей». Я как-то раз решил почитать,
что же это значит. Оказалось, что пядь — старинная мера длины, равная расстоянию
между растянутыми большим и указательным пальцами. А само выражение появилось из
представления людей прошлого о том, что чем больше лоб человека, тем он умнее. Я бы
хотел подчеркнуть, что интеллект с размером лобешника никак не связан. Но внешние
данные несчастно хромали бы на обе ноги. В том случае, если бы у внешних данных
были ноги. И если так, то их было бы две. Этих самых ног. Если бы три, то хромали
бы на три ноги. А если четыре… Короче, сколько бы ног не оказалось у внешних
данных, все бы они были исключительно хромыми, так что спасибо, что их нет! И не
спасибо моей фантазии, которая заставляет меня представлять этот непредставляемый
кошмар! Я бы поклонился, но в нынешнем положении это невозможно. Впрочем, чуйка
гения подсказывает мне, что поклониться фантазии у меня бы не вышло в абсолютно
любом положении, хоть лежа в гробу, хоть покоряя Луну, хоть читая третьесортные
рассказы на туалетной бумаге, закрывшись в туалете на пару часов и тем самым
взбесив Эллити, которой все еще иногда приходилось ходить в горшок. С моей легкой,
защелкивающей замок туалета, руки. Не благодари, Эллити, не надо. Кто, если не
старший брат сделает твою жизнь немного гаже, чем могло бы быть. Это своего рода
миссия, с которой я старательно справляюсь, закаляя характер сестрицы, как сталь.
Мой характер, в свою очередь, закаляет маман. И в этом плане мне у нее еще учиться
и учиться.
Отвлекающие мысли о всяческой ерунде не заглушали бесконечного чувства тревоги, как
бы я ни старался. Это место меня пугало, потому что являлось единственным, откуда я
абсолютно точно не смог бы убежать самостоятельно. Ни стен, ни потолка, лишь
режущий глаза белый свет, не тот, что видишь в конце тоннеля, надеясь на райские
кущи, а тот, от которого руки самопроизвольно начинали дрожать, а к горлу
подкатывал ком. Тот факт, что в этом месте я находился не один, ситуации не спасал.
Скорее только ухудшал.
Я сидел на черном деревянном стуле, положив руки на жесткие подлокотники и не имея
возможности двигаться, так как тыльные стороны ладоней приколотили к подлокотникам
кривыми ржавыми гвоздями. Напротив меня сидел я же. На таком же стуле. В такой же
позе. Только на его серой футболке значилась надпись «ПравдА», а на моей
«ПритворствО».
— Не надоело? — произнес я, который не я, чуть наклонив голову вбок и не сводя с
меня взгляда пустых провалов, заменявших глаза. Я бы отметил, что это второе
отличие между мной и им, но не представлял, каковы же глаза у меня самого в этом
мире. Возможно, точно такие же.
— Что не надоело? — спросил я, прекрасно зная, что вопросы в данном случае не
играют мне на руку.
— Врать.
Не очень-то приятно смотреть на жуткую безглазую чувырлу и понимать, что это ты сам
или, по крайней мере, часть тебя. Виртуалия пестрит слоганами, что необходимо
принимать себя таким, каков ты есть. Их авторы просто не видели вот это вот
непонятно что. Почему представителем моего подсознания не могло стать что-то более
приятное? Тазик. Углекислый газ. Да хоть человек с жопой вместо головы, я уже на
все согласен, только уберите с глаз долой мою стремную копию! Если учесть, что я
сам стремный, а она стремная копия стремного меня, это стремность в квадрате. С
такими вещами не шутят. Мироздание такой концентрации стремности может ведь и не
выдержать. А меня потом, получается, в конце света обвинят? Дескать, порвал нам тут
жопу самой сути бытья? И чем, блин? СТРЕМНОСТЬЮ?
— Кому это я вру? — возмутился я, нахмурившись. — Да я само воплощение правды.
— Себе.
Вот и как вы предлагаете разговаривать с самим собой, когда из него больше чем два
слова за раз и не вытянешь, а? Что же я за кошмарный человек?! Тот, который не
совсем я. Второй я.
— Или первый, — подсказал Второй, улыбаясь мне отвратительной улыбкой. Если я
улыбаюсь точно так же, я удивлен, что еще никто не додумался плеснуть мне в лицо
кислоты, потому что я бы сейчас с удовольствием сделал именно это. И, эй! Прочь из
моих мыслей!
— Чувак, давай без псевдофилософии, умоляю, — простонал я, откидывая голову назад,
насколько мне это позволяло мое положение. Лучше уж смотреть в белое ничто, чем на
эту королеву уродства. — Нельзя вернуть сны про овощи и мармеладных медведей?
Серьезно, они мне нравятся куда больше.
— Боишься? — даже не видя собеседника, я по голосу понял, что его улыбка стала
шире.
— А есть чего? — фыркнул я, невольно вновь переводя взгляд на само воплощение моего
уродства. Оно ничего не сказало, лишь черные провалы внезапно уставились вниз под
наши ноги. Я не хотел прослеживать взгляд отсутствующих глаз. И видеть не хотел то,
что видел он. Но в этом мире, к моему глубочайшему сожалению, далеко не все
потворствовало моим желаниям. Скорее даже наоборот. Против воли я посмотрел под
ноги и увидел, как мои щиколотки увивают сотни черных, толстых проводов. Находясь в
постоянном движении, они напоминали червей или змеиные клубки, только не было у
этих «змей» ни головы, ни хвоста. Сплошное черное, блестящее, извивающееся тело,
стягивающее щиколотки и медленно ползущее по моим икрам.
— Всего лишь… провода, — сглотнул я шумно, чувствуя, как внутри все начинает
содрогаться от ужаса. Лучше бы это были черви. Или змеи. Что угодно, но не…
— Видишь, — хмыкнул Второй удовлетворенно. — Врешь.
Я вскинул на него глаза, собираясь выдать гневную тираду в сочетании с отборным
бредом, от которого никто бы не остался равнодушным. Но слова застряли в горле, а
я, вжавшись в спинку стула, застыл, наблюдая, как черные провода начинают
«сочиться» из черных провалов собеседника.
— Потому и спрашиваю, — зашептал он, и из уголков его губ поползли тонкие черные
проводки. — Не надоело?
Еще одна ужасающая картина из прошлого не заставила себя ждать. Истинное обличие
ПКО, засевшее в подсознании, будто вирус, медленно сводивший меня с ума.
— Да пошел ты! — в сердцах выплюнул я, сжимая пальцами черные подлокотники. — Я…
— слова потонули в жутком кашле. Что-то в моем горле шевелилось, раздражая его. Я
продолжал кашлять, пока себе на колени не выплевал куски черного провода. Паника
нарастала. Сердце пыталось биться чаще, но что-то внутри его сжимало. Дышать
становилось все тяжелее. Движение в горле усилилось. Что-то рвалось из меня наружу
через рот. Я уже задыхался от кашля, когда первый провод медленно выполз из меня,
спустился к шее и начал медленно ее обвивать. Я хотел убрать его. Пытался
сопротивляться. Но руки все еще сдерживали гвозди, а ноги сжимали провода, вившиеся
внизу.
— Боишься, вместо того, чтобы принять, — прошептало нечто, теперь напоминавшее меня
лишь отдаленно. Большая часть моей копии превратилась в сплошной ком проводов,
вылезавших из глаз, ушей, ноздрей и порезов на теле, из которых сочилась вязкая
розовая жидкость.
«А из жопы у тебя провода тоже вылезают?» — хотел я пошутить напоследок перед
кромешным адом, но вместо этого изверг из себя новую порцию проводов. Главное,
чтобы они не начали лезть из моей. А то ведь за моей фантазией не станется.
— Продолжай шутить, — усмехнулся ком из проводов. — Это тебе уже не…
Я резко распахнул глаза, чувствуя, что задыхаюсь. Вцепившись в одеяло, я сел на
кровати, пытаясь восстановить дыхание. Сердце стучало так, будто я пробежал
марафон. Марафон по кромешному пиздецу собственного подсознания.
Далеко не сразу я сообразил, что проснулся не самостоятельно. Разбудил меня звонок
старого сенсорного телефона, который мама накануне вечером вручила мне на замену
отнятому новому. В качестве наказания за то, что я заработал временное отчисление
от занятий. Увы, наказанием это стало не единственным. Вместе со старым телефоном
мама дала мне старую зубную щетку и заставила ею мыть швы между плитками на полу в
ванной и туалете. Провозился я с ними до раннего утра, так что проспал не больше
трех часов. И хорошо, что не больше, иначе этот сон мог довести меня до инфаркта.
Звонила мне ожидаемо Мифи, потому что кроме нее я нахер никому не сдался. Ну, может
еще Зуо. Но он, как я посмотрю, не большой любитель болтовни по телефону и если бы
ему приспичило услышать мой голос, он бы уже скребся в окно, не смущенный тем
фактом, что живу я на шестнадцатом этаже.
— Ты чего звонишь в такую рань? — вместо приветствия выдал я с напускным
недовольством. На самом деле я искренне радовался, что Мифи прервала мой сон, тем
самым избавив от неприятной развязки. Но ей об этом знать было совсем не
обязательно. А то она во благо меня любимого начнет усердно названивать мне так
каждое утро.
— Я не спала всю ночь, — заявила подруга со вздохом. — Думала вот.
— И как? Успешно?
— Не знаю. После вчерашних приключений волей-неволей наступает переоценка
ценностей, — заявила нанитка. — Нас ведь на самом деле могли убить.
— Вероятно.
— И мы бы умерли.
— Да, я слышал, что если человека убивают, он почти всегда умирает.
— Да еще и Лурна меня кинула.
— Сделал бы вид, что сожалею, но не стану.
— Говно.
— Сама говно.
Вздох.
— Так вот, у меня к тебе серьезный вопрос. Ты только не начинай шутковать в своей
манере, окей? — попросила Мифи.
— Смотря, каким будет вопрос, — не стал я ничего обещать.
— Правда, мне важно знать твое мнение, — голос подруги был настолько тоскливым, что
не исполнить ее воли я бы не посмел.
— Так что за вопрос?
— Мне наверное никогда не найти нормальной девушки, — продолжала бормотать подруга.
— Найди ненормальную.
— Вообще не найти девушку.
— Мужика найди.
— Не найти человека.
— Заведи енота.
— Какого нахуй енота?!
— Любого, какого найдешь.
— Не хочу я енота!
— Ну и дура.
— Я имею в виду, что навсегда останусь в одиночестве!
— Это вопрос? — уточнил я.
— Нет, это утверждение. К вопросу я подвожу.
— Нытьем? — удивился я.
— Хочу поныть, имею право. На душе тошно! — заявила нанитка. — Вчера был ужасный
день. Еще и Длик…
— А он что?
— Да так…
— Так что?
— Сейчас меня волнует не это. Собственно, мой вопрос… Готов?
Я напрягся, начиная ненароком представлять все, от предложения парного суицида до
переезда в другую часть мира. Меня не устраивал ни один из всплывающих в голове
вариантов.
— Как думаешь, может мне стоит сделать сиськи?
Я на мгновение завис.
— Ась?
— Сиськи.
— Не понял… — запинаясь, признался я, решив, что видимо, еще не до конца отошел от
сна.
— СИСЬКИ! — заорала в трубку Мифи. — Думаю вот сделать. Как считаешь, идея дельная?
— Эм… А нахера они тебе? — задал я единственно верный вопрос.
— Ну… Я люблю сиськи.
— Мне всегда казалось, что тебе нравится твое тело.
— Нравится.
— Так зачем?
— Я. Люблю. Сиськи.
— А я люблю чебуреки, но не наращиваю их на свое тело, хотя теперь я об этом
подумал и, блин, спасибо, как мне теперь это развидеть и расхотеть?! — воскликнул я
в отчаянье, представляя у себя на спине чебуречные крылья. — Если у тебя появилась
неожиданная неуверенность в себе из-за отсутствия нано, здесь нужно делать что
угодно, только не искусственную грудь.
— Да дело не в этом, — вздохнула подруга тяжелее прежнего. — Мне нравится моя
фигура, это верно. И я понимаю, что не в сиськах счастье, но… я люблю женскую
грудь. Средних размеров. Мне что теперь, обосраться из-за этого?
— Ну, если только сильно хочется…
— Не хочется! И я не о том. Я тут подумала и решила, что больше мне отношения не
нужны.
— Это ты сейчас так говоришь, но через месяц…
— Нет. Я серьезно, послушай, не хочу я больше отношений. С меня хватит. Я устала.
— Сказала девушка семнадцати лет.
— И возраст здесь ни при чем!
— Все еще не улавливаю связи с имплантацией груди.
— Думаю, буду держаться особняком. И ни с кем не связываться. А чтобы мне не было
одиноко, сделаю себе грудь.
— Грудь против одиночества? Мифи… Ты конченая?
— От конченого слышу.
— Серьезно, что ты собралась с ней делать? Назовешь одну Люсей, другую Михал
Василичем и будешь вечерами вести с ними политические дискуссии? Если так, то сразу
предупреждаю, Михал Василич исключительно Левый Радикал, потому что сиська с таким
именем может быть только радикальной до кончика соска. Так ты себе это
представляешь?
— Да нет же! У меня будет красивая грудь, я смогу на нее смотреть и… и лапать. Надо
же удовлетворять свои эстетические и физические потребности, — объяснила Мифи.
Объяснила, но я по-прежнему не догонял, что за херня творится у нее в голове.
— Я как-то не подозревал, что у тебя такая зависимость от женской груди, —
пробормотал я.
— Теперь ты знаешь.
— Ты можешь смотреть на фотографии, а лапать силиконовые сиськи из сексшопа. Там на
любой вкус. Даже есть с глазами. И с вагиной между грудью. И с ушами вместо сосков.
Купишь сиськи с тремя сосками, четвертый в подарок. Выбирай, не хочу, трогай до
второго пришествия.
— Это не то. Они же не настоящие.
— Так и силикон не настоящий.
— Однозначно натуральнее сисек с глазами, — парировала Мифи.
— Послушай, у тебя отличная грудь.
— ЕЕ НЕТ!
— И ее у тебя отлично нет! Не страдай херней. Это моя прерогатива, не отнимай мой
хлеб. Кроме того… — я выдержал трагическую паузу.
— Кроме того что? — послышалось напряженное из динамика.
— Кроме того есть вероятность, что после имплантации твои соски потеряют
чувствительность.
— Серьезно?
— Ну да.
— Хм… — Мифи не смогла бы не учесть столь важный нюанс. — Придется обойтись без
сисек.
— Дельная мысль.
— А как насчет зада? — неожиданно продолжила сыпать инвалидными идеями подруга.
— Так, мне не нравится твой настрой, — нахмурился я. — Если уж у меня получилось
найти человека, который бьется в конвульсиях, давится сочащейся изо рта пеной, но
не убегает от меня через пару минут, ты точно одна не останешься. Ты же классная!
— попробовал я приободрить подругу.
— Ага, — послышалось вялое.
— И вообще, ты ж девчонок меняла, как перчатки. Чем тебя так зацепила Лурна? Она же
истеричка.
— Видимо, я люблю истеричек.
— В таком случае найти новую труда не составит. Истеричек в наше время достаточно.
— Да? Психопатов тоже, хер ли тогда, когда Зуо тебя киданул, не нашел себе нового?
— проворчала Мифи.
— Психопатов много, но Зуо в своем роде личность уникальная. Говна в нем на целую
армию, такой мощи не каждый выдержит.
— То есть твоя пара ахуенная, а моя хуевая? — сделала вывод Мифи. Вообще-то я имел
в виду, что Шаркис — редкостное говнецо, но интерпретация подруги вышла красивее.
— Нет… не то чтобы… — вообще-то Лурна даже рядом с Зуо не валялась по уровню
человеческих фекалий, бурлящих внутри, но Мифи сейчас хотела услышать не это, а я
вел себя, как тупорылый гад. — Короче… — тяжело вздохнул я. — Давай встретимся и
поговорим, хорошо?
— Хорошо. Прогуляю оставшиеся уроки и приду к тебе.
— Договорились, — кинул я и положил трубку.
— Гости намечаются? — раздался голос со стороны двери и я только сейчас заметил,
что мама уже некоторое время подпирает плечом косяк.
— Господи! — заорал я, схватившись за грудь в районе сердца. — Господи боже!
— продолжил я орать, пытаясь успокоиться после секундного страха.
— Мать — бог для ребенка. Сколько раз мне об этом говорили, а я, дурочка, не
верила, — вздохнула маман невозмутимо.
— Мам, ну нельзя же так вламываться в мою комнату!
— Нельзя? — удивилась она.
— НЕЛЬЗЯ! — подтвердил я.
— И кто же мне запретит? — последовал вопрос, неверный ответ на который грозил мне
распятием на холодильнике.
— Никто, — буркнул я. — Но я, вообще-то, взрослый мужчина! Потому с моральной точки
зрения…
— Не трогай точки, особенно моральные, они тебе не известны и не надо притворяться,
будто это не так. Тебе семнадцать, а значит взрослый ты только наполовину, —
заявила маман, выразительно вертя в руках старую потрепанную зубную щетку.
— С чего это?! — возмутился я.
— С того, что эрекция не гарант мозговитости, — вздохнула мама, сейчас все больше
походя на воплощение самого Сатаны. Никогда еще мой статус исчадия ада и выкидыша
преисподней не был настолько близок к истине. — Раз к тебе гости собираются,
необходимо прибраться. Не думаешь? — расплылась она в невинной улыбке, которая
появлялась на ее губах каждый раз, когда намечалось эмоциональное цунами.
— У нас и так чисто, — вяло вступил я в спор, зная, что с мамой это дохлый номер.
— Полы на кухне жаждут твоего внимания, — пропела она, кидая щетку мне на кровать.
— Они сами тебе об этом сказали? — поинтересовался я ядовито.
— Прислали письмо с голубем, — сообщила маман и поманила меня в сторону кухни. Я со
стоном встал с кровати, облачился в старые серые штаны на три размера больше
нужного и драную футболку и поплелся за домашним инквизитором.
— Может, я сперва умоюсь? — попросил я вяло.
— Сын, — с наигранной серьезностью произнесла маман, усаживаясь за кухонный стол.
— Полы, это тебе не шуточки. Такая невероятная возможность довести их до блеска
выпадает не каждый день…
— К счастью…
— …нельзя терять ни секунды!
Вздохнув, как старый дед, я опустился на пол, обмакнул щетку в приготовленное для
меня ведро с мыльной водой и начал вяло тереть одну из плиток.
— Мам, — окликнул я надзирателя, пытаясь оттереть еле различимое пятнышко диаметром
в полмиллиметра. — А как вы с папой поняли, что подходите друг другу?
Мама встрепенулась и уставилась на меня, как на больного.
— Если ты хочешь раскрутить меня на ностальгию и тем самым смягчить свое наказание,
то сразу предупреждаю, не прокатит, — предупредила она.
— Да нет, серьезно. Как вы поняли? — упорствовал я.
— Никак, — кинула маман, пожав плечами. — Так и не поняли.
— В смысле? — поднял я глаза на Люцифера этой квартиры.
— В прямом. Сомнения присутствуют всегда. По крайней мере, они присутствуют у тех,
чей интеллект выше, чем у табуретки. Ни я, ни твой отец не из тех людей, которые
растворяются в своем партнере. Каждый из нас был в определенной мере обособлен.
Конечно же, я люблю твоего отца, а он любит меня. Но порой мы друг друга
ненавидели. И это нормально. Так или иначе, но мы с ним вместе уже очень давно и у
меня ни разу не мелькала мысль о разводе. О том, чтобы голову ему проломить — это
да, было, но развестись — нет. А к чему этот вопрос?
— Ну… — смутился я, упершись взглядом обратно в пятно. — Как думаешь, мы с Зуо
подходим друг другу?
— Разве мой ответ что-то будет значить? — мгновенно парировала маман.
— Не знаю. Ладно, я перефразирую, тебе нравится Зуо?
— Конечно, нет, — спокойно протянула она. — Он же Шаркис, а у нас с этой семейкой
давние трения.
— Даже так? — удивился я. — Я и не знал. Что ж вы с Эллити вокруг него разве что
хороводы не водили?
— Он красив. Всегда приятно посмотреть на красивого человека. Но удовольствие от
лицезрения внешней оболочки не связано с общими впечатлениями о человеке. Тебе ли
не знать. С одной стороны я понимаю, что нельзя судить детей по родителям, а с
другой — по кому же еще судить, как не по ним? А Шин Шаркис — та еще задница. Есть
в Зуо нечто, отличающее его от отца. Но много и того, что он почерпнул именно от
папочки, — заметила мама, выуживая из вазы конфету в золотистой обертке и начиная
вертеть ее в руках, не разворачивая.
— Почему тогда ты разрешаешь мне с ним встречаться?
— Чтобы кому-то что-то разрешить, сперва необходимо, чтобы это разрешение
спросили, — заметила мама. — А о вашей связи я узнала в момент, когда спинка твоей
кровати попыталась проломить смежную с кухней стену.
Я начал тереть пятно на плитке усиленней, чувствуя, как горят щеки.
— Ну… Эм… А если бы я спросил? — пробубнил я себе под нос.
— Я бы сказала, что тебе лучше отстать от парня, который нахлебался говна из
половника от отца, а тут ты со своими бассейнами. Надеюсь, он осознает, на что
подписался.
— Эй! — возмутился я. — Ты на чьей стороне?!
— На твоей, — не моргнула и глазом мама. — Как мать, я люблю тебя всем сердцем. Но
есть и объективная сторона… Ты у нас, сына, мальчик непростой. Нужна закаленная
нервная система, чтобы выдерживать твои закидоны, и бесконечный лимит прощения за
то, что ты еще можешь натворить. Нервная система у Зуо может и сильная, а вот лимит
прощения присутствует и он не велик.
— Не собираюсь я чудить, — проворчал я, насупившись.
— А ты, дорогой мой, никогда не собираешься. Но чудишь с завидным постоянством, —
усмехнулась мама. — Так что не надо врать хотя бы себе.
«Врешь».
«Себе».
Да чтоб вас.
****
Инф оттопырил большие и указательные пальцы и соединил их в прямоугольник. В
созданную геометрическую фигуру он вписал Зуо, выражение лица у которого было
таким, будто он только что узнал, что является собственной бабушкой.
— Что делаешь? — отрывисто выдохнул он, заметив незатейливый жест информатора.
— Пытаюсь запечатлеть в памяти твое лицо. Момент уникален. Шаркис в растерянности.
Подобное необходимо записывать в анналы мировой истории! — заявил он, и не думая
прекращать. Он приблизил прямоугольник к глазам, увеличивая обзор в его границах, а
затем наоборот вытянул руки, запоминая портрет Зуо.
— Убери, — раздраженно прошипел Шаркис, когда Инф подошел совсем близко.
— У, как мы сразу разозлились, — рассмеялся информатор, расцепляя прямоугольник.
— Что, поджилки-то затряслись?
— С чего бы это?
— Ну как же. Твой малец фанател, как оказалось, по твоему родному братцу. Сюжет,
достойный сериала! А вдруг вся его любовь к тебе — это лишь отражение любви к
некоему Джону? — подлил Инф масло в и без того полыхающий костер. — Уверенности в
себе не поубавилось?
 — Нет, — рыкнул Зуо.
— А щечки-то побледнели.
— Не доводи меня, — нахмурился Шаркис. — Кто бы и когда бы ни был у насекомого, я
лучше, ясно? — прошипел он зло.
— Ты меня в этом убедить пытаешься или себя? — парировал Инф. — Потому что… О…
Почта, — прервался информатор, заглядывая Зуо за спину. Шаркис, удивленный тем, что
не почувствовал чужого присутствия, резко обернулся и увидел в метрах десяти от
себя на главной усыпанной гравием дорожке темную фигуру. Высокий парень в черном
плаще с глубоким капюшоном, накинутым на голову, то подкидывал в воздух блестящую
на солнце монетку, то ловко ее ловил.
АнвуНуар даже в теневом мире известны были далеко не каждому. Как заметил Инф, они
действительно являлись почтой. С одним лишь нюансом. Обращались в мировую
организацию только очень влиятельные личности, далекие от закона и порядка.
Почтовая сеть передавала информацию, которую не доверяли ни цифровым носителям, ни
ячейкам в банках. Каждый курьер АнвуНуар обладал достаточными навыками если не
защитить информацию, то, как минимум, уничтожить ее вместе с собой. Тосамский
филиал теневой почты называли Слепыми соколами, так как все их курьеры были
исключительно слепыми. Это являлось дополнительной защитой от любопытства курьеров,
так как даже им не было чуждо ничто человеческое.
Парень взирал на Зуо и Инфа белесыми слепыми глазами, продолжая подкидывать и
ловить монетку. Он не выглядел враждебным, но и особого доверия не внушал.
— Доброе утро, — произнес он слегка хриплым голосом. — Зуо Шаркис, для вас
послание.
— От кого? — нахмурился брюнет, невольно сжимая кулаки.
— От Оливера Грина.
— А самолично он со мной поговорить уже не в состоянии?
— Боюсь, что нет. Сегодня утром Оливера Грина убили. В случае его смерти не от
вашей руки, я обязан вам передать его последнее послание, — спокойно произнес
парень
— Смерти? — напрягся Зуо.
— Простите, а откуда вы знаете, что убил его не Шаркис? — влез в разговор
любопытный Инф, слегка уязвленный тем фактом, что сам о смерти Грина еще не знал.
Вопиющий провал. Следовало обновить сетку информаторов. Старые уже не справлялись
со своими обязанностями.
Курьер не ответил на вопрос Инфа. Вместо этого он в последний раз поймал монетку,
убрал ее в карман плаща, выудив оттуда черный конверт без единой надписи.
— Следует ли мне передать вам информацию в присутствии Юлия Моро или…
— Юлия? — не сразу понял Зуо, а затем перевел взгляд на Инфа. — Серьезно? Юлия?
— повторил он, уже осознав.
— А о понятии "конфиденциальная информация" вы, мальчики, не слышали? — рыкнул Инф,
пунцовея. Его настоящее имя знали единицы, и он не радовался тому, что в команду
таковых вписался Шаркис и какой-то слепой почтальон.
— Следует или нет? — курьер полностью игнорировал Инфа, не сводя взгляда слепых
глаз с Зуо, будто видел его. Причем видел насквозь.
— Следует, — разрешил Шаркис, протягивая руку.
— Забирая письмо, вы подтверждаете выполнение заказа? — продолжил курьер, не
торопясь отдавать конверт.
— Подтверждаю. Только не говорите, что мне необходимо где-то расписаться о
получении.
Золотая монетка, которую, как думал Зуо, курьер убрал в карман, прогулялась по
костяшкам парня, а затем полетела в сторону брюнета. Зуо легко поймал ее, но лишь
коснулся глади металла, как ощутил легкий укол. Монета с кровавым следом упала на
гравий. Курьер абсолютно бесшумно подошел к Шаркису совсем близко, поднял монету с
кровавой меткой и только затем протянул Зуо конверт.
— Не хотели бы и вы воспользоваться услугами АнвуНуар? — внезапно предложил он.
— Мне это ни к чему.
— Нет ни единого сообщения, которое вы хотели бы оставить конкретному человеку на
случай своей смерти?
— Я не собираюсь умирать.
Курьер едва заметно улыбнулся.
— Грин тоже не собирался.

========== Четвертые небеса Рая: 37. Догма ==========

Как бы мир ни менялся и ни совершенствовался, какие бы ступеньки эволюции ни
преодолевал и на какие бы вершины технологического прогресса ни взбирался, кое-что
в нем оставалось неизменным. То, с чем человечество вело безуспешную борьбу
столько, сколько существовало. То, что заставляло людей двигаться все дальше и
позволяло переступить через моральные и любые другие принципы в желании победить
непобедимое.
Смерть.
А ничто не напоминало о конечности жизни лучше, чем кладбище. Место, которое не
могло оставить равнодушным никого, вызывая либо раболепный страх, либо смирение, а
то и вовсе восхищение жизненной константой, обойти которую не выходило даже у самых
опасных, сильных, умных и деятельных представителей человечества.
Хотя кладбище находилось на окраине города, здесь царила всепоглощающая, душная
тишина. Редкие деревья застыли, будто искусственные. Даже ветер обходил это место
стороной. Пугающие могильные изваяния, разбросанные по огромной территории
невпопад, закрывали собой горизонт, создавая впечатление, будто кладбище
бесконечно. Лишь шорох гравия под ногами напоминал присутствующим, что сами они
этому месту не принадлежат. Пока не принадлежат.
Шаркис, получив из рук слепого сокола черный лист бумаги, такого же цвета конверт и
белое перо, отошел к одному из надгробий, исполненных в виде безголового ангела,
чтобы написать свое послание. Курьер АнвуНуар оказался на редкость убедительным.
Стоило почаще напоминать себе, что никто не вечен, даже Зуо Шаркис, готовый
перевернуть вверх дном Мировое Государство, лишь бы добиться желаемого. Но как бы
силен ты ни был сегодня, это не гарантирует, что завтра ты не окажешься с пулей во
лбу в какой-нибудь подворотне. Тень зажимали в тиски в реальности. Безумец охотился
на них в виртуалии. А крот, поселившийся в рядах молодой группировки, все еще не
найден. Не хотелось признавать своей уязвимости, но грош цена гордости мертвеца.
Смерть дышала Зуо в затылок, и игнорирование сего факта не играло роли подушки
безопасности, хоть ты тресни.
Шаркис точно знал, кому хочет оставить послание, равно как и его текст. Выведя на
черной бумаге два слова, Зуо сложил листок пополам, вложил его в конверт и
запечатал.
— Держи, — протянул парень послание курьеру. Когда тот забрал письмо, Шаркис
подошел к нему совсем близко и прошептал имя человека, кому оно адресовалось. От
курьера пахло смесью пороха и едва различимых химикатов. Под плащом однозначно
таилось далеко не одно огнестрельное оружие. И кто после этого рискнет утверждать,
что работа курьера проста и безопасна?
Сокол кивнул, подтверждая, что запомнил имя получателя.
— С вами приятно иметь дело, мистер Зуо Шаркис, — улыбнулся он, но взгляд слепых
глаз оставался холодным. — Мы вас не разочаруем, — пообещал он, после чего
развернулся и, не издавая ни единого звука, медленно побрел к выходу с кладбища.
Инф наблюдал за всем этим с нескрываемым любопытством.
— А у них кусачие цены, — протянул он, провожая взглядом высокую фигуру. — Не
припомню, чтобы Улица Красного Тумана приносила тебе такие деньжищи, — начал он
издалека, хотя информатора меньше всего интересовали доходы Шаркиса.
— В последнее время вопрос о моей финансовой состоятельности беспокоит слишком
многих, — нахмурился Зуо. — Не твое это собачье дело, усёк?
— Да-да, я понимаю, — рассмеялся рыжий, спрыгивая с надгробия, на котором до того
сидел, беззаботно качая ногами. — Но знаешь, это жестоко.
— Что именно?
— Получить письмо с признанием от любви всей своей жизни после её смерти, —
протянул Инф, уверенный, что знает, кому и что отправил Шаркис. — Если ты протянешь
ноги, парнишке следует дать зеленый свет на продолжение жизни, а не привязывать его
к собственному хладному трупу на веки вечные. Ты такой эгоист!
— Послание не для Фелини, — качнул брюнет головой. — И это далеко не признание, —
выдохнул он, бросая взгляд в сторону могилы Джона Вайски.
— Что теперь будешь делать? — поняв, что выведать что-то у Шаркиса — дохлый номер,
решил Инф переключиться на другие насущные проблемы.
— Разве не очевидно? Поговорю с ним.
— Вообще-то я имел в виду послание Грина, но оно тебя, видимо, сейчас волнует
меньше всего, — ехидно протянул информатор.
— Точно, — у Зуо не осталось ни сил, ни желания спорить или отнекиваться. Именно
так, черт бы вас всех побрал. Плевать на Грина, есть проблемы и посерьезнее. Точнее
главная проблема всего одна. Гребаное насекомое, чтоб его!
— В таком случае, что будешь делать, если ответ твоего возлюбленного идиота тебе не
понравится?
Зуо лишь тяжело вздохнул, собираясь с мыслями. На самом деле впервые за очень
долгое время он не представлял, что делать. И не мог просчитать последствия на
случай, если сделает хоть что-то. Полученная всего двадцать минут назад информация
выбила почву из-под его ног, и свыкнуться с когда-то существовавшим новоявленным
родственничком Зуо еще предстояло. Впрочем, внешне он своего беспокойства привычно
не демонстрировал, со стороны выглядя, как самый несгибаемый человек на планете.
Ах, если бы это действительно было так.
— Понятия не имею, — ответил он сухо.
— Можешь бить его до тех пор, пока не получишь ответ, который тебе придется по
вкусу, — предложил информатор, явно издеваясь.
— Я, по-твоему, садист? — тут же ощетинился Шаркис, а Инф, услышав это, уставился
на Зуо, как на ненормального.
— Серьезно? — протянул он с недоверием. — Вообще-то ты садист и есть. Сюрприз,
дорогуша! Я удивлен, что до этого самого момента ты этого не осознавал, —
усмехнулся парень, поправляя шляпу. — Ты же колошматишь свое насекомое почем зря.
Не подумай, я безмерно тебя уважаю. Ты прирождённый лидер и из того редкого
неробкого десятка людей, которые всегда… ВСЕГДА добиваются своего. Единственное, с
чем твоя персона у меня не вяжется, так это с отношениями. Тебе куда больше пошел
бы гарем. Или рабы. В крайнем случае брак по расчёту. Но, черт побери, не парень.
Не неказистый раздражающий наивный мальчишка с придурью, — высказал Инф мысль,
которая давно уже не давала ему покоя. — Более того, не в обиду будет сказано, но у
меня в голове не укладывается, что тебя может действительно кто-то любить. Тебя! Ты
абсолютно, непроходимо, неисправимо невыносим. И насколько же глупо твое серое
недоразумение, если не замечает или предпочитает игнорировать данный факт. Ох,
наконец-то я это сказал! Мне даже полегчало! — воскликнул парень, довольный собой.
Зуо помрачнел сильнее прежнего.
— Знаешь, в чем твоя ошибка, — выдохнул он с явно подавляемой злостью. — Ты видишь
опасность только во мне, в то время как психологическая бомба замедленного действия
ходит по городу, внушая всем и каждому, будто бы она «неказистый раздражающий
наивный мальчишка с придурью». Я не издеваюсь над ним и не удерживаю рядом с собой
силой, я его воспитываю. Быть может, мои методы грубы…
— Быть может? — прыснул Инф.
— Но… Если ты полагаешь, что контролировать создания вроде Фелини можно посредством
одних лишь пряников, то у меня для тебя плохие новости.
— Да, куда лучше нацепить на мальчишку поводок и намордник и вести себя как с
грязной псиной, — хмыкнул Инф, оскорбленный тем, что Шаркис поставил под сомнение
его информированность в плане Териала Фелини.
— Это лишь потому, что я признаю одну простую вещь: сними я намордник и поводок, и
пиздец придет не только мне.
— Сколько пафоса на ровном месте, господи боже! Не знай я тебя, решил бы, что ты
его боишься, — уже без тени улыбки произнес Инф.
— Не боюсь, — кинул Зуо, пряча руки в карманы кожаной куртки. — Но, кажется, я
единственный человек на этом белом свете, который действительно знает ему цену.
Может, поэтому он любит именно меня, — протянул Шаркис с самодовольной улыбкой. — И
знаешь, у меня складывается впечатление, будто на самом деле тебя беспокоит далеко
не моя личная жизнь.
— Что?! — ощетинился Инф. — Намекаешь на то, что я завидую?! — информатор аж
задохнулся от возмущения.
— Заметь, не я это сказал.
— Да как ты смеешь?!
— Мне пора, — проигнорировав вопли парня, сообщил Шаркис. — Не могу же я весь день
тратить на твое нытье об одиночестве.
— Я НЕ ОДИНОК! И НИ ЧЕРТА Я НЕ ЗАВИДУЮ! ДА СО МНОЙ ГОТОВА ХОТЬ ВСЯ МОЯ УЛИЦА! ДА
Я!..
Шаркис не слушал. Фотография Джона Вайски все еще оставалась на его телефоне, и с
этим следовало разобраться как можно скорее.
****
— Значит так, — с задумчивым видом выдохнул я. — Ты бьешь его по голове, я
обкалываю его релаксантами, а затем, пока он остается в сознании, но без
возможности сопротивляться, мы медленно отрезаем от него кусок за куском, пока не
помрет от болевого шока. После, скармливаем его мясо бродячим псам, а кости топим в
тосамской реке. Потом гоняемся за бродячими псами, которым скормили его мясо, чтобы
собрать их какашки. Дерьмо сжигаем на берегу тосамской реки, начитывая мантры.
Говенный прах развеиваем на ветру.
— Откуда, интересно, ты возьмешь релаксанты?
— Что-нибудь придумаю.
— И разве ты умеешь делать уколы?
— Виртуалия научит.
— А говно собачье зачем сжигать?
— ЧТОБЫ УЖ НАВЕРНЯКА!
— Что будет, если я ударю его по голове слишком сильно, и он умрет?
— Слушай, — приподнялся я на локтях с пола своей комнаты, на котором мы уже
некоторое время лежали с Мифи. — У тебя есть идеи получше?
— Забить, — тихо выдохнула подруга, отворачиваясь от меня.
— Нифига себе! Он тебя чуть не изнасиловал! Нельзя вот так это оставлять! Я за
сжигание какашек!
— А я за то, чтобы ты заткнулся. И не надо так орать.
— Ты серьезно хочешь оставить все, как есть? — не поверил я своим ушам.
— Не хочу, — не согласилась подруга, но тон ее мне не понравился. Читалось в нем
что-то безнадежное. — Но надо тщательно все обдумать. Нельзя бежать напролом — этот
урок я уже усвоила.
— А полиция?
— Тери, ты же не глупый, — протянула подруга устало. — Не посадят его.
Доказательств нет. Еще и меня виноватой выставят. Скажут, что одеваюсь, как шлюха,
хожу, где ни попадя, веду себя слишком провокационно. Старая песня. А побегу мстить
и нечаянно зарежу его, так вообще вся жизнь под откос.
— Но что-то делать надо, — настаивал я, опустившись обратно на пол.
— А я и не собираюсь забывать такое. Хотела бы, конечно, но… — сейчас Мифи
показалась мне неожиданно слабой и даже хрупкой. Съёжившись на полу, она смотрела в
пустоту собственного отчаянья, а я не представлял, как ей помочь. И это самое
страшное. Боюсь, в таких вещах одного лишь убийства чертового ублюдка было уже
недостаточно. Но смерть его лишней все равно бы не стала.
— Хочешь, я Зуо попрошу помочь? Он таких пиздюлей пацану вкрячет, на всю жизнь
инвалидом останется.
— Ни в коем случае, — неожиданно резко отреагировала Мифи. — Неужели ты не
понимаешь? Это моя проблема и мой страх. Если проблему решит кто-то другой, страх
не уйдет. Я так и буду сидеть и чувствовать себя жертвой. А мне это ни к чему. Я
должна разобраться с этим сама. Не без помощи окружающих, естественно, но… Думаю,
ты меня понял.
— Да, понял, — кивнул я, чувствуя, как внутри меня все переворачивается. Хреновый
же я друг. Мифи чуть не обесчестили, а я бегал и думал лишь о том, как спасти свою
и Шаркисовскую жопу. Кстати о Шаркисе.
«Легок на помине!» — подумал я, дотягиваясь до завибрировавшего телефона и
воодушевляясь от обозначившегося на тусклом экране входящего номера.
— Доброе утро! — воскликнул я бодро.
— Ты дома? — вместо приветствия задал мне вопрос Зуо.
— Где ж мне еще быть.
— Один?
— Мама на работе, а Эллити в школе, но у меня в гостях Мифи.
— Выпроводи ее.
Я встрепенулся. Нет, грубость сэмпая не была мне в новинку, но… что-то не так.
— Ты меня извини, но Зуо говорит, чтобы я тебя выпроваживал, — пробормотал я,
разрываясь между волнением за сэмпая, волнением за свою жопу и чувством вины перед
Мифи.
— О-о-о, — за все время пребывания подруги у меня дома она впервые улыбнулась.
— Кажется, у кого-то назревает серьезный разговор! Что ты вычудил на этот раз?
— Ничего, я сам в шоке! — заверил я нанитку.
— Ага, конечно.
— Клянусь! Понятия не имею, что…
— Эй, — послышалось из динамика. — Я вообще-то еще на связи, — напомнил Зуо.
— Мифи сейчас уйдет. Ты далеко?
— У твоей двери. Открывай, — донеслось сухое, после чего последовали прерывистые
гудки.
— Может я действительно что-то сделал? — протянул я задумчиво. — Вроде бы пока еще
нет.
— Так или иначе, не будем заставлять твоего психанутого принца ждать. А то ж…
психанет, — хихикнула подруга, поднимаясь с пола.
— С тобой точно все будет в порядке? — уточнил я, следуя за подругой в коридор.
— Точно. Куда я денусь? С моста прыгать не планирую.
— Это уже радует. Но… Если что, сразу звони мне! Может, и я прыгнуть захочу…
— Ладно-ладно, — отмахнулась подруга, натягивая черные кеды. — Давайте только без
убийств, парни. Скандальте тихо, — подмигнула она мне, открывая дверь.
— Да не будем мы скандалить, — нахмурился я, но встретившись взглядом с стоявшим за
дверью сэмпаем, тут же понял: «Еще как будем!».
— Надеюсь, обойдется без кровавого геморроя, — бросила Мифи Зуо.
— Надейся, — хмуро ответил ей сэмпай, провожая подругу взглядом, а затем устремляя
колкий взгляд на мою невинную персону.
— Утро… доброе? — я попробовал вложить в эти слова весь позитив, что наскреб на
задворках своего подсознания, надеясь, что на этот раз Шаркис ответит на
приветствие.
— Нет, — сказал, как отрезал сэмпай, заходя в квартиру, разуваясь и направляясь
прямиком в мою комнату.
— Чувствуй себя, как дома, — пробормотал я, наблюдая за тем, как Зуо усаживается в
мое компьютерное кресло, чувствуя себя не столько как дома, сколько как хозяин
всего человечества. — Что-то случилось? — поинтересовался я, скромно усаживаясь на
край кровати.
— На пол, — вместо ответа приказал Шаркис.
— Что, прости?
— На пол, говорю, садись. Передо мной.
— Мне и на кровати неплохо.
— На пол, я сказал.
— Может на коленочки?
Зуо успел лишь зубами скрипнуть, а я уже переместился на пол и уселся на коленки
перед сэмпаем. На пол так на пол. Мы ж не гордые. Мстительные, правда, но кого это
колышет, верно?
— Так что случилось? Где я обосрался на этот раз? Только сразу предупреждаю, я явно
сделал это неосознанно, потому что… — я осекся. И все-таки что-то было не так. И я,
кажется, только сейчас понял, что. Сквозь пелену гнева во взгляде сэмпая
прослеживалось нечто невероятное. Что-то, чего раньше я никогда в нем не видел и на
что, как мне казалось, он вообще не способен. Грусть.
— Послушай, — начал он, и в тоне сэмпая я тоже заметил это неприятное совершенно не
шедшее Шаркису чувство. — Есть кое-что, о чем я узнал и о чем, скорее всего не
знаешь ты. Думаю, стоит сразу разобраться в этом говне и решить, куда наши
отношения зайдут дальше и зайдут ли.
Ни фига себе, поворот. Что это значит? Если ты, Зуо, решил со мной расстаться, то
сразу предупреждаю, только через мой труп! ЧЕРЕЗ МОЙ ТРУП! УЖЕ ОСТЫВШИЙ И
ЖЕЛАТЕЛЬНО РАСЧЛЕНЕННЫЙ, ПОТОМУ ЧТО МОЙ ТЕПЛЫЙ И ЦЕЛЫЙ ТРУП ТЕБЯ НЕ ОТПУСТИТ, ТЫ
МЕНЯ ПОНЯЛ?!
— Да что такое? Я не понимаю! — воскликнул я, даже не пытаясь спрятать тревоги.
Зуо, тяжело вздохнув, вытащил из кармана куртки портативный ПК и одним жестом
перевел что-то, что до того значилось на голографическом экране его телефона на
экран покрупнее. Я вздрогнул, когда моим глазам предстало то, что я ожидал увидеть
меньше всего.
— Джонн… — я поперхнулся воздухом, смотря на фотографию с карнавала. Выходит, вчера
мне все это не померещилось? И Джонни действительно…
— Хорошо, что ты сразу признал, что знаешь его, — кивнул Зуо, кладя ПК на пол
передо мной, а сам откидываясь на спинку кресла и взирая на глупую надпись на
потолке: «Если ты идиот, не беспокойся, ты такой не один».
— Эллити подарила. Классная, правда, — пробормотал я вяло.
— Не уходи от темы. Кто он тебе? Этот твой Джонни? — послышалось глухое со стороны
сэмпая.
— Ну… предположим он не мой, — замямлил я невнятно.
— А чей же? — внезапно подался Зуо в мою сторону. — Не юли, насекомое, а то хуже
будет. Кто тебе этот чмырь?
— Да чего ты бесишься?! — поморщился я. — Джонни — сосед из моего далекого детства.
Я тогда совсем маленьким был. И сразу хочу заметить, что он давно умер.
— На этой фотографии он выглядит мертвым? — продолжал шипеть Зуо.
— А это… Наверное чья-то шутка. Андроид или типа того.
— На крыше полгода назад тоже был андроид? — продолжал допытываться сэмпай.
— Ну да.
— Обычный робот?
— Точно.
— Тогда, может, объяснишь мне, почему ты к хуям его не пристрелил?
Воцарилась гробовая тишина. Откуда ты вообще все это знаешь?! Ты же был ни жив ни
мертв, черт бы тебя побрал, сраный Шаркис!
— Там был не просто андроид. В нем… В него поместили цифровую копию личности.
— Что еще за копия?
— Ты же шастал по моей оцифрованной памяти. Знаешь, о чем я. Джонни хотел перевести
сознание в виртуалию и жить непосредственно там. Но у него не вышло. Единственное,
что он сделал, создал цифровую копию себя. Все его воспоминания, манера общения,
мышления — все в копии. Ее влили в андроида и…
— И ты не смог выбрать между нами? — подсказал Зуо. Охо-хо-хо, чувствует моя жопа,
жареным запахло.
— На тот момент я был в шоке, — попробовал я оправдаться.
— То есть, если бы сейчас тебя поставили перед выбором, ты бы не задумываясь
застрелил его и не стал бы приставлять дуло пистолета к своей тупой башке?
Наверное, стоит соврать.
— Вопрос с подвохом? — пробубнил я тихо. Стоило как-то пошутить, но в этом
конкретном случае мне казалось, что какую бы ахинею я не начал нести, она меня не
спасет.
— Хорошо, я подойду к вопросу с другой стороны, — проявил чудеса терпения Зуо. — Ты
любишь его?
Вопрос хуже удара под дых. У меня аж в ушах зазвенело.
— Н…нет, — выдохнул я, еле ворочая языком. — Я тебя люблю, — проговорил я со всей
серьезностью, но почему-то настолько неубедительно, что если бы не знал правды, сам
бы не поверил.
— Хорошо, — кивнул Зуо, не выглядя как человек, которого удовлетворил мой ответ.
— Ты его любил?
Соври. Соври. Соври.
— Да, — черт, говорю же, соври! — я его любил.
— А сейчас, значит, меня любишь.
— Да.
— Тогда почему ты не смог выбрать между нами?
Зуо планомерно загонял меня в угол. Я ведь из любой ситуации вывернуться могу. Да
даже саму смерть заговорю, всего-то и надо, что сказать чуть меньше правды, чем
требуется. Так почему же сэмпаю врать не получалось. Не сейчас. Не в этот чертов
раз.
— Не знаю.
— У тебя все еще остались к нему чувства?
— Зуо, я не понимаю, что ты…
— Хочешь, расскажу тебе мою маленькую семейную тайну? — как-то резко перевел Зуо
разговор на другую тему.
— Не уверен, — выдохнул я, чувствуя, что ничего хорошего мне это не сулит.
— Джон Вайски, так его зовут, верно?
— Откуда ты…
— Твой сосед, так?
— Ну да, я же…
— И мой брат.
— Че? — вот и пришел мой звездный час, наконец-то не Зуо смотрел на меня, а я
смотрел на Зуо, как на дебила. — Ты что, сериалов насмотрелся? — нервно рассмеялся
я.
— Он мой брат.
— А?
— БРАТ, МАТЬ ТВОЮ. Вот такая, блять, хуйня.
— То есть… сводный, это значит, что…
— Это значит, что мой отец — ебарь волостной, вот что это значит, — выдохнул Зуо.
— А Джонни мой брат. И… что немаловажно, полагаю, мы с ним очень похожи внешне.
Понимаешь, на что я намекаю?
— Нет, прости, ты же знаешь, намеки — моя слабая сторона, — простонал я, к
сожалению, прекрасно понимая, к чему подводил Зуо, но еще не отошедший от первой
новости. Что это у меня за тяга на Шаркисов?! Шутите что ли?! Как можно было так
вляпаться? Дважды?! Эта хрень на генетическом уровне или что??!
— Все еще уверен, что любишь меня?
— Да.
— И дело не в том, что я копия этого твоего Джонни?
— Он не мой.
— Ты на вопрос отвечай.
— Ну… — я нарочито медленно почесал подбородок. — Я люблю тебя не за внешность. А
кроме как лицом ты больше ничем на Джонни не похож. Он был добрым и внимательным,
терпеливым и понимающим.
— А я?
— А ты кусок говна, — если уж рубим правду матку, то рубим ее до конца. Мама, отец,
Эллити, я вас любил. Пожалуйста, сожгите меня в розовом гробу. Знаю, я терпеть не
мог розовый, но вот прямо сейчас мне хочется розовый гроб. И корону мне сделайте.
Можно из картона, но чтобы была. Или даже диадему. Да, хочу диадему. НЕЛЬЗЯ
ЭКОНОМИТЬ НА ПОХОРОНАХ СЫНА. И клоунов хочу. Веселой музыки. Смешной торт в виде
надгробия. Думаю, будет круто.
Зуо продолжал сидеть в кресле, смотря на меня сверху вниз. Я полагал, что он сразу
на меня набросится и выбьет из меня часть той дури, которой во мне в избытке. Но он
ничего не предпринимал и меня это напрягало.
— Побить меня не хочешь?
— Нет.
— Как это нет? — встрепенулся я. — Не любишь меня больше?
— Люблю.
Меня в пот кинуло, но я решил, что, наверное, послышалось.
— Не любишь.
— Люблю, — повторил Зуо с такой интонацией, будто под словом «люблю»
подразумевалось «вырву сердце из твоей груди и скормлю его вонючим шакалам на
закате».
— Мне что-то поплохело, — признался я, невольно хватаясь за футболку в районе
груди. — Что на тебя нашло? Ты меня пугаешь, — простонал я плаксиво. Реально жутко.
Святая Мария Магдалина, Зуо, никогда так больше не делай. Нельзя же признаваться
мне в любви так просто! Без моего трехчасового нытья и шантажа! Мне еще слишком
мало лет, а инфаркт на подходе, только руки протяни. А потом и ноги.
— Вот тебе загадочка, — Зуо вновь наклонился ко мне. Он в отличие от меня не
выглядел растерянным, встревоженным или глубоко уязвлённым тем фактом, что ему
пришлось раскрыть свои чувства, о которых в принципе и так все знали, но
афишировать которые он не любил. — Перед тобой я и Джонни. В руках пистолет. Тебе
говорят, что выбрать ты можешь только одного. Выбор с самоубийством отсутствует.
Кого пристрелишь?
К горлу подкатил ком. Дыхание резко потяжелело.
— Я не…
— Кого выберешь? — настаивал Зуо.
— Джонни и ты — совершенно разные люди и люблю я вас по-разному!
— Так значит, ты его все-таки любишь, — сузил Зуо глаза.
— Он — мое прошлое! А ты — настоящее.
— Но любишь его и теперь.
— Ты так прекрасен, когда ревнуешь.
— Даже не думай, сученыш. Отвечай, мать твою, на вопрос.
— Не знаю, это сложно!
— А по-моему ничего проще нет. Перед тобой, блять, два мужика. Выбрать можешь
только, сука, одного! В кого выстрелишь?!
— Зуо, не надо…
— Не выстрелишь ни в кого, умрем оба. Так на кого нацелишь дуло пистолета?!
— Зачем ты меня мучаешь?!
— Я? — Зуо аж затрясло. — Я тебя мучаю?! А каково, по-твоему, мне?! В твоей сраной
жизни я должен быть на первом месте. Я, я, только я, никого кроме меня!
— Так и есть.
— Нет, это не так. Вдруг перед тобой вновь поставят выбор, но на этот раз пули
будут боевыми? Что тогда? Выстрелишь себе в башку? И как же ты, в таком случае,
подумаешь обо мне, если, блять, сдохнешь?
— То есть ты признаешь, что без меня твоя жизнь будет кончена?
— ОТВЕЧАЙ, СУКА!
— Не думаю, что такой выбор еще когда-нибудь…
— Я будто со стеной говорю, — выдохнул Зуо устало, поднимаясь с кресла и пряча в
кармане ПК.
— Куда ты? — вздрогнул я.
— Не отвлекайся. Вопрос открыт. Подумай хорошенько, — бросил сэмпай, выходя из моей
комнаты. Я запоздало вскочил на ноги и побежал за Зуо.
— Погоди! Не уходи! Ну, пожалуйста! ПОЖАЛУЙСТА! — я и не думал, что в моем голосе
может быть столько отчаянья. Я врезался в Зуо в коридоре, вцепившись в него со
спины и не давая нормально обуться.
— Насекомое, ты ебанулся?
— Не уходи, — захныкал я, начиная размазывать сопли по куртке Шаркиса. Надо же хоть
чем-то ему отомстить за то, что довел меня до слез. Буду теперь рыдать до
посинения, пока половина соседей не начнут колотить в дверь с факелами в руках.
— Не уходи, пожалуйста! Я тебя умоляю! Я постараюсь, ладно! Если надо будет
застрелить Джонни, я постараюсь! Но тебя я точно никогда в жизни ни за что не…
Поэтому не уходи.
— Я. Не. Ухожу, — процедил Зуо сквозь зубы.
— Ты обуваешься!
— Я, БЛЯТЬ, ПОКУРИТЬ ХОЧУ!
— КУРИ В МОЕЙ КОМНАТЕ.
— ТВОЯ МАТЬ МЕНЯ ЧЕТВЕРТУЕТ!
— НЕ ЧЕТВЕРТУЕТ, но возможно заставит мыть полы.
— Отцепись от меня.
— Нет.
— Так. Ебанутый. Убери от меня свои кривые ручонки. Я покурю. И вернусь. Понял?
— Не понял. Не отцеплюсь, — бросил я, уткнувшись носом в спину Зуо и готовый
драться до последней капли крови.
— Не много ли чести куску говна? — фыркнул Шаркис, ерничая.
— Но ты же мой любимый кусок говна, — воодушевился я.
— Так. Окей. Я покурю, вернусь и…
— ТЫ НИКУДА НЕ ПОЙДЕШЬ! — сорвался я на вопль и… разревелся. Очень стыдно в этом
признаваться, но это было даже не наигранно. Ну, то есть я ревел. Рыдал. Выл. На
самом деле! Не тихо всхлипывал, не сдавленно хныкал, а рыдал с большой буквы этого
слова. Я уже и не помню, когда меня так накрывало в последний раз. Конечно, когда
Зуо ушел, я тоже всплакнул пару тысяч раз. Но как-то украдкой, в подушку или в
ванной под звук бьющей из крана воды, чтобы никто не увидел, не услышал и не
спалил. И вот дамбу прорвало. Эмоции, которые я тщательно копил и подавлял столько
времени, решили одним махом вырваться на свободу через слезы и сопли. Через сопли
преимущественно, я даже успел надуть пузырь левой ноздрей, прежде чем Зуо,
окончательно выйдя из себя, не вырвался-таки из моей хватки и не повернулся ко мне
такому всему распрекрасному сопливому принцу в потертой футболке, трениках с
вытянутыми коленками и носках с дырками на больших пальцах. Я думал, что Шаркис
начнет орать на меня, но он видимо просек, что криками сейчас делу не поможешь, а
лишь усугубишь его.
— Ладно, — выговорил он настолько осторожно, будто думал, что я могу сорваться еще
сильнее и затопить квартиру. — Покурю в твоей комнате. Иди, открой окна.
— Н-нет, — проблеял я, окончательно входя в амплуа плаксы. — Без тебя не пойду, —
заявил я, вцепившись обеими руками в левое запястье Зуо и только сейчас понимая,
как дрожат мои руки. Меня всего трясло не на шутку. Зуо посмотрел на руку, затем
перевёл взгляд на меня.
— Ты совсем ебнулся? — Вопрос, как я понял, риторический?
— Да, — с готовностью подтвердил я.
— Ты меня собрался за ручку в комнату тащить?
— Если придется.
— Дебил. Ладно. Только прекрати рыдать. Тебе что, блять, пять лет? — рыкнул Шаркис
с напускной злостью. Приступ ярости пошел на убыль. А вот мой приступ соплей только
начинался.
— Взрослые тоже плачут, — заметил я, шмыгая носом.
— Ты же мужик, прекращай, — продолжал тихо беситься сэмпай.
— Мужики что, не люди?! ЗАХОТЕЛ ПОРЫДАТЬ — ПОРЫДАЙ! Член не слёзоотвод, да будет
тебе известно! — продолжал я настаивать.
— Что тебя успокоит? — сдался Зуо, выглядя окончательно вымотанным.
— На ручки.
— Чего?
— Возьми меня на ручки.
— На хуючки, — ожидаемо огрызнулся Зуо, сам распахивая окно моей комнаты и,
наконец, закуривая долгожданную черную сигарету. Потеряв доступ к рукам сэмпая, я
вцепился в край его куртки и так и продолжал стоять рядом, роняя слезы на пол.
— Ты не так меня понял, — выговорил Шаркис, выкурив первую сигарету и тут же
принимаясь за вторую. — Решил, что если не сможешь отказаться от Джонни, я уйду, не
так ли?
— А это не так?
— Нет. Если бы я уходил каждый раз, когда что-то шло не по-моему, я бы сейчас не
был тем, кем являюсь, и не имел того, что у меня есть.
— Логично… Тогда… Выходит, тебе без разницы?
Зуо в ответ кинул на меня испепеляющий взгляд. Ага, как же. Что угодно, но точно не
это.
— Мне просто хотелось понять, стоит ли выискивать эту гниду уже сейчас, или можно
потерпеть до случайной встречи и пристрелить козлину, как подзаборную собаку,
позже, — выговорил Шаркис с присущей только ему интонацией. — Тогда бы тебе не надо
было больше выбирать.
— Как благородно, — хмыкнул я, сопли вытирая рукой, а руку затем — об штаны. Сэмпай
пронаблюдал эти манипуляции с брезгливой миной, но ничего не сказал. Решил,
наверное, что если добьет меня морально, рыдать буду до второго пришествия. Не то
чтобы его страхи на мой счет не были беспочвенны, но голову мою сейчас забивали
иные мысли. Всего на мгновение, но я представил картину: Зуо приставляет дуло
пистолета ко лбу Джонни и нажимает на курок. Режущий слух звук выстрела эхом
молотит по стенам. Искусственная кровь растекается по полу вязкой лужей. Что бы я
почувствовал, увидь все это? Не возненавижу ли я Зуо за то, что…
Но представив эту картину во второй и в третий раз, ненависти я так и не испытал.
Чувство, которое у меня вызывали подобные фантазии, удивило даже меня самого.
Умиротворение. Покой. Наконец-то закрытый гештальт чертового прошлого, не дававшего
мне покоя столько лет. Конечно. Все так и должно быть. Но смог бы я выстрелить сам?
Нет.
Зуо отправил выкуренную до фильтра сигарету в окно, а затем, игнорируя тот факт,
что я все еще за него цепляюсь, попробовал пройти к креслу. Я же неосознанно дернул
его за куртку и из ее кармана на пол выпал черный конверт.
— Что это? — встрепенулся я, находясь сейчас в настолько нестабильном
психологическом состоянии, что намеренно видел опасность во всем. — ЛЮБОВНОЕ
ПИСЬМО?!
— Приглашение на твои похороны, — хмуро выдал сэмпай, поднимая конверт и усаживаясь
в кресло.
— ЧТО-ТО Я НЕ ПОМНЮ, ЧТОБЫ ПРИГЛАШАЛ ТЕБЯ НА СВОИ ПОХОРОНЫ! ЭТО ТОЧНО ЛЮБОВНОЕ!
— Однозначно. У меня же почтовый ящик ломится от любви к моей персоне, — фыркнул
Зуо, вертя в руках конверт.
— НЕ ОТКРЫВАЙ!
— Ага, сейчас.
— ЕСЛИ ОТКРОЕШЬ, Я НЕ ЗНАЮ ЧТО СДЕЛАЮ!
— Зато я знаю. Ты замолкнешь. Это письмо от Грина.
— ЛЮБОВНОЕ?!
— Хорош. Меня. Бесить, — выдохнул Зуо, вытаскивая из внутреннего кармана куртки
черный раскладной нож-бабочку и подцепляя лезвием край конверта. Жалеть себя
любимого и рыдать в три ручья я почти перестал, но столь вопиющее игнорирование
моей персоны вытерпеть не смог. Подойдя к сидящему в кресле сэмпаю, я с размаху
плюхнулся к нему на колени. Зуо тихо взвыл сквозь плотно стиснутые зубы:
— Сдурел?!
В ответ я лишь поудобнее расположился на коленях сэмпая, вцепился в его торс и
прижался головой к груди, всем своим видом демонстрируя, что с места не сдвинусь.
Зуо поворчал что-то себе под нос, но вступать в очередные перепалки, равно как и
пытаться скинуть меня с себя грубой силой он не решился. Наверное, моя зареванная
жуткая рожа все еще играла мне на руку.
Разорвав конверт, сэмпай вытащил из него сложенный вдвое черный лист.
— А вдруг он там действительно в любви тебе признается? — продолжал я гнуть свое.
Зуо выразительно закатил глаза, а затем развернул листок, на котором белыми
чернилами значилось: «Найди Догму».
— Что за ебаные, блять, шарады? — не смог сэмпай сдержать раздражения.
— Да уж, — протянул я. — Найти Догму. Смешнее некуда. Уже сколько лет ищут и…
— Постой, — сэмпай перевел на меня недоуменный взгляд. — Ты знаешь, о чем идет
речь?
— Предполагаю.
— Говори, — приказал он.
— А если откажусь?
— Я прибью тебя прямо здесь прямо сейчас, — пообещал сэмпай.
— Не прибьёшь, — выдохнул я, сжимая Шаркиса сильнее прежнего. — Ты же меня лю-ю-ю-
юбишь!
— И не заставляй меня об этом пожалеть!
— Я думал, что ты жалеешь об этом постоянно, — заметил я с дурацкой улыбкой на
губах.
— НЕ ЗАСТАВЛЯЙ МЕНЯ ЖАЛЕТЬ ОБ ЭТОМ ЕЩЕ БОЛЬШЕ!
— Догма — хакер времен первого Лиса, — объяснил я со вздохом. — Являлся его
единственным достойным соперником. Они наперегонки сайты взламывали и проворачивали
много других не сильно законных штук. Но чисто по-дружески, друг друга не ломали и
личности друг друга не рассекречивали, — объяснил я спокойно. — Но после смерти
Джонни Догма исчез, будто бы знал, что с ним произошло.
— В смысле «во времена первого Лиса»? В смысле «после смерти Джонни»?! — Зуо явно
акцентировал внимание не на том.
— А, ты же не знаешь! — нервно вздрогнул я. — Первым же Лисом был Джонни. Я им стал
после его смерти.
…Наверное, эту новость следовало преподнести помягче…
****
Удивительно, как в одно мгновение могут поменяться приоритеты от осознания того,
что у тебя есть реальный соперник. Да не простой, а чертов новоявленный дохлый
братец. От одной только мысли руки начинали дрожать от переполняющей тебя злости. О
похождениях отца ты наслышан, как и о детях, которых он успел настрогать. Но ни с
кем из внебрачных детей ты никогда не общался и оставался единственным наследником
семьи Шаркисов. Только ты и никто кроме. Неповторимый Шаркис-младший — статус, от
которого ты бы с удовольствием отказался. Чего нельзя сказать о Фелини. Один раз
ошибку ты уже допустил, и повторять ее не собирался.
Ты знал, что разговор подобного рода насекомое не обрадует, но и оставить все как
есть не мог по той простой причине, что твое раздражение и злость копились бы в
тебе до тех пор, пока не вылились бы в нечто непоправимое. Например, в смерть
насекомого. Так что следовало расставить все точки над Ё как можно скорее, пока еще
терпение позволяло вынести пару неприятных новостей. Но ты и предположить не мог,
что Фелини испугается не того, что ты размажешь его по стенке, а того, что ты
уйдешь. Не был готов к столь искреннему отчаянью с его стороны. И внезапно все эти
идиотские романтические истории, в которых слезы одного персонажа ввергают в
замешательство второго, не давая ему нормально разозлиться, оказались не такими уж
и идиотскими. На мгновение тебе даже захотелось извиниться. Немыслимо. И признание
в любви, сухое и больше похожее на констатацию факта, сорвалось с губ дважды с
такой легкостью, будто ты проговаривал это по десять раз на дню. Ох и аукнется тебе
это позже. Насекомое совершенно точно еще не раз тебе это припомнит, растрезвонит
на весь мир и превратит в фарс. Но думать об этом уже поздно.
— Давай я пойду с тобой, — Фелини ходит вокруг тебя, будто коршун, не желая
отпускать одного даже в виртуалию. Вот же прилипала. Мало мелкому сученышу того,
что он и так изрядно потрепал тебе нервы? Сраный Джонни сыграл в его жизни бОльшую
роль, чем тебе бы хотелось. Хуже того, оставил определенное «наследие» — ник «Лис»,
который совершенно точно не позволит мальчишке забыть о нем и через десять лет.
Не думай об этом.
Не думай об этом.
Сука.
Не думай, блять, об этом!
— После себя Догма оставил одноименный поисковик в глубокой виртуалии, — суетится
насекомое. — Только он нерабочий. Ищешь одно, а он выдает тебе совсем другое, так
что им давно никто не пользуется.
— Проверим, — киваешь ты, надевая потрепанные вирту-очки насекомого.
— Я могу взять очки Эллити и подстраховать тебя!
— Нет.
— А вдруг что-то случится?
— Я сказал «Нет»! — рычишь ты, чувствуя острую потребность хоть ненадолго
абстрагироваться от насекомого с его заплаканным лицом. Оно не дает тебе трезво
мыслить, а Фелини об этом знать нельзя, иначе он начнет использовать это постоянно,
поняв, что таким образом манипулировать тобой очень просто.
Загрузка в глубокую виртуалию, будто глоток свежего воздуха. Пару мгновений ты
просто стоишь на «домашней» улице, собираясь с мыслями.
Сосредоточься.
Прекрати думать о Вайски.
Он сдох.
Давно сдох.
Удивительно, какие проблемы могут создавать мертвецы.
Поисковик Догмы получается найти не сразу. Он погребен под мегатоннами бесполезной
информации сети. Обычный пользователь найти бы его не смог. Ты выворачиваешь
наизнанку с десяток сайтов, прежде чем находишь желаемое, но все это делаешь будто
на автомате. В голове крутятся мысли совсем не о том. Чертов Фелини с чертовым
прошлым. Не дает тебе покоя, как бы ты ни пытался отвлечься. Он и еще, быть может,
одна отвратительная мысль, зародившаяся где-то в глубине подсознания. Одно
маленькое утверждение, которое пробивается сквозь пелену уходящей ревности.
Совпадений не бывает.
Три слова проворачиваются в голове раз за разом.
Поисковик перед твоими глазами, но что в него вводить, ты не представляешь.
Совпадений не бывает, верно? Какова вероятность того, что Фелини в детстве общался
с Джонни, а теперь рядом с ним ты?
Не бывает так.
А это значит…
«Догма» вбиваешь ты в поисковик, а он в ответ выдает тебе определение «Белого
куба». Вбиваешь «Оливер Грин», а в ответ приходит череда сайтов ритуальных услуг с
акциями на гробы и кремацию.
«Купи два гроба, получи третий за полцены!»
Погодите-ка.
Такое впечатление, что Догма уже знает о смерти Грина, хотя подобной информации еще
рано просачиваться в виртуалию.
Немного подумав, вновь вбиваешь «Догма».
Ожидаемо перед глазами вновь всплывает определение белого куба.
И дальше что?
Кликаешь на текст, надеясь в развернутом описании найти подсказку, но он не
раскрывается. Кликаешь повторно. Безрезультатно. Немного подумав, касаешься
картинки белого куба и над ним появляется надпись «Быть может, заблудился ты опять?
Но в дверь чужую принято стучать!».
Хмурясь, ударяешь виртуальными костяшками по голографической поверхности картинки.
Куб медленно вытягивается в белоснежную дверь. Ручка, появляющаяся на уровне твоих
рук, заканчивает картину.
Слишком рискованно.
Ты не знаешь, что за ней.
Не можешь гарантировать, что это не ловушка.
Но… Грин упоминал о том, что знает какую-то тайну Яказаки.
Быть может…
Касаешься ручки, проворачиваешь ее против часовой стрелки и тянешь дверь на себя.
— Ну, наконец-то! — слышится голос из белого куба. — Нельзя было сперва разобраться
с сообщением, а уже затем устраивать Тери разбор полетов?!
Что?
— Да ты не смущайся, проходи! Ноги не забудь вытереть! — перед тобой появляется
коврик. — У меня аллергия на виртуальную пыль, так что поторапливайся! — Из-за
двери выглядывает абсолютно седой мужчина с до жути знакомой улыбкой.
— Вы же…
— Дэвид Фелини, — представляется мужчина, протягивая тебе руку. — Приятно
познакомиться!

========== Четвертые небеса Рая: 38. Информационное deja vu ==========

Они говорят: поколение

Побито и искалечено.
Они говорят: избалованны,
Глупы и всегда в виртуалии.

А мы говорим: исправление
Для мира уже обеспечено.
И шепчем тихонько взволнованно:
Не мы — вы теперь аномалии.

Когда-то…

— Милая, к тебе гости! — Звонкий мамин голос заставил Лиз вздрогнуть и рефлекторно
сдернуть с себя единственное, что все еще имело волшебную способность отгораживать
девушку от насущных проблем — пуховое одеяло. Лиз не расставалась с ним даже в
душные летние ночи.
— Скажи Рэйс, что я никуда не пойду! И делать очередное ее задание на лето не буду.
Никаких задач! И конспектов! Финита ля комедия! Пусть, наконец, обзаведется
совестью! Последняя неделя летних каникул! Имею право лежать и разлагаться до
костей! — выдала она на одном дыхании и вновь спряталась с головой под пуховое
убежище.
— Лиззуня, это не Рэйс, а весьма галантный молодой человек! — сообщила мама так
вдохновленно, что по одному только ее тону можно было определить: для дочери она в
это мгновение распланировала с упомянутым гостем не только свадьбу, но и
трехнедельный медовый месяц.
— Какой еще молодой человек? — Одеяло вновь слетело с головы девушки. — Не знаю я
никаких молодых человеков! Мам, если тебе снова пытаются втюхать допотопный робот-
пылесос, то я…
— Тук-тук! — До оскомины знакомый голос мгновенно отправил настроение Лиз на самое
глубокое дно глубокого дна. — Можно зайт… — Дэвид успел лишь украдкой заглянуть в
комнату, когда в лицо ему прилетела подушка.
— Какого хера ты делаешь в моем доме? — зашипела Лиз, вскочив с кровати как
ужаленная. Она старалась говорить тихо, но ее разъярённый шепот при желании
услышали бы и соседи сверху.
— Разве не очевидно? Припорхал на крыльях любви, глупая! — рассмеялся парень,
откидывая подушку на маленький диванчик и невозмутимо проникая в комнату.
— Может быть, чаю, Дэвид? — защебетала мама по ту сторону двери. На ее веку этот
седой парнишка был первым живым человеком помимо не особо ей нравившейся Рэйс,
который наведывался к ее дочери. — Лиззуня, твой любимый пирог с вишней почти
готов. Я чуть позже принесу его вам!
— Спасибо, мама, но Дэвид уже уходит! Он лишь занес мне кое-что по учебе, а сейчас
о-о-очень спешит! Правда же? — воззрилась девушка на седого, надеясь, что одного
лишь ее взгляда будет достаточно, чтобы до Фелини дошло: ему здесь не рады.
— Ваша дочь права, я действительно спешу, — кивнул Дэвид.
Дошло!
— Но разве я могу отказаться от пирога с вишней?!
Не дошло…
— Ради такого можно и позабыть о насущных делах!
«Вот же паскуда».
— Домашняя выпечка, сделанная с любовью, или бытовые дела: выбор очевиден!
«Мразота подзаборная».
— Я с большим удовольствием попробую вашу стряпню!
«Убью нахер».
— Вот и ладненько! Тем более что ждать придется недолго! Не больше пятнадцати
минут, уверяю, — закивала мама. — Лиззуня, — обратилась женщина к дочери и ее до
того милый тон резко изменился. — Будь гостеприимнее. Что за поведение?
— возмутилась она, и, не дождавшись ответа дочери, направилась в сторону кухни.
— Лиззуня? — улыбнулся Дэвид. — Звучит очень мило! — заявил Фелини, еще не
подозревая, что играет с нитроглицерином. Лиз в мгновение ока появилась прямо перед
ним, вцепилась в ворот его рубашки и притянула парня к себе настолько близко, что
кончики их носов почти соприкоснулись.
— Назовешь меня так еще раз, и я выкину тебя в окно, — прошипела она, сжимая
рубашку Дэвида с такой силой, что костяшки ее побелели.
— Лучше бы ты с таким же рвением кинула меня на кровать, — предложил Фелини, за что
получил настолько увесистую пощечину, что от хлесткого удара зазвенели окна.
— Кстати, сегодня ты особенно хороша!
«Вот же… Сука! Поговорка «как с гуся вода» — лучшее описание этого тупорылого
мужика! Ори на него, бей, посылай в далекое эротическое путешествие, а он как ни в
чем не бывало продолжает сыпать сомнительными комплиментами. Когда же ты сгоришь в
Аду, тупой мудозвон?!»
— Нет, правда, — подливал Фелини масло в огонь. — Пижама достойна лучших домов
моды! — заявил Дэвид, по достоинству оценив черное одеяние Лиз. На безразмерном
топе красовалось единственное слово, выведенное белыми печатными буквами: «Смерть».
А пижамные бриджи украшали маленькие петли висельника.
— Как ты узнал, где я живу? — проигнорировав комплимент, начала допытываться Лиз.
Правая ладонь горела после встречи со щекой седого, потому девушка то сжимала, то
разжимала пальцы, пытаясь унять боль.
— А твое местонахождение — страшная тайна? — искренне удивился Фелини.
— ЭТО ЛИЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ!
— Которой твои подруги делятся с большим удовольствием, — заметил парень,
усаживаясь на диванчик рядом с кинутой туда ранее подушкой.
— И кто это был? Рэйс или Энни? Прибью обеих! — пообещала Лиз.
— Не понимаю, почему ты так злишься? Мы же не виделись почти два месяца! Неужели
твое сердечко не истосковалось по мне? — наигранно плаксиво протянул Дэвид, с
интересом наблюдая за беснованиями Элизабет.
— Моему сердечку на тебя насрать! — огрызнулась девушка.
— Вот как? — трагически выдохнул Фелини. — А я-то думал, что после пережитого
вместе мы стали чуточку ближе. Но вот опять ты меня отталкиваешь. И я не понимаю,
почему? Почему?! ПОЧЕМУ-У-У??! — Специально напомнил о том, что Лиз пыталась все
это время забыть. Скотина.
— Хочешь об этом поговорить? — нахмурилась девушка. — Окей, без проблем. — Лиз
выкатила на середину комнаты компьютерный стул и плюхнулась в него, оказавшись
прямо напротив Дэвида. — Я ведь уже говорила, что не доверяю тебе, потому что ты
опасен? Помнишь такое?
— Конечно, помню! — активно закивал Дэвид. — Мое сердце в тот момент билось как
бешеное, и именно тогда я понял — судьба-чертовка добралась и до меня.
— Не паясничай, дурила, — рыкнула Лиз, сцепив пальцы в замок и положив на него
подбородок. — Теперь я понимаю, что в тот момент недооценила тебя. Ты даже хуже,
чем я думала. Твое влияние на людей беспрецедентно.
— Не понимаю, ты сейчас со мной флиртуешь или что? — на всякий случай уточнил
Дэвид.
— ИЛИ ЧТО!
— Ты злишься на меня за то, что я помог тебе расквитаться с обидчиками?
— посерьезнел Фелини.
— Я злюсь на себя за то, что поддалась твоему влиянию, — терпеливо объяснила Лиз.
— Ты вообще осознаешь, что я сделала? Я пытала человека. Я отрезала ему несколько
пальцев, чтобы добиться желаемого. И все это я делала, свято веря в свою правоту.
— Так ты и была пра…
— Замолкни и слушай, — резко оборвала парня Лиз. — Вот чем ты опасен больше всего:
ты заставляешь человека выпустить монстра, что таится внутри каждого из нас.
Говоришь, что это нормально. Что делать можно все, что угодно, если это стыкуется с
представлением о справедливости в твоей голове. А о том, что мораль у тебя серая,
как грозовые облака, ты предпочитаешь умалчивать. Ощущение всесилия, которое ты
внушаешь, ужасает. Еще полгода назад я была обычной девушкой, умеющей при случае за
себя постоять. Теперь же я чувствую себя чудовищем. Ведь в тот момент, когда я
лишала пальцев живого человека, я опустилась на уровень моих обидчиков. Нет, я
стала даже хуже. Я наслаждалась тем, что делала. Мне понравилось причинять ему
боль. И уже позже, дома, когда я поймала себя на мысли, что следовало бы растянуть
удовольствие и отрезать ему пальцы и на второй руке, а еще лучше и на ногах, вот
тогда я и поняла, насколько ты опасен. Парой ненавязчивых фраз, кинутых в нужное
время в нужном месте, ты умудрился полностью изменить мое мировоззрение втайне от
меня самой. Разрушил все мои внутренние ограничители. И вот я уже не скромная
студентка ИСТ. Я садистка. Да, ты прав, не стоит возлагать ответственность за все
произошедшее лишь на твои плечи. Ведь я могла и не повестись. Могла найти другой
выход из положения, если бы где-то глубоко внутри меня не сидела дерьмовая версия
меня. Но дерьмовая версия есть. И с этим ничего не поделать. Будь я сильнее, и я бы
не поддалась твоему влиянию. Но я слабая. Вот почему я больше не хочу с тобой
общаться. Потому что не ровня тебе. На самом деле ты неплохой парень… Наверное. Но
я рядом с тобой становлюсь слишком уж плохой девочкой. Становлюсь тем, кем хочу
быть на уровне первобытных инстинктов, но кем быть не желаю на уровне личной морали
и интеллекта. И знаешь что, — Лиз выдержала небольшую паузу, проверяя, внимательно
ли ее слушает Фелини. Парень не отрывал от нее взгляда, выглядя настолько
расслабленным, будто она ему читала мемуары. — Не знаю, настоящая ли твоя
влюбленность в меня, но… Так или иначе, мы друг другу не пара. Тебе нужен кто-то
под стать тебе. Кто-то с таким же извращенным взглядом на извращенный мир. А я
обычный человек. Понимаешь? Я Обычный Человек, Мать Твою. И меня, о ужас, это
устраивает! Я хочу таковой оставаться. Обычной! Не вершителем судеб! Не решателем
мировых проблем! Обычным винтиком в большой системе. Вот кто я. Ты меня понял?
Фелини отложил в сторону подушку, что до того нежно поглаживал, и наклонился
поближе к Лиз.
— Знаешь, — выдохнул он тихо, едва заметно улыбаясь. — Кажется, я только что понял,
что люблю тебя.
— ВОН ИЗ МОЕЙ КОМНАТЫ!
— Погоди-ка, это несправедливо! — возмутился Дэвид. — Ты ведь высказалась! Теперь
дай возможность сделать это и мне.
— Слушать ничего не желаю. И для кого я распиналась, спрашивается?! Со стеной
говорить и то эффективнее! — бушевала девушка. — Сейчас ты перевернешь все мои
слова вверх тормашками и как обычно окажешься прав!
— Не окажусь, — поспешно мотнул Дэвид головой. — Права ты, — сообщил он со
смиренным видом. Лиз с подозрением уставилась на Фелини, размышляя, в чем подвох.
— Но не во всем, — добавил седой осторожно. — Я тоже раньше предполагал, что рядом
со мной должен быть некто, похожий на меня. И я даже нашел такого человека. Но
знаешь, ничем хорошим это не кончилось. Этот опыт дал мне понять, что мне не нужен
тот, кто обладает такой же моральной гибкостью, какой обладаю я сам, потому что это
может довести до фатальных ошибок. Кто мне нужен на самом деле, так это голос
разума. Тот, кто будет видеть меня без прикрас и не стесняться тыкать меня носом в
мое же дерьмо. Порой я не вижу разницы между белым и черным. Для меня, как ты уже
заметила, все серое. И было бы здорово, если бы мне периодически доступно
разъясняли, что я делаю не так и почему.
— Так обратись к психиатру, — мрачно посоветовала Лиз.
— Зачем мне психиатр, когда есть ты? — заметил Дэвид.
— Не желаю в этом участвовать, — сказала как отрезала девушка.
— Боже, почему ты такая упрямая?! — простонал парень, откидываясь на спинку дивана.
— Мы ведь все равно будем вместе! Зачем все усложнять?
— Твоя самоуверенность меня убивает! — Лиз устала злиться, потому перешла в
апатичное энергосберегающее состояние.
— А на вид жива-здорова.
— Кем ты себя возомнил? Кто, скажи мне, уверил тебя в собственной неотразимости?
— Спасение утопающих дело рук самих утопающих. Хочешь чувствовать себя неотразимым,
чувствуй без помощи сторонних лиц! — посоветовал Дэвид. И судя по тому, как он себя
держал, это работало.
— Поразительная наглость.
— Спасибо. Так куда, говоришь, ты хотела бы пойти на наше второе свидание?
— НИКУДА.
— О, предпочитаешь остаться дома? Побыть, так сказать, наедине? Этот вариант мне
нравится даже больше.
— Вали отсюда, пока я не придушила тебя голыми руками!
— Ты, кстати, еще не задумывалась о детях?
— Че-е-его-о-о-о?
— Я бы хотел двоих. Мальчика и девочку.
— Сдурел?!
— Чур, я выбираю имя сыну!
— Фелини, черт бы тебя побрал!
— Назову его в честь старого Нового Бэтмена.
— ВЫМЕТАЙСЯ НЕМЕДЛЕННО! — воскликнула Лиз, вскочив со стула и яростно тыкая пальцем
в дверь. Состояние безэмоциональной апатии удержать не удалось.
— Ты не фанат комиксов?
— Я не твой фанат!
— Ну, хорошо, — вздохнул Дэвид. — Я уйду, не дождавшись пирога, что останется на
твоей совести. Но при одном условии.
— Никаких условий, убирайся к чертям!
— Одного поцелуя будет достаточно.
— НЕТ!
— Хоть в щечку.
— А в лоб не хочешь? Как покойника?
— Ты что, развалишься, чмокнув меня разок?
— Распылюсь на молекулы!
— Надеюсь, от возбуждения?
— Я сейчас в полицию позвоню.
— И что ты им скажешь? Что не хочешь меня целовать? Думаешь, они тебя переубедят?
— Не хочу иметь с тобой дел, ты меня понял?!
— Так и не надо дел, достаточно детей.
— Фелини!
— Ладно-ладно, я же шучу, — вдохнул парень устало. — Знаешь… Ты настолько
адекватная личность, что меня это даже пугает. Столь здоровый самоанализ надо еще
поискать. Полная противоположность меня.
— Вот именно, — с готовностью согласилась Лиз. — А ты на меня плохо влияешь.
— То есть я все же имею определенное влияние?
— К моему глубочайшему сожалению.
— Так ведь и ты имеешь влияние на меня.
— Ага, как же.
— Нет, правда. Именно поэтому я думаю, что из нас вышла бы отличная пара. Да, рядом
со мной ты, возможно, станешь чуточку хуже, но… зато я рядом с тобой стану лучше. А
вдруг спасение всего человечества сейчас в твоих хрупких ручках? Разве ты не хочешь
стать истинным героем?
— Сомнительное предложение.
— И все же подумай, — неожиданно серьезно попросил Дэвид, поднимаясь с дивана и
направляясь к двери. — Я сейчас не шучу. И не издеваюсь. Правда, — в его голосе
послышалась тоска. — Прошу тебя. Подумай. Подумай хорошо, чтобы, наконец, сказать
мне «Да».

Ныне…

А что, если перерождение действительно существует и то, что называется талантом, на

самом деле всего лишь опыт прошлых жизней? В таком случае кем же в прошлой жизни
был я? Человеком, придумавшим идиотизм и панталоны с карманами на жопе? А если
рассматривать старую, покрытую плесенью теорию о том, что все люди на Земле — это
единственный человек, переживающий все жизни одну за другой? Сам себе проститутка,
сам себе сутенер? Выходит, даже секс с Зуо можно было бы назвать мастурбацией?
Тогда статус дрочера века я получу сразу несколько миллиардов раз? Почему нет
теории о том, что при слишком частом теребоньканье писюна можно открыть черную дыру
где-нибудь на границе между мирозданием и дыркой от бублика? Или теории о том, что
при поедании килограмма песка в неделю можно предотвратить глобальное потепление на
Сатурне (если, конечно, не сдохнешь раньше)? А что, если Атлантида затонула из-за
восстания сардин?! Гулять так гулять, фантазировать так фантазировать.
Я плюхнулся на кровать и продолжил гипнотизировать Зуо, так бессовестно ушедшего в
глубокую виртуалию. И что этот психопат себе позволяет? Приперся в мою обитель.
Потрепал нервы. А затем погрузился в сеть? Конечно-конечно, Зуо. Чувствуй себя, как
дома. Как дома у Сатаны.
Такой самоуверенный, аж тошно. Нет, только гляньте на него! Смельчак. Расслаблен
настолько, будто действительно верит, что я не могу пырнуть его ножом в спину, пока
он беззащитен. Это всепоглощающее доверие даже бесит. Мне, что же, теперь придется
соответствовать? И ножи накануне ночью я точил зазря? Я на такую херню не
подписывался!
Вздохнув хуже старого деда, я поднялся с кровати и начал вновь накручивать круги по
комнате, тем самым стимулируя нечеловеческую работоспособность желе, которое у меня
вместо мозга. Мне не давала покоя одна мысль. Мысль, никак не связанная ни с
омерзительным актом доверия со стороны Зуо, ни с глобальным потеплением на Сатурне.
Дело было даже не в сардинах. Нет, меня волновало кое-что другое.
Навернув десять кругов (да, десять, я считал), я вновь уселся на кровать и вновь
попробовал отвлечь себя от единственной навязчивой мысли посредством кучи других
навязчивых мыслей. Вот, например, почему змеи скидывают шкуру, а картошка — нет?
Или почему я могу завести в качестве домашнего животного кошку, а гуся не могу? Это
же дискредитация гусей. Почему никто не обращается в мировой суд, чтобы защитить
гусиные права? А что насчет дельфинов? Они правда вымерли? А может это мы вымерли и
в Аду, а дельфины живут, как ни в чем не бывало, и бед не знают? Ну и, конечно же,
главный вопрос на повестке дня — синдром чужой руки. Это действительно
психологическое заболевание, при котором человеку кажется, что в его руку что-то
вселилось, и она действует сама по себе? Или руки веками скрывают от нас наличие
отдельного от остального организма интеллекта и обычно лишь подыгрывают своим
хозяевам? И если все же они автономны, что руки делают, пока человек спит?
Устраивают тайные собрания? Пишут детективы? А вдруг существуют руки-насильники?
Если существуют, можно ли посадить руку-насильника за изнасилование своего хозяина
и как именно это будет выражаться? На руку человека натянут латексную перчатку с
ремнями? Или закуют в кандалы? Или она подвергнется ампутации?
Столько вопросов и хоть бы один ответ!
Противная мысль, самая назойливая среди себе подобных, продолжала сверлить мне
виски, норовя вылезти на поверхность сознания. Я сделал еще десяток кругов по
комнате, нервно покусывая нижнюю губу. Что за настырные особы — мысли, которые мы
не хотим думать. Почему бы такими упертыми не были мысли о чем-нибудь приятном?
Сидишь на учебе или работе, загруженный по самую макушку, а в голове так и крутится
рецепт торта. Или картинка, на которой ты богат и знаменит? Или еще какая-нибудь
фигня, которая обычно делает людей счастливее? Так нет же. Лучше думать о родинке у
пупка, которая может оказаться раковой. О самолёте, на котором летит друг, а точнее
о том, как он может рухнуть. О потерянном кошельке, который наверняка оставлен не
дома, а давно покоится в кармане вора. А когда родинка окажется просто родинкой,
самолет приземлится в аэропорту без эксцессов, а кошелек обнаружится на дне
рюкзака, эти мерзкие мысли сменят другие. Похуже.
Ох уж эта человеческая натура. Хлебом не корми, дай нам только пострадать, да
повариться в котле с говном, которое до того мы же сами туда бережно и набросали.
…Ты все это уже знал…
Не представляя, чем бы еще себя отвлечь, я рухнул на кровать и уставился в потолок
на злополучную надпись.
«Если ты идиот…»
Что значит «Если»?! Идиот и горжусь этим. Надо же гордиться хоть чем-то помимо
коллекции старых серых носков, которая стоит у меня в шкафу.
«Не беспокойся».
Не беспокойся, говоришь? Я живу в XXIII веке. Здесь не беспокоятся только мертвые.
И то не факт.
«Ты такой не один».
Сейчас каждый стремится стать уникальным. Самым особенным среди особенных. Самым
ярким и необычным, креативным, творческим и неповторимым. А меня мысль о том, что я
Такой могу быть не один очень грела. Социальное я животное. Не нравится мне быть
одному. Жаль, большинству людей не нравится, если я с ними.
Я поднялся на локтях и снова посмотрел на Зуо.
Интересно, как скоро мое наличие в его жизни не понравится сэмпаю?
Одна мысль хуже другой.
Тотальное саморазрушение из-за зацикленности на нафантазированных провалах.
Ну, а что. Я человек самостоятельный. Сам придумал проблему. Сам ее не решил. Сам
разрыдался. Все сам.
И тем не менее…
…Ты все это уже знал, Тери…
Окей, сволочь. Ты победила. Давай… Давай, вылезай и устраивай мне эмоциональную
эвтаназию, я готов!
…Уже знал…
Да, именно это не давало мне покоя. Когда Зуо сообщил, что Джонни — его прямой
родственник, я и бледнел, и краснел, и ахал, и охал, и много чего другого делал.
Потому что положено. Было бы странно, если бы Шаркис заявил подобное, а я бы пожал
плечами. Было бы странно в первую очередь для меня самого. И я действительно был
поражен новостью, и шквал эмоций захватил мой хрупкий разум. Секунды на три. Но на
фоне бушующих чувств почти сразу пробилось ощущение того, будто бы где-то на
подсознательном уровне я давно уже об этом знал. И о Зуо. И о Джонни. Потому теперь
меня не отпускало ощущение того, будто бы я столкнулся с информационным déjà vu.
Я уселся на пол и попробовал провернуть в голове все события в первую очередь
полугодовой давности, пытаясь понять, когда же и где я мог это услышать. Но мои
попытки вспомнить что-то стоящее не увенчались успехом. Не мог я такого забыть,
верно? Не мог, кто бы что мне не говорил. Да, с памятью я никогда не ладил, но за
последнее время я многое сделал ради того, чтобы стать более или менее целостным. Я
научился смиряться (на Зуо не распространяется). Научился идти дальше (к Зуо не
относится). Научился не зацикливаться на прошлом (Джонни не в счет!). А тут,
выходит, все мои усилия были зря? Ведь если я подсознательно продолжаю подавлять
самые неприятные воспоминания, складывая их в отдельные ячейки мозгового архива, до
которого не могу добраться даже я сам, значит мое «выздоровление» от собственной
закрытости оказалось блажью?
…Или я просто ничего не знал.
Может никто ничего и не говорил.
Может я как Мисс Марпл, сам догадался.
Да вы посмотрите на рожу Зуо, они же с Джонни действительно похожи! Я ж блин не в
комиксе, где персонаж надевает очки с прозрачными стеклами и тут же превращается в
незнакомца! Или все-таки в комиксе? Или где похуже?
Однозначно где-то похуже!
Играю роль пенька в порно с карликами. Или входную дверь в учреждение для
душевнобольных. Или…
Нет-нет-нет, не ускользай, мысль! Ты сама ворвалась в мою жизнь, не смей теперь
уходить, удовлетворенная тем, что навела у меня в голове смуту. Можно подумать, без
тебя тут все походило на райские кущи.
Существует еще одна теория, суть которой в том, что каждый раз мы просыпаемся в
параллельной вселенной. И если внимательно присматриваться, можно заметить
маленькие нестыковки в сравнении с прошлыми днями. Значит, каждый день мы в ином
месте и видим исключительно новых людей. Только предполагаем, что мы их знаем, а
они предполагают, что знают нас, хотя на самом деле общаются с копией копии копии.
А что, если не я, а одна из моих личностей, обитающих в параллели, узнала о Зуо и
Джонни раньше остальных?!
Да нет.
Это бред даже для меня.
Амплуа Мисс Марпл и то правдоподобнее. Хотя старой девой мне уже не быть, так что
этот вариант тоже не подходит.
Нервное состояние тем временем нарастало. Того и гляди, я бы полез в панике под
кровать, чтобы свернуться там калачиком и трястись от страха. Это унижение
следовало как можно скорее предотвратить. Если Зуо увидит меня в таком состоянии,
может ведь и разлюбить! По-моему, он простит мне все от сломанной расчески до
убийства родственника, но не слабость. Ну, хорошо, еще не простит, если я разобью
его байк. Или если что-то сделаю с его пистолетом. Или… если я его трахну.
Кстати говоря…
Я подошел к Зуо со спины и опустил руки ему на плечи. Парень, ты действительно
настолько самоуверен? И правда полагаешь, что я вообще ничего не посмею сделать,
пока ты сидишь у меня в комнате в виртуальной отключке? Зря.
Очень-очень зря.
****
«Ян, у нас проблема».
Неожиданный входящий звонок заставил парня подскочить на кровати и уже в сотый раз
пожалеть о двух вещах: о том, что он согласился подключить свой телефон к локальной
теневой сети, позволявшей каждому члену банды врываться посредством телефонии в его
личное пространство в любое время дня и ночи, и о том, что все еще не выработал
привычку снимать с уха телефон хотя бы на ночь.
— Что за проблема, Поль? — постарался Ян говорить как можно ровнее, хотя прекрасно
знал, что от этого собеседника не скрыть ни единой эмоции.
«Не надо беситься», — подтвердил подозрения шатена киллер, походивший на мумию.
— Я не бешусь, — уже менее убедительно процедил Ян сквозь зубы. — Что за проблема,
я тебя спрашиваю?
«На территорию проник ребенок. Пристрелить его?»
— Что?! Нет! Отставить стрелять, слышишь, Поль? Мы не убиваем детей! — всполошился
Ян. Опять мелкий детеныш соседей перелез через ограду? Его сюда магнитом тянет, что
ли? Пусть скажет спасибо, что Ян отклонил предложение Ника оградить территорию от
внешнего мира энергетическим барьером. Иначе на совести Тени было бы уже несколько
любопытных детей, с десяток собак и кошек и с полсотни белок.
«Точно не убиваем?» — Поль видимо решил, что ослышался.
— Ты вокруг него видишь ауру убийцы? — Это было не уточнение, а неприкрытый
сарказм.
«Нет».
— Тогда совершенно точно! Однозначно, блять.
«Неразумно».
— Знаешь, куда я хочу засунуть твое «неразумно»?
«Догадываюсь», — безэмоционально ответил Поль и отключился. Вот же стадо дикарей.
Только бы прибить кого-нибудь. И где Зуо насобирал этакие «сокровища»? На какой
распродаже дегенератов?
Ян упал на подушку, надеясь, что после столь бурного пробуждения у него все еще
есть шанс заснуть, но через мгновение понял, что звонок — не единственный сюрприз
этого утра. Почувствовав на шее чужое дыхание, он медленно повернул голову к
неожиданному гостю и аж взвизгнул:
— Че за херня?!
Рядом с ним на, к слову, одноместной кровати вольготно развалился по пояс
обнаженный Фейерверк. В ответ на отчаянный вопль Яна парень лишь едва приоткрыл
левый глаз, сонно пробормотав «еще пять минуточек».
— Какого хера ты здесь делаешь? — продолжал демонстрировать чистый фальцет шатен.
— Нечаянно прилег и вот… — пожал Фей плечами, с неохотой усаживаясь на кровати и
потягиваясь.
— Съебал!
— Прилег, — поправил Яна Фейерверк, явно еще не до конца проснувшись.
— Я говорю, съебал из моей комнаты! — с этими словами Ян в бешенстве схватил Джека
за волосы и буквально выволок его из комнаты в общий коридор.
— Сволочь, — рыкнул парень в захлопнувшуюся перед носом дверь.
— Че, обломался? — не скрыл торжества Грензентур, сидевший у противоположной двери.
— А сам-то, — хмыкнул Фей, приглаживая всклокоченные Яном волосы и поправляя
сползшие штаны.
— А я-то че? — тут же всполошился хакер. — Я тут просто так присел. Отдохнуть.
— Ты тут уже больше суток отдыхаешь, — заметил подрывник. — А в анти-френд-зоне — и
того дольше.
— Че сказал? — парень от возмущения подскочил на ноги, но все равно остался
значительно ниже Фея, так что уверенней от своей манипуляции он себя не
почувствовал. — Что за возмутительные намеки? — нахмурился он. — Мне эта швабра
даром не сда…
— Эта швабра требует покоя, — послышалось рычание за дверью, у которой «отдыхал»
хакер. — Так что завалитесь и разойдитесь!
— Тебя не спросили! — выдохнул Грензентур с явным облегчением. Раз у Эс Эф
появились силы на агрессию, значит, помощь Нэйс Пух не прошла даром. — Где хочу там
и сижу! — добавил он на всякий случай. А то вдруг его наигранное равнодушие вышло
не слишком правдоподобным.
— Меня, может, и не спросили, только вот у моей двери спорят два долбоеба, мешая
мне наслаждаться тишиной!
— Прошу прощения, но не могли бы вы вести беседу чуть тише? — из соседней двери
высунул голову сонный Райн. Он полночи провел в лаборатории Дайси-младшего и потому
жутко не выспался.
— Ой, вы проснулись! Очень вовремя! — в коридоре появилась Элла с подносом в руках.
Скорее всего она, как обычно, выискивала Тадеуса, но Фейю, Грензентуру и Райну не
повезло раньше. На подносе покоилась гора шоколадных кексов, источавших аппетитный
аромат. — Скорее угощайтесь! — блондинка, не обращая внимания на недовольные рожи
всех присутствующих, начала деловито раздавать кексы. Отказа не принимала. Тот, кто
пытался отбрехаться от угощения, тут же встречался взглядом с питбулем девушки,
который готов был порвать любого, кто посмеет испортить настроение его хозяйке.
— Шоколадом запахло? — из самой дальней комнаты, почесывая живот, вышел Аки в
красной пижаме. Выглядел он так, будто все еще спал, и лишь инстинкты шоколадомана
заставили его подняться на ноги.
— А че это так странно хрустит? — прочавкал Фей, смотря на надкушенный кекс с
подозрением.
— Ой, я такой рецепт прочитала! Закачаетесь! Секретный ингредиент — сушеные
кузнечики!
Фейерверк подавился. Грензентур, уже доевший кекс, начал яростно отплевываться,
заставив питбуля зарычать. Райн, еще не приступивший к утреннему десерту, решил,
что уже и не приступит. Лишь Аки, доев один кекс, тут же потянулся за другим.
— Отвратительная гадость, — заявил он. — Ужасно, — добавил парень меланхолично.
— Так и быть, стану вашим героем, съев все это сам, — с этими словами он забрал
поднос из рук счастливой Эллы и молча удалился в свою комнату.
— Травануть нас решила? — взбешенно выдохнул Грензентур.
— Не знаю, что за рецепт, но точно не о вкусной и здоровой пище, — поддержал хакера
подрывник.
— Да когда же вы все заткнетесь? — завопил Ян, распахнув дверь и смерив всех злым
взглядом.
«Ребенок у дома», — вновь возник голос Поля в ухе шатена. — Пристрелить?»
— Ты издеваешься? — начал орать Ян и на него. — Я же сказал, что мы не убиваем
детей!
«Никогда?»
— Никогда!
«Понял».
— Аллилуйя! А вы все немедленно расходитесь и дайте мне поспать!
— Спать? Ребята, раннее утро прошло часов пять назад. Проснитесь и пойте, —
посоветовала Джу. Судя по спортивному костюму, она только вышла из тренировочного
зала и теперь спускалась в столовую.
— Нормальные люди, проснувшись, не поют. Они матерятся, — фыркнул Грензентур.
— Что блять за очередное утро в деревне?! — еще одна дверь распахнулась и в коридор
вышла фигуристая женщина в бриджах и футболке цвета свежей зелени. — Какого хера вы
тут устроили?
— Джульетта обвиняет нас в том, что мы долго спим, — пробубнил Грензентур, тут же
стушевавшись. Агата — дама, на вид которой было лет тридцать пять, а на самом деле,
скорее всего куда больше, внушала сбивающее с ног уважение. С ней конфликтовать
хотелось меньше всего. То ли из-за того самого уважения, то ли потому что при
желании она могла убить человека и ершиком для унитаза.
— И правильно делает. На часах пол-одиннадцатого. Хер ли вы тут все ляжки тянете?!
— А сама-то? — фыркнул Фей.
— Я патрулировала всю ночь, щенок. Еще вопросы?
Вопросов ни у кого не оказалось, но и расходиться никто не торопился. Все ждали,
когда появится единственный человек помимо Шаркиса, способный «противостоять»
Агате. Он всегда появлялся вслед за женщиной, где бы она ни находилась, и
сегодняшний день не стал исключением.
— Агата, ты уже проснулась! — счастливый вопль раздался со стороны лестницы, после
чего до ушей всех присутствующих донесся стремительно приближающийся топот.
— Мать твою, — скривилась Агата, до сих пор не верящая в то, что в своем возрасте
ей приходится бегать от малолетней фанатки. — Меня здесь не было, поняли?
Все активно закивали.
Лишь женщина скрылась за дверью своей комнаты, как в коридор, чуть не сбив с ног
Джульетту, выскочила Шейла.
— Я… вроде бы слышала голос Агаты, — растерянно огляделась она по сторонам,
поправляя ремень, удерживавший за ее спиной механический арбалет.
— Тебе показалось, — пожал Райн плечами, все еще вертя в руках выпечку с
сомнительной начинкой.
— А вы здесь чего все собрались? — удивилась она, обведя взглядом присутствующих.
— Да вот… Кексами с кузнечиками травимся. Групповой, так сказать, суицид. Очень уж
настоебенила жизнь в этой всратой группировке, — замогильным голосом сообщил Фей,
при этом бросив на Яна наигранно-драматичный взгляд.
— Господи боже! — всплеснула руками арбалетчица, всегда слишком близко к сердцу
воспринимавшая любые ссоры внутри Тени. Круглая сирота достаточно быстро прикипела
к группировке в общем и к каждому человеку ее составлявшему по отдельности и без
шуток и иронии называла всех своей семьей.
— Богу на тебя плевать, успокойся, — фыркнул Грензентур.
«Ян, проблема», — голос Поля у шатена начал ассоциироваться со звуком, который
издавало стекло, когда им проводили по железу.
— Опять дети?
«Все еще. И не дети, а ребенок. Ты невнимательно меня слушал».
— И что, блять, с ним не так?
«Он проникает в здание. Пристрелить его?»
— Нет!
«Но он может нести угрозу».
— Очень, сука, на это рассчитываю! Надеюсь, он — мелкий камикадзе, который нахер
подорвет нас всех и я, наконец-то, отдохну! Понял меня?! НЕ СМЕЙ СТРЕ…
Ян осекся, рефлекторно повернувшись на тихий скрип, послышавшийся в конце коридора,
заканчивавшегося большим окном. Все остальные так же уставились на стеклянную
створку, медленно поползшую вверх. Затем так же медленно этот кто-то, пыхтя и
матерясь сквозь зубы просочился в образовавшуюся щель. И, не удержав равновесия,
плюхнулся на пол.
Ребёнком оказалась уже знакомая Яну девушка.
— Оп…ля, — протянула Мифи, отряхиваясь. — Видимо эффект неожиданности не получился?
— нервно хихикнула она, не ожидавшая такого аншлага.
— Абсолютно, — подтвердил Ян.
— Что ж… Ну я… это… К Нику. Можно мне к Нику? — протянула она, нервно переминаясь с
ноги на ногу.
— А через главную дверь зайти слабо? — продолжал ворчать Ян.
— Вдруг бы вы меня не пустили.
— Так мы и сейчас можем не пустить, — заметил шатен, поворачиваясь к столпившейся в
коридоре кучке людей. Шейла направила на Мифи арбалет, готовая выстрелить в любой
момент. В руке Райна откуда не возьмись появился пистолет с длинным дулом. В руках
Джу уже блестели кинжалы. Питбуль Эллы ждал приказа от хозяйки, чтобы наброситься
на незнакомку и порвать ее лицо в клочья. Фейерверк же вытащил из кармана штанов
маленькую палочку, на вид походившую на петарду, но по факту вряд ли ей являющуюся.
— Уберите оружие. Она своя, — выдохнул Ян устало.
«Ян, проблема. Ребенок внутри».
— Да что ты, мать твою, говоришь. Быть не может, — выдохнул парень в отчаянье. — И
это, по-твоему, ребенок? Это взрослая деваха!
«Школьница. Но если ты считаешь ее взрослой, не буду спорить. Раз она не ребенок, я
могу ее пристрелить?»
— НЕТ, МАТЬ ТВОЮ, НЕ МОЖЕШЬ! ЕСЛИ ТАК ХОЧЕТСЯ ПАЛЬНУТЬ, ВЫСТРЕЛИ СЕБЕ В ГОЛОВУ!
«Сегодня я не в настроении».
— Пристрели голубя или белку.
«Живодер».
«Блять, — подумал Ян, не понимая, за что ему все это. — Где ты, Шаркис, шляешься,
чтоб тебя?! Возвращайся и приструни свой зоопарк!»
****
Тот редкий случай, когда приходится игнорировать инстинкты и действовать
противоположно их рекомендациям. Ты проходишь в «Белый куб», ощущая себя едва ли
лучше, чем днем ранее на гребаном карнавале. Только вместо десятка дул на тебя
нацелен взгляд человека, встречи с которым ты ожидал меньше всего.
— Чувствуй себя как дома! — советует Фелини-старший. — Располагайся, где хочешь!
Щедрое предложение, если учесть, что в белоснежной комнате три на три метра нет
ничего кроме двух дебильных кресел-мешков и стеклянного столика.
— Я постою. — Ты лучше вскроешь себе вены, чем сядешь в эту хреновину.
— Ты присядешь, — в голосе мужчины, на вид которому около пятидесяти,
проскальзывают еле уловимые властные нотки, от которых тебе становится не по себе.
— Ведь этот мешок я создал специально для тебя! — веселый тон не внушает тебе
доверия. Но самое страшное даже не это, а то, что ты безропотно подчиняешься,
проходишь к креслу и опускаешься в него. И вены твои все еще целы.
Дэвид присаживается напротив, являя собой само воплощение миролюбия. Седой принц в
белоснежном пиджаке, красные пуговицы которого напоминают капли крови.
— Тери знает? — по правде говоря, следует спросить о Грине и о секрете, который он
утаивал от тебя. Но вопрос сам срывается с губ.
— Знает ли он, что я заперт в белом кубе? — улыбается мужчина. — Конечно. Об этом
знает каждый, кто хоть немного изучал законы виртуалии.
— Он знает, что не так уж вы тут и заперты? — хмуришься ты.
— Ах, это, — Фелини-старший, закинув ногу на ногу, начинает барабанить пальцами по
колену. — Мальчик мой, иногда отсутствие некоторых людей в определенный период
твоей жизни может здорово стимулировать.
— К чему?
— К саморазвитию.
— Ваш сын и так достаточно развит.
— Матерь вселенной, это что же сейчас было? Комплимент из уст Шаркиса? Ты
отличаешься от своего отца даже больше, чем я думал! — смеется Фелини.
— Вы знаете моего отца? — напрягаешься ты. Мужчина, ухмыляясь, наклоняется к тебе
ближе:
— Даже лучше, чем ты думаешь.
Сперва Джонни, теперь еще и это. Бессовестно много совпадений, концентрация которых
делает их все менее правдоподобными.
— Но ты ведь здесь не по этой причине, верно? Тебя привело кое-что другое, —
мужчина откидывается на мягкую спинку дурацкого белого кресла и в его руках
появляется черный лист бумаги, идентичный тому, что ты получил в конверте от
курьера АнвуНуар.
— Как так вышло, что вы связались с Грином, но не с собственным сыном?
— настаиваешь ты на своем. Внутри тебя клокочет ярость. И обида. Тебя это все
вообще не касается, но ты все равно злишься и сам не понимаешь, в чем же причина.
Дэвид смотрит на тебя очень внимательно, выдерживая долгую тягучую паузу:
— Правда, так его любишь? — не скрывает удивления мужчина. — Поразительно. Я,
конечно, верил в лучшее, но готовился к худшему. Ты удивил меня уже тогда, когда
вернулся к нему. А тут еще и такая искренняя обида за моего мальчика, — выдыхает
Фелини, и по его тону ты не можешь понять, то ли он действительно рад, то ли
разозлен, то ли издевается. — И все же я предполагал, что ты серьезный парень и
знаешь, когда выгоднее обратиться к разуму, а не поддаваться эмоциям. Сейчас не
лучшее время для внутрисемейных дрязг, ты не согласен?
Здесь он прав. Надо сконцентрироваться. Слишком сильная эмоциональная встряска с
утра пораньше выбила тебя из колеи, но теперь следует взять себя в руки. Ты уже не
мальчишка. На кону слишком многое. Злость подождет.
— Так что такого важного скрывает Яказаки? — резко переводишь ты тему разговора,
хотя ярость и не думает отступать. — И почему Грин решил доверить эту тайну именно
мне?
Десятки вопросов иного рода тем временем крутятся в голове. Почему Фелини-старший
скрывается от сына и семьи? Как он нашел выход из белого куба? Почему связался с
Грином? Какое он имеет отношение к бандам Тосама и что, черт побери, его объединяет
с твоим отцом?
— Грин доверился тебе, потому что ты единственный, кто был этого достоин. А тайна
тривиальная, — пожимает Фелини плечами. — Я бы даже сказал, скучная, — он
замолкает, ожидая твоей реакции. Ты терпеливо ждешь. Удивительно, как они похожи с
Тери. Что стар, что млад, две здоровенные занозы в заднице. Странно, тебе до этого
самого момента казалось, что насекомое не особенно близок с отцом. Так почему они
так похожи? Настолько сильные гены? Или есть что-то еще, о чем ты не знаешь? Хотя…
Если вдуматься, ты о Тери знаешь не так уж и много. Эта мысль тебя злит больше
прежнего.
— Он умирает, — выдыхает мужчина, и до тебя с запозданием доходит, что говорит он о
Яказаки.
— И все? — действительно тайна скучная. Но новость нельзя назвать плохой. Чем
быстрее японец уйдет в мир иной, тем скорее ты воплотишь свои амбициозные планы в
жизнь.
— Он умирает, но это не значит, что он с этим смирился, — продолжает Дэвид тянуть
кота за хвост, выдавая информацию малюсенькими порциями. — У Яказаки редкое
генетическое заболевание, которое можно было бы вылечить пересадкой органов. Но вот
проблемка, другое его генетическое заболевание не дает его организму приспособиться
к новым органам, как биологического типа, так и технологического. Через пару
месяцев все отторгается. Идеального донора нет. Его тело спасти невозможно. И
постоянными операциями он лишь оттягивает неминуемое. Он и сам прекрасно это знает.
Догадайся, как же он, будучи в столь непростом положении, решил себя спасти?
— Если не тело, значит разум. Он… Он ведь может умереть, будучи в виртуалии, и
тогда в какой-то степени выживет, — предполагаешь ты.
— В точку. Выживет. Вот только окажется запертым в Белом кубе и будет коротать в
нем целую вечность. Так себе альтернатива, не находишь?
— Предположим. Тогда что?
— До Яказаки дошел слушок о произошедшем полгода назад. О ПКО-вирусе. О детях. Но
самое главное, до него дошла информация о Лисе — некоем хакере, которому по плечу
абсолютно все, — подмигивает тебе мужчина. — Мы-то с тобой знаем, что все далеко не
так. Но попробуй в этом уверь Яказаки. Для него Лис превратился в идею Фикс. В
мессию, который дарует ему бессмертие.
— Выходит, Тери в опасности?
— Мы все в опасности. Но мой сын — в первую очередь. Он всегда любил находиться в
центре внимания. Это у нас с ним семейное, — пожимает Дэвид плечами. — Благо, пока
Яказаки не знает, кем же является Лис, но всему свое время.
— Не знает? — удивляешься ты. — Но Томо, его сын, достаточно явно дал мне понять,
что он в курсе, кем является человек рядом со мной. Как же вышло, что его отец…
— А ты тоже все рассказываешь своему папочке? — на этот раз в голосе Фелини-
старшего прослеживается нескрываемая издевка и тебе стоит больших усилий, чтобы не
сорваться с места, не повалить отца насекомого на пол и не начать бить кулаком по
его идиотской самодовольной ухмылочке. — То, что Томо, в отличие от тебя, не
вырвался из-под влияния своего отца, не означает, что он этого не хочет. Он ведь и
Грина прикрывал, пока мог, рискуя собственной жизнью.
— Значит, чтобы решить проблему, мне надо спрятать Тери от всего мира и ждать, пока
Яказаки подохнет? — приходишь ты к выводу.
— Нет-нет-нет, не надо! Мой сын готовит грандиозный сюрприз. Нельзя его сейчас
прятать! — смеется мужчина. — Да и не получится спрятать. Думаешь, если изолируешь
его от всего живого, то поможешь ему? Уверяю тебя, это станет началом конца.
— Что еще за сюрприз? — Пальцы сжимают куски дурацкого кресла, норовя его порвать.
— Всему свое время, Зуо. А сейчас, — Фелини смотрит на белоснежные наручные часы.
— Наше время вышло. Не могу я так долго удерживать кого-то в своем кубе. Виртуалию
не переиграть.
Почему-то эта фраза кажется тебе знакомой. Будто бы ты уже когда-то где-то ее
слышал.
— И это радует, — вырывается из тебя само собой. — Я скажу ему, как вольготно вы
здесь расположились, пока он льет по вам слезы, — обещаешь ты, направляясь к
появившейся в белом пространстве прорези.
— Не скажешь, — качает Дэвид головой. — Еще рано.
— Вы мне не помешаете.
— В прошлый раз ты говорил то же самое.
— В прошлый?
Вместо ответа Дэвид щелкает пальцами, и уши твои пронзает противный писк. Ты
жмуришься, а когда распахиваешь глаза, оказываешься на главной улице Этруса. Ты
помнишь о Яказаки. Помнишь о его тайне. Помнишь об опасности, грозящей Лису.
Единственного, чего ты не помнишь, кто тебе об этом рассказал.
****
Полгода назад…

Руки все еще дрожат. Пальцы сжимают рукоять трости. Сердце бьется как бешеное. Тебе
стоило большого труда выбить разрешение попасть к нему в палату. Врачи сказали, что
его состояние стабильное и жизни ничего не угрожает, но ты все еще испытываешь
какой-то животный страх от осознания, что мог его потерять. Стоишь у его кровати,
хотя это приносит тебе невыносимую боль. Смотришь, как его грудь то едва заметно
приподнимается, то так же неуловимо опускается. Он выглядит почти безмятежным.
Жаль, когда он очнется, от умиротворенного выражения лица не останется ни следа.
Внезапный входящий вызов от неизвестного номера заставляет тебя вздрогнуть. Без
раздумий сбрасываешь его, но через секунду он повторяется. После второго сброса
наступает затишье. Кто бы это ни был, тебе сейчас не до разговоров. Но тот, кто
пытается до тебя дозвониться, видимо считает иначе. Третий вызов не заставляет себя
долго ждать, только в этот раз твоя попытка сброса оказывается безуспешной. Вместо
того чтобы отклонить вызов, телефон почему-то его принимает.
— Вот так значит ты ведешь себя с будущим тестем? — слышится возмущенный мужской
голос.
— Вы не туда попали, — рычишь ты.
— Туда-туда, Зуо Шаркис, — слышится смех, — мы не знакомы, но я спешу это
исправить. Я Дэвид Фелини, отец мальчика, у кровати которого ты стоишь прямо
сейчас.
— Тери в бреду что-то говорил о вашей помощи и кажется о том, что вы попали в Белый
куб, — произносишь ты, чувствуя, что начинаешь нервничать. К знакомству с
родителями ты сейчас готов меньше всего.
— Все так, как он сказал, но не так плохо, как кажется, — соглашается мужчина. — Но
рассказывать долго, а у меня мало времени. Как бы я ни был умен, виртуалию не
переиграть. Сделай для меня два малюсеньких одолжения. Первое: надень свой телефон
на ухо моего сына. Всего на пару секунд. Сможешь?
— Да, — почему-то тебе эта ситуация не нравится. Что-то в ней не так. Или ты просто
устал и готов видеть врага в любом?
Так или иначе, ты снимаешь телефон и приставляешь пластину к уху Фелини-младшего.
Через мгновение ты слышишь еле различимый писк из динамика. Интересно, что бы это
значило?
Когда писк затихает, ты вновь надеваешь телефон на ухо.
— Спасибо, — благодарит мужчина. — Это было необходимо.
— Что именно?
— Пока тебе знать об этом не обязательно. Лучше сразу перейдем ко второму
одолжению. Ты слушаешь внимательно?
— Да.
— Уходи.
— Что? — тебя прошибает пот.
— Уходи, говорю. И не возвращайся.
— Нет.
— Разве ты не понимаешь, как твой стиль жизни опасен для него?
— Он тоже не святоша.
— Ты не сможешь его защитить. Сегодня ты это доказал. Ты слабый, излишне
самоуверенный, высокомерный ребенок, который вбил себе в голову, будто бы он
всесилен. Но это не так. Ты лишь мальчик, играющий в войнушку со взрослыми и не
понимающий, когда стоит остановиться, чтобы не получить по башке.
— Я… — ты еле выдавливаешь из себя слова, тратя нечеловеческие силы на то, чтобы не
сорваться, — защищу его. Больше такое не повторится, — настаиваешь ты, чувствуя,
как к горлу подкатывает ком. Сука, в его словах есть зерно истины, но… Блять.
— Такой же эгоист, как и отец. Яблочко от яблони… — вздыхает мужчина, заставляя
тебя заскрипеть зубами. Бьет по самому больному, скотина. — Твоя упертость мне
импонирует. Но сейчас тебе придется уйти.
— Я сказал, нет.
— Воспринимай это, как благородное желание защитить его от себя. Поверь, ему сейчас
это нужно.
— Нужно, чтобы я ушел? Чушь.
— С эмоциональной точки зрения — чушь. С точки зрения прагматизма — лучший
катализатор для самосовершенствования. Чему жизнь меня научила, так это тому, что
таким людям, как он… и я, нам необходима эмоциональная встряска. В состоянии
стресса мы способны на многое. В состоянии длительного стресса — на все.
— Я не уйду, — повторяешь ты как заведенный.
— Придется.
— Нет - значит, нет.
— Тебя рядом с ним не будет. По моим расчётам ему потребуется полгода. Затем, если
ты действительно его любишь, так и быть, можешь вернуться. Хотя лично я не особо в
тебя верю.
— Вы меня не остановите.
…Пронзительный писк на мгновение глушит тебя, ты жмуришься, а когда распахиваешь
глаза, замечаешь, что Фелини пришел в себя.
— При… вет… — выдавливает из себя насекомое, выглядя дезориентированным. Видимо
усиленно соображает, где же он находится. А ты смотришь на его бледное лицо, и в
висках пульсирует единственная мысль: это ты во всем виноват, это ты не смог его
защитить, ты слабый и не заслужил быть рядом с ним. Надо уходить. Уходить, чтобы
спасти его.

========== Четвертые небеса Рая: 39. Абсолютное счастье ==========

Кофе — напиток, известный людям издревле. Жидкая бодрость, обещавшая даже самое
паршивое утро пусть и чуточку, но преобразить. Историю возникновения кофе до сих
пор покрывал саван таинственности. Но самая распространенная версия его
возникновения опиралась на коз. Да-да, вы не ослышались. Кроме того, в любой
таинственной истории, балансирующей на тонкой грани между мифом и бредом, должен
присутствовать вполне конкретный персонаж, потому что абстракция никогда и никому
доверия не внушала. Кофейная легенда не стала исключением из правил. Некий пастух
Калдим (или Калди, или Кальдий — версий имени персонажа столько же, сколько
вариаций самой легенды) заметил, что его козы, употребив в пищу то ли ягоды с куста
(по одной версии), то ли его листья (по другой), впадают в возбужденное состояние.
Пастух, пораженный таким эффектом, поделился своим наблюдением с монахами. Те
окрестили кофе «Чертовым напитком», но позже прониклись им, поняв, что с его
помощью могут молиться чаще и усерднее. Так животное, являвшееся символом Сатаны,
привнесло в мир напиток, ассоциировавшийся с Сатаной, и позволило верующим активно
благодарить Бога за подарок, видимо, Сатаны.
Третья Мировая Война существование кофе поставила под сомнение, как поставила под
сомнение существование вообще всего живого на планете. Плантации кофе горели огнем
атомных бомб, превращались в пепел под влиянием биологического оружия, разрастались
в ядовитые сорняки благодаря радиации. Но когда жалкие остатки населения планеты
начали вставать на ноги после пережитой катастрофы, кофе неожиданно оказался в
списке продуктов, подлежавших первостепенному восстановлению. Да, поствоенный
напиток отличался от того, который люди употребляли до Третьей Мировой и даже не
подозревали, насколько ценным он окажется много позже. Но кофе все же оставался
кофе. Один везучий предприниматель в пустыне, появившейся на месте кофейной
плантации, нашел каким-то чудом сохранившийся один-единственный кофейный боб,
который принято называть зерном. А дальше в дело пошли клонирование и
синтезирование, перечни химикатов весом в несколько гигабайт и эксперименты на
животных. В основном — на козах. Иронично.
Клонированные козы ели клонированный кофе и дохли после его употребления только
первые пятнадцать лет. А на шестнадцатый — ушлый предприниматель, уже потерявший
значительную часть своего состояния, а с ним и разума, добился-таки своего. Вернул
все до единой потерянные купюры и приумножил их, став кофейным монополистом.
Радовался своему статусу он, правда, недолго. Слабый разум окончательно дал течь.
Накормив животных одним из своих новых синтетических кофейных концентратов, еще
только ожидавших подтверждения своей удобоваримости, старик зашел в комнату к
перевозбужденным животным и был затоптан ими насмерть. Козы умерли немногим позже.
От инфарктов. Концентрат оказался слишком концентрированным и в продажу так и не
ушел. Но тот кофе, что предприниматель разработал до своей кончины, продавался в
магазинах Тосама и остальных сорока трех городах мира и по сей день.
Ян уже минут пятнадцать страдальчески наблюдал за тем, как старая кофемашина,
кряхтя, как девяностолетний старик, пытается заполнить его чашку темно-коричневым
напитком. Хотя складывалось впечатление, будто бы машина в нее кашляет. Обычно Ян
варил себе кофе в турке, но месяцы запоев изменили некоторые привычки парня.
Например, теперь он обращался к помощи кофемашины, а его излюбленным кофейным
топпингом стал коньяк.
Работать по прямому назначению у кофемашины выходило с переменным успехом, потому
сейчас единственным, что ассоциировалось у парня с Сатаной, оказался не напиток, не
несчастные козы, когда-то его открывшие, а только чертов механизм, не желавший
выполнять единственную функцию, для которой его создали. Следовало присесть Нику на
уши и заставить его починить чертову железяку. Либо присесть на уши Зуо и заставить
его купить в логово Тени новую кофемашину. Даже зная, что ее можно заказать через
Виртуалию, шатен не упустил возможности пофантазировать на тему шаркисовского
шоппинга. Вот Босс заходит в один из магазинов техники, которых в Тосаме из-за
высокой конкуренции с сетевыми маркетами осталось не так уж и много. Идет между
стеллажами, забитыми техникой последнего поколения. С сосредоточенным видом
вчитывается в характеристики. А затем к нему подходит продавец, спрашивает
привычное: «Хотите выбрать что-то конкретное?» — из-за чего социопат психует и
устраивает в магазине локальный Ад. А потом возвращается в особняк Дайси и
устраивает локальный Ад для Яна. Кофемашину шатен скорее всего не получил бы, но
игра на нервах Шаркиса стоила свеч!
Картина забавная, но Яна она, вопреки ожиданиям, не развеселила. Сейчас ему
казалось, что уже ничто и никогда не поднимет ему настроение. Что он будет плавать
в озере печали до самой своей смерти, а может, и после нее. И когда он успел так
красиво похерить свою жизнь?
«Ян», — неожиданно раздалось в ухе, заставив парня подскочить на месте. А шатен так
надеялся, что лимит бесед с Полем на сегодняшний день закончился. Не тут-то было.
— Что еще? — выдохнул он, стараясь в интонацию вместить все то раздражение, которое
испытывал на данный момент.
«Не знаешь, когда вернется босс?»
— Понятия не имею, — поморщился Ян. — Он передо мной не отчитывается, — Шаркис не
отчитывался вообще ни перед кем, бесконтрольная скотина. — А что? Что-то случилось?
«Нет, за исключением того, что в наш штаб проник посторонний ребенок», —
послышалось нудное.
— Я же сказал, что все в порядке.
«Я обязан доложить», — в голосе Поля появилась настойчивость.
— Сам скажу Зуо, как он приедет.
«Я обязан доложить», — с напором повторил снайпер и отключился.
— Вот сученыш! — скрипнул зубами Ян, на самом деле сейчас злясь далеко не на Поля.
Он сам просрал авторитет, предавшись алкогольному угару. Возвращать уважение Тени
шатену только еще предстояло. Сейчас же его воспринимали, как субъекта привычного,
но бесполезного. Это бесило. Но не было несправедливым.
Только Ян оперся локтями на кухонную столешницу и продолжил было гипнотизировать
кофемашину, которая Почти справилась со своей задачей, как его одиночество вновь
поставили под сомнение.
— Какой потрясающий запах! — неожиданный возглас за спиной пробудил инстинкты Яна
раньше, чем мозг. Парень, еще не сообразив, что именно делает, резко развернулся,
направив удар ноги аккурат в голову человека, который посмел подобраться к нему со
спины. И удар достиг бы цели, если бы его не парировала, поймав ногу парня за
щиколотку, вторая персона, так же оказавшаяся на общей кухне теневого логова.
Лео, не смутившись тому факту, что ему только что чуть не сломали челюсть, подошел
впритык к кофемашине и втянул носом аромат свежего кофе. Аш, поймавшая ногу Яна,
расцепила пальцы, лишь убедившись, что шатен узнал их и не собирается произвести
повторный удар.
— Вы когда вернулись? — не скрыл Ян удивления. Лео и Аш еще месяц назад уехали в
Спэрктас по заданию Шаркиса, которое он, естественно, никому не раскрывал. Даже
Яну, ощущавшему по этому поводу невероятную обиду.
Спэрктас — самый северный город планеты, оставался одним из наиболее невзрачных и
маленьких. В сравнении с Тосамом он составлял лишь десятую его часть по площади и
двенадцатую — по населению. И если Тосам считали городом дождей, то Спэрктас
предпочитали величать не иначе как городом Не Эфемерной Зимы, так как дома и улицы
его сковывала вечная изморозь, а снег таял лишь в единственную неделю «лета»,
выпадавшую обычно на середину ноября. В этом городе не было ничего особенного. Ни
великих умов, ни новых разработок, ни полезных ископаемых. Так что там понадобилось
Шаркису?
— И тебе доброе утро! — улыбнулся Лео, продолжая обнюхивать кофе.
— Если хочешь, забирай, — кинул Ян, наблюдая странную картину.
— Нет, спасибо, — покачал парень головой. — Обожаю его запах, но терпеть не могу
сам напиток, — заявил он, нервно поглаживая прямоугольные лацканы белого пиджака.
Кофемашина кашлянула в очередной раз и в чашку упала последняя пара капель
обжигающего напитка.
— Шаркис здесь? — вступила в разговор Аш, не любившая тратить время на любезности.
И опять Шаркис. Всем нужен только он.
— Нет, — покачал Ян головой.
— Тогда где он?
«В Аду натачивает вилы».
Ян мог отследить передвижение Зуо в любое время в любом месте, но не собирался
рассказывать об этом абы кому. Особенно бывшим врагам, которым Шаркис не только
любезно разрешил примкнуть к Тени, но и доверил задание, суть которого не раскрыл
даже своему лучшему другу. Кроме того, Яна не устраивала роль секретаря Шаркиса. В
Тени не все понимали, что шатен — не очередная завербованная Зуо пешка. Он был с
ним еще тогда, когда о группировке Шаркис мог только мечтать, когда он еще ничего
из себя не представлял и не имел веса в определенных кругах, и шатен надеялся, что
это для Зуо еще что-то значит.
— Понятия не имею, — пожал Ян плечами, извлекая чашку из кофемашины и делая один
небольшой глоток. Приятная горечь порадовала вкусовые рецепторы. Но… Без коньяка
однозначно не то.
— Как увидишь, сообщи ему, что мы вернулись и у нас есть новости, — бросила Аш. — А
пока нам стоит отдохнуть. Дорога выдалась тяжелой, — заявила она, разворачиваясь и
направляясь к выходу из кухни. И Ян только теперь заметил, что девушка хромает, а
ее левая рука перебинтована от запястья до самого плеча.
Ему очень хотелось сообщить противной парочке, что он, между прочим, правая рука
Зуо, а вовсе не его прислуга. Но предпочел промолчать, понимая, что «правая рука»
звучит слишком громко для человека, который понятия не имеет о задании Лео и Аш.
Понятия не имеет о большей части заданий, получаемых от Шаркиса членами
группировки. Оно и немудрено. Ян в последнее время и сам не особо интересовался
ситуацией.
— Дорогая, подожди меня! — Лео, в последний раз втянув в себя аромат кофе,
источаемый чашкой Яна, поспешил за грудастой наемницей, параллельно признаваясь ей
в любви. А раньше постоянно делал предложение руки и сердца. Теперь, впрочем,
необходимость в этом отпала. Об этом красноречиво намекнули Яну одинаковые кольца,
красовавшиеся на безымянных пальцах парочки.
«Добился-таки своего», — подумал Ян с легкой тоской. Без алкоголя в крови его разум
становился слишком острым и колким. Мозг нещадно фильтровал любую получаемую извне
информацию и использовал ее исключительно против Яна. Взять тех же Лео и Аш. Кибер-
гений и убийца. Когда и где вы успели найти точки соприкосновения? Почему решили
идти по жизни рука об руку? Что может быть общего между худощавым парнишкой,
способным ради веселья устроить кибератаку на полицейский участок, и девушкой,
готовой за n-ую сумму денег выпустить в задницу твоего бывшего целую обойму?
На самом деле Яну было глубоко плевать, как сошлись Аш и Лео. Куда больше его
волновало, почему спустя столько времени и пережив вместе и огонь, и воду, и медные
трубы, они так и не нашли общего языка с Глоу. Какого черта у всех вокруг все
ладилось, пока Ян оставался по горло в эмоциональном говне. Даже Шаркис… Даже
гребаный психопат Зуо нашел себе человека, прекрасно уживающегося с его заебонами.
Ян в этом плане был куда проще. Может, потому у него ничего и не выходило? Слишком
простой? Слишком скучный? Слишком добренький для того, чтобы его любили? Говорят
же, что любят не из-за чего-то, а вопреки. А если этого «вопреки» нет, значит и
любви ты не достоин? Так, получается?
А кофе без коньяка все же совсем не то, что нужно.
Парень прошел к дальнему кухонному ящику и уставился на дверцу, отделявшую его от
бутылки горячительного, хранившегося в двойной стенке. Алкогольных заначек у шатена
по всему дому насчитывалось не меньше десятка на случай, если кто-то из Тени
захотел бы насильно вывести Яна из запоя. С одной стороны он понимал, что впервые
за долгое время трезв как стекло и без посторонней помощи вернуться к такому
состоянию у него бы вышло едва ли. С другой… Он не хотел возвращаться. Не видел в
этом смысла. Что там говорили Ник с Фейерверком? Выпьет целую бутылку и сдохнет в
собственном говне? А так ли плоха подобная перспектива? Это решило бы если не все
проблемы, то многие.
Или же…
Ян, было протянувший руку к металлической ручке ящика, застыл, не решаясь ее
коснуться. Можно сколько угодно с упоением жалеть себя, но жизнь-то продолжается. И
как бы Яну ни хотелось концентрировать свое внимание на разбитом сердце, на его
плечах лежала ответственность и иного рода. Если бы не запой, шатен сейчас не
злился бы ни на Зуо, ни на Аш, ни на Лео, ни на себя. Шаркис все бы ему рассказал,
будь он уверен в том, что Ян использует информацию правильно. Но разве можно
рассчитывать на человека, который даже в туалет ходит с бутылкой виски?
«Я сам все херю. Опять», — подумал парень, опуская руку. Следовало воспользоваться
подвернувшейся удачей и, наконец, взять себя в руки. Запой не закончится, пока
парень сам этого не захочет. Значит, пора начинать хотеть.
— Вот ты где! — голос Фейерверка заставил Яна вынырнуть из пучины самобичевания и
окунуться в пучину неконтролируемого раздражения. В последние дни этот парень бесил
больше обычного.
— Если ты тоже ищешь Шаркиса, спешу сообщить, что я без понятия, где он, — кинул
Ян, вновь принимаясь за кофе.
— На черта он мне сдался? — удивился Джек. — Я искал тебя! — эта новость шатена не
порадовала. — Элла, как понимаю, не в курсе того, что после готовки экзотической
стряпни необходимо за собой убирать? — усмехнулся подрывник, окидывая кухню
взглядом. Помещение действительно выглядело так, будто еще час назад являлось
фронтом продуктовой войны. Половину предметов на ней, включая многострадальную
кофемашину, покрывал тонкий слой муки, а сушеные кузнечики застилали собой пол,
будто ковер, издавая противный хруст в момент, когда на них наступали.
— Не в курсе. Можешь сходить и сообщить ей об этом лично, — кинул Ян, отхлебывая
кофе и вновь оставаясь неудовлетворенным его вкусом.
— Чтобы ее песик опять покусился на мои яйца? Спасибо, благодарю, обойдусь!
— рассмеялся Фейерверк. — Может, попросить Ника вывести Ди на тропу уборки?
— предложил он, осторожно обходя кузнечиков на полу, будто мины.
— Она сперва уберется на кухне, а потом пойдет стирать и развешивать на сушилке
твои кишки. Нет уж, пусть лучше все остается как есть, — проворчал Ян, желая уйти
подальше от Фейя, но чтобы при этом его поведение не интерпретировали, как бегство.
— Ладно, у меня много работы… — кинул он, не уточняя, какой именно. Вообще-то Ян не
врал. Перед ним стояла куча задач, которые следовало решить в ближайшее время.
Например, подумать, что делать с виртуальным фантомом, обнуляющим хакеров Тени. Не
факт, что шатен взялся бы за решение этого вопроса прямо сейчас… Но наличие дел
оставалось неопровержимым.
— Погоди-погоди, не так быстро! — всполошился Фейерверк. — У меня к тебе просьба!
— заявил он, подскакивая к шатену и хватая его за локоть.
— Что еще за просьба? — подозрительно прищурился Ян, лишь каким-то чудом не
расплескав кофе. Фейерверк в ответ вытащил из кармана предмет, походивший на
металлическую круглую брошь размером с ладонь, по краям которой торчали шипы.
— Я тут делаю штуковину на ДаркАтом, — сообщил он, не удосужившись уточнить, о чем
ведет речь. — Сварганил прототип, но нуждаюсь в сторонней помощи, — проговорил он,
мило улыбаясь.
— Тогда обратись к Нику. Я шарю только в компьютерном железе. А это технологии
уровня робототехники, — заметил Ян, не испытывая особого желания помогать
Фейерверку хоть в чем-то. Каждое движение парня воспринималось шатеном как непрямая
угроза. Угроза его жопе.
— А тут шарить и не надо! Мне нужен не техник, а «жертва», — расплылся в хитрой
улыбке подрывник.
— Тем более, не… — договорить, впрочем, Ян не успел, так как Фейерверк,
размахнувшись, неожиданно ударил его в грудь. Шатен устоял на ногах лишь потому,
что удар оказался несильным. Вот только вслед за ним последовали другие необычные
ощущение. Будто бы шатену в солнечное сплетение впились чьи-то когти. Ян невольно
опустил взгляд на свою грудь и не удивился, обнаружив на ней ту самую металлическую
брошь. Шипы, изначально красовавшиеся по ее краям, теперь, прорезав футболку,
вонзились в парня. Протрезвев, Ян должен был стать быстрее и сноровистей. Так
почему же сейчас замешкался? Лео он чуть голову не снес, но когда замахнулся
Фейерверк, почему он не блокировал его удар? Неужели на подсознательном уровне Ян
настолько ему доверяет? Да нет, чушь какая-то.
«Толку-то сейчас об этом думать? Тупая хреновина уже в твоей груди», — сокрушенно
подумал парень, ставя все еще не расплескавшуюся чашку с кофе на столешницу и
собираясь устроить подрывнику трепку. Вот только в ответ на его действие на
абсолютно гладкой поверхности серебристой броши внезапно появилась цифра девять,
послышался тихий писк, а за ним последовал разряд тока. Не сильный. Но неприятный.
— Что за хрень? — болезненно поморщившись, уставился Ян на Фейя. Девятка поменялась
на восьмерку, подчеркнув изменение новым писком и несильным разрядом.
— Стой, не шевелись! — скомандовал подрывник, осматривая свое же устройство. — Ага-
ага, хорошо… На сердцебиение не реагирует. На дыхание тоже. И на моргание реакция
нулевая. Замечательно. Регулировка чувствительности не нужна. Ну-ка скажи что-
нибудь! — потребовал он.
— Пошел нахуй.
— Отлично, говорить тоже можешь без последствий, — удовлетворился Фей. — А теперь
шевельнись.
— Я тебе сейчас так шевельнусь, мало не покажется, — пообещал Ян, хватая парня за
ворот рубашки и игнорируя писк и легкие разряды тока, проходящие по телу один за
другим. Джек попытался вырваться из хватки, но у него ничего не вышло. Шатен же
сжал кулак посильнее, размахнулся и… Почувствовав удар по колену, понял что теряет
равновесие. Жуткий хруст кузнечиков ознаменовал падение подрывника на пол и Яна на
подрывника. Только вовремя выставленные вперед руки позволили шатену не придавить
парня к полу, а лишь нависнуть над ним. Положение, уже знакомое до боли. Но ничего,
на этот раз Ян останавливаться не собирался. В таком положении начистить Фейю рожу
будет даже удобнее.
— СТОП! ЕДИНИЦА! ЕДИНИЦА, ЧЕРТ ПОБЕРИ! НЕ ШЕВЕЛИСЬ! — завопил Джек на всю кухню
настолько внезапно, что Ян невольно застыл.
— И что с того? — не понял он, на всякий случай послушавшись. Что этот идиот
придумал на этот раз?
— А то, что еще одно движение и ты подорвешься, — вздохнул Фейерверк с таким видом,
будто объясняет очевидное.
— Прошу прощения? — выдохнул Ян, сжав зубы.
— Эта штуковина предназначена для обездвиживания человека с последующим
вытягиванием из него информации посредством угрозы жизни, — пояснил Джек, не
торопясь выбираться из-под Яна. — Надеваешь ее на жертву и ждешь, пока не психанет.
Как думаешь, долго ли человек сможет простоять без движения, находясь в постоянном
стрессе от того, что его жизнь на волоске? Волей-неволей язык развяжется! Классное
психологическое давление, правда же?
— Без понятия, — процедил Ян сквозь зубы. — Нахуя ты повесил это на меня?!
— Так хотел проверить, все ли работает верно. Потому и поставил возможность сделать
десять движений, чтоб наверняка! Я же не думал, что ты на меня набросишься! — начал
оправдываться Джек.
— Можно было не начинять эту хреновину взрывчаткой! — рыкнул Ян, чувствуя, что руки
начинают неметь. Положение у него было слишком неудобное, с какой стороны ни
посмотри.
— Так без взрывчатки не интересно, — поморщился Фей.
— А подорвать меня посреди кухни и смешать мои останки с ебаными сухими
кузнечиками, значит, блядь, интересно?! — начал едва дрожать от злости Ян.
— Не паникуй, — лишь отмахнулся Джек. — Сейчас я осторожно ее деактивирую, и все
будет отлично! — заверил он шатена. — Или… — протянул он с прищуром.
— Или что?! — напрягся Ян. На губах Фейя появилась нехорошая ухмылка.
— Ты ведь теперь не можешь пошевелиться, — протянул он как бы между прочим.
— И кто, сука, в этом виноват?!
— Значит, я могу делать с тобой что захочу? — задал Джек риторический вопрос,
игнорируя беснования Яна.
— Ты не посмеешь.
— У-у-у… ты очень плохо меня знаешь.
— Сделаешь что-нибудь, что меня взбесит, и моим последним движением будет падение
на тебя. И мы подорвемся вместе, — пригрозил Ян. Он сейчас находился не в том
эмоциональном состоянии, чтобы страшиться неожиданной смерти. Даже такой идиотской.
— Хочешь умереть со мной в один день? Романтично! — рассмеялся Джек, почему-то не
выглядя особенно испуганным. — Правда, с собой ты заберешь не только меня. Я еще не
рассчитал, какого количества взрывчатки будет достаточно для одного человека, но с
гарантом того, что взрыв больше никого не зацепит.
— Сколько?
— Что сколько?
— Сколько, блядь, взрывчатки в этой штуковине?
— Хм… — Джек с задумчивым видом постучал пальцем по подбородку. — Хватит, чтобы
снести пару кварталов. Плюс минус несколько домов.
Ян онемел. Помереть в расцвете сил — полбеды. Забрать же с собой добрую половину
Тени, которую Зуо так тщательно создавал…
«Блядство!»
— Сними с меня эту штуковину!
— Да не истери ты…
— Снимай немедленно и тогда, быть может, я Ничего тебе за этот ебаный цирк не
сделаю.
— Заманчиво, — оценил по достоинству предложение шатена подрывник. Добавив себе под
нос тихое «зануда», Джек коснулся броши, но вопреки ожиданиям Яна, решил на ней не
останавливаться. Парень не успел даже понадеяться, что на этом утренняя
свистопляска закончится, когда рука Джека с броши переползла на его живот.
— Я прибью тебя, — пообещал Ян с усилием. Продолжать нависать над Фейерверком без
единого движения становилось все сложнее. На лбу выступили капельки пота. Дыхание
потяжелело. От напряжения мышц руки шатена едва заметно задрожали.
— Да ты в любом случае уже запланировал прикопать меня у ближайшего дерева, —
заметил Джек, приподнимаясь и слегка прикусывая нижнюю губу Яна. — Так что мне
терять особо нечего, — протянул он, запуская руки под футболку парня и едва касаясь
кончиками пальцев его пресса.
— Прекрати сейчас же!
— Или что?
«Или у меня встанет, и два квартала будут стерты с лица земли благодаря моему
члену!»
Нет, Яну не нравился Джек. Ян его не переваривал. Но скажите это изголодавшемуся по
человеческому теплу организму. Когда смотришь порнуху, актеров ведь тоже не любишь
до боли в яйцах. Но вставать-то встает!
Касаниями живота, увы, не ограничилось. Фей и раньше казался Яну придурошным, но
сейчас он убедился в этом окончательно, чувствуя, как парень нагло лезет ему в
штаны.
— Убери ебаные ручонки!
— Ого, а у тебя большой.
— Серьезно, это нихуя не смешно!
— Погоди, я просто проверяю, — заверил Яна Джек, выуживая руку из его штанов.
— Что проверяешь? Наличие у меня члена?! Достаточно было спросить, и я бы честно
ответил, что да, есть!
— Нет, проверяю, встанет ли у меня. Я ж по мужикам никогда не фанател. Это для меня
так ново! Так сказать, неизведанные земли!
— Ну и? Напроверялся? — выдохнул Ян, сотрясаясь то ли от напряжения, то ли от
злости.
— У меня встал.
— Ч…чего? — поперхнулся шатен воздухом.
— Встал, говорю.
— Поздравляю, сука.
— Прикольно.
— Нихера это, блядь, не прикольно! Мы можем подорваться в любую секунду! Ты
ебанутый!
— Не стану спорить, — кивнул Джек и до слуха Яна донесся звук расстегивающейся
ширинки. Ширинки Джека.
— Ты что делаешь?
— Говорю же, у меня встал. Нужна разрядка.
— Прямо сейчас?!
— А чего зря время терять?
— Ты серьезно намерен сейчас вздрочнуть, пока над тобой нависает взрывчатка?! — не
поверил ушам Ян.
— Взрывы — мой фетиш. Неужели ты до сих пор не догадался? — невинно поинтересовался
Фейерверк. — Разве подобные риски не возбуждают?
— НЕТ! СНИМИ С МЕНЯ ЭТУ ХЕРОБОРУ И ДРОЧИ СКОЛЬКО ТВОЕЙ ДУШЕ УГОДНО!
— Вряд ли ты захочешь остаться на время процесса…
— Мне-то это нахера?!
— Вот поэтому я сниму «херобору» уже После того, как закончу, — ухмыльнулся Джек,
для удобства приспуская штаны и беря свой стояк в руку.
— В любой момент может кто-нибудь зайти! — попробовал Ян достучаться до Фейя.
— Да мне похер.
— И меня уже руки не держат!
— Ты выносливее, чем тебе кажется. И не беспокойся, много времени это не займет,
ведь из-за тебя мне приходится придерживаться стратегии воздержания, — сообщил Фей
с упреком, начиная дышать тяжелее.
— Сука! — в сердцах воскликнул Ян, закрыв глаза. Не стоило ему видеть такого
выражения лица Джека. Всему есть пределы, даже его терпению!
Вот только закрытые глаза не спасали. Демонстрировать свое удовольствие парень не
стеснялся, уже через минуту начиная сладострастно стонать. Лежа в сухих кузнечиках.
Со взрывчаткой над собой.
«Больная, блядь, ублюдина!» — подумал Ян, стараясь не вслушиваться в стоны и не
давать волю фантазии.
— Ах, да, да! Не останавливайся… — послышалось тихое со стороны Джека. — Сильнее,
прошу!
— Я. Ничего. Не делаю, — рыкнул Ян, держа себя в руках из последних сил.
— Но я-то представляю, что делаешь! — без стеснения заявил Джек, судя по всему
набирая темп.
«Не думай об этом, не думай об этом. ОТВЛЕКИСЬ! Этот урод тебя бесит! Возбудиться
из-за этого изврата равносильно плевку себе в лицо!» — пытался Ян вести диалог со
своим телом. Но оно оставалось глухо к его утверждениям. Напряжение, где не надо,
начинало медленно возрастать.
Писк.
Разряд тока.
Ян зажмурился и ощутил, как покалывающая боль в груди, что все это время
присутствовала благодаря шипам устройства, утихает. Парень открыл глаза и
обнаружил, что брошь отцепилась от него и теперь лежала на груди извивающегося на
полу подрывника. Фейерверк настолько увлекся процессом, что, кажется, не замечал
ничего вокруг. На броши светился ноль. Ян резко сел на колени, с облегчением
выпрямив спину и расслабив руки. Между его ног Фей все еще продолжал активно
наяривать, не стесняясь целого мира.
— Не взорвалась? — пробормотал Ян, беря брошь в руки и отрешенно смотря на предмет.
— Эта штуковина… Не взорвалась? — замешательство начал сменять гнев. Лютый гнев. Не
тот, который испытывает человек, столкнувшись с предательством. Не тот, что
чувствует жертва к своему мучителю. Не тот, что горит в сердце родителя, не
сумевшего защитить ребенка. Все это ни за что бы и никогда не описало тот гнев, что
разгорался в данный момент в Яне. Терпение лопнуло.
— Ну все, крысеныш, — прошипел парень, хватая Джека за футболку и притягивая к
себе. — Ты доигрался.
****
Стягиваешь с головы вирту-очки и оглядываешься по сторонам. Насекомого в комнате
нет, но до слуха твоего доносится звук бегущей воды. Устал ждать и решил принять
душ? Очень, блядь, вовремя.
Смотришь на часы. Тебя не было сорок минут, а кажется, будто не прошло и десяти.
Странное ощущение. Как если бы необходимая тебе информация возникла у тебя в голове
сама собой без посторонней помощи. Но такого ведь быть не может. Значит, что-то
произошло. Что-то, воспоминания о чем почему-то тебе недоступны. И это раздражает.
Будто тобой манипулируют. Управляют подобно марионетке. В таком случае, кто же
дергает за ниточки? Отец? Нет. Если бы всему виной был Шин Шаркис, сейчас бы ты
испытывал гнев, а не смятение. Можно стереть память, но не эмоции, которые все еще
циркулируют по твоему сознанию.
Что ж.
Еще одна загадка, которую будет необходимо раскрыть. В последнее время их
концентрация зашкаливает и тебя это не устраивает. Контроль, который ты так ценишь,
отсутствует напрочь. И ты уже не чувствуешь себя главной фигурой на игровой доске.
Очередная пешка, идущая по воле таинственного гроссмейстера.
Откидываешься на спинку стула и устремляешь взгляд в потолок с дурацкой надписью.
Нельзя поддаваться эмоциям. Даже если сейчас ты действуешь по воле кого-то извне,
это не значит, что ты не повернешь ситуацию в свою пользу. Иногда полезнее
подыгрывать, а не сопротивляться. Этому тебя жизнь уже научила. Осталось
подтвердить теорию практикой.
Разминаешь затекшую шею и понимаешь, что что-то не так. Касаешься пальцами кожи и
ощущаешь влагу. И ворот рубашки почему-то расстегнут. Какого хрена?
Поднимаешься со стула, выходишь в коридор и взираешь на отражение в зеркале. И
внутри тебя все начинает переворачиваться от обжигающей злости.
— НАСЕКОМОЕ, ТУПОРЫЛАЯ ТЫ БЛЯДИНА!
****
Афобофобия,
Библиофобия,
Вербофобия.
Ничего так не портит настроение, как социальные сети. Они были созданы для социума,
но по факту, его убивают. В попытке сделать людей ближе друг к другу, они
умудряются добиваться ровно противоположного. Очередная Криста выкладывает
очередной пост, в котором в очередной раз рассказывает о достижении очередных
успехов в очередном деле. Очередная мотивация, которая потерпит очередной провал. И
не важно, что Криста неделями не спит, сидит на жестких антидепрессантах и ее
успехи эфемерны. Не важно, что у Кристы в нижнем ящике прикроватной тумбы лежит
перочинный нож, предназначенный оборвать ее жизнь в особенно хреновый денек. Не
важно, что происходит на самом деле. В виртуалии Криста успешна, весела, добра и
абсолютно счастлива.
Вот только абсолютного счастья не существует.
И потому Криста страдает от какой-нибудь
Гленофобии,
Диспсихофобии,
Зевсофобии.
И делает вид, что она счастлива.
Абсолютно счастлива.
Смотрите на Кристу.
Восхищайтесь Кристой.
Будьте, как Криста.
Такими же несчастными лгунами, хранящими перочинный нож в нижнем ящике тумбочки.
Такой жизни вы себе желаете?
Но разве поймет это не слишком удачливая учительница кибернетики начальных классов,
прочитав пост Кристы? Разве усомнится в успехах девушки работяга, горбатящийся на
заводе по восемнадцать часов в сутки. Разве не поверит чужому счастью
предприниматель, только что получивший новость о своем банкротстве? Они будут
уверены, что Криста добилась всего, о чем они могли только мечтать. И добилась,
посмотрите-ка, еще и в столь юном возрасте. Восхищение перемежается с завистью,
зависть с неудовлетворенностью собой, неудовлетворенность с депрессией.
И учительница кибернетики сама не замечает, как начинает страдать атихифобией.
Работяга с завода — идеофобией.
Горе-предприниматель — какоррафиофобией.
И ведь они даже не подозревают, насколько похожими становятся на Кристу в момент,
когда их жизнь окончательно увязает в болоте. Только в отличие от нее, они не
пытаются казаться счастливыми. Потому что Криста из тех людей, кому нравится, когда
завидуют их фантазиям. А учительница, предприниматель и работяга — из тех, кто
упивается своей завистью. Вот такой чарующий симбиоз привнесли в жизнь людей
социальные сети.
Виновата ли в этом Криста? Отчасти. Виноваты ли в этом учительница, работяга и
предприниматель? Отчасти. Виновата ли в этом виртуалия? Отчасти. Все виноваты. И не
виноват никто.
Поглощённые виртуальным миром, пользователи верят в любой сливаемый туда шлак, хотя
сами врут напропалую. Каждый считает, что врет только он. И уверены, что абсолютное
счастье не только существует, но и доступно всем, кроме них. Этакая жажда
страдания. Когда ты веришь в успехи окружающих людей не чтобы порадоваться за них,
а чтобы сделать больно себе. Чтобы в очередной раз себя упрекнуть. Разочароваться.
Смешать себя с грязью. Убедиться в том, что ты настолько никчемен, насколько это
вообще возможно.
Потому что нет ничего проще, чем быть никчемным куском говна.
Группы.
Форумы.
Сайты по интересам.
И тот, кто ночами рыдает в подушку, в виртуалии сыпет утверждениями, что эмоции —
бесполезный балласт, который он давно отбросил.
И тот, кто пропагандирует целомудрие, никогда не расскажет, что делал в свои
школьные годы, чтобы заработать на пачку сигарет.
И тот, кто тратит часы на советы окружающим, как жить, понятия не имеет, что делать
с собственной жизнью.
Каждый будет уверять, что достиг абсолютного счастья, пребывая в абсолютном горе.
Так и существуем. Отравленные собственным ядом. Вымученные персонажи, которыми
хотим быть, но не являемся. Глубокие неудачники даже со счетом в банке с десятью
нулями, даже с любящим человеком под боком, даже с реализованной мечтой в руках.
Все равно не так хороши, как Криста из блога.
Все равно не достигли абсолютного счастья, которого так хотели.
Были времена, когда я тоже верил каждому написанному слову. Когда собеседники
заставляли меня чувствовать себя жалким и никчемным не оскорблениями, а лишь тем,
что они просто казались лучше меня. Они не говорили этого напрямую, но всячески это
демонстрировали «случайными» фразами, замечаниями, дружескими упреками, перемежая
их с яркими фотографиями и бодрыми аудиозаписями. Я верил и страдал от этой веры.
Думал, почему же у всех все так хорошо и почему так хреново у меня? Может, дело во
мне? Может, я что-то делаю не так? Однозначно, что-то делаю не так!
А потом у меня в голове возник вопрос: почему я верю каждому написанному слову?
Разве слова не должны быть подкреплены доказательствами?
Доверие рухнуло, после того как я взломал компы нескольких собеседников и узнал,
какие они на самом деле. Узнал, какими они сами себя не видели, но кем являлись в
реальности, от которой с таким упорством отгораживались.
И все встало на свои места.
Все врут. Но зачастую врут не намеренно, а лишь потому, что сами не знают правды.
А абсолютное счастье, таким образом, — это слепая вера в ту ложь, которую ты сам же
и придумал.
Нифига ж себе меня накрыло…
Я-то рассчитывал, что душ поможет мне расслабиться, пока Зуо бороздит просторы
виртуалии, но вышло почему-то иначе. Наверное виною всему неожиданно всплывшая в
голове история, которую я читал несколько лет назад на сайте желтой прессы. Рассказ
про то, как муж, прознав про измену жены, понял, что, либо этого не переживет он,
либо она. Он выбрал второй вариант. Разобрал душ и в его лейку поставил две
пластины: одну — с анестезирующим веществом, вторую — с ядом, который при
смешивании с водой превращался в подобие серной кислоты. Такие штуки вполне
возможно купить на улице Зеленого Смога и даже не за баснословные деньги. Как
убитый изменой муж рассказывал позже в полицейском участке, он желал, чтобы его
жена перед смертью испытала ужас, подобный тому, который испытал он сам, узнав о ее
предательстве. Но физической боли он ей не желал. Так и вышло. Женщина, получив
дозу химической анестезии, поняла, что что-то не так, лишь когда, смывая пену с
головы, обнаружила в руках собственные волосы с кровавыми ошметками из кожи и мяса.
Муж говорил, что жена кричала. Долго и протяжно. Он добился того, что планировал. А
потом пошел в полицейский участок и во всем сознался. К приезду полиции и
судмедэкспертов от женщины в ванной осталась кровавая лужа. Ее останки вычищали из
труб еще неделю. Такая вот история любви, которая теперь периодически заставляла
меня с подозрением коситься на лейку душа и ожидать, а не польется ли из нее
кислота.
Да, наверное, дело в этой истории.
Или в голографическом чате, что мелькал у меня перед глазами. Голографический
«глазок» в ванную сейчас устанавливал каждый второй. Этакая мода, жертвой которой
сознательно стала и маман, заявив, что принимать утром душ под серию любимого
сериала — то, что доктор прописал. Я тоже хотел включить что-нибудь интересное,
например старую-добрую порнушку, но в результате оказался на уже знакомом сайте
хакеров. Я туда редко заглядывал, потому что беседа там велась нон-стоп двадцать
четыре часа в сутки в течение уже нескольких лет и обсуждали обычно либо хакерские
взломы, либо новые вирусы, либо алгоритмы работы отдельных сайтов. То есть, ничего
нового. Но тут что-то глаз зацепился…
ХХХ: Челы, а че там с Лисом? Он случаем не сдох?
Одна-единственная фраза. Одна тупая фраза, подобная миллионам. Но меня она почему-
то цепанула.
И вот для таких людей я рисковал собой полгода назад? Для них я пытался побороть
ПКО-вирус?!
Красные черви проводов копошились у моих ног, стягивая лодыжки. Зеленые — вылезали
из душа и вились вокруг «глазка», проецирующего у меня перед носом переписку. Серые
— рвались из моих только зарубцевавшихся ран, заставляя меня то и дело бросать
взгляды на лазерную бритву.
YYY: Может и сдох.
ЕЕЕ: Сомневаюсь. Но я бы не сильно по нему плакал.
Не беспокойся, все впереди. Поплакать тебе еще предстоит. Вам всем. Потому что пока
вы тратите время понапрасну, пытаясь выстроить персонажа, до которого никогда не
дотянете, и достичь счастья, которого не существует, я планомерно подхожу к
выполнению своего плана. Месть, направленная на Зуо Шаркиса и его приспешников,
коснётся всех. И никакой пощады.
Вы пожалеете о каждом необдуманном слове, кинутом в мусорную бочку под названием
виртуалия. О каждом тупом решении. И может быть потом, много позже, когда исправить
ничего будет уже нельзя, вы вобьете в поисковик термин «последствия» и прочтете его
значение. Но будет уже поздно.
— НАСЕКОМОЕ, ТУПОРЫЛАЯ ТЫ БЛЯДИНА! — яростный вопль, донесшийся за дверью ванной,
заставил меня подскочить на месте, вывел из режима слепой ненависти ко всему вокруг
и вернул назад на нашу грешную землю. Я вздрогнул и рефлекторно выглянул из-за
душевой занавески, хотя и понимал, что дверь закрыта и это действие бесполезно.
— А НУ-КА НЕМЕДЛЕННО ОТКРЫЛ ДВЕРЬ! — Зуо продолжал бесноваться. Кажется, сэмпай
заметил мой маленький подарочек и тот не пришелся ему по вкусу. Странно. Я-то
думал, его это порадует!
— Не могу! — кинул я, прячась обратно за занавеску. — Я тут душ принимаю, между
прочим.
— Не откроешь дверь сам, выломаю! — пообещал Шаркис, дергая за дверную ручку.
— Мамка тебе за это спасибо не скажет, — заметил я и не думая вылезать из-под
горячей воды. Вот уж нет, я тут пытаюсь расслабиться! Или раствориться, чтобы мои
останки соскребали со стенок канализационных труб.
— Да похуй, — послышался ответ, после которого последовал сильный удар. Дверь
распахнулась, ознаменовав этим мой надвигающийся конец. — Не объяснишь-ка, Фелини,
какого хуя?! — выдохнул зло сэмпай, моментально оказываясь передо мной, хватаясь за
шторку и пытаясь ее распахнуть. Я в ответ вцепился в нее что есть мочи, не давая
сэмпаю совершить задуманное.
— Погоди, Зуо, не делай этого! — воскликнул я в отчаянии. — Я ж… голенький!
— Да хули я там не видел?! — продолжил психовать Шаркис.
Ну… как тебе сказать. Кое-чего ты все же…
Удержать занавеску не удалось, потому что Шаркис, не будь дураком, вместо того,
чтобы сражаться со мной, просто сдернул ее вниз вместе с пластиковыми петлями.
Занавеска осталась у меня в руках, теперь играя роль необъятного платья без
бретелек, взглядом же я столкнулся с алыми глазами сэмпая.
— А теперь будь добр объяснить, нахера?! — выпалил он, сейчас находясь в таком
бешенстве, что был не способен подметить несовершенства моего тела, которые мне так
хотелось скрыть. Может и пронесет…
— Хотел показать, как я тебя люблю, — пробормотал я, нервно перебирая занавеску в
руках. — Думал, тебе понравится.
Вранье, я знал, что ты взбесишься!
— И что же мне, блядь, в этом может понравиться?! — продолжал трястись от злости
Сэмпай.
— Так здорово же иметь страстного любовника! — заметил я.
— Хуевника! ИМЕТЬ действительно здорово, а вот ходить с ошейником из засосов —
полный пиздец! — выдохнул Шаркис, поворачиваясь к зеркалу, служившему дверью
шкафчика, оттягивая ворот рубашки и разглядывая «колье» из засосов, которым я его
наградил. Между прочим, я выбился из сил, пока смастерил такое «украшение»! Губы до
сих пор болят! Мне потребовалось на это около получаса. Я даже вспотел! Потому и
решил принять душ.
— Это ошейник любви! — протянул я, надеясь, что Зуо сменит гнев на милость. Забыл
только, что «милость» не входит в его словарный запас.
— Я тебя сейчас урою, — выдохнул в ответ Шаркис, хрустя пальцами.
— Разве на любовь не положено отвечать любовью?! — воскликнул я, ненароком вжимаясь
в стену и прижимая несчастную занавеску к груди.
— Хм… — как ни странно, но мои слова подействовали. — Действительно, — на губах Зуо
внезапно появилась крайне неприятная ухмылка. — Ты прав, — произнес он, протягивая
ко мне руку. И я понял: сейчас он сделает все для того, чтобы я о своей правоте
пожалел. Засада!
****
Инф сидел в маленьком кабинете и впервые чувствовал себя неуютно даже в его стенах.
Обычно небольшое помещение, больше походившее на библиотечную выемку из-за
количества вмещенных в нее книг, внушало парню покой и уют даже в особенно тяжелые
дни. Но не сегодня. А все потому, что Инф прекрасно понимал, теперь здесь
небезопасно. Теперь небезопасно на всей Улице Красного Тумана. Небезопасно ни в
одном из уголков этой чертовой планеты. И причина тому поспешила о себе напомнить.
Неизвестный входящий номер заставил телефон Инфа слегка завибрировать в ухе. Парень
вздрогнул и выронил большие игральные карты, которые нервно тасовал в руках
последние полчаса, ожидая чёртового звонка. Он и подумать не мог, что когда-нибудь
окажется в такой ситуации. Всегда был уверен, что неприкасаем. Неуязвим. Что
слишком умен и проинформирован, чтобы кто-то решился попробовать его переиграть.
Теперь он понимал, насколько ошибался.
— Чего тебе, — приняв вызов, выдохнул парень, напрягаясь. Инф настолько упивался
мыслями о своей непобедимости, что не был готов внезапно столкнуться с неприятной
правдой. Он — обычный человек.
— Это так ты приветствуешь своего брата? — послышался холодный голос.
— Двоюродного, — процедил Инф еле слышно. Он знал, что его кабинет изолирован от
окружающего мира. Каждый день утром и вечером целая команда работающих на него
специалистов осматривала помещение, равно как и все остальные комнаты дома на
наличие жучков. Последняя проверка прошла всего полтора часа назад. И все равно Инф
осторожничал.
— Какая разница?
— Можно к сути? Не хочу спустя десять лет взаимного молчания играть в дебильную
семью! — выдохнул информатор, чувствуя, как руки его едва заметно дрожат. Никогда
еще в своей жизни он не ощущал себя настолько одиноким, как сейчас. Один против
всех. И помощи просить неоткуда. Хреновый расклад, хоть ты тресни.
— Как там чувствует себя наш подопечный?
— Великолепно.
— Ты показал ему могилу?
— Да.
— И как он себя повел?
— Более чем адекватно.
— Хм… — послышалось протяжное в трубку. — Прискорбно.
— Это все?
— Нет.
— Так говори уже, Гэбриэл, чего еще тебе от меня надо, черт бы тебя побрал?! Я и
так переступил черту. Хватит меня мучать!
— Ну-ну, не бесись. Ты ведь понимаешь, что стоит на кону, — послышалось спокойное.
— И к тому же… Разве тебе в новинку предавать людей?
Несколько карт, вернувшиеся в руку Инфа, превратились в скомканные шарики.
— Все совершают ошибки, — прошептал он еле слышно.
— Да. Все. И Шин Шаркис хочет, чтобы ты совершил еще одну.
Комментарий к Четвертые небеса Рая: 39. Абсолютное счастье
Афобофобия — боязнь отсутствия фобий
Библиофобия — боязнь книг, библиотек
Вербофобия (логофобия) — боязнь слов
Гленофобия — боязнь взгляда куклы
Диспсихофобия — боязнь сойти с ума
Зевсофобия — боязнь богов, злых духов
Атихифобия — боязнь неудачи, провала
Идеофобия — боязнь идей, мышления
Какоррафиофобия — боязнь поражения

========== Четвертые небеса Рая: 40. Батавские слёзки ==========

— Привет.
— Привет.
— Занят?
— Не представляешь, насколько.
— А что делаешь?
— Наказываю.
— О-о-о, какое совпадение, — обрадовался Ян, в это самое время удерживая голову
Фейерверка под водой. Брызги, поднимаемые сопротивляющимся подрывником, приятно
холодили кожу, блестя на солнце, будто тысячи бриллиантов. Плеск воды звучал,
словно приятная музыка, которую часто включали тренеры по йоге. И волосы у Фейя
оказались такие мягкие. Касаться их, топя парня, было одно удовольствие. И почему
Ян не додумался до подобного времяпрепровождения раньше? На душе сразу стало так
хорошо и спокойно, как если бы весь скрупулёзно накопленный Яном негатив, выходил
из него вместе с остатками воздуха из легких Джека.

