Мехет

Тени во тьме

Конспект:
Егор Мельников
 Мы кажемся безобидными. Иногда даже бесполезными. Вы считаете, что мы
не достойны вашего внимания, потому что мы “просто прячемся”, пока вы
“принимаете меры” и “устраняете угрозы”.

Но почему именно к нам вы обращаетесь за помощью, когда всё выходит из-под

контроля? Почему вы встречаетесь с нами на тайных советах, надеясь, что мы
поможем вам взять верх над соперниками?

Что? Откуда мне об этом известно?

Привыкните наконец. Нам известно все.
Френсес

Эта книга:
• Раскрывает историю клана Мехет от тёмных ночей Египта, когда Мехет бежали в
некрополи и исследовали их тайны, до современности, когда за ними охотятся
собственные отражения.
• Рассказывает о Теневых культах – секретных организациях, состоящих из Проклятых
и людей и преследующих различные цели по указке Мехет.
• Предлагает вашим глазам рассказы, написанные Тенями… и их знакомыми из других
кланов.
• Описывает новые Преимущества, родословные, Дисциплины и тайны кланов, которые
придутся по вкусу каждому игроку Vampire: the Requiem.
 Создатели
Текст: Говард Ингэм и Кристофер Ли Симмонс
Разработчик: Джозеф Д. Кэррикер-младший.
Креативный директор: Ричард Томас
Руководитель производства: Мэтт Милбергер
редактор: Анита Хэгер
Арт-директор и дизайн книги: Крэйг Грант
Внутренние иллюстрации: Бен Карре, Сэмюэль Эрайя, Джон Бриджес, Тур Экрос,
Крейг Грант, Крейг Хендерсон, Студия “Imaginary friends” (включая Ясмин), Говард
Ингэм, Майкл В. Калута, Маклин Кендри, Мэтиас Коллрос, Дэвид Кренц, Стефани Лоу,
Питер Мохбахер, Эфрем Палачиос, Рик Пеллегрино, Федерико Пьятти, Крис Шай, Мэтиас
Тапиа и Эндрю Трабболд
Обложка: Бен Карре

Извинения разработчиков
Приносим искренние извинения Бенджамину Бау за то, что мы забыли включить его
в список людей, работавших над книгой Гангрел.

Особая благодарность
Огромное спасибо Райсу Джеймсу Джонсу за написание музыки для Стеклянного
гармониума. И Бекки Лоу, которая поддерживала меня при написании этой книги. И
моему отцу, который оставил мне после смерти сокровищницу оккультных книг и
журналов, послуживших основой для злоключений Френсес.
Говард Ингэм
 Содержание
История Фрэнсес Блэк 5
Тайны скрытного разума: правила для Мехет 75
Родословные 75
Теневые культы 79
Дисциплины Теней 89
Анатомия Тени 98
Уникальные характеристики 102
 Мы всех предупредили.
Они знают, что ты придёшь. Мать Елизавета тебя примет. Напиши Фрэнсису Роузу,
назови моё имя. Он тебе поможет.
Мой посредник приведёт тебя к Нитокрис. Не бери с собой записывающее
оборудование, она подвержена паранойе не меньше твоего.
Мун скоро будет на связи.
Доу

Ж_Доу207: Пиши всё, что хочешь. Пиши честно.

Ж_Доу207: Мне всё равно. Я прошу тебя написать о нас, и мне нужна правда.
Ж_Доу207: Я хочу знать, кто мы такие, не меньше твоего.
Ж_Доу207: Но когда будешь писать обо мне, говори почтительно.
Ж_Доу207: Мы поняли друг друга?
Фрэнсес_Ребекка: Поняли.
Ж_Доу207: У тебя своё место, у меня – своё. Помни об этом.

Смерть делает тебя пустой.

Раньше я гордилась тем, что знаю, кто я такая. Я думала о серьёзных вопросах, и
принимала участие в демократических выборах, и покупала продукты с лицензией, и,
знаете, волновалась о том, куда катится наша жизнь.
А знаете, что меня волнует теперь? Конечно, знаете.
Если вы мертвы, вы меня понимаете. Я полагаю, что смерть делает это с каждым. Моя
душа расколота на куски, и от моей личности осталась лишь крохотная частичка. Я не
сойду с ума, как это делают Вентру, не стану дикарём, как Гангрел, не погружусь в
пучину порока, как Дэва. Я даже не стану страшной и омерзительной, как Носферату.
Но я совершенно пуста внутри. Как будто мой разум то и дело выскальзывает в какие-
то бреши в глубине моего мозга, и в голове остаётся лишь пустой голод. Иногда мне
кажется, что моё сознание живёт в яме, которая вечно закрыта от света. Я даже не
замечаю, как что-то делаю, а когда прихожу в себя, оказывается, что я машинально
сделала уже массу дел… многие из которых меня пугают.
Нет, вы не скажете это по моему поведению. Мне приходится притворяться. Быть
яркой, весёлой и жизнерадостной. Но внутри у меня ничего нет. Я кукла. Я механизм. Я
пустая ёмкость для крови.
И знаете, что пугает меня больше всего? Что с каждой ночью эта пустота
увеличивается. Мне становится наплевать, как меня зовут, чего мне хотелось при жизни
или хотя бы вчера. Мне плевать, парень я или девушка, мне плевать, что со мной будет
завтра. Это случилось с Доу, и хотя Доу подарил мне эту новую жизнь, я до сих пор не
знаю, кто он такой. Он… или она. Судя по нашей переписке, мой создатель тоже
чувствует эту всепоглощающую пустоту. Я не могу даже сказать, мужчина он или
женщина, а ведь он меня сотворил.
Ладно, пора начинать. Говорят, любую историю лучше начать с начала, и вот что я
помню. В начале был мост. Мост над Темзой. Я стояла на каменном мосту, по которому
проходили рельсы, и любовалась Темзой. Я могла сидеть там часами, и люди проходили
мимо, не замечая меня, не пытаясь помочь или спросить, в чём дело.
Нет, я не пыталась покончить с собой. На самом деле я просто смотрела в реку и
думала о маме и папе. Кажется, я ещё думала о мороженом с чёрной вишней – не знаю
почему – и сказала себе: не сейчас, давай ещё полюбуемся. И я осталась сидеть на мосту,
болтая ногами.
Сейчас я уже не помню, каково это. Жить. Думать о чём-то весёлом или, напротив,
печалиться, потому что ничего весёлого не происходит. Но даже в последнем случае жить
не так уж и плохо. Луна была яркой, огни на другой стороне реки мерцали, как маленькие
рукотворные звёзды. Кажется, накрапывал дождь.
Я оставалась там целую вечность. Было уже очень поздно. А потом я поняла, что
слышу шаги, и я успела оглянуться на мост, который в такое время должен был уже быть
безлюдным.
Там был человек – в тот момент я его не узнала, и он показался мне незнакомцем.
Мужчина в костюме, который куда-то спешил. По-моему, он был пьян. Он даже не
заметил меня, просто промчался мимо и случайно меня толкнул. Или, может, это я
потеряла равновесие, когда испуганно повернулась на звук шагов. Я правда не помню.
Я почувствовала, что начинаю соскальзывать, и ещё так смешно уцепилась в
поверхность моста ногтями. А потом я сорвалась. Помню свист воздуха в ушах. Помню
всплеск. И самым последним, что я подумала перед смертью, было: вот пидор.
***
Смерть делает тебя пустой, но умирать в воде… странно. Ты этого никогда не
забудешь. Ты паникуешь, молотишь руками и чувствуешь, как набираешь в лёгкие воду, с
каждым глотком всё больше погружаясь в оцепенение. Постепенно конечности начинают
неметь, и в конечном счёте ты даже не можешь пытаться вдохнуть. Ты не может кричать.
Ты переходишь из состояния борьбы в состояние полной бездеятельности. Только что ты
был. И вот тебя нет.
Хотя знаете… это обман. Мы не знаем, что значит умереть. Нет, серьёзно. Все мы
мертвы, но разве кто-нибудь из Сородичей может в точности утверждать, что он умер?
Разве можем мы говорить, что мы знаем, каково это – умереть по-настоящему? По-моему,
если ты в состоянии рассказать другим, что ты умер, это автоматически означает, что ты
не умер. Поняли мою мысль?
О, вот оно, наше проклятие. Истинное проклятие клана Мехет. Мы постоянно во всём
ищем связи. Мы ищем логические объяснения. Мы отвлекаемся. Мы собираем данные. Я
умерла, но я не описываю свои чувства. Я не описываю свои страхи. Я пытаюсь описать
то, что узнал мой мозг.
Ладно, не отвлекаться. Я утонула, но странным образом я ещё могла двигаться. Я не
понимала, что происходит вокруг. Я помнила, что молотила руками в толще воды, но вот
я уже лежу где-то во тьме, промокшая, но способная вдохнуть воздух. Во рту был вкус
крови – тогда я ещё не успела понять, что кровь была не моей. Я стиснула зубы, потом
просунула сквозь них язык и слизала кровь с дёсен, с губ, с нёба. Пошевелила пальцами и
поняла, что в них грязь. Или глина. Или речная тина.
Я приподнялась и почувствовала, что, хотя ничего не вижу, у меня появилось странное
чувство голода. Чувство всепоглощающей пустоты внутри. Я поднялась и прищурилась, и
увидела человека, лежащего в темноте рядом со мной. Это был тот пьяный мужчина в
пиджаке, который бежал по мосту.
Он был мёртв, но я точно знала, что мне нужно поцеловать его. Не скажу, что мне этого
хотелось: мой мозг просто знал, что так нужно. Я подползла к нему, задним числом
отметив, что, кажется, у меня на плечах лежали чьи-то руки. Я так и не обернулась, и до
сих пор не знаю, держал ли меня кто-то за плечи, когда я проснулась. Возможно, мне это
показалось.
Я подползла к мужчине и укусила его за язык… или губы… или за щёки, я просто не
помню. Я стала его целовать и кусать – и не остановилась, пока не высосала из него всю
кровь. На каком-то холодном механическом уровне я отметила, что кто-то связал его
перед смертью. Связал для меня.
Я повернула его искусанное лицо к себе и на мгновение замерла. Не знаю,
почувствовала ли я что-то в этот момент или просто отметила своим мёртвым, холодным
сознанием, что я его знаю. Крис Саттон-Джонс. Я бросила его голову, и она снова упала в
грязь.
Я подумала: Боже. Никогда бы не догадалась, что когда-нибудь мне придётся
поцеловать своего босса.
Как это на меня похоже. Произошло что-то важное, а я просто отметила это как
очередной факт своей новой жизни. Я просто подумала об этом. Думаю, я не испытала
никаких чувств, хотя, может, я просто не помню.
Напившись крови, я в первый раз поняла, что не чувствую тепла собственной крови в
венах. У меня не было сердцебиения. Пока я осознанно не пыталась уловить запахи, у
меня не было и дыхания.
Я повернулась назад и увидела неглубокую яму. Вырытую могилу. Над ней высился
деревянный крест с пластиковой табличкой, которые прикрепляют к крестам, когда ещё
не готов надгробный камень. На табличке было написано моё имя.
Фрэнсес Блэк.
 Фрэнсес_Ребекка: Простите, что беспокою.
>Абонент Ж_Доу207 занят и может не отвечать на ваши сообщения.
Фрэнсес_Ребекка: У меня кое-что есть.
>Абонент Ж_Доу207 занят и может не отвечать на ваши сообщения.
Фрэнсес_Ребекка: Вы здесь?
>Абонент Ж_Доу207 занят и может не отвечать на ваши сообщения.
Ж_Доу207: Я здесь.
Ж_Доу207: Что такое?
Фрэнсес_Ребекка: Я вчера видела своё отражение.
Ж_Доу207: Это отличная новость.
Ж_Доу207: Оно с тобой говорило?
Фрэнсес_Ребекка: Да.
Фрэнсес_Ребекка: Вы не удивлены?
Ж_Доу207: Таких, как ты, мало, но это не значит, что ты единственная.
Ж_Доу207: Мне хотелось верить, что рано или поздно это случится.
Ж_Доу207: Где вы познакомились?
Фрэнсес_Ребекка: В женском туалете. В Вымысле.
Ж_Доу207: Вымысле?
Фрэнсес_Ребекка: В баре. В Шордиче.
Ж_Доу207: Это за пределами области твоих поисков.
Фрэнсес_Ребекка: К сожалению, да.
Ж_Доу207: Это территория Селии Кэрролл, кажется?
Фрэнсес_Ребекка: Я не знаю.
Ж_Доу207: Если бы она увидела тебя, у нас были бы проблемы.
Ж_Доу207: Это бы плохо отразилось на мне.
Фрэнсес_Ребекка: Простите.
Ж_Доу207: Очевидно, она тебя не видела.
Ж_Доу207: Что ты там делала?
Фрэнсес_Ребекка: Я кое за кем следила.
Ж_Доу207: Охотилась?
Фрэнсес_Ребекка: Да. Вроде того. Был один человек, который меня интересовал.
Ж_Доу207: Понимаю.
Ж_Доу207: И ты увидела своё отражение.

Я никогда не видела тебя раньше, но как только ты вышла из офиса и накричала на

прохожего за то, что он оказался у тебя на пути, я поняла, что я тебя знаю. Ты носишь
Прада и сумки от Луи Виттона. У тебя прекрасные полированные туфли. Ты ведёшь себя
так, словно владеешь всей этой улицей. Чёрт, ты, наверное, и правда ей владеешь. Ты
видела меня на улице сотни раз, когда я была ещё жива, и я для тебя была невидимкой.
Ты была такой прекрасной – и скучной. Я видела это по твоей ауре. Она была твёрдой,
но блёклой, слегка фиолетовой. Этакая стена неизменного цвета, закрывающая любые
оттенки, которые пытаются прорваться на поверхность. Вот ты заметила грязь на своей
сверкающей туфельке, и стена зарябила. Вот ты посмотрела в зеркало, чтобы убедиться,
что с макияжем всё в порядке, и стена вновь затвердела. Ты довольна собой. Ты снова
уверена в себе. Бьюсь об заклад, вся мебель в твоих шикарных апартаментах выглядит
точно так же, как обычный товар из “Икеи”, только стоит в шесть-семь раз больше.
Я последовала за тобой в ресторан, где еда стоит дороже моей дневной зарплаты… той,
что я получала при жизни. Человек у двери знал тебя, иначе бы ты просто не смогла войти
внутрь. Ты ела одна, хотя я сидела напротив тебя за столом. Ты понятия не имела, что у
тебя есть спутник. Никто меня не видел.
Но было забавно смотреть на твоё лицо, когда ты отвлеклась, чтобы написать смс, а
когда вернулась к еде, столовые приборы поменялись местами. Мне пришлось очень
постараться, чтобы не рассмеяться тебе в лицо, когда я заставила твою десертную вилку
исчезнуть. А когда ты попросила официанта принести новую, старая снова была на месте.
Ты сохранила самообладание. Отдаю тебе должное. Но я видела тёмно-синий цвет,
пробивающийся сквозь густоту бледно-фиолетовой пелены. Ты начала бояться.
Пришло время пойти в винный бар, и, конечно, ты была в списке. Ты это знала, но всё
равно представилась так, чтобы окружающие увидели: ты здесь почётный гость.
Возможно, подсознательно ты сделала это ради меня. Может, ты даже не отдавала себе
отчёта, но тебе хотелось показать всему миру, что ты можешь зайти туда, куда никогда не
пропустят обычного человека с улицы.
Ты села в компании таких же заносчивых и холодных людей. Ты говорила с ними о
чеках, о прибыли, о процентах и о мужчинах, с которыми ты спала. Потом ты пошла в
туалет, и я проследовала за тобой. Я невидимой тенью прошла мимо женщин,
поправляющих макияж, и подождала, пока ты войдёшь в кабинку. Нет, я даже подождала
немного дольше, потому что я не хотела лишать тебя удовольствия от последнего…
прижизненного удобства. Кроме того, иногда Поцелуй заставляет людей обмочиться от
удовольствия. Мне это никогда не нравилось.
Я ждала, стараясь не глядеть в зеркало. В жизни я любила поглядывать в своё
отражение, будто надеясь, что оно всё ещё там, стараясь убедить себя в том, что я
действительно существую. Теперь я не люблю смотреть в зеркало, потому что меня там
нет.
Я дождалась звука смыва, расправила платье и провела рукой по волосам. Когда дверь
кабинки открылась, я улыбнулась и сказала: “Привет”. А прежде чем ты успела
отреагировать, я вложила остатки крови в ускорение своих движений.
 Боже, как я была голодна. Я уже не контролировала свои действия, но вот в чём
загвоздка. Когда другие вампиры перестают контролировать свои действия, они начинают
рычать, как животные, пускать пену или размахивать десятисантиметровыми когтями. Но
вот как теряем самообладание мы. Мы становимся быстрыми и пустыми, холодными и
бесчувственными, как заводные куклы. В нас остаётся не больше человеческого, чем в
аппарате для введения пин-кода. Даже когда мы бежим, мы делаем это точно, быстро и
сдержанно. Наш разум растворяется в небытии. Мы становимся не живее теней, которых я
даже не отбрасываю.
Я была голодна, а потому схватила тебя за руки и прижала их к твоим бёдрам. Я
запрокинула голову и вонзила клыки в твою шею. Я выпила тебя досуха, и когда твои
глаза закатились, я усадила тебя обратно на унитаз. Твоя голова отклонилась вбок. Как же
смешно ты выглядела.
Я вытерла губы туалетной бумагой и вышла в пустое помещение. Когда контроль над
своими действиями ко мне вернулся, я отметила, что закрыла дверь за собой. Приятно
знать, что даже когда пустота заполняет твой разум, он не прекращает следить за твоей
безопасностью.
Я уже двинулась к выходу, когда поняла, что вижу движение краем глаза. Я посмотрела
в зеркало и увидела своё отражение. Оно выглядело совершенно… нормальным. Я
медленно подняла руку, чтобы проверить, последует ли отражение за моим движением.
Но оно было неподвижно. Потом оно улыбнулось, глядя мне прямо в глаза. Я
подумала: неужели я правда так выгляжу? В нём было что-то зеленоватое, мертвенное,
хотя губы отличались здоровым румянцем, а зубы сверкали, как жемчуг.
А потом мы заговорили. Я не стану рассказывать вам, о чём.
Когда мы закончили, я снова стала невидимой и покинула туалет. У меня за спиной
кричали женщины и суетились врачи.
Мы с тобой закончили. Тебя больше нет. Мне на тебя наплевать.

Фрэнсес_Ребекка: Мы провели там пару часов.

Фрэнсес_Ребекка: Бар уже закрывался. Я выбралась только к рассвету.
Фрэнсес_Ребекка: Я хотела услышать, что оно скажет. Я просто должна была это
услышать.
Ж_Доу207: И что оно тебе рассказало?
Фрэнсес_Ребекка: Оно рассказало мне о вас.
Фрэнсес_Ребекка: Вы здесь?
Ж_Доу207: Я здесь.
 Звонок от Винсента Муна
Доу свёл меня с Винсентом Муном. Или свела? Мне пора бы определиться.
Мун у нас в Лондоне кто-то вроде посредника между вампирами. Видная шишка.
Настоящий Мехет. Знает всё обо всех, но не любит отдавать информацию просто так.
Наверное, мне повезло, что мой сир с Винсентом на короткой ноге.
Мун согласился помочь мне кое в чём разобраться. Доу всё равно не торопится
говорить со мной о моём отражении.
Я записываю все ответы Муна. Свои вопросы я предпочту сохранить в секрете.

Я полагаю, наш разговор записывается?

[Пауза]
Нет, я не против. О чём ты хотела поговорить?
[Пауза]
Да, я знаю о тебе, Фрэнсес.
[Пауза]
Доу не говорит тебе о таких вещах? Что ж, понимаю… Ты должна отдавать себе отчёт,
Фрэнсес, что ты… не полноценна. Именно так, через пробел. Я не говорю, что ты слаба
или к чему-либо не приспособлена. Но ты не полноценна.
Даже если бы у тебя было отражение, как у многих других Мехет, этого было бы
недостаточно, чтобы сделать тебя человеком. Ты лежала, гнила в могиле, и некоторые
части твоей личности просто покинули твоё тело.
[Пауза]
Да, неполноценность. Ты уже виделась с Нитокрис? Нет, серьёзно, поговори с ней об
этом. У неё может быть другая точка зрения, но она многое знает о нашем...
несовершенстве. У неё тоже нет тени и отражения.
Что касается твоего отражения, то предлагаю принять как данность следующую мысль.
Фрэнсес, ты видела собственный призрак. Пока ты лежала в могиле, он выбрался на
поверхность, проголодался и начал охотиться на людей, которые приходили на кладбище,
чтобы помянуть своих родственников.
Если поизучаешь городские легенды, возникшие за последнее время, наверняка
найдёшь упоминания о привидении, которое пряталось среди могильных камней или выло
в лесу возле кладбища. Может, кто-нибудь даже встречался с молодой бледнокожей
девушкой, которая просила подвезти её до города, а когда посреди дороги водитель
повернулся к ней, он увидел уже пустое пассажирское сиденье.
[Пауза]
Нет, я не очень много знаю о Доу. О Доу никто ничего не знает. Я даже не знаю,
мужчина он или женщина. Свыкнись с этим. Доу – твой создатель. Я знаю другое,
Фрэнсес. Я знаю, что он следил за тобой задолго до того, как решил довести до смерти. Он
читал твои письма и следовал за тобой ночь за ночью. Он бывал в твоей квартире. Уверен,
ещё до твоей гибели он намеренно подталкивал тебя к одинокой жизни. Он отключал твой
телефон, когда тебе звонили друзья. Он стирал сообщения с автоответчика и удалял
электронные письма.
Он сделал тебя одинокой, Фрэнсес. Очень одинокой. Доу не просто вернул тебя из
могилы. Он сформировал твою личность. Я могу не знать, кто он такой, но я знаю, как
действует сильный Мехет.
[Пауза]
Да. Твоё отражение может видеть то, чего не видишь ты. Оно должно знать больше о
Доу. Может быть, это не Доу притащил того мужчину к твоей могиле. Может быть, это
сделал твой призрак.
[Пауза]
Кристофер Саттон-Джонс? Я не знал, как его зовут. Кем он был для тебя? А, не имеет
значения. К тому времени, как его затащили на кладбище, он был уже мёртв, в крови и
грязи.
[Пауза]
Нет, тебя создал Доу. Но призрак наверняка всё время оставался неподалёку.

Фрэнсес_Ребекка: И когда вы собирались мне рассказать об этом?

Ж_Доу207: Я делаю всё ради твоего блага.
Фрэнсес_Ребекка: Да кто так поступает? Сколько вам лет?
Фрэнсес_Ребекка: Это лучшее, что вы могли для меня сделать?
Дж-Доу207: Я думаю, тебе следует помнить, с кем ты говоришь, Фрэнсес.
 Нитокрис
Фрэнсес_Ребекка: У Нитокрис интересный запах.
Ж_Доу207: Это действительно твоё первое впечатление?
Фрэнсес_Ребекка: Пожалуй, да.
Фрэнсес_Ребекка: У неё интересный запах. Не плохой, даже немного приятный. Но
старый. Вроде высушенных цветов. Смешанных с чем-то ещё. Чем-то странным. И его
нельзя не заметить. Даже если ты мёртв и не дышишь.

Фрэнсес: Размышления вслух

Мне трудно даже примерно представить, сколько в мире существует вампиров. Есть
иерархии Проклятых, известные нам в Европе и за океаном. Но на востоке можно
услышать истории о головах без тел или телах без голов, которые бродят по миру и пьют
кровь из спящих. Ходят истории о мужчинах и женщинах, превращающихся в летучих
мышей и неслыханных монстров. Говорят, они пьют кровь нерождённых малышей прямо
в утробе. Есть Человек-мотылёк. Есть чупакабра.
Мы привыкли говорить о себе как о едином сообществе. Я даже сейчас написала “мы”.
Некоторые называют нас Сородичами, другие – камарильцами. Кажется, из-за той
организации в Древнем Риме. Правда, та организация развалилась из-за целого клана,
связавшегося с демоническими духами сов. Весь клан вымер, а Камарилья сгинула. Я так
слышала. Поэтому чаще мы всё-таки называем себя Сородичами.
Но я к чему. Нас так много, что мы привыкли подразделять друг друга на “кланы”. В
этом есть логика. Было бы странно предполагать, что мы принадлежим к совершенно
разным биологическим видам. Мы выглядим и охотимся одинаково. У нас схожие силы, и
мы способны обучать им друг друга. Конечно, есть ещё родословные, фракции и ещё
более экзотические ответвления от традиционных кланов, однако мы всё-таки можем
считать себя родственниками.
Но при этом я не могу отделаться от впечатления, что мы обладаем принципиально
различной природой. Как бы это назвать… у нас разная сущность. Мы совершенно по-
разному ведём себя, когда поддаёмся безумию. Нас интересуют разные сферы загробной
жизни.
Нитокрис – одна из немногих, кто дал мне хотя бы какое-то пояснение. Она объяснила,
почему я, Мехет, воспринимаю мир совершенно иначе, чем Гангрел, Вентру или
Носферату. Я благодарна ей за подобное объяснение, даже если не знаю, верю ли я в него.
Потому что, признаться, такие сведения может оценить только мой мозг. Мои эмоции
по этому поводу просто отсутствуют.
Смерть сделала меня пустой.
 Нитокрис: Моя метафизика
Тебе выпала великая честь, Фрэнсес. Ты живёшь в двух мирах. У тебя две души – или,
может, два тела, каждое из которых лишено души.
Ты хочешь узнать о своём отражении. Ты хочешь понять, почему не отбрасываешь
тени, как другие Сородичи.
Я расскажу тебе. Но сначала попробуй принять как данность, что никто из Мехет не
способен узнать, будет ли у его потомка отражение или нет. Один и тот же Мехет может
создать двух потомков: и если у первого будет тень и отражение, то другой пробудится
без своих неотъемлемых спутников.
После длительных экспериментов мне пришло в голову, что наличие или потеря тени и
отражения зависит от обстоятельств смерти. Ты знаешь, почему в Египте – который вы
теперь называете Древним, – мы строили столь величественные усыпальницы? Мы
хотели, чтобы у мёртвых был собственный дом на том свете. Когда они отправлялись в
Ту’ат или восходили на Благословенные Поля А’ару, мёртвые сохраняли с собой
имущество, переданное им при погребении. Они знали, что их вспоминают. Они знали,
что они прожили свою жизнь так, как следовало. И у них не было причин возвращаться в
материальный мир.
Если мертвец обнаруживал, что его родственники забыли или потеряли возможность
почтить его – например, потому что умерли сами, – его многоликая душа раскалывалась
на части. Одни элементы его души отправлялись в загробное царство, но другие
возвращались на землю.
Подожди, Фрэнсес. Не перебивай. Пройдёт время, и ты поймёшь, о чём я говорю.
Как я уже сказала, мне пришло в голову, что наличие отражение или тени может быть
связано с обстоятельствами погребения. Одного неоната всё ещё помнят на этой земле. У
его призрака нет причин возвращаться на землю, чтобы напоминать о себе. Другого
неоната похоронили без почестей. Третьего пришлось укладывать в землю по кусочкам.
О да, для загробного мира важно, как ты ушёл из жизни. Я хорошо помню, как в
родном Египте я проводила церемонию мумификации с другими жрицами. Когда нам на
стол клали очередного усопшего, мы брались за ножи и делали множество разрезов. Мы
удаляли кишечник, лёгкие, печень, желудок и сердце. Сердце мы сушили и заворачивали в
изящные ткани. Пустое тело мы посыпали солями и специями, а бинты пропитывали
ароматическими маслами. Остальные органы мы погружали в канопы – вазы, украшенные
ликами четырёх сыновей Гора. Имсет с лицом человека охранял покой печени. Хапи
носил лицо обезьяны и охранял лёгкие. Дуатмутеф, шакалоликий бог смерти, охранял
желудок. Кебсенуф с лицом сокола защищал кишечник.
Мозг мы выбрасывали. Из-за торжественности ритуала я никогда не могла поделиться с
другими жрицами тем, какое удовольствие мне приносит удаление мозга. Я обожала этот
хрустящий звук, когда я вонзала крюк в верхнюю часть переносицы и начинала извлекать
мозг.
Мозг считался бесполезным куском плоти, который начал бы гнить и осквернил всё
тело, если бы мы оставили его на месте. Я получала такое удовольствие от вырывания
мозга, что одна тёмная жрица заметила это и подарила мне вечную жизнь.
Я и сама прошла церемонию мумификации, Фрэнсес. У меня буквально нет мозга, как
и желудка, и печени, и большинства других органов.
Я хочу сказать, Фрэнсес, что мы стоим выше законов природы. В моей прекрасной
голове нет ничего, кроме соли и специй. Но всё же я способна к мышлению. У меня нет
многих органов, но я способна ходить. А если ты отрежешь мне голову, я умру, даже
несмотря на то, что не потеряю ни одного органа, важного для меня с биологической
точки зрения.
Может быть, самое удивительное: ты чувствуешь исходящий от меня аромат
благовоний даже несмотря на то, что не дышишь.
Подумай об этом. Мы подчиняемся законам, имеющим мало общего с законами физики
и природы. Мы подчиняемся законам царства теней.
***
Итак, ты готова задать свой главный вопрос.
Всё верно. “Мехет”. Если ты попросишь меня написать это слово на твоём языке, я
оставлю на пергаменте символы М’х’т. Ты вольна прочитать его как “Мехет”, хотя
вариант “Мехат” был бы не менее правильным. Египетские слова читались немного по-
разному, и хотя я помню большую часть фонетики своего языка, Туман вечности уже
вырвал воспоминания обо многих гласных.
Кроме того, нет ничего дурного в том, чтобы произносить названия так, как подходит
тебе самой. Известно ли тебе, что в Новом Свете многие Дэва называют свой клан Дэйва?
Мне это всегда казалось причудливым. Причудливость – это здорово, Фрэнсес. Знаешь,
кто любит причуды? Люди. Если мы можем причудливо называть свои кланы, значит, мы
всё ещё люди.
Но я отклоняюсь. “Мехет” – древнейшее из названий кланов. Мало кто знал слово
“Носферату” до девятнадцатого столетия, и, говорят, в прежние века это слово звучало
совсем иначе1. Название “Вентру”, я слышала, зародилось в средневековой Франции.
“Гангрел” – на берегах Туманного Альбиона, когда он был ещё молодым. И только Дэва
обрели своё имя почти в столь же древние времена, что и мы.
Но мы были раньше.

