0 «>

9« * "а '

•.'
•*
:•:
:•:
. • :•: • :•: • :•: • :-: • >У "\ • :•:
• . *:•;" • ' х ^ • у.' • *••:' [ ^ЭОЛ V. ^-У^ '['•']• /•[ -•':-:' • •
• *:•;'• ° х ° ' Х •':•:*•':•: . ѵ ^ ^ - ^ - ' ѵ ; ' . :•:'• "х* • ' л : ' ' ' : ! : ' •
. • • Р і . « * « с . «*••».»,,,,,,,..••"^ • . • і > . « . , « • . . •

;•:
:•: '••
•.' ;•: :•: '.'
 ИЛЛ ЮСТРАЦ1Л.
Гаись фош-Марэ. 83 спимка съ его прогізве- Напз ѵоп Магеез (23 іІІгЫг. р.р. Звб—384).
деигй. Гез ехрозіііопз Ле 1903. {шііё) 30 ііі.р.р.
ѣыставт 1903. Сііумт съ работъ Бакста, 387—308 еі 316.
Венуа^ Богаевскаго, Бра.ча, Ъальтера, ѣру- У. ДоегісП. {11 іПивѣ: рр. 309-313).
беля, Головина, ГроПаря, Жуковскаго, Пегчіе Лез Веѵнез. Ъ. ІГгі^сІегіс еі8тіп. {4 іі-
Кузпецова, Лапсере, Латргі, Маковгко», Іизіг).
Петрсвичева, Рябушкша, Рьиооа, Рѣпи- Н0Е8-ТЕХТЕ.
ііа, Сіьрова, Трубецкая, Ціотлтскаго, А. Герёге. Огаѵгіге еп ооиіеигз, виг Ьоіз.
Чиркова. {Еас-зітііе еп сІігото-ШІіодгарЫе). ^
Н. Рерихъ. 11 еиимковъ съ его произведеній.
Обзоръ иностранныхъ гізданій. Л. Фредерикъ,
Дж. Сванъ. ТЕХТЕ.
Ь. СЬезіо/'/. Шеігзсііе еі ВозіогегозЫ. VIII—
ІТрнложеніе.
XV.
А. Лепэръ. Гравюравъкраскахъ.{хромолгіто- В. Еовапого. Еп Ііаііе. ;
графія {Іасаітііе). I ОгаЪаг. Напз ѵоп Маг&з. 1837—1887.
Е. Уаг-ёгпііск. Ооггеврошіапсе йе Кіего.
ТЕЕСТЪ. 1. ОгаЬаг. Еп Еигоре.
Л.Шестовъ, Фіиософія трагсдіи {гл. ГІИ— X V) В. КагкНпвкг. Соггезропсіапсе (Іе Мипісіі.
В. Розановъ. Помпея 8і. Рг-гіЬузгегѵзЫ. Гез ѵоіез сіе Гате. {Тг-аЛ.
И. Грабаръ. Гансъ фонъ-Мара. Ли роіопаіз).
Ст, Яремгічъ. Художествеиная выставка въ V. Р. ІІпе геѵгіе (Гаг-і, есіііёе а Ѵагвоѵіе.
Еіѵгез.
Н. Грабаръ. По Европѣ. 3—4. Веѵиез.
В. Кандинскій. Корреспондениія изъ Мюн- Шігсез. - . а
хена.
В. Ц. Польскій художеспівенный журналь.
Ст. Пжибыгііевскій. На путяхъ души.
{перев. сь полъскаго).
Д, Ф. Журна.ш.
Д. Бѣэіеаниѵікій \
Д. ГПестаковъ. 1 Книги.
Замгьтки.
Объяв.іепія.
Къ № 5—6 при.южены оглавленіе и титул-
блатъ тома ТГІ журиа.га.
 Г А Н С Ъ М А Р Э.

/'. Марэ {Нап8 ѵ. Магёея).

Сооетвенный портрстъ.

265
 Г. Марэ [Н. V. Магёез).
Ленбахъ и Марэ.

266
Г. Марэ {Н. V. Магёеи).
Декоративное панно.

267
 Г. Марэ {Н. V. Магёез).
Риеунокъ.

268
Г. Марэ (Н. V. Магёез).
Св. Гудертъ. 269
 Г. Марэ {В. V. Магёс^і).
Декѳратиьгіое паѵно.

270
Г. Марэ {Н. V. Магёез).
Фрески на зоологической
станціи въ Неаполѣ.

271
 Ма^ю {Н. V. Магёец).
Рис.унокъ.

272
Г. Марэ {Н. V. Магёс8).
Гсорііи Нобѣдоносецъ.

283
 Г. Марэ (Я. V. Магёез).
28^ Рисунокъ.
Л. Вакеть (Ь. Ваісзі).
ТТортретъ В. В. Розанова.
Выставка оюурнала „Міръ /Іекусства", 1902 г. 287
 0. Бразъ {I. Вгаг).
Воспоминанія.
Выставка эісурнала „Міръ Искусства", 1902 г.

288
 ,і. Бенуа {А. ѣепоіз).
Людоѳикъ XIV {эскизъ).
Выставка журнала „Міръ Искусства", 1902 г.

А. Бенуа {А. Вепоіз).

Ораніенбау.иъ. '
Выставка журнала „Міръ ІІскусства", 1902 289
 А. Бенуа {А. Вепоіз).
Катальная гора въ Ораніенбаумѣ.
Выетавка оісурнала „Міръ Искуссѵіва^\ 1902 ъ.

290
Л. Рябушкинъ {А. ЕіаЬоискЫпё).
Ѣдутъ {фрагментъ).
Выставка журнала „Міръ Иекуссгпва", 1902 г.

291
 В. Сѣровъ {\Ѵ. 5е)-о/7").
Пейзажъ.
Выставка оісуіта.іа
„Мірь ІІекусетва",
1902 г.

И. Гра6ар)ь {1. вгаЬаг). ]

Золотые листья. \
292 Выставка оісуітала „Міръ Искусства", 1902 \
 М. Врубель {М. '[ѴгоиЬеІ).
Демонъ.
Выставка оісурнала „Мгръ Искусства", 1902 г.

ОО
 //. Граоарь (I. бѵаЬаг).
Лучъ солнца.
Выставка оісурнала „Міръ Лскусства", 1902 г.

2!)4
В. Сщювъ {Ж. 8ёго/Г}.
Портретъ Е. Еоровина.
Выставка оісурнала „Міръ ІІскусства", 1902 г.

295
 И. Ваяьтеръ {I. ЦЫісг).
Купающіесп мальчики.
Выетавка журнала „Міръ Иекусства", 1002 г.

296
Ен. II. Трі/бецкоіі {Ргііісе Р. ТгоиЬеІгІсоу).
ІІортретъ С. 10. Вшпте {бронза).
Высіпаока эісурнала „Міръ ІІскусства", 1902 г.

297
 77. Пстровичевъ ( Р . РёігоѵіісНе^).
Послѣ дождя. {Пріобрѣтено въ Третьяновск. галлерею въ Москвѣ).
Выставка журнала „Міръ Искусства", 1902 г.

Я. Ціонглинскій {I. СгіопдІіпзЪу).

Иалестинекігі этюдъ.
Выставка оюурнала „Міръ Иекусства", 1902 г.
298
В. Сѣровъ {ѴѴ. 8ёго^).
Портреупъ кн. ІОсі/повой.
Выставка журнала „Міръ Пскусства", 1902 г.

299
 Ен. П. 2'ру6еці;ой (Ргіпсе Р. ТуоііЬеі.г:1соу).
ТТортретъ.
Выставка эісурнала „Міръ Т}скусстѳа", 1908

300
П. Пстровичево ( Р . РсЧгоѵНсІге/І).
Вечеръ.
Выставка оісурнала „Міръ Пскусства", 1902 г.

П. Кузнсцовъ ( Р . 1\ьиш6іго-[С).
Па Волгѣ.
Выставка оісурнала „Міръ Искусства", 1902 г. 301
-•1. Чгіртвъ {А. ТсЫгкоі^).
Ночь на Соловецтмъ.
Передвижная выставка 1902 г.

Е. Маковская {Н. Макоѵзісаіа).

Ярмарка.
302 Выставка журнала „Міръ Пскусства", 1902 г.
И. Рѣпинъ (Е. Еёріп).
Портретъ В, Сѣрова.
Передвшісная выставка 1902 г.
303
 С. Жуковскій (5. Тоикоювісу).
Опустѣло.
Л.ередвижная выставка 1902 г.

С. Жуковскгй {8. ^оиЬоюзІсу).

Весноіі въ лѣсу.
304 Лередвиоюная выставка 1902 г.
//. Ріъпино [Е. Еёріп).
/Іортретъ .4. / / . Еоткиногі,
/Іередвижная выставка 1902 г.

305
М. Латри {М. Іліігі).
Старинньпі домъ.
Академичесная выставка 1902 г;

306
К. Богаевекій (О. Водаіегѵьісу).
Ерѣпоеть у моря.
Академическая выставка 1902 г.

А. Рыловъ {А. КуЩ).

Глубокая хтка.
Академическая выставка 1902 г.
 ^

^ ••

4 Ж А Ж Ж Ш А

А. Головинъ {А. Ооіоѵіпе).

ІІЬ;а.фъ.
Выставка Московскихъ художниковъ 1902 г.

308
 //. Рёрихъ (іѴ. Воеѵіск).
Волховъ (пастель).

Н. Р Е Р И X ]).

П. Рёрихъ (Ж ЕоегісН).
Лідутъ.

309
Н. Рёрихъ (іѴ. Ііосгіск).
Городокъ.

Н. Рерихъ (ІѴ. Еоегіск).

Походъ Владиміра на Корсунь.
Собств. В. В. фонъ-Меккъ.
Академическая выставка 190,2 г.

310
Н. Рёріиго (іѴ. Еоеуісіі).
Замоітпе гости.
Собств. Е. П. В. Госі/даря Пмператора.
Академичсеісая выетавка 1902 г.
 П. Рёрихъ (Ж Еоегіек).
Языческое.
Академическая выставка 1902 г.

312
Н. Рёрихъ (ІѴ. ЕоегісН).
Злоѳѣщге.
Академическая выставка 1902 г.
Пріобрѣтено Илт. Академіей Худоэісеетвъ.
 Н. Рёрихъ (Ж Роегіск).
Гонецъ.
Третьяковсиая галлерея въ 2Тосквіъ.^

//. Рёрихъ {Ж. Еоегіск).

314 Черепа {пастель).
Н. Рсрихъ (іѴ. Еоегіеіі).
Зловѣщіе (варіантъ).

Н. Рёрихъ (Ж Еоегіск).
Рисунокъ.

315
 Е. Лансере {Е. Ьапсегау).
Проектъ деко^шціи къ балету.
Выставка журнала „Міръ ІІекусства"\ 1902 г.

316
 ВЗОРЪ _
ИНОСТРАЯНЫХЪ
ИЗЛАНгЙ.

Л. Фредерипъ {Ь. Ргёйёгіс).

За работой.
{„Агі еі Вёеогаігоп", 1001 г.).

317
 Л. ФрсЬеішкъ ІЬ. ЕгёЛёгіе).
Природа.
і„Агі сі Пёсогаііоп", 1901 ?.).

318
Л. Фреде^шіго (/,. Ргёсіёгіс).
ІГ^трода.
{,Лгі еі Оёсогаііоп", 1901 •/.). 319
 Д)іс. Сванъ (Іі М. Згѵап),
Леппарды.
(„Тке ЗіиЛіо", 1901 г.).

320
 ДОСТОЕВСКІЙ И НИТШЕ.
( фИАОСОСрЫ ТРАГЕДІИ.)

VIII. женіемъ, взорвало Достоевскаго и за-

ставило его сказать больше чЬмъ то
Достоевскій, разбирая „Анну Каре- дозволяло его литературное положеніе
нину", замЬтилъ между прочимъ: „Ан- и обязанности вЬрующаго проповЬдни-
на Каренина совсЪмъ не невинная вещь". ка. Д а и гр. Толстоіі далъ в ъ „АннЬ
Ещ,е-бы! Нужно быть самому очень уже Карениноіі" слишкомъ много простору
невиннымъ человЬкомъ для того, чтобы „подпольному человЬку^'. Левинъ, на-
въ творчествЬ гр. Толстого увидЪть примЬръ, прямо заявляетъ, что „ника-
лишь одну поэзію. Любопытно, однако, кого непосредственнаго чувства къ угне-
что нЪсколько раньше, до появленія по- тенію славянъ нЪтъ и не можетъ быть"
слЪдней части ,,Анны Карениной" (вы- и встрЬчаетъ въ старомъ князЪ (лицЬ,
шедшей отдЪльнымъ изданіемъ), тотъ- очень симпатичномъ автору, какъ видно
же Достоевскій назвалъ Левина чело- по ходу романа) сильную поддержку.
вЪкомъ „чистой души". Неправда-ли, в ъ „ВотЪ и я, говоритъ князь, никакъ не
нЬкоторыхъ случаяхъ слЬдуетъ съ боль- понималъ, почему в с Ь русскіе вдругъ
шой осторожностью относиться къ об- такъ полюбили братьевъ славянъ, а я
щепринятымъ словамъ.''' ВЬдь чистой никакоіі къ нимъ любви не чувствую...
души человЬкъ — эта та-же „невин- Но, пріЬхавъ сюда, я успокоился; я ви-
ность",—а Левинъ—герой „Анны Каре- жу, что и кромЬ меня есть люди, инте-
ниной", въ немъ весь смыслъ романа. ресующіеся только Россіеіі, а не братья-
Но Достоевскій, выступая въ роли ли- ми славянами. Вотъ и Константинъ".
тературнаго критика, считалъ себя обя- Такія разсужденія въ устахъ положи-
заннымъ д и а п ( і - т ё т е поддерживать вся- тельныхъ героевъ толстовскаго романа
каго рода идеалы—поэтому и къ Леви- Достоевскій считаетъ неумЬстными. Все
ну примЬняется столь младенчески нЬж- это можно высказать — но съ соотвЬт-
ный эпитетъ. На самомъ дЬлЬ Достоев- ствующими примЪчаніями, по крайней
скій хорошо зналъ цЬну Левину и, если мЬрЪ хоть въ такой формЬ, въ какоіі
имЬлъ сперва намЬреніе держать свое это высказывалось в ъ „воіінЬ и мирЪ".
знаніе про себя, то у него была на то Тамъ люди, если и чувствовали себя
важная причина. Появленіе послЬднейі равнодушными къ судьбамъ своеіі стра-
части „Анны Карениноіі", въ которой ны, то по краіінеіі мЬрЬ притворялись
гр. Толстой позволяетъ себЬ смЬяться горячо заинтересованными войноіі и та-
надъ увлеченіемъ добровольческнмъ дви- кимъ образомъ какъ-бы сознавались въ

321
своей „ В И 1 1 І І " . ЗдѢсь-же Левинъ напря-
микъ объявляетъ, что не хочеіъ знать
11И о какихЪ страданіяхъ славянъ. Оста-
лось еще прибавить: было-бы только
все у меня благополучно. Но на такую
дерзость и гр. Толстой не пошелъ, такъ
что Достоевскому пришлось уже отъ се-
бя заставить Левина произнести н'Ь-
сколько словъ въ этомъ родЪ ^).
Столкновеніе двухъ векикихъ писа-
телей земли русской по вопросу о со-
чувствіи страданіямъ славянъ—высоко
знаменательно. Какъ это случилось, что
„разумъ и совЬсть",стольнепогрЬшимые
и поднесь восхваляемые гр. Толстымъ
судьи, подсказали столь разныя рЬше-
нія двумъ одинаково примЬчательнымъ
людямъ? Достоевскій больно почувство-
валъ всю обиду, заключающ,уюся въ
возможности такого столкновенія и съ
горечью кончаетъ свою статью: „такіе
люди, какъ авторъ Анны Карениной,
есть учите.ія общества, наши учителя,
а мы лишь ученики ихъ. Чему-же они
насъ учатъ".
И тЬмъ не менЬе, столкновеніе про-
роковъ было дЪломъ чистаго случая!
Если-бы не славянскія дЬла, Достоев-
скій могъ-бы найти въ „АннЪ Карени-
ной" всЪ тЬ элементы, которые его плЪ-
няли въ „войнЬ и мирЬ" и читатели
такъ-бы и не узнали, что „разумъ и
совЪсть" не всегда говорятъ однимъ и
тЪмъ-же языкомъ. Достоевскііі, повиди-
мому, напрасно погорячился. Пусть Л е -
випъ нЬсколько рЪзче, чЬмъ нужно бы-
ло, высказалъ свое равнодушіе къ судьбЬ
славянъ, пусть онъ разболталъ „тайну
пЬвца"—зато онъ при случаЪ, а то
и безъ всякаго случая, куритъ ѳиміамъ
инымъ, очень высокпмъ и совсЪмъ не
чуждымъ Достоевскому, идеаламъ. Отре-
ченіе отъ славянъ вовсе не знаменуетъ
') Т. 11-й, стр. 264.
322
у него готовности посягиуть на сувере-
нитетъ „совЬсти и разума". Наоборотъ,
по своему обыкновенію, гр. Толстоіі,
если и рЪшается на что-либо иеобыкно-
венное, то лишь съ ихъ всемилости-
вЪйшаго согласія и разрЬшенія. Вспом-
ните, напримЬръ, разговоръ Левина съ
женой в ъ ІІІ-Гі главЪ б-й части романа.
Левинъ и „недоволенъ собоГі'^ и чув-
ствуетъ себя ,,виноватымъ" и „плохимъ
въ сравненіи съ другими", — даже съ
СергЬемъ Ивановичемъ Кознышевымъ
(котораго въ душЬ онъ ненавидитъ и
всячески старается презирать)—словомъ,
самая требовательная совЬсть и самый
строгііі разумъ должны быть удовлетво-
рены его вЪрноподданническими чувства-
ми. Необыкновенное умиленіе п размяг-
ченіе души Левина граничитъ въ этой
сценЬ уже почти съ областью комиче-
скаго. Е г о заигрываніе с ъ „добромъ"
напоминаетъ ухаживаніе гоголевскаго
дьяка за Солохой: „А что это у васъ
божественная Солоха".-^ Помните? Н о г р .
Толстой не иронизируетъ надъ своимъ
героемъ. НЬтъ — онъ серьезенъ, хотя,
кажется, и чувствуетъ въ глубинЬ ду-
ши, сколько дерзости кроется въ такомъ
отношеніи къ идеаламъ. ЧЪмъ больше
его Левинъ замыкается въ у з к у ю сферу
своихъ личныхъ интересовъ, тЬмъ „наг-
лЪе" (о Нитше и Достоевскомъ сказано
это слово: справедливость требуетъ при-
мЪнить его и къ Л е в и н у ) становится онъ
въ восхваленіи добра...
О, „Анна Каренина" совсЪмъ не не-
винная вещь! Левинъ отчаивается, Л е -
винъ видитъ себя на пути къ вЪчному
подполью, къ каторгЪ на волЬ, къ ги-
бели—и спасается, не разбирая спосо-
бовъ спасенія. „Чистоіі души человЬкъ"!
Не даромъ его похвалилъ Достоевскііі:
воронъ почувствовалъ запахъ тлЪнья и
не можетъ скрыть своеіі радости! Вду-
майтесь только хорошенько въ жизнЬ
Левмна и вы убЬдитесь, что не только люди, ревновать и въ ревности своеіі
лгалъ онъ добру, когда выражалъ ему переходить черезъ всякія границы. В ъ
свою глубокую признательность, но об- одномъ изъ своихъ писемъ гр. Толстоіі
манывалъ и „счастье", когда увЪрялъ говоритъ, что съ отвращеніемъ работалъ
себя и Кити, что онъ счастливъ. В с е — надъ „Аниоіі Карениноіі''. Я полагаю,
неправда, оіъ перваго до послЬдняго что этому можно повЬрить, если имЪть
слова. Левинъ никогда не былъ счаст- въ виду, какую задачу ему задалъ Л е -
ливъ—ни тогда, когда онъ былъ жени- винъ. Что можетъ быть постылЬіі, не-
хомъ Кити, ни тогда, когда онъ на ней жели необходимость во что бы то ни
женплся. Онъ только притворялся сча- стало изобразить счастливымъ и „доб-
стливымъ. Д а и въ самомъ дЬлЬ, развЬ рымъ" человЪка, которыіі былъ такъ-же
годится такая болчья коровка (кто хо- чуждъ добру, какъ и далекъ отъ сча-
четъ—можетъ эпитетъ опустить), какъ стья! А между тЬмъ въ этомъ именно
Кити, въ подруги жизни для Левина.'^ и было все дЬло гр. Толстого. Ему нуж-
РазвЬ могъ онъ полюбить ее? И вооб- но было во что бы то ни стало п р и -
ще, развЬ семейная жизнь—подходящая строить Левіша къ обыденной лшзни,
для Левина атмосфера? Сцены, въ ко- т. е. дать ему занятіе, семью и т. д. На
торыхъ изобралгается эта странная пара, губернскихъ выборахъ у Левина про-
несмотря на то, что онЪ выписаны съ исходитъ незначущій на видъ, но з а -
необыкновеннымъ стараніемъ и талан- служивающііі вниманія разговоръ съ
томъ, рисуютъ намъ въ ЛевинЪ чело- Знакомымъ помЬщнкомъ:
вЬка, рЬшившагося продЪлать все, что — В ы женаты, я слышалъ? спросилъ
при извЬстныхъ обстоятельствахъ про- помЪщикъ.
дЪлываютъ счастливые и любящіе л ю - — Да, съ гордымъ удовольствіемъ
ди. Канунъ свадьбы—и Левинъ цЬлую отвЪтилъ Левинъ.
ночь не спитъ, доходитъ въ безтолко- С ъ гордымъ удовольствіемъ! ЧЬмъ
вости, какъ и слЬдуетъ жениху, до краіі- тутъ гордиться? ЧеловЬкъ женился, з а -
неіі степени, собирается обнять всЪхъ слуга не изъ большихъ. Но для Левина
людеіі и т. д. Кити беременна—Левинъ женитьба не была просто женитьбоіі,
оберегаетъ каждыіі шагъ ея, суетится, какъ для в с Ь х ъ людей. Она была для
дрожитъ. Накоиецъ, пріЬзжаетъ въ гости него доказательствомъ, что онъ не х у -
Васенька Весловскііі и счастливый су- же, чЬмъ другіе. Оттого-то онъ, вопреки
пругъ, точно насилу дождавшись слу- своему обыкновенію, не столько провЪ-
чая, устраиваетъ женЬ нелЬпЬіішую ряетъ свою любовь къ Кити, сколько
сцену ревности съ блестящими глазами, подыскиваетъ для нея соотвЪтствующія
сжатыми кулаками и всЪмъ, чему въ та- внЬшнія выраженія. Оттого-то онъ про-
кихъ случаяхъ быть полагается. Апо- щаетъ Кити ея прошлое и соглашается
ѳеозъ всему — это мзгнаніе Васеньки, ступать зиг Іез Ьгізёез, какъ выражается
Христіански-кроткііі Левинъ, не желаю- въ „воіінЬ м мирЬ" князь Андреіі Бол-
щііі обижать турокъ, не задумываясь, коискііі, Вронскаго. Отказаться отъ
буквально выталкиваетъ въ шею гостя. семьи значило для Левина обречь себя
И при этомъ не только не раскаивает- на сарігіз сіітіпийо т а х і т а , значмло по-
ся, но радуется: не смЬлости своеіі, о терять одинъ мзъ всЬмм прмзнанныхъ
которой онъ и не вспоминаетъ. Онъ жизненныхъ устоевъ, а это было для
радуется тому, что можетъ, к а к ъ ивсЬ него всего страшнЬіі. И онъ лсенился на

323
 Кити, какъ женился бы на Долли или
на какой хотите не слишкомъ непріят-
ноіі для него женщинЬ его круга, до-
статочно приличной, чтобъ придать
жизни внЪшне благообразныіі характеръ.
А его любовь, заботливость, ревность—
это одни лишь нервы, играющіе коме-
дію для чужихъ и собственныхъ глазъ.
Само собою разумЪется, что такоіі
бракъ возбуждаетъ въ человЪкЪ чувство
гордости: и у меня, говоритъ онъ себЬ,
есть почва подъ ногами. И все, рЪши-
тельно все, что дЬлаетъ Левинъ—имЪ-
етъ одну цЪль: убЪдить себя и дру-
гихъ, что онъ прочно, съ корнями, вросъ
въ землю, такъ что никакая буря
уже не повалитъ его. Задача Левина
вмЪстЪ съ тЬмъ и задача гр. Толстого.
А между тЬмъ великііі писатель знаетъ,
что есть и падаю?ді,іе, и улавшіе люди,
которымъ уже никогда не подняться.
Онъ часто говоритъ о нихъ, онъ выду-
мываетъ теоріи, примиряющія насъ съ
паденіемъ. Но самому попасть въ кате-
горію падшихъ, принять на себя саріііз
(іітіпиііо т а х і т а , потерять право на по-
кровительство человЬческихъ и божес-
кихъ законовъ.'' На это онъ добровольно
ни за что не согласится. Все лучше,
чЪмъ это. Лучше жениться на Кити,
лучше заниматься хозяііствомъ, лучше
лицемЬрить предъ добромъ, лучше об-
манывать себя, лучше быть такимъ, какъ
всЪ—только-бы не оторваться отъ л ю -
деіі, только не оказаться „заживо по-
гребеннымъ". СовсЬмъ такъ, какъ у До-
стоевскаго. Разница въ томъ, что у гр.
Толстого была еще чисто внЬшняя воз-
можность вернуться къ людямъ, а До-
стоевскііі уже неимЪлъ ея. Достоевскому
у ж е б ы л о „ в с е р а в н о " ( „ с о н ъ спящаго
человЬка"), онъ зналъ, чго не уіідетъ
отъ судьбы. Г р . Толстоіі еще имЪетъ
надежду и до конца своеіі жизни бо-
рется съ страшнымъ призракомъ безна-
324
дежности, никогда не оставлявшимъ его
на долгое время въ покоЪ,
. IX.
Э т а борьба опредЪляетъ собою все
творчество гр. Толстого, въ лицЪ ко-
тораго мы имЪемъ единственныіі при-
мЪръ геніальнаго человЪка, во что бы
то ни стало стремящагося сравниться съ
посредственностью, самому с т а т ь по-
средственностью. Конечно, это ему не
удается. Сколько онъ ки оберегаетъ
себя отъ запросовъ своеіі природы, она
каждыіі разъ сказывается въ немъ бур-
ными и нетерпЪливыми вспышками. Ка-
залось, что въ „ВоіінЪ и МирЬ" онъ
уже подвелъ окончательныіі итогъ в ы -
водамъ и наблюденіямъ своеіі жизни.
Все, что онъ видЬлъ, закрЪплено, опре-
дЬленно и прочно, на своемъ мЪстЬ.
И , главное, такъ размЬщено, что въ
общемъ получается ободряющая и ра-
дующая взоры картина, несмотря на
то, что в ъ ней ничего не забыто изъ
тЪхъ ужасовъ жизни, которые подры-
ваютъ довЪріе людеіі къ ближнимъ и
Творцу. Князь Андреіі умеръ мучи-
тельноіі смертью послЪ мучительноіі
жизни, П е т Ь Ростову французы про-
стрЬлили голову, старая графиня на
нашихъ г л а з а х ъ обращается въ полу-
идіотку, графъ Илья Андреевичъ, раз-
зоривъ дЬтеіі, незамЪтно стушевывается,
Соня становится прилшвалкоіі и т. д.
Но все это такъ расположено на кар-
тинЪ, что не только не ослабляетъ, но
еще усиливаетъ общее, бодрящее впе-
чатлЬніе. Достоевскііі иикогда не могъ
постигнуть таііны этои стороны тол-
стовскаго искусства. Онъ воображалъ,
что грозныіі окрикъ, повелительныіі
тонъ, рЬшительность въ утвержденіи,
нЪсколько добродЬтельныхъ и святыхъ
 словъ всегда способны справиться съ бенно сильно дЪііствующій, не произ-
живущей въ его собственномъ, и во- велъ никакого эффекта, равно какъ и
обще въ каждомъ человЪческомъ сердцЪ магическое слово „простите"... О нЪтъ,
безпокойствомъ. Такъ, напримЪръ, въ Достоевскііі не зналъ, совсЪмъ не зналъ,
„ИдіотЪ", гдЪ роль миротворящаго духа какъ нужно пользоваться темными кра-
играетъ князь Мышкинъ, встрЪчается сками. О н ъ воображалъ, что достаточно
слЪдующііі характернЪіішііі діалогъ. придумать благочестивое названіе для
ПослЪ ночного чтенія въ саду, обре- картины и ея сюжетъ будетъ оправданъ.
ченныіі на смерть Ипполитъ встрЪ- Или, лучше сказать, онъ хотЪлъ до-
чаетъ в ъ саду князя Мышкина и з а - биться настоящаго отвЪта на вопросъ
даетъ ему „вопросъ". „Скажите мнЪ Ипполита, а не только дать публикЪ
прямо, спрашиваетъ онъ, какъ по в а - художественное произведеніе. Г р . Т о л -
шему, какъ мнЪ лучше всего умереть? стоіі дЪло иное. О н ъ глубоко убЪжденъ,
Что-бы вышло всего добродЪтельнЪе что отвЪта н Ъ т ъ, а стало быть нужно
то-есть? Ну, говорите?" Какъ вамъ нра- не только читателеіі, но и самого себя
вится такоіі „вопросъ"?! По смыслу отдЪлить отъ дЪііствительности худо-
романа князю Мышкину полагается жественнымъ вымысломъ. „Воііна и
всегда отличаться; онъ долженъ умЪть Миръ" въ этомъ смыслЪ является ше-
все понимать и изъ самыхъ трудныхъ девромъ. Тамъ все разсчитано: тамъ и
положеній выходить побЪдителемъ. Но, малое и значительное имЪетъ свое мЪ-
въ такомъ случаЪ, нужно думать, что сто. Дерзкіе вопросы не забыты, но
Достоевскііі, устраивая ему встрЪчу съ они не только не смущаютъ читателя,
Ипполитомъ, просто рЪшилъ посмЪяться
но даже кажутся, при чтеніи, разрЪ-
надъ своимъ героемъ. РазвЪ можно с ъ
шенными. К ъ умирающему князю Анд-
иными цЪлями задавать такіе вопросы,
рею никто не приходитъ тихимъ голо-
на которые, сколько не беііся, никогда
сомъ докладывать о своеіі проникно-
не отвЪтишь не то, что толково, но
венности въ таііны міра. Наоборотъ,
даже хоть сколько-нибудь удовлетвори-
окружающіе—молчатъ и только молчатъ,
тельно? И форма-то вопроса какова:
испуганные и уничтоженные таинствен-
„чтобы вышло всего добродЪтельнЪе то-
ностью и грозностью событія. Князю
есть!" Кажется, будто Достоевскому,
Андрею отдаются всЪ почести, какихъ
по староіі привычкЪ подпольнаго чело-
только можетъ желать себЪ уходящііі
вЪка, вдругъ неудержимо захотЪлось
въ иной міръ и никто не дерзаетъ еще
показать языкъ своей собственной муд-
раздражать его своеіі требовательностью.
рости. И точно, если вопросъ Иппо-
И вЪдь это единственно истинныіі,
лита дерзокъ, то отвЪтъ князя Мыш-
вЪрныіі способъ основательно, навсегда
кина возмутителенъ. Вотъ онъ: „проіі-
похоронить безвременно - умирающаго
дите мимо иасъ и простите намъ наше
человЪка. Гр.- Толстоіі перенялъ его у
счастье, проговорилъ князь тихимъ (!)
обыкновенной житеііскоіі практики. По-
голосомъ". Ипполитъ расхохотался ему
больше скорби, покорности, слезъ, тор-
прямо въ глаза. у Достоевскаго не
жественности—все это открываетъ путь
хватило рЪшительности заставить бЪд-
къ новоіі жизни, все это въ концЪ кон-
наго мальчика преклониться предъ без-
пардонною святостью князя. И тихііі цовъ примиритъ съ какой угодно по-
голосъ, всегда в ъ такихъ случаяхъ осо- тереіі. Но гр. Толстому и этого мало.
Онъ своихъ мертвецовъ такъ выпрова-

325
живаетъ въ иной міръ, чтобы они уже до предЬловъ человЪческаго познанія,
не могли имЪть совсЪмъ никакого зна- калгется, что еще шагъ—и великая
ченія для оставшихся въ живыхъ. Д л я таііна жизни раскроется предъ тобой.
этой цЪли онъ даже не брезгаетъ поль- Но это оптическій обманъ. На самомъ
зоваться шопенгауеровскоіі философіеіі, дЪлЪ, какъ разъ наоборотъ: здЪсь сдЪ-
чуть-чуть только измЬненноіі сообразно лано все, чтобы тайна навсегда оста-
съ требованіями художественнаго твор- лась нераскрытоіі. Смерть представлена,
чества. Князь Андреіі, умирая, не обра- какъ нЬчто совсЪмъ иное, чЪмъ лгизнь,
щается въ ,,ничто"—нЪтъ; онъ лишь и потому для живыхъ совершенно не-
возвращается обратно въ то лоно, от- постижимое. Князь Андрей, умирая, те-
куда онъ вышелъ. Теряется только ряетъ свою человЪческую индивидуаль-
индивидуальность, но зато настолько ность, которая, постепенно растворяясь
теряется, что еще за нБкоторое время и расплываясь, тонетъ в ъ чемъ-то со-
до смерти все живое, даже собственный всЬмъ иномъ, нежели все, что мы мо-
сынъ, становится ему совершенно чулс- жемъ представить себЪ. Зто-то иное,
дымъ и безразличнымъ. Э т о чисто шо- эта В і п § ап зісіі илп „воля" во всякомъ
пенгауеровское „безсмертіе души", въ случаЬ нЪчто кантово-шопенгауерскаго
изображеніи гр. Толстого, необычаііно происхожденія и есть ожидающее чело-
успокоительно и ободряюще дЪііствуетъ вЬка ,,безсмертіе". Для живыхъ такоіі
на остающихся въ живыхъ. Смерть есть грандіозный горизонтъ представляется
пробужденіе отъ жизни... „ И относи- интереснымъ зрЪлищемъ. Умирающііі-
тельно продолжительности жизни оно же за такое безсмертіе не дастъ ничего.
не казалось ему (князю Андрею) болЬе ПослЬднія пЪсни Геііне, къ слову ска-
медленно, чЬмъ пробужденіе отъ сна зать, любимаго поэта гр. Толстого, мо-
относительно продолжительности сно- г у т ъ на этотъ счетъ многое выяснить
видЬнія". Приведенныя строки взяты любопытствующему человЪку: великііі
гр. Толстымъ почти буквально изъ нЪмецкііі лирикъ умЪлъ быть очень
„міра, какъ воля и представленіе", какъ правдивымъ и искреннимъ. Но гр. Т о л -
и вся теорія о смерти. З т о странно. стомі не хочетъ смЬшивать себя съ
Г р . Толстоіі, вообще говоря, не любитъ людьми, не имЪющими земныхъ на-
заимствованій, но на этотъ разъ дЪ- деждъ. ДЪло князя Андрея—не его соб-
лаетъ исключеніе. Взглядъ Шопенгауера ственное дЬло. Князя Андрея твлько
показался очень уже соотвЪтствующимъ нужно приличнымъ образомъ выпрово-
нуждамъ минуты. Онъ обЬщаетъ, ко- дить изъ ЖХ13НИ. Нужно зарыть его по-
нечно, не настоящее безсмертіе, т.-е. глубже въ землю и на могилу еще на-
безсмертіе не для умирающаго, а для валить огромныіі камеиь, чтобы мерт-
остаюшихся въ живыхъ. Но, кто ста- вецъ не могъ встать и побезпокоить ноч-
нетъ думать о мертвецахъ! П у с т ь себЬ ноіі сонъ живыхъ—или, еще лучше,
мнрно покоятся въ гробахъ—а живые нужно его обратить въ В і п § ап зісЬ.
пусть пользуются жизнью. Потому и В ъ этомъ задача толстовскаго искус-
смерть нужно разсматривать не съ ства, въ этомъ смыслъ кантовскоіі
точкн зрЪнія уходящихъ, а съ точки идеалистической философіи: всЪ тре-
зрЬнія остающихся на землЪ. В ъ этомъ вол?ные вопросы жизни нужно тЪмъ
смыслЬ изображеніе гр. Толстого—верхъ или ииымъ путемъ перевести въ об-
совершенства. Кажется, будто дошелъ ласть непознаваемаго, Тогда лишь на-

326
ступитъ на землЬ то спокойствіе, ко- дабы ничеіі взглядъ не могъ насквозь
торое люди, однажды испуганные при- увидЪть ихъ. Но къ нимъ приходили
зракомъ, цЪнятъ выше всего въ жизни. болЪе умные и недовЪрчивые разгад-
У Канта это еще не такъ замЬтно, его чики и вылавливали у нихъ наилучше
тревога носила все-таки чисто теорети- скрытую рыбу... СвЪтлые, смЪлые, про-
ческііі, отвлеченныіі характеръ. Его зрачные людѵі — самые умные молчаль-
призракомъ былъ только скептицизмъ ники: ибо такъ глубоко дно и х ъ , что
Юма, грозившііі подорвать вЪру въ и самая прозрачная вода не выдаетъ
аподиктичность науки. Но гр. Толстой ихъ". Самъ Нитше не былъ такимъ
столкнулся съ инымъ скептицизмомъ: умнымъ молчальникомъ: онъ мутилъ
предъ нимъ раскрылась пропасть, гро- свою воду; но къ гр. Толстому эти
зившая поглотить его, онъ видЪлъ слова могутъ быть примЪнены цЪли-
торжество смерти на землЪ, онъ себя комъ. Онъ — свЪтелъ, прозраченъ,
самого видЪлъ живымъ трупомъ. Охва- смЪлъ,—кто можетъ думать, что нужно
ченныіі ужасомъ, онъ проклялъ всЪ еще спускаться на дно его души, и что
высшіе запросы своеіі души, сталъ на этомъ днЪ живутъ чудовища? Онъ
учиться у посредственности, у середи- и самъ любитъ называть свою жизнь
ны, у пошлости, вЪрно почувствовавши, „исключительно счастливоіі в ъ мір-
что только изъ этихъ э^^ементовъ воз- скомъ смыслЪ". И когда въ молодости
можно воздвигнуть ту стЪну, которая, читаешь его произведенія, съ какоіі ра-
если не навсегда, то хоть надолго достью глядишь въ эту свЪтлую, яс-
скроетъ отъ глазъ страшную ,,истину". ную, прозрачную глубину! Кажется,
И онъ нашелъ свою ,,Віп§ ап зісіі" что гр. Толстоіі—^ все знаетъ и пони-
и свои синтетическія сужденія а ргіогі, маетъ, кажется, что смущающая людей
то есть узналъ, какъ отдЪлываются загадочность и противорЪчивость жиз-
ни — только соблазнительная приманка
отъ всего проблематическаго и созда-
для человЪка, а непрочность всего су-
ются твердые принципы, по которымъ
ществующаго — только обманчивая ви-
можно лшть человЪку. Полагаю^ что
димость. Непрочность—для гр. Толсто-
законность этого „то есть" никто не
го нЪтъ такого слова. Вспомните, на-
станетъ оспаривать: вЪдь в ъ апріор-
примЪръ, эпилогъ къ „войнЪ и миру".
н ы х ъ сужденіяхъ существенно не ихъ
РазвЪ есть такія сомнЪнія, которыя не
происхожденіе, а ихъ аподиктичность,
были-бы разрЪшены в ъ уютноіі столо-
т.-е. всеобщность и необходимость. А о
воіі Николая Ростова, за чаіінымъ сто-
Оіп§ ап 5ІсЬ еще будетъ рЪчь впереди:
ломъ, собравшимися вмЪстЪ доволь-
ными и радостными членами большой
семьи? Правда, Пьеръ привезъ изъ П е -
тербурга горсточку идей, грозящихъ
какъ будто нарушить мирное благоден-
НитшевскіііЗаратустра говоритъ уче-
ствіе обитателеіі Л ы с ы х ъ горъ. Но г р .
никамъ своимъ: „дабы никто не могъ
Толстоіі вЪдь отказался писать „ Д е к а -
заглянуть въ мою глубину и узнать
бристовъ", а написалъ „воііну и миръ".
мою послЪднюю волю, я изобрЪлъ
Декабристы, вслЪдъ за Андреемъ Б о л -
себЪ долгое и свЪтлое молчаніе. Много
конскимъ выпровожены в ъ область Оіп§
умныхъ людеіі видалъ я: они закры-
ап 5ІсЬ, куда по теоріи Канта и пола-
вали свои лица и мутили свою воду,

