E-ISSN: 1857-3533

№3. 2016

ТРЕТИЙ ДО…
ПОТЕРЯННОЕ
СТОЛЕТИЕ
Сарматы и гибель Великой Скифии
Культурный разрыв в Притяньшанье
Дестабилизация в устье Танаиса
III век на востоке скифского мира
Ритуальные клады и поминальные комплексы
Клейма Гераклеи Понтийской
Протоген Ольвийский
Дипломатия Александра Македонского в Центральной Азии

Редколлегия номера:
Игорь В. Бруяко (ответственный редактор),
Денис А. Топал, Виталий С. Синика (зам. отв. редактора)

САНКТ-ПЕТЕРБУРГ КИШИНЕВ ОДЕССА БУХАРЕСТ 2016

 E-ISSN: 1857-3533

Stratum plus. Nr. 3.

Archaeology and Cultural Anthropology

The Third BC…

the Lost Century
Sarmatians and the Fall of the Great Scythia
Cultural Gap in Tien-Shan Region
Destabilization in the Mouth of the Thanais River
Third Century in the Eastern Part of the Scythian Civilization
Ritual Hoards and Funerary Complexes
Stamps of Heraclea Pontica
Protogenes of Olbia
Alexander the Great’s Diplomacy in Central Asia

Volume Editorial Board: Igor V. Bruyako (Editor-in-Charge),

Denis A. Topal, Vitalij S. Sinika (Associate Editors)

Saint Petersburg. Kishinev. Odessa. Bucharest.

2016

Stratum plus. Nr. 3.

Arheologie şi antropologie culturală

Secolul III a. Chr.:

veacul pierdut
Sarmaţii şi căderea Sciţiei Mari
Ruptura culturală în regiunea Tian-Şan
Destabilizarea la gura Tanaisului
Sec. III în estul lumii scitice
Tezaure rituale şi complexe de pomenire
Ştampile ale Heracleei Pontice
Protogen al Olbiei
Diplomaţia lui Alexandru Macedon în Asia Centrală

Colegiul de redacţie a volumului: Igor V. Bruyako (redactor responsabil),

Denis A. Topal, Vitalij S. Sinika (redactori adjuncţi)

Sankt Petersburg. Chişinău. Odesa. Bucureşti.

2016
Stratum plus 9
№3. 2016

С ОД Е РЖ А Н И Е

ПОТЕРЯННОЕ СТОЛЕТИЕ

А. С. Скрипкин (Волгоград, Россия). Гибель Скифии. Сарматский фактор . . 17

В. П. Копылов, А. Н. Коваленко (Ростов-на-Дону, Россия). К вопросу

о причинах дестабилизации ситуации в устьевой области реки
Танаис в третьей четверти IV — первой трети III вв. до н. э. . . . . . . . 33

И. А. Снытко (Николаев, Украина). Декрет в честь гражданина Протогена

в контексте истории Ольвийского полиса III в. до н. э.
(историко-археологический аспект) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45

С. С. Иванов (Бишкек, Кыргызстан). К проблеме культурного разрыва

на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье . . . . . . . 67

П. И. Шульга (Новосибирск, Россия). Этнокультурная ситуация

на востоке скифского мира в III в. до н. э. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 87

Ю. П. Зайцев, С. Г. Колтухов (Симферополь, Крым). Курган

с коллективными погребениями III—I вв. до н. э. из некрополя
Ак-Кая/Беш-Оба в Крыму . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99

Н. П. Тельнов (Кишинёв, Молдова), С. Н. Разумов, В. С. Синика (Тирасполь,

Молдова). Кресальные кремни в погребальном обряде скифов
(по материалам могильника у с. Глиное на Нижнем Днестре) . . . . . 129

ТРЕТИЙ ДО…
ФЕНОМЕН «СТРАННЫХ КОМПЛЕКСОВ»

В. П. Глебов (Ростов-на-Дону, Россия). О вариантах обряда захоронения

«ритуальных кладов» III—I вв. до н. э. . . . . . . . . . . . . . . . . . . 145

А. В. Дедюлькин (Ростов-на-Дону, Россия). Шлемы аттического типа

с козырьком и вотивные клады III—I вв. до н. э. . . . . . . . . . . . . 163

Е. В. Вдовченков (Ростов-на-Дону, Россия). Кочевнические жертвенно-

поминальные комплексы («странные комплексы») III—I вв. до н. э.:
социальная интерпретация явления . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 197

Е. Г. Карнаух (Киев, Украина), В. С. Синика (Тирасполь, Молдова),

М. И. Сердюк (Днепропетровск, Украина). Скифский клад
из Дебальцево . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 217
10 Stratum plus
№3. 2016

«ПИСЬМА С ПОНТА»

В. И. Кац (Саратов, Россия). Изыскания С. В. Полина в области

керамической эпиграфики Гераклеи Понтийской . . . . . . . . . . . . 241

Т. В. Егорова (Москва, Россия). Чернолаковая керамика с росписью

в стиле «West Slope» из раскопок Пантикапея . . . . . . . . . . . . . . 259

И. В. Бруяко (Одесса, Украина), А. Г. Загинайло (†), А. Н. Колесниченко

(Одесса, Украина). Некрополь древнегреческого Никония
(материалы к изучению) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277

С. Ю. Монахов (Саратов, Россия). Комплекс транспортных амфор

из поселка У7 поселения Панское I . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 309

ИСТОРИКО-СОЦИАЛЬНЫЕ РЕКОНСТРУКЦИИ

Э. В. Ртвеладзе (Ташкент, Узбекистан). Посольства к Александру

Македонскому в Бактры и Мараканду царей левобережного
и правобережного Хорезма Фарасмана и Фратаферна . . . . . . . . . 343

С. А. Козлов (Тюмень, Россия). «Скипетроносцы» скифской элиты. . . . . . 351

Е. П. Китов, А. О. Китова (Москва, Россия), Е. Оралбай (Алматы, Казахстан).

Посмертные манипуляции с костями человека (данные
о мумификации) у населения Центральной Азии в раннем
железном веке . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 369

Список сокращений. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 381

Авторам Stratum plus . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383

Stratum plus 11
№3. 2016

CONTENTS

THE LOST CENTURY

A. S. Skripkin (Volgograd, Russian Federation). The Fall of Scythia.

The Sarmatian Factor . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 17

V. P. Kopylov, A. N. Kovalenko (Rostov-on-Don, Russian Federation). To the Causes

of Destabilization of the Situation in the Mouth of the Tanais River
in the Third Quarter of the 4th — First Third of the 3rd Centuries BC . . . . 33

I. A. Snytko (Nikolaev, Ukraine). Decree in Honor of the Citizen Protogenes

in the Context of the History of Olbia Polis in the 3rd Century BC
(historical and archaeological aspect). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 45

S. S. Ivanov (Bishkek, Kyrgyzstan). On the Problem of Cultural Gap

at the Turn of Saka and Wusun Periods in Tian Shan Region . . . . . . . . 67

P. I. Shulga (Novosibirsk, Russian Federation). Ethno-Cultural Situation

in the East of the Scythian World in the 3rd Century BC . . . . . . . . . . . 87

Yu. P. Zaytsev, S. G. Koltukhov (Simferopol, Crimea). Barrow with Collective

Graves of 3rd—1st Centuries BC from Ak-Kaya/Besh-Oba Necropolis
in Crimea . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 99

N. P. Telnov (Kishinev, Moldova), S. N. Razumov, V. S. Sinika (Tiraspol, Moldova).

Fire Flints in the Funerary Practice of Scythians (based on materials
from Glinoe cemetery on the Lower Dniester) . . . . . . . . . . . . . . . . 129

THE THIRD BC…

PHENOMENON OF THE “ODD COMPLEXES”

V. P. Glebov (Rostov-on-Don, Russian Federation). On Variations in Practice

to Bury “Ritual Hoards” in 3rd—1st Centuries BC . . . . . . . . . . . . . . 145

A. V. Dedyulkin (Rostov-on-Don, Russian Federation). Attic Type Helmets

with Visor and the Votive Hoards of the 3rd—1st Centuries BC . . . . . . . 163

E. V. Vdovchenkov (Rostov-on-Don, Russian Federation). Nomadic Sacrificially-

Memorial Complexes (“Odd Complexes”) 3rd—1st Centuries BC: social
interpretation of the phenomenon . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 197

E. G. Karnauh (Kiev, Ukraine), V. S. Sinika (Tiraspol, Moldova), M. I. Serdjuk

(Dnepropetrovsk, Ukraine). Scythian Hoard from Debaltsevo . . . . . . . . 217
12 Stratum plus
№3. 2016

“EPISTULAE EX PONTO”

V. I. Kac (Saratov, Russian Federation). S. V. Polin’s Investigations in the Field

of Ceramic Epigraphy of the Heraclea Pontica . . . . . . . . . . . . . . . 241

T. V. Egorova (Moscow, Russian Federation). Black-Glazed Pottery Decorated

in the “West Slope” Style from Panticapaeum . . . . . . . . . . . . . . . . 259

I. V. Bruyako (Odessa, Ukraine), A. G. Zaginailo (†), A. N. Kolesnichenko

(Odessa, Ukraine). The Nikonion Necropolis of Ancient Greek Period
(materials to study). . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 277

S. Yu. Monachov (Saratov, Russian Federation). Complex of Transport

Amphorae from District U7 of the Panskoye I Settlement . . . . . . . . . 309

HISTORICAL AND SOCIAL RECONSTRUCTIONS

E. V. Rtveladze (Tashkent, Uzbekistan). The Embassies to Alexander the Great

in Bactria and Marakanda from the Kings of Western and Eastern
Chorasmia, Pharasmanes and Phrataphernes . . . . . . . . . . . . . . . . 343

S. A. Kozlov (Tyumen, Russian Federation). “The Scepter-bearers” of the

Scythian Elite . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 351

E. O. Kitov, A. O. Kitova (Moscow, Russian Federation), Ye. Oralbay (Almaty,

Kazakhstan). The Post-mortem Ritual Manipulation of Human Bones
(Evidence of Mummification) Practiced by Population of Central Asia
in the Early Iron Age. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 369

List of Abbreviations . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 381

Submissions . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 383
Stratum plus 67
№3. 2016

С. С. Иванов

К проблеме культурного разрыва на рубеже

сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
Keywords: Tian Shan region, ancient nomads, Saka, Wusun, Yuezhi, funerary monuments, cultural gap.
Cuvinte cheie: regiunea Tian-Şan, nomazi timpurii, saci, wusun, yuezhi, monumente funerare, ruptură culturală.
Ключевые слова: Притяньшанье, ранние кочевники, саки, усуни, юэчжи, погребальные памятники, культурный раз-
рыв.

S. S. Ivanov
On the Problem of Cultural Gap at the Turn of Saka and Wusun Periods in Tian Shan Region
In the mid. 2nd century BC some significant changes took place in the cultural development of Tian Shan region. These
changes were connected with the new waves of the migration of nomads like Yuezhi and Wusun. As a result of these events
the local Saka culture ceased to exist. It was considered for a long time that the migration of new nomadic groups did not
lead to the great cultural changes in the region. But on the base of a detailed analysis of the funerary inventory of the burials
of the Wusun, the author comes to the conclusion that they could be attributed to the end of Saka period. This allows us to
review the cultural situation in Tian Shan region at the turn of the Saka and Wusun periods. As a result, the group of burials
with unusual burial rites becomes more noticeable, it could be identified with the migrant population of Wusun and Yuezhi.
Evidently, there is a substantial cultural gap that occurred due to the migration of new groups of nomadic population. How-
ever, a part of the local Saka population remained in this region and was culturally assimilated by the new people.

S. S. Ivanov
Cu privire la problema rupturii culturale de la limita perioadelor sacice şi wusună în regiunea Tian-Şan
La mijlocul sec. II a. Chr. în dezvoltarea culturală a regiunii Tian-Şan intervin schimbări semnificative, condiţionate de
migrarea unor noi valuri de nomazi — yuezhi şi wusunii. Ca rezultat al acestor evenimente cultura locală a sacilor îşi încetează
existenţa. Timp îndelungat se considera că noul aflux de populaţie nomadă n-a provocat serioase schimbări culturale în
regiune. Însă, în baza analizei minuţioase a inventarului funerar din majoritatea mormintelor wusune, autorul concluzionează
că ele datează cu sfârşitul perioadei sacice, dar nu mai târziu. Acest fapt dă posibilitate de a revedea situaţia culturală din
regiunea Tian-Şan la limita perioadelor sacice şi wusună. Mult mai reprezentativ devine grupul de morminte cu rit funerar
atipic sacilor, care poate fi pus în legătură cu populaţia alogenă — wusunii şi yuezhi. Devine evidentă, de-asemenea, ruptura
culturală ce a intervenit în regiunea Tian-Şan ca urmare al migraţiei noilor grupuri de populaţie nomadă. În acelaşi timp o
anumită parte a populaţiei locale de saci a rămas pe loc şi cu timpul a fost asimilată de noii veniţi.

С. С. Иванов
К проблеме культурного разрыва на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
В середине II в. до н. э. в культурном развитии Притяньшанья наступают значительные перемены, связанные с ми-
грацией новых волн кочевников — юэчжей и усуней. В результате этих событий местная сакская культура прекращает
свое существование. Длительное время считалось, что приток нового кочевого населения не вызвал серьезных куль-
турных изменений в регионе. Однако на основании детального анализа погребального инвентаря из основной массы
погребений усуней автор приходит к выводу, что они датируются концом сакского времени, а не позже. Это позволя-
ет пересмотреть культурную ситуацию в Притяньшанье на рубеже сакского и усуньского периодов. Более заметной
становится группа погребений с нетипичным для саков обрядом захоронения, которую можно соотнести с пришлым
населением — усунями и юэчжами. Очевидным также становится существенный культурный разрыв, произошедший
в результате миграции в Притяньшанье новых групп кочевого населения. При этом какая-то часть местного сакского
населения осталась на своих местах и со временем была ассимилирована пришельцами.

В Средней Азии II век до н. э. ознаменован новых групп номадов с востока, потеснённых

целым рядом крупных политических и этно-
культурных сдвигов, вызванных перемещени-
ем больших масс кочевников в регионе. Одним
из звеньев в этой цепи событий стала миграция
в Притяньшанье 1 между 160 и 140 гг. до н. э.
1
Под Притяньшаньем в настоящей статье мы по-
нимаем Семиречье и Тянь-Шань, поскольку в I тыс.
военной активностью хуннов. Так, первона-
чально в Притяньшанье появляются юэчжи,
разгромившие и оттеснившие местные пле-
до н. э. и даже позднее они составляли единый этно-
культурный регион. По этой причине для удобства мы
используем указанный термин для обозначения данных
территорий.

© Stratum plus. Археология и культурная антропология.