1
Вероятно, Нитокрис имеет в виду название Нософорос, заимствованное из греческого и
регулярно упоминаемое в книге Nosferatu: the Beast that Haunts the Blood.
 “Мехет” означает “баланс”. Или чашу весов. Например, наш древнейший некрополь
Саккара, всё ещё высящийся рядом с современным Каиром, мы называли “Мехет Тави” –
то есть границей между Верхним и Нижним Египтом.
Чудовища, бродящие по ночным пескам и пьющие кровь людей, тоже были созданиями
баланса. Они находились на самой границе между мирами живых и мёртвых. Они
совмещали в себе омертвение и оживление, дух и плоть. Они были Мехет – застрявшими
на полпути к истинной смерти.
***
Да, я уже упоминала многоликую душу каждого человека. Если ты веришь моим
словам, то поверь и в египетскую метафизику. У человека была не одна душа, как
утверждают верования современных людей. У него было много душ, и каждая отвечала за
свою часть бытия. Даже тело в каком-то смысле было его душой.
Суть человека определяла его Ка. Способностью двигаться и влиять на мир его
наделяла Ба. Ка отвечала за выживание человека, заставляла его искать насыщения в
пище, плодить потомство и наслаждаться прижизненными благами. Ба заставляла его
двигаться вперёд, никогда не прекращая деятельности, потому что в бездеятельности
может пребывать только мертвец.
У нас было и множество других душ – Ху и Саху, Аб и Кайбит. Был даже Сехем –
могущественная сила, унаследованная от самих богов. Да, у каждого из нас была душа,
приходящаяся роднёй всем богам. Представляешь?
Но важно не это. Важно то, что когда человек умирал, практически все его души
оставались в гробнице. Они заканчивали свой труд по поддержанию его жизни. В них не
было смысла. Некоторые из них ещё могли охранять тело хозяина после смерти подобно
призракам из современных мифов, но в целом работа душ прекращалась в момент
остановки сердца.
Но только не работа Ка и Ба. Для того чтобы человек добрался до врат загробного
мира, он должен был сохранять свою сущность (Ка) и способность двигаться вперёд (Ба).
Если тебя хоронили правильно, Фрэнсес, обе твоих души направлялись в Ту’ат, где твою
сущность взвешивали на весах. Порочные, чёрные сущности бросали в пасть к
Пожирательнице Амемет. Добродетельные и достойные души отправляли на
Благословенные поля А’ару, где они обретали новую жизнь.
Но если тебя хоронили неправильно, Ка и Ба разделялись. Твоя Ба вновь открывала
глаза в мёртвом теле, ибо её задача – движение, и Ба не может подолгу оставаться на
месте. Она не могла отправиться в царство теней, потому что Ка выбиралась из
усыпальницы без неё. И тогда твоя Ба навсегда оставалась в мире людей. Ты полностью
срасталась со своей Ба. По сути, ты и была своей Ба.
У тебя больше не было других душ. Ты была жутким, неполноценным монстром, у
которого не было иной цели в жизни, кроме обеспечения своего выживания. Но Ба не
могла долго жить без насыщения. Раньше за насыщение, выживание и кормление
отвечала Ка, но теперь её не было. А потому Ба начинала самостоятельно выполнять роль,
которую раньше играла Ка. Ба начинала искать пищу.
Но отныне тебе не нужна была человеческая пища. Ты была мертва, и отныне тебе
требовались другие мёртвые материалы, подобные тебе самой. Твоя Ба питалась
отходами, падалью и особенно человеческим мясом. Желательно – пролежавшим
несколько дней на жаре и уже успевшем загнить.
Что касается второй твоей души, Ка, то она отправлялась в загробный мир без тебя.
Увы, оказавшись перед вратами Ту’ата, она обнаруживала, что её не могут туда пустить
без тебя. И тогда Ка начинала вести призрачное существование на границе между мирами
людей и мёртвых. Ка жаждет упокоения. Ба – только крови и плоти.
Вот что ты видела в зеркале, Фрэнсес. Ты видела свою Ка. Иногда её могут видеть
другие. Возможно, однажды ты увидишь свою Ка в виде призрака на фотографии,
сделанной другим человеком.
Ка постоянно рыщет по свету и озлобляется на тебя, потому что ты не даёшь ей
упокоиться. И она никогда не отходит по-настоящему далеко.
Ты не можешь избавиться от своей Ка, Фрэнсес, а потому мой тебе совет: смирись с её
существованием. Не борись с ней. Признай её частью своего Реквиема.
Я и сама это сделала, уже много десятилетий назад. Когда моя Ка начала
свирепствовать и убивать людей – да, Фрэнсес, Ка на это способна, – я отправилась в
длительный торпор, надеясь, что Ка уснёт вместе со мной. Спустя девять с лишним
столетий я вышла из торпора и узнала от своего культа, что за это время Ка стала
настоящим проклятием Египта. Она показывалась людям и днём, и ночью, и на
протяжении многих столетий вампиры считали, что всё это делала я сама.
Когда я попыталась связаться с египетскими Сородичами, они приняли меня за мою Ка
и устроили за мной охоту. Мне пришлось сесть на корабль и отправиться в землю, о
которой я тогда знала только по слухам. Так я оказалась в Англии, Фрэнсес.
Поэтому мой тебе совет: не борись с Ка. Не давай ей повода злиться.
Ты никогда от неё не избавишься.
 Звонок от Муна
Мун снова связался со мной. На этот раз интервью приобрело неожиданный оборот.

Подумай вот о чём, Фрэнсес. Откуда я знал, что Доу сделал тебя одинокой задолго до
того, как оборвал твою жизнь? Откуда я знал, где ты умерла и что произошло на том
кладбище? Откуда я знаю ответы на все твои вопросы?
[Пауза]
Спроси меня, как я это узнал.
[Пауза]
Давай, Фрэнсес. Я хочу помочь тебе. Спроси меня, откуда мне всё это известно.
[Пауза]
Это секрет. Ха!
[Пауза]
Что? Если я мёртв, это не значит, что у меня не может быть чувства юмора.
[Пауза]
Это правда секрет. Но я хочу показать тебе способ узнавать чужие секреты. В том
числе и мои.
[Пауза]
Я же сказал, я хочу помочь тебе. Фрэнсес! Погоди, Фрэнсес.
[Пауза]
К тебе уже пришла моя посылка?
[Пауза]
Что значит откуда я знаю твой адрес? Я знаю всё. И ты тоже так можешь. Ты можешь
узнавать чужие секреты.
[Пауза]
Всё просто. Мне обо всём говорит пирамида.

В посылке, которую мне прислал неизвестный отправитель – предположительно

Винсент Мун – лежит старая, толстая и изрядно потасканная книга. На её обложке
изображена мезоамериканская пирамида. Её страницы наполнены древними
изображениями, напоминающими о рисунках майя или какой-то другой индейской
культуры.
Почти всю первую половину книги заполняют вопросы самого разного характера.
Примерно вот так:
40. Разделяет ли ______ мои чувства?
41. Должен ли я поддержать план, предложенный ______?
42. Бессмысленны ли мои мечты о славе?
 Вторую половину книги составляют ответы. Списки ответов на эти вопросы.
Если верить инструкции в начале книги, для получения правильного ответа
необходимо смочить перо в чернилах, после чего сосредоточиться на одном-
единственном вопросе и думать о нём так долго, что он станет единственной мыслью в
голове читателя.
После этого нужно закрыть глаза и поднять перо над изображением нескольких диких
зверей, нарисованных в начале книги. Когда ухо читателя уловит звук капли, упавшей с
чернил, необходимо открыть глаза и запомнить животное, на которое упала капля.
Затем нужно посмотреть, какая цифра связана с этим животным в оккультной
традиции майя.
Наконец, нужно найти список ответов на заданный вопрос. Цифра указывает, какой
ответ будет единственно верным.
Всё это было бы мило, если бы сорок пятым вопросом в книге не числилось: “Следует
ли мне предложить Фрэнсес Блэк вступить в Ваятельный зал?”
Увидев этот вопрос, я срочно пролистала книгу до страницы с ответами.
45. Следует ли мне предложить Фрэнсес Блэк вступить в Ваятельный зал?
1. Ни в коем случае. Она предаст тебя при малейшей возможности.
2. Предложить стоит, однако она откажется.
3. Подожди другой возможности. В дальнейшем ей самой захочется вступить в
Ваятельный зал.
4. Она согласится, но может пожалеть. Нужно предупредить её, что если она
вступит в Ваятельный зал, покинуть его ей уже не дадут.
5. Если ты сделаешь ей предложение, она заставит тебя пожалеть.
6. Предложение необходимо сделать! Она откажется в первые два раза, но
согласится на третий.
7. Она вступит в Ваятельный зал и будет служить тебе верой и правдой.

Фрэнсес_Ребекка: Мун.
Ж_Доу207: Что с ним?
Фрэнсес_Ребекка: Позвонил мне уже второй раз.
Ж_Доу207: Обычно он очень информативен.
Фрэнсес_Ребекка: О, ещё как. Очень.
Фрэнсес_Ребекка: Но у него есть одна странность.
Ж_Доу207: Странность?
Фрэнсес_Ребекка: Оказывается, он не любит ничего решать самостоятельно. Он
составил дневник с предсказаниями и действует так, как велит ему случай.
Фрэнсес_Ребекка: Что-то вроде календаря майя с какими-то дополнениями лично от
Муна.
 Ж_Доу207: Такое бывает.
Ж_Доу207: Найел постоянно использует карты Таро. И игральные кости, если я
правильно помню.
Фрэнсес_Ребекка: Мы что, постепенно сходим с ума?
Ж_Доу207: Некоторые из нас.
Фрэнсес_Ребекка: А ты?
Ж_Доу207: Я-то откуда знаю. Сумасшедшие не считают себя сумасшедшими.
Ж_Доу207: Возможно, что-то такое со мной случалось.
Фрэнсес_Ребекка: Книга.
Фрэнсес_Ребекка: Она говорит ему, что делать.
Ж_Доу207: Например?
Фрэнсес_Ребекка: Например, что он должен пригласить меня в “зал”.
Ж_Доу207: Ты, конечно, сказала нет.
Ж_Доу207: Фрэнсес?
Ж_Доу207: Фрэнсес?
Ж_Доу207: Ты здесь?
Фрэнсес_Ребекка: Да.
Ж_Доу207: Скажи мне, что ты сказала нет.
Ж_Доу207: Муну.
Фрэнсес_Ребекка: Да.
Ж_Доу207: Ты сказала нет.
Ж_Доу207: Ты сказала нет, Фрэнсес!
Фрэнсес_Ребекка: Конечно.
Ж_Доу207: У тебя есть важные дела, Фрэнсес!
Фрэнсес_Ребекка: Я сказала нет.

Письмо
От: Фрэнсес Блэк marbleindexfrances@gmail.com
Кому: <неизвестный адрес>
Дата: 1 июля 2008 04:01
Тема: Ваше предложение
Я хочу присоединиться.
 После потопа I
Уважаемый В.Х.
Отправляю вам несколько писем, найденных в Новом Орлеане. Все письма собраны
вашим покорным слугой Найелом. Мы пытаемся определить сущность, имя и возраст
составителя. Судя по всему, это Мехет, пролежавший в торпоре не одно десятилетие…
и это по самым скромным оценкам.
С уважением,
Найел

Я проснулся от Его ярости. Ярости моего Творца.

Ветер и дождь колотили по рушащимся кирпичным стенам моей усыпальницы, молнии
трещали в разорванном небе, а вода текла между половицами, смывая последние
воспоминания о моём пребывании здесь.
Для меня было большой удачей пробудиться от долголетнего сна за считаные часы до
того, как здание бы обрушилось на меня. Если бы я и выжил, не знаю, как долго я бы
провёл в новом торпоре, если бы меня здесь замуровало.
Не стану утверждать, что я пробудился хотя бы с малейшим подобием спокойствия.
Скажу больше: я даже не помню, чтобы когда-либо испытывал такой страх в своей жизни,
этой или человеческой. Моё тело металось взад и вперёд, как корабль, застрявший на
рифе в окружении сирен. Я понятия не имел, как долго я спал, и совершенно не мог знать,
как изменился мир, пока я пребывал в мучительном оцепенении. Мне и в голову не
приходило, что все мои дневники и реликвии были уничтожены наводнением.
“Наводнение”. Это слово кажется мне слишком слабым для описания той чудовищной
катастрофы, которая обрушилась на Новый Орлеан. Много позже, когда спустя дни или
даже недели я смог найти смертных, я узнал, что этому урагану и наводнению дали
женское имя Катрина.
Когда я пробуждался в последний раз, белые люди ещё не давали столь
персонифицированных имён катаклизмам. Они переняли веру в духов у коренных
индейцев?
Впервые я заметил у себя настоящие, рациональные мысли лишь долгие дни спустя,
когда я уже выбрался на поверхность и шёл по улицам Садового района, пытаясь снова
познакомиться со своим домом. Он так изменился, что даже отдаленно не напоминал
Новый Орлеан моей юности. Ничто, казалось, не было мне знакомо. Я даже сейчас не
могу сказать с уверенностью, как долго я спал, потому что мои дневники потеряны, а
память отказывается давать мне подсказки.
Я знаю только, что я был призраком, оказавшимся в неизвестном месте и в незнакомой
эпохе. Я незаметно проскользнул через безмолвные кварталы, мимо промокших домов и
вырванных с корнем магнолий. Окружающие делали то, что они всегда делают перед
лицом такой катастрофы: они грабили. Было забавно наблюдать, как оборванцы
вываливаются из роскошных домов, неся в руках то, что выглядело как огромные толстые
зеркала (с тех пор мне уже довелось узнать, что они называются телевизорами).
Голод не прошёл бесследно, и я жаждал их крови, но, наблюдая за этими несчастными
ворами, я начал испытывать к ним жалость. Я чувствовал себя грешником в доме Божьем:
преступником, который не может избавиться от злодейских планов, глядя на тех, кому
нужна помощь.
Я бродил до тех пор, пока не увидел красивого юношу. Я бы рискнул предположить,
что ему было не больше двадцати лет, хотя моя способность судить о возрасте по
внешнему виду теперь уже сильно атрофирована. Он меня, конечно, не видел, и я ему
никак не мешал. Я просто наблюдал за ним, наслаждаясь запахом его крови, звуком
сердцебиения, чувством соков, бегущих по венам и артериям. Волосы у него были
волнистые, не такие растрепанные, как у меня, и очень длинные. В моё время такие
волосы считались женскими.
Тогда я впервые осознал, что и сам выгляжу как оборванец. Одежда на мне
практически сгнила и покрылась грязью, а волосы были в тине. Мне вдруг захотелось
принять ванну, привести себя в порядок, прежде чем я нападу на этого мальчика из заберу
его жизнь. Но голод бушевал во мне, бушевал с такой силой, что превращал меня не
столько в зверя, сколько в поэта, воспевающего вкус будущей трапезы.
Я проследил за ним и видел, как он забрался на кухню в полуразрушенном доме. Он
сделал несколько отчаянных глотков из бутылки с чистой водой и начал поглощать
холодные бобы прямо из консервной банки. Я так много хотел у него спросить: какой
сейчас год, что стало с моим прекрасным городом, кто он и что сейчас происходит в мире.
Но смертные запоминают такие встречи, а потому я не мог подойти к нему просто для
разговора, особенно в своём нынешнем состоянии. Мир, возможно, и изменился, но я без
сомнения знал, что требования Маскарада остались неизменными.
Мальчик относился к чужому дому с удивительным уважением. Он пытался ничего не
испортить и изо всех сил старался не запачкать ни ковры, ни мебель. Он не был похож на
других мародёров. Он выглядел испуганным и потерянным, и его аура сияла приятной
невинностью. Он не искал здесь денег – только укрытия.
Я больше не мог противиться своим нуждам. Я наблюдал за ним, когда он ложился
спать в чужой кровати, и я проскользнул под простыню рядом с ним. Мои губы
приоткрылись. Если бы я всё ещё дышал, моё дыхание было бы быстрым и хриплым от
предвкушения. Остальные люди, которыми я питался с тех пор, как проснулся, были
жертвами необходимого зла, простой пищей. Но этот мальчик был первым, кто заставил
меня почувствовать саму энергию жизни впервые с того момента, как штормовая волна
унесла меня из могилы. Он не проснулся, когда мои клыки пронзили его, и его горячая
кровь залила моё горло. Его томное, спящее тело напряглось, и я жадно стал пожирать
его. Мы играем в людей, мы прикидываемся джентльменами, но когда за нами никто не
следит, мы превращаемся в диких животных. Такова истина. Такова наша природа.
Я не хотел лишать мальчика жизни, но когда я начал пить его кровь, меня было уже не
остановить.
А потом я почувствовал чужака. Другой Сородич оказался достаточно близко, чтобы
заставить Зверя внутри меня съёжиться от страха, отскочить назад и завыть. Я не мог не
рассердиться на этого невольного нарушителя моего покоя. Но я был ещё слишком слаб,
чтобы выйти ему навстречу. Поэтому я взял одежду мёртвого мальчика и пролез через
окно наружу.
Прошло несколько часов. Страх и досада поутихли, и на смену им пришло
любопытство. Я не мог заставить себя просто уйти, когда рядом был кто-то из нас. Я ведь
мог у него чему-нибудь научиться.
Я вернулся к этому дому и только тогда заметил, что в доме есть подвал. Внизу было
два человека: один живой, другой… не совсем. Видимо, они жили тут уже достаточно
долго, чтобы немного утратить бдительность. Они меня не заметили, и когда я спустился
по лестнице и встал рядом с дверью, за которой они скрывались, они продолжили
говорить о вещах, которые я практически не понимал.
Знание тоже было своего рода пищей, которой мне катастрофически не хватало. Я не
знал, кем был нынешний Князь и что натворил потоп, который меня разбудил. Поэтому я
наблюдал за ними и слушал. Я узнал, например, что живого человека звали Арнольд, и
сквозь щели в двери увидел, что он носил при себе два пистолета (Боже, насколько
сильнее и легче стало оружие в этот век!)
Я узнал, что урагану и наводнению дали имя Катрина. Я узнал, что в городе есть и
другие вампиры, причём Арнольд хорошо о них знал: так, он обсуждал, где будет спать
его собеседник, когда поднимется солнце. Потом они вышли в дверь, и мне пришлось
спрятаться, чтобы они меня не заметили.
Они быстро нашли тело мальчика и обыскали весь дом, но, кажется, я не утратил своих
былых навыков даже за время сна. Решив, что в доме никого нет, они вынесли тело
мальчишки наружу и укрыли его грязной тряпкой. Мне было жаль, что мой друг не
получил более достойного погребения, но, уже начав злиться, я вспомнил времена своей
юности.
Я вспомнил, как в середине девятнадцатого столетия моя мать ухаживала за жертвами
чумы, унёсшей в Новом Орлеане, кажется, более сорока тысяч душ. Каждое утро она
уходила в лачугу с больными и возвращалась под вечер. Я злился на неё, но когда
повзрослел, понял, что она жертвовала собой ради других.
Конечно, я это помню. Потому что когда я решил посмотреть, как работает моя мать, в
лачугу, где я скрывался, вошла и другая женщина. Она была бледной и страшной, и когда
мать ушла, я остался, чтобы посмотреть, что она будет делать. Странная женщина стала
подсаживаться к умирающим. Она наклонялась к ним, что-то шептала, а когда отходила
от них, они уже не дышали.
Я не хочу отвлекаться на эти воспоминания, тем более что я не знаю ни её имени, ни её
происхождения. Одной ночью, когда я вернулся, чтобы понаблюдать за ней, я понял, что
она не просто уносила жизни больных. Она сама помогала заразе распространиться среди
живых, чтобы они оказались на койках, а она – смогла насытиться их больной кровью.
Прошло ещё очень, очень много лет, прежде чем я впервые услышал ужасное слово
“Морбус”.
Незадолго до рассвета я выбрался из дома. Перед тем как уйти, мне удалось заглянуть в
мысли Арнольда. Он мне не понравился. Ему казалось забавным, что он остался
единственным помощником своего хозяина, а о мальчишке, которого я убил, он думал
лишь как о мусоре, который следовало выкинуть в выгребную яму. Единственным
положительным результатом этой мистической экспедиции по его мыслям стало
выявление имени его повелителя. Элой. Если я правильно понял – Элой Эрнандес.
Я выбрался на улицу и переселился в дом напротив. Там тоже была кровать, но её я
решил подарить не себе, а мальчишке, спрятанному под грязной тряпкой. Я затащил его в
дом, и хотя в нём уже не было ни капли той красоты, которой он очаровал меня в нашу
единственную встречу, я позаботился о том, чтобы он удобно расположился на этой
кровати.
На следующий день я вышел посмотреть, как Элой обходит свои владения. Было
видно, что эта территория никогда раньше ему не принадлежала. Он обошёл по периметру
весь квартал, нанося какие-то знаки на стены. Простые кресты с магическими символами:
мне они ничего не сказали.
Я не рискнул подойти к нему, но успел насладиться красотой Нового Орлеана. Даже в
своём разрушенном виде он показался мне удивительным и необычайно внушительным. В
этом и состоит секрет человечества. Какими бы слабыми ни были люди в сравнении с
нами, мы никогда не сможем возвести город, который по красоте смог бы соперничать
даже с Новым Орлеаном, опустошённым Катриной.
Я отдаю смертным должное. Что бы мы у них ни забирали, мы должны уважать их
талант. Талант, которого мы лишены.
 Мистическая география
Знаете, что я заметила? Мы постоянно ищем связи между явлениями, которые
большинству людей и Сородичей представляются совершенно разрозненными. Карта
города может казаться смертному лишь схематическим отражением географического
положения, но она влияет на само восприятие мира в глазах человека. Никто этого не
замечает. Никто, кроме нас. Кроме Мехет.
Возьмём лондонцев. Как-то в баре, когда я ещё была жива, я познакомилась с
женщиной. Мы разговорились, она купила мне выпить, и я спросила, откуда она приехала.
Она сказала, что приехала из Энфилда в Северном Лондоне, и я сказала: о, это недалеко.
Но когда я попробовала доехать до Северного Лондона, мне потребовалось почти час
ехать на метро, чтобы добраться до её дома.
Речь не об этой женщине – речь о том, что я считала Лондон единым городом до тех
пор, пока не попыталась физически перебраться из одной части своего мегаполиса в
другую. Глядя на географическую карту, я полагала, что я просто еду из одного квартала в
другой. Карта города диктовала мне восприятие необъятных просторов Лондона как
единого целого. И только физически побывав на границе английской столицы, я поняла,
как разрушается моё представление о единстве Лондона. Это была другая часть мира.
Если угодно, это и вовсе был другой мир: со своими законами и культурой.
Если спросить лондонца – вроде меня до поездки в Энфилд, – где заканчиваются
границы нашего мегаполиса, он не задумываясь ответит, что городской чертой служит
трасса М25. Но загляните ему в голову (может быть, даже буквально – если владеете
Ясновидением), и вы поймёте, что он не верит в существование мира за пределами
Лондона. Каждый человек на земле верит в существование только той части света, в
которой живёт он сам. Земли, выходящие за пределы этой изученной территории, в
восприятии смертного размываются и превращаются в аморфный “окружающий мир”.
Если говорить о других странах, то в определённом смысле человек даже не верит, что
они существуют на самом деле.
Это касается и большинства Сородичей. Но мы, Мехет, воспринимаем мир вне
обычной системы координат. Мы верим, что мир бесконечно шире и больше, чем видят
наши глаза. Мы смотрим на карту и видим не то, что она диктует большинству смертных
или Сородичей – мы видим то, что она действительно означает: схематичное изображение
небольшого фрагмента мира.
Поэтому мы беспрерывно пытаемся узнать больше о мире, в котором живём. Одни из
нас – как, например, Винсент Мун – пытаются узнавать сведения, не поступающие в наш
мозг, благодаря непосредственному зрительному восприятию благодаря астрологии, или
пророчествам майя, или другим экстрасенсорным практикам. Иные Мехет постоянно
читают книги, стараясь отделять факты от предположений. Третьи колесят по всему миру,
признавая, что они доверяют лишь своему чувственному восприятию – но позволяя этому
чувственному восприятию постоянно исследовать мир.
Не так давно я включила радио и услышала песню. А потом ещё одну. И ещё. И я
каждый раз слышала, что даже если певец не вкладывает никакого сложного смысла в
слова, благодаря этим песням я могу узнать о жизни других людей. Если угодно, я слышу
не сами слова, а идеи, которые стоят за словами.
Это наш дар и наше проклятие. Мехет постоянно ищут подлинную информацию,
стоящую за миром иллюзий. Они слышат песню и сразу пытаются определить, что
подтолкнуло к её написанию автора. Не лирического героя, а автора – настоящего
человека в реальном мире. Они смотрят на карту и задаются вопросом, как на самом деле
выглядит мир, запечатлённый на этой схеме.
Мы постоянно ищем подлинный смысл там, где другие вампиры и люди
довольствуются только символическим отражением этого смысла.
 Чумной ангел
Фрэнсес_Ребекка: Встретилась с Елизаветой. Можно через вас кое-что узнать?
Ж_Доу207: Давай.
Фрэнсес_Ребекка: “Чумной ангел”.
Фрэнсес_Ребекка: Вам это о чём-нибудь говорит?
Ж_Доу207: Почти нет.
Ж_Доу207: Совсем немного.
Ж_Доу207: Ты услышала о нём от Елизаветы, я полагаю?
Фрэнсес_Ребекка: Верно. Вы знаете, кто это?
Ж_Доу207: Это мифическая фигура, о которой Морбус заговорили пару лет назад.
Фрэнсес_Ребекка: Морбус?
Ж_Доу207: Разносчики. Заражённые. Елизавета – одна из них.
Фрэнсес_Ребекка: Погодите-ка. “Разносчики”?
Ж_Доу207: Тебе ничего не грозило. Разносчики опасны для стада. Вот стадо может
чего-нибудь от них подхватить.
Ж_Доу207: Вот почему Князю нужно, чтобы они сразу же объявляли о своём
появлении в домене.
Ж_Доу207: Они заражают людей, чтобы прокормиться.
Фрэнсес_Ребекка: Понятно.
Фрэнсес_Ребекка: И Чумной ангел?
Ж_Доу207: Что-то полностью новое. Какой-то городской миф.
Ж_Доу207: Насколько я понимаю, он появился после урагана Катрина в Штатах.
Фрэнсес_Ребекка: Как раз в то время, когда пробудилась Елизавета.
Ж_Доу207: Похоже на правду.
Ж_Доу207: Они утверждают, что Чумной ангел присматривает за ними.
Ж_Доу207: Что он мстит гонителям, идущим по следам Морбус. По поручению Бога.
Фрэнсес_Ребекка: Не сходится.
Фрэнсес_Ребекка: По словам Елизаветы, Чумной ангел был вампиром, который её
создал.
Ж_Доу207: В самом деле?
Ж_Доу207: Интересно.
Фрэнсес_Ребекка: Он Обратил её во времена Максенция.
Фрэнсес_Ребекка: Она говорит, что в те годы она была монахиней.
Фрэнсес_Ребекка: И что он говорил с ней о богословии.
Ж_Доу207: Ты должна учитывать, что она могла просто поддаться Туману вечности.
Ж_Доу207: Она как Нитокрис. Ты не можешь верить каждому её слову.
 Письмо от Елизаветы
Это письмо пришло мне от Елизаветы – одной из древнейших Мехет во всём
лондонском мегаполисе, если даже не Англии. Письмо датировано 25 сентября 2008 года.