За все время пребывания Тени в особняке Дайси, бассейном, что располагался на

обширной территории позади дома, пользовалась разве что Элла. Иногда по утрам она
вытаскивала найденный в огромном подвале особняка шезлонг, облачалась в ядовито-
розовый, ядовито-зеленый, ядовито-голубой, какой-угодно-но-обязательно-ядовитый
купальник, выгодно подчеркивающий достоинства девушки, и вооружалась зеркалом для
загара. Порой она могла провести у бассейна целый день, лишь изредка погружаясь в
подсвеченную разноцветными неоновыми лампами теплую воду. С одним лишь «Но». У
бассейна Элла загорала исключительно в пасмурные дни. Лишь тучи заволакивали
небеса, и поднимался штормовой ветер, кренивший деревья к земле, и девушка была тут
как тут. Объясняла она это просто: «Если загорать у бассейна на солнце, то кожа
слишком сильно меняет цвет. Совсем не так, как она ее меняет, когда я загораю на
балконе! Представляете?» Никто на это высказывание не решался рассказать девушке
правду о том, что дом Дайси окружало невидимое защитное поле, которое не пропускало
сквозь себя ультрафиолет, а значит, ни о каком загаре не могло идти и речи, и кожа
твоя не просто меняла цвет слабее… она не меняла его вообще. Понять, на черта Элле
зеркало для солнца без этого самого чертового солнца тоже никто не пытался. И к
чему крем против загара, который на себя блондинка выливала по тюбику за раз, также
оставалось загадкой. Задавать же ей вопросы по этому поводу, как, впрочем, и по
любому другому поводу, не имело смысла. Элла в любом случае нашла бы только ей
ведомую причину, в которой без бутылки не разобрался бы вообще никто.

Да и питбуля ее раздражать никому не хотелось.

Пусечка, как называла собаку девушка, оставался самым очаровательным песиком со

своей хозяйкой и абсолютным воплощением Сатаны с любым другим живым организмом на
планете. Да и с мертвым тоже. Купированные уши Пусечки всегда стояли торчком, а
каждый раз, когда он начинал скалиться, многочисленные шрамы на морде становились
выразительнее, давая понять, что эта собака повидала жизнь и получила от нее
качественный подсрачник. Элла как-то поделилась с Яном, что выцарапала собаку из
подпольного клуба, в котором животных стравливали друг на друга. Ей тогда поступил
заказ на одного из собачьих тренеров. От мужчины Элла избавилась легко, как и от
большинства зевак, по неудачному для них стечению обстоятельств оказавшихся в тот
день на собачьих боях. Пристрелила она и несколько бойцовских псов, решивших
броситься на милую убийцу. Но вот Пусечка нападать на нее не стал. Элла считала,
что причина крылась в некой паранормальной связи, что возникла между ними в тот
особенный день. Что они с этим псом оказались родственными душами. А вот тот факт,
что питбуль в том бою проиграл и лежал в луже собственной крови, ей ни о чем не
говорил. По причине все той же мифической связи Элла тогда забрала пса с собой и
выходила его. Так же она признавалась, что терпеть не может животных, потому что от
них много шерсти и грязи. Но о своем поступке в плане Пусечки она не жалела. Со
своей собаки она пылинки сдувала: только лучший корм, плановая проверка у
ветеринара каждые первые выходные месяца, каждодневные тренировки, а разнообразию
гардероба Пусечки позавидовала бы и светская львица. Питбуль постоянно расхаживал
по логову Тени то в собачьем фраке, то в классическом костюме, то с огромными
бантами на шее, блестящими бисером. Самое странное сочетание, которое когда либо
видел свет. Питбуль смиренно терпел любовь хозяйки и в знак благодарности готов был
разорвать на куски лицо любого, на кого укажет наманикюренный ноготок Эллы. И банты
с бисером ему в этом ничуть не мешали.

Сегодняшний день в Тосаме выдался солнечным. На востоке, правда, сливались с

горизонтом густые черные тучи, то и дело испещряемые фиолетовыми искрами молний.
Они походили на фотомодель, оказавшуюся под градом фотовспышек. Но если тучи и
двигались в сторону города, то должны были его накрыть не раньше, чем через пару
часов. Значит и Эллу до этого времени у бассейна ждать не стоило. Зато загляни кто
сюда пятнадцатью минутами ранее, и этот кто-то смог бы пронаблюдать, как высокий
шатен, использовавший вирту-очки в качестве ободка, волочет за собой к бассейну
красивого темноволосого парня. Так же этот кто-то заметил бы, что красавчик не
особенно сопротивляется, явно намеренный смиренно принять все тягости, которые для
него подготовила сучка-карма.

— Знаешь, у близких подружек бывает синхронизация менструальных циклов. А у нас с

тобой, получается, синхронизация по наказаниям. Вот что значит настоящая дружба!
— бодро заявил Ян, резко выдергивая за волосы голову Джека из воды, давая парню
возможность сделать единственный судорожный вдох, а затем вновь окуная его в
бассейн. Кристально чистая благодаря круглосуточно работающим нано-фильтрам вода
вновь пошла рябью, красиво переливалась. Еще красивее смотрелась тупая башка
подрывника, дёргающаяся в ее толще.

— Кого наказываю я, очевидно. И даже нет смысла спрашивать о причинах: они всегда
найдутся. Но у тебя-то что? — послышался абсолютно спокойный голос босса Тени.
Таким голосом мог бы рассуждать о хорошей погоде довольный жизнью филантроп,
накануне пожертвовавший кругленькую сумму в очередной детский дом, а теперь
коротавший вечер за бокальчиком хорошего вина. Но Шаркис оставался равнодушным как
к алкоголю, так и к бедным сироткам. И довольство жизнью в список его хобби не
входило. Спокойный голос в его случае никогда и никому ничего хорошего не сулил.

— Да приходится тут преподавать урок этикета одному назойливому типу, — выдохнул
Ян, прекрасно понимая, что Зуо задал вопрос, не особо заинтересованный в ответе на
него.

— Ты пьян? — а вот на этот вопрос Шаркис ответ услышать явно хотел.
— Нет. Трезв, уверяю, — поспешно ответил шатен.
— Хорошо, — в голосе босса Тени послышалось едва различимое облегчение. — Таким и
оставайся. А то кто знает: возможно, в следующий раз отрезвлять тебя будут уже не
нанороботами, а пулей в лоб.

— Очень смешно, — нахмурился шатен, шумно сглатывая. Конечно же, это было нихера не
смешно хотя бы потому, что и на шутку не сильно тянуло. — Я тебе звоню по другому
вопросу, — постарался Ян перевести тему разговора до того, как в его голове
зародятся размышления о том, какова вероятность его скоропостижной смерти от руки
Шаркиса. Дружба дружбой, но не стоит забывать ни о характере Зуо, ни о его
вспыльчивости, ни о его расчетливом взгляде на жизнь. Не будет он держать рядом с
собой кого-то бесполезного, даже если этот кто-то — его лучший друг. И эту позицию
Ян прекрасно понимал. Он бы и сам не стал. — Лео с Аш вернулись из Спэрктаса и
желают как можно скорее увидеть тебя воочию. Соскучились, небось. Столько недель не
слышали твоих мотивирующих воплей. Так ведь и свихнуться можно.

— Хм… — бросил Зуо лаконичное, после чего до ушей шатена донесся странный звук,
походивший на всхлип. Что же такого натворил Фелини, чтобы настолько взбесить
Шаркиса? Зуо, конечно, никогда выдержкой не отличался, но Яну казалось, что на
изысканное мышление насекомого он выработал определенный иммунитет. И вот нате
пожалуйста. Наказание. Выходят на новый уровень отношений? А дальше что?
Приглашение на свадьбу?

От этой безобидной мысли Яна аж в пот бросило. Они и по отдельности являлись не

самыми приятными личностями, а вместе так и вовсе превращались в гремучую смесь из
самых изысканных видов дерьма. Такого союза Тосам мог и не пережить.

— Я понял. Скоро приеду, — Шаркис и так не входил в топ лучших собеседников года,
но сегодня на слова был скуп больше обычного. Ему явно хотелось поскорее вернуться
к насекомому, не отвлекаясь на Яна, мировые проблемы и всю ту вакханалию, что
творилась вокруг него двадцать четыре часа в сутки. И шатен его за это не винил.

— Окей, — кивнул парень. — Смотри не прибей его, — добавил он торопливо. Будто эти
слова действительно могли спасти Фелини жизнь.

— Это уже от него зависит, — послышалась усмешка, а затем протяжные гудки

завершенного разговора.

«Если вручишь Фелини билет на тот свет, обречешь себя на одиночество. Второго
припизднутого, способного терпеть твои заебы, найти будет просто невозможно. Я до
сих пор удивляюсь и тому, что нашелся первый… » — подумал Ян, вновь вытягивая
голову Фейерверка из воды. Парень закашлялся, стирая обильно льющиеся из носа сопли
рукавом ветровки.

— Х…хватит, — еле-еле выговорил он, пытаясь надышаться. — Я в… все понял.

— Уверен?

Ян сидел перед бассейном по-турецки и держал распластавшегося на бетонной площадке

Фейерверка за волосы, то окуная его головой в воду, то возвращая обратно в бренный
мир, уже минут двадцать. И рука, отвечавшая за топку головы, начала потихоньку ныть
от усталости.

— Уверен.
— Больше никаких экспериментов со мной в роли подопытного кролика? — уточнил шатен
на всякий случай.
— Никаких, — заверил его Джек, шмыгая носом.
— И никакого непотребного поведения вроде дрочинга? — продолжил допрос Ян.
— Никакого, — подтвердил Фейерверк.
— И ко мне ты больше не подойдешь?
— Не подо… погоди-ка! — встрепенулся Джек. — Тебе не кажется, что это уже чересчур?

Ян в ответ, несмотря на сопротивления Фейя, уже привычно надавил на затылок парня,

отправляя его обратно в подводное путешествие. Джек затрепыхался. Но хватка шатена
оставалась мертвой до тех пор, пока пузырьков воздуха, поднимавшихся от парня к
поверхности воды, почти не осталось. Лишь тогда он позволил Фейерверку вынырнуть.

— Так подойдешь или нет?

— Это же бред! — взвыл Джек, откашливаясь. — Мы живем в одном доме! Мы находимся в
одной группировке! Я не могу гарант…

Голова подрывника вновь ушла под воду.

Если первые пятнадцать минут топить Джека было весьма приятно, сейчас процесс
перерос в скучную рутину. Ян выразительно зевнул, гадая, какого черта прожжённый
бабник внезапно положил на него глаз. С какой стороны ни посмотри, шатен на девушку
не тянул. Так какого черта?

— Ну так что? Готов больше никогда ко мне не приближаться? — скучающе

поинтересовался Ян, в очередной раз вытягивая Фейя из воды. И дураку понятно, что
под «не приближаться» шатен подразумевал не невозможность наличия их обоих в одном
помещении. Он всего-то и хотел, чтобы Джек отстал от него со своим неуместным
флиртом. Подрывник и сам прекрасно это понимал, но уперто изображал из себя идиота.

— Не дождешься! — выдохнул Фей неожиданно воинственно. — Я всегда своего

добиваюсь, — заявил он с вызовом.
— Ах вот оно как… Интересно, как много ты добьешься, будучи мертвым? — протянул Ян
с легкой улыбкой на губах.
— Не убьешь ты меня, — усмехнулся в ответ Джек. — Я ведь такой очаров…

Вода, благодаря нанороботам, на солнце переливалась всеми цветами радуги. Не знай

шатен истинной причины подобного эффекта, и решил бы, что в бассейн вылили пару
ведер бензина. В таком случае головомойка для Джека оказалась бы куда неприятнее и,
возможно, более эффективной. А так… Нет, как же можно было докатиться до состояния,
когда люди, глядя на тебя, не верят, что ты можешь их убить? Немыслимое
оскорбление. А самое противное, что Ян Фейя действительно убить не мог. Во-первых,
потому что шатен никогда не убивал от нечего делать. Во-вторых, он не считал
убийство выходом из положения. И в-третьих, Яну вообще подобное было не по нутру.
Но сейчас все три пункта бледнели перед четвертым, самым убедительным: убей Ян
члена Тени, и Зуо его бы по головке если и погладил, то только арматурой. Если бы и
пожал руку, то только прессом. Если и похвалил, то только в прощальной речи на
кладбище, стоя рядом с Яном, красиво уложенным в гроб. Не факт, что мертвым.
Закопать могли и живьем.

С другой стороны…

Один раз живем.

— …Да хватит уже! — воскликнул Джек, вновь выныривая из воды. — Понял я! Понял!
Постараюсь поумерить свою прыть и держать член в штанах! Не факт, что выйдет… Но я
правда буду стараться!

— Что значит «не факт»? — меланхолично поинтересовался Ян.

— То и значит! У меня здоровый молодой организм! И я не всегда могу контролировать
его потребности!
— Так научись.
— Так не могу! Я что виноват, что у меня на тебя встает? Я, между прочим, сам в
первый раз нехило так удивился! Мне вообще-то женщины нравятся. У них гладкие
ножки, упругие попки, нежная кожа, они приятно пахнут! А тут блядь угораздило на
вонючую пьянь польститься! Жопа-то нихера не упругая! А плоская! Ноги волосатые!
Кожа на роже будто наждачка. Нихера ты не идеал, знаешь ли!
— Твои слова да вселенной в уши. Значит больше ко мне, вонючему, плоскозадому, да
волосатому ты подходить не будешь? Правильно я тебя понял? — на всякий случай решил
удостовериться Ян.

— Неправильно, — рыкнул в ответ Джек, морща нос от капающей с челки воды.

— Ты тупой?
— Очень даже умный, — неуверенно пробормотал подрывник, кажется и сам начиная
задаваться этим вопросом. — Но я обещаю, что постараюсь…

— Этого мало, — скорбно выдохнул Ян, возвращая Джека обратно под воду, а сам
продолжая размышлять о своей жизни и ошибках, которые он успел совершить за
неполные двадцать два года и за последние шесть месяцев в первую очередь.

А разгорающаяся внутри потребность пригубить горячительного становилась все

невыносимей. Ян мотнул головой, дабы отогнать от себя неприятное желание. Если бы
алкоголь решал проблемы, шатен бы пил в три горла. Но… В три горла-то он пил, а
проблемы не решались, а лишь множились.

— Такими темпами ты меня действительно утопишь! — выдохнул Джек, откашливаясь.

— Это уже перестает походить на шутку!

— А ты, значит, все это время предполагал, что я шучу? — нахмурился Ян. — Придется
убедить тебя в обратном, — протянул он, собираясь окунуть Джека в воду еще как
минимум раз восемьдесят. Но тихий писк входящего сообщения отвлек его от
первостепенных намерений. Звук исходил из телефонной пластины подрывника.

— Стоп! — воскликнул парень. — Мне надо посмотреть сообщение! Это наверняка…

И он снова ушел под воду, провожаемый печальным взглядом Яна, все больше увязавшего
в болоте неприятных мыслей. Но на этот раз подрывник принял наказания с куда
меньшим энтузиазмом. Вцепившись в руку Яна, он попытался скинуть его в бассейн, а
когда у него это не вышло, со всей дури ударил его кулаком по запястью. Шатен, коря
себя за потерю бдительности, рефлекторно расцепил пальцы, что все это время с силой
сжимали волосы Фейерверка. Подрывник вновь полностью оказался на поверхности, резко
перевернулся на спину, а затем, не принимая вертикального положения, повалил
опешившего Яна на бетонное покрытие, навалившись на него поперек.

— Ах, ты ж… — уже собирался было шатен высказать все, что думает о Джеке, но
подрывник быстро перегруппировавшись, уселся ему на живот и одной рукой зажал парню
рот, а второй поймал оба запястья Яна и прижал их к бетонной плитке у него над
головой.

— Открыть сообщение, — скомандовал он. И пластина в ухе, которой было нипочём даже
долгосрочное пребывание в воде, исполнила пожелание хозяина. Ян попытался вырваться
из захвата Джека, но тот лишь сильнее сжал колени, тем самым фиксируя его корпус. А
запястья и рот оказались в мертвой хватке, справиться с которой у Яна сил не
нашлось.

«Сука! С какого хера он такой сильный?!» — единственное, что крутилось у шатена в

голове. Джек, тем временем, прослушал голосовое сообщение и явно обрадовался
смысловой нагрузке, которое оно несло.

— ДаркАтом сегодня вечером! — воскликнул он радостно, наклоняясь к Яну, отчего вода

с челки парня начала капать шатену на лицо. — Это теневая выставка оружия, —
объяснил он ничего не понимающему бывшему алкоголику. — Я уже три недели жду от них
приглашения! — Ян все еще не разделял энтузиазма подрывника. — Я участник, поэтому
у меня плюс один! — продолжал говорить Джек, наслаждаясь тем фактом, что шатен в
кои-то веки не перечит каждому его слову. — Пойдешь со мной? Уверен, тебе
понравится! — Ян в ответ что-то гневно промычал. — О, значит да? — мычание стало
яростнее. — Я очень рад! Отличное выйдет свидание! Вокруг динамит и мины, винтовки
нового поколения и лазерные ножи! И мы посреди всего этого великолепия! Красиво же,
не находишь?! — мычание почти переросло в рев, что Джека не смутило. — Только
оденься поприличнее. Не то чтобы я считал твой стиль отчаявшегося алкоголика
лишенным шарма, но там лучше появляться либо в военном, либо в классике. Все понял?
— Ян, поняв, что издавать звуки бесполезно, лишь сузил глаза, пытаясь таким образом
продемонстрировать масштабы своего недовольства. — И не злись ты так. Я ведь даже
позволил тебе топить себя целых полчаса. Легкие горят огнем! — протянул подрывник,
наклоняясь к Яну совсем близко. — Или тебя раздосадовал тот факт, что я с тобой
справился? Но сам посуди… Сколько месяцев назад ты в последний раз был в спортивном
зале? И что ты делал помимо того, чтобы травить организм алкоголем? Ты правда
полагал, что все еще в прежней форме? Бьюсь об заклад, когда я тебя повалил, ты
задался вопросом, какого черта я так силен. Так вот, дело не в том, что я стал
сильнее… А в том, что ты ослаб.

Ян не нашелся, что промычать в ответ на данное утверждение. Насколько бы это ни

было неприятно, но Джек говорил чистую правду. Конечно, Ян ослаб не только духом,
но и телом. И конечно все это заметили.

— Но не беспокойся. Слабым ты мне нравишься даже больше, — сомнительно подбодрил

парня Фейерверк, а затем коснулся губами тыльной стороны своей ладони как раз
напротив губ Яна, зажатых этой самой ладонью. Шатен на этот жест лишь тяжело
вздохнул. Час от часу не легче. Попробуй тут заслужи уважение, когда тебя может
обездвижить парень, навыки которого в рукопашном бою едва ли дотягивают до
средничка.

— Я бы с большим удовольствием посидел на тебе еще, но ДаркАтом не любит опоздунов,

а мне следует сделать еще кучу всего! Так что пойду готовиться! — с этими словами
Джек отпустил руки Яна, поднялся с него и почти вприпрыжку зашагал в сторону
особняка. Шатен остался лежать у бассейна. Лежать у бассейна и размышлять о
тщетности бытия. Как было бы славно, если бы прямо сейчас он просто тихонечко взял…
и умер.

«А я-то думал, что этот день говенней стать не может. И почему я каждый раз
недооцениваю непредвиденные обстоятельства?»

Полежав без движений еще пару минут, парень таки поднялся с бетона, размял шею и
спину, убедился, что, увы и ах, не помер, и кинул тоскливый взгляд на окна
тренажерного зала на втором этаже. Мысли о том, чтобы напиться, стёрлись под
натиском уязвленного самолюбия.

— Я еще вам всем покажу… — процедил Ян сквозь зубы.

— Надеюсь, покажешь не задницу? А то единственный, кто мог бы оценить сей жест по

достоинству, уже ушел, — подал голос Поль. Он некоторое время назад спустился с
крыши особняка на козырек беседки, размещавшейся неподалеку от бассейна, и теперь с
интересом наблюдал за происходящим, явно не намеренный влезать ни при каких
обстоятельствах.

— ПОЛЬ, НА СЕГОДНЯ МОЙ ЛИМИТ ТЕРПЕНИЯ ТВОЕЙ ПЕРСОНЫ ИСТРАЧЕН! — в отчаянье заорал
Ян, не зная, куда сбежать от окружающего цирка.

— Стадо, блять, баранов. Вы у меня еще полюбуетесь небом в алмазах. Уж я вам

обеспечу счастливую жизнь. Думали, я невыносим, когда бухаю? Вы еще не знаете,
каким дерьмом я могу быть по трезвянке! Удивлю, охереете. Так заебу, мало не… — Ян
продолжал и продолжал ворчать себе под нос без остановки, целенаправленно двигаясь
в сторону спортзала. Потому что ничто так не стимулирует человека на бурную
деятельность, как желание утереть нос ближнему своему. А если учесть, что этих
носов набралась целая группировка, Ян просто не мог позволить себе вновь дать
слабину.

****

Ник уже полчаса разглядывал маленькую ампулу с серебристо-бирюзовой жидкостью, не

решаясь ни открыть ее, ни, тем более, выкинуть. «Подарок» ему вручил Эол в качестве
доказательства серьезности своих намерений. В ответ на презент он ожидал как можно
скорее услышать от Ника положительный ответ на свое предложение. Эол считал, что
практически ниспослан Нику с небес, и тот просто не имеет права ему отказать. У
нанита на сей счет было иное мнение.

— Какой смысл сидеть в «Тени», где никто не сможет в полной мере оценить твоего
таланта? — из Эола так и лились сладкие речи. Даже маска, искажавшая голос, не
смогла скрыть его елейности. — Только представь, на что мы можем быть способны,
если объединим наши знания и возможности?

Зерно истины в его словах имело место быть. В «Тени» обитали талантливые хакеры,
хладнокровные убийцы и даже искусные воры. Но ни единого робомеханика. В железе
если кто и смыслил, то узконаправленно. Например, Ян вместе с парочкой других
членов группировки могли поковыряться в начинке компьютера. Фейерверк ловко
управлялся с взрывными устройствами. Некоторые индивиды сооружали только им ведомые
технологические изыски, ревностно пряча свои детища от глаз любопытного Дайси. Но
все они оставались профанами в робототехнике. Ник раньше и не задумывался,
насколько большое значение в его жизни играла любовь к превращению отдельных
деталей в единый механизм. И насколько одиноким можно себя почувствовать, когда
никто твоих интересов не разделяет.

…Раньше рядом хотя бы был отец.

Ник поморщился, вспомнив Дайси-старшего. Он по нему не скучал и не плакал. И не

жалел о том, что с ним сделал. Но иногда парню невыносимо хотелось обсудить с кем-
нибудь новую задумку, пришедшую в голову. Или похвастать решением задачи, над
которой до того ломал голову не одну неделю. Отец не имел привычки хвалить Ника, но
он хотя бы сообщал, хреновая идея или нет. И всегда пусть и в попытке в очередной
раз указать сыну на его место, рассказывал что-то новое. Каждый второй разговор
больше походил на очередную лекцию по робототехнике. И Ник это всегда терпеть не
мог. А теперь ощущал острый дефицит в получении нужной информации и скучал по
мозговым штурмам, в рамках которых всегда рождалось что-то новое и интересное.
Поэтому разговор с Эолом вопреки ожиданиям Дайси-младшего показался ему скорее
глотком свежего воздуха, нежели напряженной беседой, которую захотелось бы поскорее
закончить.

Но это еще ничего не значило.

Ник не знал, на кого работает Эол. Но знал, что работает.
Ник не знал скрытых мотивов Эола. Но знал, что мотивы однозначно были.
Ник не знал, чего ожидать от нового знакомого. Но совершенно точно знал, что ждать
надо исключительно плохое.

Парень в очередной раз перевернул ампулу, и серебристо-бирюзовая жидкость,

запоздало отреагировав на гравитацию, лениво пришла в движение.

— Эти крошки очистят твой организм от тех нано, которые я впустил в тебя ранее, —
объяснил Эол. — Пять минут и готово. Сможешь вновь шпиговать свое тело любыми
наномашинами, какими захочешь, — пообещал он.

— Так просто? — не смог Ник скрыть скепсиса. Ему так и хотелось спросить «А в чем
подвох?», только Эол бы все равно не ответил. Но подвох был, тут к гадалке не ходи.

— Да, так просто, — за маской нельзя было разглядеть улыбки Эола, но парня выдавали
глаза. Он совершенно точно улыбался. И вряд ли по-доброму. — Но не думай, что
сможешь создать их дубли. Даже не надейся. Их операционная система хорошо защищена.
Одно неверное движение, и они активируют код самоуничтожения. Все разом. Тебе не
повезет вдвойне, если часть из них в этот момент будет циркулировать по твоим
венам. Не хмурься и не ищи подвоха. Я же не дурак, чтобы вот так дарить тебе свои
технологии.

Конечно, не дурак. Будь Ник на месте Эола, и он поступил бы точно так же. И все же…
залезть в чужих роботов и проследить алгоритм их действий хотелось даже больше, чем
вернуть свое тело в первозданное наносостояние. Смотря на серебристую жидкость,
Дайси ощущал почти детский восторг. И только вселенной известно, насколько бы этот
восторг возрос, получись у парня влезть в начинку чужого технодетища. Но с другой
стороны… Без нано собственное тело казалось Нику чужим.

Нанит скорее всего провел бы за размышлениями еще несколько часов, если бы сама
вселенная не подтолкнула его к верному решению. И гонцом ее оказалась девушка с
синими волосами, заглянувшая в темную лабораторию Дайси.

— Ого! — Мифи даже не потрудилась поприветствовать Ника. — Круто ты здесь

обустроился, как посмотрю, — присвистнула она.

— Ты что здесь делаешь? — встрепенулся парень, рефлекторно пряча ампулу в карман
черной толстовки.
— Да вот пришла молить тебя о помощи, — протянула девушка, проходя мимо заваленных
всем подряд столов и то и дело останавливая взгляд то на одном чуднОм инструменте,
то на другом, пока все ее внимание не переключилось на полуразобранную Ди. Андроид
на данный момент больше походил на манекен, так как из всех частей тела на месте
были лишь торс, шея и голова с вскрытым черепом. Очередная бессонная ночь Дайси
увенчалась успехом. Нику наконец-то удалось устранить вирус из системы Ди. Теперь
она полностью функционировала. Дело оставалось за малым. Вернуть ей первозданный
вид. Но собирать ее Ник не спешил, решив немного подождать и убедиться, что ее
система чиста и больше никаких багов не вылезет.

Голос андроида Ник отключил, так как его уши начали вянуть уже после получаса
отборного мата Ди, возмущенной произошедшим. А вот вертеть головой и пялиться на
все вокруг роботу милостиво разрешили. И теперь Ди с Мифи увлеченно играли в
гляделки.

— Кто тебя впустил? — Ник не расстроился приходу подруги, скорее удивился.

— Сама впустилась, — отмахнулась нанитка.
— Сама? — прошептал Дайси в ужасе, представляя, как Поль, который сегодня дежурил
на крыше, пускает подруге пулю в лоб.
— Ну да… Правда спалилась, но за меня впрягся высокий пацан, который носит вирту-
очки вместо ободка.
— А, Ян?
— Ну да, он, — кивнула Мифи, наконец, отлипая от Ди. — Ничего такой. Замутить не
хочешь?
— Нет.
— Не собираешься же ты всю жизнь вздыхать по Тери?

«Господи, только не снова этот разговор».

— Серьезно, в мире куча клевых мужиков. Так зачем зацикливаться на неклевом?!

— развела Мифи руки.
— Хорошего же ты мнения о своем друге, — не смог сдержаться Ник.
— А что по-твоему друзья должны тебя идеализировать? И смотреть тебе в рот? Ты в
таком случае определись, друг тебе нужен или раб, — усмехнулась девушка, с грохотом
сгребая кучу деталей на одну часть стола, а на освободившуюся взбираясь с ногами.
— Есть свободные стулья, — кивнул Ник в темный угол лаборатории.
— Да пофиг, — лишь отмахнулась гостья.
— Ты для этого пришла? Чтобы в очередной раз рубить правду-матку? — устало вздохнул
Дайси. — Поверь, мне сейчас не до романтических отношений с кем бы то ни было, —
заверил он подругу, при этом рефлекторно начиная тереть пальцами гладкую
поверхность ампулы в кармане.

— Мне, честно говоря, тоже, — кивнула Мифи. — Учитывая, что мое сердечко снова
разбили, — протянула она с наигранной драмой в голосе. Но Ник прекрасно знал, что
за наигранной драмой подруга обычно пыталась скрыть настоящую.

— Не как раб, но как друг, не могу не заметить, что ваши отношения с Лурной никогда
не тянули на показательные. Я до сих пор не понимаю, что ты в ней нашла. И что она
нашла в тебе. Ни единой общей темы для разговора, — поделился Ник своими мыслями.
Мифи же сама сказала, что друзья не для лизоблюдства. Ну так пусть жует правду и не
давится.

— Но кое в чем совместимость у нас была идеальной, — ухмыльнулась нанитка,

демонстративно вставляя два пальца правой руки в колечко из пальцев левой.

— Пошлячка, — фыркнул Ник, при этом неожиданно ощущая себя спокойнее. Как давно они
с Мифи вот так непринужденно болтали об обычных подростковых проблемах вроде
разбитого сердца? Казалось, прошла уже целая вечность с последней беседы в подобном
ключе. И никаких тебе группировок. Никаких убийств. Никакой войны за территорию или
нависающей над миром угрозы.

— Мне, кстати, показалось, что утром я видела тебя около школы. Но на уроках ты так
и не появился, — спустила Мифи Ника с небес на землю, заставив вспомнить, с кем
нанит утром встречался, и какие муки выбора теперь маячили в его ближайшем будущем.

— Видимо ты так по мне соскучилась, что я тебе уже везде мерещусь, — попытался
парень отшутиться. Судя по подозрительному взгляду подруги, она не поверила в
возможность того, что Ник ей лишь почудился. Но, поняв, что друг не хочет развивать
тему, предпочла подыграть, лишь продолжая внимательно наблюдать за парнем.

— Глюки или нет, сейчас меня куда больше интересует другое, — наконец взяла Мифи
быка за рога. — Мне нужны новые нано.

— Заходи в любой наномаркет и покупай, — включил Дайси дурака, хотя уже знал, к
чему ведет подруга.

— Во-первых, я уже пыталась ввести новые нано для окраски кожи. Они осыпались с
меня меньше чем за пару минут. И, бьюсь об заклад, ты знаешь причину, — играть во
взаимных идиотов Мифи сегодня не хотелось. — А во-вторых, мне нужны Твои нано. Не
просто дурацкое украшение, а те, что делают сильнее или создают броню.

В лаборатории воцарилась гробовая тишина.

— Зачем? — нехотя разорвал гнетущее молчание Ник. Мифи в ответ вздрогнула, будто бы
из нее только что чуть не вырвалось нечто, о чем говорить она совершенно точно не
собиралась.

— Для безопасности, — выдавила она с усилием.

— Чьей?
— Моей, естественно.
— На тебя снова напали? — встрепенулся парень.
— Нет, — выдохнула Мифи твердо. Слишком твердо. Будто репетировала это «Нет» перед
зеркалом несколько часов кряду.
— Длик? — нахмурился парень.
— Я же сказала, ничего подобного, — ощетинилась Мифи. Но Ник знал ее слишком
хорошо, чтобы понимать, когда она говорит правду, а когда врет. Слишком она была
напряжена для человека, с которым ничего не случилось.

Так уж вышло, что в XXIII веке люди не любили говорить о своих проблемах. Настоящих
проблемах. Вываливали напоказ пост на тысячу слов о скорби по сломанному ногтю, при
этом не обмолвившись и словом, что этой ночью мерзкий отчим вновь захаживал в
комнату. Сетовали на хреновую погоду, умалчивая о новых порезах на запястьях.
Выкладывали фотографии ожога на пальце, полученного при приготовлении риса, при
этом не торопясь фотографировать многочисленные ожоги на спине, оставленные бычками
от сигарет горячо любимой второй половинки. Каждый предпочитал вариться в своем
личном котле тихого ужаса, незримой депрессии, невидимого отчаяния, и ревностно
никого в него не пускал. Иногда у Ника складывалось впечатление, что страдания —
новая и самая ценная валюта общества будущего. Иначе как еще объяснить стремление
людей держать эту драгоценность внутри себя до тех пор, пока к ним не нагрянет
сердечный приступ или нервный срыв? Самое смешное: Ник ведь вел себя точно так же.

— Хорошо, — сдался нанит. — Я дам тебе то, чего ты хочешь. Но мне следует тебя
предупредить: мои нано высокого класса. И их введение в тело неподготовленного
человека будет весьма болезненным. В редких случаях такое внедрение может привести
к летальному исходу носителя, — произнес он, надеясь, что данный довод заставит
девушку еще раз хорошенько подумать, а стоит ли оно того.

— Да плевать. Вытерплю, — отмахнулась Мифи с деланным равнодушием, обрадовавшись

положительному ответу. — Давай, приступай! — заявила она, зачем-то закатывая рукава
черной водолазки.

— Прямо сейчас? — охнул нанит.

— А чего тянуть?
— Все не так просто, — мотнул парень головой. — Для начала внедрять нано лучше
через позвоночник, — остудил пыл девушки Ник. — И прежде чем вводить в тебя новых
нанороботов, сперва следует избавиться от старых.

— Еще что-то осталось? — встрепенулась Мифи.

«Что-то? Всё, ты хотела сказать».

— Да. То самое дерьмо, которым тебя наградил урод в маске. Я был уверен, что
уничтожив нано другого вида, они начнут самоуничтожаться. Обычно так и происходит.
Но эти не из таких, — вздохнул Ник. — Я проверил свою кровь и пришел к
неутешительным выводам: уничтожив популяцию противника, они вошли в спящий режим и
продолжают циркулировать по твоим венам, тем самым лишая возможности модифицировать
тело посредством иных наномашин. Лишь появляется другая популяция, они вновь
приходят в боевую готовность. И все повторяется.

— Вот же сука! — в сердцах ударила Мифи кулаком по столу. — Прямо таки нано-
импотенция! Не знаю, откуда вывалилась эта скотина, но помяни мое слово: найду и
покалечу! — решительно заявила она. — И как же можно очистить кровь от этих
механических паразитов?

Ник невольно сжал пальцами ампулу с серебристо-бирюзовой жидкостью, а затем извлек

ее из кармана.

— Я тут разработал прототип, — пробормотал он, удивляясь, насколько сложно ему
дается вранье. Лгать Мифи было почти физически больно. — Но сперва я хочу
протестировать его на себе, — предупредил парень.

— Нет уж. Я не намерена больше ждать.

— Ты не понимаешь всю серьезность ситуации, — нахмурился Ник. И откуда только у
людей такая слепая вера в собственную неуязвимость? — Я не могу просчитать
возможные побочные эффекты. Исходов может быть три: позитивный — если все пройдет,
как планировалось и нано того чмыря в маске будут обезврежены. Негативный — если
наши действия не возымеют результата. И супернегативный — если нано двух популяций
войдут в резонанс и устроят в твоем теле локальную войну. В этом случае последствия
могут стать катастрофичными. Это так ударит по твоему организму, мало не
покажется, — попытался Ник вразумить подругу.

— Плевать на побочки. Тащи доки, подпишу, что захочешь. Укажу, что добровольно
стала твоей лабораторной крысой.

— А если умрешь? — задал Ник резонный вопрос. — Что будет, если ты умрешь? Ты об
этом подумала? — вероятность такого исхода была мала, но она существовала и
игнорировать сей факт Ник не имел права.

— Что будет? — протянула Мифи, нервно почесывая шею. — Если я умру, то… Я умру, вот
и все.
— Ты вообще осознаешь, о чем говоришь? — выдохнул Ник. — Тебе семнадцать лет.
Впереди у тебя целая жизнь. И ты так просто готова поставить ее на кон лишь для
того, чтобы стать сильнее?

— А разве ты каждый раз делаешь не то же самое? — парировала Мифи. На этот вопрос
Ник не нашелся что ответить. — Я же говорю, тащи доки, все подпишу, сниму с тебя
всю ответственность.

— Дело не в ответственности, дура! Разве ты не понимаешь, что я за тебя волнуюсь?

— Ого, — усмехнулась девушка, и только теперь Ник заметил, что в глазах подруги то
и дело проскальзывает шальной блеск. Будто она накачалась. — Все вы волнуетесь,
когда закрывать глаза на проблему не удается. А выйди я из лаборатории, и что
тогда? Волнение исчезнет? Нет человека, нет проблем, так ведь? Что ты, что Тери,
вы, блять, живете в своем мире, решаете свои проблемы, и вам глубоко побоку, как в
этот момент выживают остальные, — прошипела она. — Пусти мне кто сейчас пулю в лоб,
через сколько дней данная информация дойдет до вас? Или недель? Или блядских
месяцев?

И все-таки что-то с ней случилось. Но стоит ли спрашивать об этом повторно? Мифи

ведь все равно ничего не расскажет. Или попробовать стоит? И да… она была чертовски
права. Насколько бы ты ни был хорошим человеком, сколько бы у тебя не было близких
и друзей, ты рождаешься один и один умираешь. Закон Тосамских джунглей и никаких
обид.

— Я сделаю, что смогу, — сдался Ник под напором нахлынувшего чувства вины.
— Позволь только задать вопрос.
— Валяй.
— Ты что-то приняла?
— Только энергетик.
— С каких пор ты пьешь энергетики?
— С тех самых, как перестала спать по ночам.
— А с каких пор ты перестала спать по ночам?

Мифи нахмурилась.

— Коли, говорю. И будь что будет.

— Расскажи мне, что произошло, — попросил Ник мягко.
— А что обязательно должно что-то произойти, чтобы я захотела стать сильнее?
— фыркнула девушка, спрыгивая со стола.

— Нет, не должно. Но произошло. Я же вижу, что тебе плохо. Твое эмоциональное

состояние нестабильно. Сейчас не лучшее время для принятия таких серьезных решений,
как…

— Хочешь знать, что случилось? — прошипела девушка, надвигаясь на Ника. — Жизнь,

блять, случилась. Ты вообще вылезаешь из этой своей пещеры Бэтмена? Оглядываешься
на улице по сторонам? Ах, да, ты же состоишь в Тени. И какие бы ты не строил
недовольные рожи по этому поводу, они обеспечивают твою полную безопасность. Сиди и
делай, что хочешь: вот как это выглядит. А тем временем обычных людей убивают средь
бела дня за пачку сигарет. Около школы каждую неделю ловят нового педофила. И
хорошо, если успевают это сделать до того, как он кому-то присунет. Каждая десятая
девушка и парень до двадцати лет находятся в вирту-сексуальном рабстве! — Мифи явно
понесло, но Ник не решился ее прерывать. Пусть выговорится. Может, станет легче.
— А о новой тосамской фишке слыхал? Знаешь автоматы с жвачкой в виде шариков,
внутри которых шипучка? Появились такие же с наркотой. Приходишь в торговый центр и
выбираешь: мармелад, пастилу, шоколад в глазури или героин. Оплата по отпечатку
пальца. Первая доза для детей до восемнадцати абсолютно бесплатно! А полиция ходит
мимо этого дерьма и в ус не дует, пересчитывая нули на своих оффшорных счетах. Вот
что, мать твою, происходит вокруг, Ник, — развела Мифи руками. — И да, я в этом
мире не чувствую себя в безопасности, понимаешь? Больше не могу чувствовать. Я
всегда была уверена в себе. И мои слабенькие нано воспринимались мной, как красивые
безделушки. А потом у меня их взяли и отняли. А вместе с ними отняли и уверенность
в себе. Я боюсь, ясно тебе? Боюсь всего и вся. Просыпаюсь утром, и меня трясет. И
единственное желание: запереться в комнате и не выходить из нее до самой старости.
Но я этого делать не собираюсь. Я хочу стать сильнее. Но не через месяц, год,
десятилетие. Я хочу стать сильнее прямо сейчас! И если возможная смерть — цена за
эту силу, я, мать твою, готова! Потому что лучше сдохнуть, чем оставаться вот
такой! — развела она руками.

— Какой? — тихо спросил Ник.

— Слабой и никчемной размазней!

Мифи аж запыхалась, пока выдавала Нику эмоциональную тираду, в конце уже почти
сорвавшись на крик. И нанит как никто понимал стремление девушки стать сильнее.
Потому что разраставшийся вокруг цивилизованный мир на самом деле с цивилизацией
уже давно не имел ничего общего. В Тосаме, как, впрочем, и в любом другом городе
планеты, давно царствовало высокотехнологичное варварство. И выживал исключительно
сильнейший.

— Хорошо, — кивнул Ник, вертя в руках ампулу. — Я тебя услышал.

****
*эта часть писалась под песню Unloved - Sigh, мне кажется, она хорошо дополняет
атмосферу*

Мне все хотелось узнать новые границы и без того хлипкого терпения сэмпая. И вот я
наконец-то их нащупал. На свою голову. Впечатление двойственное. Как если бы я
запустил пальцы в его кишки в надежде поковыряться во внутренних органах Шаркиса и
тем самым доставить ему неописуемое «удовольствие», а наткнулся на капкан, который
отсек мне половину руки, обеспечив неописуемым «удовольствием» меня. Чертовски
волнующе, но необоснованно травматично. Поневоле начинаешь задаваться вопросом, а
не переборщил ли ты? Самую малость?

Есть такие штуковины под названием «Батавские слёзки». Это застывшие капли
закаленного стекла, у которых очень высокое внутреннее напряжение. Сделать такую
слёзку несложно. Всего то и надо, что капнуть расплавленное стекло в холодную воду.
И тогда у вас получится стеклянный головастик с длинным изогнутым хвостом. В чем
прелесть этой слезы? В том, что ее головка оказывается настолько прочной, что по
ней можно дубасить молотком. Я даже смотрел эксперимент, на котором головастика
помещали в пресс для металла. Расплющить головку так и не удалось, а вот
металлическое дно пресса деформировалось. Обычное стекло превращалось в неубиваемое
вот так легко и просто. С одним лишь малюсеньким «Но». Не стоит забывать, что в
этом мире не существует ничего непоколебимого. У каждого, будь то человек или
предмет, всегда найдется слабое место. А выживает тот, кто прячет слабости искуснее
других.

Но Батавской слёзке не повезло, ее слабость у всех на виду. Всего-то и требовалось,

что надломить у головастика кончик хвостика, и он мгновенно взрывался. Включая
супер-твердую головку. От него не оставалось ровным счетом ничего. И взрыв
происходил быстрее скорости звука. Была слёзка, и вот ее уже нет. Странно, что из
них все еще не додумались сделать оружие. Засовываешь такую фиговину в рот
обидчика, надламываешь краешек, и она взрывается в его глотке, покрывая всю
слизистую стеклянной крошкой. Вряд ли человека было бы можно спасти.

Хотя, подождите. Гулять, так гулять. Эпатировать, так с размахом и барабанами из

писюна носорога на заднем плане. Подойдем к вопросу с фантазией. Ведь засунуть
батавскую слёзку можно далеко не только в глотку. Как вам такая идея:
«Сексрулетка». Новое шоу каждый вечер пятницы на виртуальном канале для взрослых,
где пяти участникам дается невероятная возможность выбрать один из нескольких
абсолютно идентичных на вид предметов и засунуть его себе… Ну вы поняли. И чтобы
четыре Батавские слезки были фейковыми, а одна настоящая. И люди бы сами
надламывали кончики, проверяя свою удачу. Это же куда веселее и волнительнее! Пуля
в висок — прошлый век! Будущее за стеклом в жопе. Стекло в жопе, только сегодня, не
пропустите.

Обязательно поразмышляю на досуге о карьере шоумена. Уверен, со мной бы виртуалия

стала куда веселее!

Но я отвлекся. Сейчас я вспомнил о батавских слёзках не забавы ради. Просто именно

с ними у меня ассоциируется терпение Шаркиса. Еще полчаса назад он оставался самим
спокойствием. Только посмотрите, как наш мальчик повзрослел. Не боится смотреть
проблемам в глаза. Не психует. Не ломает ни предметы, ни комедии. Не истерит и не
пускает пену изо рта. Прогресс налицо, скажете вы! Говно это, а не прогресс, отвечу
я. Не верьте этой психанутой гадюке.

Все потому что новость про Джонни оказалась для Шаркиса подобна прессу,
направленному на твердую головку высокопрочного стекла. А вот безобидные засосы,
которые я оставил на шее семпая исключительно из большой любви и, возможно, с
легкой надеждой спровоцировать Зуо обратить на меня побольше своего психанутого
внимания, надломили чертов хлипкий хвостик.

— …Наказываю, — раздалось со стороны Шаркиса, решившего, что сейчас более чем

уместно потрепаться по телефону. Такой весь из себя спокойный, аж тошно. А мне, тем
временем, приходилось несладко. Зуо в припадке лютого бешенства силком выволок меня
из ванной. Поставил на колени перед зеркалом в коридоре. Вытянул из черных джинсов
кожаный ремень. Свободный край просунул в тяжелую металлическую пряжку и
образовавшуюся петлю накинул мне на шею. Вот так в мгновение ока из клоуна-
весельчака я превратился в собачонку на привязи. И ладно бы меня действительно
просто привязали к какому-нибудь обоссаному гидранту. Запах мочи всегда заставлял
мой мозг работать лучше, так что я бы это даже оценил. Так нет же. Меня
предпочитали душить.

— Кого наказываю я, очевидно, — да что ты, блин, говоришь! — И даже нет смысла
спрашивать о причинах: они всегда найдутся, — конечно, найдутся. Ты же долбаный
психопат! Тебе и причина не нужна! Достаточно хотелки! Вот почему у тебя все через
одно место, Зуо? Нормальные люди хотят нормальных вещей. Курочку в панировке.
Клевую куртку из новой коллекции. Карандаши с запахом какашек единорога. А не
душить людей. НЕ ДУШИТЬ ЛЮДЕЙ, ЗУО! — Но у тебя-то что? — ребят, я вам не мешаю?
Давайте пока вы воркуете, я пойду по-быстрому соберу вещички и тихонечко перееду на
другой край планеты. А? Как вам вариант? По-моему неплохой. Мне подходит.

Зуо продолжал разговаривать по телефону, при этом не сводя взгляда злобных

ковырялок, которые ему заменяли глаза, с моего несчастного отражения в зеркале.
Петля на моей шее то затягивалась сильнее, то чуть ослабевала по воле держащей край
ремня руки. А мне только и оставалось, что безрезультатно царапать кожаную
поверхность импровизированной удавки, пытаясь снизить давление на горло. Нефиговое
давление. Аж искры из глаз сыпались.

— Я понял. Скоро приеду, — раздалось тихое, и я уже было понадеялся, что меня
отпустят. Понадеялся, конечно, зря. Петля вновь сковала шею сильнее прежнего. — Это
уже от него зависит.

Разговор обо мне? Что от меня зависит? Вранье! Сейчас от меня не зависит вообще
ничего! И… мне бы это даже понравилось, если бы рядом не ошивалась Смерть с косой.
Уйди, собака! Я не твоего поля ягода!

— Отп… кха-кха… отпусти, — просипел я, чувствуя, что из-за недостатка кислорода у

меня перед глазами все плывет. — Зуо! Ты же меня… кха-кха-кха…

— Я тебя Что? — с живым интересом поинтересовался Шаркис, наклоняясь ко мне, и его
отражение подарило мне невыносимо привлекательную, но в то же время абсолютно
ненормальную ухмылку. С такой ухмылкой психопаты врывались в торговые центры и
стреляли в мимо проходивших людей забавы ради.

— Прид… душишь, — выдавил я из себя с усилием.

— Да, — согласился Шаркис. — Может и придушу.
— Ты же… спешишь куда-то… нет? — простонал я с надеждой.

…Отражение Зуо под натиском моего воспаленного мозга, страдающего от кислородного

голодания, начало изменяться. Жуткие метаморфозы предстали моим глазам, вызвав
зарождающийся глубоко внутри ужас. Черные провода, выползая из спины семпая,
скручивались в плотные жгуты и покрывали собой все вокруг. Они проникали в стены,
потрошили книги, ввинчивались в стыки напольного ламината. Они касались моей кожи,
обжигая холодом несуществующей резины. Обвивали мои руки и ноги, пережимая вены.
Можно было бы посмеяться над тем, что сейчас я похожу на героиню какого-нибудь
порнографического мультика. Можно было бы… Если бы мне не было так страшно.

Некоторые провода заканчивались оголенными жилами, в которых то и дело загоралось

всполохом электричество. Они будто змеи кружили вокруг меня, норовя ужалить.
Проводов было так много, что мне казалось, будто я нахожусь в самом центре змеиного
клубка. И за ними я не мог уже разглядеть и самого себя.

Но не Зуо.
К нему провода не прикасались, лишь копошась вокруг, будто дрессированные
омерзительные питомцы. Его они не трогали, скорее наоборот… шугались. От холодной
ухмылки и нездоровой бледности кожи. От лица, которое бы подошло уродливой
фарфоровой кукле, которой родители бы пугали своих детей.

— Ну что ты… — послышалось полное злобы шипение. — Для любви всей моей жизни я
всегда найду свободное время.

Здесь следовало бы невероятно приободриться. Зуо же назвал меня любовью всей своей
жизни. Откровение за откровением. Так держать, Тери, покоряй его черное сердечко
снова и снова. Если выживешь.

Вот только от этих слов пробежал мороз по коже. С таким же успехом Шаркис мог бы
мне сообщить, что жить мне осталось пару минут. Тем более что подобный исход
событий имел право на существование. И его вероятность росла в геометрической
прогрессии. Счет шел на секунды.

…На руках и лице Зуо появились трещины. Несуществующие осколки светлой кожи начали
осыпаться на меня, обнажая непроницаемо черную кожу, таившуюся под холодным белым
фарфором. Черную кожу, испещренную кроваво-бордовыми пульсирующими венами.

С таким я еще не сталкивался.

Новый уровень шизы пройден.
Спасибо, подсознание, но мне достаточно чепухи и в мыслях. Можно отключить фильтр,
преобразующий нормальное в ненормальное? Мне не нравится. Меня это пугает.

Ремень сжимал мое горло сильнее и сильнее. Дышать становилось все тяжелее, а тело
начало кидать в жар.
Я знаю, почему Зуо так отреагировал. Ему показалось, что он теряет надо мной
контроль. Потому что теряет.
Знаю, что именно он пытается дать мне понять. То, что я расслабился и позабыл, с
кем имею дело.
Не знаю только одного: а остановится ли он теперь.

Все это время мне казалось, что я просчитываю каждый ход наперед. Думал, что я за
прошлые полгода здорово перерос Шаркиса, и ему теперь ничего не оставалось, кроме
как плясать под мою дудку, смиренно ожидая мести. Признаю, да, я по глупости
смотрел на него свысока. Я совершил ошибку, которую обычно совершали по отношению
ко мне. А все почему? Правильно, ослепленный собственным Эго, я позабыл один
маленький нюанс. В нашей ненормальной парочке я не единственный психически
нестабильный человек.

Нас двое.

И если все это время Зуо кое-как пытался себя контролировать, это еще не означало,
что его общее состояние улучшилось. Конечно, нет… Оно ухудшилось так же, как
ухудшилось оно и у меня. Потому что безумие само по себе не уходит. Оно
взращивается тобой подобно вылупившемуся из яйца комку грязи, которому суждено
вырасти огромным монстром. И пищей для него станешь ты сам. Будешь гладить его по
головке, пока его клыкастая пасть глодает твои кости, лелеять — пока он разрывает
твою плоть на куски и проглатывает ее, не жуя, оберегать его — пока он полосует
артерии и потрошит тебя подобно свинье на скотобойне.

Заботиться о нем.
Пока он не займет твое место.

И лишь когда взрощенный тобой скользкий дурно пахнущий монстр поглотит тебя без
остатка, ты наконец-то вздохнешь с облегчением. Потому что он станет единственным
владельцем хрупкого человеческого тела. И страдать ему придется в одиночку.

Я прекрасно тебя понимаю, Зуо.

Ты хочешь причинить мне боль, чтобы показать, кто из нас двоих главный.
Все правильно.
Не беспокойся.
Ведь так же и я желаю поскорее причинить боль тебе, чтобы обозначить это
главенство.
Может, на этом и держится наша такая нездоровая любовь друг к другу? Противостояние
длиною в жизни, в котором никто не захочет сдавать позиции. Два психопата, идущие
против привычной человеческой логики и измывающиеся над самим понятием «любовь».
Привязанность? Исключительно с болезненным фанатизмом. Ревность? С толикой садизма.
Страсть? Не без психозов. Потому что мы норовим измазать дерьмом все, к чему
прикоснемся. Даже самые на первый взгляд невинные вещи.

Одной лишь вселенной известно, скольким людям мы бы попортили кровь, реши мы

попробовать себя в нормальных отношениях с нормальными людьми. Спасибо, что жизнь
натравила нас друг на друга, тем самым оградив бурлящее в нас дерьмо от посторонних
людей, которым суждено нести род людской в далекое будущее.

А такие, как мы, должны кануть в пучины забвения.

Мы не из тех, с кого стоит брать пример.
Не из тех, кто несет в этот мир покой и безмятежность. Единственная наша функция —
разрушение. И разрушаем мы в первую очередь самих себя.
Подпорченный генетический материал. Такой только на помойку.
Мы заслужили те муки, которые друг другу причиняем и причиним в будущем.
Как говорится, за все хорошее.

— Зуо… — я уже и сам еле различаю свой голос. В голове жуткая засасывающая сознание
пустота. Лишь пальцы на голом инстинкте продолжали царапать кожу ремня. — Отп… кхм…
сти… Ты… кхм-кхм… пуг… шь… м… я…

В ответ послышался тяжелый разочарованный вздох.

— Разве тебя можно напугать? — проговорил Зуо с насмешкой мне на самое ухо. — Разве
тебя может напугать хоть что-то? — выдохнул он, едва касаясь губами моей мочки.

Как оказалось, может.

— Пож…ста…

Меня конечно хер чем проймешь. Но вот он Хер. И меня Проняло. Подыхать я не хочу.
Даже от рук Зуо. Даже настолько глупо. Я полгода жопу рвал над подготовкой плана
мести не для того, чтобы теперь быть придушенным ремнем, тупая ты припадочная
скотина!

— Если тебе действительно так страшно, тогда как ты объяснишь стояк? — обдало мое
ухо горячее дыхание Зуо. Петелька на шее чуть ослабла. Я судорожно набрал в легкие
как можно больше воздуха, а затем сквозь пелену черных мушек, роящихся перед
глазами, узрел, что у тощего не шибко симпатичного пацана, стоящего на коленях
напротив меня, действительно встал. Героиней порно-мультика стать не получилось.
Провода оказались не заинтересованы ни в моей заднице, ни в члене.

Что ж…

Умирать так с песней! Или в моем случае со стояком, потому что в таком положении
спеть я точно ничего не смогу.

Зато в морге все будут смеяться типа: «Гляньте, какой у мальца стояк! Давайте
сфоткаемся с ним и выложим в социальные сети!» Кто знает, возможно, мой член станет
популярным. Возможно, фото с ним превратится в специфический тренд. С ним начнут
штамповать мерч. Футболки, кепки, стаканы в виде члена с трубочкой из уретры. Таких
на рынке и так пруд пруди, но мой будет особенный. Член имени Тери Фелини. Вслед за
этим обязательно запатентуют несколько лекарств от импотенции с лозунгом: «Сдохни,
но не упади!» Отличный маркетинговый ход. Я бы однозначно повелся! Ну и конечно
рано или поздно про член будет снят сериал. Драматический. Не шибко длинный. Серий
на восемьдесят, не больше.

…Неспроста мне в голову полезла новая порция бреда. Во всем виноват чертов ремень,
пережимавший сонную артерию и давивший на кадык. У меня конечно и без него фантазия
будь здоров. Но с его помощью я чувствую все острее и ярче. А мой организм не
дурак. Сразу просек фишку. Вздрочни в таком положении, и ощущения наверняка будут
сногсшибательными. Главное не помереть раньше, чем кончишь. А то ж двойное
обломинго.
— …осл… бь… — собравшись с силами, выдохнул я. — Пож… ста!

А довольную рожу Зуо в зеркале можно было разглядеть даже сквозь мушки в глазах и
покрывающие его кожу трещины. Долбаный садист. Может, ты уже перейдешь к более
активным действиям? Либо побей, либо трахни. Можешь скомбинировать, мне не
привыкать. Главное, сделай уже хоть что-нибудь. Это ведь измывательство.

— Умоляй, — услышал я тихое, но непреклонное. Я бы повернулся к Шаркису и

поинтересовался, не уехала ли его крыша окончательно и бесповоротно? Скажем, на
Сатурн. Но сейчас я был неприятно ограничен в действиях. И почему когда ты на
волоске от смерти, то становишься таким неуклюжим? Где хваленое чувство
самосохранения? Где адреналин, превративший бы меня в суперсилача? Где ты, сволочь?

— Н...е понял, — я, конечно, балансировал на грани жизни и смерти, но не мог

запретить себе покочевряжиться еще самую малость. Что за тупые игрища, Зуо? Мы с
тобой о таком не договаривались. А дальше что? Ролевые игры? Будешь наряжать меня в
костюм буханки хлеба? А сам одеваться в палку колбасы?

— Умоляй, — все еще спокойно, но куда злее повторил Зуо, при этом наматывая край
ремня на кулак и тем самым снова усиливая натяжение. Я закашлялся. Тело начало бить
озноб, хотя жара казалась почти невыносимой.

— Я жду, — голос Зуо казался острым металлическим сверлом, медленно вкручивающимся
в мое левое ухо.
Мое сознание уплывало. Я чувствовал, что вот-вот потеряю сознание. А такого я себе
позволить не мог. Нет уж!

— Ум… ляю… — выдохнул я, еле ворочая языком.

— С чувством, пожалуйста, — ледяной тон, будто бы подавляющий само мое естество.
Да он надо мной издевается!
Из носа моего начали пузыриться сопли. На глазах выступили слезы. Лицо покраснело.
Понял я, понял. Ты классный, я не очень. Готов влюбляться в тебя снова и снова. Но
для этого мне придется оставаться живым! Зуо, живым!

— Умол… ляю… — поверьте, сказал я это с чувством. Не шутил. Не притворялся. Правда,

умолял, чтоб тебя, Шаркис, в аду черти драли во все рабочие и нерабочие дыры!

— Отп… сти, — прошептал я, пытаясь сглотнуть. — Умол… ю… отпус… ти… Я… сд…аю все…
Что ты зах… шь…
Петля ослабла.

Я согнулся пополам, судорожно не вдыхая, а буквально глотая воздух в попытке

добрать то, что не получал все это время. Но расслабиться мне не дали. Зуо резко
поднял ремень вверх, практически вздергивая меня на нем. Поднял настолько высоко,
что мои колени оторвались от пола, а большая часть давления от ремня пришлась на
подбородок. Поднял на одной гребаной руке. Зато теперь я мог смотреть Зуо прямо в
глаза. В темно-бордовые радужки, в которых читалось что угодно, кроме здравого
разума.

— Я учту, — хватит уже так отвратно улыбаться. — Хороший мальчик, — удовлетворенно
усмехнулся он, а затем провел языком по моим побледневшим пересохшим губам.

Лучший из лучших, не сомневайся.

Зуо позволил мне опуститься обратно на колени, но ремня из руки не выпустил. Вместо
этого он направился в мою комнату. А мне ничего не оставалось кроме как на
четвереньках последовать за ним.

…А черные провода устремились за Зуо подобно находящемуся в постоянном движении

плащу. Иногда они задевали меня и норовили обвить мои руки и ноги по второму или
третьему разу, но прикасаться к сэмпаю по-прежнему не решались. Даже они не смели
перечить своему хозяину.

Шаркис заставил меня доползти до середины моей комнаты, прежде чем остановился
передо мной, подарив один из излюбленных взглядов сверху вниз. Взгляд, под которым
я неизменно чувствовал себя маленьким никчемным куском дерьма.

Ну и что теперь? Займемся жарким примирительным сексом? Я вроде бы не готов, но раз

член стоит, может, что и выгорит.

Но Зуо продолжал прожигать меня взглядом бешеных глазенок, будто бы чего-то от меня
ожидая.

— Ну и что м… — договорить я не успел. Шаркис не сильно, но со вкусом саданул меня

по губам той частью ремня, которую все это время сжимал в руке. Я невольно отклонил
голову, ощущая, как рот наполняется кровью из прокушенной губы. Понятно. Зуо только
начал входить во вкус.

— Я не разрешал тебе говорить.

Странное ощущение. Я вроде бы хочу брякнуть какую-нибудь глупость на сей счет. Тоже
мне впечатлил, губу разбил. Меня ведь никогда это не останавливало. Так почему я не
могу произнести ни звука. Почему не могу пошевелить и пальцем. Лишь молча оторопело
пялюсь на Шаркиса, ощущая какое-то новое, очень странное и нелогичное чувство.

Страх? Нет, не страх.

Смирение? Нет, и не оно.
Бла-го-го-ве-ни-е.

Мне так нравится, что ты способен меня контролировать. Возможно, ты единственный

человек на всем белом свете, которому действительно это по силам. Это внушает
надежду, что с твоей помощью я никогда не перейду черту и не совершу нечто, о чем
затем буду жалеть всю свою жизнь.

Кто-то бы сказал, что абсолютно не здорово ощущать спокойствие рядом с человеком,

который только что ударил тебя ремнем по губам. Но я бы с этим поспорил. Вы же не
знаете, что творится в моей душе. Вам неведомы мои страхи.

Вы ведь даже представить себе не можете, как я иногда пугаю сам себя.

Натяжение ремня исчезло, наконец-то дав мне возможность нормально дышать. Но это
лишь физическое ощущение. Я, все еще находясь под прицелом взгляда Зуо, чувствовал
острую потребность получить разрешение и на это. Шаркис же прошел к моему креслу и
опустился в него, не отводя от меня бордовых глаз. Он будто бы что-то усиленно
обдумывал, изучающе смотря на бедного и несчастного обнаженного меня с мокрой
растрепанной головой, разбитой губой и… стояком, который и не думал проходить.

Так и будешь Просто смотреть на меня?

Я потянулся к ремню, желая содрать его с шеи, но…
— Нет, — резануло холодом по ушам. И я, безропотно подчиняясь, опустил руку.

…а черные провода, до того вившиеся вокруг Зуо, медленно перетекали к креслу, в

котором он так расслабленно сидел. Они сплетались между собой формируя новые
изгибы, превращая дурацкий потрепанный предмет мебели в настоящий трон из
копошащихся будто черви проводов. Трон, на который мое подсознание смиренно усадило
Зуо. А он об этом даже не подозревал.

— Возьми край ремня, — приказал Шаркис, и я подчинился. — Зажми его в зубах и не

выпускай.
Гарант того, что я больше не скажу ни слова?
Дикость.
…Но мои зубы сомкнулись на дорогой коже.

— Хорошо, — кивнул сэмпай, вызывая во мне необоснованное счастье за похвалу. Нашел

чему радоваться, честное слово. — Так и стой, — проговорил Шаркис, облокотившись на
подлокотник кресла и положив подбородок на кулак. — …Пока я подумаю, что мне делать
с тобой дальше.

Что угодно.

****

Джеку не терпелось как можно скорее открыть сообщение от пресловутых организаторов

ДаркАтома, но он знал, что для контрольного вопроса потребуется максимальная
концентрация, которой не достигнешь, когда мокрая одежда противно липнет к телу.
Потому сперва подрывник переоделся, расчесал и прилизал к голове влажные темные
волосы и лишь затем открыл красный электронный конверт, все это время призывно
дрожащий перед его левым глазом на голографическом экране телефона.

«Приветствуем тебя, участник подрывного подразделения ДаркАтома №378!

Сим сообщением уведомляем тебя, что наша долгожданная выставка пройдет не ранее,
чем сегодня в десять часов после полудня по северному времени. Тебе, как участнику,
следует появиться на выставке не позднее, чем за полчаса до начала. Напоминаем, что
по правилам ДаркАтома прежде чем демонстрировать свое оружие публике и жюри, тебе
будет необходимо доказать его работоспособность и уникальность организаторам
ДаркАтома. С собой ты можешь взять одного помощника. Цена за билет автоматически
спишется с твоего теневого счета сразу после подтверждения твоей заинтересованности
в данном мероприятии. Так же предупреждаем, что по правилам выставки ты и твой
помощник не можете иметь при себе больше восьми единиц личного холодного оружия и
больше четырех — огнестрельного. Такие ограничения связаны с сохранением твоей
безопасности и безопасности окружающих людей в стенах нашей выставки. Надеемся на
твое понимание!

И удачи!
P.S. Контрольный вопрос ждет =>».

Сразу после текстового письма шёл маленький смайлик в виде бомбочки: то самое
«подтверждение заинтересованности», на деле являвшееся еще одной проверкой. Только
если ты отвечал на вопрос верно, тебе высылалось второе письмо, в котором
указывался адрес предстоящего мероприятия. Это гарантировало, что на выставку не
заглянет какой-нибудь подросток, получивший сообщение по ошибке. Или полиция,
которая пусть и редко, но шевелилась. Проверочные вопросы у ДаркАтома были
достаточно сложными для тех, кто не разбирался в оружии, и простыми для тех, кто
свои оружейные направления знал на отлично. И все равно Джек немного нервничал. На
ответ давалось не более десяти секунд. Успеть прошерстить виртуалию не вышло бы.

«Надо сконцентрироваться, Джек. Возьми себя в руки. Не паникуй!»

Стараясь успокоиться и собрать мысли в кучу, парень вышел из своей комнаты,

спустился на первый этаж особняка и направился напрямую в лабораторию Ника Дайси.

«Давай, не тяни. Времени не так уж и много», — если проверку не активировали в

течение двадцати минут после открытия письма, оно автоматически удалялось, так что
время не играло Фейерверку на руку. Парень остановился в темном коридоре в паре
метров от двери в лабораторию и кликнул на бомбочку.
«Убить своих я не чураюсь,
Я не стабилен, ну и что?
И слишком длинно называюсь,
Что за взрывное вещество?»

— А, ну это просто, — вздохнул Джек с облегчением. — Тетранитропентаэритрит, так же

известный как тэн, — проговорил он вслух. Загадка схлопнулась, а в электронный ящик
Джека тут же упало еще одно входящее сообщение. Его можно было открыть и попозже.
Сперва, следовало отрегулировать выставочный образец. Будет обидно, если после
стольких недель работы он возьмет, да и не сработает. Джек бы этого не пережил.

Переполняемый вдохновением парень распахнул двери лаборатории, готовый сворачивать

горы, но… узрел то, что видеть совершенно не желал, и с тихим: «Зайду попозже»,
попятился было назад. Но было поздно. Дайси уже увидел его.

— Фейерверк! Помоги! — завопил парень, все это время пытавшийся удержать на столе
уже знакомую синеволосую девушку, бьющуюся в конвульсиях. — Подержи ее за плечи!

— А день так хорошо начинался, — простонал подрывник, без энтузиазма двигающийся в
сторону стола.
— О каком хорошем дне ты говоришь? Я из окна видел, как Ян тебя топил! — рявкнул
Ник, уже порядком выбившийся из сил. — Хватит выкобениваться! Просто помоги!
Пожалуйста! — и в голосе мальчишки внезапно послышалось столько отчаяния, что Джек
мгновенно оказался около девушки и со всей силы прижал к столу плечи содрогающейся
гостьи.

— И что дальше? — выдохнул он, удивляясь силе судорог. Такими темпами девчонка
могла и кони двинуть.

— Не знаю! — Ник явно был готов вот-вот сорваться. — Я, блять, понятия не имею, что
делать!

========== Четвертые небеса Рая: 41. Игнорируемые чудеса ==========

*Глава писалась под Emily Browning - Sweet Dreams (are made of this)*

Когда-то…

«Особенный» — общеизвестный логос, обозначающий нечто необыкновенное, невероятное,

удивительное, не похожее на что-либо другое. Но Тосам менял не только людей. В этом
городе страдали даже слова. И значение понятия «особенный» потускнело, пошло
трещинами, постарело и съежилось, превратившись в скучное подобие себя. А все
потому, что предметы и явления, в отношении которых оно использовалось, давно
перестали восприниматься горожанами как нечто из ряда вон выходящее. Особенное
оставалось особенным, но ничего особенного в нем уже не видели. Так уж повелось,
что «из ряда вон» происходило в Тосаме с болезненным постоянством, и на очередное
сумасшествие судьбы люди не обращали внимания. Не оставалось у них на это ни сил,
ни времени, ни желания.

Неделю назад тосамцы могли наблюдать невероятное чудо убитой человечеством природы:
грязный дождь цвета переспелой вишни, подсвеченный обжигающими лучами слишком
активного Солнца, сотворил в небе не одну, а сразу пять радуг. На фоне темно-
зеленых туч дуги, полосы которых переходили от ядовито-розового до багрового,
казались неоновым предзнаменованием конца света. Хоть один горожанин поднял голову,
чтобы взглянуть на них? Нет. Хоть один задался вопросом, почему их цветовая гамма
идет наперерез законам природы? Конечно, нет. Хоть один выложил их фото в
виртуалию, восхитившись или напугавшись будоражащим кровь зрелищем? Или хотя бы
отправил близкому другу сообщение вроде: «Вау, ты это видишь? В небе Ад!»
Естественно, нет. Особенное. Необычное. Но тривиальное.
Три дня назад в центре Тосама прорвало канализацию. Прорвало красиво с, казалось
бы, колоссальными последствиями. Бешеный напор грязной воды вырвался из колодца,
запульнув его крышку в небеса вместе с тучей крыс. Картина, достойная типичного сна
психически нездорового человека: крысы, фекалии и проходящие мимо люди с пустыми
глазами и постоянно наморщенным лбом. Люди, равнодушные к происходящему на
особенном, паранормальном уровне. Тосамском уровне. Больше остальных не повезло
новенькому автомобилю, на который приземлился люк колодца, пробив до блеска
натертую крышу насквозь. И паре особенно «везучих» ребяток, на которых приземлились
крысы. Думаете, виртуалия дрожала от этой новости целый день? Час? Как бы не так.
Лишь в одной замшелой электронной газетенке, едва ли пользующейся популярностью,
позже вышли две статьи. Одна посвящалась владельцу автомобиля, намеренному судиться
с городским правительством. Смешная статья, пронизанная бюрократической волокитой и
подчеркивающая бессилие одного субъекта общества перед несправедливостью тосамского
законодательства, по классике жанра направленного на защиту политиков, а не
горожан. Вторая — про покусанных крысами несчастных, которые попали в больницу с
заражением крови и оказались на грани между жизнью и смертью. Короче говоря, скука
смертная. В остальном тосамцы предпочитали топтаться за непроницаемой стеной
полного безразличия, свято веря, что если катастрофа произошла не лично с ними, то
ее и не было. И не мудрено. Это раньше, когда очередная плохая новость появлялась в
информационной ленте раз в час, она еще была способна вызвать беспокойство. Но что,
если этих новостей сотни? Тысячи? Миллионы? Каждую гребаную секунду твоей жизни?
Очередное животное вымерло. Автобус, везший школьников в музей, подорвался на
самодельной мине: выживших нет. Пьяный отец зарубил топором всю семью, включая
пятимесячного ребенка. Женщина с диагнозом шизофрении пришла в парк аттракционов с
пистолетом и расстреляла десять посетителей, а затем покончила с собой.
Клонированная тигрица родила трех тигрят! Последняя новость — подсластитель пилюли,
который явно не справлялся со своей функцией. Нервы вытрепаны. Вера потеряна. И не
хотелось уже знать ни об автобусе, ни о крысах, ни о чертовой тигрице. Не хотелось
знать вообще ничего. Кошмар превратился в уродливую рутину.

Сегодня на черном небе красовалась алая Луна. Такое в Тосаме можно было увидеть
далеко не каждую ночь. Луна, как вы уже могли понять, была особенной, но на нее не
обращали внимания. Потому что большинство тосамцев мутило от всего необычного.

«Интересно, — размышляла Лиз, упершись босыми ногами в подоконник и качаясь на

задних ножках старого стула, — хоть кто-нибудь заметит эту жуткую красоту?»

Девушка, не меняя положения, с усилием дотянулась до покоившегося на прикроватной

тумбочке старого полароида, какие выпускали в середине ХХII века, и сделала фото.
Голографическая карточка с изображением Луны оказалась у нее в руках уже через пару
секунд. Алый диск на фоне черной бездны небес. Фотографии, как и всем предыдущим,
было суждено отправиться на стену, на которой уже висело несколько десятков
объемных фотокарточек с изображением таких вот никому не интересных особенностей
Тосама. Игнорируемые чудеса.

Прицепив фото к стене магнитной иголкой и тем самым пополнив коллекцию, Лиз уже
собиралась вернуться к подоконнику, чтобы еще пару минут перед сном потратить на
лицезрение бесполезного чуда. Ей хотелось запечатлеть его не только в виде
фотографии, но и в памяти. Но планы девушки нарушил неожиданный стук в дверь. Лиз
вздрогнула и невольно бросила взгляд на часы. Первый час ночи. Кто бы это мог быть?

Рэйс уже неделю не ночевала в общаге, предпочитая маленькой студенческой комнатушке

большую квартиру нового бойфренда. Да и стучать бы она не стала. У нее есть ключи.
Энни же жила в другом кампусе. Она не смогла бы сейчас заглянуть в гости из-за
комендантского часа. Рэйс он, конечно, никогда не останавливал. Но Энни не
относилась к тому типу людей, которые бы решились залезать по дереву к открытому
окну туалета на третьем этаже, чтобы проникнуть внутрь.
Стук повторился.
Тихий.
Но настойчивый.

«Ох и пожалею я об этом», — пронеслось в голове девушки, подходящей к двери и

щелкающей замком. Было бы самонадеянно предположить, что на пороге окажется Фелини.
Уже полтора месяца как начался учебный год, а они с Лиз ни разу толком не
пересеклись. Пару раз девушка видела его в столовой и на общей спортивной площадке,
но лишь их взгляды встречались, и парень мгновенно ретировался. Сперва Лиз ощущала
облегчение. Наконец-то он от нее отстал, не здорово ли? Затем обиду. А какого,
собственно, черта он отстал? Как можно сперва с такой настойчивостью признаваться в
большой и светлой, а потом взять и закинуть в игнор? Потом раздражение. Ну и
сволочь же этот Фелини! Понавешал лапши на уши, потаскался хвостом, а теперь
прячешься, козлина?! Следом смирение. Это даже к лучшему, пара из них с какой
стороны ни погляди, фиговая. А затем вновь раздражение… Какого вообще черта?!

И так по кругу.

Лиз неприятно было это признавать, но остывший интерес Фелини ее «слегка» задел. А
почему задел? Ответ был более чем очевиден.

«Вот идиотка, — сокрушалась Лиз. — Какая же трусливая идиотка! И почему ты каждый

раз принимаешь неправильные решения, а затем жалеешь? Снова и снова».

Элизабет не сразу заметила, что в последнее время все ее мысли, чему бы изначально
они ни посвящались, так или иначе приходили к Дэвиду. Что бы она ни делала, где бы
ни находилась и с кем бы ни вела диалог, чертов Фелини возникал у нее в голове
подобно наваждению. И в какой-то момент девушке пришлось со скрежетом зубов
признаться себе в том, что нездоровый на головушку парень вызывает у нее симпатию,
но что еще хуже, в данный момент она по нему скучает. Безумно. Это откровение
подстегнуло Лиз целых три вечера кряду всецело посвятить себя поглощению мороженого
и обдумыванию дальнейших действий с ее стороны. Хотелось пойти на попятную.
Попробовать подавить в себе это. Закупорить глубоко внутри и надеяться, что
маленький ящик Пандоры никогда не распахнется. Но Лиз быстро отмела эту идею.
Бегать от своих чувств себе дороже. Даже если это чувства к человеку, с которым ни
то что встречаться, не рекомендовалось даже жить на одной планете. И все же
следовало поговорить с Фелини. А для этого было бы неплохо для начала его найти.
Вот только поймать парня оказалось сложнее, чем Элизабет предполагала. Даже
сверившись с его расписанием, поговорив с его одногруппниками и будто сталкер
подстерегая его у дверей в каждый кабинет, в котором проходили пары Дэвида, девушка
каким-то образом постоянно его упускала. А может, проблема заключалась не в Лиз? А
в Дэвиде, к огромному списку талантов которого прибавились еще и прятки? Элизабет
чувствовала себя круглой дурой. Но и прекратить все это не могла. Нет уж… Если
Фелини действительно потерял к ней интерес, пусть скажет ей это в лицо. И тогда она
успокоится. Наверное. А пока четкое «нет» не сорвется с его губ, останавливаться
она не планировала. Бейся до конца или умри.

Исходя из всего вышесказанного, вывод напрашивался сам собой: ждать сомнительного

подарка судьбы в виде Фелини за дверью было глупо. Пусть и хотелось увидеть именно
его.

Но, как говорится, бойтесь своих желаний.

Элизабет распахнула дверь в твердом намерении послать нежданного гостя в

кругосветное эротическое путешествие не только за то, что он посмел нагрянуть среди
ночи, но еще и порушил бесплотные надежды. Но так и не смогла выдавить из себя ни
слова, встретившись с пронзительным взглядом серых глаз. Сегодня Дэвид разительно
отличался от себя обычного. Ни самоуверенной улыбки, ни дерзкого взгляда в упор.
Парень выглядел так, будто этот день оказался худшим в его жизни. Седые волосы, как
правило, собранные в идеальный хвост на затылке, растрепались. Пряди челки, обычно
забранной назад, влажными сосульками падали на глаза, под которыми залегли тени
усталости. Одежда Фелини, как и волосы, оказалась насквозь мокрой. С нее у порога
двери уже успела натечь маслянистая лужа.

— Можно зайти? — голос Дэвида так же показался Лиз неузнаваемым. Ниже обычного.
Глухой и неэмоциональный.

Девушке следовало бы кинуть какую-нибудь колкость. Или захлопнуть дверь перед носом
парня. Или кинуть колкость, а затем уже захлопнуть дверь. Повредничать, как в
старые добрые. Но что-то в виде Дэвида ее обеспокоило. И единственное, на что Лиз
хватило сил — это молча кивнуть, отходя от двери и жестом приглашая парня внутрь.

Фелини скинул насквозь вымокшие кеды у порога и прошлепал к полуразобранной кровати

Лиз, оставляя за собой влажные следы от босых ног. У постели он остановился, будто
бы что-то прикидывая, а затем невозмутимо плюхнулся на пол рядом с ней. Яркий принт
на черной футболке парня частично размыло. На скулах же и шее Дэвида начали
проявляться красные пятна, ярко демонстрировавшие тот факт, что стекавшая с Фелини
вода позабавила бы любого любопытного химика.

— Где ты успел попасть под ядовитый дождь? — удивилась Лиз, начиная рыться в шкафу
в поисках чистого полотенца и аптечки. Пятна следовало как можно скорее обработать
заживляющей мазью, иначе к утру на их месте появятся гноящиеся нарывы.

Размытый принт и сыпь — явное подтверждение кислотного дождя третьего уровня. От

него спасала либо защитная одежда, либо совсем недавно поступившие в продажу спреи,
содержимым которых следовало покрыть себя с головы и до самых пят. Дэвид отчего-то
решил проигнорировать обе меры защиты. Подобная безответственность была ему не
присуща.

— Так на улице ливень, — пожал Дэвид плечами. Но проследив вопросительный взгляд

девушки, устремленный в окно, за которым обозначалось чистое небо, добавил: — По ту
сторону кампуса. С этой стороны, как посмотрю, тишь да гладь.

Лиз, наконец, нашла все необходимое, но запоздало сообразила, что еще Дэвиду не
помешало бы избавиться от пропитанной ядом одежды. Вот только как ему об этом
намекнуть, не напоровшись на дурацкие шуточки?

Никак.

— Раздевайся, — с тяжелым вздохом скомандовала Лиз, морально готовясь к ответу

Дэвида.
— Неужели настолько по мне соскучилась? — встрепенулся Фелини, явно придуряясь. Но
придуряясь вяло. Будто бы из последних сил. Он выглядел слишком измотанным. И во
взгляде его даже после неудачной шутки не появилось и проблеска веселья.

— Не представляешь, насколько, — решила Лиз ему подыграть. Девушке показалось, что
сейчас это наиболее уместно. К тому же, как бы ужасно ни звучало, но это была
чистая правда.

— Раз ты просишь, разве я имею право отказать? — Дэвид начал неуклюже стягивать с
себя прилипшую к телу футболку, под которой так же обнаружились бурно цветущие
пятна. Затем, даже не подумав стесняться, он избавился и от джинсов. Лишь когда
парень с отрешенным видом схватился за резинку трусов, Лиз, все это время с живым
интересом наблюдавшая за неловким оголением Фелини, очухалась и отвернулась к
шкафу.

«Какого черта ты на него пялишься?! — взялась она себя мысленно ругать. — Мужика
что ли голого никогда не видела?!»
Видела, конечно. Но Фелини-то не абы какой мужик. Это мужик, который, пресвятая
Дева Мария, нравился ей. Да и посмотреть, как оказалось, было на что (вялое,
конечно, оправдание, но выбор у Элизабет был невелик).

Хорошая спортивная фигура. Длинные ноги. Широкие плечи. Дэвид явно не относился к
тем умникам, которые предпочитали все свободное время тратить исключительно на
интеллектуальное развитие. Он и спорта не гнушался, о чем Лиз ярко намекнули
выразительные мышцы рук, грудной клетки, икр и не особо выразительного, но все
равно цепляющего взгляд пресса. Впрочем, большая часть внимания оставалась на
плечах, потому что широкие мужские плечи были тайной слабостью девушки.

«Хватит об этом думать!» — досадливо одернула себя Лиз, пытаясь прикинуть, что из
ее одежды может налезть на Дэвида. Выбор пал на широкие домашние штаны и
безразмерную футболку, которую Элизабет купила на вирту-распродаже, не удосужившись
заранее уточнить размер.

— Надевай, — протянула она добычу Фелини, не поворачиваясь к нему.

— Мне и так нормально, — кто бы сомневался, что парень скажет именно это.
— Надевай, говорю! — процедила Лиз сквозь зубы.
— Уверена, что не хочешь поглазеть на меня еще немного?
Сука.
— Сдался ты мне, — выдохнула девушка раздраженно.
— А ты повернись и проверь. Может, и сдамся, кто знает.
— Спасибо, не голодная.
— Уверена? Аппетит часто приходит во время еды.
— Я тебя сейчас выгоню, — пообещала Лиз, чувствуя, как заливается краской. Чтоб
тебя, чертов Фелини!
Дэвид со вздохом забрал одежду.
— А нижнего бельишка у тебя случаем не найдется?
— Могу предложить белые трусы с рюшками и бантиками. Пойдет? — съязвила Элизабет.
— Более чем. Люблю рюши, — не остался в долгу Фелини. — Впрочем, уверен, на тебе
такое белье смотрится куда лучше. Покажешь?

— Заткнись и надевай, что даю, — рыкнула девушка, поняв, что вступать с Дэвидом в
саркастические перепалки себе дороже. Парень и сам не горел желанием перекидываться
ничего не значащими фразами. Язвил он скорее по привычке.

— Готово, — сообщил он через полминуты, давая Элизабет знать, что она может к нему
повернуться.
— Уверен?
— Уверен.
— Штаны с футболкой не перепутал?
— За кого ты меня принимаешь?

За клоуна, ждать от которого можно чего угодно. Благо сегодня Фелини эпатировать
был не в настроении, потому, когда девушка к нему повернулась, он действительно
оказался облаченным в одежду Элизабет. На Дэвиде штаны Лиз превратились в бриджи. В
бедрах они ему были явно великоваты и то и дело сползали, оголяя абсолютно гладкий
низ живота. Зато футболка, казавшаяся на девушке безразмерной палаткой, обтянула
спину, грудную клетку и плечи парня настолько сильно, что того и гляди затрещала бы
по швам. Обычно Дэвид носил одежду, которая не подчеркивала, а скорее скрадывала
его фигуру. Потому такой его вид оказался для Лиз тем еще испытанием. Так и
хотелось смотреть на него еще и еще.

— А я ведь предлагал полюбоваться на меня без одежды, — не преминул напомнить

парень, поймав на себе взгляд Лиз.

— Просто удивляюсь тому, какая ты махина, — буркнула Лиз, усаживаясь на пол перед
Фелини и начиная с фанатичным усердием рыться в аптечке.

Надо отвлечься. Надо отвлечься. Надо.

Не смотри на него.
И подотри уже слюни, идиотка!

— Удивительно, правда? Веришь-нет, а два года назад я был мелким и щуплым. Даже
ниже тебя, — поделился парень, садясь напротив девушки и внимательно наблюдая за
тем, как она пропитывает ватный тампон лекарственной смесью. Он следил за каждым
движением Элизабет с таким интересом, будто она на его глазах собирала ядерную
боеголовку с помощью пинцета и рулона туалетной бумаги.

— Долго же до тебя доходил пубертатный период, — старательно изображала полное

равнодушие Лиз, наклоняясь к Дэвиду и начиная тщательно обрабатывать пятна на его
лице и шее. Вопреки ожиданиям, от него в ответ не послышалось ни единой пошлой
шуточки. Фелини просто следил за манипуляциями девушки и первые полминуты кажется
даже не дышал. То ли ждал подвоха, то ли не верил своему счастью.

— Да. Врачи сказали, что у меня замедленное развитие организма. Даже молочные зубы
еще не все выпали, — ответил Дэвид с минутным запозданием. Будто на мгновение выпал
из реальности, а затем с неохотой вернулся обратно. — Хочешь, покажу?
— поинтересовался он, открывая рот и намеренно приближаясь к Лиз ближе.

— Не надо. Поверю тебе на слово, — невольно улыбнулась девушка, закрывая рот Фелини
рукой. Странное ощущение — вот так просто говорить с Дэвидом, не испытывая к нему
при этом лютого раздражения. Будто бы он… Обычный приятный парень.

— И волосы не растут, где должны при половом созревании, — добавил Фелини, как
только пальцы Элизабет перестали касаться его губ.

— А вот об этом мне знать совсем не обязательно, — фыркнула девушка, ощущая легкое
смущение не только от сказанных слов, но и от того, что пятна на лице и шее Дэвида
кончились, а значит, для продолжения процедуры следовало спускаться ниже. Фелини,
проследив взгляд девушки, как по команде задрал футболку, оголяя грудь и живот. Он
явно не испытывал ни толики дискомфорта, в отличие от бедной Лиз, которая не знала,
куда деваться: то ли в петлю, то ли в ванну с включенным феном.

— А что такого? Меня это не смущает.

«Это смущает меня!»
— Вот представь, сниму я штаны, а у меня на лобке ни единого волоска. Ты же
удивишься?
— Фелини!
— Я бы вот удивился. Ладно лобок, но у меня бы сразу возник вполне резонный вопрос:
«Как ты так гладко выбрил яйца?! Это вообще возможно?! Небось обращался к
специалисту!» А я не хочу показаться богачом, который может позволить себе эпиляцию
яичек.

— Фелини!
— Потому я сразу предупреждаю, на всякий случай. Я не богач, но яйца гладкие, как
попка младенца… Омерзительно сейчас прозвучало, не находишь?

— Фелини, мать твою!!!

— И поосторожнее с сосками, хорошо? Они у меня чувствительные.
«Я его сейчас придушу!»
— Ноги, кстати, тоже гладенькие, как шелк. Хочешь потрогать? — с этими словами
Дэвид вытянул левую ногу и прижал ее к бедру сидящей на коленях Лиз.

— Не хочу! — рыкнула девушка, чувствуя, как уровень ее раздражения резко взлетает
вверх.
— Давай же, не стесняйся. Погладь, — настаивал Фелини.
— Не буду я гладить твою ногу, Дэвид!
— Ты не понимаешь, чего себя лишаешь, — заверил ее парень.
— Да господи боже! — взвыла Лиз, с шлепком опуская свободную ладонь на голень
Дэвида. — Доволен?
— Погладь.

Лиз, психуя, провела пару раз по ноге Фелини. Чего ни сделаешь, только бы он
отстал.
«Вау, и правда абсолютно гладко».

— Выходит, ты у нас еще только созреваешь? — решила девушка аккуратно отойти от

темы лысой ноги.
— В некотором роде. Но со стояком проблем нет, здесь можешь не беспокоиться, — тут
же с жаром заверил ее Дэвид.

— Иди ты знаешь куда? — вспыхнула Элизабет.

— Куда?
— Куда-нибудь подальше от меня, — проворчала девушка, ощущая дурацкое облегчение.
Не то чтобы ее вопрос действительно подразумевал надуманное Фелини, но и не то,
чтобы данная тема ее не взволновала. Признавать это она конечно не собиралась. — С
торсом закончили, поворачивайся ко мне спиной.

Дэвид продолжал оставаться паинькой, потому развернулся спиной к Лиз без лишних
слов.

— Что у тебя случилось? — решила девушка завести речь о действительно важных вещах
до того, как парень решит поделиться с ней еще какой-нибудь не особо полезной
интимной информацией о себе любимом.

— С чего ты взяла, что что-то случилось? — послышался неожиданно сухой ответ.
— С того, что ты приперся ко мне среди ночи с видом побитой собаки, — нахмурилась
Лиз.
— А вдруг я приперся, потому что соскучился? — ответил Дэвид уже мягче.
— Ага, как же. Полтора месяца прятался от меня, а теперь взял и соскучился? Очень
смешно.
— Прятался? — в голосе Дэвида послышалась усмешка. — Для того чтобы прятаться,
надо, чтобы тебя искали. Выходит, ты искала со мной встречи?

Дэвид явно задавал этот вопрос забавы ради, прекрасно зная на него ответ.
— Может и искала, — тихо бросила Лиз, пытаясь сосредоточиться на обработке пятен.
— Вот как, — резко повернулся Дэвид к девушке, не скрывая торжествующей улыбки.
— Я знаю, чего ты добиваешься, — нахмурилась Элизабет. — Пытаешься уйти от ответа.
— Заметила, как твоя жизнь потускнела без моей великолепной персоны в ней?
— Но тебе меня не одурачить.
— Небось, не раз задавалась вопросом, зачем же ты меня футболила все это время,
ведь я безупречен!
— Фелини!
— Разве я не прав?
— Либо ты говоришь, что произошло, либо собирай манатки и выметайся! — прорычала
Элизабет, грозно тыкая пальцем в дверь. Дэвид выдержал долгую паузу, все это время
не отрывая взгляда от разгневанной девушки, будто прикидывая, шутит она или
действительно способна вышвырнуть его из комнаты. Конечно же, способна, даже не
сомневайся, парень.

— Хорошо, — наконец, сдался он. — Я скажу… Но…

— Да чтоб ты в аду горел с этими своими бесконечными «но»! — вспылила Лиз.
— Не беспокойся, еще успею! — рассмеялся Фелини. — Ты честно ответишь на мой вопрос
и тогда я честно отвечу на твой. Это ведь справедливо?
— Предположим, — процедила Лиз сквозь зубы, зная, что роет себе могилу саперной
лопаткой.
— Я нравлюсь тебе?
Элизабет приготовилась к самому заковыристому и пошлому вопросу. К любому, даже
самому идиотскому или мерзкому. Самому откровенному или жуткому. Но не к этому.

— Ч…что? — поперхнулась Лиз воздухом.

— Не делай вид, будто не расслышала, — продолжал улыбаться Дэвид странной усталой
улыбкой. — Нравлюсь или нет? — повторил он медленней. — На самом деле я знаю ответ.
Но какой в этом толк, пока ты не признаешься в этом сама? — аргумент.

Пульс Лиз резко подскочил вверх. Щеки будто обдало жаром, а ладони вспотели. Что
сказать? Как выкрутиться? Отшутиться? Оскорбиться? Или продолжать придерживаться
стратегии деланного равнодушия? И есть ли в этом смысл, когда Дэвид и так все
знает? Точнее… он предполагает, что знает. В конце концов, о симпатии к Фелини она
не говорила ни единой живой душе. Даже Рэйс. Особенно Рэйс, ведь тогда бы соседка
точно от Элизабет не отстала.

«Почему я снова колеблюсь? — одернула себя девушка. — Десятью минутами ранее

вздыхала о том, что все профукала и корила себя за это. А теперь что? Вновь на
попятную?»

Потому что страшно. Произнеси Лиз признание вслух, и дороги назад уже не будет.
Глупо предполагать, что раз первые твои отношения закончились столь скверно, то и
от следующих следует ожидать такого же результата. Глупо, но… Именно это то и дело
било по вискам, не давая девушке покоя. Это, а также то, что Фелини при всем своем
очаровании не тянул на принца на белом коне. Жестокий. Эгоцентричный. Чрезмерно
самоуверенный. Манипулятор. Само воплощение серой морали. И тем не менее…

— Да, — с усилием выдохнула Лиз, старательно избегая взгляда Дэвида. — Да, ты мне
нравишься. Доволен?
Слова будто застыли в воздухе, поглотив собой остальные звуки.
Лиз продолжала обрабатывать пятно на правой лопатке Дэвида, пока он смотрел на нее
в упор. Она улавливала его взгляд боковым зрением, но старалась не подавать вида.

— Доволен, — наконец удосужился он ответить и отвернулся от Лиз, давая возможность

продолжить заниматься его спиной.

«И всё?» — Элизабет ощутила легкое разочарование. Она-то думала, что Фелини либо
рассмеется, либо решит продолжить словесные пытки. А что это за «доволен» и как
этот ответ понимать?!

— Теперь твоя очередь, — напомнила Лиз, стараясь абстрагироваться от кучи новых не

слишком приятных мыслей, возникавших в ее голове одна за другой. Разобраться в их
отношениях они еще успеют. Сейчас ее куда больше должно было волновать совсем не
это. — Что у тебя случилось?

— Еще долго? — ответил Фелини вопросом на вопрос.

— Что «долго»? — не поняла девушка.
— Еще долго обрабатывать спину?
— Нет, осталось два пятна.
— Хорошо, — кивнул парень.
— На вопрос ответь, — не отставала Лиз.
— Не хочу тебя отвлекать от…
— Фелини, рожай уже! — вспылила девушка. Она, значит, переступила через себя,
призналась ему, а он на встречный вопрос отвечать не собирается?! Вот же сволочь!

— Если рожу, ты мне потом родишь? Баш на баш, — послышалось язвительное.

— Бесишь ты меня феноменально! — выдохнула Лиз гневно, а затем размахнулась и
залепила Дэвиду такую сочную оплеуху, что шлепок наверняка услышали даже соседи,
жившие несколькими этажами выше. Парень ойкнул и оторопело обернулся к девушке.

— Вот так значит? — нахмурился он. — Мы встречаемся не больше минуты, а ты уже
практикуешь домашнее насилие? — в его голосе появилась притворная плаксивость. — Не
могла потерпеть хотя бы часик?

— Что-о-о?! — Лиз аж задохнулась от возмущения. — Да кто тебе сказал, что мы

встречаемся?! Сдурел?!
— А не ты ли только что, смахивая слезы с глаз, призналась, что жить без меня не
можешь?
— Тебе жить надоело?!
— Хм… — протянул Фелини задумчиво. — Может быть самую малость.
Вторая оплеуха не заставила себя ждать. Дэвид в ответ на нее тяжело вздохнул,
неуклюже повернулся к Лиз всем телом и уставился на нее в упор.

— Так мы не встречаемся?
— Нет!
— А когда начнем?
— НИКОГДА!
— Такой ответ меня не устраивает.
— Да мне плевать, что там тебя не устраивает! Забирай шмотки и катись отсюда!
— выдохнула Лиз, гневно тыча пальцем в дверь.

— Никуда я не пойду, сама же прекрасно это знаешь.

— Мы условились: я отвечаю на твой вопрос, ты — на мой. Не хочешь отвечать? Вали.
— Не то чтобы я не хотел, — протянул Фелини, нервно покусывая нижнюю губу. — Просто
не знаю, как объяснить, — выговорил он, внезапно подаваясь к Лиз и упираясь лбом в
ее плечо. — Вот ты когда-нибудь совершала фатальные ошибки? — прошептал он.

— Снова пытаешься уйти от ответа? — поморщилась девушка, невольно разглядывая седой

затылок.
— Нет. Я не ухожу, я подвожу.
— Мой бывший — моя фатальная ошибка.
— Да, наверное… Но ты, к счастью, ее разрешила. А вот как мне исправить свою, я не
имею ни малейшего понятия.
— Что же ты такого натворил?
Долгое гнетущее молчание.
— Я показал кое-что человеку, которому показывать этого не следовало. Доверился
тому, кто заслуживал этого в наименьшей степени.

«Это он сейчас про Шаркиса?» — Лиз и сама не поняла, почему подумала именно о нем.
Но стойкая уверенность в том, что речь идет о не слишком приятном брюнете, возникла
так четко, будто это было не предположение, а неопровержимый факт.

— Все совершают ошибки, — спокойно ответила девушка, начиная неосознанно слегка

поглаживать Фелини по голове.

— Это верно. Но не все ошибки могут привести полуразрушенный мир к полному краху, —
произнес Дэвид с явным напряжением. Звучало это слишком пафосно и неправдоподобно.
Что ты хочешь этим сказать, Дэвид? Что ты сделал нечто, из-за чего все человечество
окажется на краю гибели? Не слишком ли много ты на себя берешь?

— Ты не преувеличиваешь? — протянула Лиз, решив не оглашать все свои мысли вслух.
Фелини сейчас явно находился не в том состоянии, чтобы слушать прямолинейные
высказывания.

— Я был бы рад преувеличить… Но это не так. Я сглупил. Не просчитал возможные

последствия заранее, а теперь их уже не избежать. Механизм пришел в движение.
Катастрофа нагрянет не сегодня. Не завтра. И даже не через год. Но она точно
наступит. И всему придет конец. Мою оплошность необходимо решить до того, как это
произойдет.

— Так решай.
— Не могу, — качнул Дэвид головой, обвивая руками талию Лиз. — В этом и заключается
самое страшное. Я не могу, — произнес он, сжимая девушку в крепких объятьях и
утыкаясь носом в ее шею. — Мне нравится, как ты пахнешь. Мне всё в тебе нравится.

— Но ведь можно сделать хоть что-то? — проигнорировав последние слова, попыталась
Лиз продолжать вразумительную беседу. И как Фелини удается с такой легкостью
говорить о подобных вещах?!

— Прямо сейчас… — Дэвид поднял голову и оказался к девушке настолько близко, что
кончики их носов слегка соприкоснулись. — Можешь поцеловать меня, и мне полегчает.
Проблемы это, конечно, не решит! Но мне будет приятно.

— Не буду я тебя целовать, — поморщилась Лиз. Вот опять… уходит, ускользает,
уклоняется. Готов сделать все, только бы не договаривать. И это при том, что ответ
и без того не пестрит фактами. Сиди и додумывай.

— Хотя бы в щечку.
— Окей, — сдалась Лиз. — Поцелую, если расскажешь, как ты собираешься решать
проблему, о которой, к слову, не сказал ни черта.

— Договорились, — ухмыльнулся Дэвид, притягивая ее к себе ближе. — Мне решить эту

проблему не по силам. Но… если ты не можешь решить проблему сам, найди человека,
который сможет. Так что… мне необходимо найти такого вот человека.

— И что же это должен быть за человек? — Лиз всеми силами старалась отстраниться от
Дэвида, но держал он ее крепко.

— Кого-то умнее. Жестче. И… самую малость безумнее. Потому что нормальному человеку
такое вряд ли будет по силам.

— Описываешь какого-то монстра.

— Его самого, — согласился Дэвид. — Но… кто еще, если не монстр, смог бы спасти наш
изувеченный мир?
— И как ты собираешься его искать?
— Не знаю. Возможно, его даже не существует… Боюсь, в этом случае мне придется его
создать.
— Это еще что значит? — встрепенулась Лиз. — Возомнил себя доктором Франкенштейном?
— У меня есть теория… Но я пока не могу поделиться ею с тобой. Давай на сегодня
закончим на этом? — попросил Фелини, отстраняясь от Лиз. — Я не спал несколько дней
и жутко устал, — с этими словами он выразительно зевнул.

— Ладно, — согласилась Элизабет, поднимаясь и параллельно размышляя, уложить Фелини

на полу или может все же…
— Эй, погоди, — неожиданно поймал ее Дэвид за запястье. — Ты обещала поцелуй, —
напомнил он, подставляя абсолютно гладкую щеку.

«Как ребенок».
Лиз села перед Фелини на корточки, грубо схватила парня за подбородок и притянула к
себе.
— Не надумай лишнего, — предупредила она, прежде чем впилась губами в губы
опешившего Дэвида.

…На самом деле Фелини не верил, что от поцелуя ему станет легче. Его просто
забавляло подтрунивать над Лиз. Но… Действительно полегчало. От второго полегчало
еще больше. А третий и вовсе заставил забыть обо всех проблемах.

Ныне…

«Что же мне с тобой сделать?»

Постукиваешь пальцами по подлокотнику кресла, не сводя взгляда с обнаженного
Фелини, стоящего перед тобой на коленях. Глаза твои горят огнем от прилившей к
радужке крови. Знаешь, что от желто-зеленого цвета сейчас не осталось ни следа.
Лишь кроваво-алый знаменует клокочущую внутри тебя ярость, сдерживать которую ты
больше не в силах.

Ты зол на него. Но еще больше ты зол на себя. Какого черта ты дал слабину? Почему
так легко и просто признал свои чувства, обнажив свою уязвимость перед ним и
преподнеся ее мальчишке на тарелочке с голубой каемочкой и гарниром. Почему ты
вообще позволил ему понять, что эта уязвимость у тебя есть? Даже если эта
уязвимость — он сам. Тем более, если это он. Стоило ли предполагать, что в ваших
отношениях есть место подобной откровенности? Насколько бы было проще, если бы вы
оба были обычными Здоровыми людьми. Вы бы могли ходить на свидания, взявшись за
ручки. Обедать в ресторане. Проводить вечера на открытой террасе. А ночами гулять
по имитации пляжа, взирая на имитации звезд на искусственном купольном небе. Но
единственное, куда вы на самом деле можете прогуляться, крепко держа друг друга за
руки, это к психиатру.

Ты знаешь, почему ты совершил ошибку. По той же причине, по которой ты совершал и

другие ошибки в последнее время. Ты безумно устал.

Устал держать лицо.

Устал сдерживаться.
Устал пытаться внушить окружающим, что ты не просто молокосос двадцати лет с
нереализуемыми планами. Хотелось бы тебе сказать, что тебе абсолютно плевать на
мнение окружающих, но ты не идиот и прекрасно понимаешь: невозможно добиться
желаемого, надеясь лишь на себя. Не те масштабы ты пытаешься покорить. Нужны люди.
Больше людей. Намного больше, чем есть сейчас. И не абы кто. Потрепанные жизнью,
покалеченные и преданные самыми близкими, но выстоявшие. Мастера своего дела.
Опытные. С уникальными навыками. И, конечно же, больные на всю голову. Не так-то
просто найти подобных людей, ведь они не крепят указатель с фонариками, который бы
показывал, в какой стороне их дом. Но найти их — полбеды. Еще сложнее внушить таким
людям уважение к себе, когда большинство из них вдвое, а то и втрое старше тебя и,
возможно, видели то, что тебе не снилось даже в самых лютых кошмарах. А если вкупе
с этим до них доходил слушок о том, насколько ты юн и зелен, пиши пропало. Ты и
подумать не мог, какой преградой для тебя может стать собственный возраст. И
внешность. Вспомнить хотя бы недавнее нападение на особняк Дайси. Тот головорез мог
убить тебя. Вспороть горло или живот. И всё… не было бы истории. Не было бы Тени. И
Фелини сейчас бы не стоял на коленях перед тобой. Но тот убийца решил поступить
иначе. Ему почему-то пришло в голову, что трахнуть тебя будет куда веселее. И вот
насущный вопрос: как заставить себя уважать, когда в тебе видят сексуальный объект
и секс-товар даже зная о том, на что ты способен и сколько крови скопилось на твоих
руках за последние полгода?

Господи, как же ты устал.

А что, если ты и правда взвалил на себя задачу, которая тебе не по зубам?
Что, если ты не справишься? И потянешь на дно вслед за собой всех, кто поверил в
тебя?
От подобных мыслей ты устал еще больше.
Нет, все не так. Неправильно.
Соберись. Это только начало, а ты уже скулишь, как поджавшая хвост псина. Смотреть
противно. На что ты рассчитывал? Что придешь, и все упадут перед тобой на колени?
Просто так? Ни за что? Конечно, такое можно было бы устроить в случае, если бы ты
остался с отцом. Тогда тебе бы не надо было делать вообще ничего. Фамилия работала
бы на тебя, как вип-шлюха, которой заплатили на годы вперед. Как тебе? Отличный
вариант, скажи?

Какая мерзость.
Глубокий вдох. И медленный выдох.
Нет. Это говоришь не ты. Это говорит усталость внутри тебя. Так и шепчет
«остановись», «присядь», «отдохни». Но ты ее слушать не будешь. Ошибки? Что ж… не
ошибается тот, кто ничего не делает. Не время отдыхать. Следует как можно скорее
вернуть себе контроль во всех аспектах жизни. И начать следует с мальчишки перед
тобой. Потому что если ты способен контролировать Фелини, ты способен
контролировать что угодно. Но лишь ты совершишь незначительную оплошность, и
последствия не заставят себя ждать.

Невольно проводишь пальцами по саднящей от засосов шее. Бесконечная игра за

эмоциональное доминирование. Ты дал слабину и на тебя тут же набросили ошейник из
багряных пятен, будто бы давая понять, кто кому здесь принадлежит на самом деле.

Как же бесит.
И вся скопившаяся злость и неудовлетворенность рвутся наружу.
Срыв неминуем.
Он что-то задумал, ты это прекрасно знаешь. Не из тех он людей, что проглатывают
обиду и живут дальше. Нет. Он такой же, как ты. Не успокоится, пока обидчик не
хлебнет дерьма, которое до того заставляли хлебать его самого. Потому ты так упрямо
продолжаешь строить планы по свержению отца с политического трона. Потому ты
знаешь, что не успокоится Фелини, пока не сделает нечто, что раздавит тебя. Скорее
всего, он не сможет любить тебя в полной мере, пока не уничтожит. Ты не знаешь, что
он тебе приготовил. Но то, что что-то приготовил, неоспоримый факт. Но это позже…
Сейчас, в эту самую секунду главный здесь ты. И только пусть попробует сказать хоть
слово против.

Только пусть, блять, попробует.

Выуживаешь из пачки черную сигарету и закуриваешь.

Фелини кажется пьяным. Взгляд его мутный. Глаза постоянно блуждают по комнате,
будто помимо тебя есть еще некто или нечто, за чем ему необходимо следить.

Провода, догадываешься ты.

Он наблюдает за ними. Интересно, что они в этот момент делают. Интересно, а
понимает ли он, откуда у него появились эти видения. Психология — не твой конек. Но
в тот момент, когда он признался в этих галлюцинациях, первое, что ты вспомнил,
были иссохшие мумии в железных саркофагах. Дети, напичканные электроникой. Живые
существа, глаза которым заменяли провода. Уши которым заменяли провода. Желудок,
мочевой пузырь, прямую кишку — все заменяли провода. Прокси-Кибернетический-
Организм, с которым вам «посчастливилось» встретиться полгода назад. Ты и сейчас
помнишь тот день, будто это было вчера. Помнишь его выражение лица, когда он
смотрел в маленькое окошко. Ужас, который он тогда испытал. Не из-за проводов. Даже
не потому, что там были дети. Тебе кажется, самым страшным для него оказалось то,
что они все еще были живы, будучи в таком состоянии. Запертые на границе между
жизнью и смертью и не способные как-то повлиять на свою судьбу. Разве может быть
что-то страшнее этого?

А еще все они были хаксами.

Как и Фелини.
Что, если бы он оказался среди них? Именно он мог стать частью ПКО-вируса. В
проводах. Полумертвый. Лишенный настоящей жизни раз и навсегда.

Думал ли он об этом?
Конечно, думал.
Поставил ли он себя на их место? Примерил ли облик иссохшей мумии?
Не просто примерил. Занял. И какая-то часть его сознания навеки осталась заперта в
холодном морозильнике среди восьми саркофагов.

Любопытно, в какой из них он положил себя? И какого цвета провода вонзил в свои
глазные яблоки?
Ты не можешь представить, что творится в его больной голове.
Но ты пытаешься.
Изо всех сил.

Дыхание Фелини прерывистое и тяжелое. В зубах он сжимает край твоего ремня.

Сжимает, потому что ты приказал.

Хороший мальчик.
«Не думай ни о чем. Ни о мертвых детях. Ни о проводах. Ни о пулях, что пустили тебе
в ноги. Ни о пуле, которую ты хотел пустить себе в висок».

«Не думай ни о чем и ни о ком. Только обо мне. Смотри на меня. Слушай только меня.
И подчиняйся. Подчиняйся мне и никому другому».

Ремень из натуральной кожи. Очень дорогой. Позже ему придется расплатиться и за

него.
Эта мысль вызывает у тебя улыбку. Отличная стратегия: заставлять его всегда
оставаться тебе должным.
Из разбитой губы Фелини по подбородку стекает тонкая алая струйка. Красные капли с
подбородка падают ему на грудь и, смешиваясь с водой, стекающей с мокрых волос,
рисуют на несовершенном теле незамысловатые узоры. Слишком худой и угловатый. Ребра
и ключицы выпирают так сильно, что складывается впечатление, будто его морили
голодом. На шее над петлей ремня начинают проявляться следы от удушения. На плечах,
боках, бедрах многочисленные белесые следы. Раньше ты их не видел благодаря
пластырям, сливающимся с кожей. С ними он, судя по всему, расстается только в
ванной. В таком случае тебе очень повезло застать его именно там, потому что теперь
ты можешь рассмотреть его во всей красе. Без прикрас.

Насколько же глубокими были раны, что даже совершенная медицина не смогла стереть с
твоего тела отметины собственного безумия? Несколько ран на боку совсем свежие. В
некоторых местах желтеют уже заживающие синяки. И руки… На сгибах локтей красуется
череда точек, похожих на те, что можно заметить на руках наркоманов.

Наркотики?
Нет.
Не его стиль. Что-то другое. Что-то хуже. Надо бы узнать, что. Позже.
Фелини выглядит так, будто его отпинала сама вселенная. Будто каждый житель планеты
посчитал своим долгом ущипнуть, задеть или толкнуть его. Худой и избитый, хрупкий,
будто хрусталь. Он должен казаться беззащитным. Сломленным. Человеком, которого
хотелось бы оберегать. Так почему он продолжает казаться тем, кто воткнет тебе в
глаз ножницы, только отвлекись. Тем, кто выстрелит тебе в живот, чтобы проверить,
есть ли в пистолете пуля. Тем, кто вздёрнет тебя на виселице, чтобы использовать
твой труп вместо качелей. Даже не из злости. Не ради мести и не потому, что ты
когда-то чем-то ему не угодил. Забавы ради.

Удушающий контроль — единственное, что сможет сдерживать его хотя бы наполовину.

По крайней мере, ты на это надеешься.
Но и создание такого контроля — задача не из простых.
Что же тебе с ним сделать?
Затягиваешься. Смотришь на него, пытаясь предположить, о чем же он сейчас думает.

— Ближе, — произносишь ты и манишь Фелини пальцем. Он неуклюже подползает вплотную

к твоим коленям, но не прикасается к ним. Правильно. На это тебе разрешения еще не
давали. Тебе нравится складывающаяся вокруг вас атмосфера. Такого между вами еще не
было. Это будоражит. И пульс стучит по вискам, будто молот по наковальне. Тебе
хочется сорваться на нем. Выплеснуть на Фелини все скопившееся в тебе напряжение, а
он, судя по его стояку, и не против. Весь его вид будто бы говорит: «Расслабься. Ни
о чем не думай. И просто делай, что хочешь». А часто ли тебе приходят подобные
предложения?

Затягиваешься.
Наклоняешься к нему и смотришь в широко распахнутые серые глаза. Он не отводит
взгляд. Отвечает тебе тем же с каким-то непонятным детским вызовом. И лишь иногда
начинает едва заметно ерзать. Стояк явно приносит ему дискомфорт. На такой эффект
ты не рассчитывал. Но так даже интереснее.

Затягиваешься.
Протягиваешь к нему руку и проводишь большим пальцем по подбородку, стирая часть
крови, а затем подносишь палец к губам и слизываешь бордовую влагу. Солоноватый
привкус. Надо же. Как у любого другого человека. Кто бы мог подумать.

Затягиваешься.

— Отпусти ремень, — выдыхаешь клуб дыма ему в лицо, раскрывая перед ним свободную
ладонь. И Фелини, медленно наклонившись, разжимает зубы, аккуратно опуская конец
ремня в твою руку.

Хороший мальчик.
На поверхности натуральной кожи обозначаются следы от зубов.
Плохой мальчик.
Затягиваешься.

— Ты испортил его, — говоришь ты тихим спокойным голосом. — Я больше не смогу его
носить. Что будешь делать?

Фелини открывает было рот, чтобы что-то сказать, но ты резко морщишься, и он так и
не произносит ни слова. Верно. Говорить тебе не разрешали.
Хороший мальчик.

Парень не дурак. Быстро соображает, в чем состоит единственное и главное правило в

этой игре. Ты приказываешь, он подчиняется. Все просто, не правда ли?

Мальчишка тяжело вздыхает, а затем подползает ближе прежнего и кладет голову тебе
на колено, как это обычно делают собаки, пытаясь вымолить прощение у хозяина.

Хороший мальчик.
Затягиваешься. Кладешь руку ему на голову и проводишь пару раз по испещренным
седыми нитями волосам. Поглаживаешь гладкую, не знавшую бритвы скулу. Спускаешься
ниже. Сжимаешь подбородок большим и указательным пальцами и заставляешь его поднять
голову.

«Смотри на меня. Слушай только меня. И подчиняйся».

— Ты ведь понимаешь, что этого недостаточно? — говоришь ты с легкой улыбкой на

губах.
Он кивает.
Хороший мальчик.
— Открой рот.
И он открывает.
— И высунь язык.
Фелини смиренно высовывает язык, следя за каждым твоим движением.
Затягиваешься. Пару секунд смотришь на фиолетовый огонек тлеющей недокуренной
сигареты. А затем медленно опускаешь руку, направляя сигарету в сторону Фелини.
Ждешь, когда он отстранится. Или закроет глаза. Хоть как-то выкажет свое
недовольство или страх. Но он ждет. И ты тушишь сигарету о его язык.

Даже не морщится.
Ты знаешь, что это не больно. Когда-то вы с Яном, еще будучи участниками боев,
постоянно так развлекались. Выходили из душной, набитой толстосумами комнаты на
свежий воздух. Отдыхали после тяжелого поединка. И тушили сигареты о свои языки. Но
о чужой язык тушить куда интереснее. И Фелини вряд ли знает, что это не больно. Эта
манипуляция — не желание навредить. Ты его проверяешь. Насколько далеко он позволит
тебе зайти. Насколько он тебе доверяет.

Уже потушенный окурок, оставив росчерк пепла на языке Фелини, падает на пол. Ты же
запускаешь пальцы в волосы парня на затылке. С силой сжимаешь их в кулак и тянешь
вниз, заставляя его задрать голову. Наматываешь на ладонь петля за петлей ремень,
тем самым усиливая давление эластичной кожи на шею парня. Обездвиживаешь его. Не
даешь даже мнимого шанса убежать. И проводишь своим языком по его, слизывая серый
след от сигареты. И все это время смотришь ему в глаза. В упор. Не мигая.

Дыхание его становится тяжелее. Ему хочется продолжения. И принимать в нем активное
участие, а не играть роль живой куклы. Но… Разрешение еще не получено.

Хороший мальчик.
Заталкиваешь его язык обратно в рот и даришь мальчишке глубокий удушающий поцелуй.
Слышишь тихий жалобный стон. Ему так хочется ответить, но можно ли? Нельзя. И
потому, когда ты ощущаешь, как он все же пытается тебя поцеловать, хватка волос
усиливается. Теперь ты делаешь ему больно. Намеренно.

Плохой мальчик.
Резко отрываешься от его губ вкуса жженого табака.
— Нельзя, — выдыхаешь ты раздраженно.
Нельзя, мать твою. Что непонятного?!
Убираешь руку с волос, ослабляешь ремень, но продолжаешь сжимать кожаный край в
кулаке. Откидываешься на кресло и в задумчивости постукиваешь пальцем по
подбородку. В голове возникает шальная мысль. Да, на это бы действительно было
забавно посмотреть. Вот только не перегнешь ли ты палку?

«Расслабься. Ни о чем не думай. И просто делай, что хочешь».

Так ведь?
Выуживаешь из кобуры, что висит на левом боку, любимый Зиг Зауэр. Отпускаешь из рук
ремень и проверяешь магазин на наличие патронов. Ты знаешь, что он полон. Теперь
знает и он.

— Положи подбородок мне на колено и открой рот, — говоришь ты тише прежнего. Голос
твой ровный. Тон — располагающий. Так маньяк мог бы общаться со своей жертвой,
вонзая ей под ногти иголки. Миролюбиво, обезоруживающе. Тон, дающий жертве понять,
что у нее нет ни единого шанса на спасение.

Конечно же, он подчиняется.

Укладывает подбородок тебе на колено и смотрит снизу вверх большими серыми глазами
с нескрываемым раболепием и любопытством. Ему безумно интересно, что будет дальше.
Эта игра явно ему по вкусу.

Любовно поглаживаешь Зиг Зауэр, привычно сжимаешь его рукоять, кладешь палец на
курок, а затем приставляешь холодное дуло ко лбу Фелини.

«Этого ты хотел, верно? Прострелить себе чертову башку. Так может мне следует
сделать тебе одолжение и нажать на курок за тебя?»
Но дуло не задерживается на лбу Фелини. Оно медленно ползет вниз, прочерчивает
линию от переносицы до кончика носа парня, и упирается ему в рот.

— Ты знаешь, что делать, — произносишь ты с улыбкой. И он действительно знает.

Хороший мальчик.

Аккуратно берет ствол пистолета в рот до самой предохранительной скобы, а затем

также медленно возвращается к дулу. Наблюдаешь, как он тщательно вылизывает
предмет, которым обычно убивают. Сколько пуль успело вылететь из дула, которое он с
таким упоением обсасывает влажными, испачканными кровью губами? Сколько из них
достигли цели? Сколько человеческих жизней забрала игрушка, которую он заглатывает
до основания, тихо постанывая? Отличная аллегория на высказывание «отсосать у
смерти». Потому что именно этим Фелини сейчас и занимается. Сосёт ствол, прикрыв
глаза и будто бы действительно получая от этого необъяснимо дикое удовольствие.
Кончиком языка он прощупывает все неровности и не оставляет без внимания ни единой
выемки. Сколько старания. И выражение лица такое, будто он вот-вот кончит. Скажи,
что тебя возбуждает больше? Мысль о том, сколько людей погибли от этого пистолета?
Или мысль о том, что он может забрать и твою жизнь в том числе? Невольно кидаешь
взгляд на его стояк. Смазка тонкой вязкой нитью стекает с набухшей головки на пол.
Вот же маленький извращенец. Впрочем, извращенцев в этой комнате двое, потому что
сколько бы ты ни силился держать себя под контролем, вид Фелини, отсасывающего
пистолет в момент, когда магазин полон, а твой палец покоится на курке — нечто
неповторимое. Что может быть более возбуждающим, чем чужая жизнь, покоящаяся в
твоих руках. Жизнь, которую тебе отдали добровольно. Бери и делай с ней, что
хочешь. Поиграй с ней в Бога. Поиграй в Судью. Или в Рабовладельца. Как тебе идея?
Нравится?

Нравится.

— Хватит, — выдыхаешь ты с усилием. — Пора бы тебе переключиться.

Во взгляде мальчишки сперва проскальзывает недоумение, но затем он замечает,
насколько тебя завели его действия. Он медленно отрывается от ствола пистолета. От
дула к его губе тянется тонкая нить вязкой розоватой слюны. Мальчишка облизывает
губы, приподнимается на коленях и было касается твоей ширинки, но…

— Без рук, — рычишь ты, пряча пистолет с влажным дулом обратно в кобуру. Позже его
стоит почистить.
Расстегнуть пуговицу на джинсах с помощью зубов и языка оказывается той еще
задачкой. Но Фелини, пусть и не сразу, но справляется с ней. Ловит зубами собачку
замка и тянет вниз. Дело за малым. Когда его губы обхватывают твой член, невольно
вздрагиваешь и шумно сглатываешь. Кажется, ты возбудился сильнее, чем думал, потому
что ощущения пронизывают все тело, будто электрический ток. Настолько резкие и
яркие, что тебе придется постараться, чтобы продлить этот момент. Хорошо, что в
нынешнем положении Фелини, ему не видно твоего выражения лица. Выуживаешь новую
сигарету. Щелкаешь зажигалкой. Следует отвлечься. Будет расточительно заканчивать
игру настолько быстро. И унизительно.

Закуриваешь.
Он берет настолько глубоко, насколько может. Но этого недостаточно. Чувствуешь, как
мальчишка проводит языком по уздечке, ласкает головку, захлебываясь слюной. Кладешь
руку ему на голову и, когда он в очередной раз опускается, давишь на затылок,
заставляя его взять глубже. Чувствуешь, как сжимается его горло. Как он дрожит всем
телом, пытаясь справиться со спазмами. Слишком глубоко. Он резко отстраняется,
выпуская член изо рта, чтобы перевести дух. На глазах его наворачиваются слезы. Под
носом влага. Не успеваешь заметить, что прерываться ему никто не разрешал, когда
парень сам вновь берет в рот, с силой проводя языком по всей длине.

Затягиваешься.
Сохраняешь мнимое равнодушие к происходящему, хотя и видишь, как твои пальцы,
сжимающие сигарету, слегка дрожат. Наблюдаешь за тем, как Фелини покачивает
головой. Ощущаешь обволакивающее тепло его рта. Движения его неумелые. К счастью.
Иначе бы ты точно не выдержал. Но он так старается. Забавно.

Он давится снова уже без твоего участия, при этом смешно вздрагивая. Наверное, ему
неудобно еще и потому, что все это время ты крепко сжимаешь ремень, который каждый
раз слегка придушивает его, когда он вновь опускается ниже, пытаясь взять глубже.

Затягиваешься.
Когда он в очередной раз приподнимается, тянешь ремень вверх, намекая на то, чтобы
он поднялся. Тебе даже ничего не приходится говорить. Он сам взбирается к тебе на
колени и проводит пальцами по твоему члену.

— Руки, — шипишь ты, и он тут же отдергивает пальцы, поняв, что снова забылся. Надо
бы с этим уже что-то сделать. Стягиваешь с шеи ослабленный еще Фелини черный
галстук, ловишь мальчишку за запястья и связываешь их мягким шелком. Но связываешь
настолько туго, что парень вряд ли сможет оценить эту мягкость.

— Обними меня, — говоришь ты, и Фелини перебрасывает руки через твою голову так,
что связанные запястья оказываются на твоем затылке. Теперь-то он точно не нарушит
правила. И убежать не получится. Парень ерзает на тебе, явно не зная, куда уже себя
деть. Мало того, что на кресле элементарно неудобно сидеть вдвоем, так и самая
важная на данный момент часть тела все еще остается без внимания.

Зажимаешь сигарету зубами и пальцы освободившейся руки подносишь ко рту Фелини. Он

с готовностью ловит их губами. Засасывает в себя на всю длину. Пропускает язык
между длинными пальцами, и внезапно сжимает зубы у самого их основания.

Плохой мальчик.
Сохраняешь невозмутимость.
— Забываешься, — напоминаешь ты. Из прокушенной кожи сочится кровь. Она смешивается
с кровью, что продолжает идти из его разбитой губы. — Хочешь, чтобы я снова тебя
ударил?

Он в ответ скулит, в нетерпении начиная тереться о тебя. Прижимается к тебе, дрожа

всем телом и при этом облизывая твою руку с окровавленными пальцами. Присасывается
к запястью и оставляет на нем след своего присутствия. А затем вгрызается в него.
Поверх бордового пятна обозначаются глубокие следы от зубов.

Отнимаешь у него свою руку и запускаешь ее вниз. Нащупываешь упругое отверстие,

чувствуя, как мальчишка в нетерпении сжимает коленями твои бедра. Вставляешь
указательный палец и…

Фелини содрогается всем телом, выгибает спину дугой, закинув голову назад, и выдает
долгий, сдавленный, плаксивый стон.
И вся твоя рубашка в его сперме.
Великолепно.
Очень плохой мальчик.

— Блять, — раздраженно шипишь ты, затягиваешься, а затем тушишь вторую сигарету о

его правую ключицу. А он в ответ, надавливая связанными руками на затылок,
притягивает тебя к себе и начинает вылизывать губы. Затылок простреливает острая
боль от впившихся в него ногтей. Все правильно. Ты его не жалеешь. А он не жалеет
тебя. Главное же в вашем сексе что? Главное остаться в живых.

Блять, повторяешь про себя, понимая, что терпения на игры больше не остается. Он
только что кончил, но продолжает тереться о тебя. Ему мало. Нужно еще. Второй палец
проникает в него без труда. Фелини накидывается на тебя, будто изголодавшееся по
теплу животное. Кусает твои скулы, облизывает шею и жмется к тебе снова и снова,
размазывая сперму на твоей рубашке по своему животу. Что это? Извинение? Или бунт?

— Хватит, — выдыхаешь ты, заставляя его оторваться от тебя одним легким толчком.
Вынимаешь из него пальцы и приставляешь к анальному отверстию головку члена. Все
остальное он делает сам. Насаживается слишком резко и замирает. Ощущаешь лишь
легкую дрожь с его стороны. Обволакивающее давление внутри него. И бешено
колотящееся сердце, пульс которого отдается даже в твоем члене. Какое-то время он
просто сидит на тебе, упершись взглядом в твой живот и тяжело дыша, как если бы
пробежал марафон. На лбу его появляется испарина. Под носом все еще влага. И глаза
красные от слез. Шрамы на бедрах, руках и боках будто бы стали ярче. Ты его не
торопишь. Лишь закуриваешь третью сигарету и начинаешь проводить пальцем по каждому
шраму по отдельности на его левой ноге.

Один. Два. Три. Четыре.

Наконец он поднимает на тебя глаза. Лицо красное.
Пять. Шесть. Семь.
Припухшие от минета губы беззвучно произносят:
«Неудобно».
Восемь. Девять.

— В таком случае слезай и закончим на этом, — блефуешь ты. Конечно, не закончите.
Если ты останешься в таком взвинченном состоянии, у тебя крыша поедет, а она и без
этого пребывает у тебя в постоянном движении.

Но Фелини, как ни удивительно, неожиданно ведется на эту угрозу. На его лице

появляется ошарашенное выражение лица.
«Нет уж!»

Он пытается приподняться, но его колени соскальзывают с кресла. Меняет положение и

пробует снова. Не выходит. Действительно неудобно. Ты выразительно вздыхаешь, явно
накаляя ситуацию. Фелини злится, но продолжает пытаться снова и снова найти для
себя устойчивое положение. Испытывает твое терпение.

И ты не выдерживаешь. Подхватываешь его за бедра и поднимаешься с кресла, не выходя

из него. Один резкий толчок в процессе подъема заставляет его воскликнуть и
повиснуть у тебя на шее, откинувшись назад. Благо его руки все еще перекинуты через
твою шею и связаны. Только это спасает его от падения. Далеко вы, впрочем, в таком
состоянии, не уходите. Опускаешь мальчишку на письменный стол, сваливая с него
вирту-очки и кучу барахла, что успело там скопиться. Фелини скрещивает ноги у тебя
на бедрах, вжимая тебя в себя и явно требуя скорейших действий. И ты не заставляешь
его ждать. Сбрасываешь с себя его руки. Закидываешь его правую ногу себе на плечо,
укладывая парня на левый бок, и грубыми рывкообразными толчками прощаешься с
накопленным напряжением. Капля за каплей. Вбиваешься в мягкое, хрупкое тело,
отвечающее на каждое твое движение исключительно положительными эмоциями. Фелини
громко стонет, закрывая глаза связанными руками. Захлебывается, пуская слюну на
стол, не приспособленный для подобного использования. Он жутко скрипит, грозя вот-
вот развалиться под вами. Но ни тебя, ни Фелини это сейчас не заботит. Пепел от
сигареты, что ты сжимаешь в зубах, падает мальчишке на живот. Прямо в свежую
сперму, которая мутными кляксами расползается по светлой коже. И когда только он
успел кончить во второй раз? Между прочим, без разрешения. Надо бы подумать, как
контролировать еще и это.

Потом.
Сбрасываешь ногу парня с плеча и заставляешь его перевернуться на живот. Ему
следует встать на ноги, но колени Фелини подкашиваются, потому тебе ничего не
остается, кроме как, нависнув над ним, прижать его руки к столу и таким образом
удерживать его в необходимом положении. Он тихо скулит от каждого нового толчка,
при этом старательно тебе подмахивая. Спина напряжена. На бедрах начинают
проявляться следы от твоих пальцев. Но он не просит тебя остановиться или
замедлиться. Не просит закончить. Лишь цепляется пальцами за твою руку, что
прижимает галстук, стягивающий его запястья, к столу. Будто даже сейчас в этот
самый момент ему все еще мало тебя.

Резко переворачиваешь его обратно на спину и наваливаешься сверху. Позволяешь ему

вновь обнять тебя. Опять даешь слабину. Совершаешь очередную ошибку. Что ж, об этом
ты подумаешь позже.

А пока…
«Не думай ни о чем и ни о ком. Только обо мне. Смотри на меня. Слушай только меня.
И подчиняйся. Подчиняйся мне и никому другому».

========== Четвертые небеса Рая: 42. Старая жирная сука ==========

Комментарий к Четвертые небеса Рая: 42. Старая жирная сука

Глава писалась под песню Parasite Eve - Bring Me The Horizon
Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0.

Углеродистая сталь в обкладках из дамасской стали. Двусторонняя симметричная

лазерная заточка на молекулярном уровне. Рукоять из древесины тика. Нож режет даже
самое жесткое мясо, будто талое масло.

Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет.

Таких бутылок в мире осталось не больше нескольких тысяч. Пьют его лишь истинные
ценители. Или очень богатые люди. А еще этот ром придает мясу ни с чем несравнимый
аромат и чарующее послевкусие.

Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара

Тосама — Трувера Вюрвигэла.

Стальной корпус с фурнитурой из белого золота и натуральной кожи. Регулировка

пламени. Батарея рассчитана на десять лет непрерывной работы. Незаменима в случае,
если необходимо опалить мясо сверху для хрустящей корочки.

Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и

ударопрочного стекла.

Герметичность и встроенная регулировка температуры позволяют вывозить мясо на

пикник даже в самый зной без угрозы порчи угощения. Но ты предпочитаешь
использовать его для маринада.

Сегодняшний ужин однозначно войдёт в десятку твоих лучших кулинарных творений. Тебе
пришлось встать по будильнику в четыре утра, чтобы подготовить шикарный стол для
всей семьи. И спустя тринадцать часов почти все блюда завершены. Осталось лишь
главное, но готовить его заранее нельзя, так как ты хочешь подать его на стол с
пылу с жару.

С голографического экрана телевизора, который ты включаешь для фона, статная

женщина в строгом костюме и с прилизанными к голове волосами, вещает про далеко не
первую и, безусловно, не последнюю пандемию XXIII века — депрессию. Кажется, ранее
телезрителям программы дама была представлена, как какой-то там доктор каких-то там
психологических наук. Приглашённый гость. Важная птица. Звучит нелепо.

— Знаете ли вы, — говорит она, поправляя очки, делающие ее похожей на кошку, — что
на данный момент по статистике девять из десяти жителей Тосама страдали от
депрессии в прошлом или страдают ею на данный момент?

Ты лишь улыбаешься. Если это действительно так, то ты одна из тех жительниц города,
которые значатся под номером десять. Ты обожаешь свою жизнь во всех ее проявлениях.
У тебя потрясающий муж, взрослеющая и невероятно талантливая дочь, большая уютная
квартира на верхнем этаже одного из самых красивых небоскребов города. И каждый
день ты занимаешься любимым делом: готовишь разнообразные блюда для своей семьи. А
что может быть приятнее этого?

И ты искренне не понимаешь, почему же так не могут жить остальные тосамцы? Просто

заниматься тем, что им нравится? Что им мешает? Нет, правда, что? Зачем уборщику
мыть полы, если он хочет попасть в музыкальную индустрию? Зачем студенту жарить
бургеры, когда он может найти стажировку по специальности? Зачем старикам вообще
работать, когда мировое государство делает отчисления по возрасту? Почему-то когда
подобные темы затрагиваются тобой при разговоре с дочерью, она лишь закатывает
глаза и утверждает, что ты совершенно не понимаешь жизни, потому что никогда не
испытывала ее тягостей. Быть может она и права. Но и себя ты правой считаешь тоже.
Ты уверена, что каждый человек может делать, что ему заблагорассудится. И если он
живет не так, как хочет, это исключительно его вина.

— Знаете ли вы, — продолжает женщина в телевизоре, — что по статистике, шесть из

десяти жителей Тосама хотя бы раз думали о суициде, еще не достигнув шестнадцати
лет? А суицид в наше время важная социальная проблема мирового масштаба.

Ты не знаешь ни единой причины, по которой ребенок захотел бы умереть. Вспоминаешь

свои шестнадцать лет, и тебя переполняет счастье. Любящие родители души в тебе не
чаяли и исполняли любую твою прихоть. Они были щедры и понимающи, добры и
заботливы. Иной жизни ты не знала, а очень трудно понять и принять то, что тебя
никогда не касалось. Ты, если говорить начистоту, и не пытаешься. Все это для тебя
блажь. Фальшивка. Нагнетание обстановки ради получения выгоды. Да-да, все эти люди
в телеэкране просто хотят высосать из тебя побольше денег, и ради достижения цели
стремятся тебя запугать, фальсифицируя данные.

— Знаете ли вы, — женщина с прилизанными волосами все никак не замолкает, — что

даже если вы считаете, что никогда не страдали от депрессии, — она накаляет
атмосферу, с явным намереньем увеличить свою клиентуру, — вероятность того, что вы
столкнетесь с ней в будущем, составляет девяносто шесть процентов?!

Подобный факт ничуточки тебя не пугает. Как пить дать, вранье. Как и психотерапия в
общем и целом. Она кажется тебе чем-то эфемерным. Абсолютно бесполезная штуковина.
И все эти психологические болячки — сплошные оправдания. Что значит «Я не
счастлив»? Возьми, и будь счастлив. Разве это так сложно? Что значит «У меня нет
денег»? Пойди и заработай. Все работают и зарабатывают. Ты чем такой особенный? Что
значит «Я не хочу жить?». Если бы ты не хотел жить, ты бы уже умер. Взял бы и умер.
Скинулся со здания. Перерезал вены, лежа в горячей ванне. Выстрелил бы себе в
висок. Но ты жив. Значит не так уж и хочешь умирать. И не надо всех этих пустых
отговорок.

— Умеют же люди делать деньги из воздуха, — вздыхаешь ты, выуживая из стеклянного

контейнера нарезанное на тонкие ломтики мясо, которое мариновала в безумно дорогом
роме больше суток. Ты аккуратно размещаешь мясо на противне и щелкаешь
пьезозажигалкой. По мясу пробегают голубоватые языки пламени, образуя на его
поверхности хрустящую корочку. Когда пламя исчезает, ты загружаешь противень в
духовку, выставляешь необходимое время и берешься за приготовление гарнира.

— Следует понимать, что депрессию нельзя игнорировать. При малейшем подозрении на

данное заболевание следует обратиться к специалисту, — слышится со стороны
телевизора. Ну да, ну да. Чуть взгрустнулось, и сразу беги отстегивать денежки?
— Если вы пораните ногу, вы направитесь к врачу до того, как подцепите инфекцию и
ваше положение усугубится. С душевным здоровьем следует вести себя точно так же.

Ну вот, как ты и думала. Набирает клиентов.

Строгая женщина продолжает рассказывать про опасность затяжной депрессии, доводящей
людей до суицида, когда по квартире пролетает приятная трель входящего звонка. В
нынешнее время домашние телефоны вышли из моды. В них нет нужды, когда у каждого
человека с собой сразу по несколько гаджетов, позволяющих им связываться с
собеседниками из любого уголка мира. Но ты с самого детства, насмотревшись старых
черно-белых фильмов, мечтала о домашнем телефоне. Мечтала о крепкой веселой семье,
как из ситкомов. Мечтала носить пышные юбки и блузы с рюшами. И цокать по квартире
каблучками. Очень устаревшие мечты, но исполнимые. Тебе тридцать восемь лет и ты
получила все, чего хотела. И семью. И дом. И пышную юбку. И каблучки. Единственное,
что не вписывается в идеальную картину — твоя фигура. Ведь в фильмах прошлого
зачастую главные героини были худышками, будто тростинки. Фарфоровые куколки с
блондинистыми волосами, вишневыми губами и длиннющими ресницами. Белое облако волос
в наличии. Как и вишневые губы. И ресницы ты наращиваешь с пятнадцати лет. Но вот
фигура… Ты относишь себя к категории аппетитных дамочек. И это тебя даже радует. Ты
никогда не была худой и никогда к этому не стремилась. Родители говорили, что
хорошего человека должно быть много. Их самих было достаточно много. И они были
очень хорошими!

— Марко! — звенящим голосом зовёшь ты мужа, что внимательно изучает какие-то

рабочие документы на планшете. Твой настоящий голос по воле генетики очень низкий,
по телефону тебя часто путают с мужчиной, поэтому на шее ты носишь тонкий золотой
ремешок с штуковиной, которая делает его куда выше и мелодичнее. Женственней. А
смех заразительней и кокетливее.

— М-м-м? — слышится с его стороны.

— Телефон, дорогой! Возьми трубку!

На самом деле нет никакой трубки. И домашнего телефона тоже нет. Просто ты
подключила умный дом к своему КПК, чтобы появилась возможность принимать звонки
посредством голосовых команд. Команду ты также можешь выкрикнуть сама. Но в
нарисованной тобой сказке муж — глава семьи. И если дома он, телефонные разговоры —
исключительно его прерогатива.