© С. С. Иванов, 2016.
68 С. С. Иванов
мена саков, а вскоре и сами юэчжи вынужде-
ны были покинуть эти территории под нати-
ском усуней и откочевать на юг Средней Азии.
Усуни же создают здесь новое крупное этно-
политическое объединение, в котором, впро-
чем, кроме самих усуней, письменными ис-
точниками отмечены также отдельные группы
саков и юэчжей (Заднепровский 1971: 29—30;
2007: 78—79).
Подобные драматические события, засви-
детельствованные письменной традицией,
должны были существенно отразиться и на эт-
нокультурной ситуации в рассматриваемом
регионе. Однако складывается впечатление,
что в этом конкретном случае данные архео-
логических и письменных источников не под-
тверждают друг друга, поскольку, согласно
сложившимся представлениям, в Притянь-
шанье на рубеже сакского и усуньского пери-
одов не отмечается никакого существенного
культурного разрыва, что послужило осно-
вой для выделения в середине прошлого века
единой «сако-усуньской культуры». Однако её
существование в последнее время все чаще
вполне обоснованно подвергается сомнению.
В этой связи выяснение того, какие памят-
ники принадлежат пресловутым мигрантам
(усуням и юэчжам) на территории Притянь-
шанья со второй половины II в. до н. э., являет-
ся весьма актуальным. Это позволит не только
разграничить погребальные памятники сак-
ского и усуньского времени, но и установить
характер культурных процессов, протекавших
в Притяньшанье на рубеже двух эпох.
Исследователи обычно относят к так на-
зываемому «усуньскому» периоду погребе-
ния под сравнительно невысокими каменно-
земляными курганами, характерной внешней
особенностью которых было наличие ка-
менного кольца в основании насыпи или во-
круг неё на уровне древней дневной поверх-
ности, а также дополнительной округлой
выкладки в центре, непосредственно над по-
гребением. Захоронения в подобных курганах
совершены в простых грунтовых ямах, часто
перекрытых каменными плитами или деревом,
и сравнительно реже — в подбоях. Отмечены
также немногочисленные погребения в камен-
ных ящиках, деревянных конструкциях, уста-
новленных в грунтовой яме, а также на древ-
ней дневной поверхности. Поза погребённых,
как правило, — вытянутое положение на спи-
не; ориентировка — западный полукруг.
Сопровождающий инвентарь таких захо-
ронений обычно достаточно беден и пред-
ставлен, в основном, керамическими сосуда-
ми, железными ножами, зеркалами, украше-
ниями и редкими предметами вооружения.
Stratum plus
№3. 2016
Хронология подобных «усуньских» погре-
бений обычно определяется очень широко —
с III в. до н. э. по V в. н. э. Так, М. В. Воеводский
и М. П. Грязнов, впервые открывшие усунь-
ские памятники в Чуйской долине и При-
иссыккулье в конце 20-х гг. XX в., датиро-
вали их в пределах III в. до н. э. — I в. н. э.
(Воеводский, Грязнов 1938: 174). Именно
с этого времени, пожалуй, и появляется несо-
ответствие археологической и исторической
дат начала усуньского периода в Притянь-
шанье.
Но уже в 40—50-х гг. XX в А. Н. Бернштам
датировал исследованные им сходные погре-
бения II в. до н. э. — II в. н. э., объединив их
в усуне-юэчжийский период (Бернштам 1952:
50—61). Впрочем, А. К. Кибиров, продол-
живший раскопки А. Н. Бернштама на Цент-
ральном Тянь-Шане в 1950-е гг., считал, что
«усуньские» памятники могут датировать-
ся от последних веков до н. э. по V в. н. э.,
или даже вплоть до тюркского завоевания
Средней Азии в середине VI в. (Кибиров 1959:
103—110). В это же время Г. Г. Бабанская при
рассмотрении материалов раскопок сходных
погребений в могильнике Берккара в западной
части Семиречья пришла к выводу, что в це-
лом они могут датироваться IV в. до н. э. —
I в. н. э. При этом она выделила два последо-
вательных этапа: позднесакский (IV—III вв.
до н. э.) и «более поздний», датирующийся II в.
до н. э. — I в. н. э. (Бабанская 1956: 205—206),
который обычно и связывается с «усунями».
В 50—60-х гг. XX в. начинаются интенсив-
ные раскопки курганов ранних кочевников
в долине р. Или. На основании полученных
материалов исследователи по-разному опре-
деляли датировку изученных ими «усунь-
ских» памятников: с III в. до н. э. по III в. н. э.
(Акишев 1956: 29—30; Максимова 1959:
93—94; 1962: 115; Акишев, Кушаев 1963:
233—257) или даже до IV—V вв. н. э. (Агеева
1961: 35—38). Тогда же Г. А. Кушаев разде-
лил исследованные им погребальные памят-
ники «усуней» на три последовательные хро-
нологические стадии: III—II вв. до н. э., I в.
до н. э. — I в. н. э. и II—III вв. н. э. В осно-
ву своей периодизации он положил принцип
постепенной эволюции внутримогильных
сооружений от простой грунтовой ямы к под-
бою через специфический и малочисленный
тип — так называемую «заставку», представ-
лявшую собой могильную яму, наклонно пе-
рекрытую деревянными жердями (Акишев,
Кушаев 1963: 244, 249). При этом существен-
ных различий в составе и облике погребаль-
ного инвентаря между тремя хронологиче-
скими группами практически не было.
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
Параллельно с раскопками в долине р. Или
сходные захоронения в грунтовых могилах
исследуются Ю. Д. Баруздиным и А. К. Абе-
тековым в Таласской и Чуйской долинах. Эти
комплексы исследователи также атрибутиру-
ют как усуньские погребальные памятники,
а их хронологию также определяют в широ-
ких временных рамках: III в. до н. э. — II в. н. э.
(Баруздин, Абетеков 1963: 30—31; Абетеков
1966: 125—126; 1967: 38—41, 44).
В 70-е гг. XX в. исследователи воспро-
изводили для новых памятников «усуньско-
го» типа в Притяньшанье уже устоявшую-
ся в 1940—60-е гг. датировку, ограничивая их
верхнюю дату по своему усмотрению первы-
ми веками н. э. (Максимова 1972: 136—137;
1975: 160; 1976: 181; Абетеков 1977: 63—66;
Мокрынин 1977: 81—85).
Таким образом, погребальные памятни-
ки, относимые к «усуням», в целом датируют-
ся очень широко — с III в. до н. э. по V в. н. э.,
то есть практически до тюркского завоевания
Притяньшанья. В то же время следует заме-
тить, что общепринятой хронологии «усунь-
ского» периода так и не было выработано,
и если его начало определяется с III в. до н. э.,
то завершение имеет крайне расплывчатую
дату и располагается в промежутке с III в. н. э.
по V в. н. э. То есть фактически происходит
механическое «растягивание» верхней грани-
цы «усуньского» периода вплоть до включе-
ния региона в состав Тюркского каганата в се-
редине VI в., что не отражает реальной этно-
культурной ситуации в регионе, поскольку
в III — первой половине VI вв. значительная
часть Притяньшанья была занята пришлыми
племенами кенкольского круга, оставившими
после себя катакомбные могильники, вряд ли
связанными с усунями. Однако очень широ-
кие даты по-прежнему встречаются в совре-
менной археологической литературе (Горячев
2006: 49—50; 2007: 3—13; Досымбаева 1997:
54—62).
Очевидно, что основой таких широких да-
тировок погребений «усуньского» облика,
особенно с учётом сравнительно бедного и за-
частую невыразительного сопроводительно-
го инвентаря, стали малообоснованные или
чисто умозрительные заключения. Так, обра-
щали внимание на малочисленность или от-
сутствие бронзовых предметов вооружения
и орудий при наличии или преобладании же-
лезных (Акишев, Кушаев 1963: 128); приме-
нение матерчатого шаблона или гончарно-
го круга для изготовления керамической по-
суды (Акишев, Кушаев 1963: 265; Бернштам
1997: 194); совершения захоронений в подбо-
ях (Акишев, Кушаев 1963: 102) и т. п. В то же
69
время ни один из перечисленных критери-
ев в настоящее время не может быть признан
существенным для разграничения памятни-
ков собственно сакского и усуньского перио-
дов, тем более что верхняя граница последне-
го твёрдо не установлена.
При этом возникают обоснованные сомне-
ния в принадлежности памятников III — пер-
вой половины II вв. до н. э. к усуньскому пери-
оду. Ведь собственно усуни и юэчжи появля-
ются в Притяньшанье только в середине II в.
до н. э. Подобная ситуация объясняется по-
зицией ряда исследователей, считавших, что
усуни были автохтонным сакским племе-
нем, выдвинувшимся на политическую аре-
ну только в III — начале II вв. до н. э. и заняв-
шим главенствующее положение среди мест-
ных сакских племён Притяньшанья (Акишев
1959: 208; Акишев, Кушаев 1963: 142—143;
Бернштам 1997: 203—206). Из этого следу-
ет, что никакой миграции с востока нового на-
селения и, соответственно, культурного раз-
рыва во II в. до н. э. не было, а имело место
всего лишь последовательное развитие куль-
туры местных кочевников. Именно поэто-
му длительное время считалось, что сакский
и усуньский периоды были двумя последова-
тельными этапами в развитии единой «сако-
усуньской культуры».
Однако письменные источники однознач-
но свидетельствуют, что переселение новых
этнических групп кочевников на территорию
Притяньшанья в середине II в. до н. э. всё же
было. Косвенно на это указывают внезапно
появившиеся именно в этот период яркие ко-
чевнические памятники в Северной Бактрии,
которые вполне обоснованно связывают
с юэчжами (Мандельштам 1966; 1975), вы-
тесненными сюда из Притяньшанья именно
усунями. В связи с изложенным, погребаль-
ные комплексы кочевников Притяньшанья
III — середины II в. до н. э. можно атрибути-
ровать не как усуньские, а как сакские, и рас-
сматривать в рамках развитого сакского пери-
ода (Мандельштам 1996: 97). К тому же эти
«усуньские» погребения ничем существенно
не отличаются от собственно сакских захоро-
нений V—III вв. до н. э. (Акишев, Кушаев 1963:
88—105; Ташбаева 2011: 36—53, 97—109).
Итак, сакская культура Притяньшанья про-
должает своё развитие и в III — первой по-
ловине II вв. до н. э., после чего, вследствие
миграции значительной части сакских пле-
мён данного региона под давлением юэчжей
и усуней, наступает разрыв в её непрерыв-
ном развитии. В то же время нельзя не учи-
тывать свидетельств письменных источни-
ков о наличии в составе государства усуней
70 С. С. Иванов
отдельных групп сакского населения, поэ-
тому вполне возможно, что отдельные эле-
менты сакской культуры региона продолжа-
ют ещё некоторое время сохраняться. К при-
меру, пазырыкская культура, как это показал
В. Д. Кубарев, продолжает существовать поч-
ти целое столетие после разгрома и покоре-
ния территории Горного Алтая хуннами и до-
живает практически до конца II в. до н. э.
(Кубарев 1992: 110—112). Каменская куль-
тура соседнего Лесостепного Алтая развива-
ется и после окончания скифского времени,
заканчивая своё существование только в на-
чале I в. до н. э. в результате масштабных пе-
редвижений соседних племён (Могильников
1997: 108—109). При этом она в значитель-
ной мере видоизменяется, воспринимая важ-
нейшие эпохальные изменения, происходя-
щие в кочевом мире Евразии. Сходная си-
туация отмечена Вл. А. Семёновым и для
Тувы, где культура скифского облика дожи-
вает до финала II в. до н. э., довольно быстро
впитывая при этом достижения хуннско-
го облика при прямом этнокультурном и по-
литическом воздействии хуннов (Семёнов
2010: 101—103). Все это позволяет предпола-
гать, что сходные культурные процессы могли
иметь место и в Притяньшанье — элементы
предшествующей сакской культуры по инер-
ции продолжают существовать в регионе. Но,
учитывая сравнительно недолгое сосущество-
вание культур «скифского» и «хуннского» об-
лика в указанных регионах, можно предпо-
лагать прекращение существования сакской
культуры Притяньшанья не позднее конца II в.
до н. э. Это может служить дополнительным
аргументом в пользу того, что большая часть
«усуньских» погребений относится ко вре-
мени не позже конца II в. до н. э., поскольку
никаких «инноваций» кочевого мира послед-
них веков до н. э. в них не отмечено.
Кроме того, для более детального пони-
мания хронологии «усуньских» погребений
мы можем прибегнуть к хорошо датирован-
ным аналогиям как из самого Притяньшанья,
так и из сопредельных регионов. Это возмож-
но благодаря значительным успехам в изуче-
нии кочевников степной части Евразии I тыс.
до н. э. Так, к настоящему времени удалось
решить многие вопросы, связанные с дати-
ровкой целого ряда погребальных памятни-
ков, ставших опорными для своих регионов;
была уточнена датировка различных хроноин-
дикаторов; проведена синхронизация культур
скифского облика. Всё это позволяет несколь-
ко под другим углом рассмотреть проблему
«усуньских» погребальных памятников При-
тяньшанья и, соответственно — характер
Stratum plus
№3. 2016
культурных процессов в данном регионе в по-
следние века до н. э.
В этой связи анализ погребального ин-
вентаря из «усуньских» погребений, который
в настоящее время может быть использован
для более точной датировки отдельных захо-
ронений, представляется обоснованным. Как
упоминалось выше, находки в «усуньских»
погребениях сравнительно немногочисленны,
но, несмотря на это обстоятельство, среди них
есть целый ряд таких, которые позволяют су-
щественно уточнить датировку «усуньских»
захоронений.
Предметы вооружения, будучи самой из-
менчивой и наиболее зависящей от иннова-
ций категорией материальной культуры, пред-
ставлены единичными находками мечей, кин-
жалов, костяных накладок на лук, костяных
и железных наконечников стрел, а также брон-
зовыми обоймами и «костыльками» от воин-
ских поясов.
Все мечи и кинжалы были изготовлены
из железа, поэтому они, как правило, доходят
до нас во фрагментах. Из хорошо сохранив-
шихся мечей можно отметить длинный меч
из кургана 59 могильника Курты, а также эфес
кинжала или меча из кургана 270 могильника
Берккара.
Куртинский меч однолезвийный, дли-
ной 80 см. У него была рубчатая рукоять (т. е.
с тремя продольными рельефными валиками),
с дуговидным перекрестьем и фрагментарно
сохранившимся навершием, тип которого до-
стоверно не устанавливается (Агеева 1961: 24,
рис. 4) (рис. 1: 27). На основании того, что меч
однолезвийный, его отнесли к III—V вв. н. э.
(Досымбаева 2007: 43—44).
При этом были упущены из виду очень важ-
ные элементы эфеса меча, такие как дуговид-
ное перекрестье, широко распространённое
в степях Евразии в IV — начале III вв. до н. э.
(Мошкова 1963: 59, табл. 19: 9—11), и рубчатая
рукоять, характерная для архаических бронзо-
вых и железных кинжалов VII—V вв. до н. э.
и практически не известная в скифских куль-
турах Евразии после начала IV в. до н. э. (Кыз-
ласов 1972: 102—105, рис. 2: 1; Кубарев 1981:
30—42; Мокрынин, Плоских 1988: 20—22,
рис. 19: 2; Иванов 2007: 38, рис. 1: 1, 3, 4, 7, 10,
11) (рис. 1: 29—34).
Однолезвийность куртинского меча
не должна удивлять, поскольку, как показал
Б. А. Литвинский, возможность оформления
однолезвийных мечей в Средней Азии появля-
ется ещё в конце ахеменидского времени и эпо-
ху раннего эллинизма через влияние на мест-
ные образцы махайры — однолезвийного ка-
валерийского меча, широко применявшегося
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье 71
№3. 2016

Рис. 1. Предметы вооружения из «усуньских» погребений Притяньшанья и их аналогии в культурах скифского

типа Евразии: 1—11, 27—28 — Притяньшанье: 1, 2, 27 — долина р. Или (1 — по Досымбаева 2007: табл. 26:
9; 2 — по Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 13; 27 — по Агеева 1961: рис. 4); 3—8 — Чуйская долина (по Абетеков
1967: рис. 2: 5—10); 11, 28 — северные склоны Каратау (11 — по Бабанская 1956: табл. VIII: 3; 28 — по За-
днепровский 1992в: табл. 37: 3); 12—16 — пазырыкская культура Горного Алтая (по Кочеев 1999: рис. 2: 22,
25—28); 17—21, 23—26 — скифские культуры Лесостепного Алтая (17—21 — по Могильников 1997: рис. 46:
7, 8, 11, 19, 23; 23—26 — по Шульга, Уманский, Могильников 2009: рис. 110: 26—29); 22, 29—37, 39 — сакская
культура Притяньшанья (22, 35—37 — по Ташбаева 2011: рис. 64: 17; 60: 1—3; 29—34 — по Иванов 2008:
рис. 1: 1, 3, 5—7, 11; 39 — по Горелик 2003: табл. XVII: 28); 38 — Северная Бактрия (Южный Таджикистан)
(по Литвинский 2001: табл. 58: 5).

Fig. 1. Weapons from “Wusun” burials of Tian-Shan region and their analogies from Scythian type cultures of Eurasia: 1—11,
27—28 — Tian-Shan region: 1, 2, 27 — Ili valley (1 — after Досымбаева 2007: табл. 26; 2 — after Акишев, Кушаев 1963: табл. II:
13; 27 — after Агеева 1961: рис. 4); 3—8 — Chu valley (after Абетеков 1967: рис. 2: 5—10); 11, 28 — northern slopes of Karatau
range (11 — after Бабанская 1956: табл. VIII: 3; 28 — after Заднепровский 1992в: табл. 37: 3); 12—16 — Pazyryk culture of
Mountain Altay (after Кочеев 1999: рис. 2: 22, 25—28); 17—21, 23—26 — Scythian type cultures Forest-Steppe Altay (17—21 —
after Могильников 1997: рис. 46: 7, 8, 11, 19, 23; 23—26 — after Шульга, Уманский, Могильников 2009: рис. 110: 26—29); 22,
29—37, 39 — Saka culture of Tian-Shan region (22, 35—37 — after Ташбаева 2011: рис. 64: 17; 60: 1—3; 29—34 — after Ива-
нов 2008: рис. 1: 1, 3, 5—7, 11; 39 — after Горелик 2003: табл. XVII: 28); 38 — North Bactria (South Tadjikistan) (after Литвин-
ский 2001: табл. 58: 5).