Когда-то я была хорошей дочерью Бога. Я была невестой Христа, одной из первых на
свете. Я стала монахиней ещё до того, как появилось это слово. До того, как возникли
первые ордены и монастыри.
Монахиней я стала в Египте. Мне этого хотелось. Уже к тому моменту, как мне
исполнилось четырнадцать лет, я не раз использовала своё тело для совершения всех семи
смертных грехов, и мне хотелось очиститься. Я знала, что я должна очиститься, потому
что меня ждала плата.
Дитя, рождённое мной от очередного греха, вылезло из утробы холодным и мёртвым. Я
заболела, и отец выбросил меня на улицу. Когда я лежала в песках Египта в безудержной
лихорадке, я увидела Деву Марию, и она сказала мне встать и идти к дому матери
Евтропии. Я поднялась и дошла до её дома, после чего свалилась у её порога и не
шевелилась, пока меня не нашли.
Мать Евтропия ухаживала за мной, но когда я выздоровела, она заперла меня в комнате
с хлебом и водой. Я жила там в грязи, как и заслуживала. Сначала я кричала на них,
колотила в дверь, пока руки не покрывались кровью, и швырялась собственными
испражнениями в сестёр, которые приносили мне воду. Они били меня за гордыню.
Я пробыла в этой комнате два года. За это время я полюбила эту комнату. Я видела, что
монахини заботятся о моём духовном благополучии. Они любили меня: каждый кулак,
опускающийся мне на спину, каждый росчерк хлыста на моей пояснице – всё это было
знаком того, что они любили меня, что Бог заботится обо мне и не хочет, чтобы я горела в
Аду.
Я начала молиться. Я стала благодарить их. Спустя два года я вышла из комнаты и
приняла участие в их жизни. Теперь я заботилась о других, и меня не за что было
наказывать. Но это лишь подтолкнуло меня к грешным мыслям. Мне хотелось побоев. Я
представляла себе их кулаки и палки на спине и боках, когда засыпала ночью, и я
получала странное удовольствие от своих грёз.
Однажды в мой город пришла чума, и хотя мы с сёстрами помогали больным, никто не
мог позаботиться о нас самих. В конечном счёте все умерли, и осталась лишь я одна. Я
похоронила каждого из умерших в песках и решила, что должна отправиться в странствие.
Я понимала, что Бог пощадил меня ради какой-то цели. Я верила, что Бог поручил мне
какую-то миссию, о которой мне пока неизвестно.
Я отправилась на север, положившись на милость морского капитана, который отвёз
меня через Маре Нострум в Рим, чтобы я могла помогать людям в одном из самых
грешных городов мира. У меня была тайная цель. Я мечтала попасться в руки императора
Максенция, гонителя христиан, и умереть славной мученической смертью. О, я знала, что
император объявил о своей терпимости к христианам, но слухи о его подлинном
отношении к детям Христовым разносились далеко за пределы Рима.
Однако Максенцию было всё равно, чем занимаются христиане в его родном городе.
Лишённая права на славную смерть, я взялась за добрые дела в худших кварталах Рима. Я
пережила чуму у себя в Египте и знала, что не могу стать её жертвой во второй раз:
таково, по моему убеждению, было решение Господа. А потому, когда чума пришла в
город, я первой бросилась к умирающим, чтобы смягчить их муки. Я показала римлянам
всю свою доброту и сказала, что Бог осудил их за высокомерие. Римляне кивали и
плакали, хотя многие уже не могли сделать вывода из своих греховных ошибок и
попросту умирали у меня на руках сразу после того, как соглашались принять Господа как
своего спасителя.
Я пробыла в Риме немногим более месяца, когда меня посетил Чумной ангел. По его
словам, ему было любопытно узнать, кто так старался помешать ему. Я увидела чёрного
человека с болезненной кожей и впавшими глазами, такими глубокими и тёмными, что
они казались пустыми отверстиями на его бледном лице. Я решила, что это злой дух,
разносящий чуму, однако, к моему удивлению, он стал беседовать со мной о Божьем
провидении, и уже скоро я не могла заставить себя поверить, что передо мной –
посланник Дьявола.
Чумной ангел вернулся на вторую ночь и на третью. И он говорил так красноречиво,
что, когда он назвал себя посланником Бога, разносящим чуму среди грешников, я не
могла не поверить в его риторику. Я даже спросила, могу ли помочь ему, взяв это бремя
на себя. Он рассердился и поколотил меня. В эту ночь я трогала себя и грешила,
наслаждаясь своими страданиями. Когда он явился ко мне в надежде, что я усвоила свой
урок, я намеренно заговорила о его бремени вновь, и тогда он избил меня снова.
И когда Чумной ангел понял, что я подталкиваю его к избиению для того, чтобы
насладиться собственной мукой, он осознал, что я безупречно подойду на роль его
преемника. Так я сама стала ангелом смерти – разносчиком заболеваний и боли,
карающим грешников для того, чтобы обратить их взоры на собственные грехи… и для
того, чтобы получать удовольствие от своей грешной природы.
 Посылка
Это случилось. Этого не могло не произойти.
Я получила посылку от своего призрака. О, нет, технически я получила её от Старой
летучей мыши и её приятеля Найела из Нового Орлеана. Однако, глядя на эту большую
коробку, стоящую на столе моего временного убежища, я не могла не обратить внимание
на декларацию о доставке, лежащую рядом. Все бланки были заполнены моей рукой.
Подпись тоже стояла моя.
А снизу была приписка: “Наслаждайся!” Отправителем числилась некая Ф. Ну кто бы
ещё.
Мой призрак оформил доставку посылки из Нового Орлеана. Моему любопытству
теперь нет предела.
Я села напротив стола посреди пустого убежища. Взяла в руки коробку. Повертела её
влево-вправо. Я знала, что могу и не открывать её или сообщить о её получении Доу. Я
могла просто вышвырнуть её за дверь или, не знаю, оставить на улице. Но если смерть и
оставила у меня хоть какие-то чувства, то главным из этих чувств была жгучая
любознательность.
Спустя пару минут я уже боролась с последней полоской липкой ленты, которую
расковыряла ключом от дома. Почему американцы всегда заворачивают посылки в
столько обёрток? Им что, совсем нет дела до экологии?
Ладно, ещё немного… Ура. Открыла.
Внутри покоился инструмент, отдалённо напоминающий небольшой стеклянный
гармониум. Я коснулась его рукой, и он издал тонкий, хрустальный звук. Я провела по
гармониуму рукой и сыграла на нём мотив детской считалки.
Тогда это и произошло. Я почувствовала, что из коробки что-то карабкается наружу. У
меня скрутило живот. Видите ли, у вампиров не скручивает живот, потому что у нас не
работает ни желудок, ни кишечник. Но я почувствовала, как что-то шевелится у меня в
животе, и узнала это ощущение. Я испытывала его пару раз, когда встречала незнакомых,
но сильных Сородичей. Что-то шевелилось у меня в животе, отправляя сигналы по всему
телу и заставляя мышцы напрячься, а мозг – повысить бдительность до предела.
Я бросилась под стол и услышала, как что-то выбирается из коробки. Я пригнулась,
вслушиваясь в клацанье когтей по полу. А потом я услышала свист. Чем бы оно ни было,
оно начало принюхиваться, издавая звуки, которые я не слышала ни у одного животного.
Я бросилась к выходу, понимая, что оно не могло меня не заметить. В сопровождении
быстрых клацающих звуков я выскочила в коридор и скатилась по лестнице. Разумеется,
оно последовало за мной. Я выбежала на улицу и бросилась вперёд, не разбирая дороги.
Время от времени я видела его тень на земле. Оно не стало преследовать меня по земле,
вместо этого забравшись на одну из ночных крыш. Создание перемахивало с одной
крыши на другую, стараясь добраться до меня.
А потом я услышала звук разбивающейся черепной коробки и обернулась.
Омерзительное кожистое создание висело на острых пиках забора, окружающего
невысокое здание, с которого оно пыталось на меня спрыгнуть. Его голова уже начала
гнить, и я не могла разобрать его лица.
Чёрт, подумала я. Эти заборы представляют угрозу для общества.

Фрэнсес_Ребекка: Я получила посылку. Что вам о ней известно?

Ж_Доу207: Отлично. Ты попыталась на ней сыграть?
Фрэнсес_Ребекка: Несколько нот.
Фрэнсес_Ребекка: Детскую считалку.
Фрэнсес_Ребекка: Как работает этот гармониум?
Ж_Доу207: Тебе нужно использовать нужные ноты.
Ж_Доу207: Есть особая музыка.
Ж_Доу207: В зависимости от используемых нот результат может существенно
различаться.
Фрэнсес_Ребекка: Поняла.
Фрэнсес_Ребекка: У вас есть нужные ноты?
Ж_Доу207: Нет.
Фрэнсес_Ребекка: Ясно.
Ж_Доу207: Но я знаю, у кого есть.
 В погоне за ди-джеем
Я нашла клуб, в котором она работает. В Хокстоне. Никогда не любила это место. Да и
электро. Не мой стиль музыки. Он напоминал мне о восьмидесятых и о том, каково быть
ребёнком.
Я вошла в клуб и сразу узнала в одном из посетителей арт-директора журнала, который
отказывался печатать мои работы. Кэл – кажется, так его звали. Он лет на десять лет
моложе меня. Он так и не сказал, почему ему не понравились мои работы. Но я помню,
как видела презрение на его лице, когда я кивала в ответ на отказ, уходила и плакала дома.
Я поймала у его у бара. Шагнул перед ним быстрее, чем он успел заметить меня, и дала
ему ровно секунду, чтобы он разглядел моё лицо. Я сказала: “Привет, Кэл” и
приподнялась на цыпочки. Я впилась ему в горло, приподняв одну ногу, как целующаяся
школьница.
Я могла бы убить его, но, знаете, чёрт с ним. Хотя, вероятно, он и не будет посещать
клубы в ближайшее время.
Хорошенько насытившись, я стала невидимой и уселась за кабинкой ди-джея прямо на
полу. Руки я сложила на коленях. Я просто сидела в позе молящегося и смотрела на
женщину за пультом. Она была лысой, а в каждом ухе у неё торчало по шесть колец. Ещё
одно украшало нос, а в верхней губе поблёскивал гвоздик. Одета она была в блестящие
розовые пластиковые брюки прямиком из восьмидесятых. На её чёрной футболке
красовалась широкая серебряная надпись “Ladytron”. Большую часть правой руки
усеивали тату.
Время от времени она поворачивалась спиной к залу и танцевала под свою музыку. Её
взгляд пару раз скользил мимо меня, но она не могла меня видеть.
Я подождала, пока дискотека закончится, и дождалась, когда она выйдет из зала. Я
проследовала за ней по улочкам Хокстона и добралась до её домика. Когда она поднялась
по ступеням крыльца, я незаметно проскользнула в калитку и встала у неё практически за
спиной.
Я подумала: “Так, теперь-то что делать?”
И услышала её голос:
– Зависит от того, зачем ты пришла, милаха.
Я провела пару мгновений, пытаясь понять, задала ли я вопрос вслух (определённо нет)
и как она могла меня услышать (определённо никак).
Я услышала лёгкий электрический звук неизвестного происхождения. Она повернулась
ко мне и посмотрела прямо в глаза. Я ответила ей не менее прямым взглядом, но
постаралась увидеть не её саму, а её ауру.
О Боже. Синие, электрические цвета. Оттенки оранжевого.
Колдовство. Она занимается колдовством.
 – Зачем ты здесь? – повторила она.
Я почувствовала себя простой, глупой Фрэнсес, какой я была ещё раньше. До того, как
всё произошло. Незатейливой и стеснительной девушкой.
– Я… ничего не хотела.
– Брось, – сказала она и полезла в телефон. – Я не знаю, чего ты ищешь, но ты точно не
собиралась меня сожрать. Если бы ты этого хотела, ты бы уже попыталась.
Я помолчала.
– Не думала, что всё так обернётся.
– Извини.
– Как давно ты знала обо мне?
– С того момента, как ты угостилась нашим посетителем. Кэлом.
Я ошарашенно уставилась на неё.
– Ты видела меня?
– Конечно. Выглядело довольно крипово. Ты сидела у меня за спиной с этим своим
неподвижным взглядом и готическим видом. Признаться, ты заставила меня
понервничать.
Она не смотрела мне в глаза. Что-то набирала на своём телефоне. И я вдруг подумала,
Боже, какая она красивая. Какая она изящная, и харизматичная, и…
В этот момент я почувствовала, как во мне пробуждается знакомый холодок моего
Зверя. Я больше не контролировала свои действия. Моё тело вытянулось, словно сработал
какой-то заводной механизм, голова наклонилась, как у сломавшейся куклы, и мой голос
произнёс:
– Ты не можешь заставить меня полюбить тебя.
Её палец замер над телефонным дисплеем. Она подняла на меня глаза.
– О. Ладно. Ты понимаешь.
Я снова почувствовала, что контролирую свои действия, и слегка расслабила шею.
– Давай поговорим.
– Давай! Но я не собираюсь помогать тебе просто так. Скажи, что тебе нужно. Я
подумаю, как я смогу это сделать. Но не бесплатно.

Фрэнсес_Ребекка: Вы не упоминали, что она ведьма.

Ж_Доу207: Нет.
Ж_Доу207: Но тебе удалось уцелеть.
Ж_Доу207: Как с музыкой?
Фрэнсес_Ребекка: Я получила ноты.
Ж_Доу207: Ты перехитрила её?
Фрэнсес_Ребекка: Заключила сделку.
Ж_Доу207: Понимаю. И что ты пообещала взамен?
Фрэнсес_Ребекка: Она хочет, чтобы я вернула ноты, как только сделаю копию.
Фрэнсес_Ребекка: И ещё хочет, чтобы я оказала ей небольшую услугу.
Ж_Доу207: Услугу.
Фрэнсес_Ребекка: Да.
 Послание
От Древней Избранницы Сета, Жрицы Вечного Ту’ата, Хозяйки, держащей поводок
Амемет, Разлучённой королевы, освященной кланом Мехет, получившей имя Нитокрис.
Послание на имя Фрэнсес Блэк, дитя Доу, истинной представительницы клана Мехет,
Присягнувшей Дракону.
Желаю тебе приятного вечера. Когда я засыпала в последний раз, Звезда Тифона
заговорила со мной. Благословенная колыбель Хаоса одобрила твои поиски и пожелала,
чтобы ты явилась ко мне. Я предлагаю аудиенцию.
Когда в следующий раз солнце сядет и наступит полночь, ты должна быть в моих
покоях. Ты подождёшь, пока я тебя не увижу. Поверь, я хочу благословить твои поиски не
только своими словами. У меня есть для тебя прекрасный дар.

Странная встреча
В начале был голос, и голос сказал:
– Фрэнсес!
Я повернулась, машинально дополняя зрение Ясновидением, и уткнулась в яркую ауру
живого человека. В ней переливались счастливые оранжево-красные нотки с тёмно-
красными элементами. Я посмотрела на них, пытаясь понять, видела ли я человека с
такими нотками, и если нет, то откуда он меня знает.
– Фрэнсес!
Я продолжала смотреть на его ауру, и когда пауза затянулась больше, чем могла
вытерпеть даже я, мне пришлось сморгнуть и заставить ауру пропасть из моего поля
зрения. Я уставилась в маленькие прямоугольные очки в черной пластиковой оправе. На
нём был твидовый пиджак. Сам он был высок, а его короткие волосы отличались цветом
мокрого песка.
– Простите… я задумалась, – медленно выговорила я.
– Ты в порядке?
Я продолжила смотреть на него.
– Ты сейчас чем-то занята? Спрашиваю потому, что, если тебе нужна компания, я могу
остаться. Знаешь, я сейчас никуда не тороплюсь. Ну, есть место, куда мы могли бы пойти.
– Он провёл рукой по волосам. – В смысле, если не хочешь, нам никуда не нужно идти.
Хотя, если бы тебе сейчас не нужна была компания, я бы, знаешь, понял это.
Он симпатичный.
– Нет-нет, останься.
Почему я это сказала? Я понятия не имею, кто он. Он разговаривает со мной. Он
симпатичный. Я ему нравлюсь. Но я не знаю, кто он.
 Мы пошли с ним по улице, и он начал рассказывать о сегодняшнем утре. Сначала я
была абсолютно уверена, что он принял меня за кого-то другого. Но нет, он меня знал. Он
знал, что меня зовут Фрэнсес, и мне нравится Нико, поэзия и некоторые… дела, которыми
я зарабатываю на жизнь.
Когда я стала задавать наводящие вопросы, он без стеснения рассказал мне о своей
жизни. Обычный парень с обычной человеческой жизнью. Я вспомнила, что встречала его
в том баре, когда я столкнулась со своим отражением. Но он был просто завсегдатаем, и
мы смотрели друг на друга не больше пяти секунд за весь вечер.
Но он меня знал. И Боже, когда я вновь посмотрела на его ауру, она переливалась
такими яркими оттенками красного и оранжевого, что я поняла, как сильно я ему
нравлюсь.
Это неправильно. В смысле, я никому не нравлюсь. И самое странное, когда я начала
расспрашивать его о подробностях “сегодняшнего утра”, он в мельчайших деталях
рассказал мне, что мы немного погуляли, посидели на качелях на солнце, пообсуждали
планы на жизнь – и он в точности описал моё поведение. Моё типичное поведение.
Но я не помнила этого, да и не могла, потому что наш утренний разговор проходил под
солнцем.
Это неправильно.
Я ему нравлюсь.
Наше знакомство реально.
Я не понимаю.
***
Я сказала Райану – да, его звали Райан, – что у меня ещё есть дела. Я дала ему телефон,
попросив только писать смс и никогда не звонить. Я не стала уточнять, что если бы он
позвонил, он бы попросту не услышал моего голоса, как бы громко я ни кричала в трубку.
Затем мы расстались, и я добралась до большого старого дома, в котором остановилась
Нитокрис. Дряхлый гуль в комнате для гостей сказал, что мне нужно подождать снаружи.
Не на улице – на первом этаже, за пределами личных покоев. Прошло немало времени,
прежде чем из подвала начали выходить люди – вполне обычные люди, которые держали
на руках что-то похожее на сложенные простыни. У большинства из них был такой вид,
будто они увидели что-то такое, о чём предпочли бы забыть.
А потом вышла пара вампиров, и у них тоже были сложенные простыни, но на их лица
были надеты маски, похожие одновременно на ослиные и шакальи морды. Когда они
вышли на улицу, гуль сказал, что я могу войти.
Я спустилась в подвал. Стены в нём были снесены, и меня ждала огромная комната,
тускло освещённая электрическими огнями, которые мерцали, как свечи. Нитокрис сидела
в дальнем конце помещения. Она была одета, как древняя жрица – в белом платье с
бретельками на груди. На голове у неё красовался чёрный плетеный парик с золотыми
вкраплениями и фигуркой змеи на лбу. Глаза её были подведены макияжем на египетский
манер.
И она сидела за деревянным алтарём, на котором лежал труп. Труп женщины, голой и
мёртвой, с бритой головой (я на мгновение подумала о диджее, которая подарила мне
ноты для стеклянного гармониума, но это была не она). У неё тоже был египетский
макияж, однако вскрытая грудь и живот демонстрировали её внутренности. Некоторые
органы лежали на алтаре, слегка дымясь. Она всё ещё была тёплой. Я чувствовала её жар
своей кожей.
Нитокрис удовлетворенно улыбнулась и сказала:
– Я не задержусь здесь надолго. Скоро мне нужно погрузиться в сон.
Я посмотрела на труп.
– Она отдала мне своё сердце, – сказала Нитокрис, махнув рукой. – Она выполнила
свой долг.
– Ладно, – ответила я, сделав шаг назад.
Нитокрис встала.
– Тогда перейдём к делу. Тебе одиноко, Фрэнсес?
– Я… я не понимаю, что вы имеете в виду.
– Тебе одиноко, Фрэнсес?
Жрица сделала шаг к алтарю, провела окровавленной рукой по ноге жертвы, встала
сбоку от неё и посмотрела на меня.
– Я… да. Я одинока, – шёпотом ответила я.
– Тогда у меня есть для тебя подарок. Тот, кто будет любить тебя.
– О, – эхом отозвалась я. – Это очень… мило, но я не…
– Брось. Он тебе пригодится. – Она сделала шаг в сторону лестницы и протянула руку,
в которой держала невесть откуда взявшийся колокольчик. – Кроме того, он уже
принадлежит тебе.
– Прошу прощения? – спросила я, игнорируя звон колокольчика.
– Я взяла на себя смелость позволить этому… юноше встретиться с тобой. Я заключила
договор с некоей частью тебя. С той частью, которая ходит днём и способна болтать со
смертными под светом солнца о совершенно простых, человеческих интересах.
– Постойте… вы…
– Он не видит разницы между тобой и твоим призраком. Он полюбил её. Значит, он
полюбил и тебя.
Она позвонила вновь. Три толстых женщины-гуля с одинаково выбритыми головами и
идентичным макияжем глаз спустились в подвал, накрыли труп белой тканью и подняли
его наверх.
Я спросила, что они будут делать с телом. Нитокрис ответила, что они бросят труп в
мусоросжигатель.
 – Но разве, согласно вашим убеждениям, это не лишит её возможности совершить
сошествие в загробный мир и упокоиться?
– Она добровольно выбрала проклятие. Забвение было её единственным желанием. Я
должна идти, – сказала Нитокрис.
– Подождите, – остановила её я. – Чего вы хотите взамен?
Она повернулась ко мне спиной и сбросила одежды. Не оглядываясь, она сказала:
– Ты уже сделала то, что мне нужно. Можешь идти, Фрэнсес.
***
Райан ждал меня снаружи.
– Что ты здесь делаешь? – спросила я.
– Я… прости, я не смог удержаться. Мне хотелось узнать, что тебя интересует в этом
районе. Прости.
– Ничего. Тут жутковато, да?
– Не поспоришь.
Я помолчала.
– Знаешь, я тоже бываю немного жутковатой.
Он посмотрел наверх.
– Красивый дом.
– Ты бывал внутри?
– Нет.
– Знаешь, кто в нём живёт?
Он внимательно посмотрел на меня.
– Знаю. Никто в нём не живёт.
 После потопа II
Уважаемый В.Х.
Я нашёл несколько фрагментов из дневника того Сородича, который пробудился в
разрушенном Орлеане после Катрины. Судя по всему, мы утратили несколько важных
записей, свидетельствующих о том, как он нашёл тайное убежище Элоя. Уже в самом
начале он упоминает местных Люпинов. Мне не удалось найти сведения, уточняющие,
откуда ему было о них известно.
С уважением,
Найел