— Да, конечно, дорогая!

Марко — мужчина твоей мечты. Далеко не каждый стал бы мириться с твоими фантазиями,
но он всегда и во всем тебя поддерживает! Когда вы с ним познакомились, он был
обычным (но весьма привлекательным) парнем из небогатой семьи, который подрабатывал
курьером и раз в пару дней привозил в ваш дом букеты свежих цветов, которыми мама
украшала многочисленные комнаты. Он любит рассказывать, как увидел тебя в первый
раз и тут же без памяти влюбился. Тебе на тот момент было шестнадцать, а ему
двадцать один. О, сколько терзаний он пережил, прежде чем пригласить тебя на
свидание. И как он был галантен и внимателен. А как боялся, что твои родители его
не одобрят, потому что он не богат?! Вы даже думали сбежать вместе! Он не знал, что
твои мама и папа всегда потакали твоим желаниям, и выбор мужчины не стал
исключением.

— Я слушаю, — доносится голос мужа из комнаты. Слова адресованы звонящему.

— Добрый вечер. Вас беспокоит полиция. Отдел по расследованию преступлений. Это

телефон миссис Крэйн?

— Именно так.

— Я детектив Баттэн. Могу я узнать, с кем говорю?

— Я Марко Крэйн, её муж, — отвечает он. Голос его становится напряжённым, но ты не
беспокоишься. Нет ни единой причины, по которой тебе могли бы звонить из полиции.
Наверняка это какая-то ошибка.

— Марко Крэйн, с глубочайшим сожалением сообщаем вам, что несколько часов назад
было обнаружено тело. У нас есть основания полагать, что это ваша дочь Кассандра
Крэйн. Вам необходимо в ближайшее время подъехать в городской морг по адресу Скаэр-
стрит, дом восемнадцать для ее опознания.

Мужской хриплый голос по ту сторону связи замолкает. Молчит муж. Молчишь ты,
замерев с эксклюзивным поварским кухонным шеф-ножом Nesmuk Mecca M0 в руках.

— Клиническая депрессия нуждается как в медикаментозном, так и психотерапевтическом

лечении. Если вам кажется, что ваша жизнь разрушена…

Твоя идеальная жизнь рассыпается в пыль. В мгновение Ока. Как по щелчку пальцев.

— …если вы уверены, что ваше существование лишено смысла…

Лишено. Потому что вся твоя жизнь была в дочери. В веселой пухленькой девочке,
которой только исполнилось шестнадцать лет.

— …возможно, проблема заключается в том, что у вас депрессия.

Нет. Проблема заключается в том, что это жизнь. Дрянная, внезапная и не поддающаяся
контролю.

Происходящее после для тебя будто страшный сон, от которого ты никак не можешь
очнуться.

— Суицид, — сообщает тебе помятый судмедэксперт. Рядом с ним топчется не менее

помятый детектив. Тот самый, который вам позвонил.

— Невозможно, — качаешь ты головой. — Моя дочка счастлива. У нее нет причин кончать
с собой.

— Такое часто случается среди наркоманов, которые не могут найти дозу, — продолжает
скучающе судмедэксперт.

— Невозможно, — повторяешь ты отрешенно. — Моя девочка не употребляет наркотики.

— Ее нашли неподалеку от клуба «Эден». Говорят, она часто там бывала, — вступает в
разговор Баттэн. Выглядит он как человек, который спал в последний раз еще в
прошлом веке. В его трехдневной щетине блестит седина.

— Невозможно, — говоришь ты в третий раз. — Она не любит клубы. И вообще сейчас не

в городе. Она уехала неделю назад на экскурсию в новое поселение в двухстах
километрах от Тосама. Эклипс. Там выращивают экологически чистые продукты. Она
хочет написать об этом доклад.

— Суицид — обычное явление среди молодых проституток, которых подсадили на

некачественную дрянь. От нее у подростков плавятся мозги, — продолжает бубнить
судмедэксперт.

— Проституция? — ты хочешь кричать, но вырывающиеся из тебя слова еле слышны. — Что
за глупость? Невозможно, — все, что ты можешь обессиленно повторять раз за разом.

— На запястье вашей дочери нашли свежее клеймо Амуров, так что, боюсь, возможно, —
парирует детектив. Судмедэксперт при этом будто бы ухмыляется. Кажется, ему
доставляет удовольствие то, как меняется твое лицо каждый раз, когда на тебя
вываливают новый жуткий факт. Один хуже другого.

— Не верю, — шепчешь ты, теребя в руках лямку дорогой сумочки. — Зачем девушке из
обеспеченной семьи заниматься подобным?! Глупости! — твой голос с каждым словом
становится тверже. Верно. Все так и есть. Это не Кассандра!

— Ради интереса, — пожимает плечами судмедэксперт, за что получает неодобрительный

взгляд со стороны детектива. А ты промакиваешь влажные от слез глаза платком,
который стоит больше, чем вся одежда, в которую облачены оба собеседника. Марко все
это время молчит. Почему он ничего не говорит? Почему не защищает вашу дочь? Почему
принимает каждое сказанное этим противным судмедэкспертом слово как непререкаемую
истину?! Это же чушь!

— Марко, скажи хоть что-нибудь! — восклицаешь ты, а он переводит на тебя взгляд

потухших глаз, но так и не произносит ни слова.

Вас ведут по пустому коридору морга. Каждый шаг отдается громовым стуком твоих
каблуков. Серые стены, холодный, режущий глаза свет и химический запах, который ты
никогда не забудешь. Вы заходите в вытянутую комнату, в которой параллельно стенам
стоят два стеллажа с квадратными дверьми от пола и до потолка. Это место похоже на
картотеку в библиотеке. Вот только за этими дверцами хранятся далеко не
читательские билеты.

Судмедэксперт проходит к одной из дальних дверец, сжимает пальцы на облупившейся

ручке и дёргает ее на себя. Дверь с неприятным лязгом выкатывается вперёд,
выволакивая за собой из морозильной камеры металлическую полку, на которой лежит
мертвое тело. Оно покрыто белой плотной тканью.

«Это не Кассандра! — уверена ты. — Это не может быть моя девочка!»

Судмедэксперт без церемоний скидывает покров с лица мертвого человека, и ты,

вскрикнув и выронив сумочку, закрываешь рот рукой, дабы заглушить рвущийся из тебя
душераздирающий вопль. Из глаз брызгают слезы, а руки дрожат.

Это она.

Детектив наблюдает за твоей реакцией и приходит к неутешительным выводам. Но ему

все равно приходится спрашивать, чтобы получить внятное подтверждение:

— Это ваша дочь?

— Да, — бросает сухо Марко.

— Нет! — вскрикиваешь ты сквозь рыдания. — Нет-нет-нет! Это невозможно! НЕТ! — ноги

тебя не держат, и ты падаешь на колени на грязный холодный пол. — Нет, — повторяешь
и повторяешь ты.

— Когда мы сможем забрать ее, чтобы похоронить? — продолжает муж с ужасающим

хладнокровием. Будто ему плевать. Будто мертвое тело дочери нисколько его не
поразило.

— Увы, прямо сейчас я не смогу однозначно ответить на данный вопрос. Мы ведем

расследование, — вздыхает детектив. Тебе кажется, что эта ситуация даже его трогает
больше, чем Марко.

— Но вы же сами сказали, что это суицид, — замечает муж без единой эмоции.

— Верно. Однако сейчас моими коллегами ведется дело, связанное с новым

синтетическим наркотиком, который употребляла…
— Который нашли в теле моей дочери, — не дав ему договорить, поправляешь ты
детектива, громко всхлипывая. То, что Кассандра принимала этот наркотик
добровольно, не доказано! Это не неопровержимый факт, черт бы их всех побрал!

— Как вам будет угодно, — кивает мужчина.

— Мы вас поняли, — сухо отвечает Марко и поворачивается к тебе. — Идем домой, тебе
нужно отдохнуть, — холодно говорит он, взяв тебя под руку и пытаясь поднять с пола.

— Нет, — пытаешься ты вырваться. — Нет, постой! Я не оставлю свою дочь! Не оставлю!

«Мама?» — неожиданно слышится приглушенное со стороны полки.

— Кассандра? — вздрагиваешь ты. — Вы слышали? Вы это слышали?! Она меня позвала!
Только что! Ее голос! Она жива! — ты вскакиваешь с пола и кидаешься к телу.

— А ну-ка прекрати! — муж крепко хватает тебя за локоть и силком оттаскивает от
трупа. — Она не может звать тебя. Она мертва! — говорит Марко настолько зло, что ты
теряешь всякие силы и безвольно следуешь за ним обратно через чертов коридор с
серыми стенами, холодным светом и отвратительным химическим запахом, который ты
никогда не забудешь.

Проходит день.

Проходит месяц.

Проходит полгода.

Жизнь твоя меняется кардинально, сбив с тебя спесь богатой беспечности и

вседозволенности.

Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0 валяется в раковине,

испачканный чем-то на вид омерзительным, давно покрывшимся вонючей плесенью.

Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет на дне грязной чашки, к которой
ты периодически прикладываешься. Из нее же ты пьешь кофе и чай. Молоко и воду.
Заливаешь один напиток другим не в силах взять ни другую кружку, ни помыть эту.
Вкус отвратный. Запах отвратный. Но тебе все равно. Потому что вся твоя жизнь куда
более отвратна гремучей смеси в чашке.

Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара

Тосама — Трувера Вюрвигэла используется теперь исключительно для поджога самокруток
с опиумом. Они должны приносить блаженство и покой, но в твоем случае блаженством и
не пахнет, а боль не уходит. Просто тебе становится на нее плевать. Увы, на очень
короткое время и с каждой выкуренной самокруткой эффект все слабее.

Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и

ударопрочного стекла ты приспособила в качестве пепельницы. Контейнер заполнился
окурками уже доверху и когда ты отправляешь в него очередную докуренную самокрутку,
собравшаяся сверху горка обваливается на дорогущий паркет, с которого ты раньше
стирала пылинки. Теперь ты не обращаешь на грязь никакого внимания. Эта горка
далеко не первая. Ходишь ты по дому теперь не на каблуках, а исключительно босиком,
потому твои ступни покрывает грязная корка из пепла и крови. Ты разносишь окурки по
всей своей шикарной квартире, и тебе нет до этого никакого дела.

Марко уходит от тебя через два месяца после смерти Кассандры. Говорит, что ты
спятила и он больше не может находиться с тобой в одном доме. Сперва, он пытается
оформить над тобой опекунство. Видите ли, ты невменяема. Разговариваешь с дочерью,
которой больше нет в живых. Да, разговариваешь. Но опекунство Марко хочет оформить
не ради твоего блага. Твои адвокаты быстро находят корень зла. Оказывается, твой
любимый, идеальный муж уже несколько лет крутит роман с молоденькой помощницей. А
до нее подобных романов насчитывается не меньше десятка. К тому же его компания на
грани банкротства, и он остро нуждается в твоих унаследованных после смерти
родителей деньгах. Когда ты вываливаешь на него всю эту информацию, он не просит
прощения, не кидается тебе в ноги и не пытается загладить вину. Отчего-то он
считает тебя виновной во всех его проблемах. Закидывая в сумку все без разбора
дорогие вещи, которые попадаются ему на пути, Марко стремительно двигается к выходу
из квартиры, крича, что ты никогда не была ему нужна. То, что он испытал, увидев
тебя впервые, была далеко не любовь, как он рассказывал раньше. Он лишь решил, что
жирная богатенькая сучка наверняка на него клюнет и он с нее поимеет кучу денег.
Золотой билет из нищей жизни. И если ради этого придется трахать человекоподобную
свинью, что ж. Плата невелика. Когда Марко основал на деньги твоих родителей свою
компанию, он собирался развестись с тобой. Но ты, как назло, забеременела! И как бы
он тебя ни презирал, но дочь он свою любил. И оставался с тобой только ради
Кассандры. А теперь ее нет. И чья это, по-твоему, вина?! Марко считает, что твоя.
Это ты отпустила ее на ту экскурсию. Это ты поддерживала ее идиотские увлечения. Ты
настояла на том, чтобы она сама выбирала, как ей жить. Ты. Отвратительная мать,
которая сама подтолкнула дочь к смерти. А как результат: теперь жизнь стала
абсолютно бессмысленной.

С последним утверждением ты спорить не станешь, так как ощущаешь ровно то же самое.

Вот только убегаешь от действительности иным нежели муж способом. Пока Марко в
постели с другой, ты поедаешь пирожные с фисташками, кремовое печенье и сладкие
пироги. Пока Марко думает о том, как заполучить твои деньги, ты ешь пиццу и
бургеры, блины и запечённые каштаны. Пока Марко приглушенно рыдает в душе, ты
заказываешь свадебный трехэтажный торт. Ешь его на кухне ложкой, не отрезая
отдельного куска. А после ухода мужа заказываешь пасту. Заказываешь лобстеров.
Заказываешь натуральных гусей с яблоками. Пытаешься заполнить пустоту внутри себя.
Но ничего из этого не помогает. Лишь твоя аппетитная пышность превращается в
болезненную. Двигаться становится все тяжелее. Тебя мучает одышка и изжога. Болят
суставы и спина. Постоянно кружится голова, а во рту появляется странный гнилостный
привкус. Любое действие превращается в пытку.

Уход Марко усугубляет твое положение, так как ты вообще перестаешь выходить из
дома. Перестаешь убираться. Мыться. Стирать. Все, что ты делаешь, это тратишь свое
наследство на еду, опиумные самокрутки и дорогой алкоголь. Да здравствует XXIII
век — век, в который все можно заказать в онлайн магазине (даже наркотики) и
прожить в своей квартире до самой смерти, ни разу не высунув носа за дверь.
Наверное для того все это и создавалось, чтобы каждый сидел в своей коробке,
блуждая по виртуальным улицам, но не ступая на настоящие. Чтобы убегал от
реальности все дальше и дальше, отрываясь от мира, а значит, превращаясь в пешку,
которой легко управлять.

Если ты не ешь, не пьешь и не куришь, ты плачешь, снова и снова разглядывая

фотографии Кассандры. Плачешь навзрыд. Долго и громко, пока полностью не
обессилишь. Плачешь по любимой дочери. По своей прошлой жизни, которая теперь
кажется сладким сном, пробуждение от которого несет за собой разочарование и
всеобъемлющую печаль. Плачешь по Марко, который пусть и в маске лжи был идеальным
мужчиной. А теперь ничего этого нет. Превратилось в шмат грязи как по щелчку
пальцев жестокого фокусника. Был кролик, и нет кролика. Была идеальная жизнь. И ее
не стало.

Если же ты не плачешь и не ешь, ты просто лежишь в постели. Иногда ты можешь не

вставать с нее по несколько суток, не притрагиваясь к еде и воде, а нужду справляя
прямо в штаны. Тебе все равно. Ничего не имеет значения. Плевать. Смотришь в
голографический экран и бесцельно щелкаешь с канала на канал.
— Знаете ли вы, что на данный момент по статистике девять из десяти жителей Тосама
страдали от депрессии в прошлом или страдают ею на данный момент? — натыкаешься ты
на повтор уже знакомого психологического шоу.

А ведь когда-то ты считала, что десятая. Какой же наивной дурой ты была.

 — Знаете ли вы, что по статистике, шесть из десяти жителей Тосама хотя бы раз
думали о суициде, еще не достигнув шестнадцати лет?

Ты думаешь о суициде, давно достигнув шестнадцати лет. Взять бы нож, полоснуть себе
по горлу и закончить эти мучения. Или забраться в ванну и бросить в воду включенный
фен. Или наесться горсти гвоздей. Еще полгода назад ты была уверена, что если
человек действительно хочет умереть, он умрет. Какой же дурой ты была. Ни черта ты
не понимала. Как бы паршива ни была жизнь, умирать страшно. Решиться на это не так
просто. Ты уже предпринимала несколько попыток, но каждый раз в последний момент
шла на попятную. Животный страх останавливает тебя. Страх и ответственность, ведь
сперва следует похоронить Кассандру. А ее тело все ещё в морге. И каждый раз, когда
ты хочешь его забрать, судмедэксперт находит все новые причины, по которым ты этого
сделать не можешь.

Будто бы они не хотят отдавать ее тебе.

Будто бы на это есть основания.

Будто бы они что-то знают о ее смерти, чего не знаешь ты. И боятся, что ты
раскроешь их тайну.

Эта мысль всплывает в твоей голове в один из тех дней, когда ты, бесцельно блуждая
взглядом по экрану телевизора, мочишься в постель. Всплывает резко в середине
процесса мочеиспускания и подобна слепящему свету фонарика в кромешной темноте.

Не «будто». Они не хотят ее отдавать. Почему? Что они скрывают? Кассандра не была
проституткой. Кассандра не принимала наркотиков. Кассандра не ходила по
сомнительным клубам. Кассандра была хорошей девочкой. Смелой. Амбициозной. Она
собиралась стать журналистом.

Тебя передёргивает, и ты резко садишься на кровати. Горячая влага стекает по икрам

на пол.

Вот оно.

И почему ты не подумала об этом раньше?

Кассандру убили, потому что она что-то разузнала.

— Мама, — твоя дочь сидит рядом с тобой на кровати. Она поправляет пышное облако из
волос, выкрашенных в розовый. Ты понимаешь, что девочка — лишь плод твоей фантазии.
На самом деле ее здесь нет. На самом деле она в чертовом морге. Давно мертва. Но
лучше беседовать с плодом фантазии, чем не беседовать ни с кем вообще. — Хватит
себя жалеть, — произносит она стальным голосом. — И начинай задавать вопросы.

Она всегда была строга к тебе. Порой тебе даже казалось, что не она твоя дочь, а
как раз наоборот.

— Ты живёшь в придуманном мире, — еще при жизни часто обвиняла тебя Кассандра.
— Жизнь далеко не так хороша, как тебе кажется.

— А может, это ты смотришь на все вокруг слишком мрачно? — смеялась ты в ответ.
Тебя никогда не обижали слова дочери, наверное, потому, что ты всегда знала, что
она куда умнее тебя. И гордилась ею.

— Ты любишь жизнь, потому что ничего о ней не знаешь. Но что хуже, ты и не
стремишься узнать. Ты не задаешь вопросы.

Вот именно. Не задаешь. А что произойдет, если начнёшь?

И ты начинаешь звонить в морг и задавать вопросы.

Начинаешь звонить в полицию и задавать вопросы.

Начинаешь звонить в клуб, рядом с которым нашли Кассандру, и снова и снова задаешь
вопросы.

— Ты так говоришь, будто задай я вопрос, и мне тут же ответят, — смеялась ты
раньше.

— Молчание иногда самый красноречивый ответ, — парировала Кассандра. И это так. Все
твои собеседники переключают тебя на других собеседников. Другие собеседники на
третьих. Третьи не берут трубку или просят перезвонить позже. Тьма собеседников и
ни единого внятного слова. Вот он. Красноречивый ответ, о котором говорила твоя
дочь. Их переключения и переподключения лишь подтверждают твои подозрения.
Кассандру убили и все, кому ты звонишь, прекрасно об этом знают. И в клубе. И в
морге. И в полиции. Ублюдки.

Но через неделю на пороге твоего дома появляется мужчина с усталым лицом.

Трехдневная щетина. Мятая рубашка. Замызганный плащ. Преждевременная седина на
висках. Выразительная залысина на макушке. Тот самый детектив, которого ты видела в
день опознания Кассандры. На фоне неприятного судмедэксперта он казался истинным
джентльменом.

— Миссис Крэйн? — спрашивает он, пожевывая фильтр недокуренной сигареты. Кажется,

он не сразу тебя узнает. За эти полгода ты поправилась на пару килограмм. Пару
десятков. И возможно не пару. Пышное белое облако волос превратилось в грязные
сосульки с отросшими темно-каштановыми корнями. Дорогущие платья заменил
замызганный спортивный костюм.

— Мисс, — поправляешь его, стирая с брендовой спортивной толстовки от компании

Дэнор фисташковое мороженое от компании Стэлла. И толстовка, и мороженое стоят
больших денег, но в сочетании друг с другом превращаются в тряпку и грязь. И как
только дорогие вещи могли тебе раньше приносить столько радости? Как тебе могло
приносить радость хоть что-то?

Что значит «Я не счастлив»? Возьми, и будь счастлив. Так ты раньше думала, верно?
Да какой же непрошибаемой дурой ты тогда была? И неужели только смерть дочери могла
поставить твой мозг на место?

— Я детектив Томас Баттэн, возможно вы меня помните. Расследую убийство вашей
дочери.

Убийство.

Впервые за полгода, что нет Кассандры, кто-то произносит это слово вслух.

— Говорили же, что суицид, — плаксиво шепчешь ты. Твой голос без золотого ремешка
на шее низкий и походит на рык.

— Но мы же с вами понимаем, что это чушь, — вздыхает детектив.

Верно. Ты это прекрасно понимаешь, но удивлена, что это понимает кто-то еще помимо
тебя.

— Могу я зайти? — спрашивает детектив, все еще топчась на пороге. — Наш разговор
должен остаться между нами.

Ты киваешь и отходишь от двери, которую до того закрывала собой от косяка до

косяка. Мужчина проникает внутрь, порывается было разуться, но ты советуешь этого
не делать и провожаешь его на ужасно грязную кухню. Но ужасно грязная кухня куда
лучше кошмарно грязного зала и отвратительно грязных спальни и гостиной. А комната
Кассандры под замком. В нее ты зайти никому не позволишь.

— Мне передали, что вы несколько раз звонили в полицейский участок, — продолжает

разговор мужчина, стряхнув со стула гору крошек и присев за заляпанный подгнивающей
едой стол.

Звонила ты пятьдесят девять раз, если быть точной.

— Но вас по какой-то причине ни разу не соединили со мной, — говорит он. — Хотя… мы
с вами прекрасно понимаем причину и этого.

— У вас безалаберные работники, — предполагаешь ты, пытаясь прикрыть разошедшийся

сбоку шов на толстовке, которая стала тебе мала на несколько размеров.

— Скорее жадные, — устало улыбается детектив. — Все, что я вам сейчас расскажу, не
должно уйти за стены этой квартиры. Иначе наше знакомство будет недолгим. Вам не
следует никому доверять.

— А вам? Вам я доверять могу?

«Задавай вопросы, мама. Задавай».

— Только на девяносто девять процентов, — отвечает детектив.

— Только? — переспрашиваешь ты растерянно.

— Один процент иногда перевешивает девяносто девять, — вздыхает Баттэн. — Не верьте
даже мне. Меня в любой момент могут поставить перед выбором: лгать и жить или
говорить правду и умереть. Не уверен, что я откажусь от своей жизни. Ну, а пока…
— детектив извлекает из потертого портфеля папку с документами и бросает ее на
стол.

— Не люблю хранить документы на электронных носителях, — объясняет он, поймав твой
недоуменный взгляд. Кипа бумаги — это даже не прошлый век. Позапрошлый.

Он выкладывает перед тобой несколько фотографий.

— Узнаете кого-нибудь?

Двоих ты видишь впервые, но третий человек тебе действительно знаком.

— Ее, — показываешь ты на фото девушки с черными-зелеными дредами. Большие карие

глаза, пухлые губы, загорелая кожа. Пирсинг обеих ноздрей. — Она была подругой моей
дочери.

— Памела Уотсон. Член банды Амуров. Отвечает за «вербовку», — произносит детектив

спокойно.

— Вербовку кого? — вздрагиваешь ты.

— Подростков в проституцию. Приводит в клуб. Подсаживает на наркотики. Ставит
клеймо и выставляет в качестве продукта на торгах. Виртуальная панель куда удобнее
реальной.

Сердце будто ухает в район желудка и начинает там болезненно пульсировать. Когда ты
впервые увидела Памелу, она тебе не понравилась. Это ощущение показалось тебе
странным, потому что до этого не было ни единого знакомого Кассандры, который
вызывал бы у тебя подобное неприятие. Но что-то во взгляде этой девушки вызвало в
тебе тревогу. Даже страх. Верно. Она тебя напугала. Но тогда ты проигнорировала это
чувство. Не задала вопрос. И вот что из этого вышло.

— Но ведь она сама ещё так юна, — шепчешь ты, не веря своим ушам. Девушка на
фотографии — ровесница твоей дочери. Быть может старше на год, но не более.
— Совсем ещё ребенок!

— Мама, — наваждение в виде Кассандры сидит перед тобой рядом с усталым детективом,
сложив руки на столе поверх фотографий. — Я ведь говорила, что ты слишком
доверчивая и наивная. Почему тебе кажется, что если перед тобой подросток, то он не
способен на преступление? Дети — идеальная боевая единица. Ими проще
манипулировать. Их проще запугать и использовать. И намного легче направить на путь
насилия. — Кассандра была умной девочкой. И постоянно указывала тебе на вещи, на
которые стоит обратить внимание. Но ты не обращала, думая, что это лишь детская
прихоть. Ведь на сайтах «Мамы и дети» черным по белому написано, что ребенок всегда
останется ребенком и не надо его слушать. Юношеский максимализм не даёт им мыслить
трезво.

Но, кажется, только Кассандра в вашей семье трезво и мыслила.

— Ей восемнадцать. И можете мне поверить, она давно уже не ребенок, — парирует
детектив, будто подтверждая слова наваждения.

— Полагаете, она может быть замешана в убийстве моей дочки? — спрашиваешь ты тихо.

— Уверен.

Почему Кассандра связалась с этой девицей? Что между ними общего?!

— Ничего, — спокойно отвечает девочка, сидящая за столом. — Не было у нас с ней
ничего общего. Так какова причина того, что я начала с ней общаться?

Голова трещит от перебивающих друг друга мыслей.

— Моя теория такова, — продолжает мужчина. — Памела клеймила вашу дочь и выставила
ее на торги, но Кассандра попыталась сбежать. Возможно, она застигла Уотсон
врасплох. Она боролась до последнего вздоха. Вот почему ее тело нашли неподалеку от
клуба. Вот почему ее тело вообще нашли, ведь Амуры давно уже таких ошибок не
совершают. Но Кассандра сделала все для того, чтобы оставить нам улики. Вероятно,
вам не рассказали, по какой причине ее тело было найдено так быстро?

Ты отрицательно качаешь головой.

— Ваша дочь была необычайно умна и сильна духом. Кассандра умудрилась раздобыть
телефон, но позвонила она не в полицию, не в пожарную, не в больницу и не
родителям. Она позвонила на вирту-радио в прямой эфир. И там громогласно сообщила,
где найти ее тело. Она была под наркотиками. Говорить ей было тяжело. Речь путаная.
Слова невнятные. И все же полиция не смогла бы замять это, ведь ее сообщение, пусть
и сумбурное, слышали миллионы. Увы, она успела сказать не так уж и много, потому ее
послание решили представить в качестве предсмертной «записки» суицидника. Но у меня
нет сомнений, что Кассандра все это сделала, зная, что ее убьют. Убьет Памела.

— В таком случае, почему вы не арестуете эту сучку?! — восклицаешь ты, вскакивая со
своего места. Твой стул с грохотом падает на пол.

— Потому что все мои знания держатся на чутье и косвенных уликах. Ни один судья не
подпишет мне ордер, — хмурится мужчина. — К тому же у Амуров в полиции большие
связи. Мои руки связаны.

— Для этого вы ко мне пришли? — срываешься ты на крик. — Сказать, что ваши руки
связаны?! — воешь ты, начиная рыдать. Бессилие, которое ты испытываешь вот уже
полгода, сейчас достигает своего апогея.

— Нет, — качает детектив головой. — Я пришел для того, чтобы предупредить: если вы
не прекратите звонить, вы сделаете только хуже. И себе. И мне.

— Я все это так просто не оставлю! — продолжая плакать, ударяешь ты кулаком по
столу.

— И не надо, — поспешно отвечает детектив. — Но будьте хитрее. Осторожнее. И быть
может, мы сможем добиться справедливости, — выдыхает мужчина, выразительно взирая
на тебя.

— Сколько? — вздрагиваешь ты.

— Что «сколько»? — не понимает детектив.

— Сколько вам нужно денег? Я богата. Любая сумма!

— Нет, — качает мужчина головой. — Мне нужны не деньги, а союзник.

— Союзник? Я? — удивлённо хлопаешь ты полными слез глазами, вытирая сопли рукавом.

Тебе казалось, что ты уже никогда никому не понадобишься.

Детектив молча кивает.

— Но что я могу? — было возникшая радость быстро сменяется паникой. — Я за всю
жизнь ни дня не работала! Типичная домохозяйка из дурацких реклам моющих средств.
Единственное, что я умею, это готовить еду!

— Но вы начали задавать вопросы. Значит, вам не все равно. Значит, вы не хотите
мириться с произошедшим, — спокойно отвечает мужчина. — А раз так, спрашивайте не
меня, а себя, что же вы можете сделать. Все-таки вы богаты, получается, имеете
доступ в тот круг людей, к которым меня не подпустят и на милю. Подумайте, как этим
можно воспользоваться. Я, увы, не лучший советчик и не смогу вас направлять.
Признаюсь честно, я в тупике. Мне нужна помощь. И единственная, кто мне может ее
предоставить, это вы.

Ещё неделю ты очухиваешься от этого разговора, а затем решаешь действовать.

Единственная идея, которая приходит тебе в голову, это попытка вывести Памелу на
разговор. Прикинуться дурочкой, заявив, что просто хочешь побеседовать с подружкой
мертвой дочери. Этакая материнская сентиментальность! А там уже припереть ее к
стенке и вытрясти признание. Подобный план кажется тебе реализуемым. Вот только у
тебя нет контактов убийцы твоей дочери, а значит, придется идти в клуб.

Как бы тяжело тебе ни было выходить в свет, какие бы рвотные позывы ни вызывала
одна лишь мысль о том, что необходимо общаться с людьми, ты берешь себя в руки. У
тебя есть цель, и ты ее добьешься. И личный дискомфорт, страхи и неуверенность тебя
не остановят!
Покупаешь новое дорогое платье по размеру. Высокие каблуки. Сумочку. Тратишь пять
часов в парикмахерской. Ещё три — один из лучших визажистов Тосама рисует тебе
новое свежее лицо поверх старого, потрепанного горем, алкоголем и опиумом. Ты во
всей красе. Во всеоружии. Выглядишь, как тебе кажется, лучше, чем когда-либо. Ты
великолепна. Чарующа. Прекрасна. Подъезжаешь к «Эдену» на лимузине, всем своим
видом демонстрируя количество денег на твоем банковском счету. Быть может ты бы и
не прошла фейсконтроль лишь благодаря платью, причёске и макияжу. Но деньги должны
сделать свое грязное дело.

Игнорируя огромную очередь в клуб, ты твердой походкой направляешься прямо к

охраннику. Молодой мужчина окидывает тебя оценивающим взглядом. На губах его
появляется ухмылка.

— Не заблудилась, мамуля? — кидает он, осклабившись.

— Не заблудилась, — делаешь вид, будто тебя не задевают его слова. — Я хочу
увидеться с Памелой.

— Ха! — выдает мужчина. — Все хотят.

— У меня есть деньги. Много денег, — говоришь ты уверенно.

— Да. У всех подобных вам дамочек они есть, иначе, на что вам покупать товар, —
хихикает охранник. — Но в этом клубе никаких сделок не проходит. И сколько бы у
тебя ни было денег, мамочка, старухам вход сюда строго воспрещен.

Старуха?

Тебе всего тридцать девять!

Его слова подобны мощной пощечине. Ты смотришь на охранника ещё пару секунд, будто
надеясь, что он обращается не к тебе, но:

— Не расслышала меня, старая жирная сука? Гуляй, — гаркает охранник и несильно
толкает тебя в плечо.

Старая жирная сука. Вот кто ты теперь.

Ты пыталась быть сильной. Уверяла себя, что справишься. Но от одной лишь

несправедливой фразы в твой адрес ты тут же теряешь почву под ногами, от
уверенности не остается и следа, а из глаз брызгают слезы. Охранник это замечает и
смеется. Он кричит тебе в спину еще пару обидных слов, пока ты на негнущихся ногах
не обходишь здание, чтобы спрятаться от десятков направленных на тебя глаз из
очереди в клуб. А затем даешь волю чувствам и сотрясаешься от безутешных рыданий.

Старая жирная сука. Старая жирная сука. Старая жирная сука.

Старая!

Жирная!

Сука!!!

— Мам, — грустно улыбается наваждение, стоя рядом с тобой. — Я ведь не раз говорила
тебе о том, что ты придаешь мнению окружающих людей слишком большое значение.
Мнению людей, которые не представляют собой ровным счётом ничего, — даже будучи
мертвой, дочка все еще пытается тебя приободрить.
— Но они правы, — шмыгаешь ты носом. — Я ведь и правда старая и жирная!

— Верно, — кивает наваждение. — Именно это тебе и внушает общество всю твою жизнь.
Отвратительный культ успешной молодости. Подумай сама: фильмы и сериалы только про
молодых. Молодые красавицы и красавцы ведут прогнозы погоды, новости, телешоу,
рекламируют все вплоть до таблеток. Молодые блистают на сценах. Вершат великие
дела. Поднимаются на горы. Борются за права. Сверкают в социальных сетях. Но только
твой возраст переваливает за тридцать, и ты начинаешь блекнуть. А после сорока и
вовсе превращаешься в невидимку. Становишься нежелательным гостем в местах, вроде
этого клуба. Молодые смотрят на тебя со смешком. Они, а не ты, почему-то решают,
что ты больше не имеешь право быть в их клубе, больше не смеешь быть Молодой. Они
внушают, что ты не можешь любить то же, что любят они. Не можешь носить то же, что
носят они. Не можешь делать то же, что делают они. Тебя хоронят живьем, уверяя, что
лучшую часть своей жизни ты уже отжила. А теперь тебе надо посторониться. Ты
обязана дать дорогу молодым, отойти в сторону, в тень и тихо сгинуть. Чем скорее,
тем лучше. Я права?

— Да, все так! — восклицаешь ты, рыдая.

— И тебя это устраивает? Ты опустишь руки, потому что какой-то недалёкий амбал
назвал тебя старой жирной сукой? Потому что какая-то школьница считает, что ты не
имеешь права любить те же фильмы, что и она? Потому что какой-то студент посмеется,
если ты наденешь брендовые джинсы для «Молодежи»?

Ты вытираешь слезы и стараешься взять себя в руки.

— Нет, не опущу, — качаешь ты головой. — Вот только что я могу? Я ведь не так умна,
как ты! Не такая дерзкая! И совсем не пробивная! Всю жизнь только и делала, что
сидела на кулинарных каналах или выбирала себе новые туфли! — всхлипываешь ты.

— Разве только это? — качает головой Кассандра. — А как же я? Разве мной ты не
занималась? Разве я не твоя заслуга? Не твое детище? Не результат твоих усилий?

— Я посвящала тебе каждую свободную минуту!

— Вот именно, — кивает призрак дочери. — И когда мне была нужна помощь в уроках,
тебе хватало ума объяснить мне любой предмет, будь то физика, химия или история. Ты
училась, чтобы затем научить меня. Каждый раз. А ведь ты так и не получила высшее
образование. А когда у меня в школе начались проблемы с учителем, тебе хватило
дерзости прийти и высказать все свое недовольство ему в лицо. И разве не была ты
пробивной, настаивая на исключении из школы старшеклассника, который приставал к
ученикам первых классов? А ведь у его родителей и денег, и связей было побольше,
чем у тебя. Но ты добилась своего. Ты смогла. И когда отец говорил, что мои
увлечения не имеют смысла и я, как его наследница, должна интересоваться иным, не
ты ли каждый раз вставала на мою защиту?

Все это действительно имело место быть.

— Но это я делала ради тебя, — шепчешь ты. — А теперь тебя нет.

— Это правда, — соглашается наваждение. — Пришло время все те качества, которые ты

показывала мне, применить на себе. Защищать себя. Добиваться своего. Получать все,
чего хочешь ты и только ты. Во имя себя. Во благо себя.

— Но я не могу. Не умею! — упорствуешь ты, вновь начиная рыдать. — Это не в моем
характере!

— Не в твоем, значит? — хмурится Кассандра, садясь перед тобой на корточки. — Тогда
меняйся.
— В тридцать девять лет?!

— Да. В тридцать девять лет. В сорок лет. В пятьдесят. Меняйся, а не жалей себя.

Ещё какое-то время ты сидишь в грязной подворотне, пытаясь успокоиться. Этот

переулок всего в паре десятков метров от клуба. Пара десятков разделяют блеск
роскоши, пьяное веселье и пачки денег от грязной замусоренной улочки, посреди
которой старая облезлая бродячая собака глодает кость. Увидь ты эту картину полгода
назад, и она не показалась бы тебе хоть сколько нибудь странной. Но ты научилась
задавать вопросы. И первый вопрос, машинально возникающий в голове сейчас: «Откуда
кость?» Натуральное мясо очень дорогое, да и кости стоят денег. Никто не выкинет
бродячему псу на растерзание лакомство, которое можно продать.

Ты поднимаешься с грязного асфальта. Отряхиваешь платье. Поправляешь прическу. И

делаешь шаг в сторону собаки. Псина, заметив движение, рычит и лает на тебя. Ты
испуганно вздрагиваешь, потому что всегда до чертиков боялась собак. Но делаешь еще
один шаг к животному. Не потому что тебе так уж любопытно, что же она там ест. Нет.
Но вопросы не должны оставаться без ответов. Это раньше ты предпочла бы убежать, а
не узнать истину. Но больше ты себе этого не позволишь.

Подходишь совсем близко к собаке, всматриваешся в кость и замечаешь, что одна ее

часть заканчивается ботинком.

Вот она, оборотная сторона Тосама.

— Я пыталась попасть в «Эден», думала найти Памелу и вывести ее на чистую воду, —
оповещаешь ты детектива на следующий день и слышишь, как он давится сигаретным
дымом.

— Вы сделали что?! — сипит он. — С ума сошли?!

— Вы ведь сами говорили, что вам нужна помощь, — сдержанно напоминаешь ты.

— А еще я говорил быть хитрее! Чего вы надеялись добиться лобовой атакой?!

— Правды, — бросаешь ты сухо. Теперь эта затея кажется глупой и тебе. И почему еще
вчера ты свято верила в гениальность этого идиотского плана?

— Хорошо, что вас не впустили в клуб. Иначе вы могли не вернуться! — продолжает

возмущаться детектив.

«Хорошо, что я старая жирная сука», — думаешь ты и чувствуешь, как в горле

образуется очередной ком.

— Зато я узнала о том, что туда периодически захаживают подобные мне люди и так же,
как и я, ищут Памелу. Только им от нее нужен… «товар», — продолжаешь ты.

— Да. Не зря же я упоминал определенные круги общества, в которые мне нет дороги, а
вот вам…

— Нет, — вздыхаешь ты. — После смерти Кассандры и попытки мужа упечь меня в
психиатрическую больницу, все мои подруги от меня отвернулись, не отвечают на
звонки и заблокировали в виртуалии. Марко всем и каждому рассказывает, что я довела
дочь до суицида. Что я обобрала его как липку. Что я спятила и опасна для общества.
Так что я все еще при деньгах, но связей у меня не осталось. Я такая же персона нон
грата, как и вы, детектив.

— Скверно, — вздыхает мужчина. — Тогда единственный способ добраться до Памелы —

внедриться в теневую часть города. В те его переулки, к тем его жителям, о которых
большая часть населения Тосама даже не подозревает. Туда, где Уотсон проводит
свободное время.

— И какие есть варианты? — спрашиваешь ты, затаив дыхание.

— Известный мне вариант только один. Но он и вам, и мне, не по зубам, — вздыхает

мужчина. — Мне надо подумать. Быть может, я найду иную лазейку.

— Нет, — настаиваешь ты. — Мне все по зубам! Говорите! Что за вариант? — ты сама
удивляешься своей решимости. Детектив лишь тяжело вздыхает.

— Есть у Памелы одно увлечение, через которое ее было бы возможно достать. Бои без
правил, — отвечает он с неохотой. — Вот только попасть туда легко лишь в качестве
бойца. Берут-то любого. Попасть легко, выжить сложно. Еще сложнее вырваться. Оттуда
пути назад не будет. Я бы предложил вам стать «зрителем», но как вы сами упоминали,
в высшем обществе друзей у вас не осталось. А без связей спонсором вам не стать, не
пройдете проверку.

— Бои без правил, — повторяешь ты завороженно.

— Даже не думайте, — слышится голос детектива. — Не хочу давить на больное, но вы

не в том возрасте и не в той, кхм… физической форме, чтобы пытаться туда пробиться.
Скорее всего, вас отправят в бой на разогрев, в котором какой-нибудь психопат
разобьет вам голову и будет ради шоу жевать ваши мозги. Поэтому я умоляю вас не
делать глупостей.

Решимость утекает, как песок сквозь пальцы. Руки опускаются. Он прав. Это
действительно тебе не по зубам. Тридцатидевятилетняя женщина с лишним весом на
ринге боёв без правил? Даже звучит смешно. И ты вновь погружаешься в густое болото
из бессилия и отчаянья. Вновь замыкаешься в себе. Вновь не можешь отвязаться от
назойливого чувства бесполезности. И сама не замечаешь, как ноги приводят тебя к
моргу. Теперь дорога сюда для тебя привычна.

— Могу я увидеть свою дочь? — просишь ты, прекрасно зная ответ помятого работника.
Того самого, что показывал тело Кассандры в первый раз.

— Извольте, дамочка, но у нас здесь не музей, — морщится он.

— Но я ее мать! — восклицаешь ты и начинаешь плакать. — А вы не даёте мне ни

похоронить ее, ни увидеть!

— Распоряжение сверху. Ничего не знаю, — равнодушно пожимает плечами

патологоанатом. И тебе становится невыносимо обидно. Не за Кассандру. За себя. Как
он смеет с тобой так разговаривать? С чего он взял, что имеет право так поступать с
чувствами матери, потерявшей ребенка? Что он о себе возомнил?!

— Я хочу увидеть дочь! — требуешь ты сквозь слезы и ударяешь каблуком о пол.
Работник даже глаз на тебя не поднимает.

— Много хочешь, мало получишь, — бормочет он себе под нос, и это становится
последней каплей. Ты резко подаешься вперед и толкаешь мужчину на пол, а сама
стремительно идёшь в ту самую комнату, где полгода назад тебе показали тело дочери.

Серые стены.

Холодный, режущий глаза свет.

Химический запах, который ты никогда не забудешь.

Стук каблуков громче гневных воплей растерявшегося работника. Врываешься в знакомую
комнату, цепляешься за ручку двери и вытягиваешь полку с телом наружу. Скидываешь
специальную ткань с лица и вздыхаешь с облегчением. Ты не ошиблась. Кассандра. Это
она. Вот только белый покров неестественно проваливается в районе ее грудной клетки
и живота. Работник, спотыкаясь, бежит в твою сторону. Хочет тебя остановить. Но ты
оказываешься быстрее. Скидываешь ткань с обнаженного тела и замираешь. Ты даже не
знаешь, что тебя поражает больше. Переломанные ребра, торчащие наружу? Пустота
вместо внутренних органов? Надпись маркером «Грязная дохлая шлюха!» на холодных
белых бедрах. Или следы от зубов в промежности.

Патологоанатом с воем отталкивает тебя от тела, поспешно закрывает его тканью и

пинком захлопывает морозильный ящик. Но картинка все ещё стоит перед твоими
глазами.

— Что вы сделали с моей дочкой?! — шепчешь ты, глядя в одну точку. Ты больше не в
силах плакать. В тебе не остается и миллиграмма слез. Каждый раз, когда ты думаешь,
что хуже быть уже не может, жизнь доказывает тебе обратное. Скорби и боли в тебе
накопилось так много, что и дальше держать их в себе ты не способна. Они
смешиваются внутри тебя в ядовитый коктейль неконтролируемой ярости. Пока ты жалела
себя, заливаясь слезами, твою дочь потрошили. Пока ты, запершись дома, поглощала
еду и ссала в штаны, твою дочь насиловали. — Что вы сделали?! — набрасываешься ты
на мужчину с кулаками. — Я вызову полицию!

— Это я вызову полицию! — грозит в ответ работник, легко уклоняясь от твоих

неуклюжих ударов. — Старая жирная сука! — взбешенно шипит он. — Вон отсюда! И
можете больше не приходить! Дочь вы свою не получите. Прах вам пришлют по почте!

Ты производишь ещё одну попытку ударить мерзавца, но тело тебя не слушается. Оно
тебя подводит. Это не тело бойца. Это тело слабой женщины, не подготовленной к
войне. Тело человека, всю свою жизнь не знавшего забот и теперь, столкнувшись с
истинным ужасом, ломающегося под давлением обстоятельств.

— Скажите мне, как попасть на эти ваши бои, — шепчешь ты, лишь детектив берет
трубку.

— Я же говорю, это дохлый номер. Вас используют для потехи. Вы не переживете и
первого боя. А от мертвой вас не будет никакого толка.

— От меня живой толка не больше, — рычишь ты, сжимая кулаки до такой степени, что
отросшие полуобломанные ногти впиваются в ладони до крови. — Я не намерена
становиться для них пушечным мясом. Я подготовлюсь.

По ту сторону разговора воцаряется мучительно долгое молчание.

— Записывайте, — наконец подаёт голос детектив. — Спортивный клуб «Голденфайт».

Если вы где-то и сможете найти себе тренера, то только там. Но на многое я бы не
рассчитывал. Первичные физические данные у вас… Для боя не подходят.

На следующее утро ты мнешься у входа в клуб. Мимо тебя проходит несколько

постоянных клиентов. Ты это понимаешь по их идеальной физической форме, сбитым
костяшкам и недоуменным взглядам, направленным на тебя. На их лицах так и читается:
«Что эта старая жирная сука здесь забыла?»

Проходишь вслед за ними в темный холл и останавливаешься у стойки. Мужчина… Нет,

скорее даже дедушка (по виду ему не меньше восьмидесяти и тебе остаётся только
гадать, как он умудрился дожить до таких лет и не спятить) сидит на высоком стуле и
разгадывает кроссворд на стареньком планшете.
— Чем могу вам помочь? — спрашивает он, не поднимая глаз.
— Я хочу тренироваться, — отвечаешь ты твердо. Старик окидывает тебя взглядом,
тяжело вздыхает и возвращается к кроссворду.

— Финтнес клуб через квартал, — бросает он.

— Нет, я хочу сюда.

— Зачем? — спрашивает старик.

— Хочу стать сильнее, — говоришь ты уверенно, облокачиваясь на стойку.

— Зачем? — вторит мужчина.

— Чтобы драться, — отвечаешь ты не задумываясь.

— Зачем? — продолжает допрос старик. Смотришь на его кроссворд и тычешь в него

пальцем:

— Четырнадцатое слово по вертикали. Пять букв. Действие в оплату за причиненное

зло, — выдыхаешь ты. — Месть.

Планшет реагирует на ответ. Буквы появляются в предназначенных им ячейках. Старик

поправляет очки, откидывается на спинку высокого стула, продолжая гипнотизировать
кроссворд.

— Отсутствие результатов. Одиннадцать букв. Двадцать третье по горизонтали, —

зачитывает он. — Бесполезность, — новые буквы заполняют пустые ячейки.

— Я смогу! Однозначно смогу! — уверяешь его ты.

— Отрицательный ответ на вопрос. Три буквы. Второе по горизонтали. Нет, — стоит на

своем старик.

— У меня есть деньги! — заявляешь ты громогласно.

— А у меня репутация, и я ее ни на что не променяю, — заявляет он, откладывая

планшет в сторону.

— Деньги? — рядом с тобой будто из ниоткуда появляется высокая грузная женщина с

лоснящейся кожей цвета шоколада. Длинные черные дреды ее собраны в высокий хвост.
Пухлые губы украшает черная перламутровая помада. Незнакомка облокачивается одной
рукой на стойку, и ты оцениваешь ее мощный напряжённый бицепс.

— Химера, это дохлый номер, — заверяет ее старик. — Ты только глянь на нее! Это же
смешно!

— Ты ведь, старик, сам прекрасно знаешь, что в нашем деле важна не комплекция, а
мотивация, — парирует женщина, скрещивая руки на внушительной груди. — Кроме того…
Мне нужны деньги.

— Они всегда тебе нужны, — хмурится мужчина, выдергивая из-за уха женщины игральную
карту. — И всегда будут нужны, пока ты не прекратишь играть, — заявляет он, сминая
туза пик. Женщина в ответ лишь дарит старику белозубую улыбку, а затем переключает
внимание на тебя.

— Я возьмусь. Но услуги мои стоят дорого, — предупреждает она.

— Сколько? — Ты спокойна. Ты собрана. Ты идёшь к цели.

Женщина говорит сумму. Большую. Любой человек со средним достатком схватился бы за
голову и не задумываясь отказался бы.

— Идёт, — киваешь ты и протягиваешь женщине руку.

— Черт, — сокрушается она. — Кажется, стоило попросить больше, — с этими словами

она сжимает твою ладонь, а затем резко поднимает твою руку и начинает ее
прощупывать.

— Очень плохо. Ты когда-нибудь вообще занималась спортом? — интересуется она.

— Только в школе. Физкультурой, — отвечаешь ты честно. Химера и старик

переглядываются и взрываются хохотом.

— Нет, — задыхается от смеха женщина. — Так не пойдет, — говорит она, жестом

предлагая тебе следовать за ней. Ты заходишь в маленькую комнату, от и до
напичканную электроникой.

— Раздевайся, — командует Химера.

— Что, простите?

— Раздевайся и вставай на весы, — указывает женщина на металлическую пластинку. Ты

нервно жмешься к стене. Тебе совсем не хочется раздеваться. Не сейчас. Не когда ты
в таком виде.

— Ну? Мне долго ждать? — поторапливает тебя Химера. И ты, стиснув зубы,
пересиливаешь себя, раздеваешься до белья и смущённо ежась, проходишь к весам.
Цифра, появившаяся на голографическом экране, вводит тебя в ужас. Ты весишь почти в
два раза больше, чем до гибели Кассандры. А ведь уже тогда ты по меркам культа
красоты считалась далеко не худышкой. И почему ты родилась в XXIII веке? Веке,
когда сочетание молодости, красоты и худобы открывает для тебя любые двери, а
отсутствие этих трёх пунктов усложняет жизнь до предела? Вернуться бы в середину
XXI. Тогда люди давали этому культу отпор. И почему хорошее всегда уходит, а плохое
так и норовит вернуться?

— Все хуже, чем я думала, — качает Химера головой. — Тебе необходимо скинуть не
меньше ста килограмм. Но лучше больше.

Ты лишь шумно сглатываешь.

— Это возможно? — спрашиваешь ты, даже не надеясь на положительный ответ.

— В этом мире, детка, возможно всё, — подмигивает тебе Химера. — Всё, на что у тебя
хватит силы воли. И денег. Мы можем пойти очень длинным и относительно мучительным
путем. Либо относительно длинным и очень мучительным. Что выберешь? — интересуется
Химера.

— Очень длинный — это сколько? — интересуешься ты скромно. Если месяцев шесть, ты

согласишься.

— Два-три года, — отвечает Химера.

Два-три года??! Это непозволительно долго!

— А относительно длинный? — выдавливаешь из себя, облизывая пересохшие губы.

— От девяти месяцев, до года.

— Но… Почему так долго?! — не сдержав эмоций, восклицаешь ты.

— Детка, а ты предполагаешь, что скинешь сто килограмм, наберёшь массу, прокачаешь

мышцы и научишься азам ведения боя за две недели? — смеётся Химера. — Даже год —
это слишком мало. Но если ты готова посвящать тренировкам каждую минуту своей
жизни, быть может, из этой затеи и выйдет толк. Кроме того, я ведь упоминала, что
этот путь относительно длинный и очень мучительный. Нам придется прибегнуть к
медикаментам. И лучше бы тебе не знать, что это за препараты. И уж тем более не
читать возможные побочки. Пусть они станут для тебя этаким сюрпризом. В качестве
спойлера могу лишь уверить, что будет больно. Весьма.

— Неужели мне обязательно худеть? — подходишь ты с другой стороны. — Сумоисты вот

далеко не худые, но дерутся, — ты сама не знаешь, на что рассчитываешь.

— Вот дура! — беззлобно вздыхает Химера. — Сравнила жопу с пальцем! Ты хоть

осознаешь, какие сумоисты претерпевают тренировки и насколько развиты у них мышцы.
Кроме того, бои без правил — это тебе не сумо. Никто не будет бить тебя ладонью. И
победу не заполучить, уронив противника на пол или выкинув за границы круга.
Большинство твоих противников будут в иной весовой категории. Большинство твоих
противников будут мужчинами. Их удары будут сильнее. И тебе, как абсолютно
неопытному бойцу единственный способ выживания на ринге — уклоняться от ударов.
Чтобы уклоняться, надо быть быстрой. Чтобы быть быстрой… — Химера выразительно
окидывает тебя взглядом, — …надо скинуть балласт, который тебя замедляет.

— Но я никогда не была худышкой, — признаешься ты.

— Да. Потому что тебе до этого не надо было выходить на ринг и выбивать дерьмо из
противников. Но теперь-то, как я понимаю, в этом появилась необходимость? Не буду
спрашивать, зачем тебе это. Когда богатенькие дамочки решают, что хотят драться,
причин тому может быть тысяча, но я знаю одно: все эти причины весьма веские. Так
или нет?

— Так.

— Значит, для тебя не станет проблемой похудеть. И делать ты это будешь не только
ради скорости. Сытое тело — это роскошь, детка. А голод отлично портит характер. И
это пригодится в бою. Больше ты не можешь позволить себе быть пухленькой
богатенькой избалованной дурочкой. Ты должна стать тощей голодной сукой, которая не
только выбьет дерьмо из любого противника, но и будет иметь в своем арсенале
звериную сексуальность. Да-да, не удивляйся. Бои без правил — это шоу. И ты в этом
шоу будешь шлюхой, которая должна удовлетворить любое желание клиента. Только вот
нашей клиентуре интересны далеко не сексуальные утехи. Ну… в основном, — Химера
говорит все эти жуткие вещи так хладнокровно, будто в ее словах нет ничего
особенного. — Я только сегодня делаю тебе одолжение, объясняя причины своих
решений, — предупреждает она. — Это в первый и последний раз. Отныне запомни — я
твой тренер и мое слово — закон. Повтори, — требует Химера, постукивая пальцами по
бедру.

— Вы мой тренер и ваше слово — закон, — проглатывая обиду, шепчешь ты.

— И первое неоспоримое правило: никаких «Вы».

Со следующего дня начинается твой личный физический ад. Химера вламывается в твою
квартиру в четыре утра. Поднимает с кровати и пинками выталкивает из дома.
Запланированная пробежка в несколько часов заканчивается через десять минут, когда
ты, задыхаясь, сгибаешься пополам. Мышцы ног от неожиданного напряжения дрожат.
Лёгкие горят огнем. Голова кружится. Жутко хочется есть. И сердце… Сердце походит
на раскаленный булыжник.
— Выносливость на нуле, — качает головой Химера. — Впрочем, на большее я и не
рассчитывала.

Химера выбрасывает из твоего холодильника все, что ты так любишь, и забивает его
тем, что захочется есть только под страхом смерти. Также она выдает тебе с десяток
пузатых банок с разноцветными таблетками:

— Витамины пьешь утром и вечером, — указывает она на первые две банки. Но не

говорит, как от них будет болеть желудок и что тошнота станет для тебя самым
близким другом. — Энергетик пьешь за полчаса до начала тренировки, — указывает на
следующие три, забывая предупредить, что они приведут к хронической бессоннице. — А
этот коктейль для эластичности кожи, — еще две банки. — Очень дорогая штука. Делает
с кожей нечто невероятное! — Химера не упоминает, что эта невероятность заключается
в том, что кожа полностью заменяется. И прежде чем появляется новая, старая слезает
кровавыми ошметками и образовавшиеся раны зверски болят. — Это блокиратор аппетита.
Это белок. А это… станет твоим самым любимым! Обезболивающее, — объясняет она. — За
всех этих деток, — Химера обнимает банки, — заплатить придется отдельно.

Слово тренера закон.

Ты платишь.

Пьешь все таблетки по строгому графику. Встаёшь каждый день в четыре утра. Давишься
гречкой, творогом, синтетической куриной грудкой на завтрак, обед и ужин. Между
приемами пищи тоже тренировки. Домой ты возвращаешься поздним вечером. Душ. Сон. И
будильник снова поднимает тебя с кровати.

Дни сливаются в единый.

Первый месяц — минус двадцать килограмм. Второй — минус двадцать пять. Третий —
минус одиннадцать. Затем Химера перестает обращать внимание на весы.

Тренировки становятся жёстче. Голод невыносимым.

В один из поздних вечеров, обессиленно сидя за кухонным столом, на котором появился

зримый слой пыли, ты ловишь себя на мысли, что прямо сейчас убила бы за кусок
пиццы. На полном серьезе. Старая жирная сука умерла. Да здравствует голодная тощая
сука.

Дело даже не в еде. Не в ужасающем голоде, терпеть который нет сил и с которым не
справляются хваленые таблетки Химеры. Главное, по чему ты скучаешь, это пусть и
недолгий, но момент удовольствия от приема пищи. Момент, когда ты чувствуешь себя
чуточку лучше.

И ты срываешься и заказываешь пиццу.

Курьер привозит ее тебе в час ночи. Аппетитный запах кружит голову. Ты ставишь
горячую коробку на стол. Открываешь крышку. И смотришь на пиццу, не смея
попробовать и кусочка.

Кассандра сидит напротив.

— Так между мною и едой, — девушка кивает на заказ. — Ты выберешь ее?

Из глаз брызгают слезы. И ты с надрывом рыдаешь над пиццей, избавляясь, таким

образом, от накопившегося внутреннего напряжения. Тогда ты ещё не подозреваешь, что
это последние твои слезы.
Тренировки продолжаются. Каждое утро. Каждый день. Каждый вечер. Силовые
упражнения. Кардио-упражнения. Упражнения на растяжку мышц. Диета. Гречка. Куриная
грудка. Творог. Прием таблеток. Витамины. Белок. Обезболивающие.

Никаких желаний. Никаких потребностей. Никакого свободного времени. С каждым днем в

тебе растет лишь уверенность в том, что твои усилия не напрасны и обязательно дадут
плоды. И Химера это подтверждает, когда приводит тебя в спортивный клуб на
тренировочный ринг.

— С этого момента станет сложнее, — предупреждает она.

— Куда уж сложнее?! — воскликнула бы ты полугодовой давности.

— Справлюсь, — выдыхаешь ты теперешняя. Ты планомерно перерабатываешь скорбь в

ярость. Перерабатываешь жалость к себе в ярость. Перерабатываешь «старую жирную
суку» в непроницаемую, непрошибаемую, неконтролируемую ярость.

— Злость — это хорошо, — кивает Химера. — Но она должна быть холодной. Расчётливой.
В бою нельзя терять голову. Иначе ты рискуешь потерять ее в буквальном смысле.

Внемлешь каждому ее слову. Прошлая жизнь теперь кажется нереальной. Пышное белое
облако над головой превращается в туго затянутый каштановый конский хвост. Милые
пухлые щёчки становятся впалыми. Счастливый искрящийся взгляд — тяжёлым и
враждебным. А выражение лица едва ли излучает счастье.

Ты стоишь на весах. Цифра на них давно перестала быть трехзначной. Смотришь в

зеркало сбоку. Проводишь рукой по абсолютно плоскому рельефному животу. По гладким
бёдрам. По прокачанным рукам. По подтянутой груди, которая стала таковой благодаря
жутко дорогой и явно незаконной мази (кажется, эта мазь при длительном применении
вызывает рак). И не чувствуешь и толики удовлетворения. За десять месяцев тебе
становится плевать, как ты выглядишь, потому что куда важнее преобразования иного
рода. Ты сильнее. Ты быстрее и проворнее. На тренировочных боях ты начинаешь
побеждать выставляемых Химерой противников. И тебе нравится это чувство. Чувство,
что ты, наконец, не беспомощна. Чувство, что ты, наконец, на что-то способна.

— Ликуй! — восклицает Химера, кидая на старый пластиковый стол портативный

голографический проектор. Этот стол остался от прошлого хозяина квартиры, которую
ты покупаешь взамен тех хором, в которых жила до того. Тебе больше не нужно жилье
на верхнем этаже небоскрёба. Не нужен тот квартал и люди, что в нем проживают.
Новая квартира в одном из тех районов Тосама, в которые после захода солнца
старается не заглядывать даже полиция. Все барахло из прошлой жизни ты распродаешь.
Оставляешь лишь вещи Кассандры. И…

Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0.

Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет.

Лимитированную пьезозажигалку Valentina D3E от самого известного шеф-повара

Тосама — Трувера Вюрвигэла.

Восьмилитровый контейнер Glasslock R100-7 из закалённого, термостойкого и

ударопрочного стекла.

Эти предметы ассоциируются у тебя с тем днем, когда жизнь твоя пошла под откос. Ты
оставляешь их в качестве напоминания о том, что если ты уверена в завтрашнем дне,
это совсем не значит, что он наступит.

Ударившись об стол, проектор Химеры выходит из спящего режима и перед твоими

глазами разворачивается полупрозрачная неоновая реклама.
На ней значится «Клуб любителей отбивных приглашает всех желающих понаблюдать за
процессом отбивания воочию!»

— Что это? — хмуришься ты, давясь куриной грудкой. Ты уже и не помнишь, что такое
отбивные. — Кулинарное шоу? — тусклые отголоски прошлого.

— Ха! — смеётся Химера. — Приглашение на бои без правил, детка! — ликует она.
— Посмотри, что написано внизу.

— «Вонючее козлиное мясо против старой тощей суки! Что лучше?» — читаешь ты вслух.

«Что», а не «кто». Потому что для зрителей вы не люди.

 — Старая тощая сука? — ты годовой давности если не расплакалась, то, как минимум,
расстроилась бы. Но сейчас ты лишь приподнимаешь левую бровь, выказывая легкое
удивление.

— При заполнении заявки необходимо указывать возраст бойца и его параметры. То, что
они считают тебя старой, даже хорошо. Пусть противник и зрители недооценивают тебя.
Тем проще будет их удивить. Покажи им, как ты хороша, — кладет Химера руку тебе на
плечо. — Когда мы только начинали, я не была уверена в успехе. Но теперь могу со
всей ответственностью заявить, что ты прирождённый боец.

Толпа ревет. В полуподвальном плохо проветриваемом помещении душно и жарко. А

завеса из сигаретного и кальянного дыма настолько плотная, что стоя у одной стены
большого помещения за молочной дымкой невозможно разглядеть людей, разместившихся
на противоположной стороне. Но никто не жалуется. Никто не обращает на это
внимание. В самом центре зала ринг, окружённый со всех сторон сеткой Рабица,
которая сверху «украшена» колючей проволокой. Прямо перед сеткой выставлены грязные
скамейки, на которых сидят люди, абсолютно не вписывающиеся в общий антураж
маргинальной разрухи. Женщины в натуральных мехах и с брильянтовыми колье на шеях,
мужчины в пошитых на заказ костюмах и с золотыми перстнями на пальцах. Лоск
общества. Грязь общества. И среди этих холеных лиц ты безошибочно узнаешь своих
бывших подруг и приятелей, людей, которые приходили к тебе на званые ужины, играли
с твоим бывшим мужем в теннис и являли собой, как тебе тогда казалось, живое
воплощение истинной добродетели и филантропии. Вот блондинка с идеальной укладкой,
что два года назад впихивала тебе в руки рекламу нового благотворительного фонда
«Спасем наше будущее». Деньги должны были пойти в малоимущие многодетные семьи для
обеспечения детей хорошим образованием и всем необходимым для жизни. Эта же
блондинка пожирает взглядом нескольких подростков, которые сегодня выйдут на ринг
и, возможно, погибнут на нем. Мужчина в пиджаке из золотой нити — политик,
агитировавший голосовать за него. Он обещал, что покончит с теневой частью Тосама,
как только попадет в мировое правительство. Жизнь положит, но своего добьется! В
мировое правительство попал, но с теневой частью города не покончил, а стал ее
частью. И теперь с азартом делает ставки на будущих бойцов.

Ты проходишь мимо взбудораженных знакомых и никто из них не обращает на тебя

внимание. А если бы и обратили, ни за что бы не узнали. От тебя прошлой не осталось
ничего, кроме всеобъемлющей любви к дочери, которую ты потеряла.

— Будешь участвовать в открытии. Они любят начинать шоу со столкновения новичков.

Обожают смотреть, как те неуклюже пытаются размазать друг друга по рингу, —
объясняет Химера. Лишь скептически хмыкаешь в ответ. Ты оцениваешь свои силы трезво
и понимаешь, что опыта у тебя маловато, зато ярости хватит с лихвой далеко не на
один бой.

— Если я и проиграю, то лишь после того, как покалечу противника, — предупреждаешь

Химеру. Ты едва дрожишь от нетерпения. То сжимаешь пальцы, то разжимаешь, пытаясь
вернуть себе самообладание и не дать азарту вскружить тебе голову. Химера, будучи
зависимой от азартных игр, является ярким примером того, что происходит, если
вовремя не остановиться. Пусть и платишь ты ей круглые суммы каждую неделю, твой
тренер всегда остается в долгах и множит их с ужасающей скоростью.

— Другого я от тебя и не ожидала, — смеётся женщина, удовлетворенная твоим ответом.

— Вздрючь его так, чтобы затем об этом говорили еще неделю. Я на тебя поставила
половину своей зарплаты!

Какое доверие.

Свет в зале потухает. Ослепительные лучи света софитов направлены на ринг. В его
центр выбегает ведущий в нелепом костюме в черно-белую клетку и выдает громкую,
харизматичную тираду о том, что каждый в этом зале особенный, потому и развлечения
для него приготовили не тривиальные, затем шлифует сказанное утверждением, будто
все люди глубоко в душе дикие животные, а затем объявляет первых бойцов:

— Вонючее козлиное мясо и старая тощая сука! — кричит он в микрофон и указывает

рукой в твою сторону. Толпа взрывается ликованием. Сотни глаз устремлены на тебя.

— Так это теперь мой законный псевдоним? — невесело усмехаешься ты.

— Псевдоним? Нет, — равнодушно отмахивается Химера. — В этом месте боец не имеет
права выбирать себе имя. Его нужно заслужить. Только толпа решает, как ей тебя
называть. А ее решение зависит исключительно от тебя, точнее от того, как ты
проведешь этот бой. Новичков всегда оскорбляют. Они пытаются выбить тебя из колеи,
чтобы бой вышел нелепым. Но не поддавайся на провокации.

Ты и не поддаешься. Голый интерес.

Ты думала, что в момент, когда ступишь на ринг, твои нервы натянутся, будто струны,
дыхание участится, а ладони начнут потеть и чесаться. Раньше ты всегда так себя
чувствовала при необходимости выступить даже перед небольшой аудиторией. Но лишь ты
оказываешься в клетке из сетки Рабица, и ощущаешь удивительное спокойствие. Будто
ты впервые за свою жизнь наконец-то оказалась на своем месте. Под вопли толпы,
скандирующей: «Ста-Ра-Я Су-Ка! Ста-Ра-Я Су-Ка!» с интересом разглядываешь зашедшего
за тобой противника. Мужчина выше тебя почти на голову. Судя по слегка растерянному
взгляду, он, будучи таким же новичком, как и ты, нервничает сильнее. Но увидев
тебя, противник явно вздыхает с облегчением. Когда толпа переключается на
скандирование его дурацкой клички, он даже позволяет себе порисоваться перед
зрителями, начиная победно кричать в ответ. Он уверен, что сегодня удача на его
стороне.

Ведущий уходит. Твой противник все ещё кричит вместе с толпой.

— Первое важное правило в бою без правил, — наставляет тебя Химера за пару недель
до происходящего. — Как только ведущий выходит за пределы ринга, бой начался.
Благородство в этом месте равносильно смерти. Ты меня поняла?

Поняла. Потому, лишь клетка запирается, ты с разворота ударяешь беспечного

противника в спину. Мужчина падает на сетку и взбешенно кричит.

— Шлюха!

Ты его не слышишь. Принимаешь боевую стойку и ждёшь нападения.

— Правило второе — следи не только за движениями противника, но и за его реакциями.

Психологический анализ зачастую куда важнее физического, — продолжает наставлять
Химера.
Он вспыльчив. И самоуверен. Даже получив удар, он все ещё не считает тебя опасной.
Удар в спину, по его мнению, проявление слабости и страха с твоей стороны. Якобы
только исподтишка ты его достать и можешь. Не удивительно, что он выбирает лобовую
атаку. Бежит на тебя, собираясь задавить массой и физической силой. Ты должна быть
к этому готова, но всего на мгновение замираешь. Мешкаешь. И тут же расплачиваешься
за это. Противник хватает тебя за шею обеими руками и поднимает над полом. Толпа
возбужденно вопит. Им это по нраву.

— Третье правило самое важное, — говорит Химера, вертя в руках покерную фишку. — В
самой драке правил нет. Бей в пах. Бей в солнечное сплетение. Бей по глазам. Не
стесняйся, дерись в свое удовольствие. Чем омерзительнее будет бой и чем больше
крови прольет твой противник, тем быстрее тебя полюбит толпа.

Противник жутко силен. От недостатка воздуха мутнеет в глазах. Давление на шею

кажется ужасающим. Ты медленно поднимаешь руку к лицу противника, а он даже не
обращает на это внимание. Конечно, ведь для удара нужен размах, а ты касаешься его
щеки. Что ты можешь ему сделать?

Жуткий рев сотрясает ринг, когда ты резко давишь на глаз мужчины. Чувствуешь его
мягкость и податливость. Чувствуешь, как глазное яблоко лопается под подушечкой
твоего пальца.

Давление на шею исчезает. Ты падаешь на пол и за собой вытягиваешь повреждённый

глаз из глазницы. Он повисает на нерве, походя на глупый муляж из третьесортного
ужастика. Мужчина продолжает вопить. Он дезориентирован. В панике. И ты, конечно
же, этим пользуешься. Откашлявшись и набрав в легкие побольше воздуха, поднимаешься
с пола, не намеренная и дальше давать противнику фору. Первый удар ноги прямо в
челюсть. Он мужчину не сваливает, но одаривает сотрясением мозга. Второй — в грудь.
А затем ты подсекаешь бедолагу, ударяя его по ногам. «Вонючее козлиное мясо» падает
на ринг. Он ещё в сознании, но… Плачет.

И толпа кричит РАЗ!

— Я всего лишь хотел подзаработать немного денег. Мне очень нужны деньги, — плачет
он. — Моя мать умирает. Мне очень нужны деньги.

Толпа кричит ДВА!

— Я ведь хороший парень. Я всю жизнь честно работал. Но мама заболела.

Толпа кричит ТРИ!

И ты бьешь мужчину по голове ногой. Не потому что зла на него. И для победы вполне
достаточно предыдущих ударов. Но тебе надо понравиться животным, сидящим по ту
сторону сетки Рабица. Нужно заставить их заметить тебя. Полюбить тебя. Захотеть
тебя. Каждый второй на этом ринге «хороший парень» или «хорошая девушка», и что с
того? Твоя дочь тоже была хорошей. И где она теперь? В морге.

Противник теряет сознание. Даже за проигранный бой он получит деньги. Не так много,
как за победу. И вряд ли его заработок стоит потерянного глаза. Но это ведь лучше,
чем смерть?

Толпа довольна. Крови достаточно. А жив участник или нет, проверять никто не
станет. Не в бою для разогрева. В данном случае главное нарисовать перед зрителями
красивую кровавую картинку.

На ринг выскакивает ведущий.

— И наш победитель, — кричит он в микрофон, хватая тебя за правую руку и поднимая
ее вверх, — кто?

— Дикая, — раздается шепот.

— Точно! Дикая! — восклицает кто-то громче. И толпа подхватывает новое имя.

— Ди-Ка-Я! Ди-Ка-Я! Ди-ка-Я! — нарекают тебя.

— Вышло отлично! — хвалит тебя Химера этим же вечером, пересчитывая мятые купюры,
которые выиграла, поставив на тебя. Твой заработок так же уходит в ее карман,
потому как тебе он не нужен.

— Теперь главное не опускать планку, а лишь поднимать ее, — говорит Химера. — Не
позволяй себе терять бдительность из-за одной победы. Многие новички, победив
однажды, затем терпят поражение за поражением.

Ты лишь киваешь, ни на секунду не забывая о первостепенной цели. Ты найдешь

виновницу смерти дочери, заставишь ее признаться в своих прегрешениях и отдашь под
суд. В этом обещал помочь Баттэн. Остальным полицейским ты не доверяешь.

Следующий бой назначают уже через пару дней. Выигрываешь. А за ним ещё один.
Выигрываешь. Потом ещё и ещё. Выигрываешь раз за разом.

Ты быстро продвигаешься по «карьерной» лестнице бойца без правил.

Тебе начинают поступать предложения на частные вечеринки: туда, где бой может
закончиться исключительно смертью одного из бойцов. Рядом с тобой начинают
мельтешить молоденькие богатенькие детишки, возомнившие себя взрослыми. Они готовы
«пожертвовать» солидную сумму для того, чтобы остаться с тобой наедине. Кто-то
хочет просто секса, но в основном потребности их куда «экстравагантнее».

— Хочу, чтобы ты на меня наступила, — вьётся вокруг тебя один из них. На вид не
больше двадцати. Не парень, а куколка. Идеальная кожа. Дорогой пиджак. Лучшие
гаджеты. Манеры аристократа и желания конченого извращенца.

— Хочу, чтобы ты меня изнасиловала, — шепчет он, ерзая на той самой грязной
лавочке, порываясь усесться тебе на колени.

— Я подумаю, — сдержанно улыбаешься ты. Прямой отказ здесь воспринимают враждебно,
так что над любым предложением ты усиленно «думаешь». Мальчишка, по твоим меркам
совсем ещё ребенок, вздрагивает и начинает дышать тяжелее. Для него «Я подумаю»
звучит как согласие. Просто произойдет желаемое чуть позже, и он этого будет ждать,
как манны небесной.

А тренировки продолжаются. Четыре утра. Пробежка. Разминка. Завтрак. Разминка.

Оттачивание навыков. Обед. Оттачивание навыков. Силовые. Ужин. Разминка. Силовые.
Пробежка. Сон. Каждый день. Каждый божий день. Каждый чертов день. Пока усилия
твои, наконец, не дают ощутимые плоды.

— У нас в эту пятницу вечеринка, — Памела, которая не пропускает ни один из

последних твоих боев, протягивает тебе визитку. — Не подумай, без драк. Уверена,
они тебе осточертели, — мурчит она, накручивая на палец дреды. — Просто развеешься.
А я позабочусь о том, чтобы исполнили любое твое желание, — подмигивает она. — Как
тебе мое предложение?

И вместо привычно равнодушного «я подумаю» ты забираешь протянутую тебе

голографическую визитку и вертишь ее в руках.
— Я приду.

Этим же вечером ты звонишь Баттэну. Тебе не терпится поделиться с ним своей

маленькой победой. Вы встречаетесь с ним примерно раз в месяц, чтобы поделиться
новой информацией, и созваниваетесь раз в две недели. Но сегодня он тебя осекает.
Голос детектива приглушенный и тревожный. Он шепчет, что его могут прослушивать и
обещает приехать ближе к ночи, если оторвется от хвоста. На пороге твоей новой
пошарпанной квартиры мужчина появляется с первыми лучами восходящего солнца.

— Тело Кассандры вам так и не отдали? — спрашивает он. Выглядит детектив бледным и
осунувшимся. Даже хуже обычного.

— Нет. Я отправляю по несколько запросов в неделю, но на каждый получаю

отрицательный ответ и очередную идиотскую отговорку, — отвечаешь ты мрачно. Сперва
ты посадишь Памелу за решетку, а сразу после ворвешься в морг и, если потребуется,
заберешь тело дочери силой. Ты бы сделала это намного раньше, но не хочешь
светиться своим «преображением». Узнай Памела кто ты такая, и все твои усилия
пойдут прахом.

— А как обстоят дела в полицейском участке? — спрашиваешь ты, стараясь не задавать
другой, вертящийся на языке вопрос в лоб.

— Плохо, — бросает Томас. От него разит перегаром и сигаретами. Под глазами тени от
недосыпа. Щеки впалые от недоедания. Запястья расчесаны в кровь. Ногти обгрызены до
мяса. — Кажется, меня скоро «уберут», — говорит он с деланным спокойствием. — В
нашем участке я, видимо, единственный детектив, не продавшийся ни одной из банд
Тосама. Мое начальство не в восторге от моей активности по паре дел, в том числе и
по делу вашей дочери.

— Уберут, в смысле, уволят? — И зачем только ты задаешь глупые вопросы? Прекрасно
же понимаешь, о чем говорит детектив.

— Уберут, значит, убьют, — вздыхает Баттэн с таким видом, будто уже давно смирился
со своей смертью. — Но я готов к отпору, — не слишком убедительно уверяет он.
— Посадим Уотсон, и залягу на дно, — делится он с тобой планами. — Говоришь,
встреча в эту пятницу?

— Да.

— Свяжусь с другом из департамента. Ему можно доверять.

— Уверен?

— На девяносто девять процентов, — заверяет тебя детектив.

— Один процент иногда перевешивает девяносто девять, — напоминаешь ты.

— Обоснованные риски, — парирует Баттэн. — Допрашивать Памелу будем в его участке.

На мой — надежды нет.

Договариваетесь с детективом встретиться накануне твоей поездки к Памеле. Он

обещает раздобыть чертежи клуба, чтобы вы проработали все пути отхода в случае,
если что-то пойдет не так. Но Баттэн в назначенное время к тебе не приходит и не
отвечает на твои звонки, а текстовые сообщения отправлять ты ему не рискуешь на
случай, если его гаджеты действительно прослушивают и просматривают. Решаешь
наведаться к нему домой. Вы уже пару раз встречались в его квартире.

Подходишь к невзрачному дому на окраине Тосама, мало чем отличающемуся от того, в

котором живешь сама. Темный, разрисованный граффити подъезд. Лифт не работает уже
пару лет. Потрескавшаяся лестница украшена мятыми банками из-под алкоголя, пустыми
шприцами и застарелыми пятнами крови. Поднимаешься на несколько пролетов и
впериваешь взгляд в знакомую дверь. Между нею и косяком небольшая щель. Замок
выломан. Толкаешь дверь вовнутрь и вглядываешься во мрак коридора. Даже плохое
освещение не мешает тебе разглядеть повешенное на люстре тело, мерно
раскачивающееся в петле над грудой распечаток.

Один процент иногда перевешивает девяносто девять.

Ты прошлая не выдержала бы этого зрелища, закричала бы от ужаса и расплакалась.

Ты нынешняя проходишь в квартиру и разглядываешь ворох распечаток под ногами

повешенного. Это статьи десятилетней давности, посвященные найденному трупу
шестнадцатилетней девочки. Заголовок гласит: «Дочь детектива полиции оказалась
проституткой». На фото не видно лица. Только запястье с клеймом Амуров. Вот почему
Баттэн не отворачивался от тебя. Вот почему помогал до самого конца. Он жаждал
своей справедливости.

В комнате ещё можно уловить запах сигарет. Детектива несомненно признают

самоубийцей. Посчитают, что он начитался старых статей и не вынес горя. Выбитая
дверь? Этого даже не заметят. Мало ли когда ее могли выбить, верно? Район-то
неспокойный. Однозначно самоубийство. Неоспоримо. Дело закрыто.

— Покойся с миром, мой друг, — говоришь ты, зная, что он не услышит. Но это
единственное, что ты сейчас можешь для него сделать. Скорбь по Кассандре пропитала
тебя насквозь и для скорби по другому человеку места в тебе не осталось. Но
кажется, будто со смертью Баттэна в тебе умирают последние отголоски тебя прошлой.
Той самой счастливой пухленькой женщины, что хлопотала на кухне, наряжалась в
пышные юбки и просила мужа отвечать на звонки. Томас последний из живых людей, кто
помнил тебя слабой, растерянной и беспомощной. Единственный знал, в каком ты была
состоянии до того, как впервые пришла в «Голденфайт». И единственный, кто взывал к
остаткам твоей человечности. Но его больше нет. Что же делать дальше? Ответ,
возникающий в голове, предельно прост. Ответ, о котором ты прошлая никогда бы не
помыслила. Ты даже ненароком представляешь, как встречаешься с версией себя
полуторагодовой давности. С той женщиной, что плакала в темном переулке неподалеку
от клуба, в который ее не пустили. С той, что не верила в возможность поменяться в
тридцать девять лет. Интересно, что бы она сказала, узнай, каким чудовищем станет к
сорок первому году жизни.

— Мама, это не выход, — Кассандре не нравятся твои мысли. — Если ты это сделаешь,
чем ты будешь лучше них? — пытается она воззвать к твоему разуму.

— А кто сказал, что я хочу быть лучше?

Ты уже собираешься уходить, когда замечаешь на письменном столе детектива

полуразвёрнутые чертежи. Расправляешь шуршащую бумагу. В левом нижнем углу значится
имя чертежника «Селена». Ты о ней уже слышала. Юное дарование Алмазов, которое
способно на невозможное: с точностью до миллиметра нарисовать внутреннее устройство
здания, побывав там единожды. Невероятное чутье, когда дело касается внутренностей
здания. Практически паранормальное.

Сворачиваешь чертежи и прячешь их в лежащий рядом тубус. Их оставили, потому что не

придали значение бумажной документации, это ведь прошлый век, значит бесполезный
хлам. Они не знали, что Томас предпочитал хранить информацию по старинке в
рукописном виде и окружающих просил предоставлять ему нужные данные в том же
формате и не сметь их оцифровывать. Страшно подумать, какую сумму у детектива
запросила Селена за то, чтобы сделать эти чертежи от руки.

На следующий вечер ты подходишь к уже знакомому клубу. Перед входом толпится

молодежь. Одежда из светоотражающей ткани блестит стразами, бусинами, блестками.
Головные уборы и подошвы обуви украшены светодиодами. Браслеты, кольца, колье и
пояса — сплошной неон. А обнаженные части тела разукрашены люминесцентной краской.

Нет на тебе, как в прошлый раз, ни дорогого платья, ни каблуков. Ни брендовой

сумочки, ни походки от бедра. Ни макияжа, на который потрачено три часа, ни
прически, на которую потрачено пять. Футболка в облипку поверх обнаженной груди.
Комбинезон. Собранные в хвост каштановые волосы. Шрамы на руках, ключицах, шее —
подарки от противников. Ты приближаешься, и охранник, что ещё полтора года назад
назвал тебя старой жирной сукой, молча отходит в сторону и жестом приглашает тебя
внутрь. Когда ты проходишь мимо, он пытается понюхать твои волосы, а когда ему это
не удается, поспешно впихивает тебе в руки свою визитку.

«Позвони мне», — произносит он одними губами, подносит руку к уху и оттопыривает

мизинец и большой палец, изображая телефонную трубку. Даже забавно. Самих трубок
нет в помине, а жест все еще существует.

В ответ на сомнительное предложение ты лишь окидываешь молодого мужчину хмурым

взглядом. Рвешь визитку у него на глазах, бросаешь клочки себе под ноги и
наступаешь на них. Больше никаких «я подумаю».

Вечер в разгаре. Ты знаешь, что рано или поздно Памела к тебе подойдёт. Главное
подождать еще самую малость. Проявишь нетерпение и можешь сдать себя с потрохами.
Не хотелось бы опростоволоситься на финишной прямой.

Через час, как ты и думала, Памела подсаживается к тебе и завязывает разговор. Она
спрашивает про бои. Про ощущения, которые ты испытываешь, когда кому-то ломаешь
кости. Про чувства, когда видишь, как потухают глаза жертвы. Расписываешь все
подробно, опуская тот факт, что на твоем счету ни одного убийства. Парочку бедолаг
отправила в кому, но они уже пришли в себя. Многих покалечила на всю жизнь. Но эта
жизнь все ещё может оказаться длинной, если они начнут думать головой, а не
задницей.

— Есть во всем этом нечто… Сексуальное, — мурчит Памела, поглаживая твое колено.
— Вообще я предпочитаю мужчин. И моложе. Но слишком уж ты хороша.

Правильно. Любые вкусы и предпочтения человека можно сломать, если бить по его
главному увлечению.

— Тогда, полагаю, нам стоит найти место с более интимной обстановкой? — спрашиваешь
ты, сдержанно улыбаясь. Ты знаешь, куда она тебя поведет. В VIP-комнату на
последнем этаже с террасой на крыше. Ты узнала это благодаря чертежам. Благодаря им
же пробралась в эту комнату ранним утром и оставила там «осколки» прошлого,
которыми собираешься вершить настоящее.

Вы поднимаетесь по витиеватой железной лестнице. Памела льнет к тебе не хуже

голодной кошки. Готовится к бурной ночи. О да. Эту ночь ты сделаешь для нее
незабываемой.

— Мама, не надо! — кричит Кассандра, пытаясь тебя остановить. — Пожалуйста! Не

делай этого! — она дергает тебя за руку. — Если ты пойдешь на это, я больше не
приду! — грозится она.

— Ты и так не приходишь, — беззвучно шевелишь губами. — Ты лишь мерещишься мне, и я
прекрасно это осознаю.

Эксклюзивный поварской кухонный шеф-нож Nesmuk Mecca M0.

Отлично режет мясо, даже если оно человеческое. Без проблем справляется с костями и
сухожилиями.

Ром Bacardi UR-1 с выдержкой больше полусотни лет.

Рассчитываешь на то, что он станет достойной заменой спиртового раствора.

Лимитированная пьезозажигалка Valentina D3E от самого известного шеф-повара

Тосама — Трувера Вюрвигэла.

Великолепно прижигает плоть.

Восьмилитровый контейнер Glasslock R0-7 из закалённого, термостойкого и

ударопрочного стекла.

Идеально подходит для хранения человеческой головы.

Когда ты выходишь из комнаты на террасу и спускаешься вниз по водосточной трубе

наперевес со свежезаспиртованной головой, горизонт уже окрашивает алый рассвет.

Кто сказал, что месть бессмысленна? Да, легче от нее не становится, но определенный
уровень удовлетворения ты получаешь. Не заходя домой сразу идёшь в морг.
Патологоанатом в засаленном, давно потерявшем белизну халате смотрит на тебя, а
затем переводит взгляд на контейнер с человеческой головой, который ты ставишь на
стойку перед ним.

— Чем… чем я могу вам помочь? — интересуется он еле слышно.

— Мне нужно тело Кассандры Крэйн, — выдыхаешь ты.

Работник начинает лихорадочно клацать по старой клавиатуре, затем поднимает на тебя

испуганный взгляд и тихо лепечет:

— Боюсь, вы опоздали.

— В каком это смысле? — рычишь ты, хмурясь. Мужчина дрожит как осиновый лист.

— За телом никто не приходил два года, — произносит он, заикаясь. — Потому его по
законодательству Тосама сожгли в крематории.

Тебе бы выйти из себя. Начать кричать, что ты кидаешь запросы на забор тела каждые
две недели. И что все эти два года тебя посылают нахер. Но ты знаешь, яркие эмоции
ситуации не помогут.

— Где прах? — спрашиваешь ты сухо.

— В братской урне, — отвечает работник.

— Братской? — ты держишься. Терпишь. Сжав зубы, продолжаешь вытягивать информацию

крупица за крупицей.

— Ну да, в братской. Ее ведь сожгли с другими телами, за которыми не пришли или
родственники которых не были найдены.

Читай: бездомные бродяги и наркоманы.

Читай: забытые богом проститутки и преступники.

Читай: тела, которые так и не смогли опознать, так как им отрубили головы и
отрезали запястья.
И со всеми этими людьми твоя дочка. Кассандра.

Но надо держать себя в руках. Оставаться спокойной.

— Богатенькая сучка сгорела дотла в компании пары десятков немытых уродцев! Ха!
— раздается из контейнера. Обезображенная голова Памелы смеется в голос. Кажется,
теперь твоим собеседником станет она. Кассандра больше не придет, потому что ничего
общего с ней у вас не осталось. То ли дело Памела. Теперь ты чудовище под стать ей.

— Лучше бы тебе заткнуться, — цедишь ты сквозь зубы. И патологоанатом, приняв это

на свой счет, замолкает. Но это не спасает его от твоего холодного, расчетливого
гнева. Не выходя за рамки эмоционального приличия, ты спокойно бьешь мужчину по
зубам. Ты знаешь, он лишь пешка. Исполнитель. Ответственность лежит не на нем. Но
он виноват. Все виноваты. И ты бьешь его, упавшего навзничь, ногой по голове. Удар
за ударом. Он что-то кричит. Молит о пощаде. Предлагает деньги. Что-то упоминает
про свою жену и ребенка. Да кому какое дело, парень? На пол брызгает кровь. По
кафелю скользит выбитый зуб. Ты садишься на бьющегося в конвульсиях мужчину верхом
и колотишь его по лицу кулаками до тех пор, пока от тупоголовой башки тупоголового
работника морга не остаётся сплошное месиво. Каша из крови, раздробленных костей,
полопавшихся глаз и рыхлых мозгов.

Спокойно прячешь труп в свободной морозильной ячейке. Спокойно выходишь из морга в

обнимку с контейнером, не пытаясь замести за собой следы. Тебя не станут искать.
Всем в этом городе насрать на этого парня. Так же, как им было насрать на
Кассандру.

Возвращаешься домой. Ставишь контейнер с головой на стол и всматривается в

искаженное от боли лицо Памелы.

— Довольна? — ухмыляется голова. — Ты добилась желаемого. И что дальше?

Хороший вопрос. Ответа на него ты не знаешь. Ты больше года думала лишь о мести и
теперь без понятия, что делать после того, как она исполнена. Смысл жизни потерян.

— Новый бой через час, — сообщает Химера на следующий день, даже не подозревая, что
необходимость драться у тебя резко отпала. С другой стороны… кроме этого у тебя
ничего не осталось. — Тебя хотят поставить в пару с перспективным молокососом, —
предупреждает она, нервно ходя из стороны в сторону. У нее подбит глаз. По левому
боку расплывается огромный синяк. — У меня будет к тебе просьба, — говорит она с
надрывом. Видимо ситуация с долгами усугубилась.

— Какая? — меланхолично интересуешься ты, бинтуя кулаки.

— Упади.

— Прошу прощения? — поднимаешь ты на тренера глаза, думая, что ослышалась.

— Упади, — повторяет Химера. — Проиграй ему. Ставки один к ста. Я задолжала

серьезным людям большую сумму денег. Но договорилась, что ты сегодня упадешь. Они
на этом поднимут тьму бабла и мы будем в расчете.

— Почему ты не попросила денег у меня? — хмуришься ты.

— Не знаю. Запаниковала. Но обещание есть обещание. Отдам я деньги или нет, это уже
не важно. Ты должна упасть, — объясняет Химера.

— И кто мой противник? — в конце концов, тебе плевать. Можно и упасть. Правда, если
организаторы боёв об этом прознают, вам обеим не поздоровится. Впрочем… Разве
теперь это имеет хоть какое-то значение?

— Какой-то сопливый подросток, — отмахивается женщина. — Детишек редко допускают до

боев с противниками высшей лиги вроде тебя. Боятся потерять будущие драгоценные
самородки, в которые они могут вырасти. Но этот конкретный случай — исключение из
правил. Либо он силен, либо, что куда правдоподобнее, просто кому-то не дал и от
него решили избавиться твоими руками. Обычное дело, — вздыхает Химера. — Но какова
бы ни была причина его наличия на ринге, ты должна упасть.

Толпа гудит. Сетка Рабица ходит ходуном. Зрители ждут, когда ты размажешь по полу
мальчишку, который по слухам ровесник твоей дочери. Ты бросаешь взгляд на
заходящего вслед за тобой противника и инстинктивно напрягаешься. «Сопливый
подросток» не тянет на сопливого. Да, черты лица еще хранят в себе налет детства,
вот только взгляд у него бешеной зверюги, в которую лучше бы сперва пару раз
выстрелить, а затем только пытаться строить конструктивный диалог. К тому же ринг
научил тебя одному простому правилу: далеко не всегда исход боя решает физическая
сила. Не всегда интеллект. Не всегда возраст или пол. На ринге люди меряются не
навыками, а количеством дерьма, которое смогли пережить. И судя по этому парнишке,
за своё недолгое существование он успел пару раз прихлебнуть из выгребной ямы под
названием «жизнь».

Ты никак не можешь сосредоточиться на бое. Все думаешь об этом взгляде и гадаешь,

что мог пережить его обладатель. На автомате уклоняешься от ударов и производишь
свои. Техника у парнишки хорошая, но топорная. Видно, что он где-то обучался
драться. Но драться по правилам. А на этом ринге их нет и он иногда явно об этом
забывает, тем самым упуская хорошие моменты. Зато он быстрый. Ориентируется
мгновенно. И что самое интересное, учится в процессе боя. Лишь ты демонстрируешь
один из коронных приемов, а через пару минут он нагло повторяет твои движения так,
будто оттачивал их несколько месяцев. Ваш бой не похож на драку в грязном душном
помещении. Скорее напоминает противостояние двух мастеров на спортивных
соревнованиях. Ты так увлекаешься, что совсем забываешь о том, что обещала упасть.
Благо, этого и не требуется. В какой-то момент один молниеносный удар в скулу валит
тебя на пол. Последнее, что ты помнишь об этом бое — рев толпы, слепящий свет
софитов, и противника, нависшего над тобой.

— Это был хороший бой, — произносит он. — Спасибо.

Приходишь в себя ты в своеобразном лазарете. Подпольный врач вручает тебе горсть

сомнительных таблеток и стакан с грязной водой, а затем уходит. Спасибо и на этом.
В комнату врывается Химера и заключает тебя в крепкие объятья.

— Спасибо, детка! — благодарит она. — Ты так хорошо дралась, что на мгновение я
испугалась, что ты забыла о нашем уговоре!

Так и есть. Забыла.

— Это в первый и последний раз, — предупреждаешь ты. — И вообще, тебе давно пора
завязывать с азартными играми.

— Так я и завязываю! — кивает женщина. — Уже записалась к анонимным, — заверяет

она, улыбаясь. Сейчас ей кажется, что все отлично. Она даже не подозревает, что
через полгода разгневанный брокер отправит к ней трёх амбалов, которые в процессе
выбивания из Химеры очередного долга перестараются. И убьют ее. Но то будет через
полгода. А сейчас она уверена, что жизнь, наконец, налаживается. Химера упархивает
обратно к рингу. Кажется, она сделала еще пару ставок. Вот тебе и «завязала».

Ты же спускаешься вниз и какое-то время стоишь под дырявым козырьком, взирая на

льющий стеной типичный для Тосама ядовитый ливень.
— Лучше бы тебе сюда больше не приходить, — раздается спокойный голос сбоку. В тени
рядом с мусорными баками курит твой молодой противник.

— Это угроза? — почему-то смеешься ты.

— Предупреждение, — поправляет он. — Амуры подозревают, что Памелу убил кто-то с

боёв. Вопрос времени, когда они узнают, что это ты. Они это так не оставят. Тебе
следует залечь на дно.

Тебе хочется спросить, откуда он сам знает, что виновница именно ты. Но есть ли в
этом смысл?

— Хорошо. Спасибо, — единственное, что ты говоришь, после чего накидываешь на

голову капюшон куртки и шагаешь в ливень.

— Постой, — окликает тебя парень, останавливая. — Ещё кое-что, — произносит он,

выходя из тени. — Я знаю, почему ты это сделала. Группировки Тосама подмяли под
себя полицию и творят все, что им вздумается. Этого нельзя так оставлять, —
уверенно говорит он.

— И?

— Я хочу все изменить.

— Удачи, — бросаешь ты и производишь вторую попытку уйти, но парень не отстает.

— Я давно за тобой наблюдаю и хочу, чтобы ты стала одним из тех людей, которые мне
в этом помогут, — заявляет он, вызывая у тебя приступ смеха.

— Выходит, собираешь свою группировку? — шутишь ты.

— Клин клином, — абсолютно серьезен парень.

— И сколько же, позволь узнать, у тебя соратников на данный момент? — уточняешь ты,
даже не пытаясь скрыть сарказма.

— Один, — отвечает парень спокойно и без смущения.

Боги, как же нелепо все это звучит? На что он рассчитывает?

— Весомо.

— Все начинается с малого. Я не прошу давать ответ прямо сейчас. Свяжись со мной,
когда посчитаешь нужным, — говорит он и протягивает тебе голографическую визитку.
Ты засовываешь ее в карман и спешишь домой. Если парень сказал правду, тебе
действительно следует уезжать. Сегодня же.

С собой в новую жизнь ты берешь всего несколько вещей: шеф-нож, початую бутылку
рома, пьезозажигалку, восьмилитровый контейнер с головой Памелы, фото дочери и…
визитку. Визитку, которую ты будешь рассматривать не один месяц. Смеяться над ней,
искать тысячи причин, по которым идея присоединиться к группировке детишек кажется
идиотской.

Но она не будет давать тебе покоя.

Во всем виноват этот парень. Самоуверенный мальчишка. Такой же самоуверенный, какой

была Кассандра, решившая, что ей в ее шестнадцать лет по плечу разоблачить
группировку, ответственную за детскую проституцию. И если бы тогда дочка добилась
своего, кто знает, быть может ее следующим шагом стало бы создание группировки?
Клин клином, так он сказал?

Кассандра не смогла добиться желаемого, но почему ты считаешь, что не сможет и он?

На размышления уходит много времени. Несколько лет пролетают, будто их и не было.

Тосам начинает дрожать от шепотков по поводу новой группировки. Теневой. Относится
ли она к тому парню? Или принадлежит кому-то еще? Жив ли вообще этот самоуверенный
ребенок? Или погиб через неделю на проплаченном бою?

Получить ответ не так уж и сложно. Визитка все ещё у тебя.

На ней есть виртуальная ссылка, пройдя по которой ты попадешь в виртуальную комнату

и сможешь поговорить с ее обладателем, если он еще жив.

И имя.

Зуо Шаркис.

========== Четвертые небеса Рая: 43. Стопроцентное натуральное ==========

— …Меня здесь не было, поняли?! — предупредила Агата и захлопнула за собой дверь.

Кто бы мог подумать, что проявление доброты к юной девушке, не к месту напомнившей
женщине ее покойную дочь, может привести к настолько необратимым последствиям.

С Шейлой они повстречались два с половиной года назад при весьма неприятных
обстоятельствах. Агате тогда заказали убрать правительственную шишку — лысоватого
мужчину средних лет, перешедшего дорогу Алмазам. Дескать, тот хотел внести в
тосамское законодательство поправки, которые бы весьма подпортили группировке
жизнь, перекрыв большую часть их транснациональных трафиков драгоценных камней и
металлов. Женщина потратила несколько недель на наблюдение за целью, на изучение
распорядка ее дня, на привычки и ближнее окружение и на основе собранной информации
разработала тщательно продуманный план действий. Казалось бы, что могло пойти не
так? Женщина даже учла возможные неизвестные переменные в виде неожиданно
наведавшихся гостей, внезапного усиления охраны и даже появления возможного
конкурента, который бы захотел пристрелить цель раньше Агаты. Учла всё. Да не всё.
Проникнув ночью в пентхаус мужчины, на минуточку слывшего ревностным семьянином,
она обнаружила его в постели с совсем ещё юной девушкой. На вид той было не больше
шестнадцати. На ключице девчушки красовалось совсем еще свежее клеймо Амуров, а в
крови ее, судя по расширенным зрачкам, циркулировала ощутимая доза наркоты. Любой
уважающий свою репутацию и инкогнито наемник расстрелял бы обоих: и цель, и
случайного свидетеля. Но если с умерщвлением в хлам пьяной цели проблем не
возникло, то наведя дуло пистолета на растерянную девочку с заплаканными глазами,
Агата так и не смогла нажать на курок.

Тогда женщина и совершила фатальную ошибку. Вместо того чтобы пустить одну пулю в
голову незнакомки, она выбрала самый сложный путь из всех вероятных. Агата забрала
девушку с собой. И не просто забрала… Три дня не отходила от ее постели, пока та
мучилась от наркотической ломки. Обработала все повреждения на теле Шейлы (так
представилась незнакомка позже), которые девушка получила как от своих «хозяев»,
так и от «клиента». Даже нашла для нее подпольного психотерапевта, который
предоставлял свои услуги исключительно людям из преступной среды. В общем, Агата
сделала для девочки все, что было в ее силах. А когда Шейла пришла в себя
настолько, насколько может прийти в себя человек, которого продали, накачали и
изнасиловали, женщина, наплевав на возможные риски, захотела вернуть бедняжку в
семью. Тогда-то Шейла и рассказала, что никакой семьи у нее больше нет. Те, кого
девушка называла своими родителями, продали ее Амурам в счет долга. Верни ее в
отчий дом, и уже к вечеру она вновь окажется в компании юных проституток.
Выгнать девушку на улицу Агате не позволила совесть и не к месту проснувшийся
материнский инстинкт, потому она разрешила девушке остаться с ней. Не лучшее
решение, которое женщина принимала в своей жизни, скажем прямо. Физически Шейла
восстановилась быстро, организм-то молодой и сильный. А вот с психикой дела
обстояли хуже. Первые полгода девушка не подпускала к себе Агату больше чем на три
метра. Окажись ближе, и у нее тут же начиналась истерика. Со временем женщине
удалось завоевать доверие девушки, но уважением здесь и не пахло. По крайней мере,
Агата предполагала, что агрессивное поведение Шейлы связано именно с этим и с
затянувшимся переходным возрастом. Жизнь женщины, тем временем, не подходила для
воспитания подростков. Постоянные переезды и новые сомнительные заказы вряд ли
помогли бы Шейле стать достойной ячейкой общества, потому Агата потратила несколько
месяцев на то, чтобы найти для девушки хороший Фостер Кар — семейный детский дом,
проживание в котором женщина собиралась оплачивать из своего кармана.

Через неделю Шейла сбежала из приемной семьи и вновь оказалась на пороге Агаты.

— Не могу я делать вид, будто все в порядке, — призналась она. — Жить под одной
крышей с гурьбой детей, которые абсолютно ничего не знают о дерьмовости этой
жизни — сущая пытка.

Так маленькая мечта Агаты о том, что Шейла еще сможет построить нормальную жизнь,
рассыпалась в пепел. Путь назад сгорел вместе с прошлой жизнью. И девушку уже не
изменить. Ее сломали. А тот человек, которого Агата собрала из осколков
искалеченной психики и не совсем здорового разума, едва ли подходил для жизни
обычного обывателя, работающего с понедельника по пятницу с девяти до шести, а
вечерами проводящего время с друзьями или семьей. Потому, когда Шейла заявила, что
хочет пойти по стопам Агаты и стать киллером, женщина этому не удивилась. Хотела
было оспорить данный выбор профессии, но поняла, что не имеет права решать за
Шейлу, как ей лучше жить.

Шейла в свое время в школе увлекалась стрельбой из лука, потому выбор орудия у нее
пал на пневматический арбалет. Сперва девушка была на заказах Агаты на подхвате,
затем доросла до полноценного помощника, а позже и вовсе начала работать одна.
Казалось бы, женщине следовало облегченно выдохнуть, ведь Шейла начала зарабатывать
деньги и вышла на свой, пусть и незаконный, но жизненный путь. Вот только
финансовая независимость Шейлы не исключила нахождение девушки в квартирах, которые
Агата меняла с завидным постоянством. Куда бы ни ехала женщина, девушка следовала
за ней. И это Агату поражало больше всего, ведь взаимоотношения между ними
складывались весьма напряженные.

И лишь три месяца назад Агата узнала истинную причину, по которой каждый ее диалог
с Шейлой рано или поздно перерастал в скандал. Виною всему оказался не переходный
возраст, не скверный характер девушки и даже не ее покалеченная психика. Правда
раскрылась при переезде в поместье Дайси. Поль — глупая мумия — во всеуслышание
заявил, что каждый раз, когда Шейла находится рядом с Агатой, аура ее становится
розовой, что говорит о сильной влюбленности. Женщина тогда рассмеялась в голос, не
восприняв его слова всерьез (хотя в глубине души пару раз и сама задумывалась об
этом). Сомнительные способности Поля доверия ей не внушали. А вот реакция Шейлы на
данное заявление оказалась куда более показательной: девушка сперва покраснела до
кончиков ушей, а затем еще полдня бегала за Полем по всему особняку, пытаясь
изрешетить юркого киллера арбалетными стрелами.

Позже этим же вечером между Агатой и Шейлой состоялся серьезный разговор, в ходе
которого девушка признала, что Поль прав.

— Боюсь, я не могу принять твои чувства, — не стала юлить Агата.

— Почему? — нахмурилась тогда Шейла.

— Так ты же… Ты мне в дочери годишься! — развела женщина руками.

— И что с того?!

Агата тогда понадеялась, что вопрос закрыт, ибо сказала Шейле четкое и ясное «нет».
Вот только ее подопечная на сей счёт имела свое мнение. Молодая распаленная
гормонами любовь больше не подавляемая необходимостью сокрытия, вырвалась наружу и
обрушилась на Агату подобно лавине. Шейла решила завоевать сердце женщины любым
способом, будь то преследование, шантаж или дурацкие подгорелые гренки на завтрак в
постель.

«Вот так спасаешь ребенка, а он потом пытается залезть к тебе в трусы!» — иногда
сокрушалась Агата, старательно избегая чрезмерного внимания со стороны Шейлы. Нет,
безусловно, она не жалела о том, что спасла девушку. Но ситуация потихоньку
выходила из-под контроля, и игнорировать это и дальше женщина не могла.

— Ох, детка, и не стыдно тебе разбивать юное девичье сердечко? — послышался

глумливый мертвый смех. Женщина перевела раздраженный взгляд на контейнер,
изначально предназначавшийся для маринада. Он красовался на старом трюмо,
поставленный таким образом, чтобы взгляд белесых широко распахнутых глаз его
содержимого — отрубленной заспиртованной головы — упирался точно в кровать Агаты.

— Твоего мнения не спросила, — фыркнула женщина, падая на постель и устремляя взор

в потолок. Физическая усталость не являлась гарантом быстрого отчаливания в мир
грез. Зачастую Агате приходилось потратить несколько часов на то, чтобы, наконец,
заснуть. И этот промежуток времени был равносилен искусной пытке, ибо все потаённые
страхи и мысли обязательно вылезали наружу, чтобы по тысячному разу прокрутиться у
женщины в голове. Впрочем, надежда на лучшее все еще теплилась где-то глубоко в
подсознании наемницы.

— Не понимаю, чего ты упрямишься? Сколько лет у тебя уже не было секса, детка? Пора
бы это исправлять! — продолжала вещать Памела.

— Ей не секс нужен, — лишь отмахнулась Агата. — По крайней мере, не только он.

— Да какая разница, что надо ей? Главное же то, чего хочешь ты! Попользовала бы её
разок себе на радость. Она явно не против.

— Какая паразитическая жизненная позиция, — поморщилась женщина. — Спасибо,

обойдусь.

— Позиция что надо! Живи для себя, и срать на остальных! — продолжала стоять на
своем голова.

— Именно поэтому твоя башка заспиртована в контейнере, а моя — всё еще у меня на
плечах, — невесело усмехнулась Агата. — Не нуждаюсь в твоих гнилых советах.

— Не строй из себя святую. Кого ты хочешь этим обмануть? С руками по локоть в
крови? — не желала затыкаться Памела. Плохой знак. Значит вот-вот у Агаты должны
были наступить те самые дни — дни, когда психозы ее обострялись и сохранять лицо
становилось настолько сложно, что женщине приходилось носить с собой шило и при
каждой волне паранойи протыкать себе им бедро или плечо. Боль отрезвляла.

— Заткнись, — рыкнула Агата, перекатываясь на бок и закрывая глаза. Надо поспать.

— Небось, боишься что-то от нее подцепить? Шлюха раз — шлюха навсегда, не так ли?
Мало ли какие заболевания все эти годы таятся в с виду идеальном теле?

— Я сказала, заткнись! — зло выдохнула женщина, кидая в контейнер первое, что
попалось под руку. Это оказался старый, потрепанный временем голографический
планшет. Послышался треск стекла. Экран гаджета пошел трещинами. Контейнер остался
невредим.

— Или что? Отрежешь мне голову? — воскликнула в ответ Памела и надсадно

рассмеялась.

— Зашью рот, — пообещала Агата изуродованной голове. Памела скривилась, но

замолчала, а женщина вернулась к попыткам заснуть. Неужели были времена, когда она
отключалась лишь положив голову на подушку? Теперь это кажется лишь сном,
воспоминания о котором с каждым днём тускнели. Агата закрыла глаза и попробовала
представить себя в каком-нибудь приятном безопасном месте, но у нее ничего не
вышло. Тогда она перевернулась на другой бок и решила ради разнообразия вспомнить
ночь, в которую претворяла свою месть в жизнь. Слезы Памелы. Мольбы девушки
оставить ее в живых. И на душе неожиданно стало так тепло и спокойно, что Агата
сама не заметила, как провалилась в негу бессознательного. Вот только насладиться
сном длительное время ей не позволили, бессовестно ворвавшись в ее личное
пространство. И на этот раз виновником оказалась даже не Памела.

— Агата, это Тадеус, — послышался голос из динамика телефона, который женщина по

своему недосмотру забыла стянуть с уха. — Сильно занята?

— Сильно, — сонно протянула женщина.

— Насколько сильно? — взялся допытываться снайпер.

— Настолько, насколько возможно, — рыкнула Агата, надеясь, что одним лишь тоном
даст понять, чтобы ее оставили в покое. Только заснула и на тебе!

— А отвлечься можешь? — продолжал Тадеус диалог несмотря ни на что. Значит, что-то
произошло. И как бы Агате ни хотелось спать, но…

— Тадеус, говори, что надо? — выдохнула женщина, поднимаясь с кровати.

— Я тут прикрываю Шаркиса, — оповестил ее парень.

— Поздравляю. Как раз всё утро гадала, чем же ты там занимаешься. Интересно, жуть!

— Правда? — удивился было снайпер.

— Нет, не правда. Мне насрать. Так что случилось?

— Босс сейчас у Фелини.

— И? Мне поаплодировать?

— Рукоплесканий явно окажется маловато. Даже не представляешь, что они здесь

вытворяют. Мне после увиденного ещё неделю кошмары будут сниться! — пожаловался
снайпер. — И это при том, что через прицел я рассмотрел лишь вершину айсберга.

— Тадеус, если тебе нужна психологическая помощь из-за разглядывания каких-либо

вершин, особенно ледяных, я не тот человек, который может тебе ее предоставить.
Позвони кому-нибудь другому. Яну, например. Он у нас самый стрессоустойчивый
алкоголик на всю группировку. А я отключаюсь, — холодно оповестила Агата и уже было
потянулась к уху, чтобы сорвать телефон и запульнуть его в дальний угол комнаты.

— Нет, постой! — воскликнул парень по ту сторону разговора, заставив женщину

остановиться. — Мне нужна помощь иного рода, — поспешно выговорил он. — Я засек
снайпера.
— Так сними его, — меланхолично предложила Агата. Что за неожиданная проблема
пустить кому-то пулю в лоб?

— Ой, Агата, дельный совет. И как я сам не догадался, — забубнил Тадеус обиженно.
— А из чего застрелить? Не из винтовки ли, что у меня в руках? Думаешь, она
способна на выстрел? Думаешь, у меня получится нажать на курок? Даже не знаю.

— Я кладу трубку, — предупредила женщина, а потом сокрушенно подумала о том, что
трубок давно нет в помине и пора бы уже искоренить эти фразы из своего лексикона.
Столько лет прошло, а прошлое все никак не желало отпускать женщину.

— Да погоди же ты! — запаниковал Тадеус. — Не могу я его убрать! Если бы мог, я бы
тебе не звонил! Но он вне поля моего выстрела. Его местоположение я засек благодаря
дронам.

— Так сними его с помощью дрона, — предложила Агата очередное очевидное решение
проблемы.

— И этого сделать я тоже не могу, — терпеливо пропыхтел киллер. — Если я приближаю
дронов на расстояние их выстрела, вражеский снайпер их снимает. А я говорил, что
задержка в получении сигнала на одну тысячную секунды играет большую роль! Говорил,
а меня никто не слушал! Давайте купим этих дронов, они дешевле и по акции. К тому
же черные и матовые! Такие стильные! Вот вам и акция! Кто вообще выбирает дронов
из-за цвета?! Ими надо убивать, а не любоваться!!! — вновь завозмущался Тадеус. — Я
лишь могу с помощью этих летающих вёдер попробовать перехватить пулю, которую
снайпер отправит в Шаркиса, и рикошетнуть в стреляющего. Но не факт, что получится,
тем более что он не жмет на курок! Словно он… — парень осекся. — Словно он просто
наблюдает за боссом.

— Окей, вуайерист с пушкой — то, что доктор прописал. Чего ты хочешь от меня?
— вздохнула Агата, наперед зная, что несколько часов кошмаров ей придется отложить
на потом.

— Я со своего места уйти не могу. Слишком рискованно. Кину тебе местоположение
киллера. Твоя задача — обезвредить его до того, как он от наблюдений перейдет к
действиям, — отчеканил снайпер.

— И я конечно единственный член Тени, к кому ты можешь обратиться, — недовольно

пробормотала Агата, со стоном принимая вертикальное положение и разминая спину.

— Ты единственная, кто сделает все быстро и тихо. Обратись я к Фейерверку — и он

снесет здание. К тому же он сейчас готовится к какому-то ДаркАтому. Кара не оставит
щепки на щепке от квартиры, в которой залег снайпер. Можно было бы обратиться к
Аки, он тоже тихоня. Но чертовски небрежен. Опять раскидает за собой шлейф из
конфетных оберток, а нам потом разруливать. Я еще от прошлого раза морально не
отошел! У Джу тренировка, а ты знаешь, как ревностно она относится к своему
расписанию. Близняшки на деле. У Эллы маникюр. Ник что-то проорал как больной и
вырубил связь. Райн…

— Да поняла я, поняла, — пробубнила Агата, поправляя пояс с ножнами, в которых

предпочитала носить шеф-нож. — Уже выхожу, бросай карту с его местоположением.

****

— Держи ее крепче! Мне надо сделать звонок, — сообщил Ник, параллельно просматривая
сохранённые номера в электронной телефонной книге. Благо абонента с ярким
наименованием «Тот самый мудак» найти оказалось очень просто.
— Легко сказать! — простонал в ответ Фейерверк, изо всех сил удерживая
содрогающуюся от конвульсий девушку и уже начиная уставать. На губах у Мифи
выступила кровавая пена. Глаза закатились. Следовало как можно скорее предпринять
хоть что-нибудь! И Ник не видел иного способа, кроме как позвонить Тому Самому
Мудаку — Эолу. Будь у нанита больше времени, и он бы наверняка разобрался в
проблеме самостоятельно. Вот только его, судя по состоянию Мифи, не было от слова
совсем.

Забежав за один из стеллажей, чтобы Фейерверк не услышал разговора, Ник кликнул по

добавленной сегодня утром череде цифр и уставился в развернувшийся перед левым
глазом голографический экран.

— Ого, как быстро ты решил принять мое предложение! — послышался весёлый голос.

— Нихера я ничего не решил! — зашипел Ник, трясясь от злости. — Что за дерьмо ты

мне подсунул?!

— Весьма невоспитанно так отзываться о чужом творчестве, — помрачнел парень, явно

задетый подобной оценкой своих нано. — Я ведь и обидеться могу, — протянул он, явно
уже обидевшись. — Что, интересно знать, тебе не понравилось? Не может быть, чтобы
не подействовало. Я все точно рассчитал. Коктейль подобран для твоей исключительной
персоны! — заявил он спокойно. — Если только… — послышался тихий смешок. — Если
только ты не вколол его кому-то другому.

— Подруге, — выдохнул Ник, стараясь скрыть дрожь в голосе.

— А ты хладнокровнее, чем я предполагал, — заметил Эол. — Тестить мои подарки на

близких людях… Весьма кровожадно. Мне нравится.

— Ничего я не тестил! Лишь хотел ей помочь! А теперь она при смерти! Из-за тебя!
— сорвался Ник на крик, но тут же вновь понизил голос. Фейерверку сейчас конечно
было далеко не до подслушивания чужих разговоров, и, тем не менее, следовало
сохранять осторожность.

— Из-за меня? — прозвучало недоуменное. — Во-первых, я и подумать не мог, что ты

посмеешь поделиться с кем-либо моим подарком. И знаешь, это даже обиднее того, что
ты назвал мои нано дерьмом.

— Да мне насрать, обидно тебе или нет! Если такой ранимый, порыдаешь в туалете
после окончания нашего разговора! — взбешенно зарычал Ник.

— А во-вторых, — продолжил Эол невозмутимо. — Не я ввел мой коктейль в тело твоей
подружки. Не надо перекладывать на меня ответственность за происходящее. Все это —
исключительно твоя вина, — холодно сообщил парень. — Кстати, подружка в смысле
друг? Или не гнушаетесь перепихонов? — заинтересованно протянул Эол.

— Не твое собачье дело! — досадливо взвыл Ник. — Что мне делать?! Говори!
Немедленно!

— Соглашаться.

Чего и следовало ожидать…

— Не могу.

— Согласишься на мое предложение и я, так и быть, помогу. Откажешь — она умрет, —

металлическим голосом произнес Эол. Он не блефовал. Ему было абсолютно плевать,
погибнет кто-то из-за его нано или нет.
— Ты изначально это планировал?! — прошипел Ник, чувствуя, как к горлу подкатывает
ком. Все это время он ощущал себя будто запертым в клетке под названием «Тень» с
надзирателем по имени Зуо Шаркис. Теперь же дела обстояли куда хуже. То, куда
влезал Ник, больше походило на капкан. И как из него выбраться, Дайси-младший не
представлял. Самое обидное заключалось в том, что он сам же вырыл себе могилу
своими необдуманными поступками.

«Как же меня все достало!»

— Нет, — опроверг предположения нанита Эол. — Можешь мне не верить, но это чистое
везение! Конечно, я знал о побочном эффекте, но ты бы с легкостью его выдержал. В
конце концов, благодаря отцу, ты испытывал ощущения и поинтереснее. А вот организму
обывателя с улицы справиться с такой нагрузкой будет весьма не просто. Вероятность
хорошего исхода, естественно, присутствует. Но готов ли ты рискнуть?

Нет. На такие бы риски Ник никогда не пошел.

— Помоги.

— Значит, ты согласен?

— Это шантаж!

— Безусловно.

— Тебя не волнует, что твои роботы могут убить невинного человека?! — жалкая
попытка воззвать к состраданию Эола.

— Ха! — рассмеялся парень, подтверждая наихудшие подозрения Ника. — Невинного? Не

будь глупцом. XXIII век. Мы рождаемся с коллекцией грехов за спиной, — заявил он
надменно. — Ну, так что?

— Ник! У нее пошла кровь из глаз и ушей! — послышался вопль Фейерверка. — Это
нормально?

— Нихера это не нормально! — рявкнул Ник, опираясь на железный стол и пытаясь унять
нарастающую дрожь во всем теле.

«Черт-черт-черт! Что мне делать?!»

Выход виделся лишь один. И Нику он не нравился.

— Хорошо, я помогу тебе, но лишь при условии, что моя подруга выживет! — торопливо
выдохнул он.

— Договорились, — послышалось веселое, после чего Эол отключился.

И что делать дальше?

Ник метнулся обратно к Мифи. Фейерверк продолжал держать ее за плечи. Конечности

девушки сводило от ужасающих судорог. Но когда Ник уже приготовился прижать ее ноги
к столу, чтобы более или менее зафиксировать положение тела подруги, конвульсии
резко прекратились.

— Что… Что случилось? Она умерла? — выдавил из себя запыхавшийся Фейерверк. Ник
схватил девушку за запястье и начал прощупывать пульс.

— Нет, жива, — опроверг он пугающее предположение подрывника.

— Но что же тогда… — Фей не договорил, так как Мифи внезапно распахнула красные из-
за полопавшихся капилляров глаза и резко села на столе. Взгляд ее показался Нику
пустым, как у лунатиков, что ходят во сне, но не осознают своих действий.

— Ты… Ты как? — выдавил Дайси из себя, внимательно наблюдая за подругой.

— Все ок, — произнесла она глухо, и голос ее тоже прозвучал как-то неестественно.
Даже неприятно.

— Слава динамиту, — вздохнул Фейерверк с облегчением. — Ну и напугала же ты нас!

— Уже все хорошо, — произнесла Мифи тихо, переводя жуткие покрасневшие глаза на
Фейя.

— Что ж… — пробормотал подрывник, явно чувствуя себя не в своей тарелке от этого

взгляда. — Тогда, если вы не против, я пойду и займусь тем, для чего изначально
сюда пришел, — кивнул он в сторону дальнего захламленного стола, за которым
безвылазно работал уже несколько недель.

— Да, спасибо за помощь. Извини, что так напугали, — кивнул Ник на автомате,
внимательно наблюдая за подругой. Что-то в ней было не так. Точнее… В ней было не
так абсолютно все. Возникшее у Дайси безумное предположение он постарался от себя
отогнать, но чутье подсказывало, что он ближе к истине, чем ему кажется. Догадку
следовало проверить, но сперва было необходимо избавиться от компании подрывника.
Благо, уже через полминуты со стороны стола Фейя начали раздаваться характерные
лязгающие звуки, указывающие на то, что парень принялся за работу. А будучи в таком
режиме он всегда уходил в себя настолько глубоко, что можно было орать ему на самое
ухо, и он бы этого не заметил.

На всякий случай выждав ещё пару минут и тем самым дав Фейерверку возможность
полностью погрузиться в собственные думы, Ник стер с лица Мифи кровь, что все еще
сочилась из ее глаз и носа, а затем тихо произнес:

— Это ты? — вопрос мог бы поставить человека в тупик. Но лишь при условии, если бы
это действительно был он.

— Вау, — послышалось глухое со стороны девушки. — Быстро ты меня раскусил.

Поразительно, учитывая, что технология управления человеком с помощью нано все еще
считается разработкой на грани фантастики. У тебя гибкий разум, дающий возможность
предполагать невозможное. Ты нравишься мне все больше и больше.

— Плевать мне, нравлюсь я тебе или нет, — нахмурился Ник, не радуясь тому, что
вновь оказался прав. — И в управлении телом человека с использованием нано-роботов
нет ничего невероятного. Мой отец над этим тоже работал.

— О-о-о, — выдохнула Мифи по воле Эола, — как интересно. Почему же разработка так и
не вышла на черный рынок?

— А ты догадайся, — невесело усмехнулся Дайси.

— Только не говори, что твой гениальный папаша был любителем всех этих
гипотетических теорий относительно развития технологий и их последующего
порабощения людей? — искусственно рассмеялась девушка.

Нет, все куда тривиальнее. Дайси-старший страдал комплексом Бога и никогда бы не

выставил на продажу технологию, которая дала бы ему возможность самостоятельно
управлять любым человеком. Зачем продавать технологию, когда можно выкинуть в
атмосферу ощутимую дозу нано и подождать месяц-другой, пока машины с кислородом не
окажутся в организме каждого живого организма? И всё. Мир твой с потрохами и
бантиком сбоку.

Дайси-старшему оставалось лишь решить вопрос с перегревом нано. Управление

человеком посредством них нагружали машины настолько, что они начинали взрываться
внутри объекта спустя минуту работы. Взорвись одна нано в твоём теле, и ты этого
даже не заметишь. Но если взорвется сразу несколько миллионов… Это сулило
необратимые повреждения на клеточном уровне, после которых жертва умирала почти
мгновенно.

Ника передёрнуло. Он имел неудовольствие присутствовать при паре подобных

экспериментов отца. Тело одной жертвы стало по консистенции походить на пластилин.
Куски кожи слезали с подопытного, будто крем с верхнего этажа многоуровневого
торта. Внутренние органы, превратившись в пюре, стекали по столу на пол, оголяя
ставшие пористыми кости. Второго подопытного после введения нано-инъекции попросили
пройтись по лаборатории. Ноги человека после пары шагов подкосились и переломились
пополам выше колен, будто тростинки. Подопытный упал на пол плашмя и разлетелся во
все стороны, как разлетается вода, скинутая в презервативе с пятого этажа.

Потому первое, что спросил Ник, было:

— Как ты решил проблему перегрева?!

— Так я тебе и сказал, — заставил Эол расплыться Мифи в хитрой улыбке.

— Вот как… — нахмурился Ник. Эол был слишком самовлюбленным, чтобы не похвастаться
хотя бы частью своего достижения, потому его увертки могли значить только одно: —
Выходит, проблема не решена? — догадался Дайси. Мифи уставилась на парня пустыми
глазами.

— Я в процессе, — проговорил Эол с задумчивым видом. — Но у нас есть еще примерно
минута, прежде чем нано начнут перегреваться.

— Вырубай их нахер! Сейчас же! — зашипел Ник, хватая Мифи за ворот водолазки.

— Вырублю-вырублю, — промурчала девушка, слезая со стола и обнимая Ника за шею.

— Если хорошо попросишь.

— Я ведь уже дал согласие. Чего еще тебе от меня надо?

— Верности, — прошептал Эол Нику почти в самые губы. — И я ее получу. Теперь твоя
подруга у меня в заложниках. Заметь, исключительно благодаря тебе. Я-то рассчитывал
заставить тебя работать на меня под страхом смерти. Завел бы тебя посредством нано
на крышу дома и поставил перед выбором. Но вышло все даже лучше, чем я предполагал!
Я выключу нано, но они останутся циркулировать в теле твоей подружки, как маленькие
бомбы, готовые взорваться в любой момент. Не замечательно ли?

— Великолепно, — процедил Ник сквозь зубы.

— Знал, что тебе понравится, — кивнул Эол удовлетворенно. — Уверен, тебе не

терпится взяться за работу! Приходи ко мне сегодня ближе к вечеру. Хочу показать
тебе пару своих наработок.

— Кидай адрес, — выдохнул Ник, чувствуя, что непролазная задница, в которой он

находился последние полгода, растет в геометрической прогрессии.

«Полный пиздец».

****
Я лежал на кровати и меланхолично наблюдал за Зуо, который в свою очередь с
задумчивым видом отпаривал свою мятую рубашку. Весьма необычный перфоманс. Почти
интимный. Шаркис за бытовухой. Звучит смешно, а ситуация страшная. Хотелось бы для
оценки ситуации использовать устоявшееся выражение «картина маслом», но здесь бы
куда лучше подошло «картина дерьмом». Учитывая, что в мире искусства подобные
произведения тоже имеют место быть, такую характеристику даже нельзя назвать
излишне утрированной. Вот интересно, нарисуй я портрет Зуо дерьмом, он бы оценил?
Шанс один на миллион, но попытка не пытка! Рисовать я, правда, не умею. Зато
вырабатываю первоклассные «краски» для создания такого вот диковинного портрета.
Возьму не талантом, а качеством! Одну картину для Зуо, остальные — на продажу!

Впрочем, для того, чтобы заработать на чем-то настолько экстравагантном, сперва

следует сколотить себе имя. Как, например, сделал Пьеро Мандзони. Его произведение
искусства Merda d’artista, в переводе с забытого языка означающее «Дерьмо
художника», считается одним из культовых XX века! А состоит оно знаете в чем?
Подсказка в названии. В мае 1961 года Мандзони со знанием дела собрал собственные
фекалии в девяносто пронумерованных консервных баночек весом 30 граммов каждая.
Творец написал на них «стопроцентное натуральное дерьмо художника» на итальянском,
английском, французском и немецком языках и продал их по цене, аналогичной цене
золота той же массы. Подумать только! Он продал собственные фекалии по цене
драгоценного металла! А главным вдохновителем данного «произведения» оказался отец
Мандзони, который как-то заявил сыну, что его работы — дерьмо. И кто его только за
язык тянул?

Распродажей собственного говна Мандзони продемонстрировал, что любой продукт может

быть признан объектом искусства, и дело далеко не в его ценности. Дело только в
имени и репутации его творца. Поэтому мое дерьмо никогда не станет искусством. А
вот дерьмо Зуо… Совсем другое дело! Надо набросать бизнес-проект и предоставить его
Шаркису вместе с чередой графиков и диаграмм. Уверен, я смогу убедить его в том,
что его задница — своего рода золотая жила!

Золотая жила, с которой я не сводил взгляд последние пятнадцать минут. Наблюдение

за Зуо вообще доставляло мне какое-то нездоровое удовольствие. Это как смотреть на
костер, только на Шаркиса и отпариватель — дико, но интригующе! Главное, чтобы
сэмпай вслед за рубашкой не захотел отпарить еще и меня. Достаточно и того, что
меня нехило так отжарили. Спасибо, что не убили. А быть может и не спасибо! Все мое
тело ломило. В горле пересохло. Шея чесалась. Запястья саднили. А ниже пояса… Тоже
присутствовало напоминание о произошедшем в виде тянущей боли в самом интересном
месте. Но при всем при этом ощущал я такое умиротворение, какое, как мне кажется,
не испытывал ни разу за всю свою жизнь. Одухотворяющий покой. Как же хорошо. Всегда
бы так.

И кажется, будто любая проблема мне сейчас по плечу. Ни тревог. Ни выбивающих из

колеи мыслей.

…И все же как удивительно гармонично, но в то же время извращенно Зуо выглядит с

отпаривателем в руке.

— Что в этом такого извращенного? — послышался неожиданный ответ со стороны

Шаркиса.

Он что мысли мои читает?

— Не надо быть экстрасенсом, чтобы прочитать мысли, которые человек озвучивает
вслух, — раздалось спокойное. Кажется, не только мне наша маленькая игра принесла
временный душевный мир и покой.

— А, так я все это говорю, — еле ворочая языком, выговорил я.

— Именно, — подтвердил Шаркис. — Так что тебя не устраивает в моем виде? — вернулся
он к теме разговора, вытягивая один из рукавов рубашки и проводя по нему
отпаривателем.

— Просто не думал, что ты умеешь пользоваться такими вот бытовыми предметами, —

протянул я, неуклюже переворачиваясь на живот и продолжая внимательно следить за
каждым движением Зуо. Что-то в этом моменте мне показалось по-домашнему
очаровательным. И будто сэмпая никто не пытается убить, и будто бы я не строю
великих планов мести, и будто мир вокруг нормальный. Добрый.

— А как, по-твоему, я до этого гладил свои рубашки? Дыханием Дьявола? — уточнил
Зуо, находясь в настолько хорошем расположении духа, что даже пытался шутить.
Правда с абсолютно непроницаемым лицом, потому каждое сказанное им слово можно было
воспринять и как шутку, и как скрытую угрозу.

— Например, — с готовностью согласился я. Дыхание Дьявола — это правдоподобный

вариант. Я бы не удивился, если бы сам Сатана приходил к Шаркису ближе к ночи,
чтобы разложить его носки, застелить кровать свежим бельем или… подышать на его
рубашки. Я бы и сам на них с удовольствием подышал, только, кто ж мне позволит?

— Я не думал, что их вообще гладишь ты, — заметил я, все ещё частично находясь в
нирване.

— Если не я, то кто? — с поразительным рвением поддерживал Зуо пустой разговор.

Обычно-то диалоги вроде этого его неимоверно бесили, потому что сэмпай считал их
пустой тратой времени. Но сейчас Шаркис воплощал собой само спокойствие. Жутковато.
Аж мороз по коже.

— Рабы, — поторопился я озвучить первое предположение, что пришло мне в голову.

— Ты не в курсе, что мы живём в цивилизованном мире? — последовал ответ.

О да. В курсе. И ты, Зуо, как я понимаю, яркий представитель этой цивилизации.
Прямо-таки показательный пример!

— Тогда слуги, — решил я смягчить первый вариант.

— Чтобы к моим вещам прикасались чужие люди? Нет, спасибо, — послышалось

недовольное. Зуо закончил с отпариванием рубашки, стянул ее с вешалки и начал
одеваться. Я же продолжал постельную слежку. Как же он все делает красиво. Как,
черт бы его побрал, он все делает настолько красиво?! Взять хотя бы эту рубашку.
Надевай ее я, и либо запутался бы в рукавах, либо криво застегнулся, либо сделал
все правильно, при этом, тем не менее, побив все рекорды неуклюжести. А у Зуо
выверенные отточенные движения. Ловкие пальцы. И дорогая рубашка ему к лицу.
Вопреки мнению о том, что роскошь идёт любому, я считаю иначе. Иной раз посмотришь
на человека, и сразу становится ясно, что ему вся эта богатая дребедень, как
мёртвому припарки. И хорошая одежда смотрится на нем не лучше самых дешёвых тряпок,
а украшения с натуральными камнями тянут на дешёвую бижутерию, что продают в
переходах. А есть другой тип — те, что закутавшись в простыню выглядят так, будто
только что оторвали оригинальный наряд в именитом бутике. Зуо из вторых. Он красит
одежду не меньше, чем она красит его. Полагаю, самое потрясающее в этом то, что
Шаркис всего этого не осознает. Более того, ему абсолютно плевать. Быть может,
потому всё у него выходит так гладко? Потому что он не придает этому никакого
значения?

Зуо застегнул все пуговицы кроме самой верхней, а затем подошёл к зеркалу и
раздраженно цыкнул, проведя пальцами по моему подарочку на шее.

— Пластыри есть? — обратился он ко мне, продолжая «любоваться» своим отражением.

Оставленные мной следы цвели и пахли. Иначе и быть не могло! Я так старался, что у
меня аж челюсть свело!

— Нет, — соврал я ни моргнув и глазом. И не надо меня порицать! Пусть ходит и всем
демонстрирует идеальные засосы моего авторства! Люди должны знать, какой я самец!
Который рискнул сделать это лишь в момент, когда его любовник пребывал в глубокой
виртуалии. Мерзко? Низко? Несерьезно? Всё как я люблю! Не осуждайте. Верчусь, как
могу! К тому же об этом нюансе никто не узнает. Все лишь решат, что я тигр в
постели! Надо бы Зуо ещё прилюдно хорошенько шлёпнуть по заднице! Прямо от души!
Чтобы звук от шлепка эхом разнёсся по всему Тосаму! И люди, услышав его, с
благоговением подумали: «Это тот самый Териал Фелини! Царь постельных дел,
император физических удовольствий, Бог анальной клоунады!»

— Уверен? — перевел сэмпай взгляд на меня. — Подумай еще.

— Пластыри делают не из дум, а из синтетического каучука или его смеси с другими

полимерами, — сообщил я Шаркису, не моргнув и глазом.

— Поразительно бесполезная информация, — выдохнул Зуо с не самой доброжелательной

интонацией. — Неси пластыри, говорю. И прекрати меня бесить.

— Я тебя и не бешу, — протянул я лениво.

— Тогда почему меня бесит каждое твое слово? — процедил Шаркис тихо.

— Потому что это ты? — предположил я, зевая. На фоне полной расслабленности жутко
потянуло в сон.

— И хватит валяться без дела. Мне надо как можно скорее вернуться в особняк.
Одевайся, — приказал Шаркис, накидывая поверх рубашки куртку.

— А я-то здесь причем? Тебе надо, ты и возвращайся, — промямлил я, желая побыть в
горизонтальном положении еще самую малость.

— Насекомое, — послышалось тихое шипение. — То есть пару часов назад ты ревел и
вопил, чтобы я не уходил, а теперь отправляешь меня на все четыре стороны? Я
правильно понял? — произнес Зуо, зыркая на меня красными глазёнками. — Я сказал,
одевайся, — повторил он с куда большим напором. И это оказалась одна из тех
фразочек, которые имеют непроизнесенное продолжение вроде: «Одевайся, или я
выволоку тебя на улицу голышом» или «Одевайся, пока целы твои руки. Это намек». И
все же не рискнуть и не покапризничать я не смог!

— Я бы и рад одеться, но так устал, — протянул я трагически. — Ты во всем виноват.
Ты меня измотал… — и это чистая правда! — Если бы только кто-то мне помог…
— пробормотал я, вяло протягивая руку в сторону Шаркиса.

— Не беси меня еще больше, — ожидаемо отреагировал Зуо. И вновь фраза, продолжение
которой не произнесено вслух, но зависло в воздухе подобно лезвию гильотины. Одно
неверное движение, и оно опустится на мою бедную шею, сплошь покрытую синяками от
пальцев.

— Разве я не заслужил права немного тебя побесить? — страдальчески выдохнул я.

— Зачем ещё нужна пара, если не для того, чтобы раздражать её?

— Полудурок, — вздохнул Шаркис, подходя ко мне, хватая за протянутую руку и одним

рывком заставляя меня подняться на кровати. Покрывало, которым я все это время
прикрывал свою наготу, сползло вниз, обнажая дурацкое слабое тело, от и до покрытое
синяками, оставленными Зуо.
— Одевайся, чтоб тебя, — выдохнул он, стараясь смотреть мне в глаза. Но мне почему-
то показалось, что даётся это ему с большим трудом. Взгляд так и норовил опуститься
ниже. Небось не может поверить, что у меня действительно не растут лобковые волосы.
Я и сам не верю в подобную несправедливость. За что, вселенная? ЗА ЧТО?!

— Вот скажи, — я мягко высвободился из несильного захвата и повис у Зуо на шее.

— Ты считаешь меня красивым?

— Нет, — не моргнув и глазом ответил мне Шаркис.

— А миленьким?

— Нет.

— Симпапулей?

— Ты достал. Нет.

— Это из-за лобковых волос?

— Что? Из-за каких еще лобковых волос?

— Вот именно! — воскликнул я с отчаяньем в голосе. — Вот именно… — выдохнул я уже

тише. — Но зачем же ты со мной спишь, раз я не тяну даже до симпапули?

— А как твоя внешность связана с постелью? — ответил Зуо вопросом на вопрос,
ввергая меня в замешательство.

— Ну, встаёт-то у тебя явно не на мое безупречное чувство юмора, — усмехнулся я.

— Не тяни резину, одевайся, иначе поедешь в чем мать родила, — пригрозил мне Зуо,
ловко уходя от ответа. Что ж… Мы ещё вернёмся к этому разговору позже. Я все
выведаю, даже не сомневайтесь.

— Не могу, — решил я больше не юлить. — Сегодня четверг. Мне надо съездить в
больницу к отцу, а затем заглянуть к психотерапевту, — а так хотелось позлить
Шаркиса еще самую малость. Но часики тикают, и на развлечение времени у меня почти
не осталось.

— К отцу? Нахера? Он же у тебя вроде в коме.

— В коме, верно. Я ему читаю, — ответил я, отпуская Зуо и подходя к шкафу с
одеждой. — Уверен, в этой его коме ему до смерти скучно.

— Сомневаюсь, что он тебя слышит, — Шаркис, конечно, и раньше пощады не знал, а

сейчас и вовсе словом, будто кулаком, лупил по больному и даже не замечал этого.

— Если и так, ну и что? — нахмурившись, повернулся я к сэмпаю. Шаркис, столкнувшись

с моим недовольным взглядом, ответил ещё более недовольным. Такая вот мы с ним
идеальная недовольная друг другом пара. Гармоничные, хоть в петлю лезь.

— Ладно, — процедил Зуо сквозь зубы, будто я его о чем-то просил. — Сперва съездим
в Тень. А затем я отвезу тебя к отцу, — Ого! Какая щедрость!

— Да не надо, — отмахнулся я, быстро теряя интерес к хмурым гляделкам. В этой игре
Шаркис непобедим. — Езжай по своим делам, а я поеду по своим.

— Я отвезу, — повторил Зуо, начиная вновь тихо беситься.

— Говорю же: Не надо, — вздохнул я, натягивая на себя серые труханы, сзади на
которых их создатели написали «Чертоги разума». Не знаю, о чем они думали и к каким
чертогам разума обращались, но считаю эти трусы квинтэссенцией мира моды нижнего
белья. Лучше уже не будет, расходимся.

— Я. Отвезу, — отрывисто отчеканил Зуо.

— Не понимаю, почему ты злишься? — улыбнулся я. Недавний отрыв от реальности все

ещё сохранял во мне эмоциональный баланс.

— Я не злюсь, — разозлился Шаркис еще больше.

— Ещё как злишься! — продолжал я провоцировать Зуо.

— Забываешься, насекомое. Жизнь тебя вообще ничему не учит?

— Нет, — качнул я головой, натянув на себя серую футболку. — Филонит.

— В последнее время ты явно путаешь берега. Либо подчиняйся, либо…

— Либо ты снова меня трахнешь? — провокационно выдал я. Зуо в ответ в мгновение ока
оказался напротив меня и сжал мою челюсть, заставляя смотреть в его бесовские
красные глазенки. — Только не говори, что тебя это не возбуждает, — контрольный в
голову.

— Фелини! — желваки Зуо заходили ходуном. — Натягивай штаны и поехали, — процедил

он, после чего отпустил меня и вышел из комнаты, хлопнув дверью с такой силой, что
аж стены задрожали. Вот же психованный!

— Я тоже тебя люблю! — кинул я ему в ответ, застегивая на себе серые джинсы. Цель
достигнута! Зуо так взбесился, что совершенно забыл про засосы на шее, потому
теперь их сможет увидеть половина города и прийти к единственно верному выводу: что
я самый самцовый самец из всех возможных самцовых самцов Тосама. А быть может и
всего мира!

— Насекомое, пластыри! Либо ты их находишь сам, либо я тебе в этом помогаю.

Спойлер: тебе моя помощь не понравится.

…или нет.

****

Высота и мощь конструкций небоскребов Тосама на каждого горожанина действовала по-

своему. Одни испытывали детский восторг и трепет перед огромными зданиями, будто бы
действительно скребущими небеса. Другие же ощущали угнетающее давление и стремились
забраться повыше, чтобы избавиться от ощущения, что в любую секунду на их головы
может рухнуть одна из построек. Выделялась и третья категория людей: те, кто
панически боялись, что из окна одного из домов выбросят что-нибудь вроде горшка с
цветком или кирпича, который однозначно приземлится им на голову. Со смертельным
исходом, естественно.

Агата не относилась ни к тем, ни к другим, ни к третьим. У нее высокие сооружения

пробуждали лишь воспоминания из прошлого, даже самые хорошие из которых вызывали
нестерпимую тоску.

Получив от Тадеуса подробную ориентировку на нерадивого стрелка, женщина вычислила

его местоположение и уже поднималась на лифте на нужный этаж. Веселая незатейливая
музыка отражалась от металлических стенок и будто бы внедрялась в подкорку
бессознательного. Играла одна из тех рекламных песенок, от которых тянет блевать,
но невозможно отвязаться. Не стоило и сомневаться, напевать мерзопакостную мелодию
Агата теперь будет минимум пару дней.

— Ты так и не сказала, зачем мы сюда приехали, — напомнила Шейла, увязавшаяся вслед
за Агатой несмотря на бурные сопротивления женщины.

«Потому что никаких «мы» здесь быть не должно!»

— Последишь за выходом на случай, если что-то пойдет не так, — глухо ответила

Агата.

— Но я хочу участвовать! — насупилась Шейла.

— Ты ведь даже не знаешь, что я собираюсь делать, — невесело усмехнулась женщина.

— Я хочу участвовать во всем, что бы ты ни собралась делать, — заявила девушка без
стеснений.

— Не стоит раскидываться подобными утверждениями, — качнула Агата головой. Вот же

глупая девчонка. Нет бы найти себе пару среди ровесников и построить нормальную
жизнь, не окунаясь с головой во все это Тосамское дерьмо.

— Чем хочу, тем и раскидываюсь, — капризно нахмурилась Шейла и в качестве

подтверждения запустила руки под пышную юбку в складку, что доходила ей до колен,
демонстративно стянула с себя трусики и метнула их прямиком в лицо Агате.

— И чем ты, скажи на милость, решила меня впечатлить? Женскими трусами? — тяжело
вздохнула женщина, комкая нижнее белье девушки и отправляя импровизированный снаряд
обратно хозяйке. Подобные выходки для Агаты давно перестали быть чем-то особенным.
— Надевай.

— Не надену, — ответила девушка с напором, явно собираясь настаивать на своем до

кровавых соплей.

— Значит, не надевай, — равнодушно пожала Агата плечами. Ещё она не тратила время
на подобные споры. — Твоя воля.

— И не надену!

Благо лифт остановился на нужном этаже, прервав идиотский диалог, тратить на

который Агате не хотелось ни времени, ни нервных клеток. Выйдя из лифта, женщина
подождала, пока Шейла подойдёт поближе, а затем резко толкнула девушку обратно в
глубину кабины и нажала на первый этаж. Двери лифта с шорохом захлопнулись.
Механизм запустился раньше, чем Шейла успела среагировать. К большому везению Агаты
кнопку «стоп» залепили стикером «не работает», что и навело ее на мысль избавиться
от нежеланной компании столь незатейливым способом.

«Боже, несколько минут тишины. Какое блаженство!» — подумала Агата с облегчением,

проходя по длинному коридору и выискивая нужную дверь. Судя по найденным в
виртуалии чертежам здания, нервирующий Тадеуса снайпер находился в одной из жилых
квартир. Интересно, почему он все это время не предпринимал попыток выстрелить?
Стрелки терпеливы, могут сидеть в засаде сутками, если не неделями. Но сейчас это
терпение не играло киллеру на руку. Неужели за все это время не представилось ни
единого удобного случая пристрелить Шаркиса? Или же все карты ему спутали дроны
Тадеуса? Не логичнее ли в таком случае уйти из раскрытого противником убежища
раньше, чем кто-то из Тени до тебя доберется?

«Что-то здесь не так», — подумала Агата, едва касаясь нужной двери и понимая, что
та не заперта.
Ловушка?

Развернуться и уйти?

А если снайпер все же нажмет на курок?

И застрелит босса?

От одной только мысли по спине Агаты побежали мурашки. Люди вроде Шаркиса
появляются на свет не так часто, особенно в век бесконтрольного потребления,
всеобщей лени и жадности. В сети бодаться был готов все и каждый. Написать гадость,
вступить в дебаты, развернуть целую вирту-агитацию, посвященную защите остатков
леса на другом краю планеты. Но встреться с ними в жизни, и они и двух слов не
свяжут. Да и встретишь ты их вряд ли, для этого ведь необходимо, чтобы они вышли из
дома, а девяносто процентов таких активистов предпочитали тратить свою жизнь
исключительно на виртуалию.

Оно и понятно. Мир жесток и несправедлив. Кому бы захотелось добровольно

подписываться на то, чтобы во всей красе ощутить на своей шкуре все «прелести»
мироздания? Это как в старом фильме. Вот тебе две таблетки, Нео. Одна — мучительная
правда реальности, вторая — блаженная неизвестностью иллюзия. Многие ли выбрали
первое, зная, что это порушит их жизнь до основания, вычеркнет из рациона латте с
соевым молоком и пряностями, уничтожит крутые гаджеты, лишит возможности
выкладывать обработанные фотографии в сеть и пускать всем пыль в глаза своим якобы
успехом? Задай этот вопрос человеку, и он будет с пеной у рта уверять, что выберет
правду. Поставь его перед реальным выбором — и рука его потянется вовсе не к той
таблетке, о которой он говорил.

В этом нет ничего плохого. Не каждый способен вынести груз ответственности

подобного масштаба. Не каждый захочет возложить на свои плечи такую ношу. Взять ту
же Тень. Все ее члены — сплошь безумцы, убийцы и воры. Опытные. Сильные.
Своевольные. Ставящие свою свободу превыше всего. Но до встречи с Шаркисом все они
работали исключительно на себя и не смели даже помыслить о том, чтобы сколотить
собственную маленькую армию и бросить вызов устоявшемуся общественному режиму, даже
если он до оскомины надоел каждому из них. Отвечать ведь пришлось бы не только за
себя. И это самое страшное. Лидер на то и лидер, чтобы хранить в себе кладбище
людей, которых он позвал за собой, а затем потерял в процессе достижения своих
целей. И Шаркис хранил. Тащил за собой череду надгробий, тяжелой поступью
пробиваясь сквозь любую преграду, что возвышалась перед ним. Неотвратимо. И Агата
была более чем уверена, Зуо помнил каждого, кто отдал жизнь за его идеалы. И по
кому-то вполне вероятно скорбел. Но никогда… НИКОГДА не показывал этого.

Женщина тенью скользнула в коридор небольшой квартиры и огляделась по сторонам. В

жилище царила мертвая тишина. Лишь звук кипящего жизнью города доносился из дальней
комнаты, окно в которой было видимо распахнуто. Именно оттуда Шаркиса держали на
мушке.

Агата тихо прошла по коридору, параллельно выуживая из кожаных ножен нож. Обычно
она предпочитала ограничиваться рукопашным боем, но если у ее противника винтовка,
женщине ради приличия следовало вытащить хотя бы холодное оружие. Не то чтобы
равноценно, но винтовки длинные и неповоротливые, тогда как нож быстрый и бьёт
туда, куда его направит рука, без оценки ветра и иных переменных. Так что Агата
считала предстоящую стычку почти равной.

Медленно набрав в лёгкие побольше воздуха, она задержала дыхание и заглянула в

приоткрытую дверь. Обнаружились и винтовка, поставленная на подоконник на треногу,
и снайпер — мужчина средних лет в скучном костюме и с подстриженными на старый
манер волосами. Этакий типичный офисный планктон, днями напролет перебирающий
бумажки и ставящий штампики аля «Принято» или «Отказано».

Мужчина сидел на стуле и внимательно всматривался в прицел. Ничто не выдавало в нем

живого человека. Он больше походил на отлично сделанную скульптуру. Мраморный
человек, навсегда застывший за секунду до выстрела. Лишь едва заметное движение
спины из-за дыхания снайпера выдавали в нем обычного смертного. Палец его покоился
на курке, а это значило, что выстрел он мог произвести в любую секунду. Следовало
поторопиться.

Агата бесшумно шагнула в сторону противника. Точнее ей показалось, что сделала она
это неслышно, но её присутствие все равно не осталось незамеченным. Мужчина
внезапно вскочил со своего места и выхватил из-за пазухи пистолет. Реакция его
оказалась молниеносной, но даже это не спасло снайпера от Агаты. Одним прицельным
ударом ногой в челюсть женщина повалила мужчину на пол. Пистолет выпал из его рук и
отлетел к дальней стене. Он попытался тут же подняться обратно на ноги, но Агата
набросилась на него сверху и прижала к полу, безжалостно надавив коленом ему на
кадык.

Киллер начал задыхаться. Он трепыхался под женщиной, как беспомощный котенок перед
лицом неминуемой гибели.

— С…стой! — послышалось сиплое. Мужчина начал бить Агату по колену. Но удары его
женщину не впечатлили. Слабоваты. Такими шлепками не наказать и ребенка.

— Я… С вами! — забормотал мужчина, заметно бледнея. — С вами!

— Я, может, и не знаю всех членов Тени, но понимаю, что ни один из них не станет
наставлять на нашего босса дуло винтовки, — холодно произнесла Агата, не ослабляя
хватки, но и не усиливая. Сперва следовало узнать у этого ублюдка, кто заказал
Шаркиса на этот раз.

— Я… Ещё… Не в Тени, — послышалось еле слышное.

— Ещё? — недоуменно приподняла Агата брови.

— Но хочу… Хочу стать… Одним из вас!

Вот так новость.

— Ты в курсе, что чтобы попасть в группировку, стрельба по ее боссу — худшая из

стратегий? — усмехнулась женщина.

— Я… Не собирался… Стрелять! Я лишь… Наблюдал! — выдавил из себя мужчина, тяжело

дыша. — Думал, так привлеку внимание кого-нибудь из вас!

— Что ж, привлек? Молодец. Вот только не обессудь, но мне проще убить тебя, нежели
поверить, — вздохнула Агата и начала давить на шею мужчины сильнее. Вряд ли у этого
чокнутого был заказчик. Он один из тех неадекватов, что пытались попасть в Тень,
думая, что это станет для них отличным приключением. Агата встречала уже пару
десятков таких идиотов. Обычные не относящиеся к криминальному миру горожане,
уставшие от серых будней, и впечатлившись многочисленными статьями о теневых
группировках и о Тени в частности, нанимали частных детективов, неделями шерстили
сеть или покупали сомнительную информацию о группировке на черном рынке. А потом
наведывались к одному из ее членов, а то и вовсе стучали в наглухо запертые двери
особняка Дайси. Однажды один уникум не придумал ничего лучше, кроме как подстеречь
Зуо у оружейного магазина с тиром, где босс иногда оставлял по несколько десятков
обойм. Мало того, что неадекватыш решил побеседовать с Шаркисом лицом к лицу, он ко
всему прочему притащил на встречу цветы. Белые искусственные розы. Агата,
оказавшаяся невинным свидетелем сего непотребства, потом ещё неделю ходила по
особняку Дайси с личным гастрольным номером, каждому члену Тени по отдельности
расписывая, какое при этом было у босса лицо. Иногда ее просили рассказать эту
историю на бис. Цветы оказались на полу, а вслед за ними на полу оказался и тот,
кто их принес. Парнишке повезло, что его не убили. Но правая рука его больше
никогда не сможет сгибаться, как раньше.