на Балканах, Ближнем и Среднем Востоке От меча или кинжала из Берккары сохрани-

(Литвинский 2001: 247—248). Именно под
влиянием махайр в скифской среде Северно-
го Причерноморья появляются однолезвий-
ные мечи (Мелюкова 1964: 53—59, табл. 19:
8—11). Кроме того, находки ранних одно-
лезвийных мечей III—II вв. до н. э. извест-
ны в раннесарматских памятниках Южного
Приуралья (Мошкова 1963: 35, табл. 19: 28).
Поэтому есть все основания датировать кур-
тинский меч рубежом IV—III вв. до н. э. и от-
нести к сакскому периоду.
лась только рукоять со слабоизогнутым серпо-
видным навершием и незначительно изогну-
тым, почти прямым перекрестьем. Сама ру-
коять сужается к навершию и перекрестью,
отчего приобретает эллипсоидную форму
(Бабанская 1956: 196, 204, табл. VIII: 1) (рис. 1:
28). Подобного типа эфесы со слабоизогнуты-
ми перекрестьем и навершием характерны
для начального этапа раннесарматской куль-
туры и датируются концом IV—III в. до н. э.
(Мошкова 1963: 33, табл. 18: 8—14). А эллип-
72 С. С. Иванов
соидные рукояти отмечены на кинжалах и ме-
чах IV—III вв. до н. э. из Семиречья (Акишев
1978: 28—30, табл. 23—24), с Западного Тянь-
Шаня (Кожомбердиев 1977: рис. 3; Ташбаева
2011: 87, рис. 60), Лесостепного Алтая
(Могильников 1997: 43—46, рис. 37: 3, 5, 6, 8)
и из Приуралья (Мошкова 1963: 34, табл. 18:
9, 11). К этому же времени относится кин-
жал с аналогичной формой рукояти из хра-
ма Окса в Бактрии (Южный Таджикистан)
(Литвинский 2001: 244—245, табл. 58: 5).
Исходя из этого, берккаринский кинжал мож-
но датировать в рамках IV—III вв. до н. э.
(рис. 1: 35—39).
Костяные накладки на лук хуннского об-
лика были найдены только в одном «усунь-
ском» погребальном комплексе — в кур-
гане 4 Чильпекского могильника (Воеводский,
Грязнов 1938: 176, рис. 33). Находки пред-
ставлены только срединными экземплярами.
Поскольку они происходят из ограбленно-
го кургана, перед нами, по-видимому, далеко
не полный комплект костяных накладок, так
как луки хуннского типа обязательно снабжа-
лись концевыми накладками (Худяков 1986:
26—30). В то же время нет никаких сомне-
ний относительно датировки данного кур-
гана II—I вв. до н. э. — первыми веками н. э.
(Хазанов 1966: 36; Литвинский 2001: 46).
Наконечники стрел также достаточно ред-
ки в «усуньских» погребениях и представле-
ны железными и костяными экземплярами.
Сохранность железных наконечников
стрел чаще всего плохая, поэтому только часть
из них поддаётся типологической атрибуции.
В основном наконечники представлены мел-
кими черешковыми трёхлопастными и трёх-
гранными формами (рис. 1: 3—11). Находка
двухлопастного черешкового наконечника из-
вестна в одном случае (Бабанская 1956: 195).
К сожалению, мелкие черешковые трёх-
лопастные и трёхгранные наконечники стрел
не могут быть достаточно точным хронологи-
ческим индикатором, так как они появляют-
ся в поздних сакских памятниках IV—III вв.
до н. э. и практически без изменений суще-
ствуют до II—III вв. н. э., а иногда и позже.
Однако в поздний период подобные наконеч-
ники часто встречаются с крупными железны-
ми стрелами различных типов (Литвинский
2001: 93—98). Поэтому, на наш взгляд, по-
гребения, где найдены даже небольшие се-
рии мелких трёхлопастных и трёхгранных
черешковых наконечников стрел, можно да-
тировать II в. до н. э. — II в. н. э. Таких по-
гребений в Притяньшанье немного: курган 1
Каракольского I могильника (Воеводский,
Грязнов 1938: 170—173, рис. 36); курганы 4,
Stratum plus
№3. 2016
5, 8 могильника Орто-Каирма (Абетеков 1967:
34—36, рис. 2: 5—10); курган 5 могильника
Тамды (Бернштам 1949: рис. 3: 2; Маловицкая
1949: 118—121). Видимо, эти комплек-
сы можно считать опорными для выделе-
ния в Притяньшанье погребальных памятни-
ков рубежа эр. Исключениями, по-видимому,
могут являться элитарные погребения, на-
пример, курган 7 могильника Джал-Арык II
(Ташбаева 2011: 91—94, рис. 64: 17) (рис. 1:
22), где железные черешковые наконечники
стрел встречаются уже в конце сакского пе-
риода. Впрочем, отдельные их находки засви-
детельствованы в это время и в рядовых захо-
ронениях Притяньшанья. Например, к сакско-
му времени относится курган 270 могильника
Берккары, откуда происходит железный че-
решковый трёхгранный наконечник стрелы,
найденный вместе с упомянутой выше руко-
ятью от меча или кинжала (Бабанская 1956:
табл. VIII: 3). Сходные трёхлопастные нако-
нечники стрел отмечены в сакских памятни-
ках Памира IV—III вв. до н. э. (Литвинский
1972: 103, табл. 36: 2, 3; 2001: 95). Поэтому
есть вероятность, что отдельные курга-
ны «усуньского» облика, содержащие же-
лезные наконечники стрел, могут относить-
ся к финальному этапу развития сакской
культуры в регионе. Однако, на наш взгляд,
даже небольшие серии подобных наконечни-
ков в рядовых погребальных комплексах мо-
гут свидетельствовать в пользу их отнесения
к рубежу эр. Сходная ситуация отмечена в по-
гребальных памятниках могильников камен-
ской культуры Лесостепного Алтая, тесно свя-
занной с сакской культурой Притяньшанья.
Здесь представительные серии железных на-
конечников стрел известны по большей части
именно из элитарных погребальных комплек-
сов (Локоть 4а, Новотроицкий 2, Бугры и др.)
(рис. 1: 23—26).
Единственный двухлопастный череш-
ковый наконечник стрелы из могильника
Берккара более всего характерен для первой
половины I тыс. н. э. (Литвинский 2001: 114),
поэтому его атрибуция усуньским периодом
не вызывает сомнений.
Костяные наконечники представлены
только тремя экземплярами. Первый был об-
наружен в кургане 57 могильника Курты. Он
имеет удлинённо-сводчатую, трёхгранную
в сечении головку с шипами и коротким че-
решком (рис. 1: 1). Аналогичный наконечник,
по-видимому, был найден также в кургане 448
могильника Берккара (Бабанская 1956: 198).
Подобные наконечники стрел широко из-
вестны в культурах Саяно-Алтая в скиф-
скую эпоху (Шульга 2002: 44—50; Кубарев,
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
Шульга 2007: 92—93). Ближайшие анало-
гии наконечников из могильников Курты
и Беркарра датируются в рамках V—III вв.
до н. э. (Могильников 1997: рис. 38: 6, 46: 23;
Кочеев 1998: рис. 2: 13; 1999: рис. 2: 22, 27,
28; Кубарев, Шульга 2007: рис. 69: 24) (рис. 1:
12—17).
Третий костяной наконечник — из кур-
гана 20 могильника Капчагай III — втульча-
тый. Он имеет более специфическую форму:
головка наконечника сводчатая, четырёхгран-
ная у острия, переходящая постепенно в ше-
стигранную часть, которая оканчивается дву-
мя длинными шипами (Акишев, Кушаев 1963:
283, табл. II: 11) (рис. 1: 2).
Г. А. Кушаев датировал курган 20 могиль-
ника Капчагай к III—II вв. до н. э. (Акишев,
Кушаев 1963: 177, табл. II: 13; XI: 12).
Действительно, он находит ближайшие ана-
логии в Лесостепном Алтае в III—II вв.
до н. э. (Могильников 1997: 56, рис. 46: 8).
При этом необходимо заметить, что сходные
костяные наконечники стрел известны там
с IV в. до н. э. (Могильников 1997: рис. 46: 11,
19, 27; Кубарев, Шульга 2007: 68—69, рис. 69:
72) (рис. 1: 18—21). Вероятнее всего, что на-
конечник стрелы из кургана 20 могильни-
ка Капчагай III попал в Притяньшанье в ходе
контактов с культурами Лесостепного Алтая,
о чем говорит его нетипичность для кочевых
культур Средней Азии.
К предметам, связанным с воинскими поя-
сами, относятся поясные обоймы и так назы-
ваемые «костыльки».
Известна только одна поясная бронзовая
обойма в «усуньском» погребении — в кур-
гане 24 могильника Капчагай III в Илийской
долине. Она подквадратной формы с пря-
моугольным вырезом с внутренней сторо-
ны, и небольшим поперечным — с внешней
(рис. 2: 1). Обойма была отнесена Г. А. Кушае-
вым к III—II вв. до н. э. (Акишев, Кушаев 1963:
153, табл. II: 12). Однако изделие имеет огром-
ный круг хорошо датированных аналогий как
в Притяньшанье, так и в сопредельных реги-
онах. В частности, практически аналогичная
обойма была найдена в кургане 34 могильника
Джал-Арык II (Западный Тянь-Шань). Курган
датирован VI—V вв. до н. э. (Ташбаева 2011: 72,
рис. 68: 3; 78) (рис. 2: 2, 3). Такие же поясные
обоймы достаточно широко использовались
в культурах скифского времени Лесостепного
(Могильников, 1997: 71—71, рис. 54: 4) (рис. 2:
4) и Горного Алтая (Киселёв 1951: 294—295,
табл. XXVIII: 12) (рис. 2: 5, 6), Минусинской
котловины (Членова 1967: табл. 15: 15—16)
(рис. 2: 7, 8), Тувы (Грач 1980: 171, рис. 33:
1—3; 59: 1; Мандельштам 1983: рис. 2: 8)
73
(рис. 2: 9) и Западной Монголии (Новгородова
1989: 267) в V—III вв. до н. э. В связи с этим
поясную обойму из могильника Капчагай III
можно датировать V—III вв. до н. э.
Не менее показательны в вопросе хро-
нологии «усуньских» погребальных памят-
ников и так называемые «костыльки», кото-
рые до недавнего времени считались просто
предметами декора. Относительно недав-
но А. Т. Сингаевским было установлено, что
эти предметы использовались в качестве на-
конечников ремешков-завязок боевых поясов
(Сингаевский 2007: 161).
«Костыльки» были обнаружены в це-
лом ряде могильников «усуньского» облика
(Бабанская 1956: табл. VII: 9; Акишев, Кушаев
1963: табл. II: 14—15; Максимова 1975: рис. 3:
2). По внешнему облику они делятся на две
группы: с гладким стержнем (рис. 2: 10—12,
15) и ажурные (рис. 2: 13, 14).
«Костыльки» первой группы извест-
ны в сакских могильниках Западного Тянь-
Шаня, где они надёжно датируются сакским
периодом (Ташбаева 2011: рис. 65: 5—8).
Они также находят многочисленные парал-
лели в Лесостепном (рис. 2: 23, 24) и Горном
Алтае (рис. 2: 27—29) и Туве (рис. 2: 30—33),
где датируются, в целом, VI—III вв. до н. э.
(Сингаевский 2007: 170—171).
Вторая группа «костыльков» — ажур-
ные — известны только из долины р. Или.
Видимо, они не случайно попадали в самые
северные районы Притяньшанья, так как ана-
логии им известны только в каменской куль-
туре Лесостепного Алтая, где они датируют-
ся V—III вв. до н. э. (Сингаевский 2007: 170,
рис. 1: 19, 20, 22) (рис. 2: 25, 26). При этом неко-
торые исследователи склонны связывать про-
исхождение этих «костыльков» именно с до-
линой р. Или, поэтому маловероятно, чтобы
они могли датироваться более поздним вре-
менем, чем в памятниках каменской культуры
(Иванов 2012: 172—173, рис. 1: 6—9).
Бытовые предметы, чаще всего, представ-
лены ножами, реже — пряслицами и оселка-
ми. Поскольку пряслица и оселки малоинфор-
мативны с точки зрения хронологии, нас боль-
ше интересуют ножи.
Ножи из «усуньских» погребений пред-
ставлены железными и бронзовыми экземпля-
рами. Практически все известные находки мо-
гут быть отнесены к типу пластинчатых.
Бронзовые ножи были обнаружены в ряде
погребений Илийской долины: Бесшатыр II,
курган 1; Утеген I, курган 3; Капчагай III, кур-
ган 21 (Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 1, 3, 5).
Они, несомненно, относятся к сакскому пе-
риоду. Об этом свидетельствуют многочис-
74 С. С. Иванов Stratum plus
№3. 2016

Рис. 2. Предметы поясной гарнитуры из «усуньских» погребений Притяньшанья и их аналогии в культурах скиф-
ского типа Евразии: 1, 10—15 — Притяньшанье: 1, 13—15 — долина р. Или (по Акишев, Кушаев 1963: табл. II:
12, 14, 15); 10—11 — северные склоны Каратау (по Бабанская 1956: табл. VII: 8, 9); 12 — северные пред-
горья Киргизского хр. (по Максимова 1975: рис. 3: 2); 2—3, 16—22 — сакская культура Притяньшанья (2—3,
19—20 — по Ташбаева 2011: рис. 68: 2, 3; 65: 5—8; 16—18 — по Амиров 2015: рис. 1: 1—3); 4 — каменская
культура Лесостепного Алтая (по Могильников 1997: рис. 54: 4); 5—6, 27—29 — пазырыкская культура Горного
Алтая (5 — по Киселев 1951: табл. XXVIII: 12; по Кубарев, Шульга 2007: рис. 71: 23; 27—29 — по Сингаевский
2007: рис. 1: 37—39); 7—8 — тагарская культура Минусинской котловины (по Членова 1967: табл. 15: 15, 16);
9, 31—33 — уюкско-саглынская культура Тувы (9 — по Мандельштам 1983: рис. 2: 8; 31—33 — по Сингаев-
ский 2007: рис. 1: 62—65); 23—26 — скифские культуры Лесостепного Алтая (по Сингаевский 2007: рис. 1: 17,
19—21).

Fig. 2. Elements of warrior belts from “Wusun” burials of Tian-Shan region and their analogies from Scythian type cultures of
Eurasia: 1, 10—15 — Tian-Shan region: 1, 13—15 — Ili valley (after Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 12, 14, 15); 10—11 —
northern slopes of Karatau range (11 — after Бабанская 1956: табл. VII: 8, 9); 12 — northern foothills of Kyrgyz range (after
Максимова 1975: рис. 3: 2); 2—3, 16—22 — Saka culture of Tian-Shan region (2—3, 19—20 — after Ташбаева 2011: рис. 68:
2, 3; 65: 5—8; 16—18 — after Амиров 2015: рис. 1: 1—3); 4 — Kamen’ culture of Forest-Steppe Altay (after Могильников 1997:
рис. 54: 4); 5—6, 27—29 — Pazyryk culture of Mountain Altay (5 — Киселев 1951: табл. XXVIII: 12; after Кубарев, Шульга 2007:
рис. 71: 23; 27—29 — after Сингаевский 2007: рис. 1: 37—39); 7—8 — Tagar culture of Minusinsk basin (after Членова 1967:
табл. 15: 15, 16); 9, 31—33 — Uyuk-Sagly culture of Tuva (9 — after Мандельштам 1983: рис. 2: 8; 31—33 — after Сингаевский
2007: рис. 1: 62—65); 23—26 — Scythian type cultures of Forest-Steppe Altay (after Сингаевский 2007: рис. 1: 17, 19—21).

ленные аналогии из памятников кочевников
Евразии в I тыс. до н. э. Эти аналогии пока-
зывают, что ножи из бронзы вытесняются же-
лезными уже в IV в. до н. э. Соответственно,
бронзовые ножи из Илийской долины датиру-
ются не позднее V—IV вв. до н. э.
Железные пластинчатые ножи найдены
во многих «усуньских» погребениях. Находки
представлены, как правило, двумя типами —
без выделенной рукояти или со слабо выде-
ленной рукоятью (Акишев 1956: рис. 5: 24;
Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 2, 6; Максимова
1959: табл. I: 3, 15; III: 5; 1976, рис. 4: 7—10,
12) (рис. 3: 1—5, 7—11). Изредка также встре-
чаются ножи с кольцевидным навершием
(Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 4) (рис. 3: 6).
Подобные ножи появляются в Средней
Азии ещё в раннесакский период. Они извест-
ны, по крайней мере, с VII в. до н. э. (Бернштам
1952: рис. 132: 2, 11; Вишневская 1973:
71—72, табл. II: 11; XV: 13; XXI: 8; Итина,
Яблонский 1997: рис. 18: 10; 36: 11—13; 52:
9; 57: 8) (рис. 3: 15—18). На протяжении всего
сакского периода пластинчатые ножи из брон-
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье 75
№3. 2016

Рис. 3. Ножи из «усуньских» погребений Притяньшанья и их аналогии в культурах скифского типа Евразии:
1—11 — Притяньшанье: 1—8 — долина р. Или (1—6 — по Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 1—6; 7, 8 — по До-
сымбаева 2007: табл. 37: 2; 23: 6); 9 — северные склоны Каратау (по Досымбаева 2007: табл. 37: 6); 10 — север-
ные предгорья Киргизского хр. (по Досымбаева 2007: табл. 37: 7); 11 — Центральный Тянь-Шань (по Кибиров
1959: рис. 10: 8); 12—14 — сакская культура Притяньшанья (по Ташбаева 2011: рис. 62: 4—6); 15—19 — Вос-
точное Приаралье (15, 16 — по Итина, Яблонский 1996: рис. 52: 9, 57: 8; 17, 18 — по Вишневская 1973: табл. II:
11, XXI: 8); 19 — тасмолинская культура Центрального Казахстана (по Вишневская 1992: табл. 53: 9); 20 — саки
Памира (по Бернштам 1952: рис. 132: 2); 21—23 — эйлатано-актамская культура Ферганы (по Горбунова 1962:
рис. 5: 8—10).