Повсюду были знаки. Те самые знаки, которые наносили Элой и Арнольд по всему
кварталу. Но на этот раз им не дали начертить эти символы, что бы они ни значили. Я не
видел схватки. Видел только, как несколько тёмных фигур, напоминающих волчьи,
скользнули по улице прочь.
Элой лежал на земле, стремительно разлагаясь. Тело Арнольда покоилось рядом –
разумеется, по частям. Эти оборотни, потомки Маринетты, напоследок громко завыли,
словно напоминая, что это их территория и что никому не дозволено покрывать её
чужими знаками.
Я не захотел оставаться в этом районе. Мне пришлось искать новое пристанище, и я
обрёл его в местной библиотеке. Большая часть книг погибла во время потопа, но многие
ещё оставались на своих местах. Всю технику мародёры давно уже вынесли, но книги
никого не интересовали. Никого, кроме меня.
Я организовал себе что-то вроде насеста на нескольких шкафах, обрушившихся друг на
друга. Не зная, чем мне ещё заняться, я погрузился в чтение при свечах. В одном учебнике
по истории я наткнулся на сведения, которые знал по личному опыту. Я хорошо помню,
как прятался в бунгало с видом на Канал-стрит, в то время как белые люди в пугающих
колпаках гонялись по всему городу в поисках “черномазых”. Я не был таким уж чёрным –
отец у меня был европейских кровей, – но мулатская внешность не позволяла мне ни
показываться на глаза белым, ни искать защиты в полиции. Судя по датам в этом
учебнике, я был жив ещё в 1874 году.
Читая краеведческую литературу, я заметил на полях одной из книг символ,
нарисованный выцветшими коричневыми чернилами – хотя, возможно, в какой-то момент
они были чёрными. Кажется, это был символ дракона, но не европейский, а скорее
египетский. Может быть, это был даже не дракон в европейском понимании этого слова, а
змей. Тифон?
 Под символом была приписка “Хантер 8:14-19”, как если бы речь шла о цитате из
Библии. В моей Библии не было никакой “Книги Хантера”, поэтому я закрыл глаза на
символ и продолжил чтение. Но дракон всё не выходил у меня из головы.
Я видел его где-то раньше, но понятия не имел где. Потеряв терпение, я обыскал
стопки и, наконец, наткнулся на книгу некоего Хантера С. Томпсона под названием
“Страх и ненависть в Лас-Вегасе”. В восьмой главе, рядом с 14-м абзацем, был нарисован
ещё один дракон, изображённый в том же стиле.
Я прочитал указанные абзацы, но они показались мне бессмысленными – возможно,
потому что я просто проспал бо́льшую часть последнего века. В книге было выделено
одно предложение, в котором упоминались имена Гинзберга и Соломона. Мои поиски
привели к обнаружению стихотворения некого Алана Гинзберга под названием “Вой”,
посвящённое Карлу Соломону. Дракон ждал меня и на страницах этой книги.
Я долго продолжал поиски, перебираясь из одной части библиотеки в другую, пока не
нашёл последнюю книгу. Она называлась “Египетская книга мёртвых”. Перевод
священной египетской книги. Каждый раз, когда в ней упоминалось имя “Сет”, оно было
выделено красными чернилами, словно кровоточило прямо на странице. По какой-то
причине я нашёл это довольно тревожным, хотя и не мог вспомнить, почему.
А когда я не могу что-то вспомнить, я обращаюсь ко дворцу памяти.
Вам знакомо понятие дворца памяти, дорогой читатель? Полагаю, что нет. Думаю,
этому больше не учат в школах. Идея дворца памяти принадлежит не мне. Это старая,
старая концепция, придуманная ещё Цицероном. Суть её заключается в том, чтобы
связать важные воспоминания с тем, с чем вы близко знакомы. Например, вы можете
запомнить долгую речь, связывая тезис каждого предложения с определённым предметом
в своём родном доме. И когда вам нужно что-нибудь вспомнить, вы просто представляете,
как идёте по дому и смотрите то на один предмет, то на другой. И каждый напоминает вам
о том, что вам следует произнести.
Моим дворцом памяти стала плантация, на которой работала моя мать, когда я был ещё
ребёнком. Каждая колонна, каждая побелённая доска крыльца были нерушимым
воспоминанием. По крайней мере, я так думал. Когда я попробовал вспомнить что-либо о
своей прежней жизни, я обнаружил, что мой дворец памяти мрачен, что это
полуразрушенный дом-склеп, искажённый кошмарными видениями моего долгого
оцепенения. Я понятия не имею, насколько надёжны те жалкие обрывки воспоминаний,
которые мне удалось восстановить. Я даже напомнил себе мародёров, разбивавших
витрины магазинов на Канал-стрит – настолько отчаянными и ничтожными были мои
попытки вырвать что-либо из своей памяти.
Воспоминания, за которые я теперь цепляюсь, весьма просты. В них нет ничего
зловещего, поэтому я предпочитаю верить, что они истинны. Я вспомнил, что был
мулатом – своего рода благословлённым изгоем, которого не любили ни чёрные, ни
белые, но в то же время которого ни те ни другие не донимали вопросами слишком часто.
Когда я стал Проклятым, я занял аналогичную нишу среди Сородичей Нового Орлеана.
Носферату и Гангрел считались в этом домене изгоями, Дэва и Вентру – элитой, а я,
Мехет, играл роль промежуточного звена.
Я вспомнил о Тифоне – священном змее, ассоциирующемся с Сетом. В Древнем Египте
он был символом зла и хаоса, хотя египтяне видели в нём скорее необходимое зло и
созидательный хаос. Мой сир, с которым я был знаком слишком мало, чтобы говорить о
ней что-то хотя бы с толикой абсолютной уверенности, рассказывала, что в Египте был
сформирован культ, поклонявшийся Сету. Культ видел себя как ячейку служителей, как
бы это выразиться, продуктивного зла, положительно влияющего на мир через
уничтожение того, чему больше нет места во вселенной.
По мере того как Египет захватывали другие народы – греки и македонцы, римляне и
арабы, – культ распространялся и по другим землям. И каждый раз он искал точки
соприкосновения с местными мифами, чтобы объяснить новобранцам, кому они
поклоняются. У норвежцев место Тифона заняли Нидхёгг и Йормунгандр, у
зороастрийцев – Ажи Дакаха, у христиан – Змей из Эдемского сада. Змей предлагал
знания, которые хотел утаить от людей сам Господь. В любой культуре находились
вампиры и люди, которые хотели получить от Сеттитов знания, не предназначенные для
их разума.
 Общага
Доу попросил меня поселиться в общаге. Сказал, это важно для наших исследований. Я
поселилась на чердаке в небольшом доме и стала понемногу вникать в особенности
местной жизни.
Мне нравились местные девушки. Двух из них звали Рэйчел. Ещё были Кэт, Сара, Элис
и Кейт. Одна из Рейчел была очень милой. Мне нравилось, как она одевалась. У неё был
отличный вкус в музыке. Если бы я показалась ей на глаза и поговорила с ней, может
быть, мы бы стали подругами. У неё всегда было что-то красивое. Платье. Топ. Эта шляпа
с лентой. Пушистый чёрный шарф, напоминающий змею, свернувшуюся колечком на
шее. Пара блестящих чёрных туфель с острыми как иголки трехдюймовыми каблуками.
Через некоторое время девочки начали что-то чувствовать. Нет, я знала, что они не
видят меня, даже когда я сижу в их компании у стены и слушаю их разговоры. Но одним
вечером они заговорили о призраке студентки, которая якобы всё ещё живёт где-то в
общежитии. У меня ушла пара минут, прежде чем я поняла, что речь обо мне.
Наступила ночь, когда я прошла мимо Элис на лестничной площадке и позволила ей
увидеть меня. Всего на секунду. Она застыла на месте с открытым ртом, а потом начала
звать других девочек. Я подумала, что надо бы провернуть ещё что-нибудь.
Следующим вечером одна из девушек работала над эссе или какой-то другой работой.
Я приготовила кофе и намеренно оставила его на виду. Само собой, кроме сливок и сахара
я добавила туда пару капель крови. Девушка подняла глаза, увидела чашку и, видно,
решила, что сама безотчётно сделала себе кофе.
В другой вечер они готовили макароны, и я разрезала себе палец ножом, окропив соус
собственной кровью. До сих пор помню, как она кипела на сковороде.
И после того, как это случилось достаточное число раз, они все начали говорить о
призраке, но решили, что он им нравится. И когда Рэйчел по ночам обнаруживала, что
кто-то погладил её по волосам, её это больше не пугало. Но я всё равно не показывалась,
если не считать пары случаев, когда я промелькивала на периферийном зрении. И даже
тогда девочки просто улыбались. Они были в моих руках.
Однажды Рэйчел вернулась вся в синяках и рассказала о парне из соседнего
общежития, которому нравилось быть с ней грубым. Когда это повторилось снова, я
нашла комнату парня и перевернула там всё вверх дном. Я подождала, пока он не явится в
комнату и не начнёт кричать на соседей, что они снова искали его наркоту и что им нужно
прибраться. Тогда я пошевелилась и спихнула пару вещичек на пол.
Он перестал кричать и медленно зашёл в комнату. Пока он собирал вещи, я захлопнула
дверь, а потом, всё ещё оставаясь невидимой, медленно разорвала его постер с
марихуаной надвое. Аккуратно оторвала половину и бросила ему под ноги. А потом
заставила его увидеть меня, направила кровь в свои руки, чтобы сделать их немного
сильнее, и схватила за горло. Я прошипела ему, что если он ещё хоть раз тронет Рэйчел, я
вернусь за ним – и его жизнью.
Знаете, мне не слишком-то удаётся запугивать людей, но в тот раз всё прекрасно
сработало. Я до сих пор помню, как он плакал у меня за спиной, когда я уходила. Не знаю,
оправится ли он от произошедшего. Может, просто найдёт себе забитую девушку, на
которой он сможет срываться.
В ту же ночь я вернулась к студенткам, и когда Рэйчел уснула, я обнажила клыки и как
следует напилась её крови. Когда я закончила, Рэйчел издала слабый звук, как будто
хотела заплакать. Я подумала: Боже, клянусь, этого больше не повторится.
Но, разумеется, это повторилось. Ещё и ещё раз, пока Рэйчел не пришлось отправить в
больницу. Не знаю, читает ли кто-нибудь эти строки, но если да, то, наверное, я кажусь
бесчувственной и эгоистичной. Это не так. Я убила не так уж много людей в своей жизни
– намного меньше, чем многие из моих коллег. А этих девушек я любила. Я просто хочу
быть честна. Я не знаю, зачем мне нужна была кровь Рэйчел. Может, я просто хотела
понять, что почувствую, если её жизнь окажется под угрозой.
Когда Рэйчел вернулась из больницы, я поклялась, что больше не стану её трогать.
Но в ту же ночь я вернулась и вцепилась в её горло с каким-то холодным
экспериментаторским интересом. Наутро Рэйчел уже не проснулась. Перед рассветом я
ещё слышала, как Кейт входит в комнату и начинает звать Рэйчел. Я слышала, как в
общежитие заходят врачи. Следующей ночью я узнала, что тело Рэйчел и её вещи забрали
родители.
Мой эксперимент завершился успехом. Я увидела, к чему приводит смерть близкого
человека. За две недели весёлые девушки превратились в плачущих, депрессивных,
безвольных подростков, которые больше не верили, что в жизни есть что-то хорошее.
Вскоре две из них бросили университет, а остальные к лету практически потеряли
интерес к учёбе. Некоторые из отличниц превратились в типичных прогульщиц. Летом в
общежитии никого не осталось.
Я до сих пор не знаю, зачем это сделала.
***
Перед тем как уйти, я собрала оставшиеся от девчонок вещи. Бейджики с именами.
Конспекты. Сувениры. Безделушки, которые они иногда притаскивали с улицы. Карты
метро. Книги, украденные из сумок, оставленных возле благотворительных магазинов и
библиотек. Сумки, шляпы, шарфы, ожерелья из бисера, бумажки и открытки, высушенные
цветы, фотографии, потерянные их первоначальными владельцами или спрятанные в
книгах. Около сотни вещей, которые казались незначительными мне, но интересовали тот
холодный исследовательский разум, который всё сильней пробуждался внутри моей
головы. Как будто в какой-то момент я теряла контроль над собой и превращалась в
живой механизм по сбору предметов. Этот холодный разум, который я не могу назвать
иначе как своей тенью, говорил мне, что всё это только кажется незначительным – но в
действительности обладает огромной ценностью. Тень говорила мне, что все вещи,
связывающие меня с общежитием, отныне служат частью меня самой.

Тайная переписка
Дж-Доу207: Да, всё пришло.
Дж-Доу207: Посылка была на месте. Я полагаю, госпожа Кэрролл уже сообщила вам
об инциденте.
Йорак: Инциденте?
Йорак: Что с гармониумом?
Дж-Доу207: Ничего.
Дж-Доу207: Он на месте.
Дж-Доу207: Но никто не сообщил моему агенту, что вместе с посылкой прибудет ваш
слуга.
Дж-Доу207: К сожалению, он обезумел. Его поведение было...
Дж-Доу207: Несколько нескромным.
Дж-Доу207: Мой агент не имел выбора, кроме как избавиться от него.
Дж-Доу207: Выжить мог либо мой агент, либо ваш.
Дж-Доу207: Надеюсь, вы это понимаете.
Йорак: Понимаю. У меня нет выбора.
Дж-Доу207: Да.
Йорак: А ваш агент?
Дж-Доу207: Цел.
Дж-Доу207: Конечно, я заплачу.
Йорак: Ещё как заплатите.
Дж-Доу207: Полагаю, вы намекаете, что пошлёте за моим агентом своих людей.
Дж-Доу207: Я не думаю, что вам следует это делать.
Дж-Доу207: Вы знаете, как мы справляемся с угрозами.
Дж-Доу207: Вам не нужна война с нами.
Йорак: Вот всегда с вами так.
Йорак: Сраные Тени.
Йорак: Я вам скажу, что будет…
>Абонент Ж_Доу207 больше не в сети и не сможет получить ваши сообщения
 Убежища Мехет
Доу позволил мне посетить его дом. Его или её – до сих пор не знаю. Он столь
невзрачен, что кажется ускользающе-неестественным, совершенно пустым, даже
несуществующим. Он лишён своего образа. Своего духа.
Просто квартира в подвале в центре Лондона с заколоченными окнами. Простая
кровать. Постельное бельё бежевого цвета. Дешёвый стул из сосны. Шкаф, полный
идентичной невзрачной одежды, ничего не говорящей о поле Доу.
И это… всё.
Его дом совершенно пуст. Понимаете, в большинстве домов есть своя аура. Даже если
вы не способны читать ауру так, как это делают некоторые Сородичи, вы всё равно
чувствуете фрагменты воспоминаний, оставленные людьми, живущими в доме. Вы
чувствуете запахи. Вы чувствуете руку хозяина. Вы чувствуете жизнь.
Но квартира Доу лишена своей… личности. Она так пуста, что, просто зайдя внутрь, вы
уже забываете, где тут дверь. Вы теряетесь в четырёх стенах, глядя на стерильную
пустоту, которая делает это место необъяснимо большим, даже необъятным.
В квартире Доу трудно думать. Как будто она высасывает из вас все мысли. И
личность. И душу. Я подумала о том, что бывала в убежищах, которые были заполнены от
стены до стены гниющими трупами. Я бывала в храмах, посвящённых богам крови и
смерти, где с потолка свисали цепи и крючья, а под ковром хранились ножи, запачканные
неотмытыми внутренностями.
Но ничто из этого не пугало меня так сильно, как квартира Доу. Побывать в ней было
как… как… потеряться в пустоте. Чистой, хорошо освещённой, абсолютно стерильной
пустоте.
***
Елизавета явно прибыла из других земель. Как и Нитокрис, она рассказывает, будто
сам Бог повелел ей покинуть родину. Как и Нитокрис, она родилась в Египте. Как и
Нитокрис, перед посещением Англии она должна была получить разрешение Фрэнсиса
Роуза – Патриарха Теней и Архиепископа Кентербери, а по совместительству – самого
древнего вампира в Британии до появления Елизаветы и Нитокрис.
Роуз был вынужден принять их, но ему не слишком нравилось появление столь
смертоносных вампиров в его домене. Кроме того, что касается Елизаветы, она
принадлежала к родословной, не пользующейся большой любовью у Благословенных.
Даже сама Елизавета рассказывает, что её родословная уничтожила Рим (хотя её словам
можно верить лишь в половине случаев).
Так или иначе, Елизавете предложили жить вдали от других Сородичей. Она
поселилась в подземной части домена, связанной с линиями лондонского метрополитена,
но закрытой от смертных. Я была там всего раз, и я никогда не хочу туда возвращаться. И
дело не в темноте, в которой с трудом ориентируюсь даже я. Дело в шуршании, шёпотах,
едва слышном дыхании и звуке волчьего носа, принюхивающегося к запахам. До тех пор,
пока я находилась в убежище Елизаветы, что-то пыталось учуять меня сквозь стены.
Один вампир, Бёрджесс, долгое время живший в лондонской подземке, рассказывал
мне об оборотнях, обитающих под землёй. Он рассказывал, что они охотятся на всех, кто
заглядывает в подземные ходы за пределами убежища Елизаветы. По их милости
Сородичам, желающим путешествовать под землёй, приходится пользоваться метро.
Они разорвали бы и Елизавету, но она так сильна, древна и таинственна, что ей удалось
заключить с ними что-то наподобие сделки. Бёрджесс не говорил, в чём состоит её часть
соглашения, однако оборотни ни разу её не трогали.
Я не знаю, правду ли говорил Бёрджесс, однако когда я коснулась стены убежища
Елизаветы и закрыла глаза, перед моим внутренним взором предстал силуэт чудовища с
четырьмя мощными лапами. От него пахло мокрой псиной, и вся его аура отдавала
багровой ненавистью и чёрной злостью. Аура была так сильна, что я даже не смогла
различить за ней облик существа, излучающего эти цвета.
В доме Елизаветы нет никаких дверей. Её подземное логово уставлено колоннами
какого-то древнего века, поддерживающими сырой потолок. Всё убежище усеяно
свечами, большая часть из которых к моменту моего визита была зажжена. Впоследствии
я узнала, что свечи нужны не для освещения зала, а для устрашения самой хозяйки.
Елизавета зажигает свечи в качестве некого аналога самоистязания.
В центре подземного зала стоит большой чёрный алтарь, на котором лежит красно-
чёрная одежда жрицы Благословенных. У одной стены висят тела умирающих смертных,
подвешенных за ноги. Их около дюжины, хотя, говорят, иногда их бывает и больше.
Время от времени Елизавета делает из их тел по одному-два глотка. В конечном счёте они
умирают. Пути на свободу у них уже нет.
Этих людей она и её потомок Лукреция отбирают на улицах. Обычно это бездомные,
проститутки и алкоголики, однако единственным настоящим критерием служит болезнь.
Они все должны быть больны. Елизавета обещает несчастным, что избавит их от
страданий – и она действительно это делает. Судя по всему, ещё до убийства она
привязывает их к себе узами крови, потому что люди, которых я видела, шептали
Елизавете слова любви и почтения.
Когда она убивает очередную жертву, Лукреция помогает ей разрубить тело на части и
бросить в тоннели. Монстры, живущие там, никогда не упускают возможность
полакомиться.
***
Как и Елизавета, Нитокрис появилась в Лондоне совсем недавно. Они обе древны,
смертоносны и изрядно безумны. Впрочем, на этом их схожесть заканчивается. Нитокрис
возглавляет Колдовской круг и странную секту Последователей Сета. Елизавета –
отшельник, который, однако, ничуть не скрывает симпатий к Благословенным. Елизавета
прекрасно скрывается, в то время как Нитокрис разве что не кричит смертным о своём
появлении в Лондоне. Другие Сородичи почти всегда упоминают их имена вместе, однако
Елизавета ни разу не говорила мне о Нитокрис, а когда я напрямую спросила Нитокрис о
Чумной монахине, Нитокрис сказала: “Я её знаю. И что?” Она в прямом смысле слова не
стала говорить ничего больше – а я сочла мудрым ничего и не спрашивать.
За исключением клана, возраста и пола (который в их годы тоже практически не играет
роли), они не имеют практически ничего общего… если не считать следующего
обстоятельства. Они обе провели массу времени в торпоре (Елизавета десятилетия,
Нитокрис – века) и проснулись 1 сентября 2005 года. Они обе прибыли в Лондон к концу
декабря 2007-го, с разницей в несколько дней. Говорят, ещё с десяток старейшин
пробудились примерно в это же время, и большинство из них практически не страдали от
разрушительного воздействия Тумана вечности (почему это, интересно?) А к началу 2008-
го все вдруг заговорили о “Таннерах”2.
Дом, в котором проживала Нитокрис к моменту моего визита, я уже упоминала ранее.
Он весьма симпатичен, как и положено старому лондонскому дому, однако его подвал
наполнен египетским китчем, который Нитокрис умудряется воспринимать всерьёз.
Однажды я видела, как она поглаживала пластиковую статуэтку Анубиса и рассказывала
мне, сколько сил она потратила, чтобы отбить её у вражеского культа во времена
Клеопатры VII.
***
За последние полгода я бывала в убежище Винсента Муна чаще, чем у своего сира Доу.
Он живёт в Клеркенвелле, в доме с террасой. Хорошее место. Красивый сад перед
фронтоном. У Муна достаточно денег, чтобы нанимать садовников, и у него есть личный
секретарь: хорошо одетая женщина-гуль по имени Георгина. Она только начинает стареть,
хотя я подозреваю, что ей куда больше, чем кажется.
Что меня всегда удивляло в жилище Муна – оно выглядит подозрительно нормальным.
Изящные шторы. Пышные ковры. Дорогая, но не роскошная мебель. Я всегда замечала,
что люди, рождённые в среднем классе, но сумевшие накопить состояние, часто
обустраивают свой дом так, чтобы он выглядел подороже.
Мун разбогател задолго до нашей встречи – быть может, за долгие десятилетия. Но
какая-то часть его личности, по всей видимости, замерла в вечном стазисе восхищения
перед богатством, и теперь он обустраивает свой дом так, чтобы у окружающих не
оставалось сомнений в его состоятельности. Ему хватает вкуса не заваливать своё
убежище роскошью, золотом или оригинальными картинами известных художников, но
всё равно я никогда не могла избавиться от впечатления, что этот дом создан не для
комфорта Винсента – а в попытке впечатлить посетителей.
2
Персонаж Эндрю Таннер и его родословная подробнее описаны в книге Shadows of the UK.
 Гуль
Прошлой ночью мне пришло в голову, что поколение, в котором я родилась, теперь
уже переходит в так называемый средний возраст. И всё оно зациклено на играх. Мы так и
не повзрослели. Всё, что нас интересует, связано с играми. Люди нашего поколения
родились, чтобы играть.
Наши матери и отцы, чьи собственные родители пережили войну, с детства осознавали
важность долга. Они немного повеселились в шестидесятых, но только несколько лет.
Закончив с юношескими забавами, они устроились на работу и навсегда перешли в мир
взрослых.
Когда мы были подростками, мы глумились над ними. Мы осуждали их за то, что они
продали свою свободу и обменяли свои мечты на традиционные ценности вроде
автомобиля, дома и солидного чека в начале каждого месяца.
Но наши родители тоже это понимали. Они с любовью оглядывались на те дни, когда
позволяли себе веселиться, показывать всему миру дикость, бушующую в их душах. Они
ностальгировали по тем временем, когда они ещё не стали слишком серьёзными.
А теперь они понимали, что стали взрослыми навсегда. И они с малых лет вбивали нам
в головы, что мы должны наиграться. Мы должны наслаждаться жизнью, быть счастливы,
быть свободны. И эта идея так глубоко укоренилась в нашем сознании, что всё наше
поколение стало детьми навеки.
Двадцативосьмилетний мужчина со скейтбордом и футболкой “Десептикон”.
Тридцатилетняя женщина с сумочкой “Хелло Китти” и стрингами “Минни Маус”. Вот
представители мира, из которого я пришла. Мама с папой отложили игрушки примерно в
то время, когда зарождался хард-рок. А мы не отложим их никогда.
Всё наше поколение обречено быть детьми. Но особенно мы – Сородичи, Обращённые
в этом поколении игроков. Мне всегда будет тридцать три. Я навсегда застряла в точке
неразрешённого кризиса. И Райану всегда будет на десять лет меньше, чем мне.
Он милый. Он такой милый. Я оставлю его себе. Я не собираюсь отпускать его.
Нет, я не стану делать его вампиром. Он этого не заслуживает – во всех смыслах слова.
Но я уже начала поить его своей кровью. Пару ночей назад мы занимались любовью, и я
надкусила своё запястье и заставила его проглотить мою кровь. Это было немного
неловко. Было в этом что-то от садомазохизма. Он не понимал, зачем это нужно, но он
просто такого не ожидал, а я мило трепетала ресницами и прижималась к нему всем
телом. И он это сделал.
Второй раз мне уже не пришлось заставать его врасплох. Мы были в самом разгаре...
мм, того, о чём я вам расскажу, когда повзрослеете. В этот раз он был слегка напряжён, а
когда мы закончили, он лёг на бок лицом ко мне и смотрел на меня, и смотрел, и смотрел.
Практически без эмоций. Когда мы прижались друг к другу, я уловила в его дыхании
свою кровь.
Сегодня я это повторила. Когда он был готов кончить, я сунула ему в рот разорванное
запястье. И он сделал третий глоток моей крови, содрогаясь в долгом, почти мучительном
экстазе. И я хорошо видела, как сужаются у него зрачки – как у человека, который вот-вот
умрёт.
Нет, он не умер – но теперь я думаю, что он никогда не станет собой. Он стал другим. В
том числе для меня. Раньше он мог заговорить со мной о чём угодно. Теперь он ждёт, пока
я начну диалог, а если всё же решается произнести слова первым, в его интонации звучит
искреннее извинение. Он согласен со всем, что я говорю. Его мнение отражает моё – или
заменяется моим, если изначально он считал иначе. Он задумчив как никогда, но в нём
есть что-то жалкое.
Он не мой любовник. Он моя игрушка. Если бы я сказала ему называть меня госпожой,
не сомневаюсь, что он бы это сделал. Кажется, я его сломала.
Почему я должна была всё испортить? Я имею в виду… это не любовь. Я знаю, что это
не любовь. И хотя я не способна любить, у нас с Райаном что-то было. Что-то…
подлинное, настоящее. Я Мехет. Я холоднее других Сородичей, и мне нужно что-то, что
сможет компенсировать этот вечный холод. И пустоту. И чувство “заводной тени”,
которая обитает внутри и превращает меня в живой механизм.
Нам, Мехет, не хватает чувств, которые могли бы на что-то нас вдохновить. Конечно,
отсутствие сильных чувств означает и то, что эмоции не могут утянуть нас на дно, но всё
же… мне нужна была эта любовь.
Я не должна была заставлять его любить меня, потому что он уже любил меня.
А теперь посмотрите, что я наделала.
 Заметки Бёрджесса
Если вам нужен человек, который быстро достанет любые бумаги, не задавая лишних
вопросов, то это Бёрджесс. Правда, мало кто его любит. Видите ли, он Норвег. А это
значит, что у него нет клыков.
Мне-то на это плевать, но есть Проклятые, которые слишком повёрнуты на
чистоте своей крови, чтобы якшаться с “каким-то выродком”. А им стоило бы.
Бёрджесс многое знает.
Как бы представить вам Бёрджесса?
Вот вам история: однажды Бёрджесса решают подставить. Потомок местного
Князя приходит к выводу, что Бёрджесс должен уйти. Спор из-за территорий, ничего
особенного.
Потомок сколачивает вокруг себя банду из гулей, принадлежащих Князю. Всего их
шестеро. Операция не санкционирована Князем, но всем всё по барабану, потому что
Бёрджесс – выродок без клыков, и его никто не любит. Он даже не настоящий вампир.
Бёрджесса приглашают в безлюдный дом. Говорят, что там его ожидает плата за
работу. Он входит в дом, ничего не подозревая. Они ждут в засаде. Хотят превратить
его в пепел.
Через десять секунд человек, которого они оставили снаружи, видит, как Бёрджесс
выходит в пальто одного из гулей. Внутри ничего не движется. Подождав, пока
Бёрджесс уйдёт, наблюдатель заходит в дом. Находит шесть трупов, каждого из
которых ударили чем-то острым не менее семи раз. Все покрыты пеплом, оставшимся
от потомка Князя. Одежда Бёрджесса лежит в куче в углу, разорванная на куски.
Князю приходится смириться с тем, что его потомок получил по заслугам. Бёрджесса
оставляют в покое. Лучше не спрашивать, как он этого добился. Просто проявите к
нему уважение. Проявите к нему уважение – и он достанет для вас что угодно.

Эхнатон
Это история об Эхнатоне, правителе Фив, Сильном быке, Оглашающем истину,
Устанавливающем законы, Усмиряющем две земли, Доблестном воине, Ужасе востока,
прозванном Аменхотепом до своего восхождения на престол египетский.
Но это история и о культе Сета и культе Феникса, которые защищали земли Египта
от чудовищ, рыщущих во тьме. Это история о том, как культ Сета стал культом
Мехет3.
Сразу после восхождения на престол Эхнатон объявил, что не будет чтить других
богов и что отныне Египет должен поклоняться единственному истинному богу –

3
Если верить этой истории, выжившие представители культа Феникса основали культ
Восходящих, действующий в сеттинге Hunter: the Vigil, в то время как их братья из культа
Сета стали родоначальниками Мехет.
Атону, солнечному покровителю Фив. Эхнатон объявил, что отныне любые секты и
клики, практикующие магию в каких бы то ни было целях, будут объявлены вне закона.
Он объявил войну чародеям, магам, лекарям и даже великим защитникам Египта: культу
Сета и Феникса.
Ещё со времён Царя-Скорпиона эти два культа защищали Египет от жутких
созданий, обитающих в тёмных песках их родины. Культ Феникса пробуждался с
рассветом и охотился на чудовищ днём. Культ Сета отдыхал днём и пробуждался
только с закатом, чтобы защищать земли Египта ночью.
Но эти культы поклонялись древним богам Египта, а потому Эхнатон объявил
охотников вне закона. Убив большинство чародеев и мистиков, Эхнатон очистил себе
дорогу к подлинной власти. Видите ли, он убивал чародеев не потому, что ненавидел их.
Он убивал их потому, что хотел остаться единственным чародеем в Египте.
И Эхнатон взял дочь верховного жреца Атона и отвёл её на убой существу,
обитающему во тьме, известной как Сумрак. Он позволил этому существу выпить её
кровь и проглотить её душу. А затем Эхнатон взял то, что осталось от дочери жреца,
и объявил, что отныне она станет его женой. Это жалкое создание стало одной из
самых страшных чернокнижниц Египта, к тому же – защищённой властью самого
фараона.
Культы Сета и Феникса поняли, что им нужно забыть о других чудовищах,
отравляющих жизнь в Египте, и направить все свои силы на уничтожение Эхнатона и
его жены. Славными были их битвы, однако культ Феникса, действовавший при дневном
свете, был слишком заметен. В конечном счёте большинство его представителей
перебили, или казнили на площадях, или увели в рабство в дворец фараона.
Тогда культ Сета отступил в тени и провёл ритуал, основанный на двух страшных
заклятиях, к которым, быть может, ещё ни разу не прибегали маги ушедших веков.
Произнеся эти заклинания, культ Сета объявил всему миру и всем богам, что отныне все
его представители добровольно меняют жизнь на благословенную смерть, в которой они
будут живы и необычайно сильны. Первое заклинание запрещало любым демоническим
сущностям вселяться в тела этих мёртвых охотников и поглощать их Ка или Ба.
Второе заклятье лишало охотников права на должное захоронение: даже если бы они
погибли, их души – их Ка и Ба – всё равно продолжили бы существовать и преследовать
своих противников.
Охотники не понимали, на какие муки себя обрекают, однако их замысел оказался
верен. Более не нуждаясь во сне, в исцелении и других потребностях человеческого тела,
они стали подлинными защитниками границы между мирами жизни и смерти, природы и
магии, Благословенных полей А’ару и Челюстей Амемет. Они оказались живой границей,
воплощённым балансом – Мехет.
 Им так и не удалось убить фараона собственными руками, однако они ослабили его
власть в достаточной степени, чтобы последние годы жизни Эхнатон был почти
бессилен. Он рано умер, и хотя демон, прячущийся в теле его жены, ещё некоторое время
пытался править Египтом вместо него, люди помогли Мехет уничтожить ведьму и
возвести на трон верховного жреца Амона-Ра.