327
гается направлять в с В антиноміи чело-
вЪческаго сознанія. А для жизни остав-
лены апріорныя сужденія, выразите-
лемъ которыхъ избирается наиболЪе
подходящііі для такихъ дЪлъ человЪкъ—
Николаіі Ростовъ. Угодно-ли вамъ по-
слушать языкъ апріорности.»' Пьеръ Б е -
зухііі, шамкая и шепелявя, начинаетъ
разсказывать что-то о своихъ петер-
бургскихъ сношеніяхъ. „ В ъ судахъ во-
ровство, въ арміи^—^одна палка: шаги-
стика, поселеніе—мучатъ народъ, про-
свЪщеніе душатъ. Что молодо, честно—
то губятъ! ВсЪ видятъ, что это не мо-
жетъ такъ долго итти. Все слишкомъ
натянуто—и скоро лопнетъ—говорилъ
Пьеръ (какъ съ тЪхъ норъ, какъ су-
ществуютъ правительства, вглядЪвшись
въ дЪііствія какого бы то ни было пра-
вительства, всегда говорятъ люди)".
З т о , вы понимаете, рЪчи скептицизма,
Юма. Даііте имъ просторъ,—и всЪ уси-
лія, потраченныя на „воііну и міръ"
окажутся потраченными даромъ. Необ-
ходимо, значитъ, измЪнить направленіе
разговора. И вотъ слово предостав-
ляется Николаю Ростову. Въ качествЪ
человЪка апріорнаго онъ доказательствъ
не любитъ и уважаетъ лишь всеобщ-
ность и необходимость. Онъ такъ пря-
мо и заявляетъ Пьеру: „ Д о к а з а т ь я
т е б Ъ н е м о г у . Т ы говоришь,чтоунасъ
все скверно; я этого не вижу... И вели
мнЪ Аракчеевъ итти на васъ (т. е. на
Пьера съ его петербургскими друзья-
ми) съ эскадрономъ и рубить — ни на
секунду не задумаюсь и поііду"... Не-
правда-ли чудесно сказано?! Д а развЪ,
въ самомъ д^ЬлѢ^ Пьеру возможно что-
нибудь доказатЬ? И , затЪмъ, развЪ
Кантъ не правъ, развЪ намъ можно
существовать безъ апріорныхъ сужде-
ній, т. е. безъ такихъ, которыя под-
держиваются не учеными соображенія-
ми, всегда противорЪчивыми и неустоіі-
328
чивыми, а силоіі, никогда себіі неизмЬ-
няющеіі, иначе говоря—необходимостью.''
Г р а ф ъ Толстоіі незадолго до „воііны и
мира" продЪлалъ цЪлыіі рядъ опытовъ
съ „совЪстью", не кантово-ростовскоіі
совЪстью, имЪющеіі принципы, а со
своеѵі собственноіі совЪстью геніаль-
наго человЪка. Вы знаете, что изъ это-
го вышло: не только апріорныхъ—почти
никакихъ сужденііі не осталось. А какъ
жить человЪку безъ сужденііі, безъ
убЪжденііі.'' Великііі пнсатель земли рус-
ской увидЪлъ, наконецъ, какъ рож-
даютсл убЪжденія и понялъ, какое ве-
ликое преимущество имЪютъ Ростовы
предъ Болконскимъ. Болконскаго и жить
оставить нельзя. Куда с ъ нимъ дЪ-
нешься.'' А Ростовъ — хоть сто лЪтъ
жизни ему даіі, не заведетъ тебя на
неизвЪстныіі. ложныіі путь (неизвЪст-
ныіі и лоншыіі, в ъ данномъ случаЪ,
какъ извЪстно, синонимы). И посмотри-
те, какое глубокое уваженіе питаетъ
гр. Толстоіі къ Ростову. „Долго раз-
сказываетъ онъ намъ, послЪ его (Ни-
колая) смерти въ народЪ хранилась н а-
б о ж н а я память о его управленіи". На-
божная память! Долго хранилась! Пе-
ресмотрите все, что писалъ гр. Толстой:
ни объ одномъ изъ своихъ героевъ онъ
не говорилъ съ такимъ чувствомъ бла-
годарности и умиленія. Но за что-же?
спросите вы. ЧЪмъ заслужилъ этотъ
обыкновенныіі человЪкъ такую призна-
тельность? А вотъ именно своеіі обык-
новенностью: Ростовъ зналъ, какъ жить
и былъ потому всегда твердъ, Во всю
же свою писательскую дЪятельность
гр. Толстоіі ничего такъ не цЪнилъ,
какъ опредЪленное знаніе и твердость,
ибо у себя не находилъ ни того, ни
другого. Онъ могъ только п о д р а ж а т ь
Ростову и, само собою разумЪется,
былъ принужденъ расточать хвалу сво-
ему высокому образцу. З т а „набожная
память", какъ и весь э"илогъ къ ,,вой-
нЪ и миру"—дерзкій, сознательно дерз-
кій вызовъ, брошенныіі гр. Толстымъ
всЬмъ образованнымъ людямъ, всеіі,
если хотите, с о в Ъ с т и нашего времени.
И именно сознательныіі вызовъ: гр.
Толстоіі понималъ, слишкомъ хорошо
понималъ, что онъ дЬлаетъ. „ Я пре-
клоняюсь предъ Ростовымъ, а не предъ
Пушкинымъ или Шекспиромъ и от-
крыто всЬмъ заявляю эхо"—вотъ смыслъ
Эпилога къ „воіінЪ и миру". ЗамЪтьте,
что въ эпоху яснополянскихъ журна-
ловъ и первыхъ своихъ литературно-
публицистическихъ опытовъ, когда то-
же отрицались Ш е к с п и р ъ и Пушкинъ,
имъ, по краіінеіі мЬрЬ противостав-
лялся не интеллигентный-же помЪ-
щикъ, а весь русскііі народъ. З т о еще
не казалось столь страннымъ. Русскій
народъ все-же большая ,,идея", коверъ
самолетъ, на которомъ не одинъ чита-
тель или писатель свершалъ свое з а -
облачное путешествіе. Но Ростовъ —
вЬдь въ немъ ничего даже похожаго
на идею нЬтъ; это — чистЪіішая мате-
рія, косность, неподви?кность. И къ нему
рЬшиться примЬнить эпитетъ „набож-
ная память"! Какъ только, послЬ этого,
могли повЬрить, что гр. Толстоіі наи-
венъ, невиненъ, что его глубина про-
зрачна и его дно видноР! Видно, у До-
стоевскаго чутье было лучше, чЬмъ у
другихъ читателей гр. Толстого: „Анна
Каренина" —совсЬмъ не невинная вещь...
ПослЪ спора Пьера съ Николаемъ,
гр. Толстоіі вводитъ насъ еще на нЬ-
сколько минутъ въ спальни своихъ
счастливыхъ паръ. В ъ спальняхъ раз-
говоры у гр. Толстого ведутся совсЬмъ
на особыіі манеръ. Супруги такъ хо-
рошо сжились межъ собоіі, такъ близ-
ки, такъ связаны, что понимаютъ одинъ
другого съ полуслова, с ъ намека. Тамъ
только улавливается основная мелодія
семеіінаго счастья: \ѵіг ІгеіЪеп ]е2і Г а т і -
1іеп§1йск, \ѵаз ЬбЬег Іоскі:, сіаз ізі; ѵ о т
ІІЬеІ". Но гр. Толстоіі опять-таки чуть
ли не набожно рисуетъ всю эту идилію.
„ П у с т ь себЬ Шекспиры изображаютъ
трагедію — я-же ничего подобнаго не
хочу знать''—можетъ быть у него была
такая мысль, когда онъ провожалъ въ
спальни свои пары. Но открыто онъ
этого не сказалъ. Открыто устраивает-
ся торжественныіі апоѳеозъ этому се-
мейному счастью, признающему, что
все, „болЪе высокое", происходитъ отъ
дьявола. Впрочемъ, одна капля ироніи
есть въ этомъ апоѳеозЬ — гр. Толстоіі
не удержался. Но, увы! Иронія отно-
сится не къ Ростову, а къ Пьеру, и не
по поводу его семеііныхъ, домашнихъ
дЪлъ, а по поводу петербургскихъ за-
мысловъ. Но и то иронія чуть-чуть за-
мЬтна; всего два раза, словно невзначай,
брошено по адресу Пьера словечко „ с а -
модовольство"...
В ъ спальнЬ-же Ростовыхъ—все чу-
десно. Графиня Марья даетъ читать му-
жу благочестивую литературу своего
сочиненія и мужъ, читая дневникъ жены,
сознаетъ свое ничтожество предъ ея ду-
шевиоіі высотоіі. Сверхъ того, графиня
Марья, по поводу спора Пьера съ Ни-
колаемъ, предлагаетъ въ защиту апріор-
ности новыіі аргументь, который съ
удовольствіемъ принимается Николаемъ,
несмотря на то, что, собственно гово-
ря, ему никакіе аргументы не нулшы и
что именно въ этомъ его высшее каче-
ство... Графиня Марья говоритъ: „по
моему, ты совершенно правъ. Я такъ и
сказала НаташЬ. Пьеръ говоритъ, что
всЪ страдаютъ, мучаются, развращаются
и что нашъ долгъ — помочь бЬднымъ.
РазумЬется (это ,,разумЬется" велііко-
лЬпно!) онъ правъ—говорила княжна
Марья; но онъ забываетъ, что у насъ
есть другія обязаниости блилсе, которыя
32 9
 самъ Б о г ъ указалъ намъ и что мы мо-
жемъ рисковать собой, а не дЪтьми".
Вотъ какъ пишется исторія! Но это ещ,е
не все. Апріорныіі человЪкъ, ухватив-
шись за аргументъ графини Марьи, сра-
з у отъ дБтеіі переходитъ къ разгово-
рамъ о дБлахъ, имЪніи, выкупахъ, пла-
тежахъ, о своемъ богатствЪ. ГрафинЪ
МарьБ такоіі переходъ показался не-
естественно рЪзкимъ: „ей хотЪлось ска-
зать ему (мужу), что не о единомъ хлЪбЪ
будетъ сытъ человЪкъ, что онъ слиш-
комъ много приписываетъ важности
э т и м ъ дЪламъ(подчеркнутоугр.Тол-
стого): но она знала, что этого говорить
не нужно и безполезно. Она только взя-
ла его за руку и поцБловала. Онъ при-
нялъ этотъ жестъ за одобреніе и под-
твержденіе его мыслеіі"... Неправда-ли,
какая чудесная дерзость?! Укажите, кто
изъ писателеіі, кромЪ гр. Толстого, смБлъ
такъ открыто играть в ъ такую опасную
игру! Графиня Марья, „всегда стремив-
шаяся къ безконечному, вЪчному и со-
вершенному" какъ ни въ чемъ не бы-
вало соглашается на самое краіінее ли-
цемЪріе, какъ только инстинктъ подска-
зываетъ еіі, что грозитъ опасность
прочности ея „духовнаго" союза съ му-
жемъ. ВЪдь еще шагъ и.іицемЪріе воз-
водится въ законъ, въ законъ—страшно
сказать—совБсти. Е с л и хотите — ника-
кого иіага больше не нужно, онъ уже
сдЪланъ в ъ словахъ графини Марьи.
Но, что любопытнЪе всего, гр. Толстоіі
и виду не подаетъ, что понимаетъ, че-
резъ какую пропасть онъ только что
перескочилъ. Онъ по обыкновенію ясенъ,
свЪтелъ, прозраченъ.
Какую-бы ,,психологію" сдЪлалъ
изъ этого Достоевскііі! Но гр. Толстоіі
уже искушенъ. Онъ знаетъ, что каждыіі
разъ, когда приближается антиномія—
нужно дБлать святое, невинное, дЪтски
простодушное лицо,—иначе прощаіі на-
330
всегда всякія апріори, всеобщность, не-
обходимость, прочность, почва, устои!..
И нБтъ равнаго ему въ этомъ дипло-
матическомъ искусствЪ. Т у т ъ , можетъ
быть, сказывается ,,порода", происхож-
деніе — десятокъ поколЪнііі „служив-
шихъ', предковъ, всегда нуждавшихся
въ парадномъ лицЪ... Г р . Толстоіі, та-
кимъ способомъ, достигаетъ двойноіі
цБли: онъ сказалъ „правду"—и правда
не подорвала жизни. До гр. Толстого
идеализмъ не зналъ такихъ тонкихъ
пріемовъ. Ему для своихъ эффектовъ
всегда требовалась и грубая ложь, и
„горячее" чувство, и краснорЪчіе, и ми-
шура, и даже лубочныя краски.
Если-бы Достоевскііі вспомнилъ эпи-
логъ къ „воіінБ и миру", онъ-бы по-
нялъ, что сердиться на Левина, за его
безучастное отношеніе къ бЪдствіямъ
славянъ—есть анахронизмъ. Сердиться
нужно было раньше—за „воііну и миръ".
Если-же „воііна и миръ" принята, то
приходится принять и ,,Анну Карени-
ну", цЪликомъ, безъвсякихъ ограниченііі,
съ послБднеіі частью. ВЪдь въ сущности
и славянскія дБла—большая путаница.
В ъ нихъ скрывается одна изъ антино-
мій—убивать или не убивать. Т а к ъ от-
чего-бы не отнести ихъ къ Оіп§ ап
зісЬ? Отчего-бы не предоставить и х ъ ,
какъ предлагаетъ Левинъ, въ исключи-
тельное вБдЪніе правптельства, памятуя
примБръ предковъ, передавшихъ всЪ
дЪла правленія нарочито призваннымъ
заморскимъ князьямъ?
Вся дБятельность гр. Толстого, вклю-
чая его послЪднія философски-публи-
стическія статьи н даже романъ „воскре-
сеніе" (одно изъ немногихъ, почти един-
ственное относительно неудачное его
произведеніе—въ немъ гр. Толстоіі слов-
но собираетъ крохи отъ своего соб-
ственнаго, когда-то роскошнаго стола)
не выходятъ за предБлы указанноіі мноіі
задачи. Он-ь во что бы то ни стало хо-
четъ приручить т Ь х ъ бЪихеныхъ з в Ь -
рей, которые называются иностранными
словами скептицизмъ и пессимизмъ, Онъ
не скрываетъ ихъ отъ нашихъ г л а з ъ —
но дёржитъ въ крЬпчайшихъ и надеж-
нЬйшихъ на видъ клЬткахъ, такъ что
и самый нодовЬрчивый человЬкъ начи-
наетъ ихъ считать не опасными, навЬки
усмиренными. ПослЬдняя формула гр.
Толстого, которой подводится итогъ
всей его неустанной многолЬтней борь-
бЬ и которую онъ особенно торже-
ственно возвЬстилъ въ своей книгЬ „что
такое искусство", гласитъ: ,,добро, брат-
ская любовь—есть Б о г ъ " . Говорить о
ней здЬсь я не буду, такъ какъ имЬлъ
случай въ другомъ мЬстЬ подробно объ-
яснить ея смыслъ и значеніе ^). Я хочу
только напомнить, что и это „убЬжде-
ніе", которое, по настойчивому увЬре-
нію гр, Толстого, имЬетъ своими роди-
телями чистЬіішііі разумъ и правдивую
совЬсть, совсЬмъ не такого уже благо-
роднаго происхожденія, Е г о породилъ
все тотъ-же страхъ предъ В і п § ап зісЬ,
все то-же стихіііное почти стремленіе
,,назадъ къ Канту", (какъ еще недавно
восклицали хоромъ представители но-
вЬйшеіі нЬмецкоіі философіи), въ силу
которыхъ выпроваживался князь Андреіі,
возвеличивался Ростовъ, поэтизирова-
лась княжна Марья и т. д, Оттого-то,
какъ мы увидимъ ниже, положеніе, пред-
ставляемое гр. Толстымъ какъ величаіі-
шая и возвышеннЪіішая истина, каза-
лось, могло казаться кощунственноіі,
безобразноіі и отвратительноіі ложью
Достоевскому,
XI.
Итакъ одинъ изъ способовъ борьбы
съ пессимизмомъ и скептицизмомъ есть
1) „Добро въ ученіи гр. Толстого н Ф. Нитше".
созданіе апріорныхъ сужденііі и Оіп§
ап зісЬ, короче—идеализмъ, которыіі гр.
Толстоіі формулируетъ въ словахъ
„добро есть Б о г ъ " . Но, вмЬстЬ съ тЬмъ
изъ предыдущаго слЬдуетъ, чтО идеа-
лизмъ нуждается во внЬшнеіі опорЬ.
Левину необходимо было жениться на
Кити, повести хозяііство, ходить на
охоту и пр., и пр. Одного „разума" ока-
залось недостаточно для возведенія этоіі
воздушноіі построііки. Потребовалось
„матеріальное", оченьматеріальное осно-
ваніе. Но—основаніе лежитъ глу боко подъ
землеіі: его никто не видитъ. З т о всегда
много помогало торжеству всего ,,высо-
каго" на землЪ. Вспомнмте хотя-бы ро-
доначальниковъ европейскаго идеализ-
ма—Сократа и Платона съ ихъ ученіемъ
о добрЬ. Казалось, оно соткано изъ чи-
стЬіішихъ идеіі, брезгливо сторонящихся
отъ всякаго соприкосновенія съ тЬмъ,
что не происходитъ отъ разума. Однако,
въ чистую область идей контрабанда
была все-же пронесена—и какая контра-
банда! Оказывается, что ученіе о пре-
имуществЬ добра надъ зломъ не мо-
жетъ — я почти готовъ сказать не хо~
•сетЪ—держаться одноіі діалектикой, какъ
бы „божественна" она ни была. Д л я
своего закрЪпленія оно нуждается въ
такоіі грубоіі, такоіі матеріальноіі вЬрЪ,
какъ вЬра въ воздаяніе. Собственно го-
воря, чего еще нужно, послЬ того какъ
доказано, что испытать несправедливость
лучше, чЬмъ причинить ее? Но на са-
момъ дЬлЬ этого мало. В ъ діалогахъ
Платона (Горгііі, государство, федонъ)
на поддержку добра призывается самое
обыкновенное человЬческое средство.
Тамъ объявляется, что злые будутъ на-
казаны въ свое время, (въ будущей
жизни), а добрые вознаграяѵдены... Р а з ъ
добру принадлежитъ такое несомнЪнное
торжество,—то, пожалуіі, можно было
бы и всякую діалектику оставить въ
331
покоЬ. Самый неразвитой умъ спосо-
бенъ понять преимущество добра, имЬ-
ющаго за собой, хотя и да.іекаго, но со-
всЪмъ по земному устроеннаго и притомъ
всесильнаго защитника. Но странное дЪ-
ло! Сократово-Платоновское воздаяніе
вы наіідете во всЬхъ почти идеалисти-
ческихъ системахъ нравственности. В с Ь
моралисты считали необходимымъ дЬ-
лать самого Б о г а покровителемъ добра
или даже, какъ гр. Толстоіі отожде-
ствлять добро съ Богомъ (это въ новЪіі-
шее уже время—время позитивизма, эво-
люціи и т. А.). Очевидно, добро мора-
листовъ само по себЬ, ап зісЬ, предста-
влялось не очень привлекательнымъ и
люди принимали его только изъ боязни
возбудить противъ себя гнЪвъ всемогу-
щаго существа. Идеализмъ далеко не такъ
идеаленъ, какъ можно было ожидать въ
виду тоіі торжественности, съ котороіі
выступали его провозвЬстники. В ъ концЪ
концовъ онъ живетъ самыми земными
надеждами и его а ргіогі и В і п § ап
зісЬ—только высокія стЬны, которыми
онъ ограждаетъ себя отъ болЬе труд-
ныхъ запросовъ дЪііствительноіі жизни.
В ъ этомъ смыслЪ идеализмъ подобенъ
восточноіі деспотіи: снаружи все бле-
стяще, красиво, вЪчно; внутри-же—ужа-
сы. В ъ этомъ и причина того непонят-
наго явленія, что такое невинное на
первый взглядъ ученіе такъ часто дЪ-
лалось предметомъ самоіі ожесточенноіі
ненависти со стороны людей, менЪе
всего заслуживающихъ подозрЪнія въ
„природноіі" склонности къ злу. Но
можно съ увЬренностью сказать, что
всякій непримиримый врагъ идеализма
былъ самъ когда-то, какъ Достоевскій
или Нитше, крайнимъ идеалистомъ, и,
что „психологія", такъ пышно расцвЬт-
шая въ новое время, есть дЪло рукъ от-
ступниковъ идеализмаі И въ самомъ дЪ-
лЬ, съ чего-бы человЪку начать лазить
332
вЪ глубину своеіі души, зачЬмъ пров'Ь-
рять вЬрованія, несомнЬнно блестящія,
красивыя, интересныя? Декартово сіе о т -
піЬиз сІиЬііапсіиш тутъ, конечно, не прп
чемъ: изъ за методологическаго прави-
ла человЬкъ ни за что не согласится
терять подъ собоіі почву. СкорЬй на-
оборотъ — потерянная почва полагаетъ
начало всякому сомнЬнію. Вотъ, когда
оказывается, что идеализмъ не выдер-
жалъ папора дЪііствительности, когда
человЬкъ, столкнувшись волеіі судебъ
лицомъ къ лицу съ настоящей жизнью,
вдругъ, къ своему ужасу видитъ, что
всЪ красивыя апріори были ложью; тогда
только впервые овладЪваетъ имъ тотъ
безудержъ сомнЪнія, который в ъ одно
мгновеніе разрушаетъ казавшіяся столь
прочными стЬны старыхъ воздушныхъ
замковъ. Сократъ, Платонъ, добро, гу-
манность, идеи —весь сонмъ прежнихъ
ангеловъ и святыхъ, оберегавшихъ не-
винную челов'Ьческую душу отъ напа-
денііі з л ы х ъ демоновъ скептицизма и
пессимизма, безслЪдно исчезаетъ въ про-
странствЪ и человЬкъ ііредъ лицомъ
своихъ ужаснЬйшихъ враговъ впервые
въ жизни испытываетъ то страшное
одиночество, изъ котораго его не в ъ си-
лахъ вывести ни одно, самое преданное и
любящее сердце. З д Ъ с ь - т о и н а ч и -
н а е т с я ф и л о с о ф і я т р а г е д і и . На-
дежда погибла навсегда, а жизнь—есть, и
много жизнивпереди. умереть нельзя, хо-
тя-бы и хотЪлъ. Ошибался древнііі русскііі
князь, когда говорилъ, что мертвые срама
не имутъ. Спросите Достоевскаго. Онъ
скажетъ вамъ устами Димитріп Карамазо-
ва иное: „многое узналъ я въ эху ночь.
Узналъ, что не только жить, но и умереть
подлецомъ невозможно". Понимаете? В с Ь
апріори погибли, философія Канта и гр,
Толстого кончена, начинается область
В і п § ап зісЬ... Угодно-ли вамъ сл'Бдо-
вать туда за Достоевскимъ и Нитше?
Обязательнаго въ этомъ нЬтъ ничего: піЬиз сІиЬііаікіит? О немъ, конечно, Н. К.
кто хочетъ—вправЪ уйти ,,назадъ къ Михаііловскііі былъ освЪдомленъ. Н о
Канту"-. В ы не убЪждены, что найдете оно, по своему обыкновенію, осталось
ЗдЪсь то, что вамъ нужно—какую бы то бездЪііствовать, отлично зная, что ему
ни было „красоту". Можетъ быть здЪсь всегда нужно приходить послЪднимъ,
ничёго кромЪ безобразнаго нЪтъ. Не- если оно желаетъ быть Ьіепѵепи.
сомнЪнно только одно: тутъ есть д Ъ й - Тотъ-же Н. К. Михаііловскій, в ъ дру-
с т в и т е л ь н о с т ь , новая, неслыханная, гоіі своеіі статьЪ, говоря о ПрудонЪ,
невиданная или лучше сказать не выста- передаетъ цЪлыіі рядъ фактовъ, дока-
вленная до сихъ поръ дЪйствительность, з ы в а ю щ и х ъ , что знаменнтыіі французъ,
и тЪ люди, которые принуждены ее съ именемъ котораго въ Россіи связы-
звать с в о е й дЪйствительностью, кото- вали представленіе о лучшемъ борцЪ
рымъ не дано вернуться обратно въ за высокія идеи, былъ въ жизни „ п л у -
простую жизнь, гдЪ заботы о здоровьи товатымъ" человЪкомъ. Свой разсказъ
Кити, сгюры съ Кознышевымъ, устрое- онъ заключаетъ слЪдующими словами;
ніе ииЪнііі, сочиненіе книгъ и т. д. вво- „совсЪмъ не весело подбирать эти
дятъ даже видавшихъ виды Л е в и н ы х ъ тусклыя черты, потому что, подбирая
въ обычную колею человЪческаго с у - ихъ, приходится отрывать нЪчто отъ
ществованія, тЪ люди будутъ смотрЪть сердца". И затЪмъ, непосредственно
на все иными глазами, чЪмъ мы. Мы за этимъ, по странной ассоціаціи идеіі,
можемъ отречься отъ этихъ людей: ка- прибавляетъ: „это не фраза". Не знаю,
кое намъ до нихъ дЪло! Мы такъ и по- какъ другіе поняли читатели, но, что
ступали, поступаемъ до с и х ъ поръ. касается меня, то я именно подумалъ,
Н. К. Михайловскііі в ъ своеіі извЪст- что приведенныя слова—фраза. Ничего
ноіі и во многихъ отношеніяхъ примЪ- Н. К. Михаііловскому не пришлось от-
чательноіі статьЪ назвалъ Достоевскаго рывать отъ сердца. З т о не значитъ,
„жестокимъ талантомъ". ОпредЪленіе что онъ былъ равнодушенъ къ пру-
чрезвычаііно мЪткое: я думаю, что оно доновскимъ идеямъ. И еще меньше я
навсегда удержится за Достоевскимъ. хотЪлъ-бы сказать, что Н. К. Михаіі-
К ъ сожалЪнію критикъ хотЪлъ этими ловскій склоненъ къ разговорамъ ради
двумя словами не только дать характе- разговоровъ: наоборотъ, в ъ его произ-
ристику художника, но также и произ- веденіяхъ „фраза" встрЪчается такъ-же
рЪдко, какъ у большинства другихъ
нести п р и г о в о р ъ надънимъи всеіі его
писателеіі серіозная мысль. Но на
дЪятельностью. Жестокііі—значитъ ис-
этотъ разъ фалшь была несомнЪнная,
коверканныіі, изуродованньш, а потому
почему и потребовалась оговорка. Оче-
и негодныіі. Н. К. Михаііловскому остает-
видно, даже такое неожиданное откры-
ся только скорбЪть о томъ, что такъ
тіе, какъ то, что творецъ высокихъ идеіі
случилось — что Достоевскііі, имЪя
былъ въ жизни не совсЪмъ честнымъ че-
огромныіі талантъ, не былъ вмЪстЪ с ъ
ловЪкомъ, не могло поразить Н. К. Ми-
тЪмъ жрецомъ гуманности. З т о сужде-
хаііловскаго. О н ъ самъ смущенъ своимъ
ніе критика основывается на томъ пред-
спокоііствіемъ и, не умЪя объяснить
положеніи, что гуманность несомнЪнно
или не имЪя времени подумать надъ
выше, лучше жестокости... НесомнЪнно?
этимъ страннымъ явленіемъ, спЪшитъ
Но гдЪ-же декартовское правило, о ко-
замаскировать его шаблонной, залежав-
торомъ сеіічасъ шла рЪчь, гдЪ сіе о т -