Fig. 3. Knives from “Wusun” burials of Tian-Shan region and their analogies from Scythian type cultures of Eurasia: 1—11 — Tian-
Shan region: 1—8 — Ili valley (1—6 — after Акишев, Кушаев 1963: табл. II: 1—6; 7, 8 — after Досымбаева 2007: табл. 37: 2; 23:
6); 9 — northern slopes of Karatau range (after Досымбаева 2007: табл. 37: 6); 10 — northern foothills of Kyrgyz range (after До-
сымбаева 2007: табл. 37: 7); 11 — Inner Tian-Shan (after Кибиров 1959: рис. 10: 8); 12—14 — Saka culture of Tian-Shan region
(after Ташбаева 2011: рис. 62: 4—6); 15—19 — eastern part of Aral sea region (15, 16 — after Итина, Яблонский 1996: рис. 52:
9, 57: 8; 17, 18 — after Вишневская 1973: табл. II: 11, XXI: 8); 19 — Tasmola culture of Central Kazakhstan (after Вишневская
1992: табл. 53: 9); 20 — Saka culture of Pamirs (after Бернштам 1952: рис. 132: 2); 21—23 — Eylatan-Aktam culture of Fergana
(after Горбунова 1962: рис. 5: 8—10).

зы и железа доминируют в кочевых культу- и, соответственно, принадлежат позднесак-

рах региона (рис. 3: 12—14, 19—23). Однако,
как свидетельствуют материалы с сосед-
них территорий, пластинчатые ножи в тече-
ние IV—II вв. до н. э. постепенно вытесня-
ются черешковыми, и в I в. до н. э. уже прак-
тически не встречаются (Мошкова 1963: 38,
табл. 22; Хабдулина 1994: 58—59, табл. 56).
В самой Средней Азии черешковые ножи из-
вестны в местных культурах, по крайней мере,
с IV в. до н. э. (Горбунова 1962: 102, рис. 5:
12—13; Литвинский 1972: 31—32, табл. 2:
1—3, 5, 6). Сосуществуя с пластинчатыми но-
жами, черешковые вытесняют их на протяже-
нии последующих двух-трёх столетий. В этой
связи очевидно, что самые поздние пластин-
чатые ножи в регионе не могут датироваться
позже II в. до н. э. Таким образом, «усуньские»
погребения с пластинчатыми ножами в основ-
ной своей массе датируются IV—II вв. до н. э.
ским племенам региона.
Зеркала из «усуньских» погребений мо-
гут также выступать в качестве относительно
надёжного хроноиндикатора. Находок зеркал
сравнительно немного. По внешнему облику
и характерным особенностям их можно разде-
лить на пять типов: 1) медалевидные; 2) с про-
стой боковой рукоятью; 3) с зооморфной руко-
ятью; 4) без рукояти; 5) без рукояти и с невы-
соким бортиком по краю.
Медалевидные зеркала обнаружены в мо-
гильниках Унгур-Кора I и Кызыл-Эспе
в Семиречье (Акишев, Кушаев 1963: табл. I:
13—14) (рис. 4: 4, 5). Они достаточно хорошо
известны по огромному количеству находок
из памятников Горного Алтая, Минусинской
котловины, Тувы, Западной Монголии, и да-
тируются, в целом, V—II вв. до н. э. (Маннай-
Оол 1970: 79; Кубарев 2002: 63). В этой свя-
76 С. С. Иванов
Рис. 4. Зеркала из «усуньских» погребений Притянь-
шанья: 1—5 — долина р. Или (1, 2, 4, 5 — по Акишев,
Кушаев 1963: табл. I: 13—15, 17; 3 — по Максимова
1959: табл. IV: 10); 6, 7 — Центральный Тянь-Шань
(по Кибиров 1959: рис. 3: 5, 6); 8 — Прииссыккулье
(по Заднепровский 1992б: табл. 29: 44).
Fig. 4. Mirrors from “Wusun” burials of Tian-Shan region:
1—5 — Ili valley (1, 2, 4, 5 — after Акишев, Кушаев 1963:
табл. I: 13—15, 17; 3 — after Максимова 1959: табл. IV: 10);
6, 7 — Inner Tian-Shan (after Кибиров 1959: рис. 3: 5, 6); 8 —
Issyk-Kul lake area (after Заднепровский 1992б: табл. 29: 44).
зи маловероятно, чтобы медалевидные зерка-
ла из «усуньских» захоронений датировались
иначе.
Зеркала с простой боковой рукоятью найде-
ны в курганах 42 и 43 могильника Карабулун
на Центральном Тянь-Шане (Кибиров 1959:
76—77, рис. 3: 5—6) (рис. 4: 6, 7) и в кур-
гане 35 могильника Кадырбай III в до-
лине реки Или (Акишев, Кушаев 1963: табл. I:
15) (рис. 4: 1). Б. А. Литвинский, проанализи-
ровав древние среднеазиатские зеркала, выска-
зал мнение, что тяньшанские могут быть да-
тированы V—III вв. до н. э. (Литвинский 1971:
38—39). К этому же времени, скорее всего, от-
носится и илийское зеркало. Подтверждает
эту датировку и находка сходного зеркала
из могильника Кара-Швак на соседнем Алае
(Заднепровский 1960: 82—83, рис. 42: 2).
Единственное зеркало с короткой боко-
вой ручкой в виде головки грифона было об-
наружено в кургане 2 Чильпекской груп-
пы (Воеводский, Грязнов 1938: 176, рис. 31)
(рис. 4: 8). Оно находит очень близкие ана-
логии в культурах Саяно-Алтая и датиру-
ется IV—III вв. до н. э. (Боковенко, Седых,
Красниенко 1983: 77—79, рис. 2: 6; Кубарев
2002: 67, рис. 7: 2, 5).
Stratum plus
№3. 2016
Зеркало в виде простого круглого диска,
снабжённое тремя отверстиями для крепления
утраченной ручки, известно в кургане 97 мо-
гильника Кызыл-Эспе. Курган был датирован
Г. А. Кушаевым III—II вв. до н. э. (Акишев,
Кушаев 1963: табл. I: 17; XI: 36) (рис. 4: 2).
По нашему мнению, хорошо датированные
раннесарматские аналогии (Мошкова 1963:
41, табл. 27: 1—5) позволяют расширить да-
тировку зеркала из Кызыл-Эспе до IV—II вв.
до н. э.
Зеркало без ручки в виде круглого дис-
ка с невысоким бортиком по краю проис-
ходит из кургана 216 могильника Бет-Агач
(Максимова 1959: 89—90, табл. IV: 10) (рис. 4:
3). Аналогичное зеркало известно среди мате-
риалов сакского периода на Западном Тянь-
Шане (Ташбаева 2011: 75). На основании ана-
логий из «савроматских» и раннесарматских
памятников (Мошкова 1963: 42, табл. 27: 12;
Смирнов 1964: 156, рис. 72: 8—10; Клепиков
2002: 72, рис. 24: 8) зеркало из Бет-Агача дати-
руется V—III вв. до н. э.
Украшения представлены различными ви-
дами — серьгами, браслетами, заколками, на-
шивными бляшками, перстнями и бусинами.
Самыми информативными с хронологической
точки зрения являются серьги и заколки.
Большая часть серёг однотипна и представ-
лена двумя вариантами: простыми восьмёр-
ковидными серьгами, свитыми из бронзовой
или золотой проволоки в виде несомкнутого
кольца с дополнительной маленькой петель-
кой (Кибиров 1959: рис. 6: 11; Максимова
1959: табл. II: 1—2; V: 3; 1976: рис. 3: 14, 15;
Агеева 1961: рис. 7; Акишев, Кушаев 1963:
табл. I: 6—8) (рис. 5: 1—10), и аналогичны-
ми серьгами, с одной или несколькими под-
весками, в основном из камня, которые кре-
пились к малой петельке изделия (Бабанская
1956: табл. VII: 1, 2; Кушаев 1959: рис. 4;
Акишев, Кушаев 1963: табл. I: 5; Максимова
1972: табл. V: 2; 1975: рис. 3: 5, 6, 15) (рис. 5:
11—15).
Серьги первого варианта известны в сак-
ских погребальных памятниках Притяньшанья
(Ташбаева 1996: рис. 15: 11; 2011: 73, рис. 71:
6, 7) (рис. 5: 16—19). Аналогичные серьги
широко представлены в культурах скифского
типа Лесостепного и Горного Алтая (рис. 5:
20—24), где получают наибольшее распро-
странение в V—III вв. до н. э. (Кирюшин,
Степанова 2004: 95—96, рис. 42: 3—5, 7, 8;
Кубарев, Шульга 2007: 68—69, рис. 62: 14,
17; Могильников 1997: 75—76, рис. 55а: 1, 2).
Аналогичные серьги происходят и из памятни-
ков скифского времени из Синьцзяна (Шульга
2010: рис 84: 17—19) (рис. 5: 25—27).
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье 77
№3. 2016

Рис. 5. Украшения из «усуньских» погребений Притяньшанья и их аналогии в культурах скифского типа Евразии:
1—15, 35—48 — Притяньшанье: 1—8, 12, 36, 39, 40, 44, 47, 48 — долина р. Или (по Досымбаева 2007: табл. 38:
2, 3, 7, 8, 11; 40: 1—5, 7—9, 18); 9, 10 — Центральный Тянь-Шань (по Кибиров 1959: рис. 6: 11); 11, 15, 35, 42,
43, 46 — северные склоны Каратау (11, 42, 43 — по Бабанская 1956: табл. VII: 1; VIII: 6, 7; 15 — по Кушаев
1959: рис. 4; 35 — по Досымбаева 2007: табл. 38: 1, 9); 13, 14, 37, 38, 45 — северные предгорья Киргизского хр.
(13, 14, 45 — по Досымбаева 2007: табл. 38: 12; 40: 19, 21; 37, 38 — по Максимова 1976: рис. 4: 1, 2); 16—19,
28—31– сакская культура Притяньшанья (16—17, 30—31 — по Ташбаева 2011: рис. 71: 4—6, 7; 18—19 —
по Бейсенов 2014: рис. 7: 1, 2; 28—29 — по Заднепровский 1992а: табл. 32: 15, 16); 20—21, 33, 49—55 — скиф-
ские культуры Лесостепного Алтая (по Могильников 1997: рис. 55а: 1, 2, 22; 57: 1, 2, 5—7, 9, 11); 22—24, 57,
58 — пазырыкская культура Горного Алтая (по Кирюшин, Степанова 2004: рис. 39: 3, 4; 42: 3, 7, 8); 25—27, 60 —
скифские культуры Синьцзяна (по Шульга 2011: рис. 84: 13, 17—19); 32 — тасмолинская культура Центрального
Казахстана (по Бейсенов 2014: рис. 6: 1); 34, 59 — уюкско-саглынская культура Тувы (по Мандельштам 1983:
рис. 2: 23, 25).

Fig. 5. Jewelry from “Wusun” burials of Tian-Shan region and their analogies from Scythian type cultures of Eurasia: 1—15,
35—48 — Tian-Shan region: 1—8, 12, 36, 39, 40, 44, 47, 48 — Ili valley (after Досымбаева 2007: табл. 38: 2, 3, 7, 8, 11; 40: 1—5,
7—9, 18); 9, 10 — Inner Tian-Shan (after Кибиров 1959: рис. 6: 11); 11, 15, 35, 42, 43, 46 — northern slopes of Karatau range (11,
42, 43 — after Бабанская 1956: табл. VII: 1; VIII: 6, 7; 15 — after Кушаев 1959: рис. 4; 35 — after Досымбаева 2007: табл. 38: 1,
9); 13, 14, 37, 38, 45 — northern foothills of Kyrgyz range (13, 14, 45 — after Досымбаева 2007: табл. 38: 12; 40: 19, 21; 37, 38 —
after Максимова 1976: рис. 4: 1, 2); 16—19, 28—31 — Saka culture of Tian-Shan region (16—17, 30—31 — after Ташбаева
2011: рис. 71: 4—6, 7; 18—19 — after Бейсенов 2014: рис. 7: 1, 2; 28—29 — after Заднепровский 1992а: табл. 32: 15, 16);
20—21, 33, 49—55 — Scythian type cultures of Forest-Steppe Altay (after Могильников 1997: рис. 55а: 1, 2, 22; 57: 1, 2, 5—7, 9,
11); 22—24, 57, 58 — Pazyryk culture of Mountain Altay (after Кирюшин, Степанова 2004: рис. 39: 3, 4; 42: 3, 7, 8); 25—27, 60 —
Scythian type cultures of Xinjiang (after Шульга 2011: рис. 84: 13, 17—19); 32 — Tasmola culture of Central Kazakhstan (after
Бейсенов 2014: рис. 6: 1); 34, 59 — Uyuk-Sagly culture of Tuva (after Мандельштам 1983: рис. 2: 23, 25).