О хитроумных заговорах
Земные Черви, известные как Носферату, несут в себе омерзительный страх.
Принимая облик воплощённого ужаса, они отгоняют любопытных и храбрых от знаний,
которые не предназначены для их разума.
Сыновья и дочери первого Суккуба принимают в свои объятия смертных, поддавшихся
иллюзии ложного тепла. И мужчины, и женщины вынуждены любить их против
собственной воли.
Лорды холодны в своей безграничной власти. Они говорят, и стадо повинуется.
Даже Дикари обладают неоспоримой властью над зверьми полевыми, водными и
лесными.
Но мы, сотканные из теней, песочных часов и зеркал, не имеем власти над миром или
хотя бы над его частью. Мы одарены лишь способностью видеть и знать. Наша кровь
может сделать людей рабами нашими, но мы не можем заставить их волю целиком
подчиниться нашим желаниям.
Все тайны Ада принадлежат нам, но с какой целью нам дарован этот талант, если
мы от рождения не можем быть хозяевами земными?
Но всё же я заблуждаюсь в своих рассуждениях. У нас есть – есть! – власть над
определённой частью вселенной. Мы хозяева мёртвых, ибо нам отказано в правлении над
живыми. Мы правим незримо, правим так, что этого не понимают даже другие
Сородичи. Ночью мы ходим незаметно для глаз Сородичей, но мы видим всё. Нас
невозможно услышать, но мы слышим всё.
У всех великих заговорщиков этого мира были глаза и уши во всех местах, и этими
ушами и глазами были Мехет. Мы правим так, что другие считают, будто они служат
не нам, а другим повелителям. Мы связываем души людей религиозными цепями. Мы даём
им обещания Рая и Ада. Мы болтаем ключами будущего, и прошлого, и настоящего перед
глазами податливых и одурманенных.
Будущее принадлежит нам, хотя этого никто никогда не узнает.
Так говорит Робин Дир, провидец из рода Мойры.
 О необходимости атеизма
Старый порядок меняется. Коллективный разум человеческого сообщества
содрогнулся. Мир состарился, и мы должны признать, что Бога попросту нет. Но мы
можем использовать кандалы веры, выкованные разумом смертных, чтобы поработить
их самих.
Мехет – атеисты по своей сути. Мы отрицаем всё, что нельзя доказать. То, что в
мире существуют создания, напоминающие богов, и демонов, и ангелов, не доказывает,
что миром правит единый Бог-творец. То, что в мире существуют неупокоенные
мертвецы, лишённые душ, и мёртвые души, лишённые тел, не даёт нам доказательств
загробной жизни.
Мы будем слабы, если станем рабами заблуждений. Мы оперируем доказательствами.
Но это не значит, что мы не должны открывать глаза тем, кто уже заблуждается
сам. Если мы хотим быть правителями этого мира и контролировать умы людей, мы
должны взять на себя роль религиозных деятелей. Мы, Мехет, – атеисты, несущие слово
Божье. Нам нужно лишь говорить уверенно, с осознанием своего авторитета. Пускай
другие считают нас своими жрецами, епископами и пророками. Мы не обязаны сами
верить в ошибочные предания старины, чтобы заставлять верить в них окружающих.
Люди под нашим контролем падут ниц и будут молиться, потому что мы скажем им,
что так делали их отцы. И это будет правдой. Но мы сами не должны попасть в
ловушку, созданную нашими заговорами.
– Поклоняйтесь и верьте, – скажем мы. – Поклоняйтесь богам, которых вы не
можете понять; верьте в нашу глубокую мудрость; мы знаем о богах и
божественности больше вас.
Почему нет? Мы ваяем будущее из нашего маленького зала, двери которого открыты
только Мехет, и даже тогда – лишь некоторым из Мехет. Тем, кто не верит в Бога, но
заставляет верить в него остальных.
Ибо из всех страстей, порождаемых разумом, религиозная страсть, религиозный пыл
быстрее всего превращает людей и вампиров в рабов. Мы ваяем будущее. Мы, Мехет, –
не просто родня. Мы тесная, маленькая организация. Мы – ваятельный зал, в котором
формируется будущее всего человечества.
 После потопа III
Я только сейчас осознал, что всех Теней – по крайней мере тех, кто известен мне
самому, – объединяет страх. Мы боимся внимания. Если мы говорим с окружающими, мы
вынуждены привлекать к себе внимание, а всё наше влияние держится на иллюзии нашего
отсутствия. На нашей скрытности. Неприметности. Даже невидимости.
Помимо этого, нас объединяет страсть к собирательству. Все мы – прирождённые
коллекционеры. Мы собираем знания, марки, предметы или трофеи, оставшиеся после
убийства.
И многие из нас считают, что ценность коллекции обратно пропорциональна
количеству человек, которые обладают предметами нашей гордости. Если мы собираем
трофеи, у окружающих не должно быть таких трофеев. Если мы собираем знания, другие
не должны располагать подобными сведениями.
Сознательно или нет, Мехет часто скрывают подлинный смысл своих сообщений до
такой степени, что его становится невозможно расшифровать. Чем лучше я это осознаю,
тем проще мне становится нарисовать картину мира, в котором я живу, и окружающей
среды, которая меня создала.
Моя мать была мамбо, жрицей вуду, и она привила мне уважение к духам лоа ещё в
раннем детстве. Даже тогда я был застенчив и старался действовать неприметно. Но я
участвовал в ритуалах, проводимых рабами посреди ночи. Формально магия вуду
находилась под запретом, но наши надсмотрщики закрывали на это глаза.
Мой отец, владелец плантации, знал, что лучше позволить своим рабам найти утешение
в вере в своих невидимых покровителей, чем взяться за оружие и поднять восстание.
Поэтому я танцевал вокруг костра с остальными, отдавая своё тело экстазу общения с
духами. Поначалу я впитывал в себя колдовские знания просто для того, чтобы доставить
удовольствие матери. Но в конце концов я стал чувствовать необходимость в общении с
лоа.
Одновременно с этим я учился читать, посещая уроки, которые мой отец организовал
для своих законных детей. Меня, бастарда, рождённого от рабыни, в доме едва терпели, и
я учился подслушивать уроки из-за дверей. Но вопреки обстоятельствам – или, может,
благодаря им – я стал одним из лучших учеников. К пятнадцати годам я уже умел читать
по-французски и по-английски, хотя немецкая грамматика всё ещё ускользала от моего
понимания.
Потом началась война между штатами, и для плантации настали тяжёлые времена. Я не
помню подробностей, но отец дал мне немного денег и выслал меня за пределы
плантации. Его денег едва хватило, чтобы обеспечить меня едой и жильём на неделю. Я
был болезненным ребёнком, и притом весьма хрупким, а потому я не мог работать в поле.
Из-за моего цвета кожи получить работу было особенно трудно. В конце концов я нашёл
работу портного. Я был почти счастлив работать в лавке. Клиенты не обращали на меня
внимания, а потому я мог заниматься всем, чем хотел.
Однажды мне пришлось задержаться допоздна, и к нам в лавку зашла бледная
женщина. Она поговорила с моим хозяином, но на протяжении всего разговора
посматривала на меня. Потом она захотела перекинуться парой слов со мной лично. Она
спрашивала моё мнение о многих вещах, которые были мало связаны с делом портного. И
ей было искренне интересно, что я могу сказать по поводу философии, политики, науки
или религии.
Она возвращалась несколько раз, всегда под вечер, и каждый раз мы беседовали. Этот
клиент стал первым человеком, которого я хотел увидеть и от которого я не пытался
спрятаться. А затем, по неизвестной для меня причине – неизвестной на тот момент, – она
пожаловалась моему работодателю, что я говорю с ней грубо и фамильярно. Меня
уволили. Я не смог найти другую работу и стал голодать.
Тогда эта женщина и нашла меня на улице. Она выпила мою кровь и дала мне свою.
Так я стал Тенью, хотя в каком-то отношении можно утверждать, что я был ей с самого
начала. Во всяком случае, той женщине не потребовалось титанических усилий, чтобы
оторвать меня от стада. Я уже был одиночкой.
Мы путешествовали по округе Нового Орлеана долгие месяцы, и хотя я много узнал о
мире Сородичей, я практически ничего не узнал о ней самой. Наше расставание наступило
гораздо быстрее, чем я ожидал, но вовсе не по её вине.
Однажды нас нашли и схватили люди местного Князя Вайдла. Они обвинили моего
сира в том, что она участвует в деятельности секты, запрещённой на территории Князя.
Нас отвели к болотам, и на моих глазах сира бросили прямо в топь, кишащую
крокодилами. Я помню, как мои глаза метались от кровавого действа,
разворачивающегося в болоте, к гулям, которые сторожили меня и заставляли смотреть на
казнь. Я знаю, что если бы они отвернулись хоть на мгновение, я бы бросился к сиру и
попытался спасти её. Но они ни разу не отвернулись.
Перед тем, как крокодилы настигли её, сир посмотрела на меня и несколько раз
крикнула что-то, что я не смог различить. Но я помню, что несколько раз отчётливо
услышал имя египетского бога Сета.
Меня отпустили. С тех пор я узнал куда больше о Сете и его тайном культе среди
вампиров. Но я так и не знаю, что хотела сказать мне моя покровительница. Что она
хотела сказать?
 О создании стеклянного гармониума
Фрэнсес_Ребекка: Я это сделаю. Сегодня.
Дж-Доу207: Хорошо.
Дж-Доу207: Обязательно направь отчёт об увиденном Найелу.
Фрэнсес_Ребекка: Я не уверена, что это возможно.
Фрэнсес_Ребекка: Что если я забуду всё, что увидела, сразу после того, как музыка
прекратит звучать?
Фрэнсес_Ребекка: Или что если она меня уничтожит?
Дж-Доу207: Не уничтожит. Хотя бы это я могу гарантировать.
Фрэнсес_Ребекка: Кроме того, я не могу записывать свои ощущения или слова на
диктофон. Со мной это невозможно.
Дж-Доу207: Есть другие способы. Ты можешь передать свои ощущения и
воспоминания с кровью. Напои ей своего гуля. Он же у тебя есть? Отправь его Найелу в
Орлеан. С его кровью он получит и твои воспоминания о гармониуме.

Отчёт Найела
Фрэнсес, я получил вашего гуля. С прискорбием сообщаю, что он стал жертвой
несчастного случая. Но его кровь я выпил. Странное ощущение. Я помню, что оказался в
разуме женщины – полагаю, что в вашем, – но вспоминал, как был другой мёртвой
женщиной.

Воспоминание
Я жива. Я чувствую своё дыхание, чувствую биение сердца. Мне тепло. Солнечные
лучи гуляют по моему телу. За окном лает собака. Цветы слетают с дерева на ветру и
переливаются на полуденном свете. Хотела бы я знать названия цветов и деревьев. В моих
мыслях всё путается: я не знаю, что я думаю, мои это мысли или её.
Я вся в поту, я устала, но я довольна. Я счастлива. Искренние эмоции мне настолько
незнакомы, что мне приходится хорошенько подумать о том, что это вообще такое. Меня
зовут Анна. Вот мой брат, он пришёл угостить меня сидром и ломтём тёплого хлеба. Я
люблю его. Я сижу, а он рассказывает мне о своей возлюбленной, и я так горжусь им, что
не могу сдержать улыбку.
Его зовут Чарльз.
Наступает ночь. Теперь я одна. Я не знаю, как я сюда попала. Точнее, знаю, но не могу
вспомнить. Я почему-то задыхаюсь. Я наклоняюсь и опираюсь на бёдра, пока мне не
удаётся перевести дух. Кажется, я не одна. Я стою рядом с Энн. Она смотрит на меня. Она
выше меня, блондинка, смуглая, с такой здоровой загорелой кожей, что она напоминает
мне о весне.
 Но её трудно назвать красивой из-за перепуганного лица. Она говорит мне:
– Нам надо бежать. Мы должны вернуться домой.
Внизу, в долине, доносится шум, который кажется таким неуместным после мирного
воспоминания о живых чувствах и солнечном свете. Я слышу крик.
Воспоминание снова меняется. Я в своём доме. Мой отец сидит на стуле с удивлённым
выражением на лице, а его внутренности распростерты по всему полу. Он не шевелится.
Моя мать склонилась над дальним краем стола. Её руки раскинуты, лицо лежит на
столешнице, щека прижата к дереву, глаза широко раскрыты, и она тупо смотрит в окно.
Я подбегаю к ней, поскальзываюсь на крови и падаю. Крик захлёбывается у меня во
рту. У матери просто нет ног. Их нигде не видно. Я слышу тихий скорбный вскрик позади
себя. Я поворачиваюсь. Моя сестра Клодетт. Она не должна быть здесь. Я пытаюсь
вытолкнуть её, увести подальше отсюда. Но Чарльз тоже здесь. Я вздыхаю с облегчением,
почти бегу к нему, но что-то меня останавливает. В его лице читается злоба.
Он преграждает нам путь. И он улыбается мне, улыбается этой холодной,
самодовольной улыбкой, которая так и не добирается до его глаз. Клодетт начинает
кричать, говорить ему что-то между задушенными всхлипами, что мама и папа мертвы и
случилось что-то ужасное. Я вижу четыре фигуры, вырисовывающиеся на фоне деревьев
на краю папиного двора.
– Он знает, Клодетт, – говорю я.
Я приказываю ей бежать. Она протестует. Я кричу на неё, умоляю её. Она убегает. Я
поворачиваюсь к Чарльзу. Но это не мой Чарльз. Чарльз мёртв.
– Кто ты такой? – кричу я.
Лицо Чарльза расплывается. Я больше не вижу его спутников. Он бросается на меня. Я
протягиваю руку в сторону, хватаю папины вилы, которые всё ещё стоят у стены, и
вонзаю их Чарльзу в грудь.
Одна из тварей, которых я упустила из виду, идёт на меня сбоку, рыча и плюясь. Я
держу вилы наготове и вонзаю их в зияющий рот, вижу, как из верхушки черепа
появляется зубец. Я бегу через двор и врываюсь в лес. Не помню, как я здесь оказалась, но
я бегу, бегу в гору по грязи, сквозь заросли ежевики, и слышу рёв, ныряю под листья и
ветви. Шип царапает мою щёку. Я чувствую, как капля крови стекает по моему лицу. В
ярком лунном свете отсюда я вижу долину. Я вижу Клодетт, в полумиле отсюда или даже
больше. Я вижу, как она бежит прямо к ручью. Я почти встаю, пытаюсь привлечь её
внимание.
Но потом я прекращаю, потому что замечаю Чарльза и трёх его прихвостней, которые
всего в сотне ярдов позади неё, и они бегут быстрее, чем может бежать человек. Они
прыгают на руках и ногах, как какие-то звери. Чарльз без труда настигает её, ловит у
самого ручья. Я вижу, как он делает одно быстрое движение. Хватает её сзади за
подбородок и срывает с неё голову. Из шеи поднимается поток крови, который на
мгновение замирает в воздухе, прежде чем рухнуть вниз.
Я рыдаю. Потом смотрю вверх. Они услышали меня. Они приближаются. Вверх по
холму, прямо на меня. Я отползаю назад под кустами и шипами, разрывая платье в клочья.
Я не знаю, куда идти. Я не знаю, что делать. Я только знаю, что должна выжить.
Я чувствую сильный, влажный удар в животе. Я смотрю вниз. Рука Чарльза застряла в
ране у меня в животе. Я кашляю, кровь стекает по подбородку. А потом я умираю. Я знаю,
что это смерть, но это и не смерть. Это воспоминание о смерти.
Это как быть в пустой комнате ожидания без какого-либо дела. И ты смотришь на часы
каждую минуту. Странное, холодное чувство. И вот я снова в сознании, но я мертва, я
покрыта землёй и лежу в яме. Я паникую и вырываюсь наружу, и я так голодна, что без
раздумий кидаюсь на темноглазую фигуру передо мной и разрываю ей горло зубами. Я
делаю это с удивительной точностью, холодно и эффективно, как будто внутри меня
работает какой-то заводной механизм.
Потом кто-то ловит меня, прижимает руки к бокам, а ещё одна пара рук хватает меня за
подбородок. Они надевают мне на шею стальной ошейник и приковывают в фургоне без
окон. Через некоторое время дверь открывается, и в нее забрасывают толстую женщину.
Она одета в безвкусную одежду, дешевый макияж едва скрывает её возраст и следы оспы.
Я хорошо это вижу, несмотря на то, что в фургоне нет окон.
Я прыгаю на неё, сильно кусаю её обнажённое плечо и начинаю пить. Она замирает.
Она перестаёт двигаться. Сначала от удовольствия, потом от бессилия. Дверь фургона
открывается. Фигура, очерченная лунным светом, протягивает руку и вытаскивает труп
толстой женщины. Человек – тот же человек, который поймал меня раньше, – забирается
внутрь и открывает замок на цепи. Кровь, которую я только что выпил, пульсирует внутри
меня.
Я чувствую потребность в бегстве, но куда я могу бежать? Я подавляю страх. Он
обнимает меня, держит на руках и говорит холодные, успокаивающие слова. Самих слов я
не помню, только чувство. Странная, холодная надежда.
Смена воспоминания. Я читаю стихи на итальянском, греческом и латыни... Я прохожу
через мраморную комнату в туфлях и юбке с красивым поясом... Я сижу за стеклянным
гармониумом и играю сложную композицию… я вижу значение музыки в ритме и нотах...
Я забыла, как меня зовут...
Иногда появляется герцог Д’Ассам. Он интересуется моими успехами. Он берет меня с
собой на вечер, чтобы прогуляться по ярким улицам города вдали от моего дома. Мы
говорим, улыбаемся, мы смеёмся и убиваем... Мы встречаемся в комнате с людьми,
которые, в отличие от меня, ещё живы. Мы повторяем странные слова, которые я не
помню.
 Мы с открытым ртом смотрим на дымящиеся внутренности зверей, очертания которых
я не могу вспомнить... Внутренности говорят нам о будущем. Иногда в моей памяти
всплывает мёртвый слуга Д’Ассама – мужчина по имени Жан или женщина по имени
Жанна? Помню только фамилию – Доу.
Я стою посреди лесной поляны, и у моих ног лежат четыре огромных бесформенных
трупа. Кровь пропитывает мое прекрасное шёлковое платье. Меня окружают пять
настоящих, живых человек, и эти люди – я точно знаю – умрут за меня, ибо они
пристрастились к моей крови. Они сидят на краю поляны с дымящимися мушкетами. Я
смотрю вниз.
В руках я держу что-то, напоминающее фланелевую ткань, за исключением того, что
она сделана из кожи. Это лицо Чарльза. Я смеюсь...
Версаль: меня забавляет, что я нахожусь сейчас здесь, положив кончики пальцев на
локоть герцога Д’Ассама, и я делаю реверанс перед Королем-Солнцем в центре огромного
дворца из мрамора и хрусталя, наполненного тысячей человек, которые кружатся,
танцуют, прикасаются друг к другу, смеются и сверкают. Я смотрю через бальный зал,
сквозь толпу красивых людей в золотых париках, и я вижу огромное зеркало. Я нахожу
тёмное пятно – размытое отражение герцога, ибо его руки искривлены, – но за герцогом,
там, где должна стоять я, отражается мой облик. Он не искажён, но это не я. Моё
отражение приподнимает бровь и иронично улыбается. Оно кивает, прежде чем поднести
веер к лицу и отвернуться к отражённой толпе.
Я стою неподвижно. Герцог шепчет мне на ухо, спрашивает, что случилось. Ничего,
говорю я...
Теперь я в комнате поменьше, а король здесь со своей королевой и дюжиной
придворных. Я играю для них на стеклянном гармониуме. Узоры музыки заполняют мой
разум, открывают тысячу крошечных замков, поворачивают тысячу крошечных винтиков,
как золотые часы, которые стоят над каминной полкой. Король и королева улыбаются и
раскачиваются под весёлую, солнечную мелодию, которую я играю. Песнь солнца для
Короля-Солнца. И мой призрачный герцог улыбается, довольный и не ведающий, что его
ждёт.
Я гляжу в его сторону, грустно улыбаюсь и стараюсь не смотреть на другого человека,
который стоит за спиной у герцога и поглядывает на меня. У него фиолетовые глаза.
Я дохожу до конца композиции, и мои слушатели аплодируют, а я киваю королю, и
вспоминаю сделку, которую я заключила с шевалье, и то, что я потеряю в её итоге. Но я
должна выжить. Я должна вытерпеть.
Шевалье с фиолетовыми глазами наклоняется и шепчет что-то моему обречённому
герцогу, и герцог с извинениями покидает комнату. Король и королева следуют за ним.
Шевалье подходит ко мне. Он кланяется, протягивает руку, и я кладу на неё кончики
пальцев. Мне холодно. Я чувствую себя заводной куклой...
 Я иду с шевалье через портик, наполненный вьющимся ароматом цветов, и мне
кажется, что сто лет назад я знала название каждого из них, а теперь забыла, и я говорю об
этом шевалье, а он кивает и улыбается этой своей сатанинской улыбкой, и говорит, что
это можно исправить.
Я не спрашиваю его, что он имеет в виду, потому что здесь, окружённый ароматом
цветов, мой герцог холодно требует от шевалье сатисфакции. Шевалье произносит имя
женщины, которое, возможно, когда-то было моим, и рассказывает, как семья убийц была
послана герцогом для того, чтобы отнять жизнь у всей её семьи. Чтобы эта женщина
смогла быть воскрешена герцогом и стала его возлюбленной до скончания веков.
Герцог говорит мне, что он сделал это из любви ко мне, но я больше не понимаю, что
такое любовь. Улыбающийся шевалье смотрит ему в глаза и говорит: ты согрешил, и
герцог падает на колени, на лице у него выражение страха и ужаса, как будто в глазах
шевалье он увидел вечный холод девятого круга Ада, круга предателей. Когда-нибудь я
тоже в него попаду.
Шевалье выхватывает меч и размеренным, взвешенным, почти интеллектуальным
взмахом обезглавливает стоящего на коленях герцога, и тот рассыпается пылью и жиром в
своей прекрасной одежде. Его голова падает на пепел, словно кость на остывающее
кострище.
Шевалье кивает мне и уходит. Я стою и смотрю на останки герцога и удивляюсь, что
ничего не чувствую. Я на мгновение забываюсь и лишь потом замечаю, что всё это время
за мной наблюдал Жан Доу (сейчас я помню его как Жана, мужчину). Он стоит в дальнем
конце помещения и говорит:
– Ты знаешь, что ты наделала?
Я наклоняю голову в сторону и говорю, что нет. И Жанна (ибо теперь я помню её как
женщину) обнажает клыки, плюет и уходит...
Я прихожу в покои королевы и лежу рядом с ней. Я прекрасный кошмар, затерявшийся
шёлке и кружевах, и я пою ей, и мучаю её, и она начинает молиться...
Я в опочивальне короля, ибо его госпожа ушла в монастырь из раскаяния в своих
грехах...
Я стою в той самой комнате, где когда-то играла для короля, и хотя декорации у неё
другие, золотые часы всё те же. Король смотрит на меня с тем же самым надменным
выражением лица, каким отличался и его дед, для которого я играла. Его австрийская
супруга работает пальчиками над инструментом, который заполняет своим стеклянным
звуком моё сознание. Звук напоминает мне, что я должна выжить. Я должна вытерпеть.
Я ни о чём не жалею. Моё отражение ни разу не выступило против меня. Мы
поддерживаем молчаливый союз с тех пор, как я предала герцога суду дьявола…
Я в мастерской стекольщика. Я все ещё ношу свой высокий напудренный парик,
дорогой макияж, своё огромное шёлковое бальное платье. Я стою в сопровождении
горничной и слуги, голодного и мертвого, как и я, вынужденного любить меня из-за вкуса
моей крови. Мастер-стекольщик в ночной рубашке и халате проводит рукой по голове,
смотрит на первый взнос и говорит, что с удовольствием возьмётся за мой заказ. Но потом
он смотрит через моё плечо, и я понимаю, что позади меня стоит высокое зеркало и что я
отсутствую в его отражении, а два моих спутника – просто размытые пятна. Я решаю, что
он должен выпить моей крови, и приказываю мальчику и девочке держать его...
Я в мастерской, одна в темноте, одетая в дорожную одежду. Я прокалываю палец
булавкой и пускаю капли своей драгоценной крови, наполненные каждым
воспоминанием, которое у меня есть, на поверхность стеклянного гармониума…
Мастер снимает покрывало с моего стеклянного гармониума. Он переделал его так, как
я и просила. Он блестит в свете десятка свечей, и я прошу Мари-Франс принести мне
миску воды, и когда она приносит ее, я кусаю палец и добавляю в неё каплю крови. Я
завороженно смотрю на водоворот красного цвета, который пачкает воду. Ремесленнику
не велено уходить, и он не уйдет, пока я не скажу.
Я играю на гармониуме. Всего одну ноту. Мелодия, лёгкая, грустная, полностью
передаёт окружающим мои воспоминания. Ремесленник начинает плакать, смеяться,
сцеплять и расцеплять пальцы. Он создал свой лучший инструмент. Я благодарю его и
говорю Мари-Франс и Гуллему, что они могут заканчивать с ним свою работу. Он
умирает в экстазе, зная, что я благодарна ему...
Я играю на своём стеклянном гармониуме в том же салоне в Версале, и тринадцать
великих лордов и леди, выходя из комнаты, даже не смотрят друг на друга. В их глазах
застыла печаль. Я иду по коридорам Версаля и слышу шёпоты. Тринадцать лордов и леди
повесились, или приняли мышьяк, или застрелились.
Мари-Франс и Гуллем приходят в мою квартиру и говорят со мной. Они утверждают,
что при дворе о нас ходят пугающие слухи. В королевстве кончаются деньги. В мире
растёт сила рабочего сословия. Франция больше не место для леди.
Я говорю им, что они должны уйти, но я должна остаться. Я доверяю им свой
драгоценный гармониум. Он хранит мою душу, говорю я им. Они ничего не понимают...
Я иду по зеркальному залу, прекрасная и бесстрастная, и придворные отступают от
меня, ибо они хорошо видят, что у меня нет тени, что никакое зеркало не отражает моё
лицо. Мне всё равно. Я видела предсказания. Сегодня они все будут мертвы. Я мельком
вижу свое отражение: оно всё же присутствует в зеркалах, но ведёт себя так, как хочет оно
само. Оно бежит по коридору, измученное и напуганное, пытаясь позвать меня. Но я даже
не поворачиваюсь к нему. Я знаю, что я должна выжить. Я должна вытерпеть.
Я нахожусь в своих комнатах, когда толпа приходит ко мне с факелами, и я обнажаю
клыки, когда они приближаются. Они замолкают. Я прислоняюсь спиной к зеркалу. Я
должна выжить. Я должна вытерпеть.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
 Я ношу монашеские одеяния. Я стою в тени подземной камеры, освещённой факелами
в железных держателях. Священник прикладывает клеймо к обнаженной груди молодого
человека. Я жадно наблюдаю, облизывая губы в предвкушении.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я иду тёплой ночью по полю боя вдали от моего дома. Христиане и мусульмане теперь
равны в глазах ворон. Я слышу стон человека, чей красный крест почти неотличим от его
собственной крови. Он открывает глаза, поднимает руку. Я улыбаюсь и с радостью
отправляю его в последний путь.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я вижу, как дух совы поднимается над ходячим трупом. Я прыгаю на него с мечом, но
труп пронзает моё сердце сломанным копьём. Сова набрасывается на меня, и когда она
съедает мою душу, я слышу шёпот:
– Как долго я этого ждала.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я смотрю на брата, которого на арене терзают псы, а люди скандируют:
– Христианин!
Я клянусь, что такого больше не повторится...
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я стою посреди дворца с новорождённой дочерью на руках. Дворцом правят
приспешники этого изверга Октавиана, но я знаю, что моё потомство сможет его
пережить. Я шепчу:
– Тебя зовут Нитокрис.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я стою с любовницей тирана в комнате её детей и шепчу ей на ухо: твой муж предал
тебя, и у тебя нет другого выбора. Она берет подушку и начинает душить детей одного за
другим...
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я стою во дворце и кормлю верховного жреца Амона-Ра кровью, стекающей с моего
запястья, и говорю ему, что Эхнатон – дурной человек. Я рассказываю ему ложную
историю о монстрах и демонах и убеждаю его в том, что бог солнца в действительности –
враг Египта. Священник вздыхает и начинает плакать, а моя кровь стекает по его
подбородку, и я кладу ему руку на ухо и прошу его не быть таким слабым, как если бы
утешал малыша.
Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я бегу, невидимый среди деревьев великого леса, мимо змей, и обезьян, и
всевозможных насекомых. Я прыгаю через ручей, и моё отражение в воде шипит на тело,
которое проносится над ним. Скоро я найду поселение, в котором смогу пировать над
телами спящих.
 Мои воспоминания отступают во глубину веков.
Я жду в пещере. Я холоден. Я устал. Я ненавижу этот мир. Я слышу голоса высоких
двуногих существ, которые обсуждают, стоит ли им останавливаться здесь на ночь. Я
перестаю шипеть и начинаю петь сладким голосом. Им нужно только войти в мою тень,
чтобы мои щупальца обхватили их, а невидимые шипы пронзили их тела. Они станут
моей пищей.
Воспоминаниям больше некуда отступать.
Я возвращаюсь в своё сознание.
Я – Фрэнсес Блэк. И я видела историю клана Мехет.