— Я знал… Что мне потребуется что-то весомее… Кха… Слов! — выдавил мужчина. — Но я
раздобыл информацию о том, кто… заказал Шаркиса фрилансерам! — выдавил он с
усилием. — Имя… я скажу только боссу.

— И откуда же оно у тебя? — с подозрением сощурилась Агата.

— Оттуда, что я один из них… Из фрилансеров! — заявил мужчина, заметно бледнея.

Кислорода ему явно не хватало.

— И что? Вам не называют настоящих имён заказчиков, — с недоверием цокнула Агата
языком.

— Зато… кха-кха… эта информация… известна руководителю… лиги убийц.

— Красиво говоришь, вот только не похож ты на человека, способного выбить

информацию из столь крупной птицы.

— А на киллера… с десятилетним стажем и послужным списком в тысячу имен я похож?

— растянул мужчина пересохшие губы в невеселой улыбке.

И то правда. Вот только и эти доводы не доказаны.

Агата предпочла бы убить мужчину и забыть о нем, как о страшном сне. Но упускать
возможно полезную информацию было бы расточительно.

— Босс, это Агата, — нажав на кнопку вызова, произнесла женщина.

— Что случилось? — Зуо всегда предпочитал сразу переходить к делу.

— Я поймала киллера, который якобы знает, кто ответственен за вчерашнюю охоту на
твою шкуру, — произнесла женщина спокойно.

— Он сказал имя?

— Настаивает, что скажет его только тебе.

— Проверь на наличие оружия, взрывчатки, чипов и прослушки. Если все нормально,

вези в особняк, — раздалось сухое. — Я тоже скоро там буду.

— Ещё кое-что, босс.

— Да?

— Он хочет вступить в Тень.

— А это уже не ему решать.

========== Четвертые небеса Рая: 44. «Где тебя носит?» ==========

Два месяца назад…

Сегодняшнюю ночь можно было смело считать уникальной. Не один. Не два. Сразу три
разного типа проливных дождей грозились накрыть город сплошной стеной один за
другим. Такое явление выпадало на долю Джин-Хо за все время ее существования всего
несколько раз, потому она не могла себе позволить провести эту ночь за домашними
посиделками с чашкой чая и порцией страданий по беспощадно приближающемуся
беспросветному будущему.

— Какой, говоришь, первый? — равнодушно протянул Фелини, взирая на низкие рыхлые

облака, что клубились у него над головой. Благодаря сильному ветру, пришедшему с
востока, серо-черные тучи пребывали в постоянном движении, создавая впечатление,
словно они живые. Правда, то, что тучи именно серо-черные, разглядеть сейчас было
почти невозможно. Пасмурные дни в Тосаме несмотря на свою частоту весьма ценились.
А ночи — тем более. Виною всему — тысячи рекламных лазерных прожекторов, свет
которых пускали на густые облака, создавая огромные голографические постеры или
коротенькие видео-ролики. Небеса от таких проекций превращались в мультителевизор с
рекламой, крутящейся на необъятном экране до бесконечности.

Когда небесная реклама только начала развиваться, особенно шустрые типы получили
огромную прибыль, так как облачное полотно, на которое проецировались постеры,
являлось абсолютно бесплатным, а проигнорировать его, учитывая колоссальные
размеры, не смог бы ни единый житель Тосама. Стопроцентный охват. Но нет в мире
ничего бесплатного, что через какое-то время не начинало иметь свою цену. Спрос
всегда рождает предложение. Но сперва, спрос может оказаться родителем и менее
приятных вещей. Например, нездоровой конкуренции и рэкету. Тот год, в который
облачная реклама расцвела неоновыми отблесками в небе, в народе звался годом
«Небесных войн». Звучало красиво, но к религии никакого отношения не имело.
Название следовало понимать буквально.

За небесные территории велась борьба не на жизнь, а на смерть. Частично, она не

прекращалась и по сей день, но хотя бы людей перестали с прежней частотой
накачивать водой и сбрасывать с крыш небоскребов. Несчастных в народе называли
«падшими» и в разгар «небесных войн» летунов с крыш за один только день могло
насчитываться больше сотни. Тосам пережил смутные времена. Благо, что пережил.

— Красный. С примесью глины, — объяснила Джин-Хо.

— А откуда глина? — Фелини наверняка знал ответ на этот вопрос. Ему просто хотелось
поболтать. Не важно, о чем.

— В новостях говорили, что в нескольких километрах к северу от Тосама ветра

расчистили территорию от белого песка. А под ними нашлась красная глина. Там
выстроили лабораторию и начали какие-то работы.

— В радиоактивной зоне? — в голосе Тери следовало бы появиться удивлению, но Джин-
Хо казалось, будто бы все это ему уже известно и вопросы он задает для того, чтобы
она сама задумалась о том, о чем в новостях не было сказано ни слова.

— Об этом ничего не говорили, — призналась Джин-Хо, нахмурившись. — Но не думаю,

что они устроили бы бурную деятельность там, где процветает радиация.

— А следовало бы подумать, — ответил Тери, лишь подтвердив подозрения подруги.

Джин-Хо уже смирилась с тем, с какой ловкостью в любой нелепице ее друг находил
отметины тайных заговоров. Большая часть его предположений тянула на бред, но
некоторые отдельные умозаключения заставляли по спине бегать мурашки. Джин-Хо
ничего не оставалось, кроме как надеяться на то, что это лишь плод его больной
фантазии и не более.

— Времени после Третьей Мировой прошло порядочно. Фон не должен быть так вреден,
как раньше. Даже радиоактивных дождей стало меньше, — пробормотала девушка, слыша в
собственном голосе сомнение.
— Жаль, — вздохнул Фелини, играясь с очередной порцией «Светлячка», блестящего в
стеклянной ампуле. В последнее время лекарство на Тери почти не действовало. Не
было больше ни болезненных стонов, ни судорог, ни кровавой пены на губах. Приняв
очередную порцию, Фелини усаживался на пол или бетонную плиту по-турецки и словно
прислушивался к себе. Взгляд его стекленел. А пальцы начинали беспорядочно клацать
по несуществующим клавишам.

Но сегодня Фелини принимать «Светлячок» не торопился.

— А потом какой?

— М? — очнулась Джин-Хо от своих мыслей.

— Дождь, — пояснил Фелини.

— Ближе к полуночи обещают осадки из синтетических костей. По югу Тосама прогулялся

смерч. Разнес в щепки несколько трущобных кварталов. В том же районе располагался
завод по переработке синтетики. Камня на камне не осталось.

— Синтетика и кости? Не понимаю, — качнул Тери головой.

— Кости делали из синтетики, — пояснила Джин-Хо то, что казалось ей очевидным.

Иногда Фелини будто бы зависал. Одно она знала точно: чем сложнее перед Тери
ставили задачку, тем проще ему было ее решить. Но простые скучные вещи он отвергал
всем своим существом, будто не желая признавать их существование.

— Нахера Тосаму синтетические кости? — удивился Фелини, не замечая встревоженного

взгляда подруги.

— Для домашних питомцев, — пожала Джин-Хо плечами.

— Мне почему-то кажется, что если ты любишь свое животное, то не станешь пичкать
его синтетикой, — парировал Тери.

— Многие о таком даже не задумываются, — покачала девушка головой.

— А третий дождь?

— Классический кислотный. Так что если ты вдруг не взял с собой защитный спрей,
могу поделиться, — с этими словами девушка вытащила из рюкзака целый еще не
вскрытый баллончик. Тери на это лишь отмахнулся, дескать, еще слишком рано.

— Дожди как дожди. Ну и что, что в одну ночь. Ничего особенного, — прокомментировал
Фелини. Восторженность подруги он не разделял и считал своим долгом подчеркнуть это
всеми возможными способами.

Кислотные дожди называли кислотными, так как дождевая вода вступала в реакцию с
углекислым газом, которого над загрязнённым Тосамом скапливалось в достатке. При
такой реакции вода превращалась в слабую угольную кислоту. Почему-то многие
горожане считали, что лишь если дождь зовётся кислотным, он несет в себе реальную
угрозу. Хотя по десяткам метеопрогнозов стало бы ясно, что почти каждый
проливающийся на Тосам дождь (за очень-очень редким исключением) имел в себе
определенные химические компоненты, которых быть в нем не должно. И соприкосновение
с такими дождями влекли за собой последствия, которые предугадать было почти
невозможно. Иные из них по опасности сильно превосходили кислотные.

Джин-Хо уже было открыла рот, чтобы разъяснить, что такой короткий промежуток
времени между дождями влек за собой их смешивание. Это в свою очередь грозило
абсолютно непредсказуемыми реакциями. Вот что интересовало Джин-Хо на самом деле.
Но девушка так и не произнесла ни слова, внезапно навострив уши.

— Что-то не так? — встрепенулся Фелини, заметив внезапную перемену в настроении

подруги. Но та лишь жестом попросила его держать рот на замке.

— Мне ведь не кажется? — произнесла она одними губами. Парень тут же прислушался и
различил еле заметное жужжание.

— Да, — кивнул он, но в отличие от Джин-Хо не напрягся, а наоборот вздохнул с

облегчением и откинулся обратно на бетонный пласт.

— Это могут быть квадрокоптеры одной из банд Тосама. Или дроны полиции! — на всякий
случай объяснила девушка, полагая, что Фелини так расслаблен, потому что не
осознает серьезности их положения. — Ни те, ни другие не обрадуются, обнаружив в
заброшенном доме пару любопытных подростков.

— Да, скорее всего одно из двух, — кивнул Фелини, и не думая впадать в панику. — И
не обрадуются не то слово.

— Ты ведь знаешь, что мы находимся на закрытой территории, на которой формально

находиться нельзя? — на всякий случай уточнила Джин-Хо, не понимая, почему ее друг
не сдвигается с места. Следовало бежать. Прямо сейчас.

— Да. Так же как знаю и наказание за проникновение: задержание до пятнадцати суток.

А если это все же не полиция, а Лава, на территории которой мы тусим, ситуация еще
хуже, — Фелини все ещё не торопился уходить. — В этом здании часто ведется
перепродажа оружия. Окажись мы свидетелями одной из сделок, и нам конец. Чтобы не
рисковать, нас расстреляют на месте. Бьюсь об заклад, их квадрокоптеры оснащены
необходимым для этого оборудованием. А если у кого-то из них имеется
предпринимательская жилка, тогда поступят умнее и продадут нас Амурам. Я бы точно
продал Амурам, — заявил он и в ответ на недоуменный взгляд подруги добавил: — Ну, а
чего добру пропадать? И тела после расстрела пришлось бы потом где-то прятать. К
черту.

— Банды в последнее время с ума посходили. Свои территории охраняют так, будто
готовятся к войне, — заметила Джин-Хо, поежившись.

— Не будто, — качнул Тери головой. — Готовятся именно к ней.

— Думаешь, это связано с Тенью? Она действительно так опасна?

— Думаю, что она даже опаснее, чем кто-либо полагает, — задумчиво протянул парень.
Жужжание тем временем явно приближалось.

— Надо уходить, — подскочила девушка на ноги и уже было ринулась к выходу, но

заметив, что Фелини не пошевелился, остановилась перед полуразвалившейся лестницей,
ведшей вниз. — Ты идешь или будешь ждать, когда тебя продадут Амурам?
— поинтересовалась она тихо.

— Не иду. И не продадут. Мне нечего бояться. А ты поспеши, — махнул Тери ей рукой.
— Спустись этажа на четыре. А я к тебе присоединюсь позже, — заверил он ее.

— Почему не сейчас? — допытывалась Джин-Хо.

— Хочу побыть в одиночестве, — кинул в ответ парень. И это была явная ложь.

— Как насчет сказать правду? — предложила она, нахмурившись.

— Не сегодня, — подарил ей Фелини одну из тех жутковатых улыбок, после которых
снились кошмары.

— Ладно, — сдалась Джин-Хо, давно отчаявшаяся разобраться в мотивах, что двигали

решениями Фелини в тот или иной момент. — Жду тебя четырьмя этажами ниже.

Парень кивнул, и только после этого Джин-Хо начала спуск по лестнице, оставив
Фелини один на один с неумолимо надвигающимся жужжанием.

Не прошло и минуты после ухода девушки из недостроенной комнаты, как в помещение

влетел полицейский дрон. Бликующая линза камеры широкого разрешения оглядела
противоположную от Фелини стену, а затем направила лупообразный «глаз» прямо на
него. Тери поднялся со своего места и с любопытством вгляделся в нацеленную на него
линзу.

— Перехват управления системой, — произнес он тихо. Дрон не выказал каких-либо

изменений. — Анализ видеозаписей, — дрон подлетел к Фелини и «вывернулся
наизнанку», выставляя наружу небольшой побитый временем экран.

— Трансляция видео, пять минут назад от реального времени.

На экране появилась разруха старой многоэтажки. Тусклые стены. Влажный бетон.

Мусор, оставленный «гостями» здания. Вот дрон влетел в комнату, в которой находился
Фелини. Вот его линза повернулась к листу бетона, на котором он должен был сидеть.
Должен был, потому что на видео никого не было.

— Ты что делаешь? — неожиданный вопрос заставил парня вздрогнуть и оторвать взгляд
от экрана дрона. Джин-Хо стояла на верхней ступеньке и взирала на него в полном
недоумении.

— Я ведь сказал тебе спуститься, — нахмурился он.

— А я взяла и беспрекословно подчинилась, — фыркнула девушка, облокачиваясь на

рассыпающийся косяк и скрещивая руки на груди. — Объяснишь? — кивнула она на дрона.

— Ничего особенного, — пожал парень плечами. — Перехватил. По приколу.

— Не перехватывают полицейские дроны по приколу, — заметила Джин-Хо, давая понять,

что не поверит в столь идиотскую отговорку.

— Ну… Может и не по приколу, — вздохнул парень. Отвечать на поставленный вопрос ему

явно не хотелось, но Джин-Хо намеревалась стоять на своем до победного.

— Ну, хорошо, — сдался Фелини, поняв по виду подруги, что та от него не отстанет.
— Четыре месяца назад до того, как начать приходить в себя, я кое-что написал, —
объяснил он. — Ничего опасного. Создал небольшую программку для того, чтобы
скрыться от пристального взора «Большого брата».

— Большой брат? — удивилась Джин-хо. Она такое словосочетание слышала впервые.

— Персонаж Джорджа Оруэлла из романа «1984». Читала?

Джин-Хо отрицательно мотнула головой. Рядом с другом она себе всегда казалась
невежей. Книги, которые Фелини часто упоминал, не то чтобы ею не читались. Она о
них даже не слышала.

— Большой брат — символ тоталитаризма и правительственного контроля над человеком.

Тотальная слежка. Ничего не напоминает? — ухмыльнулся парень, кивая на дрон.
— Подумай: камеры слежения, телефоны, сенсорные информационные панели. Всего-то и
надо, что взломать пару серверов, и вся эта информация окажется перед тобой на
блюдечке с голубой каёмочкой. А в наше время информация — самая стабильная валюта.

— У полиции локальная система. Они окончательно отказались от виртуалии после того,
как какой-то умник около года назад взломал их автомобильную систему и заставил все
машины ездить исключительно задом, — напомнила Джин-Хо.

— Да-а-а… — протянул Фелини с мечтательной улыбкой. — Хорошее было время.

Беспроблемное.

Джин-Хо решила оставить данный комментарий без внимания, предположив, что Тери
таким образом пытается отвлечь ее от первоначальной темы разговора.

— Но я все просчитал… На виртуалию в качестве распространителя вируса я больших

надежд не возлагаю. В последнее время она катастрофически нестабильна. Количество
багов зашкаливает. Если в ближайшие полгода ее структуру не перелопатить и не
обновить, обрушение системы окажется делом времени. Даже вирусы в ее пределах
начинают работать некорректно. Потому я выбрал иной способ распространения моей
«заразы», — постучал он себе по лбу. Джин-Хо все ещё не понимала, что парень имеет
в виду. Тогда Фелини сковырнул краешек сливающегося с кожей пластыря над левой
бровью, оторвал его и протянул девушке. Джин-Хо взяла пластырь в руки, но так
ничего и не поняла.

— Это шутка?

— В некотором роде, — засмеялся Тери. — Приклей к лицу, — попросил он. Джин-Хо
брезгливо поморщилась, но сделала то, о чем ее попросили. Приклеила пластырь на
лоб, чувствуя себя круглой дурой. Фелини вытащил другой пластырь, свежий, точно
такой же и наклеил его обратно над бровью.

— Активация, — произнес парень, и дрон свернулся обратно в кажущийся цельным шар с

лупой камеры, походившей на жутковатый глаз навыкате. — Первоначальный алгоритм
действий, — Дрон взлетел ввысь и сперва на некоторое время остановил камеру на
Фелини, затем перевел лупу на Джин-Хо. Когда машина уже собиралась согласно
прописанному протоколу действий продолжить облёт, Фелини вновь перехватил систему
управления. Тери молча поманил подругу поближе к себе и кивнул на экран. Девушка
внимательно рассматривала видео, думая, что увидит нечто необычное. Но необычное
крылось в том, чего она не увидела.

— Почему нас нет на записи? — спросила она изумлённо.

— Потому что вирус стёр нас, — постучал Фелини по пластырю. — Код прописан вручную.
Человеческий глаз его не увидит. Зато цифровой — считывает моментально. Считывает и
заражает вирусом. Дает мне возможность перехвата. И отныне мы для этого дрона —
информация, которую он не в состоянии обработать.

— Это нечто немыслимое! — воскликнула Джин-Хо возбуждённо. — Получается, благодаря

этому ты можешь спрятаться от кого угодно?!

— Вроде того, — кивнул парень. — Хотя мне куда больше нравится не прятаться, —
протянул он, — а делать так, — с этими словами он вытащил ещё один пластырь и
наклеил его на переносицу. Дрон вновь взмыл в воздух, но лишь его камера
направилась на Фелини, и железка резко задымилась и камнем рухнула на пол, придя в
негодность.

— Полный перегруз. Внутренности так накаляются, что система охлаждения не

справляется, — торжественно провозгласил парень. — Круто, правда?

— Боже, это невероятно! Ты хоть понимаешь, что создал? Понимаешь, сколько ты на

этом заработаешь до того, как правительство запретит твое изобретение?! Или
перекупит!

— Не важно. Этот проект я писал не для денег или славы. Мне лишь был необходим
гарант того, что те, кто за мной наблюдают, будут знать о моих передвижениях ровно
столько, сколько я им знать позволю, — улыбнулся Тери. — Все это лишь для того,
чтобы скрыть мой самый главный проект.

— Что за проект? — спросила Джин-Хо, но Тери на это ничего не ответил. Лишь

улыбнулся той самой жутковатой улыбкой, после которой бывают кошмары.

Ныне…

Кто бы что ни говорил, а люди в виртуалии растворялись не просто так. Если жизнь
твоя не пропитана невзгодами и каждый день, как маленькая сказка, в уходе от
реальности необходимости нет. Вот только за последние двести лет не зафиксировали
ни единого человека, который бы не будучи под таблетками и без психологических
отклонений на полном серьёзе утверждал бы, что он счастлив. Точнее, утверждали
многие. Но эти же многие прятались на сайтах знакомств от якобы любимых мужей и
жен, тоннами скупали баночки для сыпучих продуктов в виртуальных магазинах, чтобы
хоть немного отдохнуть от любимых детей, рубились в кровавые игры, чтобы не думать
о любимых родителях. И Эсэф не была исключением из правил. Скорее являлась ярким
его представителем.

Обнуление с лёгкой руки Лаирэт оказалось для нее ударом ниже пояса. При Нэйс и
заглядывавших в ее комнату друзьях она старалась изображать бодрость духа и даже
равнодушие к произошедшему, но то, что творилось внутри нее на самом деле, не
поддавалось описанию. И чем больше времени она проводила наедине со своими мыслями,
тем хуже ей становилось. А от предположений, что, возможно, она уже никогда не
сможет войти в виртуалию и ей придется довольствоваться лишь лёгкой версией,
бросало в холодный пот. Потому, несмотря на шумный дом, в котором она жила, Эсэф
ощущала себя одинокой и потерянной.

«Давай-ка так, деточка…»

Голос, который как она надеялась, был ею давно забыт, зазвучал в голове так четко и
ясно, будто и не было этого виртуального запоя длиной в несколько лет. Будто она ни
на шаг не отошла от проблемы, от которой хотела скрыться.

«Давай-ка так, деточка…» — звучало как приговор.

Родителей своих Эсэф не помнила. Отец ушел, когда ей не исполнилось и двух лет.
Мама умерла через три года от рака. Ещё через год умерла бабушка. А вслед за ней
всего через несколько месяцев — дедушка. И тогда она переехала к своей тете —
старшей сестре матери, с которой они состояли не в лучших отношениях, потому что,
как Эсэф узнала позже, ее отец изначально являлся именно ее женихом. Но затем решил
переключиться на младшенькую. А затем и вовсе растворился в тумане, оставив после
себя ребенка и разлад в семье размером с непреодолимую пропасть.

От того, когда тетка взяла Эсэф на свое попечительство, все, кто был в курсе
ситуации, в один голос запели ей песню о том, какая она святоша.

Но ни черта она святой не была.

«Давай-ка так, деточка…» — первое, что сказала тетя шестилетней племяннице, лишь
дверь дома закрылась у нее за спиной.

«Уясни одно правило», — выговорила она, усаживаясь в мягкое кресло и закидывая ногу
на ногу. Красивая, роскошная, но абсолютно гнилая.
«Я говорю — ты подчиняешься, — холодно произнесла она, выуживая длинную тонкую
сигарету из мятой пачки и прикуривая. — Если ты не подчиняешься — ты себя
наказываешь. Да-да. Именно ты. Понимаешь, если тебя накажу я, тебя заберут в куда
менее приятное место, чем этот дом. Слышала что-нибудь о детских домах Тосама?
Поверь, там творится такое, о чем ты не смеешь и помыслить. Ты услышала меня?
Подчиняться. Повтори».

Столько лет прошло, а у Эсэф до сих пор на это слово проявлялась устойчивая
аллергия. Мгновенно начинались чесаться шея и запястья. Вот и сейчас, невольно
вспомнив давний диалог с теткой, она провела ногтями по шее, оставляя после себя
розовые полосы. Одного касания оказалось мало, потому она начала расчесывать шею,
не обращая внимания на то, что под ногтями ее остаются ошмётки кожи и крови.

Зуд в запястьях так же не заставил себя ждать, и девушка взялась расчёсывать и их

тоже. Чем дольше она их чесала, тем сильнее хотелось продолжать.

Раньше, когда на нее нападали подобные приступы, она уходила в глубокую виртуалию.
А теперь бежать оказалось некуда. Единственное убежище стало недоступным.

— Эй… Что ты делаешь? — неожиданный возглас заставил Эсэф вздрогнуть. Чесать

запястья она не перестала, но оглянулась на голос и сердце ее ухнуло. Ей не
хотелось, чтобы кто-то застал ее в таком состоянии. Нет. Но в особенности она не
хотела, чтобы ее в таком состоянии видел Он.

Грензентур, держа в руках поднос с обедом, стоял в дверях и с неприкрытой тревогой

смотрел на Эсэф.

— Не твое дело! — в сердцах воскликнула она. — Убирайся! — с этими словами она
схватила первое, что попалось ей под руку (кривую жутковатую скульптуру, отделанную
кусками материнской платы, что подарил ей Грензентур) и швырнула это в парня. Он
резко уклонился от снаряда, из-за чего еда на подносе соскользнула на пол.
Послышался звон разбивающейся посуды. Горячий суп разлетелся по всей комнате.

— Сдурела?! — вспыхнул Грензентур, со злостью кидая поднос на пол. — Я всего лишь
принес тебе обед, дура!

— Я его не просила! — зашипела в ответ Эсэф, вновь переключаясь на шею. Липкая
влага начала мерно затекать под горловину растянутой футболки.

— Какого черта ты творишь? — Грензентур метнулся к девушке, но она ловко перебежала

в другую часть комнаты, не отрывая ногтей от расчесанной кожи.

— Я сказала, уходи! Сейчас же!

Зуд нарастал, становясь почти невыносимым.

— Вот же идиотка, — поморщился парень, скрипнув зубами. — Убери руки от шеи!

— Нет! — Эсэф ринулась было к двери. Надеялась, что успеет добежать до ванной
комнаты и запереться в ней. Но парень оказался проворнее. Пинком он захлопнул дверь
перед ее носом быстрее, чем девушка успела ускользнуть. Эсэф вцепилась в дверную
ручку, но Грензентур подхватил ее за талию, силком оттащил от выхода и, не
церемонясь, швырнул на кровать. Матрас под девушкой страдальчески заскрипел. Эсэф
хотела подняться, но не могла отнять рук от зудящей шеи, с маниакальным фанатизмом
оставляя на ней череду новых саднящих царапин. Тогда парню ничего не оставалось,
кроме как схватить девушку за запястья и силком отвести ее руки назад, зафиксировав
их у нее над головой. Эсэф начала сопротивляться яростней, попытавшись от души
пнуть Грензентура в бок, но тот, получив несильный, но ощутимый удар по ребрам,
навалился на Эсэф всем телом.
— Отпусти меня! — заорала девушка, и голос ее сквозил сплошным, непробиваемым
отчаяньем. — Отпусти сейчас же!

Грензентур продолжал удерживать ее собственным весом, крепко прижимая ее руки к

подушке. Он невольно уткнулся носом в ее шею и ощутил запах крови и персиков. Он
лишь на мгновение отвлекся на второй запах, но Эсэф хватило и этого, чтобы вырвать
одну из рук из ослабшей хватки и садануть парня по лицу. Она бы ударила ещё, если
бы Грензентур не вернул ее руку к изголовью кровати, на этот раз не пожалев сил для
их удержания.

— Ненавижу тебя! — выдохнула Эсэф, содрогаясь всем телом. По лицу ее градом потекли
слезы. Грензентур молчал, сосредоточившись на том, чтобы не позволить ей и дальше
калечить себя.

— Ненавижу, — с чувством повторила она. Парень болезненно сглотнул. Одно дело,

когда они посылали друг друга в эротические турне во взаимной попытке привлечь
внимание друг друга, совсем другое — слышать эти слова так близко и чувствовать
мощь их искренности почти физически.

— Мне все равно, — соврал парень, нацепив на лицо маску равнодушия, хотя актер из
него был неважным и даже он сам уловил в своем голосе горечь. — Я не позволю тебе
делать с собой, что вздумается.

— Это моя жизнь! Это мое тело! Какое тебе дело?! — завопила Эсэф вновь начиная
извиваться под Грензентуром в попытке скинуть его с себя.

— Да потому что!.. — Грензентур осекся и втянул носом воздух с запахом персика,
пытаясь вернуть самообладание.

— Это не ответ! — прошипела девушка, возможно догадываясь, что предложение являлось

незаконченным. — Как бы ты ни хотел мне помочь, у тебя ничего не выйдет, —
выговорила она зло. — Без виртуалии я долго не протяну. Разве ты сам не понимаешь…
— Эсэф всхлипнула, — как она важна для меня? Как она важна для каждого хакера в
этом особняке?! Нас обнуляют одного за другим, и мы ничего не можем с этим
поделать. Теперь мне доступна лишь лёгкая версия без регистрации пользователя. Я
только и могу, что серфить часть инфы, проверять погоду и разглядывать шмот! А
больше я не могу ничего! Новые регистрации результата не дают! Система каким-то
образом распознает меня, откуда бы я в нее ни заходила, через какие бы проги ни
регистрировалась. Минута — и она бьёт по мне снова!

— Ты… Пыталась зайти в виртуалию? — ошеломлённо выдохнул Грензентур, зная, что

девушке категорически запретили это делать. Нэйс сказала четко и ясно — неделя
покоя. Обнуление хорошенько ударило по нервной системе Эсэф. Повторные удары могли
привести к непоправимым последствиям.

— А что мне оставалось?! — девушка начала дышать через нос, пытаясь успокоиться.
— Я даже заходила к тебе в комнату. Пыталась зайти в виртуалию через твой аккаунт.
И знаешь что?

Грензентур невольно приподнялся, вглядываясь в заплаканное лицо девушки.

— Невозможно, — вслух отмел он страшное предположение, возникшее у него в голове.

— Да. Система распознала, что вошла именно я, а не ты. И вышибла меня, —

подтвердила его наихудшие подозрения Эсэф.

— Бред, — качнул Грензентур головой. — Это просто невозможно.

— Я тоже надеялась на это, вот только… Факты говорят сами за себя, — выдавила из
себя Эсэф, еле сдерживая новую волну слез. Именитому хакеру остаться без
виртуалии — катастрофа, но в данном случае дела обстояли даже хуже. Если Эсэф
говорила правду, ей были недоступны даже элементарные функции сети. Виртуальная
инвалидность. Даже уборщики на полставки момент уборки фиксировали в виртуалии
через рабочие виртуочки. Даже продавцы в малюсеньких ларьках держали подключение
под боком для онлайн общения с покупателями. Виртуалия была нужна для того, чтобы
настроить систему автомобиля, телефона, компьютера, микроволновки и даже, мать его,
почтового ящика. Электроникой Тосам был забит под завязку, каждую ночь в
подтверждении этого светясь, как неоновая новогодняя ёлка. И все эта электроника
была связана и имела корни в сети. Виртуалия давно стала основополагающей в жизни
каждого тосамца.

Кажется, только сейчас Грензентур понял, насколько ужасно то, что произошло на
самом деле.

— Что если… — Эсэф вновь заплакала. — Что, если я больше никогда не смогу зайти в
виртуалию?

— Этому не бывать. Мы все исправим, слышишь? Мы все исправим вместе.

****

— Какое мерзкое имя, не правда ли? — уточнил я у сидящего рядом со мной мужчины.
Тот встрепенулся и чуть нахмурился, заметив мой испытующий взгляд. Он комментарий
об имени принял на свой счет. На это я и надеялся. Давай, ответь мне! Открой портал
в Ад!

— Мне свое имя нравится, — проговорил он глухо.

— А я и не про ваше, — качнул я головой. — Люцифер — это круто! Я бы тоже хотел
быть Люцифером! Люцифер Фелини — звучит! — сообщил я недоуменному мужчине,
мечтательно вздыхая. — Ну, а что, как корабль назовешь, так ведь он и поплывет.
Тери — это мягкое имя. Как размягченная глина, которую сжимаешь в кулаке, и она
проступает между пальцев противными колбасками, вызывающими неприятный
ассоциативный ряд. А Люцифер — это мощь! Это сила! Это скрытая угроза!
— вдохновленно заявил я.

После того, как мы приехали в особняк Дайси, Зуо тут же взялся за великие дела,
доступ к которым для меня оказался закрыт. Шаркис заперся в кабинете с Яном, Лео и
Аш, меня оставив на задворках вселенной — на кушетке перед дверьми в его кабинет в
компании мужчины, который представился Люцифером, и женщины, назвавшейся Агатой.
Судя по моим наблюдениям, Агата, выглядя отчужденно, явно играла для мужчины роль
сторожевого пса. Я попытался разузнать, что происходит и кто кому кем приходится,
но ответом мне стала гробовая тишина. Болтать со мной никто не хотел. Прискорбно,
ибо незнакомые люди всегда пробуждали во мне неуемное желание провести пару часов
за светскими беседами. Так что говорить им все равно придется, хотели они того или
нет. Сами они этого пока не понимали, но это даже к лучшему. Не осведомлен, не
вооружен!

— А вот Зуо — так себе имя, — закончил я и перевел взгляд с Люцифера на Агату и
обратно, ожидая реакции. — Вы так не думаете? — продолжил я допытываться. Молчание.
— Не посещали такие мысли? — Молчание. — Нет? — Молчание. — А если подумать?
— Молчание. — Хорошенько подумать? — Молчание. — Ну ладно вам, не ленитесь. Для
обработки такой инфы и половины прямой извилины хватит. Я верю в вас, вы сможете!
— Молчание. — З-У-О. Произнесите это имя вслух. Вытяните губы в трубочку. Зу… А
затем выдохните О. Зуо. — Молчание. — Выговаривать неудобно. Не имя, а какой-то
предсмертный хрип навозной мухи. — Мои собеседники продолжали играть в молчанку.
Люцифер едва заметно теребил в руках конфетную обертку. Агата начала постукивать
ногой по полу. Едва заметно. — Зуо, — повторил я четко. — Оно ведь восточное,
верно? Понимаю, у нас сейчас все города интернациональные, но… — Молчание. — Вам не
кажется, что у Зуо слишком арийская рожа для такого имени? — Молчание. — Скулы,
разрез глаз, прямой нос, кожа… Ну какой же он Зуо? Кто угодно, но не он!
— Молчание. — Он свое имя не заслужил. — Молчание. — Давайте его засудим?!
— Молчание. — Вы вот знали, что двадцать лет назад весь Тосам содрогался от
громкого дела? Зуо Прист — педофил, насильник, убийца. Ему дали пожизненное.
Последнюю жертву он мучил четыре месяца. Мальчику было всего семь. Его смерть
считают самой страшной. Страшнее, чем даже смерть Дзюнко Фуруты в XX веке. —
Молчание. — Какова вероятность того, что отец Зуо был достаточно отбит, чтобы
назвать сына в честь маньяка? — Молчание. — Это многое объясняет, не правда ли?
Лучше бы маньяка звали Леонардо. Или Максимилианом. Или Александром. Как
Македонского. Но нет. Его звали этим тупым именем Зуо. — Молчание. — Как Зуд,
только Зуо. — Молчание. — Как Зуб, только Зуо. Как Зубр. Как зубец!

— Мы поняли, — процедила Агата сквозь зубы.

— Точно?

— Точно.

— Что поняли? — на всякий случай решил уточнить я. Учителя в школе такое
проделывали, чтобы удостовериться, что ученик не дает ответы на автомате.

— Что тебе пора бы замолчать, — произнесла Агата сквозь зубы.

Я открыл было рот, чтобы сделать еще пару сотен уточнений и выбесить новых знакомых
окончательно, но мои потуги прервали. В коридоре появился взъерошенный парень,
который, завидев меня, решительно направился в нашу сторону. Судя по хмурому
взгляду карих, почти черных глаз, шел он ко мне вовсе не для того, чтобы предложить
дружбу до гроба. Я его помнил. Один из хакеров, что вступили в Лисий след, чтобы
помочь мне полгода назад. Ох, и времечко было!

— И какого черта ты здесь расселся?! — набросился он на меня с обвинениями, даже не

поздоровавшись. Люцифер и Агата переглянулись, но не проронили ни слова. Я же
уставился на Грензентура с недоумением.

— Могу постоять, — предложил я с опаской, не понимая, чего от меня хотят.

— Засунь свои тупые шутки себе в задницу, — тут же прилетело сомнительное

предложение.

— Мне уже столько всего предложили засунуть в мою бренную задницу, что я начинаю
думать, что нет сейфа лучше, — вздохнул я. — Может, мне заключить контракт с каким-
нибудь банком? Я не прочь засунуть себе в зад несколько десятков драгоценных
камушков.

— Долго еще собираешься страдать херней?! — продолжил Грензентур бомбардировать

меня вопросами, на которые я не знал правильных ответов. С чего это вдруг такое
внимание к моей персоне?

Не понимая, чего от меня ждут, я задрал рукав серой толстовки на левой руке и
воззрился на девственно чистое запястье.

— Мои часы показывают бесконечность, — проговорил я, чуть погодя. Грензентур,

прекрасно видя, что никаких часов у меня нет, взбесился больше прежнего.

— Пока ты здесь сидишь и устраиваешь стендап безумия для себя любимого, нас
обнуляют одного за другим! — прорычал он с таким видом, будто мне действительно
следовало озаботиться сим фактом.

— Ну и что? — пожал я плечами, искренне не понимая, почему меня это должно
волновать.

— Ну и что? — повторил Грензентур, будто не расслышав. — Ты вообще понимаешь, о чем
говоришь? Жизни людей рушатся!

— Ну рушатся и рушатся. Я-то здесь причем?

— Тебе, выходит, плевать?! — выдохнул Грензентур с таким видом, будто увидел

призрака. Кажется, не такой реакции он ожидал. Думал, небось, что я вскочу с
кушетки и побегу спасать человечество, попутно извиняясь перед всеми и каждым за
то, что не потратил все свои физические и интеллектуальные ресурсы на спасение
незнакомых людей куда раньше. Еще полгода назад это могло и прокатить. Но сейчас…
Сейчас-то я знаю, какой бывает плата за безвозмездную помощь. Я вынес для себя
отличный урок и своих ошибок повторять не собирался.

Синие провода поползли по до блеска начищенному паркету и начали мерно обвивать

щиколотки парня, питаясь его нескрываемым горем. Я смотрел ему прямо в глаза и еле
сдерживался, чтобы не начать смеяться. Только подумайте, один из тех, чью смерть я
с наслаждением представлял последние полгода, недоумевал, почему я не стремлюсь
спасать его жопу или жопу его товарищей. Действительно. Почему же. Вот же беда.
Возможно ли быть настолько бесчувственным? Следует ли мне мучиться угрызениями
совести?

Конечно же, нет.

— А тебе? — спросил я тихо, едва заметно улыбаясь. Я старался сохранять

самообладание и уперто подавлял рвущиеся наружу эмоции, но процесс пошел и
остановить его я бы уже не смог. В руках под кожей я ощутил движение. Провода,
лавируя между венами, поползли от локтей до запястий и начали выползать из ладоней.
Красные провода. Провода подавляемой ярости и обиды.

— Мне не плевать! — с жаром заверил меня Грензентур.

— На что именно не плевать? — уточнил я. Но тон мой стал сухим и безэмоциональным,
потому слова мои уже не тянули на очередную глупую шуточку.

— На ситуацию, — выговорил он зло, все еще уверенный в своей правоте и не понимая,
к чему я подвожу разговор. — На людей.

— На людей, — протянул я, откинувшись на спинку кушетки и начиная постукивать

указательным пальцем по подбородку. — А я, по-твоему, кто? — поинтересовался я
меланхолично.

— В каком это смысле? — стушевался Грензентур.

— Я — человек? — разжевал я вопрос. Парень нахмурился, чувствуя подвох, но не

понимая, в чем суть.

— Да, — наконец выговорил он. Но его утверждение будто бы хранило в себе

вопросительные отголоски. Ты что, сомневаешься? Интересно.

— Да, — кивнул я, подтверждая, что ответил он верно. — А полгода назад я кем был?
Человеком? — еще один уточняющий вопрос. А то мало ли что.

— Да, — уже уверенней ответил Грензентур.

— А то, что вы все сделали со мной, было по-человечески? — выдохнул я, взирая на
него исподлобья.

— Не совсем понимаю, что… — было забормотал он.

— Полгода назад я ведь уже впрягался за все виртуальное сообщество, верно?

— напомнил я, сощурившись. — Получил несколько пуль в ноги, почти лишился отца, а
затем… Вы бросили меня. Вы Все Меня Бросили.

Вы.

Все.

Бросили.

Меня.

А.

Теперь.

Я.

Обязан.

Вас.

Спасать?

Смешно.

На самом деле я не собирался так рано выказывать свои истинные эмоции к моим
дорогим обидчикам. Хотел повременить до мести, до свершения которой им следовало
лишь знать, что я ходячая шутка-минутка, о которую можно вытирать ноги двадцать
четыре часа в сутки семь дней в неделю. Было бы забавно сперва уверить их в полной
безопасности, чтобы затем по крысиному ударить в спину, ибо именно такого удара они
и заслужили. Но отчего-то неожиданная претензия Грензентура вывела меня из моего и
без того шаткого равновесия.

— Это было не наше решение, — ответил Грензентур, сникнув. Неправильный ответ.

— Как легко ты переложил ответственность на чужие плечи, — фыркнул я.

— Но это правда, — он действительно верил своим словам. — У нас не было выбора.
— Неправильный ответ.

— Бедненький, — вздохнул я с издевкой. — У него не было выбора, — сообщил я,

повернувшись к Агате и Люциферу. — Слыхали?

Невольные свидетели нашего разговора лишь переглянулись. Они не понимали, о чем мы

сейчас говорим.

— Мы с тобой никогда не были друзьями. Не знал, что ты так страдал без моего
общества, — съязвил Грензентур, явно не понимая, что ходит по лезвию ножа.

— Это правда, — кивнул я. — Мне на тебя насрать. Но… — выдохнул я, сжимая кулаки.
Красные провода начали вырываться через плоть между пальцев и обвивать мои руки.
— Ты вместе с другими хакерами, которые изначально будто бы пришли под мою эгиду и
громогласно назвались «Лисьим следом», помогал скрыться от меня человеку, на
которого мне не насрать, — выдохнул я тихо. — Ты вместе с другими хакерами помогал
ему следить за мной, оставляя меня в неведенье. Так или нет?

Грензентур не ответил, но этого было и не надо. Я прекрасно все знал без его
подтверждений.

— Так и получается, что когда помощь нужна вам — вы взываете к моей человечности.
Но где же была ваша, когда в помощи нуждался я? — продолжил я хмуро.

— Может, выключишь свой эгоизм хотя бы на минуту? — ощетинился Грензентур.

— Думаешь, весь мир вертится вокруг тебя?!

— Да, — кивнул я не задумываясь. — Мой мир вертится вокруг меня. Потому что я —
единственное создание в этом мире, которое всегда будет на моей стороне. Я — свой
личный центр вселенной. Я. Не ты. Не Шаркис. Ни кто бы то ни было еще. Я себе царь
и бог. А почему бы и нет? Нахуй жертвенность. Нахуй мысли об окружающих. И вас всех
нахуй. Вы не заслужили моих усилий. Я уже и так сделал для вас слишком многое. И
что-то не помню, чтобы мой почтовый ящик ломился от благодарностей. Мои действия
восприняли как должное и просто начали жить дальше, не задумываясь о том, что бы
было, если бы этих действий не произошло. Быть может, ты бы сдох из-за ПКО-вируса.
Быть может, сдохли бы вы все. И где, скажи на милость, ваше «Спасибо»?

— Мы исполняли приказ, — процедил Грензентур сквозь зубы. Неправильный ответ.

— Ваши с Шаркисом взаимоотношения — это только ваше дело!

Нет-нет-нет, мой хороший. Не надо переиначивать слова и искать лазейки. Не здесь.

Не со мной.

— А вирусное дерьмо, которое охотится за вами, выходит — ваше, — парировал я.

— Так вот оно что, — неожиданно встрепенулся Грензентур. — Лаирет — твоих рук дело,
верно? — действительно, почему бы не обвинить меня еще и в этом.

— Нет.

— Если прочитать ее имя наоборот, выйдет твое, — победоносно заявил хакер, будто
поймал меня на месте преступления.

— Я не единственный Териал на планете, — заметил я спокойно.

— И все же в такое совпадение очень сложно поверить! — настаивал Грензентур.

Он прав. Сложно. И все же…

— Нет, — качнул я головой.

— Вот какова твоя месть, правильно? Лишить нас возможности оставаться в виртуалии?!

— Нет, — повторил я в третий раз. Так просто вы не отделаетесь. Я придумал для вас
кое-что поинтереснее. А отлучать кого-то от виртуалии означало бы, что я больше не
смогу пользоваться ресурсами этих людей. Мне это не выгодно. — Лаирет написал не я.

— В таком случае… — убогий мыслительный процесс Грензентур продолжал бомбардировать

не имеющими оснований идеями. — Ты просто не знаешь, как с ней справиться! — какая
избитая провокация.

— Знаю, — ответил я, смотря хакеру прямо в глаза и широко улыбаясь.

Конечно, знаю.
На мгновение в коридоре воцарилась мертвая тишина. Грензентур смотрел на меня еще
пару секунд, переваривая услышанное, а затем внезапно кинулся на меня, столкнул с
кушетки на пол, уселся мне на живот и начал остервенело бить меня по лицу.

Да-да, я все это время мог вам помочь. Но не сделал этого. И виноваты здесь только
вы. Наслаждайся этим чувством. Живи с ним.

Я не сопротивлялся, смиренно пропуская удары. Неразумная вспышка ярости. Ни Агата,

ни Люцифер не сдвинулись с места, просто наблюдая за потасовкой. Полагаю, они оба
усиленно размышляли, стоит в нее влезать или нет.

Грензентур ударил меня раз шесть, а затем, продолжая сидеть на мне, поник плечами,
сам начиная понимать, что его действия ситуации не помогут.

— Какая же ты сука, — процедил он сквозь зубы. — Мразь, каких поискать. Вы друг

друга стоите, — выдохнул он, явно имея в виду меня и Шаркиса.

— Иначе и быть не могло, не правда ли? — усмехнулся я, поднимая руку и проверяя

нос. Цел. — Но тебе сейчас следует волноваться о другом, верно?

Ты сам загнал себя в ловушку, мой милый друг. Показал, насколько нуждаешься во мне.
Оголил таящееся внутри отчаянье.

— Ты правда знаешь, как все исправить? — из голоса Грензентура исчезла ярость.
Остались лишь ослепляющая печаль и непростительное бессилие.

— Правда, — подтвердил я.

— Что мне сделать, чтобы ты помог? — а вот это другой разговор. Я уже собирался
предложить что-нибудь унизительно-омерзительное, когда дверь в кабинет Зуо
распахнулась.

— Какого хера тут… — Шаркис не договорил, обнаружив меня с разбитым лицом, а

Грензентура, сидевшим на мне и все еще сжимающего кулаки, испачканные моей кровью.

Черт бы тебя побрал, Шаркис. Самая непредсказуемая из всех неизвестных переменных.

Грензентур и слова сказать не успел. Я — тем более. А Зуо уже преодолел расстояние
от двери до нас, схватил хакера за капюшон толстовки и отшвырнул его в стену с
такой силой, что послышался хруст. Основная сила удара пришлась на левое плечо
парня, которое, видимо, сломалось. Зуо, впрочем, и не думал останавливаться на
достигнутом. Алая радужка никогда не сулила ничего хорошего. Грензентур начал
опускаться на пол, не в силах удержаться на ногах, когда Шаркис схватил его за
горло левой рукой и, прижав его к стене, поднял парня над полом, заставив его
смешно трепыхать ногами в воздухе. Люцифер меланхолично наблюдал за происходящим.
Агата скучающе вздохнула. Выглянувший из кабинета Ян поморщился с видом человека,
которому опять придется прибирать устроенный бардак. Аш и Лео, выплывшие из
кабинета вслед за Зуо, уже прошли к концу коридора, игнорируя происходящее. Никто
за Грензентура впрягаться не собирался.

— Стой, — выдохнул я тихо и кулак Шаркиса остановился в сантиметре от лица парня.

— Не надо. Я заслужил.

— Не важно, — зло кинул Зуо.

— Нет, правда. Я специально его спровоцировал.

— Ты всегда провоцируешь, — сказал как отрезал Шаркис.

— Ты же меня иногда колошматишь, — напомнил я с улыбкой. Приятно, когда тебя так
рьяно защищает человек, от которого тебя следовало бы защищать в первую очередь.

— Себе я разрешаю. Ему — нет, — процедил Зуо сквозь зубы и вновь замахнулся для
удара. Вот же придурошный.

— Отпусти его. Пожалуйста, — попросил я тихо. Шаркис метнул на меня полный гнева
взгляд, но руку разжал.

Грензентур шумно сполз по стене на пол.

— Вы все здесь… ебанутые, — выдохнул он еле слышно, невольно держась за

поврежденное плечо.

— Ты хотел сказать «мы все». Мы все здесь ебанутые, — поправил я, поднимаясь на
ноги и как ни в чем не бывало усаживаясь обратно на кушетку. Лицо саднило. Я хотел
бросить еще какую-нибудь колкость, когда в кармане штанов у меня завибрировал
доисторический телефон. Не обращая внимания на окружающих, я выудил его на
поверхность, взглянул на сообщение и поморщился.

Блядство. Как не вовремя. Впрочем…

— Хорошо, — вздохнул я с деланным равнодушием. — Так и быть. Твоя взяла. Я помогу

вам избавиться от Лаирет, — произнес я. Грензентур уставился на меня с таким видом,
будто ждал, что фразу я закончу воплем «Шутка!». Зуо лишь недовольно закатил глаза.
— Но один я с ней не совладаю, — оповестил я спокойно. — Мне понадобится помощь, но
приобщать виртуальное сообщество я не хочу. Не обнуленных членов Тени, хоть немного
смыслящих в алгоритмах сети, будет достаточно. Тебя это тоже касается, — обратился
я к Зуо. Знаю, он отошел от дел и теперь куда больше времени выделял реальности, но
конкретно в этом вопросе мне был необходим старый добрый Локи. — Сегодня вечером.
Подойдет?

Грензентур все еще не верил моим словам, но все же кивнул.

— Вот и договорились! — подарил я всем широкую придурковатую улыбку. — А теперь мне
нужно в больницу к отцу!

— Я уже сказал тебе, что отвезу. Но сперва… — Зуо кивнул Люциферу, давая понять,
что ему следует зайти в кабинет. Агата с места не сдвинулась.

— Мне нужно срочно, — попробовал я настоять. — Может, меня отвезет кто-нибудь из

Тени? Или я могу вызвать такси.

— Нет, — послышалось Шаркисовское рычание за закрывающейся дверью. — Жди.

Жди… Я-то подождать могу, вот только…

Грензентур еле-еле поднялся на дрожащие ноги и поковылял в сторону лазарета. Агата

продолжала хранить молчание. Ян ушел вслед за Лео и Аш. Зуо с Люцифером закрылись в
кабинете. Я вновь уставился в экран телефона на сообщение, которое мне прислала
мама:

«У отца снова останавливалось сердце. Откачали. Где тебя носит?»

========== Четвертые небеса Рая: 45. 23:59:59 ==========

Вопреки всеобщему убеждению в том, что все члены Тени — исключительно поломанное
жизнью отребье общества — Аки себя таковым не считал. Но и громогласно утверждать
обратное не торопился. Слишком большая ответственность. За здравомыслие в нынешние
времена можно было заплатить даже большую цену, чем за безумие. Порой парень ловил
на себе подозрительные взгляды членов Тени. Они чувствовали, что с ним что-то не
так. Точнее, на его фоне они могли во всей красе разглядеть тот факт, что что-то не
так с ними. А многим ли это нравилось? Конечно, нет. Потому Аки старательно
сторонился «коллег», соприкасаясь с ними только по действительно веским причинам
(например, из-за шоколадного печенья).

И всё же… Аки отличался от других людей, входивших в группировку, непрошибаемым

здравомыслием. Ничто не смогло бы пошатнуть его стойкую психику. Причина его
абсолютной нормальности, как казалось ему самому, крылась в отсутствии причин, по
которым он бы мог слегка поехать крышей. Например, Аки не мог «похвастать» плохими
родителями, потому что его мама и папа были и оставались по сей день замечательными
людьми. Ни алкоголя или наркотиков, ни проблем с гневом, ни равнодушия. Они делали
все для того, чтобы их сын ни в чем не нуждался, хотя Аки нуждался все равно, но
причина тому — не родители. Не «похвалился» бы Аки и растлением, похищением,
избиением и другими преступными действиями по отношению к себе сторонних лиц или
банд, так как парень всегда был достаточно осмотрителен и не показывал носа дальше
той территории, которую родители обозначили безопасной. Не получилось бы у Аки даже
поделиться воспоминаниями о ненастных школьных буднях, потому что он всегда и со
всеми находил общий язык и с виртуозностью фокусника избегал бессмысленных
конфликтов. То есть, Аки являлся абсолютно нормальным человеком. Ни психических
травм, ни тайных страхов, ни захороненных глубоко в подсознании скелетов в шкафу,
ни подавляемой агрессии. Кристально чистый от ненужных страстей разум.

Возникает вопрос, что же в таком случае в свои неполные двадцать Аки делал в Тени,
группировке, которая на данный момент вела холодную войну чуть ли не с половиной
Тосама? Это никак не вязалось с хваленым здравомыслием. Зато вязалось с положением
дел, в которых парень оказался благодаря обстоятельствам, от него независящим. Аки
являлся нормальным человеком, но это не значит, что у него не было проблем. Точнее
проблема была только одна. Деньги.

Он родился в небогатой семье. Даже нищей. Жил на окраине Тосама между бедным
классом и трущобами. Родители вложились в ипотеку, чтобы купить миниатюрную
квартиру с великолепным видом на обшарпанную стену соседнего дома. Сейчас,
вспоминая те двадцать три квадрата жилплощади, Аки всегда улыбался. Любимый дом
пусть и нищего, но все равно прекрасного детства. Плесневелый потолок. Перебои с
водой и электричеством. И шумные соседи, любившие выяснять отношения исключительно
ночью. Все это, всплывая в памяти, дарило странное, иррациональное тепло на душе.

А затем произошла трагедия. Хлипкий дом, при постройке которого строители

умудрились сэкономить на всех материалах, на которых только получилось, ожидаемо
рухнул. От миниатюрной квартирки не осталось камня на камне, как и от хранившегося
в ней имущества. Единственное, что оказалось неизменным — выплаты по ипотеке.
Многие говорили, что Аки и его родителям здорово повезло, что их не было дома и
никто не пострадал, ведь в тот день погибло около тысячи жителей. И парень с этим
соглашался. Повезло, верно. Повезло, что отец с матерью впахивали на трех работах,
а Аки до позднего вечера сидел в бесплатной продленке в школе. И все же общая
картина вырисовывалась не слишком оптимистичной. Да, город заплатил их семье
компенсацию, равную половине ипотечного платежа за один месяц. На этом помощь со
стороны закончилась. Мама к тому времени оказалась беременна. Отец вкалывал, как
проклятый. Мама вышла на подработку через две недели после родов. Аки пришлось
бросить школу, потому что с маленькой сестрой сидеть было больше некому. Им не
хватало на еду, о няне не приходилось даже мечтать. Когда же младшая отправилась в
государственный детский сад, Аки, которому на тот момент уже стукнуло тринадцать,
решил, что чем нагонять сверстников по школьной программе, куда разумнее взять
подработку, чтобы помочь родителям. Мама его отговаривала. Плакала. Просила
прощения за то, что его детство кончилось так рано. Уговаривала вернуться в школу.
Уверяла, что они справятся. Даже хотела взять еще одну подработку. Аки стоял на
своем. Он хотел работать. Он хотел денег. Вот только официально ребенка на работу
никто бы не взял, а неофициальная деятельность не изобиловала законными
профессиями. Проституцию и распространение наркотиков Аки отмел в первую очередь.
Проработал пару недель курьером, пока его чуть не пристрелили за сомнительное
содержимое одной из посылок. Пару месяцев вертелся в маленьком ресторанчике в роли
посудомойки, а потом увидел, как шеф-повар у черного входа продавал подросткам
булочки с кокаином, и решил уйти и из этого места. Аки всегда казалось, что в каком
бы отчаянии он ни был, это ещё не означало, что он не может позволить себе
выбирать. Он и выбирал, пока не забрел на Улицу Зелёного Смога. Услышал от одного
из друзей по денежному несчастью, что есть место, где можно записаться в качестве
подопытного. На людях проверяли все от «безопасной» косметики, от которой кожа
покрывалась фурункулами, до питательных добавок, истощавших организм. За каждый
эксперимент платили отдельно. Лёгкие деньги с непредсказуемыми последствиями.
Надолго обычно в таких местах никто не задерживался. На момент, когда Аки, подписав
соглашение, пришел в экспериментальный изолятор, среди многочисленных желающих
нашлось всего три завсегдатая, и каждый выглядел так, будто стоял на волоске от
смерти. Но волосок этот, судя по всему, был крепким, так как в подписанном
соглашении указывалось, что если ты слишком истощен и во время эксперимента есть
вероятность того, что твой организм не справится, тебя к нему не подпустят. То ли
это правило обозначалось лишь на бумаге, то ли завсегдатаи были куда здоровее, чем
казались. Аки плевал на последствия. Аки хотел денег, и он намеревался заработать
их во что бы то ни стало.

Без сомнений, абсолютно все препараты, предметы одежды, игрушки и украшения,

выдаваемые подопытным, несли в себе опасность для здоровья человека. Эксперименты
нацеливались не на то, чтобы оценить, вредны они или нет. Все и без проверок знали,
что ничего полезного в представленных продуктах не найти. С помощью экспериментов
лишь просчитывали уровень их вредности.

Аки оказался не только нормальным и адекватным человеком, но и физически здоровым.

Отсутствие аллергий, отличные физические данные и сильный иммунитет дали ему
возможность долгое время участвовать в экспериментах, при этом отделываясь
незначительными повреждениями.

Но ничто не вечно.

— Новое шоколадное печенье от Нью-Компани! — оповестила испытующих Сара — работник

экспериментального изолятора, которая в любых обстоятельствах не теряла оптимизма.
Даже если кто-то падал на пол и начинал пачкать его кровавой рвотой, она лишь
удручённо качала головой и бежала помогать. Аки нравилась Сара. Она чем-то
напоминала ему маму.

Шоколадное печенье от Нью-Компани в составе своем имело сплошную химию. Но Аки съел
его не задумываясь, потому что оно было далеко не первым в его жизни и, как ему
тогда казалось, не последним. И за его употребление неплохо платили. Такие деньги
стоили побочных эффектов.

Но организм Аки посчитал иначе. Несколько лет постоянных истязаний и травли не

могли не отразиться даже на юном здоровом теле. Острое отравление. Неожиданно
сильная аллергическая реакция. Температура под сорок. И полная пропажа чувства
вкуса. Вот чем закончился совершенно обычный, казавшийся неотличимым от остальных,
экспериментальный день.

Аки проторчал в больнице на Улице Зелёного Смога почти неделю, по окончании которой
врач сообщил ему сразу две плохие новости и ни единой хорошей. Первая новость
заключалась в том, что Аки больше не мог участвовать в экспериментах. Еще одного
такого раза он мог не пережить, а экспериментаторам не хотелось заморачиваться с
похоронами. Второй плохой новостью оказалось то, что парень потерял способность
чувствовать все вкусы, кроме одного: шоколада. Остальная пища теперь ничем не
отличалась от земли или пепла.

К счастью для Аки, к тому времени, когда он потерял возможность зарабатывать деньги
на экспериментах над своим телом, он уже познакомился с Джу. Их жизненные позиции
оказались схожи с одним лишь нюансом: Аки ратовал за свою семью, а у Джу ее не
было, потому она впрягалась сразу за все человечество. Благородные порывы побудили
ее организовывать одиночные пикеты в защиту всего, начиная от растений и животных,
заканчивая бомжами и… Людьми, которые продавались на эксперименты. Так они и
познакомились: Аки выходил с очередной процедуры, когда Джу подлетела к нему и
начала с жаром рассказывать, как ценна его жизнь и что ради денег убивать свое
здоровье бесчеловечно по отношению к себе. Аки впервые повстречал незнакомого
человека, который бы так искренне о нем беспокоился, потому не смог пройти мимо и
проигнорировать слова девушки. Джу и до печенья Нью-Компани предлагала Аки поменять
сферу деятельности. Звала помощником в свою школу самообороны для жертв насилия. Но
деньги, которые она предлагала, не соизмерялись с суммами, которые парню платили за
эксперименты. Когда же дорогу к легкому заработку перекрыли, Аки решил принять
предложение подруги. Он подозревал, что и здесь таятся свои подводные камни, но и
подумать не мог, какие именно. Джу, как оказалось, не просто учила людей
самообороне. Ко всему прочему она ловко вытягивала из них информацию об их
обидчиках, находила ушедших от правосудия преступников и… беспощадно карала.

— Мое маленькое хобби! — посмеивалась над этим Джу, но взгляд ее при этом пустел,
будто она тут же вспоминала нечто ужасающее. Аки никогда не спрашивал, зачем она
это делает, но предполагал, что причина крылась в очевидном: Джульетта в свое время
сама оказалась жертвой. Но она, в отличие от себе подобных, не старалась забыть
произошедшее, а будто бы наоборот всеми силами пыталась сохранить это в памяти
четко и ясно. Потому и носила на обоих запястьях браслеты наручников. Говорила, они
ее мотивируют. Аки не хотелось думать о том, как старые наручники могут
подталкивать к действиям. Еще меньше хотелось размышлять о том, как они
поучаствовали в моменте, который изменил жизнь Джу. Хотя ответы были очевидны, Аки
старательно обходил их стороной. Он не желал ворошить прошлое. Главное, что теперь
Джу стала пугающе сильной девушкой. Доброй. Понимающей. Неравнодушной. И своих
противников, которые зачастую оказывались выше ее на голову и сильнее втрое, она
приковывала к кровати этими самыми наручниками у нее на запястьях. И то, что она
делала потом, описать не повернулся бы язык. Ее поступки казались страшными, но в
исковерканном представлении девушки — неоспоримо справедливыми. Аки и сам не
заметил, как сперва начал посещать занятия Джу, а затем стал и постоянным
участником ее маленькой игры в мстителей.

Тогда Аки и открылась ужасающая правда:

…Убивать человека даже в первый раз не очень страшно, если до этого ты выволок из-
под него едва дышащего ребенка…

…И чувство вины тебя не мучает, когда знаешь, сколько еще подобных моментов ты
предотвратил парой ударов монтировкой по затылку…

О Джу ходило много слухов: одни называли ее психованной шлюхой, другие — больной на
голову защитницей всего живого. Аки не знал, о какой из сторон жизни Джульетты
прознал Шаркис. Наверное, обо всех и сразу. Главное, что именно благодаря желанию
Джу изменить окружающий ее мир в лучшую сторону и вместе с тем граничащей с
безумием храбрости, она и привлекла внимание босса Тени. И когда он позвал ее в
свои ряды, она согласилась без раздумий, но с одним условием: Аки должны были
принять в Тень вместе с ней. Объяснила она это тем, что ее друг — истинный глас
разума:

— Абсолютно здоровая психика, адекватная оценка ситуации, объективные советы, —

перечислила она тогда качества Аки, которые ему самому казались бесполезными. Но,
как ни странно, Шаркис не вступил в спор. Лишь кивнул, соглашаясь:
— Будет хоть один нормальный человек в нашем зоопарке, — вот что он сказал. Тогда
Аки решил, что Шаркис шутит. Или преувеличивает. Он и подумать не мог, насколько в
Тени все плачевно. И запись, что он смотрел сейчас на планшете, лишь в очередной
раз это подтверждала:

— Ну, дела, — протянула Джу, разминая спину. — А я его хотела забрать на
тренировку. Теперь не получится. Сконцентрироваться на уроке он точно не сможет, —
фыркнула она, поднимаясь с дивана, опираясь на стол и грациозно вставая на руки.

— Один дурей другого, — согласился Аки. — Грензентуру не следовало лезть к Фелини с

обвинениями, здесь он перегнул палку, — протянул он, кликая по другим записям камер
дома, доступных всем членам Тени. Камеры фиксировали все, что происходило в
коридорах особняка. — Но и Тери своим поведением лишь продемонстрировал, что
полагаться на него сейчас нельзя.

— Его тоже можно понять, — Джу имела дурную привычку защищать всех и вся. — Он ведь
прав. Его бросили.

— Его бросил только один человек, — парировал Аки. — Мнением остальных Шаркис не
интересовался. Можно сколько угодно кричать про то, что действие каждого человека —
его собственный выбор. Но есть одно НО. Последствия. Предположим, Грензентур или
любой другой хакер взял и пошел против воли Зуо. Шаркис бы об этом узнал. Не мог не
узнать. И мы оба прекрасно знаем, что бы произошло потом, — проговорил Аки, вновь
запуская уже изученную запись, после чего откладывая планшет и начиная рыться в
карманах. — Убить бы не убил. Но переломать хакеру пальцы — вполне возможный исход.
Для того чтобы человек пошел ради тебя на такие риски, ты должен для него что-то
значить.

— Каждый человек что-то да значит! — заметила Джу. — А Фелини в особенности. Он

ведь дал отпор ПКО-вирусу! — напомнила она, а затем сделала сальто и красиво
приземлилась на ноги.

— Во-первых, с ПКО разобрался не он, а его отец. Во-вторых, данный довод имел бы
значение, если бы этот вирус изначально не имел к Фелини никакого отношения. Но в
этом случае, не слишком ли хорошо его знал Создатель ПКО? — поморщился Аки. — Он не
приходил решать мировую проблему, последствия которой ударили по нему. Он пришел
решить свою проблему, которая ко всему прочему ударила по миру. Надеюсь, ты
понимаешь, в чем заключается разница? Нет, я его не обвиняю, но факт остается
факто…

— Эй, малышня, Яна не видели? — неожиданно ворвался в зал Фейерверк. К груди он

прижимал два чехла, которые обычно использовали для хранения костюмов. — Я уже
сорок минут не могу его нигде найти! — пожаловался он.

Аки и Джу переглянулись. Судя по видео с камер, Ян все эти сорок минут сидел в
кабинете Шаркиса и вышел из него совсем недавно.

— Понятия не имеем, — пожала плечами Джу и встала на мостик.

— И мы не малышня. Мы с тобой, считай, ровесники, — нахмурился Аки.

— Да-да, было очень интересно с вами болтать, но у меня есть дела поважнее, —
проворчал подрывник, проходя через зал и скрываясь за противоположной дверью.

— Жалко Грейзи, — проводив Фейя взглядом, вновь обратила свой взор на планшет Джу.
Запись стычки между Грензентуром, Фелини и, вслед за тем, Шаркисом пошла по
третьему кругу.
— Не надо было бросаться на малознакомых людей с требованиями, — пожал Аки плечами,
закидывая в рот шоколадную конфету.

— Его на это толкнула любовь! — заметила девушка, улыбаясь.

— Да хоть сам Господь Бог, — парировал Аки.

— Не понимаю, на чьей ты стороне, — призналась Джу. — Ты ведь только что сам
сказал, что…

— Я на стороне разума, — вздохнул Аки, запихивая в рот вслед за первой конфетой
сразу же и вторую. — Нельзя требовать помощи, можно только попросить. Грензентур
повел себя неверно. Нельзя кидаться на людей, не разобравшись в ситуации. Шаркис
повел себя неправильно. Нельзя, располагая возможностью помочь людям, не делать
этого из-за незрелой обиды. Это бесчеловечно. Фелини ведёт себя хуже всех. Да и мы
не лу…

Аки вновь пришлось прерваться, так как теперь в зале появился разыскиваемый
подрывником Ян.

— Тебя искал Фейерверк, — не преминула ему сообщить Джу. — Он пошел туда, — кивнула
девушка в сторону двери, за которой скрылся Фей.

— О, спасибо, что предупредила, — поблагодарил Ян, резко разворачиваясь и уходя в

противоположную от возможного расположения подрывника сторону.

— Самое неприятное в этой ситуации то, что Фелини явно что-то задумал, — выразил
Аки свое беспокойство.

— Да ладно. Что он может сделать? Да ты на него посмотри, — рассмеялась Джу, кивая
в сторону планшета.

— Почему-то мне кажется, что человек, способный одним словом остановить Шаркиса,
сделать может все что угодно.

****

Осознать услышанное и увиденное Яну ещё только предстояло. Пока же он находился в

культурном шоке, двигаясь по особняку Дайси на автомате. Ему бы разглядывать
безвкусные картины и кичеватую мебель, но перед глазами все ещё стояли
голографические чертежи, которые Аш и Лео привезли из Спэрктаса. С одной стороны Ян
искренне радовался тому, что Зуо таки решил приподнять завесу таинственности,
позвав его на переговоры. С другой — Шаркис ему ничего не объяснил! И отвечать на
вопросы не намеревался! Понимай, мол, сам, как хочешь! Потому за завесой тайн не
нашлось ничего, кроме еще пары таких же завес.

— Удивительно, — вот что сказал Шаркис, взирая на развернувшиеся перед его глазами
голографические чертежи, датированные прошлым столетием. — Это превосходит даже
самые смелые ожидания, — признался он. Аш и Лео молча закивали, подтверждая, что и
сами до сих пор под впечатлением. А чему впечатлились, пояснять не стали.

— А что это? — спросил Ян, недоуменно разглядывая чертежи старой и весьма сложной
технологии.

— Как понимаю, раздобыть их оказалось не так-то просто? — проигнорировав вопрос

Яна, обратился Зуо к парочке. Те лишь пожали плечами. Судя по их помятому виду,
поездка оказалась не из приятных.

— Найти, если знаешь, что ищешь и знаешь, где это искать, не так уж и сложно, —
ответил Лео, вертя в руках чашку с кофе и то и дело втягивая носом аромат
свежезаваренного напитка. — А вот проникнуть в охраняемый бункер — задачка не из
простых.

— Значит, захват уже произошел? — нахмурился Шаркис.

— Полагаю, охранная система стояла там с самого сотворения, — подала голос Аш. — Но
применять это в ближайшее время не собирались, — заметила она, ухмыльнувшись.
— Скорее делали все, чтобы никто этим не воспользовался.

— Подключение? — продолжил допрос Зуо.

— Настроили, — кивнул Лео, протягивая Шаркису вирту-очки, дабы он убедился. Пока

Зуо сидел в виртуалии, что-то перепроверяя, Ян решил поинтересоваться, о чем
собственно идет речь. Аш и Лео молча переглянулись и проигнорировали его. И Ян не
мог их винить, учитывая в каком состоянии находился в последние месяцы. Чего он не
понимал, так это то, что он здесь делает. Зачем Зуо позвал его и чего этим
добивался?

— Отлично. Система не сбоит? — снимая очки, продолжил Зуо диалог с Аш и Лео.

— Сбоит, естественно, — признался Лео с явной опаской. — Но между городами десятки
тысяч километров. Локальная сеть подобных масштабов — почти немыслимый проект, я
тебя об этом предупреждал еще несколько месяцев назад.

Стоп. Локальная сеть?! Да какого черта здесь происходит?!

— Да объясните вы, наконец, о чем речь?! — вспыхнул Ян, чувствуя себя в этой беседе
пятым колесом.

— Ты бы знал, не обрати несколько месяцев назад свое пристальное внимание на

алкоголь, — фыркнул Зуо.

— Сейчас-то я трезв, — напомнил Ян мрачно.

— Надолго ли, — кинул Шаркис с таким сомнением в голосе, что Ян уже было открыл
рот, чтобы возразить, но так ничего и не сказал. Он и сам не мог быть уверен, что,
даже учитывая угрозы Ника, не сорвется, скажем, этим вечером. — Но если ты
действительно хочешь понять суть нашего разговора, советую тебе в ближайшее время
прогуляться в библиотеку и ознакомиться со всеми книгами с красными стикерами.

«А что, объяснить мне всё здесь и сейчас ты не в состоянии?!»

Ян честно планировал задать этот вопрос вслух, когда за дверьми в кабинет Шаркиса
началась какая-то вакханалия. Лео и Аш, решив, что они всю необходимую информацию
боссу уже передали, ретировались. Ян же, сперва, пожелавший было остаться и
попробовать поподробнее расспросить Шаркиса о происходящем, быстро смекнул, что
сейчас ответы на свои вопросы он не получит. У Шаркиса и без него было чем
заняться. Следовало набраться терпения. Но мыслительный процесс, находившийся в
алкогольном анабиозе несколько месяцев, запустился и останавливаться не собирался.

Что изображено на чертежах? Зачем это Шаркису? При чем здесь Спэрктас? На черта
настраивать локальную сеть? Кто поставил охранную систему и что эта система
охраняла? В конце концов, о каком подключении велась речь? К чему это дрянное
подключение?! И самый животрепещущий вопрос: зачем, а главное нахуя?

— Нахуя?! — воскликнул Ян на всю просторную домашнюю библиотеку Дайси. Вообще-то он

собирался пойти в свою комнату и несколько часов потратиться на вопли в подушку, но
так как, по словам Аки и Джу, проход в комнату Яна перекрыла сомнительная
возможность повстречать Фейерверка, парню ничего не оставалось, кроме как прийти в
библиотеку.

Пытаясь привести мысли в порядок и заставить мозг, привыкший к алкогольному

катализатору, работать без него, парень прохаживался параллельно высоким стеллажам,
битком набитым книгами. Но какой бы масштабной ни была библиотека, Ян не смог про
себя не заметить, что все ее содержимое уместилось бы на единственном жестком диске
вместе с порно, парой сотен компьютерных игр и коллекцией гифок с котятами.
Некоторые книги были совсем старые, другие поновее и ещё не сильно потрёпанные
временем, но все они навевали на Яна какое-то странное тревожное настроение. Парень
заметил на одной из книг красный стикер, о котором упоминал Шаркис, не без усилий
вытянул толстый том с полки стеллажа и прочитал название:

«Девять сценариев конца света».

Здравствуйте, приехали. Конца света для полного счастья Яну и не хватало.

Пробежав взглядом по содержанию, парень вернул книгу на место и продолжил с

задумчивым видом прогуливаться между стеллажами. Если подумать, он сюда заходил во
второй раз в своей жизни. Первое «знакомство» с этим помещением произошло ещё шесть
месяцев назад, когда необъяснимый интерес к библиотеке внезапно проявил Шаркис. Он
здесь практически жил. А Ян пришел сюда лишь для того, чтобы узнать, что же такого
Зуо выискивает. В тот вечер он был благополучно послан на хуй и больше в эту тему
не лез. Его мысли занимали куда более насущные проблемы. Например, Глоу.

Очередной корешок книги, отмеченный красным стикером, бросился в глаза, и Ян,

выудив томик, прочитал: «Часы судного дня». Парень открыл книгу на первой странице
и пробежался взглядом по расшифровке. Вопреки ожиданиям, он увидел не
фантастический рассказ с пафосным названием, а вполне реальные данные. Часы судного
дня — проект, начатый в ХХ веке создателями американской атомной бомбы. Часовой
механизм с часовой и минутной стрелками, указывающими без нескольких минут полночь,
символизировал напряжённость международной обстановки и прогресс в развитии
ядерного вооружения. Чем хуже становилась ситуация, тем ближе минутная стрелка
приближалась к полночи. На момент, когда стрелка бы достигла цели, планету бы
сотряс ядерный катаклизм.

После истории часов шла череда колебаний минутных стрелок. Список тянулся вплоть до
XXII века, в котором ввели еще одну стрелку. Секундную. Последняя запись указывала
на новое оружие, которое должно было изменить весь мир до неузнаваемости. Часы в
этот момент показывали 23:59:10.

Эта книга также вернулась на место. Ян же огляделся по сторонам и, все ещё не

понимая, что в нем вызвало такую тревогу, решил поискать библиотечную книгу в
виртуалии, чтобы понять ее назначение и вычитать в комментариях, что ее
содержимое — научный бред и не более.

«Этот контент ещё не существует», — отобразилось на развернувшимся перед левым

глазом Яна экране телефона, через который была доступна лёгкая версия сети.

Парень скептически хмыкнул. В виртуалии хранилось всё без исключений. Не всегда

бесплатно, но всё! Что ещё за несуществующий контент, когда эти книги стояли у Яна
перед глазами?

Тогда он взялся искать в сети все книги, что пылились на полках, без разбора одну
за другой. Поисковая система каждый раз выдавало неизменное: «контент ещё не
существует».

— Что за бред, — пробормотал Ян. Одно дело не найти в виртуалии какие-нибудь

древние не приспособленные к оцифровке апокрифы или камни с клинописью. Но книгу
про часы судного дня написали в XXII веке, когда бумажные варианты как таковые и
печатали-то в одном случае из тысячи. Большинство литературных опусов изначально
издавались уже в электронном формате. Тогда почему этих конкретных книг в сети не
существовало? Что в них такого особенного? И почему Яна это так напрягало?

Парень прошел к широкому столу библиотеки и взглянул на стеллаж напротив него. Зуо,
помнится, изучал здоровенную толстую книгу с темно-бордовым корешком и черными
буквами. Ян запомнил эти подробности, потому что Шаркис тогда нарядился в бордовую
рубашку и черный галстук, что Яну показалось весьма забавным.

«Подбираешь книги под шмот?!» — помнится, пошутил тогда парень, за что и был послан
в эротическое турне. В тот вечер этот комментарий казался забавным. Но сейчас Яна
веселиться не тянуло.

Желаемая книга нашлась быстро. Она выразительно выделялась среди других томов не
только своими размерами, но и неизменным красным стикером. Яну пришлось
воспользоваться лестницей, чтобы спустить ее с верхней полки и с грохотом уложить
на стол.

«23:59:59».

В значении череды цифр на обложке книги не стоило и сомневаться. Ян заметил, что

между страницами толстого тома зажата закладка, скорее всего оставленная Шаркисом.
Открыв книгу на отмеченных страницах, Ян попытался вчитаться в текст, но ничего не
понял. Без контекста содержимое походило на рассказ о каком-то глуповатом всемирном
заговоре. Ян пролистал на пару страниц назад и наткнулся на небольшие пометки,
оставленные ровным почерком Шаркиса. С этими пометками все становилось куда яснее.
Чертежи. Прогнозы. Результат.

Ян невольно отпрянул от книги, испугавшись возникшего в голове прозрения.

Так вот зачем…

— Быть не может, — выдохнул Ян, кажется, впервые за недолгое время трезвости

искренне жалея, что эти месяцы беспробудно пил. Будь парень в нормальном состоянии,
и он бы отговорил Шаркиса от столь безумной идеи. Или хотя бы попытался отговорить.
Но сейчас было уже слишком поздно. Судя по чертежам, предоставленным Аш и Лео, план
давно начали претворять в реальность и остановить происходящее не представлялось
возможным.

— Так вот ты где!

Неожиданный возглас заставил Яна с грохотом захлопнуть книгу и зачем-то ещё и

навалиться на нее сверху. Кто бы мог подумать, что подобная информация преспокойно
пылилась на книжных полках.

Фейерверк с подозрительно довольным лицом стремительно приближался к Яну, волоча за

собой чехлы для одежды.

— Я решил не рисковать и нашел нам костюмы на ДаркАтом! — заявил он, не обращая
внимания ни на обескураженный вид Яна, ни на то, с каким усердием он пытался
спрятать под собой книгу.

— Какие ещё, мать его, костюмы?! — вообще-то Ян собирался по-быстрому согласиться

со всем, что бы ни предложил Фейерверк, только бы поскорее от него избавиться. Но
от вопроса сдержаться не смог.

— Это выставка оружия или ебучий детский утренник? — добавил он, не скрывая
раздражения.
— Одно другому не мешает. И нормальные люди называют это дресс-кодом, — деловито
поправил Яна Фейерверк.

— В любом случае я ни на что не соглашался! — напомнил Ян.

— Если проведешь со мной этот вечер, я обещаю оставить тебя в покое на целых три
дня! — пообещал Джек.

— Месяц! — встрепенувшись, воскликнул Ян.

— Четыре дня.

— Три недели.

— Пять дней.

— Две недели.

— Шесть дней.

— Неделя, и это мое последнее слово! — заявил Ян, на подсознательном уровне

понимая, что, кажется, дал маху.

— Договорились, — кивнул Фей. — Но лишь в случае, если тебе не понравится, —

подмигнул он игриво. — А теперь самый важный вопрос! Кем хочешь быть: Нацистом
Третьего рейха из Второй Мировой? — Фейерверк вытянул вперёд первый из двух чехлов.
— Или Миротворцем Ядерной коалиции из Третьей Мировой? — кивнул он на второй.

Считалось, что Третья Мировая Война разворачивалась по принципу Все против Всех. Но
это было правдой лишь отчасти. Многие историки, позже изучавшие чудом сохранившиеся
документы, приходили к неутешительным выводам. Войну спровоцировали намеренно и,
судя по всему, провокаторами являлись те, кто в течение всей войны брали на себя
непростую роль дружественных послов. Миротворцы Ядерной коалиции — сторонняя
организация, существовавшая вне стран, рас, полов и каких-либо традиций. Они
ратовали за мир и толерантность и изначально создавались с исключительно мирным
посылом. Вот только любое даже самое благостное направление, перешедшее в
радикализм, превращалось в то, во что превратились и Миротворцы. Что бы ни
послужило толчком, но в какой-то момент они пришли к выводу, что единственный
способ уничтожить негативные установки, придуманные людьми и мучавшие их — это
полное истребление человечества. И у них почти получилось.

— Ни тем, ни другим, — нахмурился Ян.

— Тогда Миротворцем, — подытожил Фейерверк. — Всегда мечтал погулять в форме СС!

— заявил он.

— С твоей-то смуглой кожей и черной кудрявой шевелюрой? — невесело усмехнулся Ян.
— Чистый ариец.

— То-то и оно! — воскликнул Фей, обрадовавшись возможности объяснить. — Я на

четверть цыган! Нацисты ведь устраивали геноцид цыган! По-моему будет весьма
иронично! — заявил он. — Кроме того, мне очень хочется увидеть тебя в белой форме
Миротворца! Уверен, будет чистый секс!

— О да, они-то были теми еще секси, ведь планировали геноцид всего человечества, —
буркнул Ян.

— И весьма эффективно! Им даже не пришлось сильно напрягаться. Раздали воюющим

странам ядерное оружие нового поколения и наблюдали со стороны. Коварно. Коварней
только ты украл мое трепетное сердечко! — Фейерверк изобразил, будто хватается за
сердце. — Был ещё вариант формы французского солдата армии Бонапарта. Но я решил,
что ты откажешься надевать обтягивающие белые штаны, хотя сам бы не отказался
увидеть тебя в них. И снять.

— В жопу иди, — беззлобно огрызнулся Ян, забирая из рук Фейерверка чехол с белой
формой Миротворца. На правом рукаве мундира выше локтя красовался синий символ
нового мира: пацифик, давно переставший ассоциироваться у тщательно изучавших
историю людей со своим истинным значением, равно как в свое время потеряла свое
изначальное значение и свастика нацистов, до Второй Мировой символизировавшая добро
и благо. — Ты ещё не знаешь, но вечером у Тени запланирован выход в виртуалию. Так
что иди на свой ДаркАтом один. А я останусь и помогу Зуо и остальным, — с этими
словами Ян аккуратно повесил чехол с костюмом на спинку стула перед собой.

— Хорошо, — неожиданно легко согласился Фейерверк. — Я отпрошу тебя у папочки, раз
ты сам сделать этого не в состоянии! — заявил он с вызовом.

— Дело не в Зуо! Это важно! — нахмурился Ян.

— Кого ты обманываешь? Ты шаришь в компьютерном железе, а не в кодах. Тебе на их

вечеринке делать нечего! — развел Фейерверк руками.

— Мне и на твоей вечеринке делать нечего! — огрызнулся Ян.

— Неправда. На моей вечеринке ты будешь играть роль центра моего внимания!

— воскликнул Фей, после чего подмигнул недовольному Яну и поспешно покинул
библиотеку.

— Блять! — в сердцах выругался парень, сперва разглядывая форму Миротворцев, а

затем переводя взгляд на книгу, по сути посвященную их свершениям. — Очень смешно,
вселенная, — фыркнул он, усаживаясь за стол в намерении изучить книгу тщательней.

****

Слухов о Шаркисе ходило достаточно много начиная от откровенно смехотворных и

заканчивая жутко бредовыми. Люцифер прекрасно понимал, что верить им смысла не
было, но почему-то все равно ощущал себя как загнанный в угол зверь под прицелом
взгляда человека вполовину младше его самого. Возраст Шаркиса, между прочим,
являлся отдельной темой для зубоскалов. В сторону Зуо любили кидать фразы вроде
«молоко на губах не обсохло», но с таким подходом Люцифер в корне не соглашался. Он
как-то наблюдал протеже одного из знакомых наемников — девочку тринадцати лет,
которая расстреливала людей не моргнув и глазом. А двадцатилетнего и ребенком-то
уже не назовешь. Особенно если у него настолько тяжёлый взгляд, насколько сейчас
терпел на себе Люцифер.

— Так говоришь, ты специально наблюдал за нами, желая привлечь внимание и попасть в

Тень? — Шаркис заговорил не сразу. Лишь спустя минут десять после того, как дверь в
кабинет захлопнулась за спиной Люцифера. Мужчина, успевший углубиться в свои
размышления, вздрогнул, и ему пришлось потратить время на то, чтобы переварить
услышанное.

— Так и есть, — кивнул киллер после незначительной заминки.

— Причина? — последовал следующий вопрос. Люцифер замялся, не уверенный, стоит ли

говорить правду.

— Мой ответ может показаться вам… Дурацким, — признался он тихо.

— Ну это уже решать не тебе, — заметил Шаркис, присаживаясь на свой стол напротив
Люцифера и вытаскивая из кармана старую бензиновую зажигалку. Сейчас такие стоили
уйму денег не столько потому что являлись раритетом (хотя и это имело место быть),
сколько из-за того, что их заправку — бензин — найти было практически невозможно. И
стоила она не меньше самой зажигалки.

Люцифер решил, что Зуо хочет закурить, но сигарет в пальцах Шаркиса так и не
появилось. Послышался щелчок откинутой крышки. Вслед за тем лязг, с которым
металлическое колёсико потерлось о кремний, высекая искру.

— Я внимательно слушаю, — напомнил о себе Шаркис, видимо заметив, что все свое
внимание Люцифер переключил на вспыхнувшее пламя.

— Ах да… — встрепенулся киллер, с неохотой отводя взгляд от огонька. — Все дело в
Смерти. Понимаете, я немного религиозен.

— Как и большинство ваших коллег, — кивнул Шаркис, давая понять, что понимает, о
чем именно ведет речь Люцифер. Религия киллеров строилась не на существовании Бога
в привычном понимании этого слова. Она держалась на вере в материальный образ
Смерти. Тем самым, наемные убийцы считали себя ее апостолами. И убивали под ее
эгидой. Одним из неоспоримых постулатов являлось то, что если человеку суждено
умереть в ближайшее время, он умрет независимо от твоей ли руки, чужой ошибки или
несчастного случая. А раз разницы нет, то лучше бы все же благодаря тебе, ведь тебе
за это хотя бы заплатят деньги. Символом религии Смерти являлась пуля, которую
сперва пускали жертве в самое сердце, а затем вытаскивали ее из остывающего тела и
носили на шее в качестве напоминания о содеянном. В случае Люцифера, материалом для
создания религиозного символа стал педофил, которого заказали безутешные родители
пострадавшего ребенка после того, как поняли, что у полиции связаны руки. Связи
могут спасти тебя от тюремной камеры, но от наёмного убийцы — никогда.

Люцифер пустил ему в гениталии пять пуль (таковым являлось требование заказчиков).
Затем, пока тот мучительно умирал несколько часов, заснял его агонию на камеру
(таковым являлось требование заказчиков). Когда же жертва таки отошла в мир иной и
запись завершилась, Люцифер пустил контрольную пулю в голову и выбранную в качестве
религиозного символа пулю в сердце.

Теперь она висела на шее Люцифера.

— Так вот… — продолжал мяться киллер. — Полагаю, вы и сами прекрасно знаете, что на
вас вчера поступил заказ. Не стану юлить, я являлся одним из тех, кто его принял, —
тихо проговорил мужчина и замолчал, ожидая реакции Шаркиса. Зажигалка, сверкая
пламенем, пребывала в постоянном движении. Босс Тени так ловко ею жонглировал, то
подбрасывая ее в воздух, то вновь ловя, то перекатывая между пальцами, что киллер
вновь невольно залип.

— Продолжай, — все, что сказал Шаркис в ответ на признание.

— И я промахнулся.

Вновь возвращаясь к религии смерти киллеров следовало не забыть отметить тот факт,
что многие верили — если человека не удалось убить с первого раза, значит, смерть
ему не благоволит и следует отступить, иначе она начнет благоволить тебе. Конечно,
данное положение являлось весьма утрированным и далеко не все даже сильно
религиозные киллеры фанатично следовали спорной установке. Но в случае с Люцифером
ситуация складывалась априори иная. Попадал он всегда. Оказывался в нужное время в
нужном месте всегда. Убивал первым же выстрелом всегда (кроме случаев, когда
заказчики требовали медленной смерти жертвы). Именно эта феноменальная способность
не только помогла Люциферу преуспеть на поприще наёмного убийцы и добиться
признания среди своих коллег, но также для многих верующих киллеров превратила его
в живое подтверждение существования Смерти не как явления, но как осознанного
существа. Высшего разума.

До вчерашнего дня Люцифер рассматривал все постулаты религии с лёгким скептицизмом.

Он и сам не знал, зачем сделал себе кулон из пули и состоял в верующем сообществе.
Наверное, ему просто нравилось находиться в центре внимания людей, считавших его
особенным.

Но вчерашний выстрел.

Вчерашний промах будто бы что-то в нем всколыхнул.

— Если тебя это успокоит, я сделал все для того, чтобы оказаться не самой лёгкой
мишенью, — заметил Шаркис с усмешкой, и Люцифер не стал его поправлять. Ведь
стрелял-то он не в Шаркиса, а в того самого мальчишку, из-за которого двадцать
минут назад Зуо чуть не придушил одного из членов своей группировки. Нет, некоторая
информация существовала для того, чтобы никогда не быть произнесенной вслух.

— Поверьте мне, у меня колоссальный опыт. Я никогда не промахиваюсь, — ответил

Люцифер без тени пафоса. Его слова были чистой правдой.

— А вот с этим не все так просто, — произнес Шаркис, прекращая жонглировать
зажигалкой и теперь просто зажимая ее между пальцев. Пламя еле заметно трепыхалось.

— Доверие ещё нужно заслужить, — пояснил Зуо, поднимая на Люцифера красные глаза.
— Ты правша? — неожиданно поинтересовался он.

— Д…да, — ответил Люцифер с запинкой.

— Протяни левую руку, — послышалась тихая просьба, от которой киллеру стало не по

себе. С заминкой, но он все же подчинился.

— Знаешь, я ведь не контролирую членов Тени. Большую часть времени они

предоставлены сами себе, — зачем-то пояснил Шаркис, с лязганьем закрывая зажигалку,
а затем открывая ее вновь и резко проводя пальцем по металлическому колёсику.

— Да, у вас весьма… Своеобразная группировка, — подтвердил Люцифер, продолжая

держать руку в воздухе.

— Потому что Тень никакая не группировка. Нас ставят в одну линию с тосамской
мафией, вот только мафия — сообщество лиц, объединяющихся для совершения
преступлений. А цель Тени вовсе не в этом. И люди, из которых состоит Тень, пришли
ко мне не ради власти или наживы, — спокойно поправил Люцифера Шаркис.

— Тогда зачем? — задал киллер вопрос, зависший в воздухе.

— Затем, — Шаркис отлип от стола и двинулся в сторону Люцифера, не прекращая

щёлкать зажигалкой, — что мы хотим кардинальных перемен в сообществах Тосама. В
самой политической структуре города, если позволите так выразиться.

— Весьма… — Люцифер прикусил язык, чуть не выдав «высокомерно», — смело.

— Да, звучит неправдоподобно, — услышав неуверенность в голосе киллера, не смутился

Шаркис. — Но я и не нуждаюсь в слепой вере. Достаточно желания что-то изменить, а
верят ли они на самом деле в возможность этого или нет — другой вопрос, — Зуо
поставил свободный стул напротив Люцифера и сел перед мужчиной. — Поэтому Тень — не
группировка. Не банда. Не Мафия, как нас успели наречь в виртуалии. Мы, хм…
— Шаркис постучал пальцем по подбородку. — Клуб по интересам, — выговорил он с
явной насмешкой.
— Революционеры, — одновременно с ним выдохнул Люцифер.

Шаркис окинул его оценивающим взглядом и в очередной раз заставил зажигалку

извергнуть пламя.

— Все в нашем «клубе» держится на доверии. Мы можем спорить, скандалить, драться,

презирать друг друга, но… Никто не предаст Тень, потому что цель ее — цель каждого
из нас. Есть несколько экземпляров, считающих, что попали сюда по чистой
случайности. Но они здесь лишь потому, что я в них разглядел то, чего пока не
увидели они сами, — проговорил Шаркис, буравя Люцифера взглядом. — Если ты хочешь
стать частью Тени, ты должен доказать, что тебе действительно можно доверять.

— И что мне следует для этого сделать?

— Руку, — скомандовал Шаркис, и Люцифер, переставший удерживать левую руку перед

собой, вновь вытянул ее вперёд. — Я давно заметил, что людям очень сложно врать,
когда они испытывают сильную боль.

Пламя еле заметно вздрогнуло. Шаркис провел пальцами по пламени, будто не ощущая
его жара, а затем приставил ее к развернутой к полу ладони Люцифера на расстоянии в
двадцать сантиметров. Киллер почувствовал тепло, но ничего более. Пока.

— Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты не должен отводить взгляда. Смотри

прямо мне в глаза, это ясно?

— Ясно.

— Можешь врать, если хочешь, но боль выдаст тебя. Понял?

— Понял.

— Если ты окажешься крысой, из этого кабинета ты уже не выйдешь. Ты это осознаешь?

— Осознаю.

— И ни в коем случае не убирай руку. Уберешь, и я посчитаю тебя слабаком. А слабаки
в Тени не нужны. Уяснил?

— Да.

— Замечательно, — Шаркис едва заметно улыбнулся. Зажигалка двинулась вверх,

сокращая расстояние между пламенем и ладонью Люцифера. — Так зачем, говоришь, ты
хочешь вступить в Тень?

****

— Не могу понять, что тебя забавляет больше: издевательство над своей семьёй или
издевательство над своим телом? — протянула Джоу Кер, удобно усевшись на
подлокотник белого виртуального кресла, стоявшего посреди белого куба. В самом
кресле разместился Дэвид, то и дело переключающий видео на экране перед собой.
Картинки постоянно менялись, но были явно из одного места. Тосамской больницы. Вот
её длинные коридоры. Реанимация. Морг. Палаты для преступников. Подсобка. Лестница.
Крыша.

Палата Дэвида.

Фелини-старший хотел вновь нажать на кнопку переключения, но заметил движение в

дверях и замер. В следующее мгновение в помещение зашёл врач, а за ним Элизабет.
Выглядела она встревоженной, но собранной. Такое выражение лица появлялось у нее
всегда, когда дело пахло керосином.

— Она вот-вот разрыдается, — заметила Джоу Кер, с интересом разглядывая жену

Фелини.

— Не разрыдается, — качнул Дэвид головой.

— Не сейчас, так потом, — пожала Джоу Кер плечами. — Когда узнает, что ты намеренно
выключал свое оборудование жизнеобеспечения и затем с наслаждением наблюдал за
паникой врачей и родственников.

— Ты ведь знаешь, я это делаю не забавы ради, — Дэвид даже не попробовал изобразить
раскаяние.

— Тогда для чего?

— Дополнительная мотивация, — заявил мужчина.

— Врагу не пожелаю такой мотивации. А ты так изгаляешься над сыном, — покачала Джоу
Кер головой, явно не разделяя веры Дэвида в правильности его действий. — Чего ты
вообще пытаешься от него добиться?

— Секрет, — протянул Дэвид, улыбаясь.

— Раз все полгода, что ты торчишь в кубе, ты так толком ничего мне и не рассказал,
полагаю, мне твой план не понравится? — со вздохом предположила девушка.

— Не могу гарантировать твоей реакции, — ушел Фелини-старший от ответа. — Но я

всегда считал, что чем меньше людей знают о плане, тем больше вероятность его
исполнения.

— И сколько же людей знают твой план? — усмехнулась Джоу Кер, подозревая, каким
будет ответ.

— Полностью? Только я.

Чего и следовало ожидать.

— Уже придумал, что скажешь своему сыну, когда твой план воплотится в реальность?

— Правду.

— А он ее переживет?

— Он должен ее пережить.

========== Четвертые небеса Рая: 46. Окно Овертона ==========

Месяц назад…

— «Немыслимо», «радикально», «приемлемо», «разумно», «стандартно», «действующая

норма» — составляющие шкалы Окна Овертона.

— Ага.

— Невероятная методика, демонстрирующая процесс принятия или отторжения обществом

спорных аспектов социальной жизни. Первостепенно создавалась, дабы показать влияние
общества на политику.
— Здорово.

— Затем была представлена еще и в роли теории заговора, которая состояла в

утверждении, что именно через Окно Овертона государство внедряет в общество нечто
привычно людьми порицаемое или же, напротив, заставляет их противиться тому, что
изначально считалось нормой.

— Очень интересно, но…

— Проще говоря, Окно Овертона представили концепцией полномасштабной промывки

мозгов. В руках знающего она действительно могла бы стать таковой.

— И все же…

— Только вдумайся, столько лет существует технология, с помощью которой возможно

легализовать абсолютно любую идею! Но если ее и используют, то лишь единицы и в
локальных системах. Конечно, она гипотетическая и, как и с любой другой теорией,
считается спорной: одни представляют Окно Овертона как истину в первой инстанции,
вторые — вымыслом шизофреника. Но это не умаляет того факта, что владей я
необходимыми рычагами давления на общество, и концепция в моих руках могла бы стать
рабочей.

— Тери! — воскликнула Джин-Хо, изрядно запыхавшись. Дорога до нефтяного озера

оказалась тяжелее, чем она предполагала. Городской транспорт до него не шел, а
самый короткий путь через руины опустевшего квартала, что отделял озеро от жилой
части Тосама, перекрыли после очередного самоубийства. Кроме того, охрану
прилагаемой к озеру территории в последние месяцы усилили втрое, так что
полицейские дроны то и дело сновали в небесах, сканируя близлежащую поверхность на
наличие новоявленных суицидников или ушлых индивидов, решивших похоронить в озере
свои грязные тайны. Джин-Хо и Тери они не страшили, но действовали на нервы.
Сколько бы девушка ни убеждала себя в том, что дроны, благодаря изобретению Тери,
её не засекут, при приближении очередного железного охранника она инстинктивно
затаивала дыхание.

— Не понимаю, какое отношение всё тобою сказанное имеет к моей ситуации?
— нахмурилась Джин-Хо, уверенная, что Фелини по своему обыкновению углубился в
информационные дебри и пытался утопить в них и ее, отвлекая от первостепенной темы
разговора.

— Самое прямое! — заверил ее седой парень, поправляя сползшую с плеча лямку

рюкзака. Из-за перекрытия основной дороги Фелини с Джин-Хо пришлось пробираться к
озеру через старые опустевшие дома. Девушке казалось, что самым сложным в их
маленьком приключении окажется прохудившийся пол, дыры в котором пришлось бы
обходить по ненадежной кромке. Или осыпающийся потолок, то и дело норовивший
рухнуть на голову. На худой конец — острые осколки стекла, торчащие из рамы ветхих
окон, через которые периодически приходилось перелезать из-за заваленных проходов.
И все это на самом деле повстречалось на их пути, но не впечатлило даже наполовину
так же сильно, как представшая перед глазами Джин-Хо картина всепоглощающей пустоты
и разрухи. Отпечаток былой жизни в мертвых стенах. Домашний уют, погребенный под
сгнившими балками. На одном из косяков дверного прохода очередной квартиры девушка
обнаружила старые отметки с датами — так раньше отслеживали рост детей и по новым,
высившимся над предыдущими зарубкам можно было проследить этакую скорость
взросления. В следующей квартире под слоем пыли и пожелтевшей штукатурки
обнаружилась фотография в покрытой паутиной трещин рамке: две женщины — явно
женатая пара — и маленькая девочка между ними — их дочка. Через пару зданий Джин-Хо
с Тери и вовсе забрели в любительский театр с небольшим залом для немногочисленной
публики. Его стены все еще украшали старые голографические постеры, бледно
светившиеся во мраке. Постеры то становились ярче, то начинали ходить рябью или
угасали, создавая впечатление, будто Джин-Хо попала в локацию одной из так сейчас
популярных игр жанра хоррор.

Фелини все эти мелочи будто бы не замечал, двигаясь напролом и наступая на останки
прошлого, будто на мусор. Топтал кости чужих воспоминаний безжалостно и без намека
на сожаления. Внимание свое он заострил лишь на театре и только потому, что там
осталось несколько целых кресел. Неплохое место, чтобы перевести дух. Джин-Хо
разместилась сразу на двух креслах, а Тери, будто не чувствуя усталости, теперь
расхаживал по маленькой пыльной сцене и вещал про какие-то там окна. Не то чтобы
сильно интересно. Не то чтобы все это имело значение. Не то чтобы в этом крылся
хоть какой-то здравый смысл. Все как обычно.

— Окно Овертона держится на распространении информации, а также на скорости и

глубине ее обработки обществом, — принялся Фелини объяснять. — Выходит, наше время
идеально подходит для реализации подобного проекта. Мы в буквальном смысле
находимся в непрерывном информационном потоке. И количество информации настолько
велико, что большую ее часть мы за неимением достаточного времени просто принимаем
как данность. Без критической обработки. В канализации нашли крокодилов? Ну, нашли
так нашли. В недрах земли обнаружен новый источник энергии, который, скорее всего,
принадлежит иной цивилизации? Ну, новый так новый… Ни требований пруфов, ни
постановки сказанного и прочитанного под сомнение. Мы информационные потребители,
впитывающие в себя все без разбора и серьезного анализа. Этакие информационные
свиньи. Понимаешь, о чем я?

— Типа того, — пробормотала Джин-Хо без энтузиазма. Ее куда больше интересовал срок
годности шоколадки, что она приобрела в убитом временем автомате. Батончик оказался
просроченным на полгода. Девушка повертела его в руках, будто проверяя, не
взорвется ли он, а затем надорвала выцветшую на солнце обертку и принялась за
сомнительное угощение. Сегодня она была намерена так же как и большая часть
общества, потреблять, не анализируя. В конце концов, терять ей было уже нечего.

— Оттого, если ранее Окно Овертона походило на сказочку на ночь, теперь оно может
быть успешно воплощено в реальность почти без преград, — заверил девушку Тери с
таким видом, будто они находились не среди руин, освещенных одними лишь старыми
постерами любительского театра. Нет, он выступал перед воображаемой публикой. Перед
сотнями, если не тысячами несуществующих людей.

— Я фше ешо не вижу ни ежиной швяжи с тем, о шом мы говожили, — напомнила Джин-Хо с
набитым ртом. Иногда она завидовала познаниям Тери. Столько всего о самых разных
аспектах жизни хранилось в этой не совсем здоровой головушке. Немыслимо! Фелини мог
бы быть исключительно интересным собеседником. Только во всем этом крылся один
маленький минус. Систематизацией знаний там и не пахло. Фелини просто ударяло
очередным фактом в голову, и он начинал изливать это на неподготовленных
окружающих. Везло тем, кто к концу понимал, к чему все велось. Но большинству
грозила информационная агония, если не кома.

— Ты ведь сказала, что твои предки и то сословие, к которому они себя причисляют,
настолько зациклены на чистоте крови, что уже не первое поколение практикуют
исключительно договорные браки. И хотя подобные взаимоотношения — прошлое
тысячелетие, они ни в какую от них не откажутся, — напомнил Тери, отыскав в углу
сцены смятую банку и теперь гоняя ее по потрескавшейся поверхности.

— Ну и? — протянула Джин-Хо без интереса. Доесть шоколадку ей так и не удалось.

Слишком сильным оказался привкус пепла.

— Так я веду к тому, что все не так плачевно, как тебе кажется! Ситуацию можно
изменить! С помощью Окна Овертона, — пояснил он.

— И сколько это займет времени? — скептически протянула Джин-Хо, знавшая Фелини уже
достаточно хорошо, чтобы понимать: любой изначально заманчивый проект, срывавшийся
с его губ, требовал ресурсов, которыми они оба не обладали, а значит, вопреки
убеждениям Тери, не имел ни единой возможности быть реализованным.

— Не знаю, — пожал парень плечами, оставляя в покое банку и усаживаясь на пыльную
сцену. — Быть может лет пятьдесят, — протянул он с задумчивым видом. — Плюс-минус
десять лет. Смотря как быстро запустится процесс и какую форму огласки получит. Для
более точных цифр необходим тщательный анализ с изучением всех известных и
просчетом неизвестных переменных.

— У меня нет столько времени, — нахмурилась Джин-Хо, давая понять, что в анализе
нет никакого смысла.

— А речь и не о тебе, — заметил парень, улыбнувшись. — Ты станешь отправной

точкой, — заявил он и в ответ на недоуменный взгляд подруги продолжил: — Сейчас
предположение, что ты или тебе подобные получат право подбирать себе пару согласно
своим чувствам, а не на основе правил, навязанных вам вашим сегментом общества, на
шкале Окна Овертона стоит в позиции «Невозможно», — вдохновленно огласил Тери. — Я
приведу пример!

— Нет, только не пример! — захныкала Джин-Хо.

— Работу Окна Овертона раньше демонстрировали на гипотетической легализации

каннибализма! — не обращая внимания на предсмертные стоны подруги, продолжил
Фелини. — Но я, если ты позволишь…

— Я НЕ ПОЗВОЛЯЮ!

— …слегка видоизменю пример! Привнесу в него, так сказать, изюминку!

— Знаю я твои изюминки! Из отборных видов дерь…

— …Обычный каннибализм не так уж и интересен.

— Действительно…

— Потому давай для примера возьмем сексуальный каннибализм?! — предложил Тери и

расплылся в улыбке.

— Даже знать не хочу, что…

— Сексуальный каннибализм встречается в природе куда чаще, чем тебе может

показаться!

— Мне вообще ничего не кажется…

— Богомолы — самый известный пример. У членистоногих это явление вообще в порядке

вещей! В основном, у пауков. Так же этим иногда грешат змеи. В общем, очень
популярная штука!

— Я знала, что не люблю пауков и змей не просто так…

— Еще у моллюсков.

— Больше никогда не стану есть моллюсков, — проворчала Джин-Хо, передернув плечами.

— Казалось бы, эволюция создает самцов, чтобы они оплодотворили как можно больше
самок. Так на черта же жрать бедолаг, спросишь ты? — Фелини завелся и сейчас бы его
не остановил и конец света, что уж говорить о собеседнице.
— Не спрошу.

— И почему они идут на спаривание, зная, что это может оказаться для них
смертельным? Ответ прост. В игру вступает естественный отбор. Ты должен выжить. Но
еще ты должен спариться. Но круче всего будет, если ты и спаришься, и выживешь!
Риск стоит свеч! Понимаешь?

— Не очень…

— Еще, кстати, иногда практикуют поедание потомства. Подумай, как бы это помогло
людям! Твой ребенок громко орет или ковыряется в носу? Сожри, чтобы этот ген не
распространился по планете.

— Кошмар какой-то.

— В народе этот кошмар называется эволюцией, — напомнил Фелини.

— Коварная сука…

— Так вот как насчет того, чтобы легализовать сексуальный каннибализм? Как думаешь,
возможно ли это? — продолжил сыпать наводящими вопросами Тери.

— Конечно нет, — уверенно заявила Джин-Хо.

— Так же невозможно, как отказ твоего сословия от чистоты крови? — как бы между
прочим спросил Фелини.

— Именно, — с готовностью кивнула девушка.

— А вот и нет! — ликующе оповестил ее Тери. — Гипотетически шанс есть! Для того
чтобы Окно Овертона сдвинулось с точки «Невозможно», нам для начала необходимо
поднять интересующую нас тематику. Но действовать надо осторожно. Заговори сейчас с
бухты-барахты про сексуальный каннибализм, и тебя закроют в психиатрической
больнице.

— И правильно сделают, — фыркнула Джин-Хо.

— Сперва табуированную тему необходимо вытащить на поверхность. Например,

посредством какого-нибудь научного симпозиума. Напишем доклад про сексуальный
каннибализм среди насекомых и его плюсы и минусы, а также сделаем эволюционную
проекцию, которая бы показала, как сексуальный каннибализм повлиял бы на развитие
человечества, если бы имел место быть. Насколько бы люди оказались генетически
чище, сильнее и умнее, если бы из уравнения развития выбывали бы слабые особи.
Этакая теоретическая фантасмагория!

— А может, обойдемся без вот этих вот твоих фантасмагорий, которые и в страшном сне
нормальным людям не приснятся? — спросила Джин-Хо со слабой надеждой.

— Нет, не обойдемся! — ожидаемо отреагировал Фелини. — В конце концов, насекомым же

можно жрать своих партнёров во время или после спаривания. И их за это жуки-
полицейские в тюрьму не сажают. Чем люди хуже? — развел Тери руками.

— Люди не хуже, а разумнее, — фыркнула Джин-Хо.

— Спорное утверждение, — поморщился Фелини. — Но мы не о том, — торопливо добавил

он, будто бы почувствовав нарастающее напряжение. — Я предлагаю тебе гипотетическую
ситуацию, а не лично свое мнение, — пояснил он, поднимаясь со сцены и двигаясь в
сторону выхода.
«И я этому рада. Лично твоего мнения я знать не хочу тем более!» — подумала Джин-
Хо, почувствовав, как по спине от этой мысли пробегают мурашки. Человек без
границ — так назвала бы девушка своего друга, если бы ее попросили дать ему краткую
характеристику. Без границ. Сперва ее это завораживало и вызывало уважение, но
спустя время она поняла, что отсутствие границ дозволенного означало вовсе не
свободу. Нет, свободным Фелини не был ни на йоту. Связанный по рукам и ногам
проводами мыслей. Замурованный в собственноручно сколоченном гробу из
заразительного безумия, первыми симптомами которого оказывались разложение морали,
атрофирование сочувствия, непробиваемая антиэмпатия и безграничная ненависть ко
всему от пыли на полках, до незнакомца в метро. Конечно, твои границы размываются,
когда ты заточен в тюрьму строгого режима под названием Териал Фелини. Без права на
амнистию. Пожизненно.

— Лично я не вижу ничего интересного в сексуальном каннибализме. Вот ты бы стала

есть то, что трахала? — развел Фелини руками. — Очень сомневаюсь. Вот и я бы
отказался, — признался он со странной улыбкой на губах. — Мы и так задержались.
Следует двигаться дальше, — кинул он, поглядывая на часы. Джин-Хо, вздохнув,
поднялась с кресел и побрела за другом. — Обсуждение на симпозиуме темы
сексуального каннибализма не останется незамеченным СМИ. Каждый канал и каждая
виртуальная газетенка, решившая поднять свои рейтинги, в обязательном порядке
вырвет из контекста отдельно сказанные фразы докладчиков и процитирует их. И
звучать эти слова будут куда более шокирующе, чем даже на самом мероприятии, —
продолжил развивать тему Фелини. — «Если бы женщины ели своих партнёров после
секса, воздух бы очистился, радиация выветрилась, а на месте пустыни расцвели бы
леса!» Или что-то вроде того. Вместе с тем обязательно появится какое-нибудь
радикальное сообщество, которое с пеной у рта начнет доказывать, что сексуальный
каннибализм — это не просто норма, но необходимость и единственный способ
выживания. Ты ведь знаешь, что любую даже самую благую тему радикалы доводят до
абсурда? Превращают в фарс, из-за которого благая цель начинает восприниматься
большинством как несусветная чушь, даже если на самом деле имеет все основания быть
развитой. А до чего же они доведут тему изначально абсурдную? До абсурдного
абсурда? Наверняка! Но это уже не важно, ведь Окно Овертона сдвинется с места и
перейдет к шкале «Радикально». Тема все еще останется табуированной, но окажется на
слуху и начнет обсуждаться каждым подзаборным пьянчугой. Однозначность проблемы
даст трещину. И от ситуации «сексуальный каннибализм — это плохо» мы мягко перейдем
к ситуации «сексуальный каннибализм — это плохо, НО…». Понимаешь, в чем разница?

— Допустим, — кивнула Джин-Хо, незаметно для себя начиная вливаться в обсуждение.

— Но я все еще не понимаю, как же это применить в моей ситуации? Конкретно вопросом
сословия не заинтересуется ни единое СМИ. Да и вряд ли найдется хоть одно
авторитетное лицо, которое захочет рассказать моим родственничкам, что сохранение
чистоты крови ведет к вырождению, а смешение пойдет генам только на пользу, пусть
это и общеизвестный факт, — заметила она. Тери и Джин-Хо успели выйти из театра и
пробрались в новое здание. Прямо у входа сгрудили несколько куч с мусором. И только
лестница сюрреалистичного вида призывно вела вверх. Когда-то она наверняка была
самой обычной. Но теперь с половиной разрушенных ступенек лестница походила на
строительную эпатажную насмешку. Фелини, впрочем, отсутствие половины ступенек, как
и общая ненадежность конструкции, не смутила. Он начал решительно подниматься
вверх, а Джин-Хо ничего не оставалось, кроме как последовать его примеру. Возможно,
их разговор был не так уж и бесполезен. Как минимум, он отвлекал от мыслей о
возможной неожиданной гибели под старыми завалами забытого миром квартала.

— Вот именно, — с готовностью согласился Тери. — Потому я и говорю, что в твоем

случае отправной точкой станешь ты. Твой поступок… Да-да, я сейчас про то, что мы
сегодня совершим. Он взбудоражит общественность. Или даже скорее не он, а то, Как
это произойдет. Твое сословие будет в ужасе, и игнорировать ситуацию у него не
получится. Не все, но некоторые начнут задаваться вопросом, а стоят ли их усилия
подобных последствий? Готовы ли они рисковать своим потомством? — Фелини утверждал,
что никогда раньше не бывал на нефтяном озере, но при этом шел вперед настолько
уверенно, будто гулял в этой местности по десять раз на дню. — Кроме того,
последует общественное порицание, которое так же даст толчок для формирования
необходимых сомнений. Можно сколько угодно рассуждать про бесполезность серой
массы. Бить себе в грудь кулаком, уверяя, что мнение окружающих людей тебя не
волнует. Но общество, люди, толпа — это страшная неконтролируемая сила. И если
масса захочет быть услышанной, она будет услышана. — Чем взбудораженней становилась
речь Тери, тем больше ускорялся его шаг.

— Ты слишком высокого мнения о людях из моей семьи, — качнула головой девушка. — И
недооцениваешь уровень их «глухоты».

— Дело не в том, каково мое мнение. Психология и не более. Нам будет достаточно
сомнений со стороны одного-единственного представителя сословия, а дальше уже дело
времени. Адская машина начнет движение и остановить процесс будет уже невозможно, —
заверил ее Фелини. После жуткой лестницы и еще нескольких не внушающих доверия
переходов друзья вышли из ветхого здания на широкую площадку и Джин-Хо замерла.
Руины закончились. В ста метрах впереди не оказалось ни единого дома. Лишь высокий
железный забор из сетки Рабица, вершину которого украшала колючая проволока. А за
ним — огромная черная лужа. Их цель.

— Ты так и не сказал, как мы преодолеем забор. Ведь он под напряжением, — вернулась
Джин-Хо из мира угнетающих фантазий к не менее угнетающим насущным проблемам.

— Должен быть, — кивнул Фелини. — Но не сегодня, — парень уверенно подошел к забору
и, прежде чем Джин-Хо успела его остановить, коснулся сетки голыми руками. Ничего
не произошло. Ни вспышки. Ни криков. И Тери остался стоять на ногах. А вот колени
Джин-Хо чуть не подкосились.

— Видишь? — улыбнулся он, обернувшись к подруге.

— Ты сдурел?! Проверить наличие электричества можно было бы и с помощью кинутого в

забор камня! — вспыхнула девушка, пытаясь справиться с резко подскочившим пульсом.
Фелини на это лишь пожал плечами и взялся рыться в своем рюкзаке. Через мгновение
он вручил девушке лазерные кусачки. Вторыми вооружился сам и сразу взялся резать
отдельные сегменты сетки.

— Поторапливайся. Пусть дроны нас и не видят, но разрушение целостности забора

заметят, — бросил он, и Джин-Хо, проглотив гневную тираду о безалаберности Фелини,
присоединилась к другу.

— И что дальше? — не выдержала она и минуты напряженного молчания.

— Ты о чем? — Тери то ли действительно уже успел свернуть к другим дебрям своего
подсознания, то ли, что вероятнее, издевался.

— Я про Окно. Что дальше? СМИ поднимают тему, радикалы уверяют, что сексуальный
каннибализм — великолепная процедура, что разглаживает морщины, лечит все болезни и
вообще классная штука. Но дальше то что?

— Следующая шкала, которую мы рассмотрим, «Приемлемо», — с готовностью продолжил

рассуждения Тери. — Тема на слуху. Обсуждается бурно и уже не сильно табуировано.
Из грязной канавы обязательно вылезет какое-нибудь сопливое научное сообщество,
которое, дабы повысить интерес к себе и своим проектам и привлечь спонсоров, начнет
уверять, что согласно научным расчетам, сексуальный каннибализм имеет основание.
Ого, подумает среднестатистический потребитель информации. Наука говорит, что это
нормально. Ну, нормально, так нормально! Наука же! Фиг против нее попрешь! А ученые
никогда фигни не скажут, правда же? — забормотал Тери, лихо орудуя кусачками. — Так
же сексуальному каннибализму необходимо придумать новое название. Например,
окрестим его сексантропофагией. Это для того, чтобы отойти от термина «сексуальный
каннибализм», который так или иначе будет внушать обществу опасения. Нас ведь
поколениями уверяли, что каннибализм в любых своих проявлениях — Не Очень. А уж в
сексе — тем более. Но вот про сексантропофагию такого не говорил никто! С ней все
ок! Да, суть одна, но перемена термина играет роль еще одной психологической
уловки. Вместе с названием обязательно обзаведемся оправдательным фундаментом.
Чередой историй, не обязательно достоверных, при которых сексантропофагия будет
выставлена с позитивной точки зрения. Например, кто-нибудь расскажет, что женщина с
диагнозом «бесплодие» в процессе сексуального контакта с согласия партнера пила его
кровь или во время оргазма случайно откусила кончик его пальца, а после
забеременела сразу двойней. Или еще лучше — раскрутим тему того, что поедание
спермы так же является актом каннибализма, а значит, сексуальный каннибализм
практиковался издревле! И мы на коне!

— Так это же бред! — усмехнулась Джин-Хо.

— Не важно. Мы бредом окружены двадцать четыре на семь. И верить в большую его
часть нам никто не мешает. Суть в том, что мы утверждаем, что сексатропофагия давно
существует и имеет позитивный окрас. Задача состоит в том, чтобы хотя бы частично
вывести сексуальный каннибализм из-под эгиды непростительного преступления. Таким
образом, Окно Овертона от шкалы «Приемлемо» двинется к следующему этапу —
«Разумно». Готово, — прервал свои рассуждения Фелини, убирая кусачки обратно в
рюкзак и отодвигая часть покалеченной проволоки. Образовавшегося прохода оказалось
достаточно для того, чтобы проползти на закрытую территорию. Теперь до озера
оставалось рукой подать.

— Как будем действовать дальше? Мне необходимо зайти в воду? — поинтересовалась

Джин-Хо, к своему недовольству замечая, что нервничает. Они ведь просчитали все
варианты, и выбранный ими казался единственно верным. Она понимала это как никто
другой. Так почему же так дрожали руки?

— Нет, это будет выглядеть не так драматично, — покачал головой Тери, не разделяя
беспокойств подруги. — Нужна пристань. Судя по инфе из виртуалии, она здесь
имеется. В паре километров от нашего нынешнего местоположения, — пробормотал он,
взирая в пустоту и будто бы видя то, чего не могли увидеть остальные.

«Странно, — подумала Джин-Хо, — экран телефона не развернут. Куда же он смотрит?»

— Нам туда, — кивнул Фелини левее и, не дожидаясь реакции подруги, все с той же
уверенностью ринулся в нужном направлении. — Так вот на этапе «Разумно» формируются
уже две радикальные противоборствующие группы. Те, кто всеми руками за людоедство в
процессе или после секса, и те, кто против. Казалось бы, те, кто против —
здравомыслящие люди. Но не забывай, они радикалы, а это значит, что их лозунги так
или иначе также будут приводить общество в ужас. «Всех людоедов надо сжечь!» или
вроде того. Хотя, будь я из радикалов, выступающих против людоедства, предложил бы
иной вариант действий. Хочешь знать какой? — поинтересовался он, не поворачиваясь к
Джин-Хо.

— Даже если я скажу «нет», тебя ведь это не остановит, — поморщилась девушка.

— Я бы собрал всех людоедов и разделил на две группы. Одна группа должна была бы
съесть вторую.

— О как.

— Оставшуюся группу я бы снова разделил надвое и повторил бы условие. Делал бы так

до тех пор, пока бы не остался один-единственный людоед!

— Это чудовищно, — заметила Джин-Хо.

— Спасибо, — кивнул Фелини, почему-то восприняв слова девушки как комплимент. — Ну
да черт бы с ними… Пока две радикальные группы выясняли бы отношения между собой,
мерились письками и являлись для основного общества одинаково неприемлемыми, ученые
и журналисты бы уже вовсю трубили, что сексантропофагия — нормальный виток эволюции
и тяга к подобному заложена в нас природой. Так что время от времени трахать кого-
то, а потом его жрать — это абсолютно нормально.

— Не хотелось бы мне жить в таком обществе, — пробормотала Джин-Хо.

— О, мы ведь оба знаем, что тебе такая возможность уже не представится, — весело
кинул Фелини, и девушку невольно передернуло. А что, если решение не такое уж и
единственное? Быть может, все это лишь игра? Его игра? Мероприятие ради забавы? А
Джин-Хо все это время лишь плясала под дудку Тери, как общество, которому бы
внушили правильность сексуального каннибализма?

— И вот мы плавно перешли к «Стандартному»! — ликующе провозгласил Фелини, не

подозревая о закрадывающихся подозрениях подруги. — Моя любимая часть! Телешоу,
посвященные сексантропофагии: «Она съела жену, потому что хотела стать к ней ближе!
Вот что значит настоящая любовь!» Фильмы, в которых трахают и едят людей. Песни: «Я
так хотел быть съеденным тобой, но ты зажарила другого!». Видеоклипы. Театральные
постановки. И везде трахаются и жрут друг друга, жрут друг друга и трахаются. Ну не
сказка ли! Насилие и секс — два столпа, на которых держалась индустрия развлечений
издавна! Но теперь в более пикантной обертке! Да еще и каждое третье популярное
лицо оказывается практикующим сексантропофилом! «Слышали? Да-да, этот актер всю
жизнь ел проституток, но ему приходилось скрывать свои наклонности, потому что
общество не могло принять его таким, каков он есть! Но мы-то не такое общество!
Другое! Новое! Развитое! Мы все понимаем и принимаем! Мы общество будущего!» Ну не
великолепно ли?!

— Жутко.

— И сегодня на повестке дня невероятная история любви! Он съел сердце своего
возлюбленного, чтобы продемонстрировать всю силу своих чувств! Можно ли его
осуждать? Вправе ли мы? Стоит ли нам лезть в чужую постель и тарелку? Ведь все
произошло без принуждений! Человек вправе сам решать, с кем спать и кем быть
съеденным!

— Давай прекратим этот разговор, мне что-то нехорошо, — призналась Джин-Хо, ощущая
подкатывающий к горлу рвотный комок. Она не знала, что тому виной: ярко описываемая
картина Фелини, сумасшедшая, но при этом неприятно перекликавшаяся со вполне
реальными общественными изменениями. Или предстоящее «приключение».

— Подожди. Было бы обидно заканчивать у последней ступени. «Действующая норма»

цветет и пахнет. Промывка мозгов удалась. Отныне запрещается запрещать поедать
людей во время или после секса. Данное условие закрепляется законодательно. Люди
начинают друг друга жрать. И все. Happy end.

— Так человечество же вымрет, где же здесь хороший конец? — возмутилась Джин-Хо.

Фелини с широкой улыбкой уже явно хотел возразить, но резко остановился.

— Пристань, — произнес он, кивая чуть правее. Джин-Хо прищурилась и действительно

разглядела небольшую деревянную пристань у берега озера. Скорее всего, ее построили
еще в те времена, когда нефтяная лужа была рекой, по которой плавали лодки. — Ты
уверена? — наконец-то с лица Фелини исчез отпечаток таящегося в нем безумия.

— Да, — кивнула Джин-Хо с заминкой. Прочь сомнения.

— Хорошо. Действуем по плану. Как только увидишь дрона, срываешь со лба пластырь и
идешь к пристани. Я за тобой, — пообещал Фелини, выуживая из рюкзака детский
пластиковый пистолет.

— Думаешь, сработает?

— Конечно.

— И никто не поймет, что…

— Не беспокойся. Все получится, — пообещал Фелини. — О, на ловца и зверь бежит!
Полицейский дрон! — поднял он глаза к небесам.

— Ох, секундочку! — воскликнула девушка, начиная лихорадочно рыться в карманах.

— Совсем забыла! — она вытащила две золотые монетки и показала их Тери. — Плата
Харону. Уверена, мне хватит и одной, — произнесла она, пряча верхнюю монету обратно
в карман. — А вторая пусть будет у тебя. На память, — выдохнула она дрожащим
голосом. Тери забрал монету с ладони подруги, секунду потратил на ее разглядывание,
а затем сунул ее в задний карман джинсов.

— Дрон близко, — выдохнул он вместо благодарности. Кажется, в прощании Фелини был

не так хорош, как в описании легализации сексуального каннибализма.

— Прощай Тери, — произнесла Джин-Хо, срывая пластырь со лба и становясь видимой для
дрона. — И спасибо тебе за все, что ты для меня сделал… и сделаешь, — выдохнула
она, уверенно шагая к пристани.

— Ты ведь знаешь, — произнес Фелини, сперва касаясь пластыря на лбу и меняя
настройки, а затем поудобнее беря в руки пистолет. — На меня всегда можно
положиться.

Ныне…

Что-то в складывающейся ситуации Мифи не нравилось. Слишком Ник рьяно заверял ее в

том, что все прошло великолепно. Так настаивал, будто убеждал в этом в первую
очередь себя самого, а на самом деле великолепием и не пахло. Пахло наебкой. И
выглядел он каким-то… дерганым. Словно загнанный в угол зверь, отчаянно скалящийся
в лицо собственной гибели. Хотя в последнее время друг вел себя странно на
постоянной основе. Мифи поговорила бы с ним о его проблемах, вот только выдворили
ее из лаборатории раньше, чем она даже успела кинуть стандартное «спасибо». По
логову Тени ей так же расхаживать не позволили. Упершийся в шею наконечник
арбалетной стрелы мягко намекнул Мифи, что ей здесь не рады. Пришлось быстро
ретироваться с вражеской территории, и лишь отойдя от особняка Дайси на
значительное расстояние, дать себе возможность перевести дух и наконец-то оглядеть
обновку.

Мифи вытянула руку перед собой и критично оглядела серебристую кожу. Ник обещал,
что покрытие даст небольшую защиту, а также отметил, что благодаря нано ее общая
физическая сила немного повысится. О большем Мифи и мечтать не могла. Неуверенность
в себе таяла на глазах и казалось, будто бы и не было этих нескольких паршивых дней
без нано. Будто те дни оказались лишь дурным сном, который хотелось поскорее
забыть. Вот только чувства от серебристого покрытия ее слегка беспокоили. Они
казались не такими, как раньше. Собственное тело девушке ощущалось невероятно
легким, почти невесомым. Раньше действительно было не так или за небольшое время в
амплуа самого обычного человека она успела позабыть как это — иметь несколько
миллионов циркулирующих по кровеносной системе нано-машин? Не меньший интерес у
Мифи вызывали корки засохшей крови, что она счистила с ушей. И полопавшиеся
капилляры в глазах, из-за которых она выглядела так, будто накануне выкурила ведро
травки. Ник сказал, что это совершенно нормально с такой интонацией, будто было это
совершенно НЕнормально.
«Не бери в голову», — мотнула Мифи головой, отгоняя от себя скверные мысли. Чем
мучиться ненужными беспокойствами, лучше поскорее продемонстрировать друзьям-
нанитам, что она снова в строю. Больше нападок наносов она терпеть не собиралась,
потому планировала собрать самых смелых нанитов и поутру забить Длику старую-добрую
стрелку. Уверенность в собственной победе все еще отсутствовала, но и дальше
продолжать холодную войну с наносами Мифи не собиралась. Следовало как можно скорее
поставить во всем этом дерьме жирную точку. С этой мыслью она бодро дошла до школы,
надеясь отыскать нескольких нанитов на ее территории. Вот только вселенной как
обычно построенные Мифи планы не пришлись по вкусу, и она решила внести в них пару
незначительных правок. Не успела девушка подойти к воротам школы, как ее окликнули:

— Эй, серебряная дрянь! — послышался пронзительный голос, заставивший нанитку

поморщиться.

— К тебе обращаемся, синяя, — последовал вслед за ним второй, так же девушке
знакомый. Мифи была бы и рада проигнорировать неожиданных собеседников, но
прекрасно понимала, что попала не в ту ситуацию, когда можно сделать вид, будто
тебя поразила глухота.

Два враждебных обращения поддержали гоготом еще несколько человек. Мифи мрачно
обернулась к незапланированным собеседникам. Говорят, мысль материальна. Но Мифи и
не знала, что это может работать настолько эффективно. Не успела она у себя в
фантазиях поставить Длика на колени, как он уже, окруженный собственной свитой,
направлялся аккурат в ее сторону.

«Дура», — мысленно поругала себя Мифи. Не следовало идти к школе. Неужели для нее
стало открытием, что после уроков большинство представителей молодежных направлений
оставались на ее территории: одни для решения внутренних межсубкультурных
перипетий, другие — понаблюдать за этими разборками со стороны. И наносы в
последнее время лезли в любую дыру, дабы повысить свой авторитет в глазах
окружающих, а заодно набрать к себе побольше новичков.

— Глухая, нет? — дребезжащий голос ударил по вискам. Девушку, что горделиво

сопровождала Длика, Мифи уже имела нерадость видеть ранее. Та самая девица с
зелеными волосами, отхватившая пиздюлей от Зуо. Как там ее звали? Шайна, кажется.
Хотелось бы Мифи увидеть ее лицо, окажись Шаркис сейчас неподалеку. Как и лица тех,
кто защищал в школе права женщин. Почему-то Мифи была уверена, что Шаркису удалось
бы всем растолковать, что его позиция — верхушка равноправия, ведь он разделял
людей только на две категории: друзья и враги. Но Шаркиса здесь не было, потому
Мифи только и оставалось, что усиленно изображать перед приближающимся Дликом саму
невозмутимость. А давалось ей это с большим трудом. По всему телу внезапно
пробежала необъяснимая дрожь. На лбу выступила испарина. Во рту пересохло, а в
горле образовался ком, который хотелось сглатывать снова и снова. Дыхание само по
себе ускорилось, потеряв глубину. И во всех этих симптомах виноваты были
воспоминания прошлого дня, что до того Мифи старательно подавляла, а теперь при
виде Длика уже не могла справиться с их нахлынывающим потоком. Ей то казалось, что
при встрече с ним у нее перед глазами замелькают картинки, как это обычно
показывается в фильмах. Этакие обрывки сцен, будто увиденных ею со стороны. Но
вместо картинок в нос ударил запах пыльной стены, к которой Длик прижал Мифи. И
какого-то вонючего одеколона, которым лидер наносов будто бы обливался из ведра.
Щека загорела от хлесткой пощечины, что Мифи заработала накануне. А на бедрах
вспомнились неприятные прикосновения.

— Не глухая, — рыкнула Мифи, следя за своим голосом и специально его занижая.
Собеседникам не следовало знать, как она тогда испугалась, и насколько страшно ей
было теперь.

— А где твой цирковой уродец? — Длик задал вопрос с усмешкой, но наверняка
прощупывал почву. Даже учитывая, что он нарисовался в компании четырех человек,
удары, полученные от Мишель, явно его беспокоили, потому Мифи предпочла соврать:

— Пошла купить воды. Сейчас вернется, — нанитка правда пыталась сохранять

самообладание, но заметив, что ее ненавязчиво окружают, запаниковала, и голос ее
задрожал, выдавая ложь.

— Какая жалость. Придется поздороваться с ней в следующий раз, — наигранно

вздохнула Шайна, разводя руками.

— И откуда только столько самодовольства в людях, которые постоянно отхватывают

пиздюлей? — фыркнула Мифи, намекая на недавние безоговорочные проигрыши Шайны и
Длика. Она надеялась, что напоминание об этом собьет с них спесь, но результат
оказался ровно противоположным. Шайна внезапно подскочила к Мифи и вцепилась руками
в ворот ее водолазки. Нанитка попыталась отстраниться от нападающей, за что
получила удар в бок от незнакомого наноса, что стоял по ее левую руку. Визуально
удар казался сильным, но по факту не принес сильных болевых ощущений. Возможно,
свою роль сыграло защитное нано-покрытие, а может сам по себе парнишка оказался
хлипким.

«Слабак!» — подумала Мифи, наконец-то избавляясь от хватки Шайны и отталкивая ее от

себя. Девушка не удержалась на высоких каблуках и плюхнулась на асфальт.

— Вы серьезно собираетесь нападать на меня впятером?! — в отчаянье воскликнула

Мифи, понимая, что у нее нет ни единого шанса взять над наносами верх. Ответом Мифи
стал удар по затылку. Судя по звону разбитого стекла — бутылкой. Но невероятным для
Мифи стало не то, что ее ударили со спины и даже не импровизированное оружие,
которое сейчас в век пластика надо было еще постараться отыскать. Мифи поразило,
что она осталась стоять на ногах. И боль показалась тупой и не требующей особого
внимания, как до того и боль от удара в бок.

«Странно… — успела подумать девушка до того, как кто-то дернул ее сзади за

водолазку и вместе с тем ударил по сгибам колен. — Это не очень похоже на
«небольшую» защиту», — на колени Мифи упала скорее рефлекторно.

— А ты крепче, чем кажешься, — усмехнулся Длик, приближаясь к девушке и хватая ее

за подбородок. Его неожиданная близость вызвала у Мифи новую волну удушающего
страха и он это заметил. — Но ничего, и таких ломали. Тебе, Лэйри, давно пора
показать твое место в этой пищевой цепи, — произнес он и ударил девушку по лицу. И
вновь боль отсутствовала. Лишь сильный толчок, опрокинувший Мифи на асфальт, и
всепоглощающий ужас, который вызвала близость Длика. Страх скручивал мышцы, путал
мысли и подстегивал не к защите, а к бегству. Вот только как убежать, когда ты
окружена? Удары градом посыпались сверху. Пятерка противников на внимание к Мифи не
поскупилась, от всей души колотя ее ногами. Девушка, сжавшись в позу эмбриона,
терпеливо сносила удары, не понимая, почему все еще не чувствует сильной боли.
Защитные ресурсы нано уже должны были исчерпаться.

«Наверное, адреналин…» — пронеслось у нее в голове.

— С нее хватит, — запыхавшись, остановил вошедших во вкус наносов Длик, после чего
кто-то из пятерки с особым усердием ударил Мифи ногой в живот в последний раз.
— Будь ниже травы, Лэйри. Не вынуждай меня переходить черту.

— А до этого я… выходит… вынуждала? — выдохнула Мифи, осторожно разгибаясь и

приподнимаясь над асфальтом.

— Провоцировала, — усмехнулся Длик и окинул девушку настолько сальным взглядом, что

ее передернуло. И оглушительный страх, достигнув пика, неожиданно начал блекнуть.
«Если я сейчас все оставлю как есть, это будет концом», — Мифи и сама не знала,
откуда у нее появилась эта уверенность, но она будто отрезвила потонувший в страхе
разум девушки. Следовало что-то сделать. Не завтра поутру. Не поздним вечером
сегодняшнего дня. Прямо сейчас. Нанести хотя бы один удар, пусть он и грозил еще
одним градом ответных. Всего один, который бы знаменовал ее непреклонность и
бесстрашие. Потому Мифи резко встала на коленях и ударила Длика кулаком в первое,
до чего она дотянулась — в левый бок.

Странное ощущение. Ни взрыва боли в костяшках. Ни чувства твердой плоти.

Неожиданная мягкость и влага в первое мгновение вызвали замешательство. А визг,
донёсшийся до ушей нанитки, это замешательство лишь усилили. Мифи вгляделась в
место удара, не сразу поверив своим глазам. Часть левого бока Длика отсутствовала.
А по все еще вытянутой вперед серебристой руке девушки от кулака к локтю струилась
красная кровь. На костяшках налипли куски человеческой плоти.

Визжала Шайна. Схватившись за голову, вопила во все горло, не сводя глаз с Длика.
Остальные наносы, побледнев, так же наблюдали, как их лидер с тихим охом оседает на
асфальт.

— Я… — выдохнула Мифи, поднося кулак к лицу и в ужасе разглядывая его. — Я не…

«Немного повысится сила, Ник?! Так ты сказал?! Я вырвала из человека кусок плоти!
Это нихуя не НЕМНОГО!»

Один из наносов сорвался с места. Но не для того, чтобы ответить на нападение Мифи.
Он убегал. И убегал в противоположную от нанитки и своего лидера сторону. Его
пример оказался заразителен. Остальные члены компании, включая продолжающую вопить
Шайну, уносили ноги, то и дело оглядываясь и словно проверяя, не побежит ли Мифи за
ними. Но они сейчас были последним, что волновало девушку.

— Блять! — выдохнула Мифи в отчаянье, кидаясь к Длику и осматривая рану. — Блять!

Блять! Блять! Да как же это… — Мифи дрожащими руками стянула с себя водолазку,
скомкала ее и прижала к обильно кровоточащей ране. — Эй! Ты слышишь меня?!
— позвала она Длика. Тот, белый как мел, стеклянным взглядом уставился в небеса.
Дыхание его потяжелело. Мифи он будто не слышал. — Блять! — вновь воскликнула
девушка. — П… помогите! Помогите, кто-нибудь!

Ответом ей оказалась тишина. Тенистый переулок перед школой пользовался среди

учеников популярностью в первую половину дня и превращался в безлюдный пустырь — во
вторую.

— Кто-нибудь! На помощь! — завопила Мифи что есть мочи. — Помогите! Пожалуйста!

Пожалуйста, кто-нибудь!

— Эй, что случ…

Мифи вздрогнула и оглянулась на голос. Мишель стояла в метре от нее. Сегодня

циркачка собрала свои длинные пепельные волосы в высокий хвост на затылке. Белый
комбинезон в свете медленно кренящегося в сторону горизонта солнца отливал
перламутром, а брови и скулы девушки украшали стразы.

— Что произошло? — сперва осекшись, все же поинтересовалась Мишель, подходя к Длику

и окидывая его оценивающим взглядом. Мифи стоило задаться вопросом, откуда Мишель
взялась? И почему именно она услышала зов о помощи? Но сейчас все внимание нанитки
сконцентрировалось на Длике.

— Я… я не знаю, как… Я не знаю… Я… Не хотела! — зашептала Мифи, чувствуя, как ее

начинает тошнить. — Просто хотела стукнуть его. В ответ… Я не знала… Ник не
предупредил… Я думала, что… Я не хотела!!! — по щекам ее градом потекли слезы.
— Вызови скорую! Пожалуйста! Позови на помощь! Я… Я не хотела!

— Помощь? — Мишель будто удивилась. — Правда хочешь спасти его после всего, что он
тебе сделал? После того, что он Хотел сделать? — произнесла она с неестественным
холодом в голосе. — Мы ведь можем просто…

— Ты спятила?! Я не убийца! — воскликнула в ответ Мифи. — Как бы и чтобы он не…

Нет! Я не убийца!

— Я тебя поняла, — кивнула Мишель, садясь перед Дликом на корточки. — Но скорую
вызывать не стану. Как ты им объяснишь произошедшее? — задала она вопрос.

— Это… несчастный случай, — пробормотала Мифи. — Нано. Из-за них… Я не знала!

— Они не поверят, — покачала Мишель головой. — Убери руку, — кивнула она на рану
Длика.

— Н…нет.

— Убери. С такой раной долго он не протянет, хоть пятью водолазками ее зажимай. У

меня есть кое-что получше, — заверила Мифи циркачка, после чего вытащила из
украшенного шестью маленькими крылышками рюкзака прозрачный пакетик с серыми
шариками.

— Что это? — вздрогнула Мифи.

— Доверься мне.

— Что это?! — повторила Мифи вопрос с надрывом. Мишель на это лишь тяжело
вздохнула:

— «Шарики смерти». Слышала о таких? — девушка мягко убрала руку Мифи от раны Длика,
а затем размяла в пальцах сразу несколько шариков и посыпала ими кровоточащую рану.
Еще один шарик она силком впихнула парню глубоко в рот. — Повышают регенерацию.
Заживляют даже самые страшные раны. Детище Серебра.

— Наркота? — поморщилась Мифи.

— Не совсем.

— В чем подвох? — не отставала нанитка от Мишель.

— Подвохов несколько, — не стала утаивать циркачка. — Первый: препарат незаконный.

Второе: много побочек. Третий: если принять его при каком-нибудь переломе без
осмотра и вправления, кость срастется криво. Четвертое: цена. Пятое: если подсядешь
на эту дрянь, слезть получится только в гробу.

— Что за побочки? — продолжала допрос Мифи. К ее облегчению, кровотечение Длика

остановилось.

— Да у каждого свое. Может, потошнит пару дней. Может, помрет лет на десять раньше.
Но ведь главное, что сейчас выживет, — пожала Мишель плечами. — Ну и подсесть
можно. Редко кто становится зависимым от одного раза. Не самая притягательная
дрянь. Но бывают и такие индивиды.

— Откуда, скажи на милость, это лекарство у тебя? — нахмурилась Мифи, пытаясь за

гневом скрыть рвущуюся наружу истерику.

— Все акробаты носят с собой «шарики смерти». На всякий случай. Не все трюки
выходят с первого раза, — размыто ответила Мишель.

— Я не это спрашивала, — нахмурилась Мифи.

— Ну и что? — пожала циркачка плечами. — Сейчас куда важнее убраться отсюда до
того, как кто-нибудь нас заметит, — проговорила она, касаясь телефонной пластины в
левом ухе. — Тайфер! — через мгновение весело воскликнула она. — У нас тут
несчастный случай у школы. Поможешь? Ох, спасибо, котенок! Конечно-конечно!

Мишель продолжала что-то щебетать, обращаясь к таинственному Тайферу, а Мифи

вглядывалась в собственную все еще перепачканную кровью Длика руку. Да, она
говорила Нику, что хочет стать сильнее. Но он ничего не упоминал о такой мощи.
Глупо было бы в произошедшем винить его. Но раз за разом у Мифи в голове навязчиво
всплывал один единственный вопрос: «Какого черта он не предупредил?!»

Месяц назад…

«…На наш виртуканал поступило шокирующее видео с полицейского дрона, на котором

четко видно, как неизвестный стреляет в единственную наследницу корпорации Син —
Джин-Хо Син. У совсем еще юной девушки через месяц должна была состояться свадьба.
Какая трагедия! Пока мы не можем со всей уверенностью утверждать, что именно там
произошло. Но судя по видео, которое вы сможете посмотреть на нашем канале, если
оформите платную полугодовую подписку, девушка была знакома с нападавшим и, что
куда важнее, знала о его намерениях. Также из надежного источника мы узнали, что со
счетов корпорации Син пропала n-ая сумма денег. Повторюсь, делать выводы еще рано,
но полиция рассматривает гипотезу, при которой наследница самостоятельно заказала
свое убийство. Увы, нападавшего, в отличие от жертвы, на видео разглядеть не
удалось. Но если вы прямо сейчас воспользуетесь нашей акцией и оформите полугодовую
подписку на наш канал со скидкой в десять процентов, вы не только сможете увидеть
видео, но и возможно поможете в опознании преступника, тем самым внеся неоценимую
лепту в расследование хладнокровного убийства. Киллер пустил девушке три пули в
грудь и одну в голову, после чего она упала в нефтяное озеро. Поиски тела пока не
дали результатов…»

========== Четвертые небеса Рая: 47. Супермаркет ==========

Никогда не любил больницы.

Не потому что в них всегда пахнет хлоркой с запахом леса и болезнью с ароматом
пластика. Хотя и к больничным запахам у меня имеется небольшой список претензий на
четыреста двадцать девять страниц. Запах смерти? А быть может лучше запах дешевого
моющего средства с цветочными нотками, вдохнув который, кажется, что эти самые
цветы разве что не растут у тебя из зада? Цветы из задницы — немного не те
фантазии, на которые я рассчитывал, со скуки обнюхивая стены палаты.

Не потому что у меня о больницах на подкорке подсознания сохранились плохие

воспоминания. Впрочем, и здесь есть из чего развивать тему бесконечной ненависти к
этому месту. Каша с комочками, которой меня кормили, пока я лежал на больничной
койке, до сих пор ночами приходит ко мне в кошмарах и третирует меня, запихивая эти
самые комочки мне в ноздри. Если вы любите пытать людей, но никогда не мучали их
комочками манной каши, рекомендую. Подействует безотказно!

Дело даже не в туалетах, которые мало чем отличаются от «тайной комнаты» в

заведении, где полгода назад меня наградили «божественным поцелуем». Этот пункт,
пожалуй, наоборот таит определенное очарование.

Меня бесило освещение. Холодный режущий глаза свет, который делал все вокруг
невыносимо четким и ясным. Аж, слезы наворачивались. Будь моя воля, я бы бросал
вызов каждой лампе, которая источала потустороннюю лучистую энергию. Вызывал бы их
на дуэль, грациозно кидая в стеклянные колбы синтетические перчатки, которые бы
вспыхивали и плавились. Дрался бы с лампочками, не жалея кулаков. За себя! За
родину! Развернул бы полномасштабную агитацию. Запретил бы их на законодательном
уровне. Устроил бы лампочный геноцид, с высокой трибуны призывая людей уничтожать
их без раздумий и жалости. Подпольных производителей отправлял бы на пару месяцев в
места не столь отдаленные и заставлял бы жить в камерах, освещенных холодным светом
и день и ночь. Распространителей штрафовал и записывал на исправительные работы в
Тосамскую канализацию, собственноручно вставляя в их фонарики ненавистные лампы. А
тех, кто продолжал бы их использовать, я бы заставлял вкручивать в светильники
лампочки с теплым светом насильно. В конце концов, религию же людям навязывали.
Значит можно навязать и теплый свет! Брат на брата. Холодный свет на теплый. Война,
жестокость которой взбудоражит мир и изменит его так, как ни одна предыдущая!

Хуже описанного выше только лампы холодного света, которые моргают. Это уже не
просто кошмар. Это уже сложно кошмар. Пытка. Издевательство. Беспрецедентное
давление на психику.

Я поднял голову к моргающей у потолка лампе и, психанув, погрозил ей кулаком. Не

знаю, какие у тебя проблемы, но лучше бы тебе их решить к моему следующему приходу,
понятно? Не слышу ответа!

Лампа молчала, продолжая назойливо мерцать с той же частотой, с которой иногда

пульсируют светодиоды в ночных клубах. Только там под наркотическим трипом да под
громкую музыку людей из-за подобного накрывало волной бессознательного, а здесь, в
больнице, единственным эффектом оказалось стойкое желание выцарапать себе глазные
яблоки.

Потрясания кулаком в сторону потолка не возымели хоть какого-то эффекта. Лишь в

глазах зарябило больше прежнего от того, что из-за еле уловимой ряби мои движения
казались резкими и неестественными. Ничего-ничего, я тебе еще покажу! Всем покажу!
Еще не решил, что именно, но как решу, так сразу покажу. Пообещаю только одно: вам
не понравится. Мне, возможно, тоже.

Сестру мама отправила домой еще до моего прихода. Сама она уже не в первый раз
отлучилась для разговора с врачом, а я остался стоять в одноместной палате и
рассматривать отца под чертовым холодным мерцающим светом. За время пребывания в
больнице, подключенный к медицинским аппаратам, он явно потерял в весе. Лицо
осунулось, а кожа из-за недостатка солнца приобрела землистый цвет. Сейчас он мне
скорее напоминал восковую фигуру, нежели живого человека. Казалось, если посильнее
надавить пальцем на глубокие мимические морщины у рта отца, можно проткнуть его
лицо насквозь.

Отлипнув от стены рядом с дверью, я с опаской приблизился к родителю, ненароком

задержав дыхание. Казалось, выдохни я, и он рассыплется прямо здесь, на кровати. А
я и так слишком сильно перед ним виноват, чтобы еще, ко всему прочему, превращать
его в пыль своим неосторожным дыханием. Конечно, родители на то и родители, чтобы
прикрывать тылы своих детей. Но в исключительных случаях лучше бы наблюдать за
происходящим со стороны. Меня однозначно следовало оставить разруливать проблемы с
ПКО-вирусом самостоятельно.

Долго смотреть на отца у меня, как обычно, не хватило силы духа, потому я стыдливо
отвернулся, невольно концентрируя внимание на чем угодно, только бы не на
доказательстве моего абсолютного бессилия. Все эти полгода отец не расставался с
вирту-очками, которые прикрывали верхнюю часть его лица и сейчас, упрямо навевая
мне воспоминания, от которых я с таким усердием закрывался последние месяцы. В тот
злополучный день именно мне следовало остаться с детьми, являвшимися частью ПКО-
вируса. При таком сценарии все оказалось бы намного проще и, возможно, менее
мучительно. И сейчас именно я лежал бы на больничной койке с вирту-очками, разве
что не вросшими в лицо, и бед бы не знал. Сидел бы в белом кубе. Разговаривал сам с
собой. Строил бы теории о том, как решить все проблемы мирового масштаба с помощью
зубочистки и катышков, что иногда выковыриваю из пупка. А все бы вокруг бегали и
думали, как мне помочь. Или не бегали. И не думали. Это уже значения не имеет,
потому что в коме пребывал отец, а я топтался на месте, всматриваясь в медицинские
показатели, в которых ни черта не смыслил.

Тихий скрип двери заставил меня вздрогнуть и обернуться к выходу. Мама осторожно,
будто боясь разбудить отца, проникла в больничную палату и аккуратно притворила за
собой дверь.

— Что они говорят? Почему сбоят системы? — проигнорировав читавшуюся на лице матери
тревогу, набросился я на нее с расспросами. Система глючила уже который раз, то
есть и отец на границе между жизнью и смертью балансировал далеко не впервые.
Психовал я только первые несколько месяцев, а потом привык, и на первый план вместо
беспокойства за родителя вылезли вполне логичные вопросы. Кто? Как? А главное,
зачем?!

— Они и сами не знают, — пожала мама плечами, облокачиваясь на бортик кровати и

всматриваясь в отца так внимательно, как я бы не посмел. — Больничные системы
защищены. Оборудование новое. Единственная лазейка, это… — мама кивнула в сторону
вирту-очков, — виртуалия, от которой нельзя отключить твоего отца. Возможно, кто-то
пытается взломать локальную больничную сеть, используя вирту-соединение с людьми,
лежащими здесь в виртуальной коме.

— Невозможно, — нахмурился я, а затем, поняв, что заявил об этом слишком уверенно,

добавил, — на черта кому-то так запариваться из-за сраной государственной больницы?

На самом деле больница — отличная мишень для виртуальных террористов. Перспективы

от удачного взлома очень и очень хороши. Один только рынок паленых рецептов чего
стоит. Продажа медикаментозных препаратов с наркотической составляющей. Списание
оборудования, стоившего солидных сумм денег. О трансплантации вне очереди и
говорить нечего. Но, конечно, имелись и идиоты, которые взламывали больничные
системы так сказать «по приколу», мешали больничные карточки и записывали людей на
операции, в которых те не нуждались, химичили с дозировками лекарств или игрались
со светом.

Я невольно вновь уставился на мерцающую лампочку.

«Приколы» стоили тысяч жизней и кучи денег на установку больничных серверов и

настройку локальных сетей. И все же полностью от подключения к виртуалии избавиться
было нельзя из-за людей, подобных моему отцу. Лазейка действительно так и просилась
на то, чтобы ею воспользовались, так как больничные файерволы оставляли желать
лучшего, а безопасники больницы походили на сонных мух, большую часть времени
предпочитавших распивать невкусный кофе из дешевых автоматов. Вот только я о дырах
в защите системы подумал еще шесть месяцев назад. Классическую DDOS-атаку система
бы, может, и выдержала, но на большее рассчитывать не приходилось. Благо, файерволы
оказались с открытой архитектурой и поддержкой встраиваемых модулей, дав мне
возможность втихомолку расширить их функциональность. Но и этого мне показалось
мало, тем более, что не существует универсального инструмента, который защитил бы
от всех видов атак, а ленивые безопасники больницы не обнаружили бы и простенький
кейлоггер. Кейлоггеры, кстати, моя личная маленькая страсть. Мне в свое время
потребовалось куча времени и сил, дабы намеренно поймать на старый ноутбук сестры
шпиона, фиксировавшего нажатие каждой клавиши на сенсорной клавиатуре. Сделал я это
для того, чтобы затем установить программу, которая каждый день по восемь часов
кряду набивала одно единственное слово. Вы бы видели рожу хакера, потратившего
неделю на расшифровку битых файлов с «добычей» и понявшего, что пользователь просто
три миллиона раз набивал слово «жопа». Вот я видел, взломав его вирту-очки и
пронаблюдав за всеми его действиями с подсунутой мной информацией. Такое
развлечение стоило моих усилий и часа времени для создания уникальной программы, с
усердием набивавшей четыре злосчастные буквы! Мое лучшее детище!

Короче, безопасность больницы можно назвать сносной, но и только. Так что я сделал
все для того, чтобы ее повысить до пределов, преодолеть которые смогли бы единицы.
Но… если взлом действительно имел место быть, значит, везение, как обычно,
подкачало и кому-то из именитых хакеров Тосама приспичило поразвлечься за счет
моего отца. Или же…

Я нахмурился, пытаясь тщательно проанализировать всплывшую в голове догадку. Людей,

которые бы преодолели мою защиту, действительно существовало немного. И один из них
лежал сейчас на больничной кровати передо мной. Следует ли сей факт принять в
качестве совпадения? И не окажется ли, что данным решением я недооценю способности
своего родителя?