333
шейся въ памяти фразой. В ъ этомъ
незначущемъ на первый взглядъ психо-
логическомъ фактЪ выразилось очень
многое. Для Н. К. Михайловскаго (хотя
онъ въ своей статьЬ и утверждаетъ
обратное) самъ Прудонъ повидимому
ничего не значилъ. Прудонъ лишь во-
площеніе великоіі идеи гуманиости (да
будетъ мнЬ дозволено пользоваться
этимъ словомъ въ его самомъ широ-
комъ смыслЬ), ну, а развЪ цЬлая армія
Прудоновъ-мошенниковъ, даже Прудо-
новъ-разбоііниковъ и убійцъ могла-бы
набросигь хоть тЪнь сомнЪнія на вели-
чіе идеи! Гуманность держится не авто-
ритетомъ французскихъ писателеіі—она
часть души самого Н. К. Михаііловскаго
и часть самая прочная. Объ этомъ онъ
самъ хорошо говоритъ въ предисловіи
съ новому изданію своихъ сочиненій,
въ предисловіи, подводящемъ итогъ его
многолЪтней литературноіі дЪятельно-
сти: „всякііі разъ, какъ мнЪ приходитъ
въ го лову слово „правда", я не могу не вос-
хищаться его поразительноіівнутреннеіі
красотоіі. Такого слова нЪтъ, кажется,
ни въ одномъ европеііскомъ языкЪ. К а -
жется, только по русски истина и спра-
ведливость называются однимъ и тЪмъ
же словомъ и какъ-бы сливаются въ
одно великое цЬлое. Правда, въ этомъ
огромномъ смыслЪ слова всегда со-
стояла цЪль моихъ исканііі... Я никогда
не могъ повЪрить и теперь не вЪрю,
чтобы нельзя было найти такую точку
зрЪнія, съ которой правда-истина и
правда-справедливость являлись-бы ру-
ка объ руку, одна другую пополняя".
В ъ этихъ словахъ — объясненіе того,
почему Н. К. Михайловскііі остается
спокоіінымъ, дЪлая свое открытіе о
ПрудонЪ, хотя онъ и знаетъ, что въ
такихъ случаяхъ полагается очень силь-
но огорчаться. Чтб Прудонъ, когда есть
у человЪка въ душЪ идея, прочная
334
какъ гранитъ, аеге регеппшз, неруко-
творная! Вотъ эта-то неноколебимая
вЪра въ идею, въ гуманность, въ прав-
ду, которая приняла какъ фактъ вто-
ростепенноіі важности открытіе о Пру-
донЪ (вЪроятно, Н. К. Михаііловскій
дЬлалъ въ своей жизни не одно такое
открытіе и не разъ удивлялся черство-
сти своей души и даже, быть можетъ,
бичевалъ себя за то), помЬшала критику
остановиться въ виду необычаіінаго
случая „жестокаго таланта". ВЬдь не
жестокая бездарность—а жестокііі та-
лантъ, т. е. свойство человЪка, по по-
воду котораго и самые краіініе позити-
висты не стЪсняются вспоминать имя
Божіе. И вдругъ талантъ оказывается
въ услуженіи у жестокости! Но Н. К. Ми-
хайіловскііі одинъ и х ъ т Ь х ъ счастли-
в ы х ъ избранниковъ, которымъ дано всю
жизнь служить идеямъ. Такимъ людямъ
и идеи служатъ, оберегая ихъ отъ ужас-
нЪіішихъ переживанііі. Не то было съ
Достоевскимъ. Е м у не удалось остаться
до конца жизни жрецомъ своеіі моло-
доіі вЪры. Онъ былъ обреченъ на
участь перебЪжчика, измЬнника, преда-
теля. Такимъ людямъ идеи мстятъ, и
мстятъ безжалостно, неумолимо. НЬтъ
позора, невидимаго, внутренняго, нЪтъ
униженія, которое-бы не выпадало на
ихъ долю, Каторга Достоевскаго про-
должалась не четыре года, а в с ю жизнь...
Н. К. Михаііловскііі, конечно, правъ,
когда объясняетъ міровоззрЪніе Достоев-
скаго вынесенными имъ испытаніями.
Но вопросъ въ томъ, дЪііствительно-ли
такія испытанія мЪшаютъ людямъ ви-
дЬть ,,истину.''" Не наоборотъ-ли.'' ВЬдь
можетъ быть, что обыденная жизнь
среди обыденныхъ людей даетъ и фи-
лософію обыденности! А кто поручится,
что именно такая философія нужна л ю -
дямъ.'' Можетъ быть, чтобъ обрЪсти исти-
ну, нужно прежде всего освободиться отъ
 всякой обыденности? Такъ что каторга
не только не опровергаетъ „убЬжденій",
но о п р а в д ы в а е т ъ ихъ; и настоящая,
истинная философія есть философія
каторги... Если все это такъ, то, зна-
читъ, и гуманность, родившаяся среди
вольныхъ людеіі, не вправЪ тащить
жестокость къ позорному столбу и по-
прекать ее ея темнымъ, каторжнымъ
происхожденіямъ, и должна уступить
своей униженноіі противницВ всЪ не-
счетныя права и преимущества, кото-
рыми она до сихъ поръ пользовалась
въ мірЪ и прежде всего блестящую
свиту поэтовъ, художниковъ, филосо-
фовъ и проповЪдниковъ, которые в ъ те-
ченіе тысячелЪтііі неустанно расточали
еіі высокія похвалы...
Во всякомъ случаЪ, справедливость
требуетъ отъ насъ, чтобы мы по краіі-
неіі мЪрЪ безпристрастно и внимательно
выслушали подпольнаго, жестокаго че-
ловЪка, не смущаясь ни страхами гр.
Толстого, ни непоколебимоіі вЪроіі в ъ
правду Н. К, МихаГіловскаго.
XII.
Скептипизмъ и пессимизмъ возбу-
ждаютъ в ъ подпольномъ человЪкЪ та-
коіі-же мистическій ужасъ, какъ и въ
гр. Толстомъ, но вернуться къ обыден-
ности, даже прилично притвориться
предъ собоіі и другими вернувшимся къ
обыденности (онъ-бы, можетъ быть, по-
шелъ на это) ему не дано. Онъ знаетъ,
что былое быльемъ поросло, что гра-
нитъ, аеге регеппіиз, нерукотвор-
ность—все то, словомъ, на чемъ люди
основывали до сихъ поръ свою „проч-
ность", всЪ и х ъ „апріори" для него без-
возвратно погибли. И онъ съ дерзостью
не имЪющаго надежды сразу рЪшается
перейти за роковую черту, сдЪлать тотъ
страшныіі шагъ, отъ котораго его пре-
достерегали и завЪты прошлаго и соб-
ственныіі опытъ уже прожитыхъ сорока
лЪтъ, ПобЪдить идеализмомъ свои не-
счастія и сомнЪнія—невозможно. ВсЪ
попытки борьбы въ этомъ направленіи
не привели ни къ чему: „это „прекра-
сное и высокое" сильно-таки надавило
мнЪ затылокъ въ мои сорокъ лЪтъ",
говоритъ у Достоевскаго его подполь-
ныіі человЪкъ. Остается одно: оставить
безплодную борьбу и поііти вслЪдъ за
скептицизмомъ и пессимизмомъ, посмо-
трЪть—куда они приведутъ человЪка,
З т о значитъ сказать себЪ: „все, что
цЪнилось, все, что считалось прекрас-
нымъ и высокимъ—въ этой жизни для
меня запретныіі плодъ. Но я живу еще, я
буду еще долго жить въ новыхъ, страш-
ныхъ условіяхъ. Т а к ъ создамъ-же я себЪ
свое прекрасное и высокое". Иначе гово-
ря,начинается „переопЪнка всЪхъ іі,Ънно-
стеіі". Идеализмъ, совершенно неожи-
данно для себя, обращается изъ без-
грЪшнаго судьи въ подсудимаго. Д о -
стоевскому стыдно вспомнѵіть, что онъ
когда-то самъ былъ идеалистомъ. Онъ
хотЪлъ-бы отречься отъ своего прошлаго
и з а невозможностью обмануть себя,
старается представить себЪ свою не-
давнюю жизнь в ъ иномъ свЪтЪ, при-
думываетъ себЪ смягчающія вину об-
стоятельства. „ У насъ, русскихъ, во-
обще говоря, никогда не бывало г л у -
пыхъ, надзвЪздныхъ, нЪмецкихъ и осо-
бенно французскихъ романтиковъ, на
которыхъ ничего не дЪііствуетъ, хоть
земля подъ ними трещи, хоть погибаіі
вся франція на баррикадахъ—они все
тЪ-же, даже для приличія не измЪия-
ются и все будутъ пЪть свои надзвЪзд-
ныя пЪсни, такъ сказать, по гробъ своеіі
жизни, потому что они дураки. у насъ
же, в ъ русскоіі землЪ, нЪтъ дура-
ковъ"... ^) У ж ъ будто у насъ нЪтъ
') Запнскн изъ подполья, 107.
335
„дураковъРІ" А кто по ночамъ воспЪ-
валъ Макара ДЪвушкина? Кто обли-
вался слезами надъ Наташей даже въ
ту пору, когда земля уже трещала подъ
ногами? Увы, этихъ страницъ прошлаго
не вытравить изъ памяти, сколько не
хитри. И з ъ в с Ь х ъ нашихъ романтиковъ,
Достоевскій былъ самымъ мечтатель-
нымъ, самымъ надзвЪзднымъ, самымъ
искреннимъ.
Теперь, когда наступилъ страшныіі
судъ и когда онъ увидЪлъ, что поря-
докъ на этомъ судЪ иноіі, чЬмъ обЪ-
щали Сократъ и Платонъ, и что не-
смотря на его добродЬтели, его, с ъ
толпоГі ему подобныхъ, загналп ошуюю,
онъ хочетъ хоть немного оправдаться.
Можетъ быть онъ вспомнилъ—въ та-
кихъ случаяхъ, какъ извЪстно, память
бываетъ всегда назоіілнво услужливоіі—
можетъ онъ вспомнилъ, что вЪдь его
и предупреждали. Е м у говорили, что
цЪлоіі сотнЪ праведниковъ такъ не
обрадуются на судЬ, какъ одному рас-
каявшемуся грЬшнику. Онъ долженъ
былъ-бы понять, что праведники, всЪ
эти „надзвЪздные романтнки", счита-
ются дюжинами и на послЪдиемъ судЬ,
въ качествЬ дюжинныхъ людей, не мо-
г у т ъ разсчитывать на прощеніе. Но
прежде онъ не с л ы ш а л ъ или не пони-
малъ предостерегающаго голоса, а те-
перь—теперь почти уже поздно, теперь
раскаяніе, самобичеваніе—уже ни къ
чему. Онъ осужденъ и, конечно, н а в Ъ к и .
На страшномъ судЬ нЪтъ иныхъ приго-
воровъ. З т о не то, что у гр. Толстого
въ его дЬлахъ съ совЬстью, налагаю-
щеіі приговоры условные, человЪче-
скіе, въ которыхъ есть и правда, и ми-
лость и—главное—обЪщаніе прощенія.
Т у т ъ прощенія нЬтъ. Но, что еще х у -
же, здЬсь и резиньяція, на которую
такъ всегда разсчитываютъ моралисты,
не помогаетъ. Вотъ вамъ свидЪтельство
336
свЪдущаго въ этихъ дЪлахъ подполь-
наго человЬка:... „передъ стЪной непо-
средственные люди... искренно пасуютъ.
Для нихъ стЪна не отводъ, какъ на-
примЬръ для насъ... не предлогъ воро-
титься съ дороги. НЬтъ, они пасуютъ
со всей искренностью. СтЪна имЪетъ
для нихъ что-то успокоительное, нрав-
ственно разрЪшающее и окончательное,
пожалуіі даже, что-то мистическое" ^).
Я з ы к ъ , конечно, иноіі,—но кто не
узнаетъ въ этой стЬнЪ кантовскихъ а
ргіогі, поставленныхъ предъ В і п § ап
зісЬ? философовъ они очень удовлетво-
ряли, но Достоевскііі, которому больше
всего на свЬтЪ нужно было это „успо-
коительное, нравственно разрЬшающее
и окончательное", сознательно предпо-
читаетъ лучше расшибить голову о
стЬну, чЪмъ примприться съ ея непро-
ницаемостью. ,,Страшно впасть въ руки
Б о г а живаго!" Вы видите, что „вЪчныя''
истины были придуманы мудрецами не
столько для нуждающихся въ утЬшеніи,
сколько для утЬшителей, т.-е. для себя
самихъ. Отъ этоіі мысли Достоевскііі
приходитъ въ ужасъ. ВЬдь онъ-же всеи
своей жизнью, всЪмъ своимъ прошлымъ
олицетворялъ идею утЬшающаго. Онъ
былъ романистомъ, учившимъ людеіі
вЪрить, что ужасная судьба унижен-
н ы х ъ и оскорбленныхъ искупается сле-
зами и добрыми чувствами читателей и
писателей. Е г о счастье, его вдохновеніе
питалось „послЪднимъ человЪкомъ",
„братомъ"... Лишьтогда, когда человЪкъ
воочію убЪждается, что такую безобраз-
ную "ложь онъ могъ цЬлые годы лелЪять
въ д у ш Ь своеГі и чтить, какъ великую и
святую истину, лишь тогда онъ начи-
наетъ понимать, какъ нельзя вЬрить
„идеямъ" и въ какія прекрасныя и соб-
лазнительныя формы могутъ облекаться
') ІЪ. 77.
самыя низменныя побужденія наши, если
имъ нужно взять власть надъ нашей
душой. И точно, что можетъ быть
ужаснЪй піЗвца „б^Ьдныхъ людей", оро-
шающаго свой поэтическій цвЪтнпкъ
слезами Макара ДВвушкина и Натанш?
Теперь ясно, отчего Достоевскііі
не можетъ возвратиться къ прелшему
успокоенію, къ тоіі стЬнЬ, которая за-
ключаетъ въ себЬ столько нравственно
разрЬшающаго и окончательнаго для
непосредственныхъ людеіі. Лучше ка-
кая угодно правда, чЬмъ такая ложь,
говоритъ онъ себЬ—и отсюда у него
мужество, съ которымъ онъ глядитъ въ
лицо дЪііствительности. Помните почти
безсмысленное, но геніальное выраженіе
шекспировскаго Лира: „отъ медвЪдя ты
побЬжишь, но, встрЬтивъ на пути бу-
шующее лшре, къ пасти звЬря поіідешь
назадъ"? Достоевскііі побЬлсалъ отъ
дЬііствительности, но, встрЪтивъ на пути
идеализмъ—пошелъ назадъ: всЪ ужасы
жизни не такъ страшны, какъ выду-
манныя совЪстью и разумомъ идеи.
ЧЬмъ облѵіваться слезами надъ Д Ь в у ш -
кинымъ — лучше правду объявить:
пусть свЪтъ провалится, а чтобъ мнЬ
чаіі былъ. Не легко было Достоевскому
принять такую „правду", да и что с ъ
ней дЬлать человЬку, у котораго въ
прошломъ—Макаръ ДЬвушкинъ и ка-
торга, а въ настоящемъ—падучая и в с Ь
прелестп жизни изо дня въ день бью-
щагося, уже не молодого, но почти
пачинающаго петербургскаго писателя?
Когда-то думали, что „истина" утЪ-
шаетъ, укрЪпляетъ человЪка, поддер-
жпваетъ въ немъ бодрость духа. Но
истина подполья совсЪмъ иначе устоена,
чЬмъ ея великодушныя предшествен-
ницы. Она нимало не думаетъ о чело-
вЬкЬ, а если, метафорически выражаясь,
еіі и можно приписать коіі-какія намЪ-
ре Н1Я, то во всякомъ случаЪ никакъ
не благожелательныя. Успокаивать—не
ея дЬло. Вотъ развЬ посмЬяться, оби-
дЬть—на это она еще способна... „ З а -
коны природы постоянно и болЪе всего
всю жизнь обижали меня", разсказы-
ваетъ подпольныіі человЬкъ. Удиви-
тельно-ли, что у него не можетъ быть
нЪжности ни къ истинамъ, ни къ иде-
аламъ, если тЪ и другіе, то въ формЪ
законовъ природы, то въ формЬ высо-
кихъ ученііі о нравственности, только
и знали, что оскорблять и унижать ни
въ чемъ неповинное и ребачески до-
вЬрчивое существо? ЧЬмъ можно отвЬ-
тить такимъ властелинамъ? Какое чув-
ство, кромЪ вЪчноіі, непримиримоіі не-
нависти можно питать къ естественному
порядку и къ гуманности? Спенсеръ
проповЬдывалъ приспособленіе, мора-
листы—покорность судьбЪ. Но все это
хорошо при предположеніи, что при-
способиться еще возможно, а покор-
ность принесетъ хотя-бы покой. „При
предположеніи!" Но психологія уже по-
казала намъ, что всЬ предположенія
придуманы только для предполагаю-
щ и х ъ и что даже г р . Толстоіі принялъ
участіе въ заговорЬ противъ унижен-
ныхъ и оскорбленныхъ.
В ъ этомъ причина, почему Достоев-
скііі, къ удивленію его современниковъ,
съ такнмъ страннымъ упорствомъ от-
казывался благоговЬть предъ гуман-
ными идеями, такъ безраздЬльно гос-
подствовавшими въ шестидесятыхъ и
семидесятыхъ годахъ въ нашей лите-
ратурЪ. Н. К. Михаііловскііі справед-
ливо видЬлъ въ немъ „злонамЬреннаго"
человЪка (какъ только этотъ энитетъ
забрелъ на страницы сочиненііі Н. К.
МихаГіловскаго—мы привыкли его встрЪ-
чать в ъ иныхъ мЪстахъ). Какъ, напри-
мЪръ, подпольныіічелсвЪкъразсулсдаетъ
о „будущемъ счастьЬ человЪчества'',
т.-е. о томъ краеугольномъ камнЬ, на
337
которомъ покоились н до сихъ поръ по-
коятся всЪ „убЬжденія" гуманныхъ лю-
дей! „Тогда-то, говоритъ онъ, наста-
нутъ новыя экономическія отношенія,
совсЬмъ уже готовыя..., такъ что въ
одинъ мигъ исчезнутъ всевозможные
вопросы собственно потому, что на
нихъ получатся всевозможные отвЬты.
Тогда выстроится хрустальныіі дворецъ.
Ну, словомъ, тогда прилетитъ птица
Каганъ". Видно, что говоритъ злонамЪ-
ренныіі человЪкъ, посягающііі на спо-
коііствіе и благополучіе своихъ ближ-
нихъ. Но это еще ничего—пока только
одна иронія. А дальше слЬдуетъ уже по-
чти „призывъ къ дЪлу". „ Я , напримЪръ,
продолжалъ онъ, нисколько не уди-
влюсь, если вдругъ, ни с ъ того, нн съ
сего, среди всеобщаго будущаго благо-
разумія возникнетъ какоіі-нибудь джен-
тельменъ съ неблагородноіі или лучше
сказать съ ретроградноіі и насмЪшли-
вой физіономіей, упретъ руки въ бока
и скажетъ намъ всЪмъ: а что, господа,
не столкнуть-ли намъ все это благо-
разуміе съ одного разу, ногоіі, прахомъ,
единственно съ тоіі цЪлью, чтобы всЪ
Эти логариѳмы отправить къ черту и
чтобы намъ опять на своеіі волЪ по-
жить?" Очевидно, вы имЪете тутъ
дЪло не съ діалектикомъ. Достоевскому
не до спора, совсЪмъ не до спора.
Онъ вЪдь не чужія, а свои собственныя
надежды убиваетъ. „ Я это говорилъ
вовсе не потому, что ужъ такъ люблю
моіі языкъ выставлять, признается онъ
далЪе. Я , можетъ быть, на то только
и сердился, что такого зданія, которому
бы можно было не выставлять языка,
изъ всЬхъ вашихъ зданііі до сихъ поръ
не }іаходнтся", ЧеловЪкъ съ ретроград-
ной и насмЪшливоіі физіономіеіі тутъ,
значитъ, не при чемъ. Вопросъ идетъ
') Записки изъ подполья, 90.
338
о томъ, можетъ-ли примирпть хрусталь-
ное зданіе Достоевскаго съ его прош-
лоѵі, настоящеіі, съ его вЬчноіі катор-
гой? И отвЬтъ на него дается рТ^зко
отрицательн)ліі: нЪтъ, не можетъ. Если
задача человЪка обрЪсти счастье на
землЬ, то, значитъ, все, навсегда ію-
гибло. З т а задача уже певыполнима,
ибо развЬ будущее счастье можетъ
искупить несчастье прошлаго и настоя-
щаго? РазвЪ судьба Макара ДЬвуінкина,
котораго оплевываютъ въ X I X столЪтіи,
становнтся .іучше оттого, что въ X X I I
столЪтіи пикому не будетъ дозволено
обижать своего ближняго? Не только
не лучше, а хуже. Н Ь т ъ , если уже на
то поіпло, такъ пусть-же навЬки не-
счастье живетъ среди людей, пусть и
будущихъ Макаровъ оплевываютъ. Д о -
стоевскііі теперь не только не хочетъ
пріуготовлять основаніе для будущихъ
великолЪпій хрустальнаго дворца,—онъ
съ ненавистью, злобоіі, а вмЪстЬ с ъ
тЪмъ и с ъ таііноп радостью заранЬе
торжествуетъ при мысли, что всегда
найдется какой-нибудь джентельменъ,
которыіі не дастъ водвориться на землЪ
благополучію. Джентельменъ—лицо, ко-
нечно, очень фантастическое; для чело-
вЬка вЬрующаго онъ, разумЪется, не
доводъ. Но вЬдь здЬсь и не въ дово-
д а х ъ дЬло. Сущность въ томъ, что Д о -
стоевскііі н е х о ч е т ъ всеобщагосчастья
въ будущемъ, н е х о ч е т ъ , чтобъ это
будущее оправдывало настоящее. Онъ
требуетъ иного оправданія и лучше
предпочитаетъ до изнеможенія коло-
титься головоіі объ стЪну, чЪмъ успо-
коиться на гуманномъ идеалЬ. Люди
избрали себЪ благоіі удЪлъ, спасовавши
предъ стЪноіі. Но такая доля уготов-
лена не для в с Ь х ъ . А ргіогі существуетъ
только для непосредственныхъ натуръ.
Что-же остается Достоевскому?
 хш.
В ъ „запмскахъ изъ подполья" До-
стоевскій отрекается отъ с в о и х ъ идеа-
ловъ, отъ тЪхъ идеаловъ, которые, какъ
ему казалось, онъ вынесъ нетронутыми
изъ каторги, Я говорю „казалось", ибо
на самомъ дЪлЬ то, что опъ прннималъ
во время своей жизни въ острогЪ и въ
нервые годы свободы за идеалы, была
лишь—надЪюсь теперь это очевидио—
обманчивая вЪра, что по окончаніи срока
наказанія онъ станетъ прелінимъ воль-
н м м ъ человЪкомъ. Какъ и всЪ люди,
онъ припималъ собственную надежду за
мдеалъ и торопился вырвать изъ себя
всЪ воспоммнанія о каторгЪ или по
краіінеіі мЪрЪ приспособить ихъ къ
условіямъ новоіі жизни. Но его ста-
ранія ни къ чему или, вЪрнЪе, почти
ни къ чеиу не привели. Каторжныя
истины, какъ онъ мхъ ни приглажмвалъ
и ни прибиралъ, сохранили слишкомъ яв-
ные слЪды своего п роисхоженія. И з ъ подъ
іплшныхъ уборовъ глядЪли на читате-
леіі угрюмыя, клеііменыя лмца, виднЪ-
лись бритыя головы, В ъ шумихЪ гром-
кихъ словъ слышался звонъ цЪпеіі.
Только „записки изъ ліертваго доліа"
были приняты публикоіі и критпкоіі,
какъ нЪчто свое, обыденное, вольное.
И точно, в ъ этомъ произведеніи До-
стоевскій проявляетъ — одіпіъ разъ в ъ
жизни — почти толстовское искусство
примиренія дЪііствительности съ прп-
нятыми идеаламм. Чмтатель уходилъ отъ
„записокъ изъ мертваго дома'' просвЪт-
леннымъ, возвысившимся, умиленнымЪ;
готовымъ на борьбу со зломъ, н т. д.—
совсЪмъ—какъ того требовала современ-
ная эстетика. И , кстати, в ъ своемъ воз-
вышенномъ иастроеніи и въ своеіі го-
товности, считалъ Достоевскаго та-
кимъ-же хорошимъ м добрымъ чело-
вЪкомъ, какъ и самого себя. А между
тЪмъ чуточку вниманія и поменьше вос-
торженности — и в ъ „запискахъ изъ
мертваго дома" открываются такіе пер-
лы, какихъ и въ подпольЪ не наіідешь,
НапримЪръ, хотя-бы эти заключитель-
ныя слова романа: ,,сколько въ этихъ
стЪнахъ погребено напрасно молодости,
сколько великихъ силъ погибло здЪсь
даромъ! ВЪдь надо уже все сказать; вЪдь
этотъ народъ необыкновенныіі былъ на-
родъ. ВЪдь это, можетъ быть, и есть с а-
мыіі д а р о в и т ы і і , с а м ы і і с и л ь н ы й
народъ изъ всего народа нашего. Но по-
гибли даромъ могучія силы, погибли не-
ііормально, незаконно, безвозвратно".,.
Кто изъ русскихъ людей не знаетъ этихъ
строкъ наизусть? Д а и не имъ-ли на-
половину обязанъ романъ своеіі славоіі?
Значитъ, умЪлъ-нсе Достоевскій прина-
рядить эту безобразную и отвратитель-
ную мысль. Какъ? Лучшіе русскіе людм
живутъ въ каторгЪ?! Самыіі даровитый,
самыіі сильныІі, необыкновенный на-
родъ—это убіііцы, воры, поджигатели,
разбоііники? И кто такъ говорптъ? Ч е -
ловЪкъ, жившііі съ ВЪлинскимъ, Некра-
совымъ, Тургеневымъ, Григоровичемъ,
со всЪми тЪми людьми, которые до сихъ
поръ счмтались красоіі и гордостью
Россіи! И имъ предпочесть клеііменыхъ
обитателеіі мертваго дома? Но вЪдь это—
настоящее безуміе. А мелсду тЪмъ два
поколЪиія читателеіі видЪли въ этомъ
сужденіи выраженіе высоком гуманностп
Достоевскаго, Полагали, что это онъ
такъ в ъ смиреніи своемъ, в ъ своей любвп
къ ближнему на новыіі ладъ воспЪваетъ
послЪдняго человЪка. Даже для прили-
чія не замЪтили, что пЪвецъ на этотъ
разъ въ своемъ усердіи зашелъ уиѵе
слишкомъ далеко. Только въ самое по-
слЪднее время, наконецъ,обратили вии-
маніе (и то, собствеішо говоря, случаіі-
но) ііа несообразность такого смиреиія.
Но все - же не осмЪлились открыто
339
пурекнуть Достоевскаго—до того уже
укрЪпилась репутапія святости за прпве-
денпымъ отрывкомъ. Постаралнсь только
ослабить его значеніе соотвЬтствующей
интерпретаиіеіі. Стали указывать на то
обстоятельство, что во времена Досто-
евскаго каторжники собственно небыли
настоящими преступниками, а были
только протестантами—большеіі частью
людьми, возставшимн протнвъ безобра-
ЗІя крЪпостныхъ порядковъ.
Объясненіе, хотя и запоздалое, но,
конечно, необходимое. К ъ сожалЬнію,
оно совершенно лишено какого-бы то
ни было основанія. Достоевскііі проте-
стантовъ въ каторгЪ не очень любилъ,
только что переносилъ ихъ. Вспомните,
какъ онъ говоритъ о политическихъ
преступникахъ. Е г о восторги относятся
къ настоящимъ каторжникамъ, вотъ къ
тЪмъ, о которыхъ его товарищъ по за-
ключенію, полякъ М-цкііі, всегда гово-
рилъ: ]е ЬаІ5 сез Ьгі^апсіз—и только къ
этимъ. В ъ нихъ-то онъ нашелъ и силы^
и дарованія, и необыкновенность, ихъ
то онъ поставилъ выше БЬлинскаго,
Тургенева и Некрасова; намъ предоста-
вляется возмущаться такнмъ сужденіемъ,
смЬяться надъ нимъ, проклннать его—
что угодно; но Достоевскій нменно это
и толЬко это хотЪлъ сказать.
Въ противуположность поляку М-цко-
му Достоевскііі въ этихъ Ьгі§ап(із видЬлъ,
если „надо уже все сказать",—а вЪдь
я думаю пора уже, — съош „идеалъ", и
какъ когда-то отъ БЬлннскаго, такъ те-
перь отъ нихъ принялъ все ихъ, хотя
и ни въ какихъ книгахъ не записанное,
но несомнЪняо очень опредЬленное и
отчетлнвое ученіе о жизни. Принялъ,
правда, не съ радостью и съ готовно-
стью, а потому что иначе не могъ, и
не соображаясь съ тЪмъ, что оно нрп-
несетъ ему: въ этнхъ случаяхъ Ьепе-
іісіит іпѵепѣагіі не полагается... Онъ и
340
самъ не хочетъ признаться даже себЬ^
что учился у каторжниковъ. Защищая
свои новыя воззрЬнія, онъ все ссылается
на народъ. „... НЪчто другое измЬнило
нашъ взглядъ, нанш убЬждепія и сердца
нашн. З т о нЬчто другое было непосред-
ственное соприкосновеніе съ народомъ,
братское соединеніе съ нимъ въ общемъ
несчастіи, понятіе, что самъ сталъ та-
кимъ-же, какъ онъ, с ъ нимъ сравненъ
и даже приравненъ къ низшеіі ступени
его" 1 ) .
Но какой- же это н а р о д ъ—т Ъ людн
съ которыми жилъ Достоевскііі.^ З т с —
каторжннки, это тЬ э.^іементы, которые
народъ нзвергаетъ изъ себя. Жить с ъ
ними значитъ не соіітнсь, не сопріню-
снуться съ народомъ, а уйти отъ него
таьъ далеко, какъ не уходилъ ни одинъ
нзъ проживающихъ постоянно заграни-
цеіі абсентенстовъ нашихъ. З т о г о не
должно ни на мннуту забывать. А если
такъ, то стало быть и все благоговЪніе
Достоевскаго предъ народомъ, которое
дало ему столько преданныхъ и стра-
стныхъ поклонннковъ, относнлось къ
совсЪмъ иному божеству и русскіе, „ в Ь -
рующіе" читатели были жестоко и не-
слыханно обмануты своимъ учителемъ.
Правда, Достоевскііл былъ не первымъ
учителемъ, обманувшимъ своихъ уче-
никовъ. Но на такую подмЪну пе у мно-
гихъ хватило-бы мужества. Я полагаю,
что самъ Достоевскій, несмотря на
свою необыкновенную пронипательность
и чуткость ко всему, что относилось къ
идеаламъ и вЪрЪ (онъ авторъ „великаго
ннквнзитора"), въ данномъ случаЪ не
вполнЬ давалъ себЬ отчетъ въ томъ,
что онъ дЬлалъ. Онъ не хотЬлъ вЬрить
въ каторжниковъ и если въ приведен-
номъ отрывкЬ изъ „мертваго дома" воз-
водитъ ихъ на столь недосягаемыіі пье-
') „Гражданішъ". 1873 г. № 50.
двсталъ, то лншь въ смутной надеждЬ,
что каторжпиковъ все еще можно будетъ
подчинить болЪе высокой идеЪ. По краи-
ней мЪрЪ въ своихъ сочнненіяхъ Д о -
стоевскій всего одинъ только разъ от-
крыто преклонился предъ своими това-
рищами по заключепію. И то, вЪроятпо,
потому, что „Записки изъ мертваго до-
ма" своимъ общимъ колоритомъ устра-
няютъ всякую возможіюсть подозрЪнія
у читателя. В ъ нихъ столько умиленія
предъ добромъ, столько художествен-
1ЮСТИ. Читатель улсе давно пересталъ
присматриваться къ отдЪльньшъ мыс-
лямъ: говори, что хочешь, все соіідетъ
за высокую идею.
А между тЪмъ всЪ вынесенныя Д о -
стоевскимъ въ Сибири испытанія были
1 П 1 Ч Т 0 Ж Н Ы по своему значенію по срав-
неніи съ этой страшноіі необходимостью
преклониться предъ каторжными. „ З н а -
ешь-ли ты, моіі другъ, слово презрЪніе.''
И муки твоеіі справедливости быть спра-
ведливымъ къ тЪмъ, кто презираетъ
тебя^.і' спрашиваетъ Нитше. И точно—
нЪтъ больгаихъ мукъ въ жизни. А Д о -
стоевскому пришлось узнать ихъ. К а -
торжнпки лрезпралп его, объ этомъ сви-
дЪтельствуетъ чуть-ли не каждая стра-
ница ,,записокъ изъ мертваго дома", а
сознаніе, совЪсть, ,,справедлнвость", не
давали ему мстить тЪмъ-же, отвЪчать на
презрЪніе—презрЪніемъ. Онъ еще при-
нужденъ былъ, какъ Нитше, взять сто-
рону своихъ неумолимыхъ враговъ, при-
знать въ нихъ—и, повторяю, незастрахъ,
не по величію своеіі снисходящеіі къ
послЪднему человЪку души, аза совЪсть,—
учителей своихъ, высшихъ, наиболЪе
даровитыхъ людеіі, которые своимъ су-
ществованіемъ оправдываютъ все, что
есть безобразнаго, ничтожнаго, ненуж-
наго въ жизни, т. е. Достоевскихъ, Т у р -
геневыхъ, БЪлинскихъ и т. д.
Такое страшное бремя вынесъ Д о -
стоевскііі изъ своей каторги. Съ годами
оно не только не становилось легче, но
все болЪе и болЪе давило его. Свалить
его съ себя онъ не могъ до самыхъ по-
слЪднихъ днеіі своихъ. Нужно было его
нести, нужпо было его скрывать отъ
всЪхъ глазъ и при томъ еще „учить"
людеіі. Какъ справиться с ъ такоіі за-
дачей?
XIV.-
ОтвЪтомъявляется вся послЪдующая
литературная дЪятельность Достоевска-
го. Униженпыми и оскорбленными от-
нынЪ онъ уже почти не занимается,
развЪ только иногда, между дЪломъ, по
староіі привычкЪ. Любимая его тема —
преступленіеи преступникъ. Предъ пимъ
неотступно стоитъ одинъ вопросъ: „что
Это за люди, каторжники? Какъ случи-
лось, что они показались мнЪ, продол-
жаютъ казаться правыми въ своемъ пре-
зрЪніи к о мнЪ и отчего я невольно чув-
ствую себя предъ ними такимъ уничто-
женнымъ, такимъ слабымъ, такимъ,
страшно сказать, обыкновеппьгмЪ. И не-
ужели это—истина?Зтому—нужно учить
людеіі"? В ъ томъ, что у Достоевскаго
былъ такоіі вопросъ, сомнЪваться не-
возможно. Статья Раскольникова ясно
говоритъ объ этомъ. В ъ неіі люди дЪ-
лятся не на добрыхъ и на з л ы х ъ , а на
обыкновенныхъ и необыкновенныхъ, при
чемъ въ разрядъ обыкновенныхъ зачи-
сляются всЪ „добрые", повинующіеся
въ своеіі духовноіі ограниченности нрав-
ственнымъ законамъ; необыкновенпые
же сами создаютъ законы, имъ — „все
позволено". Разумихинъ вЪрно резюми-
руетъ смыслъ статьи, когда говоритъ
Раскольникову: ,,что дЪііствительно ори-
гнналъно во всемъ этомъ (то есть
въ статьЪ и объяснительныхъ къ неіі
разсужденіяхъ Раскольиикова) и дЪіі-
341
 ствительно прѵніадлежитъ одному тебІэ, рется Достоевскііі? ОтвЬтъ: с ъ с о бо й н
къ моему ужасу рто то, что ты все т о л ь к о с ъ самнмъ собой. Онъ
таки кровь по совѢстп разрЬшаешь одинъ, во всемъ мірЬ, п о з а в и д о в а л ъ
н, извинн меня, съ такнмъ ({)анатиз- нравственному велпчію преступника—и,
момъ даже... В ъ этомъ стало быть и не смЬя прямо высказать свои настоящія
главная мысль твоей статьи заключает- мысли, создавалъ для нихъ разнагорода
ся. ВЬдь это разрЪшеніе крови по со- „обстановки". Сперва онъ выразилъ въ
вѢстн, это... это по моему страшнЪе, „запнскахъизъмертваго дома"свое пре-
чЪмъ оффипіальное разрЬшеніе кровь клоненіе предъ каторлсниками въ такоГі
пролпвать, законное" ^). (Слова „ориги- формЪ, что соблазнилъ къ нему самыхъ
нально" и „по совЬсти" подчеркнуты у ,,добрыхъ" и чуткихъ людей. Потомъ под-
самого Достоевскаго). Такимъ образомъ ставилъ подъ понятіе народа—каторжни-
„совЬсть" принуждаетъ Раскольникова ковъ. Потомъвсюжнзнь воевалъ съ теоре-
стать на сторону преступника. Ея санк- тнческими отступниками ,,добра", хотя во
ція, ея одобреніе, ея сочувствіе уже не всемірноГілитературЪбылъ всего одинъ
съ добромъ, а со зломъ. Самыя слова такон теоретпкъ — самъ Достоевскій.
„добро" и „зло" уже не существуютъ. ВЪдь, если-бы въ самомъ дЬлЪ задача
И х ъ заічЪнили выраженія „обыкновен- Достоевскаго сводилась къ борьбі) со
ность" и „необыкіювенность", при чемъ зломъ, то онъ доллгенъ былъ-бы себя
съ первымъ соединяется предсіавленіе превосходно чувствовать. Кто изъ его
о пошлости, негодности, ненужности; товарищей по перу не имЬлъ такоіі-же
второе-же является синонимомъ вели- задачи? Но у Достоевскаго была своя,
чія. Иначе говоря, Раскольниковъ стано- оригинальная, очень оригннальная идея.
вится ,,по ту сторону добра и зла", и Борясь со зломъ, онъ выдвигалъ въ его
Это улсе 35 лЬтъ тому назадъ, когда защнту такіе аргументы, о которыхъ
Нитше еще былъ студентомъ и мечталъ оно и мечтать никогда не СімЪло. Сама
о высокихъ идеалахъ. Правду сказалъ совЬсть взяла на себя дЬло зла!.. Мысль,
Разумихинъ—мысль совершенно ориги- лежащая въ основЪ статыі Раскольни-
нальная и цЬликомъ принадлелѵащая «ова, развита подробно и въ нноГі (|)ормЬ
Достоевскому. В ъ бО-хъ годахъ никому у Нитше, въ его гиг Сепеа1о§іе сіег
не только въ Россіи, но и въ ЕвропЪ Могаі и еще прежде, въ МепзсЫісЬез,
ничего подобнаго и не снилось. Даже АИгитепзсЫісЬез. Я не хочу сказать,
Шекспировскіп „Макбетъ" принимался что Нитше запмствовалъ ее у Достоев-
тогда, какъ назидательная картина у г р ы - скаго. Когда онъ писалъ свое „МепзсЫі-
зенін совЬсти, ожидающихъ еще на землЪ сЬез АІІгитепзсЫісЬез", въ ЕвропЪ о
грЬшника (Брандесъ и теперь еще такъ Достоевскомъ ннчего не знали. Но мол;-
толкуетъ „Макбета": іаЪиІа (іосеі:). но съ увЪренностььо утверждать, что
ппкогда-бы нЪмецкій фнлосо(|)Ъ ііе до-
Теперь вопросъ: если мысль Р а с -
шелъ въ „Сепеа1о§іе (Іег Могаі" до та-
кольникова столь оригинальна, что рЪ-
кой смЪлости и откровенности въ изло-
шительно никому, кромЪ его творца, не
женіи, если-бы не чувствовалъ за собоГі
приходила въ голову, зачЬмъ было До-
поддержки Достоевскаго.
стоевскому вооружаться противъ нея?
Для чего копья ломать? Съ кЪмъ бо- Во всякомъ случаЪ, очевидно, что,
несмотря на фабулу романа, истинная
') Преступлѳніе и наказаніе, стр. 260.1 трагедія Раскольннкова не в ъ томъ, что

342 I
онъ рЬшился преступить законъ, а въ
томъ, что онъ сознавалъ себя неспособ-
нымъ на такой шагъ. Раскольниковъ не
убіііца; кикакого преступленія за нимъ
не было. Исторія со старухоіі процент-
щицеіі и Лизаветоіі—выдумка, поклепъ,
иапраслипа. И И в а н ъ Карамазовъ впо-
слЪдствіи пе былъ причастенъ къ дЪлу
Смердякова. И его оклеветалъ Достоев-
скііі. В с Ь эти „герои"—плоть отъ плоти
самого Достоевскаго, надзвЪздные меч-
татели, ромаптики, составители проек-
товъ будущаго совершеннаго и счастли-
ваго устройства общества, преданные
друзья человЪчества, внезапно устыдив-
шіеся своей возвышениости и надзвЪзд-
ности и сознавшіе, что разговоры объ
идеалахъ—пустая болтовня, не внося-
щая ни одной крупицы въ общую со-
кровищницу человЪческаго богатства.
И х ъ трагедія—въ невозможности начать
новую, иную жнзнь. И такъ глубока,
такъ безъисходна эта трагедія, что Д о -
стоевскому пе трудію было выставить ее,
какъ причину мучительныхъ пережива-
нііі своихъ героевъ убійства. Но счи-
тать иа этомъ основаніи Достоевскаго
знатокомъ и изслЪдователемъ преступ-
ноіі души нЪтъ ни малЪіішаго основа-
нія. Хотя онъ и зналъ каторжниковъ,
110 онъ ихъ видЪлъ въ тюрьмЪ. И х ъ
прошлая, вольная жизнь, исторія ихъ
ііреступленііі осталась для него такоіі
же таііноіі, какъ и для всЪхъ насъ.
Арестанты обо всемъ этомъ никогда не
говорили. А поэтическія фантазіи?—ска-
жутъ мнЪ. Но, на моіі взглядъ, по по-
воду Достоевскаго, о ней вспоминать
не приходится. З т о у д р е в н и х ъ пЪвцовъ
была фантазія. К ъ ііимъ, точно, по но-
чамъ прилетали музы и нашептывали
имъ дивные сны, которые и записыва-
лись на утро любимцами Аполлона.
Достоевскому-же, подпольному человЪ-
ку, каторжнику, россіііскому литератору.
носившему закладывать въ ссудныя кас-
сы женииы юбки, вся эта миѳологія со-
всЪмъ не къ лицу. Е г о мысль бродила
по пустынямъ собственноіі души, От-
туда-то она и вынесла трагедію ііодполь-
наго человЪка, Раскольникова, Карама-
ЗОваит.д.Зти-топреступники б е з ъ п р е -
с т у п л е н і я , эти-то угрызенія совЪсти
б е з ъ в и н ы и составляютъ содерлѵаніе
многочнсленныхъ романовъ Достоев-
скаго. В ъ этомъ—онъ самъ, въ этомъ—
дЪііствительность, въ этомъ—настоящая
жизнь. Все осталыіое — ,,ученіе". Все
остальное наскоро сколоченныіі изъ об-
ломковъ старыхъ строенііі жалкііі ша-
лашъ. Кому онъ нуженъ? Самъ Достоев-
скііі—необходимо это отмЪтить — при-
давалъ большое значеніе своему ученііо,
такъ-же какъ и гр. Толстоіі, какъ Нит-
ше, какъ всЪ почти писатели. Онъ по-
лагалъ, что можетъ сказать людямъ,
что имъ дЪлать, какъ имъ жить. Но
эта смЪшііая претепзія, конечно, такъ
11 осталась на вЪкъ претензіеіі. Людн
живутъ и всегда жили не по кннгамъ.
В ъ концЪ „преступленія и наказа-
нія" вы читаете слЪдующія многообЪ-
щающія строки: „...Но тутъ уже начи-
нается новая исторія, исторія постепен-
наго обновленія человЪка, исторія его
перероніденія, постепенаго перехода изъ
одного міра въ другоіі, знакомства с ъ
новою, доселЪ совершенно невЪдомою
дЪііствительностью. Это йогло-бы со-
ставить тему новаго разсказа, но тепе-
решнііі разсказъ нашъ оконченъ". Не
звучатъ-ли эти слова торжественнымъ
обЪтомъ? И не взялъ-ли на себя До-
стоевскііі, какъ учптель, обязанности
показать намъ эту новую дЪііствитель-
ность, новыя возможности для Расколь-
никова? Но дальше обЪта учитель не
пошелъ. В ъ предисловіи къ „братьямъ
Карамазовымъ", уже послЪднему произ-
веденію Достоевскаго, мы опять сталки-
343
ваемся съ тЪмъ-же обЬщаніемъ. Одного
романа Достоевскому мало. Чтобъ об-
рнсовать своего настоящаго героя, ему
нуженъ еще одннъ романъ, хотя въ
„братьяхъ Карамазовыхъ", растянув-
шнхся на тысячу страницъ, должно было
бы хватить мЪста и д.ія „новоіі жизни".
А вЪдь между „преступленіемъ и нака-
заніемъ'' и „братьями Карамазовыми"
Достоевскимъ были написаны цЪлыхъ
три романа и все громадныхъ: „идіотъ^',
„подростокъ", „бГЬсы!" Но объ обЪтЪ
все не вспоминается. „Идіотъ" съ кня-
земъ Мышкинымъ, конечно, въ разсчетъ
не можетъ быть прпнятъ. Если только
такое „новое" ждетъ человЬка, если
нашимъ „идеаломъ" долженъ служить
князь Мышкинъ, эта жалкая тЪнь, это
холодное, безкровное привидЪніе, то не
лучше-ли совсЪмъ не глядЪть въ бу-
дущее.»' Самыіі скромныіі и обиженныіі
человЪкъ, даже Макаръ ДБвушкинъ
откажется отъ такихъ „надеждъ" и вер-
нется къ своему бЪдному прошлому.
НЪтъ, князь Мышкинъ одна идея, т.-е.
пустота. Д а и роль-то его какова! Онъ
стоитъ между двухъ женщинъ и, точно
китаііскііі болванчикъ, кланяется то въ
одну, то въ другую сторону. Правда,
отъ времени до временп Достоевскій
даетъ ему хорошо поговорить. Но вЪдь
это еще не заслуга: разговариваетъ-то
самъ авторъ. Е щ е князь Мышкпнъ, какъ
п Алеша Карамазовъ, надЪляется не-
обыкновенноіі способностью къ пред-
угадыванію, почти граничащеіі съ ясно-
видЪніемъ. Но и это—небольшое до-
стоинство въ героЪ романа, гдЪ мыслями
п поступками всЪхъ дЪііствующихъ
лицъ управляетъ авторъ. А сверхъ этихъ
качествъ князь Мышкинъ—чистЪіішііі
нуль, ВЪчно скорбя о скорбящихъ, онъ
никого не можетъ утЪшить. Онъ от-
талкиваетъ отъ себя Аглаю, но не
успокаиваетъ Настасью филипповну;
344
онъ сходится съ Рогожинымъ, предви-
дитъ его преступленіе, но ничего сдЪ-
лать не можетъ. Хотя-бы ему дано было
понять трагичность положенія близкихъ
ему лицъ! Но и этого нЪтъ. Его'скорбь—
только скорбь по обязанности. Оттого
то онъ такъ легокъ на слова надежды
и утЪшенія. 'Даже Ипполиту онъ пред-
лагаетъ своіі литературныіі бальзамъ,
но тутъ-то его встрЪчаютъ или, если
хотите, провожаютъпозаслугамъ. НЪтъ,
князь Мышкинъ—выродокъ даже среди
высокихъ людеіі Достоевскаго, хотя
всЪ они бо.іЪе изъ менЪе неудачны.
Достоевскііі нонималъ и умЪлъ рисо-
вать лишь мятежную, борящуюся, ищу-
щ у ю душу. Какъ только-же онъ дЪ-
лалъ попытку изобразить человЪка
нашедшаго, успокоившагося, понявша-
го—онъ сразу впадалъ въ обидную ба-
нальность. Вспомните хотя-бы мечты
старца Зосимы о „будущемъ, уже ве-
ликолЪпномъ соединеніи людеіі". РазвЪ
отъ нихъ не отдаетъ самымъ шаблон-
нымъ ^икипйзтаіегеі, отъ котораго даже
и соціалисты, такъ высмЪиваемые въ
подпольЪ, давно уже отказались.'' Но
во всЪхъ такихъ случаяхъ Достоев-
скому думать—не охота. Неразборчи-
воіі рукоіі онъ беретъ, гдЪ придется:
у слафянофиловъ, соціалистовъ, въ
обыденности буржуазноіі жизни. Онъ,
видно, самъ чувствовалъ, что не в ъ
этомъ его задача и исполнялъ ее съ
поразительной небрежностью. Но от-
казаться отъ морализпрованія и пред-
сказаній онъ не могъ: только это и
связывало его съ остальнымп людьми.
З т о въ немъ лучше всего поішмали,
это цЪнили, за это его въ пророки
возвели. А безъ людеіі, совсЪмъ безъ
людей невозможно жить. „ВЪдь надобно
же, чтобы всякому человЪку хоть куда-
нибудь можно было поііти. Ибо бы-
ваетъ такое время, когда непремЪнно
надо хоть куда-нибудь да пойти", го-
воритъ Мармеладовъ. Вотъ на этотъ
случай и требуется общепринятый мун-
диръ. ВЪдь не явиться-же на люди со
словами подпольнаго человЪка, съ пре-
клоненіемъ предъ каторгоіі, со всЪми
„оригинальными" мыслями, наполняв-
шими голову Достоевскаго! Люди та-
кого ближняго не захотятъ слушать,
прогонятъ. Людямъ нуженъ идеализмъ,
во что бы то ни стало. И Достоевскііі
швыряетъ имъ это добро цЪлыми при-
горшнями, такъ что подъ конецъ и
самъ временами начинаетъ думать, что
такое занятіе и въ самомъ дЪлЬ чего-
нибудь стоитъ. Но только временами,
чтобъ потомъ самому-же посмЪяться
надъ собоіі. О комъ идетъ рЪчь в ъ
скаэаніи о великомъ инквизиторЪ? Кто
этотъ кардиналъ, изъ рукъ котораго
народъ принимаетъ свои-же собствен-
ные хлЪбы? РазвЪ эта легенда не сим-
волъ пророческоіі „дЪятельности" са-
мого Достоевскаго? Чудо, таііна, авто-
ритетъ—вЪдь изъ этихъ, и только этихъ
элементовъ составлялась его проповЪдь.
Правда, Достоевскііі умышленно не до-
сказалъ главнаго. Самъ великій инкви-
зиторъ, дерзновенно взявшійся исправ-
лять дЪло Христа, такъ-же слабъ и
жалокъ, какъ и тЪ люди, которыхъ онъ
третируетъ съ такимъ презрЪніемъ.
Онъ страшно ошибся въ оцЪнкЪ своеіі
роли. Онъ смЪетъ сказать только часть
истины—и не самую ужасную. Народъ
принялъ отъ него, не разбирая, не про-
вЪряя идеалы. Но это лишь потому,
что для народа идеалы—одна забава
обстановка, внЪшность. ДВтская, наив-
ная, ещ,е не знавшая сомнЪній вЪра
его ничего больше не требуетъ себЪ,
какъ тЪхъ или иныхъ словъ для своего
выраженія. Оттого-то народъ идетъ за
всякимъ почти, кто захочетъ вести его
за собоіі и такъ легко мВняетъ своихъ
кумировъ: 1е гоі езі; тогі;, ѵіѵе 1е гоі.
Но старыіі, измученныіі долгими ду-
мами, надломленныіі кардиналъ во-
образилъ себЪ, что его немощиая мысль
способна формировать и давать твердое
направленіе безпорядочнымъ, хаотиче-
скимъ массамъ, что еіі дано благодѢ-
тельсгпвоватъ сотни тысячъ и милліопы
людеіі... Какое счастливое и ослЪпи-
тельно прекрасное заблужденіе! И вЪдь
не одному великому инквизитору въ
романЪ Достоевскаго оно своііственно.
Во всЪ времена всЪ учитела думали,
что ими держится міръ, что они ведутъ
своихъ учениковъ къ счастью, къ ра-
дости, къ свЪту! На самомъ дЬлѢ па-
стухи были гораздо меньше нужны
стаду, чЪмъ стадо пастухамъ. Что ста-
лось-бы съ великимъ инквизиторомъ,
если-бъ онъ не имЪлъ гордоіі вЪры,
что безъ него погибло-бы все человЪ-
чество? Что сдЪлалъ-бы онъ со своей
жизнью? И вотъ, глубокііі старецъ, про-
никающііі своимъ изощреннымъ умомъ
во всЪ таііны нашего существованія, не
умЪетъ (можетъ быть, дЪлаетъ видъ,
что не умЪетъ) видЪть одного—самаго
для него главнаго. Онъ не знаетъ,
что н е н а р о д ъ е м у , а о н ъ н а р о д у
обязанъ вЪрой, тоіі вЪрой, которая
хоть отчасти оправдываетъ в ъ его
глазахъ его длинную, унылую, мучи-
тельную и одинокую жизнь. Онъ
обманулъ народъ своими разсказами
о чудесахъ и таіінахъ, онъ принялъ
на себя видъ всезнающаго и все-
понимающаго авторитета, онъ называлъ
себя намЪстникомъ Бога на землЪ. На-
родъ довЪрчиво принялъ эху ложь, ибо
и пе нуждалсд въ правдЪ, не хотЪлъ
ее знать; но старикъ кардиналъ, со
всЪмъ своимъ почти вЪковымъ опытомъ,
съ изощреннымъ пытливоіі и неустан-
ноіі мыслью умомъ, не замЪтилъ, что
и самъ сталъ жертвоіі своего обмана,
345
вообраэивъ себя благодЪтелемъ чело-
вЪчества. Ему этотъ обманъ пужепЪ
былъ, ему неоткуда было получить
вЪру въ себя и онъ нринялъ ее изъ рукъ
презнраемой имъ, ничтожной толпы...
XV.
Но самъ Достоевскій не вынесъ это-
го обмана, не могъ удовлетворнться та-
коіі „вЪроіі в ъ себя". Несмотря на то,
что онъ такъ красиво и обольстительно
умЪлъ разсказывать о „гордомъ одино-
чествЪ" своего великаго инквизитора,
онъ понималъ, что весь пышныіі маска-
радъ высокихъ и громкихъ словъ опять
таки нуженъ не для него самого, а для
другихъ, для народа. Гордое одиноче-
ство! Д а развЪ современныіі человЪкъ
можетъ быть гордымъ наединЪ с ъ со-
бою.'' Предъ людьми, въ рЪчахъ, въ кни-
гахъ—дЪло иное. Но когда никто его не
видитъ и не слышитъ, когда онъ въ
г л у х у ю полночь, среди тишины и без-
молвія, даетъ себВ отчетъ въ своей жиз-
ни, развЪ смЪетъ онъ употребить хоть
одно высокое слово.'' Хорошо было Про-
метею—онъ никогда не оставалсяоднимъ.
Е г о всегда слышалъ З е в е с ъ — у него
былъ противнпкъ, было кого злить и
раздражать своимъ непреклоннымъ ви-
домъ и гордыми рЪчами, значитъ, было
„дЪло". Но современныіі человЪкъ, Р а с -
кольниковъ или Достоевскііі, въ З е в с а
не вЪритъ. Когда его покидаютъ люди,
когда онъ остается наединЪ съ собоіі,
онъ поневолЪ начинаетъ говорить себВ
правду и, Боже моіі, какая это ужасная
правда! Какъ мало в ъ ней тЪхъ плЪни-
тельныхъ и чудныхъ образовъ, которые
мы, по поэтическимъ преданіямъ, счита-
ли постоянными спутниками одинокихъ
людеіі! Вотъ, для примЪра, одно изъ раз-
мышленіи Достоевскаго (собственно Р а с -
346
кольникова, но это, какъ мы знаемъ, все
равно): „потому я окончательно вошь,
прибавилъ онъ, скрежеща зубами,—по-
тому что самъ-то я, можетъ быть, еще
сквернЪе и гаже, чЪмъ убитая вошь и
заранЪе п р е д ч у в с т в о в а л ъ , что скажу
себВ это уже послЪтого, какъ убью! Д а
развЪ съ этимъ ужасомъ можетъ что
нибудь сравниться! О пошлость, о под-
лость! О, какъ я понимаю „пророка", с ъ
саблеіі, на конЪ: велитъ Аллахъ и по-
винуііся, дрожащая тварь! П р а в ъ , правъ
пророкъ, когда ставитъ гдВ нибудь по-
перекъ улицы хор-р-р-ошую батарею и
дуетъ въ праваго и виноватаго, не удо-
стоивая даже и объясниться. Повѵшуй-
ся, дрожащая тварь, и не желащ по-
тому не твое это дЪло! О, ни за что, ни
за что не прощу старушонкВ. * ) " Какіе
унизительные, отвратительные слова и
образы! Неправда-ли, что Раскольникову
необходимо было „для поэзіи" дать хоть
старушонку и Лизавету прихлопнуть,
чтобъ было приличное объясненіе та-
кихъ настроенііі.^ Но на самомъ дВлВ,
тутъ кровь не была пролита, тутъ уго-
ловщины—нЪтъ. З т о обычное „наказа-
ніе", ожидающее рано или поздно всЪхъ
„идеалистовъ". Рано или поздно д.ія
каждаго изъ нпхъ пробьетъ часъ и онъ
съ ужасомъ и зубовнымъ скрежетомъ
воскликнетъ: „правъ, пророкъ; повинуіі-
ся дрожащая тварь". Е щ е триста лЪтъ
тому назадъ былъ произиесенъ страш-
ный приговоръ величайшимъ изъ поэ-
товъ надъ величаіішимъ изъ идеали-
стовъ. Помните безумныіі крикъ Гамле-
та: „распалась связь временъ!" Съ т В х ъ
поръ эти слова не перестаютъ варьиро-
ваться писателями и поэтами на безко-
нечные лады. Н о по настоящее время
никто не хочетъ прямо сказать себЪ,
что нечего и связывать разъ прорвав-
') Преступденіе и наказаніе, 272.
шіяся звенья, нечего вновь вводить вре- ихъ ближнихъ. Именно блилСнихЪ - тО,
мя в ъ колею, изъ котороіі оно вышло. по моему, и невозможно любить, а развЪ
Все дЪлаются новыя и новыя нопытки дальпихъ" ^). Алеша перебиваетъ брата
возстановить призракъ стараго благо- замЪчаніемъ, долженствующимъ намъ
нолучія. Намъ неустанно кричатъ, что показать, что самъ Достоевскііі не р а з -
нессимизмъ и скептинизмъ все погуби- дЪляетъ мнЪнія Ивана, Но мы уже при-
ли, что нужно вновь „новЪрить", ,,вер- выкли къ назоііливому и однообразному
нуться назадъ", стать „непосредствен- сюсюканью этого младенца и оно мало
ными" и т. д. И неизмЬннопредлагаютъ насъ смущаетъ, тЪмъ болЪе, что память
въ качествЪ скрЬпляющаго цемента подсказываетъ намъ другоіі отрывокъ,
старыя „идеи", упорно отказываясь по- на этотъ разъ уже и з ъ дневнпка писа-
нять, что в ъ идеяхъ и было все наше теля за 1 8 7 6 годъ; „я объявляю, гово-
несчастье. Что скажете вы Достоевскому, ритъ тамъ Достоевскій, что любовь къ
когда онъ заявляетъ вамъ, что онъ „точ- человЪчеству даже совсѣмъ немыслима,
но ножницами отрЪзалъ себа самъ отъ непонятна и с о в с Ъ м ъ невозможна
всЪхъ и всего въ эту минуту".^ ^)Вы безъсовмЪстноіі вЪры въбезсмертіе души
пошлете его благодЪтельствовать ближ- человЪческой". ^) ДЪло ясное: между
нимъ? Но онъ уже давно испробовалъ словами Ивана Карамазова и самого Д о -
этотъ путь и написалъ „великаго ин- стоевскаго нЪтъ никакоііразнииы. И в а н ъ
квизитора". Кто можетъ — пускаіі еще Карамазовъ вЪдь все время говоритъ въ
занимается возвышенными истинами и томъ предположеніи, что душа не без-
обманами, Достоевскііі-же знаетъ, что смертна. Правда, онъ не приводитъ ни-
если в ъ этомъ связь временъ, то она какихъ доказательствъ в ъ пользу своего
уже н а в Ъ к и порвана. Онъ говоритъ „предположенія", но вЪдь и Достоев-
объ этомъ не в ъ качествЪ диллетанта, скііі свое утвержденіе приводитъ „пока
начитавшагося книжекъ, а какъ чело- бездоказательно". Такъ или иначе несо-
вЪкъ, своими глазами все видЪвшііі, мнЪнно, что ни героіі романа, ни авторъ
своими руками все ощупавшіи. В ъ пя- не вЪрятъ въ спасительность идеи
той книгЪ ,,6ратьевъ Карамазовыхъ" „любви къ ближнему". Е с л и угодно —
четвертая глава озаглавлена словомъ Достоевскій пдетъ д а л ь ш е Ивана К а -
„бунтъ". Это значитъ, что Достоевскііі рамазова. „Мало того, пишетъ онъ, я
не только не хочетъ хлопотать о воз- утверждаю, что сознаніе своего совер-
становленіи прежнеіі „связи", но готовъ шеннаго безсилія помочь или принести
сдЪлать все, чтобъ показать, что здЪсь хоть какую-нибудь пользу или облегче-
нЪтъ и не можетъ улсе больше быть ніе страдающему человЪчеству, въ то-же
никакихъ надеждъ. И в а н ъ Карамазовъ время при полномъ вашемъ убЪжденіи
возстаетъ противънезыблемЪйшихъ по- въ этомъ страданіи человЪчества—мо-
ложенііі, лежащихъ въ основЪ совре- жетъ д а ж е о б р а т и т ь въ сердцЪ ва-
меннаго нравственнаго міровозрЪнія. шемъ любовь къ человЪчеству
Глава прямо начинается слЪдующими въ ненависть кънему" (под-
словами: „я тебЪ долженъ сдЪлать одно черкнуто у Достоевскаго), Неправ-
признаніе, сказалъ Иванъ: я никогда не да-ли жаль, что не случилось тутъ
могъ понять. какъ можно любить сво-
') Братья Карамазовы, 280.
') Преступленіѳ п наказаніе, 115. ») Сочиненія, т. X , стр. 425.