Серьги второго варианта также известны
в сакских памятниках Притяньшанья. Так, на-
ходка восьмёрковидной серьги с каменной под-
веской известна в знаменитом кургане Иссык
IV в. до н. э. (Акишев 1978: табл. 33). В сак-
ских погребениях Западного Тянь-Шаня была
найдена серия аналогичных серёг V—III вв.
до н. э. (Ташбаева 2011: 73—74, рис. 71: 1—5)
(рис. 5: 28—31). Близкие типы проволочных
серёг с подвеской известны в тасмолинских
памятниках VI—III вв. до н. э. Центрального
Казахстана (Бейсенов 2014: 125—126, рис. 6)
(рис. 5: 32). Такие же серьги с подвеской были
широко распространены в это время и в па-
мятниках Лесостепного (Могильников 1997:
75—76, рис. 55а: 22; Шульга 2003: 60—61,
78
Рис. 6. Важнейшие памятники, упоминаемые в статье.
Fig. 6. Main sites mentioned in the article.
рис. 49: 10—15) и Горного Алтая (Кубарев,
Шульга 2007: 69—70, рис. 62: 15) (рис. 5:
33), Туве (Мандельштам 1983: 32—33, рис. 2:
21—23) (рис. 5: 34), а также в погребальных
комплексах ранних кочевников Синьцзяна
(Шульга 2010: рис. 84: 5, 15).
Таким образом, большая часть серёг
из «усуньских» захоронений Притяньшанья
датируется V—III вв. до н. э., и никак не рань-
ше. Совсем недавно к аналогичным выво-
дам пришёл и казахстанский исследователь
А. З. Бейсенов (2014: 126).
Заколки/шпильки из «усуньских» погре-
бений представлены бронзовыми и желез-
ными экземплярами. Навершия заколок раз-
личаются по форме, но преобладает ша-
ровидная (Акишев 1956: рис. 24: д; 1959:
табл. IV; Акишев, Кушаев 1963: табл. I: 1—4;
Бабанская 1956: табл. VIII: 6, 7; Максимова
1959: табл. IV: 5—6; Максимова 1962: рис. 5:
3) (рис. 5: 35—48). Аналогичные булавки
были широко распространены у ранних ко-
чевников Лесостепного (Могильников 1997:
77—79, рис. 57: 2, 5, 6, 9, 11) (рис. 5: 49—56)
и Горного Алтая (рис. 5: 57, 58) в VI—II вв.
С. С. Иванов Stratum plus
№3. 2016
до н. э. (Кирюшин, Степанова 2004: 87—90,
рис. 39: 4, 5; 40: 19). Отмечены такие наход-
ки в памятниках скифского времени Тувы
(Мандельштам 1983: рис. 2: 24) (рис. 5: 59)
и Синьцзяна (Шульга 2011: рис. 84: 13) (рис. 5:
60). Как представляется, хронология притянь-
шанских заколок не выходит за рамки син-
хронных им аналогий из прилегающих реги-
онов.
Керамика является самым массовым мате-
риалом из «усуньских» погребений Притянь-
шанья. Она мало чем отличается от сакской
керамики V—III вв. до н. э., что служит кос-
венным аргументом более ранней датировки
большей части погребений, традиционно от-
носимых к усуньскому периоду. Скорее всего,
эти захоронения принадлежат носителям сак-
ской культуры Притяньшанья. Об этом свиде-
тельствуют и некоторые формы керамических
сосудов, имеющих ближайшие типологиче-
ские и хронологические параллели в синхрон-
ных памятниках восточной части Евразии.
Например, среди керамической посу-
ды Притяньшанья фиксируется сравнитель-
но небольшая группа кувшинов удлинён-
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
ных пропорций с высокой, расширяющейся
к устью горловиной. Они отмечены в курга-
нах 11 и 37 могильника Калкан I, в курганах
62, 85 могильника Сарытогай в Семиречье
(Агеева 1961: рис. 2; Акишев, Кушаев 1963,
табл. VI: 11—12), в кургане 2 могильни-
ка Джергес в Прииссыккулье (Бернштам
1952: рис. 27: 2). Причём сосуд из могильни-
ка Джергес имеет петлевидную ручку на ту-
лове и снабжён орнаментом в виде швов.
Эта группа кувшинов удивительно сходна
с многочисленными сосудами из Горного
и Лесостепного Алтая, которые надёжно да-
тируются V—III вв. до н. э. (Могильников
1997: 33, рис. 27: 1, 2, 5; Кирюшин, Степанова,
Тишкин 2003: табл. 9: 1—3, 10: 2—5). Кроме
того, необходимо отметить ещё один сосуд
с прошивным орнаментом на тулове. Он про-
исходит из кургана 46 могильника Сарытогай
в Семиречье. Аналогичные формы извест-
ны в Восточном Казахстане (кулажургинская
культура) и Лесостепном Алтае, где датиру-
ются IV—III вв. до н. э. (Могильников 1997:
33, рис. 27: 1, 3, 5, 6).
Также вызывает значительный интерес
горшок из кургана 28 могильника Унгур-
Кора I в Семиречье, на тулово которого чер-
ной краской нанесён орнамент в виде извили-
стых линий (Акишев, Кушаев: табл. XI: 32).
Такой орнамент находит многочисленные ана-
логии среди материалов из памятников пазы-
рыкской культуры Горного Алтая (Кирюшин,
Степанова, Тишкин 2003: табл. 7: 4, 6; 8: 6; 10:
6; 11: 8; 13: 6—9), что также может указывать
на датировку сосуда из Унгур-Коры V—III вв.
до н. э. Подобное сходство для ряда керамиче-
ских сосудов из «усуньских» погребений и па-
мятников скифского времени Горного Алтая
и Тувы ранее уже отмечалось (Мандельштам
1996: 101).
Следует отметить, что В. А. Могильников
обратил внимание на большое сходство
не только керамики и другого инвентаря,
но и погребального обряда. Исследователь вы-
сказал мнение, что в VI—V вв. в Лесостепной
Алтай проникает значительная группа саков
Семиречья и Восточного Казахстана, оказав-
шая значительное влияние на облик культуры
местного населения. В частности, ими были
привнесены кувшины, ранее в Лесостепном
Алтае не известные и почти идентичные при-
тяньшанским (Могильников 1997: 33—34,
103—104). Действительно, многие формы ке-
рамики в обоих регионах поразительно сход-
ны. В этой связи обращает на себя внимание,
что такие сосуды в Притяньшанье датируют-
ся позднее, чем в Лесостепном Алтае, куда
они были принесены сакскими племенами.
79
Очевидно, что в Притяньшанье их следует да-
тировать более ранним временем, нежели счи-
талось ранее.
Вместе с тем необходимо отметить,
что керамика ранних кочевников Притянь-
шанья I тыс. до н. э. развивается в тесной вза-
имосвязи с керамической посудой не толь-
ко кочевых культур Алтая и Тувы, но и так-
же оседло-земледельческих культур Средней
Азии, особенно соседних Ферганской долины
и Ташкентского оазиса. В частности, это про-
слежено на керамическом материале Кетмень-
Тюбинской долины на Западном Тянь-Шане,
где помимо находок импортной ферганской
посуды, было отмечено её влияние на мест-
ные, сакские формы (Ташбаева 2011: 81—84).
Развиваясь под определённым воздей-
ствием керамических традиций оседло-
земледельческой части Средней Азии, посуда
ранних кочевников Притяньшанья отражала её
существенные изменения, важнейшим из ко-
торых стало широкое распространение красно-
ангобированных сосудов на рубеже IV—III вв.
до н. э. (Заднепровский 2002: 100, 106—107)
Показательно, что в «усуньских» погребаль-
ных памятниках сосудов с красным ангобом
найдено сравнительно немного. По нашему
мнению, этот факт свидетельствует о началь-
ном этапе проникновения этой посуды в куль-
туру кочевников Притяньшанья, поэтому по-
гребения с такой керамикой, в основной мас-
се, можно датировать не позднее III—II вв.
до н. э. Показательно и то, что подавляющая
часть керамики из «усуньских» погребений
практически ничем не отличается от сакской
посуды V—III вв. до н. э. В свою очередь, это
указывает на принадлежность захоронений
к сакскому периоду.
Итак, с учётом того, что наиболее значи-
мые в хронологическом отношении наход-
ки из так называемых «усуньских» погребе-
ний Притяньшанья относятся не к рубежу эр,
а находят полные аналогии в материалах куль-
тур скифского типа Евразии, можно утверж-
дать, что основная часть этих захоронений
относится к сакскому периоду и датируется
в рамках V — первой половины II в. до н. э.
Это в равной степени относится как к погре-
бениям в простых грунтовых ямах, отмечен-
ным по всей территории Притяньшанья, так
и к захоронениям в подбоях, погребальная
камера которых устроена в северной стен-
ке входной ямы, известным преимуществен-
но в Илийской долине. При этом необходимо
подчеркнуть, что аналогичные подбои были
широко распространены в верхнем течении
р. Или (совр. Синьцзян) в V—III вв. до н. э.,
сосуществуя здесь с погребениями в грун-
80 С. С. Иванов
товых могилах. Поэтому появление подбо-
ев в Семиречье можно объяснить прямым
участием в формировании сакской культуры
Притяньшанья населения, жившего восточнее
(Иванов 2015: 46—48).
Проведённый анализ хроноиндикаторов
позволяет выделить опорные группы ком-
плексов и разделить погребения сакского и по-
длинно усуньского периодов, границей меж-
ду которыми в Притяньшанье была вторая по-
ловина II в. до н. э. Это, в свою очередь, даёт
возможность рассматривать под иным углом
зрения этнокультурные процессы, происхо-
дившие в данном регионе в конце сакского пе-
риода.
Впрочем, стоит отметить, что не все погре-
бения в грунтовых ямах можно отнести к сак-
скому периоду. Основанием для датировки па-
мятников концом II в. до н. э. — II—III вв. н. э.
могут считаться находки железных череш-
ковых наконечников стрел и костяных на-
кладок на лук «хуннского» типа. В таких за-
хоронениях (например, могильник Орто-
Каирма в Чуйской долине) также заметны
отличия и в керамическом материале, что вы-
деляет их из числа погребальных комплек-
сов сакского времени (Абетеков 1967: рис. 3:
3, 8, 11). Вероятно, эти погребения принадле-
жали потомкам сакских племён, оставших-
ся здесь после юэчжийско-усуньского завое-
вания (Заднепровский 1971: 29—30). Отсюда
следует, что к памятникам усуньского перио-
да, вероятнее всего, могут относиться погре-
бальные комплексы с нетипичным для сакско-
го времени керамическим материалом.
Анализ погребального инвентаря «усунь-
ских» захоронений показал, что в большей
части из них нет вещей хуннского облика,
характерных для кочевых культур евразий-
ских степей на рубеже эр. Это свидетельству-
ет о принадлежности данных погребальных
комплексов к более раннему, сакскому перио-
ду. Так, например, юэчжийские погребальные
памятники Северной Бактрии демонстрируют
наличие инноваций хуннского типа (костяные
накладки на лук, пряжки, колокольчики и др.).
При этом практически полное отсутствие
аналогичных предметов в основной мас-
се «усуньских» погребений выглядит стран-
ным, особенно если учесть фактор практи-
чески одновременного подчинения хуннами
юэчжей и усуней, причём последние находи-
лись под властью хуннов на несколько деся-
тилетий дольше. Поэтому отсутствие харак-
терных предметов хуннского круга в «усунь-
ских» захоронениях служит дополнительным
основанием для их датировки временем ра-
нее II в. до н. э.
Stratum plus
№3. 2016
Таким образом, в настоящее время есть
все основания утверждать, что подавляющая
часть погребений в грунтовых могилах, кото-
рые ранее относились к памятникам усунь-
ского периода, в реальности датируется V —
первой половиной II в. до н. э. и принадлежит
к сакской культуре Притяньшанья.
Необходимо подчеркнуть, что подобные
суждения высказывались и ранее. Так, впер-
вые сомнение в принадлежности усуням ча-
сти погребений в простых грунтовых ямах
было высказано И. К. Кожомбердиевым в се-
редине 70-х гг. XX в. (Кожомбердиев 1975:
173—174). В начале 1980-х гг. А. М. Мандель-
штам, обратившись к археологическим па-
мятникам усуней, отметил большое сходство
ряда предметов из «усуньских» захоронений
и «скифских» памятников Тувы V—III вв.
до н. э. (Мандельштам 1983: 46—48; 1996:
100—102). Правда, при этом он считал, что
подобный факт «может свидетельствовать
либо об их синхронности, либо о сохране-
нии в культуре последних (усуней — С. И.)
после переселения на запад традиционных
черт, сложившихся ранее» (Мандельштам
1996: 102). Вскоре Ю. А. Заднепровский
и И. К. Кожомбердиев высказались в пользу
возможного отнесения Буранинской группы
курганов в Чуйской долине, исследованной
ещё в 1920-е гг., к IV в. до н. э., т. е. к сакско-
му времени (Заднепровский, Кожомбердиев
1984: 161). Именно эта позиция стала основа-
нием для пересмотра хронологии значитель-
ной части «усуньских» погребений в грунто-
вых ямах, поскольку их датировки изначально
во многом базировались именно на материа-
лах Буранинского некрополя.
Попытки пересмотреть ход культурных
процессов в Притяньшанье во второй поло-
вине I тыс. до н. э. стимулировали дальнейшие
научные изыскания в данном направлении. Не
случайно в середине 1980-х гг. К. И. Ташбаева,
анализируя культуру ранних кочевников Тянь-
Шаня, сравнила «усуньские» погребения
в грунтовых ямах с хорошо датированными
сакскими погребениями и совершенно спра-
ведливо отнесла большую их часть к пред-
шествующему сакскому периоду (Ташбаева
1987; 1996: 60—61; 2011: 139—142). Однако
К. И. Ташбаевой не был детально проанализи-
рован материал из «усуньских» погребений,
поскольку тогда для пересмотра его хроноло-
гии не хватало данных о погребальных памят-
никах скифского времени из сопредельных
регионов, по причине чего и не были сдела-
ны необходимые обобщения о времени быто-
вания различных предметов. Это закономер-
но вызвало неприятие идей К. И. Ташбаевой,
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
и в научном сообществе сохранились пред-
ставления о памятниках усуней, которые
оформились ещё в 30—60-х гг. XX в.
Недавно неожиданное развитие «усунь-
ская» проблема получила в работах
Вл. А. Семёнова. Основываясь на давно от-
меченном сходстве ряда находок из «усунь-
ских» погребений и позднескифских погре-
бений Тувы, он пришёл к выводу, что имен-
но из Тувы исходила миграция исторических
усуней, и этим можно объяснить факт нали-
чия сходных вещей в двух отдалённых регио-
нах (Семёнов 2010: 100—109). Однако непо-
нятно, почему исследователь полностью иг-
норировал обстоятельство, что погребальный
обряд «усуньских» грунтовых и подбойных
захоронений кардинально отличается от позд-
них погребений саглынско-уюкской культуры
Тувы, совершённых преимущественно в сру-
бах в скорченном положении. Кроме того,
Вл. А. Семёнов не обратил внимания, что
сходные вещи в обоих регионах могут указы-
вать скорее на синхронность (а не на разновре-
менность) тех комплексов, где они были обна-
ружены. Не подтверждается теория миграции
усуней из Тувы в Притяньшанье и данными
китайских письменных источников, которые
в качестве исходной территории миграции
усуней в Притяньшанье указывают восточные
районы Синьцзяна и западную часть провин-
ции Ганьсу в Китае (Заднепровский 1971: 29;
Мандельштам 1996: 95—96). В связи с изло-
женным мнение Вл. А. Семёнова в настоящее
время не может быть принято и представляет
чисто историографический интерес.
В завершение необходимо подчеркнуть,
что представления о погребальных памятни-
ках усуней, сложившиеся в 30—60-е гг. XX в.,
продолжают циркулировать в современной
научной среде. В отдельных случаях эти пред-
ставления даже позволяют некоторым иссле-
дователям игнорировать радиоуглеродные
даты погребальных памятников, чётко указы-
вающие на их принадлежность к сакскому пе-
риоду (Горячев 2007: 13). Впрочем, наметив-
шаяся в последнее время тенденция к пере-
смотру датировок большей части «усуньских»
захоронений позволяет под иным углом рас-
сматривать этнокультурные процессы в При-
тяньшанье во второй половине I тыс. до н. э.
С учётом того, что значительная часть по-
гребальных памятников, которую ранее тради-
ционно относили к «усуньским», а на самом
деле она может быть отнесена к V — нача-
лу II в. до н. э., появляется проблема выделе-
ния археологических памятников пришлого
населения, которые достоверно принадлежат,
в первую очередь, историческим усуням.
81
В Притяньшанье таких памятников в на-
стоящее время исследовано немного. В Се-
миречье это, прежде всего, хорошо дати-
рованный Беткайнарский могильник с не-
обычными грунтовыми ямами с дромосами
и керамикой, сходной с раннекушанской
(Байпаков, Исмагил, Касенов 1997: 15—24;
Литвинский 2001: 343). На Тянь-Шане это
так называемая айгырджальская группа по-
гребений, выделенная А. К. Кибировым.
Для этой группы характерны захороне-
ния, совершённые в подбоях с ориентаци-
ей погребённых в северный сектор, ино-
гда с некоторым отклонением от данной
оси; при этом другой особенностью явля-
ется устройство погребальной камеры в за-
падной стене входной ямы (Кибиров 1959:
114—132). Подобные подбойные захоронения
конструктивно близки раннекушанским (юэч-
жийским) погребениям Бишкентской долины
в Таджикистане (Мандельштам 1966; 1975)
и, судя по погребальному инвентарю, датиру-
ются концом II в. до н. э. — III в. н. э. Именно
эти две группы памятников могут принадле-
жать пришлому населению, притом достаточ-
но разнородному по своему этнокультурному
составу, судя по вариациям погребальных па-
мятников этого периода. В то же время под-
бои айгырждальского типа могут быть со-
отнесены как с усунями, так и с оставши-
мися в Притяньшанье юэчжами. Как считал
Ю. А. Заднепровский, возможно, сходство по-
гребальных традиций усуней и юэчжей мож-
но объяснить продолжительным временем
соседства обоих этносов, о чем вполне опре-
делённо сообщают китайские письменные ис-
точники (Заднепровский 1971: 33—34).
Таким образом, пересмотр традиционных
представлений об «усуньских» погребальных
памятниках позволяет более объективно рас-
сматривать этнокультурные процессы в При-
тяньшанье во второй половине I тыс. до н. э.
В настоящее время можно констатировать,
что на рубеже сакского и усуньского перио-
дов, в середине II в. до н. э., происходит раз-
рыв в культурном развитии сакского населе-
ния Притяньшанья, вызванный вторжением
двух новых кочевых групп — юэчжей и усу-
ней, существенно изменивших этнополити-
ческую ситуацию в регионе. Усуни и часть
юэчжей, закрепившись в Притяньшанье,
принесли сюда культурные инновации хунн-
ского облика, начали ассимиляцию остав-
шихся групп местных сакских племён, ко-
торые, впрочем, продолжали некоторое вре-
мя сохранять определённую культурную