Поддавшись порыву, я присел на кровать к отцу и вгляделся в его закрытые глаза

сквозь полупрозрачное стекло виртуочков. Веки его едва заметно дрожали.

— Ловко, — выдохнул я тихо и тут же взглянул на показатели, что выдавало

медицинское оборудование. Они не изменились. Хм… Мои подозрения безосновательны?

— Что-что? — вяло переспросила мама, решив, что я обращаюсь к ней.

Мне не нравились метаморфозы, которые происходили с ней в момент, когда она

переступала порог отцовской палаты. Даже зная, что большую часть времени она
притворяется, мне было куда проще верить в то, что она за отца переживает не
больше, чем за сломанную микроволновку. Всегда бодрая, с наставлением в кармане и
дозой иронии в каждой фразе. Но здесь и сейчас она не выглядела бодрой или
ироничной. На лице ее запечатлелась маска невыносимой усталости и горя. Думаю, она
скучала по папе, потому что по нему скучал даже я, а моя чувствительность куда
ниже, чем у большинства окружающих меня людей. Знаю, что и Эллити, днями играя роль
занозы в заднице, ночами всхлипывала в подушку или просыпалась после кошмаров, зовя
на помощь отца. Странно все это, ведь он часто пропадал на работе. И мне всегда
думалось, что все домочадцы не сильно с ним близки. Но лишь он оказался на
больничной койке, и все мы внезапно осознали, что в нашей жизни он играл куда
большую роль, чем мы предполагали.

— Я говорю, что это, вероятно, правительственный заговор! — заявил я, решив, что
маму следует немного отвлечь от непроницаемой печали.

— О нет, только не заговор, — простонала мама, прекрасно зная, что будет дальше.

— В виртуалии только о них и говорят! — заверил я ее и даже не соврал. Теории

заговора хороши во все времена! Только прелесть XXIII века заключалась в том, что
всё, что придумали и пережевали до нас, мы возвели в маразматический абсолют!
Поколение идиотов! Нация круглых дураков! Люди будущего, сказавшие эволюции громкое
«Нет!» и взявшиеся за активный регресс, вместо прогресса. Виртуалия пестрила самыми
разнообразными историями, теориями, гипотезами относительно всего, до чего
дотянулся человек. Но самое смешное заключалось даже не в наличии тех или иных
умозаключений, а в том, что как бы дико ни звучала догадка, обязательно находился
отдельный контингент пользователей, которые не просто воспринимали все всерьез, но
спорили до кровавых соплей об исключительной правдивости обсуждаемой темы.

На фоне столь волшебной восприимчивости к бредовой информации месяц назад виртуалия

сотряслась из-за одной такой теории. Начиналось все невинно. Пользователь,
назвавшийся Господином N, выложил в одном из виртуальных дневников пост о том, что
из лотка его кота начали пропадать кошачьи фекалии. При этом он утверждал, что
животное совершенно точно справляло свою нужду как надо, потому отсутствие
биологического наполнения в лотке с физиологическими отклонениями котика связано не
было. Нет. Кот стопроцентно в туалет ходил и ходил куда надо. Но позже фекалии
пропадали. Вот такая вот загадка века. Кружащая голову инфляция? Загрязнение
очередного источника чистой воды? Кислотные дожди? Давайте лучше обсудим
таинственное исчезновение кошачьих какашек. Да, эта тема наиболее актуальна и
остра! Заверните две!

Не прошло и дня, как под постом, казалось бы, не содержавшим ничего

примечательного, появилась череда комментариев с предположениями о том, куда же,
матерь божья, пропало говно. В какие такие подпространства оно завалилось? В чьих
золоченых сундуках теперь хранилось? И за какую сумму продавалось? Перебрали тысячи
вариантов от мистических, до политических. В мой личный топ предположений
относительно развития событий вошли три теории.

Первая: о взбунтовавшемся домовом. Люди советовали вызвать вирту-экзорциста, тем

более что тогда у некоторых искренне сочувствующих пользователей нашлись скидки на
подобные услуги. Другие предлагали иной, не менее эффективный способ решения
проблемы с домовым — поставить в угол туалета блюдце с синтетическим молоком. Мол,
домовой молочко попьет и все говно вернет. Ага. Конечно. Именно так наша вселенная
и работает.

Вторая: теория появления живой материи из неживой. По-моему, это что-то из алхимии,
и я так и не понял, что они имели в виду? Что каждая новая порция говна отращивала
ноги и благополучно спасалась бегством? На черта мы вообще эволюционировали? Чтобы
в XXIII веке с серьезными минами обсуждать вероятность бегства из лотка кошачьего
дерьма? Интересный смысл существования.

И вишенка на торте тупорылости, третья: теория о том, что виной всему мировое
правительство. Да-да, это заговор правительства и никак иначе. Оно годами
разрабатывало биологическое оружие, работающее на кошачьем дерьме. Или химическое
оружие. Или ядерное. Ну, короче, какое-нибудь там оружие. Интересней всего, что
после этого умозаключения тут же из всех дыр полезли такие же пострадавшие, как и
Господин N, которые в один голос утверждали, что и у их кошек воруют какашки из
лотков. А у некоторых и того хуже — телепортируют дорогое топливо прямо из прямых
кишок. Проблема обострялась. Ситуация накалялась. Народ начинал нервничать. Еще бы.
Тут ядерное оружие на говне, попробуй оставаться невозмутимым. Все больше
пользователей из виртуалии стекались к посту и оставляли свои комментарии. Да,
появлялись среди них и гласы разума, писавшие о том, что всё это — бред сивой
кобылы, а каждый, кто в эту чушь верит — больной на голову. Но они терялись в
шквале общей фекальной истерии. Наконец, один из умников предложил Господину N
расставить камеры у туалета и посмотреть, что будет, когда его кот в очередной раз
решит справить нужду. Господин N прислушался к совету и действительно поставил
какую-то допотопщину напротив двери в туалет. Почему камеру не поставили в сам
туалет, никто не спрашивал. Пользователи бездумно, но с жадностью поглощали любую
новую информацию, связанную со столь серьёзными обстоятельствами. Уже на следующий
день Господин N выставил жутко замыленное абсолютно непонятное видео, в котором
кто-то углядел правительственный спецназ, другие — инопланетные формы жизни,
третьи — вытащили из закромов истории про восстание машин и заявили, что
человечество с этой его робоинженерией заигралось и теперь обречено хлебать
последствия. То есть пользователи разделились на десятки противоборствующих
лагерей, которые объединяло только одно — они реально верили, что дерьмо похищают.
При этом людей с гласом разума становилось все меньше. Каждый раз, когда кто-то
пытался включить в дебаты логику и интеллект, остальные пользователи прибегали,
чтобы словесно порвать его на тряпки. Вот вам и яркое подтверждение того, что, если
вы окажетесь единственным нормальным человеком среди безумцев, безумцем будут
считать именно вас.

В общем, закончилось все весьма тривиально. Лагерь, отвечавший за теорию заговора

мирового правительства, подавил теории конкурентов. Затем его явно обозначившиеся
лидеры составили петицию, в которой обращались к мировому правительству с призывом
перестать трогать кошачье дерьмо, потому что его владельцем является хозяин
животного, а значит, забор фекалий подразумевает проникновение на частную
собственность и кражу в особо крупных размерах. Я за этим наблюдал со смехом, пока
петиция не набрала семь миллионов подписей. После этого я решил, что слегка
заигрался, и удалил созданный мной профиль Господина N и десятки видео, в которых
Эллити проникает ночью в туалет.

Наблюдая за тем, с какой легкостью люди ведутся на всякую чушь, я начинаю

подозревать, что им просто нравится быть обманутыми.

— Не уверена, что твоему отцу будут интересны твои теории заговора, — произнесла
мама, подходя к двери и маня меня пальцем за собой.

— Он меня не слышит, — фыркнул я.

— Кто знает, — пожала мама плечами. — Ты ведь любишь теории, а одна из них состоит
в том, что люди, находящиеся в коме, способны слышать тех, кто с ними
разговаривает.

Врешь.

Я заметил, как ты украдкой посмотрела на одну из больничных камер. Ты явно знаешь

что-то, о чем не знаю я.

Провода, что за все время моего пребывания в палате, лениво выползали изо рта отца
и скручивали его шею, запястья и щиколотки, подтверждали мои подозрения.

Вот где настоящий заговор, который мне только еще предстоит раскрыть. В этой
пропахшей хлоркой комнате. Между моими родителями. Я должен чувствовать себя
властелином этого мира, в руках которого сконцентрирован весь контроль, но…

Прежде чем выйти в коридор я в последний раз взглянул на отца. Его провода были
прозрачными. Сквозь изоляцию легко просматривались жилы. Нигде и никогда за время
моих «видений» таких проводов я не видел. Мой мозг явно пытался донести до меня
информацию, понять которую у меня пока не доставало ресурсов. Что ж… надеюсь,
озарение ко мне придет до того, как станет слишком поздно.

— Ты ведь помнишь, что у тебя на сегодня запланирована терапия? — поинтересовалась

мама, будто бы подозревая, какие мысли вертелись у меня в голове.

— Конечно, — кивнул я, бодро приближаясь к ждущему меня неподалеку от отцовской

палаты Зуо. — Прямо сейчас мы туда и направимся, правда же? — поинтересовался я,
воззрившись на семпая.

— Да, — подарил он мне лаконичный ответ, смиренно терпя на себе изучающий взгляд
моей матери.

— Надеюсь, мне не стоит напоминать, что мой сын вчера неплохо опростоволосился,
потому я надеюсь, что ты привезешь его домой как можно скорее, не дав ему
возможности насладиться свободой? — обратилась мама напрямую к Шаркису.

— Насладиться свободой… — протянул Зуо с задумчивым видом. — Рядом со мной такое

проделать невозможно.

— Вот и чудно, — кивнула мама, вновь переключая внимание на меня. — Териал — будь
добр, не делай глупостей, — подарила она мне странное напутствие. Будто и правда
читала все мои мысли.

— Так мне добрым быть? Или глупостей не делать? Не уверен, что способен и на то, и
на другое одновременно! — натянуто улыбнулся я, почему-то в данный момент желая
поскорее скрыться от маминого внимания. Что значит «не делай глупостей»? На кой
черт я вообще живу, если не для этого? Подобная просьба равноценна пожеланию
перестать думать. Вы вот пробовали не думать? Я пробовал. В результате, все свои
мысли я заглушал нескончаемым «ни о чем не думай, ни о чем не думай, ни о чем не
думай»! То есть я думал о том, чтобы не думать, и выходит, потерпел в данном случае
безоговорочное поражение. Значит и в иных подобного рода действах меня ждал провал.

— Я проконтролирую, — пообещал Зуо маме. Поглядите-ка… Проконтролирует он. Да ты,

сэмпай, дальше своего носа ничего не видишь! Невозможно контролировать то, о чем ты
даже не подозреваешь.

Впрочем, маму его слова убедили. Она кивнула, после чего молча развернулась и
направилась к выходу из больницы. Мы с сэмпаем остались стоять у палаты.

— Напомни адрес твоего психотерапевта, — попросил Шаркис, касаясь телефона в ухе.

— Мы не поедем, — качнул я головой.

— Ты не из тех людей, кому можно пропускать психотерапию, — заявил сэмпай, хмурясь.

— Кто бы говорил! — рассмеялся я. — И у меня, между прочим, намечается прогресс!

— Дай догадаюсь: ты нашел самую удобную позу для сидения на кушетке? Или научился
пить из кулера, игнорируя стаканчик, чтобы окружающие люди после тебя обходили эту
воду стороной?

У-у-у, сэмпай, как хорошо ты меня знаешь. Мне это не нравится!

— Подобрал отличный корм для золотой рыбки моего врача.

— Неоспоримый прогресс.

— А то!

— Так какой адрес?

— Говорю же, не поеду я к психотерапевту! — заявил я настойчивей. — Нам сейчас не

до моих маленьких проблем с головой.

— Маленьких? — скептически хмыкнул Шаркис. — Одно лишь то, что ты встречаешься со

мной, говорит о серьезных проблемах.

Зуо, который научился шутить? Кошмар какой-то.

— И все же ты не можешь не согласиться с тем, что сейчас у нас есть проблемы
поважнее. В первую очередь следует решить хотя бы одну из них! — Моя стратегия
изливания неудержимого бреда, рвущегося наружу со скоростью восемь световых в
секунду, сейчас бы мне сослужила плохую службу, так что пришлось брать себя в руки,
выцарапывать из подсознания зернышки адекватности и беспощадно стрелять ими в
сэмпая. — Лаирет — та еще задачка. Не следовало мне с этим тянуть. Необходимо
уничтожить ее как можно скорее.

— С чего это вдруг такое рвение? — протянул Зуо с подозрением.

— Ну… — промямлил я, изобразив тревогу, а затем будто бы неосознанно повернувшись к

двери, ведущей в палату отца. — У меня есть подозрения, что сбои в этой больнице —
ее рук дело, — убедительно соврал я. — А еще одного перебоя мой отец может и не
пережить. Эта причина кажется тебе достаточно мотивирующей?
Зуо пару секунд молчал, буравя меня взглядом. Явно подозревал, что если я и говорю
правду, то лишь частично, и обдумывал, какие негативные последствия станут
результатом моих с виду благородных порывов.

— Хорошо, — наконец принял он очередное неверное решение. — Так и быть, сегодня

пойду тебе навстречу.

А мне большего и не надо!

— Но сперва нам необходимо заглянуть в супермаркет, — спохватившись, добавил я.

— Мне кое-чего не хватает для реализации задуманного.

— А суть твоей идеи ты рассказать мне не хочешь? — Зачем ты, Зуо, задаешь вопросы,
на которые и так знаешь ответы?

— Нет, — мило, как мне казалось, улыбнулся я сэмпаю и в припрыжку направился к

выходу из больницы. Шаркис с недовольной миной последовал за мной.

Я-то думал, что после недавнего нападения на наши великолепные персоны, Зуо
побоится вновь брать мотоцикл. Но привез меня в больницу он именно на нем. Правда,
ехать нам пришлось под непрекращающееся жужжание снующих вокруг нас дронов Тени. Со
стороны они выглядели как мухи, кружащие вокруг свежего дерьма. В роли дерьма
выступали мы с сэмпаем. И если на его счет у меня сомнений не оставалось —
совершенно точно, дерьмо он отыграет, как надо, и заслужит пару ценных статуэток за
невероятное актерское мастерство, то я сам вызывал у себя сомнения. Вы только
гляньте на этого щуплого, неприметного мальчика. Ну разве может такая скромняга
быть хуевым человеком?

Конечно, могу. Но это сюрприз!

А пока я намеревался по полной программе пользоваться тем, что на фоне Зуо выглядел
самим очарованием. Я даже иногда ловил на себе сочувствующие взгляды. Вот идет
злыдня, у которого на лбу написано, что характер его не слаще спирта. И я,
субтильный подросток, который наверняка пребывает в ужасающих страданиях рядом с
этим монстром и не может вырваться из-под его влияния. Невинный добрый мальчик.
Солнышко в окошке!

Солнышко в окошке, ведущем в Ад!

Натянув на себя зеленый шлем с божьими коровками и вцепившись в Зуо так, будто если
ослаблю хватку хоть на мгновение, то скоропостижно скончаюсь, я подождал, пока
сэмпай найдет на виртуальной карте ближайший к нам супермаркет и ударит по газам.
Классических супермаркетов в Тосаме с каждым годом становилось все меньше. Их
вытесняли виртуальные бакалеи и магазины, которые доставляли еду и вещи прямо в
квартиру покупателя. С одной стороны, услуга удобная, так как экономила время и
позволяла не выходить лишний раз на улицу, с другой — процент людей, ведущих
затворнический образ жизни, рос не по дням, а по часам. К тому же в супермаркетах
лично я всегда видел особую прелесть. Собраться всей семьей для закупок на неделю.
Переругаться между полок с хлебом и мясом. Подраться из-за лишнего килограмма
сахара. Постоять у холодильника с тухлой рыбой, чтобы запах пропитал всю одежду до
трусов. Обязательно вклиниться в какую-нибудь акцию, продукт по которой
расхватывают из-за резкого понижения цены, а не потому что он действительно несет
хоть какую-то пользу. Потребительская вакханалия во всей своей красе. Быть частью
этого — ценный опыт, красноречиво демонстрировавший, что люди способны на убийство
и за лишнюю пачку влажных салфеток. О большем не приходилось и мечтать!
Супермаркеты — это царство чревоугодия и алчности. Незримый фронт между мясоедами и
веганами, между гурманами и всеядными, между любителями чипсов с сыром и любителей
чипсов с крабом. Потеря подобного равносильно утрате самой сути нашего общества.
Где еще мы сможем отточить навыки хамства и неадекватности, если не в царстве вещей
с пометками «все по девятьсот девяносто девять» или «три по цене двух»?!

Дорога не заняла у нас много времени. Ближайший супермаркет оказался всего в десяти
минутах езды, которые, по обыкновению, стали для моего желудка определенным
испытанием. Потому, когда Зуо остановился на парковке, я еле встал на дрожащие
ноги, параллельно с тем ведя с желудком мысленные беседы и уверяя его, что
избавляться от еды в момент, когда я в шлеме, это худшая из худших его идей!

— Так что мы ищем? — спросил сэмпай, убирая шлемовые кольца в небольшой багажник,
что располагался в задней части мотоцикла.

— Скажу, когда увижу, — пообещал я.

— Ты сам не знаешь? — сощурился Зуо, явно готовый за неправильный ответ подарить
мне хлёсткий подзатыльник.

— Знаю, — торопливо ответил я. — Просто не знаю, как сформулировать.

— Ну да, точно, — послышалось недовольное со стороны сэмпая. — Конец света с

участием пропитанных глицерином слизней ты у нас описать можешь в опусе на тысячу
страниц, а вот предмет из супермаркета — это что-то запредельное.

— Вот именно! Рад, что ты меня понимаешь! — довольно закивал я и бодрым шагом
направился к автоматическим дверям супермаркета в чертоги потребительского безумия
и беспринципности! Благо, я не единственный любитель прошвырнуться мимо миллиона
заставленных товаром полок и набрать целую гору ненужного барахла, так что народу в
магазине находилось достаточно для того, чтобы красиво обозвать его
неконтролируемой толпой. Люди с тележками, доверху набитыми водой со вкусом воды.
Люди с тележками, с которых то и дело высыпались батоны новой синтетической колбасы
с кусочками натурального мяса. Люди с тележками, кренившимися к полу из-за метровых
макарон. Люди с тележками. Сотни. Тысячи. Десятки тысяч. Бороздящие километровые
продуктовые и вещевые обители подобно кораблям в океане.

— Блядь, — послышалось чувственное у меня за спиной. Сэмпай, то и дело оглядываясь

по сторонам, пребывал в явном недовольстве.

— Ты что, никогда не бывал в супермаркетах? — уточнил я с легким снисхождением в

голосе.

— Старательно их избегал, — процедил Зуо в ответ.

— Почему? Это же круче любого парка развлечений! — воскликнул я, хватаясь за одну

из освободившихся тележек. А оторвать такое чудо еще стоило постараться, потому как
сколько бы тележек супермаркеты ни закупали, на всех покупателей их все равно не
хватало. Потому не удивительно, что я оказался не единственным, кто заприметил
святой Грааль любого большого магазина. Не успел я ухватиться за левую часть ручки,
как на ее правой части сомкнул огромную лапищу какой-то мужчина в дурацкой панамке.
Учитывая разницу в наших габаритах (мой противник оказался выше меня на голову),
будь я один, и в этой битве одержать победу мне бы однозначно не удалось. Благо, я
пришел с лучшей компанией, на которую только мог рассчитывать в данных
обстоятельствах. В любых обстоятельствах.

— Я тебе сейчас глаза выгрызу, — пообещал Зуо замогильным голосом, при этом будто
пытаясь прожечь в незнакомце дыру. Мужчина тут же чисто инстинктивно отдернул руку
от тележки и поспешно ретировался, не забыв при этом кинуть в наш адрес пару не
слишком лицеприятных характеристик.

— А как бы ты это сделал? — поинтересовался я, заинтригованный.

— Что именно?

— Выгрыз глаза, — пояснил я. — По-моему, куда проще было бы их выдавить. Или

высосать. «Отойди или я высосу твои глаза!» — звучит же?

— Не беси меня, без тебя тошно, — кинул в ответ Зуо, с каждой секундой пребывания в
оголтелой толпе раздражаясь все больше. Чтобы подчеркнуть свое плохое настроение,
сэмпай пнул добытую с потом и кровью тележку, намекая на то, чтобы я пошевеливался.
Покрепче ухватившись за ручку, я начал толкать тележку перед собой, медленно, но
неуклонно внедряясь в общую толпу покупателей. Шаркис тихо следовал за мной. Я его
не слышал. И не видел. Но всем своим существом ощущал его близость и покоряющее
новые пределы раздражение.

— Может быть, тебе давно хотелось что-нибудь приобрести?

— Нет.

— Хочешь, посмотрим прямо сейчас!

— Нет.

— Смотри, светильник в виде гуся. Хочешь светильник в виде гуся?!

— Нет.

— Носки из пакетов. Новый тренд!

— Нет.

— Тут даже есть накладные писюны. Уж от накладного писюна то ты не откажешься?!

— И на кой хуй мне накладной писюн?!

— На твой, — это ведь очевидно.

— Мы, кажется, пропустили твою психотерапию, потому что ты пиздец как спешил решить
вопрос с Лаирет, — демонстрируя чудеса терпения, напомнил мне сэмпай с таким
выражением лица, будто он в шаге от уничтожения всего живого на планете.

— Я и сейчас пиздец как спешу!

— Что-то я сомневаюсь, что спешащий человек будет тратить время на разглядывание

поролоновых гениталий.

— Даже в спешке я никогда не откажу себе в удовольствии помочь моей любимке в

поиске вещи, которая бы его украсила!

Я продолжал оставаться впереди, но даже не оглядываясь на Зуо, прекрасно знал,

какое у него выражение лица после «любимки».

— А знаешь, что украсит тебя? — судя по сменившемуся тону, сэмпай явно лыбился
одной из тех улыбок, от которых хотелось расплакаться и убежать.

— Шапочка из фольги?

— Гроб.

— А гроб с фольгой?

— Ненавижу тебя, — после недолгой заминки послышалось шипение.

— В этом и смысл! — звонко рассмеялся я, завернув к стеллажам с непопулярным

товаром, к которому покупатели подходили крайне редко. Этакий оазис условной
тишины, покоя и свободного пространства, которым следовало незамедлительно
воспользоваться. Ухватившись за ручку своего железного коня крепче, я внезапно
сорвался с места, разогнал тележку, а затем поднялся на руках, прокатываясь на ней
до самого конца стеллажа. Как назло, на моем пути неожиданно нарисовалась женщина с
горой генетически модифицированных фруктов. Встав на моем пути, она взялась
внимательно изучать весь спектр предлагаемых супермаркетом хлопьев. Осознав, что
остановиться у меня не выходит, я попробовал издать что-то вроде воинственного
клича, чтобы привлечь к себе внимание. Но женщина на него никак не отреагировала
скорее всего из-за наушников в ушах. Избежать столкновения мне бы точно не удалось.
Адреналин ударил в кровь. Я набрал в легкие побольше воздуха, собираясь страшно
травмироваться от встречи с тремя килограммами персиков. Независимо от тяжести
гипотетической травмы, после столкновения следовало вопить от боли так, чтобы
владельцы супермаркета, боясь судебного иска, вручили бы мне чек на кругленькую
сумму здесь и сейчас, игнорируя медицинские заключения.

Но план мой КАК ОБЫЧНО провалился. И провалился он КАК ОБЫЧНО благодаря Зуо, что в
последнее мгновение схватил меня за шкирку и потянул назад. А я, не успев расцепить
пальцы, потащил за собой и тележку. И мы с моим железным конем вместе рухнули на
магазинную плитку. Распластавшись на полу, я сперва немного растерялся от удара
спиной о твердую поверхность. Но возможность дышать, к моему счастью и к несчастью
всех остальных живущих на этой планете людей, вернулась ко мне через пару секунд.
Зуо подошел ко мне настолько близко, что носки его ботинок почти коснулись моих
ушей.

— Наигрался? — спросил он, смотря на меня сверху вниз.

— Поможешь? — ответил я вопросом на вопрос, протягивая сэмпаю руки.

— Встанешь сам.

— Нет, буду лежать.

— Ты испытываешь мое терпение.

— На этом держатся наши душевные взаимоотношения. Спорим, перестану, и ты сразу

заскучаешь? — расплылся я в улыбке.

— Да блядь… — выдохнул Зуо сквозь плотно стиснутые зубы, после чего, игнорируя мои
руки, схватил меня за ворот футболки и рывком поставил на ноги.

— Посчитаю это положительным ответом, — заявил я, отряхиваясь.

— Лучше зубы свои посчитай, как знать, как скоро ты их потеряешь, — бросил Зуо,
уходя вперед. Я же не без труда поднял тележку обратно на магнитные колесики и
медленно побрел за сэмпаем. Одно из четырех колесиков, видимо повредившись из-за
падения, теперь издавало жуткий, сводящий скулы скрип. В этом супермаркете, как и
во всех остальных в Тосаме, конечно в наличии имелись и тележки на магнитных
подушках, благодаря которым они слегка левитировали над полом. Но технический
прогресс двигался быстрее прогресса человеческого, так что не прошло и недели с
ввода таких тележек, как половину из них уже украли и разобрали на шурупы. Так что
в супермаркеты вернулись обычные тележки на колесиках, которые, кстати, также
воровали с завидным постоянством, но хотя бы не в таких масштабах. А магнитные
тележки теперь выдавались только по документам и под залог, так что брали их лишь
ради покупательского пафоса или если не оставалось другого выбора.
— Так что же мы ищем? — попробовал Зуо пощупать почву повторно, когда я его,
наконец, нагнал.

— О, глянь! — воскликнул я, тыча пальцем в сторону дальних вешалок. — Трусы с

пушапом!

— Если ты скажешь, что мы приехали сюда ради нижнего белья, я тебя ударю, —
предупредил Зуо.

Так ты меня, дурашка, в любом случае ударишь! Рано или поздно.

— Не для этого, — успокоил я семпая. — Но можно захватить! Я давно о таких мечтал!

— Они тебе ни к чему, — скептически хмыкнул Зуо.

— Потому что я и без них идеален? — поинтересовался я, с собачьей преданностью

заглядывая Шаркису в глаза.

— Тебе нужна объективная оценка?

— Пожалуй.

— Никакие пушапы твой плоский зад не спасут.

— Хорошо, а субъективная оценка как бы прозвучала? — продолжил я допытываться до

Зуо. Он на это лишь хмыкнул.

— Надеюсь, фонтан дебильных пожеланий иссяк?

М-м-м, уходишь от ответа. Знаю-знаю, на самом деле мой тощий зад устраивает тебя
таким, каков он есть! Ох ты ж мой стеснительный романтик!

— Белизны хочу!

— Надеюсь, выпить?

— Нет, у меня идея поинтереснее, — протянул я с задумчивым видом. — Вот для

прелюдий любят использовать сливки. Или фрукты. Или мед. А я бы хотел слизать
белизну с твоего члена. Как тебе задумка?

Зуо на это тяжело вздохнул. Вступать со мной в долгоиграющий диалог ему явно не
хотелось.

— Я тебе сейчас вдарю.

— Предупреждаю, я восприму это как флирт.

— Ебанутый.

— Что-то же в этом мире должно оставаться неизменным! — протянул я. — О! Нашел!

Наконец-то! — воскликнул я, увидев впереди то, зачем мы приехали в магазин на самом
деле.

— Это что-то поможет тебе с фантомом виртуалии?

— В некотором роде, — кивнул я, подходя к рекламному стенду, на котором крутились

вокруг своей оси пять голографических разноцветных стаканчиков.

— «Фруктовый лёд в стакане», — прочитал Зуо вывеску и, не поворачиваясь ко мне,

продолжил: — Я точно сейчас тебе вдарю.

— Погоди, хоть до дома доедем, шалун, — лишь отмахнулся я, начиная вглядываться в

прозрачные стаканы с выпуклой крышкой сверху и толстой запечатанной трубочкой-
ложкой. Вкусов у этого льда насчитывалось больше, чем тараканов у меня в голове. И
арбуз со сметаной. И персик с вином. И огурец с медом. Но я всегда придерживался
классики, потому искал самый обычный банановый. Просмотрев почти все стаканы и уже
отчаявшись найти нужный в нескончаемом ряду ледяных десертов, я все же выудил из
батареи товара нужный мне стакан кислотно-желтого цвета.

— Нашел! — ликующе воскликнул я, показывая Зуо добычу. Сэмпай явно держался из

последних сил. Желваки его ходили ходуном. Желто-зеленая радужка начала медленно
наливаться кровью.

— Просто боюсь, что во время атаки на фантом у меня упадет сахар. Надо
подстраховаться, — объяснил я, попытавшись погасить разгорающееся в Зуо пламя
лютого бешенства.

— И часто у тебя сахарок падает? — поинтересовался он с убийственной интонацией.

— Еще ни разу, но всегда может начать! Надо быть готовым ко всему!

Зуо в ответ резко оказался рядом со мной и уже замахнулся для хорошенького
подзатыльника, но рука его остановилась на полпути к моей глупой головушке, потому
что наше пышущее яростью кокетство прервали:

— Извините, — обратилась к нам женщина средних лет с невероятной гривой розовых

волос. За руку она держала мальчика лет семи, который выглядел чуть ли не таким же
недовольным, как и Зуо.

— У вас в руках случаем не банановый лед? — спросила она, слегка смущаясь.

— Он самый, — кивнул я.

— Кажется это последний стакан, — вздохнула женщина устало. — А мой сын очень хотел
именно банановый, — произнесла она с чувством.

— Печально, — искренне посочувствовал я женщине. Не каждый день ко мне подходят

незнакомки, чтобы рассказать о невзгодах, что попадаются на их жизненном пути.
Может быть, ее стоит потрепать по плечу? Или кинуть нечто ободряющее? Сложно
представить, что следует говорить бедняге, у которого не вышло отыскать свой
любимый фруктовый лед. Это вам не речь к похоронам писать. Здесь думать надо.

Странно, но женщина с малышом продолжали стоять рядом со мной, выжидательно на меня

пялясь. Правда что ли речь надо толкнуть?

— Что ж… — протянул я, присаживаясь на корточки и смотря мальчику в глаза. Тот

продолжал выражать крайнюю степень недовольства. Вам бы с Зуо создать свой клуб
недовольных людей и рассказывать друг другу лучшие способы, при которых лицо всегда
бы оставалось перманентно скукоженным. — Этот мир жесток и несправедлив, малыш, а
потому…

— Дай, — прервав мою тираду, ткнул мальчик пальцем в мой стакан.

— Нет, это мой, — покачал я головой. Малыш воззрился на маму, она воззрилась на
меня, я воззрился на Зуо. Наше трио активно воззревалось, пока Шаркис выразительно
закатывал глаза.

— Отдай ребенку эту ссань и пошли уже отсюда, — процедил он сквозь зубы.
— Но это же Моя ссань! — возмутился я.

— Дай! — повторил ребенок требовательно.

— Нет, — категорично ответил я.

— ДАЙ! — завопил мальчик, топнув ногой.

— НЕТ! — завопил я в его манере и тоже топнул ногой.

— ДА-А-А-А-А-Й! — закатил малец истерику, падая на плитку и начиная валяться по

полу. — Дай-дай-дай! — повторял он, колотя по плитке маленькими ручками и ножками.

— Ну-ка подержи… — впихнул я свой банановый лед в руки семпая. — Охраняй его даже
если это будет стоить тебе жизни!

— Только не это… — услышал я полный отчаянья вздох Зуо за секунду до того, как тоже
упал на пол и тоже начал валяться по нему, истерически вопя " Нет! Нет! Нет-нет-
нет!». Зуо и мама ребенка молча друг другу посочувствовали. Многочисленные прохожие
наперевес с тележками начали активно объезжать два эпицентра истерики сразу за три
стеллажа. Первым, безусловно, сдался мальчишка. Опешив от того, что в ответ на свою
истерику получил чужую, он прекратил орать и уставился на меня, как на само исчадие
Ада. А вот я, если честно, здорово втянулся. Если бы мне раньше сказали, что орать,
протирая спиной пол, так круто, я бы делал так каждый день по самым разным
причинам. А если это еще в какой-то степени действенно и приводит к необходимому
результату, то стратегию поведения я и вовсе начну считать идеальной.

Мальчишка поднялся на ноги, деловито отряхнулся и кинул на маму вопросительный

взгляд аля «И что, со стороны я выгляжу таким же идиотом?». Женщина на это лишь
пожала плечами. Я уже размечтался, что победа за мной, а для поддержания эффекта на
всякий случай начал орать еще сильнее и буквально кувыркаться по полу. Но
мальчишка, заметив, что банановый лед теперь не в моих руках, выбрал новую цель.
Подойдя к Зуо, он протянул руку в его сторону и сказал свое коронное «Дай!». Сердце
мое ушло в пятки. Сэмпай наверняка хотел как можно скорее покончить с
импровизированным цирком, а самый простой способ сделать это — отдать мой лёд
ребенку. Но Шаркис, к моему удивлению, поступил иначе. Переведя красные глаза с
мальчика на извивающегося на полу меня, он тяжело выдохнул, а затем резко присел на
корточки и начал что-то нашептывать ребенку на ухо. Тот в ответ явственно
побледнел, а затем, отпрянув от семпая, подбежал к маме, схватил ее за руку и без
объяснений поволок ее подальше от нашей сомнительной компании.

— Ого, как ты это сделал?! — удивился я, прекратив орать только после того, как
мама с ребенком исчезли из поля нашего зрения. — Что ты ему нашептал?

— Сказал, что мир взрослых ему ничего не должен, а каждое действие влечет за собой
последствия, — пробубнил Зуо, подходя ко мне, хватая за шкирку и поднимая на ноги.

— И всё? — не поверил я.

— Еще сказал, что, если он от нас не отстанет, я убью его родителей, — как бы
невзначай добавил сэмпай, начиная отряхивать мою спину. Я аж воздухом поперхнулся.

— Ничего себе, гуру воспитания. У ребенка же теперь будет травма на всю жизнь!

— Травма, благодаря которой он будет думать, прежде чем что-то делать? И поймет,
что его косяки рано или поздно отразятся на его родных? Полезная травма, — заявил
Зуо, возвращая мне банановый лед.
— Ты не можешь предугадать, каким образом она отразится на детской хрупкой психике!
Если у нас будут дети, я тебе их воспитывать не разрешу! — заявил я, скрестив руки
на груди и тем самым изобразив свою маму. По крайней мере, когда так делала она,
даже самое сильное желание спорить с ней тут же улетучивалось.

— Можно подумать, я у тебя это разрешение буду спрашивать, — фыркнул в ответ

сэмпай, направляясь в сторону касс самообслуживания.

— Погоди-ка… — встрепенулся я. — ПОСТОЙ! А ты не хочешь сказать что-нибудь вроде:

«Дети? Какая гадость!».

— Мне нужно наследие, — огорошили меня неожиданной новостью.

Не понял сейчас. В смысле? Что?

— А я вот детей не хочу! — заявил я громогласно. Мимо проходящее семейство с тремя
детьми что-то фыркнули в мою сторону.

— Ну мало ли чего ты не хочешь. Не хочешь — захочешь, — продолжал бубнить себе под
нос Зуо, отдаляясь от меня все дальше. Мои слова его явно не задели даже на
миллиметр.

— И как давно… — не без усилий нагнал я сэмпая, — … ты думаешь о таких вещах?!

— Я всегда о них думал, — спокойно ответил Шаркис.

— О детях? Всегда?

— О семье, — поправил меня Зуо, подходя к кассе и сканируя штрих-код бананового
льда.

— А о том, что людям, подобным нам, лучше не размножаться, ты не думал? — у меня
все еще не укладывалось в голове, что мы с Шаркисом обсуждаем детей.

— Почему это? — на лице сэмпая отразилось искреннее недоумение.

— Так мы же… Мы же больные на голову злобные гниды, — развел я руками. — Нам

нельзя…

— Каков мир, таковы и люди. В нас развиты те качества, которые помогают нам
выживать. По крайней мере… — Зуо глянул на меня и поморщился, — …у меня развиты эти
качества.

— А как же добро и справедливость?!

— XXIII век. Добро и справедливость давно уже стали понятиями взаимоисключающими, —

фыркнул сэмпай, оплачивая мой лёд. — Хватит пустой болтовни. Возвращаемся, —
произнес он, кивая на выход. — И я предупреждаю: если твои слова по поводу
уничтожения фантома антивируса были лишь очередной шуточкой, я советую тебе найти
решение за то время, пока мы будем добираться отсюда до особняка Дайси. Иначе твое
Нежелание иметь детей превратится в Невозможность их иметь.

…И почему, даже зная, что мои слова не являлись враньем, мне все равно кажется, что
я в жопе? И жопа эта, к моему глубочайшему сожалению, принадлежит не Шаркису.

— И кстати… НАХУЯ ВООБЩЕ МЫ БРАЛИ ТЕЛЕЖКУ, ЕСЛИ ТЫ ИЗНАЧАЛЬНО ПЛАНИРОВАЛ КУПИТЬ
ССАНИНУ В СТАКАНЕ?!

Попадос.
========== Четвертые небеса Рая: 48. Блеф ==========

— …Хочешь сказать, что ты и сам не… — Мифи осеклась, заметив боковым зрением
приближение Мишель. — Поговорим позже, мне пора, — напряженно выдохнула она и
отключилась, не дождавшись ответа собеседника.

Последний час жизни Мифи походил на страшный сон, от которого никак не выходило
пробудиться. Тайфер — знакомый Мишель — прикатил на своей колымаге на зов о помощи
уже через десять минут после звонка циркачки. Его «железный конь» показался Мифи
насмешкой над складывающейся ситуацией. Древний минивэн выкрасили в белые, голубые
и красные полоски на манер тех, которыми украшали цирковые купола. В двери машины
встроили голографические рекламные баннеры, благодаря которым вокруг минивэна
безостановочно кружили голограммы клоунов, показывающих окружающим языки;
механические медведи, катавшиеся вокруг машины на одноколесных велосипедах;
повелители пламени демонстрировали огненное дыхание, а фокусники без остановки
вытаскивали из бездонных шляп одного кролика за другим. Кролики разбегались, кто
куда, и растворялись за голографическими границами. Над крышей машины одна за
другой на повторе вспыхивали уже знакомые фразы: «Цирк из самой Парадигмы!»,
«Города-Тайны!», «Всего неделю в Тосаме!», «Количество выступлений ограничено!» и
«Спешите!». Разноцветные неоновые слова, которые как будто выстреливали из
невидимой пушки, ширились до размеров машины, а затем взрывались разноцветными
фейерверками из голографического конфетти. Присутствовало и музыкальное
сопровождение, льющееся из динамиков автомобиля: классическая цирковая мелодия.

В иной ситуации Мифи все это привело бы в неописуемый восторг. Вот только запах
крови Длика все еще кружил голову, а испачканные багровой жижей пальцы противно
липли друг к другу.

Тайфером оказался высокий накачанный парень, стриженный под ноль и с бицепсами,

размер которых красноречиво намекал на таящуюся в парне дурь. И с этой дурью никак
не вязалась открытая улыбка, появившаяся на его губах при виде Мишель. Сопровождал
его низкий худенький парень с колким взглядом. На его губах не нашлось и намека на
улыбку. Вокруг левого глаза Тайфера нарисовали трефы. Даже будучи в не самом
вменяемом состоянии Мифи рефлекторно сделала для себя пометку: трефы — силачи. У
щуплого мальчишки вокруг правого глаза красовалось красное сердце — черви. Судя по
телосложению его можно было бы причислить к акробатам, к которым относилась и
Мишель. Но акробаты — бубны. Кто же такие черви? Клоуны? Подсказка нашлась, когда
парни подошли ближе и Мифи запоздало разглядела, что змеи, вившиеся по рукам
облаченного в безрукавку паренька, оказались вовсе не татуировками, а механическими
кобрами. Настоящих животных запретили в цирках еще два века назад. На смену им
пришли робо-звери, которые благодаря поведенческой прошивке мало чем отличались от
диких животных. Дрессировать их из-за этого оказывалось ничуть не легче, чем
реальных животных. Возможно, даже сложнее. Конечно, иной раз находились люди,
подвергавшие работу прошивки сомнениям и утверждавшие, что дрессура робо-зверей —
чистой воды фарс. Но четыре шрама на шее щуплого мальчишки и многочисленные следы
от змеиных укусов на руках говорили об обратном. Черви — укротители.

Обменявшись с Мишель приветствием и не задав ни единого вопроса по поводу

произошедшего, парни схватили Длика за плечи и ноги и потащили его в развеселый
минивэн. Гроб мечты.

— Ты с нами? — поинтересовалась циркачка, осторожно коснувшись плеча Мифи, что все
это время сидела на асфальте и всматривалась в одну точку. Нанитка вздрогнула,
приходя в себя от гнетущих мыслей, и с усилием кивнула.

— Ничего страшного, если откажешься. Я все решу, — заверила ее Мишель, прекрасно

видя, в каком нанитка состоянии.
Ехать действительно не хотелось. С куда большим удовольствием Мифи бы заперлась в
своей комнате, закуталась в одеяло и пролежала в позе эмбриона несколько тысяч
часов. Но она не могла позволить себе убежать от ответственности. Она эту кашу
заварила, ей ее и расхлебывать. Потому вопреки своим истинным желаниям, Мифи
забралась в минивэн на пассажирское место, зажатое между сиденьем водителя и
задними креслами, на которых распластался Длик. Нанитке оставалось надеяться, что
парень будет держаться за жизнь хотя бы ради того, чтобы не помереть под веселую
цирковую мелодию. Слишком трагикомично.

Дрожь в теле не прекращалась. В горле застрял рвотный ком. Перед глазами то и дело
все начинало ходить ходуном. И нестерпимо хотелось рыдать. Но Мифи держалась,
пытаясь выровнять дыхание и оставаться в более или менее осознанном состоянии.
Мишель пару раз обратилась к ней. Кажется, что-то спрашивала. Но обрывочные фразы
циркачки звучали будто бы издалека. И хотя речь была внятной, смысла слов Мифи не
улавливала, поглощённая внутренними переживаниями. В голове только и вертелось,
что: «Я не хотела. Я не хотела. Я не хотела». И казалось, никогда и ни о чем Мифи
больше думать не сможет. Так и будет, как сломанная кукла, повторять единственную
фразу, позабыв все остальные.

Мифи вскрикнула, когда почувствовала неожиданную влагу. Но никто не обратил

внимания на ее реакцию на влажные салфетки, которыми Мишель взялась вытирать
испачканные кровью ладони. И Мифи за это всем присутствующим в машине была искренне
благодарна. Она понимала, салфетками делу не поможешь. Они сотрут видимые
доказательства, но девушка уже никогда не забудет, какой слой крови и человеческой
плоти покрывал ее руки.

— Липс уже ждет нас. Вы везучие, у него плотный график, — заявил Тайфер бодрым
голосом.

О да, везучие, не то слово.

— На случай, если что-то пойдет не так, я уже нашел пару «ям», — спокойно
проговорил укротитель.

— Ям? — переспросила Мифи слабым голосом, в ответ на что Мишель со злостью пнула
сидение парня, за которым сидела.

— Сэлик, ну ёп твою мать, — выдохнул Тайфер досадливо.

— Ну а что? Я предпочитаю в любой ситуации иметь запасной план, — пробубнил парень,
пожимая плечами. — Не нежничай.

— Предпочитаю слышать это от тебя только в постели, — усмехнулся Тайфер, за что

получил от укротителя далеко не дружеский удар кулаком в плечо.

— Что за ямы? — не отставала Мифи, чувствуя, что ответ ей не понравится, но не

желая оставаться в неведенье.

— Потом расскажу, — отмахнулась Мишель с фальшивой веселостью в голосе.

— Сейчас, — нахмурилась нанитка, буравя взглядом Сэлика. Парень с копной

белоснежных кудряшек повернулся к ней и ответил тем же.

— Я про «ямы» крематориев Тосама. Места, куда скидывают трупы неизвестных и
одиноких. Или тех, за чьими телами так и не вернулась родня, — пояснил он холодно.
— При каждом крематории есть такая. Что-то вроде огромной бочки. Сперва ее
заполняют телами доверху, а потом пускают газ и дают искру, — щелкнул парень
пальцами для пущего эффекта. — Тела превращаются в пепел минуты за три, —
проговорил он будничным тоном. — Главное знать, кому дать на лапу. И тело твоего
«друга» уже никогда не найдут.

За последние слова Сэлик получил еще один пинок по креслу от Мишель и раздраженное
фырканье со стороны Тайфера.

— Чего? — возмутился парень, уставившись на силача. — Она сама спросила.

— Это не значит, что ты не мог не отвечать, — процедил силач сквозь зубы.

— Он не умрет, — выдохнула Мифи, невольно ежась. — Я… я его не убила.

— Конечно, не умрет! — тут же закивала Мишель. — Не обращай внимания. Сэлик у нас
пессимист.

— Реалист, — мрачно одернул ее укротитель. — Говорю же, план «Б» никогда не

повредит.

— Все твои планы «Б» по удивительному стечению обстоятельств ведут в ямы

крематориев, — заметил Тайфер.

— Потому что нет тела — нет дела, — парировал Сэлик, насупившись. — Для вас же
стараюсь. Пойди найди хорошего друга, который договорится для тебя сжечь труп
твоего врага.

— Мы это ценим, Сэлик. Но видя, с каким рвением ты пытаешься сжечь всех и вся,
невольно задаемся вопросом, ради нас ли столько усилий, — заметила Мишель,
улыбнувшись. — Тебе, Тайфер, явно следует уделить своему парню больше внимания.
Видя его напряжение, я склонна полагать, что…

— И полагаешь ты верно! — тут же оживился Сэлик, обрадовавшись возможности

пожаловаться на свою нелегкую судьбу.

— Ну, начинается, — протянул Тайфер с тяжелым вздохом. — Сколько раз повторять, у

меня тренировки. Тело болит нещадно! Но сейчас я должен оставаться в своей лучшей
форме. Не каждый день цирк из Парадигмы дает возможность выступить на его арене!
Поймешь ты это, наконец, или нет?!

— Секс — это тоже тренировки! — заявил Сэлик громогласно и для убедительности

ударил кулаком по колену.

Перепалка продолжилась, но их голоса для Мифи превратились в невнятный фон для

новой череды повторяющихся мыслей. Теперь к «Я не хотела» прибавилось еще и «Он не
умрет». Этакая словесная невозможная фигура без конца и края и рвущая на части все
законы физики.

Мифи не знала, сколько времени заняла дорога, как и не поняла, куда именно ее
привезли. Единственное, что ей стало ясно сразу после выхода из машины — попала она
в самое сердце трущоб Тосама. Серые опасно покосившиеся многоэтажные дома украшали
трещины толщиной в кулак и аляповатые граффити. Между домами вились запутанные сети
оптоволокна. У ближайшего дома стояла старая будка с мороженым. Рядом с ней —
проститутки. Чуть неподалеку из одного из окон лилась музыка. Слов вокалиста
разобрать Мифи не удалось, но судя по общей атмосфере, исполнитель либо пытался
открыть портал в Ад, либо призывал людей к групповому суициду. По другую сторону от
Мифи образовалась небольшая толпа людей, которые окружили двух бродяг. Зеваки
кричали, что дадут сотку тому, кто победит в драке. Оба бездомных, вусмерть пьяные
и потому еле стоящие на ногах, неуклюже махали кулаками, эффективно избивая воздух,
но никак не попадая по противнику. При каждой новой неудавшейся попытке одного из
бродяг ударить другого, толпа взрывалась неистовым гоготом.
— Мифи? — окликнула девушку Мишель, стоя у распахнутой двери, в которую Тайфер и
Сэлик только что занесли Длика. — Не отставай.

Нанитка, встрепенувшись, последовала за циркачкой, не желая оставаться на этой

улице в полном одиночестве ни минуты. Даже с циркулирующими в теле нано-машинами
она не была готова к новой стычке. Точнее… именно из-за нано-машин в крови она к
ней готова и не была, потому что каждый удар мог оказаться для ее противника
фатальным.

Мифи поспешно юркнула в распахнутую дверь и оказалась в узком длинном коридоре с

тусклым освещением. По левую его часть параллельно стенам с облупившейся краской
стояли пустые деревянные лавки. На одной из них Мишель и попросила подождать Мифи,
а сама зашла в комнату, в которой до того скрылись Тайфер и Сэлик с Дликом
наперевес. Спорить нанитка не решилась. Некоторое время она сидела без единого
движения, устремив взгляд в стену перед собой и ненароком прислушиваясь к тому, что
могло бы донестись из таинственной комнаты. Но плотная дверь не пропускала ни
единого звука, потому единственное, что Мифи удалось расслышать — все тот же гогот,
раздававшийся с улицы. Нанитке казалось, что пара минут наедине с самой собой
пойдут ей на пользу, но ошибалась. Лишь Мишель исчезла из ее поля зрения, и в
голову Мифи настырно полезла новая череда мыслей, граничивших с самобичеванием, а
вслед за ними еще и теории о том, как жить дальше, если Длик не выживет. От одного
только предположения об этом Мифи бросало в пот. Поняв, что если она ничего не
сделает, то утопнет в унынии раньше, чем вернется Мишель, Мифи позвонила Нику и
обрисовала ему сложившуюся ситуацию. Чисто инстинктивно ей хотелось переложить
часть ответственности на друга. Но учитывая, насколько он удивился ее рассказу, Ник
и сам не предполагал, что эффект от нано будет именно таким. Это не означало, что
он не виноват. Но и не означало, что виновен.

«Он всего лишь сделал то, о чем ты его попросила».

— Тебя зовет Липс, — оповестила Мишель, как только Мифи грубо скинула разговор с
Ником.

— Все в порядке? Как Длик? — встрепенулась девушка, подскакивая с неудобной

лавочки.

— Его состояние стабильно, — улыбнулась циркачка. — Я же говорила, что все будет
хорошо! — похлопала она Мифи по плечу, а затем поманила за собой пальцем. За
тяжелой звуконепроницаемой дверью оказалось просторное помещение с узкими пыльными
окнами почти у самого потолка. Окна залепили тонировочной пленкой, которая не
позволяла что-либо увидеть возможным зевакам из внешнего мира, а также дозировала
количество солнечного света, попадавшего внутрь. Комнату формально можно было
поделить на несколько зон. В левом ближнем к двери углу стоял старенький диван
формы «Г». Сейчас на нем восседали Сэлик и Тайфер. Точнее сидел на диване только
Сэлик. Тайфер же внаглую разлегся на мягких подушках, положив голову на колени
укротителю.

— Эти тренировки сведут меня с ума, — слышалось ворчание со стороны Тайфера.

— А знаешь, что сведет с ума меня? — откровенно ныл Сэлик. — Недотрах.

Их любовная перепалка все никак не желала заканчиваться. Оба парня были настолько
поглощены друг другом, что не заметили появления Мифи. Или заметили, но не обратили
на это никакого внимания.

Напротив дивана располагались две двери. Куда они вели, можно было лишь
догадываться. В правом ближнем углу развернулось что-то вроде импровизированной
лаборатории. По размерам она казалась немногим больше тех переносных лабораторий,
что ждали учеников государственной школы на уроках химии. Вот только Мифи сильно
сомневалась, что здесь показывали эксперименты с участием воды, магния и магнита.

Самая необычная зона в этом помещении развернулась в дальнем правом углу. Там же,
собственно, Мифи и увидела того, кого ее новые знакомые называли Липсом.

— Ты только ничему не удивляйся, — тихо попросила Мишель на пути к спасителю Длика.

— На сегодня с меня достаточно удивлений, — парировала Мифи, решившая все

происходящее принимать как должное и не задавать лишних вопросов.

Липсом оказался человек без ярко выраженных половых признаков. Некто худой и
среднего роста восседал на старом стуле, подтянув правое колено к груди. Впрочем,
заметив приближающихся к нему девушек, Липс поднялся со стула, давая Мифи
возможность понять, от чего пошла его кличка. На черной футболке печатными
серебристыми буквами сверкало «апокаЛИПСис». В ногах незнакомца обнаружился не
один, не два, а сразу четыре робо-пса, имитировавших породу «доберман» — три черных
и один белый. Робо-пес, шею которого украшал черный шипастый ошейник с надписью
«Голод», терзал металлическую кость. Война то и дело рычал на него, явно желая не
кости, а стычки. Мор лежал чуть поодаль на спине, задрав лапы вверх и притворяясь
мертвым. И только белый пес по имени Смерть сидел рядом с хозяином и буравил Мифи
красными светодиодными глазами. Липсу явно нравилась такая порода собак, так как и
его лицо скрывал шлем в виде черной головы добермана.

— Вечер добрый, — поприветствовал Мифи Липс, разведя руками. Накинутая поверх

свободной футболки распахнутая черная ветровка оказалась велика ему размера на
четыре. Всю внутреннюю часть куртки обшили маленькими кармашками, в каждом из
которых блестели ампулы с разноцветными снадобьями. Некоторые из них светились.

— Добрый, — кивнула Мифи, протягивая незнакомцу руку. Тот поймал ее ладонь и крепко
пожал ее, а затем вернулся к столу, на котором были выставлены в ряд десять ампул с
фиолетовой жидкостью, то и дело сверкавшей желтыми всполохами. Он подхватил одну из
ампул левой рукой, и Мифи заметила едва заметный металлический отблеск. Протез
кисти.

— Значит твое имя Мифи?

— Да.

— Мое — Липс.

— Знаю.

— Мальчишка в моей больничной палате — твоих рук дело?

— Да.

— Что ж… — голос Липса искажали встроенные в его шлем голосовые фильтры, потому он
звучал неестественно. Казалось, в нем совсем нет жизни.

— Сколько стоят твои услуги? — прервала нанитка неожиданно наступившее молчание.

Липс перевел на нее взгляд красных светодиодов, и они из красных точек
преобразовались в два светящихся крестика.

— Липс не всегда берет деньгами, — пояснила странную реакцию Мишель. — Не

беспокойся, я сама…

— Нет, — мотнула головой Мифи. — Я виновата, мне и расплачиваться. Какова цена?

Светодиоды, образовывавшие крестики, перетекли к центру черной морды и собрались в

вопросительный знак.

— Услуга, — ответил Липс, играясь с фиолетовой ампулой.

— Какая?

— Какая-нибудь.

— Ты что, гребаный Румпельштильцхен? — выдохнула Мифи раздраженно. Липс ей помог,

но он ее почему-то раздражал. Возможно, сказывалось общее психологическое
напряжение.

— Почему бы и нет, — пожал тот плечами. — Я позвал тебя не для того, чтобы
обсуждать плату. У меня с циркачами договор, так что…

— Тогда зачем?

Липс в ответ вернул фиолетовую ампулу на стол, а из одного из сотен карманов куртки
выудил другую — розовую.

— Чтобы ты сама приняла решение, — пояснил он, вкладывая ампулу в руку девушки.

— Что это?

— Химия, которая подотрет твоему пареньку память, если ты того пожелаешь. Ведь если
он обратится в полицию, тебя закроют надолго, — протянул Липс. При этом светодиоды
на его морде сложились в решетку. — Обычно я подтираю память подобным ему индивидам
сразу и сообщаю об этом постфактум. Но Мишель нащебетала мне на ушко, что ты
отличаешься от привычного мне контингента и можешь оказаться не в восторге от
подобной самодеятельности.

Мишель была права.

— Это — последнее дело. Могу я сперва поговорить с ним? — попросила Мифи тихо.

— Конечно, — кивнул Липс, указывая рукой на одну из запертых дверей. — Он весь
твой.

— Спасибо, — поблагодарила Мифи и направилась к двери. — Спасибо за всё, — добавила

она, чуть подумав.

— Обращайся, — электронный голос оставался ровным, но Мифи почудилось, что в нем

все же проскользнула веселость.

Нанитка подошла к двери вплотную и уставилась на поблекшую от времени ручку.

— Уверена, что стоит? — тут же появилась рядом с Мифи Мишель. Она будто на каком-то
особенном уровне улавливала малейшие изменения в настроении девушки. Это было мило.
И пугало.

— Уверена, — кивнула нанитка, собираясь с мыслями. Ситуация складывалась говенной,

но это совсем не значило, что ее нельзя было вывернуть в свою пользу. Тери же это
как-то удавалось! Из раза в раз! Когда его припирали к стенке, ему хватало пары
фраз для того, чтобы «противнику» почудилось, будто именно он попал в хитроумную
ловушку.

«Я смогу», — подтолкнула себя Мифи к действиям, хватаясь за дверную ручку и отворяя

дверь.
Комната, открывшаяся глазам нанитки, поразительно походила на стандартную
больничную палату, начиная от освещения и цвета стен, заканчивая фальшивым окном с
жалюзи, постелью и медицинским оборудованием. Длик лежал на кровати, упершись
взглядом в потолок, но услышав звук открывающейся двери, повернулся к Мифи. Глаза
его расширились. Лицо мгновенно побледнело. И он рефлекторно дернулся к спинке
кровати, пытаясь увеличить расстояние между ним и наниткой. Далеко отпрянуть ему,
впрочем, не удалось. Парня почти мгновенно скрутила жуткая боль, заставившая его
застонать сквозь плотно сжатые зубы. Мифи едва заметно поморщилась, после чего
зашла в фальшивую палату и закрыла за собой дверь.

— Только посмей тронуть меня вновь, и… — голос Длика дрожал. Увидь его Мифи в таком
состоянии пару дней назад и его вид однозначно вызвал бы в ней ликование. Но сейчас
она не ощущала ничего кроме горечи. Потому она уже открыла рот, чтобы уверить
Длика, что ему больше ничего не угрожает, но… Но Фелини бы сказал не это.

— Или что? — вместо успокаивающего ответа раздался провокационный. Мифи

приблизилась к кровати, облокотилась на ее бортик и уставилась на бледного Длика не
мигая. Ему следовало поверить в то, что все случившееся — вовсе не случайность.
Нет. Это продуманный план действий. И он сам завел себя в капкан.

— Я… я обращусь в полицию!

— Да что ты говоришь.

— Ты покушалась на мою жизнь!

— Ну и что? А ты хотел меня изнасиловать. Мы квиты, — выдохнула Мифи, все силы
тратя на то, чтобы оставаться видимо спокойной. Длик не должен был понять, как на
самом деле ее колотит и насколько всеобъемлющее ее мучило чувство вины. В конце
концов, он же себя виноватым не чувствовал.

— Я… Нет… Я бы ничего подобного не сделал! Я просто хотел тебя напугать!

О да. И член у тебя тогда встал чисто для антуража.

— Я тоже всего лишь хотела тебя напугать, — пожала Мифи плечами.

— Да ты же вырвала из меня кусок плоти! — воскликнул Длик с плаксивыми нотками в

голосе.

— Ну а ты ударил меня по лицу, облапал задницу и потерся об меня стояком, —

парировала Мифи, чувствуя, как по спине пробегают неприятные мурашки. Это было не
то, о чем бы ей хотелось вспоминать, а уж говорить вслух — и того хуже.

«Ты справишься. Ты должна!» — одернула себя Мифи.

— Повреждения несоизмеримы!

Ну что за сволочь.

— Ой, прошу прощения, забыла сегодня взять с собой шкалу соизмеримости насилия, —
наигранно вздохнула Мифи, хлопая себя по карманам. — Как же быть? — протянула она,
делая шаг в сторону Длика. Парень, подтянув к себе ноги и съёжившись, так прижался
к спинке кровати, будто верил, что если приложить достаточно усилий, то сможет
проскользнуть сквозь нее.

— Слушай меня внимательно, Длик, — понизила голос Мифи, присаживаясь к нему на

кровать. — Я не собираюсь в тюрьму за покушение, — заявила она, смотря парню прямо
в глаза. — Предпочту сесть за убийство, — с этими словами она выразительно
хрустнула пальцами.

— Нет-нет-нет! По… Погоди! Я ничего… Никому… Правда!

— Конечно, ничего. Конечно, никому, — выдохнула Мифи холодно. — Иначе я найду тебя,
и в этот раз буду целиться не в бок, а в голову, — пообещала она. — Ты меня понял?

Парень судорожно закивал.

— И еще кое-что… — протянула Мифи, пододвигаясь к Длику совсем близко. — Завтра в
школе ты во всеуслышание заявишь, что война между нанитами и наносами закончена, —
произнесла она тихо. — Пожмешь мне руку и будешь невероятно счастлив тому, что
стычки между нами, наконец, завершились. Все ясно?

Длик вновь закивал.

— Ты никогда никому не расскажешь, что сегодня произошло. А если твои дружки,
которые, между прочим, тебя бросили, побегут рассказывать о случившемся полиции или
родителям, ты будешь все отрицать. Это ясно?

— Д…да.

— Я должна произносить вслух, что я сделаю с тобой или твоими шестерками, если ты
сойдешь с оглашенного мной плана?

— Н…нет.

— Чудно, — кивнула Мифи. — Рада иметь с тобой дело, — выговорила она ничуть не
радостно, протягивая парню руку для рукопожатия. Длик сперва замялся. Затем, с
затравленным видом, едва заметно сжал ладонь девушки.

— Я… я тоже рад.

Мифи кивнула, поднялась с кровати и твердой походкой вышла из палаты. Но лишь дверь
за ее спиной закрылась, она бросилась к ближайшему мусорному ведру, и ее вывернуло
наизнанку. Нервное напряжение достигло своего апогея. Мифи казалось, что тело ее
рассыпается на атомы. В ушах стоял нарастающий гул. Сердце колотилось так, будто
она пробежала несколько тысяч километров. Ей стоило большого труда вновь подняться
с пола и окинуть всех присутствовавших в комнате тяжелым взглядом.

— Мы договорились. Это не нужно, — протянула Мифи розовую ампулу Липсу.

— Отличная работа, — зачем-то похвалил он ее. При этом на маске красные светодиоды
сложились в руку с оттопыренным вверх большим пальцем.

— И… извини за это, — кивнула Мифи на ведро.

— Ничего. Здесь бывало и не такое, — равнодушно пожал Липс плечами. Голод, оставив
в покое кость, подбежал к ведру, явно собравшись сделать то, смотреть на что Мифи
не хотелось.

— Мишель… проводишь меня до дома? Пожалуйста, — тихо попросила нанитка циркачку. Та

как раз подскочила к ней и подставила свое плечо, заметив, что Мифи от стресса еле
держится на ногах.

— Конечно! Это даже не обсуждается! — заявила Мишель, лучезарно улыбнувшись.

— Тайфер и Сэлик отвезут Длика домой, когда его лечение закончится.

— Хорошо. Спасибо вам, ребята. Я ваша должница, — выдохнула Мифи из последних сил.
Влюбленная парочка подарила ей синхронный кивок, после чего вновь углубилась в
личные разговоры.

— И тебе, Липс… Тоже… Еще раз… Спасибо, — сознание Мифи уплывало.

— Сочтемся! — на шлеме в виде морды добермана светодиоды сложились в солнышко.

— Кстати… — раздалось от Липса в момент, когда нанитка с помощью Мишель уже
выходила из комнаты. — Было приятно наконец Увидеть тебя вживую.

Это еще что значит?

Мифи может и заострила бы на кинутой фразе чуть больше внимания, но сейчас ей было
не до того. Проблема решена, а значит, теперь нанитка могла со спокойной душой дать
себе возможность хорошенько прореветься. Они с Мишель не успели выйти из здания, а
по щекам Мифи уже градом катились слезы.

****

«Поговорим позже, мне пора».

— Эй, стой! Погоди, я же… — но Мифи уже положила трубку, оставив Ника один на один
с не самыми веселыми мыслями.

«Твою ж мать!» — невольно подумал парень, остервенело нажимая на кнопку звонка

снова и снова, дабы владелец квартиры, к которой он пришел, прочувствовал весь
уровень его бесконечного раздражения.

— Такой нетерпеливый. Неужели так соскучился по мне? — протянул Эол елейным

голоском, распахивая дверь и ничуть не смущаясь недовольного выражения лица Ника.

— Десять раз, — зло выдохнул нанит, с силой толкая Эола обратно в квартиру, нагло
вламываясь в коридор вслед за ним и с грохотом захлопывая за собой тяжелую дверь.
Ему не хотелось, чтобы их разговор кто-то услышал. — Ты, мать твою, что натворил?!

— Воу-воу, парень, поменяй тон, а иначе…

— Иначе что?! Я сейчас тебя голыми руками придушу! А потом нахуй выброшусь из окна!

— Что, настолько непреодолимое желание умереть со мной в один день? — усмехнулся

Эол. Точнее, Ник мог лишь предполагать, что Эол усмехается, так как нижнюю часть
его лица как обычно закрывала матово-черная маска. Неужели он ходил в ней даже
дома? Больной ублюдок.

— Какого хуя твои нано сотворили с Мифи?

— А какого хуя с твоей подругой сотворили мои нано помимо того хуя, что мы оба
обговаривали ранее? — Эол казался растерянным. Возможно ли, что он и сам не
предугадал всего спектра последствий от внедрения своих маленьких монстров в тело
живого человека.

— Они превратили ее в берсерка! Она лишила твоего друга куска тела одним ударом!
— взвинченно воскликнул Ник.

— Ах, это… — Эол даже не попробовал изобразить удивление.

— Ах, это? — не поверил Ник ушам. — «Ах, это» говоришь?! — вспылил он, хватая парня
за ворот футболки и придвигая его к себе настолько близко, что на маске Эола от
дыхания нанита начал появляться еле заметный конденсат.
— Может, ты прекратишь орать мне в лицо в коридоре? И поорешь в него в комнате?
— невозмутимо предложил Эол. — Вернись к двери, — кивнул он на магнитный коврик.
Ник взбешенно сделал то, что от него просили. Встал на металлическую пластину и
ощутил легкую прохладу, которой сопутствовал странный химический запах,
напоминавший «аромат» антисептика.

— Теперь разуйся, не сходя с пластины, — продолжил Эол, вооружившись серебристым

баллончиком. Он тщательно обработал пол в том месте, куда успел наступить Ник в
обуви.

«Что за херня?» — пронеслось в голове нанита, но он подавил вертящийся в голове

вопрос, не желая, чтобы его любопытство вытеснило из головы лютый гнев. Эол
предложил покричать на него в комнате и Ник не собирался упускать такой
возможности.

— Теперь протри руки, — протянул парень в маске антисептические салфетки

разувшемуся и вновь приблизившемуся к нему наниту. Ник вновь молча исполнил
пожелание хозяина квартиры, хотя вопросов в его голове прибавилось. Эол и сам
зачем-то протер руки и только затем распахнул перед Ником дверь в комнату. В нос
нанита тут же ударил куда более ощутимый запах чего-то дезинфицирующего.

— Что за вонь? — грубо прокомментировал Ник.

— Очищенный воздух, — ответил Эол спокойно, пропуская нанита вперед и плотно

запирая дверь за его спиной.

— Добрый вечер, — неожиданный электронный голос заставил Ника подпрыгнуть на месте.

— Очистка воздуха начнется через три, две, одну… — комнату заполнил раздражающий
гул. Ник невольно огляделся по сторонам и уперся взглядом в небольшой экран в двери
с медленно заполняющейся зелеными сегментами шкалой. Когда шкала стала зеленой от
основания до вершины, а мигающие до того цифры остановились на отметке «100», Эол
стянул с себя маску, являя Нику лицо, которое нанит с удовольствием бы наградил
парой ударов кулаком.

— Чего пялишься? Влюбился? — на этот раз гадать, усмехается Эол или нет, не
пришлось. На сухих потрескавшихся губах появилась не располагающая ухмылка.

— Представляю, как превращаю твою рожу в месиво, — не остался в долгу Ник. Он даже
не врал. Именно это он и представил сразу после неожиданной мысли о том, что парень
весьма… симпатичен даже с бледными пересохшими губами и легким раздражением от
маски на выразительных скулах. Его темно-русые густые волосы находились в небольшом
беспорядке. Не менее густые брови и длинные ресницы, которых Ник раньше не замечал,
так как все внимание на себя перетягивала черная маска, подчеркивали яркость сине-
зеленых глаз. Они вместе с тем подчеркивали и нездорово бледную кожу.

«Какой же надо иметь уровень недоеба, чтобы посчитать этого придурка

привлекательным?!» — задался Ник вопросом, с усилием отводя взгляд от Эола и
изображая невероятный интерес относительно масок, что лежали на полке по правую его
руку.

— Нравится? — Эол относился к тому типу людей, которые плевали с высокой колокольни
на личное пространство окружающих. Он подошел к Нику со спины настолько близко, что
нанит ощутил дыхание Эола на загривке.

— Уродство, — фыркнул Ник и поспешно отошел от полок. Эолу неприкрытая враждебность

нанита была будто бы побоку. Положив свою маску к остальным, он спокойно прошел за
Ником в центр комнаты, где нанит остановился, вперив взгляд в автоответчик.

— Стационарный телефон? В XXIII веке? Серьезно? — перевел он на Эола вопросительный

взгляд.

— В этой комнате не ловит связь, — спокойно объяснил хозяин квартиры и, кажется,
обрадовался проскользнувшей в глазах Ника тревоге. Прямо сейчас нанит находился в
стане врага и случись что, позвать на помощь не удастся? Великолепно.

— Так что ты натворил с Мифи и как это исправить? — Нику следовало срочно пресечь
нарастающее напряжение.

— Не то чтобы я действительно что-то сделал, — пожал Эол плечами, распахивая дверь
в комнату, которую использовал в качестве рабочего кабинета. — Но мне ведь
необходимо следить за сохранностью моего актива, — произнес он, жестом приглашая
Ника внутрь. Нанит, не переставая хмуриться, зашел в кабинет, и сердце его
застучало чаще. Все в этом месте буквально кричало о том, что его хозяин — человек
исключительно горящий своим делом. Стены и широкое окно покрывали многочисленные
чертежи, многие из которых сделали явно от руки. Сотни пометок, десятки сносок,
голографические примечания и технический дневник, который Эол вел с исключительной
щепетильностью. П-образный стол примыкал к трем стенам комнаты. На его левой части
располагалась установка для создания нано — 3-D принтер для двухфотонной
литографии. Древняя техника, но и с ее помощью можно было достичь определенных
результатов. На центральной части стола обнаружились три монитора и вирту-очки. Эол
наверняка занимался проектами, выстраивая отдельные модели в виртуальной
реальности. И тратил он на это достаточно времени для того, чтобы вокруг мониторов
скопилось с десяток кружек с недопитыми кофе и чаем. На правой части стола
творилась настоящая неразбериха из чертежей, отдельных деталей и инструментов. В
какой-то степени кабинет Эола напоминал лабораторию Ника, только без навороченной
техники, но с куда большим энтузиазмом, застывшим в очищенном воздухе.

— Мифи — человек, а не актив, — огрызнулся Ник, стараясь не показывать, насколько

его впечатлил открывшийся вид.

— Сказал человек, который впаял ей дозу нано, которые отвечают за защиту и силу, —
фыркнул Эол, проходя к единственному стулу в кабинете и усаживаясь на него. — А
ведь ты сделал именно это, верно?

— Я дал ей то, зачем она пришла. Но эффект не должен был стать столь…
разрушительным.

— Но стал, потому что мои нано запрограммированы на «поддержание» работы иных
роботов. Смотри, каких невероятных успехов достиг наш тандем всего за несколько
часов его существования, — расплылся он в улыбке.

— Пострадал человек! — взвился Ник.

— Ах да, упомянутый тобой мой «друг». Речь случаем не о Длике? — хозяин квартиры
оставался расслабленным. Ничто в его виде не указывало на то, что его хоть как-то
задевала поступающая информация.

— Он самый, — нахмурился Ник.

— Полагаю, статус «друга» — слишком громкое обозначение наших взаимоотношений, —

протянул Эол скучающе.

— Да? Что ж ты тогда ему помогаешь? — ощетинился Ник.

— Я? Ему? — всполошился Эол. — Ты что-то путаешь, Никки. Это он помогает мне.

«Никки» резануло по ушам Ника сильнее, чем можно было представить.

— Не называй меня так.

— Почему? Не нравится? — поинтересовался Эол невинно.

— Да. Не нравится.

— Хорошо, значит, теперь буду называть тебя исключительно так, — усмехнулся парень,
выуживая из кармана круглый голографический проектор и начиная теребить его в руке.
Будто бы с одной стороны ему очень хотелось что-то показать Нику, но вместе с тем
он опасался последствий.

— Обязательно быть таким гондоном? — выдохнул Ник мрачно.

— Для тебя — обязательно, — кивнул Эол.

— Если не ты помогаешь Длику, а он тебе — все становится только запутанней. Ты ведь

не учишься в нашей школе. Ты старше, верно? ИСТ?

— Кто зна-а-ает, — протянул Эол интригующе.

— Так на черта тебе школьные разборки? — настаивал на своем Ник.

— Ох, Никки-Никки-Никки, дело вовсе не в школьных разборках.

— Тогда в чем?

Эол сузил глаза, из-за чего они будто бы стали темнее.

— Хочешь информацию, Никки? Ее еще следует заслужить, — с этими словами Эол кинул
на пол проектор, и тот, ударившись об пол, примагнитился к стальной поверхности и
запустился. Голографические проекции чертежей рассыпались по комнате подобно
информационному звездному небу. Несмотря на небольшой хаос, Нику не составило труда
скомбинировать файлы и понять, к чему они вели.

— Утилитарный туман? Ты серьезно? — недоверчиво выдохнул нанит секунд через десять

после пафосного жеста Эола. На лице хозяина квартиры в ответ на это появилась
забавная гримаса. Будто бы он не ожидал, что его чертежи прочитают так быстро, не
говоря уже о понимании направленности его изобретения.

— А почему я должен быть не серьезен? — ответил Эол с осторожностью. Было

непонятно, то ли он боялся, что Ник поднимет его на смех, то ли, что нанит
попробует умыкнуть его разработки.

— Самоорганизационная колония, способная в связке принимать любую форму? Ты что,

решил заделаться в злодеи мирового масштаба? — пробормотал Ник, все меньше
поглядывая на Эола и все больше погружаясь в витающие вокруг пласты информации.

— Утилитарный туман — не утопия, Никки, — Эол услышал совсем не то, что имел в виду
Ник.

— А я и не говорил, что подобная идея не реализуема, — пожал нанит плечами, а затем
резко вернулся из собственных дум в реальность, так как Эол, внезапно подскочив с
кресла, оказался прямо перед ним, уставившись на него такими большими глазами,
будто он только что узнал, что Ник не человек.

— Нет? — выдохнул он со странной интонацией.

— Нет, — с опаской выговорил Ник. Эол будто бы впал на мгновение в ступор, а затем
расплылся в неожиданно искренней улыбке.
— Афигеть! — воскликнул он, всплеснув руками. — Это же просто… афигеть!

— Д… допустим, — пробормотал Ник, в очередной раз за сегодняшний день не понимая,

что происходит.

— Я привык к иной реакции на новость о нано-тумане, — объяснил Эол, не стесняясь

ликования. — В мои разработки не верят и считают их фикцией. Ты первый, кто
воспринял их всерьез, при этом не требуя доказательств и не вещая про то, что мне
сперва надо показать прототипы!

«Какую же хорошую возможность задеть его ты просрал. Боже, Ник, как ты мог?!» —
мысленно простонал нанит, морщась.

— Рад, что поднял тебе настроение, — фыркнул Ник, в ответ на что Эол неожиданно
шагнул в его сторону и, прежде чем нанит успел сориентироваться, заключил его в
крепкие объятья.

«Час от часу не легче!»

— Я знал, истинный творец всегда поддержит коллегу! — продолжал Эол фонтанировать
счастьем.

— Это все конечно замечательно, но не мог бы ты отойти от меня? И больше никогда не

прикасаться? — забубнил Ник, слегка растерянный из-за положения дел. Если Эола
выбила из колеи вера в его проект, то Ника с такой же силой выбил тот факт, что его
мнение действительно кого-то интересовало. Мнение, с которым не считался его отец,
игнорировал Шаркис и не слышал Фелини. Мнение, растворявшееся в воздухе среди
нанитов и пресекавшееся на уроках. Мнение, которое Ник считал равным нулю, но
которое прямо сейчас заставило кого-то другого воспрять духом. Для Эола мнение Ника
почему-то являлось весомым.

«Единственный человек, которому на мое мнение не насрать, заманил меня к себе путем
шантажа», — напомнил себе Ник, осторожно освобождаясь из объятий парня и на всякий
случай отходя от него на пару шагов.

— С каких пор ты такой недотрога? — ухмылка Эола вновь стала неприятной. — Слышал,
раньше ты любил позажигать. Что же случилось?

— Сгорел, — выдохнул Ник с горечью в голосе. Прошлый год теперь казался сном,
воспоминания о котором с каждым днем теряли все больше красок. От жизни, которая у
него когда-то была, не осталось и следа. И началось все с дурацкого задания со
стороны отца. Тогда он и подумать не мог, к каким последствиям все это приведет. И
какие метаморфозы Нику придется претерпеть в первую очередь в моральном плане. И
как бы ему иногда ни хотелось вернуться к временам, когда он вечерами зависал с
друзьями-нанитами, целовался на спор, напивался до состояния нестояния или до утра
торчал в ночных клубах, прошлого уже не вернуть. Нику пришлось резко повзрослеть и
эта взрослость оказалось худшим, что мог претерпеть человек. Вкус жизни потускнел,
приоритеты поменялись, на первый план вылезла бесконечная череда проблем и личных
трагедий. Прощай детство, здравствуй взрослая жизнь.

— Боже, сколько трагизма, — закатил Эол глаза. — И не скажешь, что эта королева
драмы могла убить собственного отца.

От этой ремарки Нику стало совсем плохо, но он подавил в себе едкий ответ, понимая,
что неприятный разговор не закончится, пока один из собеседников не даст заднюю.
Что ж…

— Ты позвал меня для того, чтобы обсуждать мой характер или, может, займемся вещами
поинтереснее? — кивнул он в сторону плавающих в воздухе голографических чертежей и
расчетов.

— И то верно, Никки, — согласился Эол. Как бы ему ни хотелось поизмываться над
Ником еще самую малость, разработки для него стояли на первом месте.

— Какой синтетический белок используешь для молекулярного двигателя? — спросил Ник,

проходя в центр информационного смерча и блуждая взглядом по записям.

— Стандартный синтобелок.

— Почему его?

— Он самый стабильный.

— Ага, когда в инертном состоянии. Но при движении? Для движения, кстати,

используешь туннелирование электронов?

— Да.

— А паразитные связи учитываешь при проектировке?

— Ты за дурака меня держишь? Естественно. Так синтобелок — говно?

— Не говно. Но протобелок лучше.

— Можно подумать, его так легко найти.

— Не легко, но возможно.

— Сильно умный, как погляжу, — фыркнул Эол, видимо восприняв расспросы Ника не
иначе, как тест.

— Да, — без раздумий подтвердил нанит. — Но я ведь здесь именно поэтому, не так ли?
— улыбнулся он, старясь сдержать дрожь в голосе. Как же давно он ни с кем не
говорил на подобные темы. Как же давно у него не было достойного собеседника,
прекрасно понимавшего, о чем он говорит. Это чувство оказалось невероятно
опьяняющим.

Перепалка продолжилась. Сперва Ник и Эол спорили по поводу двигателей, затем

обсуждали квантовые эффекты и чуть не подрались из-за паразитной ёмкости, которую,
как считал Ник, Эол рассчитывал не точно, оставляя место для погрешностей. Час
пролетел будто минута. Самая счастливая минута за очень долгое время.

— Даже если мы построим нано идеальные с технической точки зрения…

«Мы», сорвавшееся с губ Ника, его же самого слегка покоробило.

— …это не гарант успеха. Нужна качественная операционка. У тебя случаем не

завалялась пара-тройка талантливых программистов?

— Не завалялась, — качнул Эол головой. Ник к концу их длинной беседы перекочевал на
правую часть стола. Опершись о столешницу поясницей, он вертел в руках
металлический шуруп. Эол вновь восседал в своем кресле, вытянув ноги так, что его
босые ступни то и дело задевали нанита. Кажется, ему было жизненно необходимо
бесить Ника даже в процессе обсуждения серьезных дел.

— И что же ты собираешься делать? Только не говори, что напишешь ее сам или
надеешься, что напишу я. Потому что не напишу. Чтобы контролировать утилитарный
туман, следует прописать все возможные неизвестные. И лично я даже представить не
могу, как.

— Есть у меня на примете одна личность, к которой можно было бы обратиться по

данному вопросу, — выдохнул Эол, буравя Ника внимательным взглядом.

— Кто, если не секрет?

По выражению, на мгновение скользнувшему по лицу Эола, секрет и был. Но хозяину

квартиры явно хотелось с кем-нибудь им поделиться.

— Слыхал о Лисе?

Ник чуть не поперхнулся воздухом. Только он отвлекся от своих реалий, как они вновь
вылезали из всех щелей.

— Слыхал, — бросил Ник сухо. — Но почему именно он?

— Если слухи не врут и он действительно справился с ПКО, выходит, возможности его

весьма обширны.

— Он хакер, а не инженер. Очень сомневаюсь, что он смыслит в нано хоть что-то, —
отреагировал Ник возможно слишком резко.

— Хо-хо, — Эол медленно поднялся с кресла и встал прямо перед Ником. — Ты знаешь,
кто он?

Ник судорожно сглотнул.

— Нет.

— Врешь, — выговорил Эол, наклоняясь к Нику совсем близко и внимательно

всматриваясь в его глаза.

— Нет, не вру. Просто считаю интересующее нас техническое направление слишком

сложным, чтобы приглашать в реализацию проекта кого попало, — Ник надеялся, что его
слова прозвучали убедительно.

— Ого, да ты ревнивец! — рассмеялся Эол, наконец, отодвигаясь от Ника и давая ему

возможность выдохнуть. — Не любишь делиться своими хобби с посторонними, которые в
них не смыслят?

— Не люблю, — согласился Ник. Действительно не любил. Но сейчас его куда больше
волновала необходимость прикрыть Фелини. Ник не сомневался, узнай Эол, кто такой
Лис, и он бы заставил его работать с собой любыми способами. Так же, как заставил и
Ника. Нанит на мгновение почувствовал укол совести за то, что последний час с таким
удовольствием общался с парнем, который угрожал жизни его подруги.

«Сплошной абсурд».

И в комнате, что до этого дышалось легко и непринужденно, неожиданно стало душно.

Какой бы придумать предлог, чтобы поскорее уйти отсюда?

Благо, вселенная под конец дня решила стать к Нику благосклонной, потому что не
успел он подумать о поводе, как тот появился сам собой. Перед левым глазом нанита
развернулся голографический экран, на котором появилась пометка входящего
сообщения.

— Как это? — встрепенулся Эол, заметив экран. — В моей же квартире не ловит сеть!
— Не «не ловит», а «слабая», — пробормотал Ник, открывая сообщение и пробегая
взглядом по лаконичному посланию. Из огня да в полымя. — Это Шаркис. Он меня, если
понадобится, достанет и в Аду, — фыркнул Ник, отправляя сообщение в корзину.
Уточнять про то, что он сконструировал для всех членов Тени, включая Зуо,
дополнительные сетевые усилители, нанит не решился. Ему совсем не хотелось делать
такое еще и для Эола. — Мне пора, — оповестил он парня, направляясь обратно к
тяжелой двери с индикатором чистоты воздуха.

— Разве я разрешал тебе уходить? — Эол глумился.

— Хорошо, я останусь. Но хочешь ли ты, чтобы в твое теплое гнездышко нагрянул

взбешенный Шаркис, сверкая красными глазенками и потрясая пистолетом. Потому что он
ворвётся, я тебе гарантирую.

Эол продолжал улыбаться, но в его теле прочиталось возросшее напряжение.

— Так и быть, беги к своему любимому боссу, — не преминул он вновь подколоть

нанита. — А мне-то казалось, что он тебе не по нутру, — усмехнулся парень, надевая
маску, а затем убирая блокировку с двери и пропуская Ника в коридор.

— Я его терпеть не могу, — подтвердил нанит, обуваясь.

— В этой фразе так и напрашивается здоровенное «Но», — заметил Эол, опершись спиной
на косяк и скрестив руки на груди. — Если ты его так ненавидишь, тогда зачем на
него работаешь?

Расквитавшись со шнурками, Ник выпрямился и взглянул на Эола.

— Потому что совсем не обязательно любить человека, чтобы разделять его

стремления, — выдохнул он. — Я в этой каше с группировками Тосама верчусь с самого
детства. И за все это время понял только одно — всем на всех насрать.

— А Шаркису, выходит, нет?

— Нет, — качнул Ник головой.

— Он же ебнутый.

— Да. Неопровержимый факт. Он ебнутый. И может, именно поэтому ему не все равно.

— Спорим, окажись ты в затруднительном положении, и он оставит тебя гнить в канаве?

— Эол все никак не мог закончить веселиться.

Ник нахмурился.

— Не оставит.

— Откуда такая уверенность, Никки? — хихикнул Эол.

Ник ничего не сказал, хотя колкий ответ так и вертелся на языке. Уверенность
держалась на том, что Ник Уже оказывался в затруднительном положении и его Уже
могли оставить гнить в канаве. После убийства отца. Когда он был разбит и растоптан
собственными действиями, уязвим настолько, насколько это вообще возможно. Впереди
маячила полиция. И Железо, которое не погладило бы Ника по головке, узнай о
содеянном. Ник неделями не вставал с кровати матери, вглядываясь в ее искусственное
лицо. Ничего не ел. Не пил. Ни с кем не контактировал. И в тот момент именно Шаркис
вломился в его дом, притащив за собой всю Тень. Именно Шаркис пинками сбросил его с
кровати, а андроида, заменявшего его мать, торжественно сжег на заднем дворе.
Именно Шаркис насильно внедрил Ника в новую группировку. Завалил работой. И
приставил к нему Райна в качестве няньки. Сперва нанит полагал, что это чистой воды
попытка показать другим группировкам, кто здесь главный. Или Шаркис нуждался в
достойном помещении для штаба Тени. Или ему страсть как был нужен человек,
разбирающийся в железе. Много позже Ник узнал, что для штаба имелись кандидаты и
получше. Да и демонстрировать свою силу члены группировки предпочитали с помощью
старого-доброго насилия. Что же касается талантов Ника… Он все еще не видел себя
особо полезным для Тени. И все же… Зуо продолжал держать его при себе.

Шаркис никогда не говорил с Ником на эту тему.

Ник никогда не говорил на эту тему с Шаркисом.

И способы поддержки Зуо оставались сомнительными.

Но Он Не Бросил Ника.

А Ник не собирался бросать его.

========== Отступление... ==========

*некоторые диалоги и ответы на вопросы из моей группы и твиттера*

Тери: Хэй, любишь меня?

Зуо: Люблю.
Тери: Правда, любишь?
Зуо: Люблю.
Тери: Прям любишь-любишь?!
Зуо: Люблю.
Тери: СИЛЬНО-ПРЕСИЛЬНО?
Зуо: …
Зуо: Тебе зубы поджимают или что?
Тери: *отойдя подальше шепотом* Так любишь?
Зуо: ЛЮБЛЮ, БЛЯДЬ, ОБОЖАЮ, ОТЪЕБИСЬ.
Тери: Слыхал?! Он меня любит-обожает!
Ян: А нормально, что, говоря это, он снял предохранитель с пистолета?

Тери: Уродливое похотливое животное. Придурошный узколобый болван. Гребаный

психопат. Больной на всю голову извращенец.
Зуо: *снимая наушники* Ты что-то сказал?
Тери: Да вот не могу нарадоваться тому, какой же ты у меня хороший!
Зуо: *скрипя зубами* Съеби в закат.

Зуо: Каждый раз, когда я на тебя смотрю, не могу отделаться от вопроса, как бы ты
выкручивался, не будь у тебя языка? Так и чешутся руки проверить.
Тери: Ну… Что я точно могу обещать, минет будет выходить хреновый.
Зуо: …
Зуо: …
Зуо: Повременю.

Кто-то: Что бы вы сделали, если бы выиграли большую сумму денег?

Зуо: Использую деньги ради увеличения своего влияния в Тосаме.
Тери: …для начала куплю себе новые носки с рисунком куриных лап. Потом куплю такие
же носки для Зуо. Остальные деньги потрачу на лечение после того, как попробую
напялить носки на семпая.

Тери: Это могли бы быть мы, но…

Зуо: Но я не бомж, а ты не набитая газетами корзина?
Тери: …
Тери: С какого фига ты решил, что роль бомжа твоя?
Тери: Самоуверенная скотина.
Тери: Ты даже кастинга не прошел.
Тери: Куда ты уходишь?
Тери: МЫ НЕ ДОГОВОРИЛИ!
Тери: ПОЧЕМУ БОМЖ ТЫ?!

Тери: Ты мне так помог в проблеме, которую я сам же и создал! Спасибо!

Зуо: Заебись. Пожалуйста. А теперь отъебись, пожалуйста.

Представим, что у персонажей есть твиттеры:

Тери: Сделал Зуо подарок: почистил его пистолет!

Зуо: Нашел свой зиг зауэр в унитазе. Узнаю, кто, убью.
Ян: …Что за ебаная привычка выяснять отношения в три ночи?!
Ник: Проснулся от ора. Думал, наступил конец света, но нет… Шаркис.

Ян: Распечатал сегодня две брошюры. Первую отдал Фелини. Вторую Шаркису. Тери чуть
с ума не свел, Зуо дал в тыкву.
Тери: Ян вручил брошюру «Физическое насилие в семье». Не знал, что его бьют.
Зуо: Как справиться с Психологическим насилием в семье? Ян, ты ебанулся?!

Джек: (Не)интересный факт. Я хорош в постели ;)

Ян: Всегда казалось, что мужики, орущие, как они хороши в постели, пытаются
компенсировать размер члена.
Джек: Тут в голову пришла мысль: маленький член — жопе легче: D

Тери: Зуо меня не любит… Пусть весь мир знает, что эта скотина сегодня отказала мне
в сексе… Ни это ли начало конца?......
Зуо: Я лежу под капельницей с тремя пулевыми! ТЫ НЕ ОХРЕНЕЛ ЧАСОМ?!
Тери: Я так одинок…

Кара: Снова ходила к тому цветочному магазину. Парень, что там работает, безумно
мне нравится! Но я не знаю, как с ним познакомиться. Что сказать?
Джек: Скажи, что можешь сломать ему хребет в четырех местах, если он не позовет
тебя на свидание ;)
Ян: Советник от Бога.

Зуо: Сегодня наша годовщина. Дебил написал, что научился чему-то особенному и
продемонстрирует это вечером в постели. Интуиция подсказывает, что это Что-то
совсем не то, о чем можно было бы подумать, опираясь на здравую логику.
Тери: Научился плести косы колоском!

Тери: Поссорились. С психу отправил Зуо спать на диване.

Зуо: Доебался. С психу отправил дебила в нокаут.
Нэйс: Как же меня заколебали придурошные клиенты, названивающие в три ночи и
требующие приехать к ним здесь и сейчас.
Ян: Я херею с этого зоопарка.

Тери: Четыре часа потратил на то, чтобы выбрать Зуо подарок на день рождения. Ждал
заказ неделю. Еще две — прятал, чтобы стало сюрпризом. А Шаркису он не понравился.
Неблагодарная скотина.
Зуо: Считаете носки херовым подарком на день рождения? Это вы еще надгробия не
получали.

Тери: Хотел сделать Зуо чмок в пупок. А он меня выкинул из окна. Первый этаж — а
все равно неприятно!
Ян: Не знаю, в курсе ли твиттер, но я на всякий случай уточню, но «чмок в пупок» не
делают ножом.
Нэйс: Еще один дебильный звонок среди ночи, и я приеду не лечить, а убивать.

Зуо: Люблю Тери Фелини <3 Лавки Чмоки <3

Томо: Ахуел и не выхуел.
Ник: Какого… хера?
Поль: Кровь из глаз сегодня особенно хороша на вкус.
Ян: Судя по тому, что Зуо уже десять минут выламывает дверь в туалете на втором
этаже, запершийся там Фелини опять сделал какую-то хуйню.

Зуо: Получил от насекомого сообщение «Приезжай скорее: вопрос жизни и смерти». Если
с его тупорылой башки упадет хоть один волосок, я за себя не отвечаю.
Тери: Моя редиска наконец-то взошла! Скорей бы Зуо это увидел!
Ян: То ли беруши паленые, то ли эти вопли ничем не заглушить.

Ян: Видел сегодня милую парочку в торговом центре. Иногда я задумываюсь, какой бы
была моя жизнь, присутствуй в ней нормальные человеческие взаимоотношения.
Зуо: Хуевой.
Джек: Хуевой.
Поль: Хуевой.
Мифи: Хуевой.
Тери: В смысле «нормальные человеческие взаимоотношения»?

Ян: Только подумайте: заботливый муж или жена. Детишки. Небольшой дом на окраине
города. Собственный огород. И покой.
Джек: Всеми руками За! Вот только… В подвале можно будет собирать самодельные мины?
Ян: Нет.
Джек: И как же ты собираешься достигать покоя без мин в подвале???
Ян: Действительно…

Ян: Вопрос дня: как отвадить от себя прилипчивого человека, который не дает вам
продохнуть, как бы и куда бы вы его не посылали?
Джек: Помереть С:

Ян: Иногда мне так не хватает друга, который бы положил мне руку на плечо и сказал,
что все будет хорошо.
Зуо: Заебал пиздострадалить. Окей. Чью руку ты хочешь, чтобы я положил тебе на
плечо? Заказывай. У меня подвязки в морге.

Яказаки: До сих пор в голове не укладывается, что у Шаркиса есть пара. Насколько
чуваку надо быть больным, чтобы с ним встречаться?
Тери: Вот да. Я бы с Шаркисом встречаться не стал.
Ян: …ты уже с ним встречаешься.
Тери: Потому бы и не стал, зачем, если уже?!
Яказаки: Ясно-понятно.

Тери: Дорогой дневник, сегодня мне опять невыносимо одиноко.

Зуо: Идиот заколебал написывать в твиттере, как ему одиноко, а потом «нечаянно»
ронять свой телефон мне на лицо экраном вниз.
Ян: Роняет на лицо, а лучше бы сел.
Джек: :) :) :) Дельный совет

Кара: Незнакомый парень в баре шлёпнул меня по заднице. Я шлепнула в ответ С:

Нэйс: Не знала, что шейку бедра можно сломать в трёх местах одним ударом. Век живи,
век учись.

Мифи: Что вам помогает справляться со стрессом? А то я уже не вывожу.

Ник: Ухожу в работу.
Зуо: Ночую в тире.
Ян: И СЕКТОР ПРИЗ НА БАРАБАНЕ — АЛКО-ГО-ЛИЗМ!
Тери: Прочитал тут статью про свободные отношения. Интересненько С:
Зуо: Мы и так в свободных отношениях.
Тери: …В СМЫСЛЕ?!
Зуо: Ты ведь ходишь без кандалов. Достаточно свободно.
Тери: (((

Вопрос: Автор, а что бы пожелал Зуо, если бы он выиграл спор у Тери?

Ответ:

Тери: Окей, ты победил. Доволен? ДОВОЛЕН, Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ?! Давай! Начинай теперь
глумиться! Расскажи всему свету, какой ты у нас крутой. Герой нео-времени. Одолел
подростка в споре. Будешь теперь, небось, ходить важным павлином. Достижение ж
века. Посмотрите-ка, какая важная краля. Куда там физики-ядерщики с мировым именем.
Зуо Шаркис, вот это действительно важная персона! Переспорил самого Тери Фелини.
ШКОЛЬНИКА! Несчастного, безобидного паренька. Теперь ты такой значимый, что
обосраться! Ну? Чего молчишь? Говори, что тебе от меня надо? Любое желание — закон.
Мудак.
Зуо: *тяжело вздохнув* Я хочу, чтобы ты заткнулся хотя бы на час.
Тери: Легко. Уже. Видишь. Молчу. Нравится? Наслаждаешься? Чертов извращ…
Зуо: На день.
Тери: МЕНЯЕШЬ УСЛОВИЯ?! ДА КАК ТАКОЕ ВОЗМОЖНО?
Зуо: Неделю.
Тери: ДА Я НИКОГДА…
Зуо: Месяц.
Тери: *взял волю в кулак и заткнулся, пока Зуо не обеспечил ему вечное молчание*

Вопрос: Какими родителями были бы персонажи ваших работ? И ребенка какого пола они
хотели бы иметь?

Ответ:

Несмотря на безумие, присущее и Зуо, и Тери, родителями бы они были хорошими.

СВОЕОБРАЗНЫМИ, но однозначно любящими и требовательными в меру. Зуо никогда не
повторит ошибок отца.

Девочка восьми лет: Пап-пап, а это что?

Зуо: Патрон.
Девочка: А для чего он нужен?
Зуо: *с задумчивым видом* Для решения проблем.
Девочка: Прям всех-всех?
Зуо: Большинства.
Девочка: В школе меня достает мальчик. Патрон мне поможет решить эту проблему?
Зуо: *хмурясь* Поможет, но… Давай я лучше покажу тебе, как одним ударом ноги
сломать ему челюсть.

Тери: Чем сегодня занимались?

Девочка: Папа учил меня ломать челюсть одним ударом ноги!
Тери: *напряженно смотрит на Зуо*
Зуо: *напряженно смотрит на Тери*
Тери: Ты крышей поехал?
Зуо: *бубнит под нос* Наша дочь должна уметь себя защитить.
Тери: Ты говорил то же самое, когда на последний ее день рождения подарил ребенку
кастет…
Зуо: Хорошая вещь в быту.
Тери: …И когда записал ее на бокс.
Зуо: Полезно для здоровья.
Тери: А из-за вашего совместного проекта по биологии наш водитель хромает третий
месяц.
Зуо: Нечего было совать свою ногу в наш капкан для браконьеров.
Тери: Дочь, не слушай злого папку, слушай доброго, то есть меня.
Зуо: *усмехается, закатив глаза*
Тери: *не обращая на это внимания* Если тебя будет что-то беспокоить в школе,
расскажи нам и мы со всем разберемся.
Зуо: Не разберемся. Она уже взрослая и самостоятельная, она должна уметь решать
свои проблемы сама.
Тери: ЕЙ ВОСЕМЬ ЛЕТ! ТЫ ОХРЕН… офигел?! *поворачивается к дочери* Вообще-то злой
отец прав. Надо решать проблемы самостоятельно. Пойдем снова немного попрактикуемся
в психологическом давлении.
Зуо: *провожая взглядом мужа и дочь* И после этого он что-то про кастет говорит…

Тери: Дочь, у нас с отцом есть к тебе серьезный разговор.

Д: Что-то случилось?
Тери: Присядь.
Д: Села. Дальше что?
Тери: Так вот… Хм… Хм-м-м-м… Зуо?
Зуо: *едва заметно зеленея* А я-то здесь причем?
Тери: ТЫ ЕЕ ОТЕЦ!
Зуо: Так и ты ее отец, ебл… идиот.
Тери: Что-то… Неловко.
Зуо: А мне значит не неловко?!
Тери: *провоцируя* То есть, ты этого сделать не можешь? Неужели я нашел твое слаб…
Зуо: *резко* Дочь, ты знаешь, как появляются дети?
Д: Да.
Зуо: ЗАЕБИСЬ! РАЗГОВОР ОКОНЧЕН!
Тери: Погодите-ка! Какого черта?! Откуда она знает?! Эй! Откуда ты знаешь?!
Д: Виртуалия.
Тери: …
Тери: Мы же поставили ограничитель для детей!
Д: Я его взломала.
Тери: *смахивая слезу умиления* Моя девочка!
Д: Но вы не подумайте, я не ради порнушки. Просто зарегилась на кровавом ринге. Бью
олдов.
Зуо: Моя дочь, горжусь.

Вопрос: Смог бы Зуо сделать татуировку?

Ответ:

Тери: Зуо, хочешь татуировку?

Зуо: Нет.
Тери: Что значит, нет? Конечно, хочешь!
Зуо: Нет.
Тери: ТЫ НЕ МОЖЕШЬ НЕ ХОТЕТЬ! Я УЖЕ И МАШИНКУ КУПИЛ. И ЧЕРНИЛА. ВСЕ НА ТВОИ
КРОВНЫЕ, ЕСЛИ ЧТО. ДАЖЕ ЭСКИЗ ПРИДУМАЛ И НАРИСОВАЛ!
Зуо: *знает, что пожалеет* И что за тату?
Тери: На лбу.
Зуо: Уже не нравится. И я не спрашивал «где», я спрашивал «что».
Тери: Это надпись.
Зуо: Если ты скажешь слово из трех букв, этот день станет последним в твоей жизни.
Тери: Что? О чем ты подумал?! Я вообще-то креативный! Слово из шести букв!
Зуо: *заинтригован, но все еще уверен, что пожалеет* Так что за слово?
Тери: Гитлер.
Зуо: .....Беги.

Вопрос: Вспомнила тут на днях, что Зуо ходит к психотерапевту! Так вот, есть ли у
вас в планах приоткрыть нам, читателям, диалог между семпаем и чудо доктором?)
Ответ:

Да, я планирую это С: Но позже. А пока:

Ян: Зуо, может, сгуляем с тобой к психотерапевту?

Зуо: Это еще нахера?
Ян: Ну… Так… Просто.
Зуо: Мне не нужен блядский мозгоправ!
Ян: Ты вчера сломал мой любимый стул…
Зуо: Долго еще будешь припоминать?!
Ян: …разбив им шикарные витражи в доме Ника…
Зуо: От этой безвкусицы давно следовало избавиться.
Ян: …Стул, вылетев из здания, упал прямо на Тадеуса…
Зуо: У него жировая прослойка, она его защищает.
Ян: …Тадеус от испуга пальнул из винтовки…
Зуо: Снайпер, который не соблюдает технику безопасности, не мои проблемы.
Ян: Пуля попала в сидевшего на крыше Поля.
Зуо: Я его сегодня видел живым и здоровым.
Ян: …Он хромал…
Зуо: От хромоты не умирают.
Ян: Хромал, потому что пуля попала ему в зад.
Зуо: Велика беда.
Ян: Прошла всего в паре миллиметров от яиц… А если бы ему отстрелили яйца?
Интересно, что бы Поль потом отстрелил нам всем?
Зуо: …
Зуо: Окей, куда ехать к этому твоему… психотерапевту?

Вопрос: Мистер, такой вопрос, а если Зуо сделает что-то очень плохое и Тери
отомстит ему, выстрелит в него, например. Сможет ли Зуо его простить за
членовредительство и понять по какой причине Тери так сделал?

Ответ:

*выстрел*
Зуо: *Хватается за бедро из-за неожиданной резкой боли*
Тери: Ой, извиняюсь.
Зуо: Какого хера?!
Тери: Я случайно.
Зуо: Ты выстрелил мне в ногу!
Тери: А целился в зад. Случайно целился! Случайно промахнулся.
Зуо: Пистолет был на предохранителе!
Тери: Я случайно его снял.
Зуо: *в недоумении смотря на место, куда по ощущениям попала пуля* Пули холостые?
Тери: Случайно поменял на холостые. На этот раз.
Зуо: Фелини.
Тери: Да, котик?
Зуо: *вытаскивая Зиг Зауэр* А у меня случайно боевые.
Тери: А это значит, что…
Зуо: Это значит, что тебе пора случайно убегать, насекомое.

Вопрос: Одной из любимых частей СНР крепко засела глава под названием «Ход конём» и
тут возник такой вопрос: как бы сложилась ситуация, реши Тери и Зуо засесть за эту
интеллектуальную игру? Фелини конечно чертовски умен, осмелюсь предположить, что он
не без трудностей, но «нагнёт» (хоть где-то) Шаркиса, но тут хочется услышать и
ваше мнение.

Ответ:
Попытка №1
Тери: Зуо, а давай поиграем?
Зуо: *ослабляя галстук* Давай.
Тери: Ты не так понял!
Зуо: *не обращая внимание на возмущения насекомого, уже стягивая с него штаны*

Попытка №2
Тери: Зуо, ты умеешь играть в шахматы?
Зуо: Нет.
Тери: Давай научу!
Зуо: Мне больше заняться нечем?
Тери: А ты разве сейчас сильно занят?
Зуо: *отрываясь от чистки пистолета* Сильно.
Тери: А на раздевание?
Зуо: *откладывает пистолет в сторону* Мне совсем не обязательно играть в шахматы,
чтобы тебя раздеть.
Тери: Но так интереснее!
Зуо: До этого ты, значит, скучал?
Тери: Нет, я просто… Да оставь ты в покое мои штаны, Сатана!

Попытка №3
Тери: Я знаю, почему ты не хочешь играть со мной в шахматы. Боишься проиграть.
Зуо: *с психу вытаскивает доску и расставляет фигуры*
Тери: Для того, кто не умеет играть в шахматы, ты хорошо осведомлен о расстановке.
Зуо: А я научился.
Тери: *удивленно* Когда?
Зуо: *многозначительный взгляд* Так на что будем играть?
Тери: Это же не покер. Не обязательно играть на что-то.
Зуо: Но ты так уверен в своих силах? Наверняка есть что-то, на что бы ты хотел
сыграть.
Тери: *хитро улыбаясь* Давай на твою задницу.
Зуо: В таком случае, если проиграешь ты, то я сделаю… *наклоняется и долго шепчет
что-то Фелини на ухо*
Тери: *бледнея* Что-то как-то по-хардкору. Может первые ставки будут попроще?
Зуо: Так и быть.
*через десять минут*
Зуо: *проебывает*
Тери: *упав на колени И воздев руки к небесам* Я МОГ ВЫИГРАТЬ ЗАДНИЦУ. НО ТЫ УБЕДИЛ
МЕНЯ, ЧТО УМЕЕШЬ ИГРАТЬ!
Зуо: Я блефовал.
Тери: СЫГРАЕМ ЕЩЕ РАЗ
Зуо: Хорошо.
Тери: На твой зад!
Зуо: Окей, но если проиграешь ты, то я сделаю то, о чем говорил.
Тери: Хм…
Тери: Ты ведь не умеешь играть.
Тери: Ты проиграл с восьмого хода.
Тери: Ты… специально мне проиграл, да?!
Тери: ПОДДАЛСЯ, ДА?!
Тери: Нет, ты точно не умеешь.
Тери: А я гений, я выиграю. Однозначно.
Тери: Или нет.
Тери: ТЫ ХОРОШ ДАЖЕ В ШАХМАТАХ, СВОЛОЧЬ?!
Тери: …
Тери: Мне перехотелось играть.
Тери: *грустно уходит*

Ян: *заходя в комнату* О, в шахматы играете? Ты ж не умеешь.

Зуо: *вытаскивая пистолет и направляя на друга* И эту тайну ты унесешь с собой в
могилу.

Вопрос: В очередной раз перечитывая СКА, стало любопытно: сохранил ли Зуо

совместные фотографии, которые всучил ему Тери в парке развлечений? И остались ли
они у Тери? Возможно, это был незначительный момент в самой главе, но очень тронул.

Ответ:

Тери: Зуо, мы столько лет вместе, но…

Зуо: *напрягшись* Но?
Тери: У нас нет ни одной нормальной совместной фотографии.
Зуо: В смысле, нет? А как же кадр на первой полосе Тосамской электронной газеты?
Тери: Которая под заголовком «Шаркис и Фелини вернулись в город: Да поможет нам
Бог»?
Зуо: Именно.
Тери: Ты там выглядишь таким жутким, будто не спал неделю! А я в дурацких меховых
штанах!
Зуо: А я говорил тебе их не надев…
Тери: Нельзя было приехать из медового месяца без меховых штанов!
Зуо: Ладно-ладно. У нас есть фото из дома. Помнишь, для книги?
Тери: А… Психотерапевт набрал куда больше материала, чем рассчитывал.
Зуо: Он потом проходил курс реабилитации целый год…
Тери: Но книгу-то написал!
Зуо: И мы там представлены как два психопата.
Тери: На той фотке я выгляжу безумно. Мне не нравится.
Зуо: Окей… объясни, на что ты так упорно намекаешь уже несколько минут.
Тери: Хочу фотосессию.
Зуо: Хочешь, заказывай… Но без меня.
Тери: Но мы должны сфотографироваться вместе!
Зуо: Нахера?
Тери: Ну как же… Чтобы потом было что нанести на урну или памятник после смерти!
Зуо: И для этого нужна Совместная фотография?
Тери: А ты что собрался умереть со мной не в один день?! ТЫ ПОКЛЯЛСЯ?!
Зуо: …окей, заказывай.
Тери: *упархивает из кабинета Шаркиса*
Зуо: *снимает со стеллажа пыльный фотоальбом, листает страницу за страницей:
распечатанные фото из статей, скан из книги… совсем старые фотографии из парка
развлечений* Интересно, какое бы у меня было лицо, скажи мне тогда, что мы с этим
долбоящером окажемся в браке…
Тери: *из другой комнаты* Я ДОГОВОРИЛСЯ С ФОТОГРАФОМ! КАК ДУМАЕШЬ, МОЖЕТ МНЕ НАДЕТЬ
МОИ МЕХОВЫЕ ШТАНЫ?

Вопрос: Мистер, а как Лиз отреагировала на костюм Тери, который ему купил Зуо? Да,
мы все помним, что в тот вечер/ночь Тери получил своё незаслуженно-заслуженное
наказание за всё то дерьмо, которое он привнес в школьную жизнь. Но неужели
Элизабет и словом не обмолвилась о его шикарном (пусть и потрёпанном) наряде? Да и
Лиз просила Зуо наказать Тери, а не наряды ему покупать: D

Ответ:

Лиз: …И как тебе это только в голову пришло?!

Тери: Ну мам…
Лиз: …притащить эту пакость в школу!
Тери: Ну мам…
Лиз: Обоссаться в кабинете директора!
Тери: …мам…
Лиз: Что за позорище?!
Тери: …
Лиз: ТЫ НАКАЗАН!
Тери: Ладно…
Лиз: Тебе этого мало?! ТОГДА ТЫ ДВАЖДЫ НАКАЗАН!
Тери: …хорошо…
Лиз: ТРИЖДЫ!
Тери: НУ МАМА!
Лиз: …
Лиз: Кстати…
Лиз: Откуда эта одежда? Ты что теперь еще и грабишь магазины?
Тери: Нет, мне Зуо купил.
Лиз: Вот как. У него хороший вкус. НО ЭТО НЕ ОТМЕНЯЕТ ТОГО ФАКТА, ЧТО ТЫ МЕНЯ
РАЗОЧ…

*тем же вечером Шаркису пришло сообщение*

«Спасибо, что купил моему сыну костюм. Думаю, он будет замечательно смотреться в
нем в гробу. Элизабет Фелини».
Зуо: …
Зуо: …
Зуо: … Да что с этой семьей не так?!

Вопрос: Как бы Зуо с Тери отреагировали на прошлые отношения их родителей?

Ответ:

Зуо: *оглядывая Дэвида Фелини и Шина Шаркиса* Уже который день ломаю голову, что
между вами произошло в прошлом такого, из-за чего весь мир штормит до сих пор?
Шин Шаркис: Мы — заклятые враги.
Дэвид Фелини: Мы трахались.
Тери: *пожимает руку отцу* Надеюсь, ты был сверху?
Зуо: *блюет в ведро*

Вопрос: В СНР была ситуация когда на «базу» Зуо напали. Представим что ситуация
повторилась, но кто-то вызвал полицию. И полицейскому удалось попасть внутрь.
Пример того, как бы все реагировали и разговаривали с полицейским (по домофону, в
живую и при этом ахуевали от того кто мог вызвать его в убежище Мафии). И пусть
полицейский будет молодым и будет искренне хочет помочь и не понимать с кем имеет
дело.

Ответ:

Поль: На нашу территорию проникли. Пристрелить?

Ян: *в панике* Стоп! Нет! Отставить «пристрелить»! Кто это?
Поль: Чужой.
Ян: Ну а выглядит как?
Поль: Как человек.
Ян: Ахуенное описание, спасибо. Он вооружен?
Поль: Да.
Ян: Наемник?
Поль: Сомневаюсь.
Ян: Несет реальную угрозу?
Поль: Возможно. От полиции всего можно ожидать.
Ян: Погоди, так это полицейский?!
Поль: Да. Стреляю?
Ян: НЕТ! ОТСТАВИТЬ! ОТСТАВИТЬ! ОТСТАВИТЬ, БЛЯТЬ!
Поль: Я могу метнуть нож.

Фейерверк: Не часто к нам заглядывает полиция. Давайте его подорвем.

Ян: Жопу свою подорви.
Фейерверк: Я бы не отказался подорвать твою. Своим личным динамитом. Если ты
понимаешь, о чем я.
Ян: Поль, ты еще на крыше?
Поль: Да.
Ян: Я передумал. Стреляй.
Поль: В полицейского?
Ян: В меня.

Элла: Давайте сделаем вид, будто нас нет дома!

Ян: Гениально. Учитывая, что ты уже открыла ему дверь, провела в холл и налила чаю.
Элла: Тогда может попросить Пусечку отгрызть ему ноги?
Ян: Поль, почему ты все еще не нажал на курок?!

Полицейский: От ваших соседей поступила жалоба, якобы вы здесь… *замолкает*

стреляете в людей.
Аки: Да нет, что вы. Уже неделю, как не стреляли.
Джульетта: Две недели!
Аки: А как же стычка с Серебром?
Шейла: Из арбалета не считается!
Аки: Скажи это чуваку, в чей глаз влетела твоя стрела.
Ян: *нервно* Да они шутят! Шутят же?! *выразительно смотрит на компанию*
Компания: *очень подозрительно переглядываются*
Полицейский: *хмурится*
Ян: *ХМУРИТСЯ*
Компания: *натянуто улыбаются полицейскому*

Полицейский: Незаконное оружие есть?

Тадеус: *оскорбленно* Конечно есть! *выволакивает в холл свою винтовку*
Ян: *мысленно вопит в себя*

Полицейский: *нервно* Что ж… Э-э-э… Пожалуй, я пойду…

Шаркис: *появляется из ниоткуда* Вы со всеми побеседовали?
Полицейский: *вздрогнув* Д-да…
Шаркис: А теперь прошу вас пройти в мой кабинет.
Полицейский: *пятясь к выходу* З-зачем?
Шаркис: Для получения инструкций.
Полицейский: К-каких еще инс-струкций?
Шаркис: Инструкций по поводу того, как вам дальше жить.

Ян: Обязательно было так пафосно обзывать самую обыкновенную взятку?

Шаркис: А что я должен был сказать? Пойдемте в мой кабинет, я запихну вам в карманы
денег?
Фейерверк: Эй, Ян! Пойдем в мою комнату, я запихну тебе не в карманы не денег.
Ян: Поль, умоляю…

Вопрос: Как к воспитанию детей подошли бы Тери и Зуо?

Ответ:

Тери: Нас опять вызывают в школу.

Зуо: По поводу?
Тери: А ты догадайся.
Зуо: Не беси.
Тери: Это ты не беси! Я сколько раз говорил не давать дочери в школу пистолет?!
Зуо: Лишним не будет.
Тери: А если она кого-нибудь пристрелит?!
Зуо: Не пристрелит. Он не заряжен.
Тери: Начерта он тогда вообще нужен?
Зуо: Для устрашения. Не истери, если ей придется защищаться, воспользуется ножом.
Тери: Ей девять! Каким еще ножом?!
Зуо: Каким-нибудь из.
Тери: ИЗ? Их несколько?
Зуо: Естественно.

Тери: Что? Тебя пытаются травить в классе?

Зуо: Пойду завтра в школу и устрою там…
Тери: Не-не-не… Никаких походов в школу и устраивания там чего бы то ни было.
Давай-ка, дорогая, прогуляемся в виртуалию и нароем на твоих маленьких
одноклассников грязный компромат. Я научу тебя делать жизнь людей невыносимой.
Зуо: Да. Он в этом спец.

Зуо: Как понравиться мальчику? *задумавшись* Пропиши ему в челюсть с ноги пару раз.
Да-да, тот самый удар, что мы отрабатывали на прошлой неделе.
Тери: Нравится одноклассник? Хм… Давай-ка, дорогая, прогуляемся в виртуалию и
нароем на него компромат.

Зуо: Ей нравится какое-то чмо.

Тери: Тебе тоже нравится какое-то чмо. У тебя с ним даже дочь. Дальше что?
Зуо: Один-ноль.

Зуо: Предупреди мальчишку, что если он тебя обидит, я его вздрючу.

Тери: Еще его вздрючу я.
Дочь: Спасибо, но я и сама с этим прекрасно справлюсь.
Тери: Она слишком быстро растет!
Зуо: *мрачно чувствует чувства*

Вопрос: Можно описание ситуации где Тери потерял память обо всём, что с ним было
после встречи с Зуо, и начал вести себя нормально, но за ним бы всё ещё охотилась
мафия. Пример того, как Зуо пытается ему доказать, что они были парой, а Тери не
верит и ведёт себя как нормальный обычный парниша)

Ответ:

Добавлю в заявку несколько нюансов. Память Тери потерял от удара головой. Вот прямо
сейчас. Пришел в себя, ахуевше огляделся по сторонам, подумал: «Какого черта? Где
я? Я ведь шел в школу на Отбор!». Пока Тери валялся в какой-то помойке с пробитой
башкой, Зуо бегал по всему Тосаму в его поисках. И вот он находит Фелини.

Зуо: Насекомое!
Тери: *даже головы не поворачивает, потому что понятия не имеет, что это его
кликуха*
Зуо: Насекомое, блять! *подбегает к Фелини, хватает его за шкирку, поднимает с
земли и ставит на ноги*
Тери: *полностью дезориентирован* Это вы мне?
Зуо: А здесь еще кто-то есть?
Тери: Не знаю, я только очнулся и потому…
Зуо: *терпеливо и тихо радуясь тому, что нашел своё маленькое чудовище* Я обращаюсь
к тебе.
Тери: Меня зовут Тери…
Зуо: Я знаю.
Тери: …а не насекомое.
Зуо: Это спорно.
Тери: С каким еще порно?
Зуо: Ни с каким. Шевели ногами, нам надо как можно скорее убираться отсюда.
Тери: Отсюда, это откуда?
Зуо: С окраины города.
Тери: А что я делаю на окраине города?
Зуо: Ты мне на этот вопрос и ответь!
Тери: Я не знаю… *морщится* Не помню.
Зуо: Окей, обсудим это позже, а сейчас иди за мной.
Тери: Нет.
Зуо: *начиная злиться* Что еще за «нет»?
Тери: Я не знаю, кто вы. Я с вами никуда не пойду.
Зуо: В смысле, ты не… Не помнишь?
Тери: *пожимает плечами*
Зуо: *усиленно подавляя приступ бешенства* Хорошо, что ты помнишь последним?
Тери: Я шел в школу. Сегодня у нас Отбор.
Зуо: И все?
Тери: И все.
Зуо: Отбор давно прошел. Уже полгода как.
Тери: Блин. Надеюсь, в семпаях у меня была горячая красотка?
Зуо: *скрипя зубами* Именно.
Тери: Правда? А грудь была большой?
Зуо: В обхвате? Нормальная.
Тери: А как ее звали?
Зуо: Зуо Шаркис.
Тери: Погоди… Зуо Шаркис? Тот самый? Который больной на всю голову?
Зуо: *вопит в себя* С моей головой все в порядке!
Тери: *медленно соображая* Так это ты?
Зуо: Так это я.
Тери: Тогда тем более с тобой никуда не пойду.
Зуо: Пойдешь как миленький! *хватает Фелини под локоть и тащит за собой*
Тери: Раз Отбор прошел полгода назад, почему мы все еще общаемся.
Зуо: *нервно озираясь по сторонам в поисках возможных снайперов* По кочану.
Тери: В каких мы отношениях?
Зуо: Сложных.
Тери: Мы друзья?
Зуо: Нет.
Тери: А почему тогда общаемся? Мы… мы что, больше, чем друзья?
Зуо: Да ёб твою мать.
Тери: МЫ ПАРА?! Может, мы еще и спим вместе?
Зуо: Все чаще бодрствуем.
Тери: В кровати?
Зуо: Когда в кровати, когда на столе, какая разница?
Тери: Я сейчас в обморок упаду.
Зуо: И наконец-то заткнешься.
Тери: Не могу я с тобой встречаться!
Зуо: Почему это? Я тебе разрешил.
Тери: Мне не нужно чье-либо разрешение. Это какой-то маразм!
Зуо: Давай поговорим позже. Нас тут, если что, пытаются убить.
Тери: МАЛО ТОГО, ЧТО МЫ ПАРА, ТАК НАС ЕЩЕ И ПЫТАЮТСЯ УБИТЬ? ЗА ЧТО? ЗА ТО, ЧТО МЫ
ПАРА?
Зуо: Эта ночь будет долгой…

Вопрос: Ввиду актуального и вирусного: а чем бы могли заняться ваши герои на

карантине, если бы оный по каким-то причинам настал?

Ответ:
Шаркис, узнав про карантин, со скрипящим сердцем заберет Фелини к себе. Сам забрал,
сам будет этому не рад, но отправлять Тери домой тоже не станет (по непонятным даже
ему причинам). Будет уверять Яна, что это чисто для того, чтобы Тери никто не
прибил. На комментарии вроде «А ты-то сам его не прибьешь?» будет многозначительно
молчать.

Тери: Как тебе мысль о том, что следующие четыре месяца мы проведем в компании друг
друга?
Зуо: *молча точит ножи*

Ян: Ну что? Как тебе живется на карантине?

Зуо: Хуево. Я его убью.
Ян: Ты и без карантина сколько лет грозился его убить. Да все никак.
Зуо: Всему свое время.
Ян: И когда наступит ваше время? До его кончины от старости или уже после?

Тери: Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо,
Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо, Зуо.
Зуо: МОЖНО МНЕ ХОТЯ БЫ НА ТОЛЧКЕ ПОСИДЕТЬ СПОКОЙНО?!
Тери: Нет. Хочу, чтобы ты сидел неспокойно.
Зуо: …
Зуо: Я тебя ненавижу.
Тери: А я тебя.
Тери: Где мое кольцо на безымянный палец?
Зуо: В столе.
Тери: Что?
Зуо: Что?

Тери: Закончится карантин, как же ты без меня жить будешь?

Зуо: Отлично буду жить…
Зуо: *подумав* С тобой…

Ян: Чем вы целыми днями занимаетесь? Ну… помимо секса?

Зуо: Учу его кидать ножи.
Ян: Так… А еще что?
Зуо: И стрелять.
Ян: ....................
Ян: Я не понял, ты себе роешь могилу или что?

Тери: Сыграем во что-нибудь?

Зуо: Нет.
Тери: В настолку?
Зуо: Нет.
Тери: Или по виртуалии прошвырнемся?
Зуо: Нет.
Тери: В карты?
Зуо: Тебя не смущает, что ты все еще сидишь на моем члене?!
Тери: Одно другому не мешает.

========== Четвертые небеса Рая: 49. Лисья Тень ==========

Фелини взбудоражено бегает по залу с пустым стаканом от фруктового льда, с его

помощью сумбурно руководя процессом подготовки. Ему стукнуло в голову, что кресла,
которые собрали со всего особняка и перетащили в эту комнату, необходимо расставить
в форме круга. И лишь одно из них оставить в центре. В это кресло он собирается
сесть сам. Этакий компьютерный, мать его, мессия, окруженный верными сторонниками.
И как ему только удается любую ситуацию превратить в сюрреалистический фарс?
Неоспоримый талант.

Ты гипнотизируешь экран ПКП. Нервно стучишь пальцем по голографическому сенсору,

пытаясь решить, стоит ли что-то писать Яну в качестве подстраховки или все-таки
нет, когда боковым зрением улавливаешь движение. Это Аки бодрой походкой двигается
в твою сторону. Не к добру. Ты сейчас не в том настроении, чтобы выслушивать
зубодробительную правду. А от Аки ничего кроме нее ждать не приходится.

— Ты ведь осознаешь, что здесь что-то не так? — Ну вот. Начинается. — Дело не в
поимке Лаирет. Его главная цель — не она, — тихо выдает парень, выуживая из кармана
шоколадный батончик. Хорошо, что он достаточно умен, чтобы не заводить этот
разговор при свидетелях. Сомнительность происходящего и без того не утаивается от
его участников. Слова Аки могут оказаться последней каплей, которая подтолкнет
пойти на попятную если не всех, то, как минимум, половину людей из набранной
команды.

Ты не реагируешь на его слова, предпочитая разглядывать ПКП, потому Аки берется

выразительно чавкать, давая понять, что не отстанет, пока не услышит ответа.

— Дело вовсе не в том, что его внезапно впечатлила речь Грензентура. Не потому он
снизошел до помощи обычным смертным. Ему на нас наплевать, — добивает он тебя, давя
фактами. — Я просмотрел видео вашей стычки раз десять. — Сделать себе пометку после
произошедшего загрузить Аки по самые яйца. У него, очевидно, слишком много
свободного времени. — Он ничего не собирался делать, но резко поменял свое мнение
после того, как ему на телефон пришло сообщение, — не успокаивается парень.
— Знаешь ли ты, кто написал Фелини и что было в послании?

Аки намекает на боссов других группировок? Боится, что Лис играет на две стороны.
Состоит в сговоре. Чушь. Аки просто еще не понял одну простую истину: Фелини всегда
на одной стороне. Не на твоей. Не на стороне врага. Исключительно на своей.

— Знаю.

— И? — Аки приподнимает брови, явно ожидая продолжения. Но ты не собираешься

рассказывать ему об обстоятельствах в семье Фелини. Не его это собачье дело.

— И это никак не связано с поимкой Лаирет, — осекаешь ты парня.

— Точно? — он щурится, всматриваясь в тебя так, будто старается прочитать на твоем
лице все ответы мироздания. Или пытается поймать на лжи.

— Точно, — уже почти рычишь ты.

— Не думай, что я от нечего делать пытаюсь вывести тебя из себя, — услышав в твоем
голосе угрожающие нотки, поспешно объясняет парень. — Но мне надо знать, понимаешь
ли ты всю серьезность ситуации.

Джу говорила, что Аки — голос разума, но забыла упомянуть, что этот самый голос
иногда бывает весьма навязчивым.

— Понимаю, — наконец, с усилием выдыхаешь ты. Фелини сделал достаточно намеков для
того, чтобы натянуть твои нервы до предела. И ты почти рад тому, что все это,
наконец, завершится. Пусть уже, черт бы его побрал, скинет тебе на голову атомную
бомбу собственного производства и даст тебе возможность выдохнуть. Или подохнуть.
Тут как повезет. Главное, чтобы он избавился от отравляющей его разум злости,
потому что тогда как ты, злясь, сразу выплескиваешь недовольство на других, он
предпочитает все держать в себе, скрупулезно собирая ярость кусочек за кусочком и
формируя из нее сгусток гнева размером с планету. И лучше бы ему избавиться от
этого сгустка с помощью холодного расчётливого плана, чем потерять над собой
контроль и оказаться разорванным им на части.

— Нарастает проблема между вами двумя, и я бы к тебе не полез. Можете расстреливать

друг друга из дробовиков и поджигать друг другу пятки, сколько вашей душе угодно.
Если такие взаимоотношения устраивают вас обоих, не вижу причин их порицать. Но…
— Аки проглатывает кусок шоколадки и переводит на тебя внимательный взгляд, — …
прямо сейчас речь идет не только о тебе, — кивает он на собирающихся вокруг Фелини
хакеров. — Ты ставишь под удар половину Тени. Людей, которые тебе доверяют. Которые
идут за тобой.

— Они не пострадают, — выдыхаешь ты с нажимом, но без необходимой уверенности в

оглашенном факте. Следовало ответить иначе. Ты сделаешь все возможное, чтобы они не
пострадали. Только это обещание тебе по силам.

— Ты не можешь этого гарантировать, — парирует Аки.

— Его цель — я.

— Вот только ты фонишь хуже цезия. Конечно, ударит он по тебе, но достанется всем.

— Отдача их не убьет, — кидаешь ты сухо. — Мы все здесь не на курорте.

— Но и не в романтической драме, — фыркает Аки, заставляя тебя метнуть на него

раздраженный взгляд. Он отвечает тем же. Не отводит глубоких карих глаз. — Ты
знаешь, что я прав.

— Как и всегда, — сдаешься ты и вновь утыкаешься в экран ПКП. Ты надеешься, что на

этой невеселой ноте разговор завершится, но у Аки на сей счет иное мнение.

— Ян придет? — интересуется он как бы между прочим.

— Нет.

— Значит, если с тобой что-то случится, он заменит тебя? — невинный вопрос,

заставляющий тебя поморщиться. Кажется, Аки решил добить тебя без участия Фелини.

— Он меня не убьет, — выговариваешь ты, поднимая взгляд на мельтешащее насекомое.

Убийство для Фелини — слишком примитивный способ подгадить человеку. Он
предпочитает эмоциональные пытки длиною в тысячелетие.

— Уверен? — выдыхает Аки с таким хладнокровием, что у тебя на мгновение появляется

мысль, а не оставить ли Тень именно на него. Трезвость мысли — лучшее качество.

— Если ты не хочешь участвовать, уходи, — фыркаешь ты, чувствуя давление в висках

из-за подступающей головной боли.

— Не уйду, — качает Аки головой. — Ты тоже прав. Мы не на курорте и каждый, когда
присоединялся к Тени, прекрасно понимал, чем рискует. Точнее, понимал, что рискует
всем, — бормочет он, нервно сминая фантик от шоколадки и пряча его в карман
джинсов. — Если мы начнем подвергать твои приказы сомнениям, то никогда не
сдвинемся с места.

— Ты подвергаешь мои приказы сомнениям прямо сейчас, — бросаешь ты раздраженно.

— Не подвергаю. Препарирую, чтобы разобраться.

— Тогда что тебе от меня, мать твою, надо?

— Гарантии.

— Как ты уже сам заметил, я не могу…

— Не те гарантии, — качает Аки головой. — Если меня не станет, никто не позаботится
о моих родных. Я не хочу умирать, но еще меньше я хочу, чтобы мои родители и сестра
продолжали жить, влача жалкое существование. Гарантируй, что если я умру, они
продолжат каждый месяц получать выплаты в размере той суммы, которая приходит на
мой счет сейчас.

Тебя всегда поражала всепоглощающая преданность Аки своей семье, потому ты не

удивлен оглашенному условию.

— Никто из вас сегодня не умрет.

— «Из вас»? — хмыкает парень, продолжая наблюдать за каждым твоим движением. — А
как насчет тебя?

Ты вновь переводишь взгляд на открытый чат с Яном. Задумавшись лишь на мгновение,

строчишь сообщение и отправляешь его другу, а затем позволяешь прочитать его Аки.

— Такие гарантии тебя устраивают? — спрашиваешь ты с деланным спокойствием,

проигнорировав последний вопрос.

— Да. Спасибо, — кивает он удовлетворенно. — Ты сговорчивей, чем кажешься, —

замечает он с улыбкой, а ты благодарен ему за то, что он не настаивает на ответе на
свою предыдущую реплику. — Не представляю, как ты можешь быть одновременно и
настолько адекватным, и настолько неадекватным, — беззлобно заявляет он, а затем
разворачивается и направляется к креслам, где хакеры разводят бурную деятельность,
пытаясь растянуть необходимые для подключения провода так, чтобы они никому не
мешались.

Тихо выдыхаешь. Наконец-то тебя оставили в покое.

Или нет.

Ян в ответ на твое сообщение присылает три вопросительных знака, дескать, объясни,

что происходит. Но времени не остается. Не успевает Аки отойти от тебя достаточно
далеко, когда о твоем существовании вспоминает насекомое. Пока он вприпрыжку
преодолевает разделяющие вас метры, ты наспех строчишь Яну еще одно сообщение и
выключаешь ПКП до того, как Фелини окажется слишком близко.

— А Ян придет? — интересуется он, оглядываясь по сторонам.

Ян даже представить себе не может, какой популярностью пользуется этим вечером.

— Нет. Он занят. Его присутствие ни к чему. Он больше по «железу», а не по

виртуалии, — произносишь ты, плохо изображая дурачка. Взгляд Фелини застывает на
тебе и будто прожигает в тебе дыру. Серые глаза темнеют, давая возможность
разглядеть мрак, что таится за серой маской посредственности.

Наверное, следовало придумать отговорку получше. Аки, к примеру, тоже не гуру

виртуальной реальности, но в общий «рейд» собирается не хуже остальных.

— Нам хватает людей, — добавляешь ты сдержанно.

— Действительно, — произносит Фелини со странной интонацией. — А Ник?

— возвращается он к своему идиотскому амплуа.

— Едет.

— Хорошо! Без Ника никак нельзя! — заверяет он.

Потому что на него ты тоже затаил обиду?

Ответ очевиден.

— Как проходят приготовления? — спрашиваешь ты с наигранным безразличием. Делаешь

вид, будто не понимаешь, к чему все идет. А он делает вид, будто не замечает, что
ты делаешь вид. Вот такая у вас игра на выбывание.

— Круг почти идеальный! — радуется Фелини и широко тебе улыбается. Интересно,

сколько часов он сидел у зеркала, чтобы научиться так убедительно фальшиво
улыбаться?

— Да, ведь расположение кресел так важно… — фыркаешь ты, изображая, будто ведёшься
на его придурковатость.

— Вот именно! Наша личная кресельная пентаграмма!

«И кого же мы будем вызывать? Твоих внутренних бесов?»

Этот вопрос почти срывается с твоих губ, когда в комнату буквально вваливается
запыхавшийся Ник.

— Я… Извините, — бормочет он, стирая со лба капли пота. — Слегка опоздал, —
произносит он, шумно выдыхая.

— Ничего страшного! Ты как раз вовремя! — заверяет его Фелини, излучая тошнотворное
счастье. Даже Ника, не подозревающего о грядущем, явно передергивает от
неестественно широкой улыбки.

— Что-то ты слишком веселый, — хмурится он.

— А вы нет? — искренне удивляется Фелини. — Вот могли вы подумать, что мы втроем
пойдем спасать виртуалию от вирусной экспансии? — всплескивает он руками. — Разве
это не странно, учитывая, что я спал с вами обоими?

На мгновение в комнате воцаряется пронзительная тишина. Фелини произносит последнюю

фразу нарочито громко, потому слышат ее абсолютно все присутствующие. Ты невольно
сжимаешь все еще находящийся в твоей руке ПКП слишком сильно, и по его экрану с
тихим треском бегут толстые трещины.

Маленький паскудный провокатор.

— Чтобы закончить наш любовный равнобедренный треугольник, вам осталось переспать

друг с другом, — продолжает Фелини рассуждения, игнорируя твой мрачный вид. — Это
не так уж и трудно, учитывая, что вы уже сосались. Кстати не помню, я уже
спрашивал, какого черта? Или не спрашивал? Если не спрашивал, то… Какого черта?
Какого черта вы ограничились поцелуями? Следовало потрахаться. А потом, возможно,
мы бы доросли до тройничка. Чур, я в середин…

Ты и сам не понимаешь, как это происходит. Левая рука будто бы действует сама по
себе, влепляя Фелини хлесткую пощёчину. Он плюхается на пол и нервно облизывает
разбитую нижнюю губу. Но во взгляде его читается не страх, не смирение и не
сожаление. Он торжествует, будто получил именно то, чего хотел.

— Выйдем-ка поговорим, — шипишь ты, отбрасываешь треснутый ПКП на тумбу, а затем

хватаешь насекомое за шкирку и под недоуменные взгляды окружающих буквально
выволакиваешь его из зала. — Какого хуя ты делаешь? — рычишь ты, силком ставя его
на ноги и держа парня за ворот толстовки достаточно сильно, чтобы не дать ему
сбежать. А он сбежать и не пытается.
— А что я такого сказал? — строит из себя Фелини саму невинность.

— Сосредоточься, мать твою. Для тебя все происходящее — развлечение?

Парень отводит глаза в сторону, а затем вновь устремляет их на тебя. С вызовом.

— А для тебя? — выдыхает он провокационно.

— С тобой невыносимо разговаривать.

— С тобой тоже.

— Иногда мне кажется, что я никого не ненавижу сильнее тебя.

— Как чудесно, что это взаимно, — не остается Фелини в долгу. И твой гнев резко
сменяется тихим, невыносимым отчаяньем. Ты разжимаешь пальцы, давая Фелини свободу.
Что бы ты ему ни сделал, все окажется бесполезным. Стена, которую он возвел между
вами за последние полгода, все еще непреодолима. И это самое страшное. Ты теряешь
над ним контроль и не знаешь, как его возвратить. А подобная потеря подразумевает
опасность как для тебя, так и для самого Фелини.

— Не понимаю, тебе настолько нравится огребать от меня? — шипишь ты, стараясь
скрыть накрывающее тебя смятение.

Фелини в ответ поднимает левую руку и разглядывает собственную ладонь с таким

интересом, будто увидел ее впервые.

— Это всего лишь тело. Боль — защитный сигнал. Ничего особенного, — пожимает он
плечами. — Твой физический ответ — плата за то, что мне нравится на самом деле, —
произносит он меланхолично.

— И что же это? — хмуришься ты.

Фелини протягивает к тебе руку и едва касается твоего лба средним и указательным
пальцами.

— Твое неравнодушие.

— Что за хуйню ты мне втираешь? Ты и так прекрасно знаешь о моих чувствах, — зло
выдыхаешь ты, хлестким ударом отталкивая от себя его руку.

— Знать и видеть — это ведь не одно и тоже, — замечает Фелини, оставаясь спокойным.

— Увидел? Доволен? А теперь иди и сделай то, что обещал, — с этими словами ты
хватаешься за ручку и уже собираешься распахнуть дверь, когда до тебя доносится
тихое:

— Если подумать, ты сорвался уже через пару минут, после нашей первой встречи.
Помнишь? — выдает он, и ты невольно замираешь. — Ты воткнул мне палец в живот. Было
больно. И я уже тогда заметил этот твой странный взгляд.

— Какой еще взгляд? — кажется, что от бушующего внутри гнева тебя вот-вот ударит
инсульт.

— Как сейчас, — кивает он в твою сторону, улыбаясь. — Ты ведь уже тогда знал, что
перед тобой стоит Лис. Уже тогда знал обо мне достаточно. Уже тогда…

— Заткнись…
— …был от меня…

— …и пошевеливайся!

— …без ума.

«Как там поживает твоя одержимость?» — такой вопрос сформулировал Ян в тот

злосчастный первый день?

— Ты бесишься, потому что не можешь смириться с тем фактом, что великий Зуо Шаркис
зависим от другого человека. Как наркоман от кокаина.

— Ты что, неожиданно стал бессмертным? — новая волна ярости перекрывает старую.
Тебя начинает тихо колотить. Еще мгновение, и ты сорвешься. — Лаирет жаждет твоего
внимания, — кидаешь ты и первым выходишь из комнаты.

— Я люблю тебя, — раздается тихое тебе в спину. И это не то «я люблю тебя», от
которого в романтических фильмах у персонажей повышается пульс, а на глазах
выступают слезы счастья. Это испепеляющее «я люблю тебя». «Я люблю тебя»,
разрывающее плоть и дробящее кости в песок. Звучащее, как угроза. Или приговор. И
пульс твой заходится далеко не от счастья. — Хорошо, что и ты меня любишь.

— Или было бы хуже? — невольно усмехаешься ты.

— Уж поверь.

****

— Зуо взбесится, когда узнает, что ты угнал одну из его тачек, — предупредил Ян,
широко зевая.

— Правда? — удивился Джек, выкручивая руль для поворота. — А мне всегда казалось,
что чтобы взбесить Шаркиса, достаточно рядом с ним подышать, — заметил он с
улыбкой.

Если бы Яну задали вопрос, какого черта он едет в угнанной Джеком машине Тени в
сторону ДаркАтома, выряженный в форму миротворца, он бы не нашелся, что ответить.
Так получилось.

— Как не послушаю мнения членов Тени относительно Зуо, так каждый раз удивляюсь, с
хрена ли вы вообще пошли за ним, если настолько его не любите, — пробубнил Ян,
стараясь смотреть куда угодно, только не на Джека. Нацистская форма оказалась ему
преступно к лицу. Белоснежный ворот рубашки, туго стянутый черным галстуком,
отлично контрастировал со смуглой кожей подрывника. Черный приталенный китель, с
застегнутым на животе кожаным черным ремнем подчеркнул широкие плечи и подтянутую
фигуру. Фуражка с кокардой в виде орла с распростертыми крыльями будто бы была
создана специально для него. Что же касается высоких черных, начищенных до блеска
сапогов…

«Господи, какого хуя меня это так заводит?!» — Ян чуть не застонал в голос,
невольно вжимаясь в пассажирскую дверь и усиленно разглядывая мелькающие за окном
небоскрёбы. Проблема заключалась в том, что он Уже увидел подрывника в форме, и
теперь этот образ никак не шел у него из головы.

— Не возьмусь говорить за всех, но я пошел за Шаркисом, потому что уважаю его и
разделяю его стремления. А любить я предпочитаю людей иного сорта, — заявил Джек, и
Ян почти физически ощутил на себе его испытующий взгляд. Час от часу не легче.
— Кстати, о людях, которых я предпочитаю: в этой форме ты пиздец горячий, — заявил
Фей, мягко проводя ладонью по левому колену Яна.

— Ручонку убери. А то, глядишь, сломается, — рыкнул в ответ парень, стараясь скрыть
не к месту накатывающее смущение. Форма действительно смотрелась на нем неплохо.
Темно-синяя рубашка, белоснежные галстук, китель и брюки. На фуражке блестела
кокарда в виде планеты Земля. Если у Джека на левой руке имелась красная нарукавная
повязка с черной свастикой на белом фоне, то Яну правую руку сковывала синяя
повязка с белым пацификом. Миротворцы сапогам предпочитали высокие черные ботинки
на шнуровке: единственное, что в наряде Яна показалось ему действительно удобным.

— Не будь со мной так холоден, любимый! — с издевкой воскликнул Джек, но руку
убрал.

— Нахуй иди, — посоветовал Ян, вновь уткнувшись в окно.

— Заедем в магазин? Пить хочу, — и не дожидаясь ответа Джек вырулил на появившуюся

впереди парковку супермаркета и остановился неподалеку от входа. — Хочешь чего-
нибудь?

— Вернуться домой.

— А из напитков?

— Твоей крови.

— Только если в качестве прелюдии, — подмигнул Джек, выходя из машины.

— Нахуй иди, — повторил Ян, только сейчас осознавая, что добровольно подписался на
то, чтобы терпеть Джека с его идиотскими подкатами как минимум половину ночи.
Проследив за тем, как подрывник марширует в нацистской форме в сторону магазина, Ян
на секунду понадеялся, что тот столкнется с кем-то, кому его вид не понравится.
Затем вспомнил, что скорее не поздоровится оскорбленным, нежели Джеку, и приуныл
окончательно. Яну нестерпимо хотелось отвлечься от череды мрачных мыслей, но лишь
это отвлечение появилось в виде неожиданного сообщения от Шаркиса, и парень
вспомнил, что своих желаний следует бояться.

«Наверняка спросит, где я шляюсь, а позже три шкуры с меня сдерет», — подумал
парень, гипнотизируя появившуюся иконку входящего сообщения на развернувшемся перед
левым глазом голографическом экране телефона.

— Открыть, — отправил он голосовую команду и перед его глазом появился чат

переписки.

«Если со мной и Аки что-нибудь случится, проконтролируй, чтобы его семья продолжала
получать выплаты до момента, пока они не смогут самостоятельно обеспечивать себе
достойную жизнь», — значилось в сообщении.

— В смысле? Это еще что значит? — нахмурился Ян. — Ответ: три вопросительных
знака, — скомандовал он.

«И еще кое-что. Что бы Он ни натворил и какие бы последствия не повлекли его

действия, Не Трогай Его».

Ян ощутил легкую тошноту. Сомневаться в том, о ком Шаркис вел речь, не приходилось.
Разговор шел о Фелини. Но куда больше парня напрягла фраза про последствия.

«Боже, Зуо не исключает факта, что Тери его…»

— Ебанутые, — воскликнул Ян, в сердцах ударяя по приборной доске автомобиля. — Что

у них там, блядь, происходит?!

— У кого? — поинтересовался Джек, распахивая дверь и силком втискивая в руки Яна
прозрачный стакан с пластиковым набалдашником, из которого торчала толстая
трубочка. Вопреки надеждам Яна, подрывник оказался жив, здоров, и без единого следа
драки на форме.

— У Зуо и его пацана, — буркнул он, вертя в руках стакан с подозрительным
содержимым розового цвета. — Что за хрень? — поморщился Ян, разглядывая
сомнительный подарок.

— Фруктовый лед в стакане. Сейчас он очень популярен. Взял твой любимый, —

подмигнул Джек, захлопывая дверь и заводя машину.

— Как он может быть моим любимым, когда я его никогда не пробовал? — нахмурился Ян.

— Любимый вкус, — поправился Джек, с громким звуком втягивая фруктовый лед из

своего стакана. Ян, глянув на подрывника с недоверием, попробовал напиток и ощутил
малину.

— Откуда знаешь? — нахмурился он.

— Йогурты со вкусом малины. Чай с малиной. Нэйс тебе варенье постоянно таскает
исключительно с малиной, — начал перечислять Джек, загибая пальцы.

— Какой внимательный.

— А то ж! Чего не сделаешь, только бы затащить человека в постель! — рассмеялся он.

— Что ж… ты на полпути, — мрачно пошутил Ян, готовый к новой порции сальных

шуточек. Но Джек вдруг замер.

— А… м-м-м… Так что там с пацаном Зуо? — неуклюжая смена темы незамеченной не
осталась.

«То есть пока шутит он — все в порядке, а если шучу я — его это неожиданно
смущает?» — удивился Ян, но расспрашивать об этом Джека не стал. Просто поставил
галочку на случай, если ему понадобится заткнуть подрывника.

— Не знаю. Кажется, Зуо думает, что тот его прибьет.

Джек на это неестественно рассмеялся, кажется, все еще находясь в легком ступоре от
шуточки Яна.

— Хотел бы я на это посмотреть! — изрек он бодро.

— А я бы не хотел. Связываться с этой эмоциональной черной дырой себе дороже, —

нахмурился Ян не зная, из-за чего сейчас злился больше: из-за того, что бросил
друга решать проблемы Тени, свинтив на идиотский фестиваль, или из-за того, что
испытывал странное облегчение от мысли, что не являлся частью этого цирка.

— А выглядит безобидным, — пожал Джек плечами.

— О-о-о… Ты удивишься, — заверил его Ян и вернулся к чату: — Ответ: будет сделано.

****

Все происходящее меня так будоражило, будто мы готовились не к бою с очередным

мерзким вирусом виртуалии, а собирались в долгожданный поход или на праздник.
Окружающие моего настроения почему-то не разделяли. Зуо, как обычно, куксил
недовольную рожу. Этакие «мистер-я-ненавижу-весь-мир-но-в-первую-очередь-тебя».
Такое впечатление, что вселенная схлопнется, если он разок мне улыбнется. Ник
выглядел как человек, который вот-вот либо отдаст концы, либо склеит ласты, либо
двинет кони. Хотя, возможно, его жухлый вид объяснялся еще и отсутствием нано, без
которых внешность его потеряла прежний колорит. Виллоу-Ви нервно наглаживал питона,
что оборачивал его шею парой колец. Как там звали эту змеюку? Дороти, кажется?
Дороти от большой любви обвивал шею хакера все сильнее до тех пор, пока к нему не
подскочил Сао-сан и одним ударом ребра ладони не дал хладнокровному понять, что
время обнимашек закончилось. Грензентур уже уселся в выбранное им кресло и то и
дело кидал на меня злобные взгляды, видимо, все еще психологически не оправившись
от нашего последнего разговора. Несмотря на обнуление, пришла и ЭсЭф. Сказала, что
понаблюдает за нашим состоянием, пока мы будем вариться в глубокой виртуалии. Что
ж… ее помощь наверняка кому-нибудь пригодится.

— Я туда не пойду! — послышался неожиданный вопль. — Нет, нет и еще раз нет!
— двери в зал распахнулись и я узрел очередных знакомых. Док всеми силами упирался
в пол ногами, пытаясь предотвратить продолжение движения своего тела. Хикари же и
Конь стремились ровно к противоположному, с усилием толкая Дока в плечи. — От меня
толку ноль! Я же обнулен! Понимаете? Я ноль, потому что меня обнулили!

— Никто и не просит тебя залезать в виртуалию, — зашипел раздражённо Конь,

поправляя лямку походного рюкзака. — Ты — подстраховка! Пока буду в глубокой
виртуалии, я не смогу контролировать происходящее вокруг меня. Если вдруг что-то
пойдет не так, вколешь мне в сердце адреналиновый коктейль. Я читал, он выводит из
искусственной виртуальной комы при глубоком погружении на три десятых секунды
быстрее, чем медикаментозный браслет. Вероятность повреждения мозга всего двадцать
процентов! Рабочий вариант!

— Никакой он не рабочий! — трепыхался Док, не в силах сопротивляться друзьям. — Я

не умею делать уколы! Тем более, в сердце! Тем более, при двадцатипроцентной
вероятности того, что очнешься ты овощем! Я не смогу!

— Все ты сможешь, — настаивал Конь, доталкивая Дока до дальней стены зала и только
затем позволяя ему освободиться от хватки друзей.

— Я не способен существовать в этой комнате, — выдохнул Док, хватаясь за шею и

начиная судорожно хрипеть. — Я задыхаюсь от всего этого барахла вокруг!

— Обычно я стараюсь мириться с твоими загонами, но сегодня ты будешь мириться с

моими! — прошипел Конь, хватая Дока за плечи и начиная его тормошить. — А ну-ка
немедленно соберись! Эти кресла тебе не опасны. Поверь мне, им абсолютно на тебя
поебать, а потому… ХИКАРИ, НЕ СПИ!

Хикари, оставив Дока, тут же свернулся калачиком в одном из кресел и моментально

отрубился, отчего Конь взвыл, схватившись за голову и теперь решая, что делать в
первую очередь: выцарапывать из мира грез одного друга или из мира страха перед
мебелью — второго.

Вот они… Мои бравые соколики! Именно такие люди мне в команду и нужны. С ними нам и
море по колено!

— Они последние. Все на месте, — сообщил мне Зуо, скрестив руки на груди и являя
собой само воплощение раздражения. Я невольно облизнул свеже разбитую губу, прежде
чем расплыться в довольной улыбке.

— Отлично! Ты уже выбрал себе кресло? Только не центральное. Оно мое. Я облизал
подлокотники, — предупредил я.
— Все кресла одинаковые. Какая разница? — нахмурился семпай.

— Тогда можно это сделаю я? Хочу выбрать тебе самое неудобное.

— Валяй, — выдохнул Зуо, закатывая глаза. Он, наверное, думал, что я опять шучу. Но
я-то не шутил. Я прошелся по кругу кресел и деловито посидел на каждом. К моему
разочарованию, семпай оказался прав. Все предметы мебели по удобству были абсолютно
одинаковыми, так что пришлось остановить свой выбор на том кресле, у которого
потрескался лак на ножках. Мелочь, а приятно.

Указав Зуо на кресло, которое по удивительному стечению обстоятельств оказалось

прямо перед моим, я вскочил на мягкую подушку своего «трона», привлекая к себе
всеобщее внимание.

— Надеюсь, все в курсе того, в честь чего наша сегодняшняя пижамная вечеринка?
— поинтересовался я, в нетерпении захлопав в ладоши.

— Не тяни резину. Ближе к делу, — тут же послышалось рычание Грензентура. Вот же
обломщик. — Объясни план действий, и давайте уж начнем.

— Конечно, объясню, — кивнул я. — Но прежде нам необходимо обговорить еще один
подготовительный момент.

— И сейчас он скажет какую-нибудь чушь, — недовольно пробормотал Зуо.

— Название! — воскликнул я, проигнорировав слова Шаркиса. — Нашей команде

необходимо имя, которое позже будет на слуху у всей виртуалии!

Послышались многочисленные сдавленные стоны, говорившие о том, что я всех порядком

заколебал. Наверное, все потому что последние полтора часа я всех старательно
колебал, выводя из себя даже самых терпеливых. В свое оправдание скажу, что все это
я делал для блага окружающих. Мне было необходимо привести всех в тонус, чтобы они
абсолютно точно сделали то, что от них требовалось.

— Проведем голосование?

Вторая волна стонов, прокатившаяся по залу, оказалась даже громче предыдущей.

— Полгода назад я стал предводителем «Лисьего следа». Но сегодня среди

присутствующих лишь костяк этой команды. А мясо осталось за бортом. Зато у нас
присутствуют новобранцы, — развел я руками, имею в виду членов Тени. Упомянутый
костяк, правда, тоже оказался ее членами. По-моему в Тень не взяли только соседнего
бомжа, дворовую кошку и… меня. — Какие есть предложения? Быть может «Лисья нора
2.0»? — предложил я, ожидая бурных оваций. Идея-то гениальная!