Фрэнсес_Ребекка: Я больше не работаю на вас.

Ж_Доу207: Что?
Фрэнсес_Ребекка: Работа завершена.
Ж_Доу207: Ты набрала ещё недостаточно сведений.
Ж_Доу207: Мне нужно больше.
Фрэнсес_Ребекка: Это не то, что вам нужно.
Фрэнсес_Ребекка: Это никогда не было вашей целью.
Фрэнсес_Ребекка: Но теперь это неважно.
Фрэнсес_Ребекка: Значит, вы не единственный, кто собирает сведения о кланах для
некого В.Х.
Ж_Доу207: Откуда ты это знаешь?
Фрэнсес_Ребекка: Я не обязана вам говорить.
Фрэнсес_Ребекка: Но я скажу, потому что хочу.
Фрэнсес_Ребекка: Вы этого не знаете, но один из ваших партнёров собирается вас
одурачить.
Ж_Доу207: Кто?
Ж_Доу207: Елизавета?
Ж_Доу207: Нитокрис?
Ж_Доу207: Мун?
Фрэнсес_Ребекка: Это не имеет значения. Теперь у меня есть защита.
Фрэнсес_Ребекка: Скоро я уйду.
Ж_Доу207: Я найду тебя.
Ж_Доу207: И когда я это сделаю, у тебя будут неприятности.
Фрэнсес_Ребекка: Клише, клише…
Фрэнсес_Ребекка: Вы не станете мне вредить. Вы это знаете.
Фрэнсес_Ребекка: Вы даже не понимаете, для кого собираете эти сведения.
Фрэнсес_Ребекка: Больше вы обо мне не услышите.
>Абонент Фрэнсес_Ребекка больше не в сети и не сможет получить ваши сообщения
 Кассета
Эту кассету мне прислал призрак. Мой призрак. Моё отражение.
Я это знаю, потому что больше мне бы никто не стал так вредить.
[Звук поднимаемой трубки]
Первый голос: Алло?
Второй голос: Мама?
Первый голос: Извините?
Второй голос: Мама?
Первый голос: Кто это?
Второй голос: Это Фрэнсес, мама.
[Пауза]
Первый голос: Я не понимаю, что вы…
Второй голос: Это Фрэнсес. Правда. Это Фрэнсес, мам.
Первый голос: Пожалуйста…
Второй голос: Я умерла, мама.
Первый голос: Ты…
Второй голос: Помнишь, когда я была ребёнком… я придумывала истории о
принцессах и рисовала их картинки, а ты помогала мне давать им имена?
Первый голос: Я…
Второй голос: Ты всегда говорила мне, что Фрэнсес – единственное подходящее имя
для принцессы.
Первый голос: О, нет. Боже.
Второй голос: Что случилось, мама?
Первый голос: Я не…
Второй голос: Почему ты бросила меня, мама? Почему ты отправила меня умирать в
Лондон?
Первый голос: Я не…
Второй голос: Ты послала меня умирать, мама. Ты перестала любить меня.
Первый голос: Я никогда…
Второй голос: Ты никогда не заботилась обо мне. Ты лгала мне, мама.
Первый голос: Фрэнсес…
Второй голос: Я никогда не прощу тебя. Теперь я мертва и никогда не прощу тебя.
[Звук повешенной трубки]

Зачем она это сделала? К чему это было? Что это дало? И что я могу теперь
сделать?
 Я не могу позвонить маме. Если я это сделаю, она просто услышит тишину, как в
тот первый раз, когда я пыталась позвонить ей после смерти. Я не могу всё исправить.
Я ничего не могу исправить.
Мне нужно поговорить со своим отражением.
 Лукреция
Последний поезд уходит, и я остаюсь одна на платформе. Больше здесь никого нет.
Никого – пока рядом со мной на скамейку не присаживается девушка.
– Привет, – говорит она.
Даже не поворачивая головы, я знаю, что это Лукреция – потомок Елизаветы,
помогающая своему сиру отбирать больных для их медленного умерщвления в логове
Чумной монахини. Лукреция необычайно аккуратна. Как и все итальянки, которых я
встречала. На её платье нет ни единой складки. Ни единого мазка или пятнышка. Ни
единого волоса.
Я поворачиваюсь к ней и привычно всматриваюсь в её ауру. Судя по цвету, она хорошо
поела.
– Привет, – говорю я.
– У Елизаветы есть для тебя послание.
Я киваю.
– Я рада, что мне не пришлось к ней самой спускаться.
– О Господи, да, – говорит Лукреция. Она смеётся, но без веселья. – Я знаю. Хорошо,
что она будет там оставаться совсем недолго.
Я улыбаюсь.
– И тогда она найдёт себе не такое страшное место?
Лукреция улыбается и качает головой.
– Нет. Всё будет так же плохо. Не хуже и не лучше.
Она наклоняется вперёд, упирается подбородком в руки.
– Знаешь, что меня пугает?
– Знаю. Ты боишься, что перестанешь считать это ужасным. Ты боишься, что тебе
станет всё равно, насколько это ужасно. Ты боишься, что тебе это может даже
понравиться.
Она кивает.
– Ты тоже?
– Возможно. Может быть, я уже пересекла эту черту. Может, я просто помню, каково
это – беспокоиться о том, какой ты станешь впоследствии.
У меня чистый и холодный голос. Акустика платформы никак не влияет на мой голос.
У меня нет эхо, как нет и тени или отражения. Однако я думаю: интересно, правда ли это?
То, что я говорю. Думаю, я всё скоро сама узнаю.
– Ах... – Лукреция выпрямляется, складывает руки и чуть-чуть отклоняется от меня. Не
отсаживается, но бессознательно создаёт ещё несколько миллиметров пространства.
Её аура начинает приобретать черты бледно-оранжевого страха. Она меня боится.
 Поезд проносится мимо платформы за несколько секунд до того, как
автоматизированный голос объявляет о его приближении и о том, что он здесь не
остановится.
– У тебя для меня послание, – напоминаю я.
Она прочищает горло. Как будто Сородичам это требуется.
– Елизавета хочет, чтобы ты знала, с каким неоспоримым уважением она к тебе
относится. И что она одобряет твои недавние действия.
– Какие это “недавние действия”?
– То, что случилось с Доу, я полагаю.
– Что случилось с Доу?
– Да, наверное. И она даёт тебе совет.
– Правда? – спрашиваю я… или, скорее, не я. Я снова успеваю заметить, что заводная
тень внутри меня перехватывает контроль над телом и голосом. Какой-то живой механизм
пробуждается ото сна, встревоженный важностью момента.
– Да, даже два совета. Она советует тебе уехать из Лондона. Это не место для таких,
как ты, и она пожалеет, если с тобой что-нибудь случится. Найди себе другое место.
– А второй совет?
– Она просит, чтобы ты следила за состоянием своей души.
 Люси
Я снова в Хокстоне. Я дожидаюсь, пока лысый ди-джей – Люси, как она мне
представилась – закончит свою работу. Но, кажется, сегодня она работает всю ночь.
Люси не даёт понять, заметила ли она меня, пока не ставит какую-то смесь
электросинтетики и готик-рока. Трек называется “Мисс Блэк”. Люси явно выбрала его
неслучайно. Я уже собираюсь сказать ей всё, что о ней думаю, когда Люси с улыбкой
поворачивается ко мне и знаком показывает, что да, мы можем поговорить.
– У меня всё ещё есть твой номер, – говорит Люси, когда я возвращаю ей ноты.
– Да, – отвечаю я. – Но тебе придётся писать смс. Если позвонишь, моего голоса ты всё
равно не услышишь.
Она странно смотрит на меня. Чуть дольше, чем потребовалось бы, чтобы осознать
последнюю фразу.
– Ты знаешь, что не отбрасываешь тени? – спрашивает она.
– Да. Я заметила.
– Мм.
Мы присаживаемся на диван. Я впервые за ночь понимаю, что немного проголодалась.
Мне становится интересно, какова на вкус кровь колдуна. Будет ли она отличаться от
крови простого смертного.
– Я хочу попросить тебя ещё кое о чём, – говорю я.
– Да? – отзывается Люси, облокачиваясь лысой головой о руку, упирающуюся в спинку
дивана.
– Мне нужна помощь. Я должна найти призрака.
Она кивает.
– Призрака… Ладно. Чьего?
– Моего.
***
Мы ждем у станции метро, пока из вагона не выйдет наш человек. На мгновение его
заслоняет огненная, сияющая аура: вихрь праведно-злого красного и ярко-
идеалистического жёлтого. Потом я смаргиваю, и аура пропадает. Передо мной высокий и
стройный индеец, одетый в достаточно стильную, броскую одежду. Он останавливается и
смотрит на меня в упор.
У него бесстрастное, холодное лицо.
Он поворачивается к Люси.
– Она мертва, – говорит он. Без вызова, без угрозы. Как будто описывает погоду на
улице.
– Да, – говорит Люси. – Мы делаем ей одолжение.
Он отвечает холодным тоном:
 – Единственное одолжение, которое мы можем ей сделать – это избавить её от
страданий.
– Эй! – вмешиваюсь я. – Если что, я вас слышу.
Он переводит взгляд на меня.
– Почему бы мне не сжечь тебя прямо сейчас?
Люси кладёт руку ему на плечо.
– Ты мне всё ещё должен, – говорит она. – И я хочу посмотреть, что из этого выйдет.
Давай, Кейтсби. Хорош распылять тестостерон. Помоги мне.
– После этого мы будем квиты, – говорит Кейтсби, не отрывая от меня своих ужасных
тёмных глаз и не меняя тона своего голоса.
– Нет. Ещё не будем, – мягко говорит Люси. – Но мы будем к этому очень близки.
Она встаёт позади него и обхватывает его руками за плечи, проводя длинным
фиолетовым ногтём по одному из его ушей. Он вздрагивает и отмахивается от неё. Она
улыбается. Он тоже почти улыбается ей, и его аура внезапно вспыхивает яркой любовно-
синей и страстно-красной. Но её аура не меняется, она всё ещё бледная, спокойная и
голубая. Внезапно мне становится немного жаль Кейтсби.
Они оба поворачиваются и смотрят на меня.
– Тогда едем ко мне, – говорит Кейтсби.
В квартире Кейтсби в глаза бросается плакат Карла Маркса, а оккультные книги
перемежаются у него с социалистическими трактатами. Большая часть мебели не
отличается новизной. Некоторые предметы, похоже, старше него самого. Он сметает
полдюжины политических еженедельников с потрёпанного кресла и предлагает мне
сесть.
Они с Люси занимают диван. Люси ведёт себя здесь совершенно непринуждённо, но я
хорошо вижу, что это игра. Ей не по себе от того, что должно случиться.
Кейтсби не собирается притворяться. Он нервничает. Он садится прямо, уперев кулаки
в колени.
– Чего ты хочешь?
– Она хочет, чтобы ты вызвал её призрак, – говорит Люси. – Если конкретнее, она
хочет поговорить со своей Ка.
Я не скрываю своего удивления.
– А ты хорошо начитана.
– Ага, – говорит она. – Есть маленько.
– Она совершенно права, – поворачиваюсь я к Кейтсби. – Мне нужна моя Ка. Она на
свободе и прямо сейчас находится где-то… не здесь. С виду она похожа на привидение.
Люси сказала, что ты знаешь, как с ней связаться. Вы не могли бы… помочь мне с этим?
Пожалуйста. Я была бы очень признательна.
 – Она милаха, не правда ли? – говорит Люси. – Ты тоже не ожидал, то нежить будет
такой вежливой?
Кейтсби пропускает её слова мимо ушей.
– Зачем тебе это?
– Я с ней поговорю.
– Что мы за это получим?
– Вы сможете посмотреть.
Для Кейтсби этого было достаточно.
Он вынул старые карманные часы и поднял их над головой в левой руке. Потом он
начал петь на каком-то незнакомом мне языке, который звучал почти как глоссолалия,
если не считать того обстоятельства, что от его звучания у меня сжался желудок – что
редко происходит, когда ты вампир.
И я вдруг почувствовала... ностальгию, мне захотелось плакать. Я почему-то подумала
о старом доме, где выросла.
Он ещё долго напевал своего рода гимн на этом странном, неизвестном антиязыке,
пока наконец не позвал её по имени – по моему имени.
И она пришла. Она появилась в гостиной, прямо передо мной. Перед креслом. В один
момент её не было, и вот я моргнула – и она стоит передо мной, такая же плотная и
твёрдая, как и я.
Она выглядела так, какой я запомнила сама себя, но её кожа была натянута на скулы, а
черты лица отличались бледным, фарфоровым цветом. Лишь губы у неё были красными.
Она склонила голову набок и сказала высоким, певучим голосом, похожим на
бьющееся стекло:
– Привет.
Я посмотрела на Люси и спросила:
– Я правда теперь так выгляжу?
Люси медленно кивнула.

Фрэнсес: Зачем ты это сделала?

Тень: Что сделала?
Фрэнсес: Позвонила моей маме. Зачем ты так с ней поступила?
Тень: А ты не знаешь?
Фрэнсес: Нет.
Тень: Я сделала это, потому что ненавижу тебя. Я сделала это, потому что хотела
причинить тебе боль. Потому что я всё ещё хочу, чтобы ты страдала. Потому что ты
ничего не могла с этим поделать.
Фрэнсес: Я честно, искренне не понимаю. Почему? Я просто хочу знать, почему.
Тень: Нет никакого “почему”. Мне этого захотелось. Навредить тебе.
 Фрэнсес: Но ты – это я. Она была и твоей матерью.
Тень: Я не ты. Она была моей матерью не больше, чем твоей. Просто ты веришь, что
она твоя мать, и потому тебе больно, даже если это не так. Тебе больно.
Фрэнсес: Она и есть моя мама. Я помню...
Тень: Плоть помнит. Не ты. Ты не её дочь. Её дочь умерла. Ты всего лишь часть её
личности. Ты жалкая мёртвая тварь с лицом и телом Фрэнсес.
Фрэнсес: И кто, в таком случае, ты?
Тень: Жалкая мёртвая тварь с тенью и голосом, который можно услышать по
телефону. Но знаешь, в чём наше различие? Я знаю, кто я такая. Я знаю, что я чудовище.
А ты… просто обманываешь себя.
Фрэнсес: Это не так.
Тень: Может быть, и нет. Но если бы не я, ты бы никогда не достигла точки принятия.
Принятия своей сущности.
Фрэнсес: Я не знаю, что ты имеешь в виду. А почему ты помогла Нитокрис заворожить
того мальчика, Райана?
Тень: Это была её идея.
Фрэнсес: Я всё ещё не понимаю.
Тень: У неё есть свои причины. Она думает, что ты что-то значишь – мы значим – для
её грандиозного плана. Что мы – часть большого грядущего хаоса, который она
собирается учинить в городе. Или в мире.
Фрэнсес: Она сама так сказала?
Тень: Она позвала меня в свои покои и накормила. Рассказала мне, что к чему.
Рассказала свой план.
Фрэнсес: И ты... ты решила, что сможешь мне отомстить, если заставишь влюбиться в
него, а потом заберёшь его у меня?
Тень: Я хотела, чтобы ты сама послала его на верную смерть. Кроме того, я ничего не
планировала. Я увидела возможность, и я ей воспользовалась. Ты сама поступила бы так
на моём месте.
Фрэнсес: Я не настолько эгоистична.
Тень: Ты ровно настолько эгоистична, насколько и я. Ни на один процент меньше. Ни
на один процент больше.
Фрэнсес: Ты сказала, что это не так. Что я – не ты.
Тень: Но ты думаешь, что это так. И пока ты так думаешь, я буду оставаться тобой.
Фрэнсес: Ладно. И что теперь? Ты собираешься убить меня?
Тень: Нет. Я нуждаюсь в тебе. Я не смогу жить без тебя.
Фрэнсес: А я не смогу жить без тебя?
Тень: Полагаю, что сможешь. Но пока ты существуешь, существую и я.
Фрэнсес: Откуда тебе знать?
 Тень: Я просто знаю. Это часть моей личности. Я прекрасно знаю себя и прекрасно
знаю тебя. Полное осознание своей сущности – мой единственный дар, Фрэнсес.
Фрэнсес: И что теперь?
Тень: О, я не причиню тебе вреда. По крайней мере, не стану делать того, что сможет
навредить и мне.
Фрэнсес: А мы не можем заключить какую-нибудь сделку?
Тень: Возможно. Но не сейчас.
Фрэнсес: Понятно.
Тень: Я ухожу. Увидимся позже, я полагаю.
***
Люси: Теперь ты должна мне пару услуг.
Фрэнсес: Я думаю, полторы.
Люси: Одну большую и одну маленькую.
Фрэнсес: Согласна.
Люси: Я скоро свяжусь.
 После потопа IV
Духи больше не разговаривают со мной. Я точно помню, что мне удавалось услышать
голоса моих покровителей, моих лоа, до того как я погрузился в сон к концу
девятнадцатого столетия. Но после урагана я больше не слышу их. Я не уверен,
послужило ли это следствием Катрины или моего долгого сна, но я сейчас более одинок,
чем когда-либо.
Я многому научился с тех пор, как проснулся. Я понимаю, как работают автомобили и
самолёты, телефоны и телевизоры. Я читал об Интернете, хотя не могу понять работу
компьютеров. Я понимаю, что говорить смертным, чтобы ослабить их бдительность, но не
могу заставить себя связаться с ними.
Меня переполняют знания. Но я стал живым диктофоном, а не участником
современных событий.
Однако добавьте к списку вещей, которые я теперь знаю: знания недостаточно. Просто
каталогизировать сведения полезно не более, чем красть телевизор в городе, в котором нет
электричества – как это делали мародёры, которых я видел в первые дни после
пробуждения.
Мы должны действовать, опираясь на свои знания – лишь тогда они обретают какую-то
ценность. Я много раз видел, как пьяные спотыкаются на колдобинах Бурбон-стрит, я
даже посещал эти глупые радостные фестивали, но я не один из них. Я не могу заставить
себя присоединиться к их празднеству.
Я стал слабым, и даже если я встречу Сородичей, несомненно, они скоро бросят меня
на произвол судьбы… если вообще заметят моё присутствие.
Я забыт. Я невидим. Во всём мире у меня никого нет.
Я оставляю эти письма в своём последнем убежище, полный надежды, что эти строки
кто-нибудь прочитает. Если ваши глаза скользят по ним, знайте, что вы мой единственный
друг.
А я… я и забыл, каким прекрасным может быть восход солнца.
 Ваятельный зал
Безликий голос: Перед вами стоит проситель, желающий присоединиться к нам.
[Пауза]
Ты понимаешь, чего ты хочешь? Ты понимаешь, что значит видеть? Ты понимаешь, что
значит слышать?
[Пауза]
Как тебя зовут?
[Пауза]
Тебя звали Фрэнсес Блэк, и в толпе ты по-прежнему будешь известна как Фрэнсес Блэк,
хотя это не будет твоим настоящим именем.
Другие голоса: Её имя известно нам, ибо мы знаем всё. Какое имя ты возьмешь для
себя теперь?
[Пауза]
Безликий голос: Ты – Королева глаз. Мы преклоняемся перед тобой. Ты живёшь среди
нас.
Другие голоса: Она – Королева глаз. Мы преклоняемся перед тобой. Ты живёшь среди
нас.
 Тайны скрытного разума: правила для Мехет
Мнемозины
Я знаю
Кровь несёт в себе нечто большее, чем энергию жизни. Она несёт в себе воспоминания.
Мнемозины созданы из воспоминаний. Всё, что они делают, тем или иным образом
связано с концепцией памяти. Если другие Сородичи опасаются, что после долгого
торпора они больше не будут помнить, кто они и что дорого их сердцам, Мнемозины,
напротив, практически не знакомы с Туманом вечности. Ибо они прекрасно помнят всё,
что когда-либо оказывалось в их сознании.
Другое дело, что Мнемозины страдают от противоположной проблемы: зачастую они
помнят всё слишком хорошо. Чем больше они запоминают, тем меньше места остаётся у
них в сознании для хранения информации о самих себе. Старые Мнемозины могут не
помнить, как их зовут, даже если они могут восстановить имена всех вампиров, когда-
либо живших в окрестных доменах. Некоторые могут поедать воспоминания своих жертв
вместе с кровью, фактически превращаясь в новую личность с каждой вечерней трапезой.
Два Мнемозина, которые в человеческой жизни были братьями-близнецами, могут
отзываться на оба имени, заканчивать предложения друг за друга, говорить в унисон или
просто не замечать, что их двое, а не один.
Мнемозины часто работают архивариусами и историками среди Проклятых, хотя
страсть к получению любых доступных воспоминаний нередко делает их весьма и весьма
аполитичной кликой вампиров. Они полезны – особенно когда дело заходит об
устранении сведений о нарушении Маскарада, – однако все кланы и ковенанты страшатся
способностей Мнемозинов, поскольку считают, что эти Сородичи лишь притворяются
нейтральными и в действительности вынашивают какой-то зловещий план.
Родной клан: Мехет
Династические Дисциплины: Стремительность, Затемнение, Ясновидение,
Меминиссе
Прозвище: Хранители
Слабость: В дополнение к клановой слабости всех Мехет Мнемозины страдают
неизлечимым психическим отклонением, которое они получают сразу после вступления в
родословную. Считайте это психическое отклонение Недостатком, за отыгрыш которого
игрок не получает опыта, поскольку оно служит платой за вступление в ряды Хранителей.
Кроме того, Мнемозины получают штраф -2 на сопротивление зависимости от крови.
 Норвеги
Да. Сделано. Он мёртв. Когда заплатите?
Некоторые родословные называют себя элитой. Вампиры, которые в них состоят,
стараются первым делом рассказать окружающим о своей необычной крови. Потому что
тогда их окружат почётом, услугами и благами. Но некоторые родословные вызывают у
окружающих настолько острое отвращение, что большинство её представителей
притворяются кем-то ещё.
Норвегам не повезло. Они просто не могут притворяться обычными Проклятыми.
Потому что у них нет клыков.
Это редко служит для них проблемой во время охоты, поскольку Норвеги
необычайно… изобретательны в извлечении крови из чужих вен. Однако любой вампир,
проведший в компании Норвега больше пары минут, быстро распознаёт в нём одного из
этих “норвежских отбросов”.
Многие Проклятые считают Норвегов выродками, которые порочат ночную расу
Сородичей одним лишь своим существованием. Ходят легенды о том, что они вовсе не
откололись от клана Мехет, а представляют собой пережитки древнего клана Греттир,
обитавшего на заледенелых исландских просторах и практиковавшего диаблери. Как бы
то ни было, Норвеги сумели выжить и даже заработать определённую репутацию среди
Сородичей, начав выполнять грязную работу.
Вот уже несколько столетий Норвеги считаются непревзойдёнными мастерами в
устранении неугодных лиц и зачистке следов. Никто не знает, куда деваются тела, от
которых Норвегов попросили избавиться. Но все знают, что если Норвег пообещал
спрятать следы нарушения Маскарада так, что их никто не увидит, значит, он это сделает.
Норвеги мало общаются с другими Проклятыми и обычно требуют за свои услуги
солидную плату. С другой стороны, существуют домены, в которых “платой” становится
согласие местного Князя не объявлять на них кровавую охоту.
Мало кому известно о том, что Норвеги располагают феноменальным даром
превращать свою кровь в затвердевшие костяные шипы, вырывающиеся наружу прямо
сквозь кожу. В одну секунду Норвег показывает на противника пальцем – а уже через
мгновение его ноготь превращается в полуметровый шип, пробивающий жертве глаз,
которым она так и не успела моргнуть. Или в одну секунду противник поворачивается к
Норвегу спиной, а в другую – кашляет кровью, глядя на костяной клинок, торчащий у
него из груди.
Норвеги никому не рассказывают о своём даре. Они хорошо понимают, что для изгоев
нет большего преимущества, чем готовность окружающих недооценивать их таланты. Те,
кто видел их способности в действии, либо дают клятву молчать до скончания своих дней,
либо отправляются в ближайшую могилу.
 Одной из самых жутких сторон жизни Норвегов служит традиция диаблеризования
старейшин, почувствовавших зов торпора. Норвеги считают, что торпор уносит слишком
большую часть личности и бесценных воспоминаний, а потому старейшине лучше
попросту передать свои знания молодым Норвегам. Увы, отсутствие клыков означает, что
диаблери принимает даже более мучительный характер, чем в случае с большинством
других Проклятых.
Родной клан: Мехет
Династические Дисциплины: Ясновидение, Затемнение, Мощь, Кровоток
Прозвища: Ножи (среди своих), Норвежская родословная (среди старейшин), Грязь,
Отребье и другие, куда менее цензурные варианты
Слабость: В дополнение к клановому проклятию всех Мехет, Норвеги лишаются
клыков сразу после вступления в родословную (а многие из них не обладали клыками и
до этого). Считайте это Недостатком Отсутствие клыков, за который, однако, игрок не
получает дополнительных очков опыта. Это просто плата за возможность вступить в
родословную.
Кроме того, из-за исторических преследований Норвеги не могут приобретать Статус в
любом ковенанте выше ••. Это касается даже Картианцев, которые считают Норвегов
чересчур подозрительными или просто не видят в них настоящих вампиров.
 Семья гулей:
Асмундарсон
Прочь с моей территории
Эта исландская ветвь гулей может похвастаться долгой историей выживания в самых
неблагоприятных условиях и уголках Земли. Норвеги вели этих несчастных исландцев за
собой в горы, в топи, в пустыни и за океаны, а Асмундарсон послушно шли вслед за
своими хозяевами.
Асмундарсон достаточно мало известны среди вампиров, поскольку служат в первую
очередь Норвегам или хотя бы другим Мехет. С другой стороны, если кого-то Норвеги и
ценят в этом проклятом мире, то это своих товарищей из династии Асмундарсон. Норвеги
видят в них братьев или хотя бы кузенов, которые не заслуживают страданий и должны
быть защищены любыми доступными средствами.
Многие члены династии Асмундарсон служат Норвегам из поколения в поколение:
учитывая, что старейшины часто заканчивают свою жизнь в зубах молодых Норвегов, их
гули нередко переходят в распоряжение диаблериков… которые также передают их своим
убийцам, когда наступает уже их черёд передать соки жизни другим Норвегам.
Прозвище: Свояки (только среди Норвегов). Другие вампиры редко знают о самом
существовании Асмундарсон, не говоря уже об их прозвищах.
Кланы и ковенанты: Из всех кланов Проклятых Асмундарсон служат только Мехет,
причём предпочтительно – Норвегам. Их ковенант целиком зависит от ковенанта хозяина.
Сила: Асмундарсон выживали в самых лютых уголках земного шара на протяжении
долгих столетий. В начале игры они получают +1 пункт Выносливости.
Слабость: При ярком солнечном свете Асмундарсон получают штраф -1 к любым
проверкам физических действий. В случае Обращения Асмундарсон получают Недостаток
Отсутствие клыков.
 Теневые культы
Гангрел правят животными. Вентру правят людьми. Но Мехет… Мехет правят самой
идеологией. Они неспособны подчинить себе других Проклятых или людей напрямую, и
даже Винкулум иногда даёт сбои, особенно если жертва искренне хочет выйти из-под
контроля хозяина. Однако если жертва будет сама хотеть подчинения или даже не знать,
что она кому-либо подчиняется – вот тогда Мехет обретут абсолютный контроль над её
поведением, намерениями, мышлением и самим образом жизни.
По этой причине Мехет регулярно основывают Теневые культы – организации,
окружённые таким слоем вуалей и тайн, что порой даже другие Тени, обитающие в
домене, оказываются не в курсе существования определённых культов.
Хотя иногда – очень редко – Мехет основывают Теневые культы с чистыми
намерениями (например, в попытке защитить несколько смертных семей или спасти
местных Сородичей от нашествия стриксов), типичный Теневой культ представляет собой
две весьма разные организации в зависимости от того, идёт ли речь о его лидерах или о
слугах.
Для людей, гулей, а иногда и слабых вампиров Теневой культ представляет собой
организацию, борющуюся за некое великое благо: освобождение города от коррупции,
создание единой цивилизации смертных и Проклятых, помощь нищим или
исправившимся преступникам, просветление и обретение трансцендентности и так далее.
Эта цель не обязательно будет сильно отличаться от подлинной цели существования
культа, однако лидеры Теневых культов (всегда представленные исключительно
Сородичами, большинство из которых принадлежат к клану Мехет) всегда знают о
настоящих задачах культа немного больше.
Возможно, культ освобождает город от коррумпированных чиновников только затем,
чтобы в дальнейшем их можно было заменить другими коррумпированными
чиновниками, служащими Мехет. Возможно, исправившихся преступников вовсе не
устраивают на работу – Мехет в действительности отбирают самых талантливых из них,
чтобы использовать в своих целях. Возможно, культ не пытается защитить вампиров от
стриксов – он перенаправляет их гнев на других Сородичей.