самобытность, в частности, в погребальной
обрядности.
82 С. С. Иванов
Литература
Абетеков А. К. 1966. Расписная керамика в курганах
ранних кочевников в долине р. Чу. КСИА 107,
122—126.
Абетеков А. К. 1967. Археологические памятники коче-
вых племён в западной части Чуйской долины
(по материалам раскопок 1961 г.). В: Кожемя-
ко П. Н. (отв. ред.). Древняя и раннесредневековая
культура Киргизстана. Фрунзе: Илим, 30—52.
Абетеков А. К. 1977. Могильник Джаныш-Булак. В: Пло-
ских В. М., Винник Д. Ф. (отв. ред.). Кетмень-
Тюбе. Археология и история. Фрунзе: Илим,
52—66.
Агеева Е. И. 1959. Курганные могильники ранних кочев-
ников северо-восточной части Алма-Атинской
области. Известия АН Казахской ССР. Серия
истории, археологии и этнографии 11 (3). Алма-
Ата, 80—85.
Агеева Е. И. 1961. К вопросу о типах древних погребе-
ний Алма-Атинской области. Труды Института
истории, археологии и этнографии АН Казах-
ской ССР 12. Алма-Ата, 21—40.
Акишев К. А. 1956. Отчёт о работе Илийской археоло-
гической экспедиции 1954 года. Труды Инсти-
тута истории, археологии и этнографии АН
Казахской ССР 1. Алма-Ата, 5—32.
Акишев К. А. 1959. Саки Семиречья. Труды Института
истории, археологии и этнографии АН Казах-
ской ССР 7. Алма-Ата, 204—209.
Акишев К. А. 1978. Курган Иссык. Искусство саков Ка-
захстана. Москва: Искусство.
Акишев К. А., Кушаев Г. А. 1963. Древняя культура са-
ков и усуней долины реки Или. Алма-Ата: АН
КазССР.
Амиров Е. Ш. 2015. Подвески-костыльки из могильни-
ка Каратума (к расширению серии из долины
р. Или). В: Калыш А. Б. (отв. ред.). Казахстан-
ская археология и этнология: прошлое, настоя-
щее и будущее. Материалы международной на-
учной конференции «VІІ Оразбаевские чтения».
Алматы: Казахский национальный университет,
163—165.
Бабанская Г. Г. 1956. Берккаринский могильник. Труды
Института истории, археологии и этнографии
АН Казахской ССР 1. Алма-Ата, 189—206.
Байпаков К. М., Исмагил К. М., Касенов М. С. 1997. Рас-
копки могильника Беткайнар на Курдайском
перевале. Известия Министерства науки —
Академии наук Республики Казахстан. Серия
общественных наук (1). Алматы, 15—24.
Баруздин Ю. Д., Абетеков А. К. 1963. Сако-усуньские
памятники Таласской долины. В: Кожемя-
ко П. Н. (отв. ред.). Археологические памятники
Таласской долины. Фрунзе: АН Киргизской ССР,
17—32.
Бейсенов А. З. 2014. Серьги сакской эпохи. Вестник
Томского государственного университета.
История 32 (6), 121—128.
Бернштам А. Н. 1949. Проблемы древней истории и эт-
ногенеза Южного Казахстана. Известия АН
Казахской ССР. Серия археологическая 2. Алма-
Ата, 59—99.
Бернштам А. Н. 1952. Историко-археологические очерки
Центрального Тянь-Шаня и Памиро-Алая. МИА
26. Москва; Ленинград: Наука.
Бернштам А. Н. 1997. Избранные труды по археоло-
гии и истории кыргызов и Кыргызстана. Т. 1.
Основные этапы истории культуры Семиречья
и Тянь-Шаня. Бишкек: Айбек.
Stratum plus
№3. 2016
Боковенко Н. А., Седых В. Н., Красниенко С. В. 1983. Не-
которые итоги изучения памятников тагарской
культуры на юге Хакасии. В: Массон В. М. (отв.
ред.). Древние культуры евразийских степей. Ле-
нинград: Наука, 75—81.
Вишневская О. А. 1973. Культура саков низовьев Сырда-
рьи (по материалам Уйгарака). Москва: Наука.
Вишневская О. А. 1992. Центральный Казахстан. В:
Мошкова М. Г. (отв. ред.). Степная полоса
азиатской части СССР в скифо-сарматское
время. Археология СССР 10. Москва: Наука,
130—140.
Воеводский М. В., Грязнов М. П. 1938. У-суньские мо-
гильники на территории Киргизской ССР. ВДИ
(3), 162—179.
Горбунова Н. Г. 1962. Культура Ферганы в эпоху раннего
железа. АСГЭ 5, 91—122.
Горелик М. В. 2003. Оружие Древнего Востока (IV ты-
сячелетие — IV в. до н. э.). Санкт-Петербург: Ат-
лант.
Горячев А. А. 2006. Археологические памятники ком-
плекса Бутакты I на юго-восточной окраине го-
рода Алматы. Известия Национальной Академии
наук Республики Казахстан. Серия обществен-
ных наук 252 (1), 3—14.
Горячев А. А. 2007. Могильник раннего железного века
археологического комплекса в верховьях ущелья
Тургень. Известия Национальной Академии наук
Республики Казахстан. Серия общественных
наук 253 (1), 45—59.
Грач А. Д. 1980. Древние кочевники в центре Азии. Мо-
сква: Наука.
Досымбаева А. М. 1999. Культура населения Семиречья
во II в. до н. э. — V в. н. э. (по погребальным па-
мятникам). Автореф. дисс. … канд. ист. наук.
Алматы.
Досымбаева А. М. 2007. Культурный комплекс тюрк-
ских кочевников Жетысу. II в. до н. э. — V в. н. э.
Алматы: Тюркское наследие.
Заднепровский Ю. А. 1960. Археологические памятники
южных районов Ошской области. Фрунзе: АН
Киргизской ССР.
Заднепровский Ю. А. 1971. Об этнической принадлеж-
ности памятников кочевников Семиречья усунь-
ского периода II в. до н. э. — V в. н. э. Страны
и народы Востока X, 27—36.
Заднепровский Ю. А. 1992а. Ранние кочевники Кетмень-
Тюбе, Ферганы и Алая. В: Мошкова М. Г. (отв.
ред.). Степная полоса азиатской части СССР
в скифо-сарматское время. Археология СССР
10. Москва: Наука, 87—95.
Заднепровский Ю. А. 1992б. Ранние кочевники Се-
миречья и Тянь-Шаня. В: Мошкова М. Г. (отв.
ред.). Степная полоса азиатской части СССР
в скифо-сарматское время. Археология СССР
10. Москва: Наука, 73—87.
Заднепровский Ю. А. 1992в. Ранние кочевники Южного
Казахстана и Ташкентского оазиса. В: Мошко-
ва М. Г. (отв. ред.). Степная полоса азиатской
части СССР в скифо-сарматское время. Архео-
логия СССР 10. Москва: Наука, 101—107.
Заднепровский Ю. А. 2002. Спорные вопросы изуче-
ния красноангобированной керамики Ферганы.
ЗВОРАО. Новая серия 1 (XXVI), 95—111.
Заднепровский Ю. А. 2007. Путь миграции юечжей
по новым археологическим данным. В: Задне-
провский Ю. А. (отв. ред.). Древние номады Цен-
тральной Азии. Санкт-Петербург, 74—79.
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
Заднепровский Ю. А., Кожомбердиев И. К. 1984. Кочев-
ники в VI в. до н. э. — середине VI в. н. э. В: Пло-
ских В. М. (глав. ред.). История Киргизской ССР.
Т. 1. С древнейших времен до середины XIX в.
Фрунзе: Илим, 144—177.
Иванов С. С. 2008. Кинжалы ранних кочевников Семи-
речья и Тянь-Шаня. В: Тишкин А. А. (отв. ред.).
Древние и средневековые кочевники Централь-
ной Азии. Барнаул: Азбука, 37—41.
Иванов С. С. 2012 «Костыльки» — элементы боевых
поясов ранних кочевников Семиречья и Тянь-
Шаня. В: Мутанов Г. М. (отв. ред.). Проблемы
и достижения Отечественной археологии и эт-
нологии в ХХІ столетии. Материалы междуна-
родной научной конференции «ІV Оразбаевские
чтения». Алматы: Казахский национальный уни-
верситет, 170—174.
Иванов С. С. 2015. К проблеме культурных взаимосвя-
зей кочевых культур Кыргызстана и Синьцзяна
в I тыс. до н. э. (на примере памятников китай-
ской части долины Или). В: Култаева У. Б. (отв.
ред.). Сборник материалов международной на-
учной конференции на тему: «Ли Бо и Шелковый
путь». Бишкек, 42—49.
Итина М. А., Яблонский Л. Т. 1997. Саки Нижней Сыр-
дарьи (по материалам могильника Южный Та-
гискен). Москва: РОССПЭН.
Кибиров А. К. 1959. Археологические работы в Цен-
тральном Тянь-Шане в 1953—1955 годах. Тру-
ды Киргизской комплексной археолого-этно-
графической экспедиции 2. Москва: АН СССР,
63—138.
Кирюшин Ю. Т., Степанова Н. Ф., Тишкин А. А. 2003.
Скифская эпоха Горного Алтая. Ч. 2. Погребаль-
но-поминальные комплексы пазырыкской куль-
туры. Барнаул: АГУ.
Кирюшин Ю. Т., Степанова Н. Ф. 2004. Скифская эпоха
Горного Алтая. Ч. 3. Погребальные комплексы
скифского времени Средней Катуни. Барнаул:
АГУ.
Киселев С. В. 1951. Древняя история Южной Сибири.
Москва: АН СССР.
Клепиков В. М. 2002. Сарматы Нижнего Поволжья
в IV—III вв. до н. э. Волгоград: Волгоградский
государственный университет.
Кожомбердиев И. К. 1975. Саки Кетмень-Тюбе. В: Пло-
ских В. М. (отв. ред.). Страницы истории и ма-
териальной культуры Киргизстана. Фрунзе:
Илим, 168—174.
Кожомбердиев И. К. 1977. Основные этапы истории
культуры Кетмень-Тюбе. В: Плоских В. М., Вин-
ник Д. Ф. (отв. ред.). Кетмень-Тюбе. Археология
и история. Фрунзе: Илим, 9—24.
Кочеев В. А. 1998. Некоторые вопросы военного дела
и военного искусства древних кочевников Гор-
ного Алтая скифского времени. В: Молодин В. И.
(отв. ред.). Сибирь в панораме тысячелетий 1.
Новосибирск: ИАЭ СО РАН, 271—276.
Кочеев В. А. 1999. Боевое оружие пазырыкцев. Древно-
сти Алтая. Известия лаборатории археологии
4. Горно-Алтайск: Горно-Алтайский государ-
ственный университет, 79—88.
Кубарев В. Д. 1981. Кинжалы из Горного Алтая. В: Худя-
ков Ю. С. (отв. ред.). Военное дело древних пле-
мен Сибири и Центральной Азии. Новосибирск:
Наука, 29—54.
Кубарев В. Д. 1992. Курганы Сайлюгема. Новосибирск:
Наука.
Кубарев В. Д. 2002. Древние зеркала Алтая. АЭАЕ 11 (3),
63—77.
83
Кубарев В. Д., Шульга П. И. 2007. Пазырыкская культу-
ра (курганы Чуи и Урсула). Барнаул: АГУ.
Кушаев Г. А. 1956. Два типа курганных погребений пра-
вобережья реки Или. Труды Института исто-
рии, археологии и этнографии АН Казахской
ССР 1. Алма-Ата, 207—220.
Кушаев Г. А. 1959. Раннекочевнические курганы в рай-
оне городища Баба-Ата. Труды Института
истории, археологии и этнографии АН Казах-
ской ССР 7. Алма-Ата, 242—247.
Кызласов Л. Р. 1972. Сакская коллекция с Иссык-Куля.
В: Янин В. Л. (отв. ред.). Новое в археологии.
Москва: МГУ, 102—107.
Литвинский Б. А. 1971. Хронология и классификация
среднеазиатских зеркал. Материальная культу-
ра Таджикистана 2. Душанбе, 39—46.
Литвинский Б. А. 1972. Древние кочевники «крыши
мира». Москва: Наука.
Литвинский Б. А. 2001. Храм Окса в Бактрии 2. Бактрий-
ское вооружение в древневосточном и греческом
контексте. Москва: Восточная литература.
Максимова А. Г. 1959. Усуньские курганы левобережья
реки Или. Известия АН Казахской ССР. Серия
истории, археологии и этнографии 9 (1). Алма-
Ата, 79—95.
Максимова А. Г. 1962. Погребальные сооружения ско-
товодческих племен. В: Археологические иссле-
дования на северных склонах Каратау. Труды
Института истории, археологии и этнографии
Казахской ССР 14. Алма-Ата, 97—114.
Максимова А. Г. 1972. Курганные могильники в урочи-
ще Кызыл-Кайнар. В: Акишев К. А. (отв. ред.).
Поиски и раскопки в Казахстане. Алма-Ата:
Наука, 123—139.
Максимова А. Г. 1975. Узун-Булак и Шошкала — мо-
гильники усуньского времени. В: Акишев К. А.
(отв. ред.). Древности Казахстана. Алма-Ата:
Наука, 141—160.
Максимова А. Г. 1976. Курганные могильники Караша I
и II. В: Акишев К. А. (отв. ред.). Прошлое Казах-
стана по археологическим источникам. Алма-
Ата: Наука, 163—182.
Маловицкая Л. Я. 1949. Тамдинский курганный мо-
гильник III—I веков до н. э. Известия АН Казах-
ской ССР. Серия археологическая 2. Алма-Ата,
119—121.
Мандельштам А. М. 1966. Кочевники на пути в Индию.
МИА 136. Труды Таджикской археологической
экспедиции 5. Москва; Ленинград: Наука.
Мандельштам А. М. 1975. Памятники кочевников ку-
шанского времени в Северной Бактрии. Ленин-
град: Наука.
Мандельштам А. М. 1983. Исследования на могильном
поле Аймырлыг. В: Массон В. М. (отв. ред.).
Древние культуры евразийских степей. Ленин-
град: Наука, 25—33.
Мандельштам А. М. 1983. Заметки об археологических
памятниках усуней. В: Абетеков А. К. (отв. ред.).
Культура и искусство Киргизии 1. Ленинград:
Государственный Эрмитаж, 46—48.
Мандельштам А. М. 1996. Заметки об археологических
памятниках усуней. В: Ташбаева К. И. (ред.).
Древний и средневековый Кыргызстан. Бишкек:
Илим, 93—103.
Маннай-Оол М. К. 1970. Тува в скифское время (уюкская
культура). Москва: Наука.
Могильников В. А. 1997. Население Верхнего Приобья
в середине — второй половине I тыс. до н. э. Мо-
сква: ИА РАН.
Мокрынин В. П. 1977. Раннекочевнические курганы
84 С. С. Иванов
в урочище Теке-Таш. В: Плоских В. М., Вин-
ник Д. Ф. (отв. ред.). Кетмень-Тюбе. Археология
и история. Фрунзе: Илим, 77—85.
Мокрынин В. П., Плоских В. М. 1988. Иссык-Куль: за-
тонувшие города. Фрунзе: Илим.
Мошкова М. Г. 1963. Памятники прохоровской культу-
ры. САИ Д1—10. Москва: Наука.
Новгородова Э. А. 1989. Древняя Монголия. Москва:
Наука.
Семёнов Вл. А. 2010. Усуни на севере Центральной
Азии. АЭАЕ 43 (3), 99—110.
Сингаевский А. Т. 2007. Поясные подвески VII в.
до н. э. — I в. н. э. с территории Обь-Иртышского
междуречья как культурный и хронологический
индикатор. Известия Алтайского государствен-
ного университета. Серия История. Политоло-
гия (4/3). Барнаул, 161—173.
Смирнов К. Ф. 1964. Савроматы. Ранняя история
и культура сарматов. Москва: Наука.
Степная полоса... 1992: Мошкова М. Г. (отв. ред.).
1992. Степная полоса азиатской части СССР
в скифо-сарматское время. Археология СССР
10. Москва: Наука.
Ташбаева К. И. 1987. Культура ранних кочевников Тянь-
Шаня и Алая. Автореф. дисс. … канд. ист. наук.
Ленинград.
Ташбаева К. И. 1995. Новые аспекты в культуре ранних
кочевников Тянь-Шаня. В: Ташбаева К. И. (отв.
ред.). Из истории и археологии древнего Тянь-
Шаня. Бишкек: Илим, 30—43.
References
Abetekov, A. K. 1966. In Kratkie soobshcheniia Instituta arkhe-
ologii (Brief Communications of the Institute of Archaeol-
ogy) 107, 122—126 (in Russian).
Abetekov, A. K. 1967. In Kozhemiako, P. N. (ed.). Drevniaia i ran-
nesrednevekovaia kul’tura Kirgizstana (Antique and Medi-
eval Culture of Kyrgyzstan). Frunze: “Ilim” Publ., 30—52
(in Russian).
Abetekov, A. K. 1977. In Ploskikh, V. M., Vinnik, D. F. (eds.).
Ketmen’-Tiube. Arkheologiia i istoriia (Ketmen-Tube: Ar-
chaeology and History). Frunze: “Ilim” Publ., 52—66 (in
Russian).
Ageeva, E. I. 1959. In Izvestiia AN Kazakhskoi SSR. Seriia istorii,
arkheologii i etnografii (Bulletin of the Academy of Scienc-
es of the Kazakh SSR. History, Archaeology, and Ethnogra-
phy Series) 11 (3). Alma-Ata, 80—85 (in Russian).
Ageeva, E. I. 1961. In Trudy instituta istorii, arkheologii i etnografii
AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute for His-
tory, Archaeology and Ethnography, Academy of Sciences
of the Kazakh SSR) 12. Alma-Ata, 21—40 (in Russian).
Akishev, K.A. 1956. In Trudy instituta istorii, arkheologii i etnografii
AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute for His-
tory, Archaeology and Ethnography, Academy of Sciences
of the Kazakh SSR) 1. Alma-Ata, 5—32 (in Russian).
Akishev, K.A. 1959. In Trudy instituta istorii, arkheologii i etnografii
AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute for His-
tory, Archaeology and Ethnography, Academy of Sciences
of the Kazakh SSR) 7. Alma-Ata, 204—209 (in Russian).
Akishev, K.A. 1978. Kurgan Issyk. Iskusstvo sakov Kazakhstana
(Issyk Barrow. The Art of Kazakhstan’s Saka). Moscow:
“Iskusstvo” Publ. (in Russian).
Akishev, K.A., Kushaev, G.A. 1963. Drevniaia kul’tura sakov i usu-
nei doliny reki Ili (Early Culture of the Saka and Wusun
from the Ili River Valley). Alma-Ata: Academy of Sciences
of the Kazakh SSR (in Russian).
Amirov, E. Sh. 2015. In Kalysh, A. B. (ed.). Kazakhstanskaia arkhe-
ologiia i etnologiia: proshloe, nastoiashchee i budushchee
(Kazakhstan Archaeology and Ethnology: Past, Pres-
ent and Future). Almaty: Kazakh National University,
163—165 (in Russian).
Babanskaia, G. G. 1956. In Trudy instituta istorii, arkheologii i et-
nografii AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute
for History, Archaeology, and Ethnography, Academy of
Sciences of the Kazakh SSR) 1. Alma-Ata, 189—206 (in
Russian).
Stratum plus
№3. 2016
Ташбаева К. И. 1996. Археологические комплексы ран-
них кочевников Тянь-Шаня. В: Ташбаева К. И.
(отв. ред.). Древний и средневековый Кыргыз-
стан. Бишкек: Илим, 42—64.
Ташбаева К. И. 2011. Культура ранних кочевников Тянь-
Шаня и Алая. Бишкек: Илим.
Хабдулина М. К. 1994. Степное Приишимье в эпоху ран-
него железа. Алма-Ата: Ракурс.
Хазанов А. М. 1966. Сложные луки евразийских степей
и Ирана в скифо-сарматскую эпоху. В: Кисля-
ков Н. А., Воробьева М. Г. (отв. ред.). Матери-
альная культура народов Средней Азии и Казах-
стана. Москва: Наука, 29—45.
Худяков Ю. С. 1986. Вооружение средневековых кочев-
ников Южной Сибири и Центральной Азии. Но-
восибирск: Наука.
Членова Н. Л. 1967. Происхождение и ранняя история
племен тагарской культуры. Москва: Наука.
Шульга П. И. 2002. Ранние костяные наконечники стрел
из курганов скифского времени на Алтае. В: Гор-
бунов В. В., Тишкин А. А. (отв. ред.). Материа-
лы по военной археологии Алтая и сопредельных
территорий. Барнаул: АГУ, 43—61.
Шульга П. И. 2003. Могильник скифского вре-
мени Локоть-4а. Барнаул: АГУ.
Шульга П. И. 2010. Синьцзян в VIII—III вв. до н. э. Погре-
бальные комплексы. Хронология и периодизация.
Барнаул: АГУ.
Шульга П. И., Уманский А. П., Могильников В. А. 2009.
Новотроицкий некрополь. Барнаул: АГУ.
Baipakov, K. M., Ismagil, K. M., Kasenov, M. S. 1997. In Izvestiia
Ministerstva nauki — Akademii nauk Respubliki Kazakh-
stan. Seriia obshchestvennykh nauk (Bulletin of the Min-
istry of Sciences and the Academy of Sciences of the Re-
public of Kazakhstan. Social Sciences Series) (1). Almaty,
15—24 (in Russian).
Baruzdin, Yu. D., Abetekov, A. K. 1963. In Kozhemyako, P. N. (ed.).
Arkheologicheskie pamiatniki Talasskoi doliny (Archaeo-
logical Sites of the Talas Valley). Frunze: “Ilim” Publ.,
17—32 (in Russian).
Beisenov, A. Z. 2014. In Vestnik Tomskogo gosudarstvennogo uni-
versiteta. Istoriia (Bulletin of the Tomsk State University:
History) 32 (6), 121—128 (in Russian).
Bernshtam, A. N. 1949. In Izvestiia AN Kazakhskoi SSR. Seriia
arkheologicheskaia (Bulletin of the Academy of Sciences of
the Kazakh SSR. Archaeology Series) 2. Alma-Ata, 59—99
(in Russian).
Bernshtam, A. N. 1952. Istoriko-arkheologicheskie ocherki