— Да хоть лисьим дерьмом. Всем насрать! — рявкнул Грензентур и уже было вскочил со
своего кресла то ли для того, чтобы уйти, то ли для того, чтобы накинуться на меня.
Но лишь приподнявшись, он столкнулся взглядом с Шаркисом и поспешно сел обратно.

— Может «Лисья тень»? — донеслось хриплое.

— Кто это сказал? — встрепенулся я и не удивился, что автором оказался один из тех
соколиков, на которых я возлагал свои надежды. Док, вжимаясь в стену, поднял руку,
обозначая себя владельцем идеи. — Потрясное имя! — одобрил я предложение парня.
— Кто за «Лисью тень»?! — поинтересовался я, поднимая руку. Никто не отреагировал.
— Если вы не будете голосовать, придется ломать голову дальше, — предупредил я.
Все, как по команде, задрали руки. Все, кроме Зуо. — Решение должно быть
единогласным.
Присутствующие мгновенно устремили в сторону Шаркиса умоляющие взгляды.

— Да ебаный ж насрать, — рыкнул семпай, с каменным лицом поднимая руку.

— Поздравляю вас со вступлением в «Лисью тень»! Ну а теперь план…

План был простой до безобразия. После того, как все расселись вокруг меня и
приготовились к погружению в глубокую виртуалию, я каждому присутствующему выслал
ссылку на заранее созданную мной виртуальную комнату, а также список вирту-городов
и их главные локации. Количество народа, собравшегося в зале, было необходимо для
одного простого действия: привлечения внимания.

— Находитесь в указанной локации не более пяти минут, а затем двигайтесь дальше по

списку. Увидите Лаирет — сразу возвращайтесь в мою комнату. Цифровой след не
шифруйте, она должна прийти вслед за вами.

— То есть ты хочешь запереть нас в одной комнате с фантомом виртуалии? — уточнил
Грензентур, прищурившись.

— Нет, я хочу запереть ее с нами, — поправил я его. — Не беспокойтесь, остальное я

возьму на себя.

— Как? — Грензентур то и дело нервно выдергивал волосы из отросшей челки.

— Увидите, — отмахнулся я, не желая вдаваться в подробности.

— Как? — повторил он вопрос с нажимом.

— Последнее время я работал над одной штуковиной. Внедрю ее в Лаирет и посмотрим,

что с ней сделается.

— Хочешь сказать, что ты собрал толпу народа ради того, чтобы проверить какую-то
Штуковину? И ты даже не уверен, поможет ли она?

— Поможет однозначно, — парировал я. — Пусть я писал ее и не для Лаирет, —

пробормотал я и тут же об этом пожалел.

— Тогда для чего?

…Серые провода, успевшие скрутить подлокотники и ножки моего кресла, метнулись к

Грензентуру и поползли по его ногам и торсу прямиком к лицу…

— Секретик, — подмигнул я парню.

— Я тебе не доверяю, — выдохнул в ответ хакер, явно оглашая мнение многих.

…серые провода пронзили его глаза и внедрились в глазницы, превращая глазные яблоки
в месиво…

— Ну и что? Дашь заднюю? Скажешь своей подружке, что во имя нее можешь на меня
только орать, а что-то сделать — кишка тонка?

Грензентур побледнел и замолк. То-то же.

…серые провода вырвались из ноздрей парня и потянулись к его поганому рту…

— От вас требуется не так уж и много. План ясен всем?

Вместо ответа присутствующие один за другим начали погружаться в глубокую

виртуалию. Последним, кто зашел в нее передо мной, конечно же, оказался Шаркис.

— Не напортачь, — выдохнул он, натягивая вирту-очки.

Не напортачу. Даже не надейся.

========== Пятые небеса Рая: 50. Король умер. Да здравствует король! ==========

Комментарий к Пятые небеса Рая: 50. Король умер. Да здравствует король!

Глава написана под трек Holy Anger - Na Sang Jin, Park Se Joon
Мой гениальный в своей простоте план оставался таковым до тех самых пор, пока не
оказалось, что Лаирет, будь она неладна, вестись на него не желала. Будто
чувствовала, собака, что мы подготовили для нее ловушку. Или же члены Тени сильно
преувеличили, с кровавой пеной на губах расписывая, какую жестокую охоту открыл
данный вирус на их драгоценные, наверняка инкрустированные бриллиантами анусы.
Может, проблема состояла не в конкретной группировке? Может, Лаирет всего-лишь
вылавливала самых мерзких человеческих индивидов? Я вот считаю, что нет хуже людей
на этой планете, чем те, что состоят в Тени. Потому что все они меня, невинную
незабудку, обидели! И обидули мои размером с галактику IC 1101! А IC 1101, прошу
заметить, крупнее Млечного пути в шестьдесят раз! Да, настолько велики мои обиды!

Ладно, возможно дезинформация оказалась невольной. Члены Тени бездоказательно

предположили, будто Лаирет охотится только на них. Гляньте-ка на эти волосатые пупы
земли. По факту целей у нее могло быть великое множество и помимо теневых кривых
рож. Кто знает, возможно, в это самое время фантом виртуалии как раз занималась
благополучным обнулением заветной жертвы. А мы, как дураки, бороздили просторы
цифровых городов, разве что не показывая окружающим голые задницы, чтобы привлечь к
себе внимание. Конечно, отсутствие Лаирет могло крыться и в более тривиальных
причинах. Все мы люди. Хотя она не человек. Но то, что она не человек, не означает,
что нам позволено ущемлять ее права, верно? Например, фантом мог именно сегодня
устроить себе вечер отдыха. Не всё же гулять по сети и обнулять кого ни попадя.
Дело это энергозатратное и абсолютно неблагодарное! Вряд ли в ее резюме имеется
хотя бы один положительный отзыв. Но он появится в случае, если Лаирет сделает мне
одолжение и обнулит, скажем, Грензентура. И еще одного моего мерзкого
одноклассника. И повара в школьной столовой, который каждый раз кладет мне на три
кусочка жареной картошки меньше, чем Мифи. Чем это она заслужила лишние три куска
крахмала? Да всем известно, что я с крахмалом на короткой ноге! И эти три кусочка
нужны именно мне! Мне, и никому другому! С теми, кто считает, что ненавидеть и, тем
более, обнулять человека из-за картошки — невероятная жестокость, я не
разговариваю.

Полагаю, иногда необходимо расслабляться даже вирусам. Завалиться в виртуальный

спа. Выпить виртуального вина. Заказать виртуальный массаж. Все я понимаю, но…
Неприлично опаздывать на собственные похороны! Я тебе уже и венок заказал, и гроб
сколотил. Можно относиться к собственному насильственному умерщвлению чуть более
ответственно?! Я для кого старался, спрашивается? Это вопиющее обесценивание моих
усилий!

Будоражащее меня возбуждение начало сходить на нет уже через полчаса после начала
наших активных действий. Пока остальные члены «лисьей тени» гуляли по виртуальным
городам в первый раз, я сидел в созданной собой цифровой комнате и считал секунды.
Потом я начал считать овец. Затем — заусеницы. А еще через пять минут заметил, что
линий брака у меня на руке несколько и решил, что позже надо обязательно сообщить
Шаркису, что мужей или жен у меня должно быть в количестве двух штук и ему придется
с этим смириться, потому что против хиромантии не попрешь.

Как только очередной участник нашей невероятной команды возвращался, я тут же

вскакивал на ноги и напряженно вглядывался во вход в комнату, готовый к тому, что
вирус ворвется в мою обитель в намеренье всех обнулить. Я собирал силы на ответные
действия. Планировал полномасштабную битву, которая бы шокировала все виртуальное
сообщество и вошла бы в анналы сетевой истории. Хотел, чтобы ник некоего хакера
Лиса не сходил с людских уст и через сто, и через двести, и даже триста лет.
«Великий хакер, одержавший победу над врагом, поставившим под сомнение само
существование виртуального мира!»

Но хер там плавал. Противник все никак не желал вступить на так тщательно
подготовленное поле битвы. Пока все двигалось к тому, что запечатлели бы меня не в
анналах истории, а в аналах виртуалии. А там и без моих дополнительных свершений
мой ник упоминался куда чаще, чем хотелось бы.

Вопреки ожиданиям, моим обнулением занималась только скука. Я почти физически

чувствовал, как мой мозг, находясь в состоянии информационного голодания,
скукоживается в изюм. Где же долгожданный драйв? Экшн? Адреналин в кровь? Где
желаемая сцена кровавого и беспощадного боя, в котором в живых остался бы только
один из двух главных героев?! То есть, я?

…Пока наша команда бороздила виртуальные города во второй раз, я нервно наворачивал
по цифровой комнате зигзаги. Я бы наворачивал круги, но мне это показалось слишком
шаблонным. А вот зигзаги — вариант отличный, хоть и не очень удобный, так как
комнату я создал на манер старой гостиной с камином. Вокруг низкого столика по трем
его сторонам размещались диваны. Я думал, что мы всей теневой командой во время
перерыва рассядемся на них и будем весело щебетать, перекидываясь забавными
историями из жизни, попивая горячий какао и заедая все зефиром. Я мечтал услышать
смех и дружеские подколки. Надеялся увидеть веселые располагающие лица. Но члены
команды, не сговариваясь, решили выбрать другую стратегию поведения. Сплошь
недовольные, раздраженные и напряженные они вплывали в комнату с таким видом, будто
за секунду до этого оказались невольными зрителями голубиного геноцида. Меня лишили
даже смешных диалогов, оставив только несмешные. За последний пункт взял
ответственность Аки, в повторном рейде оказавшийся первым вернувшимся. Поняв, что
кроме меня и него в комнате никого нет, он подошел ко мне с заявлением:

— Что бы ты ни задумал, ты пожалеешь о содеянном, — спокойно оповестил он меня.

— Я задумал обезвредить Лаирет. По-моему, именно этого все от меня и ждут. Разве
нет? — развел я руками, невинно хлопая глазами. Аки на это брезгливо поморщился,
давая понять, что не верит ни единому моему слову. В сети он выбрал аватар бурого
волка. Его человекоподобная версия ходила по комнате в драных черных джинсах и
футболке с яркой эмблемой неизвестной мне музыкальной группы.

— Я ни в коем случае тебе не угрожаю, — проигнорировав мою реплику, продолжил он.
— Лишь констатирую факт.

— Оставь свои факты при себе, — попросил я, нахмурившись. Аки с его непробиваемым
спокойствием и тщательным анализом всего вокруг мне не нравился. Кажется, он не
хранил в закромах подсознания мысли, которые не стоило бы слышать окружающим. Он
относился к тому мерзкому типу людей, которые всегда говорили то, что думают. Эта
откровенность безумно бесила, потому что подчеркивала отсутствие у него скрытых
мотивов или непроизнесенных слов. А люди без тайного грязного белья меня всегда
чуточку страшили, потому что случись что, и надавить на них не выйдет. Невозможно
любить человека, которого при случае не получится шантажировать. Это уже и не
человек вовсе. Чудовище.

Аки уже было раскрыл пасть, собираясь сказать очередную мерзкую правду, но меня
спасло возвращение еще нескольких членов «лисьей тени». Я развалился на диване,
нарочито отвернувшись от Аки и давая понять, что беседовать с ним больше не желаю.

После второго рейда команда оказалась еще более недовольной. Грензентур ходил и
нудел о том, что все вокруг идиоты, которые, как наивные дурачки, повелись на мои
заверения, будто план мой действенный. При этом он, кажется, позабыл о том, что
никто иной, а именно он собственной персоной еще несколько часов назад орал как
больной, призывая к моей совести. И почему люди в своем мнении настолько
непостоянны? Почему они считают себя правыми что-то требовать от других, ничего не
давая взамен? Даже права на ошибку? Кем, черт бы тебя побрал, ты себя возомнил —
блеклая бесполезная ячейка плоского общества? Говорят, каждый человек — главный
герой своей истории. И это, однозначно, так и есть. Вот только истории разнятся.
Один — центральное лицо психологического триллера, другой — рекламной брошюрки
паровой швабры. Так вот прежде чем тявкать на окружающих, проверь, нет ли
поблизости твоей паровой швабры.

В третий рейд люди потянулись с такими минами, будто их отправили разгребать

Авгиевы конюшни. Сделать для себя пометку позже создать виртуальные Авгиевы конюшни
и устроить квест по сбору лошадиного дерьма. Бьюсь об заклад, он быстро наберет
популярность!

Когда комната вновь опустела, я вышел из режима игнорирования окружающего

недовольства и вновь взялся за зигзаги по комнате. С гипотетической точки зрения я
должен был одолеть Лаирет без особых усилий. Загвоздка заключалась в том, что мои
великие приготовления длиной в полгода не вместили в себя полноценные эксперименты.
Я надеялся на то, что у меня в запасе еще парочка дней, за которые я смогу создать
несколько сетевых вакуумов, в которых и собирался проверить работоспособность
написанного мною кода. Хотя я сохранял видимую уверенность в своих способностях, на
самом деле, чем больше времени проходило, тем больше я начинал в себе сомневаться.
Последний месяц я вычищал из кода баги, но мог ли я со всей ответственностью
заявить, что их не осталось вовсе? Нет, не мог. А мог ли один лишь фатальный баг
все обрушить? Мог еще как. А вариантов отката я за собой не оставил. Пан или
пропал. Либо все, либо ничего.

Время перевалило за полночь, когда вся команда возвратилась в цифровую комнату в

третий раз. Так как мы находились не в игровой зоне, нам не потребовался высокий
разгон работы мозга, который достигался травлей организма лишними медикаментами. В
связи с этим время в нашем убежище тянулось с той же скоростью, что и в реальности.
Едва ли это радовало, учитывая, сколько часов мы, по мнению большинства, занимались
бесполезной чушью.

— Может, предложишь что-то поумнее безрезультатных прогулок по виртуальному миру?

— вновь завел свою шарманку Грензентур. — В сети тысячи городов. Мы можем потратить
недели на посещение каждого! А то и мес… — аватар пантеры вздрогнул от резкого
сигнала тревоги, ударившего по ушам. Цифровая комната заполнилась мигающим красным
светом, а пламя в камине изменило оранжевый цвет на насыщенно-бордовый. Сработала
система оповещения, говорившая о попытке внешнего взлома.

— О-о-о! — воскликнул я торжествующе. — Кажется, получилось! — захлопал я в ладоши,

стараясь скрыть внутреннюю неуверенность в себе. Люди в комнате напряглись, потому
я, дабы не нервировать их сильнее прежнего, щелкнул пальцами, выключая тревожный
звук и свет. Но только все пришло в норму, как дверь, через которую все мы заходили
и выходили, вздрогнула от мощного удара. Затем еще от одного. И еще. После чего
последовала гнетущая тишина. Но взгляда от двери никто не отводил. И не зря. Ее
поверхность начала накаляться. Взломщик во что бы то ни стало желал проникнуть
внутрь. А мы ожидали этого, затаив дыхание. Можно было обойтись и без дверей, но
мне показалось, что слишком легкое проникновение в комнату может вызвать у Лаирет
лишние подозрения. А черт ее знает, что могли прописать в ее протоколы на этот
случай. Переход в режим берсерка? Оптимизация действий? Самоуничтожение?

Защиту на комнату я поставил не самую сильную, но и далеко не слабую. Гостю, а

точнее гостье на взлом потребовалось несколько минут. Учитывая ее возможности,
считаю этот результат более чем удовлетворительным. Раскаленная добела дверь начала
оплавляться и таять. Отдельные тягучие сегменты, по виду похожие на пластилин, с
противным чавканьем падали на пол и прожигали имитацию ковров насквозь. Дверь
плавилась до тех пор, пока во входе не образовалась дыра достаточная для того,
чтобы в нее смог пролезть взрослый человек.

Лаирет, проигнорировав виртуальную моду, предстала перед нами в обличии человека.

Длинные серебристые волосы тянулись параллельно такому же серебристому свободному
сарафану. Бледные, скованные серебряными кольцами пальцы пребывали в едва заметном
движении. Словно она нажимала на клавиши. Возможно, она имитировала своих хозяев. Я
бы мог предположить, что за бездушной личиной вируса на самом деле скрывается
пользователь, в данный момент управляющий ею, как марионеткой, но пустой взгляд
девушки указывал на обратное.

— Какая удача, — протянула она, оглядевшись по сторонам. — Столько ключевых фигур,

с которыми я давно желала познакомиться, — она, будто привидение, проплыла к
середине комнаты и остановилась перед Зуо. — Локи. В последнее время ты редко
посещаешь сеть. Очень жаль. Но я рада, что мне все же удалось увидеться с тобой.

— А со мной? — всполошился я. — Со мной ты увидеться рада? — начал я махать руками
над головой, привлекая к себе внимание. Лаирет взглянула на меня, но программа,
отвечавшая за имитацию эмоций, либо перестала работать, либо не среагировала на
величие моей персоны.

— Я Лаирет, — протянула девушка Зуо руку для рукопожатия. Но семпай не торопился ей
отвечать. Еще бы, одно касание, и запустился бы процесс обнуления.

— А я Териал, и у меня к тебе несколько вопросов, — вновь вклинился я в чужой

разговор. — И вопрос номер один: кто тебя написал?

На губах девушки появилась странная, снисходительная улыбка.

— Вопрос неверный, — качнула она головой, продолжая большую часть своего внимания
дарить Зуо. Вообще я полагал, что она начнет с бешеными глазами носиться по комнате
и обнулять всех, до кого дотянется. Тот факт, что она оставалась спокойной, говорил
лишь об одном: в ее теневые регистры уже поступила информация, благодаря которой
она отследит каждого из нас, даже если мы как тараканы разбежимся по разным
локациям.

— Неверными бывают только ответы, а вот вопросы…

— Вопрос неверный, — повторила девушка, сделав шаг в сторону Шаркиса. Зуо отпрянул,
продолжая сохранять между ними значительное расстояние.

— А какой будет верный? — не отставал я от фантома виртуалии. Ну-ка прекрати меня
игнорировать. Мне достаточно и того, что мое существование ставят под вопрос живые
люди. Не хватало, чтобы этим же занимались еще и неодушевленные программы!

— Прекрати пустой треп и сделай что-нибудь! — послышалось рычание Грензентура.

— А где же волшебное слово? — усмехнулся я. Парень еще не понял, что процесс уже
запустился. Не заметил, как расплавленная дверь медленно восстановилась, а затем и
вовсе растворилась в виртуальной стене, тем самым заперев нас с Лаирет в комнате
без возможности выхода. Не обратил внимание на то, как пламя в камине начало
медленно угасать. Как выбранные мною виртуальные обои поблекли, покрылись
застарелыми пятнами и начали медленно сползать со стены рваными ошметками, оголяя
то, что за ними все это время таилось. Не почувствовал, что я тяну время
специально, ожидая появления моего помощника.

— Верным вопросом будет «Чем я тебе обязан», — среагировала Лаирет с опозданием,

наконец-то удосужившись обратить внимание и на меня.
— А я чем-то тебе обязан? — удивился я.

— Мотивацией, — заявила девушка, при этом постучав указательным пальчиком по виску.

Мне от этого жеста стало не по себе. Это еще что значит? О какой мотивации речь? Мы
ведь ни разу не сталкивались. Какое вообще Лаирет имеет ко мне отношение за
исключением имени?

— Мотивацией для чего? — нахмурился я, побаиваясь услышать ответ. Где-то внутри

меня проснулось уже знакомое подозрение, будто бы все, что я все это время делал,
было… Да нет. Этого просто не может быть. Не может же, правда?

Но Лаирет отвернулась от меня, давая понять, что ответила на вопрос, и теперь Локи
вновь стал ей куда интереснее. Значит, в нее заложили тягу к обнулению членов Тени.
На меня же это никак не распространялось. Ох, и неприятно же все это пахнет.

— Так и знал, что эпицентром этого дерьма являешься именно ты! — послышалось злое
шипение со стороны Грензентура. Он сорвался с места и попытался ударить меня. Но
его кулак остановили в каком-то миллиметре от моего лица.

— Я защищу… — раздался холодный голос, а вслед за ним болезненный вопль пантеры.
Кулак парня, пойманный при ударе, сжали до такой степени, что пальцы его
раздробились друг о друга. Физических повреждений Грензентур на самом деле не
получил, но благодаря глубокой виртуалии боль прочувствовал во всей своей красе.

Диваны и стол мягко растворились в полу. Украшавшие стены гобелены видоизменились,

начиная все больше походить на двери. Железные двери. Деревянные двери. Соломенные
двери. Картонные двери. Бесконечная череда дверей. Две параллельные стены комнаты
начали сдвигаться, медленно видоизменяя ее в коридор. Две противоположные —
покрывались трещинами и осыпались, обнажая скрытую за собой зияющую черноту
бесконечности.

Моя виртуальная копия в одной лишь толстовке и с торчащими из капюшона лисьими

ушами продолжала сжимать руку Грензентура, не обращая внимания на его вопли и
попытки вырваться.

— Отпусти, — приказал я.

— Отпусти… — повторил за мной защитник и мгновенно расцепил пальцы.

— Какого хуя?! — выдохнул Грензентур, упав на пол и прижимая к груди окровавленную

руку. — Что, мать твою, здесь… — он не договорил, в ужасе смотря на меня и мою
виртуальную копию.

— Магия виртуалии, — игриво подмигнул я ему, а затем повернулся к Лаирет. Все,

оказавшиеся в моем коридоре оцифрованных воспоминаний люди, замерли, плохо
представляя, что происходит. Лишь Шаркис явно узнал локацию и не пришел от этого в
восторг. Лаирет выглядела слегка озадаченной.

— Обездвижь ее. Мне потребуется время.

— Время… — кивнул защитник и шагнул в сторону фантома виртуалии. Лаирет в ответ

протянула руку в его сторону, видимо намереваясь его обнулить. Вот только загвоздка
заключалась в том, что мой лисенок не являлся пользователем. Он являлся воплощением
мною написанного антивируса, который я обновлял минимум раз в неделю. И последнее
обновление я в него впаял пару часов назад, когда свои чертоги преображал в
цифровую комнату, дабы заранее не пугать всех присутствующих видом непроницаемой
коридорной пустоши. Создатели Лаирет, конечно, были хороши. Но и я далеко не
промах.
Лаирет коснулась груди защитника, и на ее лице отобразилось смятение. Она не
понимала, почему ее атака не действует на с виду примитивную программу, имитирующую
примитивного меня. Лис посмотрел на руку девушки, резко схватил ее за запястье и
притянул к себе, прижимаясь к ней со спины. А затем появились провода. Не те, что
мерещатся мне. Настоящие. Те, что я внедрил в программу защитника, таким образом
решив сыграть с собой злую шутку. Хочешь избавиться от страха? Заставь себя
сталкиваться с ним постоянно, пока он не перестанет быть чем-то из ряда вон
выходящим и не превратится в обыденность.

Толстовка защитника начала вздуваться, а затем разлетелась на отдельные клочки,

явив окружающим неприятное зрелище: ком блестящих в виртуальном свете проводов, что
подобно клубку змей сплетались в толстые жгуты, образуя сетевое тело моей копии.
Лаирет среагировала мгновенно. Подключив скрытые программные ресурсы, она вырвалась
из хватки лисенка и ринулась к выходу. К выходу, которого больше не было.

Провода пришли в движение. Они начали медленно сползать по худым ногам защитника к
полу, а оттуда ринулись к Лаирет. Красные провода. Черные провода. Синие провода.
Зеленые провода. Прозрачные провода. С оголившимися жилами. Пропускающие по себе
всполохи электричества. Тонкие и толстые. Верткие, как черви. Десятки. Сотни.
Тысячи. Несмотря на сопротивление, они взялись оплетать ноги Лаирет. Внедрялись в
ее цифровую плоть. Копошились под ее цифровой кожей. Ползли к рукам. К груди. Шее.
Голове. На бесстрастном лице Лаирет отобразилась сосредоточенность. Чувство страха
в нее не заложили, потому вместо того, чтобы орать от ужаса, как это произошло бы с
человеком, вирус искал лазейки. Прощупывал систему моего защитника. Пытался его
атаковать. Безрезультатно.

Пока Лис отсекал Лаирет пути к отступлению, я вытащил из кармана кубик рубика со
светящимися неоном гранями. Мой маленький проект, над которым я так долго корпел. Я
начал крутить грани, переупорядочивая цветные квадраты, из которых состояла каждая
из сторон. В классической головоломке цель игрока состояла в возвращении кубика
рубика в первоначальный вид: чтобы каждая грань состояла из квадратов только одного
цвета. Но я добивался другого. Настраивал свое детище на необходимый источник.
Никто из присутствующих не шевелился. Все смотрели на Лиса и Лаирет, не обращая на
меня никакого внимания. Кроме разве что Шаркиса, который не отрывал взгляда от
меня. Головоломка у меня в руках не осталась для него незамеченной. Я весело махнул
семпаю рукой и двинулся в сторону злополучного фантома. Провода обвили ее цифровую
оболочку, создав вокруг нее кокон и таким образом заблокировав любые попытки Лаирет
вырваться из ловушки. У защитника присутствовал прописанный сценарий контратаки
любого вируса, но прямо сейчас я его отключил. Лаирет мне нужна была целой и
невредимой до последнего символа кода.

Я остановился прямо перед девушкой и начал катать кубик рубика в лисьих лапах,
превращая его в сверкающий неоном шарик.

— Открой-ка рот, — попросил я.

— Рот… — защитник ухватился за виртуальные челюсти Лаирет и насильно их распахнул.

Мне открылась черная дыра сетевых внутренностей. Мучимый сомнениями, я помедлил еще
мгновение, прежде чем отправил шарик в недра фантома. Как только мой маленький
проект оказался внутри, защитник закрыл рот Лаирет рукой. И все мы замерли, ожидая,
что же будет дальше. Я успел просчитать не все возможные последствия в случае
провала, потому даже мне было любопытно, что произойдет. В первые секунды казалось,
будто ничего не изменилось. Но вот легкая рябь прошла по виртуальной оболочке
девушки, заставив меня невольно отпрянуть, а затем восторженно взвизгнуть.

— Отпусти ее!

— Отпусти… — сгусток проводов отполз от девушки, оставив ее стоять посреди моей

обители воспоминаний. По Лаирет прошла еще одна рябь. И еще. Пока все ее
виртуальное тело не начало походить на багованный NPC мод, которые часто
встречались рядом с виртуальными смерчами. Лаирет не понимала, что происходит,
потому, движимая первоначальными протоколами, вновь шагнула в сторону Локи, желая
его обнулить. Но порыв оказался мимолетным. Частота и интенсивность ряби
усиливались. Огромные цифровые бугры перекатывались под цифровой кожей, вспениваясь
из-за активной переписки кода. Волны ползали по одежде Лаирет. По ее волосам.
Пальцам и кольцам. По всему, что так или иначе являлось частью вируталии. А затем
они пошли дальше и начали медленно распространяться от стоп девушки по полу
коридора к стенам и потолку, к дверям моих воспоминаний и к нам самим. Когда первая
волна прокатилась по моему аватару, я ощутил нечто странное. Не холод и не жар. Не
боль и не удовольствие. Это было нечто иное. Чувство, которое человеческий мозг
интерпретировать не мог.

— Что за черт?! — Конь, заметив, как одна из волн прокатывается по его телу, полез
было в настройки и попытался выйти из виртуалии. Конечно же, у него ничего не
вышло. Я запечатал выходы. И даже Док, сжимавший в реальности в руках шприц с
адреналиновым коктейлем, сейчас бы Коню не помог. В конце концов, эту ловушку я
создавал далеко не только для Лаирет.

Паника Коня быстро передалась и остальным. Ощущая на себе то же, что чувствовал я,
члены «лисьей тени» начали производить попытки выхода. Вот только их профили
оказались заблокированы и не давали своим хозяевам возможности не только выйти из
сети, но и просто поменять локацию. Зуо сохранял видимое спокойствие. Он с
равнодушным видом пронаблюдал за тем, как одна из волн прокатилась по его
человекоподобной лапе, и решил оставить происходящее без комментариев.

Дальнейшего распространения увидеть я не мог, но знал, что волны мерно переползают

в другие локации виртуалии. Знал, что от них вздрагивают пользователи, начинают
биться в конвульсиях моды, глючит реклама и падают сайты. Знал, что многочисленные
цифровые небоскребы с белыми кубами за их непреодолимыми цифровыми стенами дрожат
от неконтролируемой цепной реакции, остановить которую было уже невозможно.

Мой маленький проект планомерно проникал в каждый закоулок виртуальной сети.

Прикасался к каждому сайту, внедрялся в каждый протокол, селился в каждом сервере,
в данный момент подключенном к сети. И везде оставлял свои следы. Лисьи следы в
качестве метки о том, где он успел побывать. Что он успел изменить. Переписать.

У-со-вер-шен-ство-вать.

Я знал, что это займет какое-то время. За пару секунд такие дела не делаются.
Система нуждалась в полной перезагрузке, но за неимением возможности отключиться
одним махом, она будет обновляться по частям в течение нескольких часов. Но
конкретно в моей обители я уже должен был получить то, чего все эти шесть месяцев
пытался добиться.

— Голосовой приказ: Лаирет, посмотри на меня, — выдохнул я. Девушка тут же

повернулась в мою сторону. Рябь, гулявшая по её аватару, сошла на нет, что означало
полную переписку ее кода. — Я хочу, чтобы ты… — сперва я хотел вызнать у нее
пользовательский номер ее создателя или создателей, но затем справедливо решил, что
эта информация мне ни к чему. Тот или те, кто ее написали, могли быть мне знакомы.
А мне бы не хотелось, чтобы на мое решение повлияли человеческие чувства.
— Голосовой приказ: Возвращайся во внешнюю сеть и ожидай своего создателя или
создателей. Как только он или они войдут в сеть, обнули, — выдохнул я. На лице
девушки не появилось и тени сомнения, что говорило об её полном подчинении.

— Приказ принят, — кивнула она, после чего прошла к одной из сотен дверей,
«украшавших» стены моего коридора. Она без проблем распахнула одну из них и
скрылась за ней. Несколько хакеров кинулись вслед за девушкой, намереваясь выйти
вместе с ней, но защитник им этого не позволил. Длинные провода обвили ноги хакеров
и потащили обратно к центру коридора. Дверь захлопнулась. «Лисья тень» оказалась
заперта. Но заперта не с Лаирет, что их все это время так страшило. Она оказалась
заперта со мной.

— Голосовой приказ: Хочу фруктовый лед в стакане, — выговорил я, и в моей руке тут
же появилось желаемое. — Голосовой приказ: отменяю протокол, подразумевающий
необходимость говорить «голосовой приказ» перед каждым голосовым приказом. А то я
замучаюсь! — Сделано. — Сегментация голоса. Оцифровка уникальных голосовых
параметров. Симбиозирование голоса с адресом пользователя, внедрение уникального
цифрового сигнала, монополизация контроля. — Сделано. — Трон мне. — Виртуалия тут
же прислала мне сообщение о необходимости уточнения запроса. Она нашла три миллиона
четыреста восемьдесят тысяч тронов и желала понять, какой из них подойдет именно
мне. — Красивый. — Добавил я. Виртуалия меня не поняла. Так, с сетью затем надо
будет конкретно поработать. Кому нужна реальность, которая не может выдать на
запрос «красивый трон» красивый трон?!

Я указал еще несколько десятков параметров и наконец-то добился своего. Посреди

коридора появился белый трон с вырезанным на спинке единорогом. Ох, уж эти
воспоминания. А помните времена, когда я сам считал себя единорогом? Или,
подождите, Пегасом? Пони? Самые счастливые три минуты в моей жизни!

Я уселся на трон и присосался к трубочке, втягивая в себя фруктовый лед. Ощущения

были почти неотличимы от реальных. Вот это кайф.

— Твою мать! — первым очухался Конь. — Ты… ты же! О нет! О нет, материнская плата
меня дери! Нет! — я знал, что он сообразит первым. Будучи любителем мировых
заговоров, он являлся одним из немногих членов Тени, который обладал достаточно
гибким мышлением для того, чтобы осознать произошедшее. Остальные присутствующие не
позволили бы себе этого даже предположить.

— Что… произошло? — с запинкой выдохнул Грензентур. Его виртуальная рука уже
восстановилось, но воспоминания о боли еще давали о себе знать, сбив с него лишнюю
спесь.

— Действительно, что же… — протянул я, восседая на своем троне с единорогом.

— Фелини, — Зуо подошел ближе и встал прямо передо мной. У меня сложилось
впечатление, будто он пытается закрыть от меня своей спиной остальных членов Тени.
— Что ты наделал?

— То, чего вы хотели. Победил Лаирет, — улыбнулся я.

— Помимо этого, — нахмурился Зуо. — Что ты сделал помимо, сука, этого? — наконец-то
он дал волю раздражению.

— Ничего особенного, — протянул я с равнодушием. — Подкорректировал код виртуалии

и…

— О нет! О нет — о нет — о нет! — продолжал бесноваться Конь, схватившись за

голову.

— …стал полноправным и единственным ее владельцем.

И теперь я в этом мире сам Господь Бог.

— Владельцем? — послышались шепотки. — А как же Джоу Кер?

Ха. Джоу создала виртуалию, но давно потеряла над ней контроль.

Король умер. Да здравствует король!

========== Пятые небеса Рая: 51. 4.04 ==========

Яну следовало заподозрить неладное, еще когда Джек заявил, что на мероприятие будет
уместным прийти в костюме. Стоило задаться парочкой вопросов и ответами на них
развеять ошибочное представление о ДаркАтоме. Ян успел нафантазировать мрачные
коридоры, вооруженную до зубов жутковатую охрану и сплошь знакомые лица из
преступного мира. И подобные лица действительно имели место быть, вот только…
Выставка оружия в представлении Яна являлась мероприятием далеко не
развлекательного характера. Особенно, если она закрытая. Особенно, если она
незаконная. Особенно, если гости узнавали о месте ее проведения за полчаса до
начала. ДаркАтом рисовался чем-то запретным и опасным. Демонстрация оружия влекла
за собой заключение сделок. За сделками лились рекой деньги и кровь. Значит
ДаркАтом — это своего рода «черная» предпринимательская площадка по сбыту нового
оружия, где обычным зевакам места нет.

Ян еще никогда так не ошибался. То, что открылось его глазам, куда больше
напоминало гиковские конвенты, что проводились в Тосаме каждый месяц. Или
кинофестивали. Или сериальные показы. Или любые другие триеннале всяческой
направленности и увлеченности. Только если на перечисленных выше конвентах можно
было увидеть актеров, задать вопросы режиссёрам и сценаристам, просмотреть трейлеры
или приобрести себе пару голографических плакатов на стену, то ДаркАтом
предоставлял невероятную возможность унести домой в качестве сувенира базуку. Или
глок. Или револьвер с золотой ручкой. Противотанковую мину. Брелок в виде атомной
бомбы. Миниатюрные ракеты. Или ящик патронов, который разыгрывался в зрительской
лотерее.

Но что Яна удивило больше всего, так это тьма народа. Фестиваль со статусом
«закрытый» оказался неожиданно многолюдным. Настолько, что люди, проходившие мимо
столов и стендов, постоянно встревали в человеческие пробки, переругивались или
становились участниками небольших давок. И это с учетом того, что помещение, в
котором проводился ДаркАтом, имело колоссальные размеры. Джек и Ян, приехав в
указанное место, спустились под землю на одиннадцать этажей. И судя по тому, как
далеко над головой возвышался потолок, павильон мероприятия занимал в высоту все
эти этажи. О ширине помещения оставалось только догадываться, но противоположные
стены таяли где-то вдали.

«Не представляю, как столь масштабное мероприятие возможно скрыть от полиции?» —

поражался Ян, то и дело рассматривая высокие сводчатые потолки. Их поверхность
усеивали светодиоды, которые имитировали звездное небо. Только «звездочки»
собирались не в известные человечеству созвездия, а в фигуры, напоминавшие
определенный вид оружия, или рекламные надписи вроде «Купи сто патронов на П-386,
получи сто первый совершенно бесплатно!».

Еще одной неожиданностью для Яна стал тот факт, что в определенных кругах Джек
пользовался популярностью. Место, которое выделили подрывнику под его стенд и
презентацию, оказалось достаточно выгодным и максимально проходным. Кроме того к
Джонсу постоянно подходили «фанаты». В основном это были либо бритые налысо мужчины
в военной форме, которые с пеной у рта расписывали Джеку гениальность его
псевдодинамитовых мин, либо суровые дамы, утверждавшие, что статья Фейя про нюансы
перевозки нитроглицерина — это лучшее, что им когда-либо доводилось читать. Но
обозначились и фанаты иного сорта — миловидные молодые девушки и парни, наличие
которых Яна почему-то неимоверно злило. Джек, впрочем, вел себя на удивление
сдержанно. Он общался с каждым подошедшим, никому не отказывал в автографе и
фотографии (на которых он, правда, закрывал лицо рукой), но неприкрытый флирт
подрывник стойко игнорировал, от приглашений на чай, кофе или виски отказывался и
каждый раз возвращался к Яну.
— Не скучаешь? — интересовался он с улыбкой.

— Скучаю настолько, что вот-вот помру, — наигранно жаловался Ян, на самом деле не
успевая вертеть головой, чтобы разглядеть хотя бы половину из того, что происходило
на мероприятии. В углах огромного помещения возвели сразу четыре сцены, на каждой
из которых проходили презентации нового оружия. Четыре сцены подразумевали четыре
сектора, на которые делился ДаркАтом: холодное и метательное оружие, мины и
огнестрельное оружие, оружие массового поражения и нетрадиционное оружие.

— Врешь и не краснеешь, — смеялся Джек, а затем вновь отвлекался на одного из

докучливых фанатов.

Предположение Фейерверка насчет того, что они с Яном, нарядившись в военную форму,
впишутся в рамки мероприятия как нельзя лучше, оказалось верным. Девяносто
процентов посетителей ДаркАтома предпочли прийти на выставку в исторической или
игровой форме. Мимо Яна то проплывала делегация Миротворцев, салютующая ему как
коллеге, то маршировали римские легионы, то боевые кошечки из новой онлайн игры.
Оружие, не игровое, а самое настоящее покоилось на спине, бедре или любой другой
части тела абсолютно каждого посетителя. Реши кто пальнуть, и в мгновение ока
половине людей, пришедших на ДаркАтом, грозило оказаться жертвами вспыхнувшей
перестрелки. Ян самую малость любопытствовал, имелся ли у организаторов выставки
перечень мер по предотвращению подобных случаев. Впрочем, скорее всего главной
мерой являлась четвертая сцена, на которую выволакивали оружие массового поражения
и с помощью ярких презентаций расписывали, за сколько секунд и сколько миллионов
людей могло бы погибнуть при активации той или иной боеголовки. А ведь ДаркАтом
проходил в центральной части Тосама. Его горожане в это самое время видели третий
сон, даже не подозревая, что их шансы проснуться держались на тоненьком волоске.

Впрочем, скорее всего именно боеголовки и служили на ДаркАтоме тем самым

сдерживающим фактором. Яну оставалось молиться, чтобы на мероприятие не пробрался
суицидник, пожелавший уйти в мир иной в компании целого города, или горе-террорист,
верящий, что лучший способ достижения мира — это массовое убийство (исторические
факты доказывали, что это так не работает).

Ровно в час ночи Джека вызвали на сцену, где он представил оружие, над которым
корпел последние дни. Среди тестовых образцов оказалась и та самая серебристая
«брошь», с помощью которой подрывник пригвоздил Яна к полу, а затем наглядно
подтвердил свои подозрения на счет возможного стояка на мужчину. От этих
воспоминаний шатен раздраженно поморщился и предпочел уткнуться взглядом в ПКП, в
очередной раз проверяя, не появилось ли сообщений от Шаркиса. Но сколько бы он не
обновлял чат, новые сообщения от Зуо отсутствовали. Ян собирался гипнотизировать
переписку с Шаркисом еще минимум минуту, но вверху экрана всплыло новостное
сообщение с броским названием: «Перебои электричества в Тосаме: энергетический
террор или чья-то шалость?!» Ян бы проигнорировал это сообщение, как и тысячи
предыдущих, если бы не последнее слово. «Шалость» стойко ассоциировалась с Фелини.

Ян открыл статью и пробежал по ней взглядом. Оказывается, полчаса назад по Тосаму

началось локальное отключение и перезагрузка всех частных серверов и городских
систем. Перезагрузка происходила ступенчато. Квартал за кварталом. Помимо этой
статьи нашлось еще несколько сотен подобных. Именно столько успели наклепать
репортеры за жалкие тридцать минут. После каждого нового отключения электричества
тексты становились все агрессивнее и пророчили все более плачевные последствия. По
факту, системы перезагружались и приходили в норму. Никаких иных изменений не
отмечалось.

И все же это было странно. И Ян не мог отделаться от ощущения, что виною всему
личность, являвшаяся живым воплощением антонимов таких понятий как «надёжность» и
«доверие».
«Напиши, как вернешься из виртуалии», — настрочил Ян в чате с Шаркисом. Сообщение
дошло, но повисло в непрочитанных.

«Не накручивай себя, — мотнул Ян головой и отложил ПКП в сторону. — Отвлекись!» —

приказал он себе и взялся вновь с интересом разглядывать проходивших мимо людей и
их оружие. Парочку раз к столу Джека подходили люди, которые просили у Яна
разрешения сфотографироваться с ним. Он соглашался до тех пор, пока одна из ярких
дамочек не схватила его за зад, при этом в руку впихнув чип с ее виртуальным
адресом. Чип полетел в помойку, а желание фотографироваться с людьми резко отпало,
потому после этого Ян начал вести себя, как недотрога. Это, как ни странно, лишь
повысило интерес окружающих к его скромной персоне.

Джек продолжал блистать на сцене. Он оказался не только талантливым конструктором,

но и вполне харизматичным оратором, который рассказывал о своих изобретениях с
таким жаром, что даже Ян невольно заслушивался, хотя не понимал и половины отсылок
или шуток. Но зрители, кто ловил каждое слово Фейя, смеялись в голос и попеременно
аплодировали.

— Боюсь, наше время подходит к концу, но если у кого-то из вас еще остались ко мне
вопросы, милости прошу к моему столу, — оповестил Джек. — Кроме того, напоминаю,
что предзаказ моих «детишек», — так подрывник именовал свои изобретения, —
откроется уже на следующей неделе! Поэтому если вы еще не получили ссылку на мою
виртуальную локацию на черном рынке, наведите ваш голографический экран на мой
стенд, и ссылка придет вам автоматически в личные сообщения!

Громкие аплодисменты проводили Джека, явно довольного выступлением. Он вприпрыжку

спустился со сцены и направился в сторону Яна с видом человека, только что
выигравшего миллион. Заметив внимательный взгляд шатена, Фейерверк махнул ему
рукой, улыбнувшись во все свои тридцать два зуба. К Джонсу не зря липли тысячи
фанатов. С его-то смазливой мордашкой и сладкими речами. А от такой улыбки
растопился бы и сухой лед.

Ян показательно отвернулся. Ему не хотелось оказаться в череде растопленных. Нет,

всю эту дурь следовало срочно выкинуть из головы. Отношения без обязательств Яну не
подходили по той простой причине, что для него бы они тут же превратились в
обязательные. Можно договариваться с партнёром о чем угодно, но нельзя об этом же
договориться со своими чувствами. Ян себе не доверял, понимая, что слишком долгое
время находился в отношениях, принцип которых заключался в игре в одни ворота. Джек
предлагал иное. Но предлагал он это в качестве игры. Пробы пера. Эксперимента.
«Проведем парочку ночей вместе! Что в этом такого?». Ничего такого в этом не было.
Но не для Яна. Вдруг ему стукнет в голову, что он влюбился? Или это стукнет в
голову Джеку, пока Ян продолжит страдать по Глоу? Единственный вариант, который Яну
казался абсолютно нереалистичным — тот, при котором подобное стукнуло бы в голову
им обоим, превратившись во взаимную любовь. Ян давно перестал верить в это
мифическое явление. Говорят же, будто один в паре всегда любит больше, чем другой.
Да, перед его глазами развивался пример яркой взаимности: взаимоотношения Фелини и
Шаркиса, но… Их пара не тянула на эталон большой и светлой, и отношения скорее
походили на военные действия, периодически прерываемые крышесносным сексом. Что у
этих двоих творилось в головах, можно было только догадываться. Главное, чтобы они
оставались вместе. Пусть портят жизнь друг другу, чем найдут себе пары среди
адекватных людей и разрушат их жизни до основания.

— О чем задумался? Надеюсь о том, насколько мой зад великолепен в этих штанах?
— Джек деловито приобнял Яна одной рукой за шею, за что получил несильный удар
локтем под ребра.

— Я думаю, все ли в порядке в Тени, — не моргнув и глазом соврал Ян.

— Уверен, они уже одолели Лаирет и устроили кутёж на весь особняк Дайси! — беспечно
отмахнулся Джек. — Кстати о кутежах. На выставке алкоголь запрещен, зато кофе тут
делают безупречный! Тебе принести?

— Нет, — отмахнулся Ян. — Я бы предпочел… — он осекся, уставившись перед собой.
Слова застряли в горле, из-под ватных ног ушла земля, а в ушах зазвенело. Впереди
всего в паре метров от него мелькнул знакомый пятнистый хвост. Глоу в компании Томо
Яказаки блуждал по выставке, не отрывая взгляда от своего «хозяина». Мужчина,
даром, что новый босс Лавы, внимательно осматривал представленное одним из
участников выставки оружие. Яну не следовало удивляться его присутствию на
ДаркАтоме, потому что Томо Яказаки вписывался в его тематику и антураж, как никто
другой. И Глоу, ходящий за молодым боссом Лавы по пятам, так же неожиданностью не
оказался. И все же… Яну показалось, что он задержал дыхание на целую вечность. Он
продолжал стоять у стенда Джека, но ощущал себя падающим с обрыва, бороздящим
просторы обжигающего холодом космоса или идущим ко дну водной бездны.

— Не могу понять, чем он тебя так зацепил, — выдохнул Джек, видимо проследив взгляд
Яна и легко считав состояние парня по выражению его лица. — Ты не похож на любителя
детишек.

— Глоу старше меня, — парировал Ян на автомате. Из-за внешности котенка ему часто
приписывали любовь к подросткам. Никто даже не подозревал об истинной причине
зарождения столь сильных чувств, которые Ян испытывал к Глоу ранее и ощущал
горьковатое послевкусие теперь.

— Но выглядит то он, как…

— Да плевать, как он выглядит, — раздражённо бросил Ян, резко садясь на

предоставленный организаторами ДаркАтома раскладной стул и прячась за одной из
«поделок» Джека. — Дело далеко не во внешности!

— Тогда в чем? — поинтересовался Фей, развернув второй стул к Яну спинкой и

усевшись на него задом наперед.

— Он… Гм-м-м… — Ян не любил об этом говорить, но почему-то именно сейчас хотел. — У
меня был младший брат. Его звали Ин, — произнес он сухо.

— «Был», — повторил Джек, поняв, что кроется за этим словом. — Глоу тебе его
напоминает?

— Господи, конечно, нет! — всплеснул Ян руками. — Глоу убил человека,

ответственного за гибель Ина.

— О… О-о-о! — выдохнул Джек, медленно осознавая услышанное. — Выходит, твои чувства
выросли из смеси скорби и благодарности?

— Возможно, — не стал спорить Ян.

— А Глоу это сделал во имя твоего брата?

— Нет. Скорее это оказалось… Совпадением.

— Ну а что-то значимое помимо этого совпадения он для тебя сделал? — продолжил
допытываться Джек.

Ян задумался, пытаясь вспомнить, что и когда Глоу для него делал. Но в голову
ничего внятного так и не пришло, поэтому он лишь неопределенно пожал плечами.

— Что ж… — протянул подрывник, сперва взирая на Томо и Глоу, а затем вновь

переключая все внимание на Яна. — Скажи, кого убить мне, чтобы завоевать твое
внимание, — неожиданно серьезно спросил он. Ян чуть не брякнул язвительное «себя»,
но вовремя отмел эту идею, поняв, что в данный момент Джек не шутит. И это было
слегка жутковато. Каждый ли готов убить одного человека, чтобы затащить в постель
другого?

— Я бы предпочел, чтобы ради меня не убивали, а спасали, — выдохнул он глухо. — Наш
мир и так далек от сказки. Было бы неплохо хотя бы любовь не мешать с окружающим
нас дерьмом, — добавил он, чуть подумав.

— Вот как… — выдохнул Джек с задумчивым видом. — Значит, продолжу придерживаться

старой стратегии, — пробормотал он себе под нос, вызвав у Яна улыбку.

— Хорошее решение, учитывая, что стратегия рабочая, — кинул он, на что Фей
уставился на него, явно пытаясь понять, подшучивал ли над ним Ян или говорил
всерьез.

— Я… — выговорил он, когда ДаркАтом резко погрузился в темноту. Единственным

источником света остались светодиоды на потолке, от которых не было никакого толка.
Музыка, что до того без перерыва лилась из динамиков, смолкла, сменившись тихим
удивленным гулом и нервными перешептываниями.

— Какого черта?! — послышался панический возглас где-то сбоку. Плохой знак.

Паника — явление, передававшееся воздушно-капельным путем. Где паниковал один, там
паниковали все.

— Облава? — раздалось с другой стороны. Подозрение и страх имели дурную привычку

разрастаться на манер геометрической прогрессии.

— Сеть обрубили! — завопил кто-то третий. Это конец.

Нервный гул быстро нарастал, превращаясь почти в оглушительный. За полминуты

ДаркАтом превратился из интересного мероприятия в клетку для миллиона перепуганных
людей. И только вселенной известно, к чему все это могло привести.

— Черт, — выдохнул Ян, — кажется, перебои с электричеством добрались и до нас.

— Какие еще перебои? — раздался вопрос со стороны Джека. Но его слова потонули в
первом оглушительном выстреле, проводящим черту между «до» и «после». За выстрелом
последовали болезненные вопли. И вслед за тем наступил кромешный ад. Кто бы мог
подумать, что человечество XXIII века могли за секунду довести до панического ужаса
всего два невинных фактора: темнота и отсутствие подключения к виртуалии.

Ян почувствовал, как на его запястье сомкнулись чьи-то горячие пальцы.

— Давай-ка опустимся на пол. Там поймать шальную пулю будет сложнее, — пробормотал
Джек, явно прилагая силы для того, чтобы его голос звучал спокойно. Но Ян
почувствовал его напряжение. Около миллиона перепуганных людей, вооруженные до
зубов, окружённые непроницаемой темнотой и оружием массового уничтожения — далеко
не вечеринка мечты.

Ян позволил себе последовать за невидимой тягой и опустился на пол. Как раз

вовремя, так как в стенд Джека обозначив себя фиолетовыми всполохами влетели две
лазерные пули.

— Твою мать, что происходит?! — выдохнул Джек нервно, заползая под стол, невольно
притягивая Яна к себе и заключая его в крепкие объятия. На самом деле подобная
защита не спасла бы ни от огнемета, ни от мины, ни от пули. Но этот жест Яну все
равно показался приятным, поэтому он не стал на пороге смерти вставать в позу,
изображая из себя гордеца. Просто вжался в Джека и постарался не поддаваться общей
панике. В статье, что он читал, указывали время перезагрузки систем — четыре минуты
и четыре секунды. Как иронично.

— Просим всех оставаться на своих местах и не поддаваться панике. Мы постараемся в

ближайшую минуту запустить резервные сервера, которые…

«Не поможет», — подумал Ян, шумно сглатывая. В статьях упоминалось и о резервных

серверах в том числе. Все, что подключалось к виртуалии, мгновенно начинало
обновляться и перезагружать системы.

Люди не собирались прислушиваться ни к гласу разума, ни к голосам организаторов

выставки. Оглушенные страхом, они на ощупь толпами ломанулись к дверям, чтобы
обнаружить, что те заперты на магнитные замки. Блокировку невозможно было снять без
кода доступа. А код доступа было невозможно ввести без электричества и подключения
к системе. Все они оказались замурованы под землей в помещении, кислород в которое
генерировали все те же системы здания, теперь не функционировавшие. Скверная
ситуация, с какой стороны ни посмотри.

Очередной выстрел прозвучал совсем близко. Ян вздрогнул, на что Джек тут же прижал
его к себе плотнее. Кто-то повалился на стол. Ян ощутил, как на тыльную часть его
ладони капает что-то горячее. В воздухе появился узнаваемый запах крови. Четыре
минуты четыре секунды. Они все ещё не закончились.

— Твою мать, будет чудом, если Тосам не взлетит раньше, чем… — забормотал Ян, когда
ощутил правой щекой губы Джека. — Ты что делаешь? — встрепенулся он. — Тебе не
кажется что сейчас не самое подходящее время?!

— Если хотя бы одна пуля попадет в биологическое оружие Освальда, — Джек имел в
виду одного из участников выставки, — нас не станет ещё до того, как мы поймём, что
это последние секунды нашей жизни, — прошептал он еле слышно. — А если уж я могу
умереть в любую секунду… — Ян ощутил на губах пальцы Фейерверка, а затем их сменил
поцелуй. В словах Джека присутствовало зерно истины. Но целоваться под столом, пока
вокруг звучала оглушительная пальба, а на его руку все ещё капала чужая кровь: не
перебор ли?

Джек взял на себя смелость все решить за Яна, резко толкнув его на пол и придавив
парня к холодной поверхности своим весом. Ян мучился сомнениями ещё пару секунд,
прежде чем подался к Джеку, отвечая на его поцелуй. Он запустил пальцы в густые
волосы Фейерверка и приоткрыл рот, первым превращая невинное касание губ в глубокий
французский поцелуй. Паника, крики и бьющие по ушам выстрелы отошли на второй план.
Быть может, виною тому была темнота или возможная близость смерти… или Джек просто
потрясно целовался, но ощущения казались Яну куда ярче обычного. Он чувствовал
касание языка Джека, тепло его руки, которая упиралась в пол в сантиметре от его
шеи, давление тяжёлой пряжки ремня подрывника на его живот, и пряди волос брюнета,
что щекотали Яну лоб. Они целовались самозабвенно и полностью отдавшись друг другу,
потому что этот поцелуй мог оказаться последним в их жизни. Буквально. И ужас
положения придавал ситуации особый, неповторимый окрас.

Ян настолько увлекся происходящим, что не сразу заметил, как помещение ДаркАтома

заполнилось светом. Стрельба прекратилась. Паника начала угасать. Четыре минуты и
четыре секунды закончились.

Так как Ян пришел в себя первым, именно ему пришлось пусть и с сожалением, но
отлеплять от себя перевозбужденного Джека. Пока подрывник тихо возмущался сему
факту, Ян огляделся по сторонам и оценил масштабы нанесенного урона. К горлу его
подкатил ком. Джек, еще не отошедший от первого поцелуя, потянулся было к Яну за
вторым, но шатен молча оттолкнул его от себя, ткнув пальцем в открывшуюся им
картину. Подрывник глянул туда, куда показывал Ян, и обомлел. Сотни свежих трупов
устилали собой полы помещения. Среди погибших шатен углядел двух девушек, что
подходили к нему фотографироваться. Ещё час назад они и подумать не могли, что их
жизни скоро подойдут к концу. И из-за чего? Из-за отключения гребаного
электричества?

— Господи боже… — выдохнул Ян, неуклюже выбираясь сперва из-под Джека, а затем и
из-под стола, на котором обнаружился мертвый мужчина с тремя пулями в груди.
Подрывник поднялся вслед за Яном и хмуро огляделся, пока его взгляд не остановился
на левом рукаве парня. На белой форме красовалось яркое алое пятно.

— Тебя ранили?! — всполошился было Джек.

— Это его кровь, — кивнул Ян на тело на столе. — Интересно, что предпримут

организаторы выставки? Как решат Вот Это? — развел он руками.

— Так же, как решали и до этого, — сухо бросил Джек и на недоуменный взгляд Яна
пояснил, — около одного миллиона вооруженных людей в одном помещении. Полагаешь,
перестрелку может спровоцировать лишь отсутствие света и сети? — невесело
усмехнулся он. — Что я знаю точно: нам с тобой здесь делать больше нечего.

— Хотел сказать то же самое, — кивнул Ян, гипнотизируя экран перезагрузившегося

ПКП. Чат с Шаркисом оставался мертвым. Но Яна напрягло не это. — Ничего не
замечаешь? — показал он ПКП Джеку. Тот скользнул взглядом по экрану и пожал
плечами.

— Вроде все как обычно.

— Угу, — кивнул Ян, — все кроме этого, — указал он на маленькую точку в нижнем
левом углу. Джек прищурился:

— Битый пиксель? — предположил он.

— Нет. На Телефоне это тоже присутствует, — заметил Ян всматриваясь в

развернувшийся перед глазами голографический экран. Он положил два пальца на экран
по разные стороны от точки и одним жестом увеличил картинку.

— Опачки… — хмыкнул Джек. Точка оказалась рисунком, имитировавшим след животного.

— Фелини? — протянул он с сомнением.

— Фелини, мать его, — рыкнул Ян, со злостью швыряя ПКП прямо на свежий труп.
— Собирай вещи. Мы срочно возвращаемся в особняк.

****

Фелини сидит на дурацком троне. Как ни в чем не бывало, потягивает дурацкий

напиток. С дурацким торжествующим выражением лица.

— Лаирет повержена. Теперь, будь добр, выпусти нас, — стараешься ты выговорить

спокойно, будто его заявление мгновение назад по поводу виртуалии ни разу не
выбивает тебя из колеи.

— Не-е-ет, — протягивает Фелини с хитрой улыбкой. И хотелось бы сказать, что ты

удивлен его ответу. Но это, увы, не так.

— Выпусти остальных. Я останусь, — выдыхаешь ты, хмурясь. Фелини переводит на тебя

взгляд непроницаемо пустых серых глаз. Твои слова будто бы его уязвляют.

— То есть все же в этом мире существуют люди, которые тебе не безразличны, —
произносит он холодно.
— Естественно, — цедишь ты сквозь зубы. — И ты — один из этих людей, — добавляешь
ты с усилием. Тебе вовсе не хочется выставлять свои истинные чувства на показ. Даже
перед членами Тени. Особенно перед членами Тени. Но сейчас, кажется, это
единственный способ защитить их. Закрыть от неминуемо надвигающейся бури. И почему
ты должен из раза в раз говорить о своих чувствах вслух? Неужели он не понимает,
что…

— Свежо предание, да верится с трудом, — произносит он с едва заметной улыбкой.

— Если бы дело было только в тебе, я бы поступил так, как ты предлагаешь, — уверяет
Фелини, зубами вытягивая трубочку из стакана и начиная жевать ее край. — Но виновен
здесь не только ты.

— Не знаю, что ты там себе напридумывал, но я требую, чтобы ты немедленно выпустил
нас! — срывается на крик Грензентур, надвигаясь на Фелини. — Твоим эгоизмом,
детскими обидами и психическими заебами все мы сыты по горло! — кричит он, сжимая
пальцы в кулаки. Но к Фелини слишком близко не подходит, помня о страже, что
слоняется по коридору и следит за каждым присутствующим.

Фелини открывает рот, чтобы что-то ответить, но замирает, будто обдумывая свой
ответ.

— Не хочу ничего объяснять или доказывать. Мне плевать, кто и чем сыт, — наконец,
отвечает он, усаживаясь на троне так, что теперь его голова покоится на одном из
подлокотников, а сгибы колен — на другом. — Мне вообще на все наплевать. Если вас
что-то не устраивает — это ваши проблемы. Блин, хотел толкнуть пафосную речь, но ты
испортил весь настрой, — морщит он нос. — Хочу уже поскорее покончить с этим, — он
щелкает пальцами, и стены коридора вокруг него ширятся и образуют что-то вроде
круглой залы, в центре которой Фелини в своем идиотским троне. — Просто заберите
его уже… — машет он рукой, обращаясь к кому-то незримому.

Одна из дверей в округлой стене распахивается и из нее выходит… Копия Грензентура.

Единственное отличие от оригинала — наличие лисьих ушей и скрученные узлы проводов
вместо глаз.

Грензентур, увидев свою копию, вздрагивает. Он пятится к остальным, но не успевает

сделать и пары шагов, когда синие провода, вырвавшись из «близнеца» парня,
скручивают его ноги и опрокидывают на пол. Грензентур вопит во всю глотку. Ближе
всех к нему оказываются Сао-сан и Конь. Они оба, не сговариваясь, кидаются на
помощь Грензентуру, не понимая, что становятся частью цепной реакции. Фелини ничего
не говорит. Просто наблюдает со стороны, как распахиваются ещё две двери и из них
выходят копии Коня и Сао-сана. Грензентур оказывается без помощи. У его спасителей
появляется проблема посерьёзнее, поэтому парень становится первым, кого
заволакивают в явно подготовленную для него комнату. Дверь с мягким хлопком
закрывается.

Сао-сан растерянно смотрит на обвивающие его торс и руки зелёные провода. Он не

сопротивляется, потому вскоре вокруг него образуется кокон, сквозь который его не
видно. Копия Сао-сана заносит кокон в комнату. Виллоу-Ви подбегает к ней слишком
поздно и начинает колотить кулаком по уже запертой двери. Его собственная дверь,
соседствующая с дверью Сао-сана, медленно приоткрывается в приглашении. Копия
скромно выглядывает из проема и подзывает Виллоу-Ви к себе. И парень заходит в
комнату сам без чьей-либо помощи.

Между Конем и его «близнецом» разворачивается полномасштабная битва. Он яростно

отбрыкивается от проводов, собираясь драться до последнего вздоха. Его противник
видимо это знает, потому что к нему на помощь приходит копия Хикари. Она толкает
Коня в проводное месиво, а затем единственным проводом обвивает свой сонный
оригинал за ногу и тащит его за собой в собственную дверь.
Ник смотрит на свою копию с мрачным видом. «Близнец» вертит в руках наручники из
проводов. Дайси поднимает руки, позволяет себя заковать и проводить в свою личную
комнату «развлечений».

— А я говорил… — выдыхает Аки с досадой. Его копия оказывается рядом с ним и
протягивает парню руку. Аки тяжело вздыхает, но затем сжимает ладонь «близнеца».
— Он даже скопировал наши черты характера. В других обстоятельствах я бы
поаплодировал, — бросает он, прежде чем мирно скрыться в предназначенной ему
комнате. Так происходит и с остальными членами Тени. Все присутствующие один за
другим исчезают за дверьми, будто их и не было, пока вы с Фелини не останетесь
одни.

— К чему все это? — спрашиваешь ты, оглядываясь. За твоей спиной черная дверь из
монолита. Рваными мазками на ней нарисована белая мишень с красным центром. В
мишени торчат разномастные рукояти ножей. Их не меньше сотни.

— Хочу всем доказать, что я существую.

— Этот факт в доказательстве не нуждается, — парируешь ты, на что Фелини медленно

поднимается с трона. Стакан с фруктовым льдом исчезает из его рук.

— Последние полгода я считал иначе, — качает он головой.

— Эти полгода закончились, — замечаешь ты хмуро.

— Здесь, — Фелини стучит по виску, — они еще продолжаются, — в голосе его при этом
слышится надлом. — Я тут, кстати, построил диаграмму роста своего организма! С
вероятностью в восемьдесят семь процентов я перерасту тебя на пару сантиметров.
Здорово, правда?! — наигранно бодро заявляет он. — Буду выглядеть примерно так, —
говорит он, а затем щелкает пальцами. Его аватар начинает вытягиваться и
видоизменяться, пока перед тобой не оказывается высокий парень лет двадцати пяти.
Его седые волосы отрастают до плеч, потому он собирает их в хвостик на затылке.
Затем Фелини скептически оглядывает свою одежду и щелкает пальцами повторно.
Подростковую одежду заменяет темно-серый брючный костюм со светло-серой рубашкой и
галстуком. — Такой стиль в одежде тебе ведь нравится больше? — произносит он.
Изменяется даже его голос. Теперь он звучит грубее и ниже.

— Тебе следует все прекратить, — выдыхаешь ты с нажимом. — Иначе…

— Не могу, — качает он головой. — Если я не сделаю того, что запланировал, я

никогда не смогу справиться с моим внутренним гневом. Возможно, Грензентур прав, и
мои обиды действительно детские. Вот только детские обиды имеют дурную привычку
перерастать в глобальные проблемы. Я зациклился. Не могу отпустить ситуацию. Не
могу забыть. Не могу простить. Не могу… пережить. Но мой проект, — Фелини разводит
руками, — поможет мне справиться с этим до того, как обида испепелит остатки моей
адекватности и подтолкнет сделать что-то во много раз хуже. Так что… Воспринимай
все это как часть моей психотерапии. И своей тоже, учитывая, что тебя ждет за твоей
дверью, — улыбается он. До ушей твоих доносится тихий скрип. Это петли монолитной
двери, пришедшей в движение, издают режущий слух звук. Вслед за этим у тебя за
спиной слышатся шаги. Ты знаешь, кого увидишь, когда обернешься, поэтому не тратишь
на это лишних секунд. Все еще надеешься, что Фелини можно вразумить.

— И что же меня там ждет? — выговариваешь ты с нажимом.

— А это тебе следует спросить у себя, — вздыхает Фелини, а затем щелкает пальцами
уже в третий раз. Сперва, тебе кажется, что он увеличивается в размерах, но потом
ты понимаешь, что это ты уменьшаешься. Ты вытягиваешь перед собой руки и
разглядываешь детские ладони.
— О Божечки! Какая милаха! — произносит Фелини, всплеснув руками. — Каким же
хорошеньким ты был в десять лет! Такой трогательный!

— Пошел нахуй, — цедишь ты, но эти слова звучат нелепо из уст десятилетнего
мальчика. Тебе на плечо ложится чья-то ладонь. Ты вздрагиваешь и невольно
поднимаешь взгляд на подошедшего. Рядом с тобой стоит не твоя копия, как ты
рассчитывал. Рядом с тобой стоит отец.

Блядство.

Шин Шаркис с проводами вместо глаз смыкает пальцы выше твоего локтя и тащит тебя к
двери. Ты сопротивляешься, но все твои действия безрезультатны. Тебе остается лишь
беспомощно пытаться добиться отклика от виртуалии. Но сеть продолжает оставаться в
режиме тишины.

— Уверен, встреча со своими потаенными страхами пойдет тебе на пользу, — улыбается

взрослая версия Фелини, помахивая тебе ручкой. — Возможно, ты будешь удивлен!

— Фелини, мать твою! — рычишь ты, чувствуя, как твою руку обвивают провода. Чем
яростней ты сопротивляешься, тем сильнее они сжимаются, не давая шансов вырваться.
— Только не говори, что взломал виртуалию ради Этого, — выдыхаешь ты, оказываясь
внутри подготовленного для тебя помещения.

— Не скажу, — его холодная улыбка — последнее, что ты видишь, прежде чем монолитная
дверь с душераздирающим скрежетом захлопывается у тебя перед носом. И тебя
окутывает тьма.

****

Пустой коридор завораживал пронзительной тишиной. Я стоял рядом с троном с

единорогом и пытался унять дрожь в руках.

«Это было необходимо», — старательно убеждал я себя, но ком в горле говорил о

сомнениях, что терзали меня все это время и продолжали мучать даже после того, как
дело было сделано. Я приблизился к двери Зуо и погладил холодную каменную
поверхность. С ним ведь не случится ничего непоправимого, верно? Не знал об этом
даже я сам. Комнаты моего коридора работали сами по себе. Они сегментировали
память, вычленяли из нее самые негативные воспоминания, оцифровывали и запирали за
семью печатями. Я далеко не сразу заметил, что написанный мной код работал даже
лучше, чем я планировал при его создании. Он мог не только сохранять воспоминания,
но и видоизменять их. Делать ярче. Ощутимее. И когда я это понял, мне захотелось
похвастать сим открытием перед теми, кого я считал своими обидчиками.

Они мне за всё это еще спасибо скажут. Если конечно не угодят в психиатрическое
отделение. Я буду держать за вас кулачки! Особенно за тебя, Зуо. Наслаждайся
обществом своих внутренних демонов. Быть может, осознав свои страхи и взглянув им в
глаза, ты ощутишь то же, что ощутил я сам, сделав себя в этом проекте лабораторной
крысой и, сперва, проверив работу кода на собственной шкуре.

Задача перед членами Тени стояла более чем простая: найти дорогу назад. Как только
они вернутся в этот коридор, все их права в виртуальной реальности автоматически
восстановятся, и они смогут спокойно возвратиться в реальность. Впрочем… «Спокойно»
не самое подходящее слово. Бьюсь об заклад, Шаркис будет рвать и метать. То-то
повеселимся.

Я щелкнул пальцами, возвращая себе классический вид своего аватара. На сегодняшнюю

ночь у меня планировалось еще одно важное дело. Я бы даже сказал, ключевое.
Хотелось бы мне заверить всех и каждого, что все мои действия вязались с желанием
отомстить, но… Кажется, я куда человечнее, чем хотелось бы. Поэтому первостепенная
моя цель — цель, ради которой пришлось взломать коды виртуалии и взвалить на себя
непомерную ответственность за сетевой мир, заключалась вовсе не в психологическом
давлении на моих глупых обидчиков. Это скорее являлось приятным бонусом, от
которого я бы ни за что не отказался. Щелкнуть Шаркиса по носу — да кто бы вообще
проигнорировал такую шикарную возможность?!

Я покинул коридор, решив оставить моих обидчиков наедине со своими подсознаниями.

Но не успел я войти во внешнюю виртуалию, как на меня обрушился шквал оповещений. В
основном они состояли из новостных статей про происходящее сейчас в Тосаме. «Из-за
перебоев в электричестве произошла серьезная авария на пересечении…», «Отключение
сети повлекло за собой…», «Десятки погибших из-за сбоев в городских системах,
причина которых до сих пор не…». Я шумно сглотнул, нервно отключая оповещение за
оповещением. Я знал, что это произойдет. Десятки погибших из-за сбоев в городских
системах — ложь. Я поставил череду защитных программ, которые не позволили бы
системам полностью отключиться. Перезагрузка могла повлечь за собой частичную
остановку работы, но вместе с тем должны были войти в рабочий режим городские
резервы с отложенной перезагрузкой. Серьезная авария — тоже ложь. Светофоры и
магнитные дороги отключались и перезагружались по принципу, при котором
пострадавших быть не могло. Бьюсь об заклад, среди статей уже появились и заголовки
вроде «Из-за системных сбоев десятки пациентов умерли на хирургических столах». Это
также станет враньем. Больницы я обезопасил в первую очередь. Все эти статьи —
вполне успешные попытки людей скрыть свои ошибки за общей катавасией. На
электрические перебои повесят все преступления, которые произойдут в Тосаме в
ближайший час.

Я не утверждаю, что просчитал абсолютно все варианты, потому что сделать это
невозможно. Самый страшный и абсолютно неопределенный фактор — это люди. Я мог
защитить системы от долгой перезагрузки, мог поставить защиту от вируса или
отразить хакерскую атаку. Но я не мог защитить людей друг от друга.

Оповещения продолжали приходить, старательно заверяя меня в том, будто я повинен в

смерти тысяч людей. Возможно, некоторые статьи были правы… Но я подготовился и к
этому. Чувство вины в любом случае рано или поздно меня уничтожит. Так пусть мои
варварские действия будут хотя бы связаны с благородными порывами.

Успокаивая себя этой мыслью, я набрал в легкие побольше воздуха и постучал

костяшками по поверхности белоснежной двери, перед которой оказался мгновением
ранее.

…Выходи.

…Ты свободен.

========== Пятые небеса Рая: 52. Маленький испуганный мальчик ==========

Комментарий к Пятые небеса Рая: 52. Маленький испуганный мальчик

Предупреждение: Если вы очень впечатлительный человек, то лучше не заходите в
комнату страхов Шаркиса. Просто примите на веру тот факт, что это не самое приятное
место.
Ты в кабинете отца. Босыми ногами ступаешь по теплому влажному ковру. В нос ударяет
едкий запах пороха, крови и металла. Мысли путаются. Мозг пытается корректно
обработать поступающую информацию, но ничего не выходит. Всё вокруг кажется слишком
реальным. Запахи. Звуки. Ощущения. Виртуальная окружающая действительность доведена
до противоречащего здравому смыслу идеала. Капкан для мозга. Непреодолимая тюремная
камера для хрупкого человеческого разума. Безжалостный нокаутирующий удар по
психике.

«Это не по-настоящему. Это не по-настоящему. Это не по-настоящему!» — повторяешь ты

про себя, пытаясь не потерять связи с реальностью. Но Фелини был бы слишком
милостив, если бы оставил все, как есть, и не подкрутил настройки сооруженного им
мира в теперь принадлежащей ему виртуалии. Разумные доводы утекают, будто песок
сквозь пальцы. Ты чувствуешь, что с каждой проведенной в этом месте секундой
теряешь себя, утрачивая наработанный опыт и скрупулёзно собранные знания. Они
превращаются в еле заметную дымку, отпечатанную на подкорке памяти, но на время
оказавшуюся под замком. И ты уже не понимаешь, что на самом деле реально, а что
нет. Тебе правда двадцать? У тебя на самом деле своя группировка? Ты действительно
тот человек, что виделся тебе минутой ранее? Или все это дурной сон? Детские
фантазии? Глупая грёза, растворяющаяся в кислоте настоящего? И ты лишь мальчик
десяти лет, который к своим годам в совершенстве освоил только один навык: навык
неконтролируемо бояться своего отца?

Секунда за секундой. Тик-так, Зуо. Грёза расплывается в невнятную кляксу. Нет

никаких группировок. Свершений. Побед. Силы. Есть страх. Есть ты в проклятом
кабинете отца, заходить в который ты боишься до одури. Есть сжимающее горло
напряжение, сбитое дыхание, вспотевшие ладони и угнетающее бессилие перед
неизбежным.

В надежде оглядываешься назад на выход из кабинета. Дверь наглухо заперта.

«Надо уходить!» — стучит уверенность по вискам. Но твои ноги будто прирастают к

ковру. Назад ты пойти не можешь. Только вперед в омут ужаса и немого вопля,
спрессованного и закинутого в самые глубокие закоулки подсознания в надежде никогда
больше на них не наткнуться. Но человеческая психика слишком сложна. И любой след,
повлиявший на формирование отдельных ее аспектов, что выжженное на теле клеймо,
которое не исчезнет уже никогда.

В полумраке кабинета ты не сразу различаешь прижатую к столу фигуру. Нянечка с

разорванной блузкой и задранной юбкой пригвождена к холодной поверхности. Россыпь
кнопок-гвоздиков вонзается в ее светлую ровную кожу, оставляя на теле молодой
девушки кровавые борозды.

— Ты мне не помог, — произносит она тихо, не отрывая от тебя взгляда полных слез
глаз. — Не помог, — шепчет няня, упираясь руками в стол. Она пытается подняться, но
невидимая сила не позволяет ей поменять положения. Кнопки-гвоздики рвут плоть
подобно охотничьим ножам. Тонкие порезы начинают расползаться, как стрелки на
капроновых колготках. Густая кровь медленно покрывает поверхность стола. Добирается
до отцовских документов. Пропитывает собой белоснежную бумагу.

— Ты когда-нибудь задумывался… — продолжает шептать няня, смотря на тебя не мигая.

Радужка ее становится мутной. Кожа покрывается трупными пятнами. — …Что со мной
стало?

— Я думаю об этом постоянно, — выдавливаешь ты, чувствуя неприятную сухость в

горле. Голос твой дрожит. Руки твои дрожат. Все твое тело содрогается от озноба.

— Ты бы мог меня спасти, — произносит она с упреком, а затем кашляет. На стол в
натекшую кровавую лужу из ее рта выпадают белые копошащиеся черви. Сперва тебе
кажется, что это опарыши. Но присмотревшись, ты понимаешь, что ошибся. Это куски
белого провода. Они высыпаются из ее рта, выползают из растущих ран, извиваются под
ее кожей, обозначая себя движущимися по телу буграми. — Мог позвонить в полицию.

— Это бы ничего не решило, — хрипишь ты, сжимая кулаки.

— Придать произошедшее огласке.

— Это бы ничего не решило.

— Заступиться за меня.

— Мне было пять лет! — срываешься ты на крик. — Мне было всего пять! Как ты можешь
винить меня в том, что…

— Глупый, я здесь ни при чем, — вздыхает няня. — Винишь себя в этом только ты.

— Я бы все равно не смог тебя спасти, — настаиваешь ты, не расслышав ее последних
слов.

— Но ты бы сделал хоть что-то, — рычит она и ударяет кулаком по столу. В него
вонзаются кнопки-гвоздики, оставляя на девушке новые раны. И из них, как и из
предыдущих, будто из рваного мешка, высыпаются куски живого провода. — Ты бы мог
сделать хоть что-то Позже. Или прямо сейчас, — добавляет она тише, а ты шумно
сглатываешь. — Мое тело так и не нашли. Мои родители до сих пор безутешны. А что же
ты? Раз думаешь об этом и теперь, почему ничего не предпринимаешь? — спрашивает она
зло. — А я знаю ответ. Хочешь его услышать?

— Нет.

— Потому что ты слабак.

Перед глазами все расплывается. К горлу подкатывает рвотный ком. Ты тяжело дышишь,
пытаясь усмирить дикое сердцебиение.

— Тогда я ничего не мог.

— Ты ничего не можешь и теперь, — говорит она и надсадно смеется. Белые черви из
провода наползают на ее тело. Покрывают собой ее лицо копошащейся маской. Вонзаются
в ее потерявшие цвет мертвые глаза.

— Неправда, — шипишь ты.

— Правда, — не соглашается няня. — Я лишь оглашаю твои мысли вслух, маленький
испуганный мальчик.

Ты вздрагиваешь. Тебя накрывает такое чувство, будто из-под ног твоих исчезает
почва, а из помещения выкачивают весь кислород.

«Двигайся», — приказываешь ты себе, но твое тело сковывает непреодолимый ужас. На

глазах наворачиваются слезы. Тебе хочется закричать, но с губ срывается лишь тихий
болезненный хрип.

— Правильно, — хвалит тебя няня. Куски провода переползают с нее обратно на стол,
оголяя изъеденное до кости лицо. — Плачь. Только это тебе и остается.

Провода спускаются со стола на пол и устремляются к тебе. Ты невольно пятишься от

няни, запоздало замечая, что к твоим ногам возвращается способность двигаться.
Кидаешься к двери и дергаешь за ручку. Заперто. Белые пластиковые черви
стремительно добираются до твоих ступней и жалят их. Жгучая боль от ног
простреливает все тело, заставляя тебя вскрикнуть.

— Кто-нибудь! — восклицает маленький испуганный мальчик. — Пожалуйста, помогите!

— кричит он, ударяя кулаком по двери.

Слышится щелчок. Дверь распахивается настолько неожиданно, что ты теряешь

равновесие и вываливаешься из нее. Ветер бьет в лицо. Земля стремительно
приближается. Ты невольно закрываешь голову руками, но удар о землю не настолько
болезненный, как ты рассчитываешь. Прислушиваешься к своему телу и понимаешь, что
боли нет. С опаской переворачиваешься на спину и вздрагиваешь. Рядом с тобой лежит
двенадцатилетняя девочка. Ее светлые локоны разметало по изумрудной траве.

— Уми? — не веришь ты своим глазам. Из головы девочки сочится кровь. Она медленно
поворачивается к тебе.

— Разве мы не были друзьями? — выговаривает она устало.

— Были и остаемся!

— Тогда почему ты меня не защитил?

— Я… ты ведь знаешь, что я пытался. Я… пытался.

— Но у тебя ничего не вышло, — напоминает она. — У тебя никогда ничего не выходит.
И теперь я прикована к коляске. За дружбу с тобой приговорена к жалкому
существованию до конца дней своих.

— Прости. Я, правда… Прости меня! — хнычешь ты, ощущая жар в груди. Искусственное
сердце будто рвется наружу.

— Если ты действительно считал меня другом, почему ни разу не навестил?

— Для твоего же блага. Если бы отец узнал…

— Позже. Почему ты не навестил меня позже? Почему ты не навещаешь меня теперь? Я

ведь все еще существую. Все еще в этой долбаной коляске. Но с девочкой-колясочницей
дружить, наверное, уже не так интересно? — спрашивает она грустно.

— Уми, все не так!

— Теперь у тебя новая жизнь. Великие планы. Могучие соратники. Ты вырос. Возмужал.
Даже нашел себе пару. Но как же я? Обо мне ты совсем позабыл?

— Я никогда о тебе не забывал, — выдыхаешь ты с жаром. — Я связывался с твоей

матерью. Предлагал помощь. Она отказалась!

— Потому что она знает, что помощь от Шаркисов равносильна сделке с Дьяволом. От
Шаркисов хорошего не жди.

— Я — не мой отец!

— Разве? — протягивает Уми и широко улыбается, обнажая прогалы на месте выбитых от

падения зубов. — А по-моему ты его копия. Что внешне, что внутренне. Вы оба не
любите оглядываться назад на череду поломанных вами человеческих жизней.

— Неправда!

— Ты так же идешь по головам, чтобы добиться желаемого.

— Хватит!

— Сжигаешь мосты и забываешь о каждом, кто становится бесполезен!

— Ложь!

— От генетики не убежать, верно? Шаркисовская кровь берет верх.

— Нет! — восклицаешь ты, вскакивая на ноги и пятясь от лежащей на земле девочки.

Она не двигается с места. Ее левая нога неестественно изогнута. Щека испачкана
кровью. По густым волосам ползают большие черные жуки. Нет, не жуки. Куски черного
провода на металлических лапках. Заползают в ее уши и ноздри. Выбираются наружу
через изъеденные глазные яблоки. Проедают ее плоть насквозь.

— Лучше бы я тогда умерла, — выдыхает Уми. Ее живот начинает вздуваться, растягивая

ткань милого платьица. — А еще лучше, чтобы тогда умер ты! — выкрикивает она. Живот
ее становится огромным. Платье рвется на лоскуты. Кожа лопается. От обнажившегося
пупка по раздутому как барабан животу до грудной клетки расползаются кровавые
трещины. А затем с легким хлопком живот разрывает на части. Тысячи испачканных
кровью черных жуков рассыпаются по земле и устремляются к тебе. Ты срываешься с
места, и слышишь хихиканье Уми.

— От себя не убежать, Зуо! — восклицает она, не прекращая смеяться. — Все было бы
проще, если бы ты ухаживал за кладбищем, которое носишь в себе. Кладбище
уничтоженных жизней. Тривиально!

Ты не оглядываешься. Бежишь что есть сил, ощущая, как легкие раздирает холодный
воздух. Ты не видишь, но слышишь, как тысячи черных жучков движутся вслед за тобой.
Ты врываешься в дом и вбегаешь по лестнице.

— Мама! — кричишь ты, захлебываясь слезами. — Мама, помоги!

Женщина выглядывает из своей комнаты. На ней лишь полупрозрачный черный кружевной

пеньюар. Ноздри — в белом порошке.

— Что такое, милый? — всплескивает она руками.

— Мама, я… мы… — ты столбенеешь. — Как? — выдыхаешь ты, пытаясь совладать с кашей в
голове. — Почему? Ты ведь… умерла? — ты не понимаешь, что реально, а что нет.

— Да, умерла, — пожимает женщина тонкими плечами, мол «Ну и что с того?». — Ведь ты
не смог меня защитить. Не смог спасти. Ты наблюдал за тем, как я медленно угасаю, и
ничего не сделал.

— Мама…

Она отлипает от дверного косяка и приближается к тебе.

— Мой маленький испуганный мальчик, — шепчет она, поглаживая тебя по подбородку.

— Тебе пришлось через столькое пройти, — вздыхает она горестно. — А толку ноль, —
качает она головой. И до ушей твоих доносится знакомый звук тихой вибрации. — Ты
остался таким же слабохарактерным и вся череда событий, что тогда, что теперь
происходит сама собой. Ты ничего не контролируешь. И не в силах ничего изменить.
Единственный выход — смирение. Вот в чем ты действительно хорош.

Красный толстый вибрирующий провод выползает из нее и спускается с бедер по левой

ноге. Длинная пластиковая влажная змея. Женщина вздрагивает и с ее губ срывается
сладострастный стон. Она падает перед тобой на колени, а затем и вовсе ложится на
спину и раздвигает ноги. Толстые провода копошатся внутри нее и пытаются выползти
из отверстий в ее теле все разом. Женщина стонет. Развязав пеньюар, она начинает
массировать обнажившуюся грудь. Сердце в твоей груди походит на раскаленный
булыжник. Оно стучит быстро, но будто бы через силу. На последнем издыхании. От
каждого удара по телу разливается невыносимая боль. При каждом вдохе в легких
ощущается неприятное покалывание.

Ты упираешься рукой в стену, пытаясь сохранить равновесие, и тебя выворачивает

наизнанку. Ты хнычешь, замечая в собственной рвоте белых пластиковых червей и
черных жуков. Хочешь закричать, но способен лишь отплевываться, сдавленно плача.
Ты настолько сосредотачиваешься на себе, что слишком поздно замечаешь, как одна из
красных «змей» обвивает твою ногу. Ты пытаешься избавиться от нее, но она сжимает
твою щиколотку настолько сильно, что ты болезненно вскрикиваешь и падаешь на пол. И
змея тащит тебя к матери. К тому отвратительному копошащемуся клубку проводов, что
образовывается между ее ног.

— Помогите! — кричишь ты, царапая пол и пытаясь вырваться. — Кто-нибудь!

Никто не откликнется и не придет. За свою судьбу несешь ответственность только ты.

— А ты помогал? — выдыхает мать, а затем изгибается в очередном оргазме. — Пожинай

плоды своих действий, сынок! — сладко выдыхает она, поднимаясь на локтях и
наблюдая, как еще несколько змей обвивают твою ногу и тащат тебя к ней.
— Признайся, ты всегда хотел этого! Поиметь меня, как имел Он. Ну так давай.
Действуй!

Твоя левая нога оказывается внутри клубка. Ты ощущаешь, как змеи проникают под кожу
и рвут ее на части. Они продолжают утягивать тебя внутрь.

— Вернуться туда, откуда ты появился — есть в этом что-то правильное, не думаешь?

— …помогите-помогите-помогите… — шепчешь ты, как заведенный. Ты выбиваешься из сил.

Сопротивляться бесполезно. И помощи ждать неоткуда.

Помочь себе можешь только ты сам.

Чувствуешь холод под рубашкой. Просовываешь руку под ткань и нащупываешь рукоять
пистолета. Зиг Зауэр Р226. Ты всегда о таком мечтал. Взводишь курок и направляешь
дуло на мать. Твоя нога уже по колено в проводном плену.

— Стреляй! — восклицает женщина со смехом. — Давай, это ведь самый верный способ
решения любой проблемы! Перестреляй нас всех! Вы, Шаркисы, только на это и
годитесь!

Ты шумно выдыхаешь, а затем направляешь дуло в свое колено и выпускаешь всю обойму.
Боль настолько слепящая, что на мгновение тебе кажется, что ты вот-вот умрешь. Но
сердце продолжает биться. Легкие — наполняться кислородом. Отбросив пистолет, ты
цепляешься за пол и, упершись здоровой ногой в бедро матери, сквозь боль двигаешься
в противоположную от нее сторону. Куски плоти, все еще соединяющие верхнюю часть
ноги с нижней, лопаются одна за другой подобно тонким ниткам. Каждый рывок
заставляет тебя балансировать между жизнью и смертью. Но ты не сдаешься. Потому что
единственный, кто действительно способен спасти тебя — ты сам.

Нижняя часть ноги исчезает в матери, вызывая у нее оргазмические судороги. Ты же

ползешь к двери, рваной культей оставляя за собой кровавый размазанный след. Надо
убежать. Спрятаться. Вырваться из этого ада. Ты толкаешь первую дверь, на которую
натыкаешься, и вваливаешься в новое помещение. Боль в ноге резко утихает. Дверь
захлопывается. Тебя окутывает мрак. Ты оглядываешься по сторонам, но не видишь
ничего кроме непроницаемой тьмы. Это конец? Ты вырвался? Ощупываешь пострадавшую
ногу. Она на месте. А под рубашкой вновь холодит кожу пистолет.

— Эй… — зовешь ты тихо. — Здесь кто-нибудь есть?

«…есть-есть-есть?» — откликается эхо, давая понять, что помещение, в котором ты

находишься, весьма просторное.

Неподалеку вспыхивает свеча. Она одиноко стоит на полу. Ее дрожащее пламя походит
на звезду. Ты делаешь в ее сторону шаг, и чуть дальше от первой свечи зажигается
вторая. Присматриваешься. Рядом со свечами на коленях сидят люди. Чем ближе ты к
ним подходишь, тем больше свечей зажигается и больше людей становятся различимы.

— Эй, — повторяешь ты, подойдя к ближайшему к тебе человеку. Он не реагирует. На

голове его черный мешок. В нос вновь ударяет запах крови. Ты вглядываешься в
фигуру, и было успокоившееся сердцебиение вновь набирает обороты. — Ян? — узнаешь
ты друга по фигуре и одежде. — Ян, ты меня слышишь?!

«…слышишь-слышишь-слышишь?»

Ты пробуешь стащить мешок с его головы, но у тебя ничего не выходит. Пальцы

скользят по пропитанной кровью ткани. Тогда ты хватаешь парня за плечи и начинаешь
его тормошить. Но реакции не получаешь. Руки Яна заведены за спину. Они связаны.

— Не трогай его, — слышишь ты тихое. Из полумрака к тебе выходит темная фигура.
— Все, к чему ты прикасаешься, погибает.

«…погибает-погибает-погибает».

— Его уже не спасти.

«…не спасти-спасти-спасти».

— Их всех, — фигура разводит руками. Свечи продолжают вспыхивать одна за другой
длинной вереницей, конец которой теряется в дали поражающего размерами помещения.
— Уже слишком поздно.

«…поздно-поздно-поздно».

И ты узнаешь и других пленных. Кара. Фейерверк. Грензентур. Нэйс. Инф. Десятки.

Сотни людей, с которыми тебя сталкивала жизнь все эти годы. Стоят на коленях с
пропитанными кровью мешками на головах. С заведенными за спину руками. Молчаливые и
покорённые.

— Ты знаешь, что делать, чтобы закончить их страдания, — подсказывает фигура, и ты

невольно сжимаешь в руке пистолет.

— Я их освобожу.

«…освобожу-освобожу-освобожу».

— Нет. Ты их убьешь.

— Я всех спасу!

«…спасу-спасу-спасу».

— Ты не умеешь спасать. Не можешь спасти даже себя.

— Кто бы ты ни был, ты не можешь знать, что…

— Я знаю все, — выдыхает фигура и подходит ближе. Ты сталкиваешься взглядом с

желто-зелеными глазами. С твоими собственными. Но человек перед тобой не маленький
мальчик. Он взрослее. Такой, каким ты себя представлял в грёзах, уже почти
полностью стершихся из твоей памяти.

— Стреляй, — говорит он, который ты. — Или выстрелю я, — он наводит дуло своего Зиг
Зауэра Р226 на Яна.
— Ты не посмеешь! — кричишь ты. Он в ответ скептически хмыкает и нажимает на курок.
Пуля проходит насквозь. Мозги Яна растекаются по полу. В них копошатся белые
провода. Его тело кренится вперед, и он утыкается головой в мешке в пол. Свеча
перед ним тухнет.

— Нет! — выкрикиваешь ты, кидаясь к другу.

— Либо ты, либо я, — улыбается тот, который ты, и наставляет пистолет на следующую
жертву.

— Не надо!

Еще один хлопок рассеивается по помещению. Еще одно тело кренится к полу. Еще одна
свеча тухнет.

— Зачем?!

— Потому что только на это мы и способны.

— Не правда!

— Они все рано или поздно умрут благодаря нам.

— Не правда!!!

— Ты никого не смог спасти раньше и не сможешь теперь.

— Нет! Все это неправда! — вскрикиваешь ты, невольно сжимая пистолет, а затем
наводя его на стрелка.

— Застрелишь себя? — усмехается он, который ты.

— Если потребуется.

— Дракой с подсознанием ничего не решить, — заливисто смеется он.

— Ты — не я.

— Утешай себя этим.

— Я бы никогда не убил Яна!

— Ты так в этом уверен? Мы ведь оба знаем о твоих ма-а-аленьких проблемах с гневом.

— Никогда, — повторяешь ты четко.

— А других?

— НИКОГО!

— Такая неожиданная уверенность. Вот только если это правда, как же у меня выходит
нажимать на курок? — спрашивает он, который ты, и снова стреляет. Третья пуля.
Третье тело. Третья свеча. — Хорошо, что их еще много, — кивает он, который ты, на
длинную вереницу людей. — У меня куча попыток убедить тебя в моей правоте.

— Ты — не я.

— Не лги себе. У тебя никогда не было проблем со зрением.

— ТЫ — НЕ Я! — рычишь ты и кидаешься к своей копии. Сбив его с ног, ты садишься ему
на грудь и начинаешь бить его по лицу рукоятью пистолета. Вязкие ошметки
разлетаются во все стороны. — Ты — не я, ты — не я, ты не я, — повторяешь ты после
каждого удара, а затем откидываешь пистолет в сторону и начинаешь сдирать куски
плоти с лица копии, обнажая того, кто все это время прятался за маской в виде
твоего лица. Желто-зеленые глаза все еще на месте. Но уже не твои.

— Отец? — выдыхаешь ты, а затем тебя оглушает удар кулака в висок. Ты падаешь на
пол, а отец, поднявшись, невозмутимо отряхивает свой пиджак.

— Все такой же слабак, — протягивает он разочарованно. — Столько сил, времени и

денег было потрачено. И на кого? На вот Это? — указывает он на тебя. — Мое самое
жуткое разочарование. Я воспитывал наследника. Но ты все равно вырос тряпкой.

— Я никогда не стану тобой! — восклицаешь ты.

— Тем хуже для тебя, — предупреждает Шаркис-старший, надвигаясь на тебя. — Правила

просты: либо ты пойдешь по моим стопам, либо по стопам своей матери. И раз первый
вариант ты отметаешь, значит единственное, для чего ты пригоден, то, для чего была
пригодна она. — Он наступает тебе на грудь и давит с такой силой, что твоя грудная
клетка вонзается в бешено колотящееся сердце. Ты вновь кричишь от боли. Давление
настолько высоко, что под тобой трескается пол, и ты проваливаешься вниз и падаешь
на рабочий стол в кабинете отца рядом с трупом нянечки.

— Забавно, — протягивает она и начинает хихикать. — Теперь ясно, почему ты не

помогал мне. Наш маленький испуганный мальчик боялся, что окажется на моем месте.

— Что? — оторопело выдыхаешь ты, а затем переводишь взгляд с трупа на

надвигающегося на тебя отца.

— Так вот оно что, — по другую от тебя сторону появляется мать. — Я-то думала, что
маленький ублюдок хочет меня трахнуть. А он боялся, что трахнут его! И дрожал от
страха, как осиновый листик. Какая прелесть!

— Прекратите! — ты пытаешься подняться, но нянечка хватает тебя за левую руку, а

мать — за правую.

— Теперь не убежишь, — выдыхают они одновременно. — Наш маленький испуганный

мальчик должен знать свое место.

— Нет! Прекратите! Оставьте меня в покое!

Отец нависает над тобой и смотрит тебе в глаза.

— Твои страхи омерзительнее даже тебя самого, — заявляет он с легкой улыбкой на

губах. — Сколько отчаянья в этом маленьком слабом человечке, — протягивает он,
смыкая пальцы на твоем горле. — Столько оглушительной безнадеги, — произносит он,
свободной рукой поглаживая твою щеку. — Ты боишься вовсе не того, что станешь мной.
Ты боишься, что никогда мной стать не сможешь. И здесь ты прав. Я уничтожу все, что
тебе дорого. Отниму каждого. И ты меня не остановишь. Как и раньше, закроешь глаза
и сделаешь вид, будто все это не твоя вина.

— Нет!

— Будешь наблюдать, как они умирают у тебя на руках один за другим.

— Нет!!!

— Хоронить на своем кладбище и делать вид, будто все это было неизбежно!
— Отпустите!

— Ты боялся, что я поимею тебя? — Шин разрождается смехом. — Зуо, глупый мой
мальчик, да я имею тебя каждый день.

Ты каким-то чудом высвобождаешь правую руку от цепкого захвата матери, хватаешь

первое, что нащупывают твои пальцы, и ударяешь этим отца по лицу. Твоим
импровизированным оружием оказывается золотой нож для писем: атрибут для ХХIII века
абсолютно бесполезный. Кажется, эту вещицу отцу подарил один из его политических
друзей. Бесполезная дорогая побрякушка теперь торчит из щеки Шаркиса-старшего.

— Я тебя уничтожу, — шипишь ты, отпихивая от себя няню. — Одолею тебя, чего бы мне
это не стоило! — ты вытягиваешь нож из лица отца и тут же ударяешь его вновь. — Я
сильнее, чем тебе кажется, и ты еще пожалеешь! Все еще пожалеют, что недооценивали
меня!

Отец падает на пол. Последний удар приходится ему в переносицу, из которой теперь
торчит рукоять ножа. За телом отца в стене появляется дверь. Ты обессиленно
сползаешь со стола. Ноги тебя еле держат, но ты кое-как заставляешь себя дойти до
двери. Хватаешься за ее ручку дрожащими пальцами и не с первого раза, но
распахиваешь ее в надежде, что это выход.

Но это не так.

Шин Шаркис стоит в проходе, почесывая свежую ранку в переносице.

— Мой маленький испуганный мальчик, — произносит он, улыбаясь. — Ты, правда,

полагал, что это конец? — наигранно вздыхает он. — Это только самое начало.

****

Перебои в виртуалии практически полностью парализовали Тосам, в мгновение ока

превратив его из высокотехнологичного относительно цивилизованного города в
эпицентр паники и бессмысленного мародёрства. Из-за бесчисленных волнений Яну и
Джеку потребовалось почти полтора часа, чтобы добраться от места, в котором
проводился ДаркАтом, до особняка Дайси. В какой-то момент Яну пришла в голову
шальная мысль выскочить из машины и оставшийся путь преодолеть на своих двоих, но
Джек остановил его. Улицы города и ранее по ночам безопасностью не отличались, но
то, что творилось прямо сейчас, выходило за всякие рамки разумности.

— Меня никто не остановит! — орал Ян, сам находясь на волоске от панической

истерики.

— И что ты будешь делать потом? С осознанием того, скольких людей сегодня не стало
из-за того, что ты спешил? — парировал Джек. Сейчас он мыслил куда трезвее своего
спутника.

— Если с Зуо что-то случилось…

— Даже если с ним что-то случилось, он из этого выберется сам. Как и всегда. В
конце концов, если бы он не был на это способен, он бы никогда не создал Тень и не
позволил бы себе даже помыслить о реализации тех масштабных идей, что роятся у него
в голове.

— Интересно знать, о каком масштабе ведется речь? Я не знаю даже половины.

— Полагаю, никто в Тени не знает всего. Никто, кроме Шаркиса.

…Ян ворвался в особняк Дайси и сразу устремился в зал, в котором планировалось
провести сеанс по уничтожению Лаирет. Обычно в любое время суток несколько членов
Тени кидали вызов режиму сна и вытворяли нечто, что заставляло этот же вызов кидать
вообще всем проживающим в особняке людям. Но сегодняшняя ночь оглушала звенящей
тишиной.

Ян, запыхавшись, ворвался в комнату и остановился в дверях. Десятки кресел,

образовавших круг, оставались на своих местах. На каждом обнаружился человек в
виртуочках. Единственными, кто был без них, Док, мирно спавший у ног Коня, ЭсЭф,
сопящая неподалеку от Грензентура, и… Фелини. Он, скрестив ноги по-турецки, сидел в
кресле и играл в какую-то игрушку на ПКП Шаркиса.

— Почему ты здесь, а они в виртуалии? — выдохнул Ян, буравя Фелини взглядом.

— Секунду, — пробормотал парень, — я почти справился с Боссом.

Ян подлетел к Фелини, одним ударом выбил ПКП из его рук, после чего схватил
мальчишку за ворот толстовки и притянул к себе.

— Быстро отвечай, что происходит! — потребовал он.

— У тебя проблемы с памятью? — усмехнулся Фелини.

— О чем ты?

— «Что бы Он ни натворил и какие бы последствия ни повлекли его действия, Не Трогай

Его», — процитировал мальчишка сообщение Шаркиса.

— Ах ты мелкий… — прошипел Ян, но все же разжал пальцы и отпустил Фелини.

— Так-то лучше, — вздохнул он, поправляя ворот толстовки. — Не люблю, когда кто-то
пытается меня побить помимо Зуо. Мне сразу начинает казаться, будто я ему
изменяю, — протянул Фелини с улыбкой.

— Что ты натворил?! — воскликнул Ян.

— Ничего критичного, — отмахнулся Тери. — Все останутся живы. Наверное… — добавил

он, с задумчивым видом постучав по подбородку. — На самом деле я и сам не знаю,
насколько это может оказаться опасно для отдельного человека. Очень уж
индивидуальный подход. У каждого из нас свои глубины подсознания. Гарантировать я
могу только то, что если сегодня кто-то из них умрет, то в этом нельзя будет винить
никого кроме них самих. Надеюсь, этим кто-то окажется не Зуо, — вздохнул он, смотря
не на Яна, а поверх его плеча вдаль. Парень резко обернулся и увидел друга в
кресле. Шаркис оставался в глубокой виртуалии. По его щекам текли слезы.

— Что? Ты? Сделал?!

— Узнал бы, если бы остался, — заметил Фелини. — А теперь всё, поезд уехал.
Придется тебе ломать голову над этим до конца дней своих.

— Фелини!

— От того, что ты продолжишь кричать на меня, ничего не изменится, — заметил

мальчишка. — Сам же видишь, меня в виртуалии нет. Система автономна. Хоть пусти мне
пулю в лоб, ничего не изменится.

— Ох, не подавай мне таких хороших идей, а то ведь могу и не сдержаться, — рявкнул
Ян. — Когда они вернутся?!
— Кто знает, — ответил Фелини размыто. — Все зависит только от них самих. Я был
уверен, что Шаркис справится максимум за час. Кто ж знал, что процесс так
затянется, — горестно вздохнул он. Фелини уже было потянулся к оказавшемуся на полу
ПКП Шаркиса, но ему на телефон пришло сообщение и его апатичное выражение лица тут
же сменилось на сосредоточенное. — Ну, наконец-то… — выдохнул он с облегчением.
— Почему так долго? — этот вопрос явно был риторическим и не имел отношения к Яну.
— Хорошо, что ты приехал, — Фелини вернул свое внимание шатену. — Хотелось бы мне
столкнуться с гневом Зуо в момент, когда он придет в себя, но, увы, мне пора. Так
что оставляю его в твоих заботливых ручках! Только не целуй его, пока он в
отключке! Узнаю — взревную!

— Ты никуда не пойдешь! — прорычал Ян, хватая парня за руку выше локтя.

— Конечно, пойду, — нахмурился Фелини. — У тебя и правда нелады с памятью. Прошло
всего пять минут, а ты вновь позабыл о том, что трогать меня нельзя? — удивился он.
— Отпусти, — последовало требование. И что-то в тоне Фелини Яну не понравилось. Он
невольно разжал пальцы и отпрянул. — Лучше сходи за пакетом с носовыми платками.
Когда наш плакса придет в себя, они ему пригодятся.

— Какая же ты мразота! — взревел шатен, со злости швыряя ПКП об стену.

— Ну что ты в самом деле, — звонко рассмеялся Фелини. — Слишком ты обо мне хорошего
мнения! Это в вируталии я и Король, и Бог, и Мразота, если хочешь. А в жизни… так…
серое и неприглядное нечто, — заявил он. — Мелочовка.

— Дьявол кроется в мелочах.

— И то верно, — выдохнул Фелини, напоследок подмигнул Яну и скрылся за дверью.

========== Пятые небеса Рая: 53. Зря ==========

Бессвязная речь за палитрой отчаяния,

Невнятные всполохи чувства вины.
С осколками правды в руках, неприкаянно
Стоишь на краю, поджигая мосты.

Пути назад нет, впереди лишь раскаянье,

Тяжелая истина пулей в груди.
Распятый собой, уничтоженный, в зареве
Горящих мостов. Не прощен. Не проси.

Я как-то наткнулся на фразу: «Хотите увидеть истинное лицо другого человека? Тогда
покажите ему, что все его действия останутся безнаказанными». Мне потребовалось
время, чтобы в полной мере осознать, что же тогда имелось в виду. Непросто поверить
в то, что окружающие тебя люди — все без исключений — по сути своей чудовища. И
некоторые порой стремятся продемонстрировать свое реальное «Я» здесь и сейчас.
Общество привыкло искать подобным действиям оправдания. Особенно, если инцидент
произошел среди индивидов, не достигших возраста, при котором их можно было бы
считать «взрослыми». «Он сделал это, потому что пересмотрел сериалов». Или «Во всем
виноваты дурацкие стрелялки». Или «Следует немедленно запретить порнографию!»
Хватит оправданий. Дело не в стрелялках. Не в сериалах. Не в книгах и не в
комиксах. О боже, дело даже не в порно. Дело в нас. В нашей природе. Нельзя
оказаться на вершине пищевой цепи не окропив руки чужой кровью. И потому вся наша
жизнь состоит из противоборства между естеством, с которым мы родились, и моралью и
совестью, которые в нас в той или иной степени взрастили посредством мудрых
наставлений, насилия или угроз. Тут уж кому как повезло. Мы ширим наши
эмоциональные диапазоны, возводим баррикады из правил, искусственно усложняем смысл
нашего существования и ищем высшее предназначение, тогда как природа ставит перед
нами только две ключевые задачи: выживание и размножение. Все, что идет вразрез с
этими инстинктами можно считать лишним. Кто-то скажет: «Но мы ведь не животные! Мы
разумны». Это так, но ни для кого не секрет, что чем человек умнее, чем гибче его
мышление, тем более он предрасположен к саморазрушению. Будто в нас встроили
тумблеры, переключающиеся в момент, когда наш интеллект преодолевает пределы,
которые преодолевать не следует, а желания становятся выше первобытных инстинктов.
Можно ли в таком случае прийти к выводу, что природе не нужны творческие умники? Ей
нужны сильные особи, которые бы смогли выжить и дать такое же сильное потомство. На
этом смысл нашего существования заканчивается. И тут наш разум играет с нами злую
шутку. Мы выстраиваем сложную систему ценностей, придумываем принципы и череду
законов, нарушать которые нельзя. Мы, а не природа. Не убей, не укради и мой руки
перед едой. Все эти аспекты можно отнести к концепции выживания, при которой нам бы
не пришлось находиться в режиме холодной войны двадцать четыре часа в сутки, ожидая
удара в спину от мимо проходящего незнакомца. И это мудрое решение. Но можно ли
считать мудрыми последствия наличия этих правил, ведь у нас появились такие
понятия, как «хорошо» и «плохо», «добро» и «зло». Выполняешь все правила, живешь по
совести — ты хороший. Дерешься, проявляешь агрессию — плохой. Весь процесс нашего
взросления общество планомерно внушает нам, что необходимо быть хорошим человеком.
Достойным человеком. Добрым человеком. Кто-то с этим соглашается, кто-то нет. Но
согласие не подразумевает, что помыслы наши становятся чисты, как родниковая вода,
а желания сводятся к вечернему обеду в кругу семьи. Оно приводит нас к поиску
сублимации, стрессу, психическим отклонениям и тяжелым думам о том, что с нами что-
то не так. Все нормальные, а мы нет. Здесь то и кроется корень зла. В вере, будто
люди вокруг от таких мыслей не страдают и исключительно правильные. Они — добро, а
мы, судя по всему, чистое и весьма порочное зло. Нет полутонов и градации серого.
Ошибки неприемлемы. Смешнее остальных та каста людей, что фанатично себя обеляет.
Бьют руками в грудь и заверяют, что они добрячки от макушки и до самых кончиков
пальцев ног. И что еще хуже, они верят, что путь добра и справедливости — их личный
выбор, которым стоит гордиться и всячески демонстрировать и, конечно же, их
действия продиктованы не беспрерывным давлением извне.

Все это наивное заблуждение.

Мы улыбаемся друг другу сквозь зубы, потому что уверены, что нам необходимо всем
нравиться. А если мы кому-то не нравимся, значит что-то с нами не так. Мы должны со
всеми вести конструктивный диалог. А если не ведем, значит с нами что-то не так. Мы
должны быть добрыми, понимающими и отстаивать права страждущих. Если таковыми мы
быть не хотим, с нами что-то не так. Капкан общества сжимает клешни на нашем горле.
Мы должны помогать и защищать. Порывы благородные, вот только благородство —
человеческое качество, а не долг. Как нельзя кого-то полюбить из чувства долга, так
нельзя быть и добряком или заставить таковым быть кого-то другого. Но мы
заставляем. Общими силами, массовыми порицаниями и шквальными скандалами мы
вынуждаем отдельных индивидов прогибаться под общую «правильность», как когда-то
неосознанно прогнулись сами. Этакая полномасштабная промывка мозгов, после которой
мы годами ходим к психотерапевту, ведь помыслы наши не чисты, желания
отвратительны, а значит, сами мы тяжело больны и перестанем казаться обществу
полезными, если покажем свое истинное лицо. Все бы ничего, если бы таковых нас были
единицы. Страннее ситуация становится в момент, когда понимаешь, что все вокруг в
основном такие. Единицы — те самые благородные столпы общества. Пересчитать их
получится по пальцам одной руки.

Рассуждать о многослойности и двуличности общества можно сколько угодно. До тех

пор, пока не пересохнет в горле. Или не начнется мигрень. Все, чего касается
человек, становится спорным. Делится минимум на две части. Одни говорят «это
хорошо», другие «это плохо». И так до бесконечности. Адская шарманка из
бессмысленных споров обо всем. Пустое сотрясание воздуха. Но очередная попытка
раздробления всего и вся на хорошее и плохое лишь подчеркивает, что на самом деле
все мы абсолютно одинаковые.

А тем временем то, что каждый из нас хранит в себе маленькое злобное «Я», доказала
еще в XX веке одна художница посредствам незатейливого перфоманса. Проект назывался
«Ритм 0». Объектом происходящего стала хозяйка идеи. Она замерла на шесть часов.
Любой из присутствующих на перфомансе мог делать с ней все, что захочет.
Ответственность за все их действия художница брала на себя. Рядом с девушкой на
столе лежали семьдесят два предмета. Люди могли использовать все, что угодно, от
перьев и цветов до ножей и пистолета. И они их использовали. Достаточно быстро
обычные люди в чистой одежде, с семьей, ждущей дома, хорошей работой и безобидными
хобби вроде вышивания крестиком, превратились в тех, кем являлись на самом деле.
Они резали девушку. Домогались ее. Пили ее кровь. Рисовали на ее теле. Обливали
водой. Они делали все, что им хотелось. И они претворяли это в жизнь, потому что
точно знали, что им за это ничего не будет. Один мужчина даже попытался ее
застрелить.

Показательней этого разве что сегодняшний маленький конец сетевого света. Четыре
минуты и четыре секунды, вылившиеся в массовый беспредел.

Для того чтобы доехать до больницы отца, я вызвал такси с автопилотом. Дорогая
услуга, которую теперь я, будучи великим властелином виртуалии, мог себе позволить
совершенно бесплатно. Такси с живым человеком за рулем я не стал вызывать по двум
причинам: первая крылась в вероятности противозаконных действий водителя по
отношению ко мне (просто так, из любопытства, в конец света следует ловить момент),
вторая — в вероятности его общительности. Болтливость меня пугала даже больше
противозаконности. Сейчас любая беседа со сторонним человеком показалась бы мне
невыносимой пыткой. Автопилотное такси в этом случае являлось идеальным вариантом.

Тосам стоял на ушах. За время поездки я успел встрять в пару пробок и воочию
пронаблюдать несколько актов необоснованного вандализма, необдуманного мародёрства
и беспочвенного насилия. Четыре минуты и четыре секунды сорвали маски с охотников и
жертв, заставили людей потянуться к кускам арматуры, навесить на себя цепи, выйти
из дома посреди ночи и показать себя. На одном из светофоров на мою машину напала
шайка подростков. Они начали колотить битами по крыше и капоту, а затем попробовали
открыть пассажирскую дверь, желая добраться до меня. Но я оказался умнее. Выбрал
такси с высоким уровнем защиты, пуленепробиваемым стеклом и даже возможностью бить
нападающих током. Зная, что я в безопасности, действиями шайки я не впечатлился. А
они, не увидев реакции от меня, потеряли ко мне всякий интерес. Лишь одна девушка
задержалась у пассажирской двери дольше остальных, чтобы сперва еще раз ударить
битой по стеклу, а затем провести по нему языком, при этом буравя меня взглядом.
Насилие и секс. Выживание и размножение. Вот мы и скатились к тому, с чего
начинали. Тысячи лет эволюции коту под хвост.

В больнице царила жуткая суматоха. Раненые разной тяжести прибывали нескончаемым

потоком. Я не без усилий пробился к входу и юркнул к лестничной площадке, поняв,
что подняться на необходимый этаж куда быстрее получится на своих двоих, нежели
ожидая лифта. Я оказался не единственным смекалистым малым, так что после пробок
автомобильных мне пришлось пережить еще и человеческую. Но цели своей я достиг.
Пройдя по коридору к палате отца и увернувшись от бегущей в противоположную сторону
медсестры, я уцепился за ручку и открыл дверь.

— Тери! Наконец-то! — всплеснула мама руками. Она бы, может, отчитала меня за
опоздание или бросилась расспрашивать, где я все это время шлялся, вот только
сейчас все ее внимание принадлежало не мне. Отец сидел на кровати. Избавившись от
опостылевших вирту-очков и подложив под спину подушку, он щурился, то и дело
поглядывая на моргающие лампы. Хоть кто-то заметил этот кошмар!

Несмотря на «сон» почти в полгода, выглядел отец осунувшимся и уставшим. Кажется,

находиться в вертикальном положении ему оказалось достаточно тяжело. Мы встретились
с ним взглядами, и я застыл. Знаю, следовало кинуться к нему с объятьями, как, судя
по всему, поступила Эллити, что теперь сидела по левую руку от отца. Или сообщить
ему, как я скучал и надеялся на чудо. Но все это мне показалось лишним. Что-то
здесь было не так. Атмосфера в палате отца царила напряженная настолько, что
казалось, вот-вот заискрит кислород.

Или причина крылась в проводах. Прозрачные черви, выползая из груди отца, обвивали
его с головы до ног. Ползли по стенам, полу и потолку. Скручивали руки и ноги
матери и сестры. Сквозь прозрачную оболочку в мерцающем холоде больничного
освещения блестели медные жилы. И я видел, как по ним голубыми всполохами то и дело
пробегал ток. Сейчас отец казался мне носителем какого-то жуткого заболевания,
которым он заражал все вокруг.

— Оставите нас одних? — тихо попросил отец, обращаясь к Эллити и маме. Они почему-
то в ответ на странную просьбу не накинулись на него с расспросами, а восприняли
все с молчаливым смирением. Будто знали что-то, о чем не знал я. Минуя меня, они
молча прошли к двери. Я проводил их недоуменным взглядом. Было огласил один из
роящихся в голове вопросов вслух, но отец меня опередил.

— Эллити, милая, — окликнул он сестру, когда та вышла в коридор, но еще не закрыла

за собой дверь. — Не заходи пока в виртуалию, хорошо? Твой брат оставил тебе в сети
«сюрприз», который тебе не понравится.

Эллити кинула на меня беглый взгляд (готов поклясться, я прочитал в нем стыд),
кивнула в ответ на предупреждение отца и лишь затем плотно прикрыла за собой дверь.

Я? Оставил сюрприз? Эллити? О чем он говорит?

Боль в висках, тягучая и ослепляющая, напомнила о себе особенно ощутимым спазмом.

Такое бывало каждый раз, когда я балансировал на границе между неведеньем и
правдой. Казалось, сделаешь шаг и все поймешь. Только сперва, следовало пережить
предсмертную агонию.

Я поморщился, беря себя в руки. Бывало и больнее. Эта мысль всегда меня
успокаивает.

— Что это значит? — выговорил я, все еще гипнотизируя запертую дверь, будто лишь
отвернусь, и из нее мгновенно выскочит кто-то с ножом.

— Присядь, — попросил отец, с усилием похлопав рукой по кровати рядом с собой. Судя
по всему, он так же не собирался заключать меня в объятья или сыпать задушевными
репликами про любовь к своему единственному сыну. Он пришел в себя меньше часа
назад, но сразу же взял быка за рога. Меня не оставляло ощущение, что наш разговор
мне не понравится. Все в этой палате казалось неправильным, искаженным и не сулящим
ничего хорошего. Как обычно.

— Постою, — выдохнул я, все же переводя взгляд на отца. Несмотря на раздражающую

головную боль, мыслительный процесс не прекращался, стыкуя между собой кусочки
пазла, раньше казавшиеся элементами разных мозаик. Но вот, что удивительно, их
грани начинали совпадать, давая мне разглядеть часть жуткой картины, верить в
которую не хотелось.

— Это сделал ты? Ты написал Лаирет? — выдохнул я, чувствуя, как во рту появляется
странный сладковатый привкус. Резкий холодный свет будто потерял свою яркость. Я
невольно вцепился обеими руками в изножье больничной кровати отца. Жуткое
предположение, возникнув в голове, показалось мне как минимум странным, но лишь я
огласил его вслух, и меня накрыл необъяснимый ужас. Прозрачные провода отца
доползли до моих рук, и я, потеряв над собой контроль, раздраженно отмахнулся от
них, позабыв, что окружающим мои видения недоступны. Благо, сейчас меня меньше
всего интересовало то, как мои действия могут быть восприняты отцом.

— Нет, — покачал отец головой. — Я ведь сидел взаперти в белом кубе. Возможности
мои были сильно ограничены. Лаирет написала Эллити. Безусловно, не без моей
помощи, — ответил он с непрошибаемым спокойствием. Сладковатый привкус у меня во
рту усилился. На мгновение меня повело, но я продолжал крепко держаться за изножье.
Дыши, Тери. Дыши и не смей паниковать. Да, к такому повороту событий ты не
подготовился, ну и что? Ведь тебя никогда не оставляло подозрение, что отец из
своей цифровой тюрьмы периодически дает о себе знать. Контроль все еще в твоих и
только твоих руках. Эта неизвестная переменная имела место быть в твоих расчетах.
Так что даже не думай удивляться!

— Зачем? — я постарался задать этот вопрос с максимальным равнодушием, будто, если
и поражен новым всплывшим фактом, то не сильно.

— Это долгая история. Думаю, тебе все же лучше присесть, — вкрадчиво попросил отец.

— Говори, — процедил я сквозь зубы. Моя бесстрастная маска слишком быстро пошла
трещинами.

— Мы создали Лаирет для стимуляции твоей мозговой активности, — объяснил отец со
вздохом.

Что? В смысле… Погодите… Нет, я не понимаю.

Ужасающая мигрень на мгновение окунула меня головой в чан с чистой болью, но я кое-
как вынырнул из него и начал часто моргать, стараясь сфокусироваться на отце.

— Но код оказался сырой. Доведение его до ума потребовало бы слишком много времени,
которого у нас, увы, не было, поэтому мы с Эллити вкинули в виртуалию демо-версию.

Я умер и попал в Ад? Или мой отец на полном серьезе говорит мне о том, что создал с
моей сестрой программу, которой следовало напрямую влиять на мой мозг через
виртуалию? Но это была демо-версия? С чередой багов и непредсказуемым итогом? Чем,
мать твою, ты думал, отправляя мне бомбу замедленного действия?!

— Естественно, это повлекло за собой определенные последствия.

«Естественно». От этого слова меня передернуло. Мы выстрелили тебе в лоб и,

естественно, убили тебя, мой мальчик. Так, получается?

— Какие? — я старался держаться, но дыхание мое то и дело становилось частым и

поверхностным, сердце стучало как отбойный молоток.

— Программа начала искать и другие способы твоего стимулирования, а точнее… Решила

убирать из виртуалии все факторы, которые могли стать для тебя отвлекающими.
Сперва, это распространялось лишь на отдельных людей, которые в виртуалии, к
примеру, владели какой-нибудь полюбившейся тебе стриминговой площадкой. Или
случайные знакомые, с которыми ты начинал общаться. Или виртуальное кафе с
мороженым. Все, что отвлекало тебя от поставленной задачи, Лаирет подчищала. А
убрав небольшие раздражители, она взялась за масштабные.

— Тень, — хрипло выдохнул я.

— Тень, — подтвердил отец. — Твой интерес к ней оказался слишком очевиден.

И опять во всех бедах этого мира виноват я. Или несу частичную ответственность.
Почему я не удивлен?

— Ее имя — насмешка надо мной или попытка меня подставить и тем самым
«стимулировать»? — несмотря на подкативший к горлу ком и общее странное состояние,
я пытался не терять нить диалога. — Вопрос «зачем» я задам следующим, — предупредил
я торопливо.

— Имя было необходимо для лучшей синхронизации. К тому же ему следовало намекнуть
тебе на то, что создана Лаирет для тебя. Полезная доза стресса и подстраховка на
случай, если ты столкнешься с ней напрямую. Хотя подобный сценарий на момент ее
создания казался нам невозможным. Ей не следовало показываться тебе на глаза. Этот
нюанс прописан в коде. Но Лаирет, как и всё, что так или иначе касается тебя,
видоизменилась.

— Великолепно. Вы создали инвалидную программу, которая выбивала людей из сети. И я

догадываюсь, у кого вы с Эллити позаимствовали костяк кода, — выдохнул я, сощурив
глаза.

Все то время, пока мы бегали за Лаирет, я не мог отделаться от ощущения, что она
чем-то напоминает мне ПКО-вирус. Знаете, этакая версия лайт. Чем именно, понять я
не мог, но интуиция била в колокола. И вот она истина в последней инстанции. В
очередной раз убеждаюсь, что есть вопросы, ответы на которые лучше бы не узнавать
никогда.

— Программа, которой следовало ЗАЧЕМ-ТО стимулировать мою мозговую активность,

работала криво. Отличная новость. И какова моя цена за твои косяки? — задал я
вопрос, хотя очередной неприятный ответ уже формировался у меня в голове без чьей-
либо помощи.

— Думаю, ты и сам уже догадался. Сильные головные боли при каждом входе в
виртуалию, — начал загибать отец пальцы. — Бессонница. Тревожность. Апатия.
Паранойя. Повышенная агрессия. И… — отец тяжело вздохнул, — …это. — Он коснулся
своей груди и поймал пару проводов, будто и правда их видел. Впрочем, скорее всего,
он следил за моим взглядом. — Галлюцинации. Видимо, увиденные полгода назад увитые
проводами дети стали для тебя зрелищем весьма травматичным, и свежая
психологическая рана при искусственном давлении «закровила».

Видимо? Он сказал «видимо»? Я не ослышался?! Может, он этому еще и удивится? Всего

лишь трупы в проводах, сынок, не понимаю, что тебя так зацепило?

— Здорово. Спасибо, — выдохнул я, отходя к стене и опускаясь на пол. Ноги больше не

желали держать меня. Тело била мелкая дрожь. Ладони противно вспотели. — Я думал,
что поехал крышей, — выдохнул я и к своему сожалению не услышал в своем голосе ни
злости, ни обвинений. Я скорее жаловался, жалея себя. — Даже подобрал
психиатрическое учреждение, в которое собирался добровольно лечь после всего
этого, — развел я руками. — Я сжёг за собой все мосты и планировал запереть себя в
дурке, чтобы до конца жизни пускать слюни на подушку или сооружать домики из
детского конструктора! А ты сидишь и говоришь мне о том, что все это время… ВСЕ ЭТО
ВРЕМЯ?! Во всем были виноваты вы? Ты? Эллити? А мама? Мама знала?! Нет, не отвечай.
Я сам задам ей этот вопрос. Господи… — выдохнул я, пряча лицо в ладонях. Мне
хотелось плакать, но я не мог выдавить из себя ни слезинки. Во мне
сконцентрировалось такое напряжение, при котором даже при большом желании дать волю
чувствам казалось невозможным. Когда стресс наслаивается один на другой и все твои
нервы натянуты как струна, на эмоции, крики, слезы просто не остается сил. Тебя
накрывает непроницаемая безнадега, и ты чувствуешь себя овощем, проклятым мыслить.

— Я все это сделал не забавы ради, — взялся оправдываться отец. — Поверь, когда я
расскажу тебе, какая угроза нависает над всеми нами, ты меня поймешь.

— Сомневаюсь, — ответил я глухо. — Но причину знать хочу. Зачем?

— Чтобы ты вытащил меня из белого куба.

— Я бы вытащил тебя отсюда и без стимуляций, которые заставили мой и без того
нестабильный разум пошатнуться, а параллельно с тем обнулили пару сотен человек!

— Это так, — к моему счастью не стал спорить отец, пусть я и приготовился выслушать
обвинения в том, что обладаю слишком низкой эмпатией или человечностью, чтобы
решить спасти своего отца без сторонних подсказок. И на том спасибо.
— Действительно, вытащил бы. Но позже. А наше время строго ограничено. Уже в это
воскресенье…

— Погоди-ка… — встрепенулся я, прервав отца. Котлы из мыслей бурлили и пенились.

Миллионы вопросов роились в голове, подкидывая самые жуткие сценарии происходящего.
— Это воскресенье? — повторил я. — И как давно ты знал о таких жестких рамках, чем
бы они ни были обоснованы?

— Еще до того, как попал в куб.

Так я и знал.

— Дай догадаюсь. Не успел ты обустроиться на новом месте, как сразу взялся готовить
меня к великим свершениям? — это был даже не вопрос. Констатация фактов.

— Точно.

— Поэтому, еще будучи в больнице, я зациклился на мысли о том, что тебя надо срочно
вытащить из виртуалии? Даже отсутствие Зуо меня не так волновало, как… Стоп, — я
подскочил на ноги и уставился на отца. Он знал, что я сейчас спрошу. Это было видно
по его посеревшему лицу. Наверное, некоторые вещи он собирался никогда мне не
рассказывать. Что ж, прошу прощения, что ломаю вам все планы. — Зуо. Что ты сделал
с Зуо?

Отец тяжело выдохнул, как будто устал от капризов маленького ребенка. Дескать,
сколько можно обсуждать всякие глупости? Тут угроза мирового масштаба, а мой глупый
сынишка думает о каком-то пацане. Ох, молодость!

— Сейчас тебе следует сконцентрировать свое внимание на другом.

— Я полгода концентрировал свое внимание на другом! — рявкнул я, вскакивая на

кровать, усаживаясь отцу на ноги, вырывая катетер из его руки и замахиваясь на него
длинной иглой. — Говори, или я за себя не отвечаю, — предупредил я, сжимая катетер
настолько сильно, что он до боли впился мне в ладонь.

— Если ты правда думаешь, что этой иглой возможно…

— Я выколю тебе глаза, — пообещал я. Твердость моего голоса удивила даже меня.
Видит вселенная, я не эксперт в физическом насилии, потому такая неожиданная
уверенность в своих действиях сбила с толку и отца, и меня самого.

— Давай оставим мои глаза в покое, — выговорил отец с легкой опаской. — Ты прав.
Кое-что я сделал и с тобой, и с Шаркисом-младшим. Это было необходимо, — выдохнул
он, лишь сильнее зля меня своими словами.

— Что ты сделал? — выдавил я из себя, начиная задыхаться.

— Внедрил в вас необходимые мне «идеи».

— Как?

— Я давно занимался этим проектом. Между прочим, именно ты подтолкнул меня к нему.
Сперва мне лишь стало интересно то, как ты «играешь» с собственным характером,
отсекая от себя лишние воспоминания. Как меняешься, запирая Джонни за той убогой
дверью.

Катетер дрогнул у меня в руке. Отец был в моем коридоре? Он видел все эти двери? Не
смей произносить имя Джонни вслух.

— …Я начал изучать человеческую память и понял, что сущность отдельного индивида
подвержена «эффекту бабочки» не меньше, чем любая другая хаотичная система. Ведь
каждое наше решение, каждое сказанное слово и каждая ситуация влияют на нас
напрямую, беспрерывно нас видоизменяя. И если какие-то воспоминания вычленить из
человека или напротив зафиксировать на них его внимание, добиться от него можно
чего угодно.

— И ты заставил Зуо уйти, — выговорил я глухо.

— Да. Именно это я и сделал, — подтвердил отец, стараясь не смотреть на иглу, что
медленно приближалась к его лицу. — Но он ведь вернулся. И, между прочим, на неделю
раньше, чем я планировал. Трудно в это поверить, но кажется, он действительно
испытывает к тебе сильные чувства.

Он издевается?

— Ты хоть понимаешь, что наделал? — выдохнул я, шумно сглатывая. — Ты хоть
понимаешь, что наделал благодаря тебе я?! — На мгновение я представил, как со всей
силой своей ярости пыряю отца катетерной иглой несколько сотен раз, пока его лицо
не превращается в решето. Но тело мое ослабло. Рука дрогнула. Я неуклюже отполз к
изножью, начиная задыхаться все сильнее. Глаза, наконец, защипало от слез. С губ
сорвался болезненный скулеж. Горло и сердце будто сдавили тиски. Я все еще пытался
держать это в себе. Все еще старался не оголять свою боль.

— Ты использовал меня, — выдавил я из себя еле-еле.

— Да. Знаю. Но ты меня должен понимать, как никто другой. Некоторые цели требуют
принятия подобных решений, не так ли? — отец чуть наклонил голову. — Ты ведь так и
не сказал своей подружке кореянке, что ваша встреча была не случайной, верно? Не
сказал, что при каждом выходе в виртуалию ты слепнешь от ужасающей головной боли и
тебе необходимо эту боль обуздать? Не сказал, что все ваше общение строилось на
твоем желании добраться до Светлячка?

— Я делал это, чтобы спасти тебя! — воскликнул я в отчаянье.

— А я все это делаю для того, чтобы спасти Всех, — парировал отец. — Мы с тобой
мыслим абсолютно одинаково. Ты не можешь обвинять меня в решениях, которые в свое
время принял и сам. — На это мне сказать было нечего. Но обида продолжала топить
меня в своих ледяных водах.

— Почему я? — этот вопрос не раз мучал меня, но сейчас у меня появилась возможность
задать его тому, кто действительно мог знать ответ.

— Кто, если не ты?

— Кто угодно! Да хоть Эллити! — ткнул я пальцем в дверь. — Вы, как посмотрю,
отлично сработались! Вот и заставил бы ее тебя спасать! Почему бы и нет?! В ней
твоих генов не меньше, чем во мне!

— В ней вообще нет моих генов, — качнул отец головой. Я шумно сглотнул.

— Что… что это значит?

— Ты ведь знаешь о моем генетическом сбое, так как он передался и тебе. Наше с
тобой половое созревание протекает куда медленней, чем у здоровых людей. И… мы
практически стерильны. Ты — не побоюсь этого слова, чудо, на создание которого нам
с твоей матерью потребовалось много лет. До сих пор помню тот момент, когда она
сообщила, что беременна. Один из лучших дней в моей жизни, — протянул отец с
мечтательной улыбкой на губах. — Но надеяться на то, что это чудо повторится, мы не
стали. Потому, когда мы с твоей матерью поняли, что хотим второго ребенка, мы
решили обратиться к помощи медицины и донора. Эллити, бесспорно, моя дочь, но в ней
нет моих генов. Она, как и ее мать, очень умна. Но… Этого «очень» недостаточно.

Я устало потер влажные глаза, пытаясь собраться с мыслями. Слишком много новостей
за последние пару секунд. Слишком многое мне было необходимо обдумать, переварить и
принять.

— Теперь, когда я ответил на все твои вопросы, ты готов меня выслушать? — отец
оставался спокоен как штиль.

— Нет, — выдавил я, понимая, что это даже не мой каприз. Действительно сейчас я
больше ничего слушать не мог. Сердце, выбивающее бешеные ритмы, заныло в груди.
Виски заломило. Ком в горле настырно просился наружу. Я сполз с кровати на пол и
попытался подняться на ноги, но гравитация тянула меня вниз. Эллити, виртуалия,
Зуо… Зуо не был ни в чем виноват. Зуо не хотел уходить. Зуо меня не бросал.
Запоздалая мысль пробежала по телу подобно току. Я был неправ. Я бросил его в Ад во
имя… чего? Во имя обид, которые он не заслужил? Господи, что я наделал? ЧТО Я
НАДЕЛАЛ?!

Моей ошибкой стала слепая уверенность в том, будто я самый умный человек на свете.
Не знаю, когда эта мысль во мне укоренилась и была ли она вообще моей или
сформировалась с легкой руки отца. Я верил в свое непоколебимое превосходство и
вот, что из этого вышло. Я потерял бдительность, отмел критическое мышление, не
разобрался в ситуации… Я просто считал себя единственно правым, чтобы теперь сидеть
на полу больничной палаты и осознавать, что совершил фатальную ошибку. И слезы
отчаяния катились по щекам и капали мне на руки, пока я пытался совладать с диким
сердцебиением и сбившимся дыханием.

Отец мне что-то говорил, но я его не слышал. Его слова заглушал шум в ушах,
созданный одной единственной мыслью: Зуо меня не простит. Не сможет простить. И
сегодня я разрушил отношения с единственным человеком, который любил меня таким
дерьмом, которым я являлся. Я разрушил отношения с человеком, которого и я,
несмотря на мой эгоцентризм, смог полюбить. Я растоптал все это собственными
ногами, считая, что терять мне больше нечего, потому что в будущем меня не ждет
ничего кроме палаты в психиатрическом отделении. И все это было зря.

Оказывается, нет ничего хуже, чем осознание того, что ты по собственной глупости
разрушил всю свою жизнь.

Отец продолжал сыпать какими-то заунывными объяснениями, но мне казалось, будто он

говорит со мной на неизвестном мне языке. Вся поступающая информация мгновенно
утилизировалась. Я не понимал ни слова. Поднявшись на дрожащие ноги, я поплелся к
выходу, поняв, что больше не могу здесь находиться. Будто весь воздух, что был в
этой комнате, сгорел, и если я срочно не выйду наружу, то умру от кислородного
голодания.

Отец окликнул меня, но я никак не отреагировал. Ухватившись за ручку двери, я

буквально вывалился из палаты и окинул маму и Эллити пустым взглядом.

— Тери, ты…

— Молчи, — сухо попросил я маму. — Я сейчас не могу… Мне надо… Без вас. Я хочу…
Боже, я не знаю, чего я хочу. Мне просто надо… — каждое слово давалось мне с
большим трудом. — Надо уйти, — выговорил я вяло и поплелся к выходу. Вся моя жизнь
внезапно из четкого плана превратилась в сумбурный хаос, и я не знал, чего ожидать.
Я не хотел думать, чего мне теперь ожидать. Я хотел просто лечь и умереть.

****

Срываешь с головы вирту-очки и некоторое время, не мигая, всматриваешься в пустое

кресло перед собой. Маленькой злобной дряни нет на месте? Странно, ты был уверен,
что он захочет понаблюдать за твоими мучениями до самого конца.

— Зуо? Наконец-то! — вслед за оглушительным возгласом в поле твоего зрения

врывается Ян. Бледный и встревоженный он вглядывается в твое лицо с таким видом,
будто пытается понять, узнаёшь ли ты его. — Ты как? — спрашивает он осторожно.

Не ответив, ты оглядываешься по сторонам и понимаешь, что большинство членов Тени

уже на ногах. Кто-то сидит в кресле, уставившись в одну точку, другие мечутся по
большому залу, третьи, как, например, Аки, выглядят абсолютно спокойными.

— Все… отлично, — выдыхаешь ты и сам удивляешься сделанному выводу. Но все

действительно отлично. Эта мысль тебя веселит и ты, откинувшись на спинку кресла,
разрождаешься хохотом. Твой смех заставляет всех вокруг замолчать. Ян все еще
выглядит настороженным. Теперь он наверняка считает, что ты окончательно сошел с
ума. Но это не так.

— Где эта маленькая гнида? — спрашиваешь ты сквозь звонкий смех.

— Он… ушел, — выдавливает Ян из себя.

— Куда?

— Фелини передо мной не отчитался, — хмурится друг.

— Что ж, ладно. Это и к лучшему, — киваешь ты, пытаясь справиться со смехом, но он

упрямо продолжает из тебя рваться. — Пусть немного подготовится.

— К чему? — спрашивает Ян настороженно.

— К пиздюлям, — сообщаешь ты, проводя рукой по лицу и ощущая влагу. — Вот же мелкий
гаденыш, — выдыхаешь ты в искреннем восхищении. Паршивцу действительно получилось
тебя переиграть. Это было ловко. Это было очень ловко.

— Подготовится? — слышишь ты гневное. Грензентур усаживается в кресло Фелини и

буравит тебя взглядом. — Да за то, что он сделал, его надо пристрелить как паршивую
собаку и закопать в общей могиле! — сообщает он.

— Любого, кто тронет Фелини хоть пальцем, я придушу голыми руками, — сообщаешь ты
громко, чтобы данная информация дошла до ушей каждого присутствующего.

— Да ладно? — в голосе Грензентура читается скепсис. — Половина Тени наблюдала за
тем, как ты беспомощно льешь слезки. Полагаешь, после подобного для кого-то из нас
хоть что-то значит твой авторит…

Он не договаривает, потому что ты вскакиваешь с кресла и хватаешь его за горло.

Притянув к себе парня, ты с любопытством разглядываешь его ошарашенное лицо,
пальцами ощущая, как взлетает его пульс.

— И что же не так с моим авторитетом? — спрашиваешь ты с улыбкой на губах. У тебя

слишком хорошее настроение для подобных стычек, но Грензентур, опьяненный
влюбленностью к ЭсЭф, в последнюю неделю явно отбился от рук.
— Кто, по-твоему… пойдет за лидером, который… льет слезы, как малое дитя?
— выдавливает он.

— Кто? — ты обводишь зал взглядом. — Все. Да будет тебе известно, вы идете за живым
человеком, а не за роботом. А это значит, что я могу проявлять любые эмоции, на
которые способен каждый из вас. И мне не нужно на это чье-либо разрешение. Мой
авторитет держится на череде принятых решений. На целях, которых я пытаюсь достичь.
И на способах их достижения. На интеллекте. Силе. И власти. А не на том, могу ли я
зарыдать или нет. Если мне захочется, я буду рыдать сутками, но это никак не
повлияет на мои решения, — выдыхаешь ты, наклоняясь к парню настолько близко, что
почти касаешься кончика его носа своим. — Ты меня понял? — интересуешься ты,
сдавливая горло Грензентура сильнее.

— Д…да.

— Но если чье-то мнение обо мне сегодня резко изменилось и он хочет уйти, я никого
не держу, — сообщаешь ты, окидывая присутствующих тяжелым взглядом. — Дверь там, —
указываешь ты на выход, а затем отпускаешь Грензентура. Парень кашляет, потирая
горло.

— Пойду… проверю, как там ЭсЭф, — бормочет он, поднимаясь с кресла и направляясь к
противоположному от указанного тобой выходу. Вообще-то его путь до комнаты девушки
оказался бы короче, выйди он в ту дверь, на которую показывал ты. Но Грензентур
избегает ее намеренно. Остальные присутствующие возвращаются к тому, чем занимались
до твоего пробуждения. Из комнаты не выходит ни единая живая душа.

— Как долго меня не было? — спрашиваешь ты у Яна. Ты можешь посмотреть время на

голографическом экране телефона, но тебе хочется с помощью примитивного диалога
убедить друга в том, что все в порядке.

— Несколько часов, — вздыхает Ян устало.

— А когда ушла моя маленькая гнида? — уточняешь ты.

— Минут сорок назад, — бормочет друг.

— Тадеус, — окликаешь ты снайпера. — Попробуй с помощью дронов отыскать Фелини.

— Да, босс.

— Поль, — включаешь ты общую связь. — Какова ситуация по периметру.

— Все без изменений, босс.

— Отлично. Аки, Джу, — зовёшь ты. Парень и девушка выглядят после маленького
виртуального Ада скучающими. — Соберите для меня информацию о том, что произошло в
Тосаме за последние пару часов и как отразилась выходка Фелини на городе.

Оба кивают и, отойдя к дальней стене, берутся за дело.

— Мне надо умыться. Я сейчас вернусь, — говоришь ты Яну, но он все равно

увязывается за тобой.

— Тебе не обязательно делать вид, что…

— Я не делаю вид, — осекаешь ты друга. — Все действительно в порядке. Сколько еще
человек не вышло из виртуалии?
— Семь.

— За их физическим состоянием кто-нибудь наблюдает?

— Да, я все организовал еще до твоего пробуждения, — кивает Ян.

— Я знал, что на тебя можно положиться, — сообщаешь ты, похлопывая друга по плечу,
прежде чем скрыться в ванной комнате. Но Ян все равно не отстает. Он заходит в
ванную вслед за тобой, запирает дверь и, опершись спиной на стену, внимательно
наблюдает за каждым твоим движением.

— Поссать-то я могу без компании? — хмуришься ты.

— Не можешь, — Ян неожиданно настойчив.

— Я же сказал, что в порядке.

— Чем сильнее ты пытаешься меня в этом убедить, тем меньше я тебе верю, — выдыхает
друг. — Слишком уж ты весел для человека, пульс которого мгновение назад
зашкаливал.

— Я и не утверждаю, что получил кайф от произошедшего, учитывая, что Фелини откатил
мое эмоциональное состояние до десятилетки. Но…

— Но? — напрягается Ян.

— Я в восхищении, — сообщаешь ты.

— Прошу прощения?

— Ты не ослышался.

— Бред какой-то, — стонет он, а затем отлипает от стены, отталкивает тебя от

раковины и сам начинает умывать лицо. — Вы два больных ублюдка, — подводит он итог.

— Это факт.

— Он истязал тебя, а ты в восхищении?

— Его потенциал безграничен. То, что он создал, немыслимо. И я не могу не

признавать этого лишь потому, что он заставил меня пережить пару неприятных
воспоминаний, — говоришь ты, а затем вновь начинаешь смеяться.

— У тебя истерика, — хмурится Ян.

— Нет, — отмахиваешься ты. — Просто я одновременно и восхищаюсь им, и поражаюсь его

глупостью. Он, правда, был уверен, что сможет меня задеть моим прошлым? Будто бы я
когда-то его забывал. Будто бы я когда-то убегал от него или отрекался. Но я свое
прошлое ношу с собой и перелопачиваю каждый божий день. Какой же он иногда наивный
ребенок, — удивляешься ты. — Я готовился к тому, что все будет намного хуже. Но он
практически отправил меня на курорт. Методы — невероятны, исполнение — безупречное,
но сам посыл… — ты постукиваешь пальцем по подбородку, — …слабоват.

— Главное, не говори об этом ему, — бормочет Ян. — Какова будет его плата?

Ты медлишь с ответом.

— Меня бесит, что прямо сейчас Фелини где-то шляется, а я не знаю, где именно. С
этим следует что-то сделать.
— Я не это спросил, — хмурится Ян. — Как он ответит за содеянное?

Ты пытаешься напустить на себя хмурый вид, но губы сами собой растягиваются в

улыбке.

— Никак. Такой ответ тебя устроит? Если мы продолжим мстить друг другу за любую
хуйню, это никогда не закончится.

— Произошедшее не тянет на «любую хуйню», — замечает Ян мрачно. — Тени это может не

понравиться.

— Если у кого-то возникнут вопросы, я открыт для диалога.

— А вдруг Фелини решит, что раз ты спустил ему это с рук, то спустишь и что-нибудь
еще? Не боишься потерять над ним контроль?

— Контролировать его я собираюсь иначе.

— Могу я узнать как?

— Нет, — качаешь ты головой. — Не можешь. Лучше свяжись со Стефаном.

— Ага, значит, ты все же признаешь, что… — ликует было Ян.

— Я признаю, что все в порядке. Но так же я признаю, что, возможно, так быть не
должно. Кроме того, путешествие по воспоминаниям открыло для меня кое-что новое. Я
бы хотел обсудить это. Так что свяжись с ним. Чего мешкаешь? Звони.

— Прямо сейчас?

— Да.

— Пятый час утра.

— Он возьмет трубку.

— Как скоро ты у него будешь? Может, повременить? Тосам сейчас штормит.

— Я приеду к нему сразу после того, как последний член Тени выйдет из виртуального
ада Фелини.

С этими словами ты выходишь из ванной комнаты и возвращаешься в зал. Ян за тобой не

идет. Ему следует созвониться со Стефаном, при этом не привлекая к этому действию
лишнего внимания. Ты усаживаешься в свое кресло и осматриваешь тех, кто все еще
находится в плену сети. Один из семи человек — Дайси. Он то и дело вздрагивает и
стонет сквозь стиснутые зубы.

— Кофе? — в соседнее кресло опускается Кара с двумя кружками горячего напитка в
руках. Одну из порций она протягивает тебе. Ты благодаришь ее кивком, продолжая
следить за Дайси.

— Странное чувство, — произносит девушка, откидываясь на спинку и делая глоток из

своей чашки. — Я пережила кошмар, но очнулась… вдохновленной. Как будто впервые за
долгое время обрела гармонию с собой, — делится она глухо. — И… кажется, я
обнаружила страх, который все это время не осознавала. Можешь себе это представить?

Можешь.
— Честно говоря, я в смятении и теперь не знаю, что должна испытывать в отношении
Фелини? Злиться? Бояться? Или мне стоит его поблагодарить?

— Не надо, — качаешь ты головой. — Я отблагодарю его сам. За нас всех.

========== Пятые небеса Рая: 54. Тишина в голове ==========

…а в голове непроницаемая тишина.

Я бы и рад, как обычно, удариться в депрессивную псевдофилософию с налетом

надменности и узколобой уверенностью в том, будто бы я самый главный умник на
убогом шоу под названием «Жизнь». Меня это, видите ли, подбадривает: чувствовать
себя не частью общества, а над ним. Отличное оправдание тому, почему я не могу
наладить человеческие взаимоотношения. Главное считать, что это не тебя общество
отталкивает, а наоборот. Посмотрите-ка, какие все вокруг мерзкие, двуличные и
глупые. То ли дело я! Господин вселенной, которую себе придумал сам. Король
несуществующего мира. Божество воображаемой реальности. Не надо аплодисментов. Мне
еще похлопает Сатана, когда я, наконец, попаду в Ад, так что не отнимайте хлеб у
чистого зла!

Я забыл простое жизненное правило: как бы и в чем бы ты ни был хорош, всегда

найдется тот, кто лучше. Стоило решить, будто я восседаю на вершине пищевой цепи, и
гляньте, что из этого вышло. Меня тут же поимели. Хорошеньким пинком под зад
скинули с небес на землю. Виртуозно сыграли на струнах моего юношеского
максимализма. Манипулировали, наблюдая со стороны за моей смехотворной гордыней. И
я — марионетка, в счастливом неведенье считавшая, будто бы все ее достижения — плод
ее собственных сил.

Ага, как же.

Пососи невкусный леденец, Фелини. Мятный. Ненавижу мятные леденцы. От них неприятно
холодит горло.

Я бы пожелал себе пососать член, вот только единственный член, который бы я

действительно не отказался пососать, мне больше не светит.

Сейчас я похож на тех шарлатанов, что кричат в виртуалии, что всего добились сами,
забыв упомянуть, что трамплином для их успеха стали деньги и связи богатых
родителей.

Я столько лет строил из себя дурачка, убежденный, что тем самым пускаю пыль в глаза
возможному противнику. Но правда в том, что я и есть дурачок. И высокий интеллект,
будь он неладен, никак на эту дурость не влияет. Скорее наоборот. Именно он всему
виной. Среднестатистический человек со среднестатистическим интеллектом никогда не
захочет казаться окружающим идиотом. Он всегда будет стремиться к лучшему и потому
расти и развиваться. Я же решил, будто возможности мои бесконечны, не заметив, как
ступил на путь всепоглощающей деградации. Отупел ли я из-за этого? Нет, конечно.
Быть туповатым не так уж и плохо. Тебе в таком положении как минимум есть к чему
стремиться. Куда хуже являться предсказуемым. Вот каким стал я. Жалким
предсказуемым дурачком.

Да, глаза вас не обманывают, я решил заняться более приятным делом, чем считать
себя самым умным на квартале. Для гармонии теперь необходимо немного поразмышлять и
о своем тугодумии. Я и размышлял. Точнее, пытался. Но формулировать мысли в виде
текста, который бы оглашал в голове внутренний голос, становилось все сложнее.
Предложения не складывались. Слова звучали будто с записи с пережеванной пленки.
Становились все тише, утопая в отголосках эхо в подсознании. Глушились внутренними
стенами, уродливыми наростами наслаивающимися одна на другую. А затем и вовсе
наступила тишина. Говорят, невозможно не думать вообще ни о чем. Что ж, тогда я
могу похвастать тем, что стал первым человеком, познавшим тишину в голове.
Внутренние голоса смолкли. Мыслительный процесс прервался. Рене Декарт как-то
сказал "Cōgitō ergō sum" — я мыслю, следовательно, я существую. Я перестал мыслить.
А перестал ли я существовать? Надеюсь, что да.

Не помню, как вышел из автопилотного такси, что высадило меня на окраине Тосама. Не
помню, как погрузился в темноту атрофированной части города. Ноги будто сами несли
меня к давно забытым кварталам. К узким темным переулкам. К покосившимся аварийным
зданиям. К прогнившему «привету» из прошлого, оставшемуся на Тосаме в виде
нестираемого клейма. Я неосознанно повторил путь, пройденный месяцем ранее в
компании Джин-Хо. Добрел до пристани. Встал на ее край. Уставился на черную,
замершую воду. Что я пытался там разглядеть? Ничего. Чего я желал добиться
паломничеством по прошлому? Ничего. Я вглядывался в мертвую воду и готов был
поклясться — она точно такая же, как и я. Пустая. Безмолвная. И бесполезная, ведь
пить ее запрещалось, а очистка требовала слишком больших ресурсов, поэтому вместо
того, чтобы превратить ее в нечто удобоваримое, в нее предпочитали сливать всё
химическое дерьмо Тосама. Мой отец поступил со мной так же. Вместо того чтобы
попытаться бороться с моим дерьмом, предпочел добавить к нему своего. Сработано на
«ура».

И вот теперь мы с нефтяным озером два субъекта, грязные и молчаливые, на булыжнике

посреди космоса не имеем ни единого представления о том, на черта мы вообще
появились на свет. Удручающе. Или удрочибельно? Вряд ли есть такое слово, но иначе
чем удрочибельным свое настроение я назвать не могу, потому что жизнь меня
удручающе вздрючила. Согласен, за дело. И это удручает еще больше.

Мне кажется, я, не отрывая взгляда от черной воды, мог бы простоять на пристани без
единого движения пару часов. Или вечность. Но меня заставили вновь существовать два
полицейских дрона, что привели мои мыслительные процессы в движение. Не имевшие
возможности видеть меня, они пролетели в каком-то сантиметре от моей головы один за
другим, стряхнув с меня апатичное оцепенение. Я, вздрогнув от неожиданности,
утратил тишину. И ее сменил хаос. Мысли, что и до того не отличались
упорядоченностью, обрушились на меня сплошной лавиной из обрывистых фраз,
подозрений, умозаключений и нескончаемой череды ошибок, которые я осознал только
теперь. И это оказалось настолько мучительным, что я схватился за голову, упал на
колени и… Кажется, я закричал, но не услышал этого, потому что хаос заглушал все
остальные звуки. Я даже не кричал, нет. Я вопил. И достаточно долго, судя по тому,
как теперь саднило горло. Полицейские дроны, зафиксировав несанкционированные
предсмертные стоны, начали кружить надо мной, как коршуны над трупом. Они
улавливали звуки, анализировали их эпицентр, но не видели меня. И потому не
понимали, что происходит. Я тоже не понимал. Хаос не давал мне возможности
переварить случившееся. Он всячески мне мешал, на передний план выставляя чувство
вины, а остальные эмоции оттеняя за ненадобностью.

Оказывается, крики забирают много энергии. Я перестал вопить лишь потому, что
выбился из сил. Мне потребовалось время, чтобы сперва отдышаться, а затем подняться
на дрожащие ноги.

…Провода все это время вились вокруг меня. Скручивали доски пристани. Белыми
червями плавали в черной воде. Ползали у меня под кожей. Руки горели от желания
вытащить из кармана миниатюрный перочинный ножик в виде желто-оранжевого попугая и
исполосовать им себе все предплечья.

Но теперь-то я знал, что даже моя шизофрения оказалась фальшивкой.

Один из проводов попытался обвить мое правое запястье.

— Предатель, — выдохнул я и не узнал собственного низкого осипшего голоса. Будто бы

я лишь открывал рот, а озвучивал мои мысли другой человек. И судя по его голосу,
ему давно следовало бросать курить.

Моя реплика зависла в воздухе и остановила провод. А затем он резко посерел и

пеплом осыпался на пристань. Обиделся, что ли? Обижаться здесь может только Шаркис.
А себе, тебе, всем остальным людям на этой чертовой планете я обижаться запрещаю! Я
бы запретил и Зуо, вот только он из тех людей, которые в ответ на «нельзя» из кожи
вон вылезут, но докажут, что лично им «можно». Проще сразу разрешить.