Создание культа
Для формирования своего культа персонаж должен понизить само значение своей Воли
на единицу. Обратите внимание, что речь идёт о полноценном уровне этой
характеристики, а не о “временном” пункте. Он может наделить других членов своей
котерии равным статусом или даже сделать их лидерами своего культа, однако именно его
будут вспоминать как духовного и идеологического начинателя всего дела.
 Затем котерии (или персонажу, если он создаёт культ в одиночку) необходимо
приобрести все уровни Преимущества Посвящение, а также определённое количество
Контактов, Союзников, Слуг и других Социальных Преимуществ, которые отражают
численность и влияние культа. Самые мелкие культы (не более девяти человек) можно
сформировать даже при трёх очках таких характеристик. Если сумма Социальных
Преимуществ переваливает за семь очков, речь идёт уже о сравнительно крупном культе
из полусотни членов, которые могут действовать на территории целого штата.
Начиная с двадцати одного пункта Социальных Преимуществ, культ приобретает
международный характер: примером такого культа может служить Ваятельный зал.

Святое писание
Строго говоря, для того чтобы основать культ, вампиру вовсе не обязательно создавать
свой аналог Святого писания. Другое дело, что культ должен верить в определённый
источник знаний: в политический манифест, в философское кредо или колдовской
гримуар, описывающий жизнь после смерти.
Для создания текста, способного объединить десятки людей под одним знаменем,
вампир должен написать не менее 50 тысяч слов английского текста (на других языках
объём может немного разниться). Это предполагает проверку Образования (или
Экспрессии) + Интеллекта. Каждый бросок занимает ночь и позволяет написать по 5000
слов за каждый успех. Персонажи вполне могут писать такой текст сообща, опираясь на
правила коллективной работы.
Теоретически для успешного объединения смертных вампиру достаточно и пятидесяти
тысяч слов. Однако начиная с 200 тысяч слов (сорока успехов) текст становится более
точным, понятным и всеобъемлющим. В предлагаемой идеологии остаётся всё меньше
вопросов и белых пятен. За каждые 200 тысяч слов, написанных идеологом культа, текст
начинает добавлять +1 дайс к любым попыткам вампира повлиять на своих приспешников
уже после формирования культа.

Уровни Посвящения
Степень допуска того или иного персонажа к тайнам своего культа зависит от уровня
его Посвящения. Посвящение считается Преимуществом, которое обладает первым,
третьим и пятым уровнем (без четвёртого и второго).
Учтите, что хотя смертные могут приобретать любые уровни Посвящения, лидеры
культа могут и не захотеть делиться с ними определёнными тайнами. Таким образом, до
тех пор пока лидер культа не решит допустить смертного к определённым тайнам, доступ
к высшим уровням Посвящения будет закрыт.
 Кроме того, даже если смертный достигает максимального уровня Посвящения, с
повествовательной точки зрения Проклятые (и особенно Тени) всегда знают больше.
• Персонаж получает небольшой бонус вроде дополнительной Специализации, другого
Преимущества • уровня или какого-нибудь “сюжетного” повышения.
••• Культисту открываются тайны, которым он ранее не владел. Вампир может
получить доступ к уникальной Дисциплине, смертный – приобрести скидку на
приобретение определённых Навыков, гуль – возможность приобретать два тематических
Преимущества по одному очку опыта за уровень вместо двух и так далее. В конечном
счёте, вы можете просто приписать всем культистам этого уровня бонус +1 к совершению
определённых действий (нередко связанных с тем или иным Навыком).
••••• Игрок добавляет к вышеописанным бонусам Преимущество ••• уровня (или даже
•••• с определёнными ограничениями). Теоретически он может получить некий аналог
“сюжетного преимущества” равной значимости.

Вербовка, промывка мозгов и депрограммирование

Как только вампиру удаётся сколотить культ, Рассказчик должен начать как можно
лояльнее относиться к попыткам Сородича повлиять на мышление, поведение и сам образ
жизни культистов. В отдельных случаях им может быть достаточно его слова. В других
Рассказчик может попросить накопления определённой суммы успехов в
продолжительной проверке.
Например, если вампир хочет запрограммировать культистов на определённое
поведение (вплоть до готовности жертвовать собой ради него или совершать теракты), он
должен набрать от 5 до 20 успехов, проходя проверки Внушительности + Запугивания или
Убеждения – Решительности или Выносливости жертвы (в зависимости от того, что
выше) и делая по броску за три-шесть часов.
Депрограммирование требует со стороны союзника жертвы проверок Внушительности
+ Убеждения – Решительности зомбированного индивида. Каждый бросок отражает от
трёх до шести часов работы с психикой жертвы. Каждый успех “устраняет” успех,
полученный вампиром при промывке мозгов. Даже при частичном сокращении успехов
психологу или другому союзнику удаётся заставить жертву усомниться в идеологии
своего культа или хотя бы отказаться от самых радикальных методов действия.
 Последователи Сета
Колыбель хаоса
Зло принимает ту форму, которую придаёшь ему ты
Если спросить смертных представителей культа (и большинство его гулей),
Последователи Сета творят плодотворный хаос. Они мешают миру навсегда принять одну
форму, закостенеть в одном облике, замереть без движения, ибо движение и есть жизнь.
Ирония заключается в том, что, несмотря на свою любовь к хаосу, Последователи Сета
прекрасно организованы. Железнодорожный сигнальщик, состоящий в лондонской клике
Последователей Сета, намеренно спутывает приказы и отдаёт ложные сигналы, что
приводит к затору на рельсах. Один из поездов опаздывает на час сорок пять минут.
Бизнесмен, ехавший в поезде, не успевает на встречу. Вскоре его компания заявляет о
банкротстве. Две небольшие страны, вкладывавшие деньги в его предприятие, теряют
астрономические суммы. В них начинаются гражданские войны. Сигнальщик не знает об
этих войнах. Он знает лишь то, что ему было нужно задержать один поезд.
Полицейский устраивает погоню за самым крупным преступником десятилетия.
Удивительным образом каждый раз, когда он поворачивает на очередную улицу, его ждёт
пробка. В конечном счёте он останавливается в туннеле, окружённый машинами. Все
телефонные линии заняты. Когда он выходит на связь с участком, преступник уже пересёк
границу. Несколько месяцев спустя он продаст оружие террористам, и в одном
европейском городке погибнут сотни людей.
Задача смертных – просто организовывать хаос, который принесёт желаемые плоды
лидерам культа. Но подлинные хозяева секты, представленные вампирами (и
преимущественно Тенями), следят за тем, чтобы этот организованный хаос перерастал в
хаос глобальных масштабов. Пара случайных “утечек”, и вот уже по всему Восточному
побережью США Картианцы свергают Князей. Пара злополучных “совпадений”, и Первая
знать приходит к выводу, что ей пора разорвать союз с Благословенными.
Сеттиты легко вступают в контакт с другими вампирами и нередко даже предлагают
свои услуги, деньги или другие дары… однако будьте осторожны с Сеттитом, который
открыто говорит вам о том, кто он такой. Он что-то задумал.
Единственными, кто может нарушить картину идеального хаоса для Сеттитов, всегда
оставались призраки, духи и демонические создания, известные с римских времён как
стриксы. Сеттиты отлично знают, что произошло с Мёртвыми Юлиями и что делать, если
истребители этого древнего клана появятся в мире вновь. Призраки, духи и Совы тоже
устраивают в мире хаос, но хаос неконтролируемый – невыгодный для вампиров. Поэтому
если у Последователей Сета и есть общий враг, то это любые пришельцы из царства
теней.
 Кайбит
Последователи Сета часто рассказывают друг другу о родословной Мехет, известной
как Кайбит. Они утверждают, что некогда эти смертоносные ассасины считались
лучшими истребителями духов, демонов и в особенности стриксов во всём Египте. С тех
пор Кайбиты забыли свою истинную цель, и многие представители этого древнего рода
даже не знают, что их истоки связаны с Последователями Сета и стриксами.
В большинстве случаев Последователи Сета стараются заманить Кайбитов в свою
секту. По традиции им дают хорошие шансы на прохождение всех уровней инициации,
однако если Кайбит уже не верит в своё древнее предназначение, его делают просто
элитной пешкой в рядах прочих Последователей.
Подробнее о Кайбитах можно прочитать в книгах Bloodlines: the Hidden и Fall of the
Camarilla.

Уровни Посвящения
• Бесплатная Специализация на Оккультизме.
••• Персонаж может развивать Кру́ак по цене 7 очков опыта х новый уровень и изучать
новые ритуалы по цене 2 очков опыта х уровень, даже если он не состоит в Колдовском
круге. В частности, он приобретает доступ к уникальным ритуалам, неизвестным самим
Аколитам.
••••• Служение культу наделяет протагониста Энциклопедическими знаниями,
связанными с привидениями, демонами, духами, чёрной магией и эзотерическими
религиями.
 Мойры
Хранители прошлого и будущего
Это не угроза. Это предсказание.
Одни говорят, что Мойры были загадочной родословной, отколовшейся от клана Дэва –
или, быть может, Мехет. Другие рассказывают, что Мойрами называли старейшин,
сумевших избавиться от Тумана вечности и вспомнить всё, что когда-либо было известно
их древнему разуму. Третьи считают Мойр старым, таинственным ковенантом, который
достиг таких вершин в сокрытии своей деятельности, что большинство Сородичей не
замечали его присутствия долгие тысячи лет.
Но все слухи едины в одном: Мойры давно погибли. Ковенант развалился. Родословная
выродилась. Старейшины пережили Окончательную смерть.
Большая часть этих слухов правдива. Однако в последнем они ошибаются. Мойры
живы. Они активно действуют и по сей день. Если мёртвые и не замечают их присутствия
в своём коллективе, то лишь потому, что основная часть культа представлена смертными.
Для людей возможность вступить в культ Мойр представляет собой гарантию знания
своего будущего. Иногда скрывая от них свою вампирическую природу, а иногда нет,
истинные Мойры (Сородичи) говорят смертным, что их ожидает, чего им следует
опасаться, а к чему – стремиться. Само собой, когда нужно, Мойры скрывают от своих
приспешников информацию, которая могла бы отбить у них охоту к служению.
Но истинная цель культа заключается в другом. Мойры хотят знать больше о мире, в
котором они живут. Они исследуют необычные артефакты, феномены и загадки. Они
собирают вокруг себя Проклятых, обладающих необычными силами или интересующихся
необычными темами. В сущности, при всей своей величественной репутации, Мойры
представляют собой не столько пророческий культ, сколько клуб загадочных, уникальных
вампиров, которым нравится держаться вместе… и иногда предсказывать будущее.
Мойры постоянно записывают интересные случаи, странные прорицания, религиозные
знамения и иные аномалии, имеющие отношение к прошлому или будущему. Опираясь на
эти знания, они постоянно обмениваются информацией с другими Мойрами и
контролируют интересующие их ситуации: например, выборы местного Князя,
перестановки в структуре определённого ковенанта и так далее.
Мойры принимают в свои ряды не только Мехет, но и Дэва, считая, что последние
также не лишены божественной искры и вполне могут предвидеть грядущие события.
Учитывая разношёрстность Мойр, примерам их представителей нет числа. Священник
Ланцеа Санктум молится Лонгину в попытке не просто увидеть будущее, а обрести над
ним власть. Астролог из Ордо Дракул хочет узнать, когда он обретёт трансцендентность.
Загадочный вампир Доу посылает потомка Фрэнсес Блэк на поиски стеклянного
гармониума, чтобы посмотреть, как неонат справится с коллективными воспоминаниями
Теней, заключёнными в артефакте.

Мнемозины и Агонисты
Иногда говорят, что Мойры создали родословную Мнемозинов. Иногда можно
услышать, что это Мнемозины основали культ Мойр. Как бы то ни было, эти два
коллектива всегда были тесно связаны, и везде, где действуют Мнемозины, вскоре
появляются Мойры.
Другой родословной, представляющих огромную ценностью для деятельности культа,
Мойры считают Агонистов. Подробнее эта необычная родословная была описана в книге
Bloodlines: the Chosen.

Уровни Посвящения
• Персонаж вступает в первый из трёх внутренних орденов культа: его нарекают
Ткачом и учат предсказывать будущее по ладоням, полёту птиц, чайным листьям и
другим типичным знамениям. Это наделяет культиста Специализацией Прорицание на
Оккультизме. Кроме того, один раз за историю персонаж может пройти проверку
Сообразительности + Оккультизма (с бонусом за Специализацию), чтобы предсказать
своё будущее. Помимо общего влияния на повествование, персонаж получает +1 дайс к
любой судьбоносной проверке по своему выбору.
••• К этому уровню Посвящения допускают только вампиров. Они вступают во второй
орден, именуемый Пророками. Если протагонист принадлежит к клану Мехет, он может
осваивать тайны Величия за 6 очков опыта х новый уровень. Дэва могут изучать искусство
Ясновидения с той же скидкой.
••••• На этом уровне вампир (и только вампир, ибо смертного не допустят до такого
уровня Посвящения) приобретает звание Судьбы. У него может быть прозвище, но его
истинное имя запрещается произносить любым членам культа. Такой уровень наделяет
протагониста Преимуществом Предвидение, даже если он состоит в клане Дэва. Если он
уже обладает этим Преимуществом, он может использовать его дважды за сцену.
 Ваятельный зал
Глаз за камерой
Я ничто, но хочу стать всем
Первые камеры видеонаблюдения появились несколько десятилетий назад, однако
только в восьмидесятые люди по всему миру впервые заговорили о вмешательстве в
частную жизнь. Камеры висят в магазинах. Они подвешены на углах улиц. Они следят за
автомобилями на дорогах. И иногда люди с ужасом видят, что камеры, размещённые для
отслеживания нарушений или отпугивания преступников, в действительности
запечатлевают немалую часть их жизни. В мире хватает даже политиков, потерявших
карьеру лишь потому, что их в объятьях любовницы запечатлела камера, формально
следящая за безопасностью какого-нибудь небольшого микрорайона.
Мир находится под наблюдением, и тому, кто стоит за камерами – за всеми камерами
на свете – должно быть известно всё. Абсолютно всё. От такого человека нет тайн. Для
него не существует загадок. Он знает, кто совершил самые таинственные преступления.
Он знает имена всех шпионов и террористов. Когда в мире появляется новая тайна, этому
человеку она уже известна.
Смертные участники культа, известные как Наблюдатели, верят, что Ваятельный зал и
есть тайный коллектив истинных владык мира, стоящих за камерами. Они собирают
бесчисленное количество сведений и передают плёнки в архив, полагая, что хозяева
просмотрят этот материал и обретут ещё одну частичку власти – и знаний.
Некоторых Наблюдателей допускают к просмотру тайных архивов Ваятельного зала.
Они получают почётное звание Смотрителей и могут сами ознакомиться с большинством
плёнок, собранных Ваятельным залом. Они видят большую часть того, что когда-либо
происходило в мире. Учитывая, как ограничено мышление смертных, Смотрителям может
показаться, что на этом этапе они уже знают всё.
Но это обман.
Истинные хозяева культа – вампиры, называющие себя Бдящими – вовсе не собирают
информацию обо всём на свете. Им не нужны плёнки, на которых запечатлены измены
политиков, преступления копов, места хранения оружия или тайные базы террористов.
Бдящие просто развлекаются. Ваятельный зал – не более чем один большой пранк,
попытка взглянуть, куда заведёт смертных вера в то, что за ними постоянно наблюдает
тайный коллектив мировых господ.
Бдящие знают, что камеры просто есть. Они не записывают каждый шаг, сделанный
смертными. Нет никакой тайной клики, отсматривающей весь заснятый материал и
планирующей изменения в мировой истории, опираясь на содержание миллиона
видеоплёнок.
 Бдящие постоянно подначивают своих слуг – Наблюдателей и Смотрителей –
забираться в опасные места, вмешиваться в частную жизнь политиков или докучать
местным Проклятым, чтобы посмотреть, к чему это приведёт. Если Наблюдателям удастся
заснять пару любопытных фактов о местных политиках и вампирах, Бдящие даже могут
использовать эти материалы в собственных целях.
Однако чаще всего кассеты, переданные Наблюдателями, Бдящие просто откладывают
на полку. И тысячи, если не миллионы кассет понемногу гниют в архиве, ненужные и
невостребованные. Потому что Ваятельный зал не пытается формировать историю
человечества, опираясь на результаты съёмки. Ваятельный зал просто развлекается. Это
розыгрыш. Это пранк. Всё в мире абсурдно – так почему должен быть тайный смысл у
собрания пары десятков уставших вампиров?

Ваятельный зал и Фрэнсес Блэк

К концу своего исследования Фрэнсес Блэк стала одним из Смотрителей Ваятельного
зала. Поскольку она полна любопытства и ненавидит нераскрытые тайны, вполне
вероятно, что она быстро станет одним из Бдящих. Хотя это и откроет ей доступ к
огромным ресурсам культа, её может ждать горькое разочарование, потому что на данный
момент она искренне верит, что присоединилась к тайной организации, которая правит
всем миром.

Уровни Посвящения
• Персонаж получает бесплатную Специализацию Наблюдение на Расследовании. Этим
уровнем обладают сметные члены культа: Смотрители и Наблюдатели.
••• Этим уровнем допуска обладают только вампиры. Вступив в ряды Бдящих, вампир
получает доступ к Дисциплине Слежки, которую он может осваивать за 6 очков опыта х
новый уровень.
••••• Вампир получает три пункта Контактов, связанных с Правительством, Прессой,
Полицией, Медициной или Индустрией развлечений.

Другие Теневые культы

Точное число Теневых культов не поддаётся исчислению. Одни культы могут
возникнуть на несколько лет, прежде чем кануть в небытие. Другие могут существовать
так долго, что время от времени от них будут откалываться отдельные тайные общества.
Так или иначе, многим Теням известно о существовании трёх достаточно крупных или
влиятельных культов, упоминания о которых вполне могут прозвучать и в жизни вашего
персонажа.
 • Любовное общество – знатоки мистических сексуальных практик, планирующие
изменить духовную жизнь всего мира при помощи своих уникальных способностей.
• Самхара – американская группа военных чиновников, обладающих личным ангаром
с ядерными боеголовками.
• Общество киприотов – глубоко засекреченная католическая секта, работающая над
распространением болезней по всему миру. Хотя формально секта пропагандирует
искупление через страдание, её подлинная цель заключается в формировании
благоприятных условий для существования Морбус.
Примечание: В книге Ancient Bloodlines подробно описан Теневой культ Народная воля,
основанной русскими большевиками.
 Дисциплины Теней
Кровоток
• Хищные пальцы
Вложив очко Витэ, вампир отращивает сотни тонких, почти незаметных иголок на
подушечках пальцев. Всякий раз, когда на эти иголки попадает чужая кровь, вампир
может её впитать. Фактически эта способность позволяет ему “наносить укусы” пальцами,
заключая противника в захват и высасывая из него по очку Витэ за каждое очко
летального урона.
При возможности вампир может “пить” пальцами кровь, скопившуюся на земле или в
ёмкости вроде бокала.

•• Вертел
Вложив очко Витэ, вампир отращивает по одному костяному клинку, которые
прорываются наружу сквозь кожу ладоней. Любые проверки Ловкости, связанные с
управлением автомобилем, стрельбой и многими другими действиями, получают штраф -
2, однако в бою вампир может наносить летальный урон +2.
Клинки остаются на месте до окончания сцены, хотя вампир может избавиться от них
раньше простым усилием воли. Кроме того, если персонаж потратит ещё одно очко Витэ в
том же раунде, когда он отращивает клинки, они смогут впитывать кровь по правилам
Хищных пальцев.

••• Панцирь
Потратив сразу два пункта Витэ, вампир окружает себя прочным кровавым панцирем
2/1. Его Защита и Скорость падают на единицу. Панцирь остаётся на месте до окончания
сцены.

•••• Костяной дротик

Вложив очко Витэ, вампир может просто выбросить руку в сторону противника и
швырнуть в него дротик, созданный из костей и крови. Обычно это предполагает
проверку Ловкости + Атлетики – Защиты противника. Дротик наносит аггравированный
урон +1, а типичное расстояние броска равно Силе + Ловкости + Атлетике протагониста в
ярдах (средняя и большая дистанция повышают эту цифру в два и четыре раза
соответственно).

••••• Кровавый веер

Задействовав сразу три очка Витэ и пройдя проверку Силы + Рукопашного боя +
Кровотока, вампир выпускает во все стороны кровавые шипы, которые разрывают его
одежду в клочья, но поражают всех, кто стоит приблизительно в пяти шагах от него.
Противники получают аггравированный урон в размере успехов, набранных
протагонистом. Выброс шипов настолько молниеносен, что применить от них свою
Защиту не могут даже обладатели Стремительности.
Если вампиру не удалось добиться исключительного успеха, он сам также получает два
пункта аггравированного урона. В обратном случае он использует эту силу без вреда для
себя.

Слежка
• Принцип заражения
Вложив очко Воли и пройдя проверку Скрытности + Сообразительности + Слежки
против Сообразительности + Силы крови жертвы, вампир заставляет свой ноготь
отколоться от пальца и незаметно проникнуть под кожу другого существа. Как правило,
это предполагает рукопожатие, похлопывание по плечу или другой контакт с телом
жертвы.
С этого момента на протяжении определённого времени вампир практически с
абсолютной точностью понимает, где находится его жертва. Один успех позволяет
следить за другим существом одну ночь, два успеха – три ночи, три – целую неделю,
четыре – две недели и пять успехов – весь месяц.
Если вампир находится в пределах ста метров от жертвы, он в точности знает, где она
находится в данный момент. За пределами стометрового радиуса он просто хорошо
понимает, куда и как долго ему придётся идти, чтобы добраться до её местонахождения.

•• Вкус знаний
Протагонист может поглощать знания, записанные в книгах, на дисках или других
материальных носителях, просто касаясь их рукой. Для этого он вкладывает очко Витэ и
проходит проверку Интеллекта + Выносливости + Слежки. В случае успеха он
уничтожает носитель знаний, но моментально добавляет всю имеющуюся на нём
информацию в свою память.

••• Всевидящее око

Персонаж вырезает себе глаз и подвешивает его на проволоке, прячет в видеокамеру
или размещает в любом другом месте. На протяжении нескольких ближайших ночей он
будет видеть всё, что доступно его глазу, как если бы тот превратился в вечноактивную
камеру наблюдения.
 Игрок должен пройти проверку Сообразительности + Выносливости + Слежки. Один
успех позволяет видеть всё, что доступно глазу, одну ночь, два успеха – три ночи, три –
целую неделю, четыре – две недели и пять успехов – весь месяц.
Исключительный успех позволяет провести операцию безболезненно. В обратном
случае персонаж получает очко летального урона. Если кто-нибудь уничтожит глаз до
того, как тот потеряет функциональность, вампир получит ещё пункт урона.

•••• Живая маска

Вампир срезает с жертвы лицо, нанося ей не менее пяти очков аггравированного урона
(как правило, после этого жертва погибает, но даже в лучшем случае она будет
изуродована до конца жизни). В качестве альтернативного варианта вампир может срезать
лицо с относительно свежего трупа.
На протяжении операции он проходит проверку Внушительности + Медицины +
Слежки – Выносливости + Самообладания жертвы. Если вампир не располагает
хорошими инструментами вроде скальпеля и не успел обездвижить жертву, эта проверка
может получить колоссальный штраф.
Каждый бросок отражает пять минут кропотливой работы. Всего вампир должен
набрать от десяти до пятнадцати успехов. 10 успехов позволяют ему носить чужое лицо в
качестве маски на протяжении одной ночи, 11 успехов – две ночи, 12 – три ночи, 13 – пять
ночей и 15 – десять.
На протяжении этого времени вампир выглядит в точности как его жертва, причём у
него появляется отражение, а его лицо можно увидеть на фотографиях и видеоматериалах.
Учтите, что Пустые Мехет получают лишь отражение своей жертвы, однако по-прежнему
не отбрасывают теней и не могут говорить по телефону.

••••• Трансплантация души

Вампир вырезает из жертвы небольшой кусок плоти, содержащий самую сущность её
души. Жертва лишается своей Нравственности (или Человечности, или другой этической
характеристики). Затем вампир может либо временно поглотить эту душу, изменив
уровень своей Человечности, либо физически зашить эту душу под кожу другому
индивиду.
С игровой точки зрения вампир понижает само значение своей Воли на единицу. Если
он заменяет чужой душой свою собственную, этот уровень Воли возвращается к нему к
окончанию ночи вместе с нормальным уровнем Человечности. В обратном случае
задействованное очко Воли теряется целиком.
Извлечение души требует продолжительной проверки Интеллекта + Медицины +
Слежки. Каждый бросок отражает два часа хирургической операции. Всего персонажу
требуется накопить пять успехов. Затем вампир либо зашивает душу в другого индивида,
снова проходя ту же проверку и стараясь накопить ещё пять успехов, либо проходит
проверку Выносливости + Самообладания + Слежки, чтобы поглотить душу
самостоятельно. В последнем случае ему также требуется накопить пять успехов.
При передаче души другому индивиду жертва получает Нравственность или
Человечность хозяина этой души.
Учтите, что сам факт трансплантации души считается преступлением против
Человечности ••• уровня.