347
Разумихина й некому было напом-
нить Достоевскому, что его идея чрез-
чайно оригинальна? ВЬдь тутъ тоже,
что и въ статьЪ Раскольникова: совѢстъ
разрЬшаетъ ненависть къ людямъ! Если
нельзя помочь ближнему, то и любить
его нельзя. Но вЪдь тЬ именно ближніе,
которые обыкновенно претендуютъ на
нашу любовь, бываютъ большеіі частью
людьми, которымъ невозможно помочь—
я уже не говорю обо всемъ человЪче-
ствЪ. Когда-то достаточно было воспЪть
страждущаго, облиться надъ нимъ сле-
зами, назвать его братомъ. Теперь этого
мало;ему хотятъ во что бы то ни ста-
ло помочь, хотятъ, чтобъ послЪднііі че-
ловБкъ пересталъ быть посіЪднимъ и
сталъ первымъ! Если-же это неосуще-
ствимо, то любовь посылается къ чорту
и на ея опустЪвшемъ тронБ поселяется
навБки вЬчная ненависть... Достоевскііі
(полагаю, что послЪ приведенныхъ ци-
татъ его больше не будутъ смБшивать
съ Алешеіі) уже не вЪритъ во всемогу-
щ,ество любви и не цЪнитъ слезъ со-
чувствія и умиленія. Безсиліе помочь
является для него окончательнымъ и
всеуничтожающ,имъ аргументомъ. Онъ
ищетъ силы, могущества. И у него
вы открываете, какъ послЪднюю, самую
задушевную, завЪтную цЬль его стре-
мленііі "ѴѴШе гиг МасЬі;, столь-же рЪзко
и ясно выраженную, какъ у Нитше! И
онъ могъ-бы, въ концЪ любого изъ сво-
ихъ романовъ напечатать, какъ Нитше,
эти слова огромными, черными буквами,
ибо въ нихъ смыслъ всЪхъ его исканііі!
В ъ „преступленіи и наказаніи" основ-
ная задача всеіі литературноіі дЪятель-
ности Достоевскаго затемняется ловко
прилаженноіі къ роману идеейі возмездія,
ДовБрчивому читателю кажется, что
Достоевскій и в ъ самомъ д^лѢ судья
надъ Раскольниковымъ, а не подсуди-
мыіі. Но въ „братьяхъ Карамазовыхъ
348
іюпросѣ поставленъ с ѣ такой ясностЬЮ,
которая уже не оставляетъ никакихъ
сомнЪнііі въ намЬреніяхъ автора,
Раскольниковъ—„виноватъ", онъ, по
своему собственному, хотя и вынужден-
ному пыткой, слЪдовательно не заслу-
живающему вЪры, признанію,совершилъ
преступленіе, убилъ. Люди снимаютъ с ъ
себя отвЪтственность за его страданія,
какъ-бы ужасны они не были. И в а н ъ
Карамазовъ знаетъ эту логику. О н ъ
знаетъ, что, если-бы предложилъ на
обсужденіе свою собственную судьбу,
то его тотчасъ-бы уличили, такъ или
иначе, что онъ „яблоко съЪлъ", какъ
выражается Достоевскііі, т. е. виноватъ,
если не в ъ дЪміствіяхъ, то в ъ помыслахъ.
Поэтому онъ и не пытается о себЪ раз-
говаривать. Онъ ставитъ свой знамени-
тыіі вопросъ объ неотмщенныхъ слезахъ
ребенка. ,,Скажи мнЪ, обращается онъ
къ брату, самъ прямо я зову тебя, отвБ-
чаіі: представь, что это ты самъ возво-
дишь зданіе судьбы человЪческоіі с ъ
цЪлью в ъ финалЬ осчастливить людей,
дать имъ, наконецъ, миръ и покой, но
для этого тебЪ необходимо и неминуемо
предстояло-бы замучить всего одно лишь
крохотное созданьице, вотъ того самого
ребеночка, бившаго себя кулаченкомъ
въ грудь (о которомъ И в а н ъ раньше
разсказывалъ АлешЪ) и на неотмщен-
ныхъ слезахъ его основать это зданіе,
согласился-ли ты быть архитекторомъ
на этихъ условіяхъ, скажи и не лги".
Алеша отвЬчаетъ на этотъ вопросъ тоже
тихимъ голосомъ, какъ княэь Мышкинъ
Ипполиту, но отвЪтъ, конечно, ужъ не
тотъ. Слово „прощеніе" не вспоминается
и Алеша прямо отказывается отъ пред-
ложеннаго проекта. Достоевскііі, нако-
нецъ, договорился до послЬдняго слова.
Онъ открыто теперь заявляетъ то, что
съ такими оговорками и примЪчаніями
впервые выразилъ въ „запискахъ изъ
подполья*': никакія гармоніи, никакія
идеи, никакая любовь или нрощеніе,
словомъ, ничего изъ того, что отъ древ-
нЪйшихъ до новЬіішихъ временъ при-
думывали мудрецы, не можетъ оправ-
дать безсмыслицу и нелЬпость въ судьбЬ
отдЬльнаго человЬка. Онъ говоритъ о
ребенкЬ, но это лишь для „упрощенія"
и безъ того сложнаго вопроса, вЬрнЬе
затЬмъ, чтобъ обезоружить противни-
ковъ, такъ ловко играющихъ въ спорЬ
словомъ „вина". И в ъ самомъ дЬлЬ,
развЬ эхотъ бьющііі себя кулаченками
въ грудь ребеночекъ ужаснЬе, чЬмъ
Достоевскііі—Раскольниковъ, внезапно
почувствовавшій, что онъ себя „словно
ножницами отрЬзалъ отъ всего и всЬхъ?^'
Вспомните, что сдЬлалось с ъ Разуми-
хинымъ, когда онъ, выіідя вслЬдъ за
Раскольниковымъ, послЬ неслыханной,
безумно-мучительноіі сцены его проща-
нія с ъ матерью и сестроіі, вдругъ до-
гадался, какоіі адъ происходитъ в ъ д у ш Ь
его несчастнаго друга. „Понимаешь?
спросилъ его Раскольниковъ с ъ болЬз-
ненно искривившимся лицомъ"—и отъ
эхого вопроса волосъ поднимается на
головЬ дыбомъ. Д а , есхь на землЬ ужасы,
которые не снились учености ученЬіі-
шихъ. Предъ ними блЬднЬютъ разсказы
Карамазова о звЬрствЬ турокъ, объ и с -
тязаніи дЬтеіі родителями и т. д. И
„яблоко" эдЬсь, конечно, ничего не объ-
ясняетъ, Нужно либо „отмстить" эа эти
слеэы, либо—но раэвЬ можетъ быть ка-
кое-нибудь еще ,,ли6о" для т Ь х ъ , кто
подобно Достоевскому, самъ лроливалъ
ихъ? Какоіі здЪсь возможенъ отвЬгь?
,,Назадъ къ Канту?" С ъ Богомъ, никто
ие удерживаетъ. Но Достоевскій идетъ
в п е р е д ъ, что-бы его ни ждало впереди.
Когда Раскольниковъ послЬ убій-
ства убЬждается, что ему навсегда от-
рЬзанъ возвратъ къ прежнеіі жиэни^
когда онъ видитъ, что родная мать, л ю -
бящая его больше всего на свіэтЪ, пе-
рестала быть для него матерью (кто, до
Достоевскаго, могъ думать, что такіе
ужасы возможны?), что сестра, согласив-
шаяся, ради его будущности, навЬки з а -
кабалить себя Лужину — уже для него
не сестра, онъ инстинктивно бЬжитъ
къ СонЬ Мармеладовоіі. ЗачЬмъ? Что
можетъ наііти онъ у этоіі несчастноіі
дЬвушки, ничему не учившеііся, ничего
не знающеіі? Отчего онъ предпочелъ
ее, безсловесную и безотвЬтную, своему
вЬрному и преданному другу, такъ хо-
рошо умЬющему говорить о высокихъ
предметахъ? Но онъ о РазумихинЬ даже
и не вспомнилъ! З х о т ъ другъ, при всеіі
своеіі готовности помочь, не будетъ
знать, что дЬлать с ъ таііноіі Раскольни-
кова. Пожалуіі, еще посовЬтуетъ добры-
ми дЬлами заниматьса и такимъ спосо-
бомъ успокаивать бЬдную совЬсть! Но
Раскольниковъ при одноіі мысли о доб-
рЬ приходитъ в ъ ярость. В ъ его раз-
мышленіяхъ уже чувствуется тотъ по-
рывъ отчаянія, которыіі подсказалъ впо-
слЬдствіи Ивану Карамазову его страш-
ныіі вопросъ: „для чего познавать эхо
гортово добро и зло, когда эхо схчэль-
каго стоитъ". Чортово добро и зло, —
вы понимаете, на что посягаетъ Д о -
стоевскій. ВВдь дальше этого человЬче-
ское дерзновеніе итти не можетъ. ВЪдь
в с Ь наши надежды и не только тЪ, ко-
торыя в ъ книгахъ, но и тЬ, которыя
въ сердцахъ людей, жили и держались
до сихъ поръ вЬроіі, что ради торже-
ства добра надъ зломъ ничЬмъ не страш-
но пожертвовать. И вдругъ неизвЪстно
откуда является человЬкъ и торжествен-
но, открыто, почти безбояэненно (почти,
ибо все-таки Алеша лепечетъ что-то в ъ
воэраженіе И в а н у ) посылаетъ к ъ чорту
то, предъ чЬмъ в с Ь народы в с Ь х ъ вЪ-
ковъ падали ницъ! И люди были на-
столько легковЪрны, что иэъ-эа жалкоіі
349
болтовни Алеши нростили Достоевско- бы снесъ тогда все, даже стыдъ и по-
му страшную философію Ивана Кара- Зоръ. Но онъ строго судилъ себя и
мазова. Во всеіі русскоіі литературЪ на- ожесточенная совЪсть его не нашла ни-
шелся только одинъ писатель, Н. К. какоіі особенно ужасной вины въ его
Михайловскііі, почувствовавшііі въ Д о - прошломъ, кромБ развЬ лромаху (под-
стоевскомъ „жестокаго" человЪка, сто- черкнулъ Достоевскііі), которыіі со вся-
ронника темноіі силы,искони считавшей- кимъ могъ случиться... Онъ не раскаи-
ся всЪми враждебноп. Но даже и онъ не вался в ъ своемъ преступленіи" ^). З т и
угадалъ всеіі опасности этого врага. слова—итогъ всеіі ужасноіі исторіи Р а -
Ему показалось^ что стоитъ только обна- скольникова. Онъ оказался раздавлен-
ружитЬяЗЛонам'іэренность*Достоевскаго, нымъ неизвЬстно за что. Е г о задача, всЪ
назвать ее настоящимъ именемъ, чтобъ его стремленія сводятся теперь къ то-
убить ее навсегда. Не могъ онъ думать му, чтобы оправдать свое несчастіе,
двадцать лЪтъ тому назадъ, что под- вернуть свою жизнь, — и ничего, ни
польнымъ идеямъ суждено вскор'іэ воз- счастье всего міра^ ни торжество какоіі
родиться вновь и предъявить свои пра- хотите идеи не можетъ въ его глазахъ
ва не робко и боязливо, не подъ при- дать смыслъ его собственноіі трагедіи.
крытіемъ привычныхъ, примиряющихъ Вотъ почему, какъ только онъ замЬ-
шаблонныхъ фразъ, а см'Ьло и свобод- чаетъ у Сони Евангеліе, онъ проситъ
но, в ъ предчувствіи несомн'Ьнной побЪ- ее прочесть ему про воскресеніе Л а з а -
ды. „Чортово добро и зло", казавшееся ря, Ни нагорная проповЪдь, ни притча
случаііноіі фразоіі в ъ у с т а х ъ чуждаго о фарисеЬ и мытарЬ, словомъ, ничего
автору героя романа, теперь облеклось изъ того, что было переведено изъ
Евангелія въ современную этику, по
въ ученую формулу „по ту сторону"
толстовской формулЪ „добро, братская
„добра и з л а " и в ъ такомъ видБ бро-
любовь—есть Б о г ъ " , не интересуетъ его.
саетъ в ы з о в ъ тысячелЪтней вЪрЬ всЪхъ
Онъ все это допросилъ, испыталъ и
жившихъ доселБ мудрецовъ. И предъ
убЪдился, какъ и самъ Достоевскій, что
чЪмъ склонило у Достоевскаго „добро"
отдЪльно взятое, вырванное изъ общаго
свою гордую голову.'' Карамазовъ гово-
содержанія св. Писанія, оно становится
ритъ о судьбЪ замученнаго ребенка. Но
уже не истиноіі, а ложью. Хотя онъ
Раскольниковъ требуетъ отвЪта за себя,
еще не смЪетъ допустить мысли, что
за одного себя. И не находя у доб-
правда не у науки, а тамъ, гдЪ написа-
ра нужнаго отвЪта, отвергаетъ его.
ны загадочныя и таинственныя слова:
Вспомните его разговоровъ съ Сонеіі
претерп'Ьвшій до конца спасется, но онъ
Мармеладовоіі. Раскольниковъ пришелъ
все-же пробуетъ обратить своіі взоръ
къ ней не затЪмъ, чтобъ раскаяться.
въ сторону т Ь х ъ надеждъ, которымн
Онъ и до самаго конца, в ъ глубинЪ
живетъ Соня, „ВЬдь она, думаетъ онъ,
души своеіі не могъ раскаяться, ибо
какъ и я, тоже послЪднііі человЪкъ, вЪдь
чувствовалъ себя ни в ъ чемъ неповин-
она узнала своимъ опытомъ, что зна-
нымъ и зналъ, что Достоевскій только
читъ жпть такоіі жизнью, Можетъ быть
для порядка взвалилъ па него обвине-
отъ нея узнаю я то, чего не умЪетъ
ніе в ъ убійствЬ. Вотъ его размышленія,
объяснить мнЪ ученыіі Разумихинъ, че-
уже послЬднія, уже в ъ каторгЪ: „о, какъ
бы счастливъ онъ былъ, если-бы могъ
обвинить себя (т, е. въ убіііствЬ). О н ъ ') Прѳступлѳніѳ и наказаніе, 539.

350
го. не угадываетъ даже безмЪрно любя-
щее, готовое на в с Ь жертвы материн-
ское сердце". О н ъ пытается вновь вос-
кресить въ своей памяти то пониманіе
Евангелія, которое не отвергаетъ мо-
литвъ и надеждъ одинокаго, загублен-
наго человЬка, пбдъ предлогомъ, что
думать о своемъ горЬ значитъ, какъ го-
ворятъ на современномъ научномъ язы-
кЬ, „быть эгоистомъ". Онъ знаетъ, что
ЗдЬсь его скорбь будетъ услышана, что
его уже не отошлютъ на пытку къ
идеямъ, что ему будетъ позволено ска-
зать в с ю внутреннюю, страшную прав-
ду о себЬ, ту правду, съ которой онъ
родился на свЬтъ Божііі. Но всего это-
го онъ можетъ ждать лишь отъ того
Евангелія, которое читаетъ Соня, ещ,е
не сокращеннаго и не передЬланнаго
наукоіі, и гр. Толстымъ, отъ того Еван-
гелія, в ъ которомъ наряду с ъ прочимъ
ученіемъ сохранилось и сказаніе о вос-
') Сочинѳнія, тоыъ X , стр. 424.
кресеніи Лазаря, гдЬ, болЬе того, вос-
кресеніе Лазаря, знаменующее собою
великую силу творящаго чудеса, даетъ
смыслъ и остальнымъ, столь недоступ-
нымъ и загадочнымъ для бЬднаго, э в -
клидова, человЬческаго ума, словамъ.
Подобно тому, какъ Раскольниковъ
ищетъ своихъ надеждъ лишь в ъ вос-
кресеніи Лазаря, такъ и самъ Достоев-
скій видЬлъ в ъ Евангеліи не проповЬдь
тоіі или иноіі нравственности, а залогъ
новоіі жизни: „ б е з ъ высшей идеи не мо-
жетъ существовать ни человЬкъ, ни на-
ція, пишетъ онъ. А высшая идея на зем-
л Ь лишъ одна (подчеркнуто у Достоев-
скаго), и именно идея о безсмертіи души
человЬческоіі, ибо в с Ь остальныя „ в ы с -
шія" идеи жизни, которыми можетъ
бытьживъ человЬкъ, л и ш ь и з ъ о д н о і і
е я в ы т е к а ю т ъ " ^).
Л. ШеспговЪ.
351
ИЗЪ ИТАЛЬЯНСКИХЪ ВПЕЧАТЛЬНІЙ.

П о м п е я. радныя комнаты, ,,главное'' жилища;

это кабинетЪ мужа, гостинная жены, и
Устроеніе жилища удивителЬно свя- для офиціалЬныхЪ и отягохителЬ-
зано сЪ нашей психологіей. Оно и в ы - ныхЪ посЪтителей—зала. Все это—вЪ
текаетЪ изЪ нея; а разЪ уже установи- третЬемЪ этажЪ, между двумя этажами
лосЬ и окрЪпло, вЪ свою очередЬ вліяетЪ ниже себя и однимЪ этажемЪ выше се-
на нее обратно. Кто не замЪчалЪ, что бя. Общая лЪстница, на котороіі мы не
на дачЪ мы нЬсколЬко иные, чЪмЪ вЪ безЪ зависти оглядываемЪ тЪхЪ жилЬ-
городЪ; что знакомство на минералЬ- цовЪ дома, которые побогаче насЪ, и
ныхЪ водахЪ происходитъ легче, дер- проходимЪ не безЪ удоволЪствія мимо
жится воздушнЪе и кончается безбо- носа тЬхЪ, которые побЪднЪе насЪ. ВЪ
лЪзненнЬе, чЪмЪ аналогичное знаком- дурную погоду—головная болЬ, вЪ хо-
ство, не оченЬ нужное и не оченЬ не- рошііі лЪтнііі вечерЪ—сладостный ро-
нужное, заведенное вЪ городЪ? П с и х о - берЪ винта. ЗатЪмЪ коіі-какоіі снишко,
логія моллюска, таскаюіцаго з а собою безЪ привидЬнііі и сновидЬнііі, по у т р у —
раковину, независимо отЪ прочихЪ при- перекрестилЪ дЪтей, далЪ поцЪловатЬ
чинЪ, должна единственно отЪ этой при- имЪ руку, два слова женЪ и—на служ-
чины бытЬ совершенно иною, чЪмЪпси- 6у. ТамЪ уже корридоры болЬшіе, з а л ы
хологія рыскающ,аго по лЪсу волка. Ч е - болЬшіе, люди строгіе, отношенія фор-
ловЪкЪ всегда нЬсколЬко похожЪ на малЬныя. Но мнЪ это все равно, потому
своіі домЪ. По краіінеіі мЪрЪ это столЬ- что послЪ обЪда я засну и забуду вся-
ко-же вЪрно, какЪ и то, что домЪ че- кія на свЬтЪ началЬства; а кЪ вечеру
опятЬ винтЪ.
ловЬка похожЪ на своего хозяина.
НынЪшніе греки и италЬянцы жи- СЪ этими мыслями я вошелЪ вЪ
вутЪ точЬ в ъ точЪ какъ и русскіе. Помпею, таинственныіі городЪ, засы-
Кухня—на задворкахЪ, в Ь сторонкЪ— паннымі заживо пепломЪ Везувія, и вЪ
спальня, темная и неудобная, со вся- настоящее время отрытыіі любопыт-
кимЪ хламомЪ, который стыдно выне- ствомЪ ученыхЪ. Я назвалЪ его „таин-
сти вЪ парадныя комнаты. ДалЪе—па- ственнымЪ'', потому что считаю вполнЬ