Последний раз тоскливо взглянув на чёрную воду, я нехотя побрел обратно к городу. С
радостью бы остался у пристани доживать свои дни, вот только полицейские дроны
никак не желали улетать, а их противное жужжание действовало на нервы. К счастью, я
вспомнил ещё одно место, которое великолепно подходило моему удрочибельному
настроению. Обнаружил я его, когда возвращался от пристани в прошлый раз. Мне тогда
показалось странным вновь оказаться во всех тех зданиях, которые мы преодолели
вместе с Джин-Хо, уже без нее. Крылось в этом нечто невыносимо трагичное. Потому я
выбрал иной путь. Тогда я и набрел на покинутое похоронное бюро.

Похоронный бизнес всегда считался одним из самых прибыльных, ведь как бы ни

повернулась жизнь, неизменным остается одно — все рано или поздно умирают. Каждая
банда Тосама, в связи с этим, хотела урвать «смерть» себе. Долгий, как мое нытье,
конфликт в конце концов разрешился соглашением, при котором банды делили между
собой компании, занимавшиеся ритуальными услугами.

Похоронное бюро, в которое забрел я, скорее всего, принадлежало смелым частникам,

которые до последнего отказывались от «крыши». И потому, предполагаю, поплатились.
Ни за что не поверю, что владельцы бюро при переезде могли просто так взять и
бросить десятки гробов и помещение в целом. Куда вероятнее, от них избавились, а
наследников на имущество не нашлось, потому после опустения кварталов здесь все
осталось нетронутым. Почти нетронутым. Конечно, я не единственный, кто обнаружил
это сокровище. Судя по исписанным граффити стенам и гробам, вандалы здесь одно
время отдыхали с завидным постоянством.

Я с усилием приоткрыл тяжелую дверь и зашел в полное затхлого воздуха помещение. На

полу образовался такой слой пыли, что каждый мой шаг оставлял след от кед, как на
снегу. Я прошел в середину просторной комнаты и огляделся по сторонам. Устаревшие
датчики движения со скрипом, но уловили мое присутствие и начали пробуждать еле
живые голографические рекламные стенды, тускло осветившие мне дорогу вглубь бюро.
Сейчас захоронение в земле мог себе позволить далеко не каждый, потому что до этой
самой земли еще следовало добраться сквозь толстый слой белого песка. Все кладбища,
что находились на территории города, давно закрыли из-за переполненности. Новых
клиентов там по официальным данным не ждали уже лет сто. По неофициальным, ждали с
распростертыми, но за весьма солидную сумму, которая включала в себя выкапывание
старых трупов и их утилизацию и твое тайное захоронение на их месте. Те, кто не
хотел связываться с преступным миром, могли законно купить себе место на одном из
кладбищ вблизи Тосама и сумму выложить не такую крупную, как в первом случае, но
все равно достаточно большую по меркам кошелька среднестатистического горожанина.

Нынешняя «мода» на гробы предполагала их капсульный обтекаемый вид. Они мне чем-то
напоминали муравьиные яйца размером с человека. Но в бюро, в котором я находился
прямо сейчас, все еще были представлены старые классические угловатые модели. Я
прошел мимо череды детских гробов, на которые постарался не смотреть, пусть и
выглядели они весьма мило. Гробики для маленьких принцесс. Гробики для юных
космонавтов. Гробики. Много. От самых маленьких, до размеров невысокого подростка.
Жуткие настолько, что от одного лишь их существования мне становилось не по себе.
Перед глазами всего на миг мелькнули воспоминания полугодовой давности. Маленькие
мумии с проводами в глазах и рту. Мертвые дети в высокотехнологичных саркофагах.

Особенно настырный провод прополз под кожей по моему лицу, и я невольно дернулся.
Интересно, сколько времени должно пройти, чтобы влияние Лаирет поутихло? Первую
дозу мозговой стимуляции я получал, заходя в сеть утром. Затем в школе. И проводил
в виртуалии весь вечер до глубокой ночи. Спал я обычно часов по шесть. Шесть часов
виртуальной тишины. А когда пробуждался, провода уже были тут как тут. Значит,
следующие шесть часов изменений ждать не приходилось.

Линейка гробов для взрослых широким выбором не баловала. Поняв, что на свой вкус
последнее ложе среди представленных моделей я не подберу, я решил пофантазировать
на тему того, какой гроб для моей тушки выбрал бы Зуо. Что-то лаконичное.
Обязательно из натурального дерева. И с бархатной обивкой. Искать натуральное
дерево можно даже не стараться. Если оно здесь когда-то и было, его давно утащили.
Эта же участь постигла бархатную обивку и любой другой материал, который имелась
возможность продать за неплохую сумму.

Из скудного выбора я остановился на гробу из биопластика. Дешево и сердито. Внутри

не нашлось ни обивки, ни даже маленькой подушечки. Что ж… Гроб без подушечки? Так
тебе и надо, Териал Фелини! Гроб без подушечки! И целая горсть мятных леденцов тебе
в рот! И не только в рот! Да, и ТУДА тоже! Так тебе, маленький недоносок!

Я неуклюже забрался в гроб, улёгся в него лицом вверх и уставился на темный

испещрённый трещинами потолок. Сквозь дыры в стенах лился красноватый лунный свет.
Я бы проникся особым очарованием момента: старый гроб, давно покинутое помещение,
тусклая голографическая реклама и потустороннее освещение… Не вписалось в эту
красоту лишь урчание у меня в животе. Как всегда не к месту. Как и я сам.

Я вытащил из кармана шоколадный батончик, срок годности которого давно истек.

Батончик с мятной прослойкой. Чтоб неповадно было. Вот только вместе с сомнительной
трапезой из переднего кармана джинсов посыпались монеты. Я сел в гробу, на ощупь
собрал монетки и вгляделся в них. Три принадлежали Джонни, ещё одна — Джин-Хо. Я
что, со стороны выгляжу настолько нищим, что каждый считает нужным вручить мне
монету-другую? Вопрос риторический. Вселенная, иронию я оценил. Не спасибо. Не
благодарю.

Джин-Хо упоминала про плату Харону. Согласно погребальному обряду, монету следовало
положить под язык. Но я мгновением ранее запихнул в рот испорченный мятный
батончик. Для монет там места не оставалось. Как же, блин, не вовремя!

Вновь приняв горизонтальное положение, я начал перебирать монеты в пальцах и

рассматривать их грани, будто видел впервые. Сейчас все казалось иным. Незнакомым.
После шоколада монеты станут липкими. Вряд ли Харону это понравится, так что я
решился на отчаянный шаг: вместо того, чтобы запихивать их в рот, положить на
глаза. Так ведь тоже делали, верно? Помнится, я читал, что мышцы глаз перестают
сокращаться через час после смерти. После этого закрыть глаза мертвецу уже не
получится, так что если соберетесь умирать, сперва обязательно закройте глаза.
Мертвый человек — само по себе зрелище так себе, но мертвый человек с открытыми
глазами — уже чересчур. А еще иногда срабатывают остаточные нервные окончания, из-
за которых покойник может внезапно открыть глаза во время собственных похорон. Вот
бы я открыл свои, когда Шаркис склонится надо мной для последнего поцелуя! Я этого
конечно не увижу даже с открытыми зенками, но уверен, будет весело!

И вот опять я думаю о Зуо так, будто бы между нами не разверзлась пропасть глубиной
в Млечный путь. Самонадеянно и глупо. Если я умру, он об этом даже не узнает. А
если и узнает, очень сомневаюсь, что придет на похороны. Я бы на его месте не
пришел.

Рассмотрев монеты Джонни, я взялся за ту единственную, что вручила мне Джин-Хо.

Погладив грань с изображением двуглавого орла, которой в одной лапе держал атом, а
в другой — молекулу ДНК, я нажал на ее середину. Монета отозвалась тихим писком, а
затем едва заметно замерцала. Видит вселенная, я не планировал использовать ее так
скоро, но… Прямо сейчас я чувствовал, что балансирую на грани.
Будь я перевозчиком мертвецов, брал бы с каждого свою плату. Считаю несправедливым
заставлять всех платить одно и то же количество монет. Чем больше грехов, тем
больше сумма. А если монет не хватает, иди гуляй по миру живых до скончания
вечности, пребывая в постоянной агонии. Опираясь на мою же логику, я сильно
сомневался, что мои грехи можно покрыть лишь четырьмя монетами. Но попытка не
пытка!

Я ударил ногой по крышке гроба, и она со скрипом захлопнулась, запечатав меня

внутри. Окружившую меня темень разрывало лишь мерцание монеты. Я сложил четыре
монетки в две стопки. Закрыл глаза. И положил плату за проезд по реке Стикс себе на
веки. Спокойной ночи, Тери Фелини. Желаю тебе никогда не проснуться.

****

Стефан сидит напротив и раздражающе стучит ручкой по блокноту, смотря на тебя

поверх роговой оправы нелепых очков.

— Логично, — произносит он спустя почти минуту после твоего болезненного признания.

Одно лишь осознание проблемы выкачало из тебя добротную порцию моральных сил. А
оглашение этой проблемы вслух истощило тебя окончательно. Ты смотришь на Стефана,
мысленно обещая себе больше никогда и никому не говорить об этом. Никогда. Никому.
Ни за что.

— Логично? — переспрашиваешь ты, хмурясь. — Это все, что ты можешь мне сказать?
— внутри тебя вспыхивает эмоциональная ядерная бомба, и ты, чувствуя взрывную
волну, прокатывающуюся по телу, с психу хватаешь с маленького столика перед собой
вазу со свежими цветами и метаешь ее в стену в паре сантиметров от головы мужчины.
Стекло вдребезги. Осколки и лепестки разлетаются в разные стороны. Вода по стене
стекает на пол и собирается там в лужу. Стефан продолжает невозмутимо стучать
ручкой по девственно чистому блокноту. Он никогда ничего не записывает, потому
наличие как блокнота, так и ручки ввергает тебя в бешенство. Кажется, эти два
предмета нужны лишь для того, чтобы доводить тебя до белого каления.

— Учитывая череду травматичных эпизодов в твоем детстве, а также сексуальную

подоплеку как минимум половины из них, нет ничего удивительного в том, что твое
подсознание выстроило определенные причинно-следственные связи, — говорит Стефан
спокойно. Цок-цок-цок. Чертова ручка выбивает четкий ритм. — Например, твой отец
проявлял акты насилия в отношении других людей у тебя на глазах?

— Естественно, — киваешь ты, не понимая, зачем Стефан задает вопрос, на который

прекрасно знает ответ.

— Скажем прямо, ничего естественного в этом нет, — качает мужчина головой. — Также
он не гнушался физического насилия в отношении тебя, верно?

— Да, — хмуришься ты.

— Так вот, — кивает Стефан. — Причинно-следственные связи. Все, что твой отец делал
на твоих глазах с другими, ты в детстве априори проецировал на себя, потому что
прекрасно знал, что ты — лишь одна из его жертв и с тобой он может сделать то же,
что и с другими. Абсолютно всё. Потому твой потаенный страх — логичное последствие.

— Я не жертва, — парируешь ты, невольно сжимая кулаки.

— В общем представлении нет, но…

— Без «Но».
Стефан задумчиво стучит ручкой по подбородку.

— Хорошо, я выражусь иначе. Ты — не жертва. Но маленький ребенок, живший в

настолько нездоровой атмосфере, жертвой был. Хотел он того или нет. Более того,
именно потому, что он был жертвой, он вырос тем человеком, который сидит сейчас
передо мной.

— Если скажешь, что это пошло мне на пользу…

— Язык не повернется, — улыбается Стефан. — Если бы тебе пошло это на пользу, ты бы

не находился в шестом часу утра в моем кабинете, — замечает он со вздохом.

— Не понимаю, почему все это время я не осознавал, что… — ты замолкаешь. Одного
оглашения вслух было вполне достаточно. Повторяться смысла нет.

— Каждый хранит в себе страхи, которых не осознает, но с последствиями которых

сталкивается постоянно. Человеческая психика — сложный инструмент, — объясняет
Стефан. — Невозможно одновременно чувствовать себя и исключительным, и
посредственным, и охотником, и жертвой. Роль жертвы, как ты и сам успел
подчеркнуть, тебе не подходит. Все, что ставит под вопрос твою неуязвимость, ты
перерабатываешь в гнев, контролировать который не способен. Любую эмоцию, будь то
страх, боль, горе, разочарование… счастье, привязанность, любовь. Все превращается
в нескончаемый поток раздражения.

— Я способен на любовь, — чуть помолчав, выговариваешь ты с усилием.

— Никто сей факт сомнению не подвергает. Но столь яркое чувство выбивает из колеи,
не так ли? — темно-карие глаза Стефана похожи на две жуткие дыры.

— Я стараюсь смириться с этим.

— С чем? С любовью или с раздражением, которое она вызывает?

— И с тем, и с другим.

— А надо ли смиряться? — чертова ручка продолжает выбивать незамысловатый ритм.

Цок-цок-цок.

— Что предлагаешь ты? — цедишь ты, сжимая зубы до боли в челюсти.

— Принять, — рекомендует Стефан. — Смиряемся мы обычно с неприятными

обстоятельствами, которые не можем изменить и на которые не способны повлиять.

— Я никак не могу повлиять на эти чувства, — заверяешь ты Стефана.

— И не надо. Я имею в виду, что любовь — это не неприятное обстоятельство. Она не
требует твоего смирения.

— Это вы так считаете, потому что не знаете моей пары, — фыркаешь ты, начиная
нервно кусать нижнюю губу.

— Неужели она настолько плоха?

— Он ужасен, — произносишь ты и невольно улыбаешься.

— Но что-то в нем тебе нравится? — уточняет Стефан с интересом.

— Мне в нем нравится всё. И ничего. Он мне… — ты замолкаешь, подбирая нужное
слово, — …соответствует.
— Что ж, надеюсь получить приглашение на свадьбу, — смеётся Стефан.

— Я подумаю, — вновь хмуришься ты, не понимая, всерьез он или это такая идиотская
шуточка. Во взгляде Стефана всего на мгновение мелькает недоумение, но почти тут же
исчезает в непроницаемом спокойствии.

— Вернёмся к пережитому тобой эпизоду этой ночью, — Стефан откладывает в сторону

блокнот и ручку и берется за кружку с остывшим кофе. — Что ты испытываешь на фоне
произошедшего?

— Я… Напуган, — произносишь ты, еле ворочая языком. В таком признаваться даже
сложнее, чем в чувствах к Фелини.

— Произошедшим?

— Моей реакцией.

— А какой была реакция?

— В том-то и дело, — ты упираешь локти в колени и запускаешь пальцы в волосы,

вороша их. — Никакой. Я вернулся из виртуалии и… Всё.

— А какой по-твоему реакция должна быть? — уточняет Стефан.

— Такая же, как и у остальных? Злость. Печаль. Ненависть. Хоть что-то.

— С каких пор ты меряешь себя по другим?

— Ты понимаешь, о чем я говорю. Я был обязан разозлиться!

— Кому обязан?

— Стефан! — иногда он невероятно бесит.

— Так что тебя беспокоит на самом деле? Явно не отсутствие реакции, — качает
мужчина головой, поправляя очки.

— Наверное, я… Хм… Я понял, насколько сильное влияние Он на меня оказывает. Моя

привязанность к нему… Всеобъемлюща.

— И ты боишься, что она выйдет тебе боком? Что и в будущем, что бы он ни сделал, ты
это примешь?

— Именно.

— Я тебя понял, — кивает Стефан. — Теперь давай поразмышляем вместе. Произошедшее
стало для тебя неожиданностью?

— Я бы так не сказал. Я не знал, что произойдет, но что произойдет Что-то, понимал.

— Ты дошел до этого сам?

— Мальчишка дал достаточно намеков…

— И даже зная, что что-то произойдет, ты его не остановил?

— Нет.
— Почему?

— Хотел, чтобы он перебесился.

— Ты знаешь причину его действий?

— Да.

— Его поступок — твое наказание?

— Да.

— И ты, зная о предстоящем, согласился это пережить. Выходит, ты с ним согласен?
Согласен, что ему есть за что наказывать тебя?

— Решение полугодовой давности было верным, — качаешь ты головой.

— Я спросил не это, — замечает Стефан. — Можно чувствовать вину и за верные

решения.

Ты невольно сжимаешь зубы сильнее. И почему Стефана все еще никто не пристрелил?

— Да, ты прав, — после минутного молчания, наконец, подтверждаешь ты.

— Значит, произошедшее ты считаешь справедливым возмездием?

— …Да.

— Тогда почему ты должен испытывать злость из-за того, что сам же считаешь
заслуженным?

Хороший вопрос.

— Раньше я…

— Не будем говорить о том, какие реакции ты демонстрировал раньше. Не зря же мы

столько времени посвятили тому, чтобы переработать твои болевые точки.

— Но переработали их не все, как оказалось.

— Разве? — Стефан на мгновение опускает глаза и взирает на пол. Вода из разбитой о

стену вазы дотекает до его домашних тапочек. — Я не волшебник и не целитель. А ты
не из тех пациентов, которые способны прийти к гармонии с собой за пару месяцев.
Впереди у нас с тобой еще долгий тернистый путь. И все же, уверяю тебя, за наше
короткое знакомство мы успели затронуть все ключевые аспекты.

— Но нельзя затронуть те аспекты, о существовании которых ты не подозревал, —

хмуришься ты.

— Можно, если о них подозревал твой психотерапевт, — замечает Стефан и в ответ на

твой вопросительный взгляд добавляет. — Я ведь сказал, что оглашенный тобою страх
логичен.

— Ты никогда об этом не говорил.

— Конечно. Мне же дорога моя жизнь, — улыбается он. — Думаешь, долго бы продлилась
моя карьера в преступном мире, говори я своим пациентам напрямую, что творится у
них в головах? Ты ведь знаешь мой подход.
— Знаю, — киваешь ты. — Так значит, ты считаешь, что моя реакция, а точнее ее
отсутствие — это нормально? — уточняешь ты осторожно.

— В рамках твоего психологического состояния.

— А что ты скажешь насчет того, что я подставил под удар Тень? — проговариваешь ты
ещё одно беспокойство.

— Ты уверен в людях, которые идут за тобой?

— Да.

— Уверен в их силе?

— Да.

— А в своей паре ты уверен? Мог бы он на самом деле лишить человека жизни?

— Только в состоянии аффекта. Я скорее поверю, что он воткнёт мне нож между лопаток
за то, что я съел его йогурт, чем в то, что он возьмется планировать чье-то
убийство.

— Почему ты так считаешь?

— Он добрее, чем кажется окружающим. Он добрее, чем кажется себе. Добрее, слабее и
уязвимее… Кроме того, он любит пытать людей.

Стефан на мгновение задерживает на тебе взгляд.

— Тебе не кажется, что доводы взаимоисключающие?

— Нет.

— Прекрасно, — вздыхает мужчина. — Зато мы нашли как минимум одно хорошее качество
твоей пары.

— Да. Но его очень сложно разглядеть под слоем бурлящего в поганце дерьма, — на
всякий случай поясняешь ты.

— Главное, что разглядел ты, — заверяет тебя Стефан. — Понимаешь, к чему я веду?

— Нет.

— Ты не ставил Тень под удар, потому что точно знал две вещи: первая — члены твоей
группировки достаточно сильны, чтобы выдержать испытание, вторая — твой молодой
человек не так жесток, чтобы его наказание возымело тяжелые последствия для тебя
или твоих соратников. А он, как мне думается, прекрасно знает, кто и на что
способен в Тени.

Ты хмуришься. «Молодой человек»? Звучит отвратительно.

— Теперь, когда ты выворачиваешь это так…

— Я ничего не выворачиваю. Лишь использую факты, которые ты сам мне и предоставил.

— Значит, все нормально?

Стефан сдержанно улыбается.

— Нет. Нормальностью здесь и не пахнет. Ни касаемо твоего состояния. Ни касаемо
состояния твоей пары. Ни касаемо ваших взаимоотношений в целом. Но лично для тебя
это имеет какое-то значение?

Нет.

— Ты прав, сейчас меня заботит другое.

— Приятно было побеседовать с тобой в шесть утра, — сообщает Стефан, намекая на

завершение разговора. — Надеюсь, такое больше не повторится.

— Спасибо, Стефан.

— На одном из следующих сеансов буду ждать тебя с твоей парой. Мне весьма любопытен
ваш тандем. С точки зрения психиатрии, естественно.

— Мечтай, — фыркаешь ты. Стефан в ответ лишь пожимает плечами, а затем засовывает в
рот пальцы и вытягивает из него язык цвета меди. Он аккуратно укладывает протез в
черную коробочку, на крышке которой небрежными росчерками изображена серебристая
акула. Таких коробочек в кабинете Стефана больше тысячи.

Медный протез заменяется обыкновенным.

— Хорошего дня, Зуо, — слышишь ты уже в коридоре.

— Сомневаюсь, — отвечаешь ты тихо и выходишь из частного дома. — Ян, есть новости?

— Я… эм… кхм… Нет, Фелини так и не нашли.

— Все в порядке?

— В… полном.

— Окей. Продолжайте поиски.

Куда же он, сука, запропастился?!

****

Стук по крышке гроба вырвал меня из болезненной дремы. Я вздрогнул и монеты, что
все это время приятно холодили веки, со звоном сползли с моего лица. Стук
повторился.

— Кто… кто там? — настороженно поинтересовался я. — Я тут пытаюсь умереть. Можно
мне не мешать?

Вместо ответа послышался скрип. Крышка гроба приоткрылась.

— А меня ты, значит, позвал, чтобы мне представилась невероятная возможность
понаблюдать, как ты помираешь? — поинтересовался безжизненный электронный голос.

— А, это ты, — протянул я с облегчением. — Давно не виделись, Д…

— Забудь это имя, — беспардонно перебили меня. — Этот человек мертв.

— Твое новое имя — дурацкое. Никак не могу его запомнить, — пожаловался я.

— Не можешь запомнить четыре буквы? Серьезно?

— Это очень сложные четыре буквы, — заверил я собеседника.

— Ага, как же, — раздался электронный смех. — Запиши себе где-нибудь. Джин-Хо
больше нет. Теперь мое имя Липс. Л. И. П. С.

Что ж… Здравствуй мертвая подруга с новым дурацким именем. Я по тебе скучал.

========== Пятые небеса Рая: 55. Гроб победителя ==========

Ян надеялся, что как только спадет общее напряжение, он позволит себе расслабиться,
но не учел, что желанный покой может привести вслед за собой хорошо ему знакомую
апатию. Лишь последний член Тени вышел из треклятой виртуальной ловушки Фелини, а
Шаркис, минуя необходимость в слёзных уговорах друга, самолично принял решение
немедленно посетить мозгоправа, силы покинули Яна. Нездоровая доза стресса держала
его собранным. Сосредоточенным. Ясно мыслящим. Но только буря улеглась, и в Яне не
осталось ничего, кроме чудовищной усталости.

Он уже двадцать минут стоял на просторной кухне особняка Дайси, уперев руки в
мраморную столешницу и устремив взгляд в пустоту. До ушей его доносились отголоски
кипящей в доме жизни. В носу щекотало от запаха кем-то сваренного кофе. В голове же
угнездилась назойливая мысль. Выпить. Ему срочно следовало выпить. Внутренний голос
не лепетал жалкое «хочу». Нет. Он кричал оглушительное «надо», которое затмевало
собой логичные доводы разума. Ян честно пытался перебороть это в себе. Он понимал,
что следует уйти в свою комнату, накрыть голову подушкой и после бессонной ночи
попробовать провалиться в болезненную дрёму. Вот только тело не двигалось, будто
пригвождённое к полу и чертовой столешнице. Здесь на одной из полок у Яна хранилась
заначка. Некачественный виски, который, как подсказывало Яну чутье, состоял из
искусственного спирта, пищевых красителей и ароматизаторов. Пойло не для
слабонервных.

«От одного глотка ничего не будет», — заверил Яна внутренний голос.

Вот именно. Совершенно точно не будет ничего, и потому он сделает второй. И третий.
А затем бутылка волшебным образом опустеет. Такие фокусы Ян проворачивал несколько
месяцев. Этакий алкогольный, мать его, Копперфильд. И как он только позволил себе
скатиться к этому? Наблюдая в детстве за тем, как мать глушит спиртные напитки
сомнительного происхождения, а затем в пьяном бреду отыгрывается на Ине, не Ян ли
обещал себе не повторять ошибок родительницы? Не он ли морщил нос от запаха
перегара, пока убирал раскиданные по дому бутылки? Не он ли шарахался от любого
пьяного человека, подсознательно чувствуя в нем опасность. И что же теперь? Теперь
он стал одним из них. Браво, парень. Лучше и не придумаешь.

«Я только-только начал приходить в себя, — одернул себя Ян, не двигаясь с места.

— Нельзя срываться».

Бутылка хранилась всего в метре от него прямо за пакетами с синтетической мукой.

Лишь протяни руку. Давай же. Протяни руку и утоли раздирающую душу жажду. Позволь
себе забыть о своей никчёмности. Отбрось никому не нужную ответственность. Хватит
думать, будто бы мир в Тени держится лишь благодаря тебе. Нет. Тени ты вообще не
нужен. И Шаркису тоже. Он давно в тебе разочаровался и держит рядом лишь из
уважения к твоему усопшему брату.

Все должно было быть совсем не так! Не так, слышите?!

«Приходить в себя? Да не успел ты протрезветь, как все покатилось в тартарары», —

заметил внутренний голос. Он лукавил. В тартарары все покатилось задолго до
трезвости Яна. И задолго до его алкоголизма. В тартарары все покатилось в тот
«судьбоносный» день, когда в грязной каморке, отведенной под раздевалку для бойцов
без правил, нарисовался Шаркис.
Нет. Не правда.

Еще раньше… Когда палец Яна нажал на курок, и стену комнаты украсили мозги матери,
в нос ударил запах крови, а в ушах застыли собственные лживые слова: «Все в
порядке. Мама спит».

Ян резко отшатнулся, оглушенный неожиданной чередой неприятных воспоминаний.

Картины прошлого, от которых он отмахивался годами, полезли наружу, как
перепуганные тараканы. На самом деле плохо было не всегда. Завтраки под мультики.
Мамин звонкий смех. Брат, перепачканный кашей. Фотографии на доске в коридоре.
Правда, ни на одной из них не запечатлели Ина, но…

Былой позитивный окрас воспоминаний вновь откатился к мрачному. Гора грязной посуды
в мойке. Холодильник с испорченными продуктами. Постельное белье, от которого пахло
плесенью. Вонь дешевого пива вперемешку с рвотой. Влажные губы матери.

«Милый, как же ты похож на отца. Одно лицо».

— Не так уж мы и похожи, — процедил Ян сквозь зубы, резко возвращая контроль над
остолбеневшим телом и, в порыве неожиданного всплеска чувств, сбрасывая со
столешницы все, что на ней успели оставить другие жители особняка. Плохо отмытая
поварёшка с прилипшим к ней тараканьим крылом полетела в одну сторону, пищевые
добавки — в другую.

…Да, все это началось с выстрела. А что бы случилось, поведи себя Ян по-другому?
Мама продолжила бы измываться над Ином, но… Зато он, возможно, все еще был бы жив.
Жизнь сложилась бы иначе. И Ян не мог отделаться от мысли, что в свое время сделал
неправильный выбор, тем самым приговорив брата к смерти, а себя — к тому, кем он
являлся теперь. Конечно, в наличии имелись и иные варианты. Менее радужные, чем
рисовало Яну воображение. Вот только сейчас ему казалось, что хуже быть уже не
может. Пусть «хуже» и являлось понятием, стремившимся к бесконечности.

Ян распахнул дверцу нужного ящика с такой силой, что она врезалась в соседнюю и
металлической ручкой оставила на матовой поверхности выразительную царапину. Не
обратив на это внимания, парень спешно вытащил из ящика пакеты с мукой, рассыпая их
содержимое по столешнице, и замер. Бутылка отсутствовала.

— Что-то потерял? — Джек заставил Яна вздрогнуть и резко обернуться. Подрывник

стоял в паре метров от него, упёршись спиной в холодильник. В его правой руке
блестела знакомая бутылка.

— Отдай, — протянул Ян дрожащую руку. Со стороны он сейчас наверняка выглядел как

наркоман, к которому пришла запоздалая ломка.

— Вот еще, — фыркнул подрывник. Ян, сжав зубы, ринулся к парню, но тот среагировал
слишком быстро и успел обогнуть стол. Джек явно настроился поиграть в догонялки, но
у Яна на столь выматывающие игрища сил уже не оставалось.

— Тебя это не касается. Отдай! — прошипел Ян зло. Джек поморщился.

— Все, что касается тебя, касается и меня, хочешь ты того или нет, — дерзко заявил
он.

— Отдай бутылку.

— И не подумаю.

— Отдай немедленно, — взревел Ян, кидаясь к парню. Джек повторил его маневр, потому
стол продолжил оставаться между ними непреодолимой преградой.

— Хочешь выпить? Придется проявить смекалочку, — подмигнул Джек, а затем присосался

к горлышку бутылки. С ужасом пронаблюдав за тем, как ее содержимое стремительно
уменьшается, Ян, не без усилий, вскочил на стол и по инерции проехался по нему на
коленях прямиком к Джеку. Но и это его не спасло. Выхватил Ян из рук подрывника уже
пустую бутылку. Остатки алкоголя парень, не в силах проглотить, удержал во рту, на
что указали его раздувшиеся как у хомяка щеки.

— Так, значит? — Яна затрясло от злости. Почему Джек опять лезет к нему? Почему он
смеет полагать, что имеет на это право?!

Ян бесцеремонно схватил Фейерверка за волосы и со злостью впился в его губы в

надежде получить хотя бы глоток желанного забытья. Но…

— Это что за нахуй? — прошипел он, отстранившись от Джека и судорожно вытирая

влажный рот рукой.

— Чай, — оповестил тот, самодовольно облизнувшись. Воспользовавшись близостью Яна,

Джек притянул его к себе, беззастенчиво провел языком от влажного подбородка до губ
шатена, а затем, не встретив сопротивления из-за ступора, в котором все еще
пребывал парень, поцеловал его.

— Какой ещё… мф-ф-ф… нахер чай?! — среагировав запоздало, Ян еле отстранил от себя
подрывника. Ему бы стоило задаться другими вопросами. Например, какого черта Джек
лезет к нему целоваться. Опять. Или какого черта руки Джека на его бедрах. Или
какого черта Джек, потеряв доступ к губам Яна, как пиявка присосался к его шее. Но
Яна все еще беспокоило отсутствие алкоголя.

— С бергамотом, — послышалось невнятное между поцелуями. — Ты, правда, решил, что я
дам тебе хотя бы каплю алкоголя?

— Где, блядь, содержимое бутылки? — прорычал шатен, с силой вцепившись в челюсть

Джека и тем самым заставив посмотреть себе в глаза.

— Вылил, — Джек лизнул Яна в нос.

— Я тебя сейчас голыми руками придушу, — пообещал шатен, сжимая густую шевелюру
подрывника сильнее.

— Не в той ты физической форме, чтобы грозить мне удушением, — развеселился

подрывник, а затем резко заломил Яну руку и одним точно рассчитанным движением
закинул его себе на плечо. Оказавшись в положении «головой вниз», Ян ощутил, что
его мутит, поэтому на пару секунд замер на плече Джека, боясь, что его вывернет
наизнанку. Но лишь тошнота отступила, Ян размахнулся и что есть мочи ударил парня
кулаком в бедро. Фейерверк тихо охнул, но Яна не отпустил.

— Слышал, привязываться к кому-либо больно. Не предполагал, что настолько, —

пожаловался он, начиная прихрамывать. — Не беспокойся, Януш, я о тебе позабочусь.

— НЕНАВИЖУ, КОГДА МЕНЯ НАЗЫВАЮТ ПОЛНЫМ ИМЕНЕМ! — рявкнул Ян, беспомощно трепыхаясь.
— Отпусти меня! Не нужна мне твоя забота!

— Обычно в заботе больше остальных нуждается тот, кто громче всех кричит об
обратном, — заметил Джек. — Значит Янушем не называть. Окей. Я запомнил. А как
тогда? Янчиком?

— Только, блять, посмей!

— У тебя не слишком гибкое имя. Как же мне тогда с тобой сюсюкаться?

— НИКАК! НИКАКИХ СЮСЮКАНИЙ! НИКОГДА! Куда ты меня, черт тебя дери, тащишь?!

— В твою комнату, куда ж ещё. Тебе надо выспаться и прийти в себя.

— Я и так в себе!

— Уверен? А выглядишь так, будто в отчаяньи.

На это Ян не нашелся что ответить. Наверное, следовало поблагодарить Джека за

чуткость, но уж больно он бесил. Отпираться же и уверять, что с ним все в порядке —
и того глупее. Поэтому Ян выбрал третий вариант: бездействовать. Вскружившая ему
голову жажда выпить потихоньку сходила на нет. Конечно, организм продолжал
требовать алкоголя, но к Яну начала возвращаться какая-никакая осознанность. Быть
может, все это к лучшему?

Путь от кухни до комнаты занял времени куда больше, чем если бы Ян преодолел это
расстояние на своих двоих. Все потому что для Джека его ноша явно оказалась
тяжеловата. Ян на мгновение представил, как подрывник падает без сил под
неприподъемным грузом, и невольно улыбнулся. Он почти жаждал, чтобы так оно и
случилось. Но подрывник пусть и не без тихих матюков, но Яна до комнаты все же
донес. Пинком распахнув дверь, Джек вернул Яна на ноги, а затем с пугающим хрустом
разогнул спину.

— Мать моя женщина, — болезненно простонал он. — Спина мне за такой романтический
пассаж спасибо не скажет.

— Как и я, — съязвил Ян. — Кажется, я вешу на пару кило больше привычных тебе
пассий.

— На пару сотен, — подтвердил Джек, не смутившись. Теперь он интенсивно разминал

плечо, на котором до того нес Яна.

— Отличный повод вернуть свое внимание хрупким дамам, — заметил шатен, проходя в
свою комнату и толкая дверь в намерении захлопнуть её прямо перед носом Джека.
Маневр не удался. Подрывник умудрился юркнуть в комнату Яна быстрее, чем закрылась
дверь.

— Тебе меня не обдурить, — сообщил Джек в ответ на испепеляющий взгляд Яна.

— Наверняка и в комнате у тебя припрятана заначка-другая.

Лицо Яна исказила гримаса боли. После того, как несколько дней назад Ник и Джек
беспощадно выпотрошили почти все его тайники, нетронутой осталась (как он думал)
единственная заначка на кухне. И та оказалась фальшивкой.

— Больше ничего у меня нет, — проговорил он как можно более ровным тоном. Будто бы
эта новость вовсе его не трогала, и не хотелось пустить скупую слезу.

— Не думаешь же ты, что я поверю тебе на слово? — усмехнулся Джек, как бы между
прочим, ослабляя ворот рубашки. Ян невольно взглянул на свои перчатки, которые, как
и его форма миротворца, продолжали светиться белизной благодаря нанопокрытию,
отталкивающему грязь и воду. Все эти перипетии с Лисом и его сюрпризами произошли
настолько стремительно, что на переодевание времени не осталось, потому все это
время они с Джеком щеголяли по особняку Дайси в формах армий, репутация которых
оставляла желать лучшего. К счастью, членов Тени вид Яна и Джека беспокоил в
последнюю очередь.

— Я чудовищно устал, — сообщил шатен, надеясь, что на его измождённом лице
отразилась вся скорбь вселенной. — У меня нет сил на препирательства. Хочешь
обыскать мою комнату? Вперед и с песней. Мне скрывать нечего.

— Можно без песен? Я ужасно пою, — попросил Джек, ослабляя стягивающий его живот
ремень и расстегивая черный китель. — Боже, эта форма меня убивает.

— Все жду, когда уже…

— Жарко, — продолжил подрывник в ответ на невнятный бубнеж со стороны Яна.

— Либо ты проверяешь мою комнату на наличие алкоголя, либо выметаешься из нее и за

дверью можешь раздеваться хоть догола, — процедил Ян сквозь зубы. На самом деле не
успел Джек упомянуть про жару, как Ян и сам осознал, что уже какое-то время
обливается потом. Он бы с удовольствием избавился от треклятой формы здесь и
сейчас. Но в комнате присутствовала омерзительно любопытная публика.

— Я всего лишь расстегнулся. Неужели тебя это смутило?

— Вот ещё!

— Тогда какие проблемы? — пожал Джек плечами, складывая ремень вдвое, а затем резко
ударяя им себе по ладони. Так как Джек, как и Ян, оставался в перчатках, удар
прозвучал глухо. Зато свист, с которым ремень разрезал воздух, показался
оглушительным.

— Неплохой ремень, — заметил Джек, странно поглядывая на Яна. — Хочешь, садану тебя
им парочку раз?

— Спятил? — Ян слишком сильно растерялся, чтобы разозлиться на сомнительное

предложение.

— А что? Некоторых боль отвлекает. Ты ведь хочешь отвлечься? — протянул он с

улыбкой.

— Ещё я хочу, чтобы ты растворился в воздухе, — рыкнул Ян. — Ударишь — я в долгу не

останусь.

— Если ты отвлекаешься, пока бьешь других, без проблем, могу побыть твоей личной
тренировочной грушей! — с готовностью согласился Джек. — Только не по лицу. Нельзя
портить такую красоту! — заявил он.

Ян нахмурился. Подобным обычно промышлял Шаркис. Пример с него брать не хотелось.

— Мне не нравится причинять людям боль, — покачал Ян головой. — И уж, тем более, не
нравится ее испытывать.

— Ты чертовски капризный, знаешь? — усмехнулся Джек, откидывая ремень в сторону.

— К счастью, в этом вопросе я с тобой солидарен. Меня тоже такое не веселит, —
заверил он, стягивая мундир и по-хозяйски вешая его на спинку стула. — Предпочитаю
классические способы расслабления, если ты понимаешь, о чем я.

— Ты пришел искать у меня алкоголь или вести бесплодные беседы?

— Прощупывать почву и безбожно выведывать твои предпочтения.

— Зачем?

— Чтобы понять, как тебе помочь.

— Я не нуждаюсь в помощи.

— Еще как нуждаешься.

— Господи, как же ты меня достал! — вновь вспыхнул Ян, но гнев почти мгновенно
сошел на нет. Сил на яркие эмоции оставалось все меньше. — Можешь оставить меня в
покое? — выдохнул он, потирая виски.

— Конечно… Нет, — отрывисто ответил Джек. — Разве тебе не кажется, что нам есть,
что обсудить?

— Что, например?

— Умопомрачительный поцелуй на ДаркАтоме, — загнул Джек мизинец.

— Умопомрачительный поцелуй на кухне, — загнул он безымянный палец. — Или… — он
шагнул к Яну. — Умопомрачительный поцелуй, который может произойти прямо сейчас.

— Пошел нахуй.

— Я, если ты не против, предпочел бы быть сверху. В этой позиции, в отличие от

нижней, у меня хотя бы есть опыт, — сообщил Джек без стеснения. — Не хотелось бы в
первый раз ударить в грязь лицом. А учить ты меня сегодня явно ничему не намерен.

— Хорошо, я выразился непонятно, да? «Выметайся из моей комнаты», — так яснее? — с
этими словами Ян кивнул на дверь. — Мы взрослые люди, нет смысла придавать значение
каким-то поцелуям.

— Не каким-то, — возразил Джек. — А давно желанным. Я, знаешь ли, ради них из кожи
вон лез и не собираюсь приписывать им случайный, ничего не значащий характер.

— Очень жаль, учитывая, что характер именно таким и был. Я поддался эмоциям на
ДаркАтоме, потому что мы могли погибнуть, а вовсе не потому, что испытываю к тебе
сильные чувства.

— Меня, для начала, устроят и не сильные, — заверил его подрывник. — Я умею из
искры раздувать пламя. А искра есть, ведь на краю гибели ты предпочел целоваться со
мной, а не бежать спасать Глоу, который так же мог попасть под обстрел. Кто знает,
может, он уже несколько часов как мертв, а ты о нем за все время моей приятной
компании ни разу не вспомнил.

Спасибо, Джек, вспомнил прямо сейчас.

— Глоу так просто не убить. Он только выглядит безобидным. Что же касается

произошедшего на ДаркАтоме… это было ошибкой, ясно? И больше не повторится.

— Повторилось на кухне пятнадцать минут назад.

— БОЛЬШЕ НЕ ПОВТОРИТСЯ! — выговорил Ян раздраженно. — Прекрати трепать мне нервы.

Ты даже не по мужикам.

— Ты мужик. Ты мне, очевидно, нравишься. И хули я, в таком случае, не по мужикам?!

— начал злиться и Джек. Обычно при стычках с Яном, он будто подшучивал над ним. На
губах Фейерверка всегда играла едва заметная ухмылка. Впервые он выглядел настолько
серьезным.

— Это все бред какой-то, — воскликнул Ян, понятия не имея, что ещё говорить в такой
ситуации. Если… Вероятность этого очень мала, но если Ян нравился Джеку на полном
серьёзе… Если у Джека не имелось скрытых мотивов или желания поиздеваться, то…
Действительно какой-то бред.
— Ты можешь мне объяснить, чем я тебя не устраиваю? — заметив растерянность Яна,
решил Джек подойти с другой стороны. — Я красив, умён, могу ради тебя подорвать
целый город! Что ещё тебе нужно?!

— Нихрена ж себе у тебя самооценка, — фыркнул Ян.

— Да. Здоровая. Слыхал о такой? Может, читал на древних скрижалях? Ты на полном

серьезе предпочитаешь все свободное время вариться в собственном дерьме без права
на оплачиваемый отпуск? Претензии к моей самооценке? Лучше бы подумал, что не так с
твоей!

Ян обессиленно опустился на кровать и зарылся пальцами в волосы, ероша их. Этот

разговор будто вытягивал из него последние моральные силы. Почему всё у него всегда
через задницу? Почему всем вокруг вечно что-то от него надо?! Кончик языка
защекотало от желания почувствовать на нем колкую горечь алкоголя.

— Мне любопытно: Глоу был твоим первым?

Этот вопрос заставил Яна вздрогнуть и вновь поднять глаза на подрывника.

— В некотором роде.

— Это как? — Джек осторожно присел на край кровати в метре от Яна.

— Первым, с кем я переспал не за деньги.

— Не понял… — прохрипел Джек.

— А что непонятного? Я же участвовал в боях. Проституция там — обычное дело.

Победители, за исключением разве что Шаркиса, после боя принимали приглашение
какой-нибудь богатенькой дамочки или высокомерного толстосума. А мне следовало
заботиться о брате. Я ради него продался бы весь с потрохами. Глоу же стал первым,
с кем мне просто захотелось переспать.

— Готов стать вторым! — заявил Джек, но под хмурым взглядом Яна стушевался и
замолчал. — Хотелось бы мне оказаться на его месте, — пробормотал он чуть погодя.

— Пф-ф-ф… Глупость какая.

— Ну а что? Со мной бы тебе было намного лучше!

— Ага, как же… Шило на мыло, — заметил Ян, укладываясь на кровать.

— Это ещё почему? — встрепенулся Джек. — Мы не похожи.

— Разве? Два Казановы, которым в какой-то момент приспичило провести со мной ночку-
другую, — дал Ян краткую оценку.

— Такого ты обо мне мнения? — поразился Джек.

— А какого мнения я должен быть о человеке, который заявил, что не против разового
перепихона?

Джек хотел было ответить, но захлопнул рот, так и не произнеся ни слова. Он

последовал примеру Яна и тоже лег на кровать, уставившись в потолок.

— Хорошо, признаю: стратегию я выбрал неверную, — после длительного молчания,

наконец, согласился он. — Думал, что так тебе будет проще переключиться. Без
обязательств, — пояснил Джек. — И, чего уж скрывать, намного проще мне самому, —
добавил он, чуть подумав. — У меня отсутствует опыт взаимоотношений в принципе. С
мужчиной — в частности. Полагаю, сейчас я нахожусь примерно там же, где находился
ты до знакомства с Глоу. У тебя был секс ради денег. У меня — ради удовольствия. Но
я не знаю, каково это — проводить время с человеком вне постели. Понятия не имею,
как себя вести. И я… Я в лёгкой панике, потому что внезапно для себя хочу это
испытать, но боюсь, что все испорчу, — выдал Джек, а затем уставился на Яна с таким
видом, будто сам от себя такого не ожидал. — Так что и моя самооценка иногда дает
течь. Я не могу гарантировать, что у нас что-то получится. Но… Зато я уверен в том,
что очень хочу, чтобы получилось.

Ян задержал взгляд на Джеке и внезапно задался вопросом, а стоит ли все так

усложнять? Очень хотелось отпустить ситуацию, наплевать на последствия и дать себе
возможность раствориться в чужих чувствах.

— Скажи, что любишь меня, — неожиданно выдохнул Ян.

— А? Что?

— Соври и скажи, что любишь меня, — повторил шатен.

— Я не хочу тебе врать.

— Тогда выметайся из моей комнаты, — в очередной раз указал Ян на дверь.

— Боюсь, этого я тоже сделать не могу, — хмыкнул Джек.

— Ещё как можешь. Выход за дверь — не самый сложный акробатический прием, — уверил
его Ян.

— А Глоу часто тебе так врал? — поинтересовался Джек. К теме Глоу возвращаться не
хотелось, но этот вопрос слетел с губ помимо его воли. Подрывнику-то казалось, что
ради того, чтобы затащить Яна в постель, он мог прибегнуть и к более грязным
приемам, нежели очевидное враньё. Но… Сейчас он удивлял даже себя.

— Никогда, — пробормотал Ян, нахмурившись. — Вот мне и интересно, каково это —

когда тебя кто-то любит. Наверное, странное ощущение, — произнес он с отстранённым
видом.

— И все же врать мне совсем не хочется. Хочу произнести эти слова искренне, когда
придет время.

— Ловко завернул. Я начинаю понимать, почему девушки от тебя в таком восторге.

Смазливое личико, сладкие речи. Забавно, — произнес Ян так, будто это можно было
охарактеризовать как угодно, но не «забавно».

— Как насчёт компромисса? Я не стану признаваться тебе в любви, зато признаюсь, что
ты мне очень-очень-очень-очень-очень…

— Не многовато ли «очень»?

— …очень-очень-очень нравишься. И нет, не многовато. Наоборот сократил, чтобы

разозлить тебя не слишком сильно, — заявил Джек, перекатываясь на бок и испытующе
взирая на Яна.

— Мне надо переспать с этой мыслью.

— Давай, сперва со мной, а? Извини за откровенность, но трахаться хочется

невероятно. От нескольких месяцев целибата у меня уже конкретно подтекает крыша.
— Ха, что же ты такого натворил, что тебе перестали давать?

— Не перестали. Это я начал отказывать.

— Почему?

— Разве не очевидно?

— Ты мне ничем не обязан. Можешь спать с кем тебе вздумается.

— Могу, но не хочется.

— Какая глупость, — пробормотал Ян, а затем подался к Джеку и коснулся его губ
своими. — Один-ноль, твоя взяла, — отстранившись, прошептал он в ответ на
ошарашенный взгляд подрывника. Пару секунд они молча смотрели друг на друга, будто
бы играя в гляделки. Проигравшим в них оказался Джек, который резко подался к Яну,
вцепился в его растрёпанные волосы, притянул к себе и впился в его губы. Ян не
сопротивлялся и не пытался перетянуть на себя инициативу, позволив парню вести.
Поцелуи не отличались невинностью изначально, но градус их с каждой минутой лишь
повышался. Обычно Ян не очень любил целоваться долго. От этого начинали болеть
мышцы челюсти. И слишком глубокие поцелуи вызывали приступы тошноты. Но набирающая
обороты страсть Джека сбивала с толку и не давала времени задуматься о ноющих
мышцах или внутренних позывах. Пришел в себя Ян лишь когда ему перестало хватать
кислорода. Он несильно оттолкнул от себя подрывника, чтобы перевести дух, и тот,
поняв намек, переключился на его шею. При этом Джек, не расстегивая рубашки Яна,
запустил под нее руки. Шатен потянулся было к пуговицам, но подрывник, заметив
движение, остановил его:

— Не против, если мы останемся в форме?

— Так ты у нас ко всему прочему еще и любитель ролевых?

— Просто на тебе эта одежда выглядит безупречно, — заявил Джек, размещаясь между
ног Яна. — Но вот штаны снять придется, — добавил он, цепляясь пальцем за ремень
Яна. Шатен с легкой меланхолией пронаблюдал за тем, как Джек стягивает с него штаны
вместе с нижним бельем. Он все хотел поймать момент, на котором подрывник внезапно
бы понял, что партнер мужского пола ему не подходит. Но на лице Джека не
отобразилось и тени сомнения. Единственное, что его действительно озаботило, это
отсутствие у Яна стояка.

— Я что-то делаю не так? — уточнил он, оценивая ситуацию на основе собственных
ощущений. Судя по натянувшейся ткани брюк в районе паха, у него с возбуждением
проблем не имелось.

— Я ведь сказал, что устал, — пожал Ян плечами. — Думал, у меня встанет от парочки
поцелуев? Извини, я не такой чувствительный.

— О, уверен, ты недооцениваешь собственное тело, — заверил его Джек, проводя языком
по среднему и указательному пальцу.

— Боже, только слюны вместо смазки мне в это утро и не хватало, — фыркнул Ян и в
ответ на вопросительный взгляд кивнул в сторону тумбочки. — Верхний ящик.

Джек дотянулся до ручки, раскрыл ящик и не глядя зачерпнул его содержимое. В руке у
него оказалось с десяток пачек презервативов, которые он невозмутимо высыпал прямо
Яну на живот. Вторая попытка оказалась удачнее: помимо новых контрацептивов
обнаружился тюбик с лубрикантом.
— Я смотрю, ты всегда подготовлен, — заметил Джек, зачем-то проталкивая часть
презервативов Яну под рубашку. Шатен лишь тихо фыркнул, решив не упоминать, что все
это добро ему досталось от щедрого Райна, в одном из секс-шопов которого пару
месяцев назад проходила какая-то акция. Почему Райну стукнуло в голову, что именно
Яну требуется подобный дар, шатен спрашивать не рискнул и все это время к странному
подношению не притрагивался.

Щелчок открывающегося тюбика вырвал Яна из стремительной череды размышлений,

которые молниеносно перекочевали от презервативов к Глоу. Блестящая перламутровая
смазка густым слоем покрыла пальцы Джека.

— Ага, то есть ты со мной церемониться не собираешься? Никаких томных прелюдий?

— усмехнулся Ян. На самом деле ему было глубоко плевать. Главное, чтобы процесс дал
ему возможность отвлечься от себя хотя бы на пару минут.

— Так ты ведь устал, — напомнил Джек, пожевав нижнюю губу. — Так что я попробую
угнаться сразу за двумя зайцами, — произнес он, после чего приставил к Яну влажные
холодные пальцы и вместе с тем наклонился к его члену.

«Вот так сразу минет?» — успел удивиться Ян, прежде чем тихо охнул, когда Джек
мягко ввел в него пальцы, одновременно с тем проведя языком по члену. Охнул
повторно после достаточно грубого толчка, который сопроводил не сильный, но
ощутимый укус ниже живота.

— П-полегче, — выдавил Ян, чувствуя, как свободной рукой Джек проводит от бедра по
его боку и ныряет ему под рубашку. — Полегче, я говорю! — повторил он после второго
толчка, заставившего его покрыться мурашками. — О боже, — простонал он, когда Джек
взял в рот, при этом и не подумав ослабить напор. Видимо подрывник читал его лучше,
чем даже сам Ян, потому что завести шатена ему удалось с пол-оборота. Конечно,
немалую роль тут сыграли недавно пережитый стресс и достаточно длительное
воздержание, и все же такой отдачи Ян от себя не ожидал. В тихом исступлении он
невольно вцепился в руку Джека, что касалась его кожи под рубашкой, и инстинктивно
подался к парню, толкнувшись ему в рот. При этом пальцы Джека вошли в него глубже
прежнего, и Ян тихо застонал сквозь плотно сжатые зубы. Локальные вспышки приятных
ощущений достаточно быстро зафиксировали на себе все его внимание. Ян уже было
окончательно расслабился, отдавшись испытываемому, когда перед его глазами не к
месту вспыхнуло уведомление о входящем звонке.

«О, черт! Шаркис!» — вздрогнул Ян и лишь успел выдохнуть в сторону Джека тихое
«Остановись», прежде чем произошло автоматическое подключение.

— Ян, есть новости? — послышался недовольный голос Шаркиса. Джек в этот момент как
раз присосался к головке члена Яна, заставив его выгнуться на постели. Шатен кинул
в сторону подрывника испепеляющий взгляд, жестами попытавшись дать ему понять, что
следует остановиться. Джек сигналы шатена явно увидел и понял, но и не подумал
послушаться.

— Я… эм… кхм… Нет, Фелини так и не нашли, — выдавил из себя Ян, чувствуя, что Джек
все же вытягивает из него пальцы. Господи, и почему он такой тормознутый? Правда,
через секунду до его ушей донеслось звяканье пряжки ремня подрывника.

«Да ты шутишь…» — произнес Ян одними губами.

«Я вам не помешаю», — прочитал он по губам Джека.

— Все в порядке? — конечно же, Шаркис услышал, как дрожит голос друга. И, конечно
же, посчитал необходимым задать этот идиотский вопрос.

НИЧЕГО НЕ В ПОРЯДКЕ!
 — В… полном, — подтвердил Ян, разрываясь между мыслями о том, что следует
запросить отчеты от членов Тени, ушедших на поиски Фелини, и о том, что выверенные
движения, с которыми Джек натягивает на себя презерватив, завораживают.
Убийственное сочетание.

— Окей. Продолжайте поиски, — донеслось сухое, за которым последовал сигнал

окончания разговора.

— Ополоумел?! — воскликнул Ян, несильно ударив Джека пяткой в плечо. Тот в ответ
молча сжал бедра шатена, пододвинул его к себе ближе и толкнулся в него.

— Расслабься, — посоветовал ему Джек. — Тебе ведь тоже иногда требуются передышки.

— Но это… м-м-мх… не означает, что меня следует ебать, пока я разговариваю с
Шаркисом!

— О, именно в этот момент ебать тебя надо в первую очередь! Ты сразу ужасно
напрягся. Чуть не переломал мне сфинктером пальцы.

— Лучше бы переломал! — рявкнул Ян, искусственно подогревая свой гнев. Ниже пояса
нарастала приятная истома. Продолжать злиться в таком положении оказалось очень
сложно. Хотелось покричать на Джека еще, но с каждым его движением негодование Яна
меркло, буря эмоций утихала, сожаление, неуверенность и всепоглощающее чувство
одиночества уходили на второй план. Конечно, они бы вернулись сразу по завершении
всего происходящего. Но как же было здорово на какое-то время освободиться от
угнетающих мыслей.

Ян ухватил Джека за галстук и притянул к себе ради поцелуя. Подрывник с готовностью

подался к нему, умудрившись не сбиться с ритма. Они так и оставались в одном
положении. Джек покрывал лицо и шею Яна поцелуями, то сбавляя ритм, то вновь его
увеличивая. Ощущения действительно отличались от всего, что он испытывал ранее. И в
этом случае он подразумевал не физическое удовольствие, но что-то куда более
глубокое. Значимое. Нечто, отдававшееся полным удовлетворением на уровне, ранее
Джеку недоступном. Обычно секс у подрывника был сумбурным. Безусловно, страстным и
порывистым, с бесконечной чередой меняющихся поз и грязных словечек. Сейчас же все
казалось совсем иным. Будто бы… Будто бы и правда как в первый раз, когда два
неопытных партнера, смущенные происходящим, еще боятся поделиться своими желаниями,
потому от начала и до самого конца предпочитают провести в классической
миссионерской позиции. Только Джек не стеснялся своих желаний, просто все они на
данный момент сконцентрировались в распластанном под ним человеке. Нос к носу.
Глаза в глаза. Иногда и самые простые вещи могли становиться особенными, если
разделять их с нужным человеком.

— Д… Джек! — сорвалось звонкое с губ Яна, и подрывник позволил себе улыбнуться. Его
долгие ожидания этого стоили.

****

— …Вот такой театр абсурда, — закончил я скомканный рассказ, надеясь на то, что
Джин-Хо, несмотря на сумбурное повествование, поняла хотя бы половину из
услышанного. Я то переключался от начала к концу, то с середины возвращался к
началу. То восклицал злое «Нет, ты представляешь?!», то тоскливое «Это я во всем
виноват…» То грозил всем расплатой, то шептал, что все это заслужил. И где-то в
середине рассказа, кажется, вставил несмешной анекдот про домашний тапочек и
консервы. Джин-Хо не засмеялась, так что рассказал я его зря.

— Если мы в театре абсурда, то это, — Джин-Хо постучала по раскрытой крышке гроба,

которая теперь нам служила подпоркой для спин, — гроб победителя?
Если вы думали, что лежать в старом гробу неудобно, то вы еще в нем не сидели! То
еще удовольствие. Мы с подругой разместились в моем ложе, упершись спинами в крышку
гроба, а ногами — в противоположную стенку. И гробу это не понравилось, потому что
при каждом нашем движении до ушей моих доносился угрожающий хруст старого пластика.

— Он самый, — подтвердил я. — Не знаю правда, заслужил ли я статус победителя.

Скорее амбассадора, — пробормотал я. На маске Джин-Хо тут же появился
вопросительный знак. — Амбассадора дерьма, — спохватившись, пояснил я. В ответ
раздался искаженный динамиками смех. — Начерта тебе эта маска? Я ведь дал тебе
достаточно пластырей, чтобы ни один дрон не смог тебя вычислить, — нахмурился я.

— Это верно, вот только, — Джин-Хо нажала на кнопку на шлеме, и тот собрался в
кольцо на ее шее. — Твои пластыри не спасают от людских глаз, — наконец я услышал
настоящий звонкий голос подруги. — Моя семья слишком влиятельная. Узнай меня кто, и
люди отца оказались бы на пороге моего убежища этим же вечером.

— Тоже верно, — согласился я, внимательно вглядываясь в лицо подруги. Вроде бы

ничего не изменилось. Глаза на месте. Нос и рот тоже. Ни шрамов. Ни других намеков
на то, что план наш пошел по иному, чем задумывалось, сценарию. — Я очень рад тебя
видеть, — произнес я тихо.

— Я тоже рада тебя видеть. Жаль, повод для нашей встречи оказался не то чтобы
праздничным, — улыбнулась она.

— Я ведь говорил, что мой план безупречен, — подмигнул я ей.

— В общем и целом так оно и оказалось, — кивнула Джин-Хо.

— В общем и целом? — не поверил я ушам. — Он идеален! Тебя считают мертвой, пока ты
живешь себе на другом конце Тосама и бед не знаешь, благодаря денежкам и парочке
полезных рецептур, позаимствованных у милого семейства в качестве твоего
наследства! — постучал я пальцем по одной из многочисленных разноцветных ампулок,
прикрепленных к внутренней стороне толстовки Джин-Хо. Часть из них красиво
фосфоресцировала в темноте заброшенного бюро ритуальных услуг.

— Да, вот только когда я упала в нефтяное озеро, умудрилась напороться на мусор на
его дне и поранила левую руку. Грязная вода попала в рану и как результат… — Джин-
Хо задрала рукав необъятной толстовки и продемонстрировала мне протез руки. Он
почти ничем не отличался от настоящей. Разве что слегка отдавал металлом, а на
стыке между настоящей рукой и искусственной красовалось стальное кольцо.

— Всегда считал искусственные руки куда круче настоящих, — заявил я, не моргнув и

глазом.

— Так и знала, что ты это скажешь! — расхохоталась подруга. — Но ты прав. Протез
великолепный! Да и рука — маленькая плата за свободу, не правда ли? — протянула
она. — Голод, а ну-ка Фу! — внезапно выдохнула она, и черный робо-пес тут же
выплюнул где-то найденный труп крысы. — Серьезно, не мог найти место поприличнее?!
— фыркнула она в мою сторону.

— Сомневаюсь, что твоя собака может умереть от отравления, — отмахнулся я.

— От отравления — нет, но если мне опять придется выковыривать останки какого-
нибудь бедного животного из шестеренок этого идиота, я за себя не отвечаю!

Мы вновь тихо рассмеялись. Но как-то натянуто и тоскливо.

— На самом деле я позвал тебя не просто так, — выдохнул я тихо. — Не чтобы
поплакаться тебе в жилетку и все такое, — пояснил я. — Просто… сегодняшние события
позволили мне взглянуть со стороны на то, что творил я сам. И мне это не
понравилось. Мне не понравился человек, которым я стал в эти полгода.

— Не знаю, что ты там себе надумал, но мне ты всегда был хорошим другом. А ведь мы
познакомились как раз в эти полгода, — заметила Джин-Хо, ободряюще потрепав меня по
плечу.

— Но наша встреча была не случайной. Я ее подстроил, — произнес я, а затем

зажмурился, боясь ответа Джин-Хо. Она накричит на меня? Обвинит во вранье? Или
разочаруется?

— Что ж… Я подозревала, — отреагировала подруга на мои слова куда спокойнее, чем я

предполагал. — Не сразу, но позже, ближе к концу нашего общения я начала задаваться
вопросом, а могла ли я повстречать подобного тебе человека случайно. Есть ли в
твоей жизни вообще понятие случайности?

— О, конечно есть, — вздохнул я. — Вот только почему-то в моем случае каждая
случайность подобна самогеноциду, — пробормотал я. — Так или иначе, я
воспользовался твоим доверием и теперь хочу за это извиниться. Прости меня, Джин-
Хо.

— Глупости, — отмахнулась девушка. — Я рада, что ты решил воспользоваться мной.

Представь, если бы этого не произошло? Где бы я сейчас была? Вариантов всего два:
либо замужем за человеком, которого мне подобрали родители (в этом случае прямо
сейчас я бы наверняка думала о том, что хочу сброситься с крыши дома). Либо я уже
была бы мертва.

— А вдруг…

— Нет, — отрезала Джин-Хо, не позволив мне договорить. — Сценарий, при котором я бы

безвозвратно влюбилась в своего будущего мужа и была бы счастлива с ним до конца
дней, прошу не предлагать. Мы ведь не в этих твоих убогих «Сопливых дрязгах».

— Эй! Между прочим, это драматический сериал! Там все тоже ни фига не радужно!
— заверил я подругу. — Сперва посмотри хотя бы первые триста серий, а потом уже
берись критиковать!

— То есть ты до сих пор их смотришь?

— Конечно, смотрю! Не пропускаю ни одной серии! — заявил я с жаром.

— Приятно, когда что-то не меняется, несмотря на жизненные сложности, правда же?

— протянула подруга, а потом свесила с гроба руку и погладила белого робо-пса, что
не отходил от нее ни на шаг.

— Милые зверушки, — пробормотал я.

— А главное, бессмертные, — согласилась Джин-Хо. — Что ж, через час мне следует
открывать свой медицинский магазинчик. Если это все, о чем ты хотел со мной
поговорить, то стоит расходиться. Я все еще испытываю тревогу, прохаживаясь по
улицам города, и не могу прекратить оборачиваться. Не пойми меня неправильно, я,
правда, очень рада видеть тебя. Но…

— Но я являюсь частью твоего прошлого, которое ты хочешь забыть, — договорил я за

нее.

— Верно, — не стала она отпираться.

— Ты так и не сказала, прощаешь ли меня.

— Разве это не очевидно? Мне необходимо произнести это вслух?

— Да. Пожалуйста.

— Я прощаю тебя, Тери. И надеюсь, что и сам ты себя тоже простишь.

— После всего, что я натворил? Очень в этом сомневаюсь, — горько усмехнулся я.

— Да, дел ты наворотил. Но ведь не все так мрачно, как кажется. Кое-что ты еще
можешь исправить.

— Но я не знаю как, — развел я руками.

— Было бы слишком просто, если бы знал, — выдохнула Джин-Хо, выбираясь из гроба.

— Но в решении проблемы главное же что? Понять, что эта проблема имеет место быть и
найти в себе силы убедить себя в том, что ты Должен ее решить. Неужели ты до сих
пор сомневаешься в своих силах? Даже после того, как взломал виртуалию и стал ее
единоличным хозяином?!

— О, это ненадолго, — лишь отмахнулся я.

— Почему? Хотя, нет… не отвечай. Думаю, этого мне знать не обязательно, —

проговорила подруга, касаясь кнопки на кольце. Через мгновение ее лицо скрыл шлем в
виде собачьей морды. — Тебя вывести из трущоб?

— Нет, спасибо. Дойду сам.

— Уверен? Сейчас опасно. Особенно после перезагрузки виртуалии.

— Всегда опасно. И что с того? — пожал я плечами.

— Как знаешь. В таком случае до новой встречи, Тери. Надеюсь, в следующий раз мы
увидимся при более приятных обстоятельствах.

— Я тоже на это надеюсь, — пробормотал я, провожая подругу и ее робо-псов взглядом.

— Кстати, забыла сказать. Вчера вечером ко мне приходила твоя подруга. Мифи. Она
чуть не убила человека. Думаю, тебе следует с ней поговорить.

Прошу прощения?

— В смысле? Кого? Как? — встрепенулся я.

— Узнаешь у нее сам, — послышался электронный голос уже за дверью. Через пару
секунд все утихло. Я вновь остался в темной комнате с гробами в гордом одиночестве.
Вот только состояние мое от непрошибаемого отчаяния перешло к твердой уверенности в
том, что помирать мне еще рано. Джин-Хо права. Следует исправить все, что еще
возможно. И следующим в списке людей, у кого я попрошу прощения, будет Зуо Шаркис.

Я неуклюже выкарабкался из гроба, вышел из бюро похоронных услуг и побрел обратно в

сторону жилой части Тосама. Что мне сказать Зуо? Как загладить свою вину? Какой
подход окажется самым действенным? Слезы? Угрозы? Шантаж? Или красная ленточка с
бантиком на голое тело? А может, анекдот про домашний тапочек и консер… Нет-нет-
нет, что угодно, но не это!

— О, наконец-то… — смутно знакомый голос заставил меня отвлечься от череды

невероятных идей по замаливанию грехов перед Шаркисом. — Тебя-то я и искал.
Я резко обернулся, и вгляделся в предрассветный полумрак.

— Здравствуйте. Вы кто? О, погодите, ваше лицо кажется мне смутно знакомым. Где-то
мы уже встречались, да? Ах, да, точно! Полгода назад перед боем Шаркиса с Тушей?
Ой, погодите, сейчас вспомню вашу фамилию! Вал… Вол… Вул… Вуль…

…Вспомнить фамилию мне не дал сильный удар по затылку и окутавшее меня забытье.

========== Пятые небеса Рая: 56. Зубы ==========

— Вы же его не убили? Помнится, он нам нужен живым.

— Живой он. Я лишь слегка погладил его по затылку.

— А это не опасно? Гладить по затылку человека, ценность которого заключена в его
мозгах?

— Поменьше умничай, Лэка. Никто тебя твоей работы не лишит.

Погладил по затылку, говоришь? Чем? Арматурой? К привычной острой головной боли,

планомерно пульсировавшей в висках вот уже тысячу лет моей агонии, прибавилась
тупая боль в затылочной части. Благодаря «Светлячку» я повысил свой болевой порог,
и прямо сейчас это играло со мной злую шутку. Лучше бы мне вновь отключиться, чем
терпеть жуткую боль, которая лишь обострялась при любом громком звуке. В данном
случае громкими звуками являлся даже тихий разговор двух неизвестных. Будто зная о
том, как мне будет неприятно, они стояли где-то поблизости от меня. И каждое
произнесенное ими слово било по моей несчастной головушке, как молот по наковальне.
Замолчите хотя бы на пару секунд, умоляю! Дайте выдохнуть!

Ладно, Тери, попробуй абстрагироваться. Лучше постарайся вспомнить, что произошло.

Ты лежал в гробу. Так. Начало неплохое. Что же могло пойти не так? Тебя неправильно
закопали? Тебя вообще не закопали? Кошмар какой-то. Кощунство! Даже упокоиться
спокойно не дадут. После лежания в гробу ты еще и сидел. Ага-ага, неплохо так
посидел. Была б моя воля, я бы в гробу устроил и пижамную вечеринку. Вот что
следовало сделать. Так зачем же ты из него вылез? Это и стало твоей фатальной
ошибкой, Тери! Никогда не вылезайте из гробов, если вы там уже обустроились. Мир
вокруг жесток и несправедлив, а в гробу даже без обивки тепло и уютно! Я вылез и
посмотрите, что из этого вышло! Тюкнули по голове, и поминай как звали. Но кто? И
зачем? Думай, Тери, думай. Божечки, как же раскалывается голова. И тошнит. Неужели
Зуо настиг меня, дабы вручить приз главного грешника Тосама? Нет, у Шаркиса голос
куда приятнее. Низкий и даже бархатистый. Таким бы голосом колыбельные петь, а не
матом орать. Впрочем, всегда можно объединить приятное с полезным и записать целый
альбом матных песенок на ночь. Для взрослых. Нам ведь тоже иногда хочется уснуть
под успокаивающее аудио. Что-нибудь вроде:

Закончен ещё один день,

Какая же он поебень.

А завтра на работу опять,

Блядь.

Я представил, как Зуо, вооружённый красной, как его глаза, укулеле, сидит у моей
кровати и, перебирая струны длинными пальцами с разбитыми костяшками, заводит песнь
о жестокости бытия. Но о каких бы кошмарах он ни пел, в конце все должно
закончиться хорошо. Например, концом света.
И накрыла волна

Большие города.

И ты мертв, и я,

Лепота!

Нет, Зуо не подходит слово «лепота». Лепота вообще никому не подходит. Что это за
слово такое странное? С него так и хочется сдуть вековую пыль. Как оно появилось на
свет? Кто его придумал? Кто-то сидел у жерла вулкана, чесал задницу и неожиданно
подумал: «Нам однозначно необходимо необычное слово, означающее что-то хорошее и
красивое. Но не «хорошее». И не «красивое». Как насчет лепоты!»? Так получается? Но
лепота звучит как-то нелепо. Может потому оно и является частью этого самого
«нелепо»? Этот мир для меня слишком загадочен. Но другим он быть и не может, ведь в
нем создали лепоту.

Слова — это вообще очень странная штука. Ставлю левую почку (а она у меня самая
любимая) на то, что вы хоть раз держали в руках какой-то предмет или просто
вспоминали конкретное слово и внезапно задавались вопросом, почему же его
обозначает именно этот набор букв. Я такой словесный приход однажды поймал, вертя в
руках синтетический огурец. Огурец. Почему огурец? Почему не шмагулец? Не таргулец?
Не брандулец? Почему не джоди-мать-ее-фикс? Мне бы понравился салат с Джоди-фикс. У
меня так одноклассницу зовут. Можно было бы кричать через весь класс: Джоди Фикс,
не хочешь ли моих Джоди-фикс?! Никто бы не смеялся, потому что шутка убогая. Никто,
кроме меня, потому что я люблю все убогое, ибо и сам убогий.

Но нет никаких Джоди-фикс. Есть огурцы. Виртуалия сообщила, что слово «огурец»
пришло к нам от греков, у которых agourus означало «незрелый», так как огурцы
едятся незрелыми. Эта информация вызвала массу новых вопросов. В СМЫСЛЕ незрелыми?!

И правда незрелыми. Не знаю, следует ли мне сейчас думать о незрелости огурцов,

учитывая мое положение. Меня ведь стукнули по голове и похитили, да? Или это
вечеринка-сюрприз. Часто ли пытаются проломить череп ради вечеринки? Наверное, не
очень часто. Но не бывало ли этого в принципе? Такого я тоже утверждать не
возьмусь. И все же для вечеринки еще рановато. Вечеринку же нельзя проводить утром?
Утром утренники. Бывают ли утренники-сюрпризы? Сомнительно, но опять же… Или это
утренняя вечеринка?! Так. Звучит, как что-то от лукавого.

Вряд ли меня саданули по голове, чтобы чем-то порадовать. Это понимаю даже я.
Потому и не открываю глаза. Продолжаю делать вид, что без сознания, потому что мне
это ещё при просмотре фильмов про похищения казалось рабочим вариантом. Просто
делаешь вид, что в коме! Никто не станет приставать к человеку в коме. Ну… Почти
никто. На любое спящее тело найдется ценитель, пожелающий его поиметь. Я — почти
исключение. Во мне нет ничего привлекательного. Я — персона, предназначенная для
человека с исключительными предпочтениями. Скорее всего, такой чудик на этой
планете имеется в количестве всего лишь одной штуки, потому что природа не
позволила бы себе так ошибиться дважды. И фамилия этого чудика — Шаркис, а мы уже
пришли к выводу, что его здесь нет. Он где-то в другом месте. С укулеле. Поет
песни, пока я здесь страдаю. Поэтому меня-то поиметь никто не захочет. Однозначно.
Или все же… Да нет, есть ведь тела и посимпатичнее. И помертвее! Опыт, конечно же,
был бы весьма интересным. Но я сегодня не в настроении. У меня (и это даже не
враки) голова болит. Еще и холодно. Почему так холодно?

— Меня беспокоит то, что он все еще не пришел в себя, — вновь послышался низкий
женский голос.

— Зная этого мальчишку…

Откуда бы тебе меня знать?

— …уверен, что он притворяется. Давай проверим? Забей ему в колено гвоздь.

Вот черт. Почему, чуть что, и сразу хватаются за гвозди? Почему бы не сделать мне
шикарный массаж спины? При нем я бы так же подал голос, уверяю. Или педикюр.
Никогда не делал педикюр. А ведь я бы не удержался и обязательно открыл глаза,
чтобы посмотреть, что там с моими ноготочками на ногах. Но нет, креативностью мои
похитители не отличаются. Гвозди им подавай. Банальщина.

Лучше принесите мне молочный коктейль!

Именно это я попытался выкрикнуть, но вышло у меня: «Ммммм ммммммммм ммм мммммммм
мммммммм!»

Я распахнул глаза и уставился на своих похитителей. Самых умных похитителей из

всех, что выпадали на мою долю, потому что они догадались засунуть мне в рот кляп.
Вот хитрюшки! Я бы поаплодировал, да руки привязаны к подлокотникам старого кресла.

— Смотри-ка, сразу очнулся, — протянул Вульф, наклоняясь ко мне совсем близко.

Точно. Вульф. Тот самый противнющий мужик с ринга. Какими судьбами? Как сам? Как
родня? Но главный вопрос на повестке дня: откуда ты взял настолько ядрёный лук,
которым от тебя теперь разит за километр?! Господи боже! У меня начинает разъедать
глаза. Вонь невероятная! А я-то был уверен, что меня уже ничем не удивить. Я будто
бы попал в луковую преисподнюю. Как с тобой только разговаривают люди? Кожа у них с
лиц от твоих паров не слезает? Нет?

— Ну-ну, зачем же сразу в слезы, — протянул Вульф, широко улыбаясь.

Да это все твой лук! Просто убей меня, умоляю. Убей, только не дыши в мою сторону.
За подобное зловоние должны приговаривать к смерти. Или, как минимум, вызывать
бригаду экологов и вирусологов и еще кого-нибудь.

— Наверняка ты уже понял, что мне от тебя надо?

На самом деле меня сейчас интересует только одно: как скоро ты от меня отойдешь.
Нельзя начинать пытать человека вот так сразу! Могли бы сперва и предупредить,
чтобы я морально подготовился! А лучше выслать уведомление за неделю. Я бы собрал
вещи, погладил трусы, надел новые носки. Погоди-погоди, что это у тебя там между
зубов? Что между зубов, я тебя спрашиваю?! Кусок сои? Матерь божья, у него еще и
соя застряла между передних зубов. Давай! Забивай гвоздь. Два гвоздя. Три. МНЕ В
ГЛАЗА! СКОРЕЕ! Или выковырни шмат сои и прополощи рот! Молю!

— Мир слухами полнится, а сеть коварна. Если несколько часов назад Виртуалию
взломал неизвестный, то теперь имя виновника произошедшего ни для кого не секрет.
Как думаешь, стоило ли оставлять свой автограф в виде лисьей лапы? Неужели ты не
смог не потешить свой эгоцентризм?

Не смог, ну и что? Мой эгоцентризм, хочу — тешу его, хочу — нет. Ещё мне кто-то не
диктовал, как мне с ним поступать. Я может, хочу быть знаменитым на весь мир! Или
не хочу. Я еще не решил.

— Мм мммм ммм, — промычал я.

«Не твое дело».

— Конечно, на тот момент ты ещё не знал, что Яказаки за твою лисью шкуру сулит
хорошенькую сумму денег.
Яказаки? За меня. Нифига себе поворот. Когда я успел стать таким популярным среди
брутальных мафиозных мужчин?! Даже немножко приятно. Наверное, когда я назвал Зуо
единственным чудиком, который бы меня предпочел, я погорячился.

— Точнее ему нужен Лис.

А вот сейчас стало обидно! Можно подумать, кроме хакерского амплуа во мне нет
ничего интересного. Я вообще-то умею печь блинчики. И заведую фермой тараканов. И
могу языком завязать хвостик вишни в узелок. В теории. А как я смешно чихаю! Видел
кто-нибудь, как я чихаю? Слышал? Звук, подобный раскату грома. Я вас уверяю,
услышали бы — влюбились!

— И я, безусловно, воспользуюсь такой возможностью и продам тебя Яказаки с

потрохами, но сперва… — Вульф наконец отошёл от меня и луковое облако поплыло за
ним, позволив мне прийти в себя и оглядеться. Так-так-так, комната без окон. Не
очень многообещающе. Но слева от меня расположился стол с компьютером и
голографическим монитором — это радует. Рядом ещё один стол с разложенными на нем
загадочными приборами, похожими на пыточные. Сделаю вид, что не заметил их, может и
пронесет. По правую мою руку пусто. Что за спиной, увидеть я не мог, так как шею
мою стягивал ремень, плотно прижимающий меня к спинке кресла. Зато впереди дверь,
явно ведущая к моему спасению. Жаль ее помимо Вульфа закрывала еще и высокая
широкоплечая женщина.

Как там Вульф к ней обращался? Лэка, кажется. Она выглядела достаточно… безобидной
и даже растерянной. Круглое лицо с застывшим на нем выражением смятения.
Прилизанные к голове грязные светло-русые волосы, собранные на макушке в жалкий
пучок. Лицо ее закрывал прозрачный щиток. Такой я не единожды видел у врачей в
сериалах. Поверх белоснежного халата она накинула кожаный черный фартук. Похож он
был на мясницкий. И мне это не понравилось.

Что-то не внушает она мне доверия. Даже не знаю, почему. Глаза у нее вроде бы
добрые. Но дрель в руке выглядит подозрительной. Надеюсь, вы не собираетесь пытать
меня звуками ремонта? Четыре часа сверления стен и я выдам все даже самые страшные
тайны.

— …но сперва ты дашь мне неограниченный доступ к Виртуалии, — закончил фразу Вульф,
вертя у меня перед носом блокнотом и ручкой.

Мы что, в средневековье? Может быть, принесешь мне сразу египетские скрижали?

Камень и колышек, пожалуйста. Пара месяцев моей усердной работы и дело в шляпе.

— Не кукси такое лицо. Я и не подумаю преподнести тебе что-то технологичнее бумаги
и ручки. Даже твой убогий телефон… — Вульф выудил из кармана старого пиджака мой
телефон и повертел им перед моим носом, — больше тебе не понадобится, — заявил он и
отправил рухлядь в сторону мусорного ведра. Но промахнулся. Телефон ударился о
ребро ведерка, упал на пол и рассыпался на несколько частей. Что ж… Ты пытался.

— Ммм м мммм мммммм м мммммммммм ммммм?

«Как я буду писать с завязанной рукой?»

— И даже не надейся, что я уберу кляп.

— ММММ ММММММ!!!

«РУКУ ОТВЯЖИ!!!»

— Занервничал? Что, без тупорылых разговорчиков ты уже не так уверен в себе?

— Ммммм…

«Идиот…»

— Мне кажется, он просит отвязать руку, — пробасила женщина. Спасибо, Лэка. Хоть
один лучик разума в этом мрачном царстве беспросветного идиотизма.

Вульф кинул на нее раздраженный взгляд, затем перевел его на запястье, которым я
конвульсивно дёргал последние пару минут.

— Я отвяжу твою руку, но смотри без фокусов.

Досадно. Я как раз почувствовал непреодолимое желание вытащить кролика из шляпы или
верёвку связанных между собой разноцветных платочков — из ноздри.

Вульф ослабил ремень, прижимавший мое запястье к подлокотнику кресла, поднял его
мне почти до локтя, а затем вновь затянул. А рука-то голая. Где моя толстовка? Где
моя футболка? А штаны куда подевались?! Почему я в одних трусах?! В чужих?! А, нет.
Постойте. Обознался. Мои. Отбой.

— Не обольщайся. Мы раздели тебя, чтобы не заляпать кровью одежду, — заметив мое
недоумение, пояснил Вульф. Ах, ты ж старый грязный извращенец! Кого ты пытаешься
обмануть?!

Теперь мое запястье ничего не сковывало, а значит, я мог написать Вульфу все
крутящиеся у меня в голове идеи. На этом, правда, мои возможности и заканчивались.
Я сжал пальцами подсунутую Вульфом ручку и упёрся ею в блокнот. С чего бы начать?
Конечно же, не с доступа к виртуалии. Не совсем же я дурачок. Хотя подождите.
Дурачок я как раз совсем. Но с секретиком.

«Я давно хотел тебе признаться», — вычертил я на бумаге кривые буквы и изобразил на

лице страдание. Надеюсь, с кляпом во рту у меня это получилось душещипательно, тем
более что на моем лице и без дополнительных усилий наверняка страдания цвели и
пахли благодаря головной боли.

— Пиши пароль, — прорычал Вульф, вырывая из блокнота первую страницу с моими

каракулями и комкая ее в шарик.

Я тяжело вздохнул и на чистом листе написал то же самое.

— Может, это такой логин? — предположила женщина.

— Лэка, будь добра, помолчи! — огрызнулся Вульф. — Он над нами издевается!

— Пусть закончит предложение. Что нам с того? Не воспламенится же бумага от его

слов.

И правда не воспламенится. Очень жаль.

Вульф клацнул зубами, а я начал выводить второе предложение:

«Вульф, я заразил тебя сифилисом».

Трагизма на моем лице стало больше. По крайней мере, я на это очень надеялся.

Вульф пару секунд гипнотизировал блокнот, а затем одним хлестким ударом отправил
его к дальней стене комнаты. Второй его жертвой после канцелярии стал я. Мне
даровали хлесткую пощечину, от которой слегка зазвенело в ушах. Вот как ты себя
ведешь со своими новоявленными любовниками, да?! Попробуй только после этого
сделать мне предложение руки и сердца. Откажусь не задумываясь!

— Шутить со мной вздумал?! — прошипел Вульф мне в лицо.

Господи Иисусе, опять лук!

— Думаешь, раз стал подстилкой Шаркиса, так теперь неуязвим?!

Эй! Я, между прочим, и без статуса подстилки чувствовал себя всегда достаточно
неуязвимым. Но подстилка — звучит гордо. Мне нравится. Териал-Подстилка-Шаркиса-
Фелини. ТПШФ. Куда таинственней, чем какой-то там Лис. И оригинальнее. Лисов-то
вагон и тележка, а вот ТПШФ был бы одним на миллион. Как жаль, что подстилкой я
стал много-много позже того момента, когда впервые зашел в сеть.

— Вот только что-то он не бежит спасать тебя после твоего финта с виртуалией, —
ехидно продолжил Вульф.

Откуда ты знаешь? Может и бежит. Если до него дойдет слушок, что кто-то решил меня
прибить раньше него, он наверняка распереживается.

— Я не собираюсь тратить на тебя время. Не хочешь по-хорошему… — ой, то есть мое
сотрясение мозга с твоей легкой руки — это еще по-хорошему? — будет по-плохому.
Лэка, — позвал Вульф женщину. Та подошла ближе и смерила меня жалостливым взглядом.
— Делай что хочешь, но чтобы через час доступ к виртуалии лежал на моем столе.

— Совсем еще ребенок… — пробормотала женщина, явно не радуясь перспективе пытать

подростка.

— Лэка, ты меня поняла? — прикрикнул на нее Вульф. Женщина вздрогнула и кивнула.

— Думаешь, ты был в Аду? Я покажу тебе, что такое Ад!

Эта фразочка прозвучала очень уж наигранно. По-киношному. Будто ее заготовили

заранее. Долго ты ее придумывал? Небось, еще и перед зеркалом тренировался? Вульф-
Вульф-Вульф, тебе бы взять мастер-класс по театральному искусству.

Угнетает одно, его угрозы — не пустой звук. Я действительно в аду. Из-за лукового
кошмара, угнездившегося в его пасти. Неужели вы не могли впихнуть мне кляпы еще и в
ноздри? За что мне такие страдания?!

Вульф, прочитав в моем взгляде нечеловеческие мучения, довольно осклабился.

— Лэка, скотч, — потребовал он, и женщина тут же вложила ему в руку упаковку
клейкой ленты. Вульф подобрал с пола помятый блокнот и примотал его к подлокотнику
кресла. Вслед за тем та же участь настигла и ручку. Только ее примотали к моим
пальцам. Дьявольски хитроумно!

— Наслаждайся, — отправил Вульф в мою сторону контрольное луковое облако и

направился к выходу. За ним еще не захлопнулась дверь, а весь мой обзор уже
полностью перекрыла вставшая передо мной Лэка.

— Извини, мальчик. Но приказ есть приказ, — тяжело вздохнула она и поплелась к тому
самому столу с теми самыми орудиями пыток. Окей. Хорошо. Что дальше? Думать больно.
Дышать больно. Жить тоже больно. Но приходится делать и первое, и второе, и третье.
В чем-то Вульф прав. С кляпом во рту шансы на то, чтобы выкрутиться, весьма
мимолетны. Но в чем-то и не прав. Полностью без доступа к технологиям я не остался.
Я вообще-то хитренький. У меня всегда имеется подстраховочка. Пользоваться, правда,
ей не очень хочется. Мое состояние и так балансирует на грани между сумасшествием и
смертью. Еще капелька боли в море боли либо окажется незначительной, либо
последней… При втором варианте я благополучно отправлюсь в интереснейшее
умирательное путешествие. А я ещё повтор «Сопливых дрязг» не досмотрел! В некоторых
сериях обещали показать дополнительный отснятый материал! Я успел заметить уже три
такие сцены! На первой показали носок туфельки главной героини. На второй —
восьмиминутный полет комара (думаю, в этой сцене скрыли какое-то сакральное
значение, над которым еще стоит поразмышлять). На третьей — зубы незначительного
персонажа крупным планом. Я насчитал четыре импланта. Интересно, жуть! И сколько
еще таких сцен впереди?! Я не имею права пропустить ни одну из них, так что
немедленно отказывайтесь от идеи пытать меня! Немедленно!

Лэка взяла со стола инструмент, очень похожий на щипцы и еще какую-то странную
штуку. Вернувшись ко мне, она протянула руку к моему рту и стянула с него кляп. Это
мой шанс! Что бы такого сказать, чтобы она перехотела пытать меня?! Обычно-то
своими словами и поведением я людей скорее подталкиваю к желанию меня помучить,
нежели наоборот. Что же сделать, дабы все изменить?

— Я же вижу, что ты не хочешь делать то, что тебе приказал Вульф, — выпалил я. — А
я вот считаю, что человек должен делать только то, что ему хочется?! Не лежит душа
к пыткам подростка?! Ну и фиг с ним! Я понимаю и уважаю твое решение! Поверь, я
переживу. Только бы тебе было комфортно! — заверил я ее. Лэка смерила меня тяжелым
взглядом.

— Вульф прав, ты тот еще пустозвон, — пробормотала она спокойно. — За дуру меня
держишь?

— Тебе нужен честный ответ? — деловито осведомился я.

— Мне вообще ответ не нужен, — выдохнула она меланхолично.

— Только дура связалась бы с таким мутным типом как Вульф и выполняла бы его
приказы, — поделился я своими выводами. Лэка наклонилась ко мне ближе, вертя в
руках ту самую странную штуковину.

— Твой благоверный, если мне не изменяет память, тоже работал с Вульфом, —

напомнила она.

— То-то и оно! — с готовностью подтвердил я. — Шаркис тупой как дубовый желудь! Но
мы-то с тобой, Лэка, люди иного сорта! Совсем не пвфив… — конец предложения
выговорить не вышло, потому что таинственная штуковина в руках женщины оказалась
стоматологической распоркой, которая лишила меня возможности закрыть рот или хотя
бы сомкнуть зубы. Я попробовал выговорить что-нибудь еще, будучи уже в таком
положении, но ничего кроме невнятного мычания у меня не вышло. Сегодня явно не мой
день. Что ж… Придется обращаться к тяжелой артиллерии и надеяться, что отдача от ее
использования не добьет меня.

Вульф оказался достаточно умным для того, чтобы порыться в моих карманах и
наверняка ощупать мое тело. Уверен, он бы не смог не ощупать, потому что кто ж
откажется от такого лакомого кусочка, больше похожего на суповой набор для нищих.
Надеюсь, он не засовывал мне пальцы в задницу? Нет же? Если засовывал, я об этом
знать не хочу.

Но вот хохма, единственное место, куда он не заглянул, и таило в себе главную

опасность. И нет, я не про зад.

Он не осмотрел мои глаза.

На вирту-линзы я обратил внимание еще полгода назад, когда столкнулся с создателем

ПКО-вируса. Кори. У него такие были, и уже тогда я задался вопросом, зачем? Линзы
для виртуалии — изначально это звучало как нечто прогрессивное и
сверхтехнологичное. Так оно и было. Но абсолютно любая прогрессивная и
сверхтехнологичная штука в Тосаме таила в себе парочку «нюансов». Были они и у
линз. Они стоили кучу денег — это раз. Они моментально перегружали глаза — это два.
Требовали постоянного технического обслуживания. Это три. От них шли кровавые
слезы — это четыре. Но самое ужасное, как мне кажется, заключалось в том, что от
них нельзя было помереть. Да, вы не ослышались. Нельзя! Поймите правильно. Что нас
в окружающих реалиях убить не может?! Люди — создания хрупкие. Подавился зефиркой?
Посинел. Задохнулся. Умер. Поскользнулся на мокром полу. Упал. Разбил череп. Умер.
Сел в автобус? Попал в аварию. Истек кровью. Умер. Поэтому что-то не способное нас
умертвить и внимания нашего не заслуживает. Мы должны устроить подобным предметам
бойкот, ибо каждый день нам необходимо балансировать на границе между жизнью и
смертью, а иначе начерта все это? Даже тампонами можно убиться, если сожрать штук
сорок! А линзы… Перегреются и «умрут» первыми. Максимум ослепнешь. Но продолжишь
дышать. Нечестно.

Ладно, хорошо, дело не в смертях или скорее их отсутствии. На первых презентациях

вирту-линз, они показали себя достаточно перспективно. Проблемы начались позже,
потому что это проблемы, они предпочитают опаздывать, чтобы ты сперва немножечко
порадовался своим достижениям, а затем рыдал в самом темном углу, заедая горе
собственными соплями. Конструкторы линз лелеяли надежду на то, что управление их
детищем будет держаться на одной лишь фокусировке взгляда. Вот ты уставился на
стол, и сразу же перед твоими глазами развернулась памятка о том, где и кем он
сконструирован, из какого материала и каков его реальный ценник. Удобно? Удобно. Но
что-то пошло не так. Операционка требовала слишком много ресурсов, из-за чего линзы
в глазах пользователей быстро перегревались. К тому же система нуждалась в туче
информационных фильтров, настраивать которые пользователю следовало бы под себя. Но
конструкторы линз на фильтры решили забить. Выпустили товар, как он есть, с
операционной системой сырой, как мои ноги после пары минут в дешевых кедах. Система
работала, и работала она хорошо в рамках поставленной перед ней задачи. Вот только
люди под нее приспособиться не смогли. Представьте, что смотрите на этот самый
стол. Вы ведь видите не только его, верно? В поле вашего зрения попадают и шляпки
гвоздей в нем. Не остается незамеченным его цвет. И пол, на котором он стоит. И
пыль, блестящая в солнечном луче, что падает на его край. Да, информация о столе
всплывет перед вашими глазами, но без упомянутых мною фильтров, вместе с тем вы
увидите и историю его цвета, и время выкладки пола, и предполагаемый состав пылинок
в солнечном луче. То есть на вас вывалится гора бесполезной информации, которая
полностью закроет собой обзор. Вы спросите: «Неужели эту функцию нельзя отключить?»
Можно, конечно, только на черта тогда эти линзы нужны? Все остальное можно сделать
и через голографический экран телефона. Или вирту-очки, у которых априори шире
функционал. Наш мир перенасыщен технологиями не меньше, чем информацией. Каждый
пытается придумать что-то новое и оригинальное, но по факту пережёвывает старые
идеи, выдавая их за ноу-хау.

Так что меня, как и большинство пользователей, вирту-линзы не интересовали… До тех

самых пор, пока я не увидел их у злодейского злодея. Увидел и тут же их возжелал.
Конечно, мне потребовалось время для их настройки, перепрошивки и внедрения тех
самых фильтров. И еще какое-то время я к ним привыкал, потому что меня в них
почему-то жутко укачивало. Четыре месяца пыток над собой и дело в шляпе! Постоянно
ими пользоваться я не рисковал. Уже через десять минут начиналось терпимое, но
неприятное жжение в глазах, которое со временем лишь нарастало. Линзы я использовал
в качестве эксперимента в ту ночь, когда мы с Джин-Хо шли к нефтяному озеру.
Здорово видеть необходимый тебе маршрут, не отходя от кассы. А еще они мне помогли
в тот день, когда Зуо попросил меня устроить допрос с пристрастием. Я всегда
придерживался мнения, что самое правдоподобное вранье — это то, в котором девяносто
пять процентов информации — правда. И линзы помогли мне эту правду отыскать, сидя
напротив допрашиваемого и выплетая вокруг него гнездо из чистого сюрреализма.
Почему бы не понадеяться, что линзы помогут мне спастись прямо сейчас? Говорить я
не могу, а вот установить связь с компьютером на столе получится. План прост: найду
слабое место Лэки, свяжу его с Вульфом и стравлю их друг с другом. Звучит легко, а
вот в реализации наверняка возникнут сложности. Но будем решать проблемы по мере их
поступления. Сначала найдем, за что можно зацепиться!

Лэка, даже не подозревая, какие активные мыслительные процессы происходят в моей

гудящей головушке, внимательно осматривала мои зубы.

— Ты еще не надумал поделиться с нами доступом в виртуалию? — спросила она сухо.

Я отрицательно покачал головой. Только через мой хладный труп! Такая власть не
должна быть сконцентрирована в одних руках. Даже если это мои руки. Потому, шепну
вам по секрету, долго она у меня и не задержится.

— Что ж… — тяжело вздохнула женщина. — Надеюсь, ты передумаешь до того, как я

доберусь до передних зубов. Не хотелось бы тебя сильно уродовать. Ты и так не то
чтобы красавчик.

Эй! Ты меня пытать собираешься или унижать?! Чем тебе мое лицо не приглянулось!
Отличное, между прочим, лико! Оба глаза на месте. Нос прямой. Губы тоже имеются.
Вот без губ я бы наверное выглядел странновато. Или без ноздрей. Или без щек. Но
даже это не давало бы тебе право…

Мысль прервалась от резкой боли. Лэка, сжав щипцы на левом дальнем нижнем зубе, с
силой потянула его вверх. Ощущения… Интересные. Каждый раз, когда мне кажется, что
больнее быть уже не может, вселенная спешит меня в этом переубедить. Ликуй,
сволочина, ты опять победила! Невероятно острая боль пронзила всю мою челюсть,
мгновенно затмив собой следующую по моим пятам многомесячную мигрень вкупе с ноющим
затылком. Меня замутило сильнее. Все тело затрясло от мелкого озноба. Я так сильно
вспотел, что ткань трусов промокла насквозь и начала противно прилипать к коже. Это
ведь пот? Пожалуйста, скажите, что это пот.

Я закричал. Завопил. Застонал. Попросил бы о помощи, но чёртова распорка такой

возможности меня лишила. Все мои планы затмило единственное желание — чтобы все это
прекратилось. Я дергал руками и ногами, пытаясь вырваться. Кричал снова и снова,
пока не засаднило горло. Зуо, самое время ворваться в эту комнату и добить меня.

Лэка не спешила. Или же только мне показалось, будто она выдирала мне зуб целую
вечность? Мне кажется, ей потребовалось на это минимум час. Час боли, которая
слегка утихла, когда зуб, наконец, оказался в щипцах женщины. Она поднесла его к
своему лицу, чтобы разглядеть повнимательнее, а я, тем временем, с шумом в ушах и
мушками перед глазами наконец-то начал отключаться. Желанное забытье.

— Э-э-э, нет, братец. А ну-ка приходи в себя. Терять сознание никак нельзя, —
проговорила Лэка, пихая мне под нос ватку с вонючей смесью. Я резко вздрогнул, и
уплывшее было сознание, к сожалению, взялось возвращаться. Рот мерно наполнялся
кровью. Челюсть пульсировала от боли. Лэка стояла передо мной, любуясь моим зубом.
Действительно красивый. Жаль, не на своем законном месте.

Нет-нет-нет. Не отвлекайся. Нельзя. Одного зуба ты уже лишился. Тебе мало? Хочешь
еще? Нет, не хочу. О красоте порассуждаю позже. Из-за боли прорыдаюсь когда-нибудь
потом, уже после того, как выберусь отсюда. Но прямо сейчас мне следует что-то
сделать!

Соберись-соберись-соберись.

Я бы и рад, да сознание превратилось в сплошное кровавое месиво подобное тому, что

осталось на месте здорового благополучно выдранного зуба. Красно-серые провода,
вспоров мою грудь, влажными клубками вываливались мне на живот, походя на кишки.
Вываливались и медленно расползались по онемевшему от боли телу. Из отверстия,
оставшегося в десне после экзекуции, тоже что-то рвалось наружу вместе с кровью.
Что-то склизкое, мерзкое, длинное и отдающее дешевой пластмассой. Токопроводящие
черви, находившиеся в постоянном движении.

Сосредоточься, тебе говорят! Все против тебя. Тело против тебя, потому что смеет
отвлекать от происходящего слепящей болью. Мозг против тебя, потому что имеет
наглость подбрасывать тебе галлюцинации в совершенно неподходящий момент. И,
конечно же, психика. Психика против тебя в первую очередь. Она во главе всей этой
вакханалии, ведущей к торжеству пропитавшей тебя болезни.

И как, скажите на милость, спасать себя, когда все в тебе желает обратного?!

Молча, Тери. Желательно без нытья. Легко сказать! Меня тут, между прочим, пытают!
ПЫТАЮТ!

Давай же. Соберись. Помочь себе можешь только ты сам. А зубов не так уж и много. Ты
не посмеешь отдать им виртуалию.

«Ты ведь все сделал грамотно. Власть Вульфа продлится недолго. Так может и черт с
ним?» — тихо зашептал предательский внутренний голос.

Ой, ты-то хоть заткнись! Минута виртуального господства жадного тупого идиота
приведет к краху всего и вся. Экономика, политика, транспорт, любая маломальская
система так или иначе завязана на виртуалии. Единственное неверное движение со
стороны Вульфа и наш мир изменится до неузнаваемости. И откатить систему уже не
получится.

Сосредоточься. Давай. Линзы. Я моргнул четыре раза, потом подождал секунду и

моргнул еще дважды, пробуждая их ото сна.

— Ну что? Не надумал поделиться со мной информацией? — поинтересовалась Лэка, стуча

пальцем по блокноту.

Выкуси! Единственное, о чем я думаю, так это как надрать твою задницу! И задницу
Вульфа! Вы еще не знаете, с кем связались!

Я навел взгляд на женщину и подкорректированная мной кривая операционка (с моей

легкой руки ставшая еще кривее) тут же вывела мне всю информацию, которую система
смогла отыскать на просторах даже самых злачных закоулков виртуалии. Фамилия? Мне
не нужна фамилия. Дата рождения. Мимо. Так-так. Школа. Университет. А, так она
медсестра. Медсестер тоже учат драть зубы? Странно. Впрочем, эта информация так же
бесполезна. Что еще? Великолепный послужной список. Добрая, внимательная,
заботливая. Отлично. А теперь расскажи-ка мне, как ты дошла до жизни такой? Так, а
это что? Целая череда статей. Что? Нет. Не может быть. Накачивала пациентов
сильными седативными и делала с ними что? А затем вводила смертельные дозы
адреналина. О господи. За четыре года около четырехсот жертв. Ангел смерти. В
розыске.

Черт. Я надеялся разузнать о какой-то трагедии, которая бы подтолкнула ее к работе

на Вульфа. Потеря близких. Насилие в юном возрасте. Ужасающее зверство.

Лэка вновь засунула мне в рот щипцы. Следующим она решила вырвать нижний дальний
зуб с правой стороны.

Давить не на что. Женщина передо мной, несмотря на свой уязвимый вид, ничего
подобного не переживала. Мать и отец живы. Просто с ней не общаются. Муж — убит. Ею
же. Двое детей. Убиты. Ею же. Мотивы? Всем бы нам подавай веские мотивы, роспись
психологического портрета и подноготной. А меж тем… Чем мотивировали убийства
четыре медсестры в больнице Лейнц в Вене в восьмидесятые годы двадцатого века? Они
убивали пожилых людей восемь лет, прежде чем их поймали. Причина? Якобы жалость. Ну
да, конечно. А какой мотив прятала медсестра Кристен Гилберт? Она вообще не взялась
объяснять. Таких примеров в истории тысячи. Люди, которым просто нравится убивать
или причинять другим боль. Мотив? Прост до безобразия. Удовольствие.

Лэка — из таких. Мои мучения приносили ей кайф, потому что она была садисткой.
Милой, неказистой серийной убийцей.

— Лучше напиши то, что от тебя требуется, иначе мне придется продолжить, —
произнесла она с почти страдальческим выражением лица. Но на фоне новой информации
я неожиданно понял, что все это блеф. Она просто играла. Делала вид, будто бы
действия ее вынужденные. Зачем? Забавы ради. Действительно ли она хотела, чтобы я
поскорее раскололся? Конечно, нет. Она надеялась, что успеет всласть со мной
наиграться.

Что ж…

Я понял.

Ситуация так себе.

Может я бы и придумал что-то хитрое. Что-то мерзкое и злое под стать персоне передо
мной. Но резкая боль, вновь пронзившая мою челюсть, дала мне понять, что у меня
просто не осталось ни физических, ни моральных сил для того, чтобы нормально
мыслить в этом мареве боли.

И я вновь хрипло закричал, четко и ясно поняв, что мне пришел конец. И помощи ждать
действительно неоткуда.

****

— Ян, какого хуя ты выключил тел?.. — ты замираешь на пороге комнаты друга и
смотришь в сторону постели. Ян спит на животе, положив голову на колени Джека. Его
наготу скрывает лишь небольшой кусок одеяла, покоящийся на пояснице. Фейерверк,
слава Вселенной, хотя бы в штанах. Увидев тебя, он вздрагивает и лихорадочно
прикладывает указательный палец к губам, давая понять, чтобы ты говорил тише.

Еле сдерживаешься, чтобы не заорать матом.

— Вот это сейчас охуеть как вовремя, блять, — шипишь ты. — Вы не могли подождать с
еблей до момента, когда мы все разрулим?

— А когда мы все разрулим? — задает Джек справедливый вопрос. Ты устало трешь
глаза. Ты бы и сам не отказался узнать ответ на этот вопрос. От жуткой усталости
гудит голова. Бессонная ночь дает о себе знать. Но ты не сомкнешь глаз, пока не
найдешь Фелини.

— Я доверил ему контролировать поиск…

— Я собираю отчеты каждые десять минут, — тут же реагирует Фейерверк. — Пока
никаких результатов. Фелини будто сквозь землю провалился.

Не тот ответ, на который ты рассчитывал.

— Блядство, — рычишь ты и уже было выходишь из комнаты, но останавливаешься.

Оборачиваешься на Джека и смериваешь его тяжелым взглядом.

— Разобьешь ему сердце, и я убью тебя, — произносишь ты спокойно.

Джек смеется. Ты — нет. Через пару секунд улыбка подрывника увядает.
— О… — выдыхает он тихо. — Так ты не шутишь.

— Не шучу.

— Почему же в таком случае Глоу жив и здоров?

— Потому что он изначально ничего от Яна не хотел. А вот ты хотел, добился своего и
твои мотивы мне все еще не ясны.

— Мотив прост — он мне нравится.

— Хорошо, если это действительно так. Потому что если окажется, что ты играешь с
чувствами Яна, я живьем тебя закопаю, — произносишь ты холодно и выходишь из
комнаты, не намеренный продолжать диалог. Ты свою позицию высказал, и Джек не
посмеет оставаться глухим относительно твоего предупреждения. Сейчас же куда больше
тебя волнует отсутствие Фелини. Куда он запропастился, и как у него это, мать его,
вышло?!

Спускаешься на кухню и буквально падаешь на софу. В нос ударяет запах кофе. Тебе бы
сейчас не помешала еще одна порция, но ты остаешься на месте, нервно барабаня
пальцами по колену. Бездействие выматывает. Незнание сводит с ума. Стрелки древних
часов, висящих на одной из стен, отсчитывают безвозвратно утекающее время.

Где он?

Где он — где он — где он?!

Где и в какое дерьмо он вляпался на этот раз?!

Неожиданно перед твоим левым глазом раскрывается голографический экран и указывает

на входящий вызов. Номер и имя звонящего зашифрованы.

Фелини?

— Утро доброе, дорогуша, — слышится ехидное, и тебя передергивает.

— Не стану спрашивать, откуда у тебя мой номер, — выдыхаешь ты, не скрывая
разочарования. — Что тебе нужно, Томо?

— Кажется, ты потерял свою рыжую зверушку, — раздается из динамика, и вслед за тем

слышится надсадный смешок. Ты сжимаешь зубы с такой силой, что, кажется, они вот-
вот начнут крошиться.

— Где он? — цедишь ты. — Если с ним что-то случится, ты труп.

— Не спеши, — прерывает твои угрозы Яказаки-младший. — Мальчишка не у меня. Я тут,

если тебе угодно, звоню, чтобы помочь.

— Не за спасибо, как я понимаю.

— Понимаешь ты правильно.

— И что же тебе от меня надо?

— Вольготное место в стенах твоей будущей империи.

Ты невольно усмехаешься. Томо, который бы признавал твое превосходство и желавший

встать под твое начало? Свежо предание.
— У меня встречное предложение: ты говоришь мне, где Фелини, а я в благодарность не
убиваю тебя. Только твоего папочку. Его уже ничто не спасет.

— А я за отца и не впрягаюсь. Делай с ним что хочешь, — заверяет тебя Томо.
— Сейчас мы ведем речь только о моем успешном будущем. Одного лишь сохранения жизни
маловато.

И это правда. Жизнь Яказаки-младшего яйца выеденного не стоит. Хорошо, что понимает
это даже он сам.

— Либо так, либо я раскрошу тебе череп голыми руками.

— Но-но-но, переговорщик из тебя так себе. Твой блеф неуместен, — шипит Томо, явно
не впечатленный твоим предложением.

— А кто сказал, что я блефую, — фыркаешь ты и сбрасываешь звонок. Ты напускаешь на

себя видимое спокойствие, и лишь дрожь в руках выдает твои истинные чувства.

Вариантов дальнейшего развития событий два: либо Томо перезвонит, либо ты найдешь
его и выбьешь из Яказаки-младшего информацию силой.

Входящий звонок отображается уже через пару минут.

— Мы можем спорить до бесконечности, но я надеюсь, ты понимаешь, что пока ты тянешь

резину, ему там совсем не сладко.

Сжимаешь зубы сильнее. Срываться нельзя. Прогибаться — ни в коем случае. Фелини

твоя слабость, но ни Томо, ни кто-либо другой не должны осознавать ее масштабы.

— Я передумал. Проломить тебе череп было бы слишком просто. Давай так: после того,
как я добьюсь своего (а я добьюсь), я похороню тебя рядом с Яказаки-старшим. Отца
убью первым. А потом насажу тебя на его окоченевший член, пришью твое тело к его
трупу и оставлю подыхать посреди белой пустыни.

— Невероятно живая фантазия, — слышится тихое после недолгой заминки.

— И мне будет глубоко плевать, в каких вы отношениях на самом деле. Ты, как верный
сын, ответишь за грехи отца с его членом в своей заднице, — продолжаешь ты холодно.
— Как тебе перспектива? Нравится?

Томо некоторое время хранит молчание.

— Если бы ты не видел во мне достойного противника, ты бы не приставил ко мне свою

кошечку, — говорит он, но ты улавливаешь в его голосе неуверенность. — Так почему
бы противникам не стать компаньонами. Вместе нам и море будет по колено.

— Кошечка следит не за тобой. Конкретно ты — лишь приятный бонус с большим членом.
Знаешь ли, подчиненных надо баловать, — возвращаешь ты Томо с небес на землю.
Бесполезный кусок дерьма.

— Сука, — слышится злое.

— Где он? — спрашиваешь ты невозмутимо.

— Не забудь, кто тебе помог, — выговаривает Яказаки-младший. Но помогает он не

тебе, а себе. Не хочет, чтобы отец нашел лазейку для продления своей жизни.

— Не забуду, — уверяешь ты, решив не уточнять, что и про грешки Томо ты забывать не
намерен. — Где он? — повторяешь ты, еле сдерживаясь, чтобы не сорваться на крик,
который бы выдал всю степень твоего волнения.

— Птичка напела, что прямо сейчас он у Вульфа.

Замечательно.

****

Так больно, что даже не хочется шутить. То ли физические пытки действительно не

очень результативные, то ли такой особенный я. Не результативные не в том смысле,
что у меня не появилась навязчивая идея написать что угодно, только бы это
прекратилось. Я уже готовенький. Весь мой гуманизм и беспокойства о мировой
экономике или виртуальном сообществе кануло в лету еще со вторым зубом. Вот только
боль настолько невыносимая, что я… я просто забыл. Все забыл. Пароли. Явки. Карты
сокровищ. Если что-то у меня и хранилось в ячейках моей безграничной памяти, сейчас
на их месте найти было можно лишь белый лист с единственным словом «боль». Я что-то
пытался говорить Лэке. Но распорки мне этого не позволяли. А рука, к которой
примотали ручку, чертила на бумаге какую-то околесицу сама собой. Я перестал
понимать, что происходит. Не осознавал, как долго это продолжается. Мне просто
хотелось, чтобы все закончилось. Любой ценой.

Но мой нестабильный разум счел это время идеальным для того, чтобы закрыться на
ремонт, заблокировав от меня всю необходимую информацию.

— Все еще упрямишься? — вздохнула Лэка, неодобрительно качая головой. Она

продолжала играть роль сердобольной, но краешки ее губ дрожали от явно сдерживаемой
улыбки. Женщина с интересом рассматривала на свету мой четвертый зуб. Крови в моем
рту собралось столько, что она начала выливаться наружу и сочиться по подбородку и
шее мне на грудь.

Я не упрямлюсь. Мне просто нечего сказать.

— Ты же понимаешь, что зубы рано или поздно кончатся и придется использовать что-
нибудь еще? — поинтересовалась Лэка, выбирая, какой бы зуб выдрать следующим.
— Паяльник. Или ножи. Или паяльник и ножи. Руки трогать не буду, а вот отсутствие
ног программировать тебе не помешает.

Надо было научиться печатать ногами.

Ха.

Смотрите-ка, остался еще порох в пороховнице. Почти горжусь собой.

Голос Лэки то стихал, то становился громче. Нет, она оставалась на месте, а вот мое
сознание то и дело норовило отъехать. Но лишь перед глазами все мутнело, как мне
вновь впихивали под нос пропитанную вонючей жидкостью ватку. Голова раскалывалась.
Глаза все еще жгло от линз, оказавшихся бесполезными. В горло периодически стекала
часть крови, и я закашливался. Я не сопротивлялся и больше ни на что не надеялся.
Просто ждал конца. Своего.

Лэка внезапно вздрогнула и обернулась в сторону двери. До ушей моих сквозь

оглушительный бой собственного пульса прорвались тусклые звуки приближающейся
драки. Треск. Гомон. Выстрелы. Дверь резко распахнулась благодаря Вульфу, кубарем
ввалившемуся в комнату и растянувшемуся на полу передо мной. В открывшемся проходе
в свете поврежденной мигающей лампы я разглядел тела людей — видимо прихвостней
Вульфа. Правда через секунду на передний план вышел другой человек.

Шаркис.
Идеально выглаженная черная рубашка. Черное расстегнутое пальто до середины бедра.
Слегка растрепанные волосы. Красные глаза, под которыми залегли тени усталости. И
кровавые брызги, окропившие его левую щеку и шею.

Зуо с деланным спокойствием поправил кожаные перчатки, костяшки которых испачкались

в чьей-то крови, и шагнул в комнату. Люди за ним… нет… Не люди. Тени за его спиной
метнулись к Лэке, тут же оттаскивая ее от меня и обездвиживая.

Это сейчас на самом деле происходит?

Или я вновь галлюцинирую?

В прошлом болевом наваждении Шаркис рассказывал мне, как важно втирать в соски
птичий помет. Якобы лучшего увлажнения не найти. Главное брать свежий. О чем
поговорим теперь? О чем угодно. Только не о птичьем помете, о нем я от тебя уже
наслушался.

Шаркис кинул на меня лишь мимолетный взгляд, а затем все свое внимание сфокусировал
на Вульфе. Зуо вытащил сигарету. Прикурил от огонька зажигалки. Сделал одну
глубокую затяжку.

— Как ты его нашел? — выдохнул он дым. Со стороны Вульфа послышалось нечто

невнятное. — Как. Ты. Его. Нашел? — процедил Шаркис, вновь затягиваясь.

Значит Зуо тоже меня искал. Еще бы. После того, что я натворил… Только вот у него,
в отличие от Вульфа, ничего не вышло. Спасибо моим пластырям, блокирующим любую
цифровую слежку. А без технологий поиски моей персоны в закоулках огромного города
могли затянуться на недели, если не месяцы. Хм… А действительно, как же в таком
случае меня нашел Вульф?

— С…случайно! Ты же знаешь, у меня по всему городу разбросаны шестер…

Вульф не договорил, сложившись пополам от удара в живот.

— Хуйни не городи. Случайно, как же. Удивительное везение. Твои обдолбанные вкрай
шестерки при свете дня не отличат человека от дерева. Нет. Информацию ты получил не
от них. Так от кого?

Вульф вновь забормотал какие-то оправдания. Зуо тяжело вздохнул. Затянулся, а затем
со всей силы ударил Вульфа под ребра металлическим носком ботинка. Мужчина
заскулил.

— Кто, — удар, — тебе, — удар, — сказал? — удар. — Я, — удар. — Буду бить тебя, —
удар, — пока не получу, — удар, — внятного, — удар, — ответа.

Я наблюдал за происходящим сквозь кровавую дымку, то и дело возникавшую перед

глазами. Часть слов мое сознание просто не воспринимало. От кресла меня никто не
отвязывал. Помогать не бежал. Будто бы Зуо и вовсе было на меня наплевать. Вульф
его интересовал куда больше. Знаю, я не имел права надеяться на то, что после моей
выходки отношение Зуо ко мне не изменится. Не имел… И все равно…

— Инф! — раздался болезненный хрип. — О его местоположении… кхе-кхе… мне сообщил
Инф! Сам связался со мной! Зачем? Без… кхе… понятия! Это был Инф!

Глупость какая-то. Причем здесь Инф и какое он имеет отношение к происходящему?

Зуо на мгновение замер. Лишь по его кроваво-красным глазам можно было определить
уровень бешенства Шаркиса. Выражение же лица оставалось абсолютно нечитаемым. Он
сделал очередную затяжку. Медленно выдохнул дым, выглядя так, будто переваривает
услышанную информацию. Зажал сигарету между зубов. Молча вытащил из кобуры зиг
зауэр и нацелил его на Вульфа.

— Ты не убьешь меня, Шаркис! — послышалось шипение. — Кишка тонка! Ты не посм…

— выстрел оказался настолько оглушительным, что мне заложило уши.

Я… Кажется я впервые воочию увидел, как Зуо кого-то убивает. Что я при этом
почувствовал? То же, что чувствовал и до того, как он нажал на курок: жуткую боль в
челюсти.

— А с ней что? — подала голос женщина в комбинезоне цвета хаки.

— П…пожалуйста. Не убивайте! Он… он заставил меня, — рыдала Лэка. С таким актерским

талантом ей следовало поступать в театральный. — У меня дети! — ты их убила. — Я
правда не…

Зуо перевел на меня тяжелый взгляд и задержал его на мне на пару секунд, а затем не
сводя с меня глаз поднял пистолет и выстрелил. Всхлипы прекратились. Шаркис попал
Лэке прямиком в лоб.

— Агата, будь добра, вызови клининг, — бросил он женщине. Та кивнула.

— Только не тех, что ты вызывала в прошлый раз. Они на последнем побоище оставили
человеческую кисть в унитазе. Ладно зуб, но просмотреть кисть! Непрофессионально, —
забормотала вторая девушка.

— Кара, — обратился к ней Зуо. Он все еще продолжал смотреть на меня, — прошу вас
обсудить клининг за дверью этой комнаты.

Та на слова Шаркиса среагировала абсолютно спокойно. Агата вышла из комнаты первой,

Кара — за ней. Дверь захлопнулась. Мы остались в комнате в компании двух свежих
трупов.

Зуо, опустив руку, все еще сжимал пистолет. Я продолжал сидеть на чертовом кресле.
Шаркис протянул ко мне руку и одним резким движением вытащил у меня изо рта
распорку. Я и не заметил, как пересохли мои губы. Ощущение мерзкое.

— Как сидится на королевском троне? Удобно? — произнес Шаркис холодно, убирая

пистолет обратно в кобуру. Наверное, это был сарказм. Или шутка. Или он
торжествовал, увидев меня в таком состоянии. И все же отчего-то его слова
показались мне невероятно смешными. И истерический смех сорвался с моих губ помимо
моей воли. Смеяться было больно, но остановиться не получалось. Я забрызгал своей
кровью все вокруг. От боли онемело не только лицо, но и шея, и все же… смех будто
разрывал меня на части.

Пока я хохотал в голос, Зуо успел расстегнуть все ремни, что стягивали мои руки,
ноги и шею.

— Можешь… меня просто пристрелить? — выговорил я с усилием, прежде чем снова

задрожать от смеха. Если за одной пыткой сразу же последует другая, я без понятия,
что со мной будет.

— Если бы мог, давно бы это сделал, — произнес в ответ Зуо, срывая с моей руки
примотанную к ней скотчем ручку.

— Тогда что можешь? — весело воскликнул я, невольно опуская взгляд на свою

промежность. И… и все-таки это был не пот.
Почему-то этот факт подействовал на меня отрезвляюще. Хохот резко оборвался. Его
сменили горькие слезы. Чертовы мокрые трусы!

Зуо стянул с себя пальто и накинул его на мои дрожащие от рыданий плечи.

Скажи, что можешь меня утопить. Или насадить на нож. Что-то сделать ты ведь
можешь?!

Зуо молча всмотрелся в мое перепачканное кровью и мокрое от слез лицо.

— Ответишь мне что-нибудь? — прошептал я, прежде чем в очередной раз всхлипнуть.

Зуо хранил гнетущее молчание еще мгновение, а затем неожиданно подался ко мне и
крепко обнял.

— Не… не трогай меня, — выдавил я из себя, упираясь дрожащей рукой ему в грудь. — Я
весь в крови. И не только в крови. Ты испачкаешь свою одежду.

Шаркис лишь прижал меня к себе сильнее.

— Она мне вырвала четыре зуба, — оповестил я его. — Так мне и надо. Просто оставь
меня здесь гнить.

Зуо сгреб меня в охапку и взял на руки.

— ОСТАВЬ МЕНЯ ЗДЕСЬ! — завопил я и поморщился от собственного громкого голоса. Но

Шаркис мой призыв проигнорировал.
Комментарий к Пятые небеса Рая: 56. Зубы
Хэй-хэй, котятки! Поздравляю вас с Новым годом!

Спасибо вам за то, что вы всегда поддерживаете меня. Что всегда находите для меня
слова благодарности и заставляете несмотря ни на что продолжать мой нелегкий
творческий путь!

Хороших вам книг! Интересных фильмов. Гармонии с собой. А если на вашем пути будут
вырастать неприятности, не позволяйте им выбивать вас из колеи. Будьте сильными,
как Шаркис, относитесь к жизни легко и радуйтесь мелочам, как Майский, будьте
упрямы и непреклонны, как Дитрих, добивайтесь своего несмотря ни на что, как Джаэр,
не гнушайтесь черного юмора, как Ксэт, и позволяйте себе немного безумства, как
Фелини (только не переборщите). А если станет совсем невмоготу, вспоминайте слова
Лебовски из фильма &quot;Большой Лебовски&quot;:

&quot;Да и хуй с ним, точно. Не хватало из-за этого говна переживать. Жизнь
продолжается!&quot;

Жизнь продолжается несмотря ни на что, котятки. Держу за вас кулачки и верю в вас.
С Новым годом ❤

========== Пятые небеса Рая: 57. Спи ==========

Комментарий к Пятые небеса Рая: 57. Спи

Глава писалась под песню: If I Were You - Nothing But Thieves
Из сложившейся ситуации я сделал один важный вывод, который изолью вам в виде
философского напутствия, так что возьмите в руки блокнот и ручку или ПКП с открытым
приложением заметок или перо павлина и папирус. Можете даже вытатуировать это себе
на лбу. Потом ещё поблагодарите. Готовы? Пишите под диктовку или диктуйте под
диктовку или просто всуньте мне в лицо диктофон и нажмите на play (только
обязательно в лицо, к другим частям моего тела диктофон приставлять я не
рекомендую):
«После шикарной мести никогда не пить лимонад».

Никогда, поняли? Никогда и никакой. Даже грушевый не надо. Знаю, его создали ещё до
нашего рождения, и необходимо выразить ему дань уважения. Но давайте обойдёмся
сегодня без дани и уважения даже к лимонаду, который однозначно заслужил и то, и
другое. И чай не пейте, слышите? И даже кофе. Никакого кофе! Выцарапали себе на
запястье иглой это сообщение? Я повторю: ни-ка-ко-го ко-фе. Я бы не рекомендовал
пить вообще ничего на случай, если сучья карма захочет ударить по вам за все
содеянное здесь и сейчас. Напитки, коварство коих не имеет границ, вас подставят.
Зуб даю. Даже не зуб. Зубы! Так что если вы не хотите омрачить типичную сказку аля
«принц пришел спасти принцессу» обоссаным подъюбником этой самой принцессы, вы
знаете, что делать. Я передал свой неоценимый опыт и теперь могу спать спокойно.

Я плохо помню тот отрезок времени, когда Зуо, укутав зареванного меня в свое
пальто, вёз моё бренное тело в особняк Дайси. Меня накрыла полномасштабная
истерика. Не знаю, почему это я вдруг так расстроился. Бывали же ситуации и похуже,
верно? Но прорвало меня только после потери нескольких зубов. Я и не знал, что они
мне настолько дороги! Век живи — век удивляйся! Зато нарыдался я всласть на годы
вперёд. Ни о чем не жалею. Шаркис продемонстрировал чудеса терпения, потому что за
время поездки, показавшейся мне вечностью, не обронил ни слова. Он не шипел, чтобы
я заткнулся в тряпочку, не требовал взять себя в руки и не злился из-за того, что я
пачкаю его рубашку пузырящимися соплями (хотя насчет «злился», я не уверен, так как
глаза семпая оставались красными на протяжении всей поездки). Зуо лишь крепко
держал меня в своих объятьях, то ли боясь, что я неожиданно выскочу из машины, пока
она мчит по улицам Тосама (эта дурная мысль мне в голову, конечно же, приходила),
то ли пытаясь меня тихонечко придушить. Во второе я бы поверил с бОльшим
энтузиазмом. Да что поверил, с удовольствием бы Зуо в этом нелёгком деле помог,
если бы не был занят пересчетом оставшихся зубов. Несмотря на боль, я все никак не
мог остановиться прощупывать кончиком языка новоиспеченные зияющие дыры в моей
ротовой полости. Раз, два, три… Так, а это что за зуб? Я его не помню. Нельзя что
ли было выдрать зубы, которые я не помню?!

В особняке нас уже ждала Нэйс. Она перекинулась с Шаркисом парой слов, но о чем они
говорили, я не расслышал. Уши из-за собственных воплей у меня заложило так, будто я
в них впихнул беруши, потому окружающие звуки раздавались будто бы издалека, а все
слова сливались в единый приглушённый гул. Нэйс поставила мне капельницу (надеюсь,
с каким-нибудь ядом), долго и усиленно светила мне фонариком в глаза (надеюсь,
чтобы я ослеп), осмотрела мой затылок (надеюсь, чтобы добить), а затем попыталась
глянуть, что же творится у меня во рту. Тут к моему собственному удивлению моя
только-только улегшаяся истерика решила возобновиться. Сама собой, без моего
ведома. Я рвался убежать, сопротивлялся и ни в какую не хотел открывать рта. Перед
глазами моими все ещё стояла Лэка, из ноздрей которой, извиваясь, вылезали
разноцветные провода. Их можно было бы сравнить с усами китайского дракона, вот
только китайские драконы не садисты и зубы никому живьём ради собственного
удовольствия не рвут. Вроде бы. Мои знания про китайских драконов достаточно
скудные, так что я лишь предполагаю, что они подобного не вытворяют. Да и как они
будут рвать зубы? Вы видели их маленькие когтистые лапки? Можете считать меня
самонадеянным, но я уверен, что среди драконов дантистов нет. Особенно злых.

Чтобы унять мой приступ истерии, Зуо схватил меня со спины, усадил к себе на колени
и крепко обнял за плечи, тем самым фиксируя мои руки. Я бы на его месте просто
привязал меня к стулу. Мы ведь уже получили наглядную демонстрацию того, что способ
весьма эффективный. Но Шаркис решил не искать легких путей наверное потому, что
левое запястье от моих постоянных вздрагиваний из-за манипуляций Лэки оказалось
разодрано в мясо. Предплечье правой настигла та же участь. Пришлось семпаю
участвовать в непосредственном осмотре моих зубов (и некоторого их отсутствия).
Попытки Нэйс открыть мне рот сперва не увенчались успехом. Я кусался, как
перепуганный уличный кот, которого впервые притащили к ветеринару. Так что Шаркису
ничего не оставалось, кроме как, покрепче обняв меня левой рукой, правой вцепиться
мне в подбородок. Челюсть мою прострелила жуткая боль, а из глаз брызнули слезы.

— Полегче, Шаркис. Мы ведь не добить его пытаемся, верно? — раздалось фырканье

Нэйс. В руках у нее блестел длинный металлический стержень с зеркальцем на конце.

— Делай свою работу, — послышалось раздраженное в ответ.

— Надеюсь, ты не забыл, что стоматология не является моей сильной стороной?

— Останови кровь, обработай раны и введи обезбол и успокоительное. Большего я от

тебя не требую.

— Успокоительное уже в нем, — постучала Нэйс по стеклянной капельнице, от которой

ко мне вилась трубка, заканчивавшаяся катетером, воткнутым в мою вену.

— Что-то незаметно, — фыркнул Шаркис, с усилием удерживая мой рот открытым.

— Он в шоке и дезориентирован. Его поведение ожидаемо, — заявила Нэйс, наклоняясь

ко мне. Меня затрясло, и я вновь попытался вырваться из объятий Зуо.

— Прекрати, — послышалось шипение мне в ухо. — Посмотри на меня, — я задрал голову

и уставился на Шаркиса. — Не отводи глаз, понял?

Я вяло кивнул, ощущая, как по скуле катится очередная слеза. Не люблю одиночные
слезы, потому что они ужасно щекочут лицо. Их хочется смахнуть и почесаться. Вот бы
вцепиться пальцами в щеки и хорошенько их поскрести обломанными ногтями! Вспоров
кожу до лицевых костей, желательно.

Сквозь пелену слез Шаркис, глаза которого и по прибытии в особняк оставались

непроницаемо багряными, выглядел чертовски привлекательным. Есть все же в этом мире
люди, которым идёт злость. Я вот когда злюсь, сразу похожу на уродливого убогого
клоуна, которого жизнь обижала с рождения. Этакий ущербный малец, который по ночам
от нечего делать запихивает в ноздри морковку, чтобы проверить, не изменит ли это
случаем ход мировой истории. Зуо же производил впечатление человека, с которым
просто лучше не иметь дел. Какой бы славной могла оказаться моя жизнь, если бы и со
мной дел иметь никто не пожелал. Сидел бы сейчас в своем закутке в родительском
гнезде и гневался сам на себя без причинения окружающим лишних беспокойств. Но нет.
При рождении вселенная даровала мне не только глупое лицо и щупленькое тело,
которое переломится надвое от слишком сильного дуновения ветерка. Кроме того в
сердце, печень или яички (смотря на какой эффект она рассчитывала) она встроила мне
небольшой магнит для притягивания проблем. Просто сиди и не дыши, Тери. Серьезно,
не шевелись, не говори, можешь даже оказаться мертвым. Проблемы все равно найдут
твой тощий зад. Найдут и выебут до искр из глаз. Или из жопы. Я видел в одном
идиотском телешоу, как ее участники поджигали извергающийся из задницы метан.
Интересно, фейк или не фейк? Еще интереснее, почему я до сих пор не попробовал это
проверить? Пламя из жопы — да о таком можно только мечтать!

— Все, отпускай, — эти слова Нэйс адресовала Шаркису. Тугая болезненная хватка на
моей челюсти, наконец, ослабла.

Лекарство из капельницы потихоньку начинало действовать. В ушах шумело, в голове

медленно, но верно утихал вихрь угнетающих мыслей.

Мне дали время на передышку, а затем потащили в душ. Не помню, как раздевался.
Наверное, мне помог Зуо. Вслед за душем ванна. Нэйс насыпала в нее нечто,
походившее на железную стружку, и горячая вода почти мгновенно приобрела густой
металлический цвет.
— …расслабит… восстановление… — доносились до меня обрывочные фразы, пока я ложился
в ванну, фантазируя, что погружаюсь в жидкий металл, который разъедает кожу до
костей, заливается в оголившуюся брюшную полость, добирается до сердца и к чертям
его останавливает. Зуо перекинулся с Нэйс ещё парой слов, а затем послышался хлопок
закрывающейся двери.

Меня наконец-то оставили одного? Замечательно. Теперь можно выдохнуть и в волю себя
поненавидеть, не стесняясь, что кто-то пронаблюдает сей жалкий акт.

Я закрыл глаза. Мне бы сейчас еще немножечко всплакнуть, но из-за лекарств эта
потребность исчезла, поэтому я постарался просто расслабить ноющее тело и
воспаленный разум. Вот бы случайно отключиться и ненароком захлебнуться. Было бы
здорово!

Я ощущал, как в серебристой воде копошатся такого же цвета провода. Они пытались
скручивать мои руки и ноги, проникнуть под кожу и «впиться» в мышцы и кости. Но у
них ничего не получалось. Волшебство шизофренического бреда закончилось. Фальшивки
больше не имели надо мной власти.

— Как вода? — раздалось неожиданно близко. Я вздрогнул и с неохотой открыл глаза.

Босой Шаркис, завернув брюки до середины икр, а рукава рубашки — до локтей, присел
на край ванны и уставился на меня этими своими красными фарами. Внешне он оставался
хранителем непроницаемого покоя. Я бы даже сказал «за упокоя».

— Понятия не имею. Я же не ее психотерапевт, — пробубнил я, выдержав долгий взгляд

Зуо. Если ты планировал меня отмутузить, пока никто не видит, сейчас самое время.

— Значит, нормальная, — подвёл он итог. Даже оплеухи мне не дал. Нет, вы посмотрите
на него, а?! Это ты так подчеркиваешь свою обиду? Сперва перестанешь руки
распускать, а дальше что? Полный игнор? Или и того хуже — здоровые отношения?!
Может, мы теперь еще выучим такое слово, как «взаимоуважение»? Или начнем вести
долгие глубокомысленные беседы? Проработаем проблемы друг друга? Станем друг другу
опорой и поддержкой? И вместо холодной войны с демонстрацией обоюдного
превосходства, увидим друг в друге равных партнёров, способных стать великолепными
ячейками лживого общества? Уж лучше пусти мне две пули в лоб. Я видел, ты умеешь.

— Откуда тебе знать? Когда ты успел с ней поговорить? Или ты из тех мерзких типов,
что нарекают всех нормальными и уверены, что все проблемы окружающих из-за лени?
— продолжал я бубнеж. Из-за обезболивающего челюсти я почти не чувствовал, потому
речь моя казалась чуть невнятной. Словно, прежде чем говорить, я что-то набрал в
рот. Я даже знаю что. Целое ведро боли. И говна. Ха.

— Горбатого и пытки не исправят, — кинул семпай с неприятным мне снисхождением.

— Я не горбатый. Лишь немного сутулюсь, — поспешил я сообщить Зуо и приготовился к

запоздалому подзатыльнику. И вновь ничего. Так. Мне нужен эмоциональный
апокалипсис. Чтобы изнутри все аж жгло. Это меня встряхнет. А пока ты ведешь себя
со мной, как с обычным человеком, я… Я и чувствую себя обычным человеком. И мне это
не нравится.

— Вот об этом я и говорю, — кивнул Шаркис, протягивая ко мне руку и проводя большим
пальцем по левой щеке. Я поморщился, хоть боли и не ощутил. Но я знал, что там
красуется большая ссадина. Как я ее получил, не помню. Возможно, Вульф после удара
по затылку протащил меня пару метров лицом по земле. Или я заработал ее от Лэки,
когда в беспамятстве пытался вырваться из плена садистки. Или ангелы, что
мерещились мне во время пыток, оказались не просто иллюзией. Да, думаю, остановлюсь
на варианте, при котором рожу мне начищают именно ангелы. Прямо вижу, как они валят
меня на пол и начинают бить ногами, приговаривая: «Не таким мы создавали
человечество! Маленькое позорище! До пяти лет не умел завязывать шнурки! Думаешь,
мы тебе это простили? Думаешь, мы забыли?! Твоя расплата пришла к тебе, маленький
криворукий подонок!»

Пару секунд мы с Зуо играли в молчаливые гляделки, завершились которые моим

пониманием, что настало время для объяснений. Этот разговор между мной и Шаркисом
все равно должен был когда-то произойти. Не вижу причин откладывать его до лучших
времен, потому что эти самые лучшие времена никогда не наступят. Всегда будет
плохо. Или еще хуже. Таков негласный закон нашего мира.

— Зачем спас меня? — тихо спросил я, чувствуя, что сердцебиение мое даже вопреки
дозе успокоительного начинает набирать обороты.

Шаркис вместо ответа убрал руку от моего лица. Он молча вышел из ванны, но уже
через пару секунд вернулся, катя за собой маленький столик на колесиках. Этим
столиком пользовалась Нэйс, так что на нем высилась гора из различного мусора:
использованные шприцы, пустые ампулы и куча всего помимо. Зуо приставил столик
вплотную к ванне.

— Будь я на твоём месте, я бы спасать меня после всего, что я натворил, не стал, —
продолжил я.

Семпая будто бы не интересовало, что я говорю. Столик его увлекал куда больше. Да
что он там с таким интересом разглядывает?

— Что-то ты совсем размяк, — заявил я провокационно. И на что только ни пойдешь,

только бы привлечь к себе внимание. Может быть, Зуо психанет и, наконец, утопит
меня в ванне к чертовой матери?

Но топить меня Шаркис все никак не хотел. Он опустил руку в воду на пару секунд, а
затем внезапно выдал:

— Конечности свои подбери.

— А? Что? — встрепенулся я.

— Ноги, — выдохнул Зуо с напором. Я не без усилий подтянул ноги к груди и

пронаблюдал, как Шаркис залезает в ванну прямо в одежде, опускается в воду и
разваливается в ней с таким видом, будто он царь всея вселенной.

— Я тебе не мешаю? — пробормотал я, нахмурившись.

— Как ни странно, но в данный момент нет, — ответил он, разместившись напротив

меня. Лишь я позволил себе разогнуть колени, как одной ногой Шаркис уперся мне в
грудь, буквально пришпилив к ванне. Я уже обрадовался, что на меня нагрянула
долгожданная расплата за содеянное с виртуалией, но больше никаких действий Зуо не
предпринимал. Он лишь дотянулся до столика, нашел там сигареты с зажигалкой и
прикурил.

— Не хочешь спросить меня, зачем я всё это сделал? — холодно выдохнул я, наблюдая
за семпаем. Судя по красному огоньку черной сигареты, он решил попробовать иной,
чем курил обычно, вкус. Или это означало иное количество искусственного никотина? Я
все ещё достаточно плохо разбираюсь в сигаретах. Почему я все еще так плохо в них
разбираюсь? Я ведь мог бы убить Зуо, подсунув ему сигареты с какой-нибудь отравой.
Почему в моем списке с планами убийства Шаркиса не нашлось ни единого варианта с
использованием сигарет? Боже мой, я теряю хватку!

Семпай лишь пожал плечами. То ли ему было все равно, то ли это не имело значения,
потому что мне уже подписали смертный приговор. Второй вариант кружил голову
интересными перспективами. В этом случае мне следовало повести себя вызывающе,
чтобы сократить время, которое оставалось до моей казни. Что бы такого сказать?
Какую-нибудь шуточку? Нет, на мои шутки у Шаркиса уже выработался иммунитет. Лучше
что-то в меру колкое и безумное, чтобы Зуо в очередной раз убедился в том, что меня
следует пристрелить как бешеную собаку или сломавшего ногу коня.

Но с губ почему-то сорвалось жалкое:

— Прости.

— М-м-м? Не расслышал.

Все ты расслышал!

— Я извиняюсь.

— Не понял ни слова.

— Шаркис! — вспыхнул я.

— Фелини? — спокойно ответил Зуо.

Захотелось съязвить в ответ, но я собрал волю в кулак и выговорил четко и ясно:

— Я знаю, что мои слова ситуации не исправят. И все же я хочу попросить прощения.

— Проси, — милостиво разрешил Шаркис, выдыхая в воздух колечко дыма.

— Так я вот только что попросил!

— Неубедительно, — заявил Зуо расслабленно.

— Прости меня, — выговорил я еле-еле.

— Это требование?

— Просьба.

— Я не выполняю «просьбы», — заявил Шаркис, делая очередную затяжку и выпуская дым
в мою сторону.

— Предложение?

— Скучное.

— Подарок?

— Спасибо, я не голодный.

— Признание.

— В чем?

— В том, что был не прав, — выдавил я, чувствуя внутреннюю дрожь. Со стороны
Шаркиса раздался смешок. — Так ты простишь меня? — поинтересовался я тихо. Очень
глупое предположение с моей стороны, согласен.

— Нет, — качнул Зуо головой. Я невольно поджал губы. Конечно, нет. От слов ни
горячо, ни холодно. Не представляю, как у людей получается заглаживать свои косяки
таким вот убогим способом. И кто такие извинения вообще принимает?
— Что мне сделать, чтобы заслужить твое прощение? — почти прошептал я. Зуо вместо
ответа прекратил давить мне ногой на грудь. Он поднялся из воды и, не обращая
внимания на серебристые струи, стекающие с одежды, уселся на край ванны.

— А тебе оно нахуя? — задал он вопрос.

— Я не совсем понимаю, что…

— Нахуя тебе мое прощение? Хочешь сказать, что тебе не насрать? — произнес Шаркис
холодно.

— Конечно, не насрать, — подтвердил я, нахмурившись. — Я ведь люблю тебя. Мы же…

Это… Ну… В отношениях… Вроде как.

— Вроде как, да, — подтвердил Зуо зло. — И долго мы собираемся вариться в дерьме
под названием вроде как?

Что-то я не соображаю, к чему ты ведешь, Шаркис. Ты ведь не думаешь со мной

расставаться? ПРОСИЛ ЖЕ МЕНЯ ПРИСТРЕЛИТЬ! ПОЧЕМУ НЕЛЬЗЯ БЫЛО ПРОСТО НАЖАТЬ НА
КУРОК?!

— Я не понимаю, — покачал я головой. — Ты… ты бросаешь меня?

Шаркис в ответ на мое предположение закатил глаза и издал болезненный стон.

— Не надо, — промямлил я, с усилием отлипая от ванны и неуклюже вставая перед

семпаем на колени. — Я правда сожалею. Не бросай меня. Пожалуйста! Я еще смогу
сделать что-нибудь полезное, — заныл я. Стоять на коленях в ванне, между прочим,
весьма неудобно. Еще и голова закружилась. И к горлу подкатил ком. Кажется, для
коленопреклонения я не приспособлен. Слишком слабый желудок. — Я готов ползать за
тобой по всему особняку Дайси! Хочешь? — Черт с тобой, буду давить на жалость до
последнего! — Могу передвигаться на карачках до конца моей жизни. Буду при тебе
тупить взгляд в пол. Варить тебе борщи. Делать массаж стоп. Хочешь массаж стоп? Я
никогда не делал, но научусь!

— Не хочу! — гаркнул Зуо, пуляя в меня недокуренную сигарету. Окурок попал мне
прямо в лоб и отлетел на кафель. Я ничего не почувствовал.

— А чего хочешь? — скромно поинтересовался я.

— Чтобы этот маразм закончился, — выдал Шаркис, заставляя меня задержать дыхание.
— Всю эту хуйню ты наворотил, потому что тебе хотелось мне отомстить. И мстил ты за
то, что я тебя бросил. Так?

— Так, — не стал я юлить. — Вот только оказалось, что… — торопливо забормотал я.

— Замолкни. Я говорю, ты слушаешь.

Ладно, хорошо, как скажешь.

— Мне похуй, что там, блядь, оказалось. Как бы твой воспаленный мозг ни воспринял
ситуацию, мне похуй, понял? Мы оба нихуя не идеальны, и я этого не оспариваю. Я
даже не стану утверждать, что все мои решения всегда верные.

Включите срочно кто-нибудь диктофон! Тот самый, на который вы записывали совет про
грушевый лимонад! Я поставлю себе эту фразу на будильник!

— Меня не волнует, какое дерьмо творится у тебя в голове. Точнее… Волнует, но я

давно смирился с тем фактом, что такой уровень ебнутости не постичь даже мне, —
развел Шаркис руками. Чего врешь? Ты такой же больной ублюдок! Просто кренишься
немножечко в другую сторону. Это вовсе не означает, что ты адекватнее, ясно? Дерьмо
с нотками психопатии — вот ты кто. А у меня всего лишь специфическое чувство юмора
и обиженка на вселенную! Судя по этим характеристикам, я даже скорее тривиальный
представитель человечества. А вот ты… Ты отбитый! — Ты можешь ненавидеть кого
угодно и в каких угодно масштабах. По причинам веским или не очень. Можешь
ненавидеть женщин. Можешь ненавидеть мужчин. Можешь ненавидеть стариков и детей.
Можешь ненавидеть кого-то из-за цвета кожи, глаз, волос в ноздрях, хуй с тобой,
золотая рыбка, ненавидь хоть из-за предпочтений в гандонах, — кажется семпай
милостиво разрешил мне все то, что разрешал себе самому. Это даже мило! — Ты
достаточно продемонстрировал свою пизданутость и я, связавшись с тобой, прекрасно
понимал, на что иду! — пошли какие-то разумные взрослые разговоры. Мне все сложнее
понять, что происходит. — НО…

Ох уж это чертово «но». Да кто же придумал данный союз? И почему он именно «союз»?
Ни черта он не союзный! «Но» обычно все портит.

— …я должен быть исключением, — заявил Зуо, тыча в себя пальцем. Я непонимающе
заморгал. В каком это смысле? Хочешь стать для меня божеством или вроде того?
Поверь, ты первый же об этом пожалеешь. Только представьте меня, припорошенного
фанатизмом. Я и так не сахар, а с фанатичными нотками так вообще превращусь черти
во что. Сектантство — однозначно не мой вариант, если, конечно, эту секту не создаю
я сам. Глава секты из меня бы вышел великолепный. Сшил бы себе костюм из одеял.
Соорудил бы корону из пластиковых бутылок. Ходил бы босой, грязный, страшный, а мои
последователи омывали бы мои ноги джусифрутом и любили бы меня во всех моих мерзких
ипостасях. Почему я все ещё не создал секту?! Почему я все ещё не в джусифруте???

— Ты и так исключение, — выдохнул я тихо.

— Нет, — Шаркис протянул ко мне руку и сжал мою челюсть так сильно, что я ощутил
легкую боль даже сквозь пелену обезболивающего. — Ты ведешь себя со мной так же,
как и с любым другим человеком, который чем-то перед тобой провинился. Ты мне
мстишь. Что, по-твоему, должно произойти теперь? Ты натворил хуйни и какой реакции
на это ты ждёшь от меня?

Это вопрос с подвохом?

— Теперь ты мне отомстишь, — предположил я осторожно. Мсти, давай. Я приму это с

широко распахнутыми глазами. Только не взламывай ради этого виртуалию. Ты ведь не
повторюшка дядя хрюшка? Или он? Давай без участия виртуалии, потому что я не хочу,
чтобы ты подорвал мою слепую веру в то, что я интеллектуально превосхожу все
остальное человечество (и при этом остаюсь тупым, это моя особая суперсила).

— Нет, — рыкнул Шаркис. — Нет, не отомщу, — выдохнул он, отпуская меня.

— Почему? — растерялся я. Так, ну-ка мсти. Мсти, я тебе сказал!

— Я хуй знает, может, потому, что между нами вроде как что-то есть? Мы пара, а не
две противоборствующие силы.

С этим я бы поспорил. Да и одно другому вроде бы никогда не мешало.

— По-твоему, нам так и суждено мстить друг другу до древних седин?! Что за ебучий
детский сад детей-психопатов?! Меня это не устраивает. Мне этого недостаточно.

Я плюхнулся на пятки и тяжело вздохнул. Перед глазами все слегка кружилось то ли

из-за горячей воды, то ли из-за медикаментов, которыми меня напичкали под завязку.
Что, Шаркис, тебя достал наш конфетно-букетно-мстительный период? Тебе подавай что-
то помасштабнее?

— Зуо, пожалуйста, скажи, чего ты от меня хочешь, — попросил я. — Потому что я не

понимаю… — Я правда не понимал. Мы уже дошли до того уровня отношений, когда
необходимо дарить партнеру свои отрубленные пальцы ног, переделав их в кулоны? Или
ещё рановато?

Шаркис тяжело вздохнул и сполз обратно в воду. Он вытащил новую сигарету из пачки.
Прикурил. Уставился на меня.

— Я хочу тебе доверять, — выдохнул он с нажимом. — Слепо. Я хочу слепого доверия,
как бы странно это сейчас ни прозвучало.

Это звучит не просто странно. Жутковато.

— Ты можешь мне доверять, — неубедительно заверил я семпая. Даже не знаю, на что я
рассчитывал, заявив подобное.

— Сказал человек, который несколько часов назад устроил мне психологический Ад, в
процессе которого я чуть не ебнулся, — рыкнул Шаркис. «Чуть» не считается. Ладно-
ладно, замечание все равно справедливое. — Мне надо знать, что если я окажусь в
жопе, а я, сука, могу в ней оказаться в любой момент, то ты, тупорылая гнида,
сделаешь все для того, чтобы помочь мне. Помочь, сука, а не присесть в углу с
попкорном и ждать, что же будет дальше.

— Я бы никогда так не…

— Ты Уже это сделал! И это не в первый раз, — парировал Шаркис. Я вздрогнул. Это
правда. Доверять мне нельзя. Я и сам себе не то чтобы сильно доверяю.

— Поэтому я и сказал, что если бы был на твоем месте, то не стал бы меня спас…
— забормотал я себе под нос. Знаю, оправдание слабое.

— Ты, блять, не на моем месте! — взревел Зуо, неожиданно хватая меня за волосы на
макушке и притягивая ближе к себе. В его красных глазах плескалась чистая и
непорочная ярость. — Будь ты на моем месте, ты бы не попал в руки убожества вроде
Вульфа. Будь ты на моем месте, тебя бы не пытала ебнутая психопатка. Будь ты на
моем месте, тебе бы пришлось думать не только о себе! А я не уверен, что ты на
подобное способен! Ведь весь твой жизненный фокус направлен на тебя любимого!
— прошипел он. — Вот тебе загадка: Настань конец света и окажись ты единственным
выжившим, через сколько, сука, лет ты заметишь, что все вокруг подохли?!

Я открыл было рот, чтобы дать развернутый ответ на данный вопрос, но слушать меня
никто не собирался. Зуо неожиданно толкнул меня в воду. Правда, желанного утопления
не произошло. Я погрузился на самое дно ванны, а когда вынырнул из серебристой
воды, то лишь пронаблюдал, как Шаркис делает очередную затяжку. Пальцы, сжимавшие
сигарету, едва заметно дрожали. Под глазами семпая залегли тени усталости. Я только
сейчас понял, что Зуо жутко вымотан. А мои выкрутасы, кажется, оказались последней
каплей.

Я осторожно подполз к нему почти вплотную и, не получив в свой адрес проклятий,

уселся между ног Зуо, спиной упершись ему в грудь.

— Я обещаю, что больше никогда ничего подобного не совершу, — пробормотал я тихо. Я
обещаю и тебе, и себе, Шаркис. Ты прав. Ты победил. Я творю что хочу, не беря на
себя ответственность вообще ни за что. И с этим пора заканчивать.

— Я тебе не верю, — послышалось равнодушное.

— Со временем поверишь. Я все для этого сделаю, правда, — выдохнул я.

— Свежо предание… — тихо фыркнул Зуо, при этом приобнимая меня за живот. Некоторое
время мы сидели в тишине. Я лишь чувствовал, как бьется сердце Шаркиса и улавливал
треск табака, когда он делал новую затяжку.

— Рассказывай, — попросил семпай через какое-то время, решив сменить гнев на

милость.

— Что рассказывать? — отреагировал я заторможенно.

— Всё, что произошло. И что ты узнал.

Что ж. Тут парой слов, увы, не обойтись. Я набрал в легкие побольше воздуха и
ударился в долгое болезненное чистосердечное. Подробнее объяснил свои тупые мотивы.
Долго расписывал, как готовился к грандиозной мести. Как торжествовал, когда все
получилось. И какую затрещину заработал от кармы в лице своего отца. Рассказ мой
отличался сумбурностью. Я то возвращался к прошлому, то перепрыгивал на сегодняшнюю
ночь, то начинал вспоминать предыдущие дни. По итогу, мой невнятный словесный понос
со стороны наверняка походил на бред сумасшедшего. Но Зуо меня не прерывал. Он
внимательно слушал все, что из меня извергалось, даже когда я по обыкновению мешал
важные факты с чистой околесицей. Мне кажется, что я без умолку вещал минут сорок.
Под конец голос мой уже хрипел. Вода в ванной к этому времени успела остыть.

— …вот так. Можешь смело надо мной посмеяться, — закончил я, тяжело вздыхая. Шаркис
щелчком пальца отправил очередной бычок за пределы ванны и выудил из пачки новую
сигарету. Говорить он ничего не говорил, зато дымил как паровоз, из-за чего у
потолка уже образовалась сизая дымка.

— Получается, нами обоими манипулировали, — подвел он итог. Голос его вновь звучал
ровно. И не было в этом мире ничего более жуткого, чем видимое спокойствие Шаркиса
с красными глазами.

— Получается, что так, — кивнул я.

— А я-то думал, что никогда и никого не возненавижу так же сильно, как своего отца.
Но нет. Оказывается, эти же чувства можно испытывать еще и к твоему.

— Да, наши родители… — слова застряли в горле, и я лишь вновь тяжело выдохнул.

— Отец не сказал тебе, что такого особенного в этой неделе?

— Нет, — мотнул я головой. — Хотел, но я не дослушал. Убежал.

— М-м-м… — протянул Шаркис с задумчивым видом. И это мне показалось… странным.

— Ты что-то знаешь? — догадался я. Шаркис лишь подарил мне пристальный взгляд. Он
ничего не сказал и не сделал, но я убедился: да, знает. — Но что именно, мне не
расскажешь, потому что не доверяешь?

И снова в точку, Тери! Молодчинка! Будь ты сейчас в детском саду, обязательно

заработал бы наклейку в виде звездочки.

— Пора вылезать, — заявил Шаркис, отталкивая меня от себя и вставая. Я последовал

было его примеру, но он лишь бросил тихое: «Жди», после чего вылез из ванны и ушел
в комнату, орошая все вокруг стекающей с рубашки и брюк серебристой водой. Вернулся
он уже в сухой одежде. В спортивных штанах и белой футболке. Я так привык видеть
Зуо в этих его костюмчиках с иголочки, что такой его вид меня развеселил.
— Чего лыбишься? Поднимайся.