Меминиссе
• Создание нитей
Выпив крови другого Сородича, вампир наделяет себя родственными узами в
отношении обладателя крови (обычно +2 или сразу +3 в случае с вампирами,
принадлежащими к клану Мехет).

•• Коллективная память
Вампир обращается к коллективным воспоминаниям Проклятых, связанных с ним
родственными узами, и смертных, кровью которых он питался в хоть сколько-нибудь
недавнем прошлом. Для этого он проходит проверку Сообразительности + Оккультизма +
Меминиссе. За каждого вампира или смертного, подходящего под вышеописанные
критерии и находящегося в пределах ста метров от протагониста, игрок получает +1 дайс
при ближайшей ментальной проверке.

••• Рассечение нитей

Пройдя проверку Внушительности + Оккультизма + Меминиссе против Решительности
+ Силы крови жертвы, вампир вкладывает пункт Воли и рассекает мистическую нить,
связывающую его с родственниками по крови (например, сиром или потомками).
Искусственные связи, созданные благодаря первому уровню Меминиссе, разрываются
целиком. Врождённая связь приглушается только до окончания сцены.

•••• Обмен воспоминаниями

Вампир может вложить очко Воли, чтобы обменяться воспоминаниями с вампирами,
связанными с ним родственными узами, или со смертными, крови которых он пробовал.
Это не требует никаких бросков, однако вампир может позаимствовать только одно
воспоминание жертвы и должен отдать собственное воспоминание равной длины.
По окончании сцены воспоминания возвращаются на свои места. С этого момента и
вампир, и его жертва получают доступ ко всем воспоминаниям: и своим, и полученным
благодаря этой силе. По решению Рассказчика смертные вполне могут пройти проверку
Решительности + Самообладания, чтобы избежать получения тематических отклонений.

••••• Похищение разума

Вампир может не просто обмениваться воспоминаниями, но и полностью уничтожать
память жертвы – по крайней мере, на какое-то время. Для этого персонаж тратит пункт
Воли и проходит проверку Запугивания + Внушительности + Меминиссе против
Решительности + Силы крови жертвы.
Каждый бросок занимает раунд. Как только вампир набирает десять успехов, он
уничтожает все воспоминания жертвы до окончания сцены. Такая жертва не помнит даже,
как её зовут, и легко поддаётся манипуляциям со стороны любых заинтересованных
персонажей (не обязательно самого протагониста).
Если вампир решает сделать ещё несколько бросков, 11 успехов продлевают действие
Дисциплины до конца ночи, 12 – до наступления следующей ночи, 13 – до двух ночей, 14
– до четырёх, а 15 – до целой недели.

Новые ритуалы Кру́ака

Ритуалы, описанные в этом разделе, считаются привилегией Последователей Сета. В
теории Сеттиты могут осваивать и другие ритуалы Круака, в то время как обычные
Аколиты – получать доступ к описанным здесь обрядам, однако чаще всего Сеттиты
ограничиваются только этим списком ритуалов, а Аколиты – своим.

• Обитель духов
Вампир заставляет небольшую область вроде одного зала, нескольких комнат или
полянки в ночном лесу приобрести облик классической обители призраков. По стенам
расползается плесень и мох, в лесу появляется необъяснимый туман, а свечи мерцают и
гаснут.
До окончания сцены любые социальные проверки, кроме Запугивания, получают
штраф -1. Запугивание получает аналогичный бонус.

•• Пасть Амемет
Вампир проходит проверку Манипулирования + Оккультизма + Круака против
Сообразительности + Самообладания + Силы крови жертвы. В случае успеха он
гарантирует, что до окончания сцены жертва не сможет от него сбежать. Если она куда-
нибудь побежит, дорога приведёт её в руки протагониста. Если она будет стоять на месте,
он сам её отыщет. Она просто не в состоянии ускользнуть от него.
 ••• Длань Сета
Хотя в современной интерпретации древнеегипетских мифов Сета изображают как
бога-злодея, одной из его подлинных задач в исходных преданиях служило изгнание
духов из людей, которые стали сосудами для злых сущностей.
Благодаря этому ритуалу вампир может изгнать духа или другую эфемерную сущность
из тела жертвы. За каждый успех, полученный при проведении ритуала (что требует
стандартной проверки Манипулирования + Оккультизма + Кру́ака), дух утрачивает
возможность вернуться в тело этой жертвы в течение ещё одной ночи.

•••• Кольца Апепа

Вампир обрушивает на всю окружающую область ужасные погодные условия, будь это
ледяной дождь, ураган, снег, град или даже слабое наводнение.

•••• Клинок Ту’ата

Вампир наделяет оружие (чаще всего бронзовый копеш) способностью наносить
аггравированный урон любых духам и призракам, даже если они находятся в эфемерном
состоянии. К рассвету оружие рассыпается в прах.

••••• Церемония солнца

Вампир убивает человека и поедает его сердце. Когда он засыпает, с рассветом его
душа выходит из тела. В течение всего дня вампир может путешествовать по миру так,
как если бы был живым человеком. В действительности он практически нематериален, и
ничто не может нанести ему вред, однако он и сам не в состоянии влиять на физический
мир, равно как и прибегать к своим Дисциплинам.
В таком состоянии вампир не отбрасывает тени и не отражается в зеркалах, даже если
не принадлежит к числу Пустых Мехет.

Практики
Крюк мясника (Ясновидение •••)
Требование: Принадлежность к клану Мехет
Эта Практика необычна в том отношении, что не сочетает в себе эффекты различных
Дисциплин, вместо этого предоставляя Тени новый способ использования Ясновидения.
Если вампир держит в руках фотографию, плёнку или другой материальный носитель,
запечатлевший размытый облик другого Сородича, персонаж может вложить два пункта
Витэ и активировать одновременно второй и третий уровни Ясновидения.
В случае успеха он видит, чей облик скрыт под размытым эффектом.
 Освоить такую Практику можно за 6 очков опыта.

Разорванные струны
(Ясновидение •••, Затемнение ••)
Требование: Посвящение в Теневой культ Мойр •
Обратиться к подобной Практике можно только в момент пробуждения. Вложив очко
Воли и пройдя проверку Внушительности + Ясновидения + Оккультизма, вампир налагает
штраф, равный полученным успехам, на любые попытки узнать его прошлое, настоящее
или будущее при помощи мистических сил.
Для освоения Практики требуется вложение 15 очков опыта.

Зашифрованное Витэ
(Ясновидение •••, Затемнение •• или Ясновидение •••, Меминиссе •)
Требование: Статус в Ордо Дракул • или принадлежность к династии Мнемозинов
Вампир выливает немного своего Витэ в бокал, после чего проходит продолжительную
проверку Оккультизма + Интеллекта + Ясновидения, делая по одному броску в час. Затем
он выпивает кровь и кормит ей гуля.
Если в течение нескольких ночей после этого другой вампир попробует крови этого
гуля, он сможет пройти проверку Сообразительности + Самообладания + Силы крови. В
случае успеха он узнает информацию, которую зашифровал в своей крови протагонист.
Для того чтобы передать через кровь информацию, соответствующую по объёму одной
главе книги, вампир должен пожертвовать одним очком Витэ.
Гуль сохраняет зашифрованную кровь в своём организме на протяжении нескольких
ночей (в редких случаях дольше). Если продолжительная проверка Оккультизма +
Интеллекта + Ясновидения принесла вампиру 5 успехов, организм гуля хранит сведения
одну ночь. 6 успехов продлевают этот период до недели, 7 успехов – до двух недель, 8
успехов – до месяца, 9 – до трёх месяцев и 10 – до одного года.
Для того, чтобы изучить эту Практику, игрок должен потратить 15 очков опыта (или
всего 12, если он сочетает эффекты Ясновидения с Меминиссе, а не Затемнением).

Мантея
(Ясновидение •••, Затемнение •, Стремительность •)
Требование: Посвящение в Теневой культ Мойр •••
Вложив очко Воли, игрок проходит продолжительную проверку Сообразительности +
Оккультизма + Ясновидения. Если жертва сопротивляется, она отвечает на каждый бросок
проверкой Самообладания + Силы крови.
 Вампир проходит проверку по одному разу в минуту. Как только ему удаётся накопить
определённую сумму успехов, он говорит, что должно случиться с жертвой в дальнейшем.
На протяжении определённого срока любые действия, помогающие пророчеству
протагониста сбыться, получают бонус +1. Действия, мешающие исполнению
пророчества, получают аналогичный штраф.
Длительность, на протяжении которой сама судьба помогает вампиру и другим людям
реализовать пророчество, зависит от суммы успехов, накопленных протагонистом. 10
успехов продлевают пророчество до одной ночи, 11 до двух ночей, 12 до трёх, 13 до семи,
14 до двенадцати, а 15 и больше – до двадцати трёх ночей.
Освоить такую Практику вампир может за 15 очков опыта.

Допотопный синдром
(Ясновидение •••••, Величие •••••, Затемнение •••)
Требование: Посвящение в Теневой культ Мойр •••
Когда персонаж впадает в торпор, он не страдает от Тумана вечности, но утрачивает
эту Практику (хотя может изучить её заново). С другой стороны, при расчёте
длительности торпора считайте, что Человечность вампира на -1 уровень уступает
настоящему показателю.
Стоимость Практики не указана.

Извлечение погребённых тайн

(Ясновидение •••, Меминиссе ••••)
Требование: Принадлежность к династии Мнемозинов
Положив руку на лоб жертве, вампир проходит проверку Сообразительности +
Оккультизма + Меминиссе. В случае успеха он восстанавливает все утраченные
воспоминания жертвы (например, стёртые под эффектами Доминирования и аналогичных
способностей). К сожалению, жертва восстанавливает воспоминания разом, и они
заполняют её сознание неудержимым потоком. Если она не пройдёт проверку
Решительности + Самообладания, она приобретёт умеренное отклонение или усугубит
уже имеющееся до тяжёлого уровня.
Освоить такую Практику можно за 21 очко опыта.

Ритуал насыщения
(Ясновидение •••, Затемнение •)
Этот ритуал позволяет Сородичу связаться с потерянным отражением Мехет (не
обязательно собственным). Технически ритуал известен только Сеттитам, однако они
вполне могут обучать ему и других вампиров, в том числе не принадлежащих к клану
Теней.
Для проведения ритуала вампир выливает несколько капель своего Витэ (не менее
одного пункта) в любую ёмкость и ставит её рядом с зеркалом или другой поверхностью,
на которой теоретически может появиться чьё-либо отражение.
Затем он проходит проверку Внушительности + Оккультизма + Ясновидения –
Сопротивления отражённой тени Мехет. В случае успеха он заставляет отражение
появиться перед ним в материальном мире. Отражение восстанавливает по очку Эссенции
за каждый пункт Витэ, пожертвованный вампиром. Если напасть на отражение, пока оно
кормится, оно просто исчезнет.
Отражение не обязано проявлять дружелюбие к протагонисту, однако взамен на
кормление оно вполне может выслушать его просьбу или рассказать ему то, чего он не
знает.
Узнать этот ритуал можно за 12 очков опыта.

Духовное зрение
(Ясновидение •, Кру́ак •)
Эта Практика напоминает обострённые чувства, которыми наделяет вампиров первый
уровень Ясновидения. Тем не менее, она открывает глазам вампира мир духов и
призраков, который порой может отвлекать, пугать или ошеломлять персонажа.
Рассказчик вправе потребовать от игрока проверки на Решительность, при провале
которой вампир слишком сильно сосредотачивается на мире Сумрака, не замечая, что
происходит вокруг него в мире физическом.
Освоить Практику можно за 5 очков опыта.

Отложенное сообщение
(Ясновидение ••••, Величие •, Стремительность •)
Требования: Посвящение в Теневой культ Мойр •••
Вампир передаёт телепатическое сообщение другому человеку (обычно участнику
своего культа), однако просит саму судьбу отложить это сообщение до определённого
момента: например, до своего погружения в торпор, до ближайшей проверки
Нравственности или до другого события, выгодного протагонисту. Лишь в этот момент
жертва получит телепатическое сообщение персонажа.
Для освоения Практики персонажу нужно задействовать сразу 15 очков опыта.
 Анатомия Тени
Существуют несколько уникальных факторов, касающихся ночной жизни Мехет и
практически неизвестных вампирам, принадлежащим к другим кланам Проклятых.

Посмертное Обращение
Прежде всего, Мехет считают, что человек, успевший умереть за несколько ночей до
своего Обращения, лучше понимает феномен смерти и потому больше приспособлен к
сопротивлению тяготам Реквиема.
Мехет, практикующие посмертное Обращение, знают, что они могут вдохнуть жизнь в
человека, умершего всего несколько ночей назад. С игровой точки зрения такое
Обращение возможно только в том случае, если с момента смерти потенциального
неоната прошло количество ночей, не превышающее Силу крови Сородича.
Кроме того, Обратить таким образом можно лишь человека, который уже сталкивался с
миром Проклятых в том или ином смысле слова. Он мог пить кровь вампиров, быть гулем
или жертвой кормления, попадать под эффекты могущественных Дисциплин и так далее.
Обратить совершенно нормального смертного, не имеющего ничего общего с миром
Сородичей, невозможно.
Например, Фрэнсес Блэк была жертвой Доу ещё до того, как упала в Темзу с моста, а её
сердце остановилось от переполнения лёгких холодной водой. Как и говорил Винсент
Мун, Доу намеренно удалял электронные сообщения от её друзей, отключал её телефон и
годами готовил её к жизни в мире Сородичей.
Более того, хотя Фрэнсес этого и не знает, она провела в водах Темзы практически семь
ночей. Это предполагает, что Доу – кем бы ни был этот таинственный Проклятый –
обладает, по меньшей мере, седьмым уровнем Силы крови.

Пустые
Когда-то все Тени, населявшие земли Египта, были холодными и отрешёнными
монстрами, пробудившимися к жизни лишь потому, что они утратили свою Ка – одну из
самых живых и нравственных частей своей души. И если сегодня Мехет разделяют себя
на обычных вампиров и так называемых Пустых Мехет, то когда-то все представители их
клана не отражались в зеркальных поверхностях, не отбрасывали теней и не слышали
своего эхо, даже когда испускали отчаянный крик в горах.
Сегодня о существовании Пустых Мехет доподлинно известно только самим Мехет.
Никто не знает, как и почему появляются эти чудовища. Один сир может даровать новую
жизнь сразу двум покойникам, но один из них пробудится совершенно обычным
вампиром, в то время как другой обнаружит, что у него нет отражения и теней, а по его
стопам всюду следует его собственный призрак.
 Единственное, что может объяснить возникновение Пустого Мехет – это история его
погребения. Большинство Мехет небезосновательно полагают, что Пустыми становятся
жертвы неправильного погребения, пробуждённые в осквернённых могилах, брошенные
на растерзание хищникам или проклятые в момент смерти своими убийцами.
Никому не известны Пустые Мехет, которые умерли бы в тишине и спокойствии,
окружённые любящими потомками. Каждый из них в глубине души понимает, что его
смерть приняла чудовищный, жуткий, дурной характер, в чём бы ни проявлялось
проклятие их кончины.
Отсутствие эхо и отражения не всегда становится недостатком: многие из Пустых
Мехет обнаруживают, что они легко обходят системы видеонаблюдения, а их голоса
удивительным образом игнорируются даже самыми передовыми записывающими
устройствами, что может оказаться чрезвычайно полезным во время допроса. Более того,
Пустой Мехет может вложить очко Воли, чтобы не оставлять следов даже на самой
мягкой земле и в снегу до окончания сцены.
С другой стороны, даже если люди редко замечают отсутствие тени (обычно для этого
нужно осознанно смотреть собеседнику под ноги, и даже в этом случае большинство
смертных списывают всё на оптическую иллюзию или послерабочий стресс), каждый
Пустой Мехет с первой же ночи становится живым нарушением Маскарада. Если бы о
них знали другие вампиры, возможно, они постоянно становились бы жертвами кровавой
охоты… что объясняет, почему большинство Мехет предпочитают молчать об
особенностях своего Обращения.

Отражение
Отражение Мехет – которое египтяне и многие современные члены клана называют Ка
– живёт своей жизнью, в бессилии наблюдая за тем, в какое чудовище превращается его
первоначальный владелец. С точки зрения Ка, ни оно само, ни сам Мехет не могут
претендовать на звание того человека, которым они были в жизни. Тот человек умер.
Мехет и Ка – просто две оболочки, призрачная и телесная, которые остались на земле
после того, как истинная сущность покойного отправилась на небеса.
Отражение напоминает призрака в том отношении, что оно обитает в Сумраке и
показывается только на зеркальных поверхностях, если только не обратится к Нумену
Материализации для кратковременного визита в мир плоти и крови.
Отражение можно изгнать или ранить при помощи сверхъестественных сил и обрядов
наподобие экзорцизма, но лишь на короткое время. К следующему закату отражение
снова появится на ближайшей зеркальной поверхности. Оно будет жить до тех пор, пока
Мехет не станет жертвой Окончательной смерти. По этой причине некоторые Отражения,
привязавшиеся к своему призрачному существованию, даже стараются защитить своего
физического двойника от прямого вреда в надежде увидеть ещё один, два или тысячу
новых рассветов.
Отражение узнаёт всё, что известно вампиру, с отставанием в одну ночь. С
наступлением рассвета ему становится известно обо всём, что его двойник делал
прошедшей ночью. Учтите, что сам Мехет не знает ничего, что известно его отражению.
Отражение постоянно держится в пределах трёх миль от вампира – то есть на
расстоянии приблизительно пяти километров. При желании оно может подойти ближе.
Более того, вложения одного пункта Эссенции достаточно, чтобы оно появилось в
пределах десяти метров от Проклятого. В дополнение ко всему, оно в точности знает, где
находится его двойник, даже если держится на границе доступной области.
Характеристики отражения тесно связаны со способностями вампира. Оно обладает
Могуществом, равным Силе, Внушительности или Интеллекту Сородича (в зависимости
от того, что выше), Грацией, равной Ловкости, Сообразительности или Манипулированию
(опять же, что выше) и Сопротивлением, равным Выносливости, Решительности или
Самообладанию (и снова – смотря что выше).
Его Скорость представлена суммой Грации + Могущества +5, Инициатива –
Могущества + Сопротивления, а Защита – Сопротивлением или Грацией (в зависимости
от того, что выше). Если характеристики Проклятого меняются, способности отражения
приобретают соответствующее значение.
Нравственность призрака в момент Обращения равна Человечности двойника. С этого
момента она может меняться, но никогда не может превышать Человечность Мехет.
Отражение обладает запасом Эссенции, максимальное значение которого равно
максимальному запасу Витэ протагониста. Тем не менее, призрак может вкладывать
любое количество пунктов Эссенции в пределах раунда.
Для восстановления Эссенции призрак вынужден поедать падаль и пить тухлую воду.
Если ему удаётся найти источник питания в пределах пяти километров от протагониста,
он восстанавливает запас Эссенции целиком. Если ему удаётся лишь бегло перекусить,
прежде чем двинуться дальше, он восстанавливает всего один пункт Эссенции.
Как только запас Эссенции призрака падает до трёх пунктов, он рискует впасть в
безумие по тем же правилам, что и любой Сородич. В попытке сдержать приступ ярости
он проходит проверки Сопротивления.
Отражению известен один Нумен + ещё по одному за каждые шесть очков Дисциплин,
приобретённых Сородичем. Учтите, что для материализации в физическом мире и для
общения с окружающими отражению нужны соответствующие Нумина.
В бою отражение пользуется сочетанием Грации + Могущества – Защиты цели, однако
его руки наносят только тупой урон. Впрочем, иногда призраку удаётся найти особые
инструменты или оружие, которое не только наносит летальный урон, но и предоставляет
бонус к проверкам атаки.
 Корпус отражения равен Сопротивлению + Размеру (обычно 5).
Наконец, отражение обладает Пороком и Добродетелью самого персонажа, однако его
истинная цель заключается в простом выживании. Оно хочет жить – и хотя оно редко
относится к своему двойнику с теплотой, оно вполне может заключать с ним сделки в
попытке гарантировать своё выживание через выживание Проклятого.

Опустошение
Самый пугающий и малоизвестный факт, касающийся ночной жизни Мехет,
заключается в том, что любой из них может стать Пустым даже спустя столетие или
тысячелетие после Обращения. Если вампир попробует крови Пустого (что, безусловно,
может подвергнуть его нежелательному эффекту Винкулума), а затем осознанно начнёт
отторгать свою душу, у него останется лишь один последний шанс передумать и
повернуть назад.
Если он намеренно продолжает выталкивать из себя душу, его отражение
отсоединяется и превращается в живую Ка, описанную в предыдущем разделе. Уровень
Воли протагониста падает на единицу, и он навсегда переходит в ряды Пустых.
 Уникальные отклонения
Магическое мышление (умеренное): Мехет во всём видит скрытый смысл,
доступный лишь разуму немногих избранных. В каждой сцене он хотя бы раз должен
пройти проверку Решительности + Самообладания, чтобы не начать вслушиваться в ритм
музыки, доносящейся из ночного клуба для байкеров, всматриваться в ночное небо, чтобы
увидеть узор судьбы, отражённый в созвездиях, или изучать порядок, в котором
расставлены книги в библиотеке.
Одержимость пророчествами (тяжёлое): Каждую ночь вампир хотя бы раз пытается
проникнуть в замысел самой судьбы, или Бога, или Праматери всех чудовищ. Он
вскрывает трупы животных и изучает их внутренности. Он гадает на чайных листьях или
кофейной гуще. Он погружается в медитацию, игнорируя просьбы котерии заняться более
насущными вопросами.
Никаких проверок при этом не требуется, но Рассказчик обязан открыть вампиру хотя
бы один “секрет”, связанный с его будущим или будущим всего мира. Если такой “секрет”
кажется игроку подозрительным, он может пройти проверку Решительности +
Самообладания со штрафом -2 в попытке проигнорировать тягу к исполнению
пророчества. В случае провала он вынужден последовать за предполагаемым видением,
даже если игрок считает пророчество ложным.

Недостаток:
Отсутствие клыков
У вампира не просто нет клыков: он вообще неспособен ввергнуть смертного в экстаз
Поцелуя, и на месте его укуса остаётся несколько безобразных рваных отверстий. Как
если бы этого было мало, он также не может зализывать раны и останавливать
кровотечение. Вполне возможно, что ваш персонаж вынужден убивать своих жертв,
выпивая их кровь после удара ножом, вилкой или другими острыми предметами.

Новые Преимущества
Кукольное лицо (•)
Эффект: С каждым закатом персонаж просыпается с хорошо уложенными волосами,
изящной кожей и, может быть, даже аккуратно нанесённым макияжем. Как сильно бы ни
пострадало его лицо в ту или иную ночь, на следующий вечер он снова будет казаться
ангелом.

Предвидение (•••)
Эффект: При погружении в дневной сон вампир (обычно Мехет) начинает видеть
места, людей и предметы, с которыми он ещё ни разу не сталкивался в своей жизни.
Удивительным образом, рано или поздно жизнь сводит его с этими людьми и местами,
позволяя ему вспомнить, что он узнал о них в своём сне.
Когда персонаж в первый раз встречает нового человека или вампира, посещает новое
место или сталкивается с каким-нибудь важным объектом, он может пройти проверку на
Силу крови. В случае успеха игрок вправе задать Рассказчику ровно один вопрос (не
больше). Вопрос должен быть сформулирован так, чтобы Рассказчик мог ответить на него
“может быть”, “да” или “нет”.
Персонаж может пройти проверку Силы крови только один раз за сцену, даже если он
встречает несколько человек или посещает больше одного места.

Засекреченность (от • до •••••)

Требование: Убежище не выше •••
Эффект: При попытке найти вход в убежище персонажа противники получают штраф,
равный этому Преимуществу. Если они не знают о существовании самого убежища и
просто преследовали персонажа до тех пор, пока он не исчез на ровном месте, им нужно
пройти проверку Сообразительности + Самообладания, чтобы они вообще заметили
существование убежища. После этого им придётся искать вход, ведущий в убежище, с
вышеописанным штрафом.
Как обычно, это Преимущество можно приобретать вскладчину всей котерией.

Гипноз (•••)
Требования: Медицина • или Оккультизм •
Эффект: Персонаж может вводить окружающих в гипнотический транс. Это
распространяется как на смертных, так и на гулей, вампиров и многих других обитателей
Мира Тьмы.
Вводить собеседников в гипноз вампир может либо при помощи Оккультизма, либо с
помощью Медицины: выберите один из этих двух Навыков в момент приобретения
самого Преимущества. С этого момента вампир будет пользоваться только одним из двух
методов гипноза.
Для успешной гипнотизации жертвы вампир проходит продолжительную проверку
Манипулирования + Оккультизма или Медицины + экипировки – Решительности + Силы
крови жертвы. Если пациент не сопротивляется, потребность в штрафе отпадает. Попытка
загипнотизировать абсолютно незнакомого человека проходит со штрафом -2. Один
бросок занимает минуту внутриигрового времени.
Всего персонажу требуется накопить сумму успехов, вдвое превышающую значение
Воли жертвы. После этого вампир должен продолжить сеанс гипноза, однако ему больше
не нужно делать никаких бросков. Жертва оказывается в его власти, и, помимо сюжетного
воздействия, это Преимущество добавляет Манипулирование персонажа к любым
попыткам повлиять на поведение пациента. Если определённый бросок уже основан на
Манипулировании, просто удвойте его значение.

Таинственность (от • до •••)

Требование: отсутствие Известности
Эффект: До тех пор, пока персонаж сам не пытается поддерживать публичную
деятельность, его образ начинает таинственным образом выскальзывать из воспоминаний
всех, кто о нём знает. Многие начинают задаваться вопросом, как его зовут, какого он
пола и как звучит его голос. Некоторые люди могут буквально забыть, что вообще знали
его.
Любые попытки узнать что-либо о персонаже – в том числе и магические – получают
штраф в размере этого Преимущества. Учтите, что некоторые персонажи могут настолько
привыкнуть к эффекту этого Преимущества, что начнут сами забывать о себе
определённые сведения. Например, Доу, описанный в этой книге, сам не до конца уверен
в том, мужчина он или женщина.

Посвящение (•, ••• или •••••)

Эффект: Вступив в Теневой культ, персонаж получает определённое преимущество
(или даже Преимущество), связанное с его деятельностью. Смертные и вампиры могут
получать несколько различные бонусы на одном и том же уровне Посвящения, причём
даже самый высокопоставленный смертный представитель культа всё равно будет знать
об истинных целях организации меньше вампиров.
• Персонаж получает небольшой бонус вроде дополнительной Специализации, другого
Преимущества • уровня или какое-нибудь “сюжетное” повышение.
••• Культисту открываются тайны, которым он ранее не владел. Вампир может
получить доступ к уникальной Дисциплине, смертный – приобрести скидку на
приобретение определённых Навыков, гуль – возможность приобретать два тематических
Преимущества по одному очку опыта за уровень вместо двух и так далее. В конечном
счёте, вы можете просто приписать всем культистам этого уровня бонус +1 к совершению
определённых действий (нередко связанных с тем или иным Навыком).
••••• Игрок добавляет к вышеописанным бонусам Преимущество ••• уровня (или даже
•••• с определёнными ограничениями). Теоретически он может получить некий аналог
“сюжетного преимущества” равной значимости.
Если персонаж перестаёт выполнять свой долг перед культом, уровень Посвящения
начинает падать, пока не пропадает целиком – и пока, вероятно, на персонажа не
объявляют охоту.