352
таппственііымЪ весЬ древиій античныи
мірЬ, ,,засыпанныіі" гораздо глубже и
гораздо сплЬнЪіішимЪ ,,извержепіемЪ",
какое двЪ тысячи лЪтЪ назадЪ нача-
лосЬ изЪ Галилеи и потянулосЬ на за-
падЪ. Что мы отЪ него имЪемЪ, кромЪ
обломковЪ, этихЪ несчастныхЪ камнеіі
термЪ Діоклетіапа и виллы Адріана?
Мы знаемЪ ихЪ поэзію, но, Боже, какЪ
недоступна она иамЪ! ШекспирЪ вызы-
ваетЬ во мнЪ комедіями смЪхЪ и тра-
гедіями—горе, но, читая вЪ гимназіи и
унпверсптетЪ „ В е гериЫіса" Цицерона
и „Мііез ^іогіозиз" Плавта, я какЪ-бы
пспытывалЪ зубную болЬ или кто-ни-
будЬ меня ставилЪ на колЪни. Не опро-
вергаю, что я былЪ плохой ученпкЪ,
но вЪдЬ до такоіі степепи не чувство-
ватЬ ничего отЪ произведенііі, которыя
когда-то „потрясали сердца"—это зна-
читЪ до такой степени умереті) вЪ
одномЪ и воскреспутЬ вЪ другомЪ, что—
трудно выразитЬ! Когда бывало вЪ дЪт-
ствЪ я пзЪ рукЪ давалЪ коровЪ огром-
ные лопухн травы—между нами было
все-таки взапмное пониманіе. Еіі пріятпо
сЪЪстЬ, а мнЪ пріятно еіі датЬ. Но
когда умершій ЦицеронЪ закатываетЪ
передЪ мною періодЪ вЪ 1 3 строкЪ...—
точпо меня ставятЪ на колЪни, п ни-
чего болЬше! ровпо болЬше пичего! Ни
сочувствія, ни понимапія.
Конечно, это мое ученическое серд-
це говоритЪ. Но я твердо помню, вЪ
университетЪ, что когда почтенпыіі рус-
скій профессорЪ сЪ нЪмецкою фами-
ліеіі сталЪ намЪ комментироватЬ „Ве
согопа", самую зиаменптую (по его сло-
вамЪ) рЪчЬ Демосѳена, то и онЪ сеп-
часЪ-же, сЪ самаго начала и до конца
курса, кЪ веспЪ, интересовался самЬ
вЪ себЪ и самЪ про себя тоже однимн
аористами и {и1иг'ами, разными части-
цами „ап", „іі" и проч., и не толЬко
не интересовался античнымЪ міромЪ,
но говорилЪ такЪ, какЪ будто-бы было
трц партпера вЪ винтЪ: опЪ, ДемосѳенЪ
и еще третій партперЪ,—аудиторія ниче-
го у него не понимающ,ихЪ студентовЪ.
С Ь ДемосѳеномЪ онЪ обращался такЪ,
какЪ б у д т о - б ы ДемосѳенЪ никогда не
носилЪ ничего, кромЪ сипяго фрака со
свЪтлыми пуговицами. Никакого чувства
тоги. Никакого чувства форума. Ничего
античнаго. Все—русское, илирусско-нЪ-
мецкое. ПрофессорЪ лсплЪ вЪ третьемЪ
этажЪ, имЪлЪ на задворкахЪ кухню,
давалъ дЪтишкамЪ цЪловатЬ руку по
утру, и кЪ вечеру садился за роберЪ
винта. ТакЪ онЪ прожилЪ до 5 0 лЪтЪ,
и отЪ скуки, ради того, что нужно-же
что нпбудЬ дЪлатЬ, выучилЪ отлично
греческую грамматику, запомнилЪ мно-
жество греческихЪ словЪ, и такЪ какЪ
это давало трп тысячи жалованЬя вЪ
годЪ, началЪ намЪ комментироватЬ „ В е
согопа". Но вЪ сущности онЪ былЪ та-
коп-лсе учеппкЪ, какЪ п мы. Я хочу
этимЪ сказаті), что ученые также толЬ-
ко ощупываютЪ камни термЪ Діокле-
тіаны и виллы Адріапа; но далЪе этого
проникпутЬ вЪ античныіі мірЪ—и они
не пропикаютЪ,..
ОнЪ умерЪ. А по умершему судитЬ
о живомЪ возможно-ли? Или еще бо-
лЪе: „изверженіе" христіанства до та-
кой степенп засыпало насЪ новыми
чувствами, другими понятіями, оно ро-
дило вокругЪ нашего ,,я" такоіі орга-
нпзмЪ, сквозЬ которып ничего антич-
паго пробптЬся не можетЪ. Л а в а Везу-
вія сожгла все лсивое вЪ ПомпеЪ. Я з ы -
ческое чувство, едва подходя къ хри-
стіанину, до такоіі-же степенп сжи-
гастся вЪ немЪ, что для физическаго
созерцанія остается толЬко зола.
Прежде всего, ихЪ жизнЬ была 6 о -
лЪе лЪтняя, и душа ихЪ тоже была
353
болііе ліэтняя, чѢмЪ наша. Я замЬтилЪ,
что грекн и нталЬянцы все равно
строптЬ теперЬ себЪ жнлнща знлпіія,
какЪ вЪ ПетербургЬ и ЛондонЬ. Евро-
пеііцы на МанилЬЬ (я видалЪ на кар-
тинкахЪ) имЪютЪ тЬже огромныя ка-
менныя зданія. Во флоренціи въ сред-
ніе вЬка, кажется, строили зданія ещ,е
болЪе масснвныя (раіагго РіШ и Зѣгоггі),
чЪмЪ мы теперЬ. Д у ш а стала массив-
ною, тяжелою у хрнстіанЪ. Я думаю,
КапнЪ, убивЪ Авеля, тоже почувство-
валЪ нужду строитЬ каменныя дома.
,,ТеперЬ каждыіі, кто встрЬтитЪ меня—
убЬетъ", сказалЪ онЪ, затрепетавЪ, Бо-
г у . — „ у б и в ш е м у Каина—отомстится вЪ
семеро". Д у ш а христіанина—грЬшная
(по сознанію), к а ю щ а я с я . — „ Я стою на
покаянноіі молитвЬ, а онЪ меня въ это
время и хватЬ камнемЪ изЪ-за угла;
лучше построю крЪпкііі домЪ и уже вЪ
немЪ помолюсЬ основателЬно". ВсЪ
стали боятЬся другЪ друга, не довЪ-
рятЬ.—„Мы всЪ каемся; ну, такЪ ужЪ
все равно, убЬемЪ—а потомЪ покаемся".
Чувство трепета за себя п неуваженія
кЪ другому, неуваженія вообщекЪпри-
родЪ человЪческой („павшеіі"), неустра-
нимо изЪ христіанина, и потребностЬ
хорошаго замка, цЪпной собаки, по-
стояннаго націоналЬнаго войска н ш а § -
па сЬагЬа ІіЬейаШш, какЪ обезпеченія
противЪ разнообразныхЪ укусовЪ со-
сЪда, стало пснхилогическою нуждою,
бытовою особенностЬю и задачею
исторіи.
Жилища вЪ ПомпеЬ имЬютЪ лЪт-
нюю психологію, воздушную, довЬрчи-
вую. „ Е с л и даже обокрадутЪ, то ужЪ
лучше внезапно: не стану-же я всю
жизнЬ готовитЬся кЪ этому". ВЪ жили-
щахЪ много воздуха. СвЪтЪ шелЪ свер-
ху. На дворЬ и вЪ тоже время вЪ жи-
лищЪ собнралась дождевая вода, т. е.
дворЪ, крошечныіі и узкій, былЪ вве-
354
денЪ внутрЬ дома какЪ его органнче-
ская частЬ. Но главное—свЬтЪ сверху.
Не могу я постигнутЬ необорнмоіі по-
требности христіанЪ закрыватЬся отЪ
прямого солнечнаго свЬта, выражающа-
гося вЪ верхнеіі драпировкЬ оконЪ. Ѵ
насЪ, напримЪрЬ, вЪ ПетербургЬ и безЪ
тогосвЪту мало,ііэтотЪничтожныіісвЬтЪ
еще загороженЪ домами ѵіз-а-ѵіз; всЪ
это чувствуютЪ, в с Ь радп этого стре-
мятся вЪ четвертын іі пятыіі этажъ;
но даже н вЪ первомЪ этажЬ, и в Ь
бел1)-этажЪ, гдЪ свЬтЪ вЪ окно идетЪ
каіюн-то мутныіі, отЪ земли, всю верх-
нюю половину окна задЬлываютЪ гар-
динамн, занавЪсками, полотняными, без-
конечно пылЬными тряпками, кружева-
ми, тюлемЪ; не хотятЪ свЬта отЪ солн-
ца, а хотятЪ его отраженнымЪ или отЪ
земли, или отЪ стЬны противополож-
наго дома.
Е щ е два слова. Окна у насЪ про-
рЬзываютЪ средніою частЬ передней
стЪны комнаты; задняя стЪна и боко-
выя прорЪзаны дверЬмн. ТакимЪ обра-
зомЪ глазЪ, куда ни обратится, видптЪ
кусочки стЬны, вырЪзки. И х Ъ мы з а -
клеиваемЪ обоями, обыкновенно—цвЪт-
ными, но какого рода? З т о — н е живые
цвЪты, даже не существующіе, а выду-
манные. ТакЪ, тянутся какіе-то листы,
ни изЪ Азіи, ни изЪ Европы, и какіе-
то цвЬты, тоже ни откуда взятые. Мы
ихЪ рисуемЪ, чтобы не заклеитЬ стЪн-
ныхЪ вырЬзокЪ бЬлой или сЬрон бу-
магоіі, что уже совершенно некрасиво.
Мелсду тЪмЪ передвинемЪ окно кЪ вер-
х у , подведемЪ его подЪ потолокЪ, нлн
ближе къ потолку. Компата получится
какЪ углубленіе, она будетЪ имЪтІ) не-
обыкновенно цЬл1)ныіі видЪ, получится
сплошное нолотно стЬны для возмож-
ноіі живописи, для разстановки картинЪ,
глаза не будутЪ искатЬ смотрЪтЬ на-
ружу („смотрЪтЬ въ окно", „зЪватЬ по
сторонамЪ улицы") и нсихологія жи-
телей дома получитЪ большую уют-
ностЬ, обращенностЬ къ себ^Ъ и къ дру-
гимЪ жителямЪ дома, болЬшую взаим-
ную сцЪпленностЬ и интимностЬ. ,,МнЪ
нЪтЪ дЪла до того, что внЪ дома; но
до того, что внутри дома, мнЪ естЬ го-
рячее дЪло". ВесЬ характерЪ разгово-
ровЪ, какЪ и теченіе мыслеіі, получитЪ
вЪ комнатЪ такого устроііства другое
содержаніе и лучшее направленіе, бо-
лЪе мягкое и внутреннее, и дружеское.
ЗамЪчательно, что уже теперЬ, при ниж-
немЪ или боковомЪ свЪтЪ, дружеская
бесЪда днемЪ невозможна. Мы хорошо
бесЪдуемЪ, бесЪда у насЪ лЬется толЬ-
ко ночЬю, когда вовсе нЪтЪ свЪта со
стороны, сЪ улицы, этого непріятнаго,
дряблаго, не столЬко солнечнаго, сколЬ-
ко площ,адного свЪта.
Дома вЪ ПомпеЪ всЪ не велики и
для каждой семЬи, съ прислугоіі, былЪ
свой домЪ. З т о черта независимости,
это вытекаетЪ изЪ независимости и вЪ
свою очередЬ поддерживаетЪ ее. Мы
всЪ—жилЬцы, т. е. странствующія осо-
бы, скорЪе „жмемся'' на свЪтЪ, чЪмЪ
живемЪ на свЪтЪ. ДомЪ у насЪ—му-
равеііникЪ. З т о всегда НоевЪ ковчегЪ,
по сЪ краіінимЪ недружелюбіемЪ его
жителеіі. Мы и страшно замкнуты, какЪ
КаинЪ послЪ убійства, и столЬ-же
страшно обусловлены, стЪснены, зави-
•симы. ОтЪ кого я не завишу? ВЪ дЪ-
тяхЪ я завишу отЪ педагога и гимна-
зіи, въ семЬЪ и бракЪ—отЪ священни-
ка, вЪ трудЪ—отЪ департамента и кон-
торы. ТолЬко когда я засыпаю, бла-
женно чувствую, что до утра отлетЪли
всЪ зависимости. Несмотря на то, что
цезари страшно сжали РимЪ, эта сжа-
тостЬ была болЪе историческою, т. е.
она болЪе вошла в ъ исторію и описы-
вается въ исторіи, чЪмЪ проникла вЪ
бытъ. В ъ провинціяхъ римскихъ, въ
муниципіяхЬ, вЪ маленЬкихЪ городкахЪ
и областяхЪ, какЪ эта Помпея, шла
совершенно независимая жизнЬ, свобод-
ная, разверпутая, хохочущая, веселая,
дружелюбная, и нимало не угнетаемая
императоромЪ. А не угнеталЪ импера-
торЪ, то улсЪ конечно не угнеталЪ ни
педагогЪ, ни гимназія, ни полицііімеіі-
стерЪ, ни „слулсба" вЪ томЪ тысячего-
ловомЪ ея развЪтвленіи, вЪ какомЪ мы
ее зпаемЪ сеіічасЪ.
ВнутрЬ дома былЪ у нихЪ введенЪ
маленЬкій садЪ. ТакимЪ образомЪ воз-
духЪ, человЪкЪ и растенія перемЪши-
валисЬ, и земля (почва) и каменЬ тоже
перемЪшивалисЬ. у насЪ цвЪты вЪ ком-
натахЪ имЪютЪ болЪе декоратпвное,
нежели физіологическое значеніе, и это
до такоіі степени, что ихЪ болЪе и бо-
лЪе теперЬ замЪняютЪ высушенными
листами палЬмЪ, искусно связанными и
прикрЪпленными также къ высушен-
нымЪ стволамЪ ихЪ. З т а сухая бота-
ника, конечно, мало чЪмЪ отличается
отЪ дурного вЪника и если „цвЪты вЪ
комнатахЪ"' стали переходитЬ вЪ него,
то отЪ того, что и сЪ самаго начала
они были только добавленіемЪ кЪ
обоямЪ и нЪкоторымЪ ассортиментамЪ
меблировки. у насЪ такЪ-же мало по-
требности вЪ цвЪткЪ, какЪ вЪ полЪ, вЪ
лЪсЪ, вЪ путешествіи.
Помпея представляетЪ жалкій видЪ,
какЪ все разрушенное, какЪ всякіе
останки. Я упомяну толЬко о росписи
стЪнЪ. Непріятную сторону нашихЪ
комнатЪ представляетЪ ихЪ краііняя
пестрота. Мы ее переиначиваемЪ, дЪ-
лаемЪ такЪ и дЪлаемЪ иначе, и все
остаемся недоволЬны, не замЪчая, что
намЪ не нравится въ сущности самая
пестрота, а не способЪ запестрЪнія. ВЪ
ПомпеЪ стЪнная живописЬ показываетЬ
высочаіішііі цЪлЬный вкусЬ. Вся стЪна—
ярко красная; это—огромное красное
355
полотііо, п вЪ середппЪ его—малепЬ-
кая сценка, летящій Меркурііі, охотя-
щался Діапа, нлн мирная спена нзЪ
Одиссен. ГлазЪ не разбЬгается, внима-
ніе не дробится, оно ничего не пін,етЪ,
потому-что все прямо передЪ собон
находитЪ. Илн еще: стЪна вся черная^—
и среди ея живоіі цвЪтокЪ, желтое съ
пунцовымЪ, бЪлое съ лиловымЪ. З т о
сообщало комнатамЪ удивителЬное еднн-
ство плана и настроенія.
ИзЪ зданій меня занялЪ одині)
храмЪ Аполлона, сеіічасЪ-же по входЪ
вЪ Помпею. ХрамЪ Аполлона!!! Я во-
шелЪ вЪ него пораженныіі, удивлен-
ный. З т о уже не былЪ профессорЪ изЪ
нЪмцевЪ, читавшііі вЪ МосквЪ „ В е со-
гопа" Демосѳена; это было кое-что, вЪ
останкахЪ, вЪ обломкахЪ, но однако
кое-что столЬ-же живое, конкретное,
какЪ листокЪ, зеленыіі и душистыіі,
оторванныіі отЪ неизвЪстнаго дерева и
попавшііі вамЪ вЪ руки. Чтобы почув-
ствоватЬ контрастЪ, я сталЪ чнтатЬ:
„ Д а воскреснетЪ БогЪ п расточатся
врази Е г о " , любимую дЬтскую мою
молитву, которую бывало всегда торо-
пливо читалЪ въ банЬ, когда няня или
матЬ, мывшія меня, на минуты выіі-
дутЪ вЪ передбанникЪ. По нашеіі до-
машнеіі вЬрЪ, баня (единственное мЬ-
сто, гдЪ никогда нЪтЪ образа) пспол-
нена нечистоіі силы, а нечистая сила
особенно опасна для неразумныхЪ и
неопытныхЪ дЬтеіі, и оставаясЬодинЪ—
я прямо испытывалЪ ужасЪ бытЬ схва-
ченнымЪ и куда-то унесеннымЪ, но вЪ-
рилЪ всегда вЪ несокрушимостЬ „ Д а
воскреснетЪ БогЪ". ВЪ храмЪ Аполло-
на, сЪ сохранившимся алтаремЪ, жер-
венникомЪ, омфалосомЪ—я зачиталЪ ее
же. СлавянизмЪ и грецизмЪ смЪшалисЬ,
встрЪтилисЬ. ,,А вотЪ здЪсЬ стоялЪ
квадрантЪ", сказалЪ мнЪ гидЪ. —
„Что"і^—„КвадрантЪ, солнечныіі кругЪ,
356
раздТзлепный иа градусы". З т о было
передЪ алтаремЪ, на боковомЪ пери-
стилЪ, сзади жреца и передЪ глазами
народа.—^„Боже! БЪ самомЪ дЪлЪ, вЪдЬ
АполлонЪ—не статуя, какЪ мы при-
выкли его представляті) себЪ, а—Солнце,
и до статуи красиваго юноши, подЪ
которымЪ почему-то подписано А п о л -
.'ЮнЪ—греки поздно дошли, и уже это
былЪ (іесасіепсе, вырожденіе". ВЪ са-
момЪ дЬлЬ, я стоялЪ въ храмЪ Солнца.
Невольно я вспомнилЪ одно мЬсто изЪ
пророка Іезекіпля: , , И сказалЪ мнЬ Г о -
сподЬ: поіідн, посмотрп, что дЪлаютЪ
израилЬскіе мужи вЪ ІерусалпмЬ: онн
всходятЪ на крышу храма и, обратпв-
шисЬ кЪ Солнцу—кадятЪ ему, и под-
носятЪ свЪжія древесныя вЪтвп кЪ носу
и обоняюгЪ ихЪ", СвязалЬ я сЪ этииЪ
и свое давнее недоумЪніе: отчего солп-
цс не гаснетЪ. ВЪдЬ ужЪ оно сотворено
(по ученымЪ) милліоны вЪковЪ назадЪ,
да и вообще оченЬ давно сотворено.
КругомЪ атмосфера—ледяная, до 20()°
мороза (между-звЬздная). Ну, какЪ вЪ
милліонЪ лЪтЪ не остынутЬ, не выхо-
лодЪтЬ, не выгорЬтЬ?! Невозможно, пи-
какоіі гипотезоіі нелЬзя обЪяснитЬ, и
никакоіі обІэемЪ матерЬяла не выстоитЪ.
Но ест]) передЪ намп одинЪ фактЪ, а
не гппотеза, обіэясняющая температуру
солнна, не толЬко не угасающаго, но и
не остывающаго ни на одинЪ градусъ,
сравнителЬно положимЪ сЪ X V в. по
Р. X . и даже сЪ I в. до Р. X . Т ы , чита-
телЬ, также тепелЪ сеіічасЪ, какЪ и
когда родился, и я вЪ 4 8 лЬтЪ имЬю
ту-же температуру 37", какЪ и моіі
двух7)-лЬтнііі сынЪ и Ѵз годовалая дочЬ.
Мы не стынемЪ. ТолЬко живое не сты-
нетЪ, его законЪ—отЪ начала и до
конца сохранятЬ ту-же температуру, раз-
личную для каждаго существа, не одну
для лягушки и ласточки, но и для ла-
сточки и для лягушки постоянную. ВЪ
то-же время я вЪчно лучеиспускаю изЪ на немЪ собственно стоялЪ храмЪ, сЪ
себя теплоту, теряю и пе теряю ее колопнами, квадратнып, гдЪ соверша-
Это естЬ полная и вмЪстЪ это естЬ лосЬ богослуженіе. Но и вЪ храмЪ
единственная параллелЬ живому теплу этомЪ, опятЬ занимая переднее мЪсто,
солпца, живому, читателЬ—это замЪтЬ- стоялЪ еще квадрантЪ, чутЬ-чутЬ возвы-
те! Если вы натопите вЪ комнатахЪ шенныіі, и обнесенныіі сплошной мра-
печЬ до 20°, вы заболЪете отЪ нежи- морной стЪноіі, высотою четвертеіі в'Ь
вого, отЪ механическаго ея жара, хотя пятЬ, сЪ отверстіемЪ—проходомЪ кЪ
6ы поздухЪ былЪ совершенно чистЪ, народу. Посреди его стоялЪ камениыіі
комната отлично вентилирована, трубы кубЪ, для жертвоприношенііі или чего
пе закрыты. Вы почувствуете необЪ- другого, но и мЪстомЪ своего положе-
яснимую дурноту всего тЪла, темноту. нія и видомЪ своимЪ совершенно па-
Между тЪиЪ лЪтняя, солнечная, ж и - поминающііі нашЪ престолЪ. Около лЪ-
в а я теплота безболЪзненно выносится, вой стЪны этого алтаря, нЪско.іЬко па-
доходя до 2 5 — 2 8 градусовЪ. МірЪ без- задЪ, помЪщался омфалосЪ, аллегори-
конеченЪ, ВогЪ—безконеченЪ во все- ческое изображеніе солнпа-же, толЬко
могуществЪ, п какЪ китЪ непохонѵЪна другое, чЪмЪ квадрантЪ, вЪроятно при-
пнфузорію и одиако естЬ и китЪ, и ин- крытое неболЬшимЪ балдахиномЪ, и на
({іузорія; ВогЪ вЪ мірЪ могЪ разлитЬ которое вЪ свое время возливался елей.
могущество жпзни вЪ вндЪ капелЬ- „ Д а , если солпце—толЬко распаленныіі
ЗвЪздЪ, искрЪ бытія, огромныхЪ для до красна каменЬ, какими у насЪ вЪ
насЪ, малыхЪ—для Него, невозможныхЪ КостромЪ нагрЪваютЪ для банЬ воду,
и однако сущихЪ! СЪ этой-то точки то конечно все это, и мраморЪ, и ко-
зрЪнія и израильтяне, кадившіе солнцу, лонны—ужасныіі вздорЪ; но если естЬ
пе какЪ богу, но какЪ полу-богу, какЪ животворящее солнце?.. Но естЬ-ли"?
ангелу вЪ тверди небесной—возиожны, ВЪ сущности мірЪ такъ и остается ^
да и я посиотрЪлЪ на „храмЬ Апол- до сихЪ порЪ загадкоіі,и если мы (че-
лона" с ъ нЪсколЬко иноіі точки зрЪ- резЪ науку) знаемЪ одежду вещей, то
нія. Я подошелЪ кЪ омфалосу, вЪ лЪ- не знаемЪ души вещеіі, Можно отлично
вомЪ у г л у алтаря, и дотронулся до не- знатЬ разстояніе солнца отЪ землп,
го рукоіі. „КакЪ все странно, Боже! обЪемЪ его, вЪсЪ его, и не знатЬ со-
Воже, до чего это прошло!! а—было!!! вершенно, естЬ-ли оно каменЬ горящііі
И алтарЬ, и въ самомЪ І:$ІЛЬ жертвен- или живое теплое существо? ВЪ Не-
никЪ, все напоминаетЪ даже наше, ибо аполЪ, вЪ АкваріумЪ, я увидЪлЪ очеиЬ
это-же и тутЪ отдЪленіе народа отЪ страшныя морскія существа, которыя
жреца, слушающихЪ богослуженіе отЪ разрушали во мнЪ всЪ ранЪе бывшія
самого богослуженія, богослуженія... представленія о живомЪ. И з Ъ многихЪ
Аполлону"! диковинокЪ вотЪ одпа: вЪ морскоіі во-
ВесЬ планЪ храма сохранплся, кро- дЪ виласЬ солоиинка, прозрачная, вЪ-
мЪ крыши. На неболЬшоіі площадкЪ роятно—жидкая, словомЪ—тоже вода
выложенЪкаменный помостЪ—этодворЪ, или какЪ студенЬ, но толЬко отдЪлен-
гдБ толпился народЪ. ВЪ переднеіі его ная отЪ толщи осталЬноіі воды. Она
сторонЪ, занимая совсЪмЪ неболЬшое бы и не была видна, еслиб^Ь не слЪ-
мЪсто, поднимался улсе значителЬно, дующее: вЪ соломинкЪ этоіі происхо-
аршина на 17^, слЪдующііі помостЪ и дило непрерывпое, вЪчное движеніе-—

357
свЪта! Кто училЪ физику, знаетЪ свЪтЪ
ГейслеровыхЪ трубокЪ, сЪроватый,
фосфористый, вЪчно внутренно движу-
щійся, волнуюш,іііся. ВотЪ такоіі-же
точно по характеру свЪтЪ, пулЬсомЪ
(какЪ пулЬсЪ крови) пробЪгалЪ и по
неподвижноіі вЪ водЬ змЪистоіі соло-
минкЪ. КакЪ это не похоже на корову!
иа меня! какЪ я—не похожЪ на солнце,
чудовищное, сферическое, милліонЪ
лЬтЪ пулЬсирующее огнемЪ и свЪтомЪ.
Но можетЪ бытЬ все это такЪ, а мо-
жетЪ бытЬ—не такЪ. Если „не такЪ",
греки городили чудовищный вздорЪ.
ВсеосталЬное вЪ ПомпеЬ вЪ сущно-
сти не интересно, т. е. все однообразно,
какЪ и дома вЪ нашихЪ городахЪ. Они
жили легкоіі лЬтней жизнЬю, имЪли
лЬтнюю психологію, польЬовалисЬ хо-
рошимЪ расположеніемЪ духа, какЪ мы
на дачЪ и на минералЬныхЪ водахЪ.
ИмЪли свои заботы, не столичныя, не
страшныя и свои маленЬкія провин,іалЬ-
ныя удоволЬствія. Д а , еще интересно:
это древняя базилика, т. е. судебное
мЪсто, гдЪ производилосЬ разбирателЬ-
ство дЬлЪ и произносился приговорЪ.
ИзвЪстно, что базилики эти дали планъ
христіанскихЪ храмовЪ. ПослЬ паденія
имперіи и даже ранЪе, по перемЬнЪ ре-
лигіиимператорами,эти базилики прямо
занималисЬ христіанами, и безЪ всякихЪ
передЪлокЪ, черезЪ простое внесеніе
креста Господня, становилисЬ христіан-
скими церквами. ДЬііствителЬно, обыч-
ная теперешняя католическая церковЬ
естЬ просто базилика, древнііі ,,окруж-
ноіі судЪ", но куда внесено все новое,
новыя вещн, символы, и вошли новые
люди. Я все это зналЪ изЪ исторіи, но
было вЪ высшеіі степени интересно
все это увидЪтЬ воочію.
Вообще, путешествуя по Италіи—
дотрагиваешЬся рукою до исторіи; тогда
какЪ сидя дома, толЬко думалЪ о неіі.
В. РозшювЪ,
 Т ' Г 0 ]1 11 к л
ГАНСЪ ф О Н Ъ МАРЗ *).
Я 8НАЮ въ Европѣ музеи и галлѳреи, спо-
собные до такой степени нагонять тоску,
что мпого лѣтъ спустя, вы не можете безъ
зѣвоты 0 нихъ вспомнить. И какъ буд-
то даже безъ особеннаго основанія: въ нихъ
много хлама, но есть зато и превосходныя
вещи, есть много знаменитыхъ именъ. Такія
галлереи, какъ на грѣхъ, безконечно велики
и, чѣмъ онѣ больше, тѣмъ тоскливѣе.
Мнѣ кажется, что самая тоскливая изъ
нихъ—дворцовая галлерея въ Щлейсгеймѣ,
деревенькѣ въ окрестностяхъ Мюнхена. Боже
мой, чго это за невѣроятнѣйшая скука! Въ
прелестномъ снаружи и на половину уже
испорченномъ внутриувеселительномъ замкѣ
баварскихъ курфюрстовъ конца 17-го вѣка
развѣшано что-то около 1500 картинъ. Идешь
по мрачнымъ, полутемнымъ заламъ п рѣши-
тельно теряешь надежду дойти когда-нибудь
до конца. А со стѣнъ косятся на васъ съ не-
довольнымъ видомъ маленькіе „великіе ма-
стера" и большіе „маленькіе мастера", нѣм-
цы, голландцы и итальянцы. При этомъ от-
лично сознаешь, что у себя дома съ удоволь-
ствіемъ повѣсилъ-бы любого изъ нихъ на
*) Гансъ фонъ Марэ (Напз ѵ. Магёев) род. въ 1837 г.
въ Эрбвльфѳльдѣ, ум. въ 1887 г. въ Римѣ.
стѣнку, любовался-бы нмъ и, можетъ быть,
не безъ скрытаго кокетства показывалъ-бы
своимъ пріятелямъ. А тутъ скорѣе бѣжишь
мимо, тольки бы обѣжать всѣхъ и выбраться
на свѣжій воздухъ. Помню, что я отправился
сюда изъ-за знэменитаго оригинала Веласке-
ца—небольшаго Оливарѳса на бѣлой лошади и
изъ-за огромнаго несомнѣннаго Тинторетто во
всю стѣну въ дворцовой капеллѣ. Въ Оли-
варесѣ пришлось сильно разочароваться, а
холстъ Тинторетто оказался совершѳной чер-
нотой. По крышѣ, съ которой виднѣлся весь
стрижѳнный садъ, я попалъ въ отдѣльныП
флигель дворца и тутъ увидѣлъ нѣчто со-
вершенно неожиданное.
Прежде всего бросилась въ глаза большая
фреска съ густой, бархатной, дивной жнво-
писью. Живопись до того не походила на то,
чѣмъ былъ набитъ весь дворецъ, что каза-
лось будто она по ошибкѣ сюда попала. Со
стѣнъ глядѣли обнаженные люди, мужчины,
женщины, старики и дѣти. Какимъ-то чуд-
нымъ покоемъ и м»ромъ вѣяло отъ людей и
отъ природы, окружавшей людей. Ни одного
рѣзкаго движенія, ни одной безпокойной ли-
ніи. Люди стояли подъ открытымъ небомъ,
сидѣли у ручья, лежали подъ деревомъ, гля-
дѣли въ воду, какъ въ зеркало. Странные
мечтатели, счастливые жители невѣдомаго
87
 острова, влюблепные въ сіюго іірітроду, сліш-
шіеся съ нею въ одпо цѣлое и постигшіо до
конца ея сокровенпый смыслъ, разгадавшіе
ея тайну. И, казалось, что мастеръ, который
въ состояніи былъ создать іі эту природу, и
этііхъ людей, самъ долженъ быть такимъ-
же мечтателемъ самъ долженъ быть при-
частнымъ тайнѣ.
Этотъ мечтатель—Гансъ фанъ Марэ. Какая
ужасная иронія судьбы, что нмя одного изъ
лучшихъ мечтателей человѣчества,—ихъ было
такъ немного,—до сихъ поръ, пятнадцать
, лѣтъ спустя послѣ его смерти, пользуется
такой ничтожной извѣстностыо, а сколько
громкихъ именъ современниковъ можно было-
бы вычеркнуть изъ лѣтописи искусства!
Какой позоръ для Мюнхена, для Германіи,
для Евроны!
Марэ явился въ такой моментъ, когда никто
его не могъ понять. Начиная съ конца шести-
десятыхъ годовъ, лучшіе художники броси-
лись искать правды. В ъ Германіи создаютъ
свои шедевры Менцель, Лейбль, Либерманъ
и Удэ. Не только публика, но п эти худож-
ники не могли оцѣнить тогда] значенія того,
что задумалъ въ своемъ уѳдиненіи въ Римѣ
Марэ. Онъ перешагнулъ уже тогда вмѣстѣ съ
Росетти, Пювисомъ и Беклиномъ черезъ все то
гпгантское пустынпое поле, которое пришлось
пройти борцамъ за правду и въ концѣ кото-
раго еіце никто не видѣлъ въ то время т ѣ -
нистой рощи съ вѣчной зеленью, съ журча-
щими ручьями, съ поющими дпковинными
птицамп. Это священная роща мечтателей,
въ которую позже вступили и юные поэты съ
Бердслей во г л а в ѣ .
„Учиться видѣть—это все", говоритъ Марэ.
Нельзя передавать извѣстный предметъ такъ,
какъ онъ есть, какъ его видитъ всякій, а
надо его вобрать въ себя и затѣмъ создать
вновь изъ себя. Онъ намѣчаетъ уже иринципъ
новѣйшаго индивидуализма задолго до най-
денной впослѣдствіи формулы. Способность
творить изъ себя п есть главная особепность
искусства Марэ.
Онъ былъ не только противъ копировапья
природы, но даже противъ модной погони за
передачей впечатлѣпія, противъ импрессіо-
88 і
низма. Опъ завѣдомо отбрасываетъ всякоо
сяучайпоо впечатлѣніе па томъ осповапіи,
что только при помощіі огромнаго жизпен-
наго запаса такихъ впечатлѣній п притомъ
полной переработки ихъ можно притти къ
единому и обобщенному. Только обобщеніе
способно приблизить пасъ къ тайнѣ, можетъ
помочь намъ хоть нѣсколько прігаоднять
роковую завѣсу. Опъ не рисуетъ поэтому
случайнаго человѣка, данпаго человѣка, а
человѣка вообще.
Его не иптересуетъ проблема свѣта, такъ
какъ свѣтъ уничтожаетъ форму, мѣшаетъ
выражать съ полной ясностью все ея содержа-
ніе. Е г о занимаетъ лишь незыблемая, неза-
висящая отъ случайнаго момента фор.ма. Е г о
идеалъ—найти возможно полное содержаніе
формы бытія вещей. И Марэ не нужно было
ни сюжета, ни разсказа, ни того, что при-
нято обыкновенно называть содеряіаніемъ ху-
дожественнаго произведенія: единственное со-
держаніе его картинъ—человѣкъ въ просіпран-
ствѣ—(іег Мепзсіг іш К а п т . Онъ выражалъ
этимъ путемъ свои сложнѣйшія мысли и
тончайшія чувствованія.
Лучшее, что онъ сдѣлалъ—это триптріхъ
„Геспериды". Е д в а - л и онъ самъ придумалъ
это названіе: раньше картина называлась;
„собиратели апельсиновъ", а еще рапьше, на-
вѣрное, ннкакъ не называлась. То, что пи-
салъ Марэ, не подлежитъ занесенію въ ката-
логъ на общепринятыхъ основаніяхъ. Да и
какъ назвать мечты поэта о несуществую-
щихъ краяхъ и несуществующихъ людяхъ?
Репродукція съ этой вещи не дастъ, къ со-
жалѣнію, представленія о неземной поэзіи,
вылившейся въ ней. Я видѣлъ ее десяткп
разъ, знаю въ ней наизустъ каждый клочекъ
и отъ души посовѣтовалъ-бы каждому, кто
любитъ поэзію и живопись, если ему слу-
чится побывать въ Мюнхенѣ, пожертвовать
часа два на поѣздку въ ПІлейсгеймъ; онъ въ
этомъ не раскается. Живоиись этой вещи—
одна изъ высшихъ точекъ, до которыхъ до-
ходила гармонія красокъ. Описать божествен-
ную красоту этого сумеречнаго перламутро-
ваго неба, переливающаго розовыміі, голу-
быми, зелеповатыми и фіолетовыми тонами,
удивительный синій тонъ горъ, необычай- При жизни Марэ ни разу не улыбнулось
ный темно-коричневый тонъ стволовъ, оран- счастье быть признаннымъ: кромѣ двухъ-
жевыхъ апельсиновъ и зеленовато - сѣраго трехъ друзей его никто не понималъ. Между
тѣла я не въ состояніи. Замѣчу только, что тѣмъ онъ ясно сознавалъ все свое значеніе
другой триптихъ, такъ называемое „сватов- и чувствовалъ, что когда-нибудь оцѣнятъ то,
ство", немногимъ уступитъ первому, также что создано имъ. Онъ говоритъ въ одномъ
какъ и „охота Діаны" и оба варіанта „золо- изъ писемъ къ своему лучшему другу Фид-
того вѣка". леру: „ Я зпаю, что то, что несвязано съ не-
Съ технической стороны живопись Мар.э медленнымъ успѣхомъ, кажется свѣту су-
„сдѣлана" съ полнымъ отсутствіемъ того, что масшествіемъ. Надо терпѣть и терпѣть"
зовется мастерствомъ. Она лежитъ буграми, Разъ только, незадолго до его смерти,
доходящими часто до настоящей скульптуры судьба, казалось, ему улыбнулась: въ Римъ
и залита сверху лакалш, дающими ей видъ пріѣхалъ Луи Гурлптъ и былъ совершенно
майоликовой поливы. Онъ одинъ изъ первыхъ раздавленъ тѣмъ, что онъ увидалъ у Марэ.
вернулся къ ѣ е т р е г а кватрочентистовъ и Онъ насилу уговорилъ его отдать картины
почти все, что отъ него осталось, написано для спеціальной выставки въ Берлинѣ. Марэ
этимъ способомъ Его фигуры почти сплошь такъ свыкся съ ними, что безъ слезъ не могъ
грѣшатъ въ рисункѣ; руки и ноги часто со- разстаться съ лучшимъ, что нашлось въ его
вершенно сбиты и тѣмъ не менѣе я ни на мастерской. Выставка не имѣла никакого
мипуту не задумаюсь причислить его къ успѣха. Да?ке не было брани: ея просто не
большимъ рисовальщикамъ. Онъ мѣсяцами замѣтили. Жизнь Марэ, надорванная, достиг-
и годами работалъ надъ одной вещью и въ шая уже тахішіші'а положеннаго ей стра-
поискахъ за главнымъ, за формулой своей данія, оборвалась тотчасъ-же послѣ этой вы-
грезы, за широчайшимъ обобщеніемъ,'легко ставки. Умеръ одинъизъвеличайшихъ поэтовъ
утрачивалъ контуры отдѣльныхъ частей. За- человѣчества и величайшій живописецъ Гер-
то во всемъ современномъ искусствѣ, кромѣ
, маніи.
Пювпса, я не знаю художника, который до
Когда-то я недоумѣвалъ, какъ мояшо по-
такой степени владѣлъ - бы общей красотой
мѣщать эти шедевры здѣсь, въ деревушкѣ,
нужнаго ему движенія, который-бы такъ близ-
въ этомъ холодномъ дворцѣ, во флигелѣ, въ
ко умѣлъ подходить къ своему собственному
которыѲ можно попасть только по крышѣ,
идеалу линій. Вообпі;е надо быть осторож-
когда мѣсто имъ въ Пинакотекѣ. Однако та-
нымъ, когда вопросъ идетъ о такъ называе-
кова была воля Фидлера, наслѣдовавшаго
мыхъ недочетахъ въ рисункѣ у большого ху-
отъ покойнаго друга в с ѣ его сокровища.
дожника съ одной стороны и о корректномъ
Теперь, когда я въ послѣдній разъ былъ
рисункѣ какого-нибудь академика—съ дру-
въ Шлейсгеймѣ, я попялъ, что это лучшее,
гой. Я знаю нѣсколько такихъ «безграмот-
что можно было сдѣлать. Онъ всю жизпь
пыхъ> рисунковъ, которые перетянутъ на в ѣ -
былъ одинокъ; пусть и здѣсь онъ останется
сахъ исторіи академическую грамотность
всѣх:ъ временъ и народовъ. вдали отъ всего. Кто захочетъ, придетъ и
увидитъ его и здѣсь.
У Марэ есть рисунки, напоминающіе ве-
ликихъ мастеровъ возрояеденія. Мнѣ вспо- Игоіѣ Грабарь.
минается, напр., его картонъ въ Шлейс-
геймѣ—„Слава". Вотъ, г д ѣ сказался рисо-
вальщикъ!

і ) Ом. К а г і V . Р і й о И . Аиз йег ѴѴегкзІаи еіпез

КііпзИогз. Егіппогипееп ап сіѳп Маіег Напз ѵ. Магёез ') Нап8 V. Магёез. беіпет Апсіепкеп ^еѵійтеі ѵоп
аив (Іоп ^аіігеп 1880 - 8 1 ипа 1884—85. ЬихетЬиге 1890. Сопгай Ріесііег. Мііпсіі. 1889.