Tsentral’nogo Tian’-Shania i Pamiro-Alaia (Historical
and Archaeological Essays on the Central Tian Shan and
Pamir-Alay). Series: Materialy i issledovaniia po arkhe-
ologii (Materials and Studies in the Archaeology) 26. Mos-
cow; Leningrad: “Nauka” Publ. (in Russian).
Bernshtam, A. N. 1997. Izbrannye trudy po arkheologii i istorii kyr-
gyzov i Kyrgyzstana (Selected Works on the Archaeology
and History of the Kyrgyz People and Kyrgyzstan). Vol. 1.
Osnovnye etapy istorii kul’tury Semirech’ia i Tian’-Shania
(Main Stages of the History of Culture of Semirechye and
Tian Shan). Bishkek: “Aibek” Publ. (in Russian).
Bokovenko, N.A., Sedykh, V. N., Krasnienko, S. V. 1983. In Masson,
V. M. (ed.). Drevnie kul’tury evraziiskikh stepei (Ancient
Cultures of the Eurasian Steppes). Leningrad: “Nauka”
Publ., 75—81 (in Russian).
Vishnevskaya, O.A. 1973. Kul’tura sakov nizov’ev Syrdar’i (po
materialam Uigaraka) (Culture of the Saka on the Lower
Syrdarya River: based on the Materials from Uygarak).
Moscow: “Nauka” Publ. (in Russian).
Vishnevskaya, O.A. 1992. In Moshkova, M. G. (ed.). Stepnaia po-
losa Aziatskoi chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vremia (The
Steppe Belt of the Asian Part of USSR in the Scythian and
Sarmatian Time). Series: Arkheologiia SSSR (Archaeol-
ogy of the USSR) 10. Moscow: “Nauka” Publ., 130—140
(in Russian).
Voevodskii, M. V., Gryaznov, M. P. 1938. In Vestnik drevnei istorii
Stratum plus Культурный разрыв на рубеже сакского и усуньского периодов в Притяньшанье
№3. 2016
(Bulletin of Ancient History) (3), 162—179 (in Russian).
Gorbunova, N. G. 1962. In Arkheologicheskii sbornik Gosudarst-
vennogo Ermitazha (Archaeological Bulletin of the State
Hermitage Museum) 5, 91—122 (in Russian).
Gorelik, M. V. 2003. Oruzhie Drevnego Vostoka (IV tysiacheletie —
IV v. do n. e.) (Armaments of the Ancient Orient: IV Mil-
lennium BC — 4th Century BC). Saint Petersburg: “Atlant”
Publ. (in Russian).
Goryachev, A.A. 2006. In Izvestiia Natsional’noi Akademii nauk
Respubliki Kazakhstan. Seriia obshchestvennykh nauk
(Bulletin of the National Academy of Sciences of the Re-
public of Kazakhstan. Sociology Series) 252 (1), 3—14 (in
Russian).
Goryachev, A.A. 2007. In Izvestiia Natsional’noi Akademii nauk
Respubliki Kazakhstan. Seriia obshchestvennykh nauk
(Bulletin of the National Academy of Sciences of the Re-
public of Kazakhstan. Sociology Series) 253 (1), 45—59
(in Russian).
Grach, A. D. 1980. Drevnie kochevniki v Tsentre Azii (Ancient No-
mads in the Centre of Asia). Moscow: “Nauka” Publ. (in
Russian).
Dosymbaeva, A. M. 1999. Kul’tura naseleniia Semirech’ia vo II v.
do n. e. — V v. n. e. (po pogrebal’nym pamiatnikam) (Cul-
ture of the Population of Semirechye in 2nd Century BC —
5th Century AD (by Burial Sites)). PhD Thesis. Almaty (in
Russian).
Dosymbaeva, A. M. 2007. Kul’turnyi kompleks tiurkskikh kochevnik-
ov Zhetysu. II v. do n. e. — V v. n. e. (Zhetysu, the Turkic
Nomads’ Cultural Complex, 2nd Century BC — 5th Century
AD). Almaty: “Tiurkskoe nasledie” Publ. (in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 1960. Arkheologicheskie pamiatniki iuzh-
nykh raionov Oshskoi oblasti (Archaeological Sites in the
Southern Parts of the Osh Region). Frunze: Academy of
Sciences of the Kyrgyz SSR (in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 1971. In Strany i narody Vostoka (Countries
and Peoples of the East) X, 27—36 (in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 1992. In Moshkova, M. G. (ed.). Stepnaia po-
losa Aziatskoi chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vremia (The
Steppe Belt of the Asian Part of USSR in the Scythian and
Sarmatian Time). Series: Arkheologiia SSSR (Archaeol-
ogy of the USSR) 10. Moscow: “Nauka” Publ., 87—95
(in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 1992. In Moshkova, M. G. (ed.). Stepnaia po-
losa Aziatskoi chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vremia (The
Steppe Belt of the Asian Part of USSR in the Scythian and
Sarmatian Time). Arkheologiia SSSR (Archaeology of the
USSR) 10. Moscow: “Nauka” Publ., 73—87 (in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 1992. In Moshkova, M. G. (ed.). Stepnaia po-
losa Aziatskoi chasti SSSR v skifo-sarmatskoe vremia (The
Steppe Belt of the Asian Part of USSR in the Scythian and
Sarmatian Time). Series: Arkheologiia SSSR (Archaeol-
ogy of the USSR) 10. Moscow: “Nauka” Publ., 101—107
(in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 2002. In Zapiski Vostochnogo otdeleniia Im-
peratorskogo Russkogo arkheologicheskogo obshchestva
(Reports of Oriental Department of the Imperial Russian
Archaeological Society). New series 1 (XXVI), 95—111
(in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A. 2007. In Zadneprovskii, Yu.A. (ed.). Drevnie
nomady Tsentral’noi Azii (Ancient Nomads of Central
Asia). Saint Petersburg, 74—79 (in Russian).
Zadneprovskii, Yu.A., Kozhomberdiev, I. K. 1984. In Ploskikh,
V. M. (ed.-in-chief.). Istoriia Kirgizskoi SSR (History of the
Kyrgyz SSR) 1. S drevneishikh vremen do serediny XIX v.
(From Antiquity to the Middle of 19th Century). Frunze:
“Ilim” Publ., 144—177 (in Russian).
Ivanov, S. S. 2008. In Tishkin, A.A. (ed.). Drevnie i srednevekovye
kochevniki Tsentral’noi Azii (Antique and Medieval No-
mads of Central Asia). Barnaul: “Azbuka” Publ., 37—41
(in Russian).
Ivanov, S. S. 2012. In Mutanov, G. M. (ed.). Problemy i dostizheniia
Otechestvennoi arkheologii i etnologii v XXІ stoletii (Chal-
lenges and Achievements of the National Archaeology and
Ethnology in 21th Century). Almaty: Kazakh National Uni-
versity, 170—174 (in Russian).
Ivanov, S. S. 2015. In Kultaeva, U. B. (ed.). Sbornik materialov
mezhdunarodnoi nauchnoi konferentsii na temu: «Li Bo i
Shelkovyi put’» (Li Bo and the Silk Road: Proceedings of
the International Scientific Conference). Bishkek, 42—49
(in Russian).
85
Itina, M.A., Yablonsky, L. T. 1997. Saki Nizhnei Syrdar’i (po ma-
terialam mogil’nika Iuzhnyi Tagisken) (Sakas of Lower
Syr-Darya Region (on the Materials from the Nizhniy Tag-
isken Burial Ground)). Moscow: “ROSSPEN” Publ. (in
Russian).
Kibirov, A. K. 1959. In Trudy Kirgizskoi kompleksnoi arkheologo-
etnograficheskoi ekspeditsii (Proceedings of the Kyrgyz
Archaeological and Ethnographical Complex Expedition)
2. Moscow: Academy of Sciences of the USSR, 63—138
(in Russian).
Kiriushin, Yu. T., Stepanova, N. F., Tishkin, A.A. 2003. Skifskaia
epokha Gornogo Altaia II. Pogrebal’no-pominal’nye kom-
pleksy pazyrykskoi kul’tury (Scythian Epoch of the Gorny
Altai II. The Funerary and Commemorative Complexes of
the Pazyryk Culture). Barnaul: Altai State University (in
Russian).
Kiriushin, Yu. T., Stepanova, N. F. 2004. Skifskaia epokha Gornogo
Altaia III. Pogrebal’nye kompleksy skifskogo vremeni Sred-
nei Katuni (Scythian Epoch of the Gorny Altai III. Scythian
Funerary Complexes from Middle Katun Region). Barnaul:
Altai State University (in Russian).
Kiselev, S. V. 1951. Drevniaia istoriia Iuzhnoi Sibiri (Ancient His-
tory of the Southern Siberia). Series: Materials and Stud-
ies in the Archaeology of the USSR 9. Moscow: Academy
of Sciences of the USSR (in Russian).
Klepikov, V. M. 2002. Sarmaty Nizhnego Povolzh’ia v IV—III vv. do
n. e. (The Sarmatians of the Lower Volga Region in 4th— 3rd
Centuries BC). Volgograd: Volgograd State University (in
Russian).
Kozhomberdiev, I. K. 1975. In Ploskikh, V. M. (ed.). Stranitsy isto-
rii i material’noi kul’tury Kirgizstana (Pages of the History
and Material Culture of Kyrgyzstan). Frunze: “Ilim” Publ.,
168—174 (in Russian).
Kozhomberdiev, I. K. 1977. In Ploskikh, V. M., Vinnik, D. F. (eds.).
Ketmen’-Tiube. Arkheologiia i istoriia (Ketmen-Tube: Ar-
chaeology and History). Frunze: “Ilim” Publ., 9—24 (in
Russian).
Kocheev, V.A. 1998. In Molodin, V. I. (ed.). Sibir’ v panorame tysia-
cheletii (Siberia in the Panorama of Millennia) 1. Novosi-
birsk: Siberian Branch of the Russian Academy of Scienc-
es, Institute for Archaeology and Ethnography, 271—276
(in Russian).
Kocheev, V.A. 1999. In Drevnosti Altaia. Izvestiia laboratorii arkhe-
ologii (Antiquities of Altai: Bulletin of the Laboratory of
Archaeology) 4. Gorno-Altaysk: Gorno-Altaysk State Uni-
versity, 79—88 (in Russian).
Kubarev, V. D. 1981. In Khudiakov, Yu. S. (ed.). Voennoe delo
drevnikh plemen Sibiri i Tsentral’noi Azii (Warfare of An-
cient Tribes of Siberia and Central Asia). Novosibirsk:
“Nauka” Publ., 29—54 (in Russian).
Kubarev, V. D. 1992. Kurgany Sailiugema (Saylyugem Barrows).
Novosibirsk: “Nauka” Publ. (in Russian).
Kubarev, V. D. 2002. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia
Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eur-
asia) 11 (3), 63—77 (in Russian).
Kubarev, V. D., Shul’ga, P. I. 2007. Pazyrykskaia kul’tura (kurgany
Chui i Ursula) (Pazyryk Culture (Chuya and Ursula Bar-
rows)). Barnaul: Altai State University (in Russian).
Kushaev, G.A. 1956. In Trudy instituta istorii, arkheologii i et-
nografii AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute
for History, Archaeology, and Ethnography, Academy of
Sciences of the Kazakh SSR) 1. Alma-Ata, 207—220 (in
Russian).
Kushaev, G.A. 1959. In Trudy instituta istorii, arkheologii i et-
nografii AN Kazakhskoi SSR (Proceedings of the Institute
for History, Archaeology, and Ethnography, Academy of
Sciences of the Kazakh SSR) 7. Alma-Ata, 242—247 (in
Russian).
Kyzlasov, L. R. 1972. In Yanin, V. L. (ed.). Novoe v arkheologii.
Sbornik statei, posviashchennyi 70-letiiu A. V. Artsik-
hovskogo (New Archaeological Discoveries. a Collected
Works of Papers to the Anniversary of 70 Years from the
Birth of A. V. Artsikhovskii). Moscow: Moscow State Uni-
versity, 102—107 (in Russian).
Litvinskii, B.A. 1971. In Material’naia kul’tura Tadzhikistana (Ma-
terial Culture of Tajikistan) 2. Dushanbe: “Donish” Publ.,
39—46 (in Russian).
Litvinskii, B.A. 1972. Drevnie kochevniki «kryshi mira» (Ancient
Nomads of the “Roof of the World”). Moscow: “Nauka”
Publ. (in Russian).
86 С. С. Иванов
Litvinskii, B.A. 2001. Khram Oksa v Baktrii 2. Baktriiskoe voo-
ruzhenie v drevnevostochnom i grecheskom kontekstakh
(Temple of Oxus in Bactria 2. Bactria Armament in the An-
cient near East and Greek Context). Moscow: “Vostoch-
naia Literatura” Publ. (in Russian).
Maksimova, A. G. 1959. In Izvestiia AN Kazakhskoi SSR. Seriia is-
torii, arkheologii i etnografii (Bulletin of the Academy of
Sciences of the Kazakh SSR. History, Archaeology, and
Ethnography Series) 9 (1). Alma-Ata, 79—95 (in Rus-
sian).
Maksimova, A. G. 1962. In Arkheologicheskie issledovaniia na
severnykh sklonakh Karatau (Archaeological Investiga-
tions of the Karatau Northern Slopes). Series: Trudy in-
stituta istorii, arkheologii i etnografii Kazakhskoi SSR
(Proceedings of the Institute for History, Archaeology, and
Ethnography, Academy of Sciences of the Kazakh SSR)
14. Alma-Ata, 97—114 (in Russian).
Maksimova, A. G. 1972. In Akishev, K.A. (ed.). Poiski i raskopki v
Kazakhstane (Findings and Excavations in Kazakhstan).
Alma-Ata: “Nauka” Publ., 123—139 (in Russian).
Maksimova, A. G. 1975. In Akishev, K.A. (ed.). Drevnosti Kazakh-
stana (Antiquities of Kazakhstan). Alma-Ata: “Nauka”
Publ., 141—160 (in Russian).
Maksimova, A. G. 1976. In Akishev, K.A. (ed.). Proshloe Kazakh-
stana po arkheologicheskim istochnikam (The Past of Ka-
zakhstan Basing on the Archaeological Data). Alma-Ata:
“Nauka” Publ., 163—182 (in Russian).
Malovitskaia, L. Ya. 1949. In Izvestiia AN Kazakhskoi SSR. Seriia
arkheologicheskaia (Bulletin of the Academy of Sciences
of the Kazakh SSR. Archaeology Series) 2. Alma-Ata,
119—121 (in Russian).
Mandelshtam, A. M. 1966. Kochevniki na puti v Indiiu (Nomads’s
Journey to India). Series: Materialy i issledovaniia po
arkheologii (Materials and Studies in Archaeology) 136.
Trudy Tadzhikskoi arkheologicheskoi ekspeditsii (Pro-
ceedings of the Tajikistan Archaeological Expedition) 5.
Moscow; Leningrad: “Nauka” Publ. (in Russian).
Mandelshtam, A. M. 1975. Pamiatniki kochevnikov kushansko-
go vremeni v Severnoi Baktrii (Kushan Time Nomads
Sites in Northern Bactria). Leningrad: “Nauka” Publ. (in
Russian).
Mandelshtam, A. M. 1983. In Masson, V. M. (ed.). Drevnie kul’tury
evraziiskikh stepei (Ancient Cultures of the Eurasian
Steppes). Leningrad: “Nauka” Publ., 25—33 (in Russian).
Mandelshtam, A. M. 1983. In Abetekov, A. K. (ed.). Kul’tura i
iskusstvo Kirgizii (Culture and Art of Kyrgyzstan) 1. Lenin-
grad: State Hermitage Museum, 46—48 (in Russian).
Mandelshtam, A. M. 1996. In Tashbaeva, K. I. (ed.). Drevnii i sred-
nevekovyi Kyrgyzstan (Antique and Medieval Kyrgyzstan).
Bishkek: “Ilim” Publ., 93—103 (in Russian).
Mannai-Ool, M. K. 1970. Tuva v skifskoe vremia (uiukskaia kul’tura)
(Tuva in the Scythian Time (Uyuk Culture)). Moscow:
“Nauka” Publ. (in Russian).
Mogilnikov, V.A. 1997. Naselenie Verkhnego Priob’ia v seredine —
vtoroi polovine I tys. do n. e. (Population of Upper Obi
Region in the Middle — Second Half of the 1st Millennium
BC). Moscow: Institute of Archaeology, Russian Academy
of Sciences (in Russian).
Mokrynin, V. P. 1977. In Ploskikh, V. M., Vinnik, D. F. (eds.). Ket-
men’-Tiube. Arkheologiia i istoriia (Ketmen-Tube: Ar-
chaeology and History). Frunze: “Ilim” Publ., 77—85 (in
Russian).
Mokrynin, V. P., Ploskikh, V. M. 1988. Issyk-Kul’: zatonuvshie goro-
da (Issyk Kul Lake: Sunken Towns). Frunze: “Ilim” Publ.
(in Russian).
Sergey Ivanov (Bishkek, Kyrgyzstan). Candidate of Historical Sciences. Kyrgyz National University named after J. Balasagyn 1.
Sergey Ivanov (Bişkek, Kîrgîzstan). Candidat în ştiinţe istorice. Universitatea Kirgiză Naţională „J. Balasagyn”.
Иванов Сергей Сергеевич (Бишкек, Кыргызстан). Кандидат исторических наук. Кыргызский национальный универси-
тет им. Ж. Баласагына.
E-mail: sak@yandex.ru
Address: 1 Frunze St., 547, Bishkek, 720033, Kyrgyzstan
Stratum plus
№3. 2016
Moshkova, M. G. 1963. Pamiatniki prokhorovskoi kul’tury (Sites
of Prokhorovskaia Culture). Series: Svod Arkheolog-
icheskikh Istochnikov (Corpus of Archaeological Sources)
D1—10. Moscow: “Nauka” Publ. (in Russian).
Novgorodova, E.A. 1989. Drevniaia Mongoliia (Ancient Mongo-
lia). Moscow: “Nauka” Publ. (in Russian).
Semenov Vl.A. 2010. In Arkheologiia, etnografiia i antropologiia
Evrazii (Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eur-
asia) 43 (3), 99—110 (in Russian).
Singaevskii, A. T. 2007. In Izvestiia Altaiskogo gosudarstvennogo
universiteta. Seriia istorii i politologii (Reports of the Altai
State University. History and Politology Series) (4/3). Bar-
naul, 161—173 (in Russian).
Smirnov, K. F. 1964. Savromaty. Ranniaia istoriia i kul’tura sarma-
tov (Sauromatians. Early History and Culture of Sarma-
tians). Moscow: “Nauka” Publ. (in Russian).
Moshkova, M. G. (ed.). 1992. Stepnaia polosa Aziatskoi chasti
SSSR v skifo-sarmatskoe vremia (The Steppe Belt of the
Asian Part of USSR in the Scythian and Sarmatian Time).
Series: Arkheologiia SSSR 10. Moscow: “Nauka” Publ. (in
Russian).
Tashbaeva, K. I. 1987. Kul’tura rannikh kochevnikov Tian’-Shania i
Alaia (The Culture of the Early Nomads of Tian Shan and
Alay). PhD Thesis. Leningrad (in Russian).
Tashbaeva, K. I. 1995. In Tashbaeva, K. I. (ed.). Iz istorii i arkhe-
ologii drevnego Tian’-Shania (From the Early History and
Archaeology of Tian Shan). Bishkek: “Ilim” Publ., 30—43
(in Russian).
Tashbaeva, K. I. 1996. In Tashbaeva, K. I. (ed.). Drevnii i srednevek-
ovyi Kyrgyzstan (Antique and Medieval Kyrgyzstan). Bish-
kek: “Ilim” Publ., 42—64 (in Russian).
Tashbaeva, K. I. 2011. Kul’tura rannikh kochevnikov Tian’-Shania i
Alaia (The Culture of the Early Nomads of Tian Shan and
Alay). Bishkek: “Ilim” Publ. (in Russian).
Khabdulina, M. K. 1994. Stepnoe Priishim’e v epokhu rannego
zheleza (Steppes of Ishim River Region in Early Iron Age).
Almaty: “Rakurs” Publ. (in Russian).
Khazanov, A. M. 1966. In Kisliakov, N.A., Vorob’eva, M. G. (ed.).
Material’naia kul’tura narodov Srednei Azii i Kazakhstana
(The Material Culture of the Central Asian and Kazakh-
stan Population). Moscow: “Nauka” Publ., 29—45 (in
Russian).
Khudyakov, Yu. S. 1986. Vooruzhenie srednevekovykh kochevnik-
ov Iuzhnoi Sibiri i Tsentral’noi Azii (Arms of the Medieval
Nomads of the Sourthern Siberia and Central Asia). Novo-
sibirsk: “Nauka” Publ. (in Russian).
Chlenova, N. L. 1967. Proiskhozhdenie i ranniaia istoriia plemen
tagarskoi kul’tury (Provenance and Early History of the
Tribes of Tagar Culture). Moscow: “Nauka” Publ. (in Rus-
sian).
Shulga, P. I. 2002. In Gorbunov, V. V., Tishkin, A.A. (eds.). Materia-
ly po voennoi arkheologii Altaia i sopredel’nykh territorii
(Materials on the Military Archaeology of Altai and Adja-
cent Territories). Barnaul: Altai State University, 43—61
(in Russian).
Shulga, P. I. 2003. Mogil’nik skifskogo vremeni Lokot’-4a (Lokot’-
4a: a Necropolis of Scythian Age). Barnaul: Altai State
University (in Russian).
Shulga, P. I. 2010. Sin’tszian v VIII—III vv. do n. e. Pogrebal’nye
kompleksy. Khronologiia i periodizatsiia) (Xinjiang in 8th—
3rd Centuries BC. Burial Complexes. Chronology and Peri-
odization). Barnaul: Altai State University (in Russian).
Shulga, P. I., Umanskii, A. P., Mogil’nikov, V.A. 2009. Novotroitskii
nekropol’ (Novotroitsky Necropolis). Barnaul: Altai State
University (in Russian).
Статья поступила в номер 13 декабря 2015 г.
Stratum plus 381
№3. 2016