— Так странно выглядишь. Будто бы… нормальный человек, — заметил я, выбираясь из

ванны. Я уже и забыл, в каком состоянии все это время находился. Нэйс, прежде чем
отправить меня в ванну, отыскала на моем теле все пластыри, которыми я бездумно
залеплял многочисленные порезы, ссадины и синяки. Отыскала и сорвала каждый, потому
сейчас, случайно увидев свое отражение в зеркале, я смутился не своей наготы, а
того, как же ужасно выглядел со стороны. На кастинге зомби меня бы оторвали с
руками и ногами.

Зуо вытер мне волосы полотенцем, а затем очень аккуратно проделал это же со всем
телом.

— Как-то все это неправильно, — пробормотал я, когда Шаркис присел передо мной на
корточки и взялся вытирать мне икры.

— Что именно? — раздалось раздраженное.

— Ну… Вот это… — кивнул я на него. — Вытираешь мне ноги, пока мой писюн на уровне
твоего лица.

— Завались, — прилетел мне совет.

Зуо натянул на меня серую футболку и спортивные шорты. Обе вещи принадлежали ему.
Футболка на мне повисла как на вешалке. Широкие рукава подчеркнули худобу. А
горловина так и норовила сползти с острого плеча. Шорты на бедрах вообще не
держались. Пусть Зуо и затянул на них шнуровку до предела, мне все равно пришлось
их придерживать, чтобы не потерять в процессе ходьбы. Благо, гулять я в них и не
собирался. Мне бы только добраться до кровати.

— Меня теперь все здесь ненавидят, да? — поинтересовался я, плюхаясь на уже

разобранную постель.

— Тебя и до этого все ненавидели, — успокоил меня Шаркис, вытаскивая из ящика стола
какой-то предмет, похожий на маленький детский пистолетик, и двигаясь ко мне.

— Но теперь меня ненавидят сильнее, — пробормотал я.

— Ты всегда старался в этом вопросе достичь совершенства, — фыркнул Шаркис. Он сел
рядом со мной и завел прядь полуседых волос мне за левое ухо. Только я решил, что
этот жест весьма романтичен, как Зуо без предупреждения приставил ко мне тот самый
«пистолет».

— Что ты?.. — я не успел договорить, так как на хряще уха почувствовал неприятное
давление.

— Это чтобы я смог тебя из-под земли достать, где бы ты ни оказался, — заявил
Шаркис, убирая пистолет и осматривая свежий прокол. — Теперь тебя от меня не спасут
даже твои ебучие пластыри, «слепящие» средства слежения, — пояснил он, поймав мой
вопросительный взгляд. — И не вздумай взломать или создать дубль сигнала. Я
замечу, — предупредил он. Я коснулся уха и почувствовал жесткий пластик. Зуо
проколол мне ухо маячком слежения?! Сомнительное украшение.

— Я что, теперь буду ходить с биркой в ухе? Как корова? — возмутился я.

— У меня точно такое же устройство, — Зуо указал на свое ухо. Я пригляделся и
действительно разглядел прозрачную пластинку. — Я похож на корову?

— Ну… — вопрос сложный, так однозначно ответить я на него не смогу. — Скорее на

быка-осеменителя, — промямлил я. — Кстати об осеменении! Ты не думал продавать свою
сперму?

— Нет.

— Тогда подумай.

— Зачем?

— Я бы купил, — заявил я с серьезным видом. Зуо тяжело вздохнул и потер глаза.

— Тебе отдам бесплатно, — махнул он рукой с видом: «Делай, что хочешь, главное
отъебись».

— О, правда?! — обрадовался я. — Тогда…

— Да не сейчас же, идиотина, — процедил Шаркис сквозь зубы, несильно шлепая меня по
руке, которой я попробовал вцепиться в его штаны.

— Раз у тебя такое же устройство, значит, и я смогу достать тебя из-под земли?
— уточнил я, потирая побитую кисть.

— Надеюсь, если я окажусь в земле, ты оставишь меня в покое, — фыркнул семпай,

убирая «пистолет» на стол.

— А как же умереть в один день? — встрепенулся я. На губах Зуо в ответ на этот
вопрос появилась злая улыбка.

— Не получится, — качнул он головой, наклоняясь ко мне ближе. — Я однозначно прибью
тебя раньше.

— Надеюсь, это обещание? — выдохнул я, обнимая Шаркиса за шею и прижимаясь к нему.

— Будет обидно, если тебя кто-нибудь опередит.

— А ты поменьше выебывайся, — посоветовал Зуо, прежде чем поцеловать меня. Вообще-
то я почти не чувствовал губ, что в общем-то не помешало мне и на поцелуй ответить,
и предпринять вторую попытку забраться Шаркису в штаны.

— Ты окончательно ебнулся? — осведомился семпай, ловя обе мои руки и сжимая
запястья с такой силой, что дискомфорта я не ощутил только благодаря
обезболивающему, циркулировавшему по всему моему телу. Бьюсь об заклад, ловкие
пальчики Зуо оставили на моей коже выразительные синяки.

— Эта ночь оказалась эмоционально тяжелой…

— Интересно знать, благодаря кому?

— …Нам обоим нужна разрядка, — проигнорировав слова Зуо, продолжил я. — Ты так не
считаешь? — невинно поинтересовался я.

— Я считаю, что тебе нужен сон, — заявил Шаркис, с усилием отводя мои руки от себя.
— Ложись.

— Но… — я правда собрался возразить, однако меня прервал тихий стук в дверь. Зуо
толкнул меня на постель, а сам пошел к двери.

— Мы привезли его, — раздался тихий женский голос.

— Хорошо. А его помощников?

— Тоже.

— Все прошло гладко?

— М-м-м… почти. Он нас ждал. Но пострадавших с нашей стороны нет.

— Хорошо.

— Что будем делать?

— Я устал. Мне надо поспать. Закройте их пока в подвале. Пусть помаринуются
несколько часов, — приказал Зуо, после чего захлопнул дверь и повернулся ко мне как
раз в момент, когда я взялся стаскивать с себя шорты. — Какого хуя ты творишь?!

— Я думал, ты согласился на примирительный секс, — заявил я, спустив шорты до

колен.

— Идиот, — выдохнул Шаркис зло, одним рывком ставя меня на ноги, вторым — возвращая
шорты на законное место, третьим — кутая меня в одеяло, и, таким образом, превращая
в уродливое подобие куколки бабочки. Вернулся я на кровать в горизонтальном
положении и не в силах пошевелить даже пальцем.

— Что-то неудобненько, — пожаловался я.

— Зато мне удобненько, — не остался в долгу Шаркис, прижимая меня к себе. — Спи.

— Уверен, что не хочешь рассла?..

— Спи!

— Бьюсь об заклад, ради меня ты борешься с ужасающим вожделением. Видел же, какое у
меня секси-тело?! Поверь, тебе совсем не обязательно так меня беречь. Делай со
мной, что хочешь…

— Я хочу спать, а не трахаться! Спать я хочу, ты понимаешь или нет? Я пиздецки
устал! И эта ночка благодаря твоему уебскому высочеству добила меня окончательно.
Поэтому завали ебало и спи!

— То есть ты не хочешь секса?

— НЕ ХОЧУ!

— Ты что, дедушка? Старость не радость? Одна бессонная ночь и писька уже не стоит?

— Хочешь, чтобы я тебя вырубил?

— Нет.

— Тогда, спи, мать твою!

Зуо умеет быть убедительным. Я закрыл глаза и благодаря седативным мгновенно

вырубился.

========== Пятые небеса Рая: 58. Юбицумэ ==========

Первое, что ты видишь, проснувшись, — глупое лицо непрошибаемого дебила, пускающего

слюни тебе на плечо. Судя по состоянию постели, сон Фелини покоем не отличается.
Одеяло, в которое ты его завернул, благополучно сброшено на пол. Простынь под ним
сбилась в ком в районе поясницы. Если бы не тяжесть твоего тела, придавившего часть
ткани к постели, она бы и вовсе оказалась в ногах. Учитывая, как онемела левая
рука, спит Фелини на твоём плече не первый час. Обняв тебя за торс, он сжимает твою
футболку в районе груди так сильно, будто держится за спасительную веревку,
зависнув над пропастью. Одну ногу Фелини забросил тебе на живот. И периодически
что-то бормочет себе под нос тебе прямо в шею. Ваша близость генерирует невыносимый
жар. Там, где Фелини прижимается плотнее, одежда влажная от пота. При иных
обстоятельствах, ты бы, скорее всего не выспался, пробуждаясь от каждого движения
насекомого, прилипшего к тебе, будто пиявка. Но организм оказывается слишком
вымотанным, чтобы реагировать на внешние раздражители.

…Или на подсознательном уровне ты слишком ему доверяешь.

Взгляд останавливается на худой болезненно бледной ноге. От щиколоток до бедер

тянется цепочка из разноцветных синяков. Одни — старые, бледно-желтые, другие —
лишь расцветают, превращаясь в иссиня-фиолетовые пятна. Выше колена под задранной
штаниной широких шорт виднеются многочисленные ровные рубцы, которыми Фелини
наградила его собственная рука. Ты невольно касаешься заживших порезов. Проводишь
пальцем по одному из грубых шрамов. Яркое подтверждение того, в каком состоянии
Фелини пребывал последние полгода. Это действительно связано с твоим отсутствием?
Он на самом деле так убивался из-за того, что тебя нет рядом? Трудно поверить в то,
что ты можешь быть кому-то настолько необходим. Это… очень странное ощущение.

Пострадала не только нога. В плачевном состоянии абсолютно все его тело. По словам
Нэйс, после получения каждого нового повреждения, Фелини бездумно лепил на него
пластырь. Пластырь на пластырь на пластырь. Будто правда верил, что проблема
отсутствует, пока ее не видно. Тяжёлых травм нет. Но нашлось несколько нагноений.
Раны он ничем не обрабатывал, и, тем более, не следил за ними. Просто лепил
очередной пластырь. Нэйс сказала, что впервые видит человека, которому было бы
настолько насрать на свое здоровье. Якобы так себя могут запустить только люди,
уверенные, что срок их жизни неумолимо подходит к концу.

— Как думаешь, после всего этого он собирался умереть?

Нет. Фелини довел бы до суицида кого угодно, только не себя. Нэйс мыслит однобоко.
Он вел себя не как самоубийца. Он вел себя как человек, одержимый определенной
идеей и не способный остановиться ни перед чем ради достижения конкретной цели.
Скорее всего, даже он сам не понимал, насколько зациклен на задуманном. И кто тому
виной? Маски сорваны. Имя так и вертится на языке.

Вид истерзанной ноги, усеянной следами многомесячного самоистязания, злит тебя.

Когда Дэвид Фелини расставлял фигуры на шахматной доске в нужном ему порядке, он
предполагал, что на его сыне это отразится вот так? Не мог не предполагать. Он
слишком умен, чтобы не просчитать отрицательные последствия и не предвидеть, что
его ребенок, и раньше не обладавший устойчивой психикой, ступит на путь абсолютного
саморазрушения. Раскрытие потенциала Тери правда того стоило? И иного пути не
нашлось? Фелини-старший играет против сильного игрока — твоего отца. И все же тебе
сложно поверить в то, что иного выхода действительно не нашлось.

Аккуратно, чтобы не разбудить Фелини, скидываешь с себя его ногу и не без усилий
освобождаешься из его цепких объятий. Тебе приходится применить силу, чтобы разжать
его пальцы.

— Нет… — доносится до тебя шепот насекомого. — Не надо, Зуо. Не стреляй в яичные
желтки, они ни в чем не виноваты!

В своем репертуаре.

Тихо поднимаешься с постели и разминаешь онемевшую руку. Фелини, потеряв источник

тепла в твоем лице, принимает позу эмбриона. Мерзнет? Твоя одежда на нем выглядит
нелепо и так и норовит сползти. Поправляешь футболку, задравшуюся ему до груди.
Возвращаешь на место сползшие с задницы шорты. Аккуратно накрываешь Фелини одеялом,
надеясь, что на этот раз он его не сбросит.

— Гуси не платят налогов. Никогда не платили, коварные лжецы!

Не удивительно, что постель в таком сумбуре.

Через двадцать минут ты готов к продолжению вакханалии под названием жизнь.

Проверяешь у зеркала, все ли засосы, которыми тебя наградил полудурок в твоей
постели, скрывают пластыри. Да, все. Застегнув запонки на манжетах, ты накидываешь
поверх темно-бордовой рубашки черный пиджак и, бросив последний взгляд на
обнимающегося с одеялом Фелини, выходишь из комнаты. Кара тебя уже ожидает.

— Новости?

— Пока все тихо, — произносит девушка, отлипая от стены, у которой простояла явно
не пару минут. — Подвальные молчат. Ни одна из группировок не попыталась их
вызволить, пусть наше вторжение на Улицу Красного Тумана ни для кого не осталось
тайной. Предполагаю, что твоему отцу он больше не нужен.

Ты киваешь.

— Крота, которого раскрыли, обычно пускают в расход, — произносишь ты и улавливаешь

во взгляде Кары немой вопрос. Но вслух она его не произносит. Лишь инстинктивно
следует за тобой. Вы спускаетесь на один этаж, но вопреки ожиданиям Кары, не
продолжаете путь вниз к подвалу, а сворачиваете в коридор. От него в обе стороны
отходят двери: комнаты некоторых членов Тени. Проходишь к дальней из них и стучишь
костяшками по дереву. Тишина. Стучишь сильнее и настойчивей. За дверью раздаются
тихие ругательства.

— Ну чего?! — раздраженно выдыхает хозяин комнаты, но увидев тебя, осекается.

— Утро доброе, — приветствует тебя Аки замогильным голосом. Судя по всклокоченным
волосам и мятой одежде, он спал.

— Уже день, — сухо замечаешь ты.

— День добрый, — в тон тебе кидает Аки. В его «день добрый» отчетливо сквозит
вопрос: «Чего надо?», и ты тут же на него отвечаешь:

— У тебя есть серая одежда?

Аки хмурит лоб.

— Тебе не подойдет. Размер не тот, — заявляет он после недолгого молчания.

— Не для меня. Для Фелини.

— Он все еще жив? Какая жалость, — вздыхает Аки, цокая языком. — Может, тебе еще не
поздно завести себе менее опасную зверушку? Анаконду там. Или скорпиона. Я даже
согласен грабануть «зону биоразнообразия» и притащить тебе гризли. Хочешь гризли?

— Фелини — не моя зверушка.

— Да. Забыл. Он твой личный цифровой всадник апокалипсиса.

— Одежда есть или нет? — ты теряешь терпение.

— Есть, — кивает Аки, но не двигается с места. — Еще у меня для Фелини припасен
качественный удар кулаком в его тупую рожу. Это будет платой.

— Нет. Ни ты, ни кто-либо другой его не тронет.

— Это приказ?

— Пока лишь просьба. Я говорил тебе, что всю ответственность за его выходки беру на
себя. Произошедшее с вами — моя и только моя вина. Поэтому, если тебе необходимо
ударить кого-то по роже, мое лицо в твоем распоряжении, — сообщаешь ты. Аки
тушуется и смотрит на тебя с подозрением. — Я не стану бить в ответ, — на всякий
случай уточняешь ты.

— Угу… Вот только я об твою рожу кулак сломаю, — фыркает парень. — Вот же… Cagada!
{?}[«Дерьмо» по-испански] Ты… el dumbass mas grande en el mundo!{?}[«Самый большой
засранец в мире» по-испански] Me parece que la vena de la lengua pasa por tu culo
porque hablas mucha mierda!{?}[«Мне кажется, что кровь к твоему языку поступает из
твоей задницы, потому что ты несешь какое-то дерьмо!» по-испански] Vete al infernо!
{?}[«Пошел к дьяволу!» по-испански]

— Я не понял, ты будешь бить или нет? — уточняешь ты, наблюдая за тем, как
беснуется Аки. Он редко выходит из себя, но если уж выходит… начинает орать на
одном из забытых языков. Это выглядит даже забавно, хотя тебя немного напрягает тот
факт, что ты не понимаешь ни слова. Впрочем, ты догадываешься, что Аки в этот
момент сыпет далеко не комплиментами.

— Не буду! — фыркает он. — У меня есть идея получше, — вслед за тем сообщает Аки,
роясь в карманах бордовой толстовки. Целью его поиска оказывается вскрытая плитка
шоколада. Парень отламывает от нее кусок и облизывает его с таким усердием, что по
шоколаду начинают стекать капельки его слюны. — Съешь это — и мы в расчете, —
протягивает тебе Аки обслюнявленный кусок шоколада. Лучше бы, конечно, ударил. Ты
тяжело вздыхаешь, после чего, еле подавляя желание брезгливо поморщиться, забираешь
кусок шоколада из рук Аки и забрасываешь себе в рот. Парень наблюдает за тобой с
видом, будто даже увидев это собственными глазами, все равно не верит, что ты
действительно сделал то, что сделал.

— Мерзость какая, — выдавливает он.

— Я хотел сказать то же самое, — соглашаешься ты, проглатывая шоколад. — Раз мы, с
твоих же слов, в расчете, найди для Фелини одежду и отнеси в мою комнату. И
проследи, чтобы он ничего не натворил.

— Боже, почему я?! Почему всегда я? В этом доме мало народу? — разводит Аки руками.

— Ты самый адекватный, — напоминаешь ты ему. — Станешь отличным противовесом.

— Всегда мечтал быть чьим-то, блядь, противовесом! — сообщает Аки, проходя к шкафу
и начиная рыться в нем в поисках одежды.

— Не благодари, — бросаешь ты и уже было уходишь, но в голове щелкает мысль. — Еще
кое-что.

— Только не говори, что мне необходимо прибарахлить еще половину Тосама. Ты же в

курсе, что я нищий? — слышится ворчание из шкафа.

— Я вынужден попросить тебя не говорить Фелини о том, что только что произошло. Это
касается и тебя, — переводишь ты взгляд на Кару. Девушка лишь пожимает плечами. Аки
же выныривает из шкафа и щурится.
— Это почему же? Боишься, что потеряешь пару пунктов уважения в его глазах?
— ехидно интересуется он.

— Нет. Предугадывая направление его мыслей, я на девяносто три процента уверен, что
он взревнует, — поясняешь ты.

— Что? С чего бы ему рев?.. — на полуслове Аки, кажется, сам находит ответ. — Фу, —
ежится он. — Да я бы лучше выпустил себе в голову целую обойму! Без обид, —
добавляет он и вновь погружается в чертоги своего шкафа. Похоже, одежды в нем
больше, чем могло показаться на первый взгляд, учитывая, что Аки предпочитает не
вылезать из единственной бордовой толстовки.

— Без обид, — вторишь ему и уходишь из поля его зрения.

— Сколько они маринуются? — адресуешь ты вопрос Каре.

— Примерно шесть часов.

— Отлично. Полагаю, можно начинать.

Вы спускаетесь в подвал, который представляет собой большой подземный склад. В нем

находится достаточно изолированных комнат, идеально подходящих для удержания
«пленных». Ты бы не удивился, узнав, что Дайси-старший для этого их и использовал.
У дверей тебя уже ожидают. Ян в курсе событий благодаря Каре. Увидев тебя, он
хмурит лоб.

— Денёчка, босс! — приветствуют тебя близняшки. Дэн держит в руках нож для колки
льда. Дин вертит в руках миниатюрный предмет, похожий на молоток. Несмотря на
полную внешнюю идентичность их легко различать благодаря глазам. У Дэна правый глаз
голубой, а левый темно-карий, почти черный. У Дина с точностью до наоборот. Ты
киваешь обоим братьям.

Ник сторонится остальных. Лицо у него осунувшееся. Взгляд тусклый. Он все еще не до
конца отошел от прогулки по виртуальному кошмару. После всего этого его следует
отправить отсыпаться.

Нэйс стоит почти впритык к двери, будто боится, что ты ее выгонишь.

— Тебе не обязательно присутствовать, — говоришь ты ей тихо.

— Нет, — качает она головой. — Я окажу первую помощь.

— Если будет кому ее оказывать, — отвечаешь ты и внимательно наблюдаешь за ее

реакцией. Нэйс нервно покусывает нижнюю губу. Видно, в каком она смятении и
напряжении. — В конце концов, он твой друг. Я пойму, если…

— Я знаю разницу между дружбой и преданностью, — произносит она, тщательно подбирая
слова. — И понимаю, в каком он сейчас положении и каковы могут быть последствия. И
все же… позволь мне быть рядом, — просит она, касаясь двери. Все остальные молчат.
Новость о предательстве Инфа обескуражила каждого.

— Сколько крови должен потерять человек, чтобы умереть? — интересуешься ты как бы

между прочим. Нэйс вздрагивает, но тут же берет себя в руки:

— Полтора-два литра, — выговаривает она четко.

— В таком случае… — ты наклоняешься к ней совсем близко и шепчешь на ухо просьбу.
Девушка не скрывает недоумения.
— Это возможно. Синтетический материал всегда при мне, но нужно еще и оборудование.

— Ник, — манишь ты нанита пальцем. — Подойди.

Дайси-младший устало подходит ближе. Ты мягко касаешься его шеи и притягиваешь

парня к себе настолько близко, чтобы никто твоих слов, кроме него, не услышал.

— Да, есть, — коротко отвечает он, не реагируя на вашу близость. Кажется, он к

этому уже привык. Кажется, привыкли вы оба. Главное, чтобы этого не увидел Фелини,
потому что он-то к такому точно никогда не привыкнет и надумает лишнего.

— В таком случае возьми Нэйс, проверьте всё и возвращайтесь, — говоришь ты уже
громче, отходя от нанита.

Ник кивает.

— Ох! Господи! Твою мать! — доносятся до вас тихие ругательства. К вам бежит Пилар.
Это низенькая брюнетка, которая как-то в пьяном угаре окрестила себя «полтора на
полтора», потому что ее рост всего метр пятьдесят. А ширина… Ширину свою она явно
преувеличивает. Пилар редко появляется в особняке Дайси. Она не убийца, не боец, и
тяжелого прошлого у нее не имеется. Пилар просто очень любит деньги и не скрывает
этого. Она ваша юристка. Одна из лучших в преступном мире Тосама. Близнецы от нее,
к твоему глубочайшему сожалению, в полном восторге.

— Пилар! — восклицают они одновременно, махая ей ножом для колки льда и молоточком.

— Я… — Пилар смотрит на Дина. — Не хочу… — переводит взгляд на Дэна. — Знать…
— смотрит она снова на Дина.

«Я не хочу знать», — коронная фраза Пилар. Она считает, что информацию ей должны
предоставлять ровно в том количестве, которое необходимо для составления того или
иного договора. И ни словом больше.

— Ты не отвечаешь на наши сообщения, — возмущаются близнецы.

— Да, потому что мне за это не платят, — кивает Пилар, поправляя чуть
растрепавшуюся при беге прическу и смахивая пот с круглого личика. Она всегда в
узкой юбке до колен. В белой рубашке. Пиджаке. И кроссовках. Бегать ей приходится
чаще, чем хотелось бы.

— А как же любовь?! Любовь бесплатная! — возмущаются близнецы.

— Бесплатно вы можете трахнуть друг друга, — предлагает Пилар. Близнецы

переглядываются.

— Нет, нам нужен кто-то третий, — заявляют они с серьезными минами.

— Тогда найдите себе смазливую худышку вам по возрасту, — отмахивается Пилар. Она
старше близнецов лет на десять, что их нисколько не смущает.

— Мы любим умных опытных женщин! — заявляют близняшки.

— А я люблю пентхаусы, яхты и…

— Пилар, — прерываешь ты их неуместную перебранку. В этом вся Тень. Каждый раз в

любых обстоятельствах… Каждый, сука, раз!

Девушка отвлекается от близнецов, открывает кейс и вытягивает оттуда папку.

— Договор готов. Не подкопаешься!

Ты доверяешь Пилар и не сомневаешься в ее профессионализме. И все же раскрываешь

папку и вдумчиво вчитываешься в каждый абзац. Некоторое время все тихо ждут. Но
вскоре близняшки не выдерживают и начинают предлагать Пилар места для свиданий.
Девушка смеривает их оценивающим взглядом.

— Ладно один, но на черта мне два одинаковых мужика? — спрашивает она с иронией.

— Что значит, одинаковых?! — возмущаются близнецы. — Мы очень разные! — заверяют

они девушку.

— Да вы же говорите в унисон и все ваши движения синхронные! Как у роботов!

— В некоторых делах синхронные движения к месту, — заявляют близнецы с

многозначительными видами. Пилар пытается сдержать смех, но у нее ничего не
выходит. Последние абзацы договора ты дочитываешь под аккомпанемент ее звонкого
хохота.

— Так идиотски меня еще никто не клеил, — признается она. — Ладно, — отмахивается
девушка, отсмеявшись. — Я подумаю, — кидает она и двигается по направлению к
выходу. Близнецы вновь переглядываются.

— Она сказала, что подумает? — произносит Дэн с удивлением.

— Она сказала, что подумает, — подтверждает Дин.

— Она сказала, что подумает! — сообщают они вместе окружающим.

— Да! Мы, блядь, все это слышали! — гаркает Ян. — Это сейчас вообще не к месту!
— заявляет он.

— Кто бы говорил, — бросаешь ты на друга испепеляющий взгляд. Ян краснеет и уже

было открывает рот, чтобы начать оправдываться. Но это так же сейчас не к месту. Ты
не дожидаешься его ответа, распахиваешь дверь и заходишь в комнату.

Инф лежит у дальней стены. Руки его связаны за спиной. Заметив тебя, он неуклюже
принимает сидячее положение. На лбу у него запеклась кровь. Белая рубашка с рюшками
«украшена» брызгами крови. Рыжие волосы всклокочены и походят на гнездо. Короткие
шорты не скрывают разбитых коленей. Выглядит он изможденным.

Ян ставит в центр затхлой комнаты без окон раскладной стул. Ты садишься на него и
сверлишь Инфа взглядом.

— У нас был договор, — разговор ты решаешь начать с напоминания.

— Я хочу в туалет, — заявляет Инф вместо ответа. — Могу я сперва посетить ванную
комнату?

— Вон твоя ванная комната, — киваешь ты на ржавое ведро неподалеку от Инфа.

Информатор привередливо морщится.

— Во-первых, у меня руки связаны…

— Развяжите, — приказываешь ты. Кара приближается к Инфу, ловко ставит его на

колени и разрывает туго натянутые веревки голыми руками. — Так лучше?

Инф хмурится.
— Во-вторых… мне при всех что ли это делать?

— Видимо, да.

— Мы в цивилизованном мире живем, ты в курсе?

— Наш мир именовали цивилизованным и в XX веке. И в XXI. Даже в XXII при

Миротворцах. Но мы-то все прекрасно знаем, что когда назревает конфликт, от
цивилизации не остается ничего кроме оружия, — замечаешь ты спокойно. Инф кидает
еще один взгляд на ведро.

— Потерплю, — сообщает он через пару мгновений, разминая затекшие руки и потирая

опухшие запястья.

— Чудно. В таком случае я хочу услышать твою душещипательную историю

предательства, — просишь ты. Информатор молчит.

— Просто пристрели меня, и покончим с этим, — бросает он.

— Я не люблю «просто», — уверяешь ты Инфа, откидываясь на спинку скрипучего стула.

— Ты ведь и сам прекрасно это знаешь. Приведите, — приказываешь ты. Кара и Ян
выходят из комнаты, а через минуту вталкивают в нее еще трех людей — подчиненных
Инфа.

— Этих двоих назад, бородатого вперед.

Мужчину с бородой, облаченного в серебристую мантию ставят на колени по левую руку

от тебя. Как там его звал Инф? Мэрлином? Один из его любимчиков.

— Говори.

— Ты его не убьешь, — качает Инф головой. Ты вытаскиваешь из кобуры Зиг Зауэр. — Ты
не убиваешь ни в чем неповинных людей! — Накручиваешь на дуло глушитель, иначе
выстрел в этом маленьком помещении ударит по ушам всем присутствующим. — Если
сейчас ты эту черту перейдешь, ты окажешься ничем неотличимым от твоего отц…
— восклицает Инф.

— Никто и не говорил об убийстве, — произносишь ты спокойно, а затем направляешь

дуло в колено мужчины и жмешь на курок. Мэрлин вскрикивает. Ты не отводишь взгляда
от бледного лица Инфа. — Скажу больше, никто сегодня не умрет. Нет. При любом
раскладе мы вас не убьем, это я тебе гарантирую, — обещаешь ты. — Смерть
тривиальна. Мне куда больше нравится лоботомия…

Близняшки, что стоят за твоей спиной, вертят в руках нож для колки льда и
молоточек. В лоботомии они хороши. На их счету больше сотни довольных пациентов. В
отзывах сплошные пять звезд.

— Говори, — требуешь ты, наставляя дуло на второе колено Мэрлина.

— Ничего… не говорите, — слышится еле слышный хрип мужчины. — Что бы ни произошло,

мы на вашей стороне и готовы за вас умереть!

Эта жалкая речь играет тебе на руку.

— Ты… ты должен быть мне благодарен! — неожиданно выпаливает Инф.

— Да? Интересный расклад. За что? — монотонно интересуешься ты.

— Хотя бы за то, что я дал тебе шанс спасти твоего психованного мальчика!
— заявляет он. — Не думаешь же ты, что тебе повезло?! В Тосаме никому не везет!
Никогда! Мне… Мне приказали слить информацию о Фелини какой-нибудь мелкой пешке из
Кровавых Амуров. Таким образом, Шаркис-старший убил бы сразу двух зайцев: получил
расположение Кровавых и свел бы их с Яказаки. Потому я и выбрал Вульфа. Вульф
работает на Амуров, вот только они давно в расколе. А в последние месяцы ситуация
лишь усугубилась. Босс Суори теряет над группировкой контроль. На сцену вышли новые
персонажи. От Сладких Амуров — Деминг, который, по слухам заключил союз с Серебром.
От Кровавых — Амрия.

— И? — подгоняешь ты Инфа.

— Амрия терпеть не может Вульфа. Так же, как его не можешь терпеть ты или любой
другой, кто выходил на ринг под его началом. Если она действительно возглавит
Кровавых, Вульф окажется одним из первых, от кого она избавится.

— Любопытно. Кара. Свяжись с клинингом. Быть может, от трупа они еще не избавились.
Мне нужна голова Вульфа. В качестве дипломатического подарка.

Кара кивает и выходит из комнаты.

— Продолжай, — разрешаешь ты Инфу.

— Вульф мертв? — уточняет он оторопело.

— Естественно.

Инф тяжело выдыхает. На лбу у него появляется испарина.

— Вульф в зад… Был в заднице. К Суори он бы не сунулся, это дохлый номер.

Связываться с Амри не стал бы тем более. Ему следовало залечь на дно. Чтобы
скрыться от целой группировки, Вульфу не хватило бы тех денег, что Яказаки посулил
за шкуру Лиса. Он бы наверняка попытался выжать из этой ситуации больше, а значит,
дал бы тебе дополнительное время. Он всегда был жаден. Кроме того… Вульф — сошка.
Напрямую с Яказаки он бы связаться не смог. Только через его пешек. А за всеми
пешками Яказаки-старшего следят пешки Яказаки-младшего, который спит и видит, как
бы поскорее устроить вечеринку в честь похорон отца. Вот и выходит, что Вульф ни за
что бы не отдал Фелини сразу. А Яказаки-младший не нашел бы лучшего решения, чем
слить информацию о мальчишке тебе. Ты предотвращаешь похищение, а он будто бы и ни
при чем. Видишь? Я сделал… Сделал все, что мог, учитывая мое положение.

— В этот раз, — аккуратно напоминаешь ты, сощурив глаза. — Как давно ты сливаешь
информацию о Тени моему отцу?

— Я не…

Вторая пуля попадает прямиком в колено Мэрлина.

— Пару месяцев! — выдыхает Инф. — Если тебе хочется пострелять по кому-то, целься в
меня.

— Нет уж, — улыбаешься ты, вертя в руках пистолет. — Лучше скажи, чем мой отец
посадил тебя на крючок?

Инф тихо гневно выругивается. Непрекращающийся тихий скулеж со стороны мужчины с

бородой и натекающая под ним лужа крови явно его нервируют.

— С… семьей.

— А она у тебя есть?

— Как и у любого нормального человека!

— И она того стоит?

— Да будет тебе, Шаркис, известно, далеко не у каждого такая же ущербная семья, как
у тебя! — взвинченно выкрикивает Инф.

— Да, я где-то про это читал, — стучишь ты пальцем по подбородку. — Но как же мой
папочка умудрился что-то разузнать про твое семейство. Мне казалось, что ты
осторожен.

— Я — да. А вот мой кузен… — Инф нервно трет запястья. На опухшей коже от этого
начинают появляться кровоподтеки. — Мой кузен работает на Шина. Не по своей воле…
— добавляет он торопливо. — Этот идиот мало того, что проигрался, так еще в пьяном
бреду растрезвонил о нашем с ним родстве при людях Шаркиса-старшего. Это стало его
приговором. Родня главного информатора города, приближенного к Тени — отличный
рычаг давления.

— Весьма, — соглашаешься ты. — Ситуация действительно непростая. Но… Так или иначе,
у нас с тобой был негласный договор и ты его нарушил.

— Да. У нас был договор, заключавшийся в том, что Тень крышует Улицу Красного
Тумана, а я в ответ сливаю информацию о ней только по договоренности. Вот только
ты, Зуо, обосрался! Ни черта ты меня не защитил! Что, по-твоему, мне следовало
сделать?! Приговорить к смерти всю свою семью?

— ПРИЙТИ КО МНЕ! РАССКАЗАТЬ О СИТУАЦИИ! И ПОЛУЧИТЬ ПОМОЩЬ! — неожиданно для всех

взрываешься ты и выпускаешь в сторону Инфа все оставшиеся в обойме пули. Ни одна не
попадает в информатора. Ты и не планировал в него попадать. Инф невольно
съеживается.

— Да за мной следили двадцать четыре на…

— Не смей оправдывать свою трусость! Ты бы нашел решение. У тебя в Тосаме слишком
много подвязок, чтобы не суметь передать мне информацию, — парируешь ты. — Причина
в другом, не так ли? Давай. Скажи это вслух, — просишь ты, меняя пустой магазин Зиг
Зауэра на полный.

— Я не верил, что ты справишься… — почти шепчет Инф. — Это же Шин Шаркис, —
произнес он уже громче. — И за ним стоят серьезные люди. Пока ты здесь устраиваешь
детский сад для психически больных, — Инф обводит взглядом присутствующих членов
Тени, — твой отец собирает настоящую армию! Он неприкосновенен! И единственная
причина, по которой ты и твоя так называемая группировка живы и невредимы — это
потому что он не видит в вас угрозы. Даже сейчас!

Это не совсем так.

Отец пытался тебя убить не единожды. И не единожды ты сидел на этом хлипком стуле
перед его наемниками и выпытывал необходимую информацию. Но Инфу об этом ты не
говоришь.

— В таком случае, почему ты помог мне сейчас? Ты ведь знал, что Вульф сдаст тебя.

— Знал, — кивает Инф и мнется. — Но предположил, что если Фелини окажется через
Яказаки в руках Шаркиса и как-то ему посодействует пусть и против своей воли… Я
выбрал меньшее из двух зол.

— Мило, — бросаешь ты холодно. — То есть даже Фелини ты считаешь в данной ситуации
опаснее меня?

— Ты-то сам как думаешь?! Этот сумасшедший взломал долбаную виртуалию! — срывается
Инф, но быстро возвращает себе самообладание. — Зуо… — тон его меняется. В нем
больше нет ни дерзости, ни вызова. — Как твой друг…

— А мы друзья?

— Когда-то были, — морщится Инф. — Как твой друг я не могу тебе врать. Твой отец
имеет куда большее влияние. За него Алмазы. За него будут Кровавые Амуры. Железо и
Лава тоже за него. У Яказаки с Шаркисом-старшим вообще долгая история «дружбы».

— Надеюсь, они хотя бы не трахались? — раздраженно фыркаешь ты.

— Нет. Трахался твой папочка с другой знакомой тебе персоной, — Инф нервно
облизывает губы, явно размышляя, стоит ли ему продолжать. Ты жестом указываешь, что
да, стоит. — С Фелини-старшим. Шин Шаркис спал с Дэвидом Фелини. Это, видимо, у вас
семейное.

Ты на мгновение… Всего на мгновение теряешь связь с реальностью. В ушах стоит гул

от нарастающего пульса. Пальцы сами собой сжимают рукоять пистолета с такой силой,
что от нее на ладони остаются кровавые отметины.

— Что ты сейчас сказал?

— Ты, правда, хочешь, чтобы я повторил?

К горлу подкатывает рвотный ком. О том, что вы с Фелини марионетки в родительских

руках, ты уже знал. Но не осознавал всего масштаба происходящего. Как давно? Как
давно начался этот Ад?

«Но наша встреча — моя инициатива».

Нет.

«Только мое решение».

Нет, не твое.

«Мы же просто…»

Ничего и никогда не просто! Запомнишь ты это, черт побери, или нет?!

Сука!

Вы до сих пор пляшете под их дудку? До сих пор делаете все по написанному ими
сценарию?

Они рассчитывали на то, что вы сойдетесь? Или хотя бы ваши взаимоотношения стали
неизвестной переменной?

Сука-сука-сука!

Не выходи из себя. Дыши. Попсихуешь позже, когда останешься с этими мыслями один на
один. Сейчас же тебе следует решить насущную проблему. Возможно, Инф раскрыл этот
секрет специально. Попытался отвлечь твое внимание от своей персоны. Что ж, у него
получилось. И все же…

— Что ты рассказал отцу о моей… деятельности? — спрашиваешь ты.

— А я так уж много о ней знаю? — хмыкает Инф.

— Больше, чем мне бы хотелось.

— И меньше, чем знает он, — отвечает парень. — От него я получил значительно больше
информации, чем дал ему. Ты вот в курсе, что в подземных городах Мирового
правительства хранится бутафор…

— В курсе, — осекаешь ты Инфа. Кажется, его язык развязался слишком сильно.
— Возможно, мы еще побеседуем на эту тему позже, если, конечно, придем к
соглашению.

Близнецы будто бы случайно ударяют нож для колки льда о молоточек, и по комнате
разлетается звон.

— Ты хочешь жить? — не обращая внимания на Дэна и Дина, интересуешься ты у Инфа.

— Д-да… Хочу.

— У меня будет два условия, — с этими словами ты даешь Яну сигнал, и он пинает в
сторону Инфа пустой ящик. Импровизированный стол.

— Что тебе нужно? — спрашивает Инф, судорожно сглатывая.

— Компенсация, а так же доказательство раскаянья и дальнейшей преданности, —

отвечаешь ты, кидая на ящик слева от Инфа договор. В правую часть ящика прицельно
отправляешь нож Яна. Острое лезвие уходит в его поверхность почти наполовину.
— Плата, — стучишь ты пальцем по договору. — Преданность, — указываешь на нож.
— Слышал ли ты о Юбицумэ?

Инф качает головой. Эта информация за все время его деятельности ему не
потребовалась.

— Когда существовали страны, в одной из них — Японии — у мафии, которую называли

якудза (они существуют и по сей день), имелся интересный обряд. Юбицумэ.
Провинившийся член группировки отрезал себе фалангу или целый палец и преподносил
его своему боссу. Этот ритуал раньше имел практическую составляющую. До появления
огнестрельного оружия главным оружием якудза был меч. После отсечения фаланги
мизинца хватка воина на рукояти меча ослабевала. То есть, он становился уязвимее и,
как следствие, нуждался в своих соратниках, — спокойно объясняешь ты. — Затем это
переросло в символ преданности. Больше всего в юбицумэ мне нравится то, что человек
сам наносит себе повреждение. Для того чтобы пересилить страх, тебе потребуются все
твои моральные силы. А учитывая, что ты, к тому же, терпеть не можешь кровь… Отрежь
свой мизинец на левой руке. Это станет первой ступенью к возвращению тебе моего
доверия.

Инф смотрит на тебя, потом на нож, затем на свой палец.

— Я не… Я не смогу, — шепчет он.

— В таком случае… — близняшки нависают над Мэрлином. — Лоботомия! — весело

восклицают они в унисон.

— Нет-нет… подождите… Я… попробую, — суетится Инф. — Могу я сперва прочитать

договор?

— Конечно, — киваешь ты.

Инф выпрямляет спину и пытается напустить на себя деловой вид. Уже через минуту его
плечи вновь опускаются.

— Ты… Ты это читал? — спрашивает он тихо.

— Да.

— Ты на самом деле думаешь, что я отдам тебе Улицу Красного Тумана?!

— Либо ты отдашь ее мне, либо… ты умрешь и все, кто взбунтуется против нового
владельца, последуют за тобой, — ты стучишь пальцем по виску Мэрлина и слышишь в
ответ стон отчаянья.

— Я не думал, что ты настолько… — Инф запинается.

— Ты еще не дочитал, — подгоняешь ты его. Через страницу информатор бледнеет

сильнее.

— Ты вешаешь на меня долг!

— Да. Плата за доставленные неудобства.

— Эта сумма… Господи, да где ты нашел столько нулей?!

— А ты думал, что легко отделаешься, предав меня? Пуля в лоб, и проблема решена?
Нет, так не пойдет. Скажи спасибо, в данном вопросе я еще достаточно милосерден.

— Согласно этому договору я, по факту, отдаюсь тебе в рабство! И это ты называешь

милосердием?! — вопит он, швыряя договор на ящик. Ты подаешься к Инфу, тем самым
сокращая расстояние между вами.

— Зато ты останешься жив.

— К черту такую жизнь!

— И останутся в живых все твои подопечные с Улицы. Ты продолжишь управлять ею.
Просто владельцем теперь буду я.

— Владельцем улицы или лично моим?!

— Пожалуй, примерю на себе оба этих амплуа.

— Это же… Господи боже! — хнычет Инф, упираясь локтями в ящик и закрывая руками
лицо. Слышатся всхлипы. — Есть вариант, при котором ты убиваешь меня, но оставляешь
в покое мою улицу? — глухо выдыхает он после минутной слабости.

— Такого варианта нет. Да ты и сам понимаешь, если Красный Туман не заберу я, это
сделает любая другая группировка. Итог будет тем же. Или даже хуже. Зато при
заключении соглашения со мной, у тебя останется способ возвращения улицы себе.
Пункт шестнадцать-точка-семь. Ты до него не дочитал, — подсказываешь ты.

Инф судорожно шерстит договор, пока не находит необходимый кусок текста.

— И как же мне выполнить подобные условия? — спрашивает он. Инф, несмотря на почти
нереальные требования договора, явно приободряется. Ничто так не влияет на людей,
как надежда. Даже если она мнимая.

— Здесь я тебе не помощник. Думай сам.

— Можно хотя бы не отрезать палец? — Инф приходит в себя и начинает торговаться.

— Ты подпишешь договор. Отрежешь палец. Обмакнешь его в свою кровь и поверх подписи
оставишь отпечаток. Таковы мои условия на данный момент. Заметь, договор в двух
экземплярах. Подпиши оба. Один мне. Один тебе. Будет твоим напоминанием о том, что
предательство — не выход и никогда им не будет.

Инф берет из рук Яна ручку. Самую обыкновенную, шариковую. Из-за сбоев в виртуалии
вам пришлось отказаться от стандартного электронного договора и обратиться к
истории. Зато на бумаге можно оставить кровавый след.

Информатор размашисто расписывается под обоими договорами, а затем кидает на тебя

жалостливый взгляд. Ты молча наблюдаешь.

— Отрезай.

Инф кладет ладонь на ящик и растопыривает пальцы.

— Размахивайся и бей со всей силы, чтобы отрубить одним ударом! — подсказывают

близнецы.

— Но не отрежь себе чего лишнего, — бормочет Ян.

— Вы не помогаете! — огрызается Инф. — Погоди-ка… — он вздрагивает от неожиданной

мысли. — Но что же будет с моей семьей? Ведь Шаркис… Тот, который не ты… Он это так
не оставит.

— На время оставит, если будет считать тебя мертвым, — замечаешь ты.

— Босс, у меня плохая новость и хорошая, — заглядывает в комнату Кара. — Плохая:

клининг уже уничтожил голову Вульфа. Хорошая: остались его детородные органы!

— Да ёб вашу мать, — стонешь ты, потирая глаза.

— Так что? Выкупаем?

— Делай, — машешь ты рукой. — Все, блядь, через жопу… Почему твой палец все еще на
месте?

— Ты не сказал, что будешь делать дальше, — тянет резину Инф.

— Инсценируем твою смерть, а потом остановим моего отца. Его кончина знаменует
освобождение твоей семьи.

— На Шина работают не дураки. Как ты собираешься инсц…

В уже распахнутой Карой двери появляются Нэйс и Ник. В руках у девушки пакеты с
синтетической кровью. У Ника — оборудование для перекачки крови.

— Думаешь, сработает? — мрачнеет Инф. Сегодня он насмотрелся на кровь на годы

вперед.

— Сработает, но лишь в случае, если ты отрежешь себе палец, — замечаешь ты. Инф
испепеляет тебя взглядом, а затем неожиданно размахивается и одним выверенным
движением опускает острое лезвие ножа на мизинец. Он медленно откатывается в
сторону. Инф терпит пару секунд, но затем все же вскрикивает. Нэйс было кидается к
нему, но ты ее останавливаешь.

— Отпечаток на договор, — командуешь ты. Инф, шмыгая носом, трясущейся рукой

поднимает мизинец, макает его кончик в натекающую на ящик кровь и оставляет
отметины на обоих договорах. — Теперь можешь, — разрешаешь ты Нэйс. Девушка
кидается к другу. Ник медленно плетется за ней.

— Это история о том, что если вы попадаете в жопу, следует сразу же говорить об
этом мне, а не тянуть кота за яйца! — рычишь ты. — Никто из присутствующих больше
ничего не хочет мне сказать?

Это сарказм. Конечно же, никто и ничего от тебя не…

— Эм… Мне есть что сказать, — неожиданно тихо подает голос Ник.

Вот же… Блядство!

****

Я проснулся от несильного толчка в плечо, но не разлепил глаза, а попробовал

притвориться мертвым. Все тело жутко ныло. И разбудили меня явно не в ту фазу сна.
Продолжать спать хотелось невероятно.

Стратегия с притворством мертвым не сработала. За одним толчком последовал второй,

третий, четвертый. Ни фига себе ты упорный!

— Зуо, еще пять минуточек, — обессиленно застонал я.

— Ни минуты. И Шаркиса здесь нет, — послышалось в ответ. Как это нет? Я подскочил
на кровати и оглядел всю комнату. Зуо действительно не обнаружился. Нашелся только
Аки. Как же так? Я то рассчитывал, что раз у нас не произошел примирительный секс
до сна, то он обязательно случится после! А Зуо нет! Все карты мне попутал!
Уничтожил еще один мой коварный план! Хитрюга!

— Где он?

— Не твоего ума дело.

— Когда вернется?

— Без понятия. Надевай, — Аки милостиво швырнул мне в лицо одежду: серые джинсы,
когда-то белую, но ставшую серой футболку и толстовку. Темно-серую. К ногам моим
упали старые раздолбанные кроссовки.

— А нижнего белья случаем не…

— Еще я тебе не дарил свои трусы, — раздраженно буркнул Аки.

— Так это твоя одежда?

— Чья же еще? — нахмурился парень. Я прижал толстовку к лицу и сделал вдох.

— М-м-м… запах дерьма, мой любимый.

— Вообще-то лаванды. Не устраивает моя одежда? Тем лучше. Щеголяй в одежде Шаркиса.
В ней ты выглядишь даже уебищней обычного, — сообщил он мне.

— Нет, пожалуй, останусь на классическом уровне своей уебищности, — забормотал я,

сползая с кровати и стягивая с себя огромную футболку Зуо. — Не мог бы ты
отвернуться? — попросил я Аки, заметив, как скривилось его лицо при виде моего
несчастного тела.
— Я уж думал, ты не попросишь, — фыркнул он.

Футболка села как влитая, а вот со штанами мне пришлось повозиться. Такие узкие я
никогда не носил. Учитывая, что мое невезение в нижнем белье вновь вылезло наружу,
оставив меня без моих дорогих трусишек, застегивание ширинки оказалось настоящим
приключением. Я начинаю подозревать, что в детстве злая колдунья наложила на меня
проклятье «беструсия». Иначе, почему я теряю свои трусишки так часто? Так часто и в
абсолютно неподходящее время. Лучше бы трусы на мне испарялись каждый раз, когда мы
с Зуо остаемся наедине. Так нет же! Они отсутствуют, когда за нами кто-то гонится
или хочет убить. Как это работает? Вселенная считает, что смерть в трусах — дело
недостойное? Или боится, что я опозорю все нижнее белье, убегая в нем от врага?
Почему я обречен постоянно попадать в неловкие ситуации, половина из которых
связана с, мать их, трусами?! Пора бы чему-то научиться и, например, начать носить
с собой запасной комплект. Вот только где бы его спрятать? Я бы, конечно, трусы
спрятал в трусах. Вот только если я потеряю трусы… я вместе с ними потеряю трусы.
Трусы с трусами. Потерянные трусы с трусами оставят меня без трусов. Ну вы поняли.

Первая попытка застегнуть штаны успехом не увенчалась, потому что крайняя плоть
попала в дурацкую молнию. Я заскулил. Аки остался доволен. Со второй попытки со
штанами я разобрался, но их ткань облепила меня так плотно, что казалось, сделай я
одно неверное движение, и джинсы затрещат по швам.

— Господи, как ты это носишь? — застонал я, не без усилий присаживаясь на кровать.

По оголившейся пояснице прошелся холодок.

— Никак. Они старые. Я в них не влезаю, — хмыкнул Аки. — Но Шаркис попросил что-
нибудь серое. Вот его и благодари, — заявил он, опираясь на комод и следя за каждым
моим движением. Я сидел. Он стоял. Время шло.

— И что дальше? — скромно спросил я.

— Ничего. Сиди и молчи.

— Одновременно?

— Хотелось бы.

— А если я захочу встать?

— Тогда я, возможно, захочу тебя ударить, — предупредил Аки.

— А если запою? Я плохо пою, но с душой!

— Ударю.

— А если…

— Я же сказал заткнуться.

— Но… — я замялся. — Я хочу есть. Можно мне чего-нибудь перекусить?

— Горло себе перекуси.

— Я извернуться не смогу, — пожаловался я.

— Тогда могу организовать говно на лопате.

Какое щедрое предложение. Блюдо, достойное ресторана со звездами Мишлена.

— Я, конечно, уважаю традиционную кухню Тосама, но… предпочел бы яишенку. Или
тосты. Или яишенку и тосты.

— Ты ведь не отстанешь, если я тебя не накормлю, да? — тяжело вздохнул Аки.

— Не отстану, — кивнул я.

— Господи, блядь, боже, — простонал он. — Ладно, пошли на кухню.

Парень прошел к двери и жестом показал мне следовать за ним.

— Аки, я… — что ж. Мы с Зуо поговорили по душам. Я его услышал. Возможно, не все

понял, но будем разбираться с моими косяками постепенно. Мне необходимо исправить
все, что я натворил. И начать следует, пожалуй, с членов Тени, которые из-за меня
пострадали.

— Чего еще?

— П… — ох, а это, оказывается не так просто, как кажется. — Прости меня.

— За что? Поконкретнее, пожалуйста, — нахмурился Аки.

— За виртуальные «приключения», — пробормотал я себе под нос.

— Нет. Я не прощаю тебя. Всё? Можем идти? — уточнил парень.

— Я… м-м-м… понимаю, что одними словами здесь делу не поможешь, но я постараюсь
исправить положение! — пообещал я.

— Флаг в руки.

— Больше я проблем на вас не навлеку!

— Не зарекайся.

— Прости.

— И все-таки нет. Идем уже, — Аки вышел в коридор. Я обессиленно поплелся за ним.
Первые, на кого мы наткнулись по дороге на кухню, оказались Конь и Хикари. На мое
«простите» они кинули злое «пошел нахуй». Вслед за ними нам повстречался
Грензентур. Он послал меня нахуй еще до моих извинений. В третий раз на хуй послала
меня Джульетта, приправив свое пожелание ощутимым ударом по ноге. Я взвыл. Аки
тяжело вздохнул.

— Прекрати, окей? Сделай вид, что тебя нет. Сейчас ты своими извинениями их лишь
провоцируешь.

— Но я же…

— Если тебе действительно так это необходимо, извинишься, когда все немного
поостынут. Не прямо сейчас. Понял меня?

— Д… да, — кивнул я, и остаток пути старался держаться тише воды, ниже травы. На
кухне нашелся только парень в шляпе. Он бездумно щелкал каналы на голографическом
телевизоре один за другим.

— …Цирк из самой Парадигмы! Города-тайны! Всего неделю в Тос… — щелчок.

— Невероятное средство для роста лобковых волос не на лобк… — щелчок. — …еха
прошлого! Старый спутник, когда-то принадлежавший Миротворцам, в это воскресенье…
— щелчок.

— О, добрый день, молодые люди!

Хоть кто-то ко мне сегодня отнесся не как к дерьму. Мелочь, а приятно!

— Добрый, Райн, — махнул Аки рукой. Мужчина при этом приподнял с головы широкополую
шляпу, а затем вернул на место, пряча под ней огненно-красную гриву. — Я привел
этого… позавтракать.

— У меня как раз завалялась замечательная смазка со вкусом фекалий для
копрофилов, — оживился Райн.

А, нет, показалось. Он просто вежливый.

— Спасибо, я… Я по утрам предпочитаю есть яйца, — пробормотал я. Держи себя в

руках, Тери. Это справедливая плата, которую ты должен вынести с гордо поднятой
головой.

— Боюсь спросить, чьи, — протянул Райн.

— А ты догадайся, — послышался холодный голос. Зуо зашел на кухню и направился

прямиком ко мне. — Как ты?

— Живой.

— Пытается суициднуться, прося прощение у всех подряд, — сдал меня Аки с потрохами,
разогревая сковороду. Кажется, он и правда планировал сделать мне яичницу.

— Сейчас это без толку, — заметил Шаркис.

— Я ему сказал о том же, — фыркнул Аки.

— Обещаю, я… Эм… Больше не доставлю проблем, — забормотал я, морщась. Все то время,

пока мы с Аки двигались от комнаты до кухни, меня не покидало ощущение того, будто
чего-то не хватает. И только сейчас я понял, чего именно. Провода. Они исчезли. И…
я неожиданно почувствовал себя невероятно уязвимым. Будто бы они защищали мою
психику от той части критического мышления, которая бы размазала меня по асфальту.
Проводов больше не было и потому… меня начинало размазывать.

— А, так вы еще не знаете? — удивился Райн.

— Не знает о чем? — первым среагировал не я, а Зуо.

— Об этом, — Райн начал щелкать каналы до тех пор, пока на экране не появились
новости Тосама.

— …им последствиям привели сбои в Виртуалии. Тысячи погибших…

Какие, к черту, погибшие? Я ведь все предусмотрел! Больницы. Светофоры. Техника,

отвечающая за жизнедеятельность отдельных локаций! Как четыре минуты и четыре
секунды виртуального молчания могли убить тысячи людей?! Без аварий! Без полного
отключения больничного оборудования? С прописанными заранее дублерами программ и
бесконечной чередой защитных блоков?

А я вам скажу, как. Многие просто воспользовались ситуацией или стали жертвой
истерии.

— …сотни тысяч раненых. Кроме того со счетов многих банков исчезли крупные суммы
де…

Я не тронул ни копейки. Исчезнуть могли только те деньги, которых и не было. На

меня слили все мыльные пузыри нашей нестабильной экономики? Чудно.

— …льзователи виртуалии заметили следы хакера Лиса. Расследование продолжается, но

уже никто не сомневается, что ответственность за происходящее лежит на…

Нашли козла отпущения? Интересный расклад.

— …статус кибертеррориста номер один. В связи с этим, власти Тосама обещают награду
каждому, кто предоставит о данном человеке какую-нибудь информацию. Также имеется…

Я в жопе.

— …живым или мертвым…

Ой-ёй.

— Блядство! — выдохнул Зуо. И я не нашелся, что добавить. Да. Именно оно.

========== Пятые небеса Рая: 59. Поцелуй ==========

Вселенная — та ещё вреднючая сучка. Серьезно. Столько мороки лишь потому, что она
не способна погасить свой противный характер. А страдаем мы: обычные, почти ни в
чем не повинные люди! Только посмей оказаться категоричным в каком-то вопросе или,
не дай боженьки, поставь ультиматум. Вселенная воспримет этот пассаж как личное
оскорбление и, дабы ты не расслаблял булки, мгновенно накидает тебе за шиворот
говна. Пару сотен кило. Спасибо скажешь позже. Самое обидное, что она это делает
даже в случае, если чертов ультиматум ты ставишь исключительно себе самому. Тем
более, если себе самому. Вселенную это бесит. Дескать, противный муравьишка решил,
будто смеет что-то менять в своей жизни? Посмешище, да и только! Бесхребетным
марионеткам следует жить по законам вселенной. И попробуй только решить что-то
самостоятельно. Только. Попробуй. Маленькое глупое ничтожество.

Ну и попробую! Не надо недооценивать маленьких, глупых и ничтожных! Мы самые

страшные люди, потому что нам нечего терять.

Если с вредностью вселенной сталкивались не все, то, как минимум, девяносто девять
целых и девять десятых процента населения планеты. А ну-ка напрягите извилины и
припомните те периоды в жизни, когда вы хотели что-то изменить. Что-то, казавшееся
вам незначительным и неважным для окружения. Скажем, отказывались от шоколада. Что
следовало после? Правильно. Палки в колеса со стороны госпожи вселенной. А иногда и
не только палки. И не только в колесах. Вы говорите: «Больше никакого шоколада», а
каковы последствия? Давайте же, припоминайте. Уже на следующий день шоколадные
батончики с орехом вам тащат коллеги с работы, промоутеры дегустации пихают вам в
лицо шоколадные плитки с новыми синтетическими добавками, перед глазами крутятся
ролики шоколадных ванн, в которых в шоколаде можно не только лежать, но и есть его.
Или пить. К черту гигиену! И, безусловно, у какого-нибудь дальнего родственника
непременно наступит день рождения, на празднестве которого перед вашим носом
выставят шоколадный торт размером с клумбу. Кушай и не смей оставлять и кусочка! А
если вы продолжите настаивать на своем и воротить от шоколада нос, вселенная
обернет все так, будто бы ее будущая целостность зависит лишь от того, попадет в
ваше хлебало шоколад или нет. Да, вы не ослышались, вселенная готова поставить себя
под удар, только бы вынудить вас делать то, что вы себе делать запретили. Чисто
назло. И потому что свободомыслие для избранных, а не для нас, обычной серой массы,
посмевшей объявить бойкот шоколаду. Вот как работает эта капризная скотобаза. Не
покладая рук или чего-то другого. Единственное, что вселенная готова положить, это
хер. На нас. Ещё иногда она, чертова эксгибиционистка, этот хер готова нам
показать. Повертеть перед нашим лицом. Поводить по губам. Или отвесить им парочку
пощечин. Вас когда-нибудь били вселенским членом по щекам? Меня — постоянно.
Очередной шлепок я получил несколько секунд назад. Пора бы войти во вкус, но мне
все еще не нравится.

К чему я это, спросите вы? К тому, что зная противную натуру вселенной, я совсем не
удивился тому факту, что как только я принял решение не приносить никому
неприятностей, каким-то чудом мгновенно превратился в эпицентр всех проблем.
Солнечные вспышки? Мокрицы в штанах? Галлюциногенная лампа в общественном туалете?
Во всем виноват я. Если не прямо, то косвенно стопроцентно. Где-то когда-то дыхнул
не в ту сторону. Съел листик искусственного подорожника. Пукнул, в конце концов. И
всё. Подписал сим действием смертный приговор всему живому. Даже немножечко лестно.
Но только немножечко. А множечко страшно, нервно, непонятно и черт его знает, как
теперь выкапываться из этого дерьма, при этом не закопав в нем окружающих.

Шаркис молча прослушал на повторе репортаж, посвященный моей великолепной персоне,

скрипнул зубами на фразе «живым или мертвым» и перевел на меня багровые зенки. Зуо,
смирись, твоя судьба — психовать до самой гробовой доски, так что я посоветовал бы
тебе прикупить пару сотен миллиардов дополнительных нервных клеток. На пару дней
должно хватить. И, пожалуйста, без претензий! Во всем виновата глумливая вселенная!
Давай подадим на нее в суд. Или вызовем ее на дуэль. Или по-крысиному подорвем ее
репутацию безосновательными слухами.

— Закинь подобные новости в теневой бан, чтобы их больше не смогла посмотреть ни

единая живая душа, — приказал Шаркис. Хм… А звезду тебе с неба не достать? А то
чего мы мелочимся.

Я нервно переступил с ноги на ногу, обдумывая, как бы аккуратно намекнуть Зуо на

то, что это не…

— Ты ведь можешь это сделать? — уточнил Шаркис, заметив мое сомнение.

— Ну-у-у… — я нервно облизнулся и судорожно выдохнул. Почему-то сейчас у меня

складывалось впечатление, будто бы я снова наврал Зуо, хотя это не так. Я не врал.
Но кое-что нечаянно утаил. Хотел рассказать! Но не успел! Забыл. Растерялся. Вот
только кто ж в это теперь поверит? Я же главное исчадие зла на районе. И слово мое
не стоит и пылинки.

Шаркису мое неуверенное «Ну-у-у», ой, как не понравилось. Не дав мне развить тему
перед Райном и Аки, Зуо схватил меня за шкирку и грубо выволок с кухни.

— Погоди! — слабо запротестовал я. — А как же яичница?

— Хуичница! — взревел Шаркис, встряхивая меня. Я бы может даже посмеялся над этой
его «хуичницей», вот только очень уж недовольным выглядел мой ненаглядный. — Ты
вообще соображаешь, что происходит?! — заорал Зуо.

Конечно, соображаю. Ты орёшь мне в лицо. Такое, если честно, трудно не заметить
даже с моим талантом к абстрагированию от действительности. Ещё и плюешься. Я
почувствовал, как капля твоей слюны приземлилась мне на кончик носа. Еще несколько
наверняка попали в глаза. Теперь, спасибо, блин, благодаря тебе у меня слюнявые
глаза! Это тебе не шуточки.

— Аки, не отвлекайся! Я вернусь и обязательно съем твой завтрак! — в отчаянье

завопил я.

— Хорошо. А то я уже было решил, что зря плевал на сковородку, — раздалось

меланхоличное с кухни. Наш маленький диалог дал Зуо понять, что уволочь меня из
помещения недостаточно, чтобы остаться со мной наедине. Посему волочение моей
бедной тушки возобновилось и на этот раз закончилось лишь после того, как меня
затолкали в уже знакомый кабинет.

— Фелини, у тебя есть пределы твоего безрассудства? — продолжил беситься Шаркис,

лишь дверь за его спиной захлопнулась.

— Нет, я запредельный, — пробормотал я на автомате.

— Очнись, мать твою! Ты положение свое говенное осознаешь?

Более чем. Весьма интересный опыт.

— Буквально весь мир против тебя! — не успокаивался Зуо.

— Мир — не самая авторитетная персона, — беспечно отмахнулся я. — А в новостях

транслируют ложь.

— Никого это не волнует! На тебя сейчас повесят все, что возможно повесить на сбой
в работе виртуалии! И что нельзя повесить, тоже повесят все равно! Мало того, что
тебе грозит с десяток пожизненных, так они ещё и дали карт-бланш на твое убийство!

— Да чего ты так разнервничался? Не тебя же собираются убить, — развел я руками.

Шаркис в ответ обжег меня таким взглядом, после которого мне захотелось замолчать
на всю последующую возможно очень короткую жизнь.

— Ты ахуел такое говорить? — выдохнул он, хватая меня за челюсть и сжимая ее чуть
сильнее, чем мне бы того хотелось.

— Глупава футка{?}[Глупая шутка], — поспешно согласился я, пусть никакая это была

не шутка. — Но евфи севвовна, мам вы не прифыкать?{?}[Но если серьезно, нам же не
привыкать?]

— Да. Действительно. Пара наёмников и местные группировки — это, конечно, то же

самое, что и ДОЛБАНОЕ МИРОВОЕ ПРАВИТЕЛЬСТВО! — Зуо отпустил мою челюсть, с усилием
подавил клокотавший в нем гнев и выдохнул уже тише: — Почему ты, будучи сраным
хозяином сраной виртуалии, не можешь вырубить сраные новости? — спросил он,
возвращая себе самообладание. Ненадолго, учитывая, какую плохую новость я умудрился
для него припасти.

— Потому что я должен был потерять контроль над виртуалией… — я оглядел кабинет и
наткнулся взглядом на древние как мир напольные часы, — примерно час и сорок семь
минут назад.

****

Место действия Мифи выбрала не случайно. Школьное крыльцо всегда являлось

эпицентром сплетен и пустых разговоров. Где, если не на нем устраивать театральную
постановку под названием «Наносы + Наниты = Дружба», как бы натянуто это ни
звучало?

Мифи слегка трясло. Как жаль, что Фелини отстранили от занятий, а Ник пропадал в
убежище Тени, которое с какого-то хрена развернули в его собственном доме. Мифи
всегда казалось, что у нее достаточно друзей, чтобы не чувствовать себя одинокой ни
единой минуты в своей жизни. Но последние дни убедили ее в обратном. Без Ника и
Тери все вокруг казалось пресным, положение ее неустойчивым, а земля под ногами
словно дрожала, лишая девушку равновесия.

Предыдущая ночь оказалась для нее слишком тяжёлой. Мифи то проваливалась в

болезненную дрему, то вскакивала на кровати с колотящимся сердцем и немым криком,
застывшим на губах. И еще ей то и дело мерещилось, будто от ее рук исходит запах
Дликовой крови.

«Все в порядке, — повторяла и повторяла про себя Мифи, пытаясь угомонить

нарастающую тревогу. — Все в порядке. Он ведь выжил», — так себе оправдание.

Самое страшное для Мифи заключалось в том, что она не могла просчитать, как
среагирует, когда увидит Длика вновь. Адреналин давно утих. Раж, вперемешку со
страхом и яростью растворился, будто его и не было. И Мифи неожиданно вспомнила,
что она всего лишь подросток. Ей следовало беспокоиться об учебе. Или о том, где бы
раздобыть денег на клёвую тусу. Или мучиться в ожидании новой линейки нано-
усовершенствований. Не отмывать кровь с рук. Не угрожать чужой жизни. Не опускаться
до физического насилия.

Ранним утром, временно взяв свои эмоции в узду, Мифи отправила Длику небольшую
инструкцию по тому, как ему следует действовать в школе на длинном перерыве, в
который на крыльце собиралось наибольшее число людей. Количество наблюдателей имело
первостепенное значение. Именно зеваки, сами того не зная, становились главными
контролерами исполнения негласных правил школы. Нельзя прилюдно пойти на мировую, а
затем без веских причин от этих слов отказаться, или сделать нечто, что обещанному
ранее противоречило. Совершившее подобную оплошность молодежное направление тут же
теряло в стенах школы доверие. А без доверия далеко не уедешь.

Задуманное должно было произойти через пару минут, но чем меньше оставалось
времени, тем большая в Мифи росла неуверенность в своей затее. Длик не придет. Или
придет, но с толпой последователей. Или он подготовился еще ранним утром, и теперь
Мифи со всех сторон окружают враги.

Девушка невольно вздрогнула, когда мимо проходящий школьник случайно толкнул ее

плечом. Сердце заколотилось как бешеное. Мифи чуть не толкнула парня в ответ, но
вовремя себя одернула. Нано, циркулировавшие по ее венам, продолжали работать.
Благодаря им девушка случайно сорвала дверь собственной комнаты, случайно погнула
перила лестничной площадки и затем не случайно их разогнула. Эта сила опьянила бы
ее разум, если бы не инцидент с Дликом и ещё кое-что… Каждый раз, когда Мифи
совершала нечто за пределами своих физических возможностей, во рту у нее появлялся
привкус железа. И он становился все выразительнее. Одна из причин, почему нано
подобного типа до сих пор не внедряли в каждого второго. Высокие технологии
требовали высокой платы или долгой подготовки организма к внедрению (например той,
которую пришлось пережить Нику). После домогательства Длика Мифи думала, что она
готова пожертвовать чем угодно ради мести. Но лишь эмоции улеглись, и оказалось,
что девушке еще было чем заняться на этом свете, потому на Тот она не торопилась.
Этот вопрос следовало решить в ближайшее время.

Длик появился на крыльце в назначенное время. Он выглядел как обычно: держался

уверенно и лыбился всем вокруг. Пришедшие с ним друзья — те самые, что вчера
убежали, бросив Длика истекать кровью — так же излучали беспричинное счастье. Со
стороны они выглядели достаточно доброжелательными, но для Мифи, знавшей нюансы,
они показались жутковатыми.

— Рад тебя видеть, Лэйри, — окликнул Мифи Длик, махнув ей рукой. От девушки не
утаилось, как при этом остекленел его взгляд. Прямо сейчас он видел перед собой не
Мифи в толпе шумных школьников. Скорее он видел ее за секунду до нанесения удара,
от которого он чуть не умер.

И воздух вокруг будто бы сгустился. Громкие разговоры стихли, сменившись пугливыми

шепотками, а сотни глаз устремились к лидерам наносов и нанитов. Публика жаждала
хлеба, вина и зрелищ и не сомневалась, что вот-вот получит как минимум последнее.
Уверенность окружающих в том, что со стороны Длика прозвучала саркастичная
провокация, а вовсе не дружеское приветствие, противно щекотала нервы. Какое же их
ожидало разочарование.

— И я рада, — сдержанно кивнула Мифи, боковым зрением замечая, как к ней
подтягиваются наниты. Она рассказала им о договоренностях с Дликом, но в
подробности не вдавалась. Произошедшее она описала не как: «Из-за сумасшедших нано
я проделала в Длике дыру, тем самым чуть не убив его. Лишь благодаря циркачам и
сомнительному лекарю он остался жив. Но и этого мне показалось мало, потому я
примерила на себе образ хладнокровного психопата, готового на все ради достижения
своей цели». Позорные подробности Мифи решила опустить, ограничившись враньем: «Мы
встретились с Дликом на нейтральной территории и пришли к обоюдному согласию о том,
что столкновения между наносами и нанитами следует прекратить, потому что они не
имеют смысла». Конечно же наниты этим не удовлетворились и вряд ли поверили. Сейчас
они стекались к Мифи, решительно настроенные на открытую стычку. И будь что будет.

Длик, старательно игнорируя агрессивно настроенных нанитов, что прожигали в нем

дыру, приблизился к Мифи и протянул ей руку для рукопожатия. Все затаили дыхание:
зрители, наниты и даже сомнительные друзья Длика. Да и сам глава наносов выглядел
напряжённым, будто бы боялся, что Мифи схватит его руку и с корнем ее оторвёт.

«Интересно, — пронеслась в голове девушки неожиданная мысль, — а я бы смогла

оторвать человеку конечность?»

Один из вопросов, которые Мифи следовало оставить без ответа.

Девушка сжала Длику руку и натянуто улыбнулась, чувствуя, что все ее существо этому
противится. Перед глазами вновь замелькали сцены их недавних стычек. Страх от
бессилия, когда Длик прижал ее к холодной стене. Ужас от всесилия, когда ее руку
обожгла его горячая кровь. Эти сцены должны были взаимоисключать и поглощать друг
друга, но вместо этого наслаивались одна на другую, доводя внутреннее напряжение до
максимальной отметки.

Пульс Мифи замедлился, но каждый удар сердца прокатывался по телу ощутимой

пульсирующей волной. Девушке казалось, что сердцебиение отдается даже в зубах.

Тудум-тудум-тудум.

— Мы собираемся в виртуальный центр, хотим немного пострелять. Хотите с нами?

— спросил Длик, при этом обращаясь не только к Мифи, но и к нанитам, что собрались
за ее спиной.

Мифи не хотела, но это следовало сделать, чтобы подчеркнуть их пусть и хрупкие, но

дружеские взаимоотношения. Наниты, услышав предложение, застыли с такими лицами,
будто воочию увидели появление божества, инопланетной формы жизни или чего-то не
менее необычного.

— Конечно, хотим!

Конечно, нет.

****

— Ты надо мной издеваешься?! — прошипел Зуо, с психу сбрасывая со стола первое, что
подвернулось ему под руку. Жертвой стала пепельница. Черные окурки рассыпались по
наверняка дорогому ковру и завоняли табаком на весь кабинет, а сама пепельница
откатилась в самый темный угол помещения. От греха подальше. Я бы тоже сейчас с
удовольствием откатился куда-нибудь на другой континент. Да кто ж мне разрешит? Я ж
теперь Террорист. Нет, меня и раньше так обзывали, но по большей части не всерьез и
за дела относительно невинные. До сегодняшней ночи журналюги предпочитали нагнетать
обстановку. Теперь же они искренне верили в то, о чем говорили. А если СМИ во что-
то искренне верят, не стоило и сомневаться, в это поверят и все остальные.
Информационные войны начались и не торопились заканчиваться с момента, когда люди
поняли, как легко манипулировать окружающими, всего лишь вовремя сбрасывая на их
головы необходимые информационные бомбы. Сколько раздуто скандалов, сколько жизней
погублено, а истинные причины происходящего в тот или иной период времени мы
никогда не узнаем, не сумев пробиться к правде через нескончаемый поток лживой
информации, нацеленной не на просвещение, но на дезориентацию и разжигание обоюдной
ненависти. И СМИ вбросит все, что угодно, только бы умело прикрыть задницы великих
мира сего. А великие мира сего всегда были, есть и будут. И по смешному стечению
обстоятельств именно они обычно во всем и виноваты.

Ситуация, в которой я на данный момент оказался, даже хуже, чем моя встреча с
Вульфом. Тогда-то меня пытала одна психопатка. Теперь же благодаря информационным
атакам на неокрепшие умы населения Тосама на меня натравят сотни, если не тысячи не
шибко здоровых людей. Можно уже сейчас начинать тренироваться молчать, потому что
когда мне будут вменять череду преступлений, за которые я своей ответственности не
чувствую, я обязательно захочу защищаться. Закричу, что все это необоснованная
чушь. Возьмусь объяснять, сколько «страховочных тросов» оставил в сети, чтобы люди
не пострадали. От них всего то и требовалось, что вести себя адекватно четыре
минуты и четыре секунды. Неужели я попросил слишком много? Да, я попросил слишком
много. И да, как бы громко я не кричал и какие бы доказательства не предоставил,
все окажется бесполезным на фоне дамочки в костюме, которая расскажет с
голографического экрана телевизора или компьютера, что я определенно виновен. Ее
сладкий голос польется лживым ядом в уши олухам, ее строгий вид понежит глаза
извращенных идиотов, ее непререкаемая уверенность внушит доверие наивным дурачкам.
И если перст ее укажет на тебя, пиши пропало. Тут кричи — не кричи, твоя судьба уже
решена.

Я обещал себе больше никогда не бесить Зуо. А если уж никогда для меня невозможно,
то хотя бы не раздражать его часик-другой. Как видите, не получилось.

— Я говорю правду, — ответил я, стараясь не вкладывать в свои слова ни грамма

эмоций. Держи себя в руках.

— Хочешь сказать, что твои ночные посиделки на троне и провозглашение себя

единственным владельцем виртуалии были хуйней на постном масле?!

Почему же сразу на постном? Я противник всего постного. Постной еды. Постных людей.
Постных лиц. Постных речей. Меня все это ужасно удручает.

— На тот момент я таковым и являлся, — развел я руками, скромно топчась у дверей
кабинета. Вот бы Шаркис на минуточку отвернулся, чтобы я успел где-нибудь
спрятаться и не слышать его воплей. У меня сегодня очень необычное настроение.
Возможно, впервые в жизни мне совсем не хотелось, чтобы на меня орали. В любой
другой день — пожалуйста, буду только рад! Но в данный момент к воплям и проклятьям
душа не лежала. Она требовала тишины и покоя со щепоткой романтики и ванильной
любви.

— Но удержать эту власть оказалось не так-то просто? — на губах Шаркиса появилась
едкая ухмылочка. Хуй мне, а не ванильная любовь.

За наигранным ликованием Зуо попытался скрыть уровень бушевавшего внутри него

негодования. У него это, естественно, не получилось. Кто-нибудь сообщите этому
парню, что когда его бесилово достигает пика, его выдают глаза. Веко левое
дергается. Сами присмотритесь. Вот без дергающегося века я бы может еще и не
понимал, насколько все плохо. Но веко дергалось, отбивало беззвучный реквием по
моей тощей заднице. Если и можно было найти лучшее время для молчания, так это
сейчас. Помолчи, Фелини. Или соври. Или соври, а потом грустно помолчи, тупя взгляд
и признавая свое несовершенство.
С другой стороны, если я не признаю своего совершенства, его никто не признает.
Людей хлебом не корми, дай обосрать с головы и до ног. Им для этого много ума не
надо, да и энергии тратится самую малость. Другое дело — похвала. Тут уже
приходится шевелить шестеренками, подбирать слова и делиться позитивными эмоциями.
Разбрасываться таким не получится, потому что позитивных эмоций в каждом из нас с
голубиную письку, зато говна — реки и океаны. Уж мне ли этого не понимать, я-то
себя усердно хвалю каждый день и потому прекрасно знаю, какая это изматывающая
работа! Но чего только не сделаешь для себя любимого, чтобы крыша не съехала к
подвалу.

И все-таки я решил сказать Шаркису правду, потому что, какими бы ни были

последствия, врать Зуо я больше не собираюсь. Никогда. Или хотя бы часик-другой.

— Нет. Я прописал это в виртуалии специально, — произнес я, невольно вжимаясь

спиной в дверь. Заорет или не заорет? Вот в чем вопрос.

Зуо окинул меня изучающим взглядом. Он присел на край своего стола и с задумчивым
видом постучал пальцами по деревянной поверхности.

— Зачем? — выдохнул он с наигранным спокойствием. Как тяжело ему это далось, было
видно по тому, насколько натянутым он казался. Как струна. Я бы предпочел натянуть
Зуо иначе. И далеко не рассказом о том, как красиво я вырыл себе могилку и засыпал
себя комьями грязи. Нет, я понимал, что последствия будут. Но злоба меня ослепила,
и я не сильно задумывался о собственном будущем, потому что просто его не видел.
Сегодняшняя ночь должна была стать окончанием истории под названием Тери Фелини.
Кто ж знал, что сучарная вселенная подготовила мне сиквел? Сиквелы к фильмам часто
выходят говном. Стоило ли мне ждать новую порцию дерьма в формате моего
существования?

— Я посчитал, что уровень такой власти не должен быть сконцентрирован в руках
единственного человека, — проговорил я тихо. — Власть развращает, а субъективность
ведет к притеснению и навязыванию своей воли. Я никогда не стремился кем-то
руководить или диктовать кому как жить. Виртуалия для меня всегда являлась местом,
ассоциирующимся со свободой. Мне нравилось быть частью этой свободы. И я никогда не
стремился стать выше всего этого. Слишком большие соблазны и сопутствующие им
риски. Потому владельцем виртуалии я поставил себя лишь на время перезагрузки всех
систем.

— Начерта ты вообще устраивал глобальную перезагрузку, если не для того, чтобы

захватить всю сеть? Для выпендрежа перед членами Тени было достаточно взломать и
взять под временный контроль единственный сервер! Так нахуя?! — задал Шаркис
вопрос, ответ на который казался мне очевидным. Впрочем, Зуо ведь еще не заходил в
виртуалию, а значит, не имел возможности оценить изменения.

— Причин было две, — оттопырил я два пальца. — Взлом белого куба, чтобы спасти
отца, — загнул я первый палец. — И спасение всей системы в целом, — загнул я
второй.

— Спасение от чего?

— От старости. Ты ведь наверняка заметил, что сеть в последние годы слишком сильно
дестабилизировалась. Виртуальные черные дыры, цифровые смерчи, нескончаемая череда
багов. Я не просто взломал код. Я выпустил обновление базовых систем, чтобы
починить все, что работало некорректно. А себя прописал ключевой фигурой виртуалии
лишь на время ее обновления для того, чтобы если бы где-то обнаружились ошибки, я
бы сразу их исправил. Страховка. Но все прошло как по маслу. Ну… по крайней мере я
на это надеюсь. Я еще толком не был в сети, но у меня не поступало оповещений о
возникновении сбоев в загрузке обновления или некорректной его установке, так что,
думаю, все прошло по высшему разряду.

— Ты обновил виртуалию… — Зуо проговорил это вслух, будто бы пробуя данную
информацию на вкус.

Да, Шаркис, именно это я и сделал.

— А после обновления нужда в тебе отпала, — ещё одна констатация факта.

— Именно, — кивнул я.

— И ты не оставил себе лазеек?

— Конечно, нет. Это было бы слишком просто.

— А ты у нас, значит, любишь сложности?

— Мой парень — яркий тому пример, — хмыкнул я.

Шаркис смерил меня недоверчивым взглядом. Будто бы произнесенное мною вслух,

последнее, что он ожидал услышать.

— Что ж, в таком случае у меня для тебя замечательные новости: в тюрьме взламывать
виртуалию с помощью блокнота и ручки окажется весьма сложно, — после затянувшегося
молчания оповестил он меня.

— Я не думал, что все настолько обострится, — вздохнул я. Да, я не проработал

переменную под названием «человеческий фактор». Почему? Потому что насколько бы я
ни был умен, я все еще тупой.

— То, что не думал, я уже понял. Иначе бы ты не оставил свой автограф по всей, мать
его, сети. Ты правда считал, что его никто не заметит?

— Нет, что ты, я надеялся, что его все увидят и будут знать, кого благодарить за
обновление системы. Кто ж знал, что этими чертовыми четырьмя минутами и четырьмя
секундами решат воспользоваться.

— А могло быть иначе? — фыркнул Шаркис. Действительно. Кажется, во мне осталось
слишком много токсичной веры в человечество. — Правильно ли я понимаю, что
повторить финт со взломом виртуалии у тебя не получится?

Я от возмущения чуть не вскрикнул.

— Что значит "не получится"?! Конечно, получится!

Не надо меня недооценивать! Как бы я не был туп, я все еще умный!

— Уже кое-что, — протянул Зуо. — И сколько тебе на это потребуется времени?

— При ударной работе и с учетом того, какую великолепную работу я проделал для
защиты виртуалии от взлома, а так же благодаря знанию структуры данной защиты, так
как сам я ее и создал, думаю, за месяц я управлюсь, — заявил я с гордостью.

Зуо тяжело вздохнул и потёр глаза.

— Целый месяц.

— Всего месяц, — с готовностью поправил я его. — Работа колоссальная и весьма

объемная.
— Твою мать, какой же ты идиот, — прошипел Зуо.

— Нет, я очень умный, — запротестовал я.

— Хуюмный! — вспылил Шаркис. — Тень зажали в тиски со всех сторон. Мой ебнутый отец
готовит мир к полномасштабному пиздецу! И теперь при прочих равных условиях мне
необходимо прятать тебя от полиции!

— Нет, этого делать не надо, — покачал я головой. — Сейчас покушаю и пойду им

сдамся, — сообщил я с невозмутимым видом.

— Ага, точно.

— Я не шучу, — заверил я Зуо, а затем, дабы подчеркнуть серьезность своих

намерений, схватился за ручку двери, собираясь выйти из кабинета. В конце концов,
вопрос мы обсудили. Вариантов решения проблемы не нашли, да и плевать.

Не знаю, как Шаркис переместился от своего стола до двери так быстро, вот только я
успел открыть дверь всего на пару сантиметров, прежде чем Зуо одним резким толчком
захлопнул ее, лишь каким-то чудом не прищемив мне пальцы. Вы спросите, откуда бы
между дверью и косяком оказались пальцы, я ведь держался за ручку двери. А секрет в
том, что пальцы у меня загребущие и готовы пролезть в любую щель лишь ее завидев
(кроме щели Зуо, потому что, ставлю обе почки на то, что у него там меня будут
поджидать клыки). Иногда без моего ведома.

— Я без понятия, что сейчас творится в твоей головушке. И является ли твое решение
продуктом неожиданно возникшего чувства вины или куда более мне привычного приступа
дебилизма, но ты никуда не пойдешь, — выдохнул он зло.

Нет, вы только посмотрите на этого человека. Сперва, он вещает, какие масштабные

проблемы я ему приношу, а лишь я пытаюсь их решить, верещит, что делать этого не
надо.

— Дело не в вине и не в акте авантюризма, — произнес я, медленно поворачиваясь к

Шаркису. — Пусть и то и другое имеет свое место в этом сложном уравнении. Но ни то,
ни другое не затмит критического мышления. Подумай сам: виртуалия сколько угодно
может шуметь о том, что во всем виноват Лис. Но строить предположения, опираясь
лишь на лисью лапку в углу поля зрения, недостаточно для внятного репортажа.
Информация обо мне была слита и подтверждена человеком, который имеет в политике
определенный вес. И я уверен, как СМИ предоставили на блюдечке Лиса, так властям
уже успели нашептать мое настоящее имя. Меня ищут. Меня схватят. И достаточно
скоро.

— И кто же, по-твоему, им помогает?

Я грустно улыбнулся.

— Тот, кто хочет меня найти как никто другой. Мой папочка.

****

Вынужденная «туса» с Дликом и его дружками вызывала у Мифи смешанные чувства. Ей

казалось, что она попала в безумный сюрреалистический фильм, в котором для полного
счастья не хватало только Фелини. Он бы в этом виртуцентре тут же нацепил какой-
нибудь дурацкий костюм рыбы, водрузил на голову стакан из-под попкорна и тем самым
завершил картину, подчеркнув ее абсурдность. Но Тери здесь не было. На сообщения
Мифи он не отвечал, игнорируя как стандартное: «Привет, как дела?», так и куда
более эмоциональное: «ТЫ, БЛЯДЬ, НОВОСТИ ВИДЕЛ?! ЧТО ПРОИСХОДИТ?» Хотя Мифи
прекрасно знала, Что. То же, что происходило полгода назад. Тери во что-то
вляпался, увяз в этом по самое горло и теперь, видимо, пытался это разрулить.
Помощь? Мифи была бы рада помочь хоть чем-то, вот только была ли у нее такая
возможность и имела ли она право бередить своим бессилием душу друга?

Мифи сходила с Дликом, парочкой наносов и нанитов в виртуальный рейд. Они дрались с
инопланетными грибами. Достаточно эффективно. На пятом из шести рейдов их команда
даже побила рекорд центра. Наниты и наносы сперва друг друга сторонились. Но
постепенно вынужденное общение из-за необходимости координации действий в игре
начало перерастать в обыкновенное. После шестой ходки Мифи пошла за коктейлями и
теперь, ожидая, когда автомат заполнит и запечатает пленкой все стаканы, наблюдала
за компанией школьников со стороны. Наносы больше не казались такими уж мудаками. И
к исчадиям ада их причислить тоже не получалось. Для Мифи стало открытием, что они
самые обычные люди. Да, говнистые. И да, Длика она прощать за содеянное не
собиралась. И все же мысль о том, что эти ребята — школьники, ничем не отличимые от
других, Мифи искренне поразила.

— Приветики! — звонкий голос заставил девушку вынырнуть из своих размышлений.

— Привет, Мишель, — кивнула Мифи, еле сдержавшись от вопроса, что та забыла в

виртуцентре. Мишель бы наверняка настояла на том, что их встреча — случайность.
Брехня. Мифи начинала понимать, что ни о какой случайности речи не шло. Пелена
проблем слетела с глаз, вопрос с наносами решился как минимум на некоторые время,
потому на передний план внимания вылезли иные обстоятельства. И эти самые
обстоятельства говорили о том, что Мишель чудесным образом появлялась неподалеку от
Мифи каждый раз, когда ей была необходима помощь. Ещё вчера, тихо психуя и пребывая
в раздрае, Мифи бы решила, что это подозрительно. Теперь же она понимала, что
причина крылась в ином. Она просто нравилась Мишель.

— А я проходила мимо и увидела тебя! — заявила циркачка, вертясь вокруг своей оси,
из-за чего нижний прозрачный слой короткой перламутровой юбки блестел и «осыпался»
золотом. Искусственные искры, разлетающиеся вокруг Мишель и гаснувшие в воздухе
через пару секунд — нано, которые продавались в любом детском магазине. Такое их
использование Мифи видела впервые. Учитывая, что до этого Мишель нано не носила, и
циркачи в общем и целом к таким технологиям дышали ровно, это украшение
приобреталось сугубо для привлечения внимания Мифи.

— А мы тут играем, — Лэйри кивнула на комичное сборище. Противная девчонка с

зелёными волосами внезапно оказалась не такой уж и противной, как только в поле ее
зрения попал нанит в её вкусе. Теперь она активно с ним флиртовала. Неумело, но от
того не менее удивительно. Длик спорил с другим наносом и нанитом по поводу выбора
следующего оружия против грибов. Размолвка грозила затянуться, ведь Длик настаивал
на хотя бы одном огнемете в отряде, а нанит и нанос уверяли его, что выйдет ерунда:
грибы горючие, они начнут взрываться и тогда следующей миссии им не пройти, потому
что обладатель огнемета всех к чертям подорвет. Мифи подозревала, что этого Длик и
добивался. Делать вид, будто бы он живее всех живых, становилось все сложнее.
Дыхание его сбивалось, а иногда он застывал и морщился из-за боли в боку. Но
признавать, что ему тяжело играть, он не хотел. Вместо этого Длик капризничал.

«Дети. Все мы всего лишь дети».

— А можно с вами? — полюбопытствовала Мишель.

Мифи чуть не закатила глаза. Если бы она за кем-то ухаживала, она бы вела себя куда
наглее и прямолинейнее. Мишель выбрала иную стратегию. По мнению Мифи, скучную и
медленную.

— Давай лучше один на один, — предложила девушка и, не дожидаясь ответа Мишель,

окликнула одного из нанитов:
— Эй, Кэнта, возьмешь коктейли? Я скоро вернусь.

Кэнта — нанит, с которым так топорно флиртовала представительница наносов — тут же

двинулся в сторону Мифи, сменой дислокации расстроив новую воздыхательницу, но
порадовав себя самого. Не мудрено, Кэнте нравились исключительно накаченные
девушки. От увлекающихся бодибилдингом девчонок у него слетала крыша, а остальные
его не интересовали.

Мифи не стала дожидаться парня и направилась к выходу из игрового зала ещё до того,
как он дошел до коктейлей. Девушка не видела Мишель, но точно знала, что та следует
за ней по пятам.

В игровом клубе имелось достаточно небольших изолированных локаций, предназначенных

для двух-трех игроков. Мифи выбрала наобум свободную комнату, толкнула дверь и
вошла внутрь. Мишель с тихим шелестом пышной короткой юбки последовала за ней. В
маленькой комнате, расписанной неоновыми граффити, нашелся узкий стол, на котором
игроков ждали допотопные очки виртуальной реальности и подключенные к ним бластеры.
Олдскульная игрушка для ценителей.

— Ух ты! Никогда в такое старье не играла! — заявила Мишель с искренним восторгом,
беря в руки один из пластиковых пистолетов с нахлобученными на него
псевдофантастическими визуальными деталями.

— Сегодня тоже не получится, — кинула Мифи, одним легким движением скидывая со

стола все лишнее. Циркачка в недоумении наклонила голову, будто бы пытаясь
посмотреть на непонятную ей ситуацию под другим углом. Благо, долго ей размышлять
над происходящим не пришлось. Все стало более чем понятно в момент, когда Мифи,
подхватив Мишель будто пушинку, за бедра, усадила ее на стол, сама оказавшись между
стройных раздвинутых ног.

— Ой, — единственное, что сказала Мишель, оценивая свое новое положение. Мифи
оперлась руками на стол, подавшись к циркачке ближе. В длинных ресницах девушки она
разглядела стразы в виде звездочек.

«Ну и чего ты ждешь?» — зашептал внутренний голос. Мифи не знала, так и застыв в
паре сантиметров от губ Мишель. Раньше она действовала куда решительнее, но сейчас
ее одолевали сомнения. Зато циркачка терялась всего секунду, прежде чем обвить шею
Мифи руками и преодолеть те самые разделяющие их сантиметры.

Сперва поцелуй казался скованным и осторожным. Будто бы девушки знакомились друг с

другом заново, прощупывали почву, не позволяя себе лишних фривольностей. Но чем
дольше длилась мимолетная близость, тем меньше сомнений оставалось и тем быстрее
Мифи входила во вкус.

Продолжая одной рукой опираться на стол, вторую Мифи запустила под кофточку Мишель,
коснувшись нежной кожи на пояснице. Объятья циркачки стали крепче. Острые коготки
царапнули затылок. Мишель старательно жалась к Мифи всем телом, явно рассчитывая на
большее, чем один поцелуй. Лэйри и сама была не против активного продолжения, вот
только…

Мифи медленно отстранилась от Мишель. Личико циркачки раскраснелось. Блеск на губах

частично стёрся. И глаза теперь блестели не только благодаря стразам.

Мифи медленно опустила взгляд вниз, чтобы воочию увидеть то, что побеспокоило ее во
время поцелуя.

— Мишель…
— А… Эм… — циркачка проследила взгляд нанитки и закусила губу.

— Мишель, у тебя что, стояк?

****

Ранку на губе было легко залечить с помощью одной из мазей Нэйс, которые она
вручала членам Тени вместе с маленькими ядовитыми баночками варенья каждый раз,
когда появлялась в доме Дайси, но Ник предпочел по старинке зализывать ссадину
языком. Райн, как ни странно, тоже обратился к народным средствам, потому к
наливающемуся над глазом фингалу он прикладывал замороженную тушку синтетического
цыплёнка.

Ник ни о чем не жалел. Он понимал, что поступил правильно, рассказав Шаркису про
Эола. И последствия оказались не так разрушительны, как он ожидал. Разбитая губа
Дайси и синяк Райна, которому следовало следить за Ником, а значит предотвращать
подобные ситуации, были маленькой ценой за произошедшее. А ведь Ник уже настроился
на наказание, подобное каре Инфа. Но Дайси подарили лишь злую пощечину с тихим:
«Надо было сказать раньше, дубина!».

Странно, но ни у Дайси-младшего, ни у Райна, которому прилетело чуть позже, не

появилась потребность поливать Шаркиса грязью. Райн не кричал, что Зуо неадекват,
под предводительством которого нельзя оставаться. Ник не рвал на себе волосы, вещая
о захвате его дома и насилии. Все казалось справедливым. И пусть справедливость
Шаркиса попахивала болезнью, Райн и Ник, судя по всему, давно ею заразились.

Дозвониться до Мифи оказалось той ещё задачкой. Первые три исходящих погрязали в
безэмоциональном сообщении электронного голоса, уведомившего, что пользователь не
берет трубку. Ник поймал себя на мысли, что идея Шаркиса, заключавшаяся в открытой
телефонии между членами Тени, не лишена смысла.

Четвертый исходящий безжалостно сбросили. И только пятый заставил Мифи взять

трубку.

— Ник, ты сейчас не вовремя, — послышалось недовольное шипение. Дыхание Мифи

сбилось, как если бы она от кого-то убегала, за кем-то бежала или… Целовалась.

— Извини, но это не терпит отлагательств, — торопливо выпалил Ник. Райн перевернул

тушку цыпленка более холодной стороной к лицу. Он делал вид, что не слушает
разговора Ника с Мифи, но, конечно же, ловил каждое слово, ведь Шаркис выразился
четко: через час девчонка должна быть здесь. Любыми законными и не очень способами.
Ник надеялся, что звонка окажется достаточно.

— Тебе следует сейчас же приехать в Тень, — заявил Ник, молясь, чтобы Мифи не
потребовала подробностей.

— Что… Что-то с Тери? — послышалось встревоженное. — Это из-за дурацких новостей в

виртуалии?! — благо, Мифи все успела додумать сама.

— В том числе, — пробормотал Ник. — Дело срочное. Это не телефонный разговор. Так
что, чем бы ты сейчас ни занималась, отложи это на потом. Вопрос практически жизни
и смерти!

Жизни и смерти Мифи.

— …черт, извини, но мне надо идти. Поэтому Это мы обсудим в следующий раз, окей?
— глухие слова Мифи, что расслышал Ник, предназначались явно третьему лицу.

…и все-таки целовалась. Она неисправима!

— Если не встряну в пробку, буду через сорок минут, — пообещала Мифи.

— Отлично. Ждём.

— Все оказалось легче, чем я думал, — протянул Райн, продолжая размораживать

цыпленка своим лицом.

— Куда труднее будет привести сюда вторую ключевую фигуру, — пробормотал Ник, вновь
нервно облизнувшись. Зуо не собирался убивать Эола. Вроде. И калечить бы его сильно
тоже не стал, ведь тому ещё необходимо освободить Мифи от плена своих нано. Вроде.
Нику следовало радоваться, что маленькая история шантажа завершилась до того, как
развилась до точки невозврата, но парень чувствовал иное и его это жутко злило.

«Впервые за долгое время я нашел человека, с которым могу поговорить о том, что мне
интересно. Как же так?»

Ник не хотел признаваться себе в том, что сожалеет.

— Интересно, что будет с Эолом после… — выдохнул Ник, не в силах держать это в
себе.

Райн искоса поглядел на Дайси-младшего не закрытым цыпленком глазом.

— А что бы Вы хотели, чтобы с ним было? — осторожно поинтересовался он.

— Мое мнение здесь значения не имеет, — качнул Ник головой.

— Любое мнение имеет значение, если оно подкреплено адекватными фактами, — заметил
Райн.

— Шаркис меня слушать не станет.

— Шаркис слушает каждого, — не согласился Райн. — Но ему нужны весомые доводы.

Ник помолчал, пытаясь переварить услышанное.

— Но Эол поставил под угрозу жизнь Мифи. Такое не…

Райн вытащил свой револьвер и крутанул барабан. Он периодически так делал, явно
наслаждаясь щелчками, которые при этом раздавались.

— Вы знаете, как я познакомился с Шаркисом? — неожиданно задал он вопрос. Ник молча
покачал головой.

— Меня нанял один из верхушки Амуров, чтобы убрать Шаркиса ещё до того, как была
сформирована Тень. Но слухи об амбициозном наглом мальчишке быстро расползались по
злачным улочкам Тосама. Молодой боец с ринга метит выше. Да как он посмел? К тому
же он парочку раз отказывал элите Амуров в совместной ночи. Это вообще недопустимо.
Мне предложили приятную халтурку. Убей мальчишку — получи двойной оклад. Уже тогда
я подумал, что дело простым быть не может. За красивые глаза двойные оклады платят
разве что в борделе. Мы же говорили об убийстве.

— И что же случилось? Зуо предложил тебе сделку? Ты его не убиваешь, зато
становишься частью Тени? — предположил Ник.

— Что? О боже, конечно, нет! — рассмеялся Райн. — Он выстрелил в меня четыре раза.

Райн замолк, а Ник перевел на него недоуменный взгляд.

— Ту ночь я помню так хорошо, как будто это произошло только вчера. От дула моего
револьвера тянулась тонкая ниточка дыма. Но на курок нажимал не я. Одна из пуль
попала в лёгкое и его начала наполнять кровь. Я лежал на холодном полу, задыхался,
захлёбывался, кашлял кровью… А Шаркис стоял надо мной и вглядывался в мое лицо,
будто бы пытался что-то во мне разглядеть.

— А потом? — поторопил Райна Ник.

— А потом Разглядел, — усмехнулся Райн. — «Хорошо стреляешь. Я спасу тебе жизнь.
Будешь работать на меня» — вот что сказал мне тогда Шаркис.

— Это был не вопрос?

— Нет. Меня поставили перед фактом.

— И ты послушался?

— Не то чтобы мне давали выбор.

— У тебя никогда не появлялось желания уйти?

— Честно? — Райн вновь поменял положение цыплёнка относительно подбитого Шаркисом

глаза. — Ни разу.

****

— Мне птичка напела, что ты позабыл мое имя и называешь меня исключительно
свиноматкой, — протянула Жизель, зевая. И почему провинившихся не могли найти ближе
к вечеру, а лучше и вовсе ночью? Днём Жизель чувствовала себя разбитой. Она бы с
удовольствием нежилась в постели до тех пор, пока время не перевалило хотя бы за
восемь часов вечера. Но решение внутренних проблем Серебра заставило ее вырваться
из приятного постельного плена куда раньше.

— Свиноматка и есть! Жирная тварь, которая решила, будто бы… — молодой мужчина,
стоявший перед женщиной на коленях со связанными за спиной руками, не договорил.
Его прервал хлесткий удар по зубам от одного из охранников Жизель.

— Ну-ну, зачем же так горячиться, — покачала женщина головой, медленно прохаживаясь

перед мужчиной и раздражая его гулким цокотом дорогих каблучков по грязному бетону.
— Очередная попытка переворота не увенчалась успехом. Когда же вам надоест?
— вздохнула она, не обращаясь ни к кому конкретно. — Мне каждый раз приходится
придумывать все более хитроумные способы наказания, — Жизель расплылась в широкой
улыбке. — Радует лишь то, что я всегда отличалась богатой фантазией.

Мужчина, получивший удар по зубам, нервно сглотнул. Его приближенные — семь

человек, сидевшие на коленях за его спиной — так же в восторг от слов Жизель не
пришли.

— Мои дорогие учёные, работающие на благо Серебра днями и ночами, предоставили для
испытаний новое средство, — Жизель вытянула из глубокого декольте наполненный
оранжевой жидкостью шприц. Стянув с длинной иглы защитный колпачок, она подошла к
мужчине ближе и позволила ему разглядеть содержимое.

— Думаю назвать это чудесное средство «Осенним закатом». Как думаешь, подходит?

Мужчина предпочел промолчать.

— Не стесняйся предлагать свои варианты. Я-то при подборе имени данному продукту
опираюсь лишь на его цвет. Но ведь можно придумать название, созвучное его
характеристикам, правда же? Наркотик потрясающий! До предела обостряет все
ощущения, будь то удовольствие, щекотка или… боль, — Жизель наклонилась к мужчине
ближе и подмигнула ему. Тот в ответ плюнул женщине в лицо.

— Убив нас, ты не решишь своих проблем! Шаркисовская марионетка! Думаешь, никто не

замечает, как ты пляшешь под его дудку? Убьешь меня, и уже к вечеру на мое место
встанет другой!

— Надеюсь, чтобы я убила и его? — ухмыльнулась Жизель, невозмутимо стирая со щеки

слюну. — Я прекрасно знаю, что для Серебра наступили смутные времена. Кажется,
многие позабыли, как я организовала эту группировку и какими способами подавляла
любые внутренние мятежи, — выдохнула она, обидчиво надув губы, вымазанные толстым
слоем красной помады. — Что ж, придется мне напомнить, кто я такая и почему за
столько лет сместить меня никому так и не удалось.

Жизель подала телохранителям знак, и они вцепились в связанного мужчину с обеих

сторон, оттягивая его голову назад и тем самым давая женщине возможность сделать
укол. Жизель опустошила шприц в вену бедолаги, после чего приказала его развязать.
Стук каблучков по грязному бетону не прекращался. Мужчину слегка повело в сторону
из-за наркотического опьянения. На губах его расплылась нервная улыбка. Но самое
интересное, по мнению Жизель, его ждало впереди.

Она постучала неестественно толстым красным когтем по стенке деревянного вольера,

перед которым они все расположились. Жизель тихо просвистела незатейливую мелодию и
из крытого домика наружу высыпали с десяток свиней. Голодных и агрессивных свиней.
Животных специально морили голодом.

— Ты знаешь, что свиньи не видят различий между человеческим мясом и любым другим?
— полюбопытствовала Жизель, искоса смотря на мужчину. — А еще, если они голодны,
они способны напасть на человека? Достаточно, чтобы от жертвы пахло кровью, —
Жизель протянула к мужчине руку и провела острым ногтем по его шее, оставляя
глубокую красную отметину. Пленник вскрикнул, но при этом не пошевелился. И улыбка
с его лица не сошла. Один из эффектов наркотика. Не зря же разработчики данного
чуда среди своих со смехом называли его «Лежи и получай удовольствие». Отличный
товар для извращенцев и насильников. И великолепный — для садистов.

Голодные свиньи, завидев людей, начали биться головами о забор загона. Злобные
визги резали слух.

— Хотите выжить? — повернулась Жизель к остальным семи пленникам. — Это возможно.

Правило простое: вам нельзя закрывать глаза, — пояснила она. — Того, кто глаза
закроет или отведет, пристрелить, — дала она команду телохранителям. Мужчины
кивнули и навели пистолеты на сидящих на коленях людей. — Кидайте, — отдала приказ
Жизель. Двое охранников схватили опьяненного наркотиком мужчину за руки, подтащили
к забору и не без усилий перекинули его через толстые деревянные балки прямо к
свиньям.

— Встать, — приказала Жизель пленным и те подчинились. — И смотреть, — качнула она

головой в сторону загона. Свиньи сориентировались быстро. Уровень их голода
знаменовал болезненный вопль человека, на которого они накинулись. Свиньи ели
мужчину живьем, сдирали кожу с его дрожащих рук, разрывали одежду, отрывали от тела
куски, пачкая все вокруг свежей теплой кровью. А пленный ничего не мог поделать,
кроме как кричать в голос с улыбкой на губах.

Не прошло и десяти секунд, как раздался первый выстрел. Женщина отвела взгляд и
получила пулю в затылок. Мужчина, стоявший рядом, вздрогнул и уставился на
происходящее не мигая. По левую от него сторону другой бедолага еле сдерживал
рвотные позывы. Вопли боли оглушали. Но даже они не перекрыли сигнал входящего
звонка. Еще бы, ведь звонил Шаркис. Жизель сперва нахмурилась, а затем не смогла
сдержать улыбки.

— Следите за ними, я отлучусь, — проворковала она и посеменила к выходу из высокого

амбара.

— Да, зая? Давно не слышала твой сладкий голосок, — с придыханием пробасила Жизель,
взяв трубку.

— Я не в настроении, — послышался недовольный голос.

— Ты всегда не в настроении, пупсик. Одна из черт, которые мне в тебе нравятся! — и
не подумала прекратить язвить Жизель.

— Спасибо за бесполезную информацию. А теперь к делу: Зеленый смог все еще под
твоим контролем?

— Естественно.

— Я наведаюсь на твою улочку. Позаботься о том, чтобы твои люди мне не помешали. Не
хочу тратить на них время.

Жизель закусила губу. В одном чертов недоумок, мясо которого свиньи прямо сейчас
поглощали с таким аппетитом, был прав: она слишком часто прогибалась под Шаркиса и,
каким бы милашным зайкой он ни был, этот вопрос следовало решать. Не до конца же
своих дней сидеть на поводке у малолетнего сосунка. Жизель предпочитала навешивать
поводки на других, а не ходить в одном из них сама.

— Ты ставишь меня в неудобное положение, — проговорила она аккуратно. — Благодаря

тебе подрывается мой авторитет. А на место мое метит слишком много людей. Что
будешь делать, если меня уберут? Кто бы ни возглавил Серебро, он в первую очередь
заключит договор с Яказаки. А мы и так в меньшинстве. Окажись на стороне Лавы и
Железа Серебро, и можешь заказывать себе похоронную процессию.

— Все не так однозначно, — в голосе Шаркиса послышалась усмешка. — И ты, я уверен,
удержишься на своем месте, как удерживалась на нем все эти годы. В чем — в чем, а в
этом я не сомневаюсь.

— Боже, это звучит неожиданно мило! — рассмеялась Жизель.

— Я буду на улице примерно через час, — перебил ее Шаркис. — Предупреди людей, если
не хочешь их потерять.

— Может, пошлёшь кого-то из своих? Все лучше, чем светить твоим милым личиком,
которое теперь узнает каждый? — попробовала найти хлипкий компромисс Жизель.

— Нет, — сказал, как отрезал Шаркис. — Я должен присутствовать лично.

«Да что б тебя, Шаркис!»

— Хорошо, я со всем разберусь. Будешь должен.

— В неоплатном долгу, — послышалось холодное. Ключевым словом в этой фразе, как
поняла Жизель, было «неоплатном».

— Кто знает, как жизнь повернется, — ответила женщина с усмешкой. Ответом ей стали
гудки окончания разговора.

«Как всегда само воплощение джентльменства», — фыркнула Жизель, возвращаясь обратно

в амбар. В живых к этому времени осталось трое из семи зрителей. Главный зачинщик
неудавшегося переворота уже не кричал. Свиньи пировали.

«…Ты, я уверен, удержишься на своем месте…» — пронеслась фраза Шаркиса в ее голове.

«И ты, безусловно, прав», — подумала Жизель, царапая коготками верхнюю балку

забора.

— Вы смотрели внимательно? — повернулась она к трем выжившим. С подбородка одного

из них стекала рвота. Вторая была бледная как мел, а разум третьего, судя по
шальному взгляду, помутился. Но вся троица не отрывала взгляда от того, как свиньи
глодали кости их соратника.

— Я отпущу вас и буду надеяться, что вы даже последней собаке расскажете, что
сегодня произошло, — выдохнула Жизель, подходя к ближнему из трех выживших и целуя
его в лоб. Ярко-красный след от ее губ напомнил точку в центре мишени. — Чтобы
каждый знал, что с ним будет, если он пойдет против меня, — другие двое так же
получили свой поцелуй. — Развяжите их, — отдала Жизель приказ. Руки пленных тут же
освободили от веревок. — Вы свободны, — кивнула она на дверь. Троица еще какое-то
время взирала на свиней. Затем двое из троих перевели взгляд на дверь, помялись в
нерешительности, а затем сорвались со своих мест. Третий, тот, чей вид указывал на
психологические проблемы, не сдвинулся с места. Когда двое пленных исчезли из поля
зрения, Жизель кивнула и мужчину пристрелили. От него прока уже не было.

— Трупы свиньям, — указала Жизель на тела.

— За этими двумя установить слежку? — уточнил один из телохранителей.

— Нет, — отмахнулась Жизель. Их дни теперь были сочтены. Помада, что осталась на их
лбах, таила в себе яд, к которому Жизель вырабатывала иммунитет годами. «Поцелуй
смерти» был ее любимым наказанием. Свиньи — хорошие палачи, но работали слишком
быстро. Двоих выживших же ожидала долгая и болезненная смерть. Но сперва… Все и
каждый узнают, что связываться с королевой Серебра себе дороже.

========== Пятые небеса Рая: 60. Лакрица ==========

— Ты, помнится, обещал мне новую партию своей бомбической дури. Договор есть
договор, детка. Не заставляй меня тащиться на Улицу Зеленого Смога и вымаливать у
тебя товар. Ты же знаешь, я эту улочку терпеть не могу, — продребезжал Паста, звуча
уже не так дружелюбно, как в начале недели.

— К чему такая спешка? — холодно уточнил Эол. Новую партию он отправил курьером два
дня назад. Он мог поверить в то, что его товар произвел фурор и потому закончился
так быстро. А вот агрессивные нотки в голосе Пасты наводили на нехорошие мысли.

— Ты, мать твою, обещал новую поставку! — заорал дилер, подтверждая подозрения
Эола.

— Обещал. К середине следующей недели. Ты прекрасно знаешь, что наркотик я делаю не

из воздуха. Его изготовление требует времени и компонентов.

— К черту оправдания! Партия мне нужна сегодня!

— Паста, — выдохнул Эол, потирая переносицу. Как же он ненавидел менять барыг.

Придется налаживать связи с нуля и вновь работать с незнакомцем на свой страх и
риск. — Ты ведь знаешь главное правило любого дилера?

Ответом оказалась тишина. Парень по ту сторону разговора не ожидал, что его

раскроют так быстро.
— На что ты намекаешь? — после заминки, выговорил Паста нарочито медленно.

— Ты прекрасно знаешь, на что. Нельзя употреблять товар, который идет на продажу, —
осек его Эол.

— Не тебе мне говорить, что я могу делать, а что — нет! — Паста зазвенел фальцетом.

— Я предупреждал, что зависимость развивается после первого употребления. О чем ты

думал?

— О том, что не могу продавать товар, который не попробую сам, — процедил Паста.
— Мне нужна новая партия!

— Ее нет.

— Ты обещал, что…

— …что новая поставка будет на следующей неделе. И это не изменится лишь потому,
что у тебя ломка.

— Ах ты… — Паста начал орать матом. Эол предпочел отложить трубку в сторону, потому
услышал лишь неразборчивое шипение. Когда вопли закончились, он вновь приложил к
уху динамик телефона, как раз успев поймать угрозу:

— Я сейчас же собираюсь к тебе. И если к моему приходу не будет готова хотя бы
часть…

Дальше Эол слушать не стал. Во-первых, Паста знал лишь улицу, на которой жил
парень. Не более. Во-вторых, Эол, быть может, развлекал бы себя перепалкой с
Пастой, ловко парируя его бесполезные угрозы, еще часик-другой, вот только в дверь
его квартиры позвонили. Эол, не попрощавшись, положил трубку и медленно подошёл к
дисплею, через который просматривалась часть коридора за дверью. Нежданная гостья
обнаружила спрятанную в стене камеру и теперь смотрела прямо в нее. Раньше Эол
девушку не видел. Видимо, она ошиблась дверью. Но звонок повторился, после чего
гостья отсалютовала в камеру, будто бы точно знала, что хозяин квартиры за ней
наблюдает.

— Ты кто? — нажав на кнопку включения динамика, грубо поинтересовался Эол.

— Клиентка.

Эол нахмурился. Напрямую он работал только с Дликом и ещё парочкой ребят из школы.
Но девушка явно была постарше. К тому же даже клиенты из школы понятия не имели,
где он живёт. Эол предпочитал ходить по гостям, нежели звать кого-то к себе.
Исключением являлся Дайси-младший.

Блядство.

Парень поморщился, подозревая неладное. На кой черт он пригласил Ника к себе домой
и раскрыл местонахождение перед человеком, который едва ли испытывал к нему теплые
чувства?! Ясно, зачем. Хотел порисоваться. Надеялся получить признание от человека,
который понимал всю важность его изобретения. Детское желание потянуло за собой
вполне взрослые последствия.

Игнорируя новый звонок в дверь, Эол набрал Ника. Если он не возьмёт трубку, значит
Эол в своих суждениях прав и ему пора валить. Знать бы еще, как. И знать бы еще,
куда.
Но Дайси принял звонок после второго гудка.

— Ну что ещё? — послышалось раздраженное.

— Страх потерял, Дайси? Или забыл, что жизнь твоей подружки в моих руках? — зашипел
Эол.

— Не забыл. А с чего такой вопрос?

— Какая-то девка названивает в мою дверь!

— Нифига себе трагедия. Ты уж как-нибудь это переживи, — хмыкнул Ник, будто не

понимая, о чем говорит Эол. Возможно, так оно и было. Но если его местоположение
раскрыл не Дайси, то кто? Другие варианты отсутствовали, потому Эол решил
придерживаться изначальной обвинительно-разоблачительной тактики разговора.

— Ты пожалеешь, что…

— Я-то здесь причем?

— Не притворяйся дураком!

— Никем я не притворяюсь и понятия не имею, кто к тебе ломится и зачем! — фыркнул

Ник. — У тебя все в порядке с головой?! Ты серьезно решил валить на меня все, что
покажется тебе подозрительным?

Ник звучал искренне. Но если дело не в Дайси, тогда в ком?

— Я ещё позвоню, — пообещал Эол.

— Избавь, — послышалось злое. На этот раз первым разговор закончил собеседник.

Эол пообещал себе позже провести с Дайси-младшим воспитательную работу, дабы

притушить его гонор. Но сперва следовало что-то решить с девушкой за дверью,
которая больше не отнимала пальца от звонка, трезвоня без остановки.

— Я повторяю вопрос: кто ты такая?

— Я же ответила, клиент.

— Мои клиенты не знают, где я живу, — парировал Эол. Девушка на это тяжело
вздохнула и посмотрела вбок, в ту часть коридора, которую обзор камеры не
охватывал. Незнакомка едва заметно кивнула, видимо с кем-то соглашаясь, а затем
повернулась обратно к двери.

— Парень, давай по-хорошему, — попросила девушка. Эол усмехнулся. Поводов для

кривой улыбки нашлось целых два. Первый заключался в том, что квартира Эола, будучи
бункером, отлично бы сыграла и роль тюрьмы. Возможность сбежать присутствовала, но
лишь при затрате огромного количества физических и временных ресурсов. Второй
повод: комната Эола, будучи бункером, отлично держала удар. Вскрыть дверь
подручными материалами ни у кого бы не получилось. А взрывчатку использовать в этом
ветхом доме решился бы только сумасшедший. Небольшой взрыв, и этажи сложатся, как
карточный домик. Не лучшая перспектива, из-за которой рисовалось два варианта
развития событий: либо взрыв, при котором погибнут и Эол, и подозрительные типы за
дверью, либо… девушка и ее прихвостни окажутся умнее и уйдут ломать голову, как бы
выкурить Эола из квартиры, тем самым давая ему фору. Какой из вариантов выберут
гости, зависело от того, на кого они работали. Если дело не в Дайси, тогда кто?
Яказаки, решивший, что Эола проще убрать, чем исполнить его пожелание? Эти выбрали
бы взрыв. Последователи Грина, раскрывшие, кто убил их предводителя? Эти бы выбрали
взрыв с удовольствием. Серебро, узнавшее о том, что часть своей продукции Эол
продает из-под полы, не платя группировке процент, что расценивалось как воровство?
Они бы ни за что не выбрали взрыв, потому что не захотели бы лишать себя прибыли.

Чем больше Эол об этом думал, тем больше версий возникало у него в голове. Кажется,
он прожил куда более интересную жизнь, чем предполагал до недавнего времени.
Короткую, но однозначно богатую на события. И на врагов, жаждавших убрать Эола со
своего пути.

Вера хозяина квартиры в неуязвимость убежища рухнула уже через мгновение. Нет,
предполагаемый взрыв не произошел. Незнакомка за дверью размахнулась, и, прежде чем
Эол посмеялся над ее намерениями, ударила по металлической поверхности кулаком. В
двери появилась жуткая вмятина. Эол невольно попятился, не веря глазам. Дроид?
Модифицированная? Мутант? На дозе? Кто она, мать ее?!

Удары посыпались на дверь градом и не прекратились до тех пор, пока покорёженный

кусок толстого металла не слетел с петель. Под тяжестью двери осыпались и
стеклянные стены и дверь, что разграничивали коридор с системой тщательной очистки
и остальную квартиру.

Эол, испуганно отступая, обо что-то споткнулся и шлепнулся на задницу. Девушка

прошлась по помятой двери, разминая запястье.

— Это было непросто! — заявила она. — Необычное чувство! Мне понравилось!

— Очень рад, что ты нашла, чем себя развлечь, — послышалось бормотание со стороны
двери. Вторым в комнату зашёл парень, который использовал вирту-очки в качестве
ободка. Лицо его Эолу показалось смутно знакомым. Третий человек проник в квартиру
молча. Его Эол узнал сразу же. В представлении этот тип не нуждался.

…И все же сдал Эола Дайси.

Парень метнулся было к компьютеру, желая за счёт подруги Ника отомстить мальчишке,
устроив последнее шоу в своей жизни. Но было вскочив на ноги, он тут же растянулся
на полу от сильного удара в спину: девчонка, что до этого сломала дверь, кинула в
Эола стул.

— Давай без фокусов, — предупредил шатен, начиная шататься по комнате. Особый

интерес у него вызвали полки с масками.

— Не тронь, — выдохнул Эол зло. Шатен в ответ кинул на него недоуменный взгляд, а
затем прикоснулся к каждой маске без исключений. Хозяин квартиры бросился бы на
него, но девушка несильно (судя по ее возможностям) пнула Эола в живот и он,
согнувшись пополам, вернулся на пол.

— Что за поведение? Тебе что, пять лет? — раздался низкий голос Шаркиса. Вопрос он
адресовал шатену. — Кого-то мне это напоминает.

— Чему я научился у чудовища, так это тому, что если тебе говорят что-то не делать,
обязательно это сделаю в тройном размере.

— Ты выбрал отвратительный пример для подражания.

Шатен на это утверждение лишь пожал плечами, дескать: «Ну и что? Меня всё
устраивает!» Шаркис решил не продолжать разговор и все свое внимание предпочел
уделить Эолу. Парень пытался придумать способ побега. Окна не разбить. Стекло
слишком толстое. Стены покрыты слоем металла. Как и пол. Как и потолок. И о чем
только он думал, когда конструировал свое жилище?! О том, чтобы нормально дышать
без маски хотя бы здесь. Тогда Эол и предположить не мог, что на него откроет охоту
мафиозная группировка Тосама. Тогда и не подумал бы стать убийцей. И ни за что бы
не поверил, что будет использовать ради достижения своей цели грязный шантаж или
поставит под угрозу жизнь ни в чем не повинной девушки. Когда и где он свернул не
туда? Вопрос с подвохом. Для того, чтобы оказаться здесь и сейчас, под прицелом
взгляда красных глаз, Эолу пришлось систематически сворачивать не туда несколько
лет кряду. Небольшие косяки, грозившие мизерными последствиями, переросли в
огромные проблемы, из-за отдачи от которых можно было лишиться жизни.

«Это конец», — подумал Эол. Варианты побега отсутствовали.

— На кого работаешь? — раздался голос Шаркиса совсем близко. Эол с опаской поднял
на него глаза. Босс Тени выглядел старше своих лет. Парень не раз слышал, какими
словами о Шаркисе отзывался Яказаки. Обычно он нарекал босса Тени «наглым юнцом»
или «спесивым мальчишкой». Но у Эола бы не повернулся язык назвать стоявшего перед
ним мужчину юнцом или мальчишкой.

— Ни на кого, — хрипло выдавил Эол, за что тут же получил удар рукоятью пистолета
по лицу. На языке появился привкус железа.

— Вторая попытка, — оповестил Шаркис.

— Ни на кого, — повторил Эол, за что получил ещё один удар.

— У Серебра ты на фрилансе. Нашептали мне, что ты делаешь механические модификации

и наркотики для любителей изменять свое тело. Грубо говоря: продавая первый товар,
создаёшь клиентуру на второй. Умно, — заметил глава Тени. Эол в ответ на комплимент
поморщился. От Шаркиса похвалу получать ему хотелось меньше всего.

— Но работаешь ты не на Серебро. Жизель попросту не нужна информация, которая тебя

так интересует.

Чертов Дайси пересказал весь их разговор? Маленький крысеныш!

— О чем речь, не уточнишь? — пробормотал Эол, шмыгая разбитым носом.

— Я говорю о Лисе.

Умный поганец.

— Лис нужен лично мне. И я объяснял Дайси, для чего.

— Да, на что Ник подчеркнул, что для написания подобной программы нужен специалист,
шарящий в этих ваших инженерных изысках, а не просто левый подзаборный хакер.

— Лис достаточно хорош для того, чтобы изучить материал и…

— Может и так. Но чем искать его, проще нанять человека, изначально

специализирующегося на создании операционок. За одну минуту вирту-серфинга я
наткнулся на десятки опытных кандидатов, которые так же подошли бы для написания
подобной системы.

— Мне нужен лучший, — Эол все еще пытался выкрутиться. Шаркис наклонился и схватил
его за подбородок.

— Отвечай.

— Я не…

— Отвечай.
Шаркис отпустил Эола, но тут же выхватил из кобуры пистолет, нацелил его на парня и
нажал на курок. В левом ухе Эола зазвенело. Пуля попала в стену всего в паре
сантиметрах от его головы.

— Яказаки, не так ли? — Шаркис дал понять, что прекрасно знает ответ на свой
вопрос. Эол закусил губы, предпочитая молчать. — А знаешь ли ты, зачем ему Лис?
— уже тише спросил босс Тени, присаживаясь перед Эолом на корточки. Парень почуял
неладное и отрицательно покачал головой. — Он подыхает. Ха! Грезит надеждами на то,
что Лис перетащит его сознание в виртуалию.

— Бред, — выпалил Эол, не желая верить Шаркису. Наверняка, это какая-то уловка.
Скорая кончина Яказаки означала, что все старания Эола коту под хвост! Если
новоявленный босс Железа собирался властвовать в виртуалии, внешний мир грозил
потерять для него интерес. Очень удобная версия для Шаркиса. Кроме того, теория
оцифровки разума имела под собой не больше оснований, чем многотысячные теории
заговора. Да, некоторые специалисты утверждали, что сознание человека, умершего в
момент, когда он был в виртуалии, там и оставалось. И эту теорию поддерживали
обыватели, не разбираясь в теме от слова совсем. Но внятных доказательств оного не
существовало. Если заключение в виртуалии сознания живого человека имело место
быть, то виртуальная жизнь после смерти — нет. У каждого на сей счет имелись свои
мысли и идеи. Эол верил, что виртуальная сеть либо саморазвилась, либо изначально
создавалась с протоколом дублирования любой попадавшей в нее информации.
Человеческого сознания в том числе. Да, нагрузка на сервера колоссальная и дубли
информации не раз пытались из вируталии извлечь. Но если резерв удалялся, виртуалия
тут же делала новый. В конце концов, не найдя способа блокировать внутренние дубли,
с ними все смирились.

Виртуалия могла сделать копию. Только копию. Ничего кроме нее. Копия — это не живой
человек. Даже если копия рассуждает, как человек, использует те же словечки и
изображает те же эмоции, копия есть копия. И потому вера в бессмертие со стороны
Яказаки ухудшила бы мнение Эола относительно интеллектуальных способностей
новоявленного босса Железа. Но лишь в том случае, если бы парень поверил Шаркису.

— Что? Не можешь осознать такой уровень глупости? — протянул босс Тени, прижимая
дуло пистолета к щеке Эола. Он же взирал на свои пальцы, на которых блестела кровь
из разбитого носа. — А осознать придется, ведь это правда. Интересно, сколько
Яказаки осталось? Думаю, меньше, чем понадобилось бы для того, чтобы исполнить твое
желание. Все твои старания были зря.

«Зря?»

Эол шмыгнул носом и запоздало понял, что першило у него в носу и горле вовсе не из-
за полученных ударов. До того герметичная комната медленно наполнялась ядовитым
воздухом Тосама. Грязным, тяжелым и для Эола убийственным. Парень было потянулся к
ингаляционной маске, но вовремя себя одернул. Умирать вот так, не воплотив все свои
идеи в реальность, не хотелось. Но наличие Шаркиса в квартире было равносильно
оглашению смертного приговора. Так почему бы не уйти на своих условиях?

Парень начал дышать глубже, надеясь на то, что аллергическая реакция возникнет как
можно скорее. Не будет же Шаркис его спасать лишь для того, чтобы еще немного
поглумиться? Что же касается информации, Эол обладал лишь незначительной толикой,
потому он посчитал, что гостям следует дать понять это до того, как он отключится.
Чего только не сделаешь, чтобы уберечь себя от спасения.

— Я действительно работаю на Яказаки, — выдавил он. — Но не являюсь членом его
группировки. Я выполняю его поручения, надеясь, что он даст мне доступ к проектам
Железа, которые развивались еще под предводительством Грина.
— Условием твоего становления членом Железа был Лис?

— Верно. Но не только. Так же я убил Грина. И выполнил еще несколько не менее

грязных поручений. Каждый раз, как только я выполнял то, что требовал Яказаки,
появлялось что-то еще.

— Да кто бы сомневался.

Перед глазами Эола все поплыло. Горло начало драть. Легкие горели огнем. По всему
телу ощущался жуткий зуд. Эол выбрал не самый приятный способ суицида.

— Больше я ничего не знаю.

Шаркис перевел взгляд на своего спутника. Тот пожал плечами.

— Я не умею читать мысли, — заявил он. — Звучит правдоподобно. Яказаки же мастер
пользоваться людьми, ничего не давая взамен.

Шаркис вновь обратился к Эолу:

— Жить хочешь?

«А можно?» — чуть не выпалил парень, но вовремя прикусил язык.

— Хочу, — выдохнул он с усилием.

— Тогда тебе придется мне помочь.

— Как?

— Задача проста: необходимо с участием Яказаки устроить прецедент, из-за которого

Мировое Правительство отправило бы в Тосам Государственного Уравнителя.

Кажется, эти слова удивили не только Эола. Шатен уставился на Шаркиса, как на
больного. Еще бы. Государственных Уравнителей присылали в город в случае, если
местные структуры власти переставали справляться со своими обязанностями или над
городом нависала угроза революции. Любые маломальские волнения мгновенно
подавлялись. Уравнители — бюрократы с винтовками наперевес. О последнем Уравнителе
Эол слышал полгода назад из новостей. В Экапоте — городе в Африке — произошло
восстание работников одного крупного предприятия. Люди гибли на рабочих местах, а
владелец, вместо того, чтобы понять причину смерти и решить проблему, хладнокровно
набирал новых сотрудников. Закончилось все прилюдным расстрелом как владельца
предприятия, так и его жены и двух сыновей. Окажись убитые обычными смертными, и
Мировое Правительство не обратило бы свой взор на подобное происшествие. Но если ты
каждый месяц отправляешь в казну кругленькую сумму денег в качестве налогов, ты
являешься важным активом, потеря которого нежелательна.

Исключением являлась смерть от руки другого влиятельного лица. Тут уже начинались
политические игрища, обычным людям и вовсе не доступные. Тогда Уравнителя в город
не отправляли.

— Тебе жить надоело?! — воскликнул шатен. — Если Уравнитель посчитает нас виновными
в каком-либо деле, нам конец! — Уравнитель в Экапоте приговорил к смерти сто сорок
четыре человека (приговорил и сразу же этот приговор привел в исполнение) и еще
шестьсот отправились в места не столь отдаленные. — Я понимаю, мы хорошо
подготовлены, но армия Мирового Правительства — это тебе не… — парень осекся под
кинутым на него взглядом Шаркиса.

— Не беспокойся. Уравнитель отвлечется на другой инцидент.

— Это, блядь, на какой же?!

Ответ Шаркиса Эол не расслышал. Обзор его медленно сужался, поглощаемый чернотой.
Тело горело. Сознание медленно утекало.

«Черт, — последнее, что промелькнуло в голове Эола перед тем, как он потерял
сознание. — Гребаный Шаркис…»

****

Ник апатично крутился на стуле вокруг своей оси. Щека все еще горела от пощечины,
полученной от Мифи после того, как он рассказал ей, какой опасности случайно
подверг подругу. Девушка заявила, что он еще должен быть благодарен за то, что она
лишь слегка его шлепнула. Ударь Мифи в полную силу, и нижнюю челюсть Ник искал бы в
другом конце лаборатории. Теперь же подруга компании Дайси предпочитала андроидов.
После пресечения угрозы в лице Лаирет, Ник взялся за восстановление систем роботов.
Узнав источник проблемы, он смог лучше представить возможные последствия и методы
их решения. Первой обновлению подверглась Ди. И теперь Ник очень жалел, что выбор
его пал именно на нее.

— Говнюк чуть не убил меня! — вещала Мифи, обращаясь к голове Ди, которая, будучи
отсоединенной от шеи, размещалась на столе рядом с собственным, сидящим рядом
телом. Многочисленные провода вились от головы к туловищу. В остальном Ди
чувствовала себя замечательно. Она даже потребовала у Ника сигарету и теперь
медленно ее покуривала. Сигаретный дым при этом густым покрывалом расползался по
столу.

— А я говорила, что эта семейка — дерьмо. Так мне никто не верил! А хули мне не
верить. Вот те зуб, что отец, что сын, так себе человечишки!

— Доиграешься, и так себе человечишка разберет тебя на шурупы, — буркнул Ник,

уставший выслушивать в свой адрес ласковые слова.

— Еще одно подтверждение твоей сучности, челядь.

— Как ты меня назвала? — нахмурился Ник.

— А ты ее не затыкай, — фыркнула Мифи. — Превратил меня в чужую марионетку! Мало

того, не предупредил о мощности нано, из-за чего я чуть не стала убийцей! А теперь
еще смеешь взбрыкивать?!

— Я же извинился, — тихо пробормотал Ник.

— А, ну раз извинился, то, конечно же, все в порядке! — взревела Мифи, при этом
скинув с одного из столов первое, что попалось под руку. Коробка с лазерными
лезвиями с жутким грохотом упала на пол. Ник бы обрадовался, останься цела хотя бы
половина ее содержимого. Спорить с Мифи он не хотел, потому что понимал, все ее
претензии более чем обоснованы. Вот только и ему самому в последнее время было, ох,
как несладко, и без того расшатанные нервы грозили вот-вот сдать.

От продолжительного спора Ника спас ворвавшийся в лабораторию Шаркис. Вслед за ним

шли Ян, Кара и Нэйс. Последняя держала за руку еще одного человека, появившегося в
кабинете не по своей воле. Эол, будучи без сознания, мешком висел на хрупком
плечике Кары.

— Как он? — вопрос Шаркис адресовал врачу.

— Все в порядке, — отмахнулась она, продолжая щупать пульс Эола. — Всего лишь
острая аллергическая реакция. Все лекарства я ему вколола. А чтобы поскорее пришел
в себя, впаяла ему еще двойную дозу стимуляторов. Минута-другая и очнется. Только
маску с него не снимайте, а то все повторится, — посоветовала Нэйс.

— Хорошо. Посади его на тот стул, — кивнул Шаркис Каре на самое раздолбанное кресло
в лаборатории. Чего-чего, а гостеприимства Шаркису не занимать.

— Привяжем его? — предложил Ник, беря в руки строительный скотч.

— Нет нужды, — к удивлению Дайси отказался Шаркис. — Мы с ним почти договорились.

— Это он виновник моего состояния?! — влезла в разговор Мифи, оставившая в покое

голову Ди и кинувшаяся к Эолу. — Можно, я его пну?! — попросила она и тут же, не
дождавшись ответа, претворила желание в реальность. От Ника не укрылось, что она,
как и раньше с пощечиной, сдерживала себя и теперь. Вряд ли это было связано с ее
неугомонным гуманизмом. Скорее всего, действенным стопором стала ситуация с Дликом.

Эол в ответ на удар невнятно замычал, что сквозь маску прозвучало как рык. Через
мгновение парень распахнул глаза и вздрогнул, обнаружив, что его пристально изучает
несколько пар глаз. Эол вжался в спинку стула, которая заскрипела, как несмазанная
телега. От сводящего скулы скрежета он вздрогнул и шумно выдохнул.

— Надо было дать мне умереть! — заявил он с напускной дерзостью.

— Зачем? Ник сказал, что ты перспективен, — Эол уставился на Дайси и сузил глаза.
— К тому же, тебе необходимо извлечь из девчонки твои нано и помочь нам с Яказаки.

— А потом… Что потом? Не поверю, что ты меня просто отпустишь, — выговорил Эол,
пряча страх за агрессией.

— Будь ты бесполезным куском говна, может и отпустил бы. Но у тебя интересные идеи.
Если выполнишь все условия, останешься в Тени, — пообещал Шаркис.

— А может, я не хочу!

— Ты сказал, что хочешь жить. Я даю тебе такую возможность.

Эол поморщился.

— Я подумаю.

— Нет. Думать ты не будешь. Вопрос решённый, — заявил Зуо.

— Вы, мать вашу, у всех на прицеле! Месяца не пройдет, как всех вас перебьют одного
за другим! Не хочу попасть под горячую руку!

— Вопрос… — Зуо подошёл совсем близко к Эолу, наклонился к нему и упёрся руками в
подлокотники стула… — решённый, — закончил он.

— Ты издеваешься? Он шантажировал Ника, траванул меня, а ты берешь его в Тень?!

— воскликнула Мифи.

— Ещё он тот, кто помогал наносам и избивал нанитов, — вставил свои пять копеек
Ник.

— Слышали выражение: «Талантливый человек талантлив во всем»? Так вот с дерьмовыми

это тоже работает! Вы не можете его оставить! Он обязательно обосрется, — бушевала
она. — На кой черт ты вообще затеял это дерьмо с наносами?! Ты даже не учишься в
нашей школе!
— Искал Лиса, — пробормотал Эол себе под нос. — Вы, может, не в курсе, но он учится
в этой школе. Если бы наносы стали лидирующим направлением, мне было бы проще
копать информацию.

Воцарилась мертвая тишина. Мифи и Ник напряжённо переглянулись.

— Лис?! Кто сказал «Лис»? Всегда к вашим услугам!

Фелини вломился в лабораторию с лакричной палочкой в зубах и подарил всем широкую

улыбку.

— Пожалуй, этого ублюдка лучше держать поближе к себе, — пробормотала Мифи.

— Да, сделать Эола частью Тени — продуманный шаг, — подтвердил Ник сипло.

— Какого хуя! — практически взвизгнул Эол.

— НАСЕКОМОЕ! — заорал Зуо.

— Это какая-то игра? Я не знаю правил, — пожаловался Фелини.

****

Моя яичница меня дождалась. Аки уверял, что плевал в нее так неистово, будто от
этого зависела его жизнь. Я, попробовав блюдо, тут же предложил ему запатентовать
свою слюну, потому что, если яичница настолько божественна из-за нее, она для
любого повара станет настоящим сокровищем. Главное, чтобы кулинары не прознали,
откуда берется этот великолепный вкусовой эликсир. Иначе Аки несдобровать. Повара
со всего света съедутся в Тосам, создадут организацию и начнут охоту на неказистого
мальчишку.

— Надо накупить флакончиков, в которые ты будешь плевать. Ещё необходимо придумать

бренд! Можно взять слово из забытого языка. Есть у тебя языковые предпочтения?

Аки, как ни странно, серьезно задумался над вопросом.

— Ну… Да.

— И как на твоём любимом языке звучит слюна?

— Saliva.

— Да это же идеально!

— То есть ты собираешься назвать слюну… Слюной?

— НО НА ДРУГОМ ЯЗЫКЕ!

— Господи, зачем я вообще с тобой разговариваю…

— Потому что я очаровательный? — скромно предположил я. Аки закатил глаза и с тихим

«пошел нахуй» удалился из комнаты, оставив меня с завтраком один на один.
Расквитавшись с остатками яичницы, я понял, что все ещё голоден. На кухне никого не
оказалось, как не оказывалось в любом помещении, в котором я появлялся, поэтому
пришлось добывать пищу самостоятельно. Я по-крысиному тщательно изучил каждый
кухонный ящик и в одном из них нашел пачку со старыми лакричными палочками. Пахли
они затхлостью и… Стариком. Знаете, как пахнут старики? Я ничего не имею против
стариков, но запах у них своеобразный. На любителя. На форум с такими любителями я
как-то наткнулся в виртуалии. Людей, которые бы доживали до преклонного возраста, в
Тосаме было не так уж и много. С заболеванием, сокращающим срок жизни или же просто
сводящим с ума людей, достигших определенного возраста, активно боролись. Но если
поколение моих родителей и мое собственное прививали от заразы заранее, повышая
наши шансы на благополучную старость, те, кто постарше, в девяносто восьми
процентах случаев умирали или сходили с ума. Мои ровесники и вовсе любили шутить о
том, что жизнь заканчивается после тридцати. Это они просто ещё до этих тридцати не
дожили. Хочу увидеть их рожи, когда им стукнет тридцатка и они осознают, что ни
черта не изменилось и они все ещё не полыхают!

Из-за болезни старшее поколение можно было пересчитать по пальцам одной руки (Руки,
на которой пальцев чуть больше пяти. Например несколько сотен тысяч), и на форуме
любителей запаха стариков показывали места их обитания. Например, один старик, судя
по информации с форума, постоянно ездил в одно и то же время на общественном
транспорте. Бедолага даже не подозревает, что теперь половина автобуса забита
любителями его понюхать.

Я к таким ценителям не отношусь. Предпочту причислить себя к равнодушным. Потому

запах, исходивший от лакрицы, в восторг меня не привел, но и не отпугнул. Зато
лакричная палочка напомнила мне, что не ранее, чем этой ночью, мне драли зубы. И
если от мягкой яичницы я ничего не почувствовал, от лакричной палочки всю челюсть
прострелила тупая боль, лишь я сомкнул на ней зубы. Отчаявшись прожевать ее, я
решил палочку рассасывать. Лакрица всегда казалась мне очень странным продуктом. Я
ее вроде не люблю. Но и перестать есть ее не могу. Если бы лакрицей можно было
убивать, я бы, знаете что делал? Убивал лакрицей. Нет, погодите. Убийства мне не по
нутру. Тогда так: если бы лакрицей можно было бесить, я бы знаете что делал? Бесил
лакрицей. Вы на это поспешите сказать: «Тери, дорогуша, ты и так всех бесишь!». А я
бы ответил: «Нет предела совершенству!» К тому же раздражение бывает разных видов и
в разной степени. С помощью лакрицы я бы придумал что-нибудь новенькое! Лакричное
раздражение, которое, как и сама лакрица, не любимо, но вызывает зависимость.
Надеюсь, на каком-нибудь телешоу решили бы провести журналистское расследование по
поиску виновника вспышки нового раздражения. Так как имени моего в первое время бы
не знали, мне бы дали псевдоним. Пол Лакрица! Это как Джек Потрошитель. Только Пол
Лакрица. И не путайте лакрицу с мокрицей. Созвучие точно бы сыграло со мной злую
шутку. В одной из жёлтых газетенок проглядели бы описку и в заголовке меня бы
обозвали Полом Мокрицей. А потом, запутав читателей окончательно, и вовсе убрали бы
«Пол», а мокрицу и лакрицу оставили. И стал бы я… Лакричной мокрицей. Или Мокричной
лакрицей. Или Мистером Лакрицей-Мокрицей! В общем, моя жизнь, как и жизнь
окружающих меня людей, круто бы изменилась, окажись у лакрицы на одно полезное
свойство больше.

Вооружившись целой пачкой лакричных палочек с запахом деда, я начал слоняться по

особняку Дайси. Зуо растворился в воздухе около часа назад, не удосужившись
объяснить, что за спешка и куда он собрался. После его ухода я ощутил себя до слез
одиноко. Благо, лакрица помогала мне держать себя в руках.

Моя прогулка по дому периодически прерывалась благодаря людям, на которых я

натыкался. Лишь завидев знакомое или не очень знакомое лицо, я бежал к человеку в
намерении поскорее перед ним извиниться. Возможно даже не один раз. Как оказалось,
далеко не каждый желал мои извинения услышать, иначе почему некоторые от меня
улепетывали, как от огня? Те же, кто находил в себе силы выслушать меня, в ответ
крыли меня матом или одаривали поджопником. Я смиренно сносил все удары судьбы,
после получения каждой новой порции стресса награждая себя за праведные страдания
очередной лакричной палочкой. Когда я гулял по третьему этажу, то увидел, как
главный холл пересекает Мифи. Я выкрикнул в ее сторону приветствие и даже помахал
рукой, но подруга куда-то жутко торопилась и меня не услышала. Я погулял по
третьему этажу еще самую малость, получил подзатыльник от незнакомой мне девушки и
решил расположиться на широком подоконнике, чтобы грустно смотреть в даль, жалеть
себя и есть лакрицу. Погода, к счастью, подыгрывала мне. Сплошной ливень стал
отличным фоном для моих нечеловеческих страданий. Жаль, на подоконнике посидеть мне
удалось недолго. Взгляд зацепился за разноцветные вспышки света на улице, которые
медленно, но неминуемо приближались.

Не надо быть гением, чтобы понять, к чему все шло.

Или надо?

В таком случае хорошо, что я умный. Тупой, но умный. Но тупой. Но умный. Чуть-чуть.

Решать проблему самому или же…

Первая мысль была сорваться с места и идти вершить великие дела. Но все мои
свершения обычно ничем хорошим не заканчивались, поэтому я предпочел спуститься
вниз в поисках подруги. Если нет Зуо, то поговорю хотя бы с ней. Главное не терять
зря времени.

Так я и набрел на лабораторию Ника.

Так я и услышал свой ник, мелькнувший в чужой речи.

Так и пришла мне в голову идея нарисоваться так, чтобы затем не стереть меня с этой
картины даже керосином. Сделать это следовало хотя бы для того, чтобы полюбоваться
вытянутым лицом Зуо и порадоваться его возвращению.

— Ты — решай вопрос с дерьмом, что циркулирует по венам девчонки, — кинул Шаркис в
сторону парня в маске. Мифи бросила возмущенное: «У меня вообще-то имя есть!», но
Зуо ее тотально проигнорировал. — Ты — контролируй, чтобы он ничего не
нахуевертил, — обратился он к Нику, кивая на парня в маске. — Следи за состоянием
девчонки, — следующие слова были обращены к Нэйс. — Ты знаешь, что делать, —
посмотрел он на Яна. Тот кивнул. — А ты… — Зуо повернулся ко мне, — иди за мной.

«Иди за мной» прозвучало как «Иди в ад». Ну так без проблем, Зуо. За тобой готов к
прогулкам по каждому кругу! В объятья Ада без полицейского наряда! Даже стихами
заговорил ради такого дела!

Шаркис, видимо, не подозревал, на что я способен ради него любимого, потому что,
выходя из лаборатории, он схватил меня за шкирку и потащил за собой. Эй! Можно
понежнее?! Я еле удержал в зубах лакричную палочку! А если бы уронил, что бы ты
тогда делал, м-м-м?!

Зуо не стал тащить меня в свой кабинет, предпочтя швырнуть в первую попавшуюся
свободную комнату. Судя по виду помещения, оно представляло собой домашний
кинотеатр. Я врезался в спинку кресла и тихо заскулил. А в кресла меня понежнее
швырять можно или нет?!

— Да чего ты бесишься? — возмущенно воскликнул я.

— А хули ты трезвонишь всем и каждому, что ты ебучий Лис, которого сейчас ищет
весь, сука, белый, блядь, свет! — взревел Шаркис. Я запихал в рот гибкую лакричную
палочку и подарил ему разгневанный взгляд, при этом неистово (и весьма болезненно)
жуя лакрицу. Будет знать, как орать на меня.

— Я же не знал, что в комнате будет кто-то, кто еще не в курсе моего виртуального
амплуа, — развел я руками. — Сам виноват! Притащил какого-то левого человека в наше
убежище, заранее не предупредил, не позвонил, сообщения не отправил. На что ты
рассчитывал? На то, что я экстримсекс восьмидесятого уровня?

— Экстрасенс?
— Экстримсекс, — поправил я. Экстремально сексуальный. Настолько, что люди этого не
замечают.

— Боже, блядь, — прошипел Зуо, начиная тереть виски. — Я рассчитывал на то, что ты
хотя бы на денек завалишь ебало!

— Я не умею.

— Чего ты, блядь, не умеешь?!

— Заваливать ебало. Научи. Завали ебало и подай мне хороший пример!

— Я ТЕБЯ СЕЙЧАС УБЬЮ!

— Под «прямо сейчас» ты имеешь в виду ПРЯМО СЕЙЧАС или чуть-чуть попозже? У меня
остались еще три лакричные палочки и я бы хотел их доесть.

— Блядь! Пизданутое ты создание! Хоть на секунду прекрати бредить и осознай свое

положение! Тебе надо сидеть тише воды, ниже гроба! ВЕСЬ МИР! Я не преувеличиваю.
ВЕСЬ МИР СЕЙЧАС ПРОТИВ ТЕБЯ! А ты страдаешь хуйней!

— А что ты мне предлагаешь делать? Лежать и не дышать? — нахмурился я.

— Именно, — кивнул Зуо.

— А я могу лежать, не дышать, но хуйней все же немножечко страдать?

— НЕТ!

— Тогда меня такой расклад не устраивает. Лучше сразу сдамся, — пробубнил я. Что
это за предложение такое: лежать и не дышать. Я человек свободный и социальный, мне
нужно шевелиться, разговаривать, творить всякие странные штуки, после которых людей
бы пачками увозили в больницу с инфарктами. В общем, я тусовщик!

— Я тебе, блядь, не советую.

Учитывая, как я бешу Зуо, ему следовало ответить: «Да, любимый, скорее сдавайся
полиции!» Но увы и ах. План провалился.

— Да ты мне и до этого блядей не советовал.

— Убью!

— Убей.

— Потом.

— Когда? Можно точную дату?

— Нельзя.

— Главное не затягивай. А то вдруг кто опередит.

— Например, кто?

— Например, я.

— Только попробуй.
— Прямо сейчас? Мне надо морально настроиться, сегодня не то настроение и болит
голова. И трусы не парадные. Представляешь, как мне будет стыдно перед
патологоанатомом? Придется умирать во второй раз, но уже от стыда. И вообще я не
планировал на тот свет до тех пор, пока у меня на лобке не появятся волосы. Не
хочу, чтобы вся больница еще месяц из уст в уста передавала историю о трупе
молодого человека с лысой писькой.

— Ты можешь замолчать?

— Гипотетически, могу.

— А фактически?

— А фактически зачем?

— Чтобы спасти свою шкуру, например.

— Моя шкура сильная и независимая. Она сама себя спасет, если понадобится.

— Своей смертью ты не умрешь.

— Меня вполне устроит и чужая.

— Фелини!

— Шаркис?

— Сейчас параша в твоей голове неуместна как никогда!

Что за возмутительное заявление?! Она неуместна всегда!

— В этом ее главный плюс, — заверил я Зуо.

— Да твою ж мать! Ты не врубаешься, что я пытаюсь до тебя донести?! — заорал Зуо и
ударил кулаком в стену.

— Знаешь, когда ты орешь, ты становишься совсем не вкусным, — заметил я хмуро.

— ТАК МЕНЯ И НЕ НАДО ЖРАТЬ!

Боже мой, сколько экспрессии.

За дверью комнаты раздались поспешные шаги и многочисленные возгласы. Я знал, из-за

чего сыр-бор. Из-за того, что я увидел в окно, прежде чем спуститься сюда.

— Какого черта? — Зуо было подался к двери, желая узнать, что произошло, но я ему
этого сделать не позволил. Схватив его за ворот рубашки, я притянул Шаркиса к себе
и неловко чмокнул его в губы. Зуо нахмурился, а затем схватил меня за волосы на
затылке и впился в мои губы с такой силой, будто поцелуй для него стал инструментом
мести. Я попытался оттолкнуть его, дав понять, что вот это действительно сейчас
неуместно, но Зуо в ответ углубил поцелуй, не желая отпускать меня так быстро.
Окей. Я позволил себе насладиться этим моментом пару секунд. Но кипиш за дверью
нарастал. До моих ушей начинали долетать слова, услышав которые Шаркис мог потерять
способность мыслить трезво. Следовало поторопиться.

— Послушай меня, — выпалил я, кое-как отодрав от себя Шаркиса. — Мне надо сдаться.
Я сейчас не шучу.
Зуо было открыл рот, дабы парировать данное заявление, но я, закрыв его рот руками,
торопливо зашептал.

— Подумай сам. Ищет меня отец, правильно? Значит в полиции мне ничего не будет,
понимаешь? Не собирается он меня сажать!

Наверное.

— Я уверен, что весь этот фарс лишь для того, чтобы мы могли нормально поговорить.

Наверное.

— Меня не тронут.

Наверное.

— Но я не могу гарантировать, что не пострадает и Тень, если вы продолжите меня

здесь прятать.

— Никто не узнает.

— Уже узнали, — качнул я головой. — Особняк окружён спецназом.

И будто подтвердив мои слова, перед левым глазом Зуо раскрылся голографический
экран телефона. Лишь каким-то чудом Шаркису не начали названивать сразу же,
милостиво позволив мне с ним поговорить. Звонил Ян. Зуо молча выслушал его, не
отрывая от меня взгляда. Я покачал головой, намекая на то, чтобы они ни в коем
случае ничего не предпринимали. Спецназ — не та структура, против которой стоило бы
воевать. Даже мафии.

— Не стрелять. Да, я уже понял, что они пришли за Фелини. Он сейчас выйдет, —
выдохнул Зуо и оборвал разговор на вопле возмущения со стороны Яна, которому такой
ответ почему-то не понравился. Удивительно. Меня вроде бы все ненавидят, а значит
должны радостно плясать от перспективы закрыть меня в кутузке на веки вечные.

— Надеюсь, ты все просчитал, — выговорил Зуо тихо.

Нет.

Я ничего не просчитал, потому что когда дело касается отца, просчитывать что-либо
бесполезно.

— Конечно.

— И ты не наворотишь дел? Опять? — я слышал в голосе Зуо заслуженное мной
недоверие.

— Я хотел наворотить дел, выйдя из дома не предупредив тебя, — признался я. — Но… Я
бы не хотел вновь подрывать твое доверие.

Зуо помолчал, смотря на меня исподлобья.

— Смотри не сдохни.

Хорош в напутствиях, чертяка!

— Не сдохну.

— Потому что, если…

— Да-да, тогда ты меня точно убьешь, — рассмеялся я. — Оставайтесь здесь. Я выйду
один, чтобы никто не попал под горячую руку. Окей?

Шаркис зло клацнул зубами. Он не испытывал восторга от моего предложения.

— Я не буду вмешиваться, — пообещал он, найдя сомнительный компромисс.

Мы вышли из комнаты в коридор, где хаос сменился готовностью. Почти все члены Тени
рассредоточились по зданию, заняв позиции около окон. Несколько вооруженных
человек, включая Яна, перебрались в холл ко входной двери.

— Повторяю ещё раз, — донеслось с улицы из полицейского рупора. — Сдайте нам

мальчишку, и никто не пострадает.

Зуо жестом указал членам Тени отойти подальше от выхода. Я же, окинув всех
присутствующих прощальным взглядом, дернул ручку двери и вышел наружу.