89,
ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ВЫСТАВКА ВЪ
М У З Е Ъ ДРЕВНОСТЕЙ И И С К у С С ГВЪ,
ВЪ КІЕВБ.
Кіевъ по преимуществу центръ археоло-
гическій. Совокупность предметовъ, имѣіо-
щихъ отношеніе главнымъ образомъ къ
древней топографіи города и его окрестно-
стямъ,—вотъ цѣль, къ которой направлены
стремленія ученыхъ археологовъ.
Памятяики, археологическіе въ узкомъ
смыслѣ слова, какъ-то курганныя находкн,
монетвые клады и вообще предметы, имѣю-
щіе въ большияствѣ случаевъ ничтожное
художествепное значеніе, но носящіе на себѣ
опредѣленные признаки принадлежности къ
какой-либо мѣстпости или къ какому-либо
времепи, считаются единственными, достой-
нымп тщательнаго обслѣдованія. Особенно
посчастлпвилось въ этомъ отношеніп пред-
метамъ курганнаго происхожденія и вещамъ
великокняжеской эпохи.
В ъ послѣдніе годы сдѣлалось даже ка-
кішъ-то почетнымъ спортомъ собирать пред-
меты до-монгольскаго періода и—оііять-таки
въ узко коллекціонерскихъ рамкахъ — ц ѣ -
нится не художественная сторона памятника,
а лишь степень его рѣдкости.
Совершенно иначе обстоитъ дѣло относи-
тельно мѣстныхъ памятниковъ искусства в ъ
собственномъ смыслѣ этого слова. Интересъ
къ архитектурѣ, скулыітурѣ и живоішси
такъ слабъ, что возможны какіе угодно „ре-
ставраціонные" ужасы, пикто не обратитъ на
нихъ ни малѣйшаго вниманія. Е щ е многимъ
памятенъ фактъ варварскаго иская^енія ку-
пола на геніальномъ произведеніи Растрел-
ли — Андреевской церкви; на виду у всѣхъ,
почти на дняхъ, былъ изуродованъ Кловскій
дворецъ, построенный по чертежамъ того-?ке
Растрелли архитекторомъ I. Г . Шейденомъ
( 1 7 4 4 г.).
Всѣмъ также памятно, какъ администра-
ція Кіево-Печерской лавры уничтожила рядъ
чортретовъ историческихъ дѣятелей—произ-
веденія мѣстныхъ мастеровъ Х У П и начала
ХТПІ столѣтій и кромѣ того подымала еще
вопросъ объ уничтоженіи замѣчательнаго
9о:
надгробнаго памятника знамѳнитому побор-
нику православія, князю К. И. Остроя?скому
(•{• 1 5 3 0 г.).
Немного лѣтъ тому назадъ былъ выбро-
шеяъ великолѣпный рѣзной иконостасъ X V I I
столѣтія пзъ Софійскаго собора, а теперь
точно т а к а я - ж е участь ожидаетъ грандіоз-
ный мазепинскій иконостасъ соборной церкви
Кіево-Печерской лавры...
Примѣры нодобнаго рода такъ много-
численны, что нѣтъ нпкакой возмоягности
ихъ пьречислить, достаточно только сказать,
что это совершенно обыденное, никого не
оскорбляющее явленіе.
Помимо обычной среди нашихъ мецена-
товъ некультурности и вытекающаго отсюда
отношенія къ пскусству, какъ къ спорту,
способствуетъ такому пренебрежительному
взгляду на мѣстные памятники искусства
еще отчасти и то, что высокпмъ искус-
ствомъ у любителей считаіотся единственно
пропзведенія Рафаэлей, Рембрандтовъ, Пс-
рудягино, Тьеполо, Донателло, Луки делла
Раббіа и др. знаменитыхъ яіивописцевъ и
скульпторовъ, I I собственно даже не общеиз-
вѣстныя произведенія этихъ велпкихъ масте-
ровъ, а тѣ, которыми надѣляютъ, подъ ихъ име-
немъ, заграничные антиквары тщеславныхъ.но
не особенно твердыхъ в ъ пониманіи искусства
„знатоковъ".
Такое положеніе дѣлъ новольно отра-
ягается па музеѣ древностей и искусствъ и
на его выставкахъ. Отдѣлъ допсторическихъ
и великокняжескихъ древностей находится
въ наплучшемъ состояніи, мѣстная-же ста-
рая живопись и вообще пластическіе памят-
ники, не имѣющіе особой матеріальной цѣн-
ности на археологическомъ рынкѣ, разсма-
триваются какъ неваяіный балластъ, кото-
рымъ не стоитъ загромождать музей. И если
бы слишкоиъ ужъ много вещей было по-
добнаго рода; наоборотъ, церковная"!!;ясиво-
пись и рѣзьба, напримѣръ, такъ дѣятель-
но уничтожалась и уничтоясается до сихъ
поръ, что въ настоящее время даже памят-
ники искусства X V I I I столѣтія встрѣчаются
довольно рѣдко, не говоря уже о произведе-
ніяхъ временъ болѣе отдаленныхъ.
 Доказатольствомъ индиферентнаго отно-
шенія къ дѣлу моя?етъ слуясить такого
рода явленіе, довольно хорошо характеризуіо-
щее музей и его порядки: на выставкѣ на-
ходится нѣсколько рѣзныхъ барочныхъ ста-
туй—любопытные образцы мѣстной работы,
представляіощіе изваянія Богоматери, анге-
ловъ и святыхъ. Посѣтитель вправѣ думать,
что вещи эти принадлежатъ музею, но при
ближайшемъ разсмотрѣніи оказывается, что
эти немпогочисленныя и единственныя въ
музеѣ произведенія рѣзпого мастерства пред-
назначены къ продажѣ, такъ по крайней
мѣрѣ гласятъ объ этомъ лаконическіе ярлыч-
ки, паклеенные на статуяхъ: „продается".
Кто продаетъ, музей или частное лицо—
неизвѣстно. А между тѣмъ пріобрѣтеніе по-
добнаго рода вещей является прямой зада-
чей музея, оправдывающей смыслъ его су-
ществовапія.
Е щ е гораздо хуже обстоитъ дѣло съ яш-
вописью. Нѣсколько лѣтъ тому пазадъ изъ
Вишпевецкаго замка поступила въ музей се-
рія фамильныхъ портретовъ кн. Вишневец-
кихъ. Среди этихъ портретовъпервое мѣстопри-
падлея«итъ драгоцѣнному изображенііо Дмит-
рія Самозванца, писанному, повидимому, съ па-
туры. Умное и красивое, слегка улыбаіощее-
ся лицо этой загадочной ліічпости передапо
съ поразительнымъ мастерствомъ. *) Годъ пли
два тому пазадъ этотъ первостепенной ваяг-
ности историческій памятникъ былъ весь про-
питанъ масломъ, а мпогія частности совер-
шенно замазапы реставраторомъ музея. Т а -
кая-же участь постигла и остальпые порт-
реты Вишневецкаго замка. В ъ особенности
сильно пострадали портреты князей Вишне-
вецкихъ, писанные X . I. Вернеромъ въ поло-
винѣ Х Ѵ Б І в., а такяіе довольпо значитель-
но изуродованъ интересный въ историче-
скомъ отношеніи портретъ Дмитрія Корибута
кн. Вишпевецкаго. Такого рода положеніе
вещей никого не удивляетъ и не возмущаетъ.
*) У Киліана и на другихъ современныхъ грави-
рованныхъ портретахъ черты лпца Димитрія по срав-
ненію съ этиыъ портретомъ значптельно измѣнепы къ
худшему, такъ что Вишневецкій портретъ занимаетъ
исключиіѳльноѳ ыѣсто въ иконографіи самозванца.
Да и стоитъ-ли особенно хлопотать изъ-за
какихъ-то портретовъ, писанныхъ какими-то
малоизвѣстными или даже совсѣмъ неиз-
вѣстными мастерами?
Впрочемт) было-бы не вполнѣ справедли-
во но отмѣтить, что на выставкѣ самое вид-
но мѣсто отведено все-таки ясивописп. Но за-
то здѣсь собраны не безвѣстные анонимы, а
Есе произведенія корифеевъ, начиная отъ
ретушированныхъ портретовъ Крамского и
кончая бездарными пародіями на Макарта—
Котарбинскаго. В ъ общемъ, впечатлѣніе, по-
лучаемое отъ обозрѣнія этого отдѣла, доволь-
но безотрадное. Значительныя пространства
заполнены немощнымп академическимихолста-
ми „на'степень художника", которыми обыкно-
венно академія надѣляетъ провипціаль-
ные музеи, имѣя повидимому въ виду благую
цѣль—облагораживаніе туземныхъ вкусовъ.
Огромные щиты съ рисунками двухъ Вереща-
гиныхъ смѣшаны съдѣтской наивностыо подъ
общимъ именемъ. Тутъ въ трогательномъ еди-
неніи находятся эскизы Верещагнпа - ико-
нописца („Изведеніе ап. Петра изъ темницы",
„Крещеніо кіевлянъ" и д р . ) с ъ ташкептскими
и кавказскими этюдами Верещагипа-этногра-
фа. В ъ лубочныхъ издѣліяхъ мѣстныхъ силъ
тоже нѣтъ недостатка. „Дѣвочки съ кукла-
ыи", „Интересныя дыни", „Дивчата" и т. п.
персонаяіи, скверно нарисованные и отврати-
тельно раскрашепные, съ самодовольной па-
зойливостью глядятъ со стѣнъ.
Отдыхаетъ г л а з ъ л и ш ь на немногихъ, какъ
бы случайно попавшихъ в ъ эти груды хламу,
истинно поразительныхъ вещахъ. Одно изъ
первыхъ мѣстъ припадлежитъ портрету кн.
Н. И. Куракпной—Боровпковскаго (писанъ въ
1 7 9 5 г . ) . Среди работъ Боровиковскаго едва-
ли найдется что-нпбудь равное этому порт
рету въ смыслѣ гармонпческой цѣльности и
законченности. Такого-же совершенства порт-
ретъ неизвѣстной Левііцкаго и женскій порт-
ретъ Кипренскаго. Затѣмъ слѣдуютъ — мас-
терское произведеніе Боровиковскаго, хотя п
болѣе обычнаго характера—портретъ Трощин-
скаго, очаровательный этюдъ-голова молодо-
го человѣка Кипренскаго и интересный порт-
ретъ дамы въ голубомъ неизвѣстнаго русска-
91
го мастера екатернненскихъ временъ. Среди
довольно большого количества всщей совре-
менныхъ школъ рѣзко выдѣляіотся: ипте-
росная акварель Врубеля—„Натурщица" и
нѣсколько этюдовъ Ге и Рѣпина. Обращаетъ
также на себя вниманіе великолѣппое іояшо-
русское шитье Х Ѵ П іі Х Ѵ І П ст. (Изъ собра-
нія В . Н. и Б . И. Ханенко).
Вотъ перечень почти всего, что имѣетъ
на выставкѣ художественное зпачепіе.
Ст. Яремичъ.
ПО ЕВРОПЪ.
Письма о современпомъ искусствѣ.
3.
Тотъ, кто хотѣлъ-бы ознакомиться съ мо-
лодымъ французскимъ искусствомъ послѣд-
няго десятплѣтія, напрасно сталъ-бы пскать
его по офиціальпымъ выставкамъ: пи въ обо-
ихъ Салонахъ, ни у пастеллпстовъ, нп даже
въ „международномъ обществѣ художниковъ"
нѣтъ почтп ни одного представителя модер-
нистовъ новѣйшей формаціи. Они в с ѣ ютят-
ся въ знаменитой гце Ьайѣіе у Діоранъ-
Рюэля, Бернгейма и главнымъ образомъ у
Волара. Послѣдній является для новѣйшей
французской школы тѣмъ-же, чѣмъ нѣкогда
былъ Дюранъ-Ріоэль для старыхъ импрессіо-
онистовъ. Р а з ъ въ годъ молодые художники
выступаютъ и публично на „выставкѣ незави-
симыхъ". Здѣсь нѣтъ жіори и, какъ значит-
ся въ статутѣ выставки, „ея задача состоитъ
въ томъ, чтобы дать возможность художни-
камъ свободно представить свои произведе-
нія па судъ публики". Само собоіо разумѣет-
ся, что это приводитъ къ массѣ самыхъ не-
ожиданныхъ курьезовъ и, напр., на нынѣш-
пей выставкѣ есть буквально дѣтскія кара-
кули, занумерованныя, какъ и все остальное
и попавшія въ каталогъ, насчитывающій
благодаря этой доступности свыше 1 8 0 0 ну-
меровъ. Это своего рода салонъ по ужасаю-
щему количеству выставленнаго матеріала.
Модернисты выдѣляютъ себя однако въ осо-
92
бый отдѣлъ и производятъ очень опродѣлен-
ное впечатлѣпіе.
Достаточпо пройтпсь по нѣсколькимъ з а .
ламъ, въ которыхъ опи выставили, чтобы не
оставалось никакихъ сомнѣній на счетъ
ихъ паціональпости: это могутъ быть только
соотечественники Клода Монэ. То здѣсь, то
тамъ видишь вліяніе Дегаса, Уистлера, Бе-
нара, но его очень немпого. Дегасъ выродпл-
ся въ пастоящее кривлянье на почвѣ компо-
зицій, добытыхъ съ помоіцью „Кодака", Уист-
леръ—расплылся въ морѣ пошлѣйшаго фю-
мизма и Бенаръ прсвратился въ оргію экспе-
римента съ ультрамариномъ и кадміемъ.
Доминируетъ надъ всѣми Монэ и его ме-
нѣе крупные современппки: Сислэ и Писсаро.
Ипые прямо повторяіотъ то, что такъ сильно
формулировано Монэ, но повторяютъ его въ
безконечно худшей редакціи,—другіе д ѣ й -
ствительно пробуютъ въ разныхъ направле-
ніяхъ найти какой-нпбудь плюсъ къ формулѣ
стараго пмпрессіошізма. Это даетъ поводъ
говорить 0 нео-импрессіонизмѣ. Е г о представи-
тели утверждаіотъ, что Монэ не исчерпалъ
области красочнаго впечатлѣнія, онъ только
первый началъ ее разрабатывать іі лишь
кое-что успѣлъ намѣтить. Д л я нихъ онъ не
то чтобы совсѣмъ устарѣлъ, но просто мало
рафиніірованъ, совершенно такъ-же, какъ п
Бенаръ. Послѣдній только намѣтилъ шармъ
люмпнизма, но не пошелъ дальше грубова-
тыхъ эфектовъ, которые теперь уже видитъ
въ природѣ всякій буржуа.
Когда выйдешь изъ большого Салопа на
открытый воздухъ и глазамъ становится боль-
но отъ ослѣпительнаго свѣта, отъ яркаго
солнца, отъ сочной зелсни, отъ бѣлыхъ доро-
жекъ, то ясно сознаешь, всѣми свопми чув-
ствами одновременно, какая огромная разни-
ца между всѣмъ, только что видѣннымъ въ
Салонѣ, и этой настоящей природой. И пони-
маешь, чего тамъ жадно ищутъ лучшіе изъ
молодыхъ импрессіонистовъ. Они готовы по-
жертвовать всѣмъ, только-бы какъ нибудь
подойтп ближе къ этому до сихъ поръ не
дающемуся свѣту. И у нихъ дѣйствительпо
свѣтлѣе па выставкѣ, чѣмъ въ Салонахъ.
Для передачи свѣта они не останавливаются
кп передъ какимн средствами. Есть у нихъ
одиа зала, которая вся сплошь кажется си-
пе(1. Здѣсь выставлены вещи извѣстнаго
Синьяка, очень входящаго въ моду Кросеа,
Люса и ванъ-Рисселъберга. Послѣдній мнѣ ка-
жется самымъ талантлпвымъ изъ нпхъ и въ
его „жепщинахъ на берегу моря" есть чрез-
вычайно много удачно схваченныхъ кра-
сокъ. Опъ паименѣе „синій" изъ этой группы.
Синьякъ, отличагощійся наибольшимъ ма-
стерствомъ, успѣлъ уже сдѣлать изъ найден-
ной имъ когда-то гаммы довольно дешевый
трафаретъ, по которому безошибочно пишетъ
сотни вещей. Ни Кроссъ, ни Люсъ не произ-
водятъ впечатлѣнія искреннихъ искателей.
Изъ импрессіонистовъ не синей категоріи
выдѣляются красочяые Этнеръ и Пюи. Эт-
неръ пишетъ чистыми красками и его „трюкъ"
пе передача свѣта, а возможно большая ин-
тенсивность краски. Онъ написалъ „человѣка
съ лошадью", освѣщенныхъ заходящимъ
солнцемъ, и взялъ совершенно зеленое небо,
красную лошадь, желтую траву и желтое
тѣло человѣка.—Въ общемъ есть какой-то
курьезный намекъ на послѣдніе лучи солнца.
Пюи, въ противоположность синимъ импрес-
сіонистамъ, беретъ зелень интенсивно зеле-
ной съ перевѣсомъ желтизны надъ синимъ.
Одновременно съ появленіемъ нео-импрес-
сіонистовъ стала замѣчаться въ другой части
молодежи реакція противъ крайиостей им-
прессіонизма. Художники какъ будто разо-
чаровались въ возможности передать силу
свѣта и обратиліись къ его красотѣ. Свѣтъ
не всегда ослѣпителенъ, не всегда отъ него
глазамъ больно: онъ можетъ быть убаюки-
вающимъ, нѣжнымъ, ласкающимъ. Д л я того,
чтобы добиться его силы, нео-импрессіонисты
разлагали его на составныя части,—оттого
они такъ пестры. Это анализъ живописи.
Реакціонная молодежь затосковала по ла-
сковости въ природѣ; ей захотѣлось снова
слить краски, уйти отъ пестроты, притти къ
спокойнымъ серебристо-сѣрымъ гаммамъ, ей
нужны упрощенія, обобщенія, нужѳнъ стиль.
Это синтезъ живописи. И въ то-.же самое
время, какъ нео-импрессіонисты перегоняютъ
одинъ другого въ лихорадочной скачкѣ за
яркостью красокъ, сиптетпки завѣдомо эти
краски тушатъ. Ихъ сѣрая живопись одпако
совсѣмъ не та сѣрая живоппсь, которая была
у пленеристовъ, воспитавшихся на Манэ;
она гораздо тоньше. Для нихъ не пропали
даромъ красочныя искапія Клода Монэ, Де-
гаса, Бенара и да?ке Латуша; они только по-
нижаютъ на нѣсколько топовъ интенсіівность
ихъ гаммъ, сохраняя часто всю красоту этого
безконечнаго разнообразія тонкихъ перели-
вовъ красокъ.
Красивѣе другихъ живопись Бильяра. На
выставкѣ у него есть нѣсколько небольшихъ
вещей, набросковъ, этюдовъ, по которымъ
трудно составить себѣ полное представленіе
объ этомъ художникѣ. Узнать его можно
только въ гие ЬаГі11;е. Однако п здѣсь ви-
дѣнъ тонкій гармонистъ, умѣющій наблюдать
в е щ и не шаблопно.
Другой художникъ этой группы—^оиногз-ь
поставилъ нѣсколько очень типичныхъ для
него красивыхъ пейзажей и нѣсколько,
къ сожалѣнііо, тоже типичныхъ для него
скверныхъ портретовъ. Е г о знанія головы и
тѣла слишкомъ скромны, чтобы пускаться
съ ними въ портретную живопись. Зато его
„садъ"—очарователенъ, такъ-же какъ трип-
тихъ, изобраяіаіощій паркъ съ гуляющей
публикой и в ъ особенности „мостъ искусствъвъ
Парияіѣ". Вездѣ есть солнце, но оно слегка
потушено. Живопись Боннара не такъ кра-
сива, какъ у Вильяра; она менѣе проста и
не такъ далека отъ нѣкоторыхъ вещей ста-
рыхъ импрессіонистовъ.
Красивыя вещи выставилъ въ той-же
группѣ Руссель; по степепи дарованія онъ
однако несравненно ниже обоихъ предыду-
щихъ. Ниже ихъ и Ибельсъ, на этотъ разъ вы-
ставившій особенно неудачно, нѣчто среднее
между іілохимъ Дегасомъ и среднимъ Фо-
реномъ.
Дальше всѣхъ ихъ въ упрощепіи попіелъ
Валлотонъ. Онъ выставилъ рядъ портретовъ,
написанныхъ въ три, четыре тона. В ъ своей
живописи онъ останавливается какъ разъ на
той границѣ, за которой уже начинается кар-
рикатура и, кажется, иногда онъ переходитъ
за эту границу. Е г о портретъ уже не просто
93:
сиптезъ, не просто квинтэссенція того, что
для человѣка характерно, а какая-то матема-
тическая формула этого характера, переведен-
ная на языкъ калпграфіи въ краскахъ. Таковъ
у него В . Гюго, таковъ еще больше Верленъ.
Когда знаешь, какъ этотъ человѣкъ писалъ
когда-то, какъ чисто по Энгровски паписанъ
его портретъ, бывшій на ретроспективной
выставкѣ в ъ Парижѣ, то начинаешь сомнѣ-
ваться въ полной пскренности его тепереш-
няго искусства. На меня онъ производитъ
впечатлѣпіе человѣка, сказавшаго себѣ: такъ
писать теперь нельзя, надо проще и чѣмъ
проще, тѣмъ лучше. Мнѣ кажется, что
онъ пменно убѣдплъ себя въ этомъ, при-
шелъ къ этому логически, безъ пастоящаго
интуитивнаго импульса, безъ той полусозна-
тельной, неуловимой п пеподдающейся ни-
какимъ формулировкамъ потребности, которая
одна только ведетъ къ истинному искусству.
Нѣсколько въ сторонѣ отъ этой груипы
стоитъ Морисъ Денисъ, выставившій цѣлую
коллекцію вещей.Онъимѣетъ съ предыдущими
только то общее, что также является предста-
вителемъ реакціи противъ импрессіонизма. Но
въ то время, какъ тѣ стараются уиростить им-
прессіонизмъ и кагкдый по своему оперируютъ
надъ нимъ, Денисъ ищетъ спасенія совсѣмъ
внѣ его. Импрессіонизмъ задѣлъ его лишь
слегка. Ему каяіется, что в с ѣ эти задачи впе-
чатлѣнія, свѣта, красокъ до такой степени
закрыли намъ глаза на все остальное, болѣе
важное, что необходимо нѣсколько встрях-
нуться. Надо смотрѣть на вещи пепосред-
ственнѣе п наивнѣе, а не сквозь вѣчныя
свѣтовыя и красочныя проблемы. Онъ напи-
салъ портретъ матери съ двумя маленькими
дѣвочками и груднымъ ребенкомъ.
В ъ этой вещи есть нѣчто очень тонкое:
отъ нея вѣетъ какнмъ-то безконечпо добрымъ
и ласковымъ чувствомъ. Можно притти въ
такую дѣтскую и не услыхать ничего кромѣ
дѣтскаго визга, можетъ быть, очень непріят-
наго, и пе увидать ничего, кромѣ хаоса и без-
порядка, можетъ быть, очень противпыхъ. И
можно притти въ такую дѣтскую, увидать
тамъ мать н дѣтишекъ и отъ одного вида и
матери, и дѣтишекъ, и всей дѣтской съ ябло-
94
ками и смѣшпой чашкой и яіелтой скатертью,
почувствовать вдругъ гдѣ-то далеко внутри
себя что-то такое-же доброе и ласковое, какъ
в с ѣ они. Это удалось Денису написать. Для
того, чтобы такія вещи удавались, необходима
большая непосредственность и извѣстная не-
слоя«ность впечатлѣнія, отсутствіе нагромо-
жденія разныхъ побочныхъ задачъ. Нельзя
однако сказать, чтобы Денису это всегда
удавалось. На выставкѣ есть еще только
одна вполнѣ удачная вещь,—это „играю-
щій ребенокъ", г д ѣ мать держитъ ра-
зыгравшееся дитя. Во всемъ остальномъ ви.іно
ягеланіе нодняться до очень цѣннаго для
художника міросозерцанія: до міросозерцанія
напвнаго, отрицающаго все рафинированное,
но это слишкомъ ирозрачно и въ рѳзультатѣ
онъ возвращается къ тому, отъ чего хотѣлъ
уйти, къ крайней изысканности пресы-
щеннаго гурмана - эсте та. Надо сказать,
что въ этомъ году онъ очень слабъ въ
краскахъ, которыя какъ разъ составляютъ
прелесть его прежнихъ вешей; ихъ много
можно увидѣть у Волара п Бернгейма. „Сня-
тіе съ Креста" и „Мадонна" ныпѣшняго са-
лона—мнѣ не нравятся. Здѣсь я ни одной чер-
точкѣ не въ состояніи иовѣрить. Вообще, если
въ наши днп возможна еще религіозная жи-
воппсь, то не въ схемѣ Беато-Анжелико при-
дется ее искать; только въ собственноП д у ш ѣ
ее отыщетъ худоясникъ и разъ отыщетъ, то
всякая форма, въ которую она выльется, бу-
детъ убѣдительна, не только архаичная, но
и совсѣмъ совремепная, можетъ быть даже
наПденная импрессіонистамп.
4.
Кромѣ тѣхъ художппковъ, которые выста-
вили у „независимыхъ", есть цѣлая группа
пмирессіонистовъ, выставляющихъ только у
Дюрапъ-Рюэля и очень имъ покровительствуе-
мыхъ, — это Луазо, Моффра, д'Эспанья, Андрэ и
Ассамъ.
Луазо и Моффра не прибавили ровно пи-
чего къ тому, что было сдѣлано старыми
импрессіонистами. Луазо похожъ на посред-
ственнаго Монэ, а Моффра на посредственнаго
Писсаро. Д'Эспанья считается главнымъ стол-
помъ всей группы, па него есть уже боль-
шой спросъ и онъ попалъ въ младшіе бога-
тыри. Онъ представляетъ собою нѣчто
среднее меягду Писсаро, очень плохимъ Ре-
нуаромъ его послѣдняго періода—сине-крас-
наго, Ванъ-Гогомъ и Гогеномъ. Два послѣд-
ніе мастера въ особенности сильно на него
повліяли. Онъ пишетъ солнце, зелень, жен-
щинъ въ саду, паіиге т о г і е въ красновато-
синей гаммѣ и на мой в з г л я д ъ ничего, кромѣ
пережевыванья стараго, не даетъ. Андрэ ско-
рѣе приблияіается къ Вильяру, чѣмъ къ этимъ
импрессіонистамъ, но онъ очень скученъ и
достаточно бездаренъ. Единственный несо-
мнѣнно даровитый человѣкъ этой груипы —
только что дебютирующій Ассамъ. Онъ вы-
ставилъ теперь и въ салонѣ рядъ пейзажей.
Первое впечатлѣніе при в з г л я д ѣ на нихъ—
это сходство съ Рафаэлли; они иохояш по
фактурѣ на живопись Рафаэлли. Но вмѣсто
молочно-сѣрой гаммы въ нихъ есть какой-то
звонкій, золотой аккордъ, краски очень кра-
сивы и чрезвычайно тонко наблюдены. Луч-
шая его вещь „Испанская лѣстница" въ Р и -
мѣ, выставленная имъ въ Салонѣ.
Вотъ все, что молодая Франція дала въ
этотъ годъ. Я не говорю о вещахъ Форэна и
Гогена, такъ какъ оба они и въ особенности
первый принадлежатъ скорѣе къ переходной
эпохѣ. Форэнъ—мастеръ съ давнишней репу-
таціей первокласснаго рисовальщика и яси-
вописца, стоящаго по своему характеру меж-
ду Дегасомъ и Домье. В ъ послѣднее время
вліяніе Домье сказывается на немъ особенно
сильно и нѣкоторыя его картины изъ міра
адвокатовъ и преступниковъ издали можно
принять за вещи Домье. Гогенъ какъ - то
вдругъ остановился и сталъ повторяться въ
своихъ темахъ съ острова Таити, г д ѣ онъ,
кажется, окончательно осѣлъ.
Е с л и подвести итоги тому новому, что
Франція дала въ послѣдніе годы, то едва-ли
они окажутся очень благопріятными для
творчества народа, въ теченіи цѣлаго столѣ-
тія стоявшаго во г л а в ѣ всѣхъ крупныхъ дви-
женій въ европейскомъ искусствѣ. Если и
замѣтно извѣстное стремленіе искать новое и,
если можно да^ке отдать себѣ отчетъ, въ ка-
комъ именно направленіи модернисты ищутъ,
чего они хотятъ, — то съ другой стороны
слишкомъ очевидно бросается въ глаза недо-
статокъ сильныхъ талантовъ, энергичпыхъ
натуръ, какими были Манэ, Монэ и Дегасъ.
Чувствуется болѣзненность, нервность и на-
дорванность.
Когда сидишь въ кафе на одномъ изъ
шумныхъ бульваровъ Парижа п лампочки
только что заікгутся подъ маркизами и сотни,
тысячп людей, мужчинъ и женщинъ, в ѣ ч -
но куда-то спѣша, проносятся мимо съ жел-
тыми рефлексами отъ электричества и сини-
ми отъ темнѣющаго неба, то калгется, что
начинаешь понимать всю нервность этой жіі-
вописи. Ни въ одномъ городѣ нѣтъ этой безд-
ны кафе и нигдѣ художникъ не имѣетъ пе-
редъ глазами этой вѣчной борьбы искусствен-
наго свѣта съ небомъ, этихъ тонкихъ, пзуми-
тельно красивыхъ, желтоватыхъ, и голубова-
тыхъ тоновъ, которые онъ наблюдаетъ здѣсь.
Когда долго въ нихъ всматриваешься, пони-
маешь, что и Бенаръ, и Латушъ для нихъ, для
модернистовъ—ужеѵіеих ^еи. Здѣсьвсеэто еще
тоньше и еще красивѣе. А мужчины в ъ ци-
линдрахъ и женщины въ какой-то пѣнѣ изъ
кружевъ, газа и мѣха, въ красивыхъ шля-
пахъ, безпрерывно мелькаютъ передъ глазами,
каждое мгновеніе новая голова, новая шляпа,
новыя кружева. Какая-то нервная, бѣшенная
скачка. И самъ становишься нервнымъ до ио-
слѣдней возможности. Сама жизнь какт^-буд-
то сложилась здѣсь такъ, что иначе ея не
передашь, какъ только на лету, быстро, по-
лунамеками. И самъ Дегасъ начинаетъ ка-
заться ужъ слишкомъ размышляющимъ.
Д л я того, чтобы угнаться за этой ягизнью,
нуяіны новые титаны. Ихъ нѣтъ. Все, что
явилось на смѣну старымъ—безконечно я т л -
ко и хило. И каягется уж;е, будто Франція
сказала свое послѣднее слово въ живописи
Монэ и Дегаса. Моягетъ быть настала очередь
другихъ, болѣе молодыхъ народовъ.
Игорь Гра^арь.
95
 КОРРЕСПОНДЕНЦІЯ И З Ъ МЮН-
ХЕИА.
I.
Международная выставка Сецессіона.
Послѣ нѣкоторыхъ внутреннихъ неуря-
дпцъ и столкновеніП молодыхъ членовъ се-
цессіона со „стариками" (въ число которыхъ
отнесенъ уже и Ф.Штукъ), а быть можетъ,
главнымъ образомъ, вслѣдствіе начавшеЛся
конкурренціи съ Берлиномъ изъ за титула
„Кипзізкасіі," руководители п заправилы мюн-
хенскаго сецессіона очевидно рѣшили въ
этомъ году постараться.
Послѣ блестящаго начала и сравнительно
быстраго успѣха у наиболѣе художественной
части публики выставки сецессіона какъ-то
вдругъ поблекли. В ъ каталогахъ попрежнему
стояли тѣ-яіе возбуждавшія живой интересъ
имена мѣстныхъ художниковъ, а между тѣмъ
казалось, что по стѣнамъ висятъ „тѣ-же",
уже давно видѣнныя вещи, только какъ-бы
иолинявшія, вещи, исходная точка которыхъ
вслѣдствіе буквальнаго повторенія утеряла
блескъ свѣжаго замысла, въ которыхъ тем-
пераментъ замѣнился „пріемомъ". Однимъ
изъ отрадныхъ исключеній въ этомъ слу-
чаѣ являлся ЬисІ-ѵі'і§ НегіегісЬ, который,
вопреки своему профессорству, съ безпокой-
ствомъ, свойственнымъ большею чаетью толь-
ко молодому художнику, отворачивался отъ
своего „успѣха" и ставилъ себѣ постоянно
новыя задачи. В ъ то-же время сецессіонъ
пересталъ искать и привлекать на свои вы-
ставки пностранцевъ (вѣдь ему въ свое время
былъ обязанъ Мюнхенъ „открытіемъ" шот-
ландцевъ, русскихъ н скандинавовъ); въ немъ
сталъ мало по малу, изъ года въ годъ, силь-
нѣе застаиваться чисто мѣстный сецессіон-
ный воздухъ, воздухъ „новой академіи".
Благодаря этому начавшемуся застою^
Мюнхенъ ((ііе Кипзізіайі МііпсЬеп) лишь въ
этомъ году въ первый рааъ видитъ у себя
Зулоагу. Организаторы выставки позаботились
достать у Бременскаго художественнаго обще-
ства извѣстный, кажется, всему свѣту портретъ
96:
актрисы Консуэло (см. репродукцію въ „Мірѣ
Искусства" 1901 г., №Л'Ь 8 — 9 ) . В ъ первый
же разъ мы видѣли въ Мюпхенѣ А. йе 1а
Оапйага, прпславшаго портретъ президпнта
парил«скаго совѣта Езсийіег и „Спящую мо-
лодую женщину", вещи, отличающіяся спо-
койной величественностью и серьезностью
рисунка и нростой живописи. Сецессіонъ
даетъ намъ случай видѣть и нѣсколько
первоклассныхъ французовъ: здѣсь есть
„Бурный вечеръ" Мёпаг(і'а, огромная „Про-
цессія" Соііеі, построенная на противополо-
женіи цѣлаго хора яркихъ красочныхъ пя-
тенъ (фигуры въ бретонскихъ костюмахъ,
хоругви на солнцѣ) къ спокоПно обобщенной
тѣни, въ которой потонули группы фигуръ
по бокамъ и весь пейзажъ сзадн; хорошій
Віапсіге, чудесная небольшая вещь А т а п -
]еап (свѣтлая дама съ чернымъ вѣеромъ) и
12 скучныхъ картоновъ (рисунки для госпи-
тальной капеллы въ Беркѣ) Ве8паг(і'а. Изъ
англичанъ мы встрѣчаемъ преяінихъ по-
стоянныхъ участниковъ мюнхенскаго сецес-
сіона: Аизіеп Вго\ѵп'а, Вгап§лѵуп'а, СгеіІГеп-
Ь.а§еп'а, Ьаѵегу, ^еѵеп (іи Мопі, Аіех, йосЬе и
т. д. въ заключеніе съ объангличанившимся
8апІег'омъ, который на этотъ разъ не внесъ
въ свой „утренній разговоръ" уже ни одноП
краски, кромѣ сѣровато-бѣлой и черной,
чѣмъ и обезпечилъ себѣ безусловную гармо-
нію. Кромѣ нѣсколькихъ малозначительныхъ
итальяпцевъ и, кажется, одного венгерца,
сецессіонъ получилъ нѣсколько вещей изъ
различныхъ нѣмецкихъ городовъ. Напз Т Ь о т а
прислалъ свое „Стадо козъ" (см. репродук-
цію в ъ „Мірѣ Искусствѣ" 1901 г. 8—9)
и свой тихо поэтичный „Лѣтній пейза^къ",
писанный еще в ъ 72 г.,—вещи, къ которымъ
такъ хорошо подходитъ нѣмецкое слово
„есЬі". Изъ берлинскихъ сецессіонистовъ,
поддерживающихъ сухо-оффиціальную связь
съ Мюнхеномъ, мы видѣли д в ѣ хорошихъ
вещи ЬеІ8Ііко-«г и не очень плохого 2. ѵ. НоГГ-
тап'а.
Что касается самого Мюнхена, то нужно
преяіде всего отмѣтить молодого худоягника
2ісЬіепЬегдег'а, выставляющаго только вто-
рой разъ.
Его рѣдкая любовь къ „живописи" попала на
благодарпую почву удивительпо тонкаго чув-
ства мѣры и яснаго пониманія смысла кра-
сочнаго пятна. Его іпііёгіепг'ы, чистые образцы
интимной яіивописи, — источникъ наслалі-
дснія для настоящаго гастронома краски.—
Изъ молодыхъ-я№ очень интересенъ Ехіег, ко-
торый оставилъ свой стиль „]и§:еп(і" и обра-
тился больше къ я«ивописной сторонѣ. Ргапг
Зіиск далъ, кромѣ обычных7> за послѣдніе
годы „продажныхъ" головъ и портретовъ,
большой двойной портретъ: самъ онъ стоптъ
въ своей мастерской передъ большимъ, еще
нѳтронутымъ холстомъ и какъ-бы готовится
писать стоящую передъ пимъ яіеиу.—Пікіе,
НаЬеѵшапп, ЗатЬег^ег, Каізег, Вескег, Кеііег,
Е.еиі1іп^еп и изъ болѣе молодыхъ ЗсЬгатіп,
]аик, \ѴіпІ;егпіІ2, — не пзмѣнились ни на во-
лосъ. Думается, что они могутъ теперь пи-
сать и съ завязанными глазами.
П.
ГОДИЧНАЯ ВЫСТАВКА 0ЬА8РАЬА8Т'А.
Огромное зданіе, соединяющее въ себѣ 7 5
разной величипы залъ, такъ тщательно за-
гороягено внутрп отъ свѣта, что, бродя въ
этомъ лабпринтѣ въ пасмурный день, спра-
шиваешь себя: зачѣмъ строили его отъ фунда-
ыепта до крыши изъ стекла? Но легче спря-
таться въ стеклянномъ зданіи отъ солнца,
чѣмъ закупориться въ немъ въ наши дни
отъ „свѣжаго воздуха" въ искусствѣ.
В ъ послѣднее время (особенно въ послѣд-
ніе полтора-два года), въ средѣ Кйп8І1ег-(}епоз-
8еп8СІгай пошлп недоразумѣнія п раздоры,
главпымъ образомъ, вслѣдствіе неправиль-
ныхъ дѣйствій и небрежности жюри. Многіе
даже старые члены-профессора вышли пзъ
состава общества и пробуютъ пристроиться
со всѣмп своими горными вндами, оленями
и тирольцами въ молодыя общества н въ
случаѣ неудачи (болѣе чѣмъ частой) выста-
вляютъ въ художественпыхъ магазинахъ.
Вмѣсто ЬепЪас1і'а на президентское кресло
посаженъ „извѣстный маринистъ" Реіегзеп.
Однако в с ѣ эти внутреннія переустройства
ничѣмъ не отразилпсь на ваѣшнемъ впдѣ
выставки самой КйпзіІег-СепоззепзсЬаК;.
Несмотря на необыкпопепную свою произ-
водптельность, старѣйшее мюпхенское обще-
ство уже пе могло-бы паполнить собою всего
зданія и вѣшаетъ на дверяхъ нѣкоторыхъ залъ
таблпчку „^езсЫоззеп". Ояо прпзываетъ себѣ
на помощь слоихъ близкихъ по духу собратій
другихъ нѣміщкихъ городовъ и даясс иностран-
цевъ иотводитъ имъ в ъ этомъ году 1 6 залъ
Съ другой стороны, и возникающія въ Мюн-
хенѣ молодыя общества (послѣднее—Ѵегеіпі-
Шг ^гарЬізсІіе Кипзѣ) съ удовольствіемъ
берутъ себѣ отдѣльныя залы, предлагаемыя
им ь по пастоянію принца-регента,. обезпокоен-
наго паденіемъ „родового начала" въ искус-
ствѣ. Кромѣ только что названнаго, еще два
такихъ-яге общества (ЗсІіоПеи ЬиііроМ^гоирре)
получиливъ этомъ году 1 9 залъ. Трудно опи-
саті. то ощущеніе, которое испытываешь при
подчасъ нсожиданномъпереходѣизъзалы, у в ѣ -
шанпой „до(іросовѣстными"и „старательными"
тйзігжа.пи, оюанрами и портретами, в ъ залу,
г д ѣ ііидишь картины, лишенныя всякой стара-
тельности: будто кнутомъ хлестнетъ по гла-
замъ! Иногда вы даже сразу не скажете,
красі;во-ли это, какъ в ъ жаркій день, вско-
чивъ въ свѣжую воду, не можете сразу
опредѣлпть, насколько холодна вода. Ино-
гца, паоборотъ, эта нестарательная зала ка-
жется вамъ необыкновенно красивой и надо
нѣкоторое время, чтобы разобрать, что тутъ
дѣйствительпо хорошо п что только такимъ
показалось. Особенно сильно это впечатлѣніе
отъ затъ группы „ 8 с Ь о 1 1 е " .
Захватывающе-сильный контрастъ меяаду
огромнымъ бѣлымъ пятномъ (бѣлый ди-
ванъ, на немъ совсѣмъ бѣлая дама съ
бѣлымъ ліщомъ и волосами, бѣлая-же бор-
зая собяка) и узкой полосой темнаго моря
цвѣта инднго, между сѣрымъ небомъ, по ко-
тороыу тянутся темно-сѣрыя - же облака въ
формѣ огромныхъ дикихъ гусей, и ярко-жел.
той клѣткой съ желтой канарейкой, висящей
к а к ъ б ы на самомъ небѣ—таково одно изъ
„нанно для музыкальной комнаты" Р г . Ег1ег'а.
Скучаый п грязный въ своихъ портретахъ,
этотъ молодой еще художннкъ слишкомъ
97
эффектенъ и насильственно оригиналенъ въ
картинахъ. Иначе, конечно, не мо?кетъ и быть:
разъ художникъ видитъ природу такъ без-
сильно и вяло (въ портретахъ), ему прихо-
дится выдумывать свои задачи, пе имѣя истин-
пой почвы подъ ногами; лишенный необходи-
мой связи съ первоисточникомъ, онъ долженъ
строить свой домъ „на пескѣ". Я слышалъ,
что упомянутуіо вещь Егіег написалъ въ
недѣлю, пѳредъ самой выставкой. Это сооб-
щается, то съ уваженіемъ, то съ восторжен-
нымъ удивленіемъ. Но я не знаю, чему тутъ
радоваться... Воскііп говорилъ, что истинная
картина „дол.жпа представлятьсякшъ-бы огром-
ной импровизаціей". Позволю себѣ прибавить,
что при этомъ совершенно безразлично, соз-
далась-ли эта истинная картина въ восемь
дней или въ восемь лѣтъ. Я принужденъ оста-
новиться на этомъ обстоятельствѣ потому,
что въ послѣднее время въ Мюнхенѣ все
больше доролгатъ „быстротою производства".
Чтобы подъ неѳ поддѣлаться, художники
безпорядочно нагромождаютъ кучи красокъ и
кладутъ эти краски какими-то необыкповен-
ными закорючками. И въ этомъ будто-бы ска-
зывается темпераментъ. Нѣтъ ничего против-
нѣе и вреднѣе такихъ техничѳскихъ насиль-
ственныхъ модъ. Искренній темпераментъ
не поддѣлатьин какими пріемами. Онъ сказы-
вается самъ и надолго приковываетъ къ
себѣ вниманіе. Этимъ рѣдкимъ качествомъ
отличается другой участяикъ ЗсЬоПе—Еісіііег.
В ъ его вещахъобыкновенпо искренняя поэзія
идетъ объ руку съ тонкимъ и добродушнымъ
юморомъ; онѣ не выдуманы, а возникли въ
немъ сами изъ чистой любви къ природѣ. В ъ
жаркій день, по краю холма, въ тѣни густой
листвы дерѳвьевъ, идутъ четыре ножилыхъ
господина съ сюртуками, переброшенными на
руку. со сдвинутыми на затылокъ шляпами,
за лентами которыхъ вотішуты сосновыя вѣтки.
Внизу, въ залитой солнцемъ долинѣ кресть-
яне убираютъ сѣно. — ^ѴаІіег Сеог^і занялъ
цѣлую маленькую залу фризомъ, приспособ-
леннымъ для печатанія въ простыхъ краскахъ
и построеннымъ на сочетаніи бѣлаго, сѣро-
зеленаго, свѣтло-желтаго и блѣдно-лиловаго
тона. Это — различные осенніе пейзажи
98)
иногда съ одной или двумя маленькими фи-
гурами: большой бѣлый домъ вдали па холмѣ,
передъ нимъ паркъ, смѣшанная листва ко-
тораго переходптъ къ одному краіо въ боль-
шое свѣтло-ікелтое пятно, длинпый сѣрый
мостикъ и па пемъ д в ѣ фигурки чернаго
господина и блѣдно - лиловой дамы. Или
сѣрый день, длипные ряды сѣрыхъ скаией
и столовъ загородпаго кабачка, желтые каш-
таны п пара мелапхолическихъ куръ на пер-
вомъ планѣ.
Ь и і ѣ р о Ы - д г о и р р е въсвоихъ 1 6 з а л а х ъ
даетъ меньше интереснаго, чѣмъ 3 малень-
кихъ залы ЗсЬоІІе. „Гвоздемъ" ея остается
КарЬаеІ 5с1іи8І;ег-Ѵ/о1(іап, который впрочемъ
на этотъ разъ тоже мало интересенъ. ВагЬеІз,
Магг, ТЬог и мн. др. какъ-бы копируютъ свои
старыя вещи. Много встрѣчается въ наши
дни такихъ „хорошихъ" вещей, о которыхъ,
отвернувшись, моментально забываошь.
Большая коллекція умершаго недавпо Е^а-
Ьег (іи Еаиг'а производитъ въ концѣ-концовъ
тяжелое впечатлѣніе. Е г о ранпія работы—
сухи, академичны п часто прямо плохи. Позже
онъ натолкнулся па взаимодѣйствіе сильпыхъ
красочныхъ эфектовъ, па которомъ построенъ
у него цѣлый рядъ подчасъ очень интерес-
ныхъ эскизовъ. Въ картинахъ-же онъ такъ и
не съумѣлъ ни разу сохранить то главное
что было намѣчено въ эскизѣ.
Въ обычной залѣ помѣщаотся ЬепЬасЬ,
который имѣетъ теперь одновременпо боль-
шую свою выставку въ І{{іп8иегЬ.аиз'ѣ. То,
что мы видимъ въ Ша8ра1а8І'ѣ, большею
частію не ново, а что ново, то часто нѳ хуже
стараго. Для маститой знаменптости и то, ко
нечно, очень хорошо. Онъ, какъ Бурбоны, ни-
чего не забылъ, но какъ-же съ него требо-
вать, чтобы онъ еще чему-нибудь научился?
В ъ залахъ КйпбЙег-СепоззепзсЬаГі и ея
нѣмецкихъ, французскихъ, итальянскихъ и
другихъ собратій меясду тусклыми вещами
„старой" школы здѣсь и тамъ колятъ глазъ
безсовѣстныя поддѣлки подъ ВіІГя, 2іі^еГя,
всякихъ французовъ и, наконецъ и больше
всего, подъ Вбск1іп'а; яіалкія, торгашескія
поддѣлки, надъ которыми не стоитъ даже и
смѣяться. В. Кандинскій.
 ПОЛЬСКІЙ Х У Д О Ж Е С Т В Е Н Н Ы И кѣ и японцахъ. Если не считать рецензій
ЖУРНАЛЪ. Миріама 0 вновь вышедшихъ книгахъ и от-
четовъ 0 текущихъ выставкахъ, то этимъ и
В ъ началѣ мипувшаго года въ Варшавѣ ограничивается отдѣлъ худоя^ественной кри-
появился новый польскій журналъ, посвя- тики в ъ вышедшихъ выпускахъ Химеры.
V щенный искусству. Зато беллетристическій отдѣлъ поставленъ
Е щ е не вышелъ въ свѣтъ нервый М „ Х и - широко и свободно. Здѣсь пестрятъ имена
меры" (таково названіе журнала), какъ в ъ писателей нынѣ здравствующихъ и давнопо-
печати уже забили тревогу противъ „дека- чившихъ, польскихъ, французскихъ, нѣмец-
дентства, начинающаго у насъ кампанію подъ кихъ, англійскихъ, русскихъ,чешскихъ,испан-
флагомъ Химеры". скихъ. Помѣщены: „Аксель" Вилье де Лиль
Мнѣ нѳ привелось имѣть въ рукахъ объ- Адама, Комедія Х р . Граббе, 9-ая глава изъ
явленія съ изложеніемъ программы журнала, „По ту сторону..." Фр. Нитче, „Старый мо-
его взглядовъ и убѣжденій. Да это и лишне, рякъ"—С. Кольриджа, „Айаіеа ргіпсерз"—
такъ какъ достаточно взять первую тетрадь, В . Гаршина, „На Синаѣ"—ІОл. Зейера, „Ли-
чтобы изъ нея тотчасъ-же выглянула яркая, ценціатъ Торральба"—Рамона де Кампоамо-
типичная физіономія народившагося изданія. ра, норвежскія и датскія пѣсни съ ихъ ме-
„Подобно религіи, метафизикѣ, мистикѣ— лодіей и т. д.
и искусство, это око, обращенное къ безко- Ст. Пжибышевскій далъ новую повѣсть—
нечпости, это призма, сквозь которую мы „Сыны земли"—не оконченную еще печа-
всматриваемся въ бездонную глубь ея то съ таньемъ, самое, кажется, характерное произ-
той, то съ другой стороны. Поэтому-то не су- веденіе этого выдающагося таланта, по край-
ществуетъ новаго искусства; есть лишь но- ней мѣрѣ среди тѣхъ его произведеній, что
вые способы, новыя попытки, новыя стрем- переступили русскую границу, здѣсь онъ
ленія охватпть, подъ новымъ угломъ зрѣнія, весь вылился со своими взглядами на твор-
съ новой стороны, все то-же, вѣчно еднное, чество, на созидающаго, т. е. на генія, т. е.
всеобъемлющее единство бытія".—Такъ ду- на „сына земли", съ его теоріей метамузыки,
маетъ редакторъ Химеры, талантливый кри- съ его діаболизмомъ, съ его любовью къ род-
тикъ и мыслитель, Зенонъ Пшесмыцкій, той'- ной землѣ (въ повѣсти много автобіографи-
же вѣрою и убѣягденіемъ охвачены в с ѣ его ческаго), наконецъ, съ психологіей любви.
немногіе сотрудники—Ст. Пжибышевскій и Ф, Отмѣтимъ также вещи Каспровича, Рей-
Ясеньскій. монта и др.
Останавливаться на этомъ основпомъ и Къ каждой тетрадкѣ прилагается на от-
исходномъ в з г л я д ѣ Химеры на искусство я дѣльныхъ листахъ по одному или по два
не стану, ибо въ настоящемъ номерѣ „Міра воспроизведенія творчества того или другого
Искусства" печатается статья Ст. Пжибышеп- худояіника. Къ I выпуску была приложена—
скаго—„Напутяхъ души"—гдѣ этотъ в з г л я д ъ „Химера" Г . Моро, исполненная геліогравю-
развивается съ достаточной подробностью. рой.
В ъ содержаніи вышедшихъ 5 тетрадей Текстъ журнала снабженъ обильно застав-
пока перевѣшиваетъ беллетристика и поэзія. ками, виньетками, концовками. В с ѣ онѣ въ
Но, какъ обѣщаетъ редакція, отдѣлъ художе- большинствѣ случаевъ обнаруяиіваютъ ори-
ственпой крптики будетъ постепенно расши- гинальный талантъ ихъ авторовъ. Эта область
ряемъ. Сейчасъ-же онъ исчерпывается двумя искусства нашла среди нольскихъ художни-
статьями 3 . Пшесмыцкаго (псевдонимъ — » ковъ довольно широкое распространеніе.
Миріамъ): „Борьба съ искусствомъ" и „Япон- Бороздя и взрывая сбитую массу сонли-
ская гравюра на деревѣ". ваго общества, Химера не ограничивается
Кромѣ того, Ф. Ясеньскій номѣстилъ нѣ- однимъ воздѣйствіемъ при номощи печатнаго
сколько набросковъ объ архитектурѣ, ыузы- слова. Опа устраиваетъ цѣлый рядъ с л ѣ -