Список сокращений

АВ — Археологические вести. Санкт-Петербург.

АГТУ — Алтайский государственный технический университет. Барнаул.
АГУ — Алтайский государственный университет. Барнаул.
АДУ — Археологічні дослідження в Україні. Київ.
АМА — Античный мир и археология. Саратов.
АМЗ — Азовский музей-заповедник. Азов/
АН СССР — Академия наук СССР. Москва.
АО — Археологические открытия. Москва.
АОЦИЭА — Актюбинский областной центр истории, этнографии и археологии. Актобе.
АС — Археологический сборник. Ленинград.
АСГЭ — Археологический сборник Государственного Эрмитажа. Ленинград / Санкт-Петербург.
АЭАЕ — Археология, этнография и антропология Евразии. Новосибирск.
БАН — Болгарская Академия наук = Българска академия на науките. София.
БГУ — Бурятский государственный университет. Улан-Удэ.
БИ — Боспорские исследования. Симферополь; Керчь.
ВГПИ — Воронежский государственный педагогический институт. Воронеж.
ВДИ — Вестник древней истории. Москва.
ВНИИР — Всесоюзный научно-исследовательский институт реставрации. Москва.
ВолГУ — Волгоградский государственный университет. Волгоград.
ВЭ — Вопросы эпиграфики. Москва.
ГАИМК — Государственная академия истории материальной культуры. Москва; Ленинград.
ГАНИИИЯЛ — Горно-Алтайский научно-исследовательский институт истории, языка и литературы. Горно-
Алтайск.
ГИМ — Государственный исторический музей. Москва.
ГМВ — Государственный музей Востока. Москва.
ГМИИ — Государственный музей изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Москва.
ГЭ — Государственный Эрмитаж. Санкт-Петербург.
ДАС — Донецкий археологический сборник. Донецк.
ДГУ — Днепропетровский государственный университет. Днепропетровск.
ДСПК — Древности Степного Причерноморья и Крыма. Запорожье.
ЕКМ — Евпаторийский краеведческий музей. Евпатория.
ЗВОРАО — Записки Восточного отделения Российского археологического общества. Санкт-Петербург.
ЗООИД — Записки Одесского общества истории и древностей. Одесса.
ЗРАО — Записки Русского археологического общества. Санкт-Петербург.
ИА АН УССР — Институт археологии Академии наук Украинской Советской Социалистической Республики.
Киев.
ИА НАНУ — Институт археологии Национальной Академии наук Украины. Киев.
IА НАНУ — Інститут археології Національної академії наук України. Київ.
ИА РАН — Институт археологии Российской Академии наук. Москва.
ИАА — Историко-археологический альманах. Москва; Армавир; Краснодар.
ИАИАНД — Историко-археологические исследования в Азове и на Нижнем Дону. Азов.
ИАК — Известия Императорской археологической комиссии. Санкт-Петербург / Петроград.
ИАЭТ СО РАН — Институт археологии и этнографии Сибирского отделения Российской Академии наук. Ново-
сибирск.
ИВИ РАН — Институт всеобщей истории Российской Академии наук. Москва.
ИИМК РАН — Институт истории материальной культуры Российской Академии наук. Ленинград / Санкт-
Петербург.
ИИЯЛ УНЦ РАН — Институт истории, языка и литературы Уральского научного центра Российской Академии
наук. Уфа.
ИрГТУ — Иркутский государственный технический университет. Иркутск.
ИФХБПП РАН — Институт физико-химических и биологических проблем почвоведения Российской Академии
наук. Пущино.
КГИАМЗ — Краснодарский государственный историко-археологический музей-заповедник. Краснодар.
КемГУ — Кемеровский государственный университет. Кемерово.
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР / РАН. Москва; Ленинград.
382 Список сокращений Stratum plus
№3. 2016

ЛГУ — Ленинградский государственный университет. Ленинград.

МАСП — Материалы по археологии Северного Причерноморья. Одесса.
МАЭ — Музей антропологии и этнографии АН СССР / РАН. Ленинград / Санкт-Петербург.
МГУ — Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова. Москва.
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР. Москва; Ленинград.
МИАК — Материалы и исследования по археологии Кубани. Краснодар.
МИАСК — Материалы и исследования по археологии Северного Кавказа. Армавир; Краснодар.
МИДК — Музей истории донского казачества. Новочеркасск.
МХЭ — Материалы Хорезмской экспедиции. Москва.
НА ИА НАНУ — Научный архив Института археологии Национальной академии наук Украины. Киев.
НАВ — Нижневолжский археологический вестник. Волгоград.
НАНУ — Национальная Академия наук Украины. Киев.
НГУ — Новосибирский государственный университет. Новосибирск.
НЗХТ — Национальный заповедник «Херсонес Таврический». Севастополь.
НЭ — Нумизматика и эпиграфика. Москва.
ОАМ — Одесский археологический музей. Одесса.
ОДУ — Одеський державний університет ім. І.І. Мечникова. Одесса.
ПИФК — Проблемы истории, филологии, культуры. Москва; Магнитогорск; Новосибирск.
РА — Российская археология. Москва.
РГПУ — Ростовский государственный педагогический университет.
РИЦ НГУ — Редакционно-издательский центр Новосибирского государственного университета.
Новосибирск.
РОМК — Ростовский областной музей краеведения. Ростов-на-Дону.
САИ — Свод археологических источников. Москва; Ленинград.
СГУ — Саратовский государственный университет. Саратов.
СГЭ — Сообщения Государственного Эрмитажа. Ленинград / Санкт-Петербург.
СПбГУ — Санкт-Петербургский государственный университет. Санкт-Петербург.
Средазкомстарис — Среднеазиатский комитет по охране памятников старины и искусства. Ташкент.
СРИКМ — Сообщения Республиканского историко-краеведческого музея Таджикской ССР.
ССПК / ССПіК — Старожитності степового Причорномор’я і Криму. Запоріжжя.
СтавГУ — Ставропольский государственный университет. Ставрополь.
СЭ — Советская этнография. Москва.
ТГЭ — Труды Государственного Эрмитажа. Ленинград / Санкт-Петербург.
ТДС — Тезисы докладов и сообщений.
ТГИМ / Тр. ГИМ — Труды Государственного исторического музея. Москва.
УАВ — Уфимский археологический вестник. Уфа.
ХГУ — Херсонский государственный университет. Херсон.
ХКМ — Херсонский краеведческий музей. Херсон.
ХС / ХСб — Херсонесский сборник. Севастополь.
ЧелГУ — Челябинский государственный университет. Челябинск.
ЧИ НИИ ИЯЛИ — Чечено-Ингушский научно-исследовательский Институт истории, языка, литературы
и искусств. Грозный.
ЮНЦ РАН — Южный научный центр Российской Академии наук. Ростов-на-Дону.
ЮУрГУ — Южноуральский государственный университет. Челябинск.
ЮФУ — Южный федеральный университет. Ростов-на-Дону.
ААА — Αρχαιολογικά Ανάλεκτα εξ Αθηνών = Athens Annals of Archaeology. Athens.
AJA — American Journal of Archaeology. New York; Boston.
ARC GNAS — Archaeological Research Center of the Georgian National Academy of Sciences. Tbilisi.
AthMitt — Mitteilungen des Deutschen Archaologischen Instituts. Athenische Abteilung. Athen.
BAI — Bulletin of the Asia Institute. New Series. Bloomfield.
BCH — Bulletin de Correspondence Hellénique. Paris; Athènes.
BPS — Baltic-Pontic Studies. Poznań.
BSA — Annual of the British School at Athens. Athens; Cambridge.
BSS — Black Sea Studies. Aarhus.
CVA — Corpus Vasorum Antiquorum. Oxford.
ESA — Eurasia Septentrionalis Antiqua. Helsinki.
IOSPE — Inscriptiones orae septentrionalis Ponti Euxini. Petropoli, 1916.
RA — Revista arheologică. Chişinău.
RGZM — Römisch-Germanischen Zentralmuseums. Mainz.
SEG — Supplementum epigraphicum Graecum. Leiden.
SP / Stratum plus — Stratum plus. Археология и культурная антропология. Санкт-Петербург; Кишинев; Одесса;
Бухарест.