99{
дуіощихъ одна за другой выставокъ. Каждая
посвящена только одному художнику и длит-
ся 2 недѣли.
Изъ художниковъ, чьи работы (въ вос-
произведеніяхъ) были уже выставлепы плп
же еще будутъ, отмѣчу нѣкоторыхъ: это—
А. Дюреръ, А. Беклинъ, Фр. Гойя, Г . Моро,
Барбизонская школа; Нігозііі^е ( 3 0 0 орііги-
пальныхъ цвѣтныхъ гравіоръ и нѣсколько
ориганальпыхъ-же альбомовъ), Нокиёаі ( 6 0
зигітопа и 4 0 альбомовъ), П і а т а г о ( 1 0 0 грав.),
КипіуозЫ ( 1 5 0 грав.), 8Ьип8Ііо и другіе, араб-
ская орнаментика и много еще другихъ. Н ѣ -
которымъ выставкамъ предшествуютъ рефе-
раты кого нибудь изъ участниковъ Химеры.
Такъ 0 Г . Моро—рефератъ 3 . Пшесмыцкаго;
0 Ф. Гойѣ—ст. Пяіпбышевскаго; о М. Клин-
герѣ—Ф. Ясеньскаго.
Какъ видно, задачи, нринятыя на себя
Химерою, интересны и значительны, п даже,
какъ будто, непосильны для одного журнала,
притомъ для журнала, разсчптывающаго не
на большоіі кругъ читатслей, а скорѣо на
круговую враждебность и недоброжелатель-
ство.
В. II.
НА П у Т Я Х І э ДУШИ.
Подъ общимъ заглавіемъ „Напзтяхъ душп"
я издаю томъ одной части моихъ крптпче-
скихъ работъ, разбросанныхъ то въ „Жизпи"
,(2усіе) (сильно урѣзапныхъ), то въ разныхъ
нѣмецкпхъ журналахъ, то изданныхъ уже
отдѣльными брошюрами.
Не имѣлъ и не имѣіо я ни того желанія,
пи того смѣшного честолюбія, какія повсе-
мѣстно приписывались мнѣ,—создать какое-
то повое паправленіе, или - же литературнуіо
секту, ибо слишкомъ горя^усь тѣмъ, что я
самъ для себя;—я иисалъ в с ѣ эти афоризмы
и наблюдепія безъ всякихъ претензій, со всей
искренностью человѣка, дошедшаго послѣ
долгаго размышленія до, хотя-бы и ошибоч-
наго, синтеза, однимъ словомъ, я пробовалъ
смотрѣть па художника, откипувъ в с ѣ слу-
чайные и второстепенные факты, проникпуть
100
въ его глубочайпіее существо. Нѣтъ мпѣ по-
этому накакого дѣла до того, по какимъ я?из-
неннымъ путямъ проходилъ тотъ или другой
художпик'1.. Это любопытство предоставляю
камердинерамъ, подсматриваіощимъ за своимъ
господиномъ сквозь замочнуіо скважину. А
впрочемъ внѣшніоіо ягизнь художника выра-
батываетъ, соотвѣтственно своей надобности,
метафнзическое существо въ художпикѣ, то
существо, что творптъ и чьимъ орудіемъ я в -
ляется лпчность художника. Художникъ жи-
ветъ, какъ долженъ, а не какъ хочетъ. В с ѣ
личныя наслаягденія, нечали, страданія, в с ѣ
безумія и мученія производитъ въ худож-
никѣ это творческое первичное существо,
дабы черпать изъ нихъ новый порывъ къ
творчеству. А мояіетъ быть эта внѣшняя
жизпь есть лишь проявленіе всѣхъ творче-
скихъ страданій и безумій.
Нѣтъ мнѣ, равнымъ образомъ, никакого
дѣла до того, подъ какими вліяніями „фор-
мировалось" это творческое существо. Это чи-
сто случайныя, ничего не означающія вещп.
Всякій истинный художникъ совершенно са-
мобытенъ. Онъ ііриходитъ въ міръ съ извѣст-
нымъ, тѣсно-ограниченнымъ запасомъ силъ,
а запасъ этотъ тѣмъ или инымъ способомъ,
но долженъ быть выгруженъ. Впѣшнее воа-
дѣйствіе служитъ лишь раздраягеніемъ твор-
ческаго существа, благодаря чему нагромож-
денный въ д у ш ѣ запасъ творческихъ силъ
переходитъ нзъ безсознательнаго состоянія
въ сознательное.
То обстоятельство, что я въ своей книгѣ
представляіо иноземннхъ худояшпковъ, —
фактъ совершенно второстепепный, такъ какъ
тутъ дѣло касается не иностраннаго или-же
своего художника, а только творческаго су-
щества художника вообще. Что этотъ худояі-
никъ—французъ, а тотъ—полякъ,—это впол-
нѣ безразлично, Вдинствеппо исключитель-
но важнымъ обстоятельствомъ является путь,
по котороліу ступаетъ душа худояшика. *)
Дѣло не касается, слѣдовательно, націо-
') У насъ попялъ эіо Миріаыъ (Зенонъ Пржесмыц-
кій), посвятивъ Мѳтерлипку свое великолѣпное, ѳдин-
ствѳнноо въ своемъ родѣ, п.чслѣдованіе.
нальности творческаго существа, а его отли-
чія отъ всякаго другого его организма и ип-
дивидуальности.
* я выражаюсь во множественномъ числѣ...
А при такой точкѣ зрѣнія всякое твор-
ческое существо является для критика равно
пнтереснымъ, равно святымъ, ибо критпкъ,
разсматривающій проявленія души, смотритъ
па творческое существо съ высоты мстафи-
зическаго мышленія.
Говоря 0 произведепіяхъ художниковъ
Мунка и Вигеланда, я не стѣспялся никаки-
ми взглядами. Въ качествѣ худояшика, раз-
сматривающаго проявленія души, я обладаю
тѣмъ-же, по меньшей мѣрѣ, правомъ, какое
имѣетъ всякій біологъ, которому никто не
думаетъ залгимать рта, хотя-бы онъ и опи-
сывалъ самыя отвратительныя проявленія
ж и 3 н и.
Сверхъ того, пишу я не для дѣтей, не для
барышень, а лишь для худоя^никовъ и лю-
дей, доросшихъ до культуры чисто худоліе-
ственной, т. е. для людей, в ъ искусствѣ не
ищущихъ „пользы" и умѣющихъ отдѣлить
его отъ дѣлъ общественпыхъ и этическихъ.
Я не думаю шісать никакой программы,
не сомпѣваюсь, что то, что я выскажу—уже
высказано, но къ закліочепіямъ, нпжеизложен-
нымъ, я пришелъ совершенно саыостоятель-
нымъ путемъ, путемъ, развитіе котораго, а мо-
ясетъбытьиокольныятропипки, можно прослѣ-
дить, начиная отъ моихъ первыхъ, еще не-
увѣреппыхъ крптическнхъ очерковъ („Сііоріп
ппсі Ніеігзсіге" и „01а Напззоп")и вплоть до
того момента. пока мои взгляды не пріобрѣ-
ли нынѣшней устойчпвости.
Я не думаю дать исчерпывающей систе-
мы, скорѣе это—вольные афоризмы, в з г л я -
ды, которые я сначала набрасываіо, а в ъ
дальнѣйшемъ слѣдованіи развиваю и до-
полняю, такъ что въ концѣ концовъ — какъ
по крайней мѣрѣ кажется это мнѣ —
даю цѣльный образъ своихъ взглядовъ на
искусство. Взглядовъ,но не программы—и при-
томъ взглядовъ, раздѣляемыхъ со мной гор-
стью художниковъ, произведенія которыхъ я
стремлюсь возсоздать и сдѣлать пониманіе
ихъ доступнымъ. Этимъ объясняется то, что
* *
Искусство, в ъ пашемъ пониманіи его,—
это ни „прекрасное", ни „еіп Тііеіі сіег Егкеппі;-
піз8"какъ называетъ его Шопенгауэръ, рав-
нымъобразомъ не признаемъ мыни одной изъ
тѣхъ безчисленныхъ формулъ, какія ставила
эстетика, начиная отъ Платопа и вплоть до
старческихъ нелѣпостей Толстого.
Искусство,—это воспроизведеніе того, что
вѣчно, воспроизведеніе, независящее отъ в с я -
ческихъ перемѣнъ или случайностей, незави-
симое пи отъ временп, ни отъ пространства,
а слѣдовательно: воспроизведеніе сущности,
т. е. души. И притомъ души, безразлично,
проявляется-ли она во вселенной, или в ъ
человѣчествѣ или в ъ единичномъ индиви-
ДУУмѣ.
Искусство поэтому является воспроизве-
депіемъ жизнп души во в с ѣ х ъ ея прояв-
леніяхъ, независимо отъ того, хороши-ли они
или дурны, безобразны, или красивы.
Это собственно составляетъ основной пунктъ
нашей этетики.
*
Вчерашнее искусство было на побѣгуш-
кахъ у такъ называемой нравственности. Да-
же самые могучіе художники, за малыми ис-
ключеніями, не были в ъ состояніи разсма-
тривать проявленія души отдѣльно отъ столь
перемѣнчивыхъ понятій, какъ понятія мо-
ральныя или-же общественныя; всегда нуж-
дались они для своихъ пропзведепій въ мо-
рально-народной тогѣ. Искусство въ нашемъ
пониманіи его, не знаетъ случайнаго класси-
фицированія проявленій души на хорошія
или-же злыя, не знаетъ никакихъ основаній,
будь то моральныя или общественныя; для
художника, в ъ нашемъ нониманіи его, р а в -
н 0 ц ѣ н н ы в с ѣ проявленія души. Критикъ не
заглядывается на ихъ случайную цѣнпость.
101
пе считается съ ихъ случайнымъ дурнымъ
или-же хорошимъ воздѣйствіемъ на чело-
вѣка или на обш,ество, онъ только взвѣши-
ваетъ ихъ относительно с и л ы , въ какой
они проявляіотся.
А слѣдовательно субстратъ нашего искус-
ства существуетъ для насъ единствепно со
стороны своей энергіи, вовсе независимо отъ
того, является-ли онъ добромъ или-же зломъ,
прекраснымъ или безобразнымъ, чистотой или
гармоніей, порокомъ или добродѣтелью.
Худояшикъ возсоздаетъ поэтому жизнь
душп во всѣхъ нроявленіяхъ; ему нѣтъ ни-
какого дѣла ни до общественныхъ правъ, ни
до этическихъ, онъ не знаетъ случайныхъ
разграничееій, именъ, формулъ, нн одного
изъ этихъ корытъ, рукавовъ и руселъ, въ
какіе общество втолкнуло огромный потокъ
души и тѣмъ ослабило его. Художпикъ знаетъ
лишь—повторяю—силу, съ какою душа вы-
рывается наружу.
Искусство—это проявленіе души во всѣхъ
состояніяхъ, оно наблюдаетъ ее на всѣхъ пу-
тяхъ, слѣдуетъ за ней въ вѣчность и про-
странство, погружается съ нею въ прахъ
бытія и воздымается в ъ радужныя вершины.
Искусство не имѣетъ никакой цѣли, есть
цѣлыо само въ себѣ, оно абсолютъ, пбо я в -
ляется ограниченіемъ абсолюта—д у ш и .
А являясь абсолютомъ, оно не можетъ уя^е
быть смирено никакой уздечкой, не можетъ
быть въ услуженіи у какой нибудь іідеи, яв-
ляется господиномъ, родннкомъ, изъ кото-
раго в с я жизнь вышла.
Искусство стоитъ надъ жизнью, вникаетъ
въ суть вещей, читаетъ обыкновенному че-
ловѣку скрытыя письмена, не вѣдаетъ ни
правъ, ни границъ, знаетъ лишь одну извѣч-
ную ностоянность и жизненную силу души,
связуетъ душу человѣка съ душой всей при-
роды, а душу отдѣльной особи считаетъ иро-
явленіемъ первой.
ѴИскусство тенденціозное, искусство по-
учающее, искусство-развлеченіе, искусство-
патріотизмъ, искусство, имѣющее какую-лпбо
102
нравствепную пли - же общественнуіо цѣль
перестаетъ быть искусствомъ и становится
„ЪіЫіа раирегоічіш" для людей, не умѣющихъ
думать, или слишкомъ мало образованныхъ,
чтобъ быть въ состояніи прочесть соотвѣт-
ственныя руководства—и для такихъ нужны
учителя, а не искусство.
Дѣйствовать на общество дидактпчески
или морально, будить въ пемъ патріотнзмъ
или-яад общественные инстинкты съ помощью
искусства, значитъ приния;ать послѣдпее,
сталкивать съ высоты абсолюта до жалкой
случайпости ягизни, и художникъ, дѣлающій
это, недостоинъ имени художника.
Демократическое искусство, искусство для
народа стоитъ еще ниже.
Народу нуженъ хлѣбъ—пе искусство; а
будетъ онъ имѣть хлѣбъ, тогда и самъ най-
детъ себѣ путь къ искусству.
Сводить искусство съ его пьедестала, та-
скать его по всѣмъ рынкамъ іі улпцамъ—
это дѣяпіе святотатца.
Искусство, понятое такимъ образомъ, ста-
новится высочайшей религіей, а жрецомъ
ея—художникъ. Онъ индивидуаленъ только
внутренней силой, съ какой воспроизводитъ
состояніе души, поэтому онъ является косми-
ческой, метафизической силой, черезъ кото-
рую проявляются абсолютъ и вѣчность.
Онъ былъ первымъ пророкомъ, который
раскрывалъ всякую будущность, объяснялъ
руны заплеснѣвшаго прошлаго, былъ магомъ,
что проникалъ въ глубочайшія тайны, пости-
галъ таинствепныя звенья вселенныхъ, прѳд-
угадывалъ и открывалъ ихъ взаимодѣйствіе
и изъ этого знанія создавалъ себѣ мощь,
останавливавшую звѣзды на небѣ въ ихъ
бѣгѣ, былъ великимъ мудрецомъ, знавшимъ
невѣдомѣйшія причины и создававшимъ по-
выя, никогда еще не предучуяпные синтезы:
этотъ худояіникъ, это „ірзе рііііозорііиз (іаешоп
В е и з еі ошпіа".
Худояшикъ не является ни слугой, ни пу-
теводителемъ, не принадлежитъ ни народу,
ни міру, не служитъ никакой идеѣ и ника-
кому обществу.
 Худояшикъ стоитъ надъ жизнью, надъ
міромъ, онъ госнодинъ, нѳ подлея?ащій пика-
кому праву, не ограниченный никакой люд-
ской силой.
Онъ равно святъ и чпстъ, воспроизводитъ
ли онъ величайшія преступленія, обпаруяш-
ваетъ-лн отвратительнѣйшую грязь, или-же,
вперяя взоръ въ небо и проникая имъ свѣт-
лость Бога.
Ибо не знаетъ онъ правъ и ограниченій,
которыя впихиваютъ въ то или другое русло
проявленія души человѣческой, онъ знаетъ
единственно только силу этихъ проявленій,
одинаково мощную въ добродѣтсли или въ
преступленіи, в ъ развратѣ или въ молитвен-
номъ сосредоточеніи.
*
* *
Худоясникъ, желающій поучать „нищихъ
духомъ", желающій быть ихъ вожатымъ, пусть
лучше сдѣлается агитаторомъ или оснуетъ
огромныя фаланстеры, о какихъ мечталъ
Фурье, ибо царство нищихъ духомъ—хлѣбъ,
не искусство.
Художникъ, склоняющійся къ требова-
ніямъ отдѣльнаго общества, поддакивающій
ему, предлагающій ему разжеванный и лег-
кій для пищеваренія кормъ...—но это не ху
дояшикъ, а послушный рабочій.
Худояшикъ, жаждущій хлопковъ и яса-
лующійся на слабое признаніе толпы, стоитъ
еще въ передней искусства, не чувствуетъ
еще себя господиномъ, который не протяги-
ваетъ руки за милостыней, но самъ щедрой
рукой кидаетъ ее въ толпу и не хочетъ бла-
годарности—ея жаждетъ только плебей ду-
хомъ, ее жаждутъ только выскочки.
Художнпкъ, жалующійся, что, разбрасы-
вая сокровища своего духа, оскверняетъ душу
свою соприкосновеніемъ съ толпой, ошибается.
Человѣкъ, не призпающій нпкакихъ правъ,
стоящій надъ толпой, надъ міромъ, осквер-
ненъ быть не можетъ.
Народъ—это частица вѣчности, и въ немъ
сидятъ корни художника, изъ него, изъ род-
ной земли, извлекаетъ художникъ жизнен-
нѣйшую силу свою. В ъ народѣ коренптся
худояшикъ, по не в ъ его полптикѣ, пе въ
его внѣшнихъ перемѣнахъ, въ томъ лишь
только, чтб вѣчно въ народѣ—въ его отли-
чіп отъ в с ѣ х ъ лругихъ народовъ, пеизмѣн-
номъ и пскоппомъ: въ расѣ.
Поэтому нелѣпостью будетъ упрекать ху-
дожника, в ъ нашемъ его понпманіи, за отсут-
ствіе народности, ибо въ немъ сильнѣе всего
проявляется „сущный" духъ народа, онъ—
это мистическій король-духъ, слава преобра-
женіе народа.
Нелѣпо упрекать художника за „туман-
ный мистицизмъ". Искусство, въ нашемъ по-
ниманіи его, метафизично, создаетъ новые
синтезы, добирается до ядра всѣхъ вещей,
проникаетъ во в с ѣ тайники п глубины—а
вѣдь есть еще люди, для которыхъ это мис-
тпка (нѣчто вродѣ спиритизма,—хе, хе...)
И еще разъ повторяю на всевозмояшыя
возраженія, которыя могутъ пасъ встрѣтить,—
не знаемъ мы никакихъ правъ, ни нрав-
ственныхъ, ни общественныхъ, не знаемъ ни-
какихъ взглядовъ, всякое проявленіе души
является для насъ чистымъ, святымъ, глу-
биной п тайной, коль скоро оно сильпо.
П.
Основнымъ полоягеніемъ всего, такъ на-
зываемаго, „новаго" искусства, в с ѣ х ъ тече-
ній и направленій въ искусствѣ является,
слѣдовательно, понятіе души, какъ огромной
силы, дущи, переходящей изъ одной вѣчно-
сти в ъ другую, души, которая постоянно, не-
вѣдомой силой понуждаемая, нисходитъ на
землю, возвращается обратно въ лоно вѣчно-
сти и снова воплощается, уже болѣе богатая,
сильная и сознанная, чѣмъ въ первый разъ
и такъ безъ конца, пока наконецъ не дохо-
дитъ до сознанія всей своей силы, нроникаетъ
въ сокровеннѣйшія вещи, охватываетъ отда-
леннѣйшія п скрытнѣйшія звенья, т. е. нока
не становится геніемъ, и не разверзается в ъ
своемъ абсолютѣ, во всей роскоши своѳй „на-
готы".
З а этимъ тѣснымъ и малымъ сознаніемъ
103
за этимъ • сознаваемымъ Я , за всѣиъ тѣмъ,
чѣмъ долікагы мы довольствоваться въ обы-
денноа •лгигчи, за такъ называемой логиче-
ской координаціей и ассоціаціей виечатлѣній
(необходимьіми для того, чтобы прнспособить-
ся й прйнсровиться къ внѣшнимъ условіямъ
•^т-^тт'.»). т роется огромное трансцедентное
•• хъ состояній, какія до сей поры
і!С|;с:і\..;л- -мша, сознаніе всѣхъ міровъ, въ
лонѣ которыхъ дремала она втеченіе цѣлыхъ
вѣковъ, ссананіе всебытія, всѣхъ силъ и
тайнъ тір-лроды.
Аі слѣд-.зательно, въ нашемъ нониманш
ѵгла чѳловѣческая есть абсолютное сознаніе,
,нмъ-же ротается и впредь послѣ своего во-
площенія, но лишь мелкая частица этого аб-
сЬлютяаго сознанія проявляется въ умѣ, какъ
ЛЙЧЕ08 Я , клчтожная часть его изрѣдка про-
яйляетея во снахъ, видѣніяхъ, в ъ моменты
необычныхъ и сильныхъ напряженій духа,
ещ8-жо меньшая выдѣляется изъ сознанія
сокровеняѣишихъ и знакомыхъ древности
тайнъ,-^какъ чудо; но безмѣрные нросторы,
непорочныя, безграничпыя святыни его абсо-
•^т;.іт}і намъ ^овсе невѣдомы.
Да! За •ѣснымъ кругомъ сознательныхъ
состояяій 1-ашего Я существуетъ внутренній
океанъ, М':-етайнъ и загадокъ, г д ѣ бушуютъ
странЕЫя 5ури, тамъ обрѣтаются тайники
Сезама, і \ ные сокровищъ, чудесъ и вещей,
словамъ н дающихся.
Одинъ -^азъ, на мгновеніе, въ тысячную
секунды, і.идетъ въ этотъ мракъ кровавая
молнія, :: іогда въ страхѣ и ужасѣ мы за-
крызаемъ лаза, ибо сознаніе этихъ вещей
р-зрывае-; т мозгъ.
ііість в г нашей д у ш ѣ удивительно запу-
танныя ., зрекрещивающіяся галлереи, гроб-
нпцы івос; іминаній о жизнп предъ жпзнью,
подземіше корридоры, куда никогда еще пе
пронпкалъ свѣтъ. Только лишь въ темныя
ночи пыла эщихъ сновъ нѣтъ-нѣтъ, да и уда-
ритъ зеле: эе пламя, раздастся звукъ, точно
огдалекнѣйшее, тайнѣйшее эхо, блеснетъ
предчувстг.іе, будто отраженіе блѣдной звѣзды
въ ;ЙИИѢНІ-,И ТѲМНЫХЪ ВОЛНЪ.
ІІо рѣдііо, рѣдко раскрывается эта глубь
вдъ очр.ми человѣка;мы скользимъ даль-
104
ше ио тонкой скорлупѣ льда, подъ которымъ
покоится мпстическое т а г е іепеЬгагит п пе
присматриваемся къ этимъ какимъ-то дале-
кимъ и непонятяымъ воспоминаніямъ и ііред-
чувствіямъ, какія, словно тѣни заморскихъ
кипарисовъ, передвигаются по стеклистой по-
верхности нашего сознанія.
Существуютъ, однако, люди, рѣдкіе люди,
стремящіеся постояннымъ возвращеніемъ на
земліо къ воплощенію послѣдняго идеала че-
ловѣка: г е н і я . Существуютъ ліоди, предъ
очами которыхъ обнажается все, что пере-
яшла душа пхъ, существуютъ людіг, въ ко-
торыхъ абсолютная душа гораздо сильнѣе
сознается, нежели въ другихъ, которые въ
безмѣрномъ самоуглубленіи видятъ волшеб-
ныя картины I I раи не отъ міра сего, слы-
шатъ мелодіи и звуки, о к а к и х і і не грезило
ухо людское, разливы красокъ, какихъ обык-
новенный глазъ не моясетъ подмѣтить.
Такой человѣкъ—созидаіощій.
Этимъ рѣдкимъ людямъ дано узрѣть блескъ
этого загадочнаго бытія, дѣйствптельнаго бы-
•гія, дапо имъ проникновеніе въ непзвѣдап-
ныя сплы душп, однимъ словомъ, дано ІІМЪ
усознать состоянія души, какъ абсолютныя,
широко за граныо той мелкой ея частички,
что составляетъ наше сознательное Я .
И вотъ какая разница ложптся меясду вче-
рашнимъ творчествомъ и тѣмъ, какое для
насъ является послѣднимъ и вожделѣннымъ
идеаломъ, къ которому мы стремимся.
Для созидаіощаго, какого мы знаемъ, че-
ловѣкъ сущсствовалъ, какъ законченное су-
щество, за лпчнымъ и сознательнымъ Я ко-
тораго не было никакихъ тайнъ, никакихъ
глубинъ, который отвѣчалъ и страдалъ за
свои поступки, ибо хорошо „зналъ", что онъ
дѣлаетъ и къ чему стремится, однпмъ сло-
вомъ, человѣкъ съ сознаніемъ причинъ и
слѣдствій, который въ состояніи въ ліобой мо-
ментъ сознательно создать себѣ ту или дру-
гую причину, что повлечетъ за собою тѣ или
другія иослѣдствія.
И вотъ онъ творилъ человѣка съ свобод-
ною волею.
Д л я насъ человѣкъ является, какъ суще-
ство, въ мотивахъ, ощущеніяхъ котораго, во
всѳмъ, что онъ дѣлаетъ, проявляется лишь
мельчаНшая частичка безконечнаго, абсолют-
наго сознанія и сознательное Я котораго—
только пѣна, выкидываемая по временамъ
океаномъ на берегъ.
А если прежній созидаюні,ій опирался
на сознательныя, логическія связи мыслей,
оперировалъ ассоціаціями мыслей такъ, какъ
онѣ въ обпіемъ, при помощи собранныхъ уже
опытовъ и законовъ, связуются въ мозгу, опе-
рировалъ внѣнгними вещами, которыя почи-
талъ за нѣчто абсолютное, въ лояшомъ пони-
маніи, будто „извнѣ" и „внутри" совершенно
покрываются, тогда наоборотъ: нредставитель
новаго искусства совсѣмъ отворачивается
отъ этого „извнѣ", какъ отъ вещи случай-
ной, перемѣнной, уходитъ въ себя, охва-
тываетъ въ своей д у ш ѣ вещи, словамъ не
дающіяся, разыскиваетъ за обманчивой кар-
тиной такъ называемой дѣйствительности
цѣлую, мельчайшую сѣть побуя«деній, влія-
ній и взаимовоздѣйствій, имѣющихъ м ѣ -
сто между всей природой и человѣкомъ, од-
нимъ словомъ, не дается въ обманъ созна-
нію и ищетъ всѣхъ причинъ за его предѣ-
лами.
И з в ѣ с т н ы й намъ созидающій возсозда-
валъ „вещи", н о в ы й созидающій возсоздаетъ
свое душевпое состояніе; тотъ ординировалъ
вещи и впечатлѣнія такъ, какъ онѣ входили
въ его умъ, вѣря въ ихъ объективность, этотъ,
наоборотъ, воспроизводитъ только 0 щ у щ е-
н і я, какія вызываютъ въ немъ эти вещи.
Отсюда также и эта прозрачность, разум-
ность, эта — классичность стараго произ-
водства и, наоборотъ, эта ославленная, будто
бы, нелогичность новаго творчества, это без-
разуміе, „болѣзненность" и — Іеабі поі Іеазі;
„идіотизмъ".
Резюмирую.
Душа — это абсолютъ, а мельчайшее ея
проявленіе—это сознательное Я .
Абсолютное сознаніе—(а въ человѣческихъ
понятіяхъ, значитъ, неизмѣримые просторы
безсознанія)—это абсолютный геній.
Вся тоска человѣческая, стремленія къ
„идеалу", жажда совершенствованія, это, соб-
ственно, была тоска о сознаніи все новыхъ,
все дальнѣйшихъ просторовъ абсолютной
души.
Всякое совершество достигалось тѣмъ, что
человѣкъ замыкалъ глаза на „реальную" дѣй-
ствительность, углублялся въ себя, изслѣдо-
валъ и наблюдалъ явленія своей собственной
души, и свѣтъ, излучающійся изъ этого оча-
га всебытія, разъяснялъ ему в с ѣ сокровен-
ности и загадки.
Такъ дошли до сверхчеловѣческой силы
библейскій пророкъ, египетскій магъ, сред-
невѣковый „колдунъ" и нашъ Словацкій въ
„Королѣ-Духѣ".
То, что мѣшало совершенствованію себя,
что препятствовало все болѣе широкому усо-
знанію абсолюта, то была одеряшмость чело-
вѣчества страшнымъ, злобнымъ обольщеніемъ,
Майей, которой такъ боялся индусъ, фанто-
момъ дѣйствительности...
Вслѣдствіе этого оолѣпленія человѣкъ выр-
валъ изъ души своей центральную картину
явленій, выкинулъ ее наруліу, утратилъ чув-
ство содѣланнаго и сдѣлалъ изъ явленія души
обманный фетишъ: абсолютъ.
И такимъ образомъ создалъ д в ѣ дѣйстви-
тельности, одну внѣшнюю и другую внут-
реннюю.
Быть можетъ, это было необходимо, дабы
удержать при жизни „породу", необходимо,
чтобы приспособиться къ жизни, но ОТЪ ЭТОГО
пострадала внутренняя, единственная, пер-
вичная дѣйствительность: душа.
Человѣкъ перенесъ дѣйствительность за
себя, и то, что въ немъ было абсолютнымъ,
стало за нимъ случайнымъ, разрозненнымъ,
безсвязнымъ.
Ибо въ минуту, когда онъ чуъственно дол-
жѳнъ былъ воснринять эту фиктивную д ѣ й -
ствительность, онъ терялъ въ себѣ абсолют-
ное сознаніе всѣхъ вещей.
Онь долженъ былъ разорвать на части то,
что ностоянно и едино.
Онъ долженъ былъ раздѣлить время на
части, ибо его бѣдное сознаніе работаетъ въ
интервалахъ и не улавливаетъ уже времени
105
за секундою; изъ непрерывности временп
повылавливалъ онъ тамъ и сямъ оторванныя
части и назвалъ это причипой и слѣдствіемъ.
А имѣя эти д в ѣ фиктивныя данныя, онъ убилъ
в ъ себѣ сознаніе абсолютной непрерывности
бытія и создалъ произволеніе и отвѣтствен-
ность. На этомъ фиктивномъ заключеніи онъ
построилъ всю громаду своихъ моральныхъ и
общественныхъ основъ.
Затѣмъ онъ долженъ былъ разорвать в с ѣ
вещи въ пространствѣ, ибо зрительное чув-
ство одинаково неимовѣрно ограничено—дол-
женъ былъ порвать цѣльность на части, ибо
умъ слишкомъ слабъ, чтобы быть въ состояніи
обнять ирѳдметъ во всей его неразрывности—
когда слышалъ онъ звукъ, онъ въ то-же вре-
мя не чувствовалъ его запаха, не видѣлъ
его очертаній.
И эту разрозненность, переиначенье
искривленность всѣхъ явленій онъ назвалъ
реальностью, а правильное воспроизведеніе
этой фиктивной реальности въ томъ-же самомъ
порядкѣ, системѣ, рядахъ, переиначеньяхъ
въ безсильномъ умѣ—назвалъ р е а л и з м о м ъ .
В с е вчерашнее искусство, за малымъ
исключеніемъ того, которое создавалъ геній,
было искусствомъ реальнымъ.
Дѣленіе его на идеальное и реалистичес-
коѳ опирается развѣ только на извѣстныхъ
данныхъ этической и религіозной натуры.
РІскусство—откровеніе души.
Все вчерашнее искусство — искусство ре-
алистическое—было бездорожіемъ души.
*
**
Резюмирую дальшѳ.
Душа едина и недѣлима; усознанная ея
частичка трѳбуетъ этихъ нѣсколькихъ бѣд-
ныхъ чувствъ, но за чувствами кроется одинъ
нераздѣльный органъ, въ которомъ дѣйству-
ютъ милліоны чувствъ, въ которомъ каждое
явленіѳ объявляется во всѣхъ своихъ цѣнно-
стяхъ, объявляется, какъ единство и абсолютъ.
106
Звукъ тамъ въ то-же время и краска, и
запахъ, и все то, чему нѣтъ выраженія въ
рѣчи.
Это есть понятіе чѳго-то неуловимаго; вся-
кое впечатлѣніе перестаетъ быть предмѳтомъ
мысли, а становится самимъ собой: феноме-
номъ.
В ъ этой глубинѣ, в ъ абсолютномъ созна-
ніи, теряютъ цѣнность всякія ассоціаціи мысли,
созданныя помощью чувствъ, а завязываются
новыя, единственно дѣйствительныя звенья
и сцѣнленія—ощущѳній.
За чувствѳнной ассоціаціей, звука-ли со
звукомъ, или краски съ краскою, сущѳствуетъ,
при посредствѣ ош^щѳній, ассоціація разпо-
роднѣйшихъ впечатлѣній, ибо они имѣютъ
ту-же почву, что и ощущенія: въ моментъ,
когда они сошли въ душу, онн соединились
и тамъ неразрывно и равно интенсивно.
Добраться до этой глубины,до этого абсо-
лютнаго сознанья, вникнуть въ него—вотъ, къ
чему мы стремимся.
Мы стремимся раскрыть новые кругозоры,
обнажить тайныя и до сихъ поръ въ слова
не заключенныя вещи, связуя впѳчатлѣнія,
не чувственно, но помощью ошущеній.
Методъ, какимъ мы пользуемся въ дан-
номъ случаѣ, это перѳдача и воспроизведе-
ніе ощущеній, мыслей, впечатлѣній, сновъ,
видѣній. н е п о с р е д с т в е н н о такъ, какъ
они проявляются въ душѣ, безъ логичѳ-
ской связи, во всѣхъ ихъ внезаиныхъ прыж-
кахъ и сцѣпленіяхъ.
Ибо за тѣмъ, что бѣдному уму мѣщанства
сдается смѣшнымъ идіотизмомъ, кроется всег-
да глубина.
Ш.
Существуетъ двоякій путь, чтобъ искус-
ствомъ объять жизнь.
Одинъ—широкій, торный, беззаботный и
удобный, другой-же—крутой, ведущій чрезъ
пропасти, полный смѳртеліьныхъ опасностей.
Совсѣмъ, какъ въ сказкѣ.
Удобный путь, это путь ума, бѣдныхъ
почти чувствъ, охватывающихъ жизнь только
въ ея случайностяхъ, въ ея печальной и глу-
пой новседневности.
Обрывистый, полный нропастей путь, это
путь дупіи, жизнь для которой—тяжкій сонъ
и болѣзненное предчувствіе какой-то иной
жйзни и запредѣльности, предчувствіе иныхъ
звеньевъ и иныхъ глубинъ, чѣмъ т ѣ , кото-
рыхъ бѣдный, бѣдный наіпъ умъ можетъ до-
стичь.
Различны эти пути, ибо умъ—это будень,
день работы и труда, это магематика, это ло-
гика, душа-же это—-рѣдкій праздничный день,
нѣчто, чего ни правиломъ, ни логикой не
объемлешь, это блаясенство и воскресеніе рода
человѣческаго.
Для ума—дважды два—четыре, для души,
можетъ быть, милліонъ, ибо она не знаетъ
интервала ни во времени, ни въ пространствѣ.
Для ума предметъ существуетъ лишь во вре-
мени и пространствѣ, для души существуетъ
безпредметная, внѣпространная, внѣвремен-
ная с у щ н о с т ь ве/цей.
Непонятное уму завершается въ душѣ,
все обнажаіощей отъ случайности формы, въ
какой оно нредставляется уму. Она видитъ
только неизвѣданныя вещи, то, что бѣжитъ
извѣчнымъ потокомъ, независимо отъ всякихъ
превращеній и перемѣнъ, отъ одного полюса
вѣчности къ другому, безъ конца, безъ края.
Видитъ она то, что тянется на протяженіи
всѣхъ временъ и всѣхъ родовъ: „ т а М х "
в с ѣ х ъ явленій.
Душа—это органъ, объемлющій безконеч-
ныя, безнредѣльныя вещи, органъ, въ кото-
ромъ сливаются въ одно небо и зѳмля; душа—
это неизмѣнно внутрь нанравленный взглядъ,
это состояніе, въ которомъ вся, на милліонъ
частей расколотая, жизнь объединяется въ
одно великое солнцѳ, милліоны членовъ—въ
одно огромное тѣло, а милліоны столѣтій рас-
творяются въ одной секундѣ.
Умъ—это матеріализмъ въ предѣлахъ зна-
нія, это наука о наименьшемъ сопротивленіи
силы, это психофизика — это соціализмъ и
безчисленныя экономическія систѳмы, родя-
щіяся на свѣтъ съ цѣлью осчастливить—ха,
ха—осчастливить чѳловѣка помощью коллек-
тивизма труда, это безсмысленное искусство.
искусство аршина и хорошихъ глазъ, искус-
ство, передъ которымъ склоняется толпа.
Художникъ, тѣшащійся обладаніемъ этого
аршина и яары хорошихъ глазъ, возсоздаетъ
все „такъ, какъ оно есть". А слѣдоватѳльно—
типы людей съ хорошо выписанными носами,
прачекъ у колодца, крапинки свѣта, разли-
вающіяся по хребту какой нибудь старой
клячи, волковъ в ъ степи, порою степь подъ
снѣгомъ, порою—безъ снѣга. Ну, и такъ до
безконечности.
Для такого художника женщина — поль-
зуясь однимъ изъ обычнѣйшихъ примѣ-
ровъ—является существомъ, безконечно бла-
городнымъ, или нростой бездѣлушкой, являет-
ся обычной Марусей или прерафаэлистской
Кунигундой, кокоткой или-же туго зашнуро-
ванной, неприступной Миссъ.
Иначе для художника, идущаго путями
души.
Женщина Ропса—это ужасная, космиче-
ская сила. Его женщина, это женщина, про-
будившая в ъ мужчинѣ страсть, приковавшая
его къ себѣ коварной и фальшивой лаской,
воспитавшая его одноженцемъ, утончившая
его инстинкты, ухватившая стихію его вожде-
лѣній в ъ новыя формы и привившая ему
ядъ сатанинской боли.
И въ болѣзненномъ экстазѣ творчѳства
Ропсъ обрѣлъ давно утрачѳнныя звенья, свя-
зующія насъ съ средними вѣками. Это уже
не мужчина, прозакладывающій жизнь за
смѣшную цѣну пятиминутнаго наслажденія;
онъ не страдаетъ уже больше для женщины,
но растетъ въ дикой ненависти къ этой страш-
ной губительной силѣ, становится фанатиче-
скимъ обвинителемъ, который - бы охотнѣѳ
всего приговорилъ женщину къ костру, толь-
ко-бы избавить міръ отъ этого „величайшаго
зла".
Для художника толпы любовь, это—или нѳ-
человѣчески-нлоскій романтизмъ любимцевъ
нашей публики, или перечно-комичная и
скучная эротика Гюи де Мопассана, или при-
торно-сладкая поэзія халатовъ, доставляемая
модисткамъ Петромъ Нансеномъ, и л и - ж е си-
ронно-отвратительная норнографія Габріэля
д'Анунціо.
107
 Для художника-избраншіка любовь, — это
болѣзненное, полное тревоги сознаніе невѣдо-
мой страшной силы, кидающей д в ѣ души
другъ на друга и жаждущей слить ихъ въ
одно, это интенсивное страданіе, въ которомъ
ломится душа, ибо она не въ силахъ свер-
шить дѣла Новаго Завѣта, факта этого слія-
нія въ одно, факта абсолютнаго андрогиниз-
ма. Для такого художника любовь, — это не-
слыханное сознаніе какой-то страшной глу-
бины, предчувствіе какого-то дна въ безднѣ
души, по которому переливается жизнь ты-
сячи генерацій, тысячи вѣковъ ихъ страда-
ній и мученій, ихъ экстазъ множенія и яіажда
бытія.
Такъ понялъ любовь и Мункъ и такую
минуту экстаза, боли, страха предъ ужасомъ
воспроизвѳлъ онъ въ своей „Мадоннѣ" (см.
главу 0 Мункѣ).
Портретъ работы художника въ одинъ ар-
шинъ — это въ наилучшемъ случаѣ вѣрная,
цвѣтная фотографія. Портретъ Шумана, на-
нисанный Феликсомъ Валлотономъ,—это „ду-
ша" Шумана, когда она скитается иплачетъ
въ интродукціи къ сонатѣ „Й8-шо1", когда
она раздирающе кричигь въ больномъ „Си-
ріо (ІІ880ІѴІ", въ „ѴІ8І0П", когда въ поѵеіеіе
іІ8-то1 описываетъ она безумные круги, блу-
ждаетъ туда и назадъ, чтобы вдругъ въ ди-
кихъ прыжкахъ завеоти тарантуловую пляску
св. Вита.
И въ д у т ѣ такого художника-избранника
нѣтъ границъ между тономъ и звукомъ. Со-
вершенно разнородныя ощущенія сливаются
въ одинъ равноцѣнный отзвукъ, музыка ста-
новптся линіей, звукъ запахомъ: „Ье8 р а г й і т з ,
іез соиіеигз еі іез 80П8 зе геропйепЬ".
Очевидно: все сіе—безумство, анормальное,
нездоровое, больное—хе, хе...
Ибо здоровое общество, которому нужно
давать ясную, истолкованную, достаточно пе-
режованную пищу, нен авидитъ глу бины, осмѣи-
ваетъ всякую тайну и все, что не можетъ
понять, обзываетъ безумствомъ.
И дѣйствительно, никогда еще ненависть
обывательства къ д у ш ѣ не была такъ сильна,
какъ нынче, подъ абсоліотнымъ господствомъ
естественныхъ наукъ, денегъ и проституціи.
108
Съ бѣшепымъ самозабвеніемъ преслѣду-
ютъ и притупляютъ ея проявленія.
В ъ наукѣ настало великое открытіе и
одинъ великій кличъ: Фактовъ! фактовъ!
фактовъ!
В ъ политикѣ и въ общественной жизни—
грязь, глупость, обструкція, деньги и стрем-
леніе къ „счастью".
Въ искусствѣ—натурализмъ, въ широчай-
шемъ его значепіи, какъ выраженіе „дѣйстви-
тельности".
„Віе Рііапіазіе І8І КоіЬеІіеІі"" взываетъ папа
натуралистовъ, Либерманъ. Значитъ остается,
согласно извѣстной формулѣ Золя, темпера-
ментъ. Но и темпераментъ — лишь фраза.
Искусству, какое возлюбило наше время, въ
литературѣ нужны запнсныя книжки, въ жи-
вописи—хорошій "глазъ и в ѣ р н а я р у к а . Обык-
новенный солдатъ не нуждается в ъ боль-
шемъ — и, чудное -дѣло, самыя знаменитыя
откровенія нашего времени: милитаризмъ и
натурализмъ сходятся въ своихъ стремленіяхъ;
оба они означаіотъ гибель индивидуа.цизма и
казарменное униформированье.
Нѣкогда искусство воздѣлывали только
тѣ, кто имѣлъ милость божііо, пророки, скры-
вавшіеся в ъ пещерахъ, чтобъ предаваться
страшнымъ видѣніямъ освобожденной души,
анахореты, жившіе в ъ пустыняхъ и одино-
чествѣ. Во времена грековъ ноэть былъ экста-
тикомъ, мышленіе было святостью, и Сократъ
не чувствовалъ холода, когда, во время вдох-
новенія мысли, босой стоялъ въ снѣгу. Сред-
невѣковый художникъ приуготовывалъ ду-
шу долгимн молитвами и постами. В ъ су-
дорожномъ сосредоточепіи всего своего су-
щества умолялъ онъ св. Духа о милости,
ирежде чѣмъ пристуналъ къ дѣлу. Нынѣш-
ній художникъ нуждается въ другого рода
приготовленіяхъ: онъ сталъ репортеромъ, а
сильнѣйшія шпоры его къ творчеству—недо-
статокъ въ деньгахъ,
Новѣйшій художникъ долженъ прежде
всего отвѣчать одному важному условію: дол-
женъ быть глупъ, долженъ стать воплощен-
ной глупостыо,—если только онъ уже не пред-
ставляетъ ея. Е м у думать нельзя, онъ дол-
женъ отучиться отъ мышленія, если только
онъ уже не критпкъ, ему нельзя видѣть въ
природѣ больше того, что мояіетъ дать хоро-
шая фотографія.
Но независимо отъ этого ргоГапит ѵпі^из
идутъ жрецы, приносящіѳ жертвы—душѣ,гор-
сточка, въ которой традпціи прошлыхъ вре-
менъ 0 святости мышленія и святости искус-
ства живутъ сильнѣй, чѣмъ когда-либо, гор-
сточка, творящая только въ мгновенія интен-
сивнѣйшаго подъема душп и мучительнѣй-
шей ея вспышки, новые пророки, проповѣдую-
щіе вѣчпое возвращеніе души, пренспол-
ненные милости мистикп, объемлющіе міръ
не глазомъ и ухомъ, но таипственпымъ ор-
ганомъ души, синтетизирующимъ органомъ,
который видитъ лишь вѣчныя, неизвѣдан-
ныя вѳщи и добирается до ихъ сердцевины.
Ст. Поюибышевскгй.
(Перев. съ польскаго В. Перемиловскаго).
Ж У Р Н А Л Ы.
„іез Агѣ", годъ первый, №№ 1—4.
Глядя на этотъ журналъ, проникаешься
завистью. Какъ это фрапцузы могутъ съ та-
кою легкостью, при обиліи уже существую-
щихъ художѳственныхъ я^урналовъ, выпускать
ѳще новый, и столь интересный, и столь дѳ-
шевый? И существуетъ онъ вѣроятно не
только безъ субсидій, но еще приноситъ
доходъ своему издателю, для котораго
главное затрудненіе состоитъ лишь въ томъ,
чтобы найти хорошаго и свѣдущаго редак-
тора. Р а з ъ такое лицо найдено—все устраи-
вается само собой. Фабрики наперерывъ пред-
лагаютъ ему образцы своей бумаги, одинъ
дешевле другого и одинъ лучше другого. Куча
фотографовъ къ его услугамъ. Ири заказыва-
ніп клише онъ не получаетъ никакихъ огор-
ченій. Понятія пошлины, таможни, цензуры
для него не существуютъ. Организація торгов-
ли печатными произведеніями не оставляетъ
яіелать ничего лучшаго. Словомъ, загранично-
му редактору-издателюхудожественнаго жур-
нала открыто поле для всякихъ улучшеній, и
техническая сторона дѣла его нисколько не
волнуетъ. У насъ полоягеніе дѣла—совершен-
но обратное. Руководитель художествѳннаго
изданія становится прямо рабомъ техниче-
скихъ неурядицъ, рабомъ монополистовъ-тѳх-
никовъ, которые, будучи ограждены отъ загра-
ничной конкурренціи запретительной пошли-
ной, отнюдь не думаютъ о томъ, чтобы хоть нѣ-
сколько удовлетворять предъявляемымъ къ
нимъ художествѳннымъ требованіямъ. Само
собой разумѣется, что когда фабрика галошъ
желаетъ напечатать для распространенія сво-
ихъ издѣлій милліоны автотипическихъ отпе-
чатковъ съ галоши, въ натуральную величи-
ну, то это ея желаніе съ уснѣхомъ можетъ
быть выполнено мѣстными, русскими, цинко-
графическими заведеніями. Но когда эти за-
вѳдѳнія съ особой любовью принимаютъ лишь
заказы на „калошные" клише, считая это са-
мымъ выгоднымъ и съ неудовольотвіемъ
встрѣчаютъ чисто художественные заказы,
выполненіе которыхъ требуетъ особой тща-
тельности — то положеніе дѣла мѣняется.
Приходится или мириться съ отпечатками,
искажающими оригиналъ, или обращаться къ
помощи „заграницы", т. е. путаться съ тамож-
ней, почтой и, наконецъ, терять лишнее
время.
Возвращаясь къ „Ьев АгІ5",замѣтимъ, что
какъ по содержанію, такъ и по внѣшности
этотъ дешевый журналъ (2 франка вынускъ)
заслуживаетъ особаго вниманія. В ъ первыхъ
четырехъ выпускахъ журнала помѣщенъ рядъ
снимковъ съ различныхъ предметовъ искус-
ства изъ частныхъ коллекцій Ротшильда,
Фулька, Руара, съ лучшихъ произведеній
салона нынѣшняго года—и т. д. Смѣшеніе
эпохъ, стилей, родовъ искусства—дѣлаетъ
содержаніе журнала веселымъ и разнообраз-
нымъ. Донателло рядомъ съ Фальгьеромъ,
Зулоага рядомъ съ Ватто — такія неожидан-
ныя сопоставленія производятъ впечатлѣніе
й придаютъ жизнь журналу.
„Віе Иеіі" М 402.
Вопросъ 0 стилѣ тѣсно связанъ съ вопро-
сомъ 0 культурѣ. Чѣмъ характѳрнѣе, цѣль-
109
нѣе культура данной эпохи—тѣмъ характер-
нѣй ея стиль. Послѣдній создается не уси-
ліями отдѣльныхъ лицъ, а является продук-
томъ самыхъ глубокихъ основъ культуры.
Карлъ Шеффлеръ, въ статьѣ „о кризисѣ
въ художественной нромышленности" ( „ В і е
2еі1;" № 402) высказываетъ нѣсколько любо-
пытныхъ мыслей о культурной роли зодче-
ства—какъ созидателя новаго стиля.
„Обновители архитектурныхъ формъ, гово-
ритъ авторъ, создали въ сущности не архи-
тектурный, а декоративный стиль. Онъ очень
богатъ и разнообразенъ, но создался какъ-то
слишкомъ скоро и выказалъ слишкомъ боль-
шую способность приспособленія. Было-бы
крайне любонытно съ точки зрѣнія исторіи ис-
кусства, нрослѣдить, какъ эволюція современ-
наго пониманія формы иея задачъшлачерезъ
художественную промышленность, а не черезъ
архитектуру, что бывало до сихъ поръ въ
эпоху созданія стилей. Можно доказать, что
здѣсь мы имѣемъ дѣло съ безсознательннымъ
стремленіемъ къ архитектурѣ, которое про-
буетъ свои силы въ чисто декоративной об-
ласти, прежде чѣмъ нерейти къ разрѣшенію
спеціально архитектурныхъ задачъ.... Ны-
нѣшній подъемъ декоративнаго вкуса, не
даетъ гарантіи въ томъ, что въ будущемъ
дѣло выработки стиля обезпечено. Сила ко-
сности, сила застоя велики и находятся въ
постоянномъ дѣйствіи. Такимъ образомъ, все
движеніе грозитъ остановится на первыхъ
же шагахъ. Художники думаютъ, что они
сдѣлали свое дѣло, и мало смотрятъ вне-
редъ. Достигнутые результаты преиспол-
няютъ ихъ гордости, которая не достаточно
обоснована, такъ какъ легко достигнутые ре-
зультаты являются въ сущности лишь слѣд-
ствіемъ давно назрѣвшей необходимости Те-
перь только п пачинается серьезная работа.
Находка новыхъ формъ въ орнаментѣ—есть
только первый шагъ. В ъ искусствѣ деталей—
художники выказали свои способности, но до-
стигнутые ими результаты являются лишь
нюансомъ въ сферѣ созданія настоящаго
стиля.
„Дѣло не въ декоративныхъ украшеніяхъ.
Дѣло въ созданіи новой, великой архитектуры,
110
которая доляша обхватить в с ѣ пластическія
искусства. Надо воплотить вѣчные законы въ
такія формы, которыя соотвѣтствовали-бы па-
шему современному міросозерцанію. Великая
необходимость, которая управляетъ человѣ-
комъ на началахъ той-же закономѣрности,
какъ и всѣмъ космосомъ, должна быть по-
стигнута какъ красота, такъ-же наивно, какъ
постигалъ ее нѣкогда античный міръ или
готика. Это стремленіе воплотить въ образахъ
вѣчно дѣйственную силу природы и вселен-
ной въ сущности своей глубоко религіозно.
И всякоѳ великое зодчество возможно толь-
ко на основѣ глубокихъ морально-философ-
скихъ идей. Зодчій, отыскивающій пластиче-
скіе символы божественной необходимости,
дѣлаѳтъ то-же, что и всякій молящійся пе-
редъ алтарѳмъ. В ъ своемъ сознательномъ
творчествѣ, отыскивая явныя, чувственныя
формы красоты для неявнаго, сокрытаго за-
кона, зодчій проявляетъ то-яіе высокое ощу-
щеніе жизни, какъ и поэтъ. Съ культурной
точки зрѣнія—онъ стоитъ даже выше послѣд-
няго, потому-что его творчество по самой
сущности своей—активно, утвердительно, тогда
какъ иоэтъ достигаетъ иногда наивысшихъто-
чекъ творчествавътѣмоменты.когда емуудает-
ся воплотить свои страданія, своѳ нассивное,
отрицательное отношѳніѳ къ жизни.
„Самоѳ низмѳнное соприкасаѳтся съ са-
мымъ выспреннымъ. Соціальныя и экономи-
ческія потребности диктуютъ архитектурѣ
ея задачи, новыя условія обработки матеріа-
ла вліяютъ на вынолненіе этихъ задачъ такъ-
же, какъ и самыя банальныя потребности
нашей жизни. Но все это должно слуясить
для великаго зодчаго лишь поводомъ для
грандіознаго просвѣтленія и просвѣщенія.
Свѣтъ красоты, очищенной отъ грубой д ѣ й -
ствительности и случайностѳй, красоты, въ
которой находитъ своѳ удовлетвореніе духъ
народовъ, долженъ свѣтить въ теченіи сто-
лѣтій и пережить преходящую суету".
Такую постановку вопроса нельзя не
признать правильной. Стиль, оторванный отъ
жизни, отъ міросозерцанія эпохи, не есть
стиль, а лишь понытки (можетъ быть
и геніальныя) индивидуальнаго творчества.
 Вмѣстѣ съ тѣмъ, для новаго стиля, обращен-
наголицомъ къ будущему—прошлаго не долж-
но существовать. В с я к а я перефразировка
старыхъ архитектурныхъ формъ есть лишь
реставрація, есть отрицаніе творчества. Надо
сознаться, что въ этомъ отношеніи преобла-
даніе „музейнаго" направленія въ эстетиче-
скихъ кругахъ нашего времени крайне вред-
ио отзывается на творчествѣ. Всякое созер-
цаніе исключаетъ дѣйствіе. В ъ области вос-
пріятія ощущеній, въ области созерцанія мы
сдѣлали большіе успѣхи. Намъ, вмѣщаю-
щимъ индусскую архитектуру наравнѣ съ
Версалемъ, каягется смѣшнымъ, какъ это въ
Х Ѵ П І в ѣ к ѣ могли считать готику продук-
томъ варварства. Мы все любимъ, все цѣнимъ,
все понимаемъ, и поэтому не можемъ ничего
создать. Боясь вандализма и варварства мы
становимся кладбищенскими консерваторами,
охранителями въ полномъ смыслѣ слова.
Д. Ф.
к н и г и .
К. Байэ. Исторія Искусствъ. Переводъ подъ
редакціей и съ добавленіями проф. Г . Пав-
луцкаго, съ прибавленіемъ главы о древне-
русскомъ искусствѣ В . Г . Георгіевскаго. 350
рис. въ текстѣ, 28 фототипич. таблицъ и
2 табл. въ краскахъ. Изд. С. В . Куль-
ясенко. Кіевъ. 1902. Ц. 4 р.
Выпуская в ъ свѣтъ русскій переводъ
книги С. Вауеѣ, проф. Павлуцкій задавался
цѣлью дать популярную книгу по исторіи
искусства, предназначенную для учащагося
юношества. Сама но себѣ книга Байэ мало
интересна и представляетъ, собой въ сущ-
ности лишь краткій и довольно безцвѣтный
конснѳктъ популярныхъ лекцій. В ъ этомъ
отношеніи книжка Мутера, изданная въ де-
шевой и столь распространенной серіи учебни-
ковъ С б з с Ь е п г о р а з д о интереснѣе. Она напи-
сана увлекательно, ясиво, и можетъ дѣйстви-
тельно заинтересовать читателя и привлечь _
0 Т. I, въ цѳреводѣ К. Д. Бальмонта, вышепъ въ
свѣтъ на русскомъ языкѣ въ 1900 г.
късебѣ его симпатіи, но, к а к ъ в с я к а я талант -
ливая вещь, она слишкомъ субъективна, въ
нѳй много рискованныхъ заключеній и мало
обоснованныхъ обобщеній. Байэ, съ сухой
педантичностью, ничего не навязывая и от-
нюдь не увлекая, даетъ новичку въ области
искусства путѳводную нить для занятій,
даетъ почву для распредѣленія художествен-
наго матеріала. В ъ этомъ отношеніи мысль
перевести эту книгу нельзя не признать удач-
ной.
Французскій оригиналъ этого сочинѳнія
крайне бѣдно илліострированъ. А въ исто-
ріи искусства — иллюстрація почти все.
Разсужденія о творчествѣ художника или
характеристика стилей, безъ нагляднаго при-
мѣра, становятся для малосвѣдущаго чело-
вѣка столь-же скучными, какъ классифика-
ція растеній въ учебникѣ ботаники. Но проф.
Павлуцкій восполнилъ этотъ существенный
пробѣлъ книги Байэ, и не только тѣмъ, что
снабдилъ ее многочисленными илліострація-
ми, а главнымъ образомъ тѣмъ, что с д ѣ -
лалъ подборъ ихъ очень толково и инте-
ресно. Насколько это было въ предѣлахъ на-
мѣченной имъ задачи, онъ съ большимъ
тактомъ и педагогическимъ чутьемъ выдви-
нулъ все дѣйствительно худоя^ѳственное
и значительное, не безъ умысла, ДОЛЯІНО-
быть, затѣнивъ в с ѣ тѣ шедевры, которые, не-
смотря на свою обіцепризнанность, нѣсколь- <
ко помертвѣли подъ взглядомъ современ-;
наго человѣка. ;
Въ общемъ, иллюстраціи исполнены хо- =
рошо и чисто. Нѣкоторыя вышли мутно, въ
виду того, что издателямъ вѣроятно прихо-
дилось пользоваться не фотографіями, а авто-
типіями.
Къ книгѣ нриложенъ и краткій очеркъ
русскаго искусства, опять съ толкомъ и лю-
бовью иллюстрированный.
Очеркъ составленъ нѣсколько вяло, но
зато вполнѣ безпристрастно. Молодой совре-
менной школѣ отведено подобающее ей мѣсто
и такимъ художникамъ, какъ Врубель и Со-
мовъ, удѣлено должное вниманіе, наряду съ
В . Васнецовымъ и Нестеровымъ.
Д . Биъжаницкій. ,^
111
 К. и В. И. Успенсніѳ. Заиѣткіі о древне-рус-
скомъ иконописаніи. Извѣстные иконописцы
и ихъ произведенія. Св. Алимпій и Андрей
Рублевъ. Спб. 1 9 0 1 , стр. 7 0 , ц. 2 р.
Книга открывается интереснымъ рисун-
комъ изъ старо-нечатнаго кіевскаго патерика:
„прпшествіе иконописцевъ пзъ Ііарьграда въ
монастырь Печерскій, како силою Божіею по-
нуждени приплыша". Старина любила уста-
новлять такими чудесными сказаніями взапм-
ную связь фактовъ, родство которыхъ явно
чувствовалось, но не установлялось неносред-
ственно. Такъ и в ъ я з ы ч е с т в ѣ одинъ, напри-
мѣръ, греческій гимнъ изъ VII ст. до Р. Х р .
повѣствуетъ, какъ Аполлонъ силою ііригналъ
корабль къ новому своему храму, чтобы с д ѣ -
лать плывшихъ своими служителями и пер-
выми представителями культа.
Довѣряясь западу, мы долго представляли
византійскихъ грековъ только „лукавыми ца-
редворцами" и дипломатами. Западъ отмѣ-
тилъ въ нихъ то, что было ему замѣтнѣе, но
не умѣлъ уловить болѣе глубокой основы ви-
зантійскаго народнаго характера. Намъ, ду-
ховнымъ дѣтямъ Визаитіи, все яснѣе стано-
вится, чтб своего внесла Византія во всемір-
ную культуру. Е с л и древніе греки были на-
родъ-художникъ, если желѣзная сила Рима
родила государственность и право, то визан-
тійцы были народомъ-мыслителемъ, народомъ-
богословомъ. Это были своеобразные рыцари
духа по преимуш;еству.
Изслѣдованіе г. г. Успенскихъ важно и
интересно, какъ всякая работа, раскрываюіцая
въ деталяхъ это духовное наше ученичество
у Византіи. Оба художника, о которыхъ въ
книгѣ идетъ рѣчь, были монахи. Мысли обо-
ихъ, какъ и творческія воспріятія, враіца-
лись въ традиціонномъ кругу византійскаго
богословствованія, византійскаго священнаго
искусства. Оба творили, но творили какъ-бы
анонимно, скрадывая личное, свое, за общимъ,
святымъ, разъ навсегда преподаннымъ отъ от-
цовъ и наставниковъ. В ъ церковномъ пѣсно-
пѣніисв. Алимпію дана художественная харак-
теристика всей его художественнойдѣятельно-
сти. „Разгорѣвшись алканіемъ неописанной
славы Божіей,—поется въ церкви,—ты напи-
112
салъ на скрижаляхъ сердца образъ пепрестан
ной любви къ Пречистой Богоматери" іі въ с а -
момъ д ѣ л ѣ всѣ приписываемыя этому монаху-
художпику Х І І в ѣ к а пконы написаны съ единой
мыслью—-служенія величііо Богоматери. „Ьи-
тепСоеІі еапсІаКоза" вспомігаается невольпо...
Андрей Рублевъ, монахъ СергіевскоН ла-
вры подъ Москвой, работалъ въ X V в ѣ к ѣ .
Его кисти приписываютъ, напримѣръ, фрески
Успенскаго собора во Владимірѣ, открытыя
въ 5 9 — 6 0 г. г. и представляіощія, по словамъ
проф. Покровскаго, — „такое монументальное
явленіе, равнаго которому мы не зпаемъ въ
стѣнописяхъ до 17-го ст. (картина Страшна-
го Суда,—эсхатологія, опять-таки близкая ре-
лигіозной мистикѣ византійца).
Вотъ отзывъ покойнаго московскаго про-
фессора Шевырева о другой ііконѣ кистп Ру-
блева: „Письмо византійское, превосходное.
Необычайная красота іі грація разлиты по
ликамъ ангеловъ, чисто греческимъ."
Мы видимъ, что греко-царьградскія тра-
диціи остаются и здѣсь во всей силѣ.
* * *
А. и. Успенсн/й. Пять вновь открытыхъ
нконъ кисти Симона Ушакова. М. 1 9 0 1 г.
стр. 1 6 .
Д. Н. Трвнѳвъ. Иконы царскаго изографа
Симона Ушакова въ Московскомъ Новодѣ-
вичьемъ монастырѣ. М. 1 9 0 1 г., стр. 5 9 .
Какъ робка еще, какъ запугана наша мо-
лодая наука православной иконографіи! Вотъ
мы читаемъ о вновь открытыхъ иконахъ У ш а -
кова, относящихся къ 1 6 8 2 — 3 годамъ. Стари-
на почтенная! Г. Треневъ удостовѣряетъ, что
и эти иконы отмѣчены обычными достоин-
ствами Ушаковскаго письма, — „нѣжностью
тоновъ окраски и мягкостью переходовъ отъ
тѣней къ свѣту" но тотчасъ-лге, съ робкой
оглядкой на западъ и „вѣжливой уклонкой"
какъ говорилось въ старину, добавляетъ: „мно-
гіе его лики, по всей справедливости, можно
было-бы поставить отніодь не ния?е таковыхъ
кисти лучшихъ западныхъ древнихъ худож"
никовъ".
Не потому-ли мы такъ робки и, въ край-
немъ случаѣ, почитаемъ возможнымъ поста-
вить себя „нѳ ниже таковыхъ", что не научи-
лись еще, какъ слѣдуѳтъ, перѳдавать по рус-
ски слова наншхъ вѣчныхъ учителей и на-
ставниковъ? Читайте г. Тренева: „когда Х р и -
ста изображаютъ лѣтъ 3 0 , онъ не болѣе не-
красивъ, какъ и в с ѣ люди 3 0 или 4 0 лѣтъ",
Такъ иередаѳтъ русскій авторъ слова фран-
цузскаго богослова-иконографа,
И ѳще потому мы такъ робко озираемся
„на западъ солнца", что, какъ дѣятели и зри-
тели церковнаго искусства, развивались мы
въ условіяхъ нѣсколько иныхъ, нежеѵТИ тамъ,
на счастливомъ западѣ. Вотъ г. Треневъ съ
радостью, съ восторгомъ сообщаетъ объ одной
Ушаковской иконѣ, что „рѳставрація не тро-
нула античной пѳрвоначальной раскраски ея
дивныхъ ликовъ и одѣяній." Таково русское
и—-увы!—слишкомъ оправданное фактами по-
нятіе 0 рѳставраціи. „Художникъ - варваръ
кистью сонной",..
Въ другомъ, или в ъ этомъ-же случаѣ жи-
вопись иконы сохранилась благодаря яСплош-
ной ризѣ, которая оставляла открытыми толь-
ко лики и руки изображеній". Это еще преосв.
Порфирій замѣтилъ, что „Москва предпочи-
таетъ чеканъ живописи". Вотъ и чеканъ при-
годился.
Зато и г. Треневъ, и г. Успенскій не на-
ходятъ словъ, чтобъ достойно характѳризо-
вать „художественную" дѣятельность реста-
вратора-иконописца г. Чирикова, нѳ далѣе,
какъ въ 1 9 0 0 году „подновившаго" нѣкото-
рыя Ушаковскія иконы. И дажѳ не безъ но-
кровительства науки, какъ указываетъ г. Тре-
невъ, т. к. за реставраціей наблюдалъ членъ
Археологичѳскаго Общества. „Подобные реста-
враторы, замѣчаетъ г. Успенскій *), пользуют-
ся у насъ (?) репутаціею хорошихъ, знающихъ
мастеровъ и успѣшно... портятъ по москов-
скимъ церквамъ множество прекрасныхъ ста-
ринныхъ памятниковъ православной иконо-
графіи".
^иоиздие і а п й е т ? Когда-жѳ „художникъ-
варваръ" останется и „у насъ" безъ почи-
тателей? Д. Шестаковъ.
') Товарищъ прѳдсѣдателя Церковно Археологичѳ-
скаго отдѣла общества любителей Духовнаго Просвѣ-
щенія.
ЗАМЪТКИ.
^ В ъ М 2 4 .Театра [и Искусства" по-
мѣщена статья г. Варнеке, касающаяся пре-
словутаго „интервью" съ г - н о м ъ Озаров-
скимъ и замѣтки о немъ г-на Философова.
Вопросъ 0 томъ, какъ надо ставить на сценѣ
совремѳннаго театра античныя трагедіи —
слишкомъ важенъ и серьезенъ, чтобы бесѣ-
довать 0 нѳмъ в ъ полемическомъ тонѣ, а по-
тому пока замѣтимъ лишь, что мы абсолютно
несогласны съ основной точкой зрѣнія г-на
Варнеке, будто-бы античная трагедія сохранила
лишь одно художественное значеяіе, Конечно,
художественная сторона играетъ очень важную
роль, но не в ъ ней все дѣло.
Обращаясь, в ъ частности, къ предстоящей
постановкѣ „Ипполита", замѣтимъ, что онъ
пойдѳтъ съ декораціями и костгомами по
проектамъ художника Л . Бакста, котораго
тоже надо причислить къ числу „составитѳ-
лей первоначальнаго проекта".
^ В ъ короткій промежутокъ времени
скончались три русскихъ художника, пользо-
вавшихся в ъ своѳ время довольно большимъ
успѣхомъ у широкой публики. Мы говоримъ
0 Риццони, Якобіѣ и М. Клодтѣ. Имъ доста-
лось на долю пережить свою славу и умѳ-
реть почти въ нѳизвѣстности.
™ Скончался извѣстный французскій ху-
дожникъ Бенжаменъ Констанъ.
^ Чешскоѳ художѳственное общество „Ма-
несъ" устроило въ Прагѣ выставку произве-
дѳній Родэна. Ко времени выставки было пріу-
рочено торжественное чествованіе скульптора.
^ Намъ доставленъ отчетъ Московскаго
Общества Любителей за 1 9 0 1 г, Какъ извѣст-
но, отчетъ этотъ послужилъ предметомъ бур-
ныхъ преній в ъ теченіи двухъ общихъ со-
браній общества. Мы не будемъ входить в ъ
обсужденіе вопроса о томъ кто виноватъ въ
возникшей неурядицѣ и на чьѳй сторонѣ
правда. Замѣтимъ лишь, что выходъ изъ чле-
новъ общества художниковъ Остроухова, По-
лѣнова и Сѣрова еще и еще разъ доказы-
ваетъ,что в с ѣ эти „поощряющія художества"
общѳства отжили свой вѣкъ и давно уже нѳ
только не нужны искусству, но скорѣй даже
113
оказываютъ вредъ ему. У насъ в ъ Петербур-
г ѣ тоже есть подобное московскому обще-
ство, которое, при помощи нѣсколькихъ дрях-
лыхъ любителей, не любящихъ искусство, тігхо
влачитъ свое жалкое существованіе только
потому, что имѣетъ многочисленные дома и
капиталъ, съ которыми что нибудь да надо
дѣлать. Итакъ, предоставимъ мертвымъ по-
гребать своихъ мертвецовъ.
і і Пятая международная художественная
выставка в ъ Венеціи откроется 2 2 апрѣля
1 9 0 3 г. и продлится до 31-го октября. На
нріобрѣтеніе художественныхъ произведеній
въ музей современнаго искусства городъ ассиг-
новалъ 1 0 0 тыс. франковъ.
Общество Охраненія стараго Парижа—
открыло конкурсъ любительскихъ фотографій
съ живописныхъ деталей Парижа. В с ѣ пред-
ставленные на конкурсъ снимки будутъ вы-
ставлены въ Рейі Раіаіз. Хорошо было-бы,
если-бы по случаю двухсотлѣтія Петербурга
нѣчто подобное было устроено и у насъ.
іі^ Парижскій ыуниципальный совѣтъ от-
крылъ конкурсъ на составленіе художествен-
ныхъ вывѣсокъ.
РедакторЪ-нздатель
^ В ъ іюньскомъ номерѣ „Ееѵие Біизігёе"
помѣщена статья Ваніеі ЕосЬе'а, посвящен-
ная творчеству И. Е . Рѣпина. Статья иллю-
стрирована десятью снимками съ произведе-
ній художяика.
іііі 1 2 ііоня скончался на 38-мъ году жизни
проф. Отто Экманъ. Покойный худоя^никъ не
отличался выдающимся дарованіемъ, но какъ
свѣдущій, умпый и вполнѣ современный че-
ловѣкъ, онъ сыгралъ очень крупную роль въ
исторіи развитія современнаго декоративнаго
искусства. Съ неутомимымъ рвеніемъ Экманъ
работалъ во в с ѣ х ъ областяхъ прикладного
искусства. Извѣстны его керамическія издѣ-
лія, проекты рисунковъ для матерій, шриф-
товъ, чеканка по мѣди, наконецъ, онъ испол-
нялъ проекты обстановокъ въ современномъ
стилѣ. Съ 1 8 9 7 г. Экманъ состоялъ профес-
соромъ декоративнаго искусства в ъ школѣ
берлинскаго музея прикладныхъ искусствъ.
Творчеству художника былъ посвященъ Л'» 7
журнала „ВеиІзсЬе Кннзі ипй Веііогаііоп"
за 1 9 0 0 г.
С. Л. ДягпжвЪ.
 ДДОРБТВЕНІЬІ
бОКРОВИЦ
І І россш.
Еіем^сячный йллюстрйрованный сборникъ,
И З Д А В А Е М Ы Й

ИМПЕРАТОРОКИМЪ
Обществом-ь Поощренія
Художествъ,
подъ редакціей Александра Б Е Н У А .
СборникЪ состоитЪ изЪ 1) таблицъ иллюстрацій
(12 вЪ номерЪ, 1 4 4 вЪ году) 2) обЪяснителЬнаго кЪ
нимЪ текста и 3) худошественной хронини.
ТАБЛИЦЫ посвящены иснлючительно художественнымЪ произведеніямЪ, находящимся
въ Россіи. (Архитектурныя сооруженія, картины скулЬптура, церковная утварЬ, мебелЬ,
бронза, іиитЬе, ковры, кружева, матеріи, оружіе, и проч.).
ПОЯСНИТЕЛЬНЫЙ кЪ таблицамЪ ТЕНСТЪ содержитЪ историческія данныя обЪ изоб-
раженныхЪ предметахЪ, эстетическую ихЪ оцЪнку и біографическія свЬдЪнія обЪ ихЪ
творцахЪ. ТекстЪ печатается на руссномъ и франиузсномъ язынахъ.
Содершаніе ХРОНИНИ: Отчеты о дЪятелЬности И м п е р а т о р с к а г о Общества
Поощренія ХудожествЪ по разнымЪ его учрежденіямЪ, выставки: русскія и иностран-
ныя, новыя книги, некрологи скончавшихся художниковЪ и другія извЬстія.
П О Д П И С Н А Я Ц Ъ Н А :
Б е з ъ доставки 6 руб. С ъ доставкой в ъ предЪлахъ Россіи 8 р. С ъ пересылкой за гра-
ницу 10 рублеіі.
Подписна принимается во всгьхъ ннитныхъ магазинахъ и въ реданціи Сборнина: С.-Петербургъ.
Мойна, д. № 83. (№ телефона 2665).
В Ы Ш Е Л Ъ ИЗЪ ПЕЧАТИ
томъ первый изданія

РѴСЩАЯ ЖИВППИСЬ
ВЪ ХѴІІІ вѣнѣ.
Первый томъ посвящ,енъ произведеніямъ Д. Г. Жевнцкаго ( 1 7 3 5 — 1 8 2 2 ) . В ъ немъ по-
мЪщено ополо 100 стімковЪ сЪ работЪ художннка, всЪ дошедшія до насъ гравюры съ п о р -
третовъ его работы, нЪсколько гравюръ работы отца художника Г . К. Левицкаго, а также
лортретьг, лнсанные сЪ самого художннка В. Л. ВоровнковскнмЪ и И . Е . Яковлевымъ.
РізЪ работЪ Д. Г. Левнцкаго помЪщены въ снимкахъ, исполненныхъ геліогравю-
роіі (39), фототипіей ( 2 5 ) и автотипіей ( 4 1 ) , всЪ портреты мастера, о которыхъ было
возможно собрать какія либо свЪдЪнія.
В ъ текстЪ помЪщены статЬи; „ Ж и з н ь Д . Г . Левицкаго" В . П . Горленко и „Произве-
денія Д . Г . Левицкаго" С. П . Дягилева, а также сохранившіеся документы, какъ
офиціальные (формулярн. списокъ, прошенія въ Имп. Акад. Худож., постановленія Со-
вЪта Имп. Акад. Х у д . и пр.), такъ и частные. Документы напечатаны іп ехіепзо.
ВсЪ оставшіеся отъ подписки экземпляры находятся на складЪ в ъ книжномъ ма-
газинЪ М. О. Вольфъ. ( С . П . В . Гостиный Дворъ 18).
Изданге редакцгн журнала ^.^МірЪ Искусства^''.
 Открыта подписка на 1 9 0 2 годъ (4-й годъ изданія) на художественный
иллюстрированный журналъ

„МІРЪ ИСИУССТВА
Журналъ выходитъ въ 1 9 0 2 году по прежней программЬ и въ прежнемъ
объемЪ, одинъ разъ в ъ мЪсяцъ, книжками в ъ 1 0 — 1 2 листовъ іп 4 ° , с ъ многочислен-
ными иллюстраціями въ текстЬ и съ художественными приложеніями (геліогравюры,
фототипіи и хромолитографіи) на отдЪльныхъ листахъ.

ПОДПИСНАЯ ЦЪНА:
На годъ. На Ѵі года.

Съ доставкой в ъ С.-ПетербургЪ 1 0 руб. 5 руб.

„ пересылкой иногороднимъ 12 „ в „
» „ за границу 14 „ 7 „

Долускается разсрогка. Первыіі взносъ при подпискЬ для городскихъ подписчп-

ковъ 2 р. 5 0 к., для иногороднихъ 3 р. ЗатЪмъ вносится по 1 р. ежемЪсячно.

Подпиока принимаетоя во всіхъ кни)кныхъ магазинахъ.

Главная контора журнала находится при книжномъ магазинЪ Товарпщества М. 0. Вольфъ

(С.Л.Б.., Гостгтыіі ДворЪ.^ Ж 18; Москва,, Кузнецкгй мосттіЪ, 12). Подписноіі годъ начи-
нается съ 1-го Января.
Полные экземпляры „Міръ Искусства" продаются лсклюѵнтельно въ редакцін жур-
нала (Спб., фонтанка, 1 1 ) по слЪдующимъ цЪнамъ:

Годъ I — ( 1 8 9 9 ) — 2 0 р. (безъ перес.) ..^.^

„ ІІ-(1900)-40 р. „ 51

З а 1 9 0 1 г. имЪются лишь №№ 4 — 1 2 (7 руб. безъ перес). Ііервые трн номера за

1901 г. разопілись сполна.

Ц ѣ н а № 4 - г о — 1 р. 2 0 к. с ъ перес. 1 р. 5 0 к.

|І Довволесо дензурою, Спб. 26 Іювя 1902 г. Тип. Спб. акц. общ. „Слово", М. Итальяпская, № 21.
 902
258 [т. 7]
выдавать,
Б